Светлой памяти моих коллег и друзей Анатолия Афанасьева, Юрия Баланенко, Александра Краминова, Игоря Молоканова, Владимира Токманя
1
Весной, на майские праздники, Люся полезла на дачный чердак и ударилась головой о металлический крюк. Она тяжело, неуклюже упала на землю и получила сотрясение мозга. В больнице Людмилу продержали недолго, очевидно, понимали, что возиться с ней бессмысленно, и выписали под присмотр мужа, заявив о полном порядке. Но Люся словно отупела и умерла.
Ее третий муж, Геннадий, старался сделать все от него возможное: пробовал Люсю разговорить, развеселить, покупал вкусную еду, звал смотреть по видаку комедии, но Людмила двигалась автоматически, никак на эти попытки не реагировала и смотрела туманным взором из далекого далека, где пребывала теперь надолго и всерьез. Ей, очевидно, там очень нравилось.
Попытки Геннадия достучаться до Люсиного сознания оставались тщетными. Врачи продолжали утверждать, что Людмила Васильевна совершенно здорова. Хотя бюллетени давали.
Приезжал ее сын от второго брака, Володька, названный в честь отца. Посмотрел на мать, вздохнул и отвалил навсегда. У него была своя сложная, бестолковая, суматошная жизнь в виде работы крупье в казино, нервной жены-студентки, всякий раз впадающей в панику перед очередной сессией, и дурных тещи с тестем, убежденных, что Володя, сын пьяницы и захудалой журналистки-неудачницы, их единственной дочери не пара.
Володин отец, матерый алкоголик со стажем, давно сгинул где-то в Псковской области, куда поехал к родственникам на две недели, но больше не вернулся. В Москве его никто не искал: работу он, в конце концов, бросил, с женой разошелся, алиментов не платил и судьбой сына не интересовался.
- К президенту примазываешься? - смеялся позже Владилен. - Символическое имя России... Еще с семнадцатого года. Сначала у тебя был я, потом вновь два Владимира. Прямо зациклило тебя на этом имени.
Людмила отмахивалась от его пустой болтовни. Когда родился сын, в стране была совсем другая власть.
Люся часто раньше вспоминала второго мужа, особенно когда смотрела на Володьку, удивительно повторившего черты и манеры отца. Двадцать лет назад Люся лежала на сохранении, чтобы родить, наконец, а будущий отец мотался в больницу два раза в день и нервничал, бесконечно задаривая врачей и медсестер...
Людмиле родить было сложно: долго сказывались последствия первого тяжелого аборта. Она тогда убила близнецов. Почему она не захотела их рожать? Люся сама толком ответить на этот вопрос не умела. Первый муж, Владилен, детей очень хотел. И разводиться с Люсей не собирался. Но после аборта она странно съежилась, замкнулась и неожиданно подала на развод.
Отчаявшись привести вполне здоровую, по утверждениям врачей, жену в порядок, Геннадий позвонил Владилену. Они были в приятельских отношениях и виделись довольно часто. Услышав печальную новость, Влад искренне расстроился и пообещал приехать вечером. Весть была особенно странной потому, что Люся всегда, при любых обстоятельствах, оставалась веселой, легкой, пела и пританцовывала. За исключением того давнего аборта. Но и после него она быстро отошла и моментально выскочила замуж за будущего отца Володьки. Она вообще времени зря не теряла.
Владилен приехал к вечеру, как обещал. Людмила не выбежала по обыкновению бывшему мужу навстречу, словно не услышала. Сидела за столом, безучастная ко всему происходящему, и тупо смотрела в стену.
- Собака ты страшная! Что с тобой? Разве ты меня не узнала? - изумленно воскликнул Владилен. - Приехали!..
Люся посмотрела на него чересчур ясным взором и ничего не ответила. Бывший муж растерялся. Геннадий стоял мрачный и задумчивый.
- Ну, Люська! Кончай придуриваться! - попробовал Влад разрядить ситуацию. - Чего зря над хорошими мужиками измываться? Видишь, нас уже двое! И тебе на работу надо выходить. Небось, пора. Отпуск твой давным-давно кончился, на бюллетене вечно сидеть не будешь. Медицина не позволит. Ты не забыла об этом, Людмила? Как ты строчить свои репортушки и очеркушки собираешься?
- А она и не собирается! - объявил Геннадий. - Сам посуди, какая тут может быть работа! Из ее редакции сто раз звонили, спрашивали, когда она появится. Писать, дескать, у них, кроме нее, некому. Незаменимая! Я сказал, что дело плохо, сдурела баба, и мне наплевать на их газетные проблемы. Да пусть дома сидит, денег хватит, лишь бы не молчала! Не знаю, куда с ней еще податься. Всех медиков уже обошли!
Владилен пристально рассматривал Люсю.
На первый взгляд, в ней ничего не изменилось: та же гордая стать, мягкие темные кудельки, спокойное лицо... Только вот глаза смотрели куда-то мимо, в сторону, сквозь окружающих, словно видели то, что никто, кроме Людмилы, не замечал. И сами глаза ее стали какими-то неестественно плоскими, тускло-серыми и маленькими, куда меньше, чем раньше, словно растаяли, губы сделались тонкими и горестно поджатыми, как у старой девы.
- Собака ты страшная... - испуганно прошептал Влад.
Он вдруг запаниковал, подумав, что они с Люсей, расставшись формально, никогда не расходились в действительности. И Люська всю жизнь бегала к нему на любовные свидания, не забывая при этом выходить замуж и заводить романчики на стороне. Ни о чем не задумываясь. Может, наступило время расплаты?.. Потому что при расставании нужно уйти, а не выкручивать самому себе руки... Ложь - всегда чересчур рискованная прогулка в незнакомый и глухой лес: чем дальше углубляешься, тем труднее выбраться.
Только Владилен много лет назад хитро уверил сам себя, что он не лжет, а просто заблуждается. И даже если он далеко не всегда говорит правду, то сам верит тому, что говорит... Новый самообман отлично помогал старым.
Последний раз Владилен видел бывшую жену в конце апреля. Тогда все было абсолютно нормально.
- Прекрасно выглядишь! - сказал ей в тот день Влад, искренне, с удовольствием полюбовавшись на свою бывшую первую жену.
И услышал в ответ жизнерадостное:
- Овсянка, сэр!
- На завтрак и на ужин?
- На морду лица, дурачок! Два-три раза в неделю разводишь молоком и мажешься, а потом становишься вот такой беленькой и гладенькой, будто выглаженной!
Как давно это было... И как недавно... И сколько изменилось с тех пор... Но все в мире выходит не так, как ждешь, все всегда иначе... С другой стороны, вряд ли что-нибудь произойдет на Земле, если нет великой и всемогущей силы, упорно подталкивающей события. Что же подтолкнуло Людмилу к этому, в общем, абсолютно непредвиденному, совершенно случайному падению и забывчивости, выпадению из действительности?..
- Ну что? - спросил Геннадий. - Что посоветуешь?
Владилен молчал. Что он мог посоветовать? Они с Люсей прожили целую жизнь, проведя ее как-то странно: порознь и вместе одновременно. Осталось совсем немного, последний маленький кусочек, остаточек существования. Именно на него Люськи почему-то не хватило.
Иногда она раздражала окружающих и даже близких родственников - сестер и братьев - своей постоянной легкостью, прямо легкомыслием. Казалась поверхностной и пустой. Пребывающей в вечной эйфории. Слишком безоблачной. Рядом с такими, как Люся, всем должно быть хорошо и спокойно. Отчего-то не получалось.
Владилен вдруг вспомнил, что у Людмилы с детства были разные ноги: левая больше, поэтому правая туфля всегда оставалась великовата и нередко начинала сваливаться, разносившись. Смешно... А Люська постоянно из-за этого психовала и ругала себя уродкой...
- Так надоело! Сегодня она все забыла, завтра ничего не вспомнила... - пожаловался Геннадий. - Врачи говорят, что шизофрения в ее возрасте не начинается. Должна была обязательно проявиться раньше. Слушай, а ты ничего за ней такого никогда не замечал?
Владилен глянул прямо в Люсины ясные глаза и побледнел. В них совершенно четко читалось равнодушие. Странно, но самым чужим может стать именно человек, которого ты любил, подумал Влад. Или любишь... Кто знал, что у Людмилы окажется такая ломкая психика... А он вообще, как выяснилось, не знал свою бывшую жену...
- А на кладбище она не ходит? - спросил Влад.
- На кладбище? - удивился Геннадий. - Конечно, ходит. Точнее, ходила. К отцу, к матери, к старшей сестре. На Востряковское.
- Нет, - пробормотал Владилен, - не на Востряковское... На Кунцевское.
- На Кунцевское? - снова удивился Геннадий. - А что ей там делать, на Кунцевском? Ты что, приехал загадки мне загадывать? Их тут и без тебя больше чем достаточно. Ты лучше придумай что-нибудь! Видишь, баба обезумела!
- Всем бы так обезуметь! - прошептал Влад. - Подожди немного, может, я примерный вариант соображу... Не так быстро...
Геннадий махнул рукой:
- Соображай, сколько влезет! Все одно! Только я стал бояться оставлять ее дома: вдруг чего без меня наколбасит!
- Не бойся, не наколбасит, - успокоил Владилен. - Она что, совсем говорить перестала?
- Иногда общается, - пояснил Геннадий. - Нехотя, в полслова. Да, нет... Имена всякие повторяет...
- Имена? - нехорошо вздрогнул Влад. - А какие, не припомнишь?
- Мужские, - сказал Геннадий и засмеялся. - Может, друзья бывшие... Люська, она такая... Сам знаешь. Чаще всего зовет Сергея.
Владилен сжал голову руками и согнулся в кресле.
- Я так и думал, - прошептал он. - Конечно, Сергея... Приехали... Гена, это смерть.
- Ты тоже обезумел? Вроде Люськи? - возмутился Геннадий. - Какая еще смерть? Она-то здесь при чем? Ладно, давай пойдем в другую комнату, посидим, у меня хорошее винишко есть, и ты мне все толком объяснишь, наконец, про Сергея и про смерть.
Владилен задумался. Большинство людей не отличается богатым воображением. И то, что происходит далеко от них, их, как правило, совершенно не касается, не трогает, не волнует. Землетрясение в Японии - это, конечно, ужасно, но это на краю света... Там сейсмически опасный пояс. Наводнение на Лене? Кошмар, но это Сибирь... Пожар в Текстильщиках? Но мы живем в Измайлово... А вот стоит ничтожному происшествию, пустяку произойти у нас в квартире - скажем, кран в ванной сломался - как мы меняемся на глазах.
Но ведь часто рядом с тобой кто-то гибнет, как сейчас Людмила, и мир рушится для нее, мучительно и страшно... А ты ничего не ощущаешь. Вот в чем ужас жизни! И вот почему она так медленно меняется к лучшему...
Почему-то только мелочи и чудачества объясняют все до конца, именно они часто выворачивают человека наизнанку. Странно, но значительные, серьезные поступки нередко пусты и не желают пролить ни единого лучика на человеческую суть. Эти весомые, якобы существенные, глобальные действия порой бывают слишком мелодраматичны, словно рожденные низменным искушением солгать всем и вся и себя приукрасить. Они изначально рассчитаны на зрителя, на посторонние глаза. А этот зрительский эффект... Кому он нужен в обычной жизни?.. И получается, что самые незаметные и кажущиеся невероятными, необъяснимыми движения человеческой души оказываются наиболее логичными и правдивыми.
Но судить себя все равно нужно не за поступки - за последствия. Хотя зачем казниться?.. Свои ошибки не исправить ничем, как ни старайся.
Владилен посмотрел тоскливо и покачал головой.
- Ничего нельзя объяснить, Гена... Например, запах цветка, звуки музыки, любовь, синий или красный цвет, свет солнца, дуновение ветра, шум грозы... Это из области философии. Как я объясню тебе Люську? Себя-то объяснить невозможно!
- Ну, нет, философ! - справедливо возразил Геннадий. - Себя объяснять куда труднее! В общем, я почти догадался: Сергей - это ее первая любовь.
- Единственная, - сквозь зубы, нехотя пробормотал Влад. - Ей было девятнадцать, ему - сорок один. Известный всей стране журналист. Жена и дочка. Невозможность развода, иначе конец блестящей карьеры. Сочи в октябре, куда они ездили вдвоем. Рестораны, пальмы, море... Юная Люська в коротком платье, коленки наружу... Потом его неожиданное назначение первым замом главного в центральной газете. Работа, нервы, болезни. Люська на телефоне, звонки по ночам, когда домашние спят. Он упал в коридоре редакции и умер мгновенно. Она даже не сразу узнала об этом. Вот и все.
- Красиво описываешь! - похвалил простоватый Геннадий и ухмыльнулся. - Только что здесь такого особенного? Самая заурядная история. Почти банальная. И очень давняя, чтобы ее вспоминать и на ней зацикливаться. Мне кажется, ты придаешь ей какое-то несуществующее значение. А мужики вообще умирают рано - никак не могут к жизни приспособиться. Это проблема из проблем. Пока приноровятся к своей житухе - глянь, а она уже проскочила мимо... Никто и не заметил...
Влад недобро посмотрел на Геннадия. Да, объяснить невозможно: не поймет. И никто не поймет. Просто к концу жизни у каждого остается только самое существенное, самое важное. Остальное словно вымывается потоком времени и выбрасывается за ненадобностью. И Люся теперь помнила главное, забыв обо всем остальном. Когда-то в ней велика была святая земная потребность любить, даже немного мешавшая ждать взаимности. Но чем больше любишь других, тем больше от тебя ждут любви и привязанности, тем больше на них претендуют, посягают, рассчитывают. А ты ведь тоже ждешь любви... Замкнутый круг... И от себя не убежишь.
А этот ее Геннадий... Интересно, зачем Людмила вышла за него замуж? Она никогда не отличалась меркантильностью, по деньгам не страдала, но вот власть...
- Снобушка ты моя! - посмеивался Владилен.
Геннадий был главой управы, человеком влиятельным и привыкшим к подчинению окружающих и их лизоблюдству, в прошлом - захудалый инженеришка с протухшим и никому не нужным дипломом строительного вуза. Позже, делая карьеру местного властителя, он заочно окончил Академию управления и МГИМО. Так было принято. Дипломы ему просто выдали, но сначала создали четкую видимость учебы и системы зачетов и экзаменов в течение нескольких лет. Много ли нужно, чтобы управлять и управляться? Потому слишком многие занимаются как раз тем, к чему меньше всего пригодны и подготовлены.
Владилен не догадывался, что Людмиле в должности Геннадия - глава управы - упорно мерещилось словосочетание "глава семьи". Почему-то еще вспоминался отец с ножницами в руке, по-турецки скрестивший ноги на столе с ловкостью и гибкостью гимнаста... Он мог сидеть так часами. Как ему это удавалось?
Геннадий и с первого взгляда никого никогда не потрясал умом и ораторским искусством, но чем ближе людям приходилось его узнавать, тем он казался им глупее.
- Да, он не такой умный, как ты, это правда. Но все же не такой болван, как ты о нем думаешь, - однажды заявила Людмила Владилену.
Почему она вышла за Геннадия?.. Не потому, что любила его, а потому, что не любила никого другого. Уже отлюбила... Женщины часто выходят замуж именно по этой незначительной причине.
Геннадий удивлял Влада и многих других еще тем, что никогда сильно не старался чего-нибудь добиться. Он давно открыл для себя простую истину: чем больше человек усердствует, тем меньше судьба его слушается, чем больше человек прикладывает усилий, тем хуже выходит. Жить надобно весело и небрежно - ручки в брючки - и посвистывая. Он руководствовался именно этим ценным правилом и существовал в соответствии с ним.
Женившись на Людмиле, Геннадий первое время увлеченно каждый вечер внимательнейшим образом изучал желтушную газетенку, где теперь трудилась его новая жена, оставившая управскую газетку, с помощью которой они и познакомились.
Одна ведущая рубрики из новой редакции Людмилы всегда украшала свою колонку репродукцией картины Серова - "Девочка с персиками". И однажды под Новый год Люська затащила своего третьего мужа на редакционную тусовку и перезнакомила со всеми сотрудниками. Усаживая жену после вечеринки в машину, Геннадий удивленно поделился:
- Слушай, я не понял... Эта ваша ведущая колонки... Первый раз встречаю даму, так непохожую на свою фотографию! Или ракурс такой неудачный? Ну, помнишь, где она с фруктами, сидит за столом? На даче, видно, фотографировалась.
Образованнейший человек мне попался в мужья, подумала Людмила, и сдержанно кивнула, ничего не объясняя.
- Что такое любовь - до сих пор никем точно не доказано, - задумчиво сказал Владилен, искоса глянув на третьего Людмилиного мужа.
Геннадий ухмыльнулся:
- Да. Потому что вообще-то любовь - это глупость! Или сила внушения. Вот Людмила как-то, еще до своей отключки, нечаянно схватилась за утюг и обожглась - аж рука покраснела. Потом вдруг посмотрела и увидела... Утюг, оказывается, не был включен в сеть. И судя по всему, даже не включался в тот день. Она снова до него дотронулась - совершенно холодный. Что получается? Просто твердая уверенность, что утюг горячий - и настоящий ожог. Точно так же любовь. Выдумки и фантазии!
Влад взбеленился:
- Давай мы здесь и сейчас такие вопросы обсуждать не будем!
- А почему? - простодушно удивился Геннадий. - Сейчас, по-моему, самое оно... Чего не поболтать? Вот у меня лично влюбленность - естественное состояние. Я всегда в кого-нибудь влюблен. Но это мне только помогает, а не наоборот. Влюбленность поднимает тонус, а значит, побуждает к работе и творчеству.
Он был одним из тех недалеких и редких людей, которые, как ни странно, даже приятны многим именно своей ограниченностью и беспредельной наивностью. Пусть суждения их всегда односторонни, ошибочны и смешны, пусть порой кое-кого раздражают, зато всегда чистосердечны, бесхитростны и по-своему забавны и увлекательны.
Владилен хмыкнул и вновь нахмурился:
- Ты говоришь о легкомысленном флирте, а у Люськи было глубокое и сложное чувство!
- Ну, ты даешь! - захохотал Геннадий. - Это у Люськи глубокое?! Ты ее ни с кем не перепутал, эту вертихвостку? Нашу общую женушку! Которая сегодня одного забыла, завтра другого не вспомнила, - и он хитро, вприщурку, глянул на Влада.
Тот облился пожарным румянцем.
- Если ты спишь сразу с двумя или тремя, ты обманываешь только самого себя... При одной любви нельзя иметь другую: она не впустит иное настоящее чувство, пока ярко горит, - пробурчал Влад.
- Ну почему же?! Это слишком глубокая, ненужная и нудная философия. Лично я запросто влюбляюсь в нескольких баб сразу. И ничего! Людмила в курсе. Эх, как хорошо мы с ней жили! Два года почти... - искренне запечалился Геннадий. - До этого попсового мая... Дурного до крайности! То снег в середине месяца, то дожди сплошняком... Какая это весна!..
Погода Владилена нисколько не взволновала.
- Значит, ты ветреный и серьезных чувств до сих пор не понимаешь. Не дорос! И не поймешь, пока не полюбишь по-настоящему!
- Как это я еще не любил?! Любил в квадрате, по полной - нескольких сразу! Только бабам ничего не нужно никогда объяснять, с ними всегда надо действовать. Они все одинаковы. Бракованный ты философ! - заявил Геннадий, на ходу сочиняя себе приглянувшийся имидж. Не так уж много он заводил романов. Просто хотелось... - Поменьше бы культурничал! Больше бы толка было. Хотя говорить ты мастер, звучит красиво, прямо впечатляет...
Спор сентиментального по натуре Владилена и циника на словах Геннадия напоминал разговор двух глухих.
Раньше Влад думал, что всегда твердо знает, чего хочет в данный момент. Поэтому жизнь для него - не такая сложная загадка. Эти трудности, скорее, для других. И для знакомых, которым Владилен с удовольствием жаловался, что ни в чем не разбирается, ничего не понимает в этом мире, где так тяжело. Прикидывался овечкой. Ему все верили. Святая простота, каждый раз оценивал Влад своих простодушных знакомых. Но то было раньше... И те времена давно миновали.
- У нее просто кончилась программа, - сказал Владилен, вспомнив о Людмиле. - Значит - кончилась жизнь. И все... Люся свое уже отпела и отплясала, теперь предстоит свое отплакать. И так все мы живем, пока не отбегаем положенное. Собаки бродячие... Она редко ходила к нему на кладбище. Жизнь заедала, вечно некогда. А потом оттуда возвращалась неживая... И ей нужно было много времени, чтобы оклематься. Знаешь, что она всегда твердила ему там? Просто повторяла одно и то же: "Сереженька, твоя девочка выросла..."
И осекся. Конечно, мужчины должны были уйти куда-нибудь подальше, закрыться, запереться... Эти разговоры не для Люськи. Они оба, как по команде, в страхе повернулись и застыли. Людмила неожиданно неслышно вошла из соседней комнаты, присела на стул и смотрела на них безразличным взглядом, словно по-прежнему ничего не видела и не слышала.
- Замолчи, я тебя прошу! - прошептал Геннадий. - Ты и так уже наговорил лишнего... Даже если теперь не скажешь больше ни слова... Зачем я тебя только приглашал!.. Вот беда!
- Так ведь хуже не будет! - спокойно пояснил Владилен. - Потому что хуже некуда. Это он сейчас зовет ее, и она скоро уйдет к нему и за ним. В общем-то, она уже ушла. Ты понял? Люська всю жизнь жила в ожидании этого момента, пела, танцевала, растила сына, меняла любовников - и ждала, ждала, ждала!.. И дождалась! Он ее недавно сверху позвал за собой. Это конец, Геннадий!
- Если бы я знал, что ты тоже рехнутый, то никогда бы к тебе не обратился, - откровенно расстроился Геннадий. - Сколько лет с тобой знаком, ни малейшего подозрения! Ну что ты плетешь, сам подумай! "Позвал, сверху, за собой!.." Умный, образованный человек, доктор технических наук, почти академик! Вдобавок из семьи коммунистов. Тебе над колыбелью революционные песни пели, разные там "Дан приказ ему на запад...", а ты теперь слушаешь Небеса. И почему люди так любят рассуждать о потустороннем?
Владилен встал:
- Ты прости меня, Гена, но я поеду. Помни только одно: Люськи больше нет! Ее душа тебе не принадлежит! И никогда не принадлежала. Так же, как мне и всем остальным... Она принадлежит тому умершему человеку отныне и навсегда. А у всех нас нет ничего постоянного, кроме души.
Геннадий вздохнул: он явно жалел, что связался еще с одним сумасшедшим. Всякие разговоры о душах и по душам ему всегда были не по душе.
2
Всю ночь за окнами капало. Зима расплавилась, даже не успев дожить до середины января, махнула на судьбу рукой, превратилась в грязь и сырость, шепнула себе оправдательные ключевые слова "Глобальное потепление!" и отправилась восвояси. Обескураженные лыжники и конькобежцы, не успевшие исчерпать свой спортивный азарт, злились. А дачники уже намыливались ехать на фазенды и готовились к близкому лету. Все самое серьезное у этих людей неизменно почему-то связывалось именно с дачей. Или определяющим для них служил сам сезон.
До рокового Людмилиного мая было еще довольно далеко. Но перед поездками за город она по неизвестным причинам всегда плохо спала, часто просыпалась, вздрагивала и тревожно смотрела на часы.
В последние годы она постоянно жила маленькими кусками времени, словно сознательно ломая его на неравные части и не стараясь обременять себя раздумьями об опасном и тревожном будущем. Она неизменно пыталась инстинктивно остерегаться любых ловушек, а самыми страшными, грозными мышеловками справедливо считала непредсказуемость грядущего и невозвратность прошедшего. Ни ушедшими днями, ни предстоящими жить нельзя, и не стоит о них даже задумываться. Жить надо настоящим. Но людям свойственно увлеченно гадать о завтрашнем дне - что там да как... Их не перевоспитать, не переделать.
Еще все обожают грустить о былом. Хотя упущенное все равно никогда не вернется, как ни мечтай и ни страдай. Почему же все так тоскуют по утратам? Нелепое и бесполезное занятие... И раскаяние в содеянном тоже. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все давно стали бы святыми. Но жизнь вовсе не собиралась делать людей такими, все наоборот. Тому, кто совершенен, утверждал Владилен, место в музее.
И кто сильнее все-таки: жизнь или мы сами?.. Разве человек ни на что не способен?.. Ведь именно у него есть право голоса и право выбора. Есть желания и силы. Есть воля. Все это дано ему сверху. Просто он часто плохо распоряжается этими дарами.
Людмила вновь повернулась и опять посмотрела на будильник. Стрелки изобразили насмешливую улыбку.
Будущее... О нем она успеет поразмышлять вдоволь тогда, когда впереди его уже почти не останется. Мама всегда говорила, что лучше всего думать о будущем детей или других родных, но никогда - о своем собственном. Правильно ли это?..
Кто из нас понимает, что делает? Да мы бы никогда ничего не сумели совершить, если бы сообразили, что делаем. Ужаснулись бы, затормозились... Да, если ты наметила как-либо поступить, не обдумывай возможные последствия. Иначе ничего не сделаешь.
Как мрачно...
В подъезде зашумел лифт. Кто-то очень поздно возвращался домой. Или, наоборот, уезжал к себе на другой конец города, загостившись в чужой постели...
Ночью подъезд неизменно жил своей собственной таинственной жизнью. В два-три часа обязательно начинал разъезжать туда-сюда лифт, слышались голоса, хлопали двери... Что происходило, никто толком не понимал, но все жильцы отмечали необычное ночное движение.
Стоит ли бесконечно грузить себя нерешаемыми загадками?.. И так хватает проблем... Пусть жизнь остается себе на здоровье вечным знаком вопроса. Возможно, именно в собственной таинственности она видит свое предназначение. И что такое наша жизнь, если не длинная цепочка безрассудных поступков?..
Мысли были бессвязными, путались, цеплялись одна за другую... Мешали и не давали покоя.
Рядом мирно сопел муж. Бесхитростный и простодушный. Именно это и подкупило Людмилу когда-то. И еще то, что он не начал сразу отпугивать ее комплиментами - ни дешевыми и популярными, ни изящными и тонкими. Похоже, он вообще не умел их произносить и даже не знал, что это такое и зачем. И прекрасно. Большинство мужчин уверены, что комплимент - главное их оружие в борьбе за женское сердце. На самом деле, все наоборот.
Люся последние полтора года всецело посвятила себя Геннадию. Она всегда целиком отдавалась тому, что делала в данную минуту, и при любых обстоятельствах собиралась присвоить того, кого облюбовала. Но слепое желание обладать чем-нибудь, владеть кем-нибудь опасно само по себе. Оно, безоглядное и безотчетное, не принимает во внимание непреложные будущие утраты. А всю жизнь никого и ничего нельзя удержать при себе, это смешные, глупые, тщетные попытки. Да, все на свете можно получить, все при настойчивости можно приобрести, всего добиться, но лишь на время. Навечно не удастся!
Люся вздохнула. Жизнь течет себе понемногу, как ей положено... И сегодня проходит точно так же, как вчера, а завтра будет таким же, как сегодня. Те же магазины, обеды, работа, тот же дом, те же улицы, дожди и снега... Та же самая монотонная, чересчур однообразная жизнь... Не лучше и не хуже... Ничего не изменяемо... Почему?.. Людмила сама не захотела ее изменять или это попросту нереально?
- Неправда! - когда-то возразил ей Сергей. - Ты ошибаешься. И ты невнимательна. Да, конечно, дни следуют один за другим, это закон, но они никогда не повторяются. Это еще одна закономерность.
Он внимательно заглянул в ее глаза. Они оставались при своем мнении.
- Ты не согласна со мной?
Люська пожала плечами:
- Да нет, почему, согласна... Наверное, ты прав...
Сергей усмехнулся. Ее глаза говорили совсем о другом.
Люся старалась не спорить с Сергеем. Он был намного старше, опытнее и умнее. Но в глубине души она нередко все равно думала по-своему и к его доводам не прислушивалась. И потом... Он тоже ничего не смог изменить в своей жизни. Хотя хотел... Или не очень?..
Где-то далеко мерзко завизжали тормоза. Кто-то носился с бешеной скоростью по пустым улицам, испытывая судьбу. В молодости фортуну проверяют на прочность все без исключения. А потом всем становится страшно...
Да, куда лучше ни о чем не думать, все равно получится наоборот. Сколько ни размышляй, ни планируй, ни прикидывай, сколько ни изобретай себе проектов, в конце концов, решение останется за одним каким-нибудь насмешливым и зловредным случаем. Все будет идти так, как запрограммировано сверху. И нет времени лучше, чем настоящее... Хотя у памяти чрезвычайно пакостный характер. И как часто начинает тревожить вроде бы абсолютно забытое прошлое, которого потом остро не хватает всю дальнейшую жизнь...
Людмила прикусила губу. Что-то в Люсиной душе с давних пор закрыто наглухо и навсегда. Кое-что или кое-кого она упрямо не желает впустить... Потому что в душе тоже не так уж много места. Ее размеры строго ограничены. Наверное, не у всех, но у Людмилы явно.
Один из двух любящих всегда бросает второго. Вопрос в том, кто кого опередит. Людмила пристально глянула на спящего мужа.
И люди очень плохо понимают друг друга, даже не пробуют понять, отсюда все недоразумения. Хотя жить - значит жить для других. Все словно подпитываются от окружающих, в которых порой теплится огонек доброты. Иногда... Она придает человеку силы, если ему трудно. И ее нужно беречь.
Ночь шла своим чередом...
Они представляли собой плохо подобранную пару. Ничего нельзя делать наспех...
Людочка всегда была изящна и красива, неплохо владела собой, выгодно отличаясь этим от множества женщин, и могла очаровать и заинтересовать любого мужика. Если бы поставила перед собой такую цель и посчитала нужным снизойти именно до этого человека. Но, как правило, не снисходила. Люся принадлежала к числу тех женщин, которые сами, на свою голову, никогда не ищут приключений, но зато без всякой борьбы легко сдаются тому, кто сумеет их удержать при себе.
- Ты не авантюристка, - как-то засмеялся Владилен. - И это прекрасно! Хотя, знаешь... У тебя отсутствуют фантазия и склонность к рискованным полетам. А в небо поднимаются те, кто бросает все на кон. Всю свою жизнь!
Людмила надулась. Она была от природы очень обидчивой.
Они с Геннадием выглядели счастливыми. Правда, злые языки пророчествовали, что они вот-вот разведутся. Непонятно, на чем основывались эти слухи, ведь брак Людмилы и Геннадия имел довольно прочную опору. С одной стороны, Люсина внешность - залог влюбленности мужа, с другой стороны - его карьера чиновника как гарантия верности жены... Все четко и ясно... А жизнь такой и должна быть. Должна... Но не бывает...
Время холодно отмеряло минуты. Нет ничего страшнее, могучее и величественнее его поступи. Людмила упустила свою удачную полосу, когда могла уйти от мужа, и он это прекрасно знал. Но Геннадий мало что умел давать женщинам, не сильно привлекал и, честно признавая это, не озадачивался поиском новой жены. Люся тоже на сей счет не беспокоилась. На счет Геннадия вряд ли придет что-нибудь ценное. Впрочем, как и на ее личный...
Над вопросом, что могло заставить Людмилу, кокетливую и обаятельную, выйти за чучело, каким многие считали Геннадия, задумывались почти все их любознательные знакомые. Что толкнуло ее на этот непонятный шаг? Но он по-прежнему оставался необъяснимым. Среди всех тайн, веками терзающих замороченное человечество, семейная остается самой строго охраняемой.
Геннадий терпеть не мог никаких компаний и чурался их. А его взаимно не переносили на домашних вечеринках и днях рождений. Всегда чопорный, деревянный, нескладный... Это шло от застенчивости, с которой Геннадий безуспешно боролся много лет. Дома он был совсем другой, но об этом знала только его жена Люся, обожающая тусовки, певунья и плясунья, в одну минуту приживающаяся в любом новом коллективе.
Какими долгими бывают бессонные ночи... И как трудно с ними всегда справиться и их пережить...
Брак... По буквам это слово можно расшифровать так - боль, риск, авантюра, кошмар... Можно иначе - бред, романтика, артистизм, коллапс... Да к чему все эти определения?.. Глупость, да и только...
Проклятое время... Людмила опять заворочалась с боку на бок. Ей вечно нужно два дня, два дня каждый день, а то она ничего не успевает. Геннадий негромко похрапывал рядом. Всего два дня каждый день... Разве это так много?.. Но никто ей этих столь необходимых лишних дней давать не собирался. И приходилось крутиться в привычном напряженном графике повседневности, мечтая о физическом расширении времени.
Люся снова посмотрела на часы. Скоро утро... Комната понемногу теряла размытость и загадочность. И выступали острые углы... А ночь шла своим чередом.
Вся жизнь сосредоточилась на даче. Уже давно. Ее строили всем миром, то есть Люся вдвоем со своим вторым мужем Владимиром. Вкладывали в нее все силы. А потом, очень скоро, дача зажила своей особой, частной жизнью, отдельно от хозяев, руководя ими и направляя их незримо и уверенно.
Построить дом, посадить дерево, вырастить ребенка... Основная жизненная триада.
Ездили до "Сушкинской" по Белорусской. Эта дорога особенно изощренно издевалась над беззащитными и безответными пассажирами, стремящимися всеми слабыми силами добраться побыстрее до своих фазендочек. И поднаторела дорога в этом деле не слабо. Электрички ходили до Можайска и Звенигорода раз в два часа, и обалдевшие, но подсобравшиеся с волей дачники брали их каждый раз штурмом, как по преданию их деды и прадеды когда-то шли приступом на Смольный. Правда, историю потом хорошенько исправили, Смольный, как выяснилось, брать было незачем и некому, но информация о штурмах в подсознании угнетенного бытом и горестями человечества поселилась надолго и всерьез.
Каждый раз ехали в давке и духоте. Однажды плотная дама средних лет с огромным рюкзаком и двумя раздутыми сумищами выбралась на Голицынскую платформу в одной туфле и неуверенно заковыляла вперед, припадая на босую ногу, готовая шагать, пока не увидит милые стены родной дачки. Хорошо, что какой-то проворный юноша отыскал свалившуюся с женской ножки туфельку и в самый последний момент, когда "двери закрываются", выбросил обувку на платформу. Дама обрадованно помахала рукой вслед электричке.
- Золушка на балу! - хмыкнул Володя.
- Остроумно, - кивнула Люся. - Но не смешно.
От платформы "Сушкинская" шли еще минут тридцать по шоссе вдоль вереницы разноцветных и разновеликих старых деревянных и новых каменных домов, мечтая поскорее добраться до своего кооператива.
Впрочем, мечтал об этом больше Владимир, бравший на широкие плечи основной груз. Люся любила легкомысленно рассматривать дома по дороге, хотя давно выучила их все наизусть. Однако каждый раз они приобретали какие-то новые, почти неуловимые черточки. Людмила словно играла в детскую игру "найдите десять различий". И всегда их находила. В одном доме вымыли окна, и они, наконец, вобрали небо и солнце и удивились самим себе. Возле другого починили старые теплицы, обтянув их новой, чересчур блестящей и красующейся пленкой. И соседские вороватые дети, приглядываясь к ее блеску, всерьез планировали оборвать через месяц все до одного кровавые помидоры. В третьем доме во дворе появились доски. Значит, хозяева задумали строить баньку, или надстраивать чердак, или ремонтировать террасу...
- Ты устала? - часто оборачивался к жене идущий впереди Володя, грузно осевший к земле под тяжестью рюкзака и сумок в двух руках.
Люся резво и виновато подтягивала за собой сумку на колесах.
- Это я так... Хорошо пахнет...
И улыбалась цветам на участке, мимо которого шли.
Владимир равнодушно кивал. У него была аллергия, которая благополучно уничтожила одно из пяти его чувств - обоняние.
- Без него жить легче! - серьезно заявлял Володя. - В сортире мне не нужен освежитель, жене не стоит тратиться на духи, а мясо может пригорать, сколько ему угодно!
Их дачный кооператив занял совершенно безлесный, жалобно-голый участок возле крохотной, умирающей, разваливающейся год за годом деревеньки, равнодушно взиравшей на все происходящее полуслепыми катарактными окошками. Она поставила на себе крест, а мир стал ей безразличен довольно давно, когда деревушке не нашлось в нем даже крохотного укромного, но достойного уголочка.
Но ведь все посадят дерево... И не одно. Поэтому какая разница, есть зелень на долгожданных сотках или нет. Дачевладельцы усердно обрабатывали купленную землю, стараясь не замечать деревеньку возле. Каждому свое...
Первой же осенью Людмила надумала засадить свои квадратные метры до предела. Земля, думала она, медленно просеивая пальцами сырую глину, земля... Это моя... И сердце наполнялось законной гордостью частника. Точно так любая хозяйка удовлетворенно думает на кухне: "моя грязная посуда", "мои кастрюли", "мое мусорное ведро"...
На Рижском рынке Люся радостно закупила саженцы яблонь, вишен, малины, смородины и крыжовника. Советы давал сосед - как копать, как засыпать, как поливать... Владимир бестолково носился по участку с лопатой и волновался, без конца твердил, что жена делает все неправильно.
Странно, но весь Люсин сад, о котором она так мечтала, прижился, по весне уверенно распустил зеленые листочки и весело и удивленно засмотрелся на небо. Погибло лишь два саженца, а малины оказалось столько, что потом ее даже пришлось прореживать. Вырывать зеленые кустики Людмиле было очень жалко, но она подарила их соседу, и все остались довольны.
- Хорошо японцам: они придумали каменные сады, - глубокомысленно заметил Володя. - Поливать не надо!
- Остроумно, - кивнула Люся, с трудом разгибаясь от полного ведра. - Но не смешно.
Владимир рассматривал плоды Людмилиных трудов и часто читал с выражением:
Сломав березу и осину,
Подумай: что оставишь сыну?
Что будет он тогда ломать?!
Остановись, едрена мать!
Люся устало махала на него перепачканной рукой:
- Вов, надоело...
Дачу она полюбила еще и потому, что муж там был очень занят и пил значительно меньше, чем в Москве. В городе ему постоянно требовалось расслабляться, как он говорил. Дорасслаблялся он уже до приличного состояния, поэтому нередко возвращался домой поздними вечерами на бровях и молча падал на тахту.
Людмила бранилась, но не сильно. Она воспиталась в советских дружных редакциях, где пили поголовно все мужики. Журналисты искренне и простодушно считали, что день, прошедший без водки или коньяка, прошел понапрасну, и таких пустых, зряшных дней старались в своей жизни не допускать, чтобы потом "не было мучительно больно" за бесцельно прожитое, почти по Николаю Островскому.
В Москве муж теперь часто разыскивал какой-нибудь садово-огородный инвентарь. Володя умудрялся все время терять садовые ножницы, грабли, лопаты. Однажды исхитрился даже забыть в лесу пилу. Правда, был сильно пьян...
- Семен, у вас есть топор? - спрашивал он вечером приятеля, разгуливая по квартире с мобильником. - Нет, гаубица мне не нужна. Это карается законом. Только топор.
Остроумно, но не смешно, привычно подумала Люся.
Владимиру тоже нравилось владеть. Он проворно огородил свою землю сеткой-"рабицей", поставил на участке туалет из светлого дерева и привез старый вагончик. Самого дома пока не построили - муж все искал какой-то особый, шикарный, но не сильно дорогой. Поэтому жили в вагоне. Володя раздобыл где-то списанный, у каких-то строителей выпросил. В вагоне было душновато, летом он нагревался на солнце, холодными ночами быстро остывал, но свалившись без сил после раскопок "во саду ли в огороде", Люся засыпала моментально и в духоте, и холоде. А воскресными вечерами она мечтала поскорее добраться до дома и сладко сомлеть под горячим веером душа.
Дорога до Москвы неизменно оказывалась короче, чем на дачу.
- Лошадь всегда быстрее бежит в стойло, - посмеивался Владимир. - Это закон.
С появлением дачи постепенно жизнь стала измеряться по-иному.
"А когда мы сможем начать сажать помидоры? - думала Люся. - А скоро ли мои яблони дадут урожай? Интересно, сколько сосед отдал за баню... Надо спросить... Где взять песок?.. Одна глина, будь она неладна... Хорошо бы еще найти в лесу и пересадить к нам пару дубков и березок... Поближе к забору..."
Других мыслей словно и не осталось.
3
Отец был скорняком, и маленький дом в Кунцево пропах шкурами и кожей насквозь. Район тогда считался пригородом Москвы и даже в отдаленных мечтах не видел себя правительственной зоной престижного Запада. Отец жил здесь давно и, казалось, всю свою жизнь просидел на скорняжном столе, по-турецки скрестив ноги и орудуя иглами и ножницами.
- Жили возле дачи Сталина, - посмеивался позже старший брат. - Золотое место! Охрана стояла за каждым грибом в лесу!
В семье Забродиных было пятеро детей. Люська - самая младшая. И самая балованная и любимая, как положено. Два старших брата и две сестры носились с Людочкой, как с дорогим украшением, боясь доверить друг другу и стараясь понадежнее спрятать в доме.
Очень скоро после ее появления на свет главным и любимым праздником в доме стал день рождения Люсеньки, ее одной, а все остальные празднества отныне как-то смешались, стерлись, превратились во второплановые.
Причем никто ни на чем особо не настаивал, никто специально Люсю не выделял и не выпячивал. Она сама, и тоже не нарочно, выделилась и обозначилась. Просто потому, что всей семье Забродиных вдруг остро понадобилось вылить на кого-то до сих пор до конца не растраченное чувство любви. Так вышло...
Рожала Евдокия Петровна пятого ребенка очень тяжело. Очевидно, сказывался возраст. Девочка родилась мертвая, без дыхания, и врачи положили крошечный трупик в сторону и занялись роженицей, у которой отказывало сердце. Мать они спасли и вдруг услышали слабый, жалобный писк. Пищал ребенок.
- Неужели живая?! - изумилась акушерка.
Девочка тихо плакала, жалуясь, что ее бросили, оставили, о ней забыли...
Родители часто вспоминали эту историю и смотрели на младшенькую влажными глазами.
- Да будет вам! - с досадой отмахивалась она. - Чего старое вспоминать? Живая ведь!
Говорить Люся начала очень рано, в одиннадцать месяцев, ходить - еще раньше, и бегала по двору, махонькая, напоминающая большую куклу, старательно обходя все препятствия на пути, особенно большие корни старых деревьев. Девка росла боевая.
Когда двухлетнюю Люську не пустили на елку, куда Зоя пыталась провести младшую сестру, малышка сходу взялась уговорить строгую администраторшу и уломала.
- Тетя, - сказала Люська, высоко задрав голову на высокую полную даму, - я буду очень хорошо себя там вести! Не буду кричать и шуметь, и бегать не буду. Только хлопать. Я обещаю! Потому что мне очень нужно увидеть деда Мороза и Снегурочку. Как же я буду без них, тетя?!
Администраторша тотчас растрогалась.
- Какая у вас чудесная дочка! - сказала она Зое. - Замечательный и способный ребенок! Так говорит... Пусть идет, ладно! А вы попросите там детей постарше за ней присмотреть.
И гордая собой Люська отправилась впервые на елку одна. Правда, Зоя по совету администраторши попросила девочку лет десяти взять Людмилочку за руку и не выпускать до самого конца представления, а потом привести к ней. Девочка обещала и со своей ролью няни вполне справилась.
Зое очень льстило, что ее долго принимали за чересчур юную мать. Но подросшая Людочка быстро разгадала желания сестры и, вредничая, наотрез отказалась звать ее на людях мамой. Она вообще не желала потакать старшим, которые слишком очевидно предъявляли свои права на нее. Опека многочисленных родных Люсю раздражала.
После того случая на новогодней елке Людмилочка поняла, что в жизни надо просить. Просить кого угодно и о чем угодно, о том, что именно тебе в этот момент нужно. И люди растают и помогут. Если будешь усердно и особо жалостливо канючить.
Она привыкла постоянно таскаться за старшими сестрами. Но они сами были в этом виноваты: сначала брали ее с собой всюду, крепко держа за руку, приучили к своей компании, а позже начали сердиться, когда Люська упрямо выражала слезливые желания увязаться с сестрами на свидания.
- Да возьмите вы ее с собой, чтобы не ныла! - сердилась мать. - Чем она вам помешает?
- Ну, ты скажешь! - кричала Зоя. - Мы в кино собрались с Лешкой, на последний сеанс! Что там детям делать?!
- Ага, конечно, - моментально влезал Олег. - Она там целоваться и обжиматься будет со своим Лешкой, а тут Людмила рядом глазищи таращит да рот открывает! Мам, ты представь себе это!
- Не встревай! - орала Зоя. - Только тебя тут недоставало!
- Мы тебя возьмем с собой на гадание, - успокоила Людмилочку Ольга.
Она была терпеливее старшей сестры.
- На гадание?! - обрадовалась Люська. - А это как? Когда?
- Скоро, - обнадежила Ольга. - Мы пойдем гадать на женихов. И ты с нами. Ты ведь собираешься выходить замуж?
- А как же? Обязательно! - важно отозвалась девятилетняя Людочка.
И все вокруг дружно захохотали.
Она обиделась. Чего они вечно ржут?.. Чересчур смешливое и бодрое семейство. Людмила тогда не понимала, просто не могла еще понять, какое это счастье - дружная и веселая большая семья.
Люся с трудом дождалась, когда, наконец, отправится с сестрами на гадание. На улице она без конца нетерпеливо дергала Олю за руку:
- Ну, давай гадать! Что мне нужно делать?
- Нужно подходить к прохожим и спрашивать их имена, - объяснила сестра. - Какое имя назовут - так и будут звать твоего мужа. Поняла?
Люська кивнула и в восторге понеслась к дворнику, старательно колотившему ломом лед на тротуаре.
- Вас как зовут? - спросила его Людмила.
Он простодушно ответил:
- Степан.
Люська захныкала:
- Не хочу мужа с таким именем!
И тотчас остановила гуляющую супружескую пару. Мужчина мгновенно догадался, что девушки гадают, улыбнулся и деловито ответил:
- Акакий.
Окончательно разобиженная Людочка помчалась к сестрам, которые в сторонке тоже усердно выспрашивали прохожих и от души хохотали над ответами.
- Вы это все нарочно! - закричала Люся, подскочив к сестрам. - Вы прямо издеваетесь надо мной! И они тоже, эти дядьки на улице! Один даже настоящей какашкой назвался!
Сестры дружно прыснули:
- Чем?
- Какашкой! - вопила разъяренная Люська. - Имя назвал дикое - Какакий! Придумал с ходу, чтобы насмеяться!
Сестры со смехом переглянулись.
- Акакий! - поправила Зоя. - Это у Гоголя есть. Не читала, поди?
- Врешь ты все! Я читала "Вия" и про утопленницу. Там таких имен не было! Чтобы Гоголь и такое придумал?! Я лучше пойду к маме!
Оскорбленная Людмила повернулась и понеслась к дому. А веселые сестры смеялись ей вслед.
После того случая она перестала проситься с ними на свидания, в кино и на прогулки.