Наш судовой врач - начитанный интеллигент, несомненный профессионал и просто умница с неотразимым для баб лицом Джан-Мария Волонте - уверял, что, по его достоверным наблюдениям, каждому человеку совершенно необходимо периодически напиваться в совершенный хлам с обязательным тяжелейшим похмельем и накуриваться сигарет ну буквально до рвоты. Делать это нужно раз в два месяца, а еще лучше - в полтора, но при этом раз в месяц - уже вредно. А вот просто - не до потери пульса - регулярно выпивать между этими сверхпьянками не только не запрещается, но и очевидно полезно, иначе пациент выбьется из графика нагрузок и расслабится. Физическое и интеллектуальное совершенство, а также долголетие доктор гарантировал только при таком правильном соблюдении этого спортивного режима.
Объяснение чуду предлагалось вполне рациональное. Дело тут в том, вразумлял нас исцелитель женских пароходных недугов и мелких судовых травм, что время от времени организму необходима кардинальная встряска и экстремальная ситуация. Только тогда он начинает принимать экстренные меры против последствий внешнего воздействия, в частности - интенсивно выводить из себя токсичные продукты переработки алкоголя и никотина и синтезировать противоядие. Организм как бы подстегивает себя и, борясь с отравлением, генерирует в себе новую жизненную силу. И главное - вырабатывает ее с хорошим запасом.
И когда человек проспится и проблюется, и грамотно - то есть, не уходя в запой - похмелится, и поборет потом сушняк, и отступят все эти воздушные ямы в голове и щемящий страх смерти, и тоскливая боль в сердце - тогда новые силы наполнят его, и воспарит он, и решит все задачки, в том числе и тупиковые, от решения которых и пошел пациент прятаться в ту мегапьянку.
Да что там теории - доктор и на себе отрабатывал свою методику. Примет, бывало, за вечер с нами разведенного - в пересчете на водку этак литр на его кинофизиономию - спиртика, выкурит сигарет пару пачек, да и на боковую. Утром приходишь проведать - злой он, мятый, сам цвета хаки, а потом запрется (тут уж и с оторванной ногой к нему не приходи: отматерит только, а пришить - хрен пришьет), поколдует как-то над собой пару дней - и выходит свеженький как скальпель.
Не знаю, какие такие беды - кроме нашей общей, одиночества - толкали дока в его ложные запои, и куда отходили его проблемы после того, как он похмелялся, а то и сам себя прокапывал, но мелкие неприятности, хоть и нечасто, случались и у него: когда капитану - команда кличет его Мастером или Кэпом (старпома зовут Чиф, а стармеха - Дедушка) - надоедало надираться взаперти одному, и он звонил врачу, приглашая на новую бутылку вискаря, а док, хотя трубку и снимал, уже не вязал лыка. Виски Кэп получает в порту ящиками за то, что пароход закупает запас продуктов именно у этого шипшандера, а не его конкурентов - понятно, что если выбор падает на кого-то из конкурентов, они тоже отдариваются височкой - и никакая это не взятка, а презентик. Еще больше Мастер обижался, когда ему уже нужна была капельница, а док в это время ставил ее себе.
В Панаме док потерялся.
Оторвался от группы во время увольнения на берег и не вернулся на борт к 18.00. Само по себе ЧП, а тут у нас еще через час отход. В Новую, между прочим, Зеландию. А в Панамке - не знаю, почему - даже советского консульства не было, никого из чиновников не подключить. Только я, к этим восемнадцати по нулям как раз вернувшийся, вышел из душа, посмаковал глоток свежекупленного Белого Лошадя на заранее смороженном льду, налил во вкусный литровый мерный лабораторный стакан пива и стал резать вяленую корифену, как по общесудовой принудиловке зовут меня на мостик. Это такая система репродукторов, которые висят в каждом судовом помещении и которые нельзя отключить - как телескрин у Оруэлла - потому что по ним передают всякие новости, например, что мы тонем, и через десять минут будет отдана последняя шлюпка. Орет эта херня чудовищно, поэтому в каюте у себя мы у нее, неотключаемой, перекусили кабель, а все важное слышим через переборку от соседа, ремонтного механика.
Откладываю я с сожалением рыбу и пиво - когда я вернулся, какой-то гад его уже выпил - натягиваю чистенькую рубашку и мчу на мостик. Там расстроенный - даже опоздание члена экипажа из увольнения не скроешь, стукачи потом на родине доложат куда нужно, а значит уже накрылась премия, а тут ведь попахивает и невозвращением - Мастер излагает ситуацию и просит меня поехать с ним в город переводчиком искать доктора. Третьим берем матроса, который был с доком в увольнении, и может показать улицу, на которой док потерялся. И на все на это у нас меньше часа, потому что задержать судно у причальной стенки в порту стоит бешеные бабки, на которые Кэп вот-вот попадет. А за перерасход валюты могут и пароход реально отобрать, и бичевать тогда капитану в его Керчи с волчьим билетом, но и выйти в море без доктора мы не можем, такие дела.
И только мы с Мастером и тем матросом - а и у него изо рта какой-то первый глоток вынули - стали по парадному трапу, который давно уже поднимать пора, спускаться, как проорал нам в матюгальник специальный подвахтенный, поставленный на всякий случай на крыле мостика с биноклем проходную порта рассматривать, что доктор на территорию порта зашел. Мы ему навстречу, а он никакой совсем: выписывает ногами кренделя по пирсу, водит его по синусоиде - того и гляди, в воду свалится, в каждой руке по несколько набитых пластиковых пакетов, а он их при каждой смене галса роняет, и они за ним лежат, траекторию отображают, но курс, в целом, задан верно. Мы с матросом дока ухватили, чтобы его меньше штивало, Мастер сделал вдокторсмотрящему знаки рукой и пальцами, штурман еще пяток матросов подослал, и стали они докторово барахло с причала собирать и самого болезного эвакуировать.
В 18.55 отдали швартовы ("Отдать носовые! Нос чисто! Отдать кормовые! Корма чисто!"), а в 19 по нулям отвалили от стенки. До свиданья, Панамка, через пару лет еще встретимся.
Вечером тех же суток я был удостоен похлебать в капитанской каюте Прогульщика Джонни, и Кэп, подпив с переживания крепче обычного, порассказал мне, чьего стука он больше всего опасается. Секонда (второго штурмана по-официальному), мукомола, а еще вон того моториста кудрявого - то есть, в каждой службе свои стукачки были. Ну, про второго меня уже Чиф предупреждал. Мукомол раньше ходил помполитом, да разжаловали его за что-то, так что звали мужика Расстригой, а он, информируя органы, искупал - обычное дело. А про моториста я не знал, да мне и не надо.
А доку, когда мы вернулись, море закрыли. Отходил он год как на службу на Ленина, 8 - там в Керчи УКГБ, все знают: отвечал на одни и те же вопросы. Под каким предлогом и с какой целью покинул группу увольнения, с кем встречался в Панаме, где и при каких обстоятельствах, кому родину пытался продать, да за какие деньги, что ему так щедро наливали. Но держался доктор стойко, отвечал, не сбиваясь, что отстал случайно, сувениры рассматривая, туда дернулся, сюда, да и совсем потерялся, зашел в бар, чтобы спросить дорогу к порту, выпил кружку пива, так как от жары в голове помутилось, а поскольку человек он, в принципе, непьющий, то и развезло его слегка с непривычки, а в разговоры ни с кем не вступал по причине незнания языка. Рассказывал потом, что контрразведчики пытались ловить его на противоречиях, спрашивали, как это он при незнании языков дорогу хотел узнать, но он и тут вывернулся. Говорил, мол "Порт?" и рукой в воздухе вопрос изображал, но его не понимали никак, портвейны - Porto по-ихнему - под нос совали, тогда он с досады пива и выпил. А пиво - оно и есть пиво: пальцем в кран ткнул - и налили. Ну и отстали от парня, пошел в бассейновую больницу терапевтом. Заработки, против морских, конечно мизерные, но если признавать годными для загранплавания гастритчиков и почечников, то жить можно: много их, таких желающих.
А потом, несколько лет спустя, док позвонил мне из своего Крыма. Рассказал, что очень много стало у них там хронических алкоголиков, и кто из врачей переквалифицировался в наркологи, и выводит людей из запоя, получают сильно длинные рубли, особенно если родственники пациента проболтаются, что бедолагу надо отрезвить к медкомиссии или, тем более, к выходу в море.
Так что надумал он поучиться в Москве на трехнедельных наркологических курсах, получить свидетельство и открыть свою практику. Тем более что, если я помню, прокапывать он и так умеет. Так вот, нельзя ли ему у меня остановиться, чтобы сэкономить на гостинице. А у меня как раз был очередной холостой период, и я, слегка помявшись, предложил доктору свое гостеприимство - благо, стоял тогда у меня на кухне уютненький такой диванчик. Мой адрес у него был, и встречать на вокзале его было не надо.
Через несколько дней он приехал - веселый, загорелый. С порога извинился, что вез мне несколько коллекционных бутылок Магарача и Массандры, да вот в купе - повезло - оказался вдвоем с очаровательной девушкой, ну и, ты понимаешь. Я, конечно, понимал, чего там, хотя и подивился, что не только в гости ко мне он ее, намассандренную, с поезда не притащил, но и телефон у нее не взял. К тому же к его приезду сам приморозил ноль семь дефицитной тогда Союзплодимпортовской "Столичной" и дюжину Столичного же пива поставил в холодильник, не делают теперь такого, без риса и химии: просрали страну.
Поужинали, повспоминали, слайды морские посмотрели. Вот и он несколько лет назад, морда поддатая. А вот и я, берикса красно-золотого из трала в корзины на анализ выгребаю, ни жиринки же, ни живота, сто раз за десять минут мог отжиматься, надо же.
Наутро поехал в свое НИИ с вполне ясной головой - сколько мы там вчера выпили-то, а док дома остался, в порядок себя приводить, как-то криво ему эти Столичные на вина крымские легли, а ему к полудню надо было на этих своих курсах регистрироваться и деньги за учебу вносить. Приезжаю вечером, а он - в дрова. Но говорить еще может. А перед ним на столе бутылка кубинского рома стоит, на донышке осталось. Понятно, это он до моего бара добрался, не продается уже в Москве такой ром. Плеснул себе остатки, слушаю его историю, как он похмелиться перед выходом решил, мутило его сильно. Ну, поискал по квартире... коньяк нашел... Я на кухню - точно, в ведерке мусорном пустая от армянского...
- Ну и как теперь с курсами? - спрашиваю.
- Да, - отвечает потенциальный нарколог, похахатывая, как будто он еще и канабис курил, - я ж туда позвонил, сказал, что поезд сильно опоздал, но что я в Москве, в гостинице устраиваюсь, так они меня завтра ждут, обещали не вычеркивать.
Ну а назавтра все повторилось, с той лишь разницей, что с утра он пил грузинский Варцихе, а лакировал его к моему приходу Абу-Симбелом, был такой египетский бальзам в странной таре 0.66, если кто помнит. В отличие от рома и коньяков, стоял он у меня не от любви к напитку, а потому что употреблять внутрь его было практически нельзя. Многим моим знакомым посносил он крыши, а теперь вот добрался и до доктора.
На следующее утро проснулся я в шесть утра от докторовых криков на кухне. Думаю, половина дома проснулась.
- На хуй! Все на хуй! - орал док, - Кому сказал, все пошли на хуй! Не мешайте спать Николайборисычу!
Рванув на кухню, обнаружил там дорого гостя, перегнувшегося через подоконник на улицу (шестой этаж, а по высоте, с учетом технического - восьмой), размахивающего рубашкой и разгоняющего каких-то невидимых врагов.
- Док? - спросил я осторожно.
- Пшел на хуй! - энергично ответил док, хотя голос и заплетался.
Тут он обернулся и увидел меня.
- Голуби, понимаешь, налетели, стали топать, боялся, что тебя разбудят, - пояснил доктор.
Никаких голубей за окном не было.
Мы договорились, что я вызову ему нарколога, номер нашли в Экстра-М. Пока я звонил, узнавал цены и объяснял, как добраться, док, давясь и чавкая, вылакал три бутылки моего самодельного вишневого вина по 0.7 каждая.
Потом ему мастерили капельницу, и он подсказывал:
- Да, и еще обязательно релашку, - чувствовалось, что док знает свое дело.
Нарколог взял бабки и уехал, присоветовав, пока не поздно, сдать дока в дурку, а сам док отрубился напрочь.
Очухался он через сутки и решил ехать домой.
Работу столичной наркологической школы док посмотрел.
Мы поехали на Курский вокзал и сдали докторов обратный билет. А потом уболтали - Джан-Мария Волонте как-никак - разбитную золотозубую проводничку ближайшего пассажирского Москва-Симфи вывезти дока в служебном купе: стоял июль, и никаких билетов на юг в кассах, разумеется, не было.
До дома он доехал: отзвонился. Голос был не пьяным, но бодро поддатым.
Больше мы не встречались, не знаю, что с ним еще стало.
Тот диванчик с кухни я выбросил. Не люблю я с тех пор гостей с ночевкой.