На сцене ЦДЛ говорила женщина. Слова цеплялись неровно - от волнения - и падали в тихий полутемный зал тяжкой тревогой за всех нас... Страдание захлестывало, побеждало. И становилось всеобщим. Это было после теракта в Америке.
И подумалось, что это не просто выступление. Обычных мы слышали много. Это подлинное сопереживание, настоящая душевная боль. Редкие качества.
А я вдруг вспомнила давнее... Через какое-то время после вступления в Союз писателей забежала в правление за справкой. И первый секретарь Союза, случайно меня увидев, внезапно предложила:
- Подарите свою книгу Союзу! Вы ведь у нас недавно. Правильно?
Я изумилась. Мы не были знакомы. Но она многое знала обо мне.
Все то же редкостное умение и желание быть к людям как можно ближе.
Римма Федоровна Казакова... Ее девизом стали собственные четыре строчки:
Отечество, работа и любовь -
вот для чего и надобно родиться,
вот три сосны, в которых - заблудиться
и, отыскавшись, - заблудиться вновь.
Каюсь, книгу Союзу я так и не подарила. Как-то постеснялась. Да и что там особенного... Тогда это была моя самая первенькая, изданная за свой счет смешным тиражом... А позже, когда стали выходить другие, показалось и вовсе неловко. Если не сделала сразу...
Незадолго до смерти Риммы Федоровны я написала ей письмо - хотела чем-нибудь помогать Союзу. Но ответом пришло страшное известие... Как плакало Небо в день ее похорон... Люди уже обессилили, а Оно все рыдало... Она была поразительно открытым человеком. Во всем.
Очень давно, после публикации стихотворений Казаковой в журнале "Новый мир", ей позвонила Агния Барто и заметила:
- Деточка, стихи хорошие, но как можно так раздеваться перед огромным количеством людей?
Когда в Хабаровске вышла первая книга стихов Казаковой "Встретимся на Востоке" - пятьдесят восьмой год на дворе - местная газета вдруг заявила, что даже ранняя Ахматова писала о любви целомудреннее. Той книги я не читала, но последующие стихотворения поэтессы... На мой взгляд, именно целомудренны, философски глубоки и отличаются беспредельной тонкостью чувств и отсутствием фальши. Сочетание простоты и безупречности интонации и стиля.
О себе Казакова отзывалась откровенно. Говорила, что некрасивая. Что ей всю жизнь приходилось себя приукрашивать, подкрашивать, что-то в себе менять.
Так и написала о себе:.
...Мне всегда не хватало
баскетбольного роста.
Не хватало косы.
Не хватало красы.
Не хватало
на кофточки и на часы.
Не хватало товарища,
чтоб провожал,
чтоб в подъезде
за варежку
подержал.
Долго замуж не брали -
не хватало загадочности.
Брать не брали,
а врали
о морали,
порядочности.
Мне о радости
радио
звонко болтало,
лопотало...
А мне все равно
не хватало.
Не хватало мне марта,
потеплевшего тало,
доброты и доверия
мне не хватало.
(1962)
Эти давние строки... Они - о ранимости, уязвимости автора. Да, самоуверенность не была ее коньком. И прекрасно! Она всегда оставалась очень тонкокожим и возбудимым человеком. Вероятно, тем и привлекала к себе людей.
В конце пятидесятых ей сделал предложение молодой Андрей Вознесенский. Она сочла это за шутку. Кроме того, молодая Римма скучала в городе. Время бежало такое любопытное, заманчивое... Со своими особыми идеалами безграничной деятельности. Юные рвались перевернуть мир, а на краю земли построить город-сад. По Маяковскому. "Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть, когда такие люди..."
И Римма уехала на Дальний Восток, а оттуда - в Москву.
Уже тогда она сочиняла песни, сама писала музыку и слова. И увезла с собой на Дальний Восток маленький аккордеон. Но позже поняла, что музыка у нее довольно однообразная. А вот слова... О том, что ей надо писать песни, первым объявил Михаил Светлов. Римма прочитала ему стихотворение "Парус", и он воскликнул:
- Старуха! Так это же песня!
Потом эти слова положил на музыку Сергей Никитин. Позже, в начале семидесятых, Александра Пахмутова прочитала в "Юности" стихи "Ненаглядный мой" и написала песню, которая живет до сих пор. Так и повелось...
Многие литераторы знают, кому посвящены эти простые и пронзающие строки:
Постарею, побелею,
как земля зимой.
Я тобой переболею,
ненаглядный мой.
Я тобой перетоскую, -
переворошу,
по тебе перетолкую,
что в себе ношу.
До небес и бездн достану,
время торопя.
И совсем твоею стану -
только без тебя.
Но пусть тайна имени останется тайной. Она чужая, зачем ее выдавать...
Римму Федоровну всегда волновала жизнь во всех ее проявлениях. И вечная проблема отцов и детей. В девяностом году родился иронический этюд на эту тему:
Не вся мне молодость по нраву,
не вся мне юность по нутру,
и я не всю ее ораву
себе под крылышко беру.
Нас отличали пыл, и стойкость,
и романтический порыв.
А их неверье и жестокость -
обрыв, невскрывшийся нарыв.
Наш долг нам в доблесть не засчитан,
их доблесть: что не так - на слом!
В чем нам неведенье - защитой,
для них невежество - заслон.
...................................
И как там музыка ни бухай,
как спесью каждый ни надут,
быть может, с гордою "старухой"
они язык еще найдут.
"Гордая "старуха"... Нет, это слишком... Редкостная гипербола... Какая там старуха... Всегда молодая женщина, слегка рыжеватая, с беглой полуулыбкой... А уж гордость... Нет, это не ее грех...
Первый раз Римма вышла замуж за писателя и публициста Георгия Радова (настоящая фамилия - Вельш). Старше ее на семнадцать лет. Родился сын Егор. Но дед Георгия был англичанином. А потому Радова выгнали с работы и исключили из партии. Якобы его дядя - английский шпион. Радов пошел работать токарем на завод. И лишь много позже его пригласили в "Огонек".
А развод... Его причина столь обыденна для России - Радов пил.
Второй муж был моложе на одиннадцать лет. Но снова развод... Причина тоже обычная - измены мужа.
И неизменно - тоска по доброте. Противопоставление женского и мужского начала. Осознание абсолютно правомерного неравенства...
Люблю мужскую доброту.
Люблю, когда встречаюсь с нею,
Уверенность мужскую ту,
что он, мужик, во всем умнее.
Мужчина, статус свой храня,
от этой доли не уставший,
Недооценивай меня,
прощай, как младшим умный старший.
Будь снисходительным, как Бог,
И даже истиной пожертвуй:
Считай, что ты мне всем помог,
Что как ребячий ум мой женский.
О, женский ум! Уродство! Горб!
Понимание своей роли и предназначения:
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже - там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь...
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.
Позже пришла новая боль - Егор, ставший писателем, увлекся наркотиками. Матери стоило невероятных трудов вытянуть его из беды.
С первой женой-певицей он разошелся. Зато у Риммы Федоровны появился внук Алеша. Вторая жена, такая же наркоманка, как Егор, покончила с собой. Осталась у Казаковой внучка Машенька.
Егор женился в третий раз. Двадцатисемилетняя Тая умерла ночью... Сердечная недостаточность. В то время Римма Федоровна лежала в больнице после операции.
Какими точными оказались строки поэтессы, написанные еще в шестидесятом:
Я похожа на землю,
что была в запустенье веками.
Небеса очень туго,
очень трудно ко мне привыкали.
Меня ливнями било,
меня солнцем насквозь прожигало.
Время тяжестью всей,
словно войско, по мне прошагало.
Да, прошагало... Но одновременно появилась, выработалась своя позиция, нашелся свой путь. Он есть у каждого творческого человека.
Я житейским бесчисленным радуюсь хлопотам.
Их так много, они - как дождинки весенние...
Пережитые беды становятся опытом.
Он не учит, а он создает настроение.
Поглядят и подумают: горя не знавшая!
Словно птичка на ветке, заметят, завидуя.
А в душе я еще столько боли донашиваю,
и еще доглотать не успела обиды я.
Но с бездушием рыбьим, со злобой крысиною
да и с собственной глупостью все же покончено.
Пережитые беды становятся силою,
и шагаю - как будто танцую - по кочкам я.
Наполняется мир неотведанной радостью.
Лампы в окнах домов - словно свечи во храмах.
Пережитые беды становятся храбростью -
жить, как будто и не было бед этих самых.
Именно в то тяжкое время - когда и смерть жены Егора, и операция - Международное сообщество писательских союзов во главе с Сергеем Михалковым категорически предложило Союзу писателей Москвы срочно освободить комнаты на Поварской. В сущности, Союз выкидывали на улицу. Ох, эти писательские разборки... Когда автора "Дяди Степы" спросили, почему ему безразличны судьбы московских писателей, он тотчас съязвил::
- Ну, какие же вы писатели!
Настоящий ответ тоже можно найти в стихах Риммы Федоровны:
Писатели,
спасатели, -
вот тем и хороши, -
сказители,
сказатели,
касатели души.
Как пламя согревальное
в яранге ледяной,
горит душа реальная
за каждою стеной.
Гриппозная,
нервозная,
стервозная,
а все ж -
врачом через морозную
тайгу -
ты к ней идешь.
Болит душа невидимо.
Попробуй, боль поправ,
поправить необидимо,
как правит костоправ.
Пусть далеко не все разделяют это мнение...Оно единственно верное. А наш Союз до сих пор мыкается без своего угла... Осталась одна небольшая комнатенка на углу Никитской... Римма Федоровна ничего добиться не успела. Зато успела высказаться по поводу нового-старого гимна:
А ну-ка вновь при красном флаге,
под нудный большевистский гимн
постройте всех, кто жил в ГУЛАГе,
и объяснить сумейте им,
что это - рынок и свобода,
не реставрация, а не...
немножко сталинская мода
в немножко ленинской стране.
Летом 2004 года в газете "Москва центр" было опубликовано интервью с Казаковой. Привожу отрывок из него: "Я со времен перестройки не получала деньги за стихи. Да, книги время от времени издаются, но тиражи пылятся на складах - их не доставляют к покупателю. Гасят сейчас, может быть, и невольно, интерес народа к стихам, а ведь они - самая мобильная идеология. Они ставят вопросы и дают на них ответы. Я вот всю жизнь считала, что сначала нужно думать о Родине, а потом о себе, и вдруг у меня появляются такие стихи: "С зимним лесом наедине я не думаю о стране. У меня другая забота - зимний лес, здоровье, работа". Почему я пишу такие стихи? Да потому, что общество на меня наплевало! В нашем Союзе много людей ярких, талантливых, но ныне они профессионально не востребованы и материально не обеспечены".
А нынешние творцы... Они очень разные. И о них тоже писала поэтесса. Другими словами.
Нынче модно слово "рейтинг".
Это значит те и эти,
ну а кто - первей, главней?
Стал двадцатым, вышел в третьи...
Торопитесь, руки грейте
в быстролетном, пестром свете
фейерверковых огней!
...Как ваш рейтинг? Довод веский:
любит вас народ простецкий.
А кого ему любить?
Вас, коль в митинговом треске
вы - не пена, не довески,
вы к чему-то рветесь зверски!
Видно, так тому и быть.
И четко формулировала свое кредо, наперекор современным "рейтинговым":