Лукьянов Андрей Валерьевич
Cледы на песке

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Лукьянов Андрей Валерьевич (lukyanovandrej@yandex.ru)
  • Размещен: 01/07/2009, изменен: 17/06/2019. 17k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
  •  Ваша оценка:

    А.  Л.
    
    СЛЕДЫ  НА  ПЕСКЕ
    
    ----------------------------------------------------------------
    
    
    I. УЛЫБКА   БОГОМАТЕРИ
    
    Ближе  к  новому  лету,  устав разбираться
    В  сефиротах и чакрах,  я вновь убегу
    В город   Вятку,  к   священнику-старообрядцу,
    От суккубов,  от  Города  бесов,  в  тайгу.
    
    Там  мы   к  Небу  волшебный   нащупаем подступ
    И  к  явившейся  Деве  Марии  прильнем,
    Чтоб  услышать  Машиаха  легкую  поступь	-
    В  небесах   или  в  собственном  сердце  своем.
    
    На  окраине  города,  там,  где  веселый
    Пчел  разводит  шутник,  старовер  и монах,
    Нам  в  молитвах  навеют  весенние   пчелы
    О  последних  приблизившихся  временах.
    
    И   тогда  в  тишине,  Богоматерь  Мария,
    Я  отдам  Тебе  глупое  сердце,  а  Ты
    Дай  нам  Ангела-спутника  в  планы  иные,
    Улыбнись  на  угрюмые  наши  кресты.
    
    Ах,  Мария,  теперь-то  я  знаю,  как  трудно
    Продираться  сквозь  пошлые  эти  клише,
    Через  тусклые  три  ипостаси  Гагтунгра  -
    К  незабвенной  и  помнящей  Бога  душе.
    
    Мы  приходим  к  Тебе  с  головою  повинной,
    Сорок девять приносим тяжелых шаров
    И, как дети, бормочем: "Мария, помилуй!" -
    Чтобы вновь с этим скарбом вернуться в Энроф.
    
    Впавший в прелесть священник и я - вор в законе,
    Богу свечки и дьяволу две кочерги,-
    Нам брести по мытарствам, как сталкерам в Зоне,
    На улыбку Твою - улыбнись, помоги!
    
    На окраине города Вятки, на фоне
    Слабых северных звезд и у края тайги
    Я хочу, чтоб Ты стала еще приземленней,
    Эти вечные расколдовала круги.
    
    Я сплету Тебе нимб из веселых понятий,-
    Улыбнись же Христу, не печалься за нас,
    Золотая улыбка Твоя, Богоматерь,
    Да святится - и ныне, и в смертный наш час!
    
    
    II. СОНЕТ.
    
    Блаженны нищие, чьи мерзости покрыты
    И прощены грехи, - так говорит Псалтирь.
    Но снова Блудный Сын отправлен мыть сортир
    И жрать со свиньями из одного корыта!
    
    Блажен, кто не прочтет вовек "Бхагавадгиты",
    Кого не устрашал полуденный Сатир, -
    Со страхом Божиим он лобызал потир
    И не вмещал Творца в фатальные орбиты!
    
    Но как дерзнуть сказать из гнусной пустоты
    Тому, в Чьей власти все (и звезды, и квазары),
    Старославянское, простое слово: "Ты..." -
    
    Когда в который раз - за все Его кресты -
    Внезапно убежишь, как дезертир в кусты
    И, как Адам в саду, вновь убоишься к а р ы?
    
    
    
    III. (САТПРЕМУ.)
    
    "Они бродят и бродят вокруг, калечась и спотыкаясь - 
    как  слепые, ведомые слепцом".    
    
    (Мундака-Упанишада.)
    
    Принцип гомеопатии - тот, что Творцом
    Внутрь творения неумолимо заложен,
    Как и принцип любви, заключается в том,
    Что конец наших истинных дружб невозможен,
    
    Что подобья с подобьями встретятся вновь,
    Кто в Аду, кто в Раю (или это условность -
    И для Ада нет муки страшней, чем любовь?), -
    И куда бы, к каким бы мирам ни несло нас -
    
    Что же, брат мой Сатпрем, я по кругу ведом,
    Как слепой со слепыми бреду, спотыкаясь...
    Но войду в Нотр-Дам и за всех разрыдаюсь
    Перед Той, чья Любовь - наш единственный дом.
    
    
    (Примечание автора: "сатпрем" на санскрите означает 
    "истинная любовь"; это имя получил некий француз от Мирры Ришар,
    сподвижницы Шри Ауробиндо. Цитата в эпиграфе взята из книги 
    Сатпрема "Путешествие сознания".)
    
    
    IV. МАГ.
    
    "Тогда Ирод, тайно призвав волхвов выведал от них 
    время появления звезды". 
    
    (Мф. 2:7)
    
    "Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря". 					 
    
    (Ин. 11:5)
    
    Здравствуй, пора тополиного пуха!
    Солнце на Троицу - все прощено, -
    Клерк заполняет страницы гроссбуха
    Новой поэмой и смотрит в окно.
    
    Мага, забредшего в храм на венчанье,
    Луч зачарует, пройдя сквозь витраж,
    Время замрет, и Господь до скончанья
    Века простит ему звездную блажь.
    
    Выстроил  башню и до неба лазал
    Маг Бальтазар - и слыхал голоса:
    "Радуйтесь, Марфа, Мария и Лазарь,
    Не забывайте о нас, Небеса!"
    
    В недоуменье слуга Зороастра:
    Свет септенера внезапно потух,
    Над зиккуратом астральная храфстра
    Как тополиный развеялась пух.
    
    И на старуху бывает проруха:
    Просто он детскую сказку забыл, -
    Светлый сугроб тополиного пуха
    Свитки иранские тихо укрыл...
    
    22.6.94. 
    (Память Марфы и Марии.)
    
    
    V. НАГВАЛЬ.
    
    "Сила, правящая судьбой всех живых существ, называется Орлом".		 
    
    (К.Кастанеда)
    
    "И крестившись Иисус тотчас вышел из воды (...)
    и увидел Иоанн Духа Божия, который сходил, как голубь, 
    и ниспускался на Него".	
    
    Матф. 3:16)
    
    Ты уже не поможешь мне, Крийя;
    В том нагвале, куда я забрёл,
    Распростёр свои наглые крылья
    Кастанедовский мрачный Орёл.
                  			
    Краснокожего мага лачуга
    Там зияла, как вход в чаппараль.
    Скорпионом ползла калиюга,
    В никуда уводила спираль.
    
    Я кафизму твердил за кафизмой,
    Бился с бесом один на один,
    Голодал - и над злой и капризной 
    Лунной силой я был господин.
    
    И глядел, как, плодя адюльтеры,
    Там Фокерма кровь жертв своих пьёт,
    Как подходит к концу рыбья эра,
    Как бомжи пожирают пейотль.
    
    Но опять в Океанскую воду
    Ты войдёшь, и как знать - для чего
    Белый голубь, как символ Свободы,
    На печальное сядет чело...
    				
    (Примеч. Крийя - вид йоги, преодоление "биологич. рабства";
    нагваль - термин кастанедовской магии, это не мiр, не Бог,
    нечто невыразимое и страшное; Скорпион - знак Зодиака и
    астральный символ разрушения или трансформации; кали-юга 
    - четвёртая из 4 "юг" (эпох), мы приближаемся к её концу.
    Эра Рыб - наше двухтысячелетие. Кафизма - часть 
    православной псалтири. Фокерма - персонаж "Розы мира"
     Д.Андреева, вторая ипостась  злого духа,  ведает  сексуальным 
    развратом. Пейотль - наркотический гриб, средство заглянуть 
    в нагваль.) 
    
    
    VI. ФАНТАЗИИ.
    
    1. 
    
    По сторонам шоссе - высокие леса.
    Бодлер боялся их и сравнивал с собором,-
    Их ветер вынудил к серьёзным разговорам,
    А я, пуская дым, кручу два колеса.
    
    О чём-то сосны философствуют в бору,
    Глухой хард-рок машин их спор сопровождает,
    И с точки зренья мха деревья осуждают
    Абсурдных облаков закатную игру.
    
    А в доме, полном книг и музыки, "Пьета",
    Недоумённая, соседствует с Ван-Гогом;
    Быть может, в старости я заведу кота:
    Он будет рыбу есть, а я - смиряться с Богом...
    
    2.
    
    Быть может, мне тогда приснится дом, в котором
    Апостол Иоанн живёт с туманным взором,
    Где молча варит суп хозяйка Мириам,
    Куда и я вхожу, как Блудный Сын во храм.
    
    Я опоздал - уже здесь нету Иисуса,
    Он здесь инкогнито, в прозрачной ткани дня,-
    За деревянный стол, словно в гостях, сажусь я.
    Апостол водку пьёт и смотрит на меня.
    
    Ну а когда Она напротив нас садится
    И всё молчит, молчит - не плача, не смеясь,-
    Я вспоминаю вдруг, что предо мной - Царица,
    К которой наяву вся жизнь моя неслась.
    
    3.
    
    Но тут из сна, как кит, я выброшен на сушу;
    "Не уходи..." - твержу на хрупком рубеже...
    И материнский взгляд в оправе Фаберже,
    Как неустанный луч, пронизывает душу.
    
    94
    
    
    VII. ГОРОД.
    
    Пока я обдумывал тёмные, злые заботы
    Прохожих красавиц, вонзавших в мой слух каблуки,
    Их сумрачных взоров  змеиные водовороты
    От жизни моей оставались, как смерть, далеки.
    
    Я думал о том, что посмертье, как мощная линза,
    Мой стыд увеличит и в фокусе выжжет дотла.
    Что с куклами-барби повенчаны роботы-ниндзя,
    И прав ли я был, что причина Творенья - светла?
    
    Бывают паденья похлеще и горы покруче -
    И все это было уже, и пора повзрослеть...
    Но, Боже, зачем каблуки их так злобно-певучи
    И ловят сердца, будто камни в железную сеть!
    
    
    
    III. ПЕРЕПУТЬЕ.
                                         
    "Всяк дом  мне - чужд,
    Всяк храм мне - пуст..."
    
    М.Цветаева.
    
    
    Тот дом, что стал мне чужд, и храм, что стал мне пуст,
    Навек я виноват пред вами: ведь Изида
    И Розенблют - одно, и все ж, из скверных уст
    Воздавши вам хвалу, я навсегда изыду
    
    В тот мир-аквариум, где зеркала и тишь,
    Где ящик голубой с безумными волхвами,
    И странный ритуал - надеюсь, Ты простишь -
    Молитву смутную в аквариуме-храме!
    
    Еще не слышен залп Гагтунгровых баллист,
    Еще грядет июль - метеорит на взлете,
    Но - черная кипа, и бледный каббалист
    Исследует дела многострадальной плоти.
    
    Пока еще Гермес резвится в Близнецах
    И светлая Лулу скучает в Водолее
    Кажденьем сигарет я праздную Пэсах
    И крестным знаменьем лечусь, когда болею.
    
    Как веет ветер за окном, как взор Христов
    Неумолим, - и вот, в опроверженье маю,
    Он с грустью смотрит, как, из двух чужих крестов
    Ни одного поднять не в силах, я блуждаю.
    
    
    
    IX. ДЭ   ПРОФУНДИС   КЛАМАВИ.
    
    Изучаю иврит  -  параллельно по звездам слежу за Судьбою  -
    И в глухом лабиринте пытаюсь найти Ариаднину нить.
    Пью и пью черный кофе, курю сигареты одну за другою.
    А святой Серафим, затворясь ото всех, ел одну только сныть.
    
    Постепенно вникая в тот крест, что крещеньем мне тайно обещан,
    Брел вчера я по городу, встречные клены шептали: "Шалом!"
    Я глядел с вожделеньем на всех проходивших по улицам женщин,
    Параллельно твердя про себя покаянный библейский псалом.
    
    А в районе Тельца, за Таганкой, в том доме, откуда я изгнан,
    Начитавшись Бодлера, на ужин еду приготовит жена
    И, пока телевизор, в окне отражаясь, грешит оккультизмом,
    Перемоет посуду и снова заплачет, в меня влюблена.
    
    Я забыл навсегда православную ревность убогого мавра, -
    В лабиринтах мытарств твое имя опять повторяют ларьки.
    Погружаюсь в себя и томлю, и томлю, и томлю Минотавра.
    И один за другим постепенно уходят с земли старики.
    
    Я уеду к друзьям, и завязнет опять электричка под Икшей.
    С сигаретой и книгою выйду я в тамбур - и вспомню опять,
    Как грустит Ариадна, спеша, что ни ночь, на взысканье погибших,
    И стучится в их сны, а они ничего не умеют понять.
    
    Вот и кончился май, посвященный Тебе, как и этот анапест.
    Если хочешь, избавь нас от блудных скитаний по мертвым мирам,
    Передай Вседержителю в дар от волхва запоздалый акафист
    И прости и спаси, если хочешь, прости и спаси, Мириам!
    
    
    
    X. КОГДА-НИБУДЬ.
    
    С точки зрения Ангелов - тех, что поют
    Литургию и не прерывают полета.
    Я слепой скоморох, графоман, лилипут.
    Им от шуток моих сводит скулы зевота.
    
    С точки зрения той новизны, что творят
    Разноцветно-горящие  Ангелы Божьи.
    Я гнилой консерватор, певец Бездорожья,-
    Не такому Архангелы тропы торят.
    
    И - поскольку когда-нибудь Бог подберет -
    Мою злую, больную и гневную душу,-
    С точки зрения Ангелов милых, я струшу,
    Ибо Ангелы знают меня наперед.
    
    О, когда они в руки Христу принесут
    Это сердце безумное и плотяное, --
    Что скажу я Святым. совершающим Суд,
    С точки зрения б е с а, что ходит за мною!
    
    
    
    XI. БОГ.
    
    Я загонял в Канон себя, как в кокон.
    Славянской мантрой ауру латал.
    Срасталась сеть светящихся волокон,
    А рядом Бог невидимо стоял.
    
    Какие страхи смертные велели
    Твердить молитвы - да свели с пути:
    Господь стоял на смежной параллели.
    Но я, молясь, не мог Его найти!
    
    Он мне прощал надменные Сатори
    И озаренья мнимые мои.
    Пока в Его искрящемся просторе
    Веселых птиц я слушал ектеньи.
    
    Но как забыть про эту Чашу Гнева,
    Про этот неминуемый Исход -
    Когда с евхаристического Древа
    Слетит Облатка в мой безумный рот?
    
    Стихи Бодлера и офорты Гойи
    Прими на Свой небесный аналой.
    Как спелый плод их честной Метанойи,
    Как повод к Милости очередной...
    
    
    XII. НЕВИДИМАЯ БРАНЬ.
                           
    "Держи ум свой во аде и не отчаивайся".
    
    Христос - св. Силуану.
    
    
    Когда бы знал Искариот.
    Что не нужны петля и мыло
    Тому, кто сам себе могила
    И воскрешения не ждет.
    
    Пускай всевластна Божья длань,
    Но объясни, мой Ангел милый, -
    Зачем с превосходящей силой
    День ото дня веду я брань?
    
    Страшна не смерть - когда уйду
    С земли и Бога повстречаю -
    Вдруг скажет: "Я тебя не знаю.
    Ищи богов своих в Аду..."
    
    Хранить меня от темных сил,
    О Ангел мой, от их соблазнов.
    От помыслов разнообразных, -
    Напрасно ль я тебя просил?
    
    Бывает, человек - как черт.
    Бывает - хуже. Все бывает.
    Живого Бога распинает
    Тот, кто в действительности мёртв.
    
    Что безответней, что страшней
    Любви Творца к своим твореньям -
    Как выразить стихотвореньем
    Невыразимый смысл вещей?
    
    
    XIII. 
    
    Памяти мон. Серафима Роуза ( в миру Юджина)
    
    Схимник Юджин фантазировал.
    Бледный Конь ему позировал.
    Грыз, оскалясь, удила...
    Что за вера мир вела?
    
    В час, когда с горами синими
    Распрощаемся и сгинем мы.
    В предназначенный нам час -
    Кто в молитве вспомнит нас?
    
    Даже если нимб вы носите.
    Юджин, даже если спросите -
    Что там, в  Пакибытии,
    Я отвечу Судии? -
    
    Юджин, Юджин, я скажу Ему
    О Любви неописуемой,
    Что, как смерть, сильна была
    И к Нему меня вела.
    
    
    
    XIV. МЕССА.
    
    Не монах я, не князь благоверный.
    Не повенчанный с девой супруг, -
    Просто раб Твой, усталый и нервный,
    Из Твоих ускользающий рук.
    
    Как-нибудь в одиноком Костеле
    Станет память светла и свежа,
    Снова Чаша сверкнет на Престоле,
    Улыбнется Твой Лик с витража.
    
    Будут свечи сиять. Кармелитки
    Белый ландыш Тебе принесут.
    Вновь Твои добровольные пытки
    Злую чью-нибудь душу спасут.
    
    Осеню себя знаменьем, выйду
    В нескончаемый летний закат:
    Клены шепчут, смеясь, панихиду.
    Вязы томный акафист твердят.
    
    Оглашенная кошка, мурлыча,
    Вносит лепту в зеленый псалом.
    Символичен закат, словно притча
    О пришествии странном Твоём.
    
    Я-то думал, метался века я
    И простого понять я не мог.
    И бреду по Москве и вникаю
    Я в оранжевый этот намек.
    
    Не монах я. не муж и не рыцарь.
    Не искал я блаженный Грааль.
    Мне во сне только темная снится
    Уводящая в ад магистраль, -
    
    Но молю Тебя - снова, как крылья,
    Лучезарные руки раскинь.
    Чтоб, как тень Твоя, в небе парил я,
    Вслед Тебе над житьем городским.
    
    Улыбаются теплые лики
    На иконах, в ином бытии.
    И летят, как воскресшие Ники,
    Над Вселенной Распятья Твои!
    
    
    
    XV. АКАФИСТ ПАДРЕ АЛЕКСАНДРУ МЕНЮ В ДЕНЬ СЕРДЦА МАРИИ
    
    
    1.    (К Иисусу.)
    
    При Луне в Водолее и Солнце в Весах,
    В незапамятный день Твоего возвращенья,
    В Йом-Киппур, когда время замрет на часах.
    Преисполни меня триумфального пенья -
    
    Ради всех за Тебя убиенных предтеч,
    Иисус, в день скорбящего Сердца Марии
    Все прости мне - и эту безумную речь, -
    И вплети этот голос в Твою Литургию!
    
    2.
    
    Ты, Чье Сердце и Крест я ношу на груди,
    Я прошу Тебя - в память о доблестном Овне -
    К той стоящей в лесу одинокой часовне
    Со свечой и цветами меня приведи.
    
    И - покуда сверкают в глазах топоры
    И глумится в творениях змий этот древний -
    Возложу у Креста золотые шары
    И цветы полевые из Новой Деревни.
    
    3.  (К Падре.)
    
    В алтаре в шкуру Льва облачась, ты в конце
    Этой рыбьей эпохи стал овном закланным,
    Чтоб ее, словно кожу вождя Тэкумсе,
    Натянули фельдфебели на барабаны.
    
    Но - пока лжехристы устрашают блудниц
    И покуда к Финалу ведут кинокадры -
    В непрестанном веселье молись о нас, Падре,
    Ради бледных рабов Фиатирских темниц.
    
    4.
    
    Как бы здесь ни свирепствовал мудрый О"Брайен
    В хитрой комнате с номером злым "101",
    Как бы ты тамплиерами ни был облаян, -
    Веселись со святыми, Христов паладин.
    
    Может быть, я сердца палачей умягчу
    Этим актом любви, безответной и жалкой,
    Когда щелкну в часовне своей зажигалкой
    И за всех Водолеев поставлю свечу.
    
    5.  (К Иисусу.)
    
    И - пока не окончилось время казарм
    И блюдут правоту племена рясофоров -
    Сохрани нас, Спаситель, как верный плацдарм,
    Как фундамент для светлых грядущих соборов.
    
    Чтоб ни капли не кануло в гулкий шеол,
    Где к причастьям гавваха кромешная давка,-
    Преврати эту стигму в сплошной Ореол,
    Посрами безупречный удар томагавка!
    
    
    
    6.
    
    Чтобы пьяная мафия впала в печаль
    И блудницы расплакались в окнах мотелей -
    В знак победы Твоей возложу на скрижаль
    Непорочного Сердца букет Иммортелей.
    
    Сделай так, чтоб реальная сила просфор
    В сердце билась и белою чайкой летела
    Сквозь бескрайний, незримо-слепящий простор
    Твоего, Иисус, лучезарного Тела!
    
    94
    
    
    XVI.
    
    Посмотри: все слегка скособочено -
    Наши жесты, фигуры и взгляды,
    И душа, что навек озабочена
    Неизбывною участью Ада...
    
    Как бы в Рай ни старалась увлечь она
    Всех забытых из тьмы преисподней -
    Происходит лишь  то, что намечено
    Фантастической мыслью Господней.
    
    Происходит лишь то, что намечено.
    Все прозрачней судьба, все реальней...
    И окно, как в тюрьме, зарешечено
    В католической исповедальне.
    
    
    XVII.СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ.
    
    Однажды мне приснилась жизнь моя,
    Как долгий путь по берегу вдоль моря...
    Незримо рядом был Господь; и я,
    Когда настало время, скорбь и горе
    
    Всех лет земных увидел  с высоты;
    И на песке - следы, как будто двое
    Все шли и шли, до радужной черты,
    Где Сам Господь явился предо мною.
    
    И вот мелькнули времена, когда
    Едва я мог идти, а на прибрежном
    Песке виднелись только два следа,
    Как если б шел один. С упреком нежным
    
    Я говорю: "Мой Боже, как же так?
    Когда я бросил все, чтоб за Тобою
    Последовать, Ты дал мне этот знак
    И обещал спасти во время злое;
    
    Но не спасал, выходит по следам?"
    - "Дитя, - сказал Господь с упреком нежным, -
    Ты был так слаб, что нес тебя Я Сам -
    МОИ следы на том песке прибрежном..."
    
    (По мотивам немецкого стихотворения)
    95-96. 
    	
    XVIII.     
    
    Понемногу, как черные птицы клюют
    На снегу раскрошившийся сыр,
    Так и я совершаю медлительный труд,
    Изучаю томительный мир.
    
    За страницей страницу и стих за стихом,
    Кадр за кадром, к последнему дню
    В полусне я Тобой неприметно влеком
    И Тебя, о Господь, не виню.
    
    Ну, а если влеком не Тобой, то пойму,
    Может быть, будет час, может быть,
    В сиротливом миру, в одиноком дыму -
    Чьею силой я мог бы любить?
    
    97

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Лукьянов Андрей Валерьевич (lukyanovandrej@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/06/2019. 17k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.