Узнали? Наверное, припомнили: да, Александр Сергеевич, да, Грибоедов, да, признание Чацкого, тоже Александра... Только Андреевича. Близко, очень близко, похоже... О себе? И не только. Обо всех вокруг.
Итак, он признается... А признание смягчает вину, иные сердца и меру наказания. Но не меру проступка.
Развернем строки дальше: ·Я странен, а не странен кто ж? Тот, кто на всех глупцов похож...? А он непохож, он наделен умом, умом непонятным, чуждым глухой толпе, загадочным... Да ум ли это? Идущий вкось и наперерез, некий скрытый нагревательный элемент... И куда он тебя заведет? Остановись, несчастный!
А это вы напрасно... Не остановится, не услышит... Или не послушает... не захочет... У него свой путь - путь избранного. Избранного на муки во все времена.
·Я странен...? Но я выбрал эту странность, она моя, родная, мне необходимая! И я останусь с ней навсегда ... Буду верен ей, буду ей поклоняться и идти до конца... До какого конца? Остановись, несчастный! Не слышит... Пусть этот конец будет ужасным, все равно... И пусть он уже поблизости, такой близкий мне конец... Я живу, словно меня замкнуло, закоротило. Но я сам хотел именно этого...
Фильм так и называется: ·Короткое замыкание?. Свет погас. А нужен ли он был, тот свет, что мы видели? Не лучше ли без него? И не поискать ли иного?
И не надо пафосного: ·Да будет свет!? Бог создал Свет без восклицаний. Тот или этот? Который? Мы в курсе?.. Мы ищем...
Свет, тьма, тупики... Что мы знаем о жизни? Понимаем ли мы ее и самих себя? И окружающих? Мы говорим на разных языках, но это ведь смешно... Мы и на одном языке - всегда только на разных. А где один-единственный, наш, общий?
Нужно чувствовать, ощущать - утверждает один из героев фильма, в котором пять новелл и пять режиссеров. Разных, но говорящих именно на одном языке. Да нет, не кинематографа, что вы, - это слишком банально. В их языке и впрямь слова так мало значат - а много ли они значат в действительности? Их ценность призрачна, абсурдна, когда рядом задыхаются чувства...
Никто не сводит последние к страстям, к эмоциям. Здесь не место синонимическим рядам. Тоже было бы чересчур банально. Чувства пробуют поднять повыше, к небу, с их помощью добиться понимания общечеловеческого, когда братья и сестры - не на словах и даже не на деле, а по сути своей.
Петр Буслов своей новеллой утверждает, что все просто: ощути меня, почувствуй - и ты меня поймешь, незнакомая прекрасная полячка... И не только меня. Вообще всё... Разве такое возможно?.. И что лежит за гранью понимания?.. И есть ли таковая грань?.. Понять... постичь... жить дальше... Разве на том уровне, что дан тебе сегодня? Тобой определен?
Борис Хлебников простер свой порыв в живом эксперименте. Герой его новеллы, тонко поняв впервые увиденного ровесника, рвется к его любимой. К чужой и неведомой ему любимой через все преграды, порой опасные для жизни, чтобы заставить и ее ощутить человека и его странную любовь. ·Я странен...?
Иван Вырыпаев делает своего героя вообще глухонемым. И ставит перед ним туфельку Золушки, или нет... почему Золушки?.. Никаких подобных стандартов. Офицеры пили шампанское стоя, за здоровье дам, из их туфелек... Герой Вырыпаева пьет из нее свою кровь, которая густым потоком заливает пол. Он не слышит, но понимает все... Так зачем вам слова, господа?
Кирилл Серебренников проводит своего чудаковатого, сверхстранненького героя серией чудовищных испытаний, в основе которых, кажется, - просто дурь самого страдальца. ·Я странен...? Чересчур. Очень непохож на других. Тем и замечателен. Значит, вы меня заметили?.. И девушка-самоубийца, дрожащая под мостом, и взгляд... один, другой, третий... Здесь тоже слова ни к чему.
Алексей Герман-младший довел великий эксперимент пятерых до предела. Российская психушка на острове, полная оторванность от мира, отстраненность, изолированность, хмурая бытовуха страшной российской психиатрии... Люди не от мира сего, никому не нужные, отверженные и забытые на сером безликом фоне... И лицо докторицы, начерченное мелом на асфальте влюбленным в нее заключенным, то бишь больным, что в сущности одно и то же... И беспросветность дня и полдня, и будущего заодно... Так что свет выключен, замкнуло, всё замкнуло... Господа, да и нужен ли он нам, тот призрачный свет, что якобы горел и будто бы освещал? Ощущение мотива ·Полета над гнездом...?, но без всякого полета, когда окно вдрызг, и друг, превращенный в куклу, под мышкой, и ты летишь на волю вместе с ним, понимая, что нужно только так... А как нужно именно здесь, в России? Вплавь с острова? Отнюдь не Лунгина...
Ощутить... почувствовать... понять... Наши определенно-очерченные чувства физиологии - да их слишком мало... И так ли уж они нам потребны? Когда есть огромное нечто, толстовское небо? Или звук рвущей душу и разорванной чеховской струны? Или пастернаковско-гамлетовское ·я один, все тонет в фарисействе??
Все-таки не один - в фильме как минимум пятеро. Живущих на пределе своих сил и возможностей, у которых - вот парадокс! - на самом деле нет предела. Все очень просто: как нет предела любви к человеку...
Но как страшно, господа... Когда безумно чуждым, аномальным кажется тот, кто любит людей поистине... В этом самая великая странность и ненормальность нашей жизни. О том свидетельствовали когда-то и чудики Шукшина. Хотя они жили в реальных измерениях. Здесь - иные параметры.
А идиот у Федора Михайловича тоже был среди множества - единственным высоконравственным человеком. Потому и идиот. Все просто. Фильм о том же самом...