Окна отчаянно таранил вконец охамевший ноябрьский ветер. Злобился, что его не пускают погреться. Выл и угрожал страшным террором.
- Как холодно в этом году! - вздыхала мать. - Хотелось еще побыть на даче... А тут уже заморозки по ночам.
Мать обожала эту дачу и готова была жить там не только с апреля до поздней осени, но вообще круглый год. Маленького Валерика она утаскивала туда рано, едва принимались стаивать высокие мягкие ласковые снега да начинали слабо проклевываться застенчивые почки на деревьях. И младшеклассника Валерку мать тоже увозила за город в мае, не обращая никакого внимания на предостережения вовсю распускающегося дуба и зацветающей черемухи. А делать это они испокон веков привыкли совместно, дружно, чтобы не растягивать всеобщее удовольствие от весенних минусов.
Тогда Валерке за городом нравилось все: велосипед, летние приятели, поля, леса, речка... А потом он подрос, и все сразу резко изменилось: какой-то скучной показалась дачная жизнь, и надоели поля и леса - унылое зеленое или желтое однообразие. Приятели куда-то разбрелись, девчонки тоже. И делать там стало нечего. Не смотреть ведь до одури телевизор, вывихнутый на сериалах!
Поэтому теперь Галина Викторовна ездила на дачу одна.
А сейчас Валерий готовился к первой в его жизни сессии. Заранее. Волновался, стараясь себя не выдать. И по школьной привычке бродил из угла в угол с учебником в руке, монотонно повторяя самые трудные и важные абзацы. Иногда он выходил из своей комнаты - почти машинально - и делал несколько шагов по темному узкому коридорчику, чересчур тесному от вешалки и шкафа, продолжая бубнить себе под нос.
Мать Валерку в эти минуты не окликала, не тревожила. Врач-хирург, она много лет работала в Ожоговом центре, а позже, когда стало не по силам выносить чудовищную нагрузку, перешла в больницу, в отделение гнойной хирургии, где в основном вскрывала фурункулы и удаляла липомы и атеромы.
Валерий споткнулся о большую коробку и выругался. Вечно мать понаставит барахла, не повернешься! Нет, прав отец - им нужна совсем другая квартира. Светлая, большая, с высокими потолками. И разве не заслужили ее Валеркины родители, медики, вкалывающие в клиниках с утра до ночи? Но вот не заслужили...
Валерию стало в очередной раз больно и обидно за семью, и он хмуро уткнулся в учебник. Анатомия - лучшая защита от жизненных неурядиц. Средство испытанное и надежное.
Из-за плотно закрытой двери в комнату, гордо именуемую матерью гостиной, а на самом деле мрачноватой клетушки с пожелтевшими от старости обоями, доносились голоса матери и дяди.
Этот дядька... Валерий потер лоб. С большой подозрительностью.
Дядя Виктор свалился на головы Паниных совершенно неожиданно. Более того - до сегодняшнего дня Валерий вообще слыхом не слыхивал ни о каком дядьке.
Часа два назад мать открыла дверь на звонок, растерянно произнесла: "Витька..." и странно замолкла. Валерий отложил учебник. Надо бы одеться и посмотреть, кого там принесло. Обычно Валерий сидел у себя в комнате голый до пояса. Когда мать звала обедать, торжественно говорил:
- Ну, к столу надо надеть фрак.
И напяливал растянутую от стирок футболку
Он и сегодня моментально ее натянул и с любопытством вышел в переднюю. Лысеющий высокий мужчина лет пятидесяти, обремененный солидным брюшком и одаренный плутовскими маленькими карими глазками, проворно зыркнул ими в сторону Валерки.
- Племянник, значит? Голубь ты мой! Ишь, какой вырос! Эх, Галка, Галка! Сколько мы с тобой ошибок понаделали! Сколько глупостей насовершали! А не видались сколько?
Мать нахмурилась:
- Раздевайся, Виктор, проходи... Не видались давно. Ты и не звонишь совсем. Я думала, выбросил меня из головы. Другим она у тебя занята. Познакомься, Валерик, это твой дядя Виктор. Мой младший брат.
- Нежданный гость! Прям как в кино! - насмешливо восхитился Валерий. - Только там чаще знакомят вот точно так же с отцом. "Познакомься, доченька, твой отец!" И дальше немая сцена... А почему я никогда не видел своего дядьку? Еще одного представителя рода старинного дворянского Паниных?
- Бойкий ты, выходит? - разулыбался дядька, снимая куртку. - Галка, если тапочек нет, не тревожься. Я люблю босиком или в носках.
Он тотчас сориентировался в крохотной квартирке и направился на кухню. Там поставил на пол большую сумку, довольно удачно закрыв вытертые до белизны места на линолеуме, и принялся выгружать из нее пакеты и бутылки.
Чем-то недовольная Галина Викторовна и заинтригованный Валерий двинулись за гостем. Валерка взял со стола одну из бутылок.
- Здорово живете, дядя Виктор! Коньяк дорогущий. И вино тоже по высшему разряду. Мам, дай штопор. Буду открывать.
Мрачная Галина Викторовна резко выдернула из рук сына бутылку:
- Ты бы лучше занимался! У тебя скоро экзамены.
- В институте, стало быть, учишься, племянничек? - Дядька сам каким-то удивительным чутьем нашел штопор, быстро открыв пару ящиков стола, и занялся вином.
Валерий начал подозревать, что его обманывают - этот таинственный дядька знает дом Паниных, как свой собственный. Следовательно, бывал здесь не раз. Загадка на загадке...
- И в каком же? Небось, пошел по твоим стопам, Галка? Тоже Гиппократом станет? Ты всегда умела чудненько на всех влиять. Даже и не говорила ничего, и никого ни в чем особенно не убеждала. Просто бросала несколько слов, тихо, как кроткая голубица, и будто втолковывала что-то, ворожила... Очень впечатляло, я вам скажу. Ну и что? К чему путному разве это привело? Кому и что ценного ты сумела внушить? Все на деле оказалось фуфлом. Призрачные ценности... А нужны настоящие. Это обязательно.
Дядька весело вытащил грозно щелкнувшую пробку. Валерий насмешливо глянул на мать:
- Я и не подозревал, что ты у меня была такая необыкновенная. Колдовская и внушительная мама! Вот как полезно пообщаться с новыми людьми! Вы бы к нам почаще заходили, дядя Виктор. Я и вправду всегда намыливался в медицинский, а теперь там на первом курсе. А вы где живете и чем занимаетесь?
Дядька ловко, новым хлопком, открыл вторую бутылку.
- Витя, довольно! - взмолилась мать. - Нам вполне хватит и этого, разве мы столько выпьем?
- Ну, мы, может, и не выпьем, - согласился разумный дядька. - Но в расчете на твоего драгоценного мужа... - Он повернулся к Валерию и хитро ему подмигнул. - Живу я неподалеку, но редко бываю в град-столице. Больше разъезжаю по городам и весям. Менеджер я. По продаже кондиционеров. Очень выгодная профессия, я вам скажу. На гребне волны. А я люблю быть на самой ее верхушке. О своем дипломе инженера давно забыл.
Мать снова насупилась:
- Плохо все это, Виктор. Какая-то ерунда кругом... Люди отказались от своих профессий, от своих знаний ради наживы, ради денег. Разве такая замена правомерна? Разве логична? Это настоящее предательство самого себя.
Дядька расхохотался, отыскал в кухонном шкафчике бокалы и тарелки и начал проворно накрывать стол.
- Ты всегда была идеалисткой и максималисткой. И жизнь, выходит, тебя ничему не научила. Осталась при своих иллюзиях... Сын, надеюсь, не в тебя пошел. Голубь ты мой! - он пристально глянул на Валерия. - С медицинским образованием сейчас можно такие деньги делать, я вам скажу... - Дядька мечтательно прищурился и хлопнул дверцей холодильника. - Так что давай, племянничек, вперед и с песней!
- И с какой? - Валерий сел к столу. - Что петь прикажете? Из репертуара "Руки вверх" или "Ногу свело"? Я готов!
- Галка, не смотри на меня волчицей! Брат все-таки... Родной и единственный. Садись и давай выпьем! - радостно потер руки нежданный гость. - Насчет песен потом. Когда напьемся, тогда и разберемся. А лучшее средство от боли в горле, скажу я вам, доктора хорошие, - стакан водки с солью и перцем! Еще надежнее - два.
Валерка спросил тихонько и нарочито преспокойно, с тончайшим деловитым стебом:
- Это - чтобы не болела голова?
Дядька лукаво подмигнул ему:
- Языкастый ты, племянничек. Но первый тост мой! И вот что я вам скажу... - он на минуту призадумался. - Так хорошо, что мы, наконец, вместе... Ты, Галка, я и мой племянник... Семья Паниных. Точнее, то, что от нее осталось. Пьем, стало быть, за нас! - дядька мгновенно осушил бокал и бодро принялся за винегрет - излюбленное блюдо Галины Викторовны. - А где твой благоверный? Великий хирург Михаил Туманов?
Мать вздохнула и отвернулась к окну. Валерий постарался быстро сменить тему:
- Придется вам мне подсказать, можно одним словом, где и как люди с медицинским образованием делают большие деньги. Я не в курсе. Буду премного вам обязан.
Дядька важно кивнул:
- Напьемся и разберемся. Обязательно, племянничек. Тебе еще жить и жить. И жизнь свою нужно строить и ладить с толком, с чувством, с расстановкой. Без этого нынче никуда, голубь ты мой. Вот когда я был не то в Киеве, не то в Новосибирске...
Валерий захохотал:
- Ну-у! Так перепутать! Все равно что принять Сидней за Венецию!
Дядька тоже засмеялся:
- Понимаю твое удивление и признаю! Но ты соображай: у меня особая жизнь - спецкомандировки на самолетах аж по нескольку раз в месяц, туда-сюда-обратно. Тут все на свете перемешаешь. Все просто мелькает перед глазами, и уже тебе толком не до осмотра города или чего-то такого-эдакого. Но учиться надо, мать правильно говорит. Вот один пример приведу. Ты, голубь, поди, и не слышал, как юный Циолковский жил в провинции, увлекаясь наукой. И открыл некий закон. Описал его и послал свое открытие в Академию наук. Оттуда пришел ответ: вы молодец, молодой человек, вы очень способны, но только мы вынуждены вас разочаровать - открытый вами закон давным-давно открыт Ньютоном: это его первый закон.
Валерка засмеялся:
- Это правда?
- Не сомневайся, голубь, сие истина! И слушай дальше, - продолжал дядька, поглядывая хитро и довольно. - Циолковский не стал унывать, а только взбодрился. И вскоре открыл - снова сам! - еще один закон. И его тоже отправил в Академию. И опять пришел ответ: все замечательно, юноша, вы большой умник, но это второй закон Ньютона. Точно так же произошло и с третьим законом Ньютона. Так что из этого выходит? С одной стороны - получил бы юный Циолковский с самого начала специальное образование - не стал бы время впустую тратить. А с другой стороны - кто знает, может, как раз эти его "открытия" законов Ньютона и помогли ему стать в дальнейшем великим Циолковским. Но ты учись, племянничек, старайся.
Валерка скривился - опять нравоучения!
Потом разговор, к счастью, сдвинулся на бытовые и общеполитические проблемы, благополучно на время миновав все рифы и подводные течения семейства Паниных-Тумановых, и Валерий заскучал. Откланялся и отправился к своему оставленному без присмотра учебнику анатомии. Снова начал мерить шагами комнату и коридорчик, бубня одно и то же.
Мать и дядька сидели в так называемой гостиной и болтали. Валерий не вслушивался - ему было не до того. И вдруг поймал обрывки фраз... Говорил дядька:
- Эти брюлики, Галка... они ведь наши, выходит... Твои и мои... И твоего сына...
Брюлики... Опять засветилось новенькое. День сюрпризов.
Валерий остановился и поставил уши топориком. Мать что-то ответила. Глухо и неразборчиво. Валерка на цыпочках подошел поближе к двери.
- Ценности там, я тебе скажу, большие, - убеждающе гудел дядька. - Фамильные, панинские! Дедовские еще. Ради чего от них отказываться, бросать их на произвол судьбы?
Мать вновь пробубнила нечто невразумительное. Валерий прилип ухом к щелке в двери.
- Искать их нужно, Галка, - прошипел дядька. - Искать... Это обязательно.
- Ты искал, - мрачно проронила мать. - Много нашел?
- Сие ничего не значит! - заявил дядька. - Надо пробовать дальше. Сына твоего подключать... У меня детей нет.
- Валерика не трогай! - озлобилась мать. - Мы с тобой сколько лет не виделись? И еще столько бы не встречаться! Я разговоров о деньгах не переношу!
- Эх, Галка! - горестно вздохнул дядька. - Какой ты была, такой и осталась... Давай разберемся... Чем тебя наше, кровное, родное добро не устраивает?
Мерзким комаром завизжал телефон, и Валерий торопливо отошел от двери.
Звонила бывшая одноклассница Женька. Спрашивала что-то об экзаменах, лепетала о новом фильме, о чем-то рассказывала... Валерий отвечал невпопад, не слушая ее. Вот не вовремя позвонила эта дура... Сколько важной информации пропадет... Больше не услышишь...
Он окинул взглядом убогую переднюю и коридорчик. Драгоценности... Фамильные... Возможность купить приличное жилье, поставить вместо трухлявой дачки новомодный коттедж, сменить отцовские жалкие "Жигули" на "Тойоту". Плюс поездки за рубеж - Италия, Франция, Майами... Валерий размечтался и хотел оборвать разговор, извиниться, сослаться на семейные сложности, но было уже поздно. В коридор вышли мать и дядька, который тотчас хитро подмигнул племяннику:
- Голубь ты мой! Стало быть, девицы покоя не дают?
- Дурью маются, - фыркнул Валерий и поспешно распрощался с назойливой Женькой.
Он давно отлично знал, что привлекает девиц точно так же, как духи или косметика. Породистый, высокий, с тонкими, длинными, аристократическими пальцами и глазами цвета темного пива - все как у матери - выразительно и загадочно затененными ресницами-щетками, Валерий стал девичьей приманкой еще в младших классах. Вступил в силу и закон противоречивой женской души - на первый взгляд, Панин абсолютно не интересовался девчонками, что повышало его акции с каждым днем все стремительнее.
Несколько ранних романов, позволивших Валерию легко осознать свое мужское преимущество и великолепие, подтвердили его раннее подозрение: все без исключения девицы легкомысленны, глупы и готовы ему отдаться уже через неделю знакомства. Ни одна из них всерьез Валерия не заинтересовала.
Он был импозантен и остроумен. Отличался еще одним немаловажным и редким качеством - носил любые, даже дешевые вещи с таким шиком и достоинством, что они выглядели на нем дорогими шмотками от кутюрье. Валерка никогда не стыдился дешевки, а превращал ее в нечто великосветское, придавал ей иное, новое содержание. Он умел безупречно подавать, преподносить самого себя - без всякого вызова и самомнения, без ложной скромности, довольно просто, но с полным осознанием своей цены - разумной, не завышенной, но и не заниженной в угоду окружающим.
Судьба казалась благосклонной: даровала Валерке здоровье, выносливость и способности. Учеба давалась ему без труда, точно так же, как занятия спортом. Он со смешливым любопытством наблюдал за похождениями приятелей, без конца грезивших дурацкими влюбленностями. А сам, если вдруг возникало настойчивое желание, брал любую девицу, дело нехитрое. Валерий даже не помнил, кто у него оказалась первой. Лица были похожи, все остальное - тоже. Поэтому и особой привязанности ни к кому не возникало.
О себе Валерка говорил приятелям:
- Я тоже влюблялся, даже хотел умереть, потом плюнул, забил на это, возвратился к самому себе и подумал: "А на фиг мне это нужно, все эти сопли-вопли?" Хотя вроде бы снова влюблялся. Для вида. Чтобы не нарушать общей картины мироздания. Я флегматик-слизняк по нраву. И немного циник. Смесь восхитительная. Хочешь быть циником - будь им.
Приятели хохотали.
А отец, вечерами часто приезжающий пьяным, попросту надравшимся, всегда старался выпендриться перед сыном и широким жестом протягивал ему портмоне:
- Бери, Валерка, сколько надо! Ты уже взрослый мужик, деньги нужны, я знаю. Не имел я в свое время нормального отца, чтобы помогал да заботился, зато тебе неплохой достался... Так что пользуйся, пока я живой и рядом.
2
У каждого своя звезда. Только не каждый знает, какая именно. И нередко выясняется, что дорожка твоей звезды по небосклону может вдруг очень круто поменять заданное направление.
Валерий с детства считал, что он человек необычный. Хотя на чем основывались эти соображения, он тогда еще толком не понимал. Но упрямо думал: "Будет и на нашей улице праздник! Вот только когда? Когда он, наконец, засверкает, этот долгожданный фейерверк в мою честь?!"
Однажды в школе он ткнул пальцем в портрет Пифагора в кабинете математики и, хохоча, закричал:
- Этот Пифагор лысый и с приземистой головой! Он похож на пустую круглую бочку!
И приятель Арам устыдил его:
- Вот представь: ты прославишься как Пифагор, твой портрет будет висеть во всех школах мира, а какой-нибудь ученик так вот покажет на твой портрет и скажет: "Круглая бочка!" Представил? Приятно тебе?!
Арам всегда был очень серьезным парнем. И, очевидно, тоже предполагал грядущую славу лучшего друга.
Слава... Как она выглядит? И так ли она нужна ему, Валерке Панину?
В последнее время он чувствовал, что отец работает на пределе. И живет на грани близкого срыва. Мать нервно стискивала губы, но молчала. Михаил Дмитриевич приезжал домой редко, только чтобы навестить сына. Где жил - оставалось загадкой, родственников у него в Москве не было. Но родительская жизнь сломалась и криво перестроилась довольно давно. Валерий старался в нее не вникать.
Он усвоил, и тоже давно, что самое главное и ценное в жизни. Ну, конечно, деньги. Правда, с родителями он своими соображениями не делился. Но решил, что в далекой перспективе ему надо стать богатым. Это очень просто. И в то же время совсем не просто в стране, где он родился и вырос. Как здесь выжить и уцелеть при больших деньгах?.. Разборки, разборки...
Валерий прекрасно сознавал, что до поры до времени ему помогает отец, за счет своих связей. Великий хирург, он прооперировал многих власть имущих. И часто рассказывал, кому и что вырезал и кто как вел себя после операции. Многие властители ныли и капризничали на манер детей. Нетерпеливость - свойство всемогущих. Отец посмеивался. Когда требовалось, он просто поднимал трубку телефона. Так решались вопросы, которые в принципе можно решить.
Но потом, дальше?.. Отец не вечен, и Валерию пора задуматься о том, как он собирается жить. Ему почему-то упорно казалось, что надвигаются тучи, но выпадут они дождем где-то далеко, не успев доплыть до Валерия и его личной судьбы.
- Окончишь мед, устрою тебя в шикарную фирму, - иногда обещал отец. - Поездки за рубеж, то да се...
Валерий слушал его со странным чувством недоверия и насмешки. Вспоминал мать...
Не раз лучший друг Арам пробовал пристать к Валерию с интеллектуальными разговорами о музыке, живописи, литературе. О любимой своей истории. Но увы... Едва он начинал говорить об этом, Валерка откровенно кривился, а однажды заявил:
- По-моему, это не предметы для дискуссий, сечешь? Я убежден, что говорить нужно лишь о том, что хорошо знаешь и в чем разбираешься. Иначе получаются рассуждения дилетантов, то бишь полная ахинея. Зачем проявлять свое невежество? О музыке пусть говорят музыканты, о живописи - художники. А ты на это забей. Ну, еще твоя история туда-сюда...
Арам сначала примолк, но быстро выдал ответный ход:
- Ладно, давай о другом. Вот ты собираешься стать психиатром. И тебе придется лечить духовные и душевные болезни. А как, ты подумал?
Валерий присвистнул:
- Умный не спросит, дурак не догадается!
Арам не обиделся:
- Видишь, не знаешь! Зачем тогда берешься? В этом деле без настоящей веры не обойтись, а ее не бывает без любви, которую ты всегда почему-то отвергаешь. Я тут как-то забрел в православную библиотеку, взял кое-что почитать. И тебе советую.
- А я читал когда-то про пионерку Валю, - начал дурачиться Валерка. - Была такая в поэме Багрицкого. Так вот она отпихнула мать с крестиком.
Арам пожал плечами:
- Пожалуйста, тебе другой пример - Базаров. Идейный атеист. Но, умирая, сказал отцу: разрешаю меня соборовать и причастить - просто из любви к тебе и маме. А Валя... Ну, что Валя? Не снизошла до любви к родителям, маленькая еще была, глупая. Базаров старше и умнее.
Валерий потер лоб:
- Глубоко копаешь... А Тургенев, значит, умнее Багрицкого. Возможно, не знаю... И я вообще еще не разобрался, что собираюсь лечить, - душу или разум. Здесь никакой ясности. Ни для кого.
- Почему нет? - удивился Арам. - Ведь говорят "душевнобольной".
- И "сошел с ума" тоже говорят. Что точнее, пока не понимаю. Это позже, наверное, дойдет. Или не дойдет никогда. Так вот к вопросу о разуме... У некоторых философов давно появилась одна соблазнительная мысль: если разум - дар Божий, а безумие - от дьявола, и если считать безумие высшей формой разума, то какой из всего этого вывод? Логически получается, что миром правит дьявол. Потому даже в Евангелии говорится, что дьявол - князь мира.
- Чушь собачья! - обозлился Арам. - Такую философскую софистику в свое время называли сатанизмом. Про экзистенциалистов слыхал? Кьеркегора, Сартра, Бердяева? У Сартра есть философский трактат "Дьявол и Бог", нам о нем профессор Бочкарев однажды рассказывал. Так вот там Сартр умышленно в заглавии поставил дьявола на первое место. Но могут ли править миром сумасшедшие?
- Еще как! - присвистнул Валерка. - Лев Толстой в дневнике признался, что убежден: миром управляют именно сумасшедшие. Другие или воздерживаются, или просто не в силах править. Очередной парадокс мироустройства. И еще Толстой был уверен, что сумасшедшие всегда лучше остальных добиваются своих целей. Отчего это происходит, неясно. Может, оттого, что у них нет никаких нравственных преград: ни стыда, ни правдивости, ни совести, ни даже страха.
Арам покачал головой:
- Так не бывает. Эти преграды есть у всех. Просто некоторые их отметают, как ненужные.
Валерий помолчал.
- Наверное... И правильнее сказать, что миром правят не сумасшедшие, а психопаты. Революционеры - обычно как раз психопаты и невротики. Ими двигают вовсе не любовь, равенство и братство, о которых они кричат, а темные фрейдовские комплексы, где основная движущая сила - комплекс власти. А доверяли они гаданиям. Гитлер и Гиммлер, с одной стороны, загоняли всех оккультистов и астрологов в концлагеря, а с другой стороны, сами верили астрологам и даже заводили личных, приближенных. Это типично для психопатов. При изучении тайных обществ выясняются привычные составляющие элементы таких секретов Полишинеля: психические болезни, половые извращения, наркотики, мания величия, комплекс власти, комплексы разрушения и саморазрушения, садизм и мазохизм. А основная задача - борьба за власть.
- Кучеряво, - Арам вздохнул. - И справедливо. Все революции в основе схожи. Неслучайно в советское время любили восхвалять Марата и прочих французских повстанцев как ребят, своих в доску. Французские революционеры вырезали дворян просто по сословному признаку, заодно закрывали, разрушали или использовали в других целях католические церкви. А чем все дело кончилось? Термидорианским переворотом, который всех этих буйных товарищей уничтожил на их же любимой гильотине. Все возвращается на круги своя... И революция в России... Первые два пункта - прямо один к одному. Да и конец по сути точно такой же: пришел товарищ Сталин и самих большевиков порасстрелял или сгноил в лагерях. Так говорит наш профессор Бочкарев. Значит, ты собираешься лечить властителей мира?
- Именно! И еще гениев. Когда проверили тридцать пять самых величайших гениев в истории человечества, то они почти все - более девяноста процентов - оказались психопатами. Сечешь? Эта связь между умом и безумием столь же неразрешима, как поиски эликсира молодости, квадратура круга или перпетуум мобиле. Но это полезно знать, чтобы разгадать многие загадки в жизни человечества - начиная с Христа и кончая антихристом в лице Гитлера.
Арам засмеялся:
- Да их никогда не разгадают! И насчет гениев... По-моему, это чушь собачья.
- Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой! - пропел Валерка. - Французский ученый Лассег говорил, что гений - это нервное расстройство. Хотя никто не утверждает, что гений должен быть сумасшедшим, бывают здоровые и уравновешенные таланты. И не всякий сумасшедший - обязательно гений. Но это научный факт - гениев, которые в полной норме, намного меньше, чем остальных. Ты Ломброзо читал? Он выдвинул мнение, что психические болезни вовсе не означают сумасшествия, наоборот, иногда они наделяют психопата настоящей остротой и оригинальностью ума и огромной энергией. Даже порой трудно сразу понять, что перед нами психически больной. Я слышал, что слово "гений" произошло от арабского "джины", то есть злые духи.
Арам усмехнулся:
- Ну, это не доказано, я думаю. Все переводы достаточно условны. А что такое высшее искусство автора? Это вроде искусства наездника: так держать узду, чтобы управлять и движением лошадей, и повозкой, сдерживая их, но в то же время давая свободу.
- А, по-моему, это просто рационально, и так делает любой умелый человек, - возразил Панин. - Для гения нет слов "думать" и "управлять", а если уж его сравнивать с возницей, то он никаких вожжей вовсе не знает и их не держит, а его повозка просто несется куда несется - и все! Но несется гениально и неповторимо!
- Ты вспомни печальный миф о Фаэтоне! - не сдавался Арам. - И "сорвавшаяся" "повозка" именно большого таланта как раз может в легкую сжечь все вокруг...
Валерий свистнул:
- Гений есть гений, его никто остановить все равно не может! Он не живет никаким "рацио", о последствиях не думает, для чего и как что-то делает - не осознает и вопросами не мается. Лишь его творческий порыв работает, работает и несет, несет - сам собой, без всяких сомнений, границ и представления об управлении.
- Ну, ладно, насчет гениев ты все выучил наизусть. А дегенераты? - хитро спросил Арам.
- Что дегенераты? Ты, конечно, думаешь, что это кретины, которые сидят в домах для сумасшедших? Здесь тоже все не так однозначно. Часто благодаря комплексу власти, который наблюдался еще у негритянских колдунов и сибирских шаманов, эти "ошибки природы" становятся великими, занимают кресла вождей, фюреров, президентов и премьер-министров. Правда, их родственники, чаще всего дети, попадают в психушки. Например, у Александра Македонского брат был идиотом, сын Мао Цзе-дуна сидел в сумасшедшем доме, а сестра президента Кеннеди там провела вообще почти двадцать лет. И у начальника американской разведки Аллена Даллеса сын тоже лечился от нервного расстройства. Можешь поинтересоваться у своего профессора - он тебе все подтвердит. Хотя допускаю, что это слухи. Люди часто болтают и сводят сплетни. Но нет дыма без огня. А ты слышал о признаках вырождения?
Арам смотрел с интересом.
- Их вообще немало, но один из них - отвращение ко всякой работе, ужас перед деятельностью, болезнь воли, ее коллапс. И вот такой безвольный, одержимый страхом перед работой, вырождающийся тип заявляет, что он презирает труд, ему нравится безделье. А чтобы оправдать себя, лепит философскую теорию, выдумывает метафизические системы, пробует решить вековые тайны мироздания, разыскивает квадратуру круга и эликсир премудрости... Мечтает о всеобщем счастье и строит планы преобразования Вселенной, поражая мнимой любовью к ближним и страшным эгоцентризмом на самом деле. Конечная цель всех гениальных вырожденцев - пропасть или пустыня, но, конечно, не пустыня Христа.
- Значит, Обломов - вырожденец? - спросил Арам.
- А ты что, сомневался? Он такой и есть в романе. Зато у всех поэтов-вырожденцев - богатство рифм и стилистический блеск при полном отсутствии всякой мысли.
- Обломова Гончаров писал с себя! - возмутился Арам.
- Ну и что? Все писатели всегда дарят героям свою душу, сечешь? Возьми того же Тургенева - мужчины у него вечно слабаки, а женщины - ого-го-го! Литераторы переносили свои психические проблемы на окружающий мир, валили с больной головы на здоровую. И получалось кривое зеркало, карикатура. А потом они же обвиняли общество и требовали его исправить. Хотя проще исправить самих писателей... Нет, это тоже сложно. Но личные заморочки толкали литераторов на конфликты с правительством и цензурой. Ведь не один Достоевский писал про людей с отклонениями. Взять пьесы и рассказы Чехова: откровенный параноик Солёный, патологический фобик Беликов, Коврин, доктор из "Палаты Љ 6"... Настоящая галерея людей с психиатрическими диагнозами. Врубель начал с росписи церквей, а кончил - демонами. Толстой говорит о Достоевском, что тот сам больной, и все его герои тоже больные. А Достоевский отвечал: "Толстой совсем помешался". Привычный обмен любезностями между талантами. Они друг друга не переносят - это аксиома. Я слышал, что Достоевский не любил своих героев. Да и как любить этих психов, которые будят тревогу? Зато на Западе до сих пор по героям Достоевского судят обо всем русском народе.
Арам молчал, думал.
- А вот тебе, историк, вопрос на засыпку: откуда пошло слово "шизанутый"? И где его впервые употребили?
Айрапетов пожал плечами.
- Не знаешь? А еще берешься меня учить! В "Слове о полку Игореве" написано "шизым орлом".
- Ну и что? Это чередование буквы "с" в слове "сизый".
- Уверен? А может, имеется в виду, что орел был шизанутым, ненормальным?!
- А "галицы" в "Слове" - это разве галки? Может, это жители Галиции? - весело подхватил Арам.
- Нет, тогда были бы "галичане"! А Кобяк - бяка?
- Я что-то не помню, кто такой в "Слове" этот Кобяк.
- Объясняю, будущий историк. Тебе стыдно не знать. Это - половецкий...
- Ну-у... Раз половецкий - значит, бяка!
- А ты почему мне сегодня открыл не сразу? - вдруг спросил Валерка. - Я полчаса курсировал по улице.
- Думал, козлы какие-то наезжают - вот и не открыл. Пристают вечно: моя кавказская морда им не нравится... Ну, и вид у тебя, Шарапов... Косая кожа, темные очки... Вырядился! Хорошо, что моих родителей дома нет. А то бы они тебя покусали. Опять с дядей Борей тусуешься?
На этот раз промолчал Валерий.
Арам подружился с Валеркой давно и очень быстро - начал меняться с ним марками. Правда, родители обоих утверждали, что это они сдружили сыновей, но такое заверение было полуправдой. Тогда Валерий, заядлый филателист, называл себя маркистом и все удивлялся, что Арам изучает сразу несколько иностранных языков с частными учителями.
Еще Валерка увлекался футболом. Но оставил свое увлечение, просто его уничтожил после одного случая. Валерий делал уроки перед финалом мира, и, естественно, в мыслях упорно и навязчиво крутился будущий матч...
Потом Валерка стал себя проверять и ахнул. У него в тетрадке было написано следующее: "Япония - страна Дальнего Востока, расположенная на группе островов. В команде ЦСКА играют Семак и Кулик. Всего островов Японии около трех тысяч. В полуфинал "Динамо" вышло со счетом 4:2..."
Все, приказал себе Валерка, приехали! С этим надо кончать. И забыл про футбол.
В младших классах у Валерки была угроза в ответ на любой выпад:
- Нос откушу-у-у!
Потом угроза видоизменилась:
- Уши отрежу!
Позже устрашилась окончательно:
- Да я тебя порежу!
И, наконец, трансформировалась так:
- Искромсаю на куски!
- Парковое влияние! - вздыхала мать. - Это Измайлово...
И она обрадовалась, что сын подружился с Арамом, который проявлял "непомерные" знания. Хвастался Валерке:
- Вот спроси меня любое слово - я тебе переведу на английский!
Валерка глянул вокруг - увидел стенд, посвященный войне, и изображение русского солдата.
- Ну вот, например, "солдат" как будет по-английски?
Арам не смутился ни на секунду:
- А так и будет - "сольдат"!
Только Валерка никогда не считался лохом. Открыл дом большой русско-английский словарь, и понт легко раскрылся. Арам был разоблачен торжествующим приятелем.
Валерка оторопел, впервые попав в просторную квартиру Айрапетовых. Целых четыре большие комнат плюс огромная кухня. А ванная... Шикарно! Показная роскошь била прожектором прямо в глаза. Арам заметил изумление приятеля и смутился.
Айрапетовы купили эту квартиру в Измайлово и переехали сюда, когда мальчики учились в третьем классе.
Валерий вздохнул, вновь оглядывая свою бедную квартиренку. Кто он такой сейчас, Валерка Панин? Проходная пешка... В смысле, пройдет и забудется... Хотя иногда в шахматах проходная пешка превращается в самую сильную фигуру.
И Валерий должен стать королем положения, не падающим ни при каких обстоятельствах. Или уж, в крайнем случае, при условии поражения, все равно добиться могущества. И умереть властелином жизни.
Он почти уверовал в свою ровную, гладкую судьбу, без сучка и задоринки.
- Разве вы уже уходите? Так быстро? - прилип Валерий к дядьке. - Посидели бы еще... Чаю бы попили... Слово за слово...
- Нет, пора, - усмехнулся дядька. - Труба зовет. Служба то бишь.
- И когда вас ждать снова? От этой вашей трубы, - Валерий горел желанием вызнать побольше о таинственном наследстве. - Я бы не возражал опять пообщаться.
Дядька солидно и с удовольствием кивнул:
- Зайду... А на кой ляд тебе, племянничек, психиатрия? Мать рассказала, ты на ней, замечательной, собираешься специализироваться.
Валерий немного посерьезнел:
- Очень много белых пятен.
- И, ты, конечно, намечаешь часть этих белых пятен сделать яркими, - добродушно ухмыльнулся дядька. - Похвально, похвально... Голубь ты мой! Когда, как не в молодости, мечтать?
- А вы считаете, что это только мечты?
- Да нет, почему же... И когда, как не в молодости, дерзать... А тебе, Галка, я вот что скажу... Неправильно ты живешь! И сына неверно вырастила.
Мать угрюмо молчала.
- Это как же - неверно? - моментально встрял Валерий. - Хотелось бы знать... Объясните одним словом.
- Ладно! - весело махнул рукой дядька. - Как-нибудь в другой раз. Встретимся, напьемся и разберемся. Бывайте, Гиппократы! - и он вышел на площадку.
- Телефончик-то оставьте! - крикнул ему вслед Валерий.
- У матери возьми, - и дядька бодро зашагал вниз по лестнице, проигнорировав лифт.
Валерий покосился на мать, тотчас понял, что от нее ничего не добьешься, и отправился к себе долбить анатомию дальше.
Почему дядька, появившись однажды случайно и странно, точно так же, случайно и странно, выпал в далеком далеке из жизни Валерия? Этот вопрос занимал его довольно часто, особенно когда Валерка внимательно оглядывал стены родного, но такого бедного, почти нищего дома, или когда слышал сдержанные жалобы матери - опять нет денег... Надо отдать ей справедливость - роптала она редко. Вообще Галина Викторовна была человеком выдержанным, сохраняла спокойствие при любых обстоятельствах, иногда казалась даже холодной и почти равнодушной. Но иначе она не смогла бы работать в Ожоговом центре.
- А ты жалеешь своих больных? - спросил ее как-то Валерка.
Ему тогда было лет двенадцать.
Мать кивнула:
- Конечно. Только, понимаешь... Совсем не так, как ты себе представляешь. Моя жалость - она отстраненная, далекая от больного. Ведь если подпустить ее к себе, начать плакать над каждым пострадавшим, пиши пропало! Лечить ты их уже не сможешь - все твои силы уйдут на эту жалость. Тут либо жалеть, либо помогать и спасать, третьего не дано. Но ты, Валерик, помни: если ты врач, то перед тобой больной человек, как бы он себя ни вел! Ему тяжело, плохо, он мучается, с трудом справляется с болью и тревогой... И ему приходится порой многое прощать. Через "не хочу" и через "не могу". Потому что иначе нельзя.
Тогда он не очень понял мать, но запомнил ее слова. Позже дошло, как это трудно - прощать людей... Любых - и больных, и здоровых. И трудно всем без исключения.
Порой он задавал матери неожиданные вопросы:
- А зачем в морге сторож? Мертвецы ведь убежать не могут... И насколько я понял, человек не может жить без головы, так? Следовательно, если человек отвинтит себе голову - то он умрет, правильно я понимаю?
Галина Викторовна смеялась.
Валерка вырос в атмосфере медицинского дома. Здесь всегда говорили о почках, печени, тромбофлебитах, швах, скальпелях, анестезии... Отец Валерия Михаил Дмитриевич Туманов занимался пересадкой почек и защитился. Мать с уважением повторяла, что блестяще.
- Когда кто-то пытается утверждать, например, что "язва неизлечима", я отвечаю так: "Батенька! Есть всего две неизлечимые на сто процентов болезни: бешенство и рак в четвертой стадии. Ну, может, еще рассеянный склероз... И все!" - говорил матери отец.
Валерка прислушивался.
Мать тоже нередко делилась "ожоговыми" впечатлениями.
- Девушку привезли... Так кричала, бедная! Схватилась за невыключенный кипятильник. Рука никуда... А еще был сегодня мужчина. У него упал включенный паяльник, и этот бедолага тоже машинально взял свой инструмент. В больнице хвастал, что даже не орал. Не очень верится, думаю, немного приукрасил. Но, должно быть, кричал все-таки меньше и короче, чем дама - мы по-другому устроены. Но говорит, в воздухе почувствовал запах горелого мяса. Рука долго будет заживать...
Недавно отец рассказывал про экстремальную операцию для лечения позвоночника:
- Больному удаляют ребро. И из этого ребра вытачивают...
- Еву! - быстро вставил Валерий.
Родители дружно ласково засмеялись.
- ...которую потом сажают тебе на шею.
Отец выразительно хмыкнул:
- Я имел в виду, что специальный разъем из кости вставляют в шею... Но мысль твоя развилась довольно удачно!
В глубине души Валерий гордился родителями, хотя эта глубина оказалась чересчур огромной. На поверхности души лежало совсем другое - постоянные разлады в семье, ссоры родителей, крики отца, тяжкое молчание матери... Валерий не очень вникал в суть их отношений. Не потому, что был равнодушным или открыто принимал сторону кого-то одного. Просто не хватало душевных сил на понимание, на проникновение в самые потаенные уголки... Это с одной стороны. С другой - и проникать туда не слишком хотелось. Валерий понимал, что вряд ли найдет там для себя что-то важное, скорее - обнаружатся довольно нехорошие подробности и постыдные детали. А вот этого он знать не желал. Пусть родители останутся для него до поры до времени светлыми и высокими, ничем не замутненными и не запачканными. Конечно, это все идеальные образы, в жизни так не бывает и быть не может. Но Валерий пытался сохранить семью именно в неком радужном ключе. Очевидно, сильно походил на мать, которую дядька считал идеалисткой.
Вот только вопрос о наследстве... Здесь Валерий явно расходился с матерью, но выспрашивать ее не осмеливался. Осторожно попросил номер телефона дяди, и Галина Викторовна нехотя его дала.
Но пока там никто не отвечал. Очевидно, у дяди не было не только детей, но и жены.
Стоило, как всегда, посоветоваться с лучшим другом Арамом. И Валерий вызвонил ему и вытянул вечером во двор.
3
Арам согласился неохотно, привычно не вырубив плеер. В наушниках пели "Bad boys"... Хорошо...
Соседка по площадке, крашеная вертихвостка Эльвира, все спрашивала кокетливо, чем ему нравится такая музыка. Утверждала, что обожает Бетховена. Почему люди так любят врать? Бетховен... Слышала где-то это имя... И игриво предлагала послушать вместе какой-нибудь оркестр в более подходящем уголке и в более удачное время.
Дура! Могла бы сделать Араму предложение поинтереснее... Но она уже пожилая, ей, наверное, лет за тридцать. Если не больше. Не стоит, так сказать, благодарности. Хотя какая разница, сколько ей лет?.. При мысли о женщинах у Арама каждый раз болезненно напрягалось тело, все назойливее диктующее свои желания.
Он часто поглядывал на себя в зеркало. И всегда радостно убеждался, что морда у него вполне ничего. И фигура тоже. Широкие плечи и грудь. Мускулы... Не напрасно покупал гантели. При его внешних данных девки должны носиться за ним стройными колоннами. Чего ж тогда не носятся?.. Одноклассницы вели себя чопорно, надменно, близко к себе не подпускали... И бегать за ним в ближайшем будущем явно не собирались. Видно, надумали беречь свою честь не только смолоду, но и всю дальнейшую жизнь. Идиотки! Даже его довольно известная фамилия не сделала их покладистее. А почему?
Он даже как-то отважился и написал в Инет - нашел виртуальную консультацию психолога по вопросам отношений между полами.
"Извините, я привожу некоторые грубые выражения, но просто иначе не выразишь суть. А мне нужно, чтобы вы меня поняли, - писал Арам. - Вот иду в свою институтскую тусовку и слышу от своих приятелей за водкой такие рассказы: "Ночью Кротов опять бабу трахал"; "Да на его член уже очередь девок стоит, он сначала одну трахает, потом вторую"; "Мне тут одна из магазина хотела дать, да у меня самого чего-то не вышло...", etc. И вот, слушая все это, я стал думать: как у них всех так легко получается? Что за женщины им так запросто дают? И почему тогда мне не дают? Объясните мне, в чем тут расклад и чего я недопонимаю".
Психолог спокойно и насмешливо написал в ответ:
"Молодой человек, вы можете не волноваться. Если ваши приятели именно в таких выражениях говорят об этом (а вы правильно сделали, что дословно мне написали буквально все), могу вас уверить: что такое женщина, они сами не знают. Скорее всего, у них ни одной женщины никогда в жизни не было, а если у кого-то одного и была, то это эпизод, случайный и нелепый, о котором и говорить не стоит. Как себя вести с женщинами, они понятия не имеют и более того - сами никому из женщин не нужны и никто им "давать" не собирается. Это я утверждаю как специалист-психолог по вопросам пола - такие разговоры и в подобных выражениях вашу тусовку выдают с головой. А вы удивляетесь и недоумеваете, просто поверив их выдуманной болтовне, порожденной их же комплексами. Не верьте, не надо!"
Арама этот мудрый дяденька успокоил, но он все равно часто терялся рядом с девушками, не знал, о чем с ними говорить, как их развлекать, куда лучше приглашать... Может, именно в этом его главная беда?.. Как научиться легкому и свободному перебрасыванию фразами? Как овладеть искусством сыпать пошловатыми и банальными комплиментами? Их девицы обожают. Им нравятся трещащие без остановки парни, запросто опускающие тяжелые руки на девичьи плечики. Слабые женщины, что с них взять, думал Арам. И потом... В школе его всегда затмевал Валерка Панин. Ему Арам не завидовал - просто любил - а консультироваться с более опытным приятелем стыдился, хотя, вероятно, именно Валерка мог помочь дельными подсказками и практическими советами.
И эта Женька... Арам вспомнил ее словно запыленные серые глазищи ("На морде не помещаются!" - хохотал Панин), вздрогнул и сразу попытался переключиться на другое. Женька... Больная, опасная, с некоторых пор запрещенная тема...
Но память проснулась и теперь диктовала собственные условия, наплевав на юного хозяина. Она делала свое дело, доказывала, что жива, поскольку воспоминания - ее главная задача.