"...я не понаслышке знаю, как трудно таким людям (учителям из иного мира) в пространстве сегодняшней нашей школы. Ведь они не преподают в обычном смысле этого слова. Они живут, они бытийствуют - и предъявляют акт своего существования детям. И это всегда ни на что не похоже. И это всегда удивительно беззащитно перед лицом методических проверок и инструктивных правил".
"...странное, подчеркнуто неметодическое поведение педагогических неофитов от культуры встретило сначала глухое раздражение (скрытое за приветливыми улыбками), а затем и явную агрессию со стороны школьных старожилов".
Александр Лобок, педагог, Екатеринбург
Статья "Учитель из иного мира", откуда я взяла цитаты, очень давно была опубликована в газете "Первое сентября".
Я тогда там внештатничала. И сначала не могла нащупать свою тему, чтобы писать часто, как просил наш главный, мой любимый Симон Львович Соловейчик. И тогда я ему объявила, что пойду работать в школу. Мне интересно. А заодно найду темы и буду вести колонку в газете.
Симон Львович просто закричал:
- Ни в коем случае! Вы не знаете, что такое школа, а я отдал ей не одно десятилетие!
Примерно то же самое мне сказал Саша Княжицкий, Александр Иосифович, словесник от бога, мой друг и наставник.
- У тебя есть профессия. Именно твоя. Тебе другая не нужна. Не экспериментируй.
Но я упрямо пошла. И работала в школе несколько лет. И колонку у Соловейчика вела еженедельно.
Да, Симон Львович, конечно, был прав. И педагог из Екатеринбурга тоже. И Княжицкий.
Всегда, даже в условиях жесточайшего дефицита педагогических кадров, школа предпочитает работать по старым, правильнее, устаревшим методам, чем примириться с новыми веяниями в ее стенах. И смею заявить, основываясь на личном горьком опыте, что современная школа в них вовсе не нуждается, а ее причитания об отсутствии кадров - лицемерие. Тартюфы в юбках, увы, работают именно в школах.
Вспомним Киру Муратову "Астенический синдром". Как в фильме школу сами учителя называют? Тюрьмой, казармой. Но наши дети учатся именно там. И будут учиться.
Я строила свои уроки иначе, чем требовалось по методике, то есть пробовала делать их живыми и чуралась учебников. В принципе, я по ним не работала вообще. Школьные учебники - это особая больная тема. Об этом много говорят и пишут, только ситуация не меняется. Почему я выбрала игру для школы - это понятно. Ведь именно ее предлагают многие наши психологи в качестве наилучшего способа обучения. Никаких Америк, в сущности, я не открывала. Но пыталась экспериментировать. Наедине, сама с собой, потому что в школах поддержки не находила.
Например, пятиклассникам я предлагала прорекламировать любую книгу, сделать на уроке рекламную паузу. Таким образом дети начинали читать. А как они готовились к своей рекламе! Некоторые даже придумывали себе костюмы, приносили из дома все, что могло понадобиться.
В старших классах у меня проходили диспуты об эмансипации женщин ("Гроза" Островского), литературные суды... Дети увлекались. Уроки пролетали незаметно.
И опять ничего нового, все общеизвестно. Но ничего не используется. Почему - ну, это не вопрос. Учителю куда проще делать задания из учебников, чем ломать голову над новой игрой. Творчество в школе - лишнее, его оттуда давно изгнали.
Сухой русский язык я старалась оживить с помощью веселых текстов, разработанных в МГУ. И тогда детям становилось интересно заниматься и русским.
Два раза я публиковала сочинения моих детей в журнале "Огонек". Много читала, покупала книги литературоведов, старалась найти в них самое важное, необходимое детям... Ходила на лекции Зои Александровны Блюминой в 57 школу.
А итог? Это очень забавно: в школе я осталась изгоем. Хотя многим учителям нравились мои уроки, они охотно приходили ко мне в классы, спорили о моих методах преподавания, живо их обсуждали... Конфликты с детьми у меня возникали всего пару раз, но вот дирекция... С ней у меня и был всегда самый серьезный и постоянный раздрай.
Сначала меня держали на девятом разряде, как не имеющую опыта, и одиннадцатый и двенадцатый я смогла получить только путем перехода в другую школу. К тому времени, к несчастью, умер Соловейчик, с преемником, его сыном, у меня отношения не заладились, и я на какое-то время осталась на одной учительской зарплате. Вот тогда я поняла, что это такое. И все-таки я упрямо хотела остаться в школе. Привязалась к детям.
Только директор мне заявила, что я не знаю методики, ведь я окончила не педагогический, а всего-навсего университет! А он не котируется. Потом мне два месяца вообще не давали зарплаты за якобы неправильно и не вовремя оформленные журналы... И у меня не было денег даже на метро, чтобы добраться до школы, где я работала.
А посещение моих уроков...
Директор пришел в мой одиннадцатый класс, а после урока сказал, что тоже, как я, любит позднего Есенина. И все?! Ни замечаний, ни помощи...
Завуч пришла в пятый и после урока выговорила:
- У вас очень душно и грязно! Откройте окно, а дети пусть подметут!
И все. Выплыла из класса. А оценка урока?! Пусть плохая, но хоть какая-нибудь...
Я начала подозревать, что они просто не знают, что сказать. Хвалить не хочется, а ругать вроде тоже не за что. Проблема...
Правда, один раз вдруг завуч обронила:
- Вы очень хорошо читаете на уроках стихи...
И снова ничего больше. Не маловато ли?
Позже администрация школы охотно согласилась с десятиклассником, который оспаривал поставленную ему мной двойку за сочинение. Его мальчик попросту списал, у меня были тому доказательства. Но вновь директор заявила открыто, что я - педагог непрофессиональный, а потому слишком часто ошибаюсь. И дети отлично знали об отношении ко мне дирекции, что вообще, на мой взгляд, верх бестактности и полное отсутствие педагогического мастерства. Значит, либо дети должны были принять сторону дирекции, либо мою. Зачем такая постановка вопроса? И снова конфликт - на сей раз в детских душах.
Расставаясь со школой, я плакала. И директор на это цинично заметила, что я излишне эмоциональна. Но может ли вообще быть хорошим бесстрастный преподаватель литературы? Не тот это предмет... А еще дирекция злобно пророчествовала, что я уже не смогу вернуться в журналистику.
Но я очень легко вернулась, тем более что и не бросала ее никогда. Писала, редактировала в издательствах... И снова предлагала школам вести у них студии юного журналиста и литератора. Хотелось вернуться к детям на любых основаниях. У меня разработана своя программа занятий, довольно интересная. Я могла бы и выпускать с детьми газеты и журналы. В школах мои предложения воспринимали радостно, одобряли мои программы... и не звонили мне. Видимо, снова потому, что я - журналист. А кто тогда должен учить детей журналистике, если не профессионал? Свободного времени у меня сейчас нет, однако школа манит по-прежнему...
Дети, которых я учила, приглашали меня на выпускные, хотя я в их школах уже не работала. Поздравляли с праздниками. Приходили в гости. Те дети, которые сделали выбор, идущий вразрез с общепринятым.
И теперь, когда я слышу рассуждения о консервативных учителях... Да именно такие школе и нужны! В этом вся ее беда. Зато они окончили педвузы, знают методики и вовремя заполняют журналы. В отличие от меня. А для наших школ - это главное. Увы...