Как же она надоела... И зачем так стараться переделать взрослого человека, ни в какую не желающего меняться?!..
- Я в который раз прошу, наконец, вспомнить: у тебя семья - очень хороший муж и ребенок! Пожалей Таньку! Все женщины в тридцать лет сходят с ума. Это массовая зараза! Но нельзя поддаваться общему психозу. Брось ты эти свои вечные весенние дела! Можно все-таки чем-то выделиться из окружения. Даже приятно быть непохожей!
- А я не хочу ничем выделяться, - пробормотала Валентина. - Буду как все - сумасшедшая тридцатилетняя баба. Которую на ходу зашкаливает. Мне это нравится. И вообще я бестолковая.
Да, ей это нравится... Даже очень...
- Да что ты в нем нашла, в своем паршивом шефе?! - в отчаянии крикнула мать. - Видела я его! Обыкновенный деревенский мужлан! Топорная работа! А ты у меня - красавица! - в ее тоне переливами прозвенела вполне оправданная гордость настоящего мастера за собственное творение. - И стряпать служебный роман - самое последнее дело.
Где это мать могла его видеть?.. Странно...
Валентина мельком, с удовольствием глянула в зеркало. Она действительно очень ничего себе: нежная, тихая, но заметная сероглазка, с настораживающей, а потому особенно привлекающей хищной грацией, большой, но не повисшей, опасно-раздражающе натягивающей тонкие платья и блузки провокационной грудью. Возбуждалка что надо. Валентина никогда не оставляла мужчин равнодушными, а мартовские мужики вообще возле нее тотчас становились на уши.
Но, к сожалению, долго любоваться собой времени не было. Валентина махнула матери рукой - тороплюсь на работу! - и хлопнула дверью. Объясняться бессмысленно. И давно опостылело.
Сосед с четвертого этажа затормозился у подъезда.
- Доброе утро! Как там Виталий?
- Просто отлично, - сказала Валентина. - Весь в работе! Видимся редко. Как семья капитана дальнего плавания. Потому и живем.
Сосед усмехнулся.
Она открыла "Тойоту" и шлепнулась на перегревшееся в постоянно влажном московском банном воздухе и задыхающееся от духоты сиденье. За два года удалось скопить себе на личное авто. Благодаря адской работе и шефу. У Виталия своя "ауди".
Какая-то ненормальная жара стоит все лето... Постоянно хочется смыть с себя липкую приставучую городскую пыль и выстирать платье и белье. Изрисованное самолетами, безжалостно изуродованное в вышине, расчерченное в белые плывущие, растапливающиеся линейки, разварившееся до вылинявшей синевы, прожарившееся на сковородке солнца уставшее и блеклое небо... Ему опротивели и наглые самолеты, и птицы, пытающиеся показать себя в полете, не понимающие, что часто отрываться от Земли не стоит, и люди, пробующие разгонять насмешливые облака, издевающиеся над слабостью человечества... Зажаренные измученные деревья и тощие бродячие собаки... Распаренный, еле двигающийся, выгоревший, растопившийся город... Он ждал новой зимы. И Валентина вместе с ним.
Хорошо, что Танька на даче со свекровью. Нужно спровадить туда и мать - тогда на время станет полегче дышать.
Валентина положила голову на "баранку" и задумалась. Что она нашла в своем шефе?.. Что она нашла в нем... Что... Но в жизни ничего не бывает отчетливо черным и четко белым. И все-таки... что она в нем нашла?..
Она увидела его впервые два года назад. Тоже летом. В самом его конце. Тогда в июне Валентина погорела со своей частной школой и не знала, чем заниматься дальше. Она не справилась ни с руководством, ни с документами, категорически настаивающими на уплате за аренду помещения, тепло и свет, ни с тяжелыми дорогостоящими родителями, требующими открытым текстом вырастить и сотворить в частной школе за их немалые деньги из их тупоголовых недорослей гениев.
Один сильно любящий папочка так и заявил ошеломленной Валентине:
- Я вам очень много плачу! Почему мой сын до сих пор еще не гений?
Она подумала, что он шутит. Оказалось, все очень всерьез.
Виталий никогда не настаивал на ее обязательной службе: он был в состоянии содержать семью. Но Валентине казалось скучным и бессмысленным торчать дома, особенно когда у Таньки в наличии сразу две преданных и нежных бабушки. И вообще она считала роль домохозяйки для себя унизительной. Насмешливо понаблюдав за ее мучениями, Виталий предложил:
- Приятель знает молодого бизнесмена, начинающего новое дело. Очень нужны менеджеры. Пойдешь?
- В менеджеры? - обиделась Валентина и гордо вскинула к потолку подбородок. - Ничего себе завлекалка! В стиле нового времени. Я окончила университет!
Виталий пристально осмотрел ее и усмехнулся.
- Ну, мы университетов не кончали, - заметил он. - Жизнь дается нам всем один раз, но далеко не всем она удается. Запомни это и дерзай! Иначе ничего никогда не получится и даже не стоит рассчитывать на победы. Только если ты не желаешь жить путем проб и ошибок, больше не притворяйся феминисткой, погибающей возле семейного очага и тоскующей в домашних стенах. И не ной у меня над душой, что не можешь сидеть дома с Танькой. Ты, к сожалению, не бессловесная рабыня.
Каждый мужчина в глубине души затаенно, тихо и сладко мечтает именно о подобном варианте. В такой ситуации им становится жить намного проще. Возможно, стоило прислушаться к откровенному жалобному мужскому зову и упростить мужу дальнейшую жизнь, но Валентина вместо этого нехотя отправилась знакомиться с молодым бизнесменом.
Его первый помощник, молодая, с плоским блинообразным личиком явно нерусского оттенка, очкастая женщина, с лобиком в полтора сантиметра, встретившая Валентину очень приветливо, но излишне засахаренно, сидела, плотно зажав рукой висок.
- Нет никаких сил! - кокетливо пожаловалась она Вале.
- У меня есть пенталгин, - с готовностью предложила Валентина, мельком осматривая шикарный офис. - Вы наверняка переутомились.
- Да нет, - лукаво-загадочно отозвалась помощница. - Просто в очередной раз побеседовала со своим начальником. А он у нас вспыльчив и горяч... Крутой нрав!
Валя сразу испугалась: значит, предприниматель - зверь? Зачем ей лезть к нему в когти?! И осторожно, мечтая поскорее смыться в последнюю духоту летних улиц, тоскующих по осеннему дождю, вошла в кабинет.
Смотрел бизнесмен исключительно в стол, ни одного взгляда на Валентину. Его грубовато рубленое лицо с глубокими, как борозды в поле, не по возрасту ранними морщинами за все время беседы не меняло своего выражения, казалось окостеневшим, неживым, застывшей маской. Большие руки, широкие плечи, высокий рост... Плохо выглаженная рубашка и мятые брюки. Какая у него странная жена... Или ее еще нет?.. А мама?..
Вале стало тоскливо.
Нет, отсюда надо удирать, и побыстрее. Иначе ее здесь слопают и не подавятся. Да и в работе менеджера она ни бум-бум. Лучше сидеть дома дальше. Глядишь, подвернется что-нибудь еще...
Она в последний раз взглянула в лицо бизнесмена, тщетно пытаясь найти поддержку, хоть какой-нибудь ответ, прочитать хоть несколько разумных слов и увидела лишь жестко упертые в стол огромные, крепко стиснутые кулаки. На правой руке нечаянно весело блеснуло обручальное кольцо. И неожиданно уловила почти незаметный, скользящий взгляд исподтишка, слишком очевидно погладивший ее голые колени - зачем она надела эту короткую юбку?
- Я подумаю, - неуверенно сказала Валентина, выслушав невнятную короткую речь бизнесмена.
- Только недолго, - отозвался он и, заикнувшись, споткнулся на втором слове.
Вдобавок, у него логоневроз... Совсем никуда.
- У нас вам будет хорошо. Мы поладим, - упорно сражаясь с каждым слогом, бизнесмен внимательно изучал поверхность письменного стола. - Я думаю, вы возглавите отдел рекламы.
Шеф явно нервничал и терялся, вмазавшись глазами прямо в женские коленки. Вот попала!.. Не думала, не гадала, на очередного поклонника нарвалась...
- Но я никогда... - снова начала Валентина и замялась.
Она уже и так призналась своему возможному будущему шефу в полном отсутствии менеджерского опыта. Стоит ли повторяться?..
- Я жду вашего звонка, - еле справляясь с согласными, с большим трудом подвел черту под разговором бизнесмен.
Еще один беглый взгляд грубо и откровенно впечатался в голые Валькины колени... Она вышла в приемную. Секретарь вопросительно уставилась в лицо.
- Ну, как? - ласково пропела помощница в очках, чересчур испытующе и проницательно рассматривая Валю. - Надеюсь, вы договорились и пришли к взаимопониманию?
Пришли... Взаимопонимание полное... Теперь надо делать от него проворные ноги. И заодно от его неестественно-жеманной помощницы. Казалось, молодая бизнес-леди вымученно старается слепить из себя совсем другого человека, чем есть на самом деле. Прямо из кожи лезет вон, чтобы попасть в новую. Эта искусственно созданная с помощью черточек и особенностей, взятых в долг у других, дама-руководительница должна обладать большим опытом, умением легко разгадывать человеческие души, проникать в них и управлять ими. Спокойно, мягко, с доброй улыбкой и заботой...
Валя вздохнула. Она сама тоже порой перестает прислушиваться к себе и пытается что-то изобрести из себя, состроить несуразное, нарочитое, манерное существо, по чужим образцам и моделям, и тогда становится фальшивкой, нелепой подделкой, словно не имеющей ничего своего, живущей, двигающейся и рассуждающей все время в расчете на слушателя и зрителя.
Но помощница босса не замечала своей изломанности и деланности. Чужая шкурка к ней здорово приросла.
Секретарь сняла трубку и расплылась в заискивающей улыбке.
- Одну минуточку, - проворковала девица и столь же ласково промурлыкала в телефон шефу: - Артем Максимович, вам звонит Сашенька.
- Дочка, - по-прежнему мило улыбаясь, объяснила Вале помощница босса. - Он ее обожает! Кстати, мы с вами не познакомились. Меня зовут Жанна Александровна. Можно без отчества. Мы ровесницы.
В конце концов, она всегда сможет бросить работу и вернуться на шею мужа. Хотя когда есть куда отступать, не стоит и наступать... Но все равно всю башку обломаешь в поисках нужного решения.
- Я вам позвоню, - сказала Валентина. - Мне нужно подумать...
- Только недолго, - повторила своего шефа мать-командирша. - У нас масса желающих! Артем Максимович сделал вам исключение, приняв раньше других, поскольку хорошо знает человека, вас порекомендовавшего. Это, кажется, друг вашего мужа?
Еще один острый, распиливающий насквозь взгляд... Что эта бизнес-леди пробует обнаружить у Валентины? Какие пороки и достоинства? Валя поежилась.
- Да, друг, - сказала она. - И очень удачливый бизнесмен.
- Как раз то, что нам очень нужно, - улыбнулась помощница по имени Жанна. - Артем Максимович ищет выгодные и полезные знакомства. Кто же их не любит?
Улыбка не гасла на ее лице, работая без всякой подзарядки. Лихо... Валентине бы так научиться...
- Я позвоню, - тупо повторила она и побрела к выходу.
Истекающая лаской Жанна пристально смотрела ей вслед, словно пыталась навсегда запомнить ее походку, выучив наизусть все движения, и заметить в них нечто заразное, предосудительное и даже очень опасное.
Дома Валентина долго бродила из угла в угол, пытаясь понять саму себя.
Идти с дипломом филфака МГУ рекламировать продажу женского модного белья? Чушь! Вернуться преподавать в школу обычным учителем? Каждый день проверять тетрадки за десять тысяч в месяц и выслушивать бесконечные нотации занудных завуча и директора? Еще большая ахинея...
После директорства, пусть даже кратковременного, никакого возврата в школу уже не получится. Валентина за это время приобрела начальственный голос, гордую осанку и поворот головы, продумала и отработала свои жесты. И куда все это теперь девать?!. Что она, зря так старалась, из последних сил выбивалась почти два года, делая из себя руководящую даму? И даже преуспела в этом: превратилась в красивую, элегантную, строгую директрису. Другое дело, что ее частная школа провалилась... Не выдержала конкуренции. Или в других школах запрашивали поменьше... Валя как-то слишком поначалу широко размахнулась. А потом уже было поздно...
Кроме того, Валентина давно разочаровалась в своем предмете, школьных программах и мышлении Министерства образования, строго зацикленном на одних и тех же произведениях и писателях, десятилетиями грубо навязываемых школе. В Министерстве живых детей никогда не видели и даже не подозревали, что старшеклассницы, читая о войне, твердо считают "мессершмитт" "мерседесом", что дети тоскуют над абсолютно непонятной стилистикой "Евгения Онегина" и просят заменить Пушкина - нет, вы только подумайте - Пушкина! это же кощунство! - на Есенина и Ахматову. В Министерстве не задумываются, что детей лучше увлечь любовным романом "Анна Каренина", нежели изощренно пытать философией эпопеи "Война и мир", что тесты придуманы для дебилов, что научить писать сочинение нельзя - это творчество, а на него способны немногие...
Валентина устала от тупых пособий по литературе, над страницами которых так хорошо дремлется, от учебников русского языка, возрастом превосходящих саму Валентину, от требований не ставить двойки - это позорит родную школу! - от чахоточно худосочной сетки часов, куда необходимо впихнуть, как угодно, с помощью коленки, немыслимое количество произведений и имен, от отведенных тебе двух (!) часов на Булгакова и трех - на Маяковского...
Когда-то она рвалась в школу. Валентина любила детей и разборки с классом у нее начинались редко. Но разбираться с программами и с педагогическим могучим эшелоном власти она не могла. Как не смогла и руководить школой. Да, она все-таки очень бестолковая, нужно учиться смотреть правде в ее насмешливые глаза.
Все-таки в этой непонятной пока фирме ей предлагают руководить целым отделом. Это что-то. А реклама... В конце концов, ее нюансами и особенностями Валентина овладеет. И деньги угрюмый верзила-шеф дает ей неплохие. В общем, жить можно, не такой уж плохой вариант... От одного и того же старта вперед уходят многие, но победителем станет только один. Остальные распределятся на очень разных ступеньках достижений.
Виталий хорошо поработал над мнениями жены.
Валя вспомнила косой взгляд будущего шефа, словно ощутила его прикосновение к своим коленям, содрогнулась от неясного, неопределенного, смутного предчувствия и позвонила Виталию. Он возвращался с работы очень поздно.
- Я решила согласиться.
- Замечательно, - рассеянно отозвался муж. - Извини, мне очень некогда. До вечера!
Точнее, до утра. Чаще всего Валентина уже спала, когда Виталий открывал дверь в квартиру. Он давно поменял все брачно-постельные отношения, жену и ничего не стоящие поцелуи на деньги. Перевел все свои ценности на другие счета. Впрочем, так сделали многие. Вот только... Не было ли у него в офисе каких-нибудь других замен?.. Но об этом Валентина старалась не задумываться. Да и большого интереса к личной жизни мужа Виталия давно не испытывала. Их жизнь вдвоем слишком быстро разделилась пополам, а правильнее, на три части, учитывая маленькую Таньку. И никаких скандалов, непониманий, ссор... Наоборот, отличное, четкое понимание собственной ненужности друг другу.
Они быстро исчерпали свои духовные ресурсы - их оказалось слишком мало - свои чувства и возможности, перестали гореть и загораться, и сжигать понапрасну свои последние - их стало жалко - истончившиеся до слабо трепещущего тонкого волоска, еще оставшиеся запасы привязанности, искренности и тепла. Любовь улетела, а ловить эту капризную Жар-птичку за хвост в высшей степени неразумно.
Валентина была благодарна мужу за его редкую немужскую чуткость и тонкость. Он спокойно и легко ушел в сторону, в свои дела, прекрасно понимая, что затевать дискуссии в семье опасно. В конце концов, им нечего делить и не из-за чего поднимать шум. Пусть все останется безмолвным и безветренным. Хотя бы ради Таньки.
Просто поменялись декорации. В который раз...
2
Месяц назад Артем Тарасов "снял" девочку возле Белорусского вокзала.
Она зацепила его взгляд моментально и не собиралась возвращать. О, мама миа!.. Девочка стояла, заложив руки за спину, посреди летнего заката и широкой, забитой машинами площади. Стояла безмятежно, смирно, почти равнодушно, словно оказалась здесь совершенно случайно и не ждала никого, и ничего не хотела, ничего не добивалась... Ей просто нравилось быть столбиком среди смутного вокзального люда, обтекающего ее со всех сторон, но абсолютно ее не касающегося, посреди затухающего, измочаленного жарой дня. Девочка задумчиво рассматривала вокзальное пряничное здание и с удовольствием вдыхала запахи бензина, горячего асфальта и едкой городской пыли.
Заканчивалась наша обычная "карикатура южных зим". Июль уже высказался до самого конца. Обалдевшие от жары и нескончаемых пассажиров электрички нехотя отрывались от любимого горячего вокзального перрона, чтобы снова отправиться своим хорошо изученным привычным маршрутом на запад с молодецким оголтелым посвистом.
Девочка была очень просто, совсем не вызывающе одета: в дешевом, плохо выглаженном платьишке, доходящем ей до середины икры, в нечищеных туфельках, маленькая, худенькая... Золушка, ожидающая принца на площади Белорусского вокзала под скрип одуревших старых поездов, мечтающих о пенсии, и ухмылочки и выразительные, оценивающие взгляды водителей.
О ее профессии и смысле жизни напоминало только место дислокации. Но особенно поразили Артема косы. Две светлые плотные косички уютно и привычно расположились на слабых плечах, демонстрируя полнейшую невинность и безучастность ко всему происходящему.
Артем в несколько огромных шагов отмерил площадь и замер возле малышки с косичками. Она взглянула на него большими, неправдоподобно синими глазами. Чем их нужно мыть, чтобы они стали такими? От девочки пахло солнцем и морским песком.
- Тебя как зовут? - спросил Артем.
- Юля Рыкова, - она улыбнулась, наклонив светлую голову.
У малышки оказался удивительно красивый низкий голос, точь-в-точь как у Натальи Пастушной, диктора телевидения, в которую Артем когда-то влюбился. Хотя сама дикторша была ни при чем: ему просто всегда нравились низкие женские голоса, он любил их слушать, и ни одна самая прекрасная глазасто-губастая пискля не имела ни малейшего шанса овладеть его вниманием и сердцем.
Артем влип в асфальт.
- У меня машина... - пробормотал он, ударяясь о каждую букву. - Я привезу обратно... Мы поедем ко мне на дачу... Идет?
- Идет, - кивнула Юля Рыкова.
Артему даже не пришло в голову спросить, сколько синеглазка берет за час.
Он вырос в подмосковном Солнечногорске.
Детство навсегда осталось холодным пронизывающим воспоминанием о сосульках необыкновенного вкуса и озере Сенеж, захлестнувшем жизнь Артема своими водами.
Он жил недалеко от большого города по имени Москва и все-таки очень от него далеко. Он долго не знал и не видел каменных, страшных, пропахших пылью и гарью мешков, где вырастали бледные и худосочные дети, толком не представляющие, что такое настоящие зима и лето.
Зимой по замерзшим волнам озера на зависть ровно и красиво скользили вереницы лыжников. Заглядываясь на них, Артем решил научиться бегать на лыжах так же пластично и быстро. И научился.
Он мечтал лишь об одном...
Вот она стоит возле озера, смотрит на его бесконечную, ослепительную, сметанную заснеженность и думает: а кто это стремительно идет на лыжах, кто мчится по Сенежу? Легко, грациозно, изящно? И он плавно подлетает к ней на лыжах, ловко тормозит - снежный вихрь во все стороны - и приветственно машет лыжной палкой, и сдержанно улыбается... Такой сильный, большой, ловкий... Скупо дарит безразличную трафаретную улыбку... Хотя больше всего на свете хочет больно смять ее в руках и зажать поцелуем рот...
Она тоже была светленькая и синеглазая. Только кос не носила. Разлетающиеся прядки по узким тонким плечам. О, мама миа...
Артем увидел ее летом на пляже возле Сенежа. Она лежала на одеяле и сражалась в карты с какой-то нескладной дылдой и ее долговязым ухажером, похожим на... На кого? Артем не успел подобрать сравнения, потому что плавки внезапно нехорошо отяжелели, наливаясь свинцом. Нужно было броситься за помощью к озеру, отлично помнившему своего ледникового прародителя и запросто расплавившему бы этот страшный, чужой, ненужный сейчас металл между ног, но Артем не мог и шагу ступить и больше всего боялся себя выдать, поэтому врос босыми ступнями в песок.
Ситуацию спас родившийся из воды человек-амфибия в плотно облепившем его тело костюме для подводного плавания и с аквалангом в руке. Мокрая ткань отлично рисовала и ласкала каждую мышцу его безупречного, как из скульптурной галереи, тела. Хотя пловец был немного кривоног... Он неторопливо шел от озера, мягко и властно, тяжеловато ступая по песку, и синеглазая радостно вскочила ему навстречу и схватила полотенце.
Человек-амфибия бросился втянутым жестким животом на одеяло, точно туда, где только что лежала она, и блондинка начала вытирать его, нежно и осторожно стаскивая с плеч водолазный костюм. Человек лежал, закрыв глаза. Он явно давно привык к этим женским рукам, к этим движениям, к этим ласкам...
Дылда что-то лепетала, о чем-то спрашивала, хихикая, а Артем застыл, тупо уставившись на белокурую вытиральщицу. Зачем ей этот кривоногий? Нужен ли он ей? Нельзя ли их как-нибудь развести в разные стороны?
Она была, правда, лет на пять старше Артема, но какая разница...
Человек-амфибия почувствовал присутствие незнакомца. Он приоткрыл глаза и кинул в сторону Артема беглый нехороший взгляд. По спине Артема пробежали мурашки. Свинцовая тяжесть стала исчезать, насмешливо еще раз предупредив его о возможной будущей опасности и вполне реальном своем новом пришествии.
У пловца было очень некрасивое, наспех, примитивно сколоченное лицо с неприятным мрачным профилем хищной птицы. Лицо уголовника. Он пристально осмотрел Артема, легко открыл зубами бутылку с пивом и что-то шепнул вытиравшей его девушке. Она засмеялась и тоже повернулась к зрителю. В ее глазах плескалось игривое любопытство, переливавшееся через синие края.
Позже Артем в два счета освоил этот простой трюк с открыванием бутылок - нужны лишь крепкие зубы - и часто повторял его на глазах потрясенных девушек, всегда добиваясь нужного эффекта. Изумилась даже его будущая жена...
- Эй, пацан, иди сюда! - позвал человек-амфибия и прихлебнул из горлышка пиво. - Посмотришь на нее вблизи.
Девушка снова кокетливо засмеялась. Она была идеально сложена... Вместе с ней ржали двое долговязых.
И вдруг Артем почувствовал непривычные ненависть, злобу, почти бешенство. Он ненавидел сейчас этих двоих, ненавидел и презирал, и готов был ударить, убить, стереть с лица Земли. За что? Почему? По какому праву? Ведь они не сделали ему ничего дурного. Во всяком случае, пока...
- Вот и мой заместитель! - усмехнулся кривоногий и перевернулся на спину. - Когда, Светка, я тебя брошу, у тебя будет с кем погреться. Молодой и здоровый. Эй, пацан! Ты чего боишься? Я не кусаюсь. Иди к нам! Со Светкой познакомишься. Ты ведь этого сейчас хочешь больше всего!
Артем помедлил несколько секунд, а потом повернулся и побрел прочь. За спиной раздался новый взрыв хохота.
Светка... Ее зовут Светлана...
Он несколько раз встречал ее в городе, одну или с кривоногим, но делал вид, что они никогда не видели друг друга. И его трусы уже не чугунели... Хотя и она, и ее спутник всегда узнавали Артема, улыбались и радостно махали ему руками. Он не понимал и не разделял их ликования. Они были просто глупы. Он ненавидел их за то, что они случайно оказались у него на дороге, мешая ему пройти вперед. Да, синеглазая ему нравилась, даже иногда снилась, он по-прежнему грезил их неожиданной возможной встречей на зимнем берегу - его лыжи, ее синеглазость и безмятежность ледяного озера. Но это нечаянность и необдуманность, а никаких непредвиденностей Артем не терпел. По молодому безрассудству он собирался сметать все грозящие ему препятствия и планировать все свои завтрашние и послезавтрашние поступки и события своей жизни. И ему наплевать, что будет с теми людьми, которых он все равно, рано или поздно, грубо и властно уберет со своей ровной шоссейки. Жизнь должна подчиняться лишь ему, ему одному, и никому больше. Он будет командовать ею - иное невозможно! И здесь подойдут любые средства. Светлана ненароком вмешалась в его существование, не имея на это никакого права. А ее кавалер еще осмелился предсказывать будущее. Это раздражало Артема. Он путался в своих противоречивых желаниях и настроениях.
Через два года беленькая Светлана осталась одна. Ее кривоногий ухажер с лицом потенциального преступника оправдал пометку Бога и сел за драку с поножовщиной.
Встретить Свету зимой на берегу Сенежа и лихо подкатить к ее ногам на лыжах Артему не удалось. И очень хорошо. Бездарная, пустая, детская мечта... Артем презирал себя за то, что подпустил ее к себе так близко. Один раз, уже на пороге выпускного, он увидел Светлану в магазине: потускневшую, резко, стремительно постаревшую, сразу опустившуюся... Она провела глазами по большой и нескладной фигуре Артема, слабо и жалко улыбнулась и спросила:
- А ты помнишь, что готовился быть его заместителем?
Артем дернул плечами, хамовато изучая и рассматривая ее в упор. Сальные, светлые, жидкие прядки по узким плечам, невыразительные глаза, сгорбившаяся спинка... Ему было непонятно, почему Светка вдруг стала такой несчастной и одинокой. Была красивая девка... Вокруг эскадрон парней летучих, далеких от ангелов... Но крылья у них по жизни, от этого деваться некуда. А на время никто из мужиков-солнечногорцев не отказался бы приземлиться рядом с синеокой красоткой. Неужели тот мрачноватый подводник закрепил ее за собой, предоставив лишь один возможный вариант - неуклюжего высокого юношу, с трудом контролирующего свои просыпающиеся желания?!. Кривоногий сделал это совершенно напрасно.
- Никогда! - нагло отчеканил Артем, стараясь не заикаться.
Изредка, если взять себя в руки, это удавалось. Родители пробовали его вылечить, но ничего не получилось.
- Ваши летние дурацкие фантазии! Я никогда не буду никого замещать! И не мечтал работать заместителем! Даже в момент роста.
Она сгорбилась еще больше...
Окончив школу, Артем поступил в Плешку, то бишь в Академию Плеханова. Он верил, что сам прекрасно сдаст экзамены, но отец подстраховал сына приличной суммой долларов.
Вообще Артем над выбором высшего учебного заведения не страдал, ему было довольно безразлично, куда поступать. А подрастая, кем он только не хотел стать! В детстве так всегда и у всех. Желания менялись в несколько минут и целиком зависели от обстоятельств. Прокатится на автобусе - захочет быть водителем широкомордой возилки. Сходит на елку - сразу начнет готовиться в массовики-затейники. А посетит шикарный туалет соседей-торгашей - тотчас представляет себя сантехником, зарабатывающим немалые "бабки".
Порой жизнь рисовалась забавным интересным спектаклем, куда его пригласили, и он пришел, любопытничая, но ему забыли или просто не подумали объяснить сути и значимости представления, постичь которое он теперь пытался самостоятельно. Вникнуть в глубину оказалось не так легко.
Он пытался найти ответы в книгах, которые глотал в огромном количестве. Но они, умные и толстые, четко обрисовывали лишь определенные ситуации и конфликты, которые Артем с большим трудом проецировал на свое существование. Они к его жизни никак не прикладывались, как ни крути, чужие и далекие, вроде Галапогосских островов.
Он часто возвращался домой поздно, досыта набродившись берегами Сенежа и окрестными лесами. Там не надо было задумываться о будущем жизнеустройстве, строить планы и фантазировать свои быстро бегущие годы. Там никто не задавал вопросов и не ждал ответов. Возле деревьев проблемы бытия казались смешными и надуманными, как розы на соседней с огурцами грядке. Там просто неспешно шла жизнь, вросшая корнями в землю и не мающаяся дурью, вроде Тарасова. Будь его воля, он никогда бы не уехал из городка, но все вокруг твердили о высшем образовании, о том, что мужчина - выразительный взгляд матери в его сторону - должен зарабатывать деньги и содержать семью - какую еще семью?! Все рвались в рядом живущую Москву, как чеховские три сестры, всегда казавшиеся Артему законченными истеричками.
- Нужно учиться! - категорически заявляла мать.
В дальнейшие объяснения она никогда не вдавалась. Правда, Артем предпочитал лишних вопросов не задавать и пока решил подчиниться. Дальше он разберется сам. Артем дичился окружающих, и мать в том числе. Родители разошлись, отец давно уехал в Москву, но иногда заезжал, привозил сразу большую сумму денег, хлопал сына по плечу и басил:
- Ну, как? Идут дела?
О каких именно делах спрашивал отец, Артем понимал смутно, но на всякий случай всегда отвечал одно и то же:
- Движемся по заданному маршруту! Только вперед!
- Молодец! - смеялся довольный отец, любовно оглядывая огромного ребенка. - Это по-нашему, по-тарасовски!
Что по-нашему и что по-тарасовски, Артем не понимал. Какая-то чушь...
Они с отцом давно были далеки друг от друга, разъединены не просто многокилометровым расстоянием, поэтому всякое протягивание рук казалось Артему смешным, жалким и неестественным. И совершенно лишним. О чем говорить с ненужным тебе человеком, которого видишь полчаса раз в три-четыре месяца, Артем абсолютно не представлял.
В институте он познакомился с Анастасией.
3
Это был очень странный троллейбусный маршрут. Возможно, городские власти ставили там какой-то неопределяемый логикой и смыслом эксперимент, потому что на этом маршруте всегда работал один и тот же контролер.
Его давно прекрасно знали в лицо и узнавали все постоянные пассажиры, а мальчишки часто кричали ему: "Привет!", едва видели знакомую физиономию и чуть сутуловатую фигуру, смущенно и растерянно раздвигающую толпу от первых дверей.
Настя обожала этот троллейбус, этого милого застенчивого контролера, свой район, его малышей и старушек. Она боготворила папу и маму, любила свою школу, учителей и одноклассников, а потом свой институт. Все, что было связано с ней лично, что оказалось пришито к ней крепкими нитками, привязано с детства или юности, Настя принимала на ура, сразу и навсегда, бесповоротно прикипая намертво, потому что считала - именно свое надо любить и лелеять.
А поэтому ее мама - самая красивая и добрая, папа - самый умный и заботливый, друзья - самые верные и отзывчивые... Родители осторожно украдкой посмеивались над ней, в ее мысли и представления не встревая, считая это лишним, вредным и противоестественным, и разубедить Настю было некому. Пока за это не взялась сама жизнь.
Отец, крупный экономист, работал в администрации Президента, мать хозяйничала, и Настя, единственная любимая дочка, росла в семейной теплице, не подозревая о ежевечерних уличных драках и опасных ночах и огнях большого города.
Она вышла из родного троллейбуса, приветливо попрощалась с контролером, даже раскланялась, весело пожелав ему поймать как можно больше "зайцев", и двинулась в сторону своей Плешки, дорогой в полном смысле этого слова. На лоб упала тихая капля и, скользнув по щеке, остановилась. Настя вытерла воду и улыбнулась. Артем подумал, что эта улыбка предназначалась ему, удивился - какая-то совершенно незнакомая блондинистая девица - и внимательно оглядел Настю.
Сокурсник больно ткнул его в бок локтем.
- Не пропусти! Леди драгоценная! Алмазный фонд России! Видал, какое сияние тебе подарили? Это неспроста. Ты у нас крупняк! Всегда торчишь у всех на виду, как шпиль университета на Воробьевке.
- А кто она? - спросил Артем.
Приятель усмехнулся.
- Ты почему-то никогда ничего не знаешь о стоимости девчат. А ведь перед тобой далеко не бесприданница! Это дочка...
Он с трудом дотянулся до уха Артема и прошептал такую фамилию, что Тарасова качнуло. О, мама миа... Так вот кто она такая... Но разве она действительно улыбалась Артему?
Настя училась на другом факультете, но Артем разыскал ее без труда.
- Можно вас на минуточку? - пробасил он.
Настя с видимым удовольствием снова окинула взглядом его мощную фигуру и отошла вместе с ним к окну. Апрельское солнце, искажаясь в грязных стеклах, стегнуло ее по глазам и заморгало, ломаясь, подмигивая и дразня. Настя сощурилась и засмеялась от счастья.
- Почему вы все время смеетесь? - спросил Артем, не справился с волнением и сильно споткнулся на первом слоге.
- А разве нельзя? - удивилась Настя и тотчас пожалела заикающегося юношу.
Жалость сыграла решающую роль. Именно сочувствие и сострадание - самые серьезные аргументы женской привязанности.
- Я ведь никому не мешаю и не делаю плохо...
- Производит странное впечатление, - буркнул Артем, низко раскатив не в меру долгие буквы "з" и "с".
- На кого? На вас?
- На всех! - заявил Артем. - Вы слишком улыбчатая. Вы бы смеялись поменьше... Мы с вами идем сегодня в кино!
- В кино? - растерянно повторила изумленная Настя.
Ну и темпы у этого высокого юноши!..
- Хорошо... Я не возражаю... А что смотреть?
- Вы будете смотреть на меня, а я - на вас! - объяснил Артем, споткнувшись на отдельных буквах. - Идет?
Настя кивнула. Только теперь, в яркой подсветке апрельского полдня, Артем рассмотрел ее хорошо, до мельчайших подробностей. Она ничего особенного из себя не представляла: просто симпатичная девчушка, привлекающая одной лишь милой юностью. У Анастасии были меленькие, не запоминающиеся черты лица, слишком бледная кожа и чересчур хрупкие, палкообразные блеклые волосы, падающие на лоб ровной прямой челкой. Мужчине здесь не на чем особо притормозить свой глаз.
Но сначала ее будут вывозить модные дорогие тряпки и молодость, потом начнут выручать косметические салоны, массажи и дорогие краски, позже к спасению активно подключатся пластические операции и снова дорогие тряпки... Так что красота ей особо даже ни к чему. В ней куда больше нуждаются неимущие.
Анастасия владела великим, приближенным к Кремлю папой, и известной всей стране фамилией. Для Артема этого было достаточно: жизнь предложила ему отличный шанс. Правда, фамилия эта оказалась еврейская...
В семье Тарасовых не любили евреев, но открыто об этом никогда не говорили. И толком объяснить своего неприятия родители бы не сумели. Когда-то отец вяло твердил о родовом, дворянском, исконно русском правиле, согласно которому просто и спокойно, по неписаному закону, все на Руси жили обособленно, с другими нациями кровью не смешиваясь, предпочитая считать друг друга соседями - и не более. Но время перемешало народы и вывернуло психологию наизнанку. Отдаленность и сдержанность сменились ненавистью, аристократизм выродился в плебейство, хотя погромы канули в вечность. Вместе с бестолковыми объяснениями отца.
Тарасовы разумно предпочитали обходить скользкий вопрос молчанием. Это лучше всего. И Артем с детства привык не высказывать своего отношения и антипатии. Он сорвался один-единственный раз, читая списки принятых в Плешку.
- По-моему, их слишком много! - буркнул он стоящему рядом отцу.
И встретил предостерегающий взгляд.
Они с Настей встречались до осени почти ежедневно. И неуклюже ступая рядом с ней огромными ногами сорок седьмого размера, Артем иногда думал, что нет ничего глупее и бездарнее этого пустого блуждания по улицам или времяубивания в кафе рядом с девушкой в полном смысле этого слова. Какой-то идиотизм...
У него было несколько пустых и коротеньких связей в родном Солнечногорске. Подмосковные резвые, нетребовательные и веселые девицы преподнесли ему серию непродолжительных и не очень интересных уроков любви и навсегда растворились в чисто-синем влажном воздухе Сенежа. Остались неудовлетворенность, смятение и недоумение перед тем, что называлось страстью и влечением.
Предлагать Насте какие-нибудь другие отношения, кроме дружеских, Артем не собирался: он боялся спугнуть золотую рыбку. Его царевна должна сразу стать его женой - это без вариантов. Но когда она ею стала, Артем неожиданно растерялся. И причин было сразу несколько.
Так получилось, что за Настей толком даже никто никогда не ухаживал. Сначала она сама не понимала почему. В дорогой частной школе, которую она окончила, в классах насчитывалось по четыре-пять человек. Балованные мальчики из привилегированных семей устраивали учителям неприличные истерики по поводу отметок, хвалились друг перед другом заморскими тряпками, интересовались, у кого отец больше зарабатывает, и стояли чересчур далеко от Настиных представлений о юноше и мужчине. Она очень любила папу, а уж на него - остроумного, начитанного, делового - эти слезливые облака в штанах не походили ни чуточки. В институте тоже попадались какие-то маменькины сыночки с тухлыми глазками и потными, робкими ручонками. И вот тогда перед Настей вдруг возник Артем Тарасов - огромный мужик из Подмосковья, заикающийся от волнения и способный ломать в кулаках монеты.
Правда, насчет монет Настя точно не выясняла, но то, что высокий здоровый юноша ей приглянулся, скрыть от родителей не смогла. Да и не хотела. У нее не было никаких тайн от матери и отца.
- Его зовут Артем Тарасов! - радостно доложила она им как-то вечером.
Отец отложил газету, внимательно посмотрел на Настю и переглянулся с матерью.
- Он тебе нравится?
- Очень! - звонко призналась Настя. - Он большой и сильный! И ласковый...
Вот этого говорить не следовало... Настя смутилась. Откуда она знает о его ласковости? Они даже ни разу не поцеловались... А так хочется... Она не целовалась с мальчиком ни разу в жизни. Как это делается?
Но Артем не торопил события и с поцелуями не спешил. Он только иногда осторожно опускал большую руку на Настино плечо, но, очевидно, побаиваясь его ненароком сломать, быстро убирал широкую ладонь. Разнузданными фантазиями и настроениями он не страдал и неудовлетворенностью не мучился.
- Тогда мы ждем его в гости, - резюмировал отец. - И чем скорее, тем лучше!
Настя примчалась с этим приглашением к Артему, даже не пытаясь скрыть своего счастливого настроения. Она нетерпеливо поджидала его возле аудитории, негодуя на лектора, который никак не мог догадаться поскорее закончить никому не нужную дурацкую лекцию. Наконец студенты ломанулись из дверей, напоминая стадо радостных буйволов, благополучно избежавших ружей охотников. Тарасов легко вылавливался в любой толпе.
- Ты придешь к нам в субботу, правда? - сказала ему Настя, рванувшись наперерез сложно-молекулярному студенческому движению. - Чтобы папа тоже был дома.
Артем осторожно и ловко отвел Настю в сторону, прихватив за рукав -как бы эту дорогую игрушку не смели ненароком с его дороги! - и секунду помолчал. Папа?.. О, мама миа...
- Идет... - пробормотал он, слишком сильно растерявшись перед буквой "д".
Дни перед субботой Артем провел полубессознательно. Зато отлично представил себе состояние невесты, затомившейся в ожидании смотрин.
- Неужели заболел? - спросила мать, подозрительно вглядываясь в его лицо. - И как раз накануне сессии!..
- У тебя на уме одни только сессии! - вспылил Артем. - Как будто у человека не может быть никаких других дел!
У Насти его встретили его замечательно. Казалось, более дорогого гостя в высокопоставленной семье не бывало еще никогда. Очень смущенный Артем, старавшийся говорить как можно меньше, чтобы не демонстрировать свой основной дефект, почти весь вечер просидел в виде неозвученного Собакевича и лишь изредка ловил на себе сияющий взгляд Насти и задумчивые - ее родителей. Он не слышал, о чем говорили, не понял, чем угощали, а самое главное - чем его визит может закончиться. Но чем-то закончиться он все-таки был должен...
После его ухода отец позвал Настю к себе в кабинет.
- У тебя только первый поклонник... - осторожно начал отец.
Настя не дала ему договорить.
- А зачем дожидаться следующих? Я хочу быть с Темой!..
- Но ты его так плохо знаешь... - снова попытался словно что-то внушить ей отец.
Она слушать его не желала.
- Разве вам с мамой он не понравился?
- Мы - не главные в этом вопросе. Пусть он нравится тебе, тебе с ним жить...
- Папа! - сказала Настя и прижалась к отцу щекой. - Папа, я ужасно тебя люблю! И Тему тоже! Я буду любить теперь вас троих вместе с мамой!
Отец тихо вздохнул. Дочка сделала свой выбор...
Великий тесть сразу наладил для Артема жизнь, которой бы ему в одиночку пришлось добиваться десятилетиями. Тарасовы быстро заняли новую трехкомнатную - в расчете на будущих детей - квартиру, а после окончания Плешки Артем тотчас вступил во владение фирмой, неплохо раскрученной его предшественником, уехавшим за рубеж. К тому времени у Тарасовых уже подрастала Сашка.
Сначала Артем воспринял предложение тестя как изощренное издевательство и приготовился к вежливому, но серьезному скандалу и отпору.
Михаил Аронович пригласил Артема к себе в кабинет и сел рядом в кресло. И рассказал о фирме, торгующей женским бельем и оставшейся без президента, то есть без головы. Артем тотчас вскипел. Он должен торговать женскими лифчиками и трусами?! Ну, знаете ли!.. Подобного предложения он не ожидал ни от кого, тем более, от своего тестя. Михаил Аронович спокойно изучал нервное, темнеющее желваками на скулах, лицо Артема.
- Подумайте, прежде чем отказаться, - заметил он.
Он умышленно не переходил с зятем на "ты".
- Сказать "нет" никогда не поздно. Я легко подберу вам что-нибудь другое, но в данном случае очень удобный, нечаянно подвернувшийся под руку вариант. Вам нужно приобретать опыт, а имеет ли какое-нибудь значение, чем торговать? Мне кажется, это все равно. Кроме того, учитывая специфику фирмы, в вашем подчинении будут в основном женщины, а руководить ими значительно проще, уж поверьте моему опыту.
Тесть ошибочно не учитывал иную сторону медали. Разве он предполагал в своем зяте лебединую верность? На очень преданного Тарасов никогда не тянул...
Артем задумался. Действительно, какая разница? И кто сказал, что торговать ювелиркой или компьютерами престижнее или выгоднее, чем дамским исподним? На тряпках можно сыграть, и довольно удачно.
Для начала новый президент фирмы решил поменять коллектив, памятуя о том, что команда должна быть своя и только своя. Ему порекомендовали Жанну Петрову, сразу ставшую честным и преданным помощником, иногда напоминающим ему домашнюю собачку, готовую облизать тебе руку за большой кусок мяса из вчерашнего супа.
- Интенсивная женщина, - сказали ему.
На ее интенсивность стоило рассчитывать и опираться.
Потом прислали Валентину. Но месяц назад он "снял" девочку... Возле Белорусского вокзала.
4
В то воскресенье Анастасия, захлебнувшись в очередном приступе ревности, схватила Сашку и отбыла с дачи к отцу. Поворот не новый. Поэтому коттедж временно пустовал.
Артем гнал машину на Икшу, изредка посматривая на тихую, неподвижно и безмолвно сидящую рядом Юлю Рыкову. Странная девочка... Ни следа косметики на недавно умытом душистым мылом лице, детская прическа, пшеничные бровки... И ни малейшей завлекательности в чисто-синем поднебесном взоре.
Казалось, они просто едут на пикник, где возле костра их уже давно ждут-поджидают старинные друзья и верные подруги, где жарко дышит горячий кровавый шашлык, льется густое бордовое вино и низко звучит гитара, с удовольствием припоминающая чужие слова и мотивы.
У него никогда не было проституток. И он совершенно не понимал, что бросило его, просто поволокло к этой малышке на площади Белорусского вокзала.
- Тебе сколько лет? - спросил он, увязая в словах.
- Восемнадцать и много-много месяцев, - охотно отозвалась она и склонилась к нему улыбкой и косами.
Артем чуть не вписался в идущий по левой полосе джип. Бог спас...
- Я окончила школу год назад, - продолжала, как ни в чем не бывало, Юля,.- Но, в общем, знаешь, я ее даже не окончила. Мне просто выдали справку. Вместо аттестата. Потому что я совсем не училась. Я взбалмошная.
И явно самокритичная...
- Родителям удалось договориться с директором. За большие деньги.
- У тебя такие богатые родители? - покосился на нее Артем.
Юля пожала плечами и смирно уложила на коленях маленькие руки.
- Относительно, - сказала она. - У моего папы своя адвокатская контора. Была... Он сейчас в Штатах.
Артем снова едва не раздолбал машину о ползущий навстречу автобус. Спину заволокла липкая горячая пленка пота. Вряд ли они доберутся до Икши...
- А тогда... - начал он и споткнулся на букве "т".