Во Франции уже становилось холодно. Море никого больше не привлекало, почти забытое, всеми оставленное до следующего купального сезона. Оно обиженно, злобно ворчало на этот паршивый прибрежный городок, словно заснувший, безразличный и тихий. И вдруг на берегу появился он... Ближе к ночи. Высокий тонкий напряженный блондин, собирающийся купаться. Море возликовало. Но... Все оказалось не так просто. И совершенно непонятно. Пловца арестовали как бродягу. Иностранец, он довольно сносно изъяснялся по-французски, но объяснить, что делает на берегу холодного моря почти в полночь, отказался. И был отправлен в полицию. Где все-таки выяснилось, что худощавый юноша приехал сюда из Парижа с одной-единственной целью: утопиться. Грязная Сена для этого никак не подходила: блондин родился романтиком и с детства грезил морем. И если уж умирать, то лишь в его благородных и ласковых, несмотря на прохладу, волнах...
Звали блондина Николай Гумилев.
Три раза он пытался свести счеты с жизнью. Стрелялся, травился в Булонском лесу в 1906 году... Тогда его нашли через сутки на одной из тропинок - он был без сознания - и чудом спасли. А теперь Николай попытался утопиться...
Позже над неудавшимся самоубийцей подтрунивали, но, по словам одной из его современниц, "он умел хранить торжественный вид, когда над ним смеялись".
Что он пытался доказать, юный поэт, безнадежно влюбленный? Что не может жить без своей любви? Ход банальный, но, увы, такой распространенный. Или юноша оказался не в силах выдержать этот убийственный холод во взгляде темнокосой тонюсенькой девочки? Ведь с детства отличался неустойчивой нервной системой и страдал тяжелыми головными болями. Или пытался вызвать жалость в ее неотзывчивом сердце? Бог весть...
Но эта история тянулась лет семь-восемь.
Впервые Коля Гумилев увидел Аню Горенко в декабре 1903 года на катке. Сестра его друга Андрея...
Долговязый, нескладный, высоколобый эстет, как называли его современники, Гумилев делал Ане, будущей Ахматовой, предложение шесть или семь раз, и всегда - отказ. Неприступная донна Анна... Правда, иногда она неопределенно пожимала плечами, и это дарило крылатую надежду.
И все-таки свадьба состоялась. В апреле 1910 года. Только жить они под одной крышей не сумели: два великих поэта, две своенравные и самобытные личности... Семейный мир им сразу показался тесным. Или не было настоящей любви?..
Оба преклонялись перед Иннокентием Анненским. Ахматова считала его своим наставником в поэзии, Гумилев окончил Царскосельскую гимназию, где директорствовал Иннокентий Федорович. В первый же год он обратил внимание на литературные способности Коли. А Гумилев позже писал:
Я помню дни: я, робкий, торопливый,
Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
Слегка седеющий поэт.
Десяток фраз, пленительных и странных,
Как бы случайно уроня,
Он вбрасывал в пространства безымянных
Мечтаний - слабого меня.
О, в сумрак отступающие вещи,
И еле слышные духи,
И этот голос, нежный и зловещий,
Уже читающий стихи!
("Памяти Анненского", 1911)
После гимназии был Париж, Сорбонна, лекции по французской литературе... Выпуск журнала "Сириус", где дебютировала Анна Ахматова. У Гумилева уже вышла первая книга "Путь конквистадоров", замеченная основателем русского символизма Валерием Брюсовым.
Мечтатель, Николай грезил путешествиями, особенно Африкой. Писал о своем желании отцу, бывшему судовому врачу, и получил резкий ответ, что ни денег, ни благословения на такое путешествие не получит до окончания университета. Однако Гумилев был упрям и в 1907 году отправился-таки в страну мечты Абиссинию (Эфиопию) - скопил деньги, откладывая из ежемесячного пособия от родителей. По возвращении в Париж издал вторую книгу "Романтические цветы", посвященную, конечно, Ане Горенко, будущей жене и Анне Ахматовой. От природы робкий, застенчивый, болезненный, Гумилев приказал себе стать охотником на львов, уланом, "заговорщиком". Приказал - и выполнил свой приказ: сделал себя сам.
"Я конквистадор в панцире железном", - писал он о себе. И дальше:
И если нет полдневных слов звездам,
Тогда я сам мечту свою создам
И песней битв любовно зачарую.
Я пропастям и бурям вечный брат,
Но я вплету в воинственный наряд
Звезду долин, лилею голубую.
("Я конквистадор в панцире железном...", 1905).
Извечно обманчивый лирический герой многих поэтов... Себя так часто хочется представить иным, увидеть другим, нежели ты есть на самом деле...
После возвращения в Царское Село Гумилев был зачислен в Петербургский университет (юридический и историко-филологический факультеты), но курса не окончил. Познакомился с Волошиным, Кузминым, печатался в журналах. Стал одним из основных сотрудников журнала "Аполлон".
И снова - путешествие по обожаемой Африке, возвращение домой, к сборник "Жемчуга"... Третий раз он ездил в Африку уже после венчания с Анной.
По-настоящему верующий человек, религиозный, как его мать, Гумилев, согласно христианской вере, относился к жизни как к священному Божиему дару. И среди скептических интеллигентов, и среди большевиков всегда при виде каждой церкви осенял себя крестным знамением. Присягнувший царю, поэт и при Советской власти остался монархистом и не скрывал этого ни от простодушных пролеткультовцев, которым читал лекции, ни от чекистских следователей, которые его допрашивали.
Одним из программных стихотворений Гумилева можно считать вот это.
Он идет путем жемчужным
По садам береговым,
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.
"Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.
Лучше ль рыбы или овцы
Человеческой души?
Вы, небесные торговцы,
Не считайте барыши!
Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, -
Светлый рай, что розовее
Самой розовой звезды.
Солнце близится к притину,
Слышно веянье конца,
Но отрадно будет Сыну
В Доме Нежного Отца".
Не томит, не мучит выбор,
Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь
За искателем небес.
("Христос", 1910).
А литературная жизнь вмешивалась в существование Гумилева все сильнее. И вместе с Городецким он создает "Цех поэтов", отойдя от символизма и предложив программу нового литературного направления - акмеизма.
В переводе с греческого это - высшая степень, вершина, цветение, цветущая пора. Некоторые усматривали в названии сходство с псевдонимом Ахматовой, по-латыни звучащем как "аkmatus", некоторые указывали на его связь с греческим "acme" - "острие".
Но почему же не символизм, столь модное в начале прошлого века литературное течение во главе с Брюсовым? Во-первых, метод себя изжил, во-вторых, молодые на то и молодые, чтобы творить эпоху, в том числе и литературную. Да и стало понемногу раздражать пристрастие символистов к "сверхреальному", многозначность их образов, усложненные метафоры... Эта мимолетность, сиюминутность бытия, тайна в ореоле мистики... Лучше - реалистический взгляд на вещи. И акмеисты провозгласили свои литературные принципы: освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности; отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, конкретности, звучности, красочности; стремление придать слову определенное, точное значение; предметность и четкость образов, отточенность деталей; обращение к человеку, к "подлинности" его чувств; поэтизация мира первозданных эмоций; перекличка с минувшими литературными эпохами...
Кроме того, акмеисты оставались аполитичными и безразличными к злободневным проблемам современности. И сразу выступили единой группой в отличие от других литературных течений.
А все, между прочим, началось с обычного литературного скандала. Или даже бунта, грянувшего осенью 1911 года в поэтическом салоне мэтра символизма Вячеслава Иванова, знаменитой "Башне". Надежда Мандельштам так описывала это событие: ""Блудный сын" Гумилева был прочитан в "Академии стиха", где княжил Вячеслав Иванов, окруженный почтительными учениками. Он подверг "Блудного сына" настоящему разгрому. Выступление было настолько грубое и резкое, что друзья Гумилева покинули "Академию" и организовали "Цех поэтов" - в противовес ей".
В разное время в работе "Цеха поэтов" участвовали Георгий Иванов, Николай Клюев, Михаил Кузмин, Елизавета Кузьмина-Караваева, Осип Мандельштам, Михаил Лозинский, Велемир Хлебников... "Цех" стал школой поэтического мастерства, профессиональным объединением.
В других европейских литературах аналогов акмеизму нет, чего нельзя сказать о символизме и футуризме. Тем удивительнее заявление Блока, литературного оппонента Гумилева, что акмеизм - всего лишь "привозная заграничная штучка". Ведь акмеизм очень много дал русской литературе. Хотя как литературное направление просуществовал недолго - около двух лет. Действительность оказалась сильнее его идеологии.
Правда, делались попытки возобновить деятельность объединения. Второй "Цех поэтов" летом 1916 года возглавил Г. Иванов вместе с Г. Адамовичем. Он "прожил" недолго. В 1920 году появился третий "Цех поэтов" - последняя попытка Гумилева "реанимировать" акмеизм. К Николаю Степановичу тогда примкнули Николай Чуковский, Ирина Одоевцева, Нина Берберова, Всеволод Рождественский, Николай Олейников... Третий "Цех поэтов" просуществовал в Петрограде около трех лет, до трагической гибели Гумилева.
Но раньше была война... Навсегда освобожденный по болезни от воинской службы, Николай Степанович в первые же дни Первой мировой ушел добровольцем на фронт. К началу 1915 уже награжден двумя Георгиевскими крестами, в 1916 произведен в прапорщики.
В мае 1917 - Париж... В январе 1918 - Лондон... И снова Петроград. Публикации, работа в издательстве "Всемирная литература", руководство Петроградским отделением Союза поэтов...
В августе 1921 Николай Гумилев был арестован по обвинению в участии в антисоветском заговоре. Так называемое дело Таганцева...Позднее, в середине прошлого века, из материалов следствия стало ясно, за что: "...не донес органам советской власти, что ему предлагали вступить в заговорщическую офицерскую организацию, от чего он категорически отказался".
Историки, анализирующие документы следствия, установили, что дело Таганцева целиком сфальсифицировано. Проверив материалы дела, извлеченного из архивов КГБ, Генеральный прокурор СССР не обнаружил там никаких данных о контрреволюционной деятельности Гумилева. В 1991 году дело поэта Николая Гумилева было прекращено за отсутствием состава преступления.
Точная дата расстрела Гумилева не известна. Конец августа двадцать первого... По словам Ахматовой, это случилось под Петроградом.
Поэт словно предвидел и предсказал свой конец, когда написал:
Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная", - знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
("Заблудившейся трамвай", 1919 -?)
А еще раньше, в 1916, было написано стихотворение "Рабочий".
Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.
Пуля им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
Существует поразительная версия, согласно которой пуля, убившая поэта, якобы была отлита именно в шестнадцатом году. Однако, возможно, это всего-навсего легенда...
Почти перед своей смертью Ахматова дала удивительно яркое определение поэзии бывшего мужа. В противовес словам В. Иванова, В. Брюсова, М. Кузьмина "о незрелости, маскарадности, театральности стихов, о некоем, запрятанном в строфы "высоком романтизме", Анна Андреевна написала: "Невнимание критиков и читателей безгранично. Что они вычитывают из молодого Гумилева, кроме озера Чад, жирафа, капитанов, и прочей маскарадной рухляди? Глухонемые, не демоны, а литературоведы, совершенно не понимают, что они читают, а видят Парнас и Леконт де Лилля там, где поэт просто истекает кровью. Я согласна, что трудно угадать в "Дворце великанов" Царскосельскую башню, с которой мы ( я и Коля) смотрели, как брыкается рыжий кирасирский конь, а седок умело его усмиряет; что в ненюфарах "Озер" не сразу усмотришь желтые кувшинки в пруду между Царским Селом и Павловском, и что, только говоря об Анненском в "Семирамиде", Гумилев, наконец, осмелился произнести имя своего города, который казался ему слишком прозаичным и будничным для стихов, но ощущение, но трагедия любви - очевидна во всех юных стихах Гумилева! Героиня так же зашифрована, как и пейзаж - иначе и быть не могло!.. Это стихи живые и страшные, это из них вырос большой и великолепный поэт...".