Правда, одно в этом полупризраке было отчетливо - глаза. Вот эти глаза. Именно с этим выражением нежности и ожидания. Я не знаю, откуда они взялись в моем воображении (или в моей памяти?). В реальности я таких глаз не встречала ни у кого никогда. Даже отдаленно. И то, что я видела вокруг, в обычной жизни, слишком разительно отличалось от моих полугрез-полуснов наяву. Поэтому лет в 14 я окончательно забросила все эти дурацкие фантазии. Но они, оказывается, не умерли и никуда не исчезли! И вот сейчас вылезли вперед и дружно кричат: проснись! Это же Он! Тот, кого ты искала столько лет и ждала, даже не надеясь на встречу. Тот, кого ты знала всегда. Тот, кто создан только для тебя. И ты сама родилась для того, чтобы сделать его счастливым. Словно сама Вечность смотрит сейчас на нас, словно сама Вселенная, затаив дыхание, ждет: узнаем ли мы друг друга? Нас обоих как будто нет в этой конкретной точке Времени и Пространства - все, что здесь есть, только две маленькие слабые тени. И в то же время словно бы мы были всегда. Вместе. И, что бы ни происходило, мы всегда находили друг друга.
Ты...? Ты есть!
Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, пока его темные удлиненные глаза не отрывались от моих - секунда? минута? - но за этот миг не жалко отдать целую жизнь. Я бы закричала из всех своих сил: 'остановись, мгновенье!', но знала: бесполезно. А вдруг лучше уже не будет никогда? А вдруг слова все испортят? К тому же мы оба говорим на третьем, чужом для нас языке... Но неужели, раз уж нам позволили встретиться, мы не сохраним друг друга?
- Ты не боишься оставлять дочку с чужим мужчиной? - осторожно спрашиваю я. - Люси так страшно плакала!
- Да она всегда так! - с досадой восклицает моя новая начальница. -- Орет как недорезанный поросенок, хоть с кем ее оставь. Просто не знаю, что с ней делать. Ничего, скоро успокоится, - смеется Жанна. - А Памми - ты что, он же мусульманин! Это кто угодно может с ребенком всякие пакости проделывать, и таких полно, но у мусульман с этим очень строго. Я поэтому и не боюсь Люську с ним оставлять. С другим бы нет! Да и не чужой он ей, она его знает с пеленок. И чего орет? Сказала ведь: сейчас приду! Видала, какой характер? Ладно, ты говорила, что книжки пишешь? А у меня вот нету высшего образования. Хотя российское мне здесь и не пригодилось бы, все равно не засчитывается.
- Верно. Мозги важнее. А почему ты решила массажем заняться, а не шить? Мне кажется, это интересней и прибыльнее.
- Да я очень люблю придумывать, шить, но... Не знаю. Я об этом не думала даже. Хотя нет, знаю. Было у меня это все в России. Поэтому и не хочу - обожглась. Вот ты скажи мне: ты в Бога веришь? - напряженно спрашивает Жанна.
- Наверно, да.
- Ты православная?
- Вроде как.
- А я мусульманка. Но это ведь по большому счету не важно, верно?
- Ага. Все эти игры с конфессиями для людей ограниченных.
- Чего? Ты меня слишком учеными словами не грузи! - смеется Жанна. - Вот объясни мне: почему Бог не помогает хорошим людям? А плохих не наказывает?
- Есть теория кармы. Она говорит, что мы получаем награду или по ушам за какие-то поступки из прошлого или вообще из бывших жизней, которые сами не помним. Оттого и не можем понять, 'за что нам все это', - последние слова я произношу утрированно патетически, заламывая руки, завывающим голосом. Жанна смеется.
- Все-таки это ужасно несправедливо, - задумчиво произносит она. - Почему я должна расплачиваться за то, что даже не помню? Почему не наказать и не наградить сразу же? Почему нас так мучают? Хоть бы объяснили, чтобы мы поняли! А не озлоблялись...
- Не знаю. Я не Бог. Если он вообще есть. Наверно, Бог тоже не идеален - или мы не можем уяснить его замысел, как муравьи не могут осознать размеры слона, по которому ползают. Или ему не до нас. Но есть он или нет, МЫ можем помочь друг другу, - я ободряюще улыбаюсь Жанне и беру ее за руку. На ее злых глазах наворачиваются слезы.
- Между прочим: говорят, так снимается плохая карма.
- Я тоже раньше как ты была, - шепчет Жанна. - Но пришлось стать волчицей.
- Ничего ты не стала! Ты можешь быть тем, кем захочешь. Главное, твое желание.
- Да-да, ты права. Что-то я совсем... Как думаешь, получится у меня с моим бизнесом? Я ведь никогда им не занималась. Если честно, я так боюсь! Я ведь простая женщина, в возрасте уже, необразованная. Чужая здесь...
- Почему нет? Не боги горшки обжигают! Главное, верь в себя сама.
- Ну да, ты права. Главное - верить. Но как это страшно, Аня, если бы ты знала! В себя-то поверить страшно, а уж другим...
- А не верить - еще тяжелее.
- Да.
- Ничего, мир не умрет! - примирительно говорю я. Видимо, при этом мы оба невольно вспоминаем, как он придирался ко мне при моих промахах, потому что Роберто с полными слез глазами поспешно скрывается в ванной. И подозрительно долго там плещется - куда дольше, чем нужно, чтобы прополоскать какую-то тряпку. Неужели он все-таки переживает из-за разлуки со мной, просто не желает показывать? Или ему грустно от того, что его мечты об идеальной бабе-роботе не сбылись?
Или неловко что он, хоть и поневоле, выглядит некрасиво. Потому что у него оказалось слишком мало душевных и физических сил для кого-то - а выше головы не прыгнешь. Хотя можно попытаться, и только так получается что-то великое. Но Роберто не захотел...
'Среди связок в горле комом теснится крик
Но настала пора, и тут уж кричи - не кричи.
Лишь потом кто-то долго не сможет забыть
Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи.
И как хлопало крыльями черное племя ворон
Как смеялось Небо, а потом прикусило язык
И дрожала рука у того, кто остался жив
И внезапно в Вечность вдруг превратился миг'.
Ну и что, что Роберто, как и я, не очень стойкий и очень несчастлив - но это сейчас. Вместе мы будем Сила! Скоро все прояснится, наладится, и тогда никто не посмеет нас разлучить, ничьи происки, никакой Рок! Небу останется только прикусить язык... Как и всем околоробертовым злопыхателям.
...Снова в голову лезет Цой:
'А Жизнь - только слово, есть лишь Любовь и есть Смерть.
Эй, а кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить
А Любовь стоит того, чтобы ждать'. Да! Между прочим, Цой погиб всего в 28. Мне тогда как раз накануне исполнилось 16 и я не понимала, как это: смерть стоит того, чтобы жить? Неужели Виктор считает, что в могиле с червями будет лучше, чем здесь? (Я в ту пору была отъявленной атеисткой). Но, судя по адским мучениям людей в Ираке или моим с Роберто адским мучениям - так оно и есть, на том свете должно быть легче. Возможно, это сейчас мы живем в аду! Но я не хочу дожидаться загробной или следующей жизни, чтобы наконец быть вместе с Роберто: я верю, что мы обязательно будем счастливы в этой.
Стою в ванной, чищу зубы на ночь. Окошко, из которого виден задний двор и дом напротив, открыто. Оттуда тянет прохладным свежим воздухом. В доме напротив уютно светятся окна. Где же ты, мой дом? Где меня примут и будут любить такой, как я есть? В коттедже наискосок вдруг кто-то включил музыку. И на несколько мгновений в мире остались только я, это танго, небо и абсолютная свобода. Казалось, сделай я шаг вперед - и полечу. Но музыка кончилась, я опомнилась. Конечно же, я не умею летать. Но я все преодолею! Бог любит меня и не оставит. Ведь правда?
|
|
Связаться с программистом сайта.