Полнолуние обрушилось на Землю неожиданно. Все календари упорно твердили, что до его наступления осталось еще минимум дней десять. И, как всегда, врали. Наглая полнощекая белая луна не вытерпела, и промурлыкав: "Пора хорошенько рассмотреть, что там творится на Земле!", взошла во всем своем величии. Насмешливо и четко внезапно обрисовалась на небе в бледном молочном ореоле и стала весело наблюдать за происходящим сверху. Забавлялась...
А внизу творилось что-то невообразимое: большие Кремлевские часы вдруг остановились в полночь.
Телевидение захлебнулось от ужаса, газеты завыли об Апокалипсисе, улицы опустели. Заорали пожарные сирены, к которым быстро присоединились визгливые "скорые помощи". Вокруг забушевали наводнения, загремели землетрясения, заполыхали пожары.
Доллар сначала метнулся вверх, а потом так же резко упал. Куда-то все время рвалось атмосферное давление.
Заставили выступить министра финансов, бившего себя на экране в грудь и публично поклявшегося отрубить себе правую руку, если будет инфляция и дефолт. Но такие клятвы страна уже давно проходила. Поэтому ему на слово никто не поверил, зато все сразу успокоились и бросились забирать деньги из банков. Чулки - они всегда надежнее. Особенно в сочетании с дверями по прозвищу "звери".
Потом долго говорил премьер-министр, убеждавший население опомниться, спокойно ходить на работу и сверять часы по радиосигналам точного времени. Откуда они возьмутся - никто не знал и объяснять не пытался. В заключение премьер собрался с силами и взял на себя смелость пообещать починить часы в трехдневный срок.
- Конечно, починят! - уверенно сказал Ларисин отец, Сергей Тимофеевич.
Его тут же поддержала помощница по хозяйству:
- Починят, никуда не денутся! Выхода нет!
Политические партии тоже бросились утешать. Одна посоветовала забыться и развлечься в обществе самого лучшего в мире поющего дуэта "Тату". Другая пообещала законно и жестко разобраться с юридической стороной вопроса остановки часов. А лидер третьей заявил, что именно он - единственный путь спасения страны, и поскольку все любят только его одного, пусть поверят ему на слово, немедленно займутся ежедневным сексом с красивыми девушками, лучше из рядов его партии, и срочно вступят в нее, если не сделали этого до сих пор.
Затем изумленные зрители узнали, что их уровень жизни вырос за прошедшие несколько месяцев нового года на двенадцать процентов, инфляция снизилась на восемь с половиной процентов, а экономика развивается так, как и не снилось ни в 1913, ни даже в 1991 году.
На экранах снова замельтешили бодрые шоумены, резво и проворно шевелящие языками, вновь уверенно заговорили политические комментаторы, призывающие народ к активности и участию в выборах, замелькали по-весеннему распустившиеся лопочущие дикторши, как всегда мило и очаровательно путающиеся в словах и слишком часто уверяющие, что боевики двинулись из Чечни в Россию. Новое территориально-политическое деление родной страны им прощали все без исключения, даже Президент. Таким милашкам дозволялось плести что угодно.
Ночь полнолуния, вчерашний день и многие другие дни и ночи - все закружилось в бессмысленном и непонятном вихре. Хорошо, что смутные времена затянулись не слишком надолго...
Лариса проснулась, глянула на часы и сладко потянулась после забавного сна.
И вспомнила все случившееся наяву...
Накануне она выиграла конкурс молодых красавиц города. Победа заслуженная... Одержать ее Ларисе оказалось совсем несложно: она была ладная, складная, видная из себя деваха. Хотя и перестарок.
- Так сколько же вам лет?
Голос председательши жюри тонко металлически вибрировал от гнева и волнения, ноздри в бешенстве раздувались, а глаза готовились зажарить Ларису, как яичницу на сковородке.
- Вы знаете! - вздохнув, сказала Лариса. - Или мне еще раз предъявить документы? Для чего бездарно ломать комедию?
- Это мы ломаем комедию?! - закричала председательша. - Нет, вы только посмотрите на нее!
Да все давно уже на нее посмотрели! И даже не один раз... Очень внимательно... Иначе ей бы не стать королевой красоты.
- Это мы, оказывается, ломаем комедию! - попыталась разыграть иронию председательша и театрально заломила руки. - Не она, а мы! Все жюри в полном составе! Над которым вы просто-напросто издеваетесь! Вы жестоко посмеялись над нами и продолжаете насмехаться! В конкурсе был возрастной ценз! Понимаете - ценз! Мы поверили вам на слово! А вы нас обманули! Воспользовались нашей доверчивостью! Вам куда больше двадцати!
Куда больше лет на десять... И дальше ехать некуда.
Лариса хмыкнула. Частичка правды в грозный монолог все-таки затесалась. В чем-то она права, эта безмозглая дылда с синими волосами. Неудачное подражание Мальвине. Или ошибка при выборе краски.
Председательша отличалась колючими стальными глазами и узким - словно его ножом прорезали! - злым ртом. Хотя на конкурсе Лариса этого не заметила. Значит, все изменилось под влиянием ситуации. Ну надо же... Как люди переменчивы...
Только разве Лариса насмехалась над жюри и всеми остальными? Просто очень хотела доказать этим идиоткам, что они из себя представляют, поставить их раз и навсегда на место... И поставила. А сама заняла высшее место на пьедестале. Стала победительницей городского конкурса красоты. Что тут особенного? Хотя особенного тут было немало.
- Верните корону! - продолжала исходить гневом безумная председательша. - Вы ее получили нечестным путем!
- Как это?! - изумилась Лариса. - Я уже некрасивая?!
И встала в вызывающую стойку незаслуженно оскорбленной рыночной торговки, обвиненной злыднями-покупателями в обсчете и обвесе.
Синеволосая собиралась негодовать дальше, но взглянула на Ларису и неожиданно резко сменила гнев на милость. Попалась честная председательша...
- Приходится признать, что именно здесь жюри не ошиблось! - сказала поборница справедливости. - Но лишь в этом! Вы - лживая, хитрая и пронырливая особа!
- А эти параметры конкурсу красоты по фигу! - резонно заметила Лариса. - Так что правила все выдержаны, и моя корона абсолютно законная! Доставшаяся мне по праву! И нечего тут разоряться: "Верни!", "Отдай!" Щас, разбежалась! Накось, выкуси! Ариведерчи!
И Лариса, гордо высоко задрав красивый маленький нос, выплыла из комнаты походкой королевы красоты. Пусть даже местного значения. Все равно. Она отныне королева! А это уже свидетельствует о многом.
Лариса подалась на конкурс от отчаяния. Жизнь проходила, даже пробегала и пролетала. И все мимо, мимо...
Однажды пасмурным, слякотно-зимним субботним утром, когда не нужно было мчаться на службу, Лариса с ужасом обнаружила с помощью чересчур искреннего зеркала седую прядь у себя на виске и поняла, что ее молодость всерьез готовится навсегда отойти в прошлое. И надо спешить, чтобы поймать эту стерву за хвост.
Лариса села возле зеркала, мрачно изучая свое отражение, и задумалась.
Общество может спасти лишь мечта, размышляла Лариса, это истина. И человека, частичку общества - тем более. Но еще лучше, если эта мечта будет реализованной...
А какая мечта у нее, у Ларисы?..
Она хмуро посмотрела в окно. Во дворе, мокром и грязном, носились дети и пронзительно визжали от счастья, попадая в очередную лужу бывшего снега.
У Ларисы не было семьи, не было детей, не было любимого человека... Значит, у нее не было ничего. Кроме тридцатника торопливых годочков и красоты. Красоты несравненной, как говаривал ее отец.
И он не врал и не проявлял излишнюю пристрастность к единственной дочери. Его правоту всегда охотно подтверждали злобные женские взгляды в сторону Ларисы и любые зеркала, даже самые затертые от длительного употребления.
Но собственная красота приносила Ларисе мало радости, хотя душа немного отогревалась в теплом сознании совершенства облика. И требовалось использовать свое стремительно убегающее преимущество как можно скорее и удачнее...
Лариса хорошо понимала простую истину: то, что так долго не ладилось, вряд ли может измениться мгновенно, по одному желанию и повелению королевы. Значит, придется и дальше принимать жизнь такой, какая она есть, и переделывать ее понемножку, вооружившись терпением и не переставая надеяться. Пусть земные блага и распределялись далеко не поровну, все равно роптать и негодовать нельзя. Надо искать иные пути решения непростой проблемы личного счастья.
Лариса терзалась одновременно раскаянием по поводу своего тщеславия и горьким сожалением о напрасно растраченном времени и упущенных возможностях создать семью.
Потом сумрачная королева грустно припомнила одного странного человека времен ее ранней молодости. В Ларисином маленьком городишке, далеком от информационного бума, суеты и культурных обвалов, других интересных занятий, кроме воспоминаний, не находилось. Поэтому именно здесь их берегли и лелеяли особенно свято.
Где сейчас тот человек?.. Куда исчез из Ларисиной печальной без него жизни?.. Почему не оценил ее несравненную красоту?..
Как надоело без конца задавать вопросы самой себе, не имея ни малейшего представления об ответах...
Лариса служила секретаршей у градоначальника. Отвечала на телефонные звонки, шалела от них к вечеру и однажды даже дома, сняв телефонную трубку, автоматически сказала:
- Мэрия!
Отец - а это звонил он - потом долго потешался над Ларисой.
Он вырастил дочку без матери - та умерла, когда Ларисе сравнялось пять лет - и жениться снова отчего-то не захотел. То ли не нашел своей любви второй раз, то ли ее просто не искал, опасаясь осложнить жизнь обожаемой доченьки появлением мачехи.
Лариса так никогда толком и не узнала, почему отец выбрал себе одинокий жизненный путь.
Вообще к своему отцу Лариса относилась очень сложно. Одновременно любила и презирала. Отец был туалетный работник. Так про себя называла его Лариса.
Всю жизнь прослужив скромным бухгалтером, отец до старости оставался большим шутником. Однажды вернувшись из налоговой инспекции, он встретил в своем офисе встревоженного начальника.
- Сергей Тимофеич, ну как?.. - волнуясь, спросил шеф.
И бухгалтер ответил совершенно спокойно, но слегка куражась:
- Да все нормально. Все нормально... В Сибири места много.
Начальник побелел:
- Ой, ну вы скажете!! Что за шутки у вас?! Я надеюсь, это все-таки шутки?!
Сергей Тимофеевич захохотал:
- Да ладно, ладно! Все хорошо, уладил! Все в порядке.
Во времена начала отцовской деятельности его профессия не котировалась и некоторым казалась смешной и унизительной. Это уже в конце двадцатого века, когда Ларисиному отцу было немало лет, бухгалтеры вдруг пошли нарасхват.
Зато выйдя на пенсию, отец не стал сидеть сиднем в углу, а неожиданно задумал купить один из городских общественных туалетов.
Их в городе насчитывалось всего пять: самый большой и очень грязный - вокзальный, более приличный - возле городского исторического музея, еще один, средней замызганности - рядом с военной частью, совершенно непристойный и занюханный - по соседству с рынком и последний, вполне приличный - вблизи городского театра.
Сергею Тимофеевичу позвонил его прежний начальник по службе, тоже ныне пенсионер, и сказал, что вкладывает деньги и выкупает у города вокзальный туалет - там народа больше, а, значит, и прибыль выше. И предлагает Сергею купить туалет на паях. Дело стоящее. Отец подумал и согласился. Он вложил в сортирный бизнес все свои сбережения, еще назанимал у знакомых, кто сколько мог дать.
Лариса посмеялась над отцом и выразила серьезное опасение, что теперь они очень скоро окажутся в долговой яме, но напрасно она скалила зубки.
Два старичка, преобразившиеся в новых русских, моментально отремонтировали привокзальный туалет, и он засиял кафелем и белизной импортных унитазов. Место за кассой при входе заняла картинно восседающая на высоком стуле дородная дама с дипломом Московского энергетического института. Дама замечательно умела считать и строго следила за порядком. Его обеспечивали две уборщицы-пенсионерки.
И вскоре отец начал получать такие приличные бабки, которые в маленьком Ларисином городке многим казались неприличными. И Лариса стала бояться уже совсем другого: как бы их вдвоем с папенькой не прирезали темной ночью из жадности, вороватости и зависти.
Но пока до этого не доходило. Отец открыл себе долларовый счет в самом крупном городском банке, купил машину и обзавелся дачей.
Правда, машина была всего-навсего "Жигуленком" последней модели, а дача представляла из себя разваливающуюся халупу. Только народ продолжал бегать в вокзальный туалет и исправно платить сначала пять, а потом семь рублей. И отец сменил "Жигуленка" на "ауди", а на дачу привез бригаду мастеров, которые за месяц превратили это страшненькое мрачное строение в чудесную двухэтажную игрушку со всеми удобствами.
- Вперед, к победе капиталистического труда! Для тебя, дочка, стараюсь, - часто бодро повторял отец. - Вот выйдешь замуж, нарожаешь мне кучу внучат... И будут они тут бегать по зеленой травке и визжать от радости! Архитрав!
Лариса безнадежно вздыхала.
Отец был забавным человеком. Если ему вспоминалось где-то слышанное сложное слово - он не всегда понимал его значение, но знал, что такое слово есть и звучит замысловато - отец тотчас произносил его. И любил это слово потом повторять ни с того ни с сего.
Кроме того, старый бухгалтер уродился романтиком, сохранил романтизм до старости и очень любил единственную дочь.
Лариса хмуро отмалчивалась и избегала поездок на дачу. Для этого имелась довольно серьезная причина.
На даче немолодая и радушная помощница отца по хозяйству развела целую скотоферму. Но едва Ларисе стоило привязаться к какому-нибудь утенку, начать кормить его с ладоней и водить за собой, как отцова помощница через неделю-другую объявляла ликующим тоном:
- Ларочка, сегодня для тебя у меня особенный сюрприз! Нынче на обед будешь есть того самого утенка, которого так усердно выпасала! Я постаралась - как можно лучше зажарила его для тебя!
Что характерно: экономка совершенно искренне была уверена, что этим безумно обрадует девушку.
Да, долго выдержать у отца Лариса не могла.
Накрывая на стол, отцова правая рука с искренней радостью и похвальбой всякий раз говорила:
- Смотри, Ларочка, вот это - холодец из той самой коровки Буренки, которую мы с тобой неделю назад кормили и гладили!
Или:
- А вот это - жаркое из козочки Розочки, которая грелась у нас в доме! Помнишь, когда зарядили проливные дожди? А это - фаршированная курочка Валюша, твоя самая лучшая знакомая из наших курочек!..
Лариса попыталась объясниться с отцовской экономкой, но наткнулась на такое изумление и непонимание, что плюнула и постаралась забыть про дачу, цыплят и курочек.
А туалетный работник продолжал трудиться, получать деньги и ждать внуков.
2
Прочитав в городской газетенке объявление о созыве юных красоток на предмет выявления самой красотулечной, Лариса на минуту задумалась.
Она сидела на работе возле телефона. Мэр отбыл по неотложным делам - контролировать новостройку.
Контролировал он ее всегда в одном и том же месте - в тихонькой, окнами в сад, квартирке по улице бывшей Советской, а ныне Демократической, на третьем этаже. Там проживала гражданка - то бишь госпожа, засидевшаяся в любовницах - Алена Геннадьевна Дутикова, тридцати лет от роду, с непоколебимой грудью шестого размера и стоячими глазами цвета болотной воды.
Об этом "контроле" был наслышан весь город, начиная с детишек старшей группы детского сада, кроме жены мэра - пухлощекой резвушки, успешно притворяющейся девочкой и тщетно, не первый год, сражающейся с неумеренными и постоянно растущими запросами двух великовозрастных дочерей.
Лариса размышляла. А что если ей податься в красотки? Возраст не помеха - она соврет. Вряд ли у нее будут спрашивать паспорт.
Она тут же позвонила приятельнице Шурке - продавщице самого большого городского универмага.
- Шура, - сурово сказала Лариса, - мне срочно необходим купальник! Дерзкий, вызывающий и ослепительно-одуряющий!
Шура громко зевнула и посмотрела в окно на бесконечные километры бело-синих снегов.
- Кому собираешься дерзить? С утра было минус двадцать четыре, оттепель благополучно закончилась, - сообщила Шура. - На Канары, что ли, намылилась? Нашла богатого спонсора?
Кого это Ларка себе отыскала? - вяло подумала нелюбопытная Шура.
Она по жизни была телка телкой. И ее дружба с Ларисой держалась исключительно на контрасте, а не на сходстве характеров, опровергая старую истину, давно справедливо кажущуюся многим сомнительной.
- Петрович вряд ли даст тебе сейчас отпуск, - равнодушно заметила Шура.
- Петрович... - повторила, прикартавливая на манер Орловой в известном старом фильме "Цирк", Лариса. - Петрович... Это не суть. Эх, Шура... Ищи купальник, подруга!
- Да чего его искать, - так же меланхолично отозвалась Шура. - Приезжай... Подберешь, чего душе угодно. Только это нынче дорогое удовольствие.
- Знаю, - сказала Лариса. - Жди после шести. А может, чуточку раньше.
Вечером в магазине верная Шура безразлично выбросила на прилавок множество цветных пакетов, хранящих в своей глубине предвкушение моря, солнца и остановившихся глаз загорелых плейбоев, еле выдерживающих искушение Ларкиным телом.
- Выбирай! - лениво сказала Шурка. - На вкус своего нового друга. Можешь померить.
И махнула рукой в служебные закоулки магазина. У Ларисы загорелись глаза.
- А что ты присоветуешь? - справилась она у подруги, хорошо знакомой с разными фирмовыми тряпками, увенчанными лейблами.
Безынициативная Шурка зевнула.
- Все одно! - флегматично сказала она и махнула рукой. - Здесь самое главное - заставить трудиться воображение! Чтобы эти козлы в плавках все, как один, утирая с поганых рож капли пота и слюни вожделения, зафантазировались до подъема своей главной особенности!
У Шуры были очень сложные и упорно приближающиеся к стадии трагической надорванности отношения с противоположным полом. Лариса в них старалась не вникать, тем более, что подруга вмешательства в личную жизнь ни от кого не требовала и сопереживания и сочувствия никогда не ждала. Отличный характер...
Однажды Шура даже безапелляционно заявила, что нечего навязывать свою жалость тому, кто ее не просит и в ней абсолютно не нуждается.
Неизвестно, ошеломил ли жюри больше сам купальник или Лариса, в него облаченная, на высоких каблуках, томная и слегка развязная, с длинными распущенными волосами и сама немного распущенная под стать им. Но только жюри в лице самых видных мужей города взглянуло на Ларису жадными, загоревшимися, изнемогающими очами и единогласно избрало ее победительницей, присудив ей корону королевы красоты.
Теперь все это осталось позади. Неприятный сквозняк из темного зала, уставившегося на Ларису множеством оценивающих и раздевающих глаз... Как холодно... Злой заспинный шепоток разгневанных соперниц, претендующих на местную красоту... Страх и отчаяние, и дурацкая, хотя вполне справедливая мысль: "Зачем я все это делаю? Для чего все эти глупости в виде купальников, подиумов и визгливого жюри?!"
Но отступать было поздно. И некуда. За ней - она сама...
Увековеченная красотой Лариса явилась в понедельник на работу в ореоле громкой известности и несомненной скользкой популярности.
Петрович вскочил, когда секретарша внесла ему обычный утренний чай, и торопливо усадил рядом, оглядывая замаслившимися глазами. У градоначальника слегка дрожали пухлые ручонки. Возможно, после вчерашних, крайне затянувшихся посиделок возле томной Алены Геннадьевны, считавшей своим долгом и почетной обязанностью ставить на стол сразу несколько непочатых бутылок "Гжелки".
Лариса вздохнула. Ей было скучно. Слава ничего не изменила в ее тоскливом существовании и не прибавила ничего радостного к ее жизни. И не могла изменить. Слава... Пустое слово... Ради чего Лариса так старалась победить?! Разве она думала чего-нибудь достичь и что-нибудь переделать? Очередная глупость...
Робко, прицельно прижимаясь жирненьким плечом, мэр сказал, что он в своей жизни еще не встречал женщины краше и обольстительнее.
Значит, раньше он свою секретаршу даже не видел?.. Всегда всех нужно ткнуть носом прямо в действительность, да еще и объяснить очевидное...
- Все остальные конкурсантки по сравнению с вами, Ларочка, оказались просто ничто! - вкрадчиво заверещал городской голова. - Они все совершенно лишены индивидуальности до такой степени, что любая из них могла бы стать на место другой, и никто бы этого даже не заметил!
А как же Геннадьевна? - грустно подумала Лариса, пожалев недалекую Аленушку, все еще опрометчиво рассчитывающую на свое женское счастье.
Лариса припомнила Дутикову, отлично умеющую выставлять свои стати в самом выгодном свете и обладающую почти безупречным экстерьером. Почему же и этой так не повезло с мужиком?.. Неужели она любит Петровича?.. А вдруг?.. На свете всякое бывает...
Оспаривать свою обольстительность и оригинальность Лариса не стала - слишком примитивно! Да и против правды не пойдешь. И отправилась в приемную градоначальника вбивать в нестойкую склеротическую память мечтающего о пенсии компьютера жесткие директивы мэра по поводу уборки сроду неубирающегося города.
Мэр явно готовился к бурным весенним разливам.
Зимнее позднее полусонное солнце, пробившись, наконец, сквозь тучи, застилавшие его с самого утра, ярко засияло, как порой неожиданно проблескивает уставшее воображение или замерзшее чувство. Ставшее высоким небо настойчиво твердило о скором появлении весны.
В приемной градоначальника круглый год стояла на холодильнике небольшая искусственная наряженная елка. И все впервые сюда приходящие удивлялись. И Лариса всем терпеливо, старательно объясняла:
- Новый год был и будет опять! Вы со мной согласны? А раз будет - зачем ее убирать, эту елку? Лишняя работа! Пусть себе стоит! Придет очередной Новый год - она пригодится. Лучше все всегда делать заранее и ко всему быть готовой! Разве не так?
Посетители растерянно кивали и оглядывали Ларису с недоумением. Странные люди... Находят, на что обращать внимание... Подумаешь, елка... Кому она мешает?..
Лариса взглянула в окно и вздохнула. Ну, зачем ей весна?.. Одна лишь маята да морока...
Отсутствие мужа и семьи делало ее неполноценной в собственных глазах и глазах окружающих. Даже какой-нибудь захудалый легкомысленный любовник и то поднял бы ее статус и придал некоторую уверенность. Но не находилось и такого...
Потом Ларису ненадолго развлекла председательша, вызвавшая королеву на ковер, чтобы предъявить идиотические претензии по поводу возраста.
Ну да, обманула!.. Что тут особенного? Нынче как жить бесхитростной и честной девушке?.. Да без денег...
И тогда Лариса внезапно решила ехать в Москву. Ибо куда еще ей было деваться с ее королевской короной?..
Перед отъездом она решила попрощаться с отцом, который в последнее время все больше времени проводил на даче, уверяя, что там ему легче дышать.
Лариса села на электричку и через полчаса сошла на гнилую деревянную платформу, ступать по которой казалось опасным для жизни. Но Лариса, этой самой жизнью уже неплохо тренированная, запросто пролетела по черным доскам, потом ловко, ни разу не оступившись, сбежала по кривым ступенькам и через десять минут обнимала отца.
- Тимофеич, я приехала попрощаться, - сказала ему Лариса. - Уезжаю в Москву.
И в кого она только такая уродилась?.. Надо же, королева красоты... Бывший бухгалтер страшно гордился дочкиной победой и хвалился всем вокруг.
Ни он сам, ни его покойная жена особой выразительностью не отличались. Иногда Сергей Тимофеевич даже начинал подозревать супружницу в измене, но быстро приходил в себя и отгонял прочь недостойную и оскорбляющую и его самого, и жену-покойницу мысль.
- Навсегда, - вздохнула Лариса и поспешила утешить отца: - Но я буду часто тебя навещать!
К ее искреннему удивлению отец не слишком удивился и огорчился.
- Ладно, дочка, - невозмутимо сказал он, - ищи свое счастье в Первопрестольной! Его там побольше! А о деньгах не беспокойся! Я на твое приданое давно наработал! Обеспечу и тебя, и твоего мужа, и детишек, сколько бы их ни было! Амаркорд!
Лариса засмеялась и поцеловала отца. Мыслями она находилась уже довольно далеко от него.
Со шпиля университета рано утром рухнула огромная кривая сосулька-маньячка, навсегда жестоко расправившись с машиной ректора и заодно свирепо убив еще тройку иномарок завкафедрами. С этой крупномасштабной разборки в Москве началась бурная, разливающаяся потоками весна.
В тот день доцент кафедры мехмата Юрка Ашмарин искренне порадовался своей безмашинности и одновременно загрустил от одиночества.
Вечером того же дня воздушный цирковой гимнаст Олег пожалел, что у него нет и никогда не было детей. И теперь уже, видимо, не будет. Почему-то ни одна дама, ни в одном городе огромной России, не отважилась подарить гимнасту наследника или наследницу его головокружительных трюков и тем самым осчастливить циркача на все оставшиеся годы.
Именно в тот неприметный ни для кого день в Москву ступила с Павелецкого вокзала Лариса, нагруженная всего одной сумкой. Ну, для чего ей провинциальные шмотки, когда мода меняется ежеквартально? И разве женщине нужно еще что-то, кроме ее узаконенной, признанной и увенчанной короной красоты?..
Озаренная ею, Лариса медленно и плавно двинулась к метро.
Возле вокзала бродила абсолютно спившаяся барышня неопределенного возраста от семнадцати до сорока пяти. Босиком и в каких-то то ли шортах, то ли трусах, что выглядело весьма экзотично и смело в первые теплые денечки робкой весны. А на поводке барышня вела лохматую узкомордую собаку с карими умными глазами. Очевидно, верная псина все время находилась при хозяйке, словно приклеенная.
Какие-то молодые мужики, идущие мимо, увидели "красотку" и заржали.
- Да ты хоть юбку бы надела, срамница! Вот собака у тебя хорошая! И породы правильной! Правда, Вова, хорошая у нее собака?
Похохатывая, мужики прошли мимо, довольные увиденным и унося с собой отличные нестандартные впечатления.
Дама с собачкой глянула им вслед туманным взором и обиженно крикнула вдогонку:
- А я чо, вам плохая, да?!
Лариса усмехнулась.
Недавно ей исполнилось тридцать лет. Эта одновременно хорошая и отвратительная цифра начинала все настойчивее тревожить. Поэтому Ларисе стоило поторопиться и в ускоренном темпе переустроить свою жизнь. Будущее казалось смутным...
3
Тоня вышла из автобуса. Медленно падал ленивый снег, стараясь делать это красиво и грациозно и заполнить собой все пустующие пространства. Большие кружевные изразцовые и нахальные снежинки - музейные редкости - навязчиво требовали ими полюбоваться. И с этой единственной целью настырно приставали и прямо-таки липли к прохожим.
Тоня подошла к магазину, размышляя, что бы купить на ужин и на завтрак. В доме, как всегда, нечем поживиться даже случайно заскочившей на вечерний огонек мышке. У витрины остановил мобильник, проигравший родную и милую сердцу племянника хитовую "бригадно-сериальную" музычку. Тоня не раз собиралась хиток на "Болеро" Равеля или что-нибудь классическое, если найдется, да все никак не доходили руки.
Звонил племянник Денис, сын бестолкового брата-близнеца Кости и его не менее бестолковой жены Ирки. Одинокая Тоня обожала племянника и, в сущности, растила его одна, отлучив от родителей, крайне довольных своим раскрепощением.
Денис вырос странным мальчиком. В свои шестнадцать, приближающихся к семнадцати лет завел себе лишь одного приятеля, Николая, не смотрел телевизор и видак, не ходил на дискотеки, редко сидел у компьютера и был привязан только к одной тете Тоне. До восьмого класса Денис не знал, что такое бюстгальтер, почему-то твердо уверовав, что это - модель пистолета.
- Денисик, - сказала Тоня, - я стою возле дома. Сейчас куплю что-нибудь из покушать и приду. Как ты там?
- Ma tante, - неожиданно ласково отозвался Денис, - ты, пожалуйста, когда придешь домой, ничему не удивляйся и не задавай мне лишних вопросов, которые ты обожаешь. Ладно?
Тося сразу удивилась и насторожилась, но возникать не стала. Она, конечно, не статуя и не мумия, но для ненаглядного мальчика расстарается ненадолго превратиться в ту или в другую.
- А квартира цела? - на всякий случай осторожно справилась Тоня.
- Я же просил без вопросов! Цела, не тревожься! - гавкнул любимый, но нервный племянник.
- Ты просил без вопросов дома, а не на улице! - ловко отпарировала тетка. - Жди... Скоро буду.
Почему люди часто считают, что дети даны нам исключительно на радость? Или Тоня не понимала слишком многого?.. Впрочем, Костик с Иркой понимали куда меньше.
В детстве Денисик забавлял всех, и Тосин брат с женой думали - вот вам, мама с папой и тетка, живая игрушка! Развлекайтесь! Развлеклись... Море удовольствия...
Тося вспомнила, как племянник страшно испугался, впервые проснувшись у нее в квартире. Все вокруг было для него незнакомым: комната, мебель, шторы... И Денисик пронзительно истошно заорал.
Тоня влетела в его комнату и, счастливая, переполненная новым материнским чувством, схватила малыша в охапку. На полу змеились лунные дорожки... Племянник прижался к ней и что-то доверчиво неразборчиво залепетал. Чтобы постичь речь Денисика и научиться ориентироваться в его детских словечках, Тоне понадобилось немалое время. Матери постигают это интуитивно, всегда хорошо понимая, что говорит их малое дитя.
Забрав Дениса себе, Тоня первым делом сняла на лето дачу и вывезла ребенка на травку.
На даче Денис впервые увидел живую курицу и объявил, ткнув в птицу пальцем:
- Мясо!
Денис был искусственником - у жены братца Костика молока не оказалось. Отсутствием аппетита он не страдал и лопал все подряд. В восемь месяцев, сидя на своем складном высоком стуле, решительно взял в руку ложку, ошеломив Ирку. Через день научился, тоже самостоятельно, пить из чашки, и тем самым полностью отстранил мать от процесса своего кормления. Денисик и в трехмесячном возрасте делал попытки выхватить бутылку с кефиром из рук неповоротливой Ирки, но тогда она все-таки упорно и успешно сопротивлялась.
Как-то Тоня, явившаяся в гости к брату, спросила Ирину, что ест ребенок.
Тоня это учла на будущее и, отобрав полуторагодовалого Денисика у родителей, первым делом начала его кормить. Ребенок возликовал и полюбил тетку любовью пламенной и неизменной.
Он мог съесть в обед две котлеты и попросить добавки. К мясной еде племянник был особенно неравнодушен. Часто прибегал на кухню и любовался, как тетка колдует возле плиты, сочиняя ему вкусный обед.
- А какая сковородка у тебя самая любимая? - поинтересовался как-то Денисик.
- У меня все любимые, - весело отозвалась Тоня.
Как давно и как недавно все это было...
Услышав от тетки на даче, что в лес нельзя ходить, потому что там, вместе с обычными, живут малярийные опасные комары, Денисик спросил:
- А у них никак нельзя узнать, малярийные они или нет?
Смешно...
Позже, когда начался массовый ажиотаж вокруг нитратов в овощах, Денисик вытащил из корзины огурцы и помидоры и начал их осторожно разрезать, пытаясь найти в них какие-нибудь пятна или наросты. Ничего похожего не обнаружив, он на полном серьезе объявил:
- А у нас все овощи оказались без нитратов! Я долго искал, но ни одного нитрата в них не увидел!
В театре, во время сказки "Аленький цветочек", Денисик, когда на сцене появилось чудище, от страха сполз под кресло. Тоне потом стоило немалых трудов его успокоить и уговорить вылезти обратно.
В младших классах Денисик любил играть с теткой в одну им самим выдуманную игру.
- Ну, сколько ты сегодня получил? - спрашивала Тоня.
И тетка должна была угадать: пять и два или три и четыре? А может, и того хлеще: две двойки и тройка?
Подъезжая вместе с Тоней к станции метро "Парк культуры", Денисик неизменно громко объявлял на весь вагон:
- Следующая станция Качели-Карусели!
В младших классах школу он не любил. Приходилось его долго уговаривать туда пойти, особенно после каникул.
- Ну ладно... - обычно бормотал Денис, наконец, нехотя сдаваясь. - Так и быть, похожу в эту вашу школу еще немного... Все равно мне нечего делать...
Тося задумалась вглухую, застыв возле сияющей и кичливой от изобилия продуктов витрины магазина. Витрине повезло - она родилась во времена бурно развивающегося капитализма.
Да, раньше Тоня занималась домом, готовкой, с удовольствием покупала и перечитывала поваренные книги. А потом остыла и к плите, и к кастрюлям, и к мясным изыскам. И сказала Денису, что больше не тянет - ей тяжело.
Племянник внимательно глянул на нее, что-то понял и пробурчал:
- Ладно, будем жрать, что придется! Зато отныне я смогу сам себя обслуживать! При условии, что ты будешь давать мне денег на карманные расходы куда больше, чем раньше. Жратва нынче стоит недешево!
А в прошлом году Денис устроил Тоне тяжкое испытание. Она постаралась тогда скрыть многое от Костика и Ирки. А про себя думала, что только волей всесильного и милостивого Господа чисто случайно не сошла с ума...
На большой перемене Денис Разумов вызвал на дуэль Антона Ермакова.
С вызовом отправились друг Дениса Коля Кроль и маленький улыбчивый любимец всего класса Миша Поволоцкий. Дэн мрачно наблюдал за ними от окна в коридоре, царственно скрестив на груди руки.
- Останови их! - сказала, подлетев к Разумову, бессменная староста Тамара Лавровская, полноватая блондинка с роскошной, редкой по нынешним временам и умышленно небрежно заплетенной косой.
Когда Тамара бежала, коса всегда старалась ударить ее по попе.
Денис набычился и хмуро посмотрел на Лавровскую. Она ему давно, упорно нравилась, и Дэн презирал себя за такую отвратительную слабость и страдал, что не может с ней справиться. Любая пробоина в чувствах вела к полному затоплению. Хорошо, если просто сядешь на мель. Но и там ему делать нечего.
- Не твоего ума дело! Отвали подальше! - нагрубил он и внимательно оглядел Тамару.
Реакции ноль.
- Пожалуйста, останови их! - снова попросила Лавровская и начала быстро, нервно переплетать косу. - Дэн, я прошу тебя! Это глупый, допотопный способ мщения!
- Ты лезешь не в свое дело! - злобно повторил Денис, изнемогая от желания поцеловать Лавровскую на виду у всего коридора. - И способ это не допотопный, и мстить я никому не собираюсь. Дуэль - никакая не месть! Плетешь не понимая! Я хочу восстановить справедливость! И какой другой способ борьбы за честь - но честный способ! - ты можешь предложить?
Денис уже забыл, что всего минуту назад считал дуэль не женским делом.
Тамара заметалась в поисках правильного ответа. Начинающаяся женщина, она чувствовала, что здесь в ней нуждаются, смутно догадывалась, что от ее ответа зависит очень многое, но по молодости лет помочь ничем не могла.
- Я не думала об этом, - наконец пролепетала она, ничего не придумав. - Я не знаю... Но только не дуэль...
- А почему? - наслаждаясь ее волнением, допрашивал Денис. - Почему ты отвергаешь дуэль, ничего не предлагая взамен? Значит, заменить дуэль все-таки нечем? Во дела...
Занимательный и трепетный диалог прервал Миша Поволоцкий.
- Дуэлянт, вызов принят! - крикнул он издали и, как всегда улыбаясь, подошел к Разумову и Лавровской.
- Все условия оговорены! - и Миша замолчал, не решаясь продолжать при Тамаре.
- А когда и где вы деретесь? - тотчас спросила она, закусывая кончик косы.
- Заткни фонтан, надоела до оскомины! - неласково порекомендовал Денис и отчаянно покраснел от своего бесконечного хамства.
Тамара тоже покраснела, передернулась и ушла. Недоплетенная коса, покачиваясь за спиной, дразнила неаккуратностью.
Отношения с Лавровской зашли у Разумова в тупик совсем недавно, в начале десятого класса.
Тем летом Денис впервые сошелся с женщиной. Женя была старше его на три года, училась в институте и томилась на даче под сомнительным присмотром старой тетки. Точно так же изнывал по соседству от тоски и безделья Денис. Его тетка по старой памяти и привычке продолжала снимать для любимого племянника дачу. Сама Тоня приезжала сюда только вечерами, после работы, а родители и вовсе вниманием Дениса не баловали, чем он оставался даже доволен.
Женечка Немчинова, светленькая, как Тамара, но маленькая, легкая, напоминающая перо от подушки, - впечатление невесомости и полета - носила яркие открытые сарафанчики и двигалась с обдуманной вялостью каждого шага и поворота. Денис долго не мог догадаться, чего ей от него нужно: она то вдруг зажмет ему сзади глаза, то прислонится ненароком маленькой опасной грудью, и тогда становится почти дурно, нехорошо, а виски начинают стучать непонятным сигналом тревоги.
- Какая славная девочка! - необдуманно восхищалась дочкой соседей тетя Тоня. - Чистенькая, аккуратная и почти отличница в таком тяжелом вузе!
Женечка училась в МАТИ.
- Да, все-таки девочку иметь куда спокойнее, с ней значительно меньше забот! - иногда говорила мать, хотя уж ее эти заботы касались меньше всего.
Денис к прямым и косвенным замечаниям в свой адрес давно привык и не обращал на них внимания, так что цели они не достигали.
С самого детства ему постоянно твердили, что нужно делать и что - не делать: хорошо учиться, не грубить старшим, переходить улицу на "зеленого человечка"... Не читать за обедом, не курить, не увлекаться "Плейбоем" и "Птючем"... Любить маму, папу и тетку, читать Пушкина и Льва Толстого, помогать взрослым убирать квартиру... А почему, зачем - никто никогда не объяснил. Для чего ему бессмысленные чужие мнения? У каждого должны быть свои собственные. Осознанные. Ничьим авторитетам Денис не подчинялся - он ими брезговал - и под честное слово никаких уверений не принимал.