Малиновский Александр Александрович
Становление системного подхода в биологии. Часть 2

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Малиновский Александр Александрович
  • Размещен: 09/07/2017, изменен: 09/07/2017. 694k. Статистика.
  • Монография: Естеств.науки
  • Иллюстрации/приложения: 1 шт.
    •  Ваша оценка:

       Александр Малиновский
       0x08 graphic
      
      
      

    Часть II

      
      
      
      
      
      
       Александр
       Малиновский
       На правах рукописи
      
      
      
       1
      
      
      
       Александр Малиновский Часть II
       Оглавление
       .
      
      
       Теория систем в биологии
       4
       Что такое теория систем?
       4
       Роль биологии в развитии теории систем
       6
       Основные задачи теории систем в биологии
       8
       Какие уже есть примеры решения биологических задач системным методом
       9
       Пути выявления и критерии основных принципов в теории систем и особенности их
      
       проявления в биологии
       10
       Особенности приложения теории систем в биологии
       11
       Простейшие биологические принципы в биологических системах
       12
       Некоторые конкретные проблемы, связанные с двумя крайними формами систем
       17
       Взнос биологов в различные разделы теории систем
       26
       Научный гуманизм
       33
       Предисловие
       33
       Почему написан этот небольшой труд?
       33
       Что такое идеология и какую роль она выполняет в жизни и развитии общества?
       37
       Основные задачи и методы их разрешения
       39
       Предварительные замечания
       42
       Некоторые общие тенденции истории
       48
       Идеология и развитие общества
       52
       Теперь или никогда!
       57
      
      
       2
      
       Современное капиталистическое и социалистическое общество 62
       Заинтересованность и компетентность 67
       Контуры научно-гуманистического общества 69
       Чего ожидать от нового течения и что делать? 77
      
       Элементарный художественный образ и его отношение к высшей нервной
      
       деятельности 79
       Расчлененность физиологических процессов и психологический синтез 79
       "Техника" искусства и его материал 84
       Элементарный художественный образ на примере литературного сравнения 91
       Художественное и нехудожественное сравнение. (Оптимальное сравнение) 99
       Эмоциональный синтез 109
       Приложение 125
       О "сигналах" первого и второго порядка 125
       Цвета и эмоции 128
       Художественное сравнение сходных представлений 129
       Опыт понимания возникновения художественного восприятия в свете учения
      
       И. П. Павлова
       131
       Заметки на полях (отдельные наброски из дневника)
       139
       Дневник
       139
       Вопросы организации систем
       151
       Выравнивание
       166
       Значение особенностей элементов в построении системы
       170
       Интегральные закономерности. Практические схемы
       174
       Коммутативность, нейтральность, математика
       179
       Наибольшая и наименьшая
       186
       Ограниченность системы
       198
       Оптимум
       203
       Оптимум и его диалектика
       215
       Отбор и корпускулярность
       221
       Проблемы генетики шизофрении
       229
       Социальные и биологические факторы в эволюции и индивидуальном развитии человека
       235
    3

      
       Теория систем в биологии
       Что такое теория систем?
       Теория систем - новая наука, возникшая всего несколько десятилетий тому назад. Лучше всего можно понять ее сущность, если сравнивать с математикой. Математика всегда занимала особое место среди других наук. Действительно, зоология занималась животным миром, ботаника - растительным, астрономия - тем, что обобщенно называют "небесными телами" (звездами, планетами, включая Землю, галактикам), химия - свойствами различных веществ и их химическими превращениями.
       Одним словом, у каждой науки были свои объекты или, по крайней мере, своя особая точка зрения на предметы. Химия могла интересоваться и живыми организмами, но именно их химическими свойствами и превращениями веществ в них. Механика интересовалась прочностью, упругостью, механическими взаимодействиями между различными телами и т. д. Эти свойства и явления изучались сначала на простых объектах, но можно было изучать механические процессы и в организме. Однако механика уже не затрагивала ни химических превращений, ни эволюции живых организмов. ИI лишь немного эти, прежние, науки в какой-то мере затрагивали одна другую. Но только одна наука - математика - вторгалась и в химию, и в механику, и в астрономию, и в зоологию, применяя свои, математические, законы, методы и принципы для решения задач одинаково и в химии, и в астрономии, и в биологии, и в механике и т. д.
       Почему же математика заняла такое особое положение? Потому что она изучала те показатели, те свойства, которые имеются у каждого предмета, которые имеют место в каждом процессе: число и величину (а величина тоже измеряется числом). Начавшись в древности с простого счета, выработав затем простые арифметические правила сложения, вычитания, умножения и деления, она за тысячи лет резвилась в сложную науку. Но и теперь она сохранила ту же особенность: ее методы и принципы приложимы во всех других, более конкретных науках. И вот теория систем, явно, является младшей сестрой математики. Она тоже изучает самые общие свойства систем, а ведь любой предмет, любой процесс всегда состоит из определенных частей или элементов, соединенных тем иди иным способом в какую-то систему. Значит, изучая самые общие свойства систем, мы можем решать задачи в любой области знания. Но какие же это свойства?
       Эго уже не величина и число (ими ведь занимается математика), а нечто другое, но такое же общее. Это свойства систем, зависящие от того, в какую "архитектуру" системы
      
      
      
      

    4

      
       складываются те элементы (кирпичи, живые клетки и т. д.), из которых она построена. Из кирпичей можно построить и жилой дом, и садовую стенку, можно обложить кирпичом колодец, сделать много других сооружений. Из клеток построены самые непохожие друг на друга организмы. Известный английский ученый Джозеф Нидхэм, в своей статье "На грани биологии и биохимии" писал, что любая биологическая система может рассматриваться с трех точек зрения: качества элементов, из которых она построена,их количества и той архитектуры, в которую они складываются. Он еще не знал теории систем, однако, хотя и упрощенно, изложил вопрос правильно. Элементами (клетками в теле животных или цельными особями в виде (или в популяции) животных) занимается частная наука - гистология или зоология, количественными сторонами (не только, конечно, числом элементов) занимается математика, а "архитектурой" - теория систем.
       Но может ли быть сходное строение (структура) у систем, построенных из разных элементов? Возьмем тот же пример: жилище может быть построено из дерева, из кирпича, из железобетонных блоков и даже из снега (иглу эскимосов).
       И, напротив, из сходных элементов, например, из дерева может быть построено не только жилье, но и корабль, и телега, оно входит в состав орудий (ручки топора, лопаты), старинного оружия (копье, лук и стрелы, стенобитные тараны) и т. д. Это всего лишь обыденные примеры, но они показывают, как, действительно, много значит структура ("архитектура") системы сама по себе. Те дома, которые строились раньше из дерева, стали строить из других материалов, но их основные особенности - замкнутое помещение со входом - защита от непогоды, от вторжения чужих людей, их сходная в общем (для квартиры) планировка - сохранились. Корабли стали строить не из дерева, а из металла. Спортивные лыжи и копья - из пластмасс, а их форма и применение в спорте не изменились. Значит, хотя материал имеет большое значение, но форма, строение - не меньшее. И вот, исходя из этого, ученые постарались сделать первые шаги в проблеме строения систем, выделяя в них то общее, что имеет значение в самых разных областях знания и может послужить для решения сложных научных задач.
       Единство мира, как подчеркивал В. И. Ленин, определяется не только тем, что вся Вселенная построена из одних первичных элементов (атомов, элементарных частиц), но и тем, что
       -- самых разных процессах, на разных уровнях строения материи проявляются сходные законы, что
       -- математической форме отражается сходными дифференциальными уравнениями,
       описывающими весьма разнородные по происхождению процессы.
       Теория систем возникла в оформленном виде всего несколько десятилетий тому назад. Ее, независимо друг от друга, изложили немного по-разному несколько ученых. Поэтому по уровню развития ей еще далеко до своей старшей сестры - математики. Но уже первые простые ее
      
      
      

    5

      
       принципы позволяют ставить по-новому научные задачи и решать их успешнее, чем это делалось до сих пор. Также, конечно, было и тогда, когда первобытные люди перешли от простого счета предметов к умению складывать числа, умножать их друг на друга, делить и т. д. Главное же то, что, не мешая математическому решению задач, теория систем ставит и решает другие задачи, обогащая этим наши пути к знанию. И особенно велико ее значение в тех областях знания, где, как
       -- биологии, далеко не все легко измерить и изучить математически, а различные биологические объекты построены (несмотря на количественные различия) часто сходным образом. Это делает значение теории систем в биологии особенно большим.
      
       Роль биологии в развитии теории систем
       В самом деле небольшая мышь весит около 14 граммов, а самые крупные киты весят до 140 тонн. Это значит, что кит по своей массе может быть в десять миллионов раз больше мыши - разница огромная. И живут они в разных условиях, отчего и внешность у них совсем не одинаковая
       - тело, покрытое шерстью, и тонкие лапки и хвост у мыши и, наоборот, гладкая бесшерстная кожа,
       обтекаемое тело и широкий плоский хвост у кита. А внутреннее строение - устройство сердца, организация кровобращения, центральная нервная система и другие органы - сходно. Такое постоянство больших групп животных по своему основному строению при огромных различиях размеров, численности, условий жизни делает особенно важным в науке о жизни понимание законы, управляюших строением систем.
       Но если мы обратимся к истории системной теории, то увидим и обратное влияние - огромный вклад, который в развитие этой теории внесли ученые-биологи. Конечно, теория систем, проникающая во все науки, строилась на основании работ ученых разных специальностей. Корни этой теории, еще не вполне оформленные в концепцию, ясно прослеживаются в прошлом, ХIХ столетии. Системный подход к ряду проблем уже отчетливо виден в классических работах К. Маркса (разбору чего посвщена специальная книга Кузьмина).
       Одна из первых концепций подобной теории в нашем, ХХ веке была создана сербским математиком Михаилом Петровичем. Представление об отрицательной обратной связи (о которой мы скажем позже), вошедшее и в кибернетику, и в теорию систем, было сформулировано отечественным кристаллографом профессором Федоровым. Ряд положений, вошедших в теорию систем, изложен в книге известного математика и создателя кибе|рнетики Н. Винера. Но особенно большая роль в развитии теории систем принадлежит биологии. Само название этой науки ("Общая теория систем") было дано иэвестным австрийским биологом Людвигом фон Берталанфи, уехавшим от гитлеризма в США и опубликовавшим свои работы в 40-х годах нашего столетия. Однако практически одновременно с М. Петровичем свою (и более полную) концепцию
      
      
      

    6

      
       опубликовал наш отечественный врач и биолог А. А. Богданов (1913, 1917, 1922 гг.), назвавший ее "Всеобщей организационной наукой".
       -- еще в XIX веке, лишь немного позже К. Маркса системный подход проявил в области эволюции и крупнейший биолог Ч. Дарвин, сформулировавший теорию естественного отбора. И в развитии идей книги "Кибернетика, или Наука об управлении в организме животного и в машине"
       Н. Винера (где заложен и ряд идей, вошедших в теорию систем), как пишет в предисловии сам
       автор, участвовали мексиканский физиолог Артуро Розенблют и английский генетик Дж. Б. С. Холдейн. Но кроме этих, наиболее фундаментальных работ, отдельные идеи теории систем развивали агрохимик Ю. Либих (XIX в.), а из отечественных авторов Н. А. Белов и М. М. Завадовский (отрицательные обратные связи), В. А. Геодакян, А. А. Малиновский и ряд других.
       Чем же это объясняется? Как уже говорилось выше, в биологии математические методы, кроме статистических, пока приложимы в довольно ограниченных размерах, так как в ней нет таких устойчивых параметров, нет точных исходных констант и точных зависимостей, исходя из которых в механике и физике развивались математические обыкновенные идеи.
       Зато в биологии мы встречаемся с первых же шагов с живыми организмами, с необычайным разнообразием систем разной степени сложности и с такими зависимостями, как, например, разные типы обратных связей и т. д. Они дали богатый материал для наблюдения и исследования форм связей элементов в системах и для обобщения системных закономерностей. Это было как причиной сравнительно интенсивного развития в биологии системного подхода, так
       -- особой ценности приложения его для решения ряда научных задач, и собственно в биологии, и в связанных с нею областях медицины, психологии и т. д.
       Конечно, принципы теории систем, как наиболее общей науки (кроме математики), касаются не только биологии, и дальше мы будем иногда (особенно при иллюстрации отдельных принципов) в какой-то мере выходить за пределы биологии. Но наша задача - изложить некоторые простейшие принципы теории систем в области науки и жизни и примеры решения там отдедьных проблем, исходя из таких принципов.
       Надо, однако, помнить, что теория систем - наука очень молодая, ее история короче истории математики примерно в сто раз, и основные принципы пока достаточно элементарны. И все же они уже дают возможность решать ранее нерешенные задачи, а это уже немало.
       Пока еще сделано немного шагов в развитии самой науки, но они - в новом направлении, и это придает им особую ценность. Это можно сравнить с ценностью зрения и слуха для человека. Считают, что зрение дает человеку информацию в 100 раз больше, чем слух. Но слух дает ту
      
      
      
      

    7

      
       информацию, которую не может дать зрение. Мы не можем видеть, что происходит за стеной, а слух часто дает нам знание об этом. В темноте слух нам помогает больше, чем зрение. Пусть возможности слуха менее богаты, но они делают его очень ценным как дополнение к зрению. Так же и теория систем даже на первых порах именно своим отличием от математики является особенно ценной. Не обладая еще мощью математики, она своими пока еще простыми средствами решает задачи, чуждые математике.
       Будущее теории систем очень перспективно. Чтобы догнать в развитии свою старшую сестру математику, теории систем не понадобится, конечно, тех десяти тысячелетий, которые шло развитие математики, так как темпы научного развития теперь в сотни раз больше, чем были на заре возникновения науки и культуры в Древней Индии, Китае, Египте или Двуречье. И надо думать, что не так далек час, когда развитие их почти сравняется.
      
       Основные задачи теории систем в биологии
       Чтобы изучить какую-либо область, подлежащую исследованию, прежде всего, надо навести в нашем знании известный порядок. Развивая теорию систем, мы должны прежде всего рассортировать известные нам системы по их устройству и по тем связям их частей, которые характерны да каждого типа систем. Но это будет только классификащя. Например, мы можем выделить системы централизованные (солнце и планеты, ядро атома и "электронное облако" вокруг него, мозг и зависящие от него органы в организме животного и т. д.); дискретные, состоящие из сравнительно равноправных и мало связанных между собою элементов (красные кровяные тельца в крови, животные в популяции, населяющей остров, и т. д.) и много других типов систем. Но это - только пассивная классификация. Значение для науки она приобретает только тогда, когда мы обнаружим, чем именно эти определенные типы отличаются друг от друга в своем действии - в своей функции и в своем развитии. Поэтому первой задачей теории систем в биологии является установление зависимости действия и развития систем от их устройства.
       Вторая задача еще существеннее. Мы знаем, что целое, как говорят, больше, чем сумма частей. Например, дом, построенный из кирпичей, обладает рядом ценных для нас свойств, которыми не обладают все его кирпичи, вместе взятые, если они лежат в куче до того, как они будут сложены в таком порядке, который нужен для устройства дома. Все отдельные, не соединенные вместе части автомобиля не могут выполнять функции передвижения и перевозки людей и вещей, которую они выполняют, соединенные в целую машину. Тем более не могут жить и существовать отдельные органы тела, если они отделены друг от друга.
       Возникает вопрос, есть ли какие-либо общие законы, по которым объединение частей в
      
      
      
      

    8

      
       целую систему может придать ей свойства, каких не имеют отдельные части, даже взятые вместе, но еще не соединенные в систему. Исследование этого вопроса является второй важнейшей задачей теории систем в биологии. Конечно, для решения этих основных в настоящее время задач необходимо решить и ряд других более частных вопросов, позволяющих правильно подойти к этим вопросам.
      
       Какие уже есть примеры решения биологических задач системным методом
       Теоретико-системный подход позволил решить ряд нерешенных, а иногда даже и не поставленных ранее задач в биологии и смежных с нею науках. Пока кратко остановимся на некоторых из них.
      
        -- Так в период дискуссии по генетике (1936-48 гг.) даже некоторые образованные биологи высказывали мнение, что механизмы наследственности в представлении современных генетиков
       "не биологичны", "механистичны", так как "корпускулярны". При ближайшем ( по существу - системном) анализе проблемы выяснилось, что именно такие "корпускулярные" механизмы обеспечивают наиболее быструю эволюцию путем естественного отбора.
      
        -- Другой пример - "инерция" некоторых физиологических процессов. Например, человек спит 8 часов и 16 часов бодрствует. Ясно, что на седьмом часу сна он уже почти освободился от утомления, но все же спит. А на 15 часу бодрствования у него накопилось во всяком случае больше утомления, чем осталось на седьмой час сна. А он все же еще час бодрствует. Как объяснить эту
       "инерцию"? Исходя из обратных связей (которые были в теории биологических систем открыты еще до появления кибернетики), удалось объяснить эту инерцию.
      
        -- У лиц, больных шизофренией, или лиц, очень склонных к ней ("шизоидов"), есть как будто бы взаимно противоречивые особенности мышления ("аутистического"). В представлениях о внешнем мире: некоторое приближение к представлениям первобытных народов и одновременно совсем не характерное для первобытного мышления - "сверхсовременное" мышление, по преимуществу, словами, (а главное - без учета их многозначности), что позволяет им оправдывать свои бредовые идеи. Системное рассмотрение вопроса позволило понять причины этой как будто противоречивости и даже рекомендовать усовершенствование лечения не очень тяжелых форм шизофрении.
      
        -- Специалист по физиологической оптике Ю. А. Утехин, исходя из системы нервно-
       мышечных обратных связей, сумел предложить метод лечения косоглазия специальными очками, которые в очень большом проценте случаев дают исправление этого дефекта зрения.
      
        -- Исходя из принципов теории систем, удалось создать гипотезу о том, как из слов, по
      
      
      

    9

      
       отдельности не производящих художественного впечатления, складываются высоко эмоциональные художественные образы.
      
       Пути выявления и критерии основных принципов в теории систем и особенности их проявления в биологии
       Принципы и закономерности в любой науке первоначально берутся из практики: из наблюдения или эксперимента. Даже в такой науке, как математика, несомненно, и таблица умножения, и геометрические истины сначала формулировались на основе опыта. Так, сначала, по-видимому, (еще в Египте) было замечено, что если у прямоугольного треугольника длина сторон равна трем, четырем и пяти единицам, то сумма квадратов катетов (3x3 + 4x4 = 25) равна квадрату гипотенузы (5 х 5 = 25). И лишь позже это положение (сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы) было докаэано уже для всех прямоугольных треугольников в теореме Пифагора. В дальнейшем в математику все больше вводили метод чисто теоретического поиска все новых и новых теорем.
       -- теории систем первые, наиболее простые принципы, с которыми мы будем дальше иметь дело, были взяты из отдельных конкретных наук и, в частности, из биологии и других дисциплин,
       смежных с нею. Но ясно, что одни и лишь сравнительно немногие закономерности в той же биологии имеют общее системное значение, в то время как большинство других закономерностей имеют частное значение и приложимы только в биологии, не будучи применимы в иных науках.
       Как же отличить системные закономерности, вначале открытые в одной только науке, от закономерностей и принципов не системных, открытых в той же науке?
       Первым, сразу бросающимся в глаза признаком общесистемного характера какого-то принципа или закономерности является стихийное приложеине его не в одной науке (где он был впервые открыт), а еще в одной или нескольких других. Так, например, принцип естественного отбора, открытый Ч. Дарвином, впоследствии К. А. Тимирязев применил к научному творчеству. Он же, в несколько модифицированном виде, используется в эволюции изотопов, в эволюции звезд и т. д. Поэтому не случайно, что он вошел и в теорию систем (А. Богданов) и в определенные разделы кибернетики (Р. Эшби).
       То же относится и к принципу "слабого звена", сформулированному сначала не вполне точно Ю. Либихом, и независимо от него примененному В. И. Лениным для блока партий. То же относится к принципу обратной отрицательной связи, сформулированному кристаллографом Федоровым и затем физиологом Н. А. Беловым и т. д.
       Однако, конечно, это не единственный путь выявления закономерностей системного
      
      
      

    10

      
       характера. Как и в других науках, после эмпирических поисков принципов и законов, наступает период, когда начинается формулировка закономерностей, исходя из чисто логических соображений, конечно, опираясь на ранее известные факты. Так сформулированы два принципа "сильного звена", обратной положительной и двойной отрицательной связи и т. д. В последнем случае, при рассмотрении, что же будет, если обратная связь будет не отрицательной, а одного из двух других типов, был получен логический ответ, и далее уже эти принципы были применены как для решения общих системных вопросов, так и для задач в конкретных научных областях. Таким образом, пути выявления обоих системных закономерностей имеют свои специфические особенности. Но так же, как и в других науках, это выявление начиналось с непосредственных эмпирических наблюдений и обобщений, а затем в значительной степени уже могло исходить из общелогических соображений, и, наконец, эти принципы и закономерности включались в общую архитектуру теории систем.
      
       Особенности приложения теории систем в биологии
       Сказанное здесь относилось к общим системным закономерностям. Естественно, что, поскольку теория систем является, как и математика, наукой наиболее общей (то есть ее законы одинаково применимы в различных частных науках), все ее основные принципы вполне применимы в биологии. Но, тем не менее, особенности биологии сказываются на том, какие из системных закономерностей наиболее существенны при их применении к живым системам, и, чтобы в дальнейшем не возвращаться к этому вопросу, следует, в первую очередь, указать на основные общие отличия живого мира и живых систем. Что же характерно для них? Всегда и справедливо указывается на их высокую организацию, которая к тому же в отдельном организме отличается иерархической организацией и в той или иной степени способностью к саморегуляции. Но, еще важнее причины, которые в эволюции привели к такой организации.
       Когда мы сравниваем биологические системы с косными, то есть неживыми системами, мы можем выделить простейшие всеобщие особенности всех живых объектов. Еще Энгельс указывал на то, что для жизни основной характеристикой является наличие обмена веществ, то есть ассимиляции и диссимиляции. Понятно, что первичным процессом является процесс ассимиляции инородных веществ и энергии (негэнтропии по Э. Шредингеру). Именно ассимиляция дает материал для роста и развития отдельного организма, а также энергию для всех физиологических процессов. На ее основе происходит уподобление потомков предкам (наследственность) с отличиями, возникающими иногда в наследственности (изменчивость), и увеличение числа потомков по сравнению с числом предков (геометрическая прогрессия размножения - потомков больше, чем предков). Это - те три предпосылки, которые по теории Ч. Дарвина создают условия
      
      
      

    11

      
       для естественного отбора, определяющего всю эволюцию живых систем. А она-то и приводит к возникновению тех сложных, иерархических систем с их активностью и с саморегуляцией, которые являются характерными чертами всего живого. Активность, приспособление к условиям жизни, саморегуляция и расширенное воспроизведение в потомках являются теми основными чертами живых систем, которые создают некоторые особенности проявления системных закономерностей в биологии и близких к ней науках.
      
       Простейшие биологические принципы в биологических системах
       А. Два крайних типа организации
       Одним из самых простых и ранее сформулированных по существу, но основных системных принципов был принцип естественного отбора (хотя Ч. Дарвин не рассматривал его, конечно, как системный). Как сказано, этот принцип в модифицированном виде оказался ценным в проблеме эволюции изотопов, эволюции звезд и т. д. К. А. Тимирязев указывал в специальной статье, что творчество человека и творчество природы основаны на одинаковом принципе: на избыточной продукции и на отборе. В биологии это избыточная продукция родившихся потомков по количеству и избыточная в другом отношении, в смысле большего разнообразия, чем у родителей; в творчестве человека избыточностъ разных идей, высказанных по одному вопросу. Далеее в природе идет, как мы знаем, естественный отбор. В творчестве человека тоже идет отбор в виде жесткой критики и отбрасывания неудачных идей. Потом и там, и тут удачно возникшие изменения сначала ведут к новой избыточности на следующих ступенях и к новому отбору. На удачных идеях в творчестве человека строятся новые идеи, часть из которых опять таки оказывается неудачными и удаляются критикой, а часть удачных создает правильное решение новых и новых задач.
       Биолог Б. М. Медников провел интересную аналогию также в целом между эволюцией животных и растений, с одной стороны, и эволюцией языков, с другой. Живые организмы одного вида очень часто порождают новые виды, расходящиеся между собой в эволюции. Языки тоже порождают новые языки, которые начинают все больше различаться между собой. Так разошлись раньше имевшие очевидно очень много общего между собой славянские, германские и другие языки. Но здесь есть и некоторые отличия. В биологии разошедшиеся виды лишь на первых порах могут скрещиваться и за счет так называемого гетерозиса (повышенная сила гибридов) иногда создавать новые успешные комбинации. При большом расхождении скрещивание животных или растений разных видов оказывается невозможным. В языках положение иное: иногда весьма различные языки могут частично или полностью сливаться друг с другом.
      
      
      
      

    12

      
       Так, напршер, в английском языке соединились многие элементы французского и германского языков. А затем английский язык эволюционировал дальше, сохранив ряд словарных заимствований из этих языков, а также отчасти из других, переработав и изменив свою грамматику. Бесспорно, при этом происходило не только размножение отдельных слов с изменением их основы, но и определенный отбор, приведший к ряду особенностей английского языка, к его лаконичности и удобству его грамматики (исключая орфографию).
       Больше отличается применение отбора к неживым, более простым объектам. Так, например, когда радиоактивные элементы или изотопы бывают неустойчивы, они не уничтожаются, а превращаются в другие, в конечном счете, более устойчивые. В свою очередь, эти устойчивые не размножаются тоже, а просто занимают место тех атомов, которые распались. Напротив, в живой природе появившиеся выгодные фермы оказываются способными прямо вытеснить своих менее приспособившихся собратьев за счет своей большей размножаемости или жизнеспособности. Как видно, и там, и тут работает принцип отбора, но несколько по-разному, благодаря чему в неживой природе эволюция идет в сторону более устойчивых элементов. Например, от радиоактивных к нерадиоактивным или от способных к термоядерной реакции при слиянии атомов превращаться в атомы других к этим другим более крупного размера. Там нет такой быстрой эволюции и с такой богатой комбинаторикой, какая возможна в живых системах, способных к расширенному размножению в организмах или системах, порожденных живыми организмами (идеи, языки и т. д.).
       Некоторые авторы считали принцип отбора совершенно универсальным, пригодным для всех систем и даже применимым к расположению элементов, например, в пространстве (что, впрочем, справедливо). Однако, на самом деле, хотя принцип отбора в определенном разрезе действительно применим на любых уровнях сложности и совершенства систем от атомов до идей, как указывал Тимирязев, и до звездных систем, но есть большая категория систем, где он не применим в качестве фактора усовершенствования.
       Он применим там, где отбору подвергаются более или менее независимые друг от друга, в каком-то отношении сходные, но сходные не вполне, единицы, составляющие систему, Например, животные одного вида, однако, все же несколько различающиеся между собой; звезды одного общего типа, но все же различающиеся по ряду показателей: по составу, по массе и т. д. Одни из них более устойчивы, другие менее. Но вот если мы попробуем применить этот принцип отбора к частям чего-то сложно и прочно организованного - к частям машин или организмов, то мы увидим, что хотя более прочные части уцелеют, когда непрочные разрушатся, но это не поможет целой системе, а, наоборот, ее испортит. Автомобиль с испорченным колесом, хотя бы другие его части уцелели, уже не пригоден для езды до его полной починки. Организм со здоровыми легкими и
      
      
      

    13

      
       почками, но с ослабленным или разрушившимся сердцем, погибнет. Это дало основание разделить все типы систем на два крайних полюса. Одни системы, которые можно назвать дискретными или корпускулярными, то есть состоящими из отдельных частиц, от отбора только выиграют или в прочности, или в высокой организации. Другие системы, напротив, состоят уже из прочно подогнанных друг к другу частей (как в организме или в машине), и там отбор не помогает системе в целом, а нарушает ее.
       Ярким примером этого закона является статья В. И. Ленина "Крепость цепи определяется крепостью самого слабого звена ее". 0н провел очень широкое обобщение: действительно, какое бы звено в цепи ни оборвалось, пароход уже не сможет тащить баржу. Ленин же применил этот принцип к блоку политических партий: какая бы партия ни оказалась слабым местом в блоке, блок может распасться. Таким образом, второй принцип, дополняющий принцип отбора - это разделение систем на два крайних типа: корпускулярных и устроенных на основе жесткой организации.
       Процессы отбора дают позитивный результат только в системах дискретного (корпускулярного) типа. Эти системы встречаются на любом уровне организации: в неживой природе, в живой природе и на других уровнях, например, песок, животные и т. д. Но наряду с ними на этих же уровнях есть системы, где отбор не совершенствует систему, а разрушет ее. Следовательно, мы установили соответствие строения системы - здесь дискретного - и тех процессов (отбора), которые изменяют ее, не разрушая, а даже совершенствуя.
       Такое выявление связи формы системы с типичными для этой формы системы процессами является одной из основных задач теории систем. Естественно, возникает вопрос и о том, какие же закономерности управляют эффективностью систем противоположного - жестко организованного типа? На этот вопрос уже дает ответ та статья В. И. Ленина, о которой мы только что говорили. Он пишет о блоке партий, то есть о системе, где части не независимы друг от друга, а прямо связаны друг с другом. И та механическая система - цепь, с которой сравнивает В. И. Ленин блок партий, хотя она находится на гораздо более низком уровне, чем социальная система партий, тоже состоит из частей, прямо связанных друг с другом, из звеньев. Обе системы состоят из прочно связанных друг с другом частей. И вот В. И. Ленин уже в названии статьи подчерикнвает их общность - эффективность обеих прочно организованных систем зависит от самого непрочного звена - будет ли это слабое звено цепи или неустойчивая партия.
       Какое широкое обобщение! Такой разный уровень, и все же - при общности формы системы по типу жесткой организации - действует единый закон (слабая часть определяет и то механическое напряжение, когда цепь теряет свою целостность и нарушает свою функцию связи (например, буксира с баржей); и то политическое напряжение, когда блок партий разрывается и
      
      
      

    14

      
       теряет свою прежнюю силу) принцип слабейшего звена. При этом, конечно, надо иметь в виду не абсолютную слабость этого звена, а слабость относнтельно той нагрузки, которую оно должно нести.
       Например, в позвоночнике человека шейные позвонки в норме должны выдерживать только вес головы, а поясничные позвонки - уже нагружены и верхней частью туловища. Следовательно, последние должны быть прочнее, чем шейные, чтобы выполнять свою функцию также хорошо, как шейные в качестве полноценной части целой системы - организма. И если поясничный позвонок оказался бы хоть и много прочнее шейного, но по отношению к требованиям, которые ему предъявляются, слабее, чем шейный позвонок, по отношению к своей (гораздо меньшей) нагрузке, то ясно, что слабым звеном в позвоночнике был бы все же поясничный позвонок. Поэтому этот принцип можно назвать не просто принципом слабого звена, а принципом относительно слабого звена. В архитектурном сооружении нижние этажи тоже должны быть прочнее верхних.
       Агробиолог Ю. Либих для растений вывел близкий к этому закон: рост растения определяется тем веществом в почве, которого ему больше всего недостает. Но ведь некоторых веществ ему надо немного и небольшого количества его в почве может быть ему достаточно, а не хватать может того, которого в почве много, но вое же недостаточно, если потребность в нем еще больше. Принцип слабого звена относится не только к таким чисто вещественным системам, как машина или организм. В решении теоретической задачи часто тоже имеется цепь последовательных звеньев, из которых каждое последующее опирается на то, что доказано на предыдущем этапе, и достаточно допустить ошибку на одном лишь этапе этой цепи доказательств, чтобы вся система (ее вывод) стала бы ошибочной.
       Большинство систем являются очень сложными и в них сталкиваются требования как будто взаимоисключающие. Как будет показано дальше, первое требование предъявляется к организму в его индивидуальном развитии. Это - наличие прочных связей его частей, стимулирующих рост и развитие друг друга. Но к нему же уже в другом разрезе - как к составной части эволюционирущего вида - предъявляется и прямо противоположное требование: способность свободно комбинировать свои признаки (дискретность, корпускулярность). Мы увидим ниже, как природа справляется с этим, создавая оптимальные, наилучшие сочетания двух типов систем. Пока же перейдем к дальнейшему.
       Мы указывали на возможность принципа слабого звена, но в природе мы видим также случаи, когда решающим для какой-то системы является звено наиболее сильное. Первый случай - это когда для какого-то слабого организма решающим является развитие одной определенной его способности. Например, для зайца - быстро бегать, для ядовитого паука каракурта - смертельное
      
      
      

    15

      
       действие его яда даже на крупных животных и т. д. Противоречит ли это принципу слабого звена? Нет. Оказывается, что это тот же принцип слабого звена, но, если можно так сказать, вывернутый наизнанку. Обратите внимание, что в обоих случаях это сильное звено ценно тем, что оно защищает данную систему (организм зайца или каракурта) от его гораздо более мощных противников. Ведь для того, чтобы хищнику, например, волку, растерзать зайца, нужна целая система его мероприятий. Надо раньше учуять или увидеть зайца, настигнуть его и, наконец, справиться с ним. Чутье и зрение у волка не хуже, чем у зайца. Справиться с зайцем он может без всякого труда. Но вся цепь мероприятий, необходимая для "победы" над зайцем, разрывается в одном звене - в возможности его догнать. Если заяц бегает быстрее, он нарушает систему погони в этом звене, и все преимущества волка, (согласно принципу слабейшего звена) оказываются бесполезными. Также обстоит дело и с каракуртом. Раздавить его может любое крупное животное и человек. Но, зная об опасности каракурта, они будут его обходить. Таким образом, принцип "сильного звена" отдельного организма является просто основой преодоления слабейшего звена у противостоящего, даже более сильного организма. Есть некоторые более сложные случаи, но в принципе они объясняются также.
       Совершенно иной второй случай, значение сильного звена уже относится не к одной особи, а к целому виду и объясняется по-другому. Если в пределах вида появляется благоприятная полезная мутация, то вид в целом становится сильнее за счет того, что эта мутация (ее признак) вытеснит прежний признак, менее ценный. Здесь мы видим совершенно другой механизм явления: полезный признак распространяется на весь вид благодаря тому, что живые системы (организмы в данном случае), входящие в сверхсистему вида, способны неограниченно размножаться. Это является основой распространения более полезного ("сильного") признака. Другой сходный пример заключается тоже в распространении, но уже не наследственного признака, а информации. Например, в стае перелетных птиц достаточно одной птице на их стоянке быть более чуткой, чем другие, и заметить первой приближающуюся опасность - хищника или человека, - она поднимет тревогу, передавая информацию об опасности всем, и вся стая успевает сняться и улететь. Здесь тоже дело касается распространения "размножающегося" элемента (информации) на всех животных, на всю дискретную систему стаи.
       -- тоже ее успех решает самая приспособленная птица. В обоих принципах "сильного звена" мы имеем дело или с системами активными (у отдельной особи), преодолевающими какое-
       то звено противостоящей системы, или же с дискретной системой вида, где, однако, распространяется полезный признак путем отбора за счет размножаемости - специфического свойства живых систем.
       Если мы одновременно учтем оба принципа активной индшвидуальной системы -
      
      
      
      

    16

      
       "слабого звена" и "сильного звена" отдельного животного, то можем сказать, что наиболее приспособившейся особью будет та, у которой будет наименее слабым слабое звено и наиболее сильным то сильное звено, которое позволяет активно преодолевать противоположную систему. Последней может быть или хищник, от которого спасается жертва, или объекты питания, трудно доступные одним особям и более доступные этим особям с самым сильным "разрушающим" звеном и т. д. А поскольку оба эти звена (самое слабое и самое сильное) больше всего определяют судьбу особи, то понятно, что, теоретически говоря, естественный отбор будет, в первую очередь, обеспечивать быструю эволюцию именно этих двух звеньев. Остальные же признаки, также, конечно, имеющие значение, хотя и не столь решающее, будут эволюционировать медленнее.
      
       Некоторые конкретные проблемы, связанные с двумя крайними формами систем
       Остановимся пока в изложении основных системных закономерностей на выше изложенном и посмотрим, какие задачи могут решаться на основании немногих описанных выше принципов деления систем на два крайних типа и тех факторов (отбора, действия слабого звена и действия двух принципов сильного звена), которые связаны с этими двумя типами систем.
       Может, конечно, возникнуть вопрос, разве возможно при столь ограниченном объеме системных принципов и зависимостей расчитывать, что они позволят решать задачи, не решенные другими, более развитыми методами - сравнительным и историческим, математическими и, наконец, близкой к теории систем, но более развитой и более математизированной кибернетикой? Тем более, что мы даже не перечислили еще большинства системных принципов в биологии, а пока остановились только на столь немногих самых первых принципах. Практика, однако, показывает, что даже на основе этих простейших подходов можно уже легче решать некоторые задачи, раньше не решавшиеся и не ставившиеся. Так же, как (возвращаясь к прежнему сравнению) таблица сложения и умножения сильно облегчили решение задач, ранее "моделировавшиеся" первобытными племенами простым счетом на пальцах. К тому же системный подход не только не конкурирует с математическими методами, а просто лежит в иной плоскости, ставит иные задачи и по-иному решает их, чем прежние методы. Прежние методы просто не приводили к такой постановке вопросов или же решали их сложнее, чем может их решить подход, исходящий из общей теории систем.
       Посмотрим же несколько примеров подхода к биологическим проблемам, основываясь только на двух-трех изложенных системных принципах.
       Уже излагая эти принципы, нам пришлось их иллюстрировать некоторыми примерами постановки задач с новых позиций. Это была работа К. А. Тимирязева об общности принципов
      
      
      
      

    17

      
       творчества природы и человека. Это было приложение принципа слабого звена к блоку партий и к определению роста растений. Выяснение того, что определяет жизнеспособность животного и какие признаки должны у него эволюционировать скорее других (принцип слабого звена и первый, "индивидуальный", принцип сильного звена).
       Какие же еще вопросы в биологии и смежных областях решаются благодаря тем же элементарным системным принципам?
       Дискретные (корпускулярные) системы отличаются тем, что в них совершенствующую их (или их функцию) роль играет отбор благодаря свободе комбинаторики составляющих их единиц. Но, кроме вполне корпускулярных, бывают частично корпускулярные системы. Таковы, например, пальцы человеческой руки. У них действует отбор особого рода: они независимо друг от друга могут принимать разное положение. Это позволяет им охватывать самые разные предметы: палку, шар, вогнутую иди изогнутую форму, позволяет, противопоставляя другие пальцы большому, производить самые тонкие действия, важные в технике и т. д. Это - отбор положений конечных фаланг (суставов) пальцев, несмотря на их скрепленность с ладонью другими фалангами. Именно благодаря этому обезьяна и наши предки могли, хватаясь за ветви, передвигаться по деревьям. А позже эта форма руки оказалась наилучшей у нас при труде.
       Напротив, для бега по равнине такой дискретности не нужно, она даже вредна, делая удар конечности до почве слабее и способствуя травмам разобщенных тонких пальцев. Поэтому у равнинных животных выработались в эволюции монолитные копыта или плотные лапы. И у человека при переходе на наземное существование нога эволюционировала так, что выработалась плотная стопа с уменьшенными пальцами, удобная для ходьбы и бега.
       Но системный подход позволил решить две более важные сходные задачи в разных областях биологии. Во время споров антигенетиков с генетиками антигенетики утверждали, что описание механизмов наследственности генетиками ошибочно, оно механистично. Уж очень странно, что разные гены действуют не на весь организм, а на изолированные признаки (например, один на цвет глаз, другой - только на форму лица и т. д.). Также "небиологичным" казалось открытие в генетике расположения генов в хромосоме геометрически по одной линии. Это и названо было антигенетиками "корпускулярной" теорией генетики. Но из сказанного выше уже ясно, что именно корпускулярная система наследственности обеспечивала свободное соединение полезных признаков, возникших у разных животных и растений при скрещивании особей одного вида между собой. А если бы мутация каждого гена действовала сразу на несколько признаков, то, так как чаще случайно возникают признаки вредные, полезные обычно оказывались бы с ними прочно связаны, и отбор, как правило, уничтожал бы этот комплекс, как в целом вредный. Лишь в сотни раз реже, чем отдельные полезные признаки возникали бы комплексы признаков, где
      
      
      

    18

      
       преобладали бы полезные. Эволюция шла бы неизмеримо медленнее. В результате выживали и побеждали в борьбе за существование те виды, у которых мутации генов захватывали самое малое количество признаков. Такие мутации, объединяясь при скрещивании особей, быстро давали нарастание числа полезных признаков у данного вида организмов и обеспечивали ему быструю эволюцию.
       Это же касается и расположения генов по одной линии в хромосоме. Только такое расположение создает условия для того, чтобы полезные и вредные мутации, возникшие в одной хромосоме, могли расстаться и полезные из одной хромосомы могли бы объединяться с полезными же из другой (парной) хромосомы. Это было подтверждено на моделях простыми расчетами. Значит элементарное "механистическое" строение генетических механизмов полезно, и эволюция за миллионы лет все более способствовала его развитию.
       Впрочем, это не единственный пример. Разве не оказался полезным переход от сложных движений червя или медузы к органам движения наземных зверей? А они ведь тоже основаны на более простых механизмах конечностей в виде рычагов - костей с шарнирами - суставами. Иногда легче возникают сначала в эволюции более сложные механизмы, а потом эволюция идет к более простым, но зато более эффективным механизмам.
       Аналогичные недоумения высказывались некоторыми зарубежными физиологами (Когхилл и др.) по поводу рефлекторной теории И. П. Павлова, которую они считали "корпускулярной теорией поведения" в противоположность теории целостного поведения, которая, на их взгляд, могла бы быть единственно, может быть, верной.
       Однако, очевидно, что только отдельные, свободно комбинирующиеся реакции могут обеспечить поведение животного или человека, соответствующие интересам организма. Вы идете по улице. Шагаете: при отклонении от равновесия рефлекторно восстанавливаете его. Глаза, независимо от шага и равновесия, обращаются в ту или иную сторону, а зрачки, попадая на свет, сужаются, а в тени расширяются. Независимо от всего этого вы можете разговаривать со спутниками и т|. д. Короче говоря, именно взаимная независимость десятков, а иногда и сотен реакций вашего организма позволяет вам точно и правильно вести себя в самой сложной среде. Да, это в какой-то мере "корпускулярная" система поведения, и это полезно для любого организма. Чем выше он по развитию, тем более многочисленны и взаимно независимы его реакции на окружающую среду. Это - тоже своего рода отбор реакций, отбор, который комбинирует рефлексы или сложные реакции в любые конструкции, нужные для приспособления к среде или для синтеза какой-то более сложной формы поведения под влиянием высшех центров нервной системы. Из цельной глыбы "целостного поведения" было бы невозможно строить и перестраивать новые сложные и гибкие конструкции, а из отдельных кирпичей - рефлексов можно создавать любые
      
      
      

    19

      
       разнообразные формы и, когда надо, перестраивать их. И природа, естественно, пошла по этому пути. Эксперименты И. П. Павлова доказали это, и непредвзятая теория легко объясняет эту дискретность рефлексов, а также более высоких нервно-психических реакций.
       Вернемся снова к генетическим механизмам. Они сходны у всех высших организмов (эукариот) и не слишком сильно отличаются у самых низших (прокариот). Это объясняется тем, что их строение (дискретность или корпускулярноеть) является приспособлением к самому всеобщему процессу во всем живом мире: к процессу естественного отбора. А раз он определяет эволюцию всего живого, значит, такое строение наследственных механизмов должно быть у всего живого.
       Но вот беда: развитие высших животных от яйца до взрослого сложного организма идет благодаря воздействию одних частей на другие, которые они стимулируют к развитию. Например, так идет развитие глаза: сначала из зачатка нервной системы выделяются два выроста, потом образуется в конце каждого выроста нечто вроде чаши (глазной бокал). Она выделяет вещества, которые в ближайшем участке покрывающего зародыш эпителия вызывают утолщение, потом превращающееся в хрусталик (своего рода линзу) глаза, а глазной бокал образует на задней стенке глаза, воспринимающую свет ободочку - сетчатку. Затем под влиянием всей этой основы глаза он покрывается плотной оболочкой, которую мы видим в виде "белка глаз" (склеры), переходящую спереди в прозрачную более выпуклую часть - роговицу. Это только некоторые этапы в развитии глаза. Но уже из этого видно, какая длинная цепь тесно связанных зависимостей приводит к развитию такого совершенного органа, как глаз. И, естественно, возникает вопрос: как отразятся какие-либо, даже полезные, изменения какого-нибудь раннего звена такой цепи на звеньях более поздних? Конечно, очень много шансов, что хорошо "притертые" к ранним звеньям поздние звенья при этом изменении ранних имеют большие шансы испортиться, так как или немного изменятся вещества, стимулирующие развитие более поздних звеньев, или будут иные условия развития их формы и т. д. Поэтому в большинстве случаев мутации, изменяющие ранние стадии развития организма, оказывают, в конечном счете, вредное действие.
       Это проявляется в том, что ранние стадии развития организма эволюционируют очень мало. На этом основан знаменитый "биогенетический закон": ранние стадии развития организма (которые, конечно, в эволюции возникли раньше, а на них уже нарастали следующие) повторяют в известной мере пройденные всем видом прошлые этапы его эволюции. Но из сказанного следует, что требование к легкому комбинированию признаков в эволюции, к их обособленности друг от друга (дискретности) приходит в противоречие с необходпюстью для признаков отдельного организма развиваться в связи друг с другом. Например, если бы будущая сетчатка глаза (глазной бокал) не вызывала сама перед собой возникновения хрусталика, дающего потом на ней (как
      
      
      

    20

      
       объектив фотоаппарата) изображение, которое она воспринимает светочувствительными клетками, то часто хрусталик мог бы образоваться не против сетчатки, и стройная система глаза не возникала бы. Изображение было бы в одном месте, а воспринимающие элементы совсем в другом. Зрение было бы невозможно.
       -- данном примере мы видим, что требования к связи признаков в развитии глаза удовлетворены в большей степени, чем условия независимости признаков, важные для действия естественного отбора в эволюции. И в результате строение глаза у всех позвоночных, хотя и различается, но не так уж сильно: основные черты сходны.
       Но в других случаях природа нашла пути почти полностью удовлетворить и требования, способствующие эволюции, и требование к тесной связи признаков.
       Один из таких примеров - роль желез внутренней секреции и их гормонов.
       Часто говорят, что витамины это - гормоны, получаемые организмом извне, а гормоны - это витамины, вырабатываемые самим организмом. Действительно, внешнее сходство отчасти есть. И те, и другие действуют в малых дозах, будучи очень нужны организму. Витамин С у некоторых животных (крысы и др.) может вырабатываться в самом организме, витамин Д у человека под влиянием ультрафиолетового облучения тоже. Есть и другие причины для их сближения. Но все же наиболее типичные витамины и гормоны резко различаются по многим особенностям. Что же их различает? Большинство витаминов необходимо организму, но если витамин связан с несколькими функциями или тканями, то часто эти функции не связаны прямо между собою. Например, витамин А имеет значение для устойчивости к инфекциям и, одновременно, для зрения в сумерках и т. д. Витамин С тоже увеличивает устойчивость к инфекциям, ликвидирует цингу и влияет благоприятно на развитие соединительной ткани. То же самое касается других витаминов, а некоторые из них, вообще, затрагивают мало функций.
       Напротив, типичные гормональные системы отличаются совершенно иными чертами. Например, гормон щитовидной железы, если им кормить головастика, резко ускоряет его превращение в лягушку. Что при этом происходит? Меняется характер покровов, исчезает хвост, жабры, вырастают конечности, развивается легочное дыхание. Мы видим, что все эти очень различные тризнаки приспособлены для одной задачи - способности существовать на поверхности земли. Лягушка, правда, живет частью в воде, частью на суше, но без этих превращений она не могла бы существовать на суше. И вот что интересно. Все эти изменения происходят одновременно. Понятно, что если бы уже исчезали жабры, но еще не развивалось бы легочное дыхание, организм погиб бы. Если бы не развились конечности и отпал хвост - организм не мог бы двигаться. А если бы, напротив, еще сохранился хвост и уже развились конечности, то этот хвост обременял бы движение на суше.
      
      
      

    21

      
       Таким образом, мы видим, что гормон как бы дает сигнал для одновременного согласованного изменения всех органов, обеспечивающих одну жизненную функцию, и приводит благодаря этому к полноценному приспособлению в новых условиях жизни - полусухопутному. Другой гормон у млекопитающих - половой например, у самок, определяет развитие половых органов, в том числе матки, где будет развиваться будущий плод, развитие молочных желез, характерное поведение, благодаря которому в брачный период самки сближаются с самцами, затем условия для развития плода в матке, приводящие, в конечном счете, к родам, в это время появление молока в млечных железах и, наконец, сложный комплекс поведения самки, оберегающей своего детеныша. Соответствующие иные признаки развиваются в нужном сочетании у самца.
       Другой гормон из мозговой части надпочечников - адреналин - определяет пря выбрасывании его в кровь мобилизацию самых разных механизмов, нужных организму в острый момент его жизни. Стимулируется мышечная деятельность, увеличивается быстрота нервных реакций, острота зрения, в кровь больше поступает сахара, необходимого для нервной и мышечной деятельности. Одним словом, самые разные органы и функции приводятся в действие с одной целью: полная мобилизация организма, для чего бы она ни потребовалась: спастись от хищника, победить соперника в борьбе за самку, нагнать жертву или выбраться из какого-либо трудного положения. Мы видим, что во всех этих случаях, в отличие от витаминов, затрагивается определенная единая и, с точки зрения человека, осмысленная система, приводящая к осуществлению какой-либо большой, жизненной эадач|и: к размножению, к превращению водного организма в полусухопутный, к мобилизации организма в острой ситуации, требущей напряжения всех сил и т. д. Это резкое отличие действия гормона от действия витамина.
       Гормон чаще всего является координатором, управлящим всеми функциями, нужными для некоторой конечной жизненной цели организма. Витамин так же, как и микроэлементы, с которыми он имеет много общего, является необходимым элементом в построении зачастую совершенно разных и не связанных непосредственно функций, играющих самые разные роли в организме (зрение, борьба с инфекцией, нормальное развитие покровов и т. д.). Что обращает особое внимание, так это эволюция гормонов. Каждый из перечисленных гормонов, а также некоторые другие (например, кора надпочечников) можно представить как своего рода "звездную систему: в центре гормон, а его лучи - зто воздействие на нужные органы и функции для решения одной определенной жизненной задачи, которую определяет гормон. Все эти лучи, или, вернее, их конечные точки - органы и функции, являются действительно конечными этапами, и поэтому любая мутация, которая действует на отдельные органы или функции, не затрагнвает других органов и функций, нужных для решения той же биологической задачи. Вот почему, улучшив одну функцию, такая мутация не испортит попутно остальные, так как они от нее не зависят, и тот
      
      
      
      

    22

      
       побочный эффект, который мог бы быть от ранней мутации при последовательной цепи зависимостей (как мы видим на примере раввития глаза), здесь не будет иметь места, но при этом все эти функции свяваны между собой в развитии всего через одно звено - гормон. Поэтому и в развитии имеется нужное соответствие между всеми этими органами и функциями.
       Таким образом, удовлетворены оба условия - условие, требуемое естественным отбором, нужное для эволюции, и условие, требуемое координацией в развитии организма. Единственная потеря - это затруднение эволюции гормона. Действительно, если произойдет мутация, затрагивающая его, она имеет много шансов повлиять почти на все то, чем он управляет. А так как подчиненных ему явлений много, значит, есть шансы (и большие), что чаще всего большинство зависящих от гормона функций будут испорчены и мутация, влияющая на гормон, окажется в целом вредной. К чему же это ведет? К тому, что и, обеспечивая координацию всех функцй, и сохраняя для них свободу эволюции, то есть разрешая противоречие между эволюционной задачей и задачей развития отдельного организма, сам гормон может эволюционировать только очень медленно и с большим трудом.
       -- действительно, один и тот же гормон у разных животных вызывает разный комплекс признаков. У петуха мужской половой гормон вызывает развитие гребня, шпор и, конечно,
       соответствующего поведения в брачный период. У благородного оленя - развитие рогов, у человека - развитие бороды и некоторых других половых цризнаков. У всех видов позвоночных животных он вызывает развитие соответствующей формы поведения, разной у разных видов, и т. д. Но различие самих гормонов у всех этих видов оказывается очень небольшим по их действию. И гормоном быка можно почти одинаково подействовать на развитие всех мужских признаков и у петуха, и у быка, и у оленя, и у других животных, ускоряя, например, созревание и стимулируя брачное поведение. Также у разных классов позвоночных действуют и другие гормоны.
       Щитовидная железа у человека способствует активности его нервной системы и полноценному созреванию. Адреналин стимулирует самые разные функции у разных классов позвоночных. Короче говоря, система эндокринных желез оказывается в этом отношении организованной чрезвычайно рационально, обеспечивая в ряде случаев целостность комплекса функций, но комплекса не случайного, а связанного у каждого гормона с одной специфической для него важной биологической задачей.
       Таким образом, мы видим здесь и снятие противоречий между двумя рядами явлений (эволюционных и онтогенетических), и определенную направленность эволюционного процесса, в которой обнаруживается огромная гибкость комбинаторики признаков, обеспечивающая большие жизненные задачи и, не противоречащая этому, строгая координация индивидуального развития, объединяющая в целостные подсистемы признаки, совместно обеспечивающие выполнение
      
      
      

    23

      
       определенных больших биологических задач.
       Принцип естественного отбора, как сказано, является одним из наиболее простых, но и наиболее важных принципов в теории биологических систем, да и во всей общей теории систем. Самое представление о том, что все виды живых организмов эволюционируют, возникло, правда, еще до Ч. Дарвина. Оно высказывалось и Ламарком, и Жоффруа Сент-Илером и дедом самого Ч. Дарвина - Эразмом Дарвиным. Но только Ч. Дарвин дал полноценное объяснение тех механизмов, которые обуславливают эволюционный процесс. Интересно, однако, и то, что к созданию теории естественного отбора Ч. Дарвин пришел стихийно, применив системный же подход. В ламаркизме как причина эволюции рассматривалось простое прямое воздействие на животное внешней среды. С этой точки зрения безразлично, много особей в виде животных или мало. Все должны одинаково изменяться под влиянием какого-то фактора, и взаимодействия особей в виде нет никакого. Так и на пляже люди загорают независимо от того, много ли у них товарищей здесь или же нет никого.
      
       Ч. Дарвин, напротив, рассматривал не изменение одиночных животных, а изменение всего вида, обусловленное сложными отношениями внутри него: конкуренцией между особями одного поколения, случайными изменениями в потомстве победивших в этой борьбе и т. Д. Рассматривая так вид как сложную систему, он и пришел к своей теории отбора. И факты, которые частью были открыты и осмыслены даже после него, полностью подтвердили его идеи. Если они верны, то, очевидно, что малые по численности виды должны, в среднем конечно, эволюционировать медленнее, чем виды многочисленные, живущие на больших пространствах. И, действительно, на самом малом материке - в Австралии (где, к тому же, есть и пустыни) эволюция размножения не достигла того успеха, как в Азии или Америке. Там сохранились, в основном, сумчатые и однопроходные животные - кенгуру, утконос и др. Пришельцы с другого, большого материка - кролики - оказались настолько более приспособленными к даже чуждой им австралийской природе, чем туземные животные, что фермерам пришлось объявить им настоящую войну, так же, как и кактусам, занесенным из Америки.
       Ламаркизм объяснить это отличие австралийских животных без натяжек не может. Другое яркое подтверждение решающей роли отбора в эволюции - то, что, как говорилось уже, самые основные особенности механизмов наследственности всех организмов на Земле оказались результатом максимального приспособления к наиболее эффективному действию именно естественного отбора. Сейчас, когда снова по чисто эмоциональным причинам возникают сомнения в дарвинизме, надо помнить эти факты, объяснимые только с позиций естественного отбора.
       Зная, что имеется соответствие между типом системы и теми процессами, которые
      
      
      
      

    24

      
       улучшают данный тип (дискретный тип - отбор) или условиями, которые лимитируют другой тип системы (жесткая система - ее слабое звено), а иногда определяют его силу в столкновениях с противниками (жесткие системы - специфические сильные звенья, как мы выше видели на примере каракурта и т. Д.), мы можем обнаружить источники прошлых ошибок некоторых крупных ученых. Так, знаменитый немецкий ученый Август Вейсман, восстановивший чистый дарвинизм и провозгласивший снова решающую роль в эволюции только отбора, пошел и несколько дальше. Разбирая передачу наследственных факторов ("иды", "детерминанты", которые мы теперь назвали бы генами) он допустил, что отдельный организм может совершенствоваться за счет отбора этих факторов внутри организма. Но это было, конечно, ошибкой, не удержалось в науке и, видимо просто было забыто. Однако, эта его логическая ошибка не была здесь разобрана.
       -- системной точки зрения мы уже говорили, что отбор не улучшает жесткие системы, так как, сохраняя одни части и уничтожая другие, он создает разрыв слабых звеньев. А это в жесткой системе означает ее разрушение в целом. Ведь непрочность какой-либо части внутри жесткой сиетемы отнюдь не означает, что для всей системы в целом она менее нужна. Чаще всего в жесткой системе каждая часть необходима, и выпадение любой из них (если часть, например, непрочная)
       может быть только вредным для системы. А клетки, хранящие гены, как и весь организм в целом - как мы уже видели - системы жесткие. Ярким примером излишней "силы" в организме и поэтому
      
        -- вреда для всего организма является раковая опухоль. В организме она "побеждает" и разрушает все другие клетки. Но это, отнюдь, не усиливает организм, а, напротив, ослабляет и губит его. С ним вместе погибает и сама раковая опухоль. Также и гены в клетке, если бы они согласно А. Вейсману вступали в борьбу между собою (чего, к счастью, нет), то это приводило бы к гибели некоторых из них.
       -- результате далее вся гармонически слаженная жесткая система наследственных задатков рвалась бы в этом "слабом звене", и клетки, и весь организм или ослаблялся бы, или погибал без этих необходимых для него наследственных звеньев. А. Вейсман правильно восстановил чистый дарвинизм, раскрывающий эволюцию корпускулярной системы вида путем отбора. Но далее уже незаконно перенес представление об отборе частей в систему клетки и в систему организма, то есть в такие системы другого типа (жесткого), где отбор, как мы видим, не может помочь системе, а может только нарушить ее. Аналогично и другой крупный ученый В. Ру также ошибочно допускал идею об отборе (взаимной борьбе) органов в организме. Если бы им были известны элементарные системные принципы, о которых сказано выше (связь типа системы с типом ее функций), эти крупные ученые не допускали бы таких ошибок. Отбор в организме иногда есть, например, гибель состарившихся кровяных клеток. Но он возник не стихийно, как среди особей в животном мире, а путем отбора между особями, так как только этот отбор клеток был им построен. --0--
      
      
      
      

    25

      
      
      
      
      
      
      
       Взнос биологов в различные разделы теории систем
       -- настоящем разделе мы коснемся основной проблемы. Если четко и сознательно сформулированная теория систем, под каким бы названием она ни была известна -
       М. Петровича, А. Богданова, Н. Винера, Д. Берталанфи, - достаточно освещена в литературе, то тот взнос, который сделали в общую теорию систем крупные ученые-биологи, не ставившие своей целью развитие теории систем, но сформулировавшие важные закономерности в этой области, не был достаточно освещен, по крайней мере в систематическом порядке. Среди них надо назвать, в первую очередь, Дарвина, Либиха, Павлова, мало известного физиолога Н. А. Белова и ряд других, о которых будет сказано ниже.
       Несомненно, что первым по времени и по значению является Чарльз Дарвин. Его работа не только перевернула почти вою область биологии, но послужила образцом для применения ее принципов в других дисциплинах. Между тем, основным критерием системного характера закономерностей развития этого в каких-либо науках является именно применение или возможность применения этих закономерностей в науках иного порядка, иногда весьма отдаленных от той области, где эти закономерности впервые были сформулированы.
       -- этом отношении можно сослаться на целый ряд дисциплин, где два основных принципа развития Дарвина, а именно, эволюционный принцип, с одной стороны, и принцип отбора, являющийся основным объяснением механизма эволюции, с другой,
      
      
      

    26

      
       оказались чрезвычайно широко примененными: в астрономии, в вопросах эволюционного начала химических элементов, в психологии и в других областях.
       Уже одно это заставило нас счесть принципы Дарвина типично системными. Конечно, в ряде случаев системные принципы, сформулированные отдельными учеными, могут еще и не быть применены в других областях, но сравнительный анализ может позволить счесть их системными принципами, если мы увидим, что потенциально такое приложение их в других областях возможно.
       По существу этого можно сказать: в свое время была работа H. А. Белова, сформулировавшего в I911-1912 годах принцип обратных отрицательных связей, хотя и под другим названием. Это - тот принцип, который с развитием кибернетики стал таким привычным в вашей науке.
       Мне хотелось бы обратить внимание в теории Дарвина не только на то, что ее основное положение оказалось широко примененным в других областях, о чем мы скажем ниже, но и на то, что сам подход Дарвина к проблеме эволюции был основанием для рассмотрения вида как системы. Действительно, идея эволюции была уже сформулирована на сравнительно современном уровне Ж. Б. Ламарком и имела своих последователей. Однако она не приобрела такого всеобщего признания, какое получила теория Дарвина сразу после выхода в свет его основного труда. Если мы рассмотрим почему это произошло, то обнаружим две причины. Одна психологическая, может быть, наиболее важная, заключается в том, что Ламарк, с одной стороны, не сумел привести единой и объясняющей движущей силы эволюционного механизма в своих работах. А с другой стороны, в том, что ряд его положений произвел весьма несерьезное впечатление. Это то, что стали называть психологией ламаркизма. Более убедительным для его современников и даже для недавних наших современников было представление о наследовании приобретенных признаков. Во времена Ламарка наследование приобретенных признаков казалось само собой разумеющимся явлением.
       Ниже мы остановимся на психологических причинах такого упорного признания недоказанного явления. Сейчас же нас будет интересовать другое: Ламарк признавал эволюцию и выдвигал в качестве основного механизма именно наследование приобретенных признаков, Он, по существу, подошел к эволюции вида даже в этом, не менее уязвимом в прошлом пункте не как к системному изменению, а как к изменению именно системы, происходящему в результате простого сложения того, что происходит в отдельных элементах системы.
      
      
      
      

    27

      
       Действительно даже если взять именно эту сторону учения Ламарка, то, рассматривая его с общих позиций, мы увидим, что по его представлениям эволюция вида слагалась ив суммации последовательных эволюций отдельных организмов. Например, отдельное животное развивало какое-то свое свойство, допустим просто мышечную силу. Его ближайшие потомки получат то, что приобрел его родитель и продолжал это развитие далее. Следующий потомок начинал с этапа, достигнутого первым и т. д. Короче говоря, вся линия изменений в виде слагалась из ряда отрезков, без каких либо сложных взаимоотношений, типичных для вида и отличающих его систему, то есть систему вида от системы отдельного организма. Ламарк привел эволюцию вида к закономерности, которая наблюдалась на отдельном организме. Он переносил закономерности элементов низшего порядка к системе более высокого порядка. При этом он не учитывая важности того факта, что между поколениями имеются разрывы, когда один организм умирает, а другой снова развивается из оплодотворенной яйцеклетки.
       Эта ошибка нередка в науке. Такую иллюстрацию мы находим в книге фрейдиста Абрахама "Сон и миф". Давая малодоказательный материал о представлении Фрейда о развитии сна, Абрахам делает ту же ошибку, что и Ламарк, предполагая, что образ, развившийся по типу сна у одного поколения, развивается непрерывно под влиянием тех факторов в следующем поколении.
       Таким образом, не останавливаясь на этом примере, мы можем констатировать, что хотя принцип эволюции был с сформулирован Ламарком в основном правильно и Ламарк сделал в этом отношении шаг вперед, механизм, который он предложил для объяснения эволюции, в дальнейшем с развитием генетики оказался нереальным. С другой стороны, сам подход Ламарка остается антисистемным, основанным на простом перенесении закономерностей единичного организма на вид в целом.
       Конечно, это было существенным достижением, и, вероятно, это облегчило в дальнейшем восприятие идей Дарвина. Нельзя ставить в упрек Ламарку то, что он, не найдя истинного механизма эволюции вида, в качестве такового приял казавшееся тогда бесспорным явление наследственно приобретенных признаков. Мы только должны констатировать, что наряду с ошибочностью этого представления для Ламарка был характерен перенос закономерностей одного уровня на другой и связанный с этим антисистемный или несистемный подход.
       Чем же отличалась теория Дарвина от гипотезы Ламарка? В отличие от Ламарка Дарвин рассматривал не сумму последовательных, родившихся друг от друга организмов,
      
      
      
      

    28

      
      -- систему одновременно существующих организмов, которых можно обозначить как вид или, как теперь принято говорить, как популяцию.
       -- общей точки зрения, в одном случае мы имеем дело с определенной системой организмов, системой сходных, взаимодействующих друг с другом, независимо от того,
       максимальна ли эта система по объему ( вид) или эта система наименьшая, элементарная, еще способная к эволюции (популяция). Интересно рассмотреть те взаимоотношения, в которые вступают родственные, сходные друг с другом организмы. Дарвин выделял то существенное, что приводит к эволюции вид в целом. При этом им было выделено то, что является общим для всех, перекрестно оплодотворяющих видов и даже видов самооплодотворяющихся.
       Если рассмотреть с общих позиций теорию Дарвина, то следует признать, что вопреки мнению многих популяризаторов его теории основная его заслуга состоит не в накоплении большого количества материала, подтверждающего эволюцию сначала или отдельных представлений, связанных с нею, а в той железной логике, которую он, вероятно, впервые ввел в биологию.
       -- своей анкете Дарвин чрезвычайно скромно отзывается о своих способностях и о своем образовании, считая его недостаточным в связи с недостаточным знанием математики, но на один вопрос он отвечает объективно, без излишней скромности.
       Считаете ли вы свое мышление оригинальным? Ответ звучит приблизительно так: да, считаю, так как мне удалось сделать открытие нового в вещах известных. Но это не значит, что основой его открытия было не столько увеличение материала из области биологии, а изменение точки зрения на чисто логической основе.
       -- конце своего труда Дарвин говорит о том, что, наблюдая жизнь с ее проявлениями какого-нибудь уголка Земли с необычайным разнообразием и совершенством приспособления, необходимо обратить внимание на то, что все это богатство и разнообразие опираются на простые закономерности. На рост организмов, на то, что при размножении в потомстве имеется изменчивость отличия потомков от предков
       -- эти отличия можно закрепить наследственно. На то, что имеется геометрическая прогрессия в числе потомков, что приводит с неизбежностью к невозможности сохранения всех этих потомков, к борьбе за существование между ними, наконец, к вытекающему из всего этого, естественному отбору.
       Таким образом, уже в пределах перехода от одного поколения к другому, в отличие от Ламарка, Дарвин проанализировал систему взаимоотношений между существующими одновременно организмами в их конструкции и организмами следующего поколения с их
      
      
      

    29

      
       отличиями, при этом многообразными и разнонаправленными по сравнению с предками. Здесь уже не просто перенесение особенностей отдельных организмов на весь вид в целом, как это было у Ламарка, напротив, изменчивость это свойство не одного организма, а целой совокупности, в которой создаются различия между отдельными организмами. Геометрическая прогрессия численности потомков сказывается не на одном организме, а отражает взаимоотношение между числом предков и нарастающим числом потомков.
       Все эти моменты были известны задолго до Дарвина, но Дарвин сумел сопоставить их, рассмотрев вид как систему, и сделать из этого строго логические выводы. Именно эта сторона и является ядром теории Дарвина.
       Эта абсолютно строгая логика основана на общеизвестных и неоспоримых фактах, и это делает теорию Дарвина непререкаемой.
       Конечно, собранный им большой материал произвел очень сильное впечатление на современников, убедил тех, кому не вполне была доступна чистая логика, а таких было большинство, позволил уточнить некоторые детали, которые не прямо вытекали из этой логики. Но теория естественного отбора, как движущая сила эволюции, была бы столь же неопровержима, если бы она была изложена всего на нескольких страницах, хотя, возможно, она не так легко была бы воспринята современниками Дарвина.
       Современные попытки в какой то мере дискредитировать теорию Дарвина совершенно бесплодны. Те факты, на которых авторы строят эти попытки, являются неверными или неверно истолкованными и могут лишь несколько дополнить или уточнить отдельные моменты дарвинизма. В ряде же случаев эти факты толкуются совершенно неправильно и лишь способны произвести впечатление своей новизной и модностью. Понятно психологически желание отдельных ученых, а иногда и широких кругов найти нечто новое. Но это не та область понятий, где новым можно заменить старое. Как ни скучна таблица умножения, но с ней приходится считаться. Приходится остаться с тем, что 2х2=4; 5x8= 40. Это не подлежит опровержению, хотя многие выводы, основанные на таблице умножения, могут быть коренным образом пересмотрены. Также и многие выводы, основанные на дарвинизме, могут быть пересмотрены, но сама логическая схема Дарвина остается вечной и неизменной.
       Мы не будем останавливаться на приложении теории Дарвина в других небиологических областях. Следует только сказать об одном существенном отличии теории естественного отбора Дарвина от теории вообще. Сейчас, вопреки закону, можно говорить о том, что идет отбор звездных систем, из которых менее устойчивые
      
      
      

    30

      
       разрушаются, более устойчивые сохраняются: идет отбор элементов и их изотопов, когда неустойчивые атомы разрушаются и переходят в другое состояние, а устойчивые остаются. Можно говорить о целом ряде других приложений принципа отбора в неживой природе. Это было стимулировано теорией Дарвина и представляет собой ответвление его системного подхода к проблеме вида.
       Но следует указать, что между отбором в живой природе и отбором в неживой имеется одно коренное различие. Оно заключается в том, что в неживой природе неустойчивые элементы этой системы так же разрушаются, как и в живой, и так же сохраняются устойчивые. Однако в живой природе устойчивые образования организмов, размножаясь, восполняют ту пустоту, которая образовалась благодаря гибели нежизнеспособных форм. Поэтому в живой природе и возможно идти эволюционным путем, постепенно, без нарастающего усложнения, так как в каждом новом поколении число организмов оказывается не меньшим, а дает основание для приобретения новых преимуществ, суммирующихся со старым поколением.
       -- неживой природе отбор тоже идет, и сохранившиеся формы размножаются, но процесс эволюции иной, он приводит к иным результатам, не создавая того усложнения и совершенствования, которые существует в биологической системе. Но живые системы не ограничиваются чисто физическим совершенствованием. В. Них большую роль играют и другие стороны, в частности поведенческие реакции, которые у человека при переходе на социальный уровень уже определяют характер интеллектуального и, эстетического творчества.
       -- конце 30-х годов вышла чрезвычайно интересная статья В. И. Кремянского о самоустранении системы естественного отбора, где он развивает идею, что отбор реакции поведения в значительной степени уменьшает необходимость отбора между организмами.
       Это, бесспорно, плодотворная идея в области уже поведения.
       Незадолго до этого вышла статья Тимирязева, посвященная природе и творчеству человека.
       Основная идея этой статьи связана с тем, что eсли в природе творчества новых форм, основанных на избыточной производительности как в смысле количества организмов, так и в смысле многообразия их форм (изменчивость), то и в человеческом творчестве его основой является избыточность творчества идей, которые потом подвергаются отбору в форме жесткой критики, будь это критика со стороны посторонних ученых и художников или со стороны самого творца в данной области.
      
      
      
      

    31

      
       Таким образом Тимирязев, горячий поклонник Дарвина, сделал шаг в распространении идей Дарвина в ту область, которая уже стоит над простой морфологией организмов и в значительной степени связана с социальными явлениями. И тут нужно подчеркнуть, что в отличие от мертвой природы, развитие идей идет по тому же принципу, как и развитие видов, а именно, укоренившись или показав свою жизнеспособность, идеи порождают новые, являются основанием для их возникновения. Следовательно, идеи в значительной степени оказываются сходными с развитием видов Дарвина. Но это не элементарный отбор, который имеет место в мертвой природе, а того же типа, что и естественный отбор.
       -- недавнее время с интересным анализом выступил Б. М. Медников, который постарался показать и, по-видимому, убедительно, что развитие языка также идет очень сходно с процессами развития видов.
       Не останавливаясь на этой пока еще незавершенной, но многообещающей попытке, следует указать, что и здесь принцип словотворчества в значительной степени похож на принцип развития в том отношении, что новые слова появляются как модификация и отклонения от прежних слов. По крайней мере, словарный запас развития действительно во многом аналогичен развитию живых форм.
       -- своей работе, предшествующей теории систем "Всеобщая организационная наука" А. А. Богданов также принимает принцип отбора психологии явлений, называя его гедоническим отбором.
       -- недавние годы известный кибернетик У. Н. Эшби в своей статье "Что такое мыслящая машина" рассматривает процесс "машинного мышления", как процесс отбора различных решений, возможных на основе введенной машинной информации, то есть, по существу, на примере машинного мышления развивает идеи, изложенные в свое время Тимирязевым.
       Таков далеко не полный круг широкого применения идей дарвинизма в разных областях науки о мертвой и живой материи. -0--
      
      
      

    32

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Научный гуманизм
       Предисловие
       По ряду причин получилось так, что этот небольшой труд, которому, однако, автор придает большое значение, не был написан так, как надо. Он был написан не только конспективно, как это говорится ниже, а составлен наскоро из отрывков, по большей части конспективных, без надлежащего порядка. Основная причина в том, что автор по обстоятельствам личной жизни не надеется, что ему удастся сделать еще одну попытку познакомить кого-либо с изложенными здесь идеями, а то значение, которое он им придает, заставило его изложить эти идеи, хотя бы крайне торопливо и беспорядочно. Реальное значение их пусть оценит читатель.
      
       Почему написан этот небольшой труд?
       Еще недавно над человечеством пронеслась величайшая в истории война. Зачем говорить о страданиях, принесенных ею? Мы все их помним, как помним и гибель миллионов лучших людей, и ту опасность победы зла, которая была так близка. Многие из нас отдали бы добровольно свою правую руку, а некоторые и самую жизнь, если бы можно было этим предотвратить новое наступление чего-либо подобного. А может
      
      
      

    33

      
       случиться теперь и гораздо худшее. Новая война, если бы она, не дай Бог, разразилась, принесет гибель гораздо большей части человечества, а, может быть, всему человечеству или, по крайней мере, всей человеческой культуре. Об этом много говорилось и не стоит говорить здесь, где так дорого место. Мир раскололся на две половины и если их дальнейшее расхождение не будет предотвращено, а столкновения не удастся избежать, если в историю не вступит новый фактор, изменяющий ее направление, то опасность будет нарастать все больше, так как случайное событие, толкающее к катастрофе, может произойти в любой час.
       Хотя в каждый отдельный час такое событие очень маловероятно, но за десятки и сотни тысяч часов в предстоящие годы малая вероятность, складываясь с другой малой вероятностью, будет давать все большую вероятность, пока она не станет в какой-то момент неотвратимой достоверностью, пока она не грянет уничтожающей все и вся грозой. Каждый лишний день, в который не предпринято шагов к предотвращению этой грозы, увеличивает эту опасность. Не надо слишком полагаться на силу народов, стремящихся к миру, и на ум руководителей. Сейчас еще в силе остается замечание Герцена о том, что глупость - великая историческая сила, и пора с ней начать считаться. Да и самым умным и доброжелательным руководителям не всегда возможно поступать так, как они хотели бы. Объективные обстоятельства ставят их нередко в такое положение, что с полным основанием, не доверяя своим потенциальным противникам, они стоят перед выбором, давать ли им преимущество первого удара, и этим в случае нападения предрешить свою гибель, или нанести первый удар самим, рискуя развязать всемирную катастрофу, но имея небольшую надежду на сохранение жизни своего народа и своей личной, если противник не успеет до своей гибели ответить с необходимой силой.
       Таково сейчас положение. И тот, кто видит пути выхода из него, не может, не должен молчать. Вот почему написана эта работа, итог более чем тридцатилетнего изучения в условиях может быть трудных и замедлявших работу, но облегчавших возможность найти правильное направление в решении основного вопроса. Именно сознание, что такие условия крайне редки и могут почти ни у кого не повториться достаточно скоро, отсутствие какой-либо достаточно близкой и похожей работы и, наконец, мнение трех больших ученых, выслушавших подробное изложение всего труда, заставляет меня торопиться его оформить. Этих ученых уже нет, но тем более их отсутствие напоминает мне о том, что нельзя полагаться на жизнь отдельного человека, как на гарантию того, что достигнутые результаты будут отданы на пользу человечества. А мнение этих ученых звучит теперь как завещание скорее осуществить их совет и
      
      
      
      

    34

      
       увеличивает желание завершенное сделать доступным всем, хотя бы в том виде, как это сделано здесь.
       Но условия и время не позволяют мне использовать все то, что подготовлено, все те материалы, которые собраны, все те выводы, которые сделаны. Поэтому я решаюсь изложить по памяти и в конспективной, даже мало упорядоченной, форме то, что при иных обстоятельствах можно и нужно было бы изложить подробно: с точными ссылками на источники, с развитием всех выводов и в такой доступной и живой форме, которая облегчила бы понимание и создавала бы более глубокое убеждение у читателя в верности теорий и выводов. Я надеюсь на то, что читатели сами смогут проверить факты, на которые я ссылаюсь, и не будут в претензии, что я не всегда упоминаю тех, кто первый высказал ту или иную мысль. Ведь для использования мысли не важно, кто ее автор. Я заранее должен сказать, что многое из того, что я считал впервые сказанным мной, оказалось в той или иной форме высказанным другими. Другие вещи я сам сознательно брал у тех или иных ученых или писателей. Возможно, что и многое из того, что я сейчас считаю вполне оригинальным, также было высказано уже кем-то. Не в этом дело. Новым
       -- нужным сейчас является то целое, в котором эти мысли и факты находятся. Вот очертить контуры этого целого и должна эта работа.
       Действительно, самые верные и талантливые мысли, пока они возникают изолированно, не складываясь еще в нечто достаточно большое и цельное, вспыхивают, вызывают интерес и уважение и забываются (или помнятся, как нечто яркое), но ничего не изменяют, не вмешиваются активно в жизнь. Так, высказанная техническая идея, не разработанная достаточно полно, не дополненная другими техническими соображениями, не доведенная до производственного чертежа, часто, вызвав сначала интерес, потом надолго забывается. Также идеи отбора у Эмпедокла, идея эволюции Ламарка и практический опыт животноводов с их искусственным отбором были малоизвестны, далеко не всех убеждали или не казались важными и полными значения. И только когда они объединились между собой и с некоторыми другими идеями в единой теории Дарвина, они вмешались в жизнь, создав целое биологическое мировоззрение, распространившееся, как широкий разлив, и повлиявшее на самые различные стороны культуры.
       Мысли и взгляды, если они имеют основание, похожи на скопления газа во Вселенной: когда первая советская ракета была направлена в сторону Луны, для того, чтобы можно было отметить ее путь, она должна была на определенном расстоянии от Земли выпустить пары натрия. Это натриевое облачко было замечено в телескопы и затем
      
      
      
      

    35

      
       быстро рассеялось, как рассеялось бы всякое небольшое скопление газа. Но ведь мы знаем, что многие звезды являются также скоплениями довольно разреженного газа. Однако они не только не рассеиваются, но и сами притягивают к себе другие космические тела. Нужна определенная величина для скопления газа, чтобы оно приобрело устойчивость и не рассеивалось, а жило своей жизнью, и даже, своей огромной общей массой притягивая другие тела, постепенно могло бы в некоторой степени еще увеличиваться. То же имеет место и в отношении идеологических образований. Ниже определенной величины они легко рассеиваются и остаются бездейственными, а выше могут приобрести устойчивость и оказать влияние на реальную жизнь.
       Но может ли вообще идеология влиять на жизнь? Лица, считающие себя марксистами, ведь думают, что идеология - только надстройка и, следовательно, как нечто производное не может влиять на базис, на материальную сторону жизни, которая и является единственно реальной и существенной. Стоит ли тогда стараться формулировать что-то, раз оно не может ни на что повлиять? Думать так было бы совершенно неверно, да
       -- настоящие марксисты, так, конечно, не думали никогда. Разве стал бы Маркс формулировать свою теорию, если бы он думал, что эта работа никак не отразится на борьбе за социализм? Разве стал бы Ленин развивать эту теорию? Не он ли говорил о роли передовой теории? Более того, Энгельс в своей книге "О происхождении семьи,
       государства и частной собственности" говорит специально об этом, подчеркивает большую роль идеологии и, даже говорит, что он и Маркс несколько намеренно преуменьшали роль идеологии, не совсем так, как думали, так как они хотели особенно подчеркнуть главное - первенствующую роль экономического базиса. И он на ярком примере показывает большую, до известной степени самостоятельную роль идеологии.
       Он указывает, что перед крушением Римской империи в ней сложились экономические отношения (колонат, по существу не отличавшийся от позднейшей формы крепостного права), которые в дальнейшем, в варварских государствах, дали основу для устойчивого прогрессивного развития, для возникновения городов, ремесел и буржуазии. И, однако, при тех же основных экономических предпосылках, Римская империя деградировала и пала, а варварские государства устояли в борьбе за свою жизнь и успешно развивались. "В чем же тут дело?" - спрашивает Энгельс. И отвечает: в том, что варвары внесли новый элемент, который оздоровил этот экономический строй, придал ему большую жизненность. Этим элементом была, оставшаяся от их родового строя община - марка. Не изменяя сущности крепостного строя, она сплотила крепостных, дала
      
      
      
      
      

    36

      
       им возможность некоторого сопротивления для отстаивания своих, пусть минимальных прав, дала образец для городских общин.
       Таким образом, Энгельс, по существу, говорит о том, что традиция (то есть чисто надстроечная форма), привнесенная из одной общественной и экономической формации в другую, может не только сохраниться, но и оказать большое, в данном случае может быть даже решающее, влияние на развитие этой формации и определить ее гибель или укрепление. Разве это не признание огромной роли и известной независимости надстроечных форм в развитии общества? Позже мы еще встретимся с подобными же примерами. Сейчас же поставим более общий и важный для нас вопрос:
      
       Что такое идеология и какую роль она выполняет в жизни и развитии общества?
       Разумеется, мы здесь говорим только об основной и принципиальной роли, не вдаваясь в ряд вытекающих из принципиального решения выводов. Однако речь идет о совершенно конкретной и точно определенной роли. Что такое "идеологическая надстройка"? Нас интересует, конечно, не определение ее, а именно ее значение.
       Общество представляет собой то, что на принятом теперь языке можно назвать саморегулирующейся системой. Саморегуляция здесь идет одновременно по нескольким разным линиям. Например, все время идет выравнивание зарплаты в разных отраслях производства путем оттока и притока рабочей силы. Эти же и другие процессы ведут к регуляции цен на товары. Во всех этих случаях, как и во всех других саморегулирующихся системах, можно обнаружить, что система состоит, по крайней мере, из двух (или более) звеньев. При этом она устроена таким образом, что любое изменение в одном звене, отражается в одном или нескольких других, а явления, происходящие в них, дают в свою очередь обратное, хотя часто уже совершенно иное отражение в первом звене. Образуется то, что называется "обратной связью", без которой невозможна никакая регуляция процессов в точном смысле этого слова.
       Мы знаем, что изменения в базисе, то есть совокупности производственных отношений, неизбежно отражаются на надстройке, на правовых и политических учреждениях или идеологии общества и отдельных его классов и группировок. Но, очевидно, что сложная система "надстроек", если бы она не способствовала чем-то жизни общества, не усиливала бы его, была бы только бременем для него и немалым. А это означает, что общества и государства с развитой надстройкой неизбежно отставали бы в
      
      
      
      

    37

      
       развитии и погибали в конкуренции с теми, которые этой надстройки не имели. (Это бывало, но не при наиболее развитых надстройках (которые наблюдаются сейчас), а при наиболее консервативных (сравним Рим и Египет, Испанию и Перу и прочие. (ср. Г. Уэллс "Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь"). На деле этого нет. Более развитые общества обладают и более развитыми "надстройками". Это значит также, что надстройки необходимы для жизни и развития общества. А будучи необходимыми, они неизбежно должны влиять на это развитие. Но юридические и политические учреждения характерные для определенного типа общества, имеют принудительную силу в государстве и возникают только тогда, когда этот тип общества стал реальностью. Наоборот, идеология, система взглядов, слагается часто раньше, в недрах предыдущей общественной формации, когда в ней имеются соответствующие условия и соответствующие группы (классы).
      
       Так, в централизованных дворянских монархиях сложилась идеология буржуазии, которая объединила борцов за новые формы общества. Так, в капиталистическом обществе сложились социалистические взгляды и теории, сыгравшие огромную роль в возникновении социалистического строя. Достаточно вспомнить, как В. И. Ленин подчеркивал огромную роль передовой теории в борьбе за новое общество. Новая идеология играет роль химического катализатора, который не создает реакцию (движение общественных сил к новому строю), но в сотни раз ее ускоряет. А время часто играет здесь решающую роль, так как всегда есть и силы, направленные в обратную сторону. В их соревновании идеология может сыграть ту же роль, что мазь для лыжника: иногда и более сильный лыжник может быть побитым в соревновании, если у соперника лучше скользят лыжи. А в развитии общества победа одной из почти равных тенденций (решенная сначала небольшим перевесом) нередко может дальше быть закреплена политически уже на долгие сроки. Поэтому своевременное создание системы взглядов может иногда оказаться решающим. Но по ряду причин (см. ниже) такие системы, отвечающие задачам перехода на новый этап, создаются все труднее.
       Особенно трудно создаются системы взглядов, способствующие переходу человечества от централизованных форм общества к новым - децентрализованным. Централизованные формы, как правило, возникают из децентрализованных путем расширения на все общество (государство) строения одной из составляющих его единиц (конечно, в видоизмененном отчасти виде). Централизованные монархии Европы возникли путем поглощения всех феодальных единиц одной. В. И. Ленин подчеркивал, что уже в капиталистическом обществе имеются образцы, близкие к социалистическому
      
      
      
      

    38

      
       плановому обществу: большие финансово-производственные объединения типа акционерных обществ, трестов и т. д., где отдельные производства управляются наемными инженерами, директорами и связаны в единое целое (при наличии, однако, паразитической группы владельцев, часто даже не управляющих, а только получающих прибыль). При таких условиях переход на новый этап общественного развития не так сложен и соответствующие идеологические предпосылки тоже возникают легче. Гораздо труднее переход от достигнутого этапа централизации - к новому, децентрализованному.
       Такой переход в Европе (от дворянских монархий к буржуазным республикам) был подготовлен еще в эпоху Возрождения и был возможен лишь благодаря особым благоприятным условиям (см. ниже). Теперь последним достигнутым этапом является социалистическое общество - опять централизованное, хотя и на новой основе, дающей человечеству образец плановости, и имеющее ряд преимуществ перед предыдущими формами (наряду, конечно, с некоторыми недостатками). Но в развитии человечества оно, конечно, не является последним этапом, об этом говорят, в первую очередь, его руководители, начиная от В. И. Ленина. А между тем, переходу на новый этап развития и даже самой жизни человечества сейчас создаются большие угрозы. Именно сейчас более, чем когда-либо, нужно ясное представление о будущем, ясные идеалы и, по возможности, ясные пути к их осуществлению. Время не ждет. Сейчас ценен каждый шаг в сторону создания такой системы взглядов.
      
       Основные задачи и методы их разрешения
       Итак, что же нас беспокоит? Мир раскололся на две половины. Их все большее расхождение при колоссально возросшей технике войны угрожает столкновением и взрывом, опасным для самого существования человечества. Ни одна из двух противостоящих друг другу систем не поступится добровольно своими основными особенностями и принципами, чтобы восстановить единство и обеспечить уверенность в будущем, которых так жаждет человечество. Да это и понятно. Я не говорю уже о том, что для руководящей группы каждого блока такой шаг (с ее стороны) означал бы потерю почти всех преимуществ и значения, которые она имеет сейчас, а на это никто и никогда как группа не шел и не пойдет (так поступали только отдельные лица). Но есть и другое. Представители каждой системы ясно видят, наряду с достоинствами другой системы, ее недостатки, вполне сравнимые по тяжести и, конечно, представляющиеся другой стороне (большинству ее представителей) гораздо большими, чем собственные. Многие, правда, видят и взаимно дополняющие достоинства обеих систем (о них мы скажем позже) и
      
      
      

    39

      
       говорят о необходимости найти пути к соединению лучшего в них. Об этом говорят в той или иной форме такие противоположные деятели, как Дж. Неру, бывшие гитлеровские генералы и американский социолог Дж. Морено ("Открытие Индии", "Итоги второй мировой войны", "Социометрия").
       Соединить индивидуализм с организованностью, соединить демократию с социальной справедливостью, как бы ни звучало это, мысль сквозит одна. Но до сих пор не сформулировано, как это сделать? Попытки западных социалистов идти некоторым "средним" путем почти с несомненностью обречены на провал. Это так же маловероятно, как в свое время было бы маловероятно создать нечто среднее между воздушным шаром и поездом. Чтобы реально соединить их преимущества, потребовалось найти новые принципы полета на машинах тяжелее воздуха, развить моторы внутреннего сгорания и применить пропеллер (а теперь ракетный принцип). Паровые дирижабли и то требовали нового принципа - принципа пропеллера, но и они недостаточно могли удовлетворять предъявляемым к ним требованиям. Только выявление новых принципов, позволяющих синтезировать основные достоинства обеих систем (и, конечно, внести и нечто новое), может решить задачу: не среднее арифметическое, а синтез на новом уровне.
       Трудность современного положения увеличивается еще некоторыми обстоятельствами. Огромные социальные перевороты последних десятилетий, на которые возлагались такие же огромные надежды и которые их оправдали далеко не полностью (Октябрьская революция, победа над фашизмом и создание Организации Объединенных Наций), а иногда и совсем не оправдали (демагогические "революции" Муссолини и Гитлера), и многие другие разочарования привели основные массы населения и даже молодежи к разочарованию и неверию в возможность победы лучшего справедливого строя. Многие так прямо и говорят: не все ли равно кто победит, кто бы ни победил, одинаково станет диктатором и угнетателем. И, махнув на все рукой, уходят с головой в личную жизнь, в свои узкие интересы, а иногда становятся убежденными карьеристами или даже доходят до глубокого морального разложения. А немногие несгибаемые горячие натуры бросаются, очертя голову, в протест, не имея ни ясной цели, ни уменья отстаивать свои (очень неопределенные еще) требования, и чаще всего физически или морально надламываются, не принеся никому никакой пользы, несмотря на свою смелость и благородство. Вот отсутствие до сих пор представления о путях к лучшему будущему, о путях к синтезу на высшем уровне того, что есть хорошего в противостоящих сейчас друг другу системах, нас беспокоит больше всего.
      
      
      
      
      

    40

      
       Нас беспокоит отсутствие ясного "третьего пути" и все то, что порождается этим: все растущее расхождение двух блоков, отсутствие чего-либо, что их объединяло бы и, наконец, разрастающаяся во многих случаях социальная апатия, неверие в возможность чего-либо лучшего, а потому и нежелание бороться за это лучшее. Я не говорю здесь об отдельных чисто националистических группах (типа Насера и др.). У них может быть есть, за что бороться, и есть энтузиазм, но они направлены на узкие национальные цели и не могут помочь в общечеловеческой беде, которая, если она придет, сметет их так же, как
       -- все остальное. Их роль даже скорее отрицательная, так как националисты разъединяют человечество. Задача сейчас может ставиться только в общечеловеческом масштабе.
       Человечество теперь связано в такое неразрывное целое, что решение вопроса в пределах одного государства иллюзорно. Человечество или справится с ним в целом, или не справится совсем, и в последнем случае погибнут и те, кто пытался отгородиться от общечеловеческого дела.
       Но решить задачу в общечеловеческом масштабе можно только одним способом:
       найдя новые формы общества, реально вытекающие из всего его предыдущего развития и
       -- то же время такие, которые удовлетворяли бы требованиям и общества в целом (к его максимальной продуктивности и устойчивости) и отдельных людей (к их свободе и благосостоянию).
       Каковы же методы подхода к этой задаче? Не излагая их подробно, можно кратко сформулировать так: те же методы, которые так оправдали себя в естественных науках. Это, в первую очередь: 1) Объективное описание, в котором отбрасывается все неясное и субъективное; 2) Сравнительный метод, позволяющий, объединяя различные явления, сходные по одному признаку, выяснить, какие же сходные последствия в них имеются (и таким образом относить их к выбранному сходному признаку); 3) Логический анализ обнаруженных тенденций, к которому теперь, благодаря развитию общих принципов кибернетики, присоединяется еще новый подход; 4) Изучение социальных образований, как своеобразных саморегулирующихся систем. Методы естественных наук, создав современную технику, завели человечество в тупик несоответствием этой техники и общественного устройства. Разумное применение этих же методов (конечно, не путем простых аналогий с физикой или, например, биологией) может вновь вывести человечество из тупика. Но применение таких методов требует точности, если не количественной, то логической.
       Так, например, многие социологи говорят о средних классах. Но средние классы - совершенно неоднородное явление, может быть, даже более, чем капиталисты и рабочие.
      
      
      
      

    41

      
       Мелкая буржуазия (ремесленники, отчасти "свободные профессии", мелкие торговцы) - одно. В социальном отношении это классы уходящие, вытесняемые. Другие средние классы это - канцелярские служащие, инженерно-технические, научные работники - классы растущие в современном обществе. Но и они неоднородны, и их интересы иногда почти противоположны. Поэтому и выводы о них надо делать отдельно, выводы совершенно различные.
      
       Предварительные замечания
       Рассматривая далее проблему, буду пользоваться определенной терминологией. Социализмом я буду называть то, что называют социализмом в СССР - строй СССР, хотя многие на Западе склонны расценивать его не как социализм, а как государственный капитализм или как особый "тоталитарный" строй, который они называют коммунизмом и т. д. Вопрос, конечно, не в термине, но я хотел бы обратить внимание на следующее: основные формальные признаки социализма (как его понимали марксисты и ранее) здесь налицо: ликвидация частной собственности на средства производства, плановое хозяйство, неравная заработная плата за неравную работу. При этом ликвидированы экономические кризисы и ряд других типичных особенностей капитализма. Правда, этот социализм еще не оказался тем раем, о котором мечтали социалисты, но это чисто субъективная оценка, и не причина отказывать ему в его оценке объективной, которой он в основном удовлетворяет.
       Широкое распространение этой новой формы общества показывает ее большое значение и то, что в развитии человечества она является, видимо, необходимой стадией. Об этом же говорит то, что элементы этого типа общества пробивают себе дорогу и в совершенно других государствах - даже в США (ряд мероприятий Рузвельта) и в фашистских государствах, пытавшихся в сходную форму влить противоположное содержание. Это значит, что социалистический строй не случаен, это закономерная эпоха. При этом, конечно, это обязательная стадия для человечества, но не для каждого отдельного государства, Так было, например с стадией буржуазной республики: Россия ее практически не прошла (если не считать нескольких месяцев в 1917 году), а, так сказать, воспользовалась в этом отношении опытом остального человечества.
       Тот, следующий предполагаемый, строй, который западные социалисты называют социализмом (настоящим, по их мнению), а некоторые коллективистическим строем, а в
       СССР принято называть коммунизмом, я буду называть, чтобы не связывать с ним уже готовых (и разных в разных странах) ассоциаций, научным гуманизмом. Основания для
      
      
      

    42

      
       такого названия ясны: это, как будет видно, наиболее гуманный строй, цель и методы его человечны, а пути построения и основная функция общества, управляющая его действием, основаны на науке.
       Большое значение надо придавать архитектуре общества. В основном, мы будем говорить о формах централизованных и децентрализованных. Объективно рассматривая их, легко видеть, что, независимо от многих других условий (господствующего класса, идеологии, даже технического и экономического уровня), эта архитектура сразу определяет очень многие черты общества, и о них надо сказать.
       Централизованные общества связаны с большой властью центрального правительства (из немногих лиц), с фактической монолитностью государства, даже если внешне оно - федеративное (США в последнюю эпоху, СССР), и с малой индивидуальной свободой отдельных членов общества, с четко выраженной иерархией (сословной - (монархические Франция, Германия, Россия), чиновничьей, партийной, военной, даже научной в прошлых и современных государствах). Возникали такие общества легче, в основном, на незащищенных равнинах, где только большая центральная власть могла мобилизовать их для отпора частым ударам врагов и одновременно удержать целостность государства от разрывающих его центробежных сил. Такое возникновение - результат конкуренции: иные государства здесь гибли под ударами врагов. Есть и исключения, например, древний Египет, где централизация отчасти обязана и другому: необходимости строгой координации хозяйственной жизни, зависевшей от разливов Нила. Децентрализованные государства возникали в противоположных условиях: под защитой гор (Швейцарская федерация), моря (Британия, Соединенные Штаты Америки), хотя теперь, в связи с падением роли такой изоляции, растет в ряде случаев и их централизация (США). Конечно, есть много переходных форм, и они возникали не строго обязательно именно в переходных условиях. Тут играли роль и другие исторические условия, хотя и меньшую.
       Какие же основные черты характерны для централизованных и децентрализованных форм?
       -- централизованных - низшие слои крайне зависимы от высших. Высшие обладают прочным положением, всеми преимуществами, которые может дать общество,
       поэтому они отождествляют свои интересы с его интересами, с его внешне политической силой, с его производительностью. Отсюда относительное единство линии, проводимой во внешней политике, притом обычно именно в интересах государства как целого (мы исключаем из рассмотрения моменты разложения таких форм, когда этот принцип
      
      
      

    43

      
       нарушался), известная плановость внешней и внутренней политики. Это еще усиливается тем, что централизация дает огромную мобильность системы - по одному приказу, без обсуждений, могут двинуться все армии, может быть перебазирована промышленность, может быть введен или отменен налог, введено общее образование и т. д. Относительно легко сохраняется секретность. Одним словом, основное преимущество таких систем - огромная мобилизующая сила, единство линии, притом во внешних отношениях - в основном в интересах государства, что далеко не всегда бывает в децентрализованных государствах (см. напр. Женевьева Табуи - "20 лет дипломатической борьбы"). Там, где имеет место однопартийность (социалистические и противоположные им, но тоже централизованные формы), эти черты и преимущества еще усиливаются. Однако одновременно имеются и отрицательные особенности.
       Высшие слои, прочно обладая властью, имеют возможность и просто путем создания традиции (которой не смеют противоречить) и, тем более, законодательно еще увеличивать эту власть и расстояние от низших слоев. Иерархическая лестница растет и закрепляется.
       Крайне затрудняется подбор хороших руководителей даже там, где рождение еще не определяет положения. Это видно на примере армии - типичной централизованной системы. Если, как это иногда бывало, генералы вербовались, проходя всю лестницу от рядового, то множественность ступеней крайне затрудняла удачный выбор. Чтобы стать сержантом, надо быть исполнительным, при этом мало пригодны, а часто и прямо вредны чрезмерная инициатива и способности к теоретическому охвату стратегической обстановки. Так уже на первом этапе отметаются те, кто особенно были бы ценны на высших должностях. То же самое относится и к остальным централизованным системам. Отбор руководителей крайне неадекватен задаче - выдвигаются (кроме, конечно первых лет после революции) хорошо приспособляющиеся к начальству, а не смелые независимые таланты. Выдвинуться жулику (в том числе и шпиону) тут часто легче, чем работнику, заинтересованному в деле: последний чаще будет противоречить руководителю из интересов дела. А первый, поставив задачу выдвинуться, пойдет на все, на любое согласие, во вред делу. И обмануть (просто или косвенно подкупить) ему надо всего лишь одного-двух людей - руководителей, которые могут легко подавить затем оппозицию других своих подчиненных, если бы они решились протестовать. Обмануть целый коллектив, к членам которого человек оборачивается то одной, то другой стороной (как к подчиненным, к соседям по работе, к начальству), труднее, чем одного, на которого направлены все усилия и у которого легко использовать его личные слабые стороны
      
      
      
      

    44

      
       (Распутин - Николай II, Берия - Сталин и др.). Не избавляет сама по себе централизация и от расщепления управления на различные ведомства, часто враждующие между собой, поскольку самое построение таких систем, чаще всего связано с абсолютной почти служебной властью руководителя над ведомством и, следовательно, с независимостью этого ведомства и от соседнего руководителя, и от его подчиненных.
       Эта изолированность отдельных "ветвей", исходящих от центра, делает межведомственную борьбу даже сильнее, чем в децентрализованных странах и системах,
       -- часто вредит интересам государства (см. например в воспоминаниях о фашистском режиме в Германии, где это было особенно ярко, в частности в воспоминаниях германского атташе в Турции об украденных документах союзников, документах,
       которые не могли быть использованы Германией из-за ведомственных распрей). Но наиболее важными слабыми местами централизованных систем являются ухудшение информации и внесение случайного элемента в действия центров. Ухудшение информации обязано простым фактам: I. Очень многим иерархическим звеньям, через которые проходит информация снизу до верху, по узким каналам (так как другие пути, например, печать, в этих системах призваны не столько информировать руководство, сколько руководить общественным мнением, поэтому они сами, в основном, получают информацию от центра, а не дают ее ему. 2. Тому, что в каждом звене она, хоть немного, вследствие приспособления низших служащих к высшим, искажается в одну желательную для высших сторону. Боязнь здесь может быть так велика, что, как пишет Ингерсол, высадка союзников во Франции была облегчена тем, что узнавшие о ней низшие офицеры не решились до проверки беспокоить своих генералов и потеряли на этом драгоценное время. В результате таких задержек и искажений информация до центра доходит слишком поздно и неточно. Известно, как был потрясен Гитлер, переезжавший из Берхтесгадена в Берлин, увидев по дороге огромные разрушения (причиненные авиацией союзников), о которых ему не решались докладывать. (См. воспоминания его адъютанта, печатавшиеся в "Правде"). Информация Гитлера о военной мощи СССР была также абсолютно неверна. Также была пристрастна и информация в СССР о Финляндии перед войною с нею и т. д. Ряд хозяйственных и политических ошибок обязан именно этому.
       Не менее опасным является то, что в централизованных системах власть (общая и по областям хозяйственной и другой жизни) концентрируется, в конце концов, в очень немногих или даже одних руках. Это очень увеличивает элемент случайности в решениях,
       -- случайность в государстве всегда неблагоприятна. Так, в гитлеровской Германии производство атомной бомбы было сначала задержано из-за крупнейшего физика
      
      
      
      

    45

      
       Гайзенберга, который по ошибке или по антигитлеровским настроениям дал отрицательный отзыв. Общеизвестно, что даже в СССР Сталин, обладавший огромной властью, сделал ряд ошибок, тяжело отразившихся на стране. К этому прибавляется и то, что благодаря нарушению информации и низкопоклонству подчиненных, многие высшие руководители рано или поздно начинают переоценивать свои возможности и выносить решения вне своей компетенции. Особенно это легко происходит в нашу эпоху, с ее усложнившейся хозяйственной, политической, научной и технической жизнью.
       Наконец, централизация (с увеличением и прямой силы высших слоев, и воспитательной, через информацию населения) легко ведет к закреплению имеющихся форм и со своим громоздким аппаратом негибко реагирует на требования новых (внешних и внутренних) условий к перестройке общества.
       Итак: централизованные системы весьма сильны способностью мобилизовать все общество в нужном направлении, заинтересованностью руководства в политическом успехе и повышении производительных сил общества, устойчивостью обшей проводимой линии, элементами плановости, даже в древних, по существу не плановых, конечно, обществах.
       Слабость их в том, что информация правительства чаще всего очень неполна и тенденциозно искажается, подбор руководящих кадров очень несовершенен (идет не прямо по способностям), при узком круге руководства начинают играть роль случайные, всегда вредные моменты в крупных мероприятиях. Кроме того, легко происходит переоценка руководством своей компетентности, что усугубляет его ошибки. Централизованное общество, как правило, имеет тенденцию усиливать свою централизацию, то есть склонно к консерватизму, и часто давит на рядовых его членов более, чем это выгодно даже самому обществу и его руководству. Возможность злоупотребления личной властью, а в низших инстанциях - и коррупции. Это все, конечно, надо принимать с большой оговоркой: при прочих равных условиях, так как ясно, что многое зависит от уровня и содержания общества, Например, ясно, что централизованное социалистическое общество по условиям жизни рядовых его членов, находится в гораздо лучших условиях, чем децентрализованное прошлых веков. Однако в более или менее равных остальных условиях сказанное остается верным.
       -- не буду разбирать подробно достоинства и недостатки децентрализованных систем. Понятно, что они в основе - противоположные. Достоинства: широкая и полная информация, широкое выявление творческих способностей членов общества, большая
       (но не максимальная) возможность выдвижения способных руководителей, большая, но
      
      
      
      

    46

      
       не направленная продуктивность (например, средств потребления, когда государству, однако, важнее средства производства и т. д.), обычно большее благосостояние рядовых членов общества. НЕДОСТАТКИ: стихийный характер процессов в обществе, легкость выявления противоречий перед лицом внешних врагов (Франция перед гитлеровской Германией), неспособность к мобилизации сил, к направленной деятельности общества в целом, будь то борьба с внешним врагом или перестройка промышленности. Легкое возникновение коррупции даже лицами в высших руководящих центрах, так к они легко сменяемы и склонны "запастись" ресурсами, пока возможно. Очевидно, что в истории тот или другой тип общества преобладал в зависимости также от того, что было в данную эпоху важнее: качественный рост новых форм и методов хозяйственной деятельности (развитие торговых связей, поиски новых форм производства) или мобилизация хозяйственных и военных сил страны даже с перестройкой, но по известным уже путям: усиление одних отраслей за счет других и т. д. В первом случае выигрывали децентрализованные общественные образования (Афинская республика, Нидерланды, Британия), причем их недостатки легко перекрывались преимуществами, дававшими даже моральный подъем и ту сплоченность нации, которой им в других случаях не хватает (гезы и др.), во втором - централизованные (Спарта и Македония, Испания и гитлеровская Германия). Наконец, можно отметить и известную периодичность их смены: за децентрализованной общиной следовали общества патриархального типа, затем опять децентрализованные "военные демократии" с вождями, создававшими дружины и сначала даже сменяемыми, затем снова выдвижение в результате конкуренции одного из феодалов приводило к централизованной монархии. Выдвинувшееся им на смену капиталистическое общество с множеством отдельных предприятий, оформленное обычно в виде республики или полуреспубликанской формы, сменяется опять более или менее централизованным социализмом, в котором государство организационно совпадает
       -- единым производством, однако лишенным неработающих паразитических владельцев капитала. Таким образом, в недрах старой формации, где прежняя ведущая форма производства (например, военная, в случае абсолютной монархии) уже охватила единой организацией все государство, вырастают в виде многочисленных отдельных ростков новые формы производства (например, промышленные предприятия). Освободившись от устарелой оболочки старых политических форм, они развиваются, пока их не заменит опять единая организация, слившаяся с государством, построенная уже отчасти по их типу, но благодаря ликвидации непроизводящего класса владельцев, приобретающая новый характер (социализм). Такой путь и определяет отмеченную нами периодическую смену в преобладании централизованных и децентрализованных форм.
      
      
      

    47

      
       Некоторые общие тенденции истории
       Чтобы определить общее направление реки, мы не станем изучать ее на произвольном отрезке в 10 километров. Ведь может попасться такое место, где река случайно течет как раз в сторону противоположную всему ее общему течению. Нил в целом течет с юга на север, но есть участки, и не малые, где он поворачивает почти на юг. Чтобы определить его течение верно, можно взять 2-3 достаточно далекие друг от друга точки (например, около Хартума, Асуана и Александрии).Тогда местные извилины уже не помешают выяснить общее направление течения. Мы увидим, что все три точки лежат почти на прямой, идущей с юга на север.
       Точно также, выясняя направление развития человеческого общества, мы можем попытаться наметить достаточно удаленные точки и по ним решать, каково же направление течения истории.
       Как мы уже говорили, системы правления централизованные и децентрализованные чередуются на всем протяжении истории. Римская и Афинская республики существовали наряду с Персидской и Македонской монархиями, Швейцарская республика и вольный Новгород - наряду с Испанским королевством и Московским великим княжеством, республиканская Франция - наряду с гитлеровской Германией и т. д. Несомненны тенденции к увеличению размеров государств от малых государств Передней Азии, Древней Греции и Италии, даже от древнего Египта и Персии,
       -- таким гигантам, как Китай, СССР, Британское содружество наций или США. Однако эта тенденция, хотя и ясная, все же является строгой только для руководящих государств. И раньше создавались гигантские империи Александра Македонского, Рима, Чингиз-Хана, и теперь есть микроскопические страны типа Монако и др. Несомненна также все увеличивающаяся роль науки и техники в жизни общества.
       Во всем этом вряд ли можно сомневаться. Но как развиваются человеческие отношения внутри общества, как сменяются классы, их роль, пути их возникновения и обновления, степень эксплуатации, принципы управления, наконец, самый характер этих классов? Чтобы определить это, необходимо поступить так же, как при определении общего направления течения Нила: взять достаточно удаленные друг от друга моменты истории, при сравнении которых случайные, временные извилины исторического процесса не смогут помешать найти общие постоянные тенденции развития.
      
      
      
      

    48

      
       Обратим сначала внимание на то основное разделение труда в обществе, о котором говорит Ф. Энгельс ("Антидюринг", отд. II, гл. 4) - о разделении труда на управляющих и управляемых. Как изменяется их отношение к обществу? Мы видим следующее:
       Низший класс проходит стадии: рабство, крепостное состояние, наемный труд. Общая тенденция - постепенное возрастание свободы, сопровождающееся все большей заинтересованностью работника в работе. Иначе говоря, в начале (рабство) его интересы почти не совпадают с интересами общества (его производительность ничего не добавляет рабу, его поражение может помочь освобождению). В дальнейшем (крепостное состояние, наемный труд), работник уже больше заинтересован в успехе своей работы не только под влиянием принуждения, но и получая все большую часть своего продукта (прямо или зарплатой) и все более заинтересован в процветании общества, получая от него защиту и часть того благосостояния, которое оно обеспечивает всем своим членам, как общее достояние (технический прогресс, социальное законодательство и т. д.). Короче говоря: растет (с временными, но все меньшими падениями) совпадение интересов работника с интересами общества. Условием для этого является с одной стороны технический прогресс (благодаря которому работник может дать больше), формализация обучения от опыта к науке, а также личное освобождение работника и на этой основе изменение методов стимуляции: от прямого насилия к прогрессивной оплате труда.
       Руководящий класс изменяется как по своей основной функции, так и по принципу его формирования.
       Основная функция меняется отчасти в зависимости от условий, но с известным упрощением и оговорками можно привести такую схему, имеющую целый ряд исключений в разных странах:
       Патриархальная аристократия племен, совмещавшая разнообразные функции управления, включавшие и жреческие.
       Военные руководители - феодалы.
       Служебный военно-чиновничий класс (главным образом при абсолютных монархиях).
       Торговый класс.
       Промышленные хозяева - руководители предприятий.
       Финансовая аристократия.
       Административные и технические работники высшей квалификации.
      
      
      
      

    49

      
       Хотя все эти переходы руководящей роли к классу, несущему ту или иную функцию, нередко правильно объяснялись, однако, кажется, не было вполне ясно дано общего принципа, на котором эти переходы вообще основаны. Все перечисленные классы отражают различные, одинаково необходимые функции общественного производства: фиксацию традиции (почти единственного тогда источника знаний, используемых в технике и в руководстве обществом); военной защиты и обогащения общества завоеванием и грабежом; обмена различными продуктами производства; создания отдельных производств и руководства их работой; частичной (финансовой) координации работы этих различных производств и, наконец, непосредственного, административного (планового) управления отдельным сложным производством или целой системой производств. Все эти функции, как и некоторые другие (научное создание новых методов производства и т. д.), - в той или иной мере необходимы обществу всегда. Но, очевидно, что удельный вес их в разные эпохи неодинаков. Пока соседствуют племена с одинаковыми условиями жизни и производства, а средства связи с отдаленными (производящими другие предметы) племенами еще не развиты, не может быть и речи о большом развитии обмена: соседи вырабатывают одну и ту же утварь, получают от охоты одни и те же продукты, и обмен их мало может им дать. Пока племена малочисленны, редко сталкиваются, разделены большими пространствами, основная их функция не война, а борьба с тяжелыми природными условиями. Пока мало знаний, пока неясны даже элементарные законы природы, всякие отклонения от старой, выработанной тысячелетиями техники - охоты, производства орудий и т. д., могут быть чаще всего опасны, нарушая проверенные опытом приемы, и только случайно давая удачу. В этих условиях важнее всего сохранение традиции, а изобретательство не только не может быть ведущей функцией, но будет, как правило, преследоваться как вредное, нарушающее традицию. Короче говоря: ведущей является та функция, которая на данном этапе общественного прогресса может успешнее всего развиваться и дать обществу наибольший успех. А руководящим (а затем уже согласно Энгельсу и эксплуатирующим) классом становится тот, который несет эту функцию. Когда техника улучшилась, племена стали многолюднее и многочисленнее, стали меньше зависеть от природы, их распространение привело к учащению их столкновений. В этих условиях хорошая организация защиты давала больше пользы, чем раньше, а хорошо организованный грабеж соседей (если быть сильнее их) мог легко и с успехом заменить длительную и тяжелую работу по производству тех же орудий, одежды и т. д. Первенствующая роль перешла к военно-феодальному классу. Когда же средства связи развились настолько, что связали различные области с разным, взаимно дополняющим производством, то оказалось экономнее и
      
      
      

    50

      
       продуктивнее не рисковать жизнью и своим имуществом, отнимая или защищая обычные
       -- себя продукты производства, а поехав подальше, получить в обмен на свои продукты другие, чужеземные и более нужные: например, сменить мед и меха на оружие или редкую одежду. Развитие этой функции давало уже больше, чем военной, и те, кто несли эту функцию (купцы) были более продуктивны для общества, легче превращались в руководящий, а, затем, в господствующий класс. Так происходило, конечно, если прежняя организация общества не была настолько политически сильна и консервативна, что могла задавить новый класс уже в самом начале его попытки приобрести большее влияние и силу. Такие случаи были (см. ниже об Испании), и они объясняют остановку в развитии отдельных государств и даже культур. Так сменялись в жизни общества руководящие функции -сначала общего руководства на основе сохранения традиции, затем - военная (с усложнением ее далее военно-чиновничьей), торговая. Предпринимательская (учреждение производств) с дальнейшей финансовой координаций ее и, наконец, как мы видим в социалистических государствах, функция административного и технического руководства государством и производством со стороны квалифицированных в этом отношении
       (техническом или политико-административном) лиц. Теперь обещавшей наибольшую пользу обществу все больше становится функция научная (включая теоретическую и изобретательскую). Стоит вспомнить перевороты произведенные атомной энергией, кибернетикой, гибридной кукурузой (в сельском хозяйстве), химией больших молекул и т. д.
       Принцип вхождения в руководящий класс также изменяется с течением истории. Коротко говоря, в родовую и феодальную эпоху принадлежность к руководящему классу определялась формально происхождением - "родом", "кровью", то есть, так сказать, биологически (мы здесь говорим о принципе, понимая, конечно, что было много отклонений и исключений). В эпоху господства буржуазии принадлежность к классу руководящему определяют деньги. Но деньги передаются по наследству тоже, хотя и не как фамилия: они могут быть утрачены и приобретены. Иначе говоря, для сына многое зависит от того, кем был отец, но уже не все. Малоспособный сын капиталиста часто еще имеет больше шансов на руководство (производством, политической организацией, пример Н. Чемберлен), чем способный сын рабочего, но до известных пределов. Если разница способностей (может быть и не похвальных, например к обману, наравне с работоспособностью и т. д.) очень велика, то они могут сказаться, и сын капиталиста может обеднеть, а сын рабочего подняться. Господствует уже не род на всем его протяжении, включая самых социально непригодных, а его отрезок (пока не обеднеет кто-то из потомков), условно скажем, семья. В эпоху социализма положение в принципе
      
      
      

    51

      
       определяют только личные данные (способности, квалификация, опыт, заслуги, партийная оценка и т. д.). Мы можем это обобщить так: чисто биологический принцип эпохи феодализма уступает все более прямым методам подбора членов руководящего класса: сначала лишь с частичной ролью наследственной принадлежности (через деньги), а затем
       -- без нее, прямо по социальной значимости каждого отдельного человека (оставляем в стороне всегда имеющие значение личные связи, возможности воспитания и т. д. Говорим лишь о принципе). Очевидно, что эта замена очень ценна для общества: вместо случайного, часто неспособного представителя господствующего рода, руководство производством (и политикой) все чаще осуществляется способными людьми.
       Биологическая глыба рода все более дробится на более мелкие части, которые легко располагать в социальном здании, согласно их особенностям и ценности. Почему же так было не сразу? Очевидно потому, что специализация (в том числе жреческая, военная), раньше передавалась труднее, так как не было точных методов, руководств и т. д. Красильщик не мог красить, опираясь на дозы краски, взвешенные на точных весах, или на время, отсчитанное по секундомеру, или на ясное представление о ходе реакций (тем более что и письменные руководства к специальности, как правило, не существовали). Только долгий опыт, впитанный с детства, перешедший в плоть и кровь как своего рода интуиция, мог обеспечить ему совершенство. Поэтому красильщиком становится сын красильщика, а военным - сын рыцаря, с детства тренированный, воспитанный на рассказах о доблести и военных приемах. Кроме того, при слабом развитии общественных сил, ограждающих личность, тогда было небезопасно отрываться от своего рода, который служил основной защитой и помощью. Поэтому занятие, в том числе и управление, были неизбежно, обычно наследственным по самой сути. Но чем более устранялись эти условия, тем более возможно было перемещение между классами и отбор в управляющий класс по прямой социальной ценности. И там, где общество прогрессировало, там прогрессировала и эта тенденция.
       Итак, в развитии общества отмечаются определенные тенденции и закономерности, на основании которых мы можем предсказать, если не бесспорное и неизбежное будущее (которое будет отчасти зависеть от трудно учитываемых пока количественных соотношений некоторых условий и даже от случайных моментов), то во всяком случае некоторые реальные возможности. В том числе мы можем говорить о наиболее благоприятном (и несомненно реальном) нормальном пути развития. Этот путь продолжает основные тенденции того развития, которое постепенно, со срывами и временными неудачами (остановка и гибель целых культур), вело до сих пор человечество вперед, к большей власти над природой, большей силе общества по сравнению с другими
      
      
      

    52

      
       формами общества и к большему счастью, большей свободе и творческим возможностям отдельных людей.
       Некоторые из этих тенденций очевидны и общеизвестны: рост техники, производительности труда, знаний, рост размеров государств и т. д. Теперь остановимся еще на одном вопросе.
      
       Идеология и развитие общества
       Некоторые закономерности, общие и частные (но важные для дальнейшего), мы можем здесь кратко, не заботясь о порядке, сформулировать так:
       -- развитии общества, как саморегулирующейся системы, технико-экономический базис и политико-идеологическая надстройка взаимодействуют, влияя друг на друга,
       изменяя друг друга и отражаясь на развитии всего общества.
       При этом можно сказать, что технико-экономический базис, в основном, определяет движущие силы развития и круг тех возможных политико-идеологических форм, которые в данных условиях могут возникать, не определяя, однако, вполне однозначно, какая именно из этих форм будет реализована в действительности. Например, при однотипной технико-экономической базе могут существовать и капиталистическая демократическая, и фашистская политико-идеологическая форма. Какая из форм реально разовьется в данном случае, определяется предыдущими историческими обстоятельствами. Таким образом, что очень важно, имеется некоторая, хотя и ограниченная, независимость политико-идеологической формы от технико-экономических условий.
       -- свою очередь политико-идеологическая форма, в основном, направляет и оформляет в пределах имеющихся возможностей те силы развития, которые имеются в обществе, являясь как бы направляющим каналом и катализатором в развитии общества
       (упорядочивает их тем или иным путем).
       Очевидно, при таком положении, что даже небольшие изменения в любой из этих составляющих, могут через влияние на другую вызвать в дальнейшем все более нарастающее отклонение развития от первоначального направления. Наряду с изменениями в технико-экономическом базисе, такую роль могут сыграть и изменения в политико-идеологической форме. (Пример: см. выше роль "марки" по Энгельсу в том, что варварское крепостное общество могло прогрессивно развиваться, в то время как
      
      
      
      

    53

      
       совершенно сходное по большинству технико-экономических условий античное общество не смогло, так как в нем "марка" не была внесена из другой общественной формации).
       Развитие большинства общественных образований (государств и даже культур) останавливалось в результате чрезмерного закрепления политико-идеологических форм, препятствовавших дальнейшему изменению и технического фундамента. Остановка была более обычным явлением, чем преодоление барьера на пути к более высоким формам. Об этом говорит остановка или даже разрушение целого ряда культур, дошедших до уровня высокоразвитых рабовладельческих или полурабовладельческих централизованных обществ. Об этом же говорит и тот факт, что с необычайной скоростью развивались общества (в древности - Греция, в позднее время - Европа), состоявшие из большого количества независимых, хотя и небольших государств: правда, нарушение консервативной формы было для одного данного государства весьма маловероятно, но хотя бы для одного из многих такое изменение (в технике, экономике или общественном строе) происходило уже не так редко, а остальным государствам затем, уже в порядке соревнования, в борьбе за существование, приходилось или заимствовать такие, уже проверенные на чужой практике, новшества, или вырабатывать самим что-то другое, но тоже новое, уравновешивающее их силы по отношению к прогрессировавшему государству-сопернику (или, наконец, терпеть поражение в борьбе с прогрессирующим государством). Примеров таких известно сколько угодно.
       -- соревновании различных общественных течений, классов, тенденций и ранее играла огромную роль скорость оформления новой идеологии. Господствующая идеология всегда имела больше политических средств, чтобы защитить себя и подавить еще только поднимающую голову новую идеологию, поэтому преимущества новой не всегда могли дать ей победу. Так, в таком богатом и развитом государстве, каким была в свое время Испания, буржуазия не смогла пробить себе дорогу, так как сплоченность и политико-идеологическая организованность господствовавших классов феодального общества (выработавшаяся в жестоких войнах с маврами) опередила буржуазию и подавила в зачатке ее стремление к власти. Наоборот, открытие заново античной культуры
       (в Италии и других государствах), частично родственной торговому капитализму выходившей из феодальной эпохи Европы, помогло быстрее сформулировать новую идеологию, что, по словам некоторых авторов, ускорило победу новых общественных форм, может быть даже века на два. А мы можем допустить, что без такого ускорения победа новых форм вообще могла бы оказаться под угрозой: за долгие сроки дополнительной задержки (1-2 века) господствующие группы смогли бы полностью
      
      
      
      

    54

      
       осознать опасность для себя и выработать против нее достаточно эффективные меры защиты (как это, видимо, случилось в Испании и в других случаях).
       Такова роль идеологии: если она соответствует условиям развития, то она, как кристалл в переохлажденной жидкости, может дать толчок к переходу из прежнего (в физике - жидкого) состояния в новое (в физике - кристаллическое), Если этого своевременно не произойдет, то другие процессы могут обогнать кристаллизацию новых общественных форм и изменить весь ход развития общества.
       Одной из причин все более трудного перехода от одной (низшей) общественной формации к впервые возникающей новой является все более трудное возникновение новой идеологии, объединяющей и упорядочивающей силы, борющиеся за новые формы общества против уже господствующих политико-идеологических форм и классов. Особенно трудны такие переходы от упрочившихся централизованных форм (см. выше) к впервые возникающим децентрализованным формам нового этапа. Причины: новая возникающая идеология должна, во-первых, достаточно полно сформулировать будущие производственные отношения и идеалы будущего общества, во-вторых - сформулировать их так, чтобы они были понятны и желательны большинству отдельных членов общества и целых общественных групп. Наконец, эта идеология должна быть оформлена своевременно - когда уже возникли необходимые предпосылки нового строя и еще не развились достаточно условия и силы, противодействующие и самой идеологии, и строю, который она, так сказать, предварительно представляет. Однако с каждым шагом общественного развития удовлетворять этим условиям становится все труднее. Строение общества все сложнее, и поэтому все труднее не только рядовому человеку, но даже политику или социологу охватить жизнь общества в целом, учесть все существенные стороны ее и главные тенденции развития. Особенно трудно это еще потому, что дифференциация общества такова, что нарушает понимание (взаимное) даже у представителей близких классов и общественных групп.
       Сейчас нередко, что у врача, инженера, художника в определенных разрезах больше различий по интересам, знаниям и устремлениям, чем было в средние века у жившего в своем поместье дворянина и его крестьянина. Тем более велики теперь различия у интеллигента вообще, крестьянина или администратора выше среднего масштаба. При этих условиях легко возникают не идеалы, достаточно полно отражающие интересы всего общества, а идеалы, совершенно искренне ставящие на место интересов общества свои групповые, классовые интересы и отождествляющие их с общими интересами. Более того, даже тогда, когда в какой-то мере формулируются идеалы,
      
      
      
      

    55

      
       отчасти отражающие общие интересы целого общества, все же очень трудно ожидать, что они будут сформулированы на языке и в понятиях, одинаково доступных всем общественным группам и одинаково понимаемых всеми этими общественными группами. Все это крайне затрудняет и возникновение, и распространение, и понимание новой идеологии, направляющей силы общества по пути к созданию новых форм общественной жизни. В то же время темпы развития общества все ускоряются. Поэтому сроки, в которые новая идеология должна быть сформулирована, сокращаются, и шансы на то, что это будет сделано своевременно, уменьшаются. Возможно, именно этим надо объяснить тот факт, что ни одна из предыдущих культур (кроме европейской), даже подходя вплотную к этому этапу, не смогла прочно переступить рубеж, отделявший высокоразвитые централизованные общества с рабским или крепостным трудом от современного общества с преобладанием наемного труда и машинной техники. Только сочетание особых условий, в частности упоминавшаяся уже "помощь" античности (погибшей, но на поверхности "тупикового" рабского общества создавшей идеологию, частично сходную с будущей), а также многочисленность государств, входивших в круг европейской культуры, позволили ей успешно вступить в новую эпоху. Однако не надо думать, что такие сочетания легко возникают и что они неизбежно и дальше обеспечат прогресс.
      
      -- настоящее время эти неблагоприятные условия для создания идеологической системы, способствующей кристаллизации новой общественной формации, усугубляются и дальнейшим нарастанием темпов развития, и тем, что достаточно развитых в технико-экономическом отношении (для реализации новых общественных форм) государств, независимых от других, очень немного. И, наконец, тем,
       что огромное развитие техники дает огромные же преимущества владеющим ею представителям настоящего над не имеющими такого влияния в обществе представите-лями будущего. Дальнейшее развитие техники должно еще только углубить эти трудности (применение новых форм оружия - кибернетических машин для предсказания наиболее выгодного поведения правящего меньшинства, подавляющего остальное население; разработка методов улавливания мыслей и пр.). Наконец, в жестоком противоречии сложившихся блоков, вообще возможно разрушение человеческой культуры, а, может быть, и жизни всего человечества. Это делает задачу формулирования новых форм самой неотложной задачей для всего человечества.
      
      
      
      
      
      

    56

      
       Теперь или никогда!
       -- тоже время имеются и некоторые благоприятные моменты, способствующие выполнению этой задачи: развитие науки, в частности кибернетики и дающих образцы точного научного анализа так называемых естественных наук, наконец - широкая информация всего человечества о значительной части событий и условий на большей части земного шара.
       Роль осознанных, реальных для осуществления и близких сердцу большинства людей (идейное по выгоде) идеалов ярко иллюстрируется национально-протестантской революцией в Нидерландах. Ей удалось преодолеть не только военную мощь Испанской империи, но, объединившуюся с нею силу религиозной системы, включавшей и средства исповеди, и пытки инквизиции. Это кажется почти невероятным, но новая идея все же победила в войне. Чем это объясняется? Очевидно только одним: созданным единством подавляющего большинства населения. Л. Н. Толстой в "Войне и мире" подчеркивал, что исторические события создаются не героическими усилиями отдельных выдающихся лиц,
       -- сложением огромного количества, может быть, в основном, и незначительных, но одинаково направленных действий подавляющего большинства населения. Герой,
       захваченный идеей, пойдет на риск, средний человек немного поможет, трус в меру своих сил, хотя бы не повредит. И, в результате, мощный поток общественных усилий может снести даже такие преграды, как объединенные силы Испании и католицизма. Как трудно бороться с массовой заинтересованностью (в данном случае материальной), показывает то, что в таких противоположных по идеологии, но могучих своей организацией государствах, как социалистическая Россия и фашистская Германия, правительство легко смогло ликвидировать сопротивление других партий и создать исключительную по силе промышленность и военную мощь, но не смогло справиться с таким массовым злом, как взяточничество, хотя, конечно, оно крайне невыгодно и нежелательно для правительства, ослабляя эффект его мероприятий во всех областях, от экономических до идеологических
       -- оборонных. Однако оно выгодно большим слоям населения, и оно устояло там, где не устояли хорошо организованные сильные партии. Как ни различны благородное движение г?зов в Нидерландах и низменное взяточничество в современных централизованных государствах, однако оба эти явления говорят об одном: о силе массовых действий,
       основанных на всеобщей заинтересованности.
       Изучение условий развития новых учений, сыгравших ведущую роль в возникновении новых общественных форм, показывает, что, как правило, они возникали в странах с наиболее развитым предыдущим строем, где яснее всего были предпосылки
      
      
      
      

    57

      
       (технико-экономические и идеологические) нового: протестантизм альбигойцев в Южной Франции, социалистические учения - в развитых капиталистических странах (Англия, Франция, Германия), однако прилагались они, в первую очередь, в других странах, где, правда, были некоторые минимальные материальные предпосылки для нового, но предыдущий строй был еще слаб, не достаточно удовлетворял массы и недостаточно сумел еще полностью овладеть властью (протестантизм в странах Северной Европы, социализм - в России, заменившие слабо укрепившиеся там католицизм и, соответственно, в России - капитализм). В отношении России так справедливо объяснял социалистическую революцию Ленин. Поэтому в настоящее время можно ожидать благоприятных условий для создания представлений, отражающих будущий этап развития общества в странах с наиболее новой общественной структурой - в СССР или других странах социалистического типа. Напротив, если развитие новых форм общества пойдет по наиболее вероятным путям (без явного вмешательства планового перехода на принципиально новые основы), то более или менее стихийная реализация нового строя легче может произойти в одной из стран не социалистического типа или не вполне социалистического типа (США, Индия, западноевропейские страны, Япония) при условии, что в такой стране будут обеспечены минимальные технико-экономические предпосылки, необходимые для нового строя.
       Следует отметить еще один важный момент: первое возникновение нового строя до сих пор, как правило, не происходило там, где произошло первое же возникновение предыдущего строя, это естественно связано со сказанным выше. Ведь обычно там, где впервые уже возникла новая общественная форма, она достигает и наиболее полного развития, то есть в таком государстве она наиболее устойчива и сложнее всего ее разрушить тенденциями, ведущими к возникновению еще более новой формы.
       -- то же время новые формы легче возникают там, где старая государственная система, отличаясь от новой по содержанию, по своей общей структуре
       (централизованной или децентрализованной и т. д.) имеет с нею нечто общее. С этой точки зрения понятно, что первым крупным демократическим государством в Европе оказалась (хотя и под покровом формальной монархии) Англия, в которой в какой-то мере сохранялись традиции баронской демократии с ее хартией вольностей. С другой стороны, также естественно, что централизованная система социализма впервые развилась в России
       - стране с совершенно иным, отсталым, строем, но тоже централизованного типа.
       Противоположный, но тоже централизованный фашистский строй возник в королевско-
      
      
      
      
      

    58

      
       католической Италии и в Германии, сохранявшей тенденции старой Германской империи.
       Ясно, что это также препятствует первичному возникновению новой формации.
       Ценные указания на некоторые черты будущих социальных сдвигов может иногда дать изучение предыдущих революций. Дж. Нидхэм в предисловии к одной книжке об Английской революции правильно пишет, что революции вообще обычно протекают по принципу: "два шага вперед, шаг назад". Объяснение этому надо искать, по-видимому, в том, что в каждой революции участвуют как силы, которые наиболее развиты и будут реальными организаторами ближайшего нового строя, так и течения, менее определившиеся, менее подготовленные к захвату власти, в том числе такие, которые должны выступить, как основной двигатель только на следующем этапе в более отдаленной революции, организуя общественный строй еще более отдаленной эпохи. До революции (и первые шаги после революции) они идут как союзники, борясь против господствовавшего до сих пор прежнего строя, как против общего врага, и часто даже не понимая до определенного момента, что их цели и интересы, в конечном счете, далеко не совпадают. Так, победа централизованной монархии, боровшейся против крупных феодалов, была обязана в большинстве случаев поддержке со стороны среднего дворянства и торговой буржуазии. Однако потом, когда победа была достигнута, основной опорой этого строя и поэтому определяющей силой стало дворянство, а буржуазия оказалась отодвинутой на второй план. Прошло еще много времени, пока она дождалась часа осуществления своих идеалов. Точно также и в социалистической революции в России бок о бок шли представители идеологии собственно социалистической (в том смысле как это разумеется под данным термином в СССР) и более отдаленной эпохи - коммунистической (термины в СССР), или, как ее можно назвать - научно-гуманистической. Эти разные течения и их различия отчетливо видны, например, в утопической социалистической литературе, В то время как одни произведения подчеркивают больше разумную, но сравнительно жесткую плановость и иерархичность, свойственную социалистическим формациям (Томас Мор, Беллами и др.), другие романы и повести в большей степени выдвигают на первый план научные методы управления, делающие ненужным какое-либо принуждение и неравенство (Ефремов "Туманность Андромеды", Богданов "Красная Звезда", отчасти Г. Уэллс "Люди-боги" и др.), то есть научно-гуманистические элементы.
       В первый период после Октябрьской революции, наряду с социалистическими, определенную роль играли и гуманистические особенности нового строя: большая свобода высказываний и обсуждений, в частности обсуждение работы учреждений
      
      
      
      

    59

      
       сотрудниками, не связанными тогда страхом увольнений, характеристик и т. д.; огромная роль органов народного (РКИ) и партийного (ЦКК) контроля; большая независимость от правительства и широкие полномочия научно-планирующего органа (Госплан), наконец, общий стиль, с одной стороны, интернациональный, а с другой, к тому же исключавший то, что потом было названо "культом личности".
       И. В. Сталиным на первом же съезде партии после смерти Ленина были лишены значения органы контроля. В 1930-31 годы Госплан был превращен в подсобный орган, все более вводился стиль полного, почти военного, единоначалия с полной зависимостью подчиненных от главы предприятия, учреждения, партийной организации и т. д. Страшно возросла иерархичность, так, что расстояние между низшими и высшими служащими увеличилось и возможности перемещения по служебной лестнице затруднились, благодаря введению системы званий, степеней, категорий работников во всех областях общественной, военной, научной и служебной жизни. Это колоссальное усиление имевшихся с самого начала особенностей централизованной социалистической системы лишь в некоторой степени было ослаблено после 1958 года. Полного возврата к стилю первых годов революции не могло, конечно, быть и вследствие новой обстановки, и вследствие прочно сложившейся традиции. Но изучение этого первоначального стиля чрезвычайно важно, оно открывает нам некоторые имевшиеся тогда тенденции, часть из которых после критического анализа следует признать научно-гуманистическими.
       Для наших целей существенно отметить еще одну тенденцию. Те вопросы, которые раньше считались относившимися к компетенции политических правителей, все больше переходят к компетенции специалистов - ученых, техников, врачей и т. д. Действительно, дело Галилея, по существу, было политическим. Еще не в такую отдаленную эпоху в английском парламенте были партии "за" и "против" оспопрививания. Там же в свое время обсуждался вопрос, могут ли плавать железные суда. Теперь все эти вопросы даже не рассматривались бы политическими инстанциями (к которым фактически, конечно, относилась и инквизиция). Верность взглядов (на вращение Земли, на вакцину и т. д.) определяется теперь не директивой инквизиции и не голосованием в парламенте, а опытом, логикой, исследованием специалистов. Политические инстанции теперь только решали бы, рентабельно ли отпускать средства на то или иное мероприятие (прививка оспы, постройка кораблей). Но и тут их мнение, конечно, поверхностное, решение "на глазок", отчего и идет так много споров в парламенте: суждения так неточны, а потому субъективны и разноречивы. Теперь отчасти и эта функция отходит к специальным учреждениям, рассматривающим экономические проблемы с помощью более точных
      
      
      
      

    60

      
       методов расчета, включая кибернетические методы. Роль чисто политических инстанций все сужается, сводясь к той области, где наука еще не имеет точных методов и поэтому имеется простор для интуитивных общих суждений. И это, конечно, очень хорошо. К чему ведут такие субъективные суждения политических деятелей видно не только из изучения религиозных войн. Мы имеем совсем недавний пример, где, воспользовавшись сравнительно малой разработанностью и неточностью учения о расах, национал-социалисты сделали его своим политическим орудием, оправдывая субъективным "расовым самосознанием" свои личные права на господство и истребление других народов. При более точной разработке этой проблемы такое использование учения о расах было бы гораздо более затруднено, если не невозможно.
       Еще Ленин в книге "Материализм и эмпириокритицизм" говорил, что если бы вопрос о существовании ведьм решался в царской России голосованием (метод политический и даже демократический), то решение было бы в пользу существования ведьм. Поэтому тенденция в пользу решения политических вопросов без политических методов (там, конечно, где это уже возможно) является прогрессивной. Конечно, речь идет о средствах политики, о лучших методах достижения цели, которая уже определяется другим. Цель эта всегда эмоциональная - желание блага отдельным людям и всему человечеству - определяется общей установкой человека. Впрочем, можно показать, что и она поддается научному "доказательству", как самая разумная, даже и с широких эгоистических позиций. Но наша задача сейчас иная.
       Мы видим в итоге сказанного выше, что идеология может играть большую, даже решающую роль в создании условий перехода на новый этап развития общества (равно, как и в торможении этого развития). Сейчас ее роль особенно велика, так как технико-экономический базис развивается все быстрее, а идеология, вследствие возрастающей сложности условий, медленнее и, поэтому является тем "узким местом", от расширения которого (то есть от создания ее новой формы) успех зависит больше всего. При этом:
       Зачатки этой идеологии уже есть, но, пока они не достигли определенной величины
       -- организованности, они неустойчивы, вновь распадаются и не могут выступить как нечто объединяющее силы развития, помочь их кристаллизации.
       Можно думать, что, достигнув этой критической величины, удовлетворяя требованиям развития общества и интересам большинства активных груш человечества, такое идеологическое образование может сыграть роль кристалла, брошенного в переохлажденную но не перешедшую в твердое состояние жидкость. Жидкость в таких случаях моментально кристаллизуется. Сходное общество может быстро проявить уже
      
      
      

    61

      
       накопленные, но неорганизованные до сих пор предпосылки и силы для развития и перехода на новую, лучшую стадию.
       -- и надеюсь, что настоящий труд сможет дать основу для такого идеологического кристалла и вызвать кристаллизацию или в худшем случае, хотя бы помочь другим завершить создание подобного "кристалла".
       При этом важна не столько критика бывшего и настоящего строя, она уже была и достаточно острая с разных сторон, а положительная, по возможности ясная, программа. Критику мы здесь свели к тому минимуму, который необходим для наилучшего возможного для нас развития положительной программы.
       От чего желательно уйти, в той или иной мере знают все. Важнее указать путь, куда надо идти. При этом надо проявить минимум сектантства и нетерпимости, чтобы никто, из имеющих общие интересы, стремящихся к лучшему будущему, не был оттолкнут случайным, частным расхождением или взаимным непониманием. Не случайно
       -- в прошлом побеждали и широко распространились (в религиозной оболочке того времени) те идеологии, которые, как христианство и буддизм, откидывали национальные
       -- кастовые перегородки, объединяя всех своих сторонников только в главном,
       важнейшем, что составляло суть этих идеологий. (И, наоборот, не распространялись такие религии, которые включали нетерпимость в деталях или происхождении верующих).
      
       Современное капиталистическое и социалистическое общество
       -- не буду здесь рассматривать этот вопрос подробно. Очень кратко коснусь только тех достоинств или недостатков, которые или, по-видимому, были мало освещены, или особенно важны для нашей задачи.
       Западное демократическое общество - несомненно, уже высокоразвитое, совершенное общество. Однако его многие недостатки очевидны и уже подвергались критике. Я не буду говорить то, что общеизвестно: о богатстве и бедности, недостатке социального обеспечения, безработице и кризисах, гангстеризме и пр.
       Достоинствами его считаются демократические свободы (слова, печати, совести, собраний и т. д.), многопартийная система, реальная большая власть парламента (или
       аналогичных выборных органов), свобода конкуренции, приводящая к совершенствованию отдельных, уцелевших в борьбе, производств и т. д.
      
      
      
      
      

    62

      
       Бесспорно, свобода слова и печати, хотя и стоит в известном противоречии с сохранением авторитета руководства и с требованиями, например секретности его мероприятий, все же является большим преимуществом даже для самого руководства государством, так как обеспечивает ему ценнейшую информацию (см. выше в разделе о централизованных и децентрализованных формах). Секретность в современных условиях вообще теряет большое значение (см. высказывания Н. С. Хрущева о том, что секретность теперь весьма кратковременна, Н. Винера "Кибернетика и общество" о вреде даже для военных целей чрезмерной секретности и т. д.).
       Однако свобода конкуренции уже имеет много разных сторон. Бесспорно, отдельные производства в среднем на Западе работают слаженно. В СССР многие подчеркивают, что часто чиновничье руководство приводит к искаженной отчетности предприятий, к малой слаженности их частей и к медленной перестройке, находящейся в контрасте с тем, что эти лица видели в западных странах. В этом много верного, однако, было бы ошибкой делать из этого решительные выводы в пользу западной системы производства. Здесь, естественно, как в математике, поставить вопрос от обратного: а как же получается, что, тем не менее, производство в СССР и количественно, и качественно растет гигантскими шагами, становясь вполне сравнимым с производством передовых западных стран? Объяснить одним нажимом на работников этого нельзя. За известными пределами он дает не увеличение, а даже уменьшение результатов. Дело объясняется просто тем, что выигрыш от конкуренции на низшем уровне (слаженность на заводе, нередко хорошие условия для работников, по крайней мере в наиболее богатых странах) компенсируется на Западе нерациональной растратой сил на высшем уровне: на конкуренцию, включая борьбу за условия сбыта и рекламу, разорение целых предприятий
       -- т. д. Однако отдельным лицам, непосредственно, эта растрата сил, происходящая не рядом, а где-то в другой более высокой сфере, мало видна. Зато те изъяны, которые рядом
       - на конкретном производстве у конкретных людей, видны вполне ясно.
       Другой отрицательной стороной свободной конкуренции является, например, несовпадение непосредственно наивыгоднейшей линии развития промышленности с отдельными интересами государства. Действительно, часто выгоднее помещать капиталы
       -- легкую промышленность, в то время как для государства ценнее тяжелая. С другой стороны, выгодно помещать капиталы в военную промышленность при условии военной ориентировки государства. А это, при большом влиянии промышленников-
       производителей оружия, может привести к их давлению на руководство в сторону дальнейшего усиления военной ориентировки, что уже невыгодно государству
      
      
      
      

    63

      
       политически. Иначе говоря, свободная конкуренция, приводя к улучшению отдельных производств, ведет к ряду невыгодных последствий в целом, так как узкие экономические интересы отдельных производств и капиталистов часто противоречат общим целям общества.
       Многопартийная система, на первый взгляд, лучше всего обеспечивает демократическое управление. Однако на деле это не так. Действительно, современные партии сложились в ряде стран (Англия, США) в прочные образования с большим, постоянным партийным аппаратом, способным оказывать давление на избирателей организованной пропагандой (иногда и менее законными методами). Поэтому:
       Возникновение новых партий крайне затруднено такой конкуренцией старых и сильных. Избирателю представляется выбирать между двумя программами. Возможно, что большинству избирателей подходит в одной программе 40%, а в другой - 45% пунктов. Они будут голосовать чаще за вторую, выбор есть, но он крайне неполный. Наличие такого выбора далеко не значит, что система достаточно отражает интересы избирателей.
       Не лучше и другая сторона, ярко проявившаяся в довоенной Франции в избирательной борьбе, интересы партии становятся самодавлеющими, они ставятся выше интересов государства. У Ж. Табуя описывается много таких случаев. Особенно демонстративен случай с убийством Барту и югославского короля Александра. О предстоящем покушении, инспирированном гитлеровцами, было известно и было дано распоряжение обеспечить особую охрану обоих политических деятелей. Однако мэр Марселя не обеспечил ее, так как считал это невыгодным в предвыборном периоде. Покушение удалось. Аналогичных явлений любого масштаба много. Мы можем еще указать, что линия Мажино не была доведена до Северного моря, по-видимому, по этой же причине: для ее строительства нужны были налоги, а ни одна партия не решалась их проводить достаточно целеустремленно, чтобы не потерять избирателей. Более частные партийные пункты программы были им важнее. Результат - незащищенность всего государства перед сильнейшим врагом.
       Наконец, периодическая, иногда частая смена правящей партии приводит к постоянной ломке внешней и внутренней политики, что болезненно отзывается и на той, и на другой.
       Если в первом случае многопартийная система все же выше однопартийной, где избиратель вообще не имеет выбора, то во втором и третьем пунктах многопартийная система уступает однопартийной, что резко сказалось в предвоенной и военной истории
      
      
      

    64

      
       Франции, Англии и Германии, не говоря уже об СССР. Естественно, что в некоторых странах исподволь развивались политические учреждения, частично уравновешивающие эти недостатки. Так, в Англии (Мюр "Как управляется Британия" М., 1936) развился институт постоянных заместителей министра - несменяемых длительно чиновников при самых различных партийных правительствах, часто проводящих более или менее постоянную политику, что им удается сравнительно легко, они действуют на временных министров благодаря стажу и, следовательно, большей компетентности, чем у их временных начальников - министров. Однако положительные стороны этого института уже обязаны именно фактическому ограничению многопартийной системы. Это - шаг в сторону такой же централизации, как в СССР.
       Наиболее бесспорным преимуществом западных демократий (кроме свобод слова и пр.) кажется реальная власть парламента. Однако мы уже видели ее слабые стороны, рассматривая многопартийную систему. Эти слабые стороны являются лишь выражением более общих особенностей выборной системы:
       -- больших государствах вообще трудно хорошо знать кандидатов на выборах, так как не может кандидат близко познакомиться с тысячами своих избирателей. А без близкого знакомства - широкий простор для ошибок и обмана. Особенно это трудно при выборах по территориальному признаку: в городах люди часто не знают даже своих соседей.
       -- вопросах отстаивания своих ближайших интересов взрослый избиратель,
       конечно, не ошибется, защищая свою непосредственную свободу, право на заработок и т. д. Однако уже в вопросе с линией Мажино мы видели, что избиратель и его представители далеко не всегда могут разобраться в современной сложной обстановке. Голосование не всегда лучший критерий истины, хотя и лучше самовластья аристократии. Сократ был прав, говоря, что рулевого корабля, от которого зависит наша жизнь, мы выбираем не голосованием. За это он был зачислен во враги демократии. Однако доля правды была в его словах. Не менее прав был и В. И. Ленин, указывавший на то, что голосование могло бы подтвердить существование ведьм. Это указывает на то, что и демократическая избирательная система имеет большие недостатки, хотя она и лучшетех, что предшествовали ей.
       Другие недостатки западных демократий мы видели, рассматривая выше децентрализованные системы. Все их в целом можно охарактеризовать как результат противопоставления интересов частей (партий, производств, отдельных лиц) интересам общества; большей растраты сил благодаря борьбе этих частей (партий, предприятий и
      
      
      

    65

      
       т. д.); невозможности в этих условиях создания избирательной системы, соответствующей требованиям избирателей; малой компетентности избирателей и иx представителей в современной политической и хозяйственной жизни, о которых они должны судить и, наконец, малой мобилизационной силы как в планировании хозяйства, так и в сопротивлении внешним врагам.
       Социалистическая система благодаря устранению частной собственности на средства производства не страдает от последствий конкуренции предприятий, но и не имеет ее преимуществ. Она не страдает от многопартийности, но однопартийная система дает еще меньший простор не только высказываться избирателям, но и выдвигаться способным лицам. Партия поставляет руководителей государственного масштаба. Но выдвижение в партийной системе требует иных достоинств, чем нужны для широкой хозяйственной или политической деятельности. Это видно даже в двухпартийной английской системе, где легко выдвинувшийся в партии консерваторов (отчасти, правда и благодаря финансовой мощи) Невил Чемберлен оказался очень слабым руководителем государства. Аналогичные примеры еще легче указать в СССР (Молотов, Кириченко, отчасти предвоенный генералитет и пр.). Закрепление руководящего слоя, увеличение иерархии (отмеченное выше для централизованных систем вообще) еще усиливается однопартийной системой. Это отчетливо видно и в сложной системе степеней и званий, и
       -- том разрыве заработной платы, который мы видим между крайними звеньями иерархии:
       -- 50-х годах уборщица получала около 250 рублей, а ряд министров - до 30 000 рублей
       (прежняя денежная система, теперь соответствующая формально 25 и 3000 рублей). В последнее время минимальная зарплата повышена до 60 рублей (то есть 600 в прежних единицах). И это, не считая огромных, трудно учитываемых преимуществ в снабжении, транспорте, условиях жилья, отдыха, передвижения и пр. Это особенно яркое свидетельство, поскольку Энгельс напротив ("Антидюринг", отдел II, гл. VI) пишет, что в социалистическом обществе "Сам работник не может претендовать на добавочную оплату" (за сложный труд), так как не ему, а обществу принадлежит плата за обучение.
       Общим с капиталистическими демократиями в СССР является относительно малая компетентность руководителей в ряде решаемых ими вопросов, хотя бесспорно, что в настоящее время лица, играющие руководящую в СССР роль, являются лучшими из реально возможных кандидатов на это место. Подводя итоги, мы можем сказать, что социалистический строй обладает по сравнению с капиталистическими демократиями всеми достоинствами и недостатками централизованных систем (включая падение информации у правительства) с тем, однако, огромным дополнением, что произошло
      
      
      
      

    66

      
       устранение частной собственности на средства производства. Это дало возможность ввести ряд преобразований, в значительной степени компенсирующих недостатки и лучше использующих достоинства, типичные для централизованных систем. Оказалось возможным реальное и широкое планирование производства, культурной жизни, и, наконец, всеобщего обучения, которое, в значительной степени исправляет общий недостаток централизованных систем - трудность перемещения из низших слоев в высшие. Но и в СССР, вследствие иерархичности (переросшей свой наиболее благоприятный уровень) эти достоинства начинают снижаться.
      
       Заинтересованность и компетентность
       Рассматривая теперь обе противостоящие друг другу системы: старую - капиталистическую и новую - социалистическую, мы видели, что по большинству достоинств и недостатков они противоположны. Возникает вопрос, возможно ли и в какой мере объединить достоинства обеих систем, сведя к минимуму их недостатки?
       Прежде, чем постараться показать, как это возможно, надо остановиться еще на двух вопросах. Рассматривая и капиталистическое, и социалистическое общество, мы обнаружили, что, несмотря на различие систем, и там, и тут можно отметить. 1. Несовпадение интересов отдельных общественных групп с интересами общества в целом
       -- 2. Принципы подбора руководителей, не обеспечивающие их полную компетентность в вопросах, которыми они вынуждены заниматься.
       Действительно, борьба партий, производственных предприятий в западных странах основана на том же, на чем основаны систематическое искажение информации, идущей к правительству, и расхождение руководящих и руководимых групп в СССР. В обоих случаях заинтересованность отдельных лиц и групп часто систематически противоречит интересам общества, как целого, и в той или иной мере нарушает его нормальную деятельность и развитие. Этот факт играет роль, как ни странно, в законодательной деятельности и даже в попытках стимуляции работников техники, науки и искусств. В
       СССР одно время был введен налог на коров. Результат - коров стало меньше, пришлось закон отменить. Пока существовал закон о запрещении абортов, за произведенный аборт одинаково отвечал и врач (игравший роль корыстного нарушителя), и женщина, нередко вынужденная из-за тяжелых условий жизни идти на преступление. Результат - женщины никогда не сообщали о преступных врачах, практика продолжалась. До сих пор взяткодатель отвечает наравне со взяточником-вымогателем. Результат - взятки не искоренены. Лицо, совершившее преступление отвечает строже, если у него есть
      
      
      

    67

      
       сообщники. Результат - сообщников, как правило, никогда не выдают. И т. д. и т. п. Несомненно, что и в юридической практике, и во всей общественной жизни учение о заинтересованности могло бы внести огромные улучшения.
       Не менее важен вопрос о компетентности. Мы уже отмечали историческую тенденцию - все более передавать решения, ранее выносившиеся политическими инстанциями, на суд специальных учреждений. Однако эта тенденция до сих пор далеко отстает от возможностей жизни и требований общества. Было бы ошибкой, конечно, при этом становиться на точку зрения технократов. Технократия означает, по существу, власть производственных специалистов в области общественной жизни. Это - не более логично, чем организовать конструкторское бюро из депутатов парламента или социологов. Это - тенденция, может быть и имеющая в себе здоровое зерно, но все же искаженная групповыми узкими интересами одной, хотя и сильной общественной группы.
       Несомненно, что учет заинтересованности всех членов общества в успехе его частных задач и в его успехе в целом так же, как и максимальное использование науки, являются в значительной мере теми ключами, которые открывают многие двери на пути к научно-гуманистическому обществу будущего. Мы уже видели, что обе эти тенденции (увеличение заинтересованности работников в работе, увеличение роли научных методов
       -- решении вопросов, бывших ранее политическими) являются общими и неуклонными тенденциями истории, так же, как тенденция к дроблению биологических образований
       (род - семья - человек), из которых подбираются руководители, а также и все другие группы общества. Наконец, руководящей функцией в общественной жизни и производстве, на место торговли, предпринимательства и административной деятельности все больше становится наука. О ее реальной роли в производстве и жизни общества уже принято говорить воткрытую.
       Все сказанное выше дает нам уже известные предпосылки для выяснения некоторых основных контуров общества будущего, соединяющего лучшие черты систем, противостоящих друг другу в настоящее время. Остановимся, однако, еще на одном вопросе, важном для нас далее.
       Выделение той или иной руководящей функции на данной стадии развития общества приводило к тому, что группы и классы, выполняющие эту функцию, брали на себя управление обществом и затем, пользуясь этим положением, закрепляли его, увеличивали свои преимущества и использовали их уже в своих узких интересах для эксплуатации остальных классов.
      
      
      
      

    68

      
       Возможно ли избежать этой роковой дороги, постоянно проходившейся на всех стадиях общества? Не будет ли общество будущего с большой ролью науки в нем таким же классовым обществом, как предыдущие? Есть ли пути избежать этого? Такие пути, несомненно, есть; они диктуются всей предыдущей историей, в интересах общества и всех без исключения его классов, чтобы его развитие пошло именно по этим путям. Эти пути подсказываются нам уже отмеченной нами закономерностью - все большего дробления тех единиц (род - семья - индивидуум), из которых создаются общественные образования.
       Использование положения руководящим классом было возможно потому, что руководство обществом естественно и тогда неразрывно объединялось с властью. Между тем, это не одно и то же и вполне отделимо одно от другого. Специалист, дающий указание, так строить корабли или прививать вакцину, руководит, но далеко не всегда имеет власть заставить выполнить его деловые рекомендации, а тем более его посторонние, личные требования. Его слушают, так как считают рациональным выполнять советы компетентного человека. Юрист, участвующий в комиссии по разработке законов, работник Госплана СССР, планирующий крупные хозяйственные мероприятия, руководят, их деятельность отзывается на всем обществе и на отдельных людях, но власти, возможности использовать свое положение в целях эксплуатации они почти не имеют. И на эти роли они попадают не путем насилия и не путем выборов, а по призванию, развиваются и занимают положение в зависимости от успеха работы и оценки его другими работниками. На этом примере мы видим, что руководство не всегда связано
       -- властью, что они отделимы друг от друга, и, значит, не всегда оно должно приводить к эксплуататорской роли руководителей. Это уже дает нам основание дальше конкретнее говорить о возможности высокоразвитого общества, лишенного эксплуатации.
      
       Контуры научно-гуманистического общества
       Братство и разум
       Необходимо заранее наметить эти контуры. Они будут и мотивом для объединения, и препятствием для случайных процессов после победы научного гуманизма.
       Основные черты его, это - отсутствие прямого принуждения взрослых нормальных членов общества и отсутствие эксплуатации одного человека другим, при научно-плановом управлении. Как это может быть осуществлено? Опишем строение этого общества, как оно выглядит, исходя из изложенного выше, пропустив поневоле, для
      
      
      
      

    69

      
       краткости, весь логический путь к нему. Будем надеяться, что описание само будет говорить о логическом его обосновании.
       Плановость общественного производства возможна лишь при условии того, что средства производства принадлежат всему обществу, как это уже было достигнуто в социалистическом обществе. Однако сложная иерархия и способы прямого управления разбивают еще это общество на резко различные по оплате и по власти слои, а запланированные мероприятия проводятся в жизнь жесткими методами, сильно ограничивающими индивидуальную свободу и инициативу большинства людей. Управление и личная власть здесь еще не разделены в достаточной мере, Отсюда управление не полностью еще научно (хотя уже едино), а власть имеет в известной мере личный и жесткий характер и попадает часто в руки малокомпетентных людей, получающих к тому же искаженную информацию. В капиталистических демократиях управление (хозяйственное), в основном, заменяется стихией, опасной для общества и людей. Власть же личная (не государственная), хотя имеет косвенный характер (деньги), но может концентрироваться в одних руках настолько, что приобретает часто крайне тяжелые формы.
       Основными положениями, которые позволяют это преодолеть в научно-гуманистическом обществе, являются:
       То, что прямые воздействия руководящих органов на общество, стесняющие свободу его членов, заменяются целиком косвенными, основанными на изменении заинтересованности. Например, если в СССР нежелателен дальнейший рост столицы, то въезд и прописка в ней жестко запрещаются. Это ограничивает свободу тех, кто нуждается все же в этом по личным связям с родными или по интересам к учебе, работе, но это сохраняет (реально) возможности для лиц со связями или способных давать взятку. Рост столицы все же идет, но частью за счет наиболее неценных элементов. В научно-гуманистическом обществе, если бы возник аналогичный вопрос (что маловероятно по другим причинам), он был бы разрешен уменьшением заинтересованности во въезде, например, общим снижением зарплаты в столице на 10% (или столько, сколько нужно для эффекта, исходя из расчетов и опыта). Те, кому действительно крайне нужно, въехали бы, пойдя на небольшие жертвы, не испытывая жесткого ограничения свободы. Лица, стремящиеся к каким-то корыстным выгодам, привлекающим их в столице, увидели бы, что они уравновешиваются невыгодой, и сами отхлынули бы из нее.
       Жесткое принуждение заменено увеличением вероятности для каждого липа поступить согласно требуемому мероприятию. При большой потребности отдельное лицо
      
      
      

    70

      
       всегда может поступить согласно личному желанию. Массовые же движения
       направляются, согласно государственному плану, изменением размеров заинтересованности в них отдельных лиц.
       Следует заметить, что именно так регулируется движение общества в капиталистическом обществе - изменением зарплаты, цен и пр., и представители Запада не считают это нарушением их свободы, так как эта регуляция не имеет безусловно обязательного характера. Однако там причины сдвигов цен, зарплаты и пр. чисто стихийные и часто идут во вред обществу. Если же они будут проводиться в интересах общества, то сохраняется субъективная возможность выбора линии личного поведения и целесообразность массовых движений общественных сил. Конечно, такие воздействия отчасти проводились и в капиталистическом, и в социалистическом обществе, но в обоих весьма ограниченно, так как при капитализме малы возможности, а при социализме, по структуре общества, часто в них не было необходимости (проще было прямо распорядиться) и не было органа, систематически изучавшего вопросы заинтересованности. Поэтому, объявление огромных премий за технические достижения, давали повод к плагиатам начальников у подчиненных. Премии получали более ловкие и корыстные, поскольку деньги являются не основным стимулом для изобретателя и основным - для ловкого дельца. Последний их часто и получал. Для стимуляции же изобретений нужно было найти методы, не привлекающие дельцов и помогающие изобретателям. Но специальных органов для этого нет, контроль недостаточен, в том числе общественный через печать, и эффект оказывался малым, что еще более толкало на методы жесткого командования. А это еще более усиливало иерархичность, личную власть и т. д.
       Для полного осуществления описанного основного принципа, очевидно, нужно определенное изменение управляющих органов.
       Законодательная функция полностью осуществляется, исходя из интересов общества и опираясь только на методы описанного выше "вероятностного воздействия" и "вероятностного (не жесткого) ограничения" индивидуальной свободы, специальным, чисто научным органом, типа научного института или Госплана СССР, но с более широкими задачами (включая изучение политической и психологической сторон, сбор и обработку предложений отдельных лиц и т. д.) (что теперь облегчается ЭВМ).
       Однако а) этот орган не обладает никакой исполнительной властью, хотя имеет право на самую широкую информацию, б) в порядке основного закона, преимущества его сотрудников не могут превышать среднего арифметического (а может быть, и более
      
      
      

    71

      
       низкого) уровня для общества, чтобы не привлекать в него лиц, заинтересованных не в деле, а в преимуществах (деньгах, отдыхе, влиянии). в) В период, пока сотрудник работает
       -- законодательном институте, работа сотрудника анонимна для всех, кроме других сотрудников, чтобы он не мог концентрировать в своих руках ложного или истинного политического авторитета, легко становящегося орудием политического влияния на людей, живущих чувством.
       Выборные органы, естественно, создаются из людей по компетентности различных. Но их значение не в законодательной, а в контрольной власти, которая должна вникать в работу законодательных и исполнительных органов и в любые другие, вызывающие сомнение области. Эта контрольная власть, та, которая была в зачатке создана Лениным (но не выборного характера) в виде РКИ и ЦКК должна быть основой, предупреждающей злоупотребления, в том числе и законодательные, если бы они возникли, ставя, в таком случае, как последнее средство, спорные вопросы, после свободного обсуждения в печати, на плебисцит. Она создается в виде палаты, как правило, редко заседающей, но после выборов распределяющей обязательные функции между своими членами (по областям контроля), которые однако, имеют 1. право вникать в любые другие области, доставшиеся другим членам, и 2. максимальный, доступ к информации, общей и о работе Законодательного института.
       Привилегии и оплата таковы же, как и у сотрудников законодательного института, то есть не выше среднего (или еще меньшего) уровня для общества и те же особые права на доступ к информации и на любые передвижения (без оплаты) по стране, с последующим, однако, отчетом перед специальной комиссией этой же палаты.
       -- отношении законодательной функции разработки законодательных проектов - у членов контрольной палаты - права обычных членов общества.
       Выборы строго тайные, по профессиональному, в основном, принципу, поскольку именно по профессии люди знают других лучше всего (исключение для не работающих). Исключаются из права быть выбранными высшие представители исполнительной власти, как общегосударственной, так и производственной (директора предприятий и т. д.), чтобы избежать концентрации в одних руках нескольких форм власти (пока, конечно, представитель исполнительной власти еще находится на должности, после ухода он может быть выбран).
       Рекомендация для выборов, в первую очередь, по моральным качествам: активный интерес к общему делу, неподкупность (в широком смысле слова, включая лесть, личные отношения), правдивость и т. д. Далее, по живости ума, общему развитию интеллекта.
      
      
      

    72

      
       На время избрания члены контрольной палаты освобождаются от своей основной работы с правом потом возврата на нее.
       Контрольной палате, как и Законодательному институту, подчинены специальные рабочие органы, частью общие для них, по сбору информации, техническому осуществлению контроля и пр.
       Контрольная палата утверждает (и имеет право снимать) высших представителей исполнительной власти, выдвигаемых, в основном, снизу самим ведомством (например, сельскохозяйственным) или в других случаях рекомендуемых с мотивировкой, Законодательным институтом (не из своего, конечно, числа).
       Исполнительная власть, как упомянуто выше, является обычным рабочим органом, подчиненным в отношении основных функций, в первую очередь, Законодательному институту и постоянно контролируемым, особенно в высших звеньях, Контрольной палатой. В обычных (мирных, пока возможны воины) условиях Контрольная палата имеет право в лице своих членов накладывать кратковременное вето на отдельные частные мероприятия, а на общие - лишь коллективно, в лице выделенных комиссий (до обсуждения в Законодательном институте или даже в Контрольной палате).
       Порядок выдвижения - обычно на производстве (см. ниже), а для высших представителей Исполнительной власти - см. выше (в разделе о контрольной власти).
       Исполнительная власть возглавляется органом, аналогичным Совету Министров, без какой-либо законодательной власти (но с правом обращения в Законодательный институт, независимый в своих решениях от Совета Министров). Сроки непрерывного выполнения обязанностей Председателя Совета Министров ограничены (например, двумя годами).
       Судебная власть избирается или назначается под контролем Контрольной палаты, но обязательно независимо от органов исполнительной власти, и, как и все другие функции, контролируется Контрольной палатой вплоть до высших инстанций. Избрание, как и Контрольной власти, после открытого обсуждения (с допущением анонимной письменной информации) путем обязательно тайного (в закрытой кабине, без показа бюллетеня другим) голосования.
       Постоянные партии в этих условиях теряют смысл, так как в Законодательном институте они не могут играть роль, поскольку метод решения там научный (не политический), а у Контрольной палаты не имеется законодательных функций - основы партийной политики. Сверх этого партии рассматриваются, как представители отдельных
      
      
      

    73

      
       частей общества, противопоставляющие свои интересы другим частям и целому. Поэтому (см. также и выше критику партий) постоянные партии с постоянным аппаратом и организацией запрещаются основной конституцией. Партии прошли тот же путь развития, как военные феодалы: много феодалов (феодализм), один (абсолютная монархия), ни одного (республика). Так же и здесь многопартийная система заменилась теперь при социализме однопартийной, а в научно-гуманистическом обществе партийная система вообще снимается, и партии упраздняются. Это не значит, конечно, что в обществе, в Законодательном институте не могут объединяться и обсуждать различные вопросы лица сходных мнений. Но запрещается создание аппарата партий, партийной дисциплины и других признаков организации, которая может приобретать самодовлеющую силу и противопоставлять себя остальному обществу. Свободное высказывание мнений отдельными лицами, помимо подачи предложений в соответствующие институты (включая Законодательный), обеспечивается законом и контролем путем максимального развития печати. Однако в случае непринятия в печать отдельных статей, имеющих по мнению автора большое значение, он может потребовать ее публикации (в ограниченном размере - например 1 печатный лист) при условии, что это требование поддержано некоторым (обусловленным законом) числом граждан, например 50 человек, и с тиражом, достаточным для дальнейшего распространения (например 1000-10000 экз.).
       Принудительные мероприятия допускаются (в минимальных, однако, размерах, определенных законом) в отношении лиц, находящихся в состоянии неполной вменяемости, и нарушителей закона, а также несовершеннолетних, к которым относятся лица до определенного возраста (например,16 лет) и лица, не завершившие обязательного минимума образования, в которое включается и военное, пока возможна война. В случае военной или аналогичной срочной опасности эти меры могут быть расширены и на другие части общества по предложению Законодательного института с утверждением Контрольной палатой.
       Основные меры управления населением заключаются в законодательном дифференцированном изменении заработной платы, рабочего дня и отпуска, а также цен. Большая зарплата предлагается за менее желательный гражданам труд (отнюдь не за степень квалификации). Возможны и другие методы стимуляции - расширение возможностей работника в той работе, в которой он себя благоприятно показал и т. д.
       Заработная плата, помимо вышесказанного, если дети воспитываются в семье, увеличивается на каждого ребенка на определенный процент (например, на 20% за счет фондов социального обеспечения. На данной, однородной работе, естественно, что и лица,
      
      
      
      

    74

      
       вырабатывающие больше (где возможен учет), получают пропорционально больше. Там, где точный учет невозможен (научная и другая работа), заработная плата постоянна (согласно постановлениям Законодательного института), но минимум работы обеспечивается подбором работников (см. ниже). Законодательно определены: минимум заработной платы, пенсии престарелым (равные, независимо от предыдущей работы) и больным (в зависимости от состояния здоровья), наконец, самое минимальное содержание, поддерживающее существование для лиц здоровых, но не желающих работать (например, желающих выполнять не поддержанную обществом работу и др.). Последним отказывается (на время их бездействия) в правах на выборах, и оказываются другие меры аналогичного характера, делающие их положение нежелательным, но не невозможным.
       -- области общего законодательства основным принципом является максимальная терпимость ко всем формам поведения, не вредящим другим лицам и обществу.
       Цензура касается воспитания и поэтому, в основном, распространяется на детскую литературу, сохраняя, однако, некоторое минимальное значение для литературы и зрелищ взрослых (для исключения возбуждения агрессивных настроений, пропаганды войны, расовой и другой вражды, сексуального возбуждения и примитивных наклонностей во всех возрастах).
       Здравоохранение, как и в современных социалистических странах, бесплатное, однако с поощрением врачей, путем права выбора больными желательного врача (и других мероприятий). Должны иметь место I) врач, ведущий данного больного, несмотря на участие различные специалистов, и (2) контрольная инстанция, препятствующая чрезмерным "потаканиям" и чрезмерной жесткости в вопросах освобождения от работы, признания невменяемости и т. д. Выбор контролера - по жребию.
       Образование тоже бесплатное и до определенного уровня обязательное (тоже с правом выбора школ и т. д.).
       Предполагается постепенный перевод на бесплатное обслуживание населения со стороны и других организаций - транспорта, минимального жилища и пр.
       Наследование и другие методы концентрации лично не заслуженных авторитета и косвенной власти запрещаются или сводятся к минимуму. Накопление даже лично заслуженных средств ограничивается законодательно установленным максимумом (ср. бывший ранее в СССР партмаксимум).
      
      
      
      
      

    75

      
       Производственная организация построена на тех же принципах, как политическая. Стимуляция заработной платой за фактическую продукцию (при медицинском ограничении для исключения вреда работнику), свобода перехода на другую работу без характеристик и рекомендаций (если их не требует сама принимающая работника организация). Квалификация не учитывается как основание для более высокой оплаты, но учитывается трудность работы и отчасти дефицитность специальности.
       Руководство производства имеет большие права в распределении средств производства, изменении методов, приема на работу работников, но для увольнения против води требуется специальная санкция коллектива тайным голосованием или контрольных органов. Однако руководство предприятия ежегодно (или чаще) отчитывается перед коллективом, и решения последнего обязательны для него (своего рода последующая цензура деятельности снизу). В случае спора решают высшие инстанции или контрольные органы.
       Дирекция и коллектив заинтересованы (законодательно) в успехе работы и имеют широкую свободу в выборе методов выполнения своей задачи (например, производства машин), поставленной обществом перед ними, без мелочной опеки (как часто в СССР), но с последующим обсуждением ими же и высшим инстанциями успешности этих методов. Однако, например, в таких вопросах, где может быть противопоставление одного предприятия другому без пользы для производства, то есть не типа соревнования (чье производство лучше), а конкурентной борьбы (реклама, отчасти сбыт), там их свобода ограничена. Так, специальные организации берут на себя учет и распределение продукции, что исключает прямую борьбу между производственными организациями.
       Мы здесь так подробно (почти до уровня утопического романа) остановились на многих деталях не с целью продиктовать их будущему или показать, что все до конца ясно и неизменно в наших представлениях о научно-гуманистическом обществе, но с совершенно другой целью: показать, что изложенные нами основные принципы (разделения законодательной. контрольной и исполнительной власти, планирования без жесткого приказного метода, с сохранением свободы, создания в этих условиях заинтересованности отдельных дин в общественных целях без частной собственности и т. д.) могут быть реально и в деталях воплощены в жизнь. Но, конечно, будут ли они воплощены так или несколько иначе, этого мы отнюдь не предрешаем этим, сравнительно (с остальной частью работы) детальным изложением. Те, кто примут основные принципы
       -- ближе подойдут к их осуществлению, лучше сумеют детализировать и воплотить их в жизнь.
      
      
      
      

    76

      
       Многое и важное из-за спешки нами здесь не было затронуто (некоторые вопросы исторического развития, вопросы о квалифицированном труде и справедливой зарплате, более точный анализ современных форм строя и т. д.), хотя и было тщательно изучено. Но
       -- изложении конечных результатов мы это использовали, не ссылаясь, даже, на источники. Основное - результаты, Если они отвечают требованиям жизни, это уже достаточно для нас.
      
       Чего ожидать от нового течения и что делать?
       Если изложенная система, несмотря на краткий и беспорядочный метод изложения, достигнет цели и привлечет к себе сердца достаточно большого числа людей, то можно надеяться, что это уже само по себе создаст известную разрядку атмосферы в мире. С одной стороны, это покажет обоим блокам возможность частичного синтеза и примирения их взглядов, перекидывая между ними некоторый идеологический мост, давая выход в новом направлении тем, кто до сих пор стремился упрочить только свой лагерь, готовя разгром противоположного. С другой стороны, это покажет, что и победа одного блока над другим была бы иллюзорна: появился новый фактор, который нельзя смести вместе с враждебный блоком. Этот новый фактор особенно будет угрожать любой системе в случае военных потрясений, даже при ее победе. Это должно уже до всяких общественных переворотов внести умиротворяющие настроения в мир.
       Возможно, что наиболее трезвые правительства в отдельных странах поймут, что некоторые изложенные здесь предложения (хотя бы не как целое) следует позаимствовать, чтобы усилить свою страну, свои принципы. Это уже будут первые шаги по внедрению новых принципов в реальную историю.
       Наконец, если в стране с предпосылками дальнейшего развития произойдут сильные социальные потрясения и перевороты, то наличие определенных более или менее ясных идеалов, позволит многим не дезорганизоваться, а совместно направить свои силы по определенным путям к лучшему будущему человеческого общества.
       -- другой стороны, если бы где-либо подобные идеалы смогли осуществиться, то осуществившая их страна была бы более чем любая другая оплотом мира. В ней не было бы места ни экономической заинтересованности в войне военных промышленников, ни властности обычных политических руководителей. А, имея наиболее рациональное устройство, она быстро увеличивала бы свои экономические, научные и другие силы и этим еще более увеличивала бы силы мира.
      
      
      
      

    77

      
       Когда же эти принципы (или нечто близкое) примет человечество в целом - а я верю, что если не будет катастрофы, это будет так, - оно сможет спокойно взглянуть на настоящее и будущее и дальше само избрать наилучшие пути. Оно уже сможет с большим основанием решить, идти ли по пути развития чисто технической культуры, или в основном духовной, или какого-то синтеза той и другой. Важно, чтобы были предпосылки для такого решения в виде свободного, братского и разумного общества.
       Каковы же пути борьбы за новое общество? Очевидно первое - это распространение этих взглядов.
       Если они будут иметь успех, то очевидно, что в странах Запада это может привести
       -- созданию еще одной партии, там другой путь вряд ли возможен. Однако в программе этой партии должно стоять, что в случае прихода ее к власти, она должна в очень краткий срок (порядка одного-четырех лет) создать Законодательный и Контрольный институты и другие предпосылки нового строя, и затем предложить на плебесцит новую Конституцию,
       предусматривающую нужную перестройку общества и немедленную ликвидацию всех партий, в том числе одновременно и самой партии научного гуманизма.
       -- социалистических странах создание такой партии невозможно, но возможно распространение взглядов, поддержка отдельными лицами (а они - сила, если их много)
       тех мероприятий, которые приближают строй к научному гуманизму. Пути различны, но цель - одна.
       Радуга, поставленная по библейскому преданию богом залогом надежды, что человечество не погибнет, может быть образцом нашего идеала. В ней горят все цвета, не угнетая друг друга, а только ярче оттеняя друг друга. Она твердо опирается концами на землю, устремляясь своей дугой ввысь. Братство, разумные основания и высокие цели - пусть они будут достигнуты человечеством. --0--
      
      
      
      
      
      
      

    78

      
      
      
      
      
      
      

    Элементарный художественный образ и его отношение к высшей нервной деятельности

      
       Расчлененность физиологических процессов и психологический синтез
       Десять лет назад в предисловии к книге Иванова-Смоленского И. П. Павлов писал, что психология "получает, наконец, общую прочную почву, естественную систему изучаемых ими /физиологией и психологией - А. М./ явлений. Наступает и наступит, осуществится естественное и неизбежное сближение и, наконец, слияние психологического с физиологическим. И всякое дальнейшее способствование этому слиянию есть большая задача ближайшего будущего науки". Конечно, психология имеет свою область, и вовсе не все в ней может быть разрешено переводом на язык физиологии. Весь план строения душевной жизни, все ее содержание, которое вносится внешним миром и социальными условиями, лежат за пределами физиологии. Но физиология определяет тот строительный материал, из которого строятся психологические явления.
      
      
      

    79

      
       Ее роль в психологии та же, как роль учения о сопротивлении материалов в конструкции мостов или роль наследственности и изменчивости в эволюции живых организмов. Как формы мостов и морфологические закономерности эволюции уже не вмещаются в сопротивление материалов или в законы наследственности, так и содержание психологии
       -- ряд психологических структур выходят за пределы физиологии. Но без физиологии психологическая наука представляет собою проект здания без учета свойств кирпича.
       Такой проект можно легко перестраивать в уме, не стесняясь строительным материалом. Но, не зная строительного материала, проект очень трудно привести в соответствие с действительностью, которая строго обусловлена действием веса и прочностью кирпича. Так же и психология, хотя шире физиологии, но твердую почву она может обрести только
       -- ней. Внесение даже самых элементарных представлений о материальной основе процессов сразу поможет уяснить, из каких простейших явлений и по каким закономерностям строится более сложный план душевной жизни, который мы уже отчасти знаем.
       Школа Павлова показала большую расчлененность и подвижность высшей нервной деятельности. Условный рефлекс представляет собою физиологическую единицу, на основе которой строится синтез поведения высших животных и человека. Отдельные условные рефлексы способны относительно свободно соединяться и разъединяться друг с другом. Эта значительная взаимная независимость рефлексов является причиной успешного приспособления животного к среде. Всякое изменение среды получает отражение в появлении или исчезновении соответствующих рефлекторных реакций. При этом никакие жесткие связи и зависимости не ограничивают возникновения этих приспособительных сочетаний безусловных и условных рефлексов. Такая подвижность и расчлененность могла показаться некоторым наивно мыслящим биологам неправдоподобной или "небиологичной". Тренделенбург и другие говорили об атомизме павловского учения.
       Когхилл пытался доказать, что в онтогенезе первично "целостное", то есть нерасчлененное поведение, в котором отдельные компоненты негибко спаяны друг с другом и выступают всегда в одной и той же последовательности. Однако, очевидно, что "атомизм" здесь играет чисто приспособительную роль и не только не противоречит целостности поведения, но, наоборот, является необходимой предпосылкой этой целостности. В самом деле, в чем проявляется целостность поведения? О какой целостности идет тут речь? О координированной приспособительной реакции на условия среды. Но координация, то есть соответствие различных частей поведения, будут разными
      
      
      
      

    80

      
      -- разной обстановке. Значит, эти части должны свободно взаимно перестраиваться, или их координация будет нарушаться при каждом изменении среды.
       Так, убегающее от врага животное может получить дополнительный раздражитель и отреагировать на него, по возможности, не меняя своего остального поведения. Например, сбоку появилось какое-то другое животное. Надо ориентироваться, оглянуться, учесть, новый это враг или нет. С прежними действиями сочетаете новое, которое в случае успокоительного результата, может быть, совсем не вносит изменений в основную цепь действий. (Там, где такая независимость в частях поведения в той или иной мере нарушается, часто сразу также нарушается и приспособленность животного, так, по словам охотников, у зайца свистом иногда удается вызвать столь сильную ориентировочную реакцию, что она все же тормозит пассивно оборонительную: бегущий заяц останавливается и легко попадает под выстрел охотника).
       Только начиная с таких, более или менее независимых, сочетаний может пластично синтезироваться то совершенное приспособительное поведение, которое мы наблюдаем у высших животных. Наоборот, всякие ограничения такой пластичности, которые диктуются некоторыми авторами "целостному поведению", на деле являлись бы глубоко неприспособительными и больше всего нарушали бы настоящее единство и координацию компонентов поведения. Такое нерасчлененное поведение сходно с каменной глыбой, части которой спаяны друг с другом и неспособны принять формы соответствующие окружающей обстановке. Напротив, отдельные обтесанные плиты могут синтезироваться в действительно целостное строение, соответствующее тем разнообразным условиям, в которых оно строится. Только предварительная расчлененность обеспечивает действительное единство поведения. В онтогенезе, в развитии от яйца до взрослого состояния, такая расчлененность достигается не сразу (Когхилл). Но это, конечно, ничего не меняет. Нерасчлененность здесь, как и всюду является низшей стадией, которая быстро сменяется другими.
       Также проходится одноклеточная стадия яйцом всех многоклеточных животных. Существование одноклеточной стадии не отменяет ни многоклеточности, ни тех преимуществ, которые она приносит организму. То же, конечно, касается и расчлененности процессов высшей нервной деятельности: наличие предварительных нерасчлененных стадий не отменяет ни самого факта дифференциации высшей нервной деятельности у взрослого, ни тех преимуществ, которые это дает. Эта расчлененность, разумеется, всего выше в наиболее высокоразвитой нервной деятельности человека. В зависимости от условий среды здесь перестраивается вся система реакции. Среди многих
      
      
      
      

    81

      
       условных связей, которые возбуждают один сигнал (например, "сигнал второго порядка" Павлова - слово), тут с величайшей точностью выявляются одни связи и тормозятся другие ("дробящее торможение"). Например, у одного и того же человека одно и то же слово "коса" вызывает совершенно различные связи в зависимости от того, с какими другими впечатлениями оно сближается: с рекой, с сенокосом или с женскими волосами. Это значит, что сигнал-слово вызывает одновременно много условных связей, но другие связи в этих условиях дифференциально тормозятся, и выявляется только одна ("дробящее торможение" Павлова).
       Такое богатство и расчлененность касается, конечно, не только словесных сигналов, но в большей или меньшей степени всей высшей нервной деятельности человека. Оно создает предпосылки для развития того сложного содержания психики, которое формируется у человека, в первую очередь, социальными условиями его существования. Благодаря точнейшему разграничению тесно связанных между собою реакций, у человека могут синтезироваться высшие формы психической жизни. Именно на этих высших формах лучше всего можно показать, как путем дифференциального возбуждения и торможения создается целостное поведение ила переживание у человека. В частности, это особенно ясно выступает на процессе создания художественного впечатления.
       Художественное впечатление является типичным примером целостного процесса. Из отдельных слов, тонов или красок, не имеющих по отдельности еще никакого эстетического значения, вдруг создается нечто принципиально новое, производящее на нас глубокое художественное впечатление. В то время как два-три слова или штриха просто складываются рядом, впечатление от них не просто складывается, а вырастает во много раз. Создается единое переживание, непохожее на те разрозненные впечатления, которые получаются от отдельных звеньев художественного образа. В чем тут дело? По каким закономерностям происходит этот синтез впечатления, в то время как материальные звенья образа - слова или формы подвергаются простому сближению?
       Физиология дает вам в этом отношении материал. Выделение условных связей, способных с известной независимостью друг от друга подвергаться возбуждению и торможению, позволяет, в основном, разрешить вопрос психологического синтеза. В то же время это иллюстрирует всю плодотворность физиологического метода, вскрывшего ту высокую расчлененность и пластичность нервных процессов, которая выражается в условно рефлекторной деятельности. Если возможен конкретный анализ высших целостных форм психической деятельности, то лежащие в основе этого анализа
      
      
      
      

    82

      
       представления трудно назвать "атомистическими". Становится ясно, что именно высокая расчлененность условных связей может обеспечить синтетичность и единство этих высших форм.
       Предлагаемый опыт анализа художественного образа построен именно в этом направлении. В нем я использовал, в первую очередь, представления об условных связях различного порядка (наряду с безусловными реакциями) и представление о торможении. Это весьма немногое из того, что дает теперь физиология, но зато наиболее общее и существенное. Эти представления в настоящей задаче, конечно, должны были быть расширены с обычных в эксперименте объектов - двигательных и секреторных реакций на элементы восприятий, впечатлений и т. д., являющиеся главным материалом психологии в области художественного восприятия. Я старался сделать это в духе И. П. Павлова, когда он говорил, например, о высших психологических процессах в художественном творчестве или представляя слова как "сигналы второго порядка". При этом я старался найти адекватные психологические выражения, не держась обязательно за специфически физиологическую терминологию - "условно рефлекторные связи", "торможение" и пр.
       Например, представление об условной связи (cм. Павлов. Полное собрание сочинений III т., 1949) я часто передавал как ассоциацию, воспоминание и т. д., поскольку ассоциацию и воспоминание надо толковать как нечто аналогичное условной связи, но они относятся к тем процессам и областям, в которых непосредственно эксперименты с заключением условных рефлексов не производились. Но в то же время и в этой терминологии я старался сохранять те отношения, которые констатированы физиологией
       -- которые дают пути разрешения поставленной задачи в настоящей психологической области. Конечно, не приходится сомневаться, что к настоящему опыту в какой-то мере окажутся приложимы слова И. П. Павлова, сказанные им в том же предисловии по отношению к книге Иванова-Смоленского: "Можно с основанием ожидать, что эта схематизация сначала прямо-таки восстановит против себя некоторых из тех, кто стоит перед огромной сложностью обсуждаемых явлений. Но это участь всяких схем. Всякое новое понимание предмета начинается неизбежно с таких общих построений. Законная роль их привлекать внимание к новой точке зрения, побуждать к проверке ее путем наблюдений и опытов на обнимаемых ею бесчисленных и разнообразных явлениях". И,
       тем не менее, я надеюсь, что настоящий опыт покажет плодотворность использования физиологических принципов в психологии и одновременно сделает шаг к более материалистическому пониманию психологии. Так позволяет думать та прочная
      
      
      
      

    83

      
       экспериментальная почва, на которой основано представление о расчлененности процессов высшей нервной деятельности.
       -- конце этого введения я должен указать, что в искусствоведении иногда употребляется терминология, сходная с той, которая применяется в настоящей работе -
       торможение, дифференциация и т. д. (см., например, И. Маца "Очерки теоретического искусствознания"). Однако смысл этой терминологии там совершено иной, что ясно следует из сравнения содержания работ. Как ниже будет видно, я здесь говорю о дифференциальном торможении, об исключении в данном художественном воздействии определенных условных и безусловных связей, за счет чего создаются более благоприятные условия для развития и возбуждения других. Напротив, например, И.Маца пишет: "В искусстве затормаживаются те или другие моменты не для того, чтобы изолировать от них, скажем, акцентируемое, а для того, чтобы преодолеть их отрицательную значимость в процессе нового единства. Они сохраняются, преобразуются
       -- новой связи - только потенциально. Они превращаются в своем единстве в свое отрицание, в свою противоположность и просто в новые формы своего функционального бытия". Не разбирая положений И. Маца по существу, мне кажется, однако, из сказанного очевидно, что они лежат в иной плоскости, чем настоящая работа.
      
       "Техника" искусства и его материал
       Искусство представляет целую сторону в жизни человеческого общества. Как и всякое другое сходное явление, оно имеет свою историю, свое значение в жизни людей и свое, так сказать, внутреннее устройство, свою "технику". История искусства начинается
       -- эпохи, когда оно еще не было искусством, когда оно не отделялось от того, что позже стало наукой, и от хозяйственной жизни общества. Его история может дать многое для понимания развития человечества и, конечно, для понимания самого искусства. Но уже Маркс в предисловии к "Критике политической экономии" высказал мнение, что для полного понимания какого-нибудь явления лучше изучать его в более развитом виде, где части его яснее определились и их легко выделить при изучении. Так, например,
       анатомию, и особенно, анатомию мозга, лучше изучать на более развитом в этом отношении организме человека, чем на мало расчлененном теле низко развитой обезьяны. Точно так же меновые отношения можно полнее изучить тогда, когда они уже получили свое выражение и субстрат в виде денег, чем когда они находились только в зачаточном состоянии. С этой точки зрения и искусство можно вполне понять только, если его рассматривать в наиболее развитом виде, то есть в совершенном состоянии.
      
      
      

    84

      
       Искусство имеет, как мы говорили, определенное социальное значение и, так сказать, собственное внутреннее устройство. Социальное значение его достаточно изучено, наша же задача - выяснять некоторые принципы его внутреннего устройства, его, если так можно выразиться, техники. Социальное значение, то есть значение искусства для общественной жизни людей, конечно, очень важно для понимания его внутреннего устройства. Тем не менее внутреннее устройство может рассматриваться до известной степени самостоятельно от всех сложных сторон жизни общества, в которых участвует искусство, если только не упускать из виду здесь некоторые главные стороны. Это так же, как можно заниматься любой другой стороной жизни общества. Возьмем, например, транспорт. Транспорт имеет свою историю, начиная с того времени, когда средством перевозки был лишь сам хозяин вещей. Он имеет огромное социальное значение в экономической жизни, в политике, войнах. Но он имеет и свою технику, которую можно, до известной степени, изучать самостоятельно. Надо только знать те требования, которые предъявляет человеческое общество к технике транспорта: быстроту, грузоподъемность, безопасность, дешевизну и т. д. Далее мы можем уже заниматься техникой - источниками энергии, трением и т. д. Точно так же и в изучении искусства необходимо знать некоторые основные требования, которые предъявляет искусству общественная жизнь. Это позволит нам понять, как с помощью таких технических средств выполняет искусство эти требования жизни человеческого общества.
       Значение искусства в том, что оно объединяет общими чувствами какую-либо общественную группу, класс или иногда все человечество в целом. Оно дает эмоциональный стимул действиям общественного значения - воодушевляет на борьбу, преодолевает личные чувства в пользу общего /иногда, в особых случаях, и наоборот/ и т. д. и т. п. Даже самая созерцательная, например, помещичья поэзия и то имеет такое значение. Она создает общие для определенной группы созерцательные настроения, объединяет ее взаимным душевным пониманием, наконец, заставляет ценить красоту, связанную с жизнью этой группы, и защищать ее, отстаивать против тех чуждых и не понимающих или не знающих этой жизни групп, которые противостоят ей и угрожают ее существованию. Конечно, это не значит, что искусство для этого развивают и сознательно воспитывают им такие чувства. Конечно, нет. Но это значит, что благодаря такой своей стороне искусство приносит пользу в жизни различных общественных группировок. И именно потому, что оно создает общность между людьми по чувству, оно и может существовать. Ведь если бы оно не создавало общности настроения, если бы оно не создавало взаимного понимания, то первыми не понимали бы друг друга художник и его читатель (или слушатель, или зритель и т. д.). Поэтому общественное значение искусства,
      
      
      

    85

      
      -- первую очередь, в том, что оно создает взаимное душевное, эмоциональное, понимание и вызывает те или иные чувства, стимулирующие действия и поступки в духе этого взаимного понимания.
       В разных случаях здесь может играть роль простота и доступность тех чувств, которыми вызывается эта общность, как, например, мы это видим в народных песнях и сказках, или, наоборот, исключительность и малодоступность широкому "простонародному" кругу, как это бывает в поэзии "высших" классов. Но во всех случаях искусство должно вызывать у людей общую, по крайней мере, для известной группы и сильную эмоцию. Поэтому первый и основной вопрос устройства искусства и его техники
       - это вопрос о тех методах, о тех способах, какими искусство (художник в произведении искусства) с наибольшей силой вызывает эмоцию.
       Чтобы это понять, надо снова вернуться к мнению Маркса о том, что наиболее доступно изучать сложные явления в их наиболее развитой, наиболее расчлененной форме. Какая же форма искусства является наиболее развитой и наиболее расчлененной? Как всякая деятельность человека, искусство имеет свою цель (вызывание эмоций), свой материал (слова, краски и т. д.) и организацию этого материала для достижения цели. Организацию, то есть методы использования материала, мы и будем изучать. Более сложная организация возможна для более совершенного, более развитого материала. Но какой материал в искусстве является более расчлененным и более развитым? Ответить на это может рассмотрение материала искусства с психофизиологической точки зрения.
       Искусство по характеру материала можно разбить на три переходящие друг в друга формы:
      
        -- Формы "физиологические" ("безусловно рефлекторные"). Ряд воздействий,
       применяемых в искусстве, действует на нас, так сказать, почти физиологически или, используя терминологию академика Павлова, почти прямо на наши безусловные рефлексы. Так действует на нас ритм движения, ритм звуков, высота звука, краски, иногда подавляющие размеры и т. д. Известно, например, значение ритма: быстрые живые ритмы вызывают возбуждение, приток энергии, наоборот, замедленные, вялые обычно вызывают падение настроения и энергии. Также и различные цвета имеют связь с определенным эмоциональным тоном, по большей части сходным у разных людей. Так, например, считается, что красный цвет действует возбуждающе, желтый вызывает более-менее светлое настроение, голубой - успокаивающее и подавляющее и т. д. Если верно, например, утверждение о возбуждении некоторыми звуками собак, то эмоциональное действие звука может иметь место даже у животных. Также различно на нас действуют
      
      
      

    86

      
       тонкий рисунок с мелкими деталями или грубый, размашистый, высокие или низкие звуки, протяжные или отрывистые. Здесь мы имеем дело с действием наиболее прямым на наши чувства, наименее сложным и расчлененным. К этому типу художественных воздействий больше всего относится музыка, краски в живописи, звуковая и ритмическая сторона в поэзии, ритм всюду: в скульптуре, архитектуре, тем более в танце и родственных видах сценического искусства. Конечно, надо иметь в виду, что чистого "физиологического" искусства нет, а есть только большее или меньшее преобладание физиологических методов воздействия в том или ином искусстве. Даже музыка, наиболее физиологическое искусство, и то имеет ряд других элементов, как будет упомянуто позже.
      
        -- Формы ассоциативные, которые в значительной степени совпадают с традиционно выделяемыми изобразительными искусствами (за исключением литературы,
       которая Тэном, например, причисляется к изобразительным искусствам, но которая сюда не входит). Согласно Павлову, можно сказать, что они основаны на условных связях или сигналах первого порядка. Эти воздействия являются уже более сложными. Они уже основаны не на тех врожденных чувствах, которые унаследованы каждым человеком от родителей (хотя бы и не всегда одинаковых) и на которые действует физиологическая сторона искусства. Физиологическая сторона искусства соответствует нашим безусловно рефлекторным реакциям. Яркий красный цвет, быстрый ритм могут возбуждать ребенка очень раннего возраста, хотя наиболее полно их действие, конечно, проявится у взрослого, созревшего морфологически и, может быть, еще развившего свою восприимчивость. Но в скульптуре атлета дети раннего возраста не воспримут изображение силы просто потому, что они еще не знают, что развитая мускулатура обозначает большую силу. Многие свойства, предметы, многие положения и ситуации, не пережитые ребенком, многие вещи в картине или скульптуре еще не известны ему. "Изобразительное" искусство, в основном, изображает какие-то явления - вещи, иногда звуки, с которыми человек знакомится в течение жизни и которые для всякого имеют более или менее сходное значение: изображение женщины, пейзажа понятно, в основном, почти всякому. Детали пейзажа могут говорить разное разным людям: снежный ландшафт вполне понятен русскому и очень мало скажет африканцу. Но и африканец поймет, что это равнина, деревья, покрытые чем-то белым и пр. Здесь во всяком случае материалом искусства является приобретенное человеком из личного опыта, из личного восприятия то, что, согласно учению Павлова, является условно-рефлекторным. Эти воздействия не сами по себе вызывают эмоции, но благодаря тем связям с чувствами, которые постепенно образуются в течение хотя бы и очень ранних периодов жизни. Для ребенка нет различия между волком и собакой, наоборот, отношение взрослого к ним прямо противоположное:
      
      
      

    87

      
       волк - враг, собака - и защитница. Изображая их на картине, художник вызовет совершенно несхожие чувства. Таким образом, изобразительное искусство "подражает" реальным явлениям, знакомым человеку и имеющим для него определенное значение. Это значение не врожденное, а в процессе знакомства с внешним миром позже ассоциированное у человека с предметами, свойствами, звуками: сила -и с мускулатурой, определенная эмоция - и с соответствующим выражением лица, опасность - и диким зверем и т. д. При этом, конечно, не схема волка и не его вырисованное изображение будут производить наибольшее впечатление. Впечатление получится от характерной позы, движения, иногда от характерного силуэта. Одним словом, и в изобразительном искусстве дело не в рабском подражании, а в подражании главному, существенному (Тэн). Но для характеристики материала искусства самым важным является то, что впечатление вызывает не непосредственное физиологическое врожденное чувство от воздействия, а те ассоциации, те условные связи, которые связаны с изображаемым предметом. К наиболее ярким примерам этой категории относится скульптура, живопись, отчасти, программная музыка, драма и т. д. И здесь, конечно, надо иметь в виду, что чистое изобразительное искусство было бы почти бесполезно искать. В большинстве случаев впечатление от изображения переплетается как с чисто физиологической стороной (краски в живописи, ритм, размеры в скульптуре и т. д.), так и с теми сложными социальными сторонами, которые уже выходят за пределы простого художественного изображения определенного явления самого по себе. Так, например, изображение явления Христа народу уже не представляет собою просто группы людей, но может производить на религиозного человека гораздо большее впечатление в связи с тем, что в самой картине собственно не изложено, но что мы знаем из евангельской легенды и что для верующих является источником особых, социально возникающих эмоций. Строго говоря, есть не изобразительные искусства, а изобразительные или ассоциативные условно-рефлекторные формы воздействия в искусстве. Впрочем, и ассоциативные формы не совсем точно совпадают с изобразительностью. Ассоциативное, хотя и незначительно, но все же шире, чем изобразительное. Это иллюстрируется хотя бы тем, что в некоторых случаях мы ценим в произведениях искусства не только их форму, но и их подлинность, их материал (красное дерево, мрамор, слоновую кость и т. д.). Для непосредственного физиологического и изобразительного впечатления эти моменты, конечно, не имеют значения. Но те эмоции, которые связаны у нас с подлинностью или с материалом, тем не менее, увеличивают наше впечатление от произведения. Однако, такие моменты все же настолько второстепенны и сравнительно малочисленны, что, по нашему мнению,
      
      
      
      

    88

      
       позволяют сохранить за ассоциативными формами художественного воздействия традиционное название изобразительных или, лучше, наглядных форм.
      
        -- Наиболее сложный путь к чувству человека проделывает художник во
       "вторично-сигнальном" по материалу искусстве - в литературе. Слова, по академику Павлову, являются "сигналами второго порядка" и имеют чисто социальное происхождение в отличие от материала искусства в предыдущих формах. Литература, относимая, например, Тэном к изобразительным искусствам, на самом деле глубоко отличается от них. В самом деле, по картине, по скульптуре вы можете часто понять и совершенно незнакомый прежде предмет. Тут вы можете ориентироваться по формам, по величине, цвету, положению. Но вы никогда не поймете рассказа, написанного на незнакомом языке. Здесь материалом являются уже не вещи и явления, как в изобразительном искусстве, а их сигналы второго порядка - слова. Вам не дают изображения до известной степени создающего иллюзию предмета, но вызывают сигналами (словами) такие ассоциации, из которых вы сами складываете образы предметов. Слова здесь выступают, согласно терминологии Павлова, как сигналы второго порядка, которые вызывают сначала ассоциации с реальными явлениями и только потом уже через них действуют на наши чувства и переживания. С другой стороны, литература вовсе не всегда дает наглядное изображение даже таким путем, не всегда подражает реальным вещам. Что изображают слова А. Толстого: "Коль любить - так без рассудку. Коль грозить, так не на шутку. Коль ругнуть, так сгоряча, коль рубнуть, так уж сплеча". Здесь в лучшем случае изображается настроение, мнение - это совсем другое, чем реальные образы в собственно изобразительном искусстве. И по условному характеру слов и по вызываемым образам литература отличается от изобразительных искусств.
       По своей сущности эта форма искусства является наиболее социальной, как по чисто социальному происхождению материала - слов, так и по тем широким возможностям, которые она дает: слово позволяет передать не отдельный образ, а целые потоки образов, событий, не ограничиваясь никакими рамками: ни временем, ни пространством, ни качеством переживаний. Даже такое наглядное и динамическое искусство, как, например, кино без слова не может передать сложные внутренние переживания и мысли человека. Оно может только намекать на наиболее сильные и простые из них путем мимики или других выразительных средств. Широта предыдущих форм искусства - широта биологическая, они действуют, в основном, на всех людей, поскольку они биологически сходны. В то же время они и ограничены по биологическим же причинам изображением того, что мы можем непосредственно ощущать и
      
      
      
      

    89

      
       воспринимать, а не думать или воображать. Но и литература имеет известную ограниченность, благодаря своему социальному происхождению. Для высшего животного может быть доступно, если не эстетическое, то простое восприятие изобразительных искусств (скульптура, портрет, которые хотя и на момент могут быть приняты животными за оригинал). Есть такие же аналогии физиологическим воздействиям на чувство, например, собаки иногда бурно реагируют на некоторые звуки, особенно - смычковых инструментов. Но у животных нет ни понимания, ни аналогии литературе. Но и для человека-иностранца талантливый писатель всегда передается неполно, а без знания языка
       -- без переводчика - недоступен совсем. Система сигналов-слов связана с социальными образованиями - нациями, и пока эти социальные образования ограничены, также ограничены и возможности того языка, который в них развился, и в этих формах искусства, конечно, трудно встретить художественные воздействия такого рода в чистом виде. Обычно они переплетаются в первую очередь с "физиологическими", безусловно-
       рефлекторными формами действия слова: звучанием, ритмом. Особенно ярко это, конечно, видно в стихотворении, но в известной мере присутствует и в прозе.
       Если теперь сравнять различные формы искусства, то очевидно, что самой сложной
       -- дифференцированной формой является последняя сигнальная второго порядка по своему материалу, то есть литература. И тут дело вовсе не в том, что в ней художник проделывает самый длинный путь к чувству читателей. Дело в том, что система сигналов позволяет наиболее расчлененно, наиболее дифференцированно подходить к любому чувству, к любому впечатлению. Для каждого чувства, для каждого переживания, для каждого явления в языке есть адекватное выражение. Он может передать оттенок мелькнувшей мысли, описать ощущения глухонемого и слепого и дать представление о холоде межзвездного пространства или о расстоянии светового года. Ни одно другое искусство не обладает такой широтой и такой точностью выражения. С другой стороны,
       для анализа методов искусства представляет особенно большую ценность то, что каждое слово имеет, по большей части, совершенно ясный ограниченный смысл, который позволяет вскрыть его отношение к эмоциям человека. Если мы говорим "друг", мы связываем его с эмоциями доверия, любви, уважения, понимания. Если говорим "нож", то он может выступить хотя и в нескольких разных, но вполне определенных и сравнительно немногих связях: как орудие для работы, как оружие. Если мы говорим "преданья старины глубокой", никто не будет здесь связывать основное значение слова "глубокой" с впечатлением холодной воды, а отнесет его к чувству давнего, полузабытого и т. д. и т. п.
       -- этом отношений ни одно искусство не имеет таких бесспорных значений для используемого им материала. Чтобы анализировать картину, надо сначала еще выяснить
      
      
      

    90

      
       эмоциональные значения краски, как физиологического фактора, да еще не одной, а разных ее оттенков, в различных связях с формой, величиной поверхности и т. д. и т. п. То же касается формы, линии. Не менее сложно это для изобразительной стороны живописи тех предметов, поз, выражения лица и т. д., которые часто зритель может толковать весьма по-разному, здесь сами предпосылки для анализа требуют еще тщательного психологического изучения и дифференцировки. То же относится и к другим "физиологическим" и "изобразительным" искусствам. Наоборот, слово само определяет свой смысл. Это элемент, уже имеющий определенное значение. Конечно, не надо этого переоценивать. Ряд оттенков, ассоциаций, связанных со словом, мы можем не улавливать сразу, хотя они имеют реальное значение в художественном творчестве. Но мы не будем ставить себе задачу найти в каждом данном художественном использовании слова все, что
       -- нем скрыто. Нам важно пока найти те принципы, те методы, которыми вообще обуславливается художественное значение слова. Это может быть сделано на некоторых основных значениях, как на примерах. Они нам пояснят, каким образом сочетания слов дают вдруг неожиданно новый художественный эффект, которого мы не могли найти в тех же словах по отдельности. И это нам будет образцом, по которому мы сможем понять использование в целях искусства тех ассоциаций и оттенков, которые мы пока не можем непосредственно уловить.
       Так, желая узнать течение реки, мы следим за одинокой несущейся по ее поверхности щепкой и по ней, как по сигналу, узнаем о скорости всех тех струй, которые мы не можем выделить в ровном движении воды. Этот способ используется при анализе закономерностей в самых разных областях. В учении о наследственности по крупным наследственным изменениям, как по сигналам, судят о движении мелких, не поддающихся выделению наследственных свойств. Академик И. П. Павлов на примере слюнных рефлексов изучил общие закономерности, относящиеся к самым различным сторонам высшей нервной деятельности. Также и наша задача будет в том, чтобы на примере улавливаемых нами значений слов найти способы, которые синтезируют всякие значения слов до состояния художественных образов.
       Элементарный художественный образ на примере литературного сравнения
       Искусство связано с созданием эмоционально значимых образов. Но основной вопрос в том, что делает эти образы эмоционально значимыми? Почему определенное сочетание простых слов, из которых каждое по отдельности дает только слабое впечатление, в целом дает вдруг такой эмоционально значимый образ? Какую бы область знания мы ни взяли, всюду мы найдем, что предмет этого знания можно расчленять
      
      
      
      

    91

      
       только до известного предела. Если начать расчленять его дальше, то он теряет свои существенные свойства. Если химик начнет расчленять вещество дальше молекулы и атома, то вещество уже потеряет все свои "химические" свойства. Расчленяя живую клетку, мы доходим до физико-химических систем, уже не имеющих признаков живого и т. д. и т. п.
       -- каждой области есть характерные единицы, в которых в первых появляются определенные качества и из которых складываются все более сложные образования. В физиологии ВНД это рефлекс, в общей биологии - клетка, живое вещество, большие молекулы, в систематике и эволюции - вид, в химии - атом, даже в такой отвлеченной дисциплине, как логика, есть единица - силлогизм. Изучение, как создаются эти единицы,
       -- объясняет химику химические явления, биологу - свойства живого и т. д. Точно также изучение самых простых эмоционально значимых образов должно бросить свет на вопрос о существе художественного в нашем восприятии. Этот наиболее простой образ, который нельзя дальше расчленить, не потеряв художественного впечатления, мы будем для краткости называть элементарным художественным образом. Он является тем первым,
       что уже "больше суммы своих частей", тех частей, которые по отдельности представляют только материал для искусства - слова, краски и т. д., но еще сами не имеют художественного значения.
       Конечно, представление о таком элементарном художественном образе до известной степени условно, в это понятие могут входить самые различные вещи: образное выражение, простой узор, музыкальное сочетание звуков. В одном случае это будет более или менее сложный комплекс, в другом - два слова, иногда это потрясающей силы выражение художника, а иногда избитый и бледный орнамент. Но во всех случаях элементарный художественный образ отличается тем, что его части уже являются только материалом искусства и сами не дают художественного воздействия, которое в большой или хотя бы малой степени имеет то целое, которое сложено из них. Это так же, как в биологии один вид может включать в себя всего несколько сохранившихся экземпляров вымирающего животного, а другой - миллиарды растений, распадающиеся на отдельные разновидности. Но во всех случаях вид имеет самостоятельное значение, свои собственные эволюционные пути, отличные от других видов. Напротив, изменения особей внутри вида являются только материалом для эволюции. И лишь после того, как естественный отбор соединит и распространит полезные изменения отдельных особей, они приобретают новое, уже эволюционное значение. Элементарные художественные образы являются теми единицами, теми кирпичами, из которых слагается здание
      
      
      
      

    92

      
       художественного произведения. Если мы хотим понять, что такое художественное, мы должны понять, как создается элементарный художественный образ, так же, как мы, в основном, можем понять эволюцию, объяснив изменение видов. Здесь мы ставим себе задачу не психологии творчества - как и по каким мотивам художник создает то или произведение искусства. Нас интересует более ограниченная задача. Чем отличается элементарный художественный образ от суммы его частей? Почему так различно впечатление от отдельных слов а от того их сочетания, которое дает художественный эффект? Слова все те же. Конечно, они по отдельности тоже имеют известную эмоциональную значимость. Например, слово "друг" вызывает совсем иные эмоции, чем слово "дурак". Но в то время, как слова просто складываются во фразу, их эмоциональное значение в одном случае вдруг вырастает во много раз и создает художественный образ, а
       -- другом случае к ним ничего не прибавляется, и они так и остаются холодным изложением факта, хотя бы этот факт, как это иногда бывает, сам по себе вызывал живые эмоции. Слова Есенина "Так испуганно в снежную выбель заметалась звенящая жуть,
       здравствуй, ты, моя черная гибель, я навстречу тебе выхожу", строго говоря, не излагают никакого определенного факта, а все же создают известное эстетическое впечатление. Как сказал один профессор-хирург о стихах Блока: "Как музыка, непонятно, а хорошо". В то же время газетное изложение факта, что какого-то числа в номере гостиницы покончил с собой поэт Есенин, может вызвать очень сильные эмоции, но все же художественным образом не является.
       -- чем же тут дело? Чтобы попробовать понять это, мы рассмотрим литературный образ. Выше мы пришли к выводу, что лучше всего анализировать искусство именно на литературных примерах, так как они представляются наиболее расчлененными, наиболее ясными. Очевидно, что и в литературном образе может быть много разных сторон:
       смысловая сторона, элемент ритма, звука. Мы займемся только смысловой стороной, так как только она представляет те специфические преимущества, которые имеет литература: расчлененность и ясность впечатления от отдельных слов, определенность их значения. Ритм и музыка слова также нуждаются еще в предварительном исследовании, как ритм и звук в музыке, как краска и линия в живописи. Наоборот, смысл слов, в том числе и эмоциональный смысл, значит одно и то же для разных ладей. Это происходит хотя бы уже потому, что слова являются приспособлением, с помощью которого люди передают друг другу факты и переживания. А для этого они должны иметь более или менее постоянный, понятный всякому и одинаковый для всякого смысл. Поэтому анализ смысловой стороны является наиболее доступным и точным в исследовании художественного образа.
      
      
      

    93

      
       Каждое слово многозначно. Многие слова многозначны в буквальном смысле слова. Если мы говорим "свет", это может быть освещение предметов, может быть огонек вдали, который ничего не освещает, но просто дает знать о себе самом, это может быть "свет понимания", когда мы говорим "бросить свет на такой-то вопрос". Не приходится говорить о таких значениях слова "свет", как "весь белый свет", "великосветский" (выезжать в свет), "свет", светский в противопоставлении духовному или "свет ты мой ясный". Вилка значит инструмент для еды, но рядовые шахматисты иногда говорят о "вилке", когда, например, конь угрожает одновременно двум ценным фигурам противника и т. д. и т. п. Но даже если мы возьмем даже самое простое слово и только в одном его формальном значении, то оно все же будет центром огромного количества ассоциаций, тех "условных связей", которые оно вызывает. Та же вилка может быть серебряная, костяная, большая, маленькая, легкая, тяжелая, одной формы и другой. Мы ее можем представить себе оторванной от других предметов или, наоборот, в типичной для нее обстановке: на столе, в кушанье или в ящике среди других вилок, ложек и ножей и т. д. Одним словом, когда мы называем какое-то слово, у нас в голове теснится масса связей, масса впечатлений, восприятий, которые вызывают звуки этого слова. Одни ассоциации ясные, близкие, другие - более смутные и далекие, но все они связаны с этим словом и все они как бы облекают его целым роем всевозможных значений, воспоминаний, ассоциаций, ощущений, связанных с ним, вплоть до запахов столовой, звона посуды, разговора за столом, вспоминающихся при слове "вилка". Слово является тем "сигналом второго порядка", который объединяет вокруг себя массу более элементарных зрительных, звуковых, вкусовых и других связей и который выступает как бы их представителем. Понятно теперь, какую сложную систему представляет собою самый простой, самый элементарный художественный образ, созданный всего несколькими словами. Но именно богатство связей создает широкие возможности художественного использования слова в искусстве.
       Всякий литературный образ можно раскрыть как соединение нескольких звеньев, части которых неравномерно складываются. Возьмем наиболее простые примеры образных выражений и сравнений. Вот у Гумилева "Седою гривой машет море" ("Прапамять"). Мы тут сразу понимаем, что дело идет о волнах, хотя слово это не употребляется. Волна сравнивается с седою гривой. Мы понимаем сравнение волны и гривы потому, что они имеют между собою много общего: форму, цвет, отчасти даже характер движения, когда волна нагибается своим белым гребешком, как отбрасываемая в сторону грива. И когда читатель воспринимает это сравнение, впечатление о волне складывается у него с впечатлением о гриве и до известной степени усиливается им.
      
      
      

    94

      
       Кроме того, на нем фиксируется внимание. Но не эти стороны являются главными. Не надо забывать, что каждое слово является центром целого клубка представлений, восприятий, чувствований. И если бы вы сказали "волна", то тотчас же вызвали бы целое облако ассоциаций. Вы представили бы себе и пологие прозрачные волны под солнцем, и пенистые бугры между камнями, и рябь в ручейке, и мелкие волны с крутыми гребешками при низовом ветре на реке, и многое другое. И это одновременно сопровождалось бы, может быть, смутными, но иногда сильными воспоминаниями ровной качки, запаха воды
       -- водорослей, представлений о пароходе и т. д. и т. п. Яркость одних впечатлений гасилась бы другими, им противоположными: воспоминание о гребешках сменялось бы и смешивалось бы с представлением о прозрачных гладких валах, ощущение сырости -
       воспоминанием о южном солнце и т. д., и т. п.; с формы волн внимание перебегало бы на их вещество, от качки - на их цвет и движение. Одним словом, отдельное слово создает практически достаточные, но слишком многообразные и расплывчатые представления о предмете. То же самое, что сказано о представлении "волны", может быть отнесено и к словам "седая грива". Эти слова могут быть приложены и к лошади, и, может быть, к львиной гриве, и даже к шевелюре человека. Она связывается и с представлением о специфике волоса, и с выражением человеческого лица или морды животного, и с тысячью других менее отчетливых, но, тем не менее, существующих, то выплывающих, то скрывающихся, ассоциаций и представлений. От этого ясность образа тоже тускнеет, он теряет четкость и становится неопределенным. Но вот оба представления волны и гривы объединены в одном образном сравнении. Что происходит тогда? Как уже говорилось, сходное в них складывается, взаимно усиливается: в форме и движении волны подчеркивается то, что делает ее сходной с гривой - белая пена и нагнувшиеся гребешки. Но еще важнее другой процесс. Вся масса других представлений о волнах, как о гладких валах, воспоминания о прозрачной воде или о блеске солнца на ряби, все другие ассоциации, которые вызывает понятие "волна", не могут совместиться с представлением
       -- "седой гриве". Наоборот, они встречают полное несоответствие в связях и воспоминаниях, которые вызывает "грива" волос - стрижка, лошадь, конюшня и т. д. Эта гораздо более обширная область связей и представлений не только не усиливает друг друга, но, наоборот, не совмещаясь, взаимно тормозит друг друга, гасит в представлении.
       Хотя форма, цвет и движение некоторых волн могут быть похожи на гриву, но уже их вещество, вода, не имеет ничего общего с волосом гривы. Они взаимно противоречат друг другу, отпадают в сравнении, выбрасываются из воспоминания. Это происходит почти со всем тем "облаком" связей и воспоминаний, которые обволакивают оба представления. Общий образ не только и не столько усиливается сложением сходного в обоих
      
      
      

    95

      
       представлениях, сколько конкретизируется, очищается от рассеивающего путем отпадения всего необязательного, размывающего, растворяющего отдельное понятие в тысяче возможных пониманий, воспоминаний, связей. Всего этого уже нет, оно сразу отрезано противоречием с другим составляющим образ понятием. И создающееся представление, очищенное, конкретное и простое, без какого-либо соперничества сразу врезается в воображение и память.
       -- этом состоит основной процесс образования образа: нужное, положительное складывается, ненужное, отрицательное взаимно уничтожается, исчезает. Яркость общего восприятия от слова "волна" соперничает с десятью другими представлениями,
       вызванными этим же словом; наоборот, в образном сравнении с седою гривой одно представление именно о такой волне царит беспредельно. Оно выигрывает не вдвое, как можно было бы ожидать от удвоения образа сравнением, а в десятки раз, потому что сразу отбрасываются те конкурирующие представления, с которыми до этого делилась яркость восприятия, изменяется соотношение художественно выделяемого образа с тем балластом, который незаметно для нас всегда обременяет наше восприятие речи. А это соотношение и определяет непосредственную яркость восприятия, то есть тот художественный эффект, который производит произведение искусства. Не трудно видеть, что художественный эффект вовсе не есть сама по себе сила эмоции. Мы выше приводили пример, когда изложение волнующего факта, например смерти Есенина, может возникать
       -- вызывать сильные чувства, но вовсе не художественным путем. Художественный эффект это то, что порождается способом изложения. Это, так сказать, коэффициент,
       который показывает насколько сильнее чувства, вызываемые произведением искусства, чем простой передачей тех же фактов и явлений. И вот этот эффект колоссально вырастает, благодаря тому, что одновременно с усилением наиболее важного и нужного в художественном образе отбрасывается и гасится мешающее и ненужное. Из простых слов, являющихся еще только материалом для искусства, рождается первичное художественное впечатление, сила которого во много раз превосходит сумму отдельных впечатлений от входящих в образное сравнение простых слов.
       Процесс неравномерного взаимодействия ассоциаций и представлений лежит в основе всякого художественного сравнения. Что значит это неравномерное сложение или взаимодействие? Каждое слово-понятие вызывает в нашем уме сложную систему связанных с ним ассоциаций, воспоминаний, наглядных представлений и чувств. Из них одни полно складываются с представлениями и воспоминаниями, которые принесло другое слово, и усиливают друг друга. Так, например, происходит с представлением о
      
      
      
      

    96

      
       высоких гребнях с белой пеной, которое вспоминается при слове "волна" и которое почти полно сливается е представлением о естественной форме и цвете седой гривы. Наоборот, впечатление о гладких валах не может слиться с формой гривы, так же как грива льва или подстриженная грива лошади мало напоминают волны. Эти представления очень неполно способны сложиться друг с другом и с предыдущими. Представления о волосе и о воде совсем противоречат друг другу, они тормозят друг друга, так сказать, взаимно вычитаются и уничтожаются. Таким образом, разные компоненты системы "волна" и системы "седая грива" неодинаково и неравномерно взаимодействуют между собой. Одни сливаются и усиливают друг друга, другие почти не могут встретить поддержку одно в другом, третьи - совсем противоречат друг другу и взаимно уничтожаются.
       Вот эта неодинаковость, неравномерность взаимодействия разных частей системы двух или более слов и является причиной того, что большая часть воспоминаний и чувств, связанных с этими словами, отпадает и остается только немногое общее им обоим, что поэтому становится во много раз ярче и концентрирует все наше внимание. Происходит так, как если бы мы сложили две пластинки с вырезанными в них окошечками, но так как окошечки вырезаны не на одинаковых местах, то большая часть их окажется закрытой другой пластинкой и только небольшая общая часть совпадет и будет пропускать свет. Так же и здесь только небольшая часть содержания слов совпадет и будет освещаться нашим сознанием. Однако разница будет заключаться в том, что та часть "света" нашего сознания, которая задержана преградой, не будет поглощена, но, как поток, встретивший более узкое русло, устремится в него с еще большей силой.
       Оставшиеся в результате сравнения впечатления поглотят все внимание, которое раньше рассеивалось между многими представлениями. Возьмем в виде примера другое сравнение: "Как яблочко, румян" (Беранже). Оно говорит не только о румяном человеке. Сразу вводится впечатление округлости всего человека, особенно щек, к которым относится слово "румян". При этом округлость щек не какая-нибудь, не овальная, а специфическая, выступающая в стороны, как у яблочка. И человек небольшой, потому что говорится не о яблоке, а в уменьшительной форме, о яблочке. Такой образ вырастает из неравномерного взаимодействия, которое выделяет то, что имеется общего в сравниваемых объектах. Все остальное и особенно противоречащее этому откидывается.
       -- все это достигается всего тремя словами: "Как яблочко, румян". Если сравнить с этим образом чисто деловое формальное изложение того же представления "небольшой округлый человек с румяными, круглыми и выступающими щеками", то получается почти втрое более длинное описание. Здесь для каждой ассоциации, для каждого качества мы
      
      
      

    97

      
       должны дать отдельное слово, абстрактно излагающее данное качество. В художественном образе те же качества и ассоциации выступают сразу путем выделения их при неравномерном взаимодействии всего из двух или немногих представлений, передаваемых словами. Это создает чрезвычайную концентрацию психического процесса, которая может служить мерилом силы образа.
       Здесь мы, конечно, затронули лишь главные, наиболее ясные и далеко не все ассоциации, которые создает сравнение с яблочком. Так, можно было бы добавить, что слово "яблочко" порождает еще впечатление известной безобидности и, скорее, приятности. Например, если сравнить румянец с кирпичом, то он представится не только с другим оттенком, но и лицо, пожалуй, легче себе представить злым или суровым, чем когда мы говорим "яблочко" и так далее и т. д. Главное же, конечно, в том, что наряду с этим выделением путем сравнения всех этих представлений еще большая часть возможных и конкурирующих представлений была отброшена, и оставшийся образ без конкуренции заполняет все наше сознание и занимает все наш внимание.
       Таким образом, в художественном сравнении можно выделить, по крайней мере, четыре основных момента: 1). Взаимно усиливаются положительные с точки зрения образа ассоциации слов. Например, возьмем сравнение: "Тучки небесные.... цепью
       жемчужною" (Лермонтов). Тучка может быть клочковатая или округлая, синяя или светлая, перламутровая. Жемчуг определенно плотный, перламутровый, округлый и т. д.
       -- сравнении представление об округлой тучке складывается, сливается с представлением об округлом жемчуге, перламутровые оттенки тучек встречают поддержку в перламутровых переливах жемчуга. Это простым повторением уже усиливает именно данные впечатления. 2). Все рассеивающее внимание, создающее чрезмерную широту и расплывчатость впечатлений, все это уничтожается, так как вступает в противоречие и тормозится противоположными чертами второго звена. Например, синей тучка уже не может быть, раз она похожа на перламутровые камни, не может она быть клочковатой,
       если она сходна с округлыми жемчужинами, не может напоминать своим видом о надвигающейся буре, раз она сравнивается с праздничными украшениями и т. д., и т. п. 3). В результате всего этого, и это самое главное, относительное значение того, что выделяется в образе, вырастает во много раз по сравнению со многими рассеивающими и противоречащими представлениями, свойственными тем же словам по отдельности. Если раньше представление о перламутровой округлой тучке было одним из многих представлений о тучках синих, багровых, золотистых, клочковатых, расплывчатых и т. д. и привлекало ода сотую того внимания, которое вызывало понятие "тучка", то теперь
      
      
      
      

    98

      
       представление именно о такой "жемчужной" тучке царит безраздельно и поглощает все внимание читателя, приобретая в сотню раз большую яркость в его воображении. 4). Наконец, все это достигается очень немногими словами. Создается огромная концентрация внимания на немногих чувственных впечатлениях, возникающих одновременно благодаря тому, что короткое образное сравнение сразу выделяет главное, отбрасывает все неопределенное и рассеивающее и ставит этим выделяемый образ в безраздельно господствующее положение.
      
       Художественное и нехудожественное сравнение. (Оптимальное сравнение)
       Но, конечно, не всякое сравнение имеет значение художественного. Если вы сравните березу с ольхою, то вряд ли добьетесь большого художественного эффекта. Точно так же мало будет толку, если сравнить аэроплан с устрицей. Это может произвести, пожалуй, только комическое впечатление, вроде сравнения гвоздя с панихидой. В чем же тут дело? Во-первых, сравнения могут касаться различных свойств - наглядных или ненаглядных, действующих на наши чувства и не действующих. Чтобы быть художественным, сравнение должно вызывать яркое представление, связанное с интенсивной эмоцией. Оно должно выделять из того "облака" воспоминаний и связей, которые окружают слова, только наглядные и волнующие воспоминания и связи. Иначе говоря, сравниваемые представления, например, волна и седая грива, должны быть сходными именно по ярким и наглядным своим свойствам (цвет, непосредственно воспринимаемая форма), которые и выделяются в результате сравнения. Однако, понятно, что это бывает далеко не всегда. Часто мы можем выбрать представление слишком абстрактное для художественного развития. Так, например, вид и характер движения волн
       - образ очень наглядный, легко затрагивающий воображение и чувства. Но если бы мы попробовали передать представление о движении облаков, сравнив его с движением поезда, то это вряд ли произвело бы нужное впечатление. Если измерять скорость облаков, то она окажется вполне сравнимой и близкой со скоростью поезда. Но скорость в ее точном выражении является слишком отвлеченной и неконкретной для наших чувств.
       Они воспринимают обычное движение облаков как медленное; сравнение их с поездом было бы совершенно ненаглядным, и у большинства читателей не вызвало бы никаких живых переживаний. Зато уже движение тени от облаков по земле нами воспринимается как быстрое, и ее сравнение с поездом, хотя еще не будет особенно удачным, все же не вызовет такого впечатления нелепости, как сравнение самих облаков. Еще более ненаглядное сравнение было бы со скоростью звука: движение звука мы представляем,
      
      
      
      

    99

      
       обычно, только абстрактно. Поэтому сказать, что "конь скорее звука" будет очень слабым образом даже для большинства образованных людей. В то же время выражение "конь быстрее ветра" - узаконенное и яркое, хотя ветер и медленнее звука. Все дело в том, что движение ветра мы видим по пригибающейся траве, по пробегающей по воде зыби, по несущимся сухим листьям и былинкам, по поднимающимся тучам пыли. А звук нам невидим и мы не чувствуем его движения. Мы воспринимаем его непосредственно не как нечто двигающееся, а как свойство, относящееся к предмету, который его издал.
       Таких примеров может быть много. Так, например, хотя мы и знаем, что алмаз тверже гранита и стали, мы все-таки предпочтем сравнить непоколебимость и твердость со сталью и гранитом. Это происходит потому, что мы обычно не испытываем твердости алмаза, а воспринимаем его, в первую очередь, как блестящий и ценный камень. А в твердости гранита и стали мы постоянно и практически убеждаемся. И так далее, и так далее. Сравнения облаков с поездом, коня со звуком, твердого сопротивления в бою - с алмазом, слишком абстрактны, чтобы в сравниваемых предметах почувствовалось что-нибудь общее. Так как ощущение от скорости облаков и поезда различное, то оно не сложится, а, скорее всего, также помешает одно другому, как исключают друг друга представления о воде и волосе в сравнении волны и гривы. Но в последнем случае уничтожение этих ассоциаций полезно, чтобы очистить и усилить основное представление о форме и движении волн. Напротив, взаимное ослабление впечатлений от облаков и поезда убивают именно самое главное в образе: впечатление от скорости. Этим все сравнение теряет свою ценность. Такие сравнения могут поразить только интеллект, именно потому, что сближаются вещи по ощущению непохожие; они вызывают удивление и запоминаются. Поэтому они более пригодны для популярно-научной литературы типа "Занимательной физики", чем для художественного образа. Сравниваемые свойства по своему качеству неблагоприятны для художественного развития, так как ненаглядны и не вызывают сами по себе живых эмоций.
       Но и там, где мы имеем дело со вполне конкретными и созвучными ощущениями, сравнение может быть не всегда удачным. Так, например, если мы скажем, что ольха зелена, как березка, то никакого впечатления это не произведет, несмотря на то, что зелень березы обычно ярче, чем у ольхи. Почему? Да потому, что слишком много общего имеют между собою ольха и береза, и форму, и окружение, и самые различные непосредственные и отдаленные ассоциации: лес, поле, трава, листья, ствол, дрова и десятки и сотни других. Степень сходства в сравнении слишком велика. Все то "облако" ассоциаций, воспоминаний и впечатлений, которые вызываются одним словом, не только
      
      
      
      

    100

      
       не гасятся другим, но находят в нем свою полную параллель. Поэтому образ от сравнения
       нисколько не выигрывает. Все отвлекающие, размывающие моменты не отсекаются, а
       остаются, и представление о зелени нисколько не выделяется ярче, оно по-прежнему
       растворяется в массе сопутствующих моментов. Наоборот, если мы употребим избитое
       сравнение с изумрудом, мы скорее добьемся художественного впечатления: изумруд
       только и имеет общего с ольхой, что зеленый цвет. Остальное же все вытесняется из
       сознания как противоречащее в сравнении одно другому, и образ яркой зелени сразу резко
       выделяется на первый план. Это еще полнее доказывает, что не сложение впечатления является главным процессом в сравнении, а еще в большей мере параллельное отбрасывание ненужного и ослабляющего интенсивность впечатления. Сущность художественного впечатления заключается в заполнении всего сознания одной эмоцией,
       одним переживанием. Об этом говорил в известной форме еще и Тэн. Достигает же этого
       художник неравномерным сложением, неравномерным взаимодействием впечатлений: выделяемое художником усиливается в сравнении, а все остальное, все лишнее и размывающее основное чувство, наоборот, гасится, взаимно уничтожается.
       Тот факт, что в образном сравнении мы всегда сразу и автоматически откидываем
       массу свойств, которые не находят поддержки в объекте сравнения, хорошо
       иллюстрируется в шуточной поэме Саши Черного "Песнь песней". Суламифь обратилась
       к Соломону с просьбой, чтобы медник Хирам увековечил ее красоту в медной статуе.
       Статуя отливалась заочно, по описанию "Песни песней". И вот:
      
       .....Появился караван
       Из тринадцати верблюдов
       И на них литое чудо -
       Медный в шесть локтей болван...
       .....Вдруг выходит Соломон
       Смотрит: "Что это за гриф
       -- безобразно длинным носом?!" Не смущаясь сим вопросом Медник молвит: "Суламифь" .....Царь, взбесясь, уже мечом Замахнулся на Хирама,
      
       Но Хирам повел плечом:
       "Соломон, побойся срама!
       Не спьяна и не во сне
       Лил я медь, о царь сердитый.
       Вот пергамент твой ко мне
       -- описаньем Суламифи: Нос ее - башня Дивана! Ланиты ее - половинки граната. Рот - как земля Ханаана
       И брови - как два корабельных каната".
      
       Действительно, если принять сравнения буквально, то мы всегда получим нечто
       чудовищное. Не надо думать, что это привилегия "Песни песней", которая, впрочем,
       справедливо считается высокохудожественным произведением. Если только попробовать
       нарисовать картину, как "седою гривой (и к тому же одною!) машет море", или
       изобразить, что "Котляревский - бич Кавказа" (Пушкин. "Кавказский пленник"), или
       даже польской девицы, которая "бела как сметана, весела как котенок у печки", то при
      
      
      
      

    101

      
       буквальном понимании зрелище может оказаться страшное, например, (не говоря уже о Котляревском), мертвенно белая, кроме румянца ("как роза") девица, которая лежа на спине подбрасывает ногами клубок шерсти. Но такие картины не соответствуют объекту - польской девице, завоевателю Кавказа или волнующемуся морю, и мы сразу спокойно отбрасываем все это, даже не замечая возможности понять сравнение таким чудовищным образом.
       -- если имеет место только первый процесс, (то есть только соединение общего), то цель не достигается, так как почти не изменяется соотношение основного чувства и множества других чувств, которые связаны с теми же представлениями. Так и бывает,
       когда сравниваются слишком сходные предметы, в таком сравнении одинаково сохраняется впечатление от самых разных их сторон, от формы, цвета, размеров ольхи и березы, от их места произрастания, от их употребления и прочего. Преобладания впечатления от зеленой листвы не получается, и не получается художественного впечатления (см. приложение III).
       Но и слишком малая степень сходства сравниваемых предметов ослабляет художественное впечатление. Даже сравнение, которое совершенно точно передает ощущение, будет опустошать художественный образ, если оно касается только одной стороны предмета. Так бывает, когда, например, говорят о "карминно-красных губах". Кармин - только краска, нейтральная для наших переживаний, и только цвет и выступает
       -- таком сравнении. Правда, он воспринимается нашими чувствами ясно и наглядно. Но все своеобразие ощущения от губ, от их мягкости, от их выражения, свежести, тонкости или чувственности исчезает. Остается только красное пятно на лице. Насколько полнее образ, когда поэт говорит о "губах лепестках". Мысль о губах естественно направляет воображение к розовым лепесткам, и они сразу дают представление о розовом оттенке,
       ароматичности, о нежности и свежести - положительные ощущения, совпадающие по своему эмоциональному тону. Сравнение по степени должно быть не слишком далеким и не слишком близким; есть некоторый оптимум, когда отсекается все ненужное, рассеивающее, но в то же время сохраняется наглядность и полнота образа. Чем же определяется этот оптимум, чем определяются те качества и ассоциации, которые должны входить в "оптимальное" сравнение? Очевидно, что некоторые качества и ассоциации, которые сохраняются в сравнении, не только не мешают одно другому, но дополняют, помогают друг другу. Розовый цвет в соединении с ароматичностью делают образ губ-лепестков ярче и полнее, чем выделение одного цвета или одной ароматичности. В то же время в других случаях мы видим обратное, что сохранение в сознании нескольких
      
      
      
      

    102

      
       качеств и ассоциаций мешает друг другу, рассеивает впечатление. В чем же здесь дело? Ведь ясно, что розовый цвет не обязательно связан с ароматичностью. Морской простор не обязательно связан с размашистыми движениями "седых грив". Но что-то делает эти качества художественно близкими друг другу, дающими вместе сильные эстетические впечатления.
       Это 1). То, что эти качества вместе присутствуют в тех действительных объектах, которые производят на нас сильное впечатление: бурное море, юная и красивая женщина. Они разными путями приводят нас к одному объекту, они также выделяют этот общий им объект, как два слова "грива" и "волна" рисуют и выделяют нам зрительный образ крутой волны и 2). Те же качества по отдельности вызывают у нас одно и то же чувство: морской простор вызывает те же переживания свободы и широты, какие подчеркиваются размашистыми качаниями седых волн. Розовый цвет - ровный и нежный, вызывает то же чувство, что и тонкий аромат или нежная мягкость. Чем полнее и богаче остаются впечатления от сравнения, тем оно сильнее и художественнее, если эти впечатления идут
       -- одном направлении, не противоречат друг другу в создании одного настроения, одной эмоции. Концентрация чувства в таком сравнении увеличивается. Сравнение и здесь очищает главное в предмете от того облака ассоциаций и воспоминаний, которые делают его таким богатым и разносторонним по смыслу, но и лишают его определенности и художественной выразительности. И если сравнение рисует сразу несколько сторон предмета - и цвет, и ароматичность губ-лепестков, и форму в движет волн, - это не меняет дела: противоречие и здесь откидывается, остается только согласующееся между собою,
       что поддерживает одно другое. Представления сужаются благодаря сравнению. Сравнение в целом в известном смысле проще, чем отдельные слова, его составляющие, так как в сравнении откинуто многое, что связано с этими словами, но противоречит друг другу в сравниваемых предметах. Но это конкретизирует восприятие и усиливает чувство. Это "сужение" имеет такое же значение, как "сужение" оттачиваемого острия. Его действие становится концентрированнее, и оно сильнее врезается в наше восприятие.
       То, что в сравнении образ сразу очищается от всего балласта противоречивых восприятий и лишних слов, могло бы даже создать впечатление, что художественное действие вызывается именно самим сокращением тех элементов, которые передают и составляют образ. При этом меньше связывается свобода фантазии и усиливается творческое участие читателя или зрителя в восприятии художественного впечатления. С этой точки зрения было бы понятно значение лаконичности в литературных образах или, например, развитие таких форм в изобразительных искусствах, как те виды гравюры,
      
      
      
      

    103

      
       которые передают картину несколькими характерными пятнами. Однако, это неверно. Поэтические строки Шота Руставели, литературные полотна Льва Толстого богаты деталями и одновременно высокохудожественны. Свободное воображение читателя (или зрителя) восполняет недоговоренное в произведении искусства, но не играет единственной решающей роли в художественном впечатлении. Важно не малое количество изобразительных средств само по себе, а малое количество их по сравнению с действием на чувство.
       Более того, значение искусства - максимально воздействовать на чувство, создать определенное настроение, влечение, наглядный образ. Это достигается выделением из реального только того, что действует на эмоции в одном направлении, лишь тех понятий и воспоминаний, тех красок и форм, которые согласуются между собою, вызывая именно это, а не другое настроение, это, а не другое впечатление. При этом, конечно, значительная часть привычных ассоциаций, качеств предмета откидывается и отодвигается на задний план, чтобы не нарушать и не разбавлять это настроение, не препятствовать этому впечатлению. Все литературное сравнение наряду с выделением положительного, нужного построено именно на взаимной нейтрализации, взаимном уничтожении ненужного. Сравнение позволяет двумя-тремя словами выразить то, что в других случаях требует десяти-пятнадцати слов. Это мы видели уже раньше. Этим оно очень сокращает средства выражения, время воздействия, очень концентрирует передачу впечатления. Но оно вовсе не уменьшает этим конкретность и полноту воздействия.
       Наоборот, оно немногими словами стремится, как можно полнее, охватить наше воображение, направить нашу фантазию, и чем больше нового, действующего в том же направлении, вносит художественный образ, тем он сильнее. Чем больше согласных между собою звеньев входит в художественную цепь, чем больше созвучных впечатлений получает человек, тем больше будет эстетическое воздействие. Может быть, именно многообразием элементов (цвет, форма, фабула, ритм, слово, интонация) надо объяснить несомненно более сильное впечатление от театрального искусства по сравнению с другими, более частичными (литература, музыка или живопись). Здесь все эти воздействия вливаются одновременно, не растягивая, не рассеивая, а концентрируя впечатление. И это воздействие достигает величайшей силы, несмотря на ограниченность театрального искусства в пространстве и времени техническими возможностями сцены.
       Это говорит о том, что художественное воздействие отнюдь не сводится к освобождению места для фантазии. Если бы это было верно, то наилучшим произведением искусства был бы лист чистой бумаги. Однако, это не так, и, значит, дело
      
      
      
      

    104

      
       не в максимальной свободе фантазии, а в какой-то средней, наилучшей. Художественное воздействие активно направляет, толкает воображение, иногда даже производит над ним насилие, заставляя его представлять нежелательное, чуждое. Так это, например, бывает иногда, когда сильное художественное произведение помимо воли захватывает человека, не одобряющего содержание этого произведения. Не случайно об одном из самых сильных средств искусства, о ритме, Ницше говорил, что это насилие.
       Чем больше различных средств, действующих в одном направлении, тем сильнее художественное воздействие. Этим сильны пространные выражения Руставели, этим сильны детальные описания Толстого, не говоря уже о театре и пр. В чем же тогда дело с такими видами искусства, как современная гравюра, и другими аналогичными явлениями, говорящими намеками, проявляющими свою силу в лаконичности? Нет ли здесь противоречия в понимании художественных средств? Разгадка в словах: "действующих в нужном направлении". Основное для художественного впечатления - это концентрированное воздействие, идущее строго в одном направлении. Это может достигаться суровым отбрасыванием всего рассеивающего, идущего в других направлениях. Тогда остается лишь немногое, но зато такое, что действует исключительно целеустремленно только в нужную сторону. Такова гравюра, такова лаконичность в литературе и т. д. И характерно, что развитие таких лаконических форм усиливается с развитием культуры.
       Что это значит? Это значит, что даже строгий отбор воздействий сам по себе еще не дает художественного впечатления, если воздействия бедны и неполны. Таковы они будут для ребенка, для малокультурного человека. Но у культурного человека запас знаний, ассоциаций, гораздо богаче. Даже не бывая на море, он по описаниям полнее представляет себе форму и движения волн, ему легко их напомнить сравнением с седыми гривами. А дореволюционному крестьянину, жившему на тихой речке, эти слова, вполне понятные по смыслу, все же не создали бы яркого образа. Пушкин говорит "и падшими вся степь покрылась, как роем черной саранчи", "Зизи кристалл души моей" и т. д. Но эти сжатые образы годятся только для того, кто имеет полное и привычное понятие о саранче, о кристалле и т. д.
       Чем полнее знаниями, ассоциациями, воспоминаниями человек, тем лаконичнее могут быть средства, которые вызывают образ, и они вовсе не дают здесь полную свободу фантазии, напротив, они также определенно направляют ее, выбирают из нее нужное. Но чем богаче ее сокровищница, тем легче выбрать из нее подходящий образ, тем меньше средств надо, чтобы найти соответствующее воспоминание. И тот факт, что лаконичность
      
      
      
      

    105

      
       выражения намеками свойственна не всем эпохам искусства, что она может возникать только при богатом запасе знаний, воспоминаний показывает, что дело вовсе не в освобождении творческой фантазии. Творческая фантазия может быть и при малом запасе знаний, при меньшем богатстве прежних образов. Но богатство знаний позволяет, наоборот, твердо направить воображение на нужный предмет простым намеком, точным выбором из этого запаса того, что нужно художнику.
       Это имеет большую художественную ценность, так как увеличивает концентрацию впечатлений, достигает сильного воздействия немногими средствами. Но самый характер воздействия здесь такой же, и он сводится не к освобождению фантазии, не к ее самостоятельной работе, а к тому, чтобы повлиять на нее, направить ее. Но этого же можно добиваться, обширно подбирая лишь такие выражения и слова (или, например, линии и краски в живописи), которые вызывают те же чувства, говорят об одном, дополняя друг друга, как, например, ароматичность и мягкость усиливают то же чувство, которое возникает от нежной окраски розовых лепестков. Свобода фантазии чаще всего проявляет себя в безразличных подробностях, если самое воспоминание об этих подробностях не будет погашено так, чтобы не рассеивать главного впечатления.
       Самостоятельную же роль свободная деятельность фантазии полнее всего может играть в тех индивидуальных моментах образа, которые так различны у разных людей и все же имеют известное значение в новом впечатлении. Вам приятнее брюнетки, мне - блондинки, и когда для писателя это не существенно, то он, может быть, сделает правильно, если, очертив свою героиню, позволит в этом отношений каждому так дополнить образ, чтобы он стал ему более близким, больше нашел бы отзвука в его воспоминаниях и мыслях.
       Не так будет для тех особенностей и сторон образа, которые активно вызывают нужное художнику впечатление. Здесь от большого количества воздействий и впечатление будет больше. Слагаясь более или менее совершенно, они усиливают художественный эффект, хотя, конечно, частично они могут "съедать" впечатление одно от другого. Задача мастера именно в устранении этой несогласованности, но отнюдь не обязательно путем устранения самих слагаемых, а в равной степени и путем их правильного согласованного сочетания. В одних случаях преобладает, так сказать, процесс жестокой отбраковки всего лишнего, и тогда мы имеем дело с высокой степенью лаконичности в литературе или в живописном наброске. Но в других случаях художник находит богатые созвучные выражения, разносторонне охватывающие предметы. И если
      
      
      
      
      

    106

      
       это ему удается, его многословность не мешает высокой художественности, как это мы видим у Шота Руставели, Л. Н. Толстого и других.
       Вернемся теперь к основному нашему предмету. Мы, таким образом, нашли, что возможны как более, так и менее художественные формы сравнения. Возможны оптимальные, наиболее совершенные формы и сравнения слишком далекие или слишком близкие, чтобы произвести впечатление. Слишком абстрактные сравнения, которые лишают образ наглядности, и слишком конкретные, которые в какой-то степени разбивают впечатление по несходству сравниваемых объектов. Если "седою гривой машет море" у большинства читателей вызывает наглядное впечатление, то "кони белые морей" (перевод из Теофиля Готье "Тоска на море") для многих окажется более слабым образом: конь более оформлен, более непохож на волну, чем бесформенная грива. Его трудно себе вообразить без конской морды, без стройных ног, представление о которых активно нарушает картину волны, здесь образ слишком конкретен и непохож, чтобы слиться с внешней формой волны. Они могут нейтрализовать друг друга, и тогда остается только смутное представление движения чего-то белого, бесформенного. Или же взаимоуничтожения не происходит, тогда ко многим разнородным представлениям волн прибавляются еще дополнительно конкурирующие представления белых коней. Художественное впечатление от этого не выигрывает, а, может быть, даже страдает.
       Конечно, говоря об оптимуме, надо учитывать, что оптимум этот для разных людей разный. Тот образ, который ярок в одну эпоху, становится избитым в другую. Образ, понятный высокообразованному человеку, может быть очень бледен для некультурного. Сравнение "стройный, как пальма" хорошо звучит для араба, но немного скажет малокультурному северянину, который составил себе представление о пальмах по маленьким мохнатым растениям в ресторанах и столовых. Выше мы упоминали сравнение коня со звуком. Для большинства это сравнение мало говорит. Но для тех из образованных людей, которые привыкли наглядно себе представлять движение звуковой волны, оно может показаться ярким. Кроме привычной природы, культурного уровня и т. д. здесь часто большую роль играют и чисто случайные моменты характера или биографии. Для одного поезда - заманчивые вестники прекрасной дали, для другого, например, для Есенина, враг, вторгающийся и разрушающий родной деревенский быт. Один с детства любовался картинами моря, а другой через десятки лет не может забыть ужаса, испытанного им, когда он тонул и т. д. и т. п.
       Ясно, что у этих людей "железные кони" поезда или "седые морские гривы" будут вызывать совсем не одинаковое впечатление. Несомненно, например, что и в
      
      
      
      

    107

      
       расшифровке представлений и ассоциаций, которые порождаются образными сравнениями, не все читатели найдут одно и то же: одним эти ассоциации будут ближе, другим менее близки. Поэтому, когда мы говорим о впечатлении от сравнения, о его силе
       -- художественности, то мы подразумеваем большинство читателей, а не всех без исключения.
       Большие художники производят впечатление почти на всех, но нет, вероятно, ни одного художника, ни одного произведения, для которого не было бы нерасположенного читателя. Есть целая категория людей, которая не любит вообще всякие стихотворения, есть люди, которые не любят особенно Л. Толстого, кому-то не нравятся другие писатели
       -- т. д. Но это не значит, что художественная сила, "оптимум" сравнения - нечто неопределенное. Наоборот, для данной эпохи, для данных людей это совершенно определенная вещь. Надо только иметь в виду, для какой среды и эпохи, для какой психологии мы говорим об этом художественном впечатлении. Для разных эпох, для разных людей наилучшими могут быть разные образы, разные представления. Но если наилучший материал различен для разных случаев, то методы сравнения всюду одни и те же.
       Для одного хорош "конь быстрее ветра", а для другого - "конь быстрее звука". Но смысл сравнения остается все тот же: сходное усиливается, различное взаимно нейтрализуется. И чтобы сравнение было сильным, надо, чтобы оно выделяло таким образом как можно больше ярких и, главное, созвучных по настроению ассоциаций и воспоминаний. Художественный выбор сравнения в том и заключается, что художник сближает такие образы, которые совпадают одновременно по многим своим сторонам, но так, что все эти стороны действуют на чувство в одном направлении, бьют в одну точку, все они вызывают одно настроение, одно переживание. Формально поэт часто говорит об одной стороне, но фактически мы всегда невольно учитываем многие стороны. Когда поэт говорит о непоколебимых бойцах, погибших, но выполнивших свое дело - "гвозди бы делать из этих людей - не было б в мире крепче гвоздей", он формально хочет сказать только, что они крепки, как железные. Но на самом деле мы воспринимаем это сравнение гораздо многообразнее. Эти люди как гвозди - прямые, ровные, одинаковые, крепко держат как один. Попробуйте сказать "крючья бы делать из этих людей" или даже "сверла бы делать из этих людей". Вы только испортите впечатление. А ведь сверла делаются из лучшей стали.
       Все дело в том, что, тут помимо материала и прочности важны другие ассоциации. Сверла ничего не держат, они неровные, неодинаковые, непрямые. Наоборот, они сверлят,
      
      
      
      

    108

      
       врезаются, что не согласуется с прямым и спокойным характером стойких бойцов. А вот гвозди вполне согласуются, и поэт показал здесь большую чуткость и понимание психологии. Он нашел такое сравнение, которое сразу разносторонне охватывает образ стойких, не сдающихся бойцов, показывает сразу все их гармонирующие между собой качества и в то же время ничего лишнего, ничего, что могло бы идти вразрез с ними. То, что есть общего между смелым бойцом и сделанным гвоздем, все говорит только о прочности, ровности, прямоте и крепкой хватке. И вместе, в сравнении, это вызывает доходящее до восхищения чувство, как от чего-то ладного и надежного.
       Таким образом, если подвести итоги, сравнение всегда приводит к тому, что из сложных комплексов понятий выделяется какая-то меньшая часть, которая отвечает одновременно обоим сравниваемым предметам. Но художественным будет не всякое сравнение. Чтобы сравнение было художественным, надо еще, чтобы то, что оно выделяет, было по возможности ярким и наглядным, чтобы весь этот образ в целом, все его части вызывали одну и ту же эмоцию. Чем богаче этот образ, чем он полнее, тем лучше, если только все его отдельные части, все его отдельные стороны разными путями приводят нас к одному и тому же переживанию, к одному и тому же чувству. Все противоречащее этому или хотя бы просто безразличное должно отбрасываться, гаситься, чтобы оно, по возможности, даже не возникало в сознании и не растворяло, не рассеивало бы возникшего душевного движения.
      
       Эмоциональный синтез
       Не всегда, однако, художественный образ, даже в литературе отличается ясностью
       -- конкретностью. "Седые гривы", "как яблочко, румян" - это зрительные и при этом очень полные и яркие образы. Но как себе наглядно представить, что "так испуганно в снежную выбель заметалась звенящая жуть" (Есенин). Как ни относиться к Есенину вообще и к подобным стихотворениям в частности, нельзя отрицать производимое ими большое художественное впечатление. Но того процесса выделения наглядного образа,
       который мы нашли в предыдущих случаях, тут нет. Тем не менее, существо этих образов здесь остается то же. Есенин - мастер не логического или наглядного объединения слов. Он их объединяет не по их точному смыслу, а по чисто эмоциональным оттенкам. Наглядно эти образы, может быть, расплывчаты, но они насыщены чувством и, если в предыдущих образах объединялось и усиливалось впечатление, которое свойственно словам яблочко, грива, то здесь так же объединяется непосредственное эмоциональное впечатление, которое ассоциировано с этими словами "испуганно", "заметалась", "жуть".
      
      
      

    109

      
       Ни одно из этих представлений само по себе не дает зрительного впечатления. Но с каждым из них, как одно из главных впечатлений, связано чувство беспокойной тревоги и страха. "Заметаться" можно и в растерянности, и в суете перрона, как могут метаться занятые делом спешащие люди, можно с отчаяния и от страха. "Жуть" - чувство постепенно проникающего в душу страха, холода, проникающего до мозга костей. Но в переносном смысле это выражение часто употребляется как жаргонное обозначение "очень": "жуть, как много", "парень смелый, жуть какой". Очевидно, что все эти значения слов "жуть" и "заметалась" здесь совершенно отпадают, и остаются лишь оттенки, которые имеют отношение к страху, к тревоге.
       Происходит знакомый нам процесс - сходное усиливается, различное взаимно нейтрализует друг друга, отсекается, очищает дорогу главному, которое начинает господствовать безраздельно. Однако здесь это касается не зрительного образа - краски или формы, а непосредственного, неоформленного, но сильного чувства. Оно выступает на передний план, оттесняя все конкурирующее, все мешающее, как выступали зрительные образы в предыдущих сравнениях. Это усиливается и остальными словами. "Звенящая" жуть - это не радостный звон колоколов или бубенцов, не звон разбивающегося стекла. Нет, это звон вибрирующий и пронизывающий. Он сам мечется, поднимаясь и опускаясь, он чисто физически может вызывать дрожь и мурашки по спине. Эта его сторона вполне соответствует метаниям и жути и легко сливается, складывается с ними. Наоборот, все чуждое остальному образу радостное, просто шумливое, колокольное или пиршественное здесь совсем отпадает.
       И, наконец, "снежная выбель". Она тоже многообразна. Она может быть символом чистоты, свежести, она может ассоциироваться с охотой ("Так охотники травят волка... и пускай я на снежную выбель упаду" - там же). Но снежная выбель - это и холод, создающий дрожь, и бесприютность с безнадежностью и тревогой для загнанного и бездомного. И, конечно, именно эта сторона обращена здесь к образу. Образ получается необычайно насыщенный тревожным, мечущимся чувством испуга, но совсем не наглядным зрительно. Если просто спросить читателя, что собственно хотел сказать Есенин этими словами, то большинство читателей не сумели бы объяснить это. Логически это совершенно бессмысленно: жуть не звенит, не мечется, тем более в снежную выбель и не пугается. Тем не менее, хотя и не умея объяснить это стихотворение, большинство читателей воспримет его не как нелепость, а как художественный образ.
       Это объясняется тем, что создается такой сильней эмоциональный тон, который отодвигает на задний план всякое требование к логике. Более того, разрушение
      
      
      
      

    110

      
       логической или наглядной стороны здесь даже усиливает эмоциональней тон, который один остается и безраздельно господствует в центре сознания. Это происходит так же, как
       -- других случаях, когда один образ волны вытесняет все другие, или когда одно представление о тучке освобождается от конкуренции всех других. Также и здесь тормозятся не только другие эмоции, но и логика и наглядное впечатление, и все поле сознания заполняется не облеченными в физические формы, но конкретными и интенсивными эмоциями.
       Наглядное сравнение - наиболее простая форма литературного художественного приема и потому легче поддается анализу. Но те же основные элементы лежат в основе и других, более совершенных способов художественных воздействий, там также происходит сближение форм, вызывающих определенные чувства, и также различное, противоположное тормозится, а немногое общее, уточненное и освобожденное от конкуренции, развязывается и с силой вливается в наше сознание. На наглядном сравнении проще расшифровать создание эмоциональной организации, но она присутствует всюду, в любых двух-трех словах. Всюду происходит неравномерное взаимодействие тех эмоциональных оттенков, которые связаны со словами. Однако, как и в образном сравнении, не всякое такое сочетание слов бывает художественным.
       Представления слишком далекие или слишком близкие по тем чувствам, которые с ними связаны, не дадут такого сильного переживания, потому что они или сохранят слишком много рассеивающих и растворяющих внимание одинаковых чувств и впечатлений, или слишком потеряют в своей конкретности. Если просто объединить слова "страх", "испуг" и т. д., то общего между ними - только очень общий инстинкт самосохранения. Это слишком абстрактно и одновременно многообразно, как был, например, образ волны вообще. Наоборот, "мечущаяся жуть" связана с конкретным чувством, которое динамически выражается в проникающем холодке и трепещущем сердце, в мечущихся движениях человека, в метаниях его мысли. Здесь нет зрительной определенности, но есть очень большая определенность чувства. А богатое развитие деталей чувства не только создает живость и определенность, но и задерживает его в переживании до тех пор, пока в душе не отзвучат последние отголоски всех созвучных и возникающих друг за другом оттенков чувства и мысли, вызванных образом.
       Даже простое выражение, удачно подобранное прилагательное, сжато выражающее именно то, что чувствовал художник, могут создать высокое эмоциональное богатство. Тот же результат, как зрительным образом, может быть достигнут сжатым, эмоционально точным языком, какой мы иногда встречаем у больших художников. Если бы вместо "как
      
      
      
      

    111

      
       яблочко, румян" сказали "кругленький, румяный человечек", то, конечно, образ несколько потерял бы в своем богатстве зрительном и эмоциональном. Меньше выступит форма щек, меньше будет подчеркнута безобидность, хотя уменьшительная форма до известной степени и связана с ней; потеряется ряд других, более отдаленных и слабых ассоциаций. Главное же - сохранится часть лишнего, связанного со словами "человечек", "румяный", много балласта, о котором мы говорили и который так мешает всегда художественному впечатлению.
       Зато часто в таких простых выражениях есть и положительная сторона - разговорная безыскусственность. Она нередко нарушается в образных выражениях, приобретающих специфически "поэтический" характер, то есть оттенок нарочитости, мешающей естественному восприятию художественного впечатления. У некоторых, и как раз лучших, поэтов и писателей центр тяжести лежит именно в простых, но сжатых, точных и в высшей степени насыщенных чувством формах. Таковы Пушкин, Мериме. Возьмем, например, "И перед ним уже в тумане сверкали русские штыки и окликались на кургане сторожевые казаки". Это целое произведение в четырех строчках. Здесь взято только необходимое и в то же время все необходимое. Каждое слово по отдельности здесь может иметь много значений. "Уже" говорит и о достигнутой цели и, может быть, о том, что поздно, вечер. Туман - и влажное утро и темнеющий вечер ("Туманы над Днепром глубоким. Пора коням их отдохнуть" - "Руслан и Людмила"). Сверкать можно мгновенным взблеском враждебной стали и сверкать, как маяк с кургана сверкает сквозь туман истомленному и стремящемуся домой путнику. Десятки и сотни других ассоциаций, мыслей, воспоминаний может родить каждое слово. Но эти слова, каждое служит пробным камнем для значений другого. Если одно говорит об утре, то другое ("уже") не будет порождать воспоминаний о закатном солнце. Однако, для Пушкина, как поэта большой силы, характерно то, что в его образах слова используются более полно, чем где-либо. "Уже" говорит об оконченных усилиях, об ожидании и исполнении. "Туман" создает сразу впечатление утра раннего, ясного и влажного и, конечно, туманного. Эта влажность и ясность находит себе поддержку в "сверкали". Штыки не могли бы так сверкать, если бы было пасмурно, или если бы туман был вечером, когда он появляется обычно уже с потемнением. Сверкание также подчеркивает туманную скрытность очертаний, которую прорывает только яркое сверкание штыков, поднятых над курганами, где туман уже слабее и т. д. "Русские штыки" - это и боевая обстановка, связанная с трудным переходом, возникающим от слова "уже", и зашита, исполнение желания, и свое, родное. Не только русские, но и штыки, самое национальное русское оружие, типичное и надежное. И десятки, и сотни таких значений, переплетающихся и
      
      
      

    112

      
       согласующихся между собой, создают многообразный, но стройный, целеустремленный и единый образ.
       Каждое слово может быть здесь многозначно, однако они так сочетаются, что из них берется только идущее в одну сторону, но этого идущего в одну сторону, в сторону художественного впечатления, здесь очень много - в этом и заключается дар поэта, чтобы найти те немногие слова, почти каждый смысл которых может служить какую-то службу целому художественному образу. Из нескольких смыслов "уже" здесь вплетается и окончание действия, пути, и исполнение желания, возвращения и, может быть, даже ощущение позднего времени восхода солнца для не ложившегося спать человека. То же и со всем остальным: туман, сверкание, штыки. Только немногие художники, как Пушкин, могут так владеть материалом, чтобы в одном образе использовалось такое количество ассоциаций и связей, порождаемых одним словом. Казалось бы, значение позднего времени, связанное со словом "уже", нельзя использовать в образе раннего утра. Но оно возможно для не спавшего человека. Сверкание - это и стальное оружие, и влажность, и путеводный свет, и небо с солнцем. Штыки здесь - и оружие, напоминающее о бое, и национальное, родное, и указание на то, что туман лежит низко, и на высоте штыков уже начинает пробиваться солнце и т.д.
       Здесь ткань образа сложнее, чем та, которую мы разобрали в сравнениях. Там только один раз пересекаются значения слов. То, что совпало, то усилилось, что не совпало, отсеклось. Здесь же каждое слово участвует несколько раз в сочетаниях и сплетениях. Утро порождается и "сверканием", и "туманом", и даже "уже". Впечатление родного, желанного порождается и тем же "уже", и "русскими", и "штыками", и "в тумане сверкали", как маяк и т.д. И в свою очередь создавшиеся образы снова сливаются и взаимодействуют, выделяя то общее, что в них имеется, отсекая различное и противоречащее. Солнечное свежее утро, оконченный путь, родное русское, защита - все это порознь имеет самые различные значения. Свежее утро говорит о подъеме на работу. Оконченный путь - об усталости, родное иногда вызывает презрение и скуку, поиски нового, иного, защита напоминает о напряженности, об опасности.
       Но не это все является у них общим. Солнечное свежее утро, оконченный путь, свое родное и близкое, защита - все это создает чувство глубокого, почти физического облегчения, вызывающего успокоительный вздох. И именно это порождается строфой стихотворения: "И перед ним уже в тумане сверкали русские штыки и окликались на кургане сторожевые казаки". И ведь это мы видим при самом беглом разборе, в основном, одних только внутренних отношений в двух строках. А сколько других смыслов вложено
      
      
      
      

    113

      
       для того, кто только что читал "Кавказского пленника" в целом, для кого возникает ряд новых взаимоотношений с прочитанным - страдание в плену, девушка, горный ландшафт, долгий путь - контраст с этой картиной, с каждой ее деталью. Такое же богатство содержания вложено и в другие, исключительно сжатые строках Пушкина, например в уже приводившиеся - "Туман над Днепром глубоким, пора коням их отдохнуть".
       Здесь нет ни одного сравнения, но синтез образа получается исключительной силы. То же самое, например, в стихотворении Лермонтова "Белеет парус одинокий". Этим высоким мастерством отличаются сравнительно немногие талантливейшие поэты и писатели. (Из старых поэтов А. К. Толстому иногда удавалось достигать того же (например, "Канут" в переводе из Гете "Из Афин в Коринф многоколонный" и пр.), но по большей части благодаря старинному словарю, "отстраняющему" передачу и благодаря некоторой исключительности сюжета).
       Описанный процесс не является исключением. Даже самое наглядное сравнение производит художественное впечатление лишь постольку, поскольку оно имеет эмоциональное действие. В этом основное значение искусства. Но в одних образах это действие достигается сразу без наглядных впечатлений и прямо теми оттенками чувства, которые вызывают слова ("Так испуганно в снежную выбель"). В других - сначала создавая яркое наглядное представление ("Седою гривой машет море", "Как яблочко, румян" и т. д.), которое уже и действует на чувство. Смысл обоих путей, однако, один и тот же - подействовать на чувство, на эмоцию, вызвать живое переживание.
       Самое наглядное представление о не волнующем нас предмете вовсе не является художественным. Точное описание куба или конуса может быть очень наглядным и сжатым, но обычно оно не произведет на нас художественного впечатления. И, наоборот, самое ненаглядное, расплывчатое впечатление, если оно связано с сильными и конкретными эмоциями, будет художественным, как мы это видели в стихотворении Есенина. То же самое можно видеть, например, у Блока: "Кружится снег, мчится мгновенный век, снится блаженный брег". Тут тоже понятия объединяются не по их логическому или наглядному содержанию, а, в первую очередь, по их эмоциональной близости. Здесь в каждом слове чувствуется мелькание, мчание... А логики мало: снег - погода дня. Век - десятки тысяч дней с разной погодой. Сон - психологический момент, связанный с нереальными образами. Блаженный брег - сказочно религиозный образ, цель стремлений, контрастирующий с остальными, как конечная цель, и совпадающий по ощущению нереальности, как что-то сказочно-сонное. Объединить все это по точному значению невозможно, по ощущению же это сливается совершенно естественно.
      
      
      
      

    114

      
       Впечатление от строк "и перед ним уже в тумане...." проходит в основном два
       этапа: сначала создается впечатление об окончании усилия, о достижении цели, о родном
       -- близком, о защите. Затем уже эти представления, полуконкретные, полуэмоциональные сливаются между собой, оставляя впечатление от того глубокого чувства облегчения,
       которое им всем свойственно. Но по существу тот же процесс происходит и при образном сравнении: сначала образуется яркое наглядное представление, потом оно действует на нас теми эмоциями, которые вызывают у нас предметы и явления, возникшие в нашем воображении. Отчасти это уже было видно и раньше, когда мы говорили о том, чем действуют на нас образы. Широта моря вызывает много разных чувств: и чувство затерянности в пространстве, и впечатление неограниченной свободы, и ощущение необъятности, извечности морских пространств. Размашистые движения "седых грив" подчеркивают ощущение широты, но могут также создавать представление об опасности, угрожающей пловцу и кораблю. Своей постоянной сменой они могут вызывать самые разные чувства, от ощущения ровного, неустанного извечного движения до утомления скучным однообразием постоянно движущейся картины. Но вместе эти образы естественно сливаются в том, что у них есть общего - в ощущении широты, свободы, извечности, еще подчеркиваемых оттенком древности, связанным со словами "седых", и тем чувством постоянной ровности, не связанным с опасностью, которое так передается словом "машет". Волны здесь не обрушиваются, не заливают, нет - море ими просто машет ровно, широко и неустанно.
       Все это создает, в конечном счете, то целое впечатление, которое производит на нас стихотворение: "Седою гривой машет море". Эти образы проходят два этапа: сначала создаются конкретные чувственные впечатления, которые разными своими звеньями вызывают эмоциональные реакции разнообразных оттенков. В одном и том же образе "Седою гривой машет море" с относительной независимостью выступают широта морского горизонта, форма воли и, наконец, характер их движения. И каждое из таких звеньев в известной степени самостоятельно вызывает свою гамму ощущений и переживаний. В свою очередь, возникшие эмоциональные реакции неравномерно взаимодействуют между собой совершенно так же, как взаимодействуют различные ассоциации, вызванные словами. Из ряда возможных реакций, которые может вызвать, например, вид моря, здесь поддерживается только то чувство, которое совпадает с чувствами, вызванными формой и движением волн. Остальные - взаимно нейтрализуются и отпадают, как не соответствующие друг другу.
      
      
      
      
      

    115

      
       Происходит тот же процесс концентрации и конкретизации эмоций, которые мы видели на примерах стихотворений Есенина и Блока. Только там эмоции связаны непосредственно со словами. Здесь же слова создают сначала яркие зрительные и другие чувственные представления, через которые уже вызывают эмоции. Процесс неравномерного взаимодействия повторяется два раза: сначала слова вызывают наглядные представления, потом наглядные представления создают окончательное душевное переживание. Конечно, не надо думать, что процесс происходит всегда в таком чистом виде. Как правило, этого не бывает. Обычно эмоции от образа сплетаются с непосредственными эмоциями от слов, не говоря уже об оставленных нами пока в стороне звуковых особенностях ритма, рифмы и пр. Мы уже видели, что чувство извечности моря, рождавшееся от его необъятных просторов и ровного движения, может найти себе поддержку в непосредственных ассоциациях со словом "седою". Ведь "седою" здесь выступает не как признак старости, а как характеристика цвета волн. Но каким-то своим отношением к старости это слово усиливает впечатление древности без непосредственного наглядного изображения старости вообще. Точно так же "тучки небесные.... цепью жемчужною" приносят ощущение праздничности, связанной со словом
       "жемчуг" без каких-либо наглядных представлений о праздничных драгоценных украшениях как таковых и т. д. Здесь прямые ненаглядные ассоциации слов сплетаются с эмоциями, вызванными уже наглядными образами, возникшими под влиянием тех же слов. И, наоборот, даже в стихотворениях "Так испуганно в снежную выбель" или "Кружится снег, мчится мгновенный век" могут в какой-то, хотя и небольшой степени, участвовать некоторые наглядные элементы неопределенного метания, чего-то неоформленного в стихотворении Есенина, кружения, мелькания - у Блока. Они не имеют самостоятельного значения, и это позволило нам сначала игнорировать их. Но они, возможно, показывают, что художественный образ вовсе не обязан строго принадлежать к тому иди иному классу.
       Главное в художественном образе это создание эмоциональной концентрации. И здесь все средства хороши. Все, что вызывает эмоции - смысл, наглядные образы, непосредственно ассоциированные чувства, звучание, ритм - все соединяется в художественном образе, и неравномерное взаимодействие впечатлений усиливает близкое друг другу и устраняет все различное, противоречивое, все конкурирующие чувства. Остается только то, что является общим и ритму, и звуку, и наглядному образу и, наконец, непосредственным чувствам, вызываемым словами. Все остальное взаимно нейтрализуется, как противоречащее друг другу. Эмоция, которая могла бы быть вызвана одним звеном, например чувство опасности от седых волн, теряется, так как другое звено
      
      
      

    116

      
       обращает наше внимание на совсем другую сторону. Слово "машет", так сказать, выбирает среди многих чувств, вызываемых волнами, то чувство ровной смены и неустанного движения, которое ему соответствует. Тот процесс неравномерного взаимодействия, который мы подробно описывали для наглядных образов, повторяется здесь с еще большим богатством и силой для эмоций. Здесь в нем участвуют все элементы смысла, чувства, звука, начертательных изображений стихотворения, какие только в нем есть (вплоть до длины строки, до количества восклицательных знаков). В чувствах, вызываемых каждым воздействием, конкретно сохраняется только то немногое, что соответствует переживаниям, порождаемым всеми другими звеньями. Это очень сужает эмоции, вызываемые каждым отдельным звеном, например ритмом, одним словом или одной стороной наглядного представления. Но зато это конкретизирует чувство и устраняет все взаимно противоречивое и расплывчатое, что всегда имеется в чувствах, связанных одним словом или одним ритмом и т. д.
       -- результате неравномерного взаимодействия всех гамм эмоций, которые производят, например, разные звенья стихотворения (ритм, слова, наглядные представления), одна конкретная и чистая эмоция, освобожденная от всего расплывчатого,
       неопределенного, безраздельно заполняет наше переживание. Так создается у нас чувство извечного и спокойного движения при словах "седою гривой машет море", так охватывает нас бесконечное облегчение при заключительных строках "Кавказского пленника": "И перед ним уже в тумане сверкали русские штыки и окликались на кургане сторожевые казаки". И также остается у нас ощущение свежести и нежности от слов о "губах-лепестках". Разные художники и поэты поступают по-разному. У одних - акцент стоит на звуке. Так это (правда, сознательно и поэтому с прямолинейной примитивностью) делал, например, Бальмонт. У Маяковского, наряду с другими моментами, играет большую роль свежая, своеобразная логика. Так, например, в стихотворении, где он с нежной шутливостью говорит пароходу "Нетте": подойди сюда, тебе не мелко?"
       -- одних эмоциональные оттенки слов, как мы видим у Блока или у Есенина, у других - зрительные образы сравнений. В общем, у всех поэтов участвуют все элементы -
       звука, ритма, смысла и эмоциональных ассоциаций, хотя и с ударением на той или иной, более близкой и свойственной поэту стороне. Какую большую роль, например, играет ритм и рифма, показывает простая перестановка слов в каком-нибудь стихотворении. Возьмем стихотворение А. олстого:
       Запад гаснет в дали бледно-розовой
       Звезды небо усеяли чистое.
      
      
      
      

    117

      
       Здесь нежная, стонущая интонация стихотворенья поддерживается и затянутым неударным концом строк (два неударных слога) и самыми словами, которые выделяется на конце бледно-розовый, чистое - это что-то бледное, нежное, светлое, неопределенное. Сам несамостоятельный характер этих слов, как прилагательных, еще ослабляет вещественную осязательность фразы, а "вещественные" представления - звезды, небо как-то тонут, затянутыми в середину строки. Все это вместе создает впечатление чего-то светло-нежного, тянущегося, бессильного. Но попробуйте переставить слова:
       -- дали бледно-розовой гаснет запад Чистое небо усеяли звезды.
       Сразу создается другой оттенок. Отчетливые, предметные слова запад, звезды, подчеркнутые теперь на конце строки приобретают более осязательную реальность. А более отрывистое окончание (только один неударный слог) меняет интонацию, делает ее решительнее и еще яснее выделяет определенные слова, завершающие строку. Все стихотворение приобретает сравнительно с оригинальными строками Толстого более решительный, несколько рубящий, материальный характер. А ведь смысл, формальный смысл, не изменен ни на одну букву. Это показывает, какое богатство средств имеется в руках поэта, если даже одна перемена ритма и порядка может так изменить стихотворение, хотя не только смысл, но даже и состав звуков несколько не отличаются. Изменился отчасти только порядок их. Но какие бы средства художником не применялись, какие бы из них он не использовал по преимуществу, смысл использования всегда остается по существу один: привести к эмоциональному синтезу, слить все средства так, чтобы выделилась одна мощная, конкретная эмоция.
       Путь к этому может идти через формальные неправильности, нарушения. Такой приверженец строгой формы, как А. Толстой, пишет в одном своем письме, что для стихотворения иногда даже необходима небрежная рифма. Допустив в молитве Гретхен небрежную рифму, Гете этим сознательно подчеркнул чистую наивность молящейся девушки. Отточенная форма молитвы не соответствовала бы всему характеру Гретхен и только нарушила бы целостность образа.
       Итак, все в произведении устремлено к конечному эмоциональному синтезу. Фабула и ритм сливаются в том общем, что передает художник в стихотворении, рифма подчеркивает самое существенное в содержании и своим звучанием должна отвечать общему настроению всего стихотворения и, особенно, тех образов, которые она сама передает. Звучание слов, аллитерации, эмоциональные ассоциации и наглядные образы, паузы и разрывы строчек, знаки препинания и небрежная рифма - все идет на создание
      
      
      

    118

      
       впечатления и все должно иметь нечто общее, родственное другим приемам в том же стихотворении, чтобы выделить это общее, постепенно или сразу, слившись в одном настроении. Все другие формы синтеза - создание образов, картин, имеют здесь только подчиненную, предварительную роль, которая служит тому, чтобы через те или иные каналы, через сравнения и картины влиться в одно русло безраздельного эмоционального синтеза, ибо смысл искусства - действовать на чувство, и эмоциональный синтез есть последняя инстанция на пути к этой цели.
       То разнообразие путей, которое художники одновременно используют, чтобы произвести впечатление - смысл, ритм, звук и др. - создает силу и постоянство впечатления. Понятно, что чем больше разных источников, которые вызывают чувство, тем полнее будет его поток, тем сильнее будет настроение. Но важно также другое. Искусство субъективно, оно основано не столько на твердых, общих для всех понятиях, сколько на чувствах, ассоциациях, которые, хотя и имеют сходство у разных людей, но все же более или менее изменчивы, более или менее различаются. Не все одинаково воспринимают художественный образ: одни воспринимают одни ассоциации, другие - другие, одни - сильнее, другие - слабее. Но когда художник передает образ, он должен создать такие условия, чтобы окончательное, общее впечатление в целом более или менее, несомненно, производилось на большинство читателей. Это значит не только, что ассоциации или прямые чувства (например, от ритма) должны быть естественными и возникать у всех. Это требует также, чтобы эти ассоциации, которые говорят об одном, которые бьют в одну точку, были разнообразны, охватывали человека с разных сторон, были многочисленны. Мы видели, что в заключительной строфе "Кавказского пленника" почти каждое слово многозначно, и все значения этих слов говорят об одном, все создает одно и то же впечатление - достижения, освобождения.
       Совершенно ясно, что далеко не всякий человек, даже бессознательно, воспримет все то, что мы нашли в этой строфе. Часть будет им не замечена, часть утеряна. Один не почувствует, что "сверкали в тумане" говорит о ясном утре. Для другого штыки напоминали о карательном отряде царского времени и не могут быть символом национальности и т. д. С другой стороны, может быть, что читающие это стихотворение найдут значительно больше, чем мы нашли. Но важно не это, важно конечное впечатление. А так как все вскрытые нами ассоциации создают одни и те же чувства (как, вероятно, те оттенки и напоминания, которые нам не удалось найти), то, даже не уловив, часть из этих воспоминаний и образов человек все же получит сходное впечатление, хотя может быть и с меньшей яркостью и полнотой. Это показывает, что художник неизбежно
      
      
      
      

    119

      
       действует в какой-то степени статистически, он, так сказать, окружает человека воздействиями, которые идут в одну сторону, которые говорят об одном. И если человек не обнаружил в данном образе каких-то ассоциаций, чуждых его индивидуальности, то его здесь же захватывают другие, которые говорят о том же чувстве. Впечатление в основном остается то же, может быть, немного с иным оттенком и полученное несколько иным путем, чем у соседа, у которого непохожие особенности характера или биографии направили внимание и чувства на другие представления и воспоминания.
       Чем крупнее художник, тем полнее он охватывает читателя своим образом, тем больше он использует каждое слово, тем бесспорнее и сильнее производят впечатление его произведения. Мы видели, как разносторонне и обширно переплетается ткань образа у Пушкина. У менее сильного поэта и полнота ассоциаций меньше, но для него, иногда, находятся читатели, которые по особенности своего темперамента и опыта легко и полно воспринимают все намеки и ассоциации, созданные именно данным художником, и тогда он их волнует, как никто другой, и становится их любимым поэтом. Но свойство настоящего поэтического гения - охватить немногими словами так много, дать каждым выражением столько разных поводов для одного и того же чувства, что тот или иной путь или все вместе неизбежно достигают сердца всякого, волнуют каждого.
       В значениях слов есть и грубые значения, действующие без промаха, но неглубоко, есть такие оттенки, которые доступны не каждому и не во всякую минуту. Шопенгауер в своей "Эристике" рекомендует подбирать в споре слова соответственно их эмоциональному значению. Если защищаете священников, то, чтобы произвести более полное впечатление, должны говорить "священнослужители", "батюшка". Если же хотите их дискредитировать, то называйте их "попами" и т. д. Этот прием мы все вольно и невольно постоянно употребляем. Он действует, может быть, не очень глубоко, так как нам самим уж ясен механизм этого действия, которое поэтому вызывает критическое отношение, но зато действие наступает всегда неизбежно. У Демьяна Бедного можно найти много строк, имеющих отношение именно к этому примеру.
       -- другой стороны и, наоборот, для действия образа есть ряд моментов, которые могут ускользнуть даже от заинтересованного ценителя. Об одной иллюстрации говорят,
       например, переводчики "Саги о Фритьофе" Тегнера (Б. Ю. Лихенвальд и А. И. Смирницкий). Когда Фритьоф, любивший в юности Ингеборг, переодевшись, явился
       -- королю, женой которого она сделалась, то поэт всюду называет Ингеборг королевой. И только в одном месте, чтобы подчеркнуть чувства Фритьофа, Тегнер пишет "и с Ингеборг прекрасной уснул король седой". Здесь она опять не новая, недоступная королева, но
      
      
      
      

    120

      
       прежняя юная Ингеборг. Это, конечно, может быть очень сильно для читателя, но также несомненно, что не всегда будет им восприниматься сознательно, ведь речь идет все о той же женщине, и не всякий осознает ясно, когда ее называют королевой, а когда - Ингеборг. Не осознал этого и первый переводчик (Грот) и потерял в переводе часть художественного воздействия, назвав Ингеборг по имени в тех случаях, когда она выступала, как королева, и королевой, когда Фритьоф мог вспомнить, что это та же любимая им Ингеборг. Здесь глубокий знаток, поэт и заинтересованный переводчик по-видимому не осознал, а может быть, не уловил и бессознательно сильную художественную деталь стихотворения. Тем более это может быть с обыкновенным читателем среднего развития, который вынужден читать иногда в случайной отвлекающей обстановке, усталый и который, как правило, читает каждое произведение не больше, чем один раз. Очевидно, для него много пропадает из той сокровищницы образов и чувств, которую создает для него поэт в своем произведении. И чтобы до него, несмотря ни на что, дошла часть этих драгоценностей, они должны быть или очень явными, или достаточно многочисленными, так что даже быстро скользнувший взор все же схватит несколько более близких к нему образов и чувств.
       Чем примитивнее писатель или поэт, тем более внешними, простыми и кричащими будут немногочисленные впечатления от его образов. Чем он глубже и одареннее, тем щедрее и гуще сплетает он в немногих словах сеть тонких ассоциаций, легких намеков, оттенков чувства, как мы это видели на примере Пушкина. И читатель неизбежно попадает в эту сеть, задевая не за одну, так за другую ее петлю, которые все влекут его к одному чувству, одному впечатлению. Не отдавая ясно себе отчета, почему это, он ощущает какую-то общую атмосферу, аромат настроения, которая окутывает, проникает с разных сторон в его душу.
       Это настроение создается сближением понятий, которое выделяют общие и наглядные образы, слиянием тех сходных чувств, которые вырастают из образов, переплетением их между собой и с оттенками значения отдельных слов, и с переживаниями, которые порождает ритм стиха и музыка звуков. Так возникает в нескольких простых словах, на вид таких же, как все другие, новая сила, отличающая их от остальных холодных и обычных слов, сила, которая волнует и захватывает то давно забытыми воспоминаниями, то свежими и иногда, казалось бы, совершенно неизведанными и незнакомыми чувствами.
       Таким путем, в конечном счете, художественное действие образа завершается в эмоциональном синтезе. В нем равноправно встречаются и наглядные впечатления,
      
      
      
      

    121

      
       порождаемые словами, и непосредственные чувства, связанные с этими же словами, и та музыка, тот ритм и звук, которые они порождают в стихотворении. Но все сложные психологические разветвления, возникшие из слов, сохраняют здесь только то, что является общим для всех. Слово "седою" характеризует цвет волны и одновременно может создать представление о древности, чувство уважения или впечатление слабости. Но то, что эта характеристика относится к вечному, необъятному и безразличному морю, сохраняет, кроме цвета, только чувство древности, отсекая всякое представление о слабости или личном уважении. Так одно слово "седою" сразу участвует в окончательном синтезе и через наглядный образ, создавая окраску будущих валов и прямо, вызывая ощущение древности, и, наконец, внося свою долю в ритм и звучание стихотворной формы. Отсеченные значения и смыслы здесь играют ту же роль, как ветки растения, отсеченные садовником: они дают возможность всем сокам нашего сознания притекать только к самым ценным цветам и плодам образа, безраздельно напитывая его наибольшей полнотой чувства и настроения.
       Резюмируя эту главу, можно сказать следующее:
       Тот процесс, который мы ранее нашли на примере сравнений, является более общим. Вероятно, всякий литературный образ возникает благодаря тому, что выделяется нечто общее в тех чувствах, которые вызываются смыслом, оттенками слов, их взаимной связью и порядком, их музыкой и ритмом. И дело вовсе не в наглядных чувственных впечатлениях, о которых мы говорили раньше. Их роль может быть большая, но служебная, предварительная. Как бы ни был нагляден образ, надо, чтобы он волновал, без этого он не будет художественным.
       Создание художественного впечатления происходит только в тот момент, когда среди многообразных чувств, порожденных разными звеньями образа, близкие и родственные друг другу чувства сливаются, поддерживая друг друга. Они, так сказать, прорывают вместе такое глубокое русло, что источники, породившие сначала наряду с ними и многие другие отдельные потоки эмоций, теперь устремляют свои воды только в это обширное русло в то время, как остальные ручьи иссякают и исчезают из нашего сознания.
       И вот этот процесс слияния того, что является общим, единым, и торможение, иссушивание всех противоречивых душевных движений, которые в нехудожественной речи всегда размывают наши переживания, делают их неопределенными, рассеянными, как стоячая вода в болотистом пруду, процесс создания одного, более узкого русла, но в котором чувство приобретает определенность и движение, этот процесс является самым
      
      
      

    122

      
       существенным и окончательным процессом в создании художественного впечатления. Ибо художественное впечатление - это сила переживания, которая порождается формой передачи, в частности в наших случаях формой литературной передачи. Сила переживания, то есть сила ответного душевного движения, а не отчетливость наглядного образа или ясность понимания отвлеченной мысли. И эта сила переживания здесь достигается, в основном, неравномерным взаимодействием тех спектров разнородных чувств, которые порождаются отдельно каждым из равных звеньев возникших наглядных образов, каждым из оттенков смысла отдельных слов и, наконец, непосредственно музыкой речи. Это происходит совершенно так же, как сами наглядные образы в сравнении приобретают определенность и силу, благодаря неравномерному сложению тех "пучков" конкретных представлений, которые связаны со сравниваемыми понятиями.
       Но и в создании окончательного переживания роль наглядного представления ограничивается лишь ролью одного из источников эмоций, может быть, иногда самого значительного, но все же одного из нескольких, наряду с прямыми эмоциональными оттенками слов, с размером стиха или подбором звуков. И чем многообразнее, полнее эти источники - смысл, наглядное представление, оттенок отдельного слова, аллитерация и ритм - сливаются в одно русло, тем конкретнее эмоция, которая сразу отвечает им всем, тем сильнее поток переживания, порожденный ими.
       Искусство поэта заключается в том, чтобы найти такие слова, вложить их в такие ритмы, что в них сразу выделяется много общего, и в то же время это общее такое, что в нем все течет в одну сторону, ничто не находится в дисгармонии. Это мы видели в известной мере в словах о "седой гриве", где слово "седая" одновременно окрашивает бегущие валы и в то же время придает всей картине оттенок чего-то древнего, извечного, что так согласуется е необъятными просторами и древностью моря и еще подчеркивается его неустанной деятельностью, когда оно равномерно и беспредельно машет и машет одной волной за другою. И еще полнее мы видели это у Пушкина, где почти каждый, иногда казалось бы противоречивый, оттенок слова прямо или через какие-то промежуточные русла все же, в конце концов, вливается в общий поток чувства, приобретающий поэтому небывалую полноту и силу.
       Однако, говоря обо всем этом, не надо забывать об одном, особенно характерном для литературы. Мы все время говорим о художественном впечатлении. Однако этим не исчерпывается художественная литература. В ней больше, чем в каком-либо другом искусстве, играет роль смысл, знание (может быть и фиктивных) событий, которые она передает. Оно составляет некоторую нить, которая проходит через все произведение,
      
      
      
      

    123

      
       безразлично, будет ли это короткое стихотворение или большой роман. Это общее знание, фактическая сторона, участвует в создании впечатления, является одним, но тоже не единственным, источником, питающим сливающийся поток художественного впечатления. Также в нем отсекаются те возможные для этого смысла понимания и те чувства, которые не соответствуют другим звеньям, создающим образ.
       Так, когда мы читаем, что "пПечальный демон дух изгнания летал над грешною землей, и лучших дней воспоминания пред ним теснилися толпой", то конечно, перед нами выступает совершенно особый образ демона: грустный, отчужденный, благородный
       -- возвышенный. И в дальнейшем он выступает в значительной степени таким же. Он не выступает ни огнедышащим пожирателем людей, ни отталкивающим демоном средневековой религии. И, тем не менее, как бы ни трактовался образ демона у Лермонтова, формально он все же соответствует традиционному понятию об искусителе и соблазнителе, все развитие поэмы излагает историю "искушения". И мы, создавая и переживая образ благородного отверженного, формально все время знаем, что в этом облике описывается демон, то есть "дух зла", со всеми вытекающими из этого последствиями: нанесения зла, которое все же потом побеждается. Наглядные образы заполняют наше чувство, может быть, иногда отодвигают на второй план формальную,
       фактическую сторону повествования, но отнюдь не поглощают ее вполне, не заменяют ее,
       -- как бы идут в другой плоскости. В то время как художественное впечатление связано с теми наглядными представлениями и душевными движениями, которые относятся Павловым к "сигналам первого порядка", к врожденным нашим рефлексам, смысловая сторона остается в области абстрактно-словесной, в области "сигналов второго порядка",
       которые хотя и стимулируют здесь развитие эмоционально окрашенных представлений, но сами сохраняют свою связь, слагаются в свою цепь, которая обычно осуществляет связь всего целого по типу "апперцептивного мышления", то есть, как бы управляя сменой подчиненных представлений. На ней, как бусы на нитке, нанизаны отдельные элементарные образы, наглядные или чисто эмоциональные. Когда мы читаем "расстилается, как кошка", "извивается, как змей", то это все же два разных образа, и они могут быть связаны воедино лишь тем, что мы знаем, что это характеристика одного человека. Два разных образа здесь нанизаны рядом на понятии об определенном человеке, как две бусины на одной нитке.
       Еще ярче это, например, в многократно цитировавшемся стихотворении Лермонтова: "тучки небесные вечные странницы... цепью жемчужною". Здесь два очень различных, наглядно даже не всегда совместимых образа: странницы и жемчужины. Тем
      
      
      
      

    124

      
       не менее, их объединяет одна нить, на которую они нанизаны: понятие о реальных тучках, которые странствуют и отливают перламутровыми переливами в лазурном небе. Сама эта смысловая нить, украшенная бусами отдельных образов, особенно в большом произведении - романе или поэме - может давать сложнейшие узоры, имеющие уже собственное художественное значение. Но это другой вопрос. В нашу задачу - элементарного, простейшего художественного образа, это не входит. Нам важно было только подчеркнуть связь и различие этого элементарного образа со смысловой нитью: элементарный художественный образ может впитывать в себя все воспоминания, наглядные образы и чувства, которые порождаются абстрактным смыслом речи. Они перерабатываются вместе со всем остальным по тем же законам, выделяя то общее по чувству, что в них имеется между собою и с внешней звуковой стороной речи. Этим, временами, может даже отодвигаться на задний план формальный смысл описываемых вещей событий: например, паровоз забывается, как орудие перевозки, и выступает вдруг, только как соперник и злой враг живых коней (Есенин). Но это только на первом плане, благодаря яркости образов, силе чувства. Где-то позади этого обычно остается смысловая нить, которая сохраняет у нас формально-смысловое, словесное, но все же ясное сознание, что речь идет о поездах, у которых есть все особенности, обычно свойственные поездам.
       -- этот формальный смысл представляет собою связующую нить, которая объединяет в целое отдельные образы, позволяя переходить от одного к другому без разрыва и непонимания.
       Но вопрос об отношении элементарных художественных образов к смысловой нити
       -- литературе представляет собой задачу совершенно иную, чем вопрос о существе самого элементарно-художественного образа. В то же время он является более частной задачей,
       так как даже в литературе иногда можно встретить небольшие стихотворения, в которых имеется лишь один художественный образ.
      
      
      

    Приложение

      
        -- О "сигналах" первого и второго порядка
       Есть сравнительно не много причин, на которые высшие животные, в том числе человек, реагируют непосредственно: боль, нарушение равновесия, ограничение свободы, половой объект, тот или иной вкус, факт появления нового в поле зрения, тепло, холод, яркий свет и т. д. У человека таких раздражителей, может быть, больше, у других
      
      
      
      

    125

      
       млекопитающих меньше; в одних условиях реакция одна, в других - другая. Например, голодное животное реагирует иначе, чем сытое, в брачный период по-другому, чем в небрачный, но все же в общем сравнительно со всем многообразием окружающих условий таких причин мало, и характерным для них является то, что они вызывают определенную реакцию даже тогда, когда для человека или животного они появились впервые. Организм уже по самому устройству своей нервной системы приспособлен реагировать на них определенным образом. Для этого он не нуждается ни в каком опыте, ни в каком-либо, так сказать, обучении. Такие врожденные реакции вызываются "безусловными рефлексами". Гораздо большее количество впечатлений и восприятий сами по себе для организма почти нейтральны; тот или иной оттенок света, различные звуки умеренной громкости, безболезненные осязательные ощущения и тысячи других, поодиночке и в различных комбинациях друг с другом.
       Однако дело меняется, если такое "нейтральное" впечатление упорно повторяется вместе с каким-нибудь не безразличным воздействием, например болевым. Если организм отвечает на это болевое раздражение защитой, то через некоторое время он начнет также отвечать и на совсем невинную причину, например, на простой звонок. Мышцы будут напрягаться, и, например, обычно укалываемая нога будет отдергиваться, хотя на этот раз укола и не было. Здесь звонок приобрел значение сигнала об опасности. Между болью и восприятием звонка образовалась условная связь (звонок является условием, сопровождающим боль), и сама реакция на звонок называется условным рефлексом. Точно также можно вызвать связь, например, между вспыхиванием лампочки и кормлением. Через некоторое время во рту будет отделяться слюна даже без кормления, если только появилось обычно сопровождающее его условие - вспыхивающая лампочка и т. д.
       Ряд таких опытов и послужил академику Павлову и его школе материалом для изучения высшей нервной деятельности. Были изучены законы появления таких связей, их внешнего исчезновения (торможения), с помощью их было определено течение процессов в центральной нервной системе. Условный рефлекс стал рассматриваться как единица, на которой основана высшая нервная деятельность. Это и вызвало ряд нареканий со стороны не материалистически настроенных ученых и повлекло те обвинения в "атомизме". Однако то же самое мы наблюдаем и в нашей жизни. Звон ножей и ложек (сигнал) может у нас вызвать отделение слюны. Этот звук, конечно, не вызывал бы воспоминаний о еде у человека из страны, где вилки и ножи обычно не употребляются. Ребенок не приобрел еще связи между блеском огня и болевым ощущением. Поэтому он легко хватается за свечку, за тлеющий уголь. Но после этого блеск угля уже настолько
      
      
      

    126

      
       прочно связывается с болевым ощущением, что может даже один, сам по себе, вызнать плач у ребенка и т. д. Блеск огня, сам по себе нейтральный, стал сигналом первичной, безусловно рефлекторной реакции на боль. Все эти "сигналы" - звуки, зрительные и другие воздействия внешнего мира - можно назвать "сигналами первого порядка".
       Но человек, в отличие от других животных, в социальном развитии сам выработал еще одну систему сигналов-слов. Они отличаются тем, что не даны нам в природе вещей (как, например, блеск огня в связи с его свойством обжигать или как вид яблока и его вкус). Человек сам вырабатывает систему сигналов-слов и сам связывает их с природой. Он их относит в равной степени и к тем воздействиям, которые от природы вызывают реакции организма (боль, тепло и т. д.) и к тем "нейтральным" явлениям, которые обычно служат естественными сигналами к первым. Эту особую систему слов И. П. Павлов назвал "сигналами второго порядка", потому что они так же извещают о сигналах первого порядка, как те в свою очередь - о важных для организма непосредственных воздействиях.
       Такая система сигналов приспособлена к тому, чтобы передавать в виде речи мысли, чувства, намерения и факты от одного человека к другому. Так как она изменялась все время с тем, чтобы выполнять эту функцию как можно лучше, то и приобрела исключительную точность, гибкость и сжатость. Чтобы передать определенный фактор поведения человека наглядно (то есть без слов сигналами первого порядка), надо, например, изобразить женщину, двух мужчин, из которых один изображает своими жестами и выражением лица мучительные переживания при взгляде на соперника. Но достаточно одного слова "ревность", чтобы передать смысл происходящего с помощью сигнала второго порядка. Естественно, что данные извне, в природе вещей сигналы первого порядка не могут так соответствовать целям передачи : 1). Они не настолько во власти человека, чтобы привлекать их для передачи мыслей и фактов. Например, невозможно передать грохот лавины, чтобы пояснить опасность, невозможно изобразить сложные факты. Только современные кинокартины отчасти могут воспроизводить "сигналы первого порядка", отдельный же человек на это не способен. 2). Но и в этих случаях часто важнее не сами факты, а их отношения, обобщения, которые не даны в чистом виде в вещах, но легко передаются словами: "холодно", "надо спешить" и т. д. Спешку передать наглядно еще, может быть, можно. Но гораздо труднее передать, что надо спешить и т. п.
       Вот почему сигналы второго порядка представляют более совершенный материал и для искусства по своей сжатости, точности и гибкости. Но сигналы второго порядка обычно еще дальше отстоят от непосредственных реакций, чем сигналы первого порядка.
      
      
      

    127

      
       Правда мы можем сказать "тепло", представить его себе и вызвать известную реакцию. Это так же, как, например, увидеть издали огонь и представить его тепло. Иногда даже цепь сигналов первого порядка может быть очень длинной. Замерзая в лесу, мы по дальнему лаю собаки, как по сигналу, представим себе дом (тоже сигнал первого порядка), в нем огонь (тоже сигнал) и, наконец, его тепло. Но чаще бывает, что слово-сигнал второго порядка еще удлиняет цепь до реакции. Если мы видим огонь, мы представляем себе тепло. Но если мы говорим "огонь", то мы сначала представляем себе огонь, а затем по нему, как по сигналу первого порядка, представляем себе тепло. Слова представляют собой как бы надставку в том пути, который идет к непосредственной реакции. Поэтому в среднем путь от слова до чувства длиннее, чем от наглядных представлений, от рисунка или скульптуры.
       С другой стороны, "сигналы первого порядка" понятны в какой-то мере всякому. Они основаны на природе вещей, и поэтому для всякого человека они одни и те же, огонь всегда связан с теплом; а лед с холодом. Наоборот, "сигналы второго порядка" - слова зависят от человека и могут быть различными. В разных странах люди говорят на разных языках, и даже разные классы населения не всегда понимают одно и то же под отдельными словами. Национальность, степень образования накладывает здесь много различий в понимании. Поэтому "сигналы второго порядка", слова, не только дальше отстоят от непосредственных чувств, чем "сигналы первого порядка", но они также больше ограничены по тому социальному кругу, которому доступны в полной степени. Писатели народных сказок, пинкертоновщины, психологических романов или декадентских стихотворений различаются по своему составу гораздо сильнее, чем зрители различных фильмов или даже поклонники различных живописцев и скульпторов.
       Таким образом "сигналы первого порядка" имеют более близкое, непосредственное отношение к нашим переживаниям и понятны всякому. Зато "сигналы второго порядка", слова, находятся более в нашей воле и позволяют более дифференцированно и сжато передавать мысли и чувства, начиная от конкретных эмоций ("жутко", "весело") и кончая абстрактными понятиями ("необходимость", "закономерность").
      
      
       II. Цвета и эмоции
       Известно явление "цветового слуха", когда звуки представляются окрашенными в определенные цвета. В слабой степени это явление очень распространено, особенно среди детей. Иногда дети говорят также о цвете вкусовых ощущений. Рибо справедливо
      
      
      
      

    128

      
       объясняет это явление тем, что и звуки и цвета связаны с определенными эмоциями. Если звук и цвет связаны с одной и той же эмоцией, то звуки через посредствующее звено эмоции вызывают представление о соответственном цвете. Известна также распространенная игра определять, какого цвета человек. Приписывая человеку определенный "цвет" (например, голубой, зеленый, желтый) играющие взаимно понимают друг друга, хотя ни в одежде, ни, например, в цвете глаз и волос таких оттенков может не быть. Здесь тоже, очевидно, дело в выражении эмоций с помощью связанного с ними цвета. Наблюдая эти игры, мне кажется даже возможно установить здесь известные закономерные связи: холодноватые замкнутые характеры часто характеризуются цветами "холодной" части спектра - от голубого до фиолетового. Теплые, синтонные, наоборот, "теплыми" цветами - от желтого до коричневого. Людям ровным, спокойным чаще приписывают светлые оттенки (голубой, желтый), людям возбудимым, острым - темные (коричневый, фиолетовый).
       Лучшим свидетелем таких объединений является наша речь, мы говорим: теплый оттенок цвета, теплое отношение, видеть жизнь в розовом или мрачном свете, веселый цвет и т. д. Этим мы все время связываем наши цветовые, тепловые и другие ощущения с нашими переживаниями. И эти ощущения более или менее одинаковы у всех, так как мы легко понимаем друг друга, не уславливаясь да, пожалуй, иногда не имея даже случая усвоить какое-нибудь отдельное понимание раньше из речи окружающих. Это означает, что различные цвета возбуждают у нас определенные соответственные эмоции, не всегда столь ясные и оформленные, чтобы их всегда осознавать, но часто достаточные, чтобы в какой-то степени повлиять на нас. Впрочем уже из приведенных выражений видно, что это относится не только к цветовым, но и к самым различным простым ощущениям: к звукам, к теплу и холоду, к восприятию формы - "мягкой" или "резкой" и т. д.
      
       III. Художественное сравнение сходных представлений
       Как общее правило, сравниваемые объекты не должны быть слишком сходными, так как в этом случае не происходит отчетливого выделения немногих главных моментов. Есть, однако, специальные случаи, где более художественным является сравнение именно близких предметов. Если бы мы захотели сказать, что в лунном свете стволы ольхи казались белыми, то лучше их было бы сравнить с березками, чем со снегом (в то время как стволы березок в подобном случае было бы естественно сравнить именно со снегом). Точно также, описывая огромную кошку, большее впечатление мы произведем, если сравним ее с большой собакой или рысью, чем с орлом или со столом. Но этот случай
      
      
      

    129

      
       идет в полную параллель с ранее сказанным. Ольха и снег не имеют между собой обычно ничего общего, точно так же, как кошка с орлом. Здесь мы вносим, приписываем предмету совершенно новый элемент, новое свойство, контрастирующее с обычным его свойством: белый цвет у ольхи, большие размеры у кошки и т. д. Если мы сравним что-либо с предметом совсем непохожим, ольху со снегом или кошку с орлом, то контраст окажется одинаковым по всем свойствам, и основной контраст (по цвету у ольхи, по величине у кошки) не выделится. Наоборот, если мы выберем сравнение, где все более или менее сходно, то указываемый нами контраст резко выделится, займет такое же господствующее положение в сознании, какое в других случаях занимает целый образ, основанный на сходстве.
       -- другой стороны надо учесть, что внесение чуждого элемента - белого цвета стволов, необычайно большого роста зверя - здесь нарушает впечатление от целого: от ольхи, от кошки. Новое свойство в нашем сознании противоречит целому. А задача -
       вызвать впечатление белой ольхи, большой кошки. Должно создаваться впечатление не от одной стороны предмета, но от всего целого, но с одним новым качеством (или в новой обстановке), которое и выделяется, как самое главное. Поэтому внесение нового произведет более сильное впечатление именно в том случае, если все остальные качества будут сохранены по-прежнему. Честертон в своем романе "Перелетный кабак" справедливо говорит, что карикатура сохраняет свое значение до тех пор, пока она похожа. Например, изображение человека похожим на свинью может быть смешно, пока оно похоже на изображаемого человека. Но если вместо него изобразить просто свинью, то это уже не интересно и не смешно. Карикатура здесь имеет смысл, пока она сохраняет связь между изображаемым предметом и той формой, в которой она его передает.
       То же, конечно в несколько ином смысле, относится к сравнению. Впечатление от нового свойства будет сильнее всего именно в случае, если оно будет в комплексе, сохраняющем как можно полнее весь тот рой общих ощущений и воспоминаний, который характерен для представления о растущей в природе ольхе или о физическом образе кошки.
       Таким образом, и здесь, по существу, смысл сравнения остается тот же - выделить нечто немногое из всего "облака" понятия об ольхе или кошке, но выделить уже не путем сходства, а путем контраста. --0--
      
      
      
      
      
      
      

    130

      

    Опыт понимания возникновения

       художественного восприятия в свете учения И. П. Павлова
      
      
       Важнейшей задачей учения о высшей нервной деятельности является выяснение материальной сущности тех сложных психологических явлений, которые до сих пор еще не до конца изучены с позиций учения И.П.Павлова. Основы этого направления были изложены самим И.П.Павловым в последние годы жизни в работах по психопатологии по типам высшей нервной деятельности, и особенно в его представлении о второй сигнальной системе (И.П.Павлов, Собрание сочинений т II, ч. 8 и т. IV).
       Настоящая статья посвящена одному из многих вопросов, связанных с этой задачей. Мы не преувеличиваем значения того опыта подхода к вопросу, который здесь кратко излагается, но все же полагаем, что он может дать некоторое, хотя бы частичное, приближение к пониманию тех путей, которые определяют возникновение художественного впечатления при восприятии того или иного художественного образа.
       Прежде чем ближе перейти к занимающему нас вопросу, следует подчеркнуть, что искусство, как и ряд других явлений в жизни общества, представляет собой единство двух различных сторон. Одна сторона его связана с чисто социальным моментом. Значение социальной стороны искусства ясно выступает, например, при сравнении содержания и специфической формы "Дубинушки" и салонного романса. Эта сторона определяет происхожднение, социальную направленность формы и характерные формы любого произведения искусства. Однако во всяком произведении искусства, каким бы оно ни было, мы всегда имеем дело с возникновением художественного впечатления у лица, воспринимающего это произведение искусства. В возникновении этого впечатления определенную роль играют законы высшей нервной деятельности, раскрытые И.П.Павловым. Задача настоящей работы - рассмотреть именно эту, вторую, сторону.
       -- этой точки зрения, основной вопрос заключается в том, как возникает художественный эффект при соединении в художественном произведении тех простейших воздействующих моментов (звуков в музыке, красок в картине, слов в литературном произведении и т. д.), которые порознь, вне этого художественного произведения, такого эффекта не давали.
       Для настоящего художественного произведения: рассказа, картины, музыкального произведения - характерно то, что, хотя оно имеет для человека не большее реальное житейское значение, чем какое-либо другое безразличное явление (сообщение об
      
      
      

    131

      
       отдаленных событиях, нехудожественная фотография, простые шумы), это произведение искусства, тем не менее, вызывает у воспринимающего очень интенсивную эмоцию. Возникновение такого эффекта художественного произведения, как нам кажется, в значительной степени можно понять, исходя из принципов, развитых И. П. Павловым, если применить их к той конкретной форме искусства, которая наиболее благоприятна для подобного анализа.
       При анализе настоящего вопроса нообходимо исходить из того, что открытые И. П. Павловым факты являются своего рода моделью, образцом протекания всех различных процессов высшей нервной деятельности: заключения условных связей различных порядков, различных видов возбуждения, угасательного, внешнего и дифференцировочного торможения. Ряд открытых И. П. Павловым закономерностей и функциональных структур (системность, первая и вторая сигнальные системы, понимание ассоциаций, как физиологической временной связи и т.д.) должны быть исходными моментами для понимания возникновения художественного эффекта. Однако, согласно самому И. П. Павлову, для психологического анализа их понимание должно быть в определенной степени расширено на те области и формы временных связей, которые непосредственно в опытах на животных не затрагиваются.
       В то же время при анализе общих закономерностей нормального искусства, конечно, не в одинаковой степени, могут быть использованы различные закономерности, открытые И. П. Павловым. Так, например, закономерности характерные для патологических явлений (фазовость и пр.), в нормальном художественном восприятии играют, очевидно, не главную роль и могут быть использованы для его понимания лишь в качестве дополнительного момента. Точно так же учение о типах высшей нервной деятельности может иметь большое значение при анализе стиля отдельного художника. Однако гораздо меньшую роль оно может сыграть для понимания общих закономерностей художественного восприятия, проявляющихся у представителей самых различных типов высшей нервной деятельности.
       Какая же форма искусства является наиболее благоприятной для нашего анализа? Выбор такой формы должен быть основан на сравнении и классификации видов искусства
       -- точки зрения учения о высшей нервной деятельности. С зтой точки зрения искусство можно разделить на: 1) формы с преобладанием воздействия прямо на врожденные,
       безусловно, рефлекторные реакции (ритм, звук, цвет и т.д.), наиболее ярким представителем которых является музыка (не программная), 2) форма с преобладанием воздействия через первую сигнальную систему (например, формы, изображающие
      
      
      
      

    132

      
       известные предметы, ситуации и т.д., в первую очередь живопись и скульптура) и, наконец, 3) формы с преобладанием воздействия через вторую сигнальную систему (слово) - различные виды словесного искусства, устного и письменного. Во всех случаях речь может идти только о преобладающем элементе, так как, например, даже в прозе не исключено влияние ритмов (преимущественно безусловно-рефлекторный элемент), а в музыке - влияние различных временных связей, образовавшихся с теми или иными звуковыми и ритмическими моментами.
       Согласно К.Марксу, наиболее удобны для анализа связей и отношений более развитые и дифференцированные формы явлений (Введение к критике политической экономии, стр. 219). Таковой является литература, основанная на второй сигнальной системе, связанной с языком, сфера действия которого "почти безгранична" (Сталин, "Вопросы языкознания и марксизм"). С другой стороны, вторая сигнальная система,
       опираясь на системы низших порядков - первую сигнальную и безусловно-рефлекторную, - действует таким образом, включая и их. Наиболее удобной для анализа формой "элементарного художественного образа" (то есть художественного явления, при дальнейшем разложении дающего уже части, практически лишенные художественного эффекта) является художественное сравнение. Это - прием не самый совершенный (о чем говорит, например, и то, что он редко встречается у писателей, так владеющих формой, как Пушкин, Мериме и др.), но, если так можно выразиться, наиболее "рыхлый", то есть наиболее легко расчленяемый и поэтому легко поддающийся анализу.
       При литературном сравнении сближаются, вступают во взаимодействие два объекта - основной и вспомогательный, причем роль второго - усилить впечатление, увеличить эмоциональное воздействие со стороны основного объекта. Это в равной степени относится как к явным сравнениям - "как яблочко румяна" или "листва была зеленой как изумруд" - так и к подразумевающимся сравнениям, как, например, "седою гривой машет море", где волна уподобляется гриве. Для понимания достигаемого здесь эмоционального воздействия необходимо при этом учесть следующее.
       Слово-понятие ("волна", "грива", "конь" и т.д.), простое по смыслу, чрезвычайно сложно и многозначно по восприятию. Волна может быть световая, звуковая, волна волос (кудрявых), волна на песке, радиоволна, волна возмущения и т.д. Даже водяная волна может быть чрезвычайно различна: от ряби, через гладкую мертвую зыбь до гигантской волны с пенистым гребнем. Когда мы говорам "волна", мы возбуждаем в неясной форме на "периферии сознания", то есть в слабой степени, все эти возможные значения, связанные ассоциацией со словом "волна". Но каждое значение может вызвать еще одну
      
      
      
      

    133

      
       или несколько возможных эмоциональных (то есть в основе безусловных) реакций. Например, большая волна может и пугать, и давать чувство ничем нестесняемого простора (в зависимости от ситуации), в то время как мелкая рябь ни того, ни другого дать не может. Таким образом, здесь в зачатке возбуждается целая гамма в значительной мере противоречивых, взаимнотормозящих (внешнее и дифференцировочное торможение) реакций (рис. 1). В результате слово "волна" дает лишь очень слабый эмоциональный тон. То же самое в несколько большей или меньшей степени относится, конечно, и к другим словам-понятиям ("грива" льва, лошади, священника, вообще человека, та или другая по виду и т.д.)
       При сближении этих сложнейших образований, их взаимодействие оказывается частично в суммации возбуждаемых ими сходных ассоциаций (И. П. Павлов Собрание сочинений, т. IV) и, главным образом, во взаимном торможении несходных противоречивых ассоциаций. Так, при сравнении с гривой неизбежно тормозится ассоциация слова "волна" с формой в виде ряби или гладкой зыби, представление о жидком состоянии воды и в известной мере об опасности от волны. А для "гривы" тормозится представление о гриве льва и вообще о всякой гриве, непохожей на волну, ассоциация с конкретным представлением о волосе и т.д. В результате выделяется очень немногое общее обоим понятиям, но уже благодаря этой ограниченности почти совершенно лишенное всякой конкуренции в сознании, не тормозимое теперь никакими дополнительными ассоциациями, прежде связанными со словом "волна", но несовместимыми со словом "грива" и поэтому, в свою очередь, заторможенными. Благодаря этому происходит колоссальная концентрация возбуждения, как это бывает, когда поток, медленно лившийся в широком русле, попав в узкие скалистые ворота, вынужден сразу ускорять свой бег. Концентрированное возбуждение поддерживает только один узкий образ и только одну, связанную с ним, эмоцию.
       Таким образом, основное в создании элементарного художественного образа при литературном сравнении заключается в том, что простым сближением двух правильно подобранных понятий вызывается неравномерное взаимодействие (взаимное усиление и торможение) относящихся к ним условных связей. Это неравномерное взаимодействие сразу уничтожает основную массу рассеивающих внимание ассоциаций и из основного понятия выделяется один конкретный образ (волна или грива), на котором благодаря этому происходит величайшая концентрация процесса возбуждения.
       Дальнейшее рассмотрение разных видов сравнений показывает, что есть известный оптимум близости сравниваемых объектов. Слишком далекие ("кони белые морей") и
      
      
      
      

    134

      
       слишком близкие ("ольха стройная, как березка) не производят такого сильного впечатления как оптимальные. Это снова подтверждает развитое здесь представление о неравномерном взаимодействии. Действительно, в случае слишком близкого сравнения, естественно, тормозится мало ассоциаций и не достигается достаточная концентрация. В случаях же чересчур далекого сравнения торможения избегают слишком немногие черты объекта (подвижность в примере "кони белые морей", белый цвет), уже неспособные создать достаточно конкретный, действующий на эмоции образ. Возможны и другие (то есть не только по степени близости) отклонения от оптимальных сближений, например, выбор логически правильных, но недостаточно подкрепленных, недостаточно привычных условных связей. Например, сравнение "тверд, как алмаз" звучит слабее, чем "тверд, как сталь", даже слабее, чем "тверд, как камень". Хотя мы из учебников знаем о твердости алмаза, но обычно не испытывали, не подкрепляли или мало подкрепляли личным опытом связь понятия "алмаз" с большой, свойственной ему, твердостью. Понятно, что для разных эпох, классов, даже отдельных людей оптимальное сравнение может быть неодинаковым, но в каждом конкретном случае такой оптимум есть.
       Подобный же процесс взаимодействия и концентрации возможен не только с конкретными образами, но и с чисто эмоциональными ассоциациями слов, не имеющими иногда, например, ясного зрительного характера. Наиболее ярко можно это наблюдать у некоторых поэтов, принадлежащих к определенным течениям первой четверти ХХ века, например, у Блока и Есенина. У Есенина есть фраза: "Так испуганно в снежную выбель заметалась звенящая жуть" (С. Есенин "Мир таинственный", собрание сочинений, т. 1, 1926). Как зрительный, да, впрочем, и как логически понимаемый образ, эта фраза не имеет смысла. Однако она производит определенное впечатление. Это понятно при рассмотрении связей, порождаемых здесь сигналами второй системы - словами. "Испуганно" - можно испугаться неожиданного, но не опасного прикосновения, а можно испугаться панически; "заметаться" можно в спешке на перроне и потеряв голову в панике; звенеть можно и радостно, переливно, а можно тревожным вибрирующим (тоже "мечущимся") звоном; "снег, как выбель" может говорить и об интересной охоте, и о холоде и бесприютности. Все это сочетается здесь так, что все радостное, интересное, даже сравнительно нейтральное благодаря своему различию тормозится и остается только общее всем этим словам чувство паники, бесприютности, сливающихся в тревожной безвыходности, зрительно смутной, но эмоционально концентрированной. Это вполне соответствует и упадочному характеру всего стихотворения, говорящего с сочувствием об исчезновении старой, примитивной, но милой поэту деревни. Возможность такого, хотя, может быть, и неполноценного, с точки зрения реалистического искусства, пути
      
      
      

    135

      
       подтверждает то положение, что конечным этапом художественного воздействия является создание концентрированной эмоции. Действительно, например, в зрительных образах важна не только их зрительная яркость: сравнение "карминно-красные" или "коралловые" губы в цветовом отношении ярко, но эмоционально сравнительно мало говорит. Важно, чтобы создавался образ, всеми своими сторонами вызывающий созвучные эмоциональные реакции, способные к такому же концентрирующему взаимодействию. Так, например, когда говорят о "губах-лепестках" (конечно, розовых), возникает образ, связанный с нежной формой, мягкостью, ароматичностью. То есть с теми свойствами, которые вызывают сходные и легко концентрирующиеся в одно целое эмоции нежности, ощущение спокойствия и т. д.
       Таким образом, типичным для литературного сравнения можно считать двустепенный процесс, когда сравнение сначала приводит к концентрации образа, а затем связанная с ним гамма возможных эмоциональных реакций, в свою очередь, также совершенно сливается в одну, еще более интенсивную эмоцию. В случаях же других литературных форм возможно и взаимодействие без создания конкретного образа, более или менее прямо ведущее к концентрации эмоции.
       Развитое представление о неравномерном взаимодействии связей различных словесных сигналов, как нам кажется, позволяет подойти к анализу таких сложных по существу и совершенных форм, лишенных каких-либо сравнений, как например, образы, возникающие в последних строках "Кавказского пленника" Пушкина.
      

    "И перед ним уже в тумане

      

    Сверкали русские штыки".

       Каковы эти связи здесь? "Уже" - это поздний час (в том числе и утро неспавшего человека) и - достижение цели. "Туман" может быть утренний на рассвете или вечерний, когда темно, закрывающий беглецу дорогу, или, наоборот, охраняющий бегущего. "Сверкали" может быть просто ярким, радостным блеском, а может быть враждебным оружием или, наконец, путеводным маяком. "Русские" для pyсского свои, родные. "Штыки" - это оружие, иногда угроза, а иногда защита и всегда - наиболее национальное русское оружие.
       Выявляя здесь возможные ассоциации и их взаимодействие, мы видим, как у Пушкина значение одного и того же слова, участвуя в разных сочетаниях, используется почти во всех отношениях. "Сверкали" - придает оттенок света, радости, указывает на солнце (значит, туман не вечерний, а утренний) и на то, что туман низко (иначе не было бы сверкания). И в то же время такое сверкание служит как бы путеводным знаком для
      
      
      

    136

      
       бывшего пленника. Штыки здесь выступают и как защита, и усиливая то же впечатление - как символ своего, русского. Слова Пушкина одновременно действуют и своими наглядными, и прямыми эмоциональными связями.
       Достигнутая цель (выражаемая здесь через "уже", через доступное взгляду путеводное "сверкание"), безопасность ("туман", но не скрывающий дороги, охрана штыков), родное ("русские" "штыки"), свежесть утра ("туман") и свет ("сверкали") - все создает переживания (достижение, безопасность, родное, евежее, светлое), легко сливающиеся в общем неясном, но сильном чувстве радостного облегчения, которое и соответствует возвращению пленника.
       Такой путь изучения, конечно, охватывает не все стороны художественного воздействия, но все же дает интересный материал о его возникновении. В частности, в приведенных строках Пушкина оказывается необычайное богатство многократно переплетающихся и, в конечном счете, все же "бьющих в одну цель" связей каждого, казалось бы, просто подобранного слова. Это очень важно, так как не только рядовой читатель, но и профессиональный литератор легко упускает часть таких связей. Так было, например, в одном случае с Гротом, первым переводчиком "Саги о Фритьофе" Tегнера, что совершенно правильно подчеркнули позднейшие переводчики этой саги (Тегнер. "Сага о Фритьофе", стр. 312). Там, где героиня Ингеборг выступает как королева и так и называется в шведском тексте Тегнера, Грот назвал ее по имени. И, напротив, где Тегнер назвал ее именем, подчеркивая личный момент, Грот, не заметив этого, называет ее королевой, ослабляя таким образом этот момент. У Пушкина же богатство вступающих в художественное воздействие связей так велико, что даже при потере части из них, оставшиеся всегда сохранят у читателя то основное впечатление, на которое направлены эти строки.
       Приведенные выше (на примере образов Есенина) соображения о концентрации безусловно-рефлекторных, связанных с эмоциональным тоном реакций, показывают, что подобный путь создания художественного впечатления - путем неравномерного взаимодействия - принципиально возможен, по-видимому, в самых различных видах искусства - как оперирующих с сигналами второй или первой сигнальной системы, так и прямо действующих на врожденные реакции. Для живописи, например, об этом отчасти говорит развитое Н. Н. Волковым представление о многозначности восприятия простых и сравнительной однозначности более сложных по линиям рисунков (Н. Н. Волков, "Восприятие предмета и рисунка", стр. 136, 138). Н. Н. Волков говорит это, правда, о передаче формы предмета, но поскольку реальный образ, как правило, всегда
      
      
      
      

    137

      
       эмоционально действеннее, чем элементарная многозначная линия, этим параллельно подтверждается значение того же момента в живописи и для эмоциональной концентрации. Еще больше подтверждает это, на наш взгляд, характер некоторых приемов в живописи, предназначенных специально для художественного воздействия, на рассмотрении которых, однако, мы здесь не будем останавливаться. Во всяком случае, нам кажется, можно с достаточным основанием выдвинуть предположение, что намеченное здесь "неравномерное взаимодействие" условных связей (близкое по смыслу к дифференцировочному или дробящему торможению Павлова (Павловские среды, т. 1, стр. 190, 213 и др.), ведущее к концентрации возбуждения, является одним из важных путей достижения художественного эффекта не только в случае литературного сравнения, но и в ряде различных случаев - как в литературе, так и в других видах искусства.
       Недостаток места не позволяет нам аргументировать некоторые положения подробнее и сделать ряд вытекающих из них выводов. Бесспорно, что и при более полном развитии изложенное представляет собой только попытку в первом приближении подойти к возникновению художественного образа. Тем не менее эта попытка, как нам кажется, показывает, что даже использование только основных представлений из учения И. П. Павлова (три системы - безусловная и две сигнальных, образование безусловных связей, условное и внешнее торможение и т. д.) может значительно облегчить понимание специфически психологических явлений. --0--
      
      
      
      
      
      

    138

      
      
      
      
      
      
      
      
       Заметки на полях
       Дневник
       Другим крупным исследователем XIX века, сделавшим свой вклад в теорию систем, был если не биолог в полном смысле слова, то близкий к биологии агрохимик Либих. Не касаясь его биографии и других его работ, хорошо изложенных в книге Вильгельма Освальда "Великие люди", остановимся только на том, казавшимся тогда частным, вкладе в науку, который, однако, оказался вкладом в общую теорию систем.
       Рассматривая рост растений и закономерности, его определяющие, Либих выдвинул принцип минимума. Принцип заключается в том, что рост растения определяется тем необходимым ему веществом в почве, которого ему наиболее не хватает. В дальнейшем оказалось, что в приложении к растениям этот принцип является не вполне точным, и он был уточнен Митчерлихом, по книге которого мы его и цитируем. Однако он излагался широко в сельскохозяйственных, учебных, высших учебных учреждениях, где иллюстрировался, в частности, иногда такой моделью.
       Бочки состоят, как большинство бочек, из вертикальных досок, скрепленных обручами, но при этом доски подобраны таким образом, что не равны друг другу, одни выше, а другие ниже; естественно, что налить такую бочку можно только до уровня, который определялся самой короткой доской.
      
      
      

    139

      
       Этот принцип, как и принцип отбора, был принят Богдановым в его "Всеобщей организационной науке" как универсальный организационный или, как мы теперь сказали бы, системный принцип. Его значение, бесспорно, очень велико. Но в связи с критикой Богданова со стороны представителей диалектического материализма этот принцип особенно подвергался сомнению. В частности, В. Н. Колбановский, когда писал о нем, указывал, что принцип приложим в механических системах. Примеры: приведенная нами модель бочки, прочность цепи, которая обусловлена прочностью самого слабого звена ее, скорость эскадры при условии, что более мощные суда не берут на буксир другие и тогда эта скорость не может превышать скорости самого тихоходного корабля.
       Колбановский считал, что в какой-то мере этот принцип может быть применим в биологии и совершенно неприменим в социальных науках, но это рассуждение было ошибочным, так же как, впрочем, и безоговорочное утверждение Богданова о всеобщей применимости закона минимума.
       Забегая далеко вперед, можно сказать следующее: и принцип отбора, и принцип минимума являются в определенном смысле универсальными, они могут оказаться решающими на любом уровне сложности материальной системы: в неживой природе, в биологических системах и даже в социальных.
       Примером последнего является небольшая, но с этой точки зрения очень существенная статья В. И. Ленина 1917 года, посвященная прочности блока партий. Эта статья так и называется: "Крепость цепи определяется крепостью самого слабого эвена ее". Как видно, система чисто социальная - блок партий, а социолог - один из крупнейших в мире В. И. Ленин, который применил этот принцип к разъяснению данной задачи. Но применимость закона на любом уровне развития материи означает универсальность только в вертикальном, если можно так сказать, направлении. И это сознавали все крупные ученые, которые применяли этот принцип, хотя по тем или иным причинам не формулировали подробнее.
       А дело заключается в том, что принцип отбора применим в системах одного типа, которые встречаются на всех уровнях сложности организации, а принцип наименьшей - в системах противоположного типа. Поэтому принцип отбора также универсален по вертикали, но по горизонтали, то есть на одном и том же уровне, можно выделить системы, в которых применим принцип отбора, и тогда наверняка принцип наименьших, и, наоборот, систем, где применим принцип наименьших, но тогда принцип отбора в смысле формирования более прочных и приспособленных систем уже становится также иепригодным.
      
      
      

    140

      
       Первые системы можно назвать дискретными, или корпускулярными: это особи вида, на которых принцип отбора был применен Дарвином, отдельные атомы, корпускулы материи и многие другие единицы, не связанные между собой жестко или даже связанные жестко, как, например, могут быть связаны атомы в молекулах, но рассматриваемые сами по себе как некая категория единиц, эволюционирующая под влиянием отбора.
       Противоположные системы, где принцип отбора не имеет такого значения, но четко выступает в значении принципа минимума, можно обозначить как жесткие, в которых связь - не обязательно механическая, а любая, вплоть до чисто организационных
       - оказывается действительно жесткой, а каждое звено системы необходимым для ее нормального функционирования.
       Простейший пример - любая машина, например автомобиль, в котором изъятие отдельной части, скажем, колеса, делает его уже непригодным для выполнения его функции. Тo же самое относится к организму, в котором любая его полноценная система - система сердечно-сосудистая, система выделения, система химического превращения, в основном связанная о печенью, центральная нервная система - является необходимой, и выпадение этой системы организма, и снижение ее функции приведет к снижению эффективности функции организма.
       Эти элементарные вещи кажутся после их рассмотрения сами по себе понятными, однако мы видим, как крупные ученые, достигавшие больших или меньших результатов в своей науке, не учитывали такого различия систем и применимости этих принципов в конкретных системах.
       Так, например, Вильгельм Ру высказывал мнение об отборе тканей и органов внутри организма. Такой отбор, конечно, возможен, но он отнюдь не совершенствует организм, по крайней мере, не совершенствует его автоматически. Скажем, если бы была возможна конкуренция между почками и сердцем, то победа любой системы с разрушением полным или частичным другой отозвалась бы на всем организме в целом резко отрицательно и снизила бы его деятельность или вообще погубила бы организм.
       То же относится, конечно, и к конкуренции тканей между собой, но внутри ткани в ряде случаев такая конкуренция возможна. Почему? Потому, что каждая ткань содержит эквивалентные и независимые друг от друга клетки, выпадение которых не приводит к таким катастрофическим последствиям для других клеток, а иногда может быть даже благоприятным, так же как и в конкуренции особей по Дарвину внутри вида.
      
      
      
      
      

    141

      
       Подобный отбор, правда, конечно, возникший не автоматически, а в результате естественного отбора между отдельными особями, имеет место в красной и белой крови. Длительно живущие клетки стареют, теряют какие-то свои свойства и погибают, захватываясь в селезенке или в других местах, где они разрушаются (для лейкоцитов, например, в очагах гниения и т. д.). Эти клетки заменяются новыми, возникающими при кроветворении, и таким образом поддерживается определенное равновесие, в которое еще включается и рад других механизмов, о которых здесь говорить не будем.
       Но вот уже взаимоотношения внутри вида между полами - женским и мужским - опять оказываются в значительной степени подчиненными принципу минимума. Правда, здесь неодинаковую роль играют оба пола. Некоторое снижение численности мужского пола не отзывается обычно на судьбе вида, так как один самец или одно мужское растение может оплодотворять много женских организмов, но и здесь есть пределы, ниже которых снижение численности организмов мужского пола будет лимитировать размножение. Что же касается женского пола, то здесь снижение его численности будет сказываться практически с самого начала в виде уменьшения рождаемости вида. Подробнее мы скажем об этом ниже.
       Аналогично Ру ошибочную позицию занял и такой крупный исследователь, как Август Вейсман. Являясь предшественником современной генетики в ряде отношений, в частности в отношении признания роля хромосом как носителей наследственности, и правильно аргументируя это, отрицая современную генетику наследования приобретенных признаков и признавая движущей силой эволюции только естественный отбор, Август Вейсман в то же время допустил ошибочное утверждение. Он предположил, что единицы наследственности - доминанты детерминанты - внутри клетки могут подвергаться взаимному отбору, то есть могут сохраняться лучшие из них для организма, в результате чего возможно улучшение организма не на основе конкуренции между целыми организмами, а на основе конкуренции между наследственными задатками.
      
       Это положение имеет явно ошибочный характер, так как и клетка, взятая в отдельности, и организм в целом являются системами жесткого типа, и в них потеря одной из необходимых субсистем должна приводить не к улучшению, а к ухудшению, хотя бы эта субсистема было менее устойчивой, чем другая, ее неразрушающая.
       Здесь Вейсман допустил ошибку именно потому, что не понимал различия между жесткими и дискретными системами, так же как это было у Вильгельма Ру, который рассматривал вопрос на ином, более высоком уровне, но все же внутри организма.
      
      
      

    142

      
       При этом была допущена еще одна ошибка, Устойчивость внутри организма не имеет прямого отношения к пользе для организма в целом. Конечно, прочные и трудно разрушающиеся эритроциты для организма выгодны, но это касается целой категории клеток и тканей в отношении организма к внешнему миру. Если же возникает конкуренция внутри организма, то она может быть, если не проверена заранее естественным отбором, на видовом уровне, только вредной. Ярким примером этого является высокая конкурентность внутри организма раковых клеток. Они являются крайне устойчивыми в борьбе с нормальными тканями, но, разрушая их, они приводят организм к гибели.
       Таким образом, мы видим, что универсальность системных закономерностей надо понимать не как абсолютную универсальность, а как универсальность относительную. Если о принципах диалектических мы говорим как об универсальных, то о принципах системных мы должны говорить как о принципах универсальных в определенном лишь смысле - в том смысле, что они применимы в самих разных областях, рассматриваемых наукой, но не в самых разных системах одинаково. Более того, имеется определенная несовместимость отдельных принципов, и там, где один принцип применим, неприменим другой (А. А. Малиновский, I960 г.).
       Говоря о системных закономерностях, надо сделать еще одно, очень существенное, замечание. В отличие от кибернетики теория систем рассматривает то, что математики называют качественными закономерностями, и то, что точнее было бы назвать закономерностями структурными. Но для сравнения теории систем с кибернетикой, как мы говорили, есть множество оснований.
       А. И. Уемов объединяет целый ряд наук, в том числе кибернетику, теорию систем, теорию информации, теорию игр и т. д., в одну категорию, как мы говорили, категорию наук об отношениях вещей, в то время как большинство старых наук, различающихся по объектам, он относит к числу наук о вещах.
       Но необходимо оговорить, что в других науках об отношениях вещей по Уемову и особенно в кибернетике мы имеем целый ряд закономерностей и принципов, которые, собственно, относятся к теории систем, но которые приобрели широкую популярность только после возникновения кибернетики.
       -- таким принципам, например, относится принцип обратных связей, из которых наиболее популярен, наиболее известен принцип отрицательной обратной связи.
       Последний основан, как известно, на том, что одно звено воздействует на другое, тормозя его, в то время как другое стимулирует первое. В результате получается система,
      
      
      

    143

      
       тяготеющая к динамическому равновесию. Этот принцип, ставший общеизвестным и популярным после книги Винера, был сформулирован задолго до Винера, в частности, биологами (Н. А. Белов, А. А. Богданов и др.).
       Эта оговорка нам необходима потому, что, говоря о вкладе биологов в общую теорию систем и о значении общей теории систем для биологии, мы не будем откидывать те закономерности, которые одновременно входят и в кибернетику, и в другие, родственные направления в науке. Только при этом условии мы можем создать более или менее цельную картину развития теории систем в биологии и понять ее значение для решения биологических проблем.
       Не приходится говорить уже о том, что в ряде случаев принципы, входящие в кибернетику, как, например, упомянутый принцип отрицательной обратной связи, были сформулированы задолго до возникновения кибернетики. И только тот факт, что создатели системных теорий не получили достаточного признания из-за неподготовленности научного мирового мнения к этим взглядам, не привел к признанию сформулированных им принципов.
       Это произошло лишь после признания кибернетики, поразившей умы ученых и вообще культурного мира, пожалуй, больше не своими принципами, сколько практическими достижениями. Можно сказать, что кибернетика является гибридом, и если говорить о теории, между теорией систем и математикой. Принципы ее относятся к теории систем, развитие их имеет, в основном, математический характер. А если говорить об исходных конкретных науках, которые ее породили , то надо назвать, в первую очередь, биологию и технику.
       -- вот это соединение теоретических принципов, тогда еще развитой теории систем
       -- заново открываемых ее принципов, с техническими возможностями настоящего времени
       -- с математическим аппаратом, позволяющим эту технику реализовать согласно принципам, привело к выдающимся результатам. Эти результаты сказались, в первую очередь, в военной технике, а затем и в ряде других областей, имеющих практическое значение. Однако корни идей, служивших для такого развития, в значительной степени находятся в тех биологических работах, о которых мы будем говорить ниже и о которых говорили выше (А. А. Богданов, Л. Берталанфи), поскольку в них были сформулированы закономерности, используемые теперь на современном уровне техники.
       Говоря образно, можно сказать, что, хотя одни из родителей, породивших кибернетику, а именно биология, техника, имели большую историю за собой, а теория систем была еще в зачатке, но их гибридизация привела к тому, что в биологии
      
      
      

    144

      
       называется гетерозисом, то есть к повышенной жизнеспособности и эффективности таких гибридов.
       Таким гибридом и была кибернетика. Но, чтобы рассматривать теорию систем, нам приходится и в кибернетике выделить те закономерности, которые пришли в нее или прямо из биологии, или, по крайней мере, были неведомо для будущих кибернетиков сформулированы задолго до рождения кибернетики.
       Поэтому не следует удивляться, что и здесь, и в дальнейшем мы будем упоминать некоторые - немногие, конечно, - закономерности, в основном связанные с обратной связью различного вида, которые привыкли считать типично кибернетическими.
       ------------------------------------------------------------------------------
       Прежде чем перейти к основной теме, надо сделать несколько существенных замечаний.
       -- настоящее время слово "системный" употребляется очень часто и в очень разных смыслах. По-видимому, разумно разделить понятия, связанные с системностью, на несколько категорий.
       Философ Г. П. Щедровицкий выделил представление о системном движении, указав на то, что в системное движение влились различные направления и по разным причинам. Это движение является наиболее общим и широким понятием в том, что мы связываем с представлением о системах. Но существуют еще три термина: это "системный подход", "системный анализ" и "общая теория систем".
       "Системный подход" - это уже несколько конкретнее. Он опирается на эмпирические наблюдения в рассмотрении каждого явления как системы и как части некоторой большей суперсистемы. Но он не включает никаких других специфических особенностей.
       "Системный анализ" применяется чаще всего в рассмотрении проблем организации, в инженерной и аналогичных областях. Там выработаны определенные приемы, позволяющие систему каких-то явлений, факторов проанализировать наиболее удобным способом. Однако и здесь дело ограничивается общеизвестными, хотя и приведенными в определенный порядок, приемами, имеющими чисто, если можно так выразиться, техническое значение.
       Наконец, наиболее узкое, наиболее перспективное понятие - это "общая теория систем". Ее возникновение обычно связывают с именем Людвига Ф. Ланси, но, как будет
      
      
      
      

    145

      
       видно далее, это не совсем верно. Этот крупный немецкий биолог выступил со своими представлениями в 40-е годы и противопоставил системный подход подходу редукционистскому. Он указал на то, что единство мира обычно доказывалось, исходя из того, что все уровни материи, в конечном счете, могут быть сведены к низшему уровню. В настоящую научную эпоху - к элементарным частицам, но такой способ сведения имеет свои недостатки, и возможен иной - и в некоторых отношениях более продуктивный - подход, а именно нахождение общих принципов, общих механизмов в явлениях разного типа и разного уровня: физических, механических, химических, биологических, соци-альных и т. д.
       Такая постановка вопроса, бесспорно, правильна. И поставленная им задача выявить системные закономерности, то есть то, что является общим в системах разного уровня и разного типа, бесспорна и является задачей общей теории систем, как назвал ее Берталанфи. Однако задолго до него двое ученых не менее точно сформулировали эту задачу и, в отличие от Берталанфи, дальше продвинулись в ее решении. Это сербский ученый Михаил Петрович, который выпустил свою первую книжку в 1906 году на французском языке, рассматривая аналогии в разных областях науки и техники, а вторую книгу - в 1923 году под названием "Однородные механизмы разнородных явлений".
       Другим был наш отечественный ученый, врач по образованию, биолог, политэконом и философ А. А. Богданов. Независимо от Петровича в 1913 году он выпустил первую книгу - свои "Всеобщие организационные науки", в 1917 году - вторую, а в 1922 году эти две книги были переизданы в одном томе с третьей частью "Всеобщих организационных наук" ("Тектология"). Второе издание было опубликовано в 1925-30 годах в трех отдельных книгах.
       Берталанфи, поставивший правильно задачу, тем не менее, не сделал сколько-нибудь существенных, по-видимому, в этом отношении шагов, и Апбер упрекает его за то, что, поставив общую принципиальную проблему так, как мы говорили, Берталанфи невольно скатился к анализу термодинамики открытых систем, которые, хотя и, бесспорно, имеют большое значение в биологии, но анализ которых лишь частично мог бы быть иллюстрацией или материалом об открытых общих закономерностях.
       -- настоящее время именно теория систем является наиболее важной частью системного движения, и именно поэтому мы в дальнейшем рассмотрим этот раздел системного движения.
       Основной смысл общей теории систем и, следовательно, того раздела, который мы рассматриваем, а именно теории биологических систем, заключается в раскрытии
      
      
      

    146

      
       закономерностей общего характера, приложимых на разных объектах, в разных областях и на разных уровнях.
       Как будет потом показано, часть закономерностей практически универсальны и в этом смысле приложимы в любой области и на любом уровне, хотя и с ограничениями в том смысле, что одни закономерности приложимы в системах одного типа, а другие - в системах другого типа. Поэтому первой задачей общей теории систем, и в частности в биологии, является классификация типов систем и установление характерной для каждого типа систем функции или, как сказали бы философы, характерного типа движения материи.
       Такое установление соответствия позволяет решать ряд задач более обобщенным и простым путем, чем они решались бы в отдельности, без обобщенного подхода.
       Из сказанного вытекает, что при развитии теории систем необходимо выявить те общие закономерности, которые приложимы в разных областях, и авторы, создававшие обобщающие труды по теории систем, пытались - и в значительной степени успешно - найти эти закономерности. Но следует сказать, что в значительной части и Петрович, и Богданов использовали уже известные в частных науках закономерности, которые, однако, оказались шире той области, в которой они были открыты. Таковы, мы увидим, принцип отбора Дарвина, принцип слабого звена Либиха, принцип обратных связей, открытые в биологии независимо от других областей Н. А. Беловым и т. д.
       Поэтому, рассматривая становление теории биологических систем как наиболее существенную часть системного подхода в биологии, мы должны остановиться на тех исследователях, которые, не думая об общем характере открываемых ими закономерностей, тем не менее, нашли эти закономерности, приложили их к своей области и дали этим самым возможность при дальнейших обобщениях включить их в более общую системную концепцию.
       Поэтому вторая часть нашей работы будет связана с некоторыми этапами становления системного подхода, но этапами, развивавшимися не сознательно, как этапы системного подхода, а другими исследователями с другими целями, однако с тем, что они рано или поздно оказались существенными звеньями в изучаемой нами проблеме.
       При этом следует заметить, что, хотя мы будем говорить о биологах и хотя мы упомянули, кроме биологов, лишь Петровича - представителя физико-технического направления, но уже у классиков марксизма-ленинизма мы видим многие существенные
      
      
      
      
      

    147

      
       элементы и обобщения, которые в значительной степени предшествовали или параллельно возникли с трудами авторов специального системного направления.
       Не останавливаясь на работах Маркса и Энгельса, которые достаточно проанализированы в этом отношении, стоит указать на очень важное представление, развитое В. И. Лениным, где он задолго до Берталанфи указал на то, что единство мира подтверждается, в частности, тем, что самые различные явления объясняются одними и те же дифференциальными уравнениями. Между тем сходство уравнений, как мы увидим дальше, и означает сходство тех систем, которые они объясняют.
       Подробнее некоторые отдельные вопросы мы рассмотрим дальше.
       Сейчас же остановимся на второй проблеме, которая является не менее важной: общей теорий систем, и в частности в биологии. Вторая задача - после классификации систем, установления их типов, функционирования и развития - решение проблемы создания новых качественных особенностей систем, состоящих из элементов, которые этих особенностей не имеют.
       Факт создания новых свойств систем из элементов другого типа констатировался давно. Но механизмы - именно общие механизмы, общие принципы, как из элементов с одними особенностями могут создаваться совершенно новые системы, с новыми свойствами, почти не затрагивались, и в теории систем это, бесспорно, важнейший вопрос.
       Он является важным и еще по одной причине. Помимо собственного огромного значения, он важен еще и потому, что общие закономерности, которые одинаково можно найти на самых разных уровнях усложнения и развития материи, не являются единственными закономерностями, которые входят в эту новую дисциплину, По мере усложнения форм существования материи, прежние закономерности, так же как и сами системы, складываются в новые общие принципы функционирования, принципы, общие не только для нового уровня, но для самых различных его разделов.
       Поэтому целый ряд закономерностей, которые справедливо должны считаться системными и общими, тем не менее неприложимы уже не только к определенным типам систем того же уровня, но к целым уровням. Например, принцип естественного отбора, послуживший основанием для применения принципа отбора (но уже не биологического) в целом ряде других областей. Однако естественный отбор включает в себя механизмы простого отбора, что противники часто называли ситом, то есть разделением различных вариантов сходных элементов, разделением, которое может быть в форме гибели одних и
      
      
      
      

    148

      
       сохранения других или в форме их территориального разграничения. Биологический же отбор включает как необходимую часть размножение оставшихся элементов. Поэтому, если погибают, разрушаются неустойчивые радиоактивные атомы и сохраняются более устойчивые, то это не приводит к тому, что устойчивые атомы, например железа, постепенно размножаясь, вытеснили бы собой все другие формы. Напротив, в органическом мире организмы, выжившие в борьбе за существование, в результате отбора размножаются, восполняют убыль, причиненную гибелью других, и их потомство снова и снова подвергается отбору.
       Таким образом, здесь мы имеем иной механизм, более сложный и приводящий к другим последствиям, чем простой отбор. Эта форма отбора, как мы увидим, рассматривая теорию Дарвина, распространяется и на более высокие уровни, там, где имеется самовоспроизведение "выживших" элементов.
       Можно привести много других аналогичных случаев, когда простые сравнительно механизмы, приложимые на низших уровнях, не отменяясь на более высоких уровнях, но
       -- сочетании с другими механизмами создают новые формы функционирования и развития систем.
       Следует заметить, что понятие "система", определение которому мы дадим ниже, часто толкуется слишком узко, как жесткое объединение определенных элементов, и поэтому, когда мы говорим о системе, состоящей из дискретных элементов, например из каких-то корпускул, то это порой вызывает удивление, но с точки зрения теории систем такое отрицание системного характера объединений дискретных элементов является неправильным. Примером в этом отношении может быть система вида по биологии.
       Вид состоит из отдельных элементов, из особей. Если это особи гермафродитные или самоопыляющиеся, как у растений, то они могут существовать вне связи с другими, и все же даже в этом крайнем случае они составляют некоторую систему. Так, например, поле, засеянное пшеницей, не затрудняет другим видам вторгнуться на его территорию, но имеет свои закономерности развития в связи с цветением, созреванием и окончанием роста растений, когда они оставляют потомство, фактически перестают существовать в биологическом смысле слова, поскольку это растение однолетнее и поколение заканчивается за один год.
       Это замечание необходимо сделать в связи вот с чем. С одной стороны, с тем недоумением, которое иногда высказывается по поводу корпускулярной системы и, с другой стороны, в связи с тем, что большой период истории развития системных взглядов - большой с точки зрения именно этой истории, поскольку она вообще-то довольно
      
      
      

    149

      
       недлительна, а именно XIX век - больше дал системных представлений именно в области, которую можно назвать областью дискретных или корпускулярных систем.
       Наиболее ярким представителем того направления был сам Чарльз Дарвин с его теорией естественного отбора, но ряд авторов отмечал, что и другие крупные открытия этой эпохи или господствовавшие взгляды в значительной степени тоже были связаны с
       корпускулярным, дискретным или статистическим характером открытых закономерностей. Так, представления, связанные с молекулярной теорией, с энтропией, - все они в той или иной мере были основаны на представлении о корпускулярном строении вещества. В известной мере даже теории Маркса пронизаны статистическими принципами, о которых он пишет, что закон пробивает себе дорогу сквозь хаос явлений, как известное статистическое правило.
       Конечно, именно у Маркса меньше всего, может быть, доминировали те элементы, но, несомненно, что и у него они выступали, вероятно, больше, чем у ряда исследователей
       -- века.
       Ряд авторов пытался объяснить это социоморфизмом теорий, то есть тем, что теории строились по образцу того общества, в котором жил исследователь или мыслитель, создавший данную теорию. По-видимому, такая связь действительно есть. Но, во-первых, эта связь не так велика и, с другой стороны, объяснение надо искать не в том, что исследователи искусственно привносили какие-то закономерности, взятые из окружающего общества, природы, а в другом. Эти закономерности объективно существуют в природе, так же как и закономерности иного рода, но они легко открываются, легко видны исследователю, так как в этом окружающем обществе он видит готовые модели, которые освещают ему в известной мере какие-то стороны объективных явлений. Представитель другой эпохи, не снимая и не отрицая открытых ранее явлений, будет рассматривать их под другим углом зрения и найдет иные закономерности, также присутствующие в этой объективной действительности.
       Поэтому следует говорить не о социоморфизме, а о своего рода фильтре, который облегчает выявление одних закономерностей и, может быть, затрудняет выявление других, не снимая ни в том, ни в другом случае объективности этих закономерностей.
       -----------------------------------------------------------------------------------
       Каковы же критерии, по которым мы должны подойти к закономерностям частных наук, чтобы иметь право сказать, что они являются, по существу, закономерностями системными? Это в первую очередь, конечно, их универсальность, то
      
      
      
      

    150

      
       есть их приложимостъ к различным областям науки за пределами той, где они были сформулированы, но универсальность эта может констатироваться разными способами.
       -- одной стороны, это может быть уже использование другими учеными той же закономерности, как мы видим в принципе отбора в разных областях; с другой стороны,
       это может быть связано с потенциальной возможностью такого применения, которое еще не имело места; в-третьих, косвенным указанием на системный характер этих закономерностей может быть то, что они открываются или иллюстрируются с помощью моделирования, которое сам автор рассматривает только как иллюстрацию, но которая косвенно указывает на то, что данная закономерность является не узкой, специфичной для одной дисциплины, а достаточно широкой и применимой в других случаях.
       Надо заметить, что один из двух первых авторов, систематически развивавший идеи того, что мы теперь называем общей теорий систем, Петрович, неслучайно одну свою работу назвал "Учением об аналогиях". Богданов в своих "Всеобщих организационных науках" говорил о том, что они имеют свою форму эксперимента, а именно моделирование.
       Они оба были правы, ибо, говоря достаточно точно, мы можем сказать, что аналогия - это естественная модель какого-либо явления в виде другого явления, взятого из другой области, и, напротив, модель - это искусственная аналогия, привлеченная для применения или уточнения представления о каком-либо явлении, исследуемом в данной области.
       Мы здесь не будем говорить о различных формах моделирования, но уже тот факт, что моделирование часто разделяют на техническое и мысленное, или математическое, в некоторых случаях указывает на то, что этот метод является очень широким. Он, действительно, может служить для понимания явлений в определенной области с помощью другой области, так же как и аналогия, которая подсказывает уже чисто эмпирически решение не с помощью искусственного метода, а с помощью установления изоморфизма систем или процессов в разных областях.
      
      

    Вопросы организации систем

       Организация элементов
       Организация элементов есть ассоциация их таким образом, что получающаяся система приобретает свойства, не свойственные самим элементам. Достичь этого возможно разными способами:
      
      
      

    151

      
        -- Соединение различных элементов, дополняющих друг друга, - создание нового сочетания их свойств. (Нитка и иголка. Первая приобретает способность проникновения второй, сохраняя свою способность связывать. Задний конец иголки и передний нитки взаимно нейтрализуются, остальные элементы, нужные в процессе, сохраняются).
      
        -- Соединение различных элементов. Часть их свойств взаимно нейтрализуется,
       общая часть сохраняется (красное и синее стекло не пропускают (по закону наименьших!) ни красного, ни синего цвета, но пропускают немного фиолетового. По различным - взаимно нейтрализуются (задержка складывается), по одинаковым - сохраняют способность пропускать (склад. задержки, равные нулю).
       З. Элементы различны. Сходные свойства складываются, различные взаимно нейтрализуются (литературный образ "Седою гривой машет море - встают пустыни, города". Нейтрализуется представление о материале, его текучести, волокнистости. Усиливается форма (гривы), цвет (седой), движение (машет).
      
        -- Элементы одинаковы, но благодаря расположению их свойства нейтрализуются,
       сохраняются или складываются (стена из кирпича). Нейтрализуются верхние, нижние и концевые поверхности, сохраняется толщина и складываются боковые поверхности. Замыкание стены (см. в плане) - взаимная нейтрализация концов, сохранение всего остального.
       Метод относительных сопротивлений, как основа изучения и описания (единица сопротивления) систем. Метод наименьших (а-ор), способ выяснения жизнеспособности систем (ор-в разных степенях). Принципы наибольших, как характеристика активности системы.
      
       Типы организации
      
        -- Иголка и нитка, колеса и ящик в телеге - сложение положительного без
       сложения отрицательного со специфической дифференцированной ориентировкой к сопротивлениям среды (иголкой вперед, колесами вниз).
      
        -- Ножницы, каминные щипцы. Отвлечемся от более сложного строения ножниц и будем их рассматривать как два лезвия, сближающиеся между собой. Проще - гильотина, даже топор и нож с подставкой.
      
        -- Ружейный ствол, паровая машина.
      
        -- Мячик, бочка, пень, свод (замыкание участка в одном измерении, в двух, трех. Исчерпывание возможностей). Мячик осложнен тем, что он спадается после
      
      
      

    152

      
       прокола, давление внутренней среды поддерживает его форму. Проще рассматривать железный замкнутый шар - газохранилище. А модели машины - осложняющий элемент.
      
        -- Подзорная труба (механическая передача и рычаг воронка) - концентрация активностей, то есть отрицательный отбор сопротивлений (по общему смыслу).
      
        -- Рычаг. Если тело А оказывает давление на тело С с силой А, то контакт (нажим и трение) между ними увеличивается пропорционально сопротивлению С
       (масса), а если С представляет собой давление в обратную сторону, то по принципу наименьших контакт пропорционален (А-С). Интенсивность и направление движения пропорционально (А-С). (Или контакт (трение) пропорционален силе и сопротивлению А-С1 (если это масса) или (А-С1)С1, если есть сила С).
       Значит сила А:
       1). двигает тело С
       2)увеличивает контакт тела А и тела С (максимальное давление, если С1=А или В=А). Если с другой стороны действует совершенно сходным образом тело В, то движение выжимается полностью, наоборот, контакт доводит до максимума, возможного для наименьшей из сил А и В. И этот контакт создается 1) между телом А и С, 2) между телом В и С. Благодаря этому трение возрастает настолько, что возможно продольное движение без нарушения контакта (наименьшее?) между телами.
       Нейтральным типом связей мы считаем обычно отсутствие связей при условии параллельного действия (независимый параллелизм), и к нему относим все остальные связи как более сложные. Это - шкала (начало координат), от которой, мы "отсчитываем" тот ила иной характер связи. Молекулы независимо и параллельно притягиваются землей, поэтому их сумма есть идеальная сумма.
       Составляя из нейтральных другие формы, мы приближаемся к ним, но не наоборот. Из прямых можно составить приближение к полукругу как по общим свойствам формы, так и по протяжению линии 1, но из полукругов 1 и 2 создается только приближение по общей форме, но не по протяжению (может быть, здесь играет роль не "нейтральность", а "кратчайшее расстояние"?) Аналогично с гипотезой из углов.
       Плоскость, симметричное (взаимно заменимое) отношение поверхностей (двух тел), нейтральное самосовмещение произвольных трех точек в трех измерениях. (Может
      
      
      
      
      

    153

      
       достигаться при равенстве, например, притиранием (по прямой, порожний круг, давлением).
       Прямая - нейтральная линия достигается разнообразным самосовмещением двух произвольных точек линии (или перегибом плоскости). В двух измерениях возможно, например, на шаровой поверхности (без поворота "наизнанку", наоборот).
       Не принцип наименьших, а степень зависимости системы от ее элемента (или характер зависимости).
      
        -- Абсолютная зависимость - принцип наименьшей.
      
        -- Лимитированная зависимость.
      
        -- Статистическая зависимость.
       Закон наименьших (равнение по наименьшей) тем сильнее приложим, чем менее гибка (более дегрессивна), более функционально связана система.
      
        -- Под структурой разумеются количественные соотношения различных показателей особенностей или сторон системы.
      
        -- Система не обязательно организована. Это понятие включает и относящиеся друг к другу организованные комплексы, соприкасающиеся между собой лишь благодаря внешнему сближению без внутренней связи. Например, вода с камнями в сосуде - система, имеющая свои особенности, но не организованная, то есть не сопротивляющаяся внешним разъединяющим моментам.
      
        -- (см. ї1) Возможно, что, по крайней мере для организованных систем, методом "субъективной" для каждой данной системы соизмеримости может служить отношение к дезорганизующим моментам среды с единицей - в единице относительного сопротивления (применено впервые А. Б. в законе наименьших, расширено мной - в оптимуме сформулировано Н. М. Поповым).
      
        -- Структурное изменение будет всякое, где различно меняются стороны системы, то есть изменяются соотношения.
      
        -- Отличие структуры от суммы в том, что в первой элементы, слагаясь в своих различных сторонах, слагаются по-разному. Происходит так, как будто различные категории сторон элементов складываются независимо друг от друга
       и с различной степенью совершенства. Часто складываются полностью, например, вес. Другие - частично взаимно нейтрализуют, например, поверхность, так как лишь известная доля поверхностей обращена наружу, сохраняет свои особенности, другая же, обращенная друг на друга,
      
      
      
      

    154

      
       нейтрализует друг друга, по крайней мере, в прежнем смысле (например, у капель воды).
      
        -- Организованной системой будет та, которая самостоятельно противостоит внешним воздействиям, имеющим возможность по достижении известной интенсивности расчленить ее на независимые части. Изменение структуры без расчленения вряд ли можно рассматривать как дезорганизацию,
       скорее, как расширенную гибкость реакции организованной системы на данное воздействие. Впрочем, может быть, этот вопрос отчасти схоластичен.
      
        -- Самым простым примером организации может быть простое сложение (которое в более сложных случаях вместе с элементарной дезорганизацией - вычитанием) служит элементом других форм организации,
       где, хотя все показатели воздействуют пропорционально, сближение ведет уже к "концентрированному действию" на среду, хотя бы при падении массы и т. д. Впрочем, не исключены - только в сложных объектах - и дезорганизующие результаты, например, объединение животных на небольшом участке, голод и т. д.
      
        -- Таким образом, математика, изучающая функции, различные формы:
       сложения и вычитания, со всеми их усложнениями (степени и т. д.) и относительные величины, скорее, не "тектология нейтральных комплексов", а развитие тектологии элементарных структурных процессов.
       Кажется, что основной задачей тектологии является выяснение принципов
       приведения структурно-организационных задач к количественно-решающему нейтральному виду. По существу, это делается А. Богдановым в раскрытии принципа организации как неравномерного сложения. То же самое делается принципом наименьших, где сложные структурные отношения сводятся к количественной оценке всех показателей и выбору наименьшего. Это же относится к принципу отбора, где изменение системы сводится к изменению числа и средних количественных показателей единиц в зависимости от границы, за пределами которой они подвергаются отбору.
       По существу, до сих пор любая математическая задача сводилась сначала к логической постановке вопроса, к задаче "что вычислять?" и затем уже к вычислению. Вот эта первая задача и была, по существу, тектологической. В ряде нематематических задач ею дело и ограничивалось, так как количественные оценки были настолько просты (больше, меньше, не больше, не меньше, равны, часть всегда меньше целого и т. д.), что не требовали специальной техники вычислений. Но, в свою очередь, и сама логическая
      
      
      
      

    155

      
       постановка задач по большей части до сих пор в математических задачах была проста и не требовала специальной техники. Еще в большей степени то же самое относится и к нематематическим задачам, то есть к тем, где количественная сторона проста. Там еще чаще, чем в математических задачах, проста и структурная сторона, сторона логической постановки вопроса. Однако в последнее время все чаще появляются трудности с логической постановкой вопроса. В математических, например статистических, задачах, иногда составление логической схемы, статистической модели, представляет собою не меньше трудностей, чем дальнейшее математическое решение по этой логической схеме.
       -- другой стороны, и в нематематических задачах встречается все чаще такая сложная структурная сторона (например, со стороны соотношений частей и целого), что все труднее становится уверенно разбираться в ней без специальной техники.
       Взаимно организующая роль двух корпускулярных систем (становящихся фиксационными): оболочки мяча и воздуха - напряженная цепь и две тянущих в разные стороны силы.
       Условные и. безусловные рефлексы. Совершенно аналогично щипцам: цепь - взаимное уравновешивание двух сил по обе (сложение!) фиксирует звенья по прямой, всякое отклонение от прямой - разложение сил, сокращение цепи, что против этих сил. Точно также давление воздуха и расщепление резины - фиксация путем растяжения шарообразной формы, и этим напряжение (разложением) упругости радиально.
      
       Вопросы организации
       Всякая система, естественная или искусственно выделенная, отличается тем, что ее части на большем протяжении своей поверхности действия (понимать не пространственно, а структурно) соприкасаются не с внешней средой (почему и нет прямого проецирования действия части на среду), а с другими частями. При этом изменяясь, меняясь, разумеется, различным образом, зависящим от способов взаимодействия обеих взаимодействующих сторон. Вообще, всякая система по сравнению
       -- неорганизованной суммой частей структурно устойчива и имеет уменьшенную поверхность соприкосновения.
       Один из примеров организации, ясно показывающий ее смысл как различно неравномерного сложения. Aкт и союз - это сложение человеческих усилий в борьбе с дикими животными. Один человек неминуемо гибнет от первого хищника (например, тигра). Но если соединяются силы нескольких десятков людей, то гибнет тигр (здесь еще
      
      
      
      

    156

      
       присутствует вопрос "критического порога", после которого процесс необратим). То есть преобладание, например 30 людей над одним тигром, благодаря тому, что он не достигает, распыляя свою активность на 30 частей критического порога, необратимой гибели хотя бы одного человека. Люди же в аналогичных условиях достигают его гибели, приобретая иной характер (или знак или направление благодаря сдвигу его определенных условий). И так как люди соединяют свои активности каждый раз, а тигры каждый раз одиночны в нападении, как и прежде, то они не достигают в уровне человеческой организации наименьшей, дающей ее разрушение. Иначе, активности, не сложенной с другими, теперь противостоят сложенные сопротивления. Тот факт, что по количеству активностей действует столько же, не имеет для общества значения, так как они каждый раз не достигают равенства сопротивлению (5 сопротивлений) и не создают линии прорыва по наименьшей.
       Богданов считал, что организация состоит в том, что активности складываются полнее, чем сопротивления. Может быть, вернее, это обобщить так: различные элементы изменяются количественно, по разным закономерностям, так что соотношение их изменяется, так будет, например, в паровой машине, где под влиянием нагревания давление пара возрастает, а объем котла почти не меняется. Также будет и в случае количественной изменчивости, когда, кристалл в растворе, увеличиваясь, медленнее увеличивает свою поверхность, чем объем, что ведет к большей устойчивости к растворению (то же с таянием льда). И в случае, когда капля, уменьшаясь, медленнее уменьшает поверхность, чем объем, что ведет к относительному увеличению силы поверхностного натяжения на единицу объема и т. д.
      
       Сопряженные системы
       -- ряде случаев системы получают свои основные черты через отношение к другой
       системе.
      
        -- Ключевые организации, когда особенности, вся организация системы является функцией ее отношения к другой, определенной системе (ключ к замку, рефлекс к вызывающему фактору (х и т. д.), паразит к хозяину, пол к полу, степень пронизывания светом - его окраске и окраске фильтра и т. д).
      
        -- Наибольшая, когда степень приспособленности зависит от степени дезорганизации сопротивления другой системы, необязательно самой системы (специалист и общество, хищник и жертва и т. д.
      
      
      
      

    157

      
        -- Когда одна система, внутри себя корпускулярная (оболочка мяча или воздух), но не цепь - так, выпадение одного звена, прекращает не только функцию сопротивления растягиванию, но и всякую механическую связь между двумя половинами цепи (рефлексы условные и безусловные, ферменты и обменные вещества), приобретает новые качества через связь как целое с другой системой, выпадение звена одной является нарушением наименьшей для другой и через нее для себя.
       Системой можно называть группу элементов (множество), выделенную по любому признаку: связи между собой, связи с чем-нибудь не входящим в систему, сходства и т. д.
       Организованной в известном смысле системой можно считать любую систему, элементы которой имеют общность - связь в поведении, благодаря которой по поведению одного (или одних) элемента можно судить о поведении другого (или других). С этой точки зрения, организованную систему одинаково представляют и песок, и система ружья
       -- пулей. Параллелизм поведения песчинок заставляет их: 1) находиться и перемещаться вместе (благодаря равному отбору), 2) оказывать одинаково направленное воздействие на среду, приобретающее поэтому признаки организованности.
       Связь пули и ружья имеет признаки дополнительных отношений, в частности концентрации воздействия (полет пули и отдача). Еще в большей степени это относится к системе самого ружья.
       -- основе организационных процессов лежит неравномерность изменения отдельных элементов, то есть их известная отдельность друг от друга (возрастание массы
       -- кубе, а поверхности в квадрате (растворимость), возрастание давления пара при постоянстве атмосферного давления (кипение), взаимная нейтрализация боковых
       ("проходимых") стенок кирпича при сложении длинных ("преграждающих") - (стена), сложение силы людей при несложении веса камней (уборка камней с поля), суммарная способность передвижения матери и ребенка не есть средняя из их способностей передвижения, а приблизительно пропорциональна их массам и т. д.
       Таким образом, основой организационных процессов является отдельность отдельных компонентов, их непропорциональность.
       Разделение функций в обществе (один часовой в части, которая отдыхает, один рулевой на корабле), объединение мелких судов так же, как отдельных людей в отряд, может быть, разделение функций клеток внутри организма - все это полное использование ресурсов единицы. В самом деле - бодрствующий человек может стеречь
      
      
      
      

    158

      
       не одного, а сто человек, но если он один, его возможности на девяносто девять человек пропадают зря. Рулевой направляет корабль по курсу, и ему безразлично, большой он или маленький. Ассимилирующая клетка имеет запас веществ, достаточный для использования для функции (например, производство промежуточного вещества, раздражимость или лейкоцитарный фагоцитоз). Но при этом она использует только часть, так как количество энергии на остальные идет и на другие функции, которые она в данном месте не выполняет и т. д. Разделение функций с соединением единиц в группы часто обозначает количественно правильное распределение функций, которые в единице распределены неправильно, в частности представлены "с запасом".
       В некоторых случаях может быть наоборот: если возможности связи ограничены, то, например, на 10 человек надо одного организатора, а на 100 уже не 10, а 11, на 1000 -
       -- и т. д.
      
       Анализ целостности
       -- целом элементы частей выступают в новых (более прочных) связях (вместе с элементами других частей).
       Целое отличается свойствами от суммы частей, так как свойства (элементы) частей складываются в нем в иную структуру. Например: кирпичная кладка обладает суммой веса, но меньшей свободной поверхностью, чем сумма кирпичей. Вопрос - больше или меньше целое, чем сумма частей - вопрос точки зрения или (объективно) вопрос, по отношению к чему это целое выступает. Например, с точки зрения прочности, объединение частей (уменьшение поверхности) - организация. С точки зрения адсорбционной способности, здесь целое меньше суммы своих частей.
      
       Выражение ограниченности системы
       Несовместимость (например, ряда адаптаций, одновременной специализации в разных направлениях, различных свойств машин, например грузоподъемности, скорости и маневренности). Несовместимость легкости и прочности предмета, несовместимость двух активностей на одно сопротивление при слабом давлении (относительная к сопротивлениям ограниченность), предполагая прочность, то есть сопротивление активного предмета достаточным. Несовместимость двух концов длинного бревна в маленькой печке.
      
      
      
      

    159

      
       Задачи:
       l). Замена одних несовместимых элементов другими (одной идиоадаптации другой, одной специальности - другой, одного свойства машины - другим, легкости - прочностью.
       2). Совмещение элементов путем внутреннего или внешнего расширения системы, (или нарушения связи несовместимых свойств) (ароморфоз, обобщение специальностей, например, математические общие элементы), увеличение силы мотора, удельной прочности материала (или распределение его как в форме моста), точка острия (важна преобладающая активность хоть где-нибудь).
       Совершенно необходимо изменение структуры при изменении количества какого-то ни было элемента, так как все элементы структуры, даже когда они связаны, то не прямо пропорциональны, и изменение одного ведет к изменению соотношений с другими и даже рано или поздно к переходу черев критические точки.
       Если увеличивается, например, масса, то есть количество связанных между собой молекул, то:
      
        -- объем растет быстрее поверхности (если не меняется форма, то есть опять-таки структура),
      
        -- прочностъ связей отдельных молекул остается та же, а вес (в случае земном) растет и может оказаться дезорганизующим связь и т. д. Если это количество независимых элементов, то:
      
          -- увеличивается возможности комбинаторики,
      
          -- меняется соотношение величины элемента и автономной системы, а это тоже не безразлично (например, в смысле общей геометрической комбинаторики (простейший случай), более тонкая дифференциация возможна, иное разделение (более точное, например, на части).
       Задача каминных щипцов или пинцета (тисков, французского ключа) очень непроста, она многоэтажна:
      
        -- Движение одной ветви противоположно другой, противоположные движения вычитаются, предмет не перемещается ни в одну, ни в другую сторону.
      
        -- В то же время сближение ветвей с предметом осуществляется, как и при движении одной ветви, которое сдвинуло бы предмет в сторону.
      
        -- Более того, благодаря неподвижности предмета (новое условие), созданное наличием противоположных движении ветвей и их взаимного вычитания, сближение осуществляется полнее, чем при движении одной ветви,
      
      
      

    160

      
       осуществляющей сближение, так как в последнем случае сближение вызывает давление, а давление вызывает движение, движение же препятствует дальнейшему сближению (уже микросближению, чрезвычайно важному для создания условий трения). Здесь же, наоборот, сближение вызывает давление, но давление сохраняется (микросближение, может быть, силы упругости), а противоположное движение вычитается, следовательно, равновесная система (давление - движение - давление) разрушается.
       Понятие организации параллельно понятиям математики: сложение, вычитание, перемножение, деление и т. д., но важно, что все это идет по двум линиям:
       а) не с элементами, а с их субэлементами, где субэлементы не их материальные или аналогичные (идеальные, исторически слагавшие их) элементы, а их (результирующих уже) свойства (внешняя структура системы).
       б) с рассмотрением в целом и в отношении к среде.
      
       Отношение независимости
      
        -- Не соответствует ли степеням свободы?
      
        -- Не является ли общим определением геометрическое определение, что А и В находятся в отношении независимости, если все положения (элементы) А находятся в одном и том же кратчайшем отношении к В, что все элементы А находятся в кратчайшем отношении к одному элементу В (нет корреляции!) или что кратчайшее отношение отдаленнейшего элемента А через В проходит все элементы А.
       Совершенно аналогично отношение независимости в статистике: все средние А соответствуют одному В (в статистике элементами являются средние).
      
        -- Отношение независимости: А складывается, когда В вычитается. А складывается, когда В складывается. Также масса складывается независимо от того, какие формы принимает поверхность вообще (в статистике (категория факторов) А растет - В безразличен (нет корреляции, А падает, В - безразлично).
      
          -- перпендикулярные стенки кирпича: когда В взаимно вычитаются, А и А совершенно складываются (одно продолжение другого) А/А=2А. Если В - не А, независимости нет, А и А не равны 2A.
      
          -- Масса всегда в отношении независимости к форме и поверхности, всегда складывается (но независимость односторонняя - при вычитании масс
      
      
      
      

    161

      
       поверхности лишь в особых случаях складываются, при изъятии изнутри, например, шар из шара), но не вычитается при сложении. Масса (количество энергии) - последняя абстракция сложения, то, к чему сводится все, складывается менее совершенно. Отношение независимости тем вероятнее, чем проще элемент. Например, если пригнаны стенки кирпича аккуратно (напр., шершавые к одному концу).
       Пример организационных соотношений. Если в бассейне на уровне А раствор А, то, впустив туда, например, чистую воду в равном объеме, мы добьемся, сохранив объем жидкости, равного успеха в очищении от раствора А.
      
        -- Если сначала впустить воду в объеме А, потом выпустить объем А, то раствор приобретет концентрацию А/2.
      
        -- Если сначала выпустить объем А1, потом впустить объем А, то, оставляя в стороне смачивание и т. д., мы совершенно очистим бассейн от А.
      
        -- Если параллельно впускать воду и выпускать равный объем раствора А, то к моменту впуска и выпуска объема А, предполагая равномерное смешение, в бассейне будет А.
      
        -- Если впускать и затем выпускать по 1/10 А, то в бассейне будет 0,3406622401А.
      
      
       Замена одних элементов качественно иными
      
          -- Трамбовка может быть: а) подъемом и бросанием тяжелой трамбовки (направление силы вверх - паровой молот), б) ударами вниз легкой трамбовки, на подъем которой почти не тратится сил (или не тратится совсем, например, в случае поднимающей пружины, противовеса (или воздушного шара).
      
          -- Резка фигуры на "стружки" а) несколькими ударами прямого инструмента, и б) одним.
      
          -- Замена динамики статикой, например, можно вырезать кружки из теста ножом - затрата динамическая и можно стаканом (замена статическим приспособлением), мышечные приспособления и костные (Рогинский).
      
       Организованность корпускулярных систем:
      
        -- Передвижение в одном направлении.
      
      
      
      
      

    162

      
        -- Преодоление благодаря этому критических сопротивлений (заноса реки песком, солдатами в армии - равноценные и т. д.).
       Сложение - фиксационно (взаимно независимы на своих местах). Если же переместимы при укорочении цепи, то не фиксационны.
       1 1 1 1 1
       Независимость (при равной ориентировке) эквивалентна. Начинаются с одного уровня (одно не является предпосылкой другого).
       Перемножение никогда не фиксационно, так как уменьшение одного с любого конца (предполагая внутри его цельность) 1) компенсируемо увеличением перпендикулярного и 2) не нарушает его, не отрывает первого от второго.
       Когда складываются кирпичи: то станки в В Ва взаимно вычитаются как поверхности (так как они с обратными знаками. Знак поверхности - обращенность ее от тела) и не складываются как толщина (В+В=В). Последнее определяется тем, что они приобретают параллельное, или иначе эквивалентное взаимоотношение. Ни одна из них не является предпосылкой или следствием (продолжением) другой. Отношения автономные. Наоборот, стенки А складываются (А+А=2А), но это связано с фиксационными отношениями. Каждая является продолжением (предпосылкой или следствием) другой.
       Так ли это, что сложение фиксационно, независимость эквивалентна, вычитание антификсационно? (появляется при дезорганизации?), вернее, при появлении дезорганизуется естественно потому, что организация стены и состоит в неравномерном сложении. Как только неравномерность нарушается, нарушается организация.
       Всякое повышение организации (организованности), по существу, есть отбор (и предварительное корпускулирование) активности и сопротивлений. Но есть и другие пути, как, например, концентрация активностей (острие ножа), впрочем, это отрицательный отбор сопротивлений.
       Мы допускаем, что каждый элемент был системой элемента2, который в соединении с элементами 2 другой подобной же системы элемента1 дает новую систему, например в случае химических соединений, когда мы разбиваем молекулу элемента на атомы, а последние - на электроны, в молекуле соединения - соединяющиеся потому.
       Роль элемента в системе зависит не от свойств и расположения других элементов, а от того, какова структура свойств уже самой системы. Поэтому-то часто одни элементы
      
      
      
      

    163

      
       заменимы другими: их роль определяется тем общим, хотя бы в характеристике самого элемента и маловажным или даже случайным, (например, положением в системе) свойством, которое влияет (повышает, например, наименьшую) на данное свойство системы. Таковыми будут, например, взаимно заменяющие друг друга в калорийном отношении (нормально) белки и жиры, они дают энергию, температуру - свойства в определенном количестве характерные для системы. Также такими будут различные буферные системы введением щелочей при ацидозе (диабетическая кома) или выработка аммиака самим организмом. Замена в фундаменте кирпича большими камнями, они создают приблизительно ту же массу и придают устойчивость зданию своей массой и объемом, хотя и не годятся, в стрельчатых сводах, где нужен менее массивный материал для тонких стен и т. д.
       Структура - функция не только количества и свойств входящих в нее материальных элементов, но и их взаимного положения. Во многих случаях свойство элемента может быть взято и с С+стороны, и с С-стороны. Такова, например, поверхность.
       А повер.=10
       -- пов.=14
       Ее можно складывать так, что она взаимно уничтожается (А) или складывается и в структуре (В). Один и тот же элемент в органической молекуле может быть "явным" и действовать своими характерными свойствами (например, щелочная группа Н2 в аминокислоте или скрытым (скрытый азот пептидов), иногда нейтрализуясь даже не противоположным ему свойством других элементов, но сходным по иной линии, например, тот же Н2-С заменяется на (СН2)? , где щелочность пропадает, уходя благодаря замещению валентностей валентностями же (но противоположных направлений).
       Таким образом, роль элемента в системе зависит от: l) его свойств, 2) свойств других элементов системы, 3) от способа сочетания его с ними не только общего (автономного или функционального), но и конкретного (пример с кирпичами), которое впрочем, как правило, отражается и на степени функциональности, 4) от положения в системе. Так, объем архитектурного сооружения зависит от величины, числа и взаиморасположения кирпичей, мало завися от их других свойств, которые являются лишь минимальными условиями (прочность, тяжесть, форма, даже удобная для складывания) этих основных моментов, 5) в результате всего этого - от свойств системы, а не от материальных элементов ее. Здесь особенно ясно значение системы как организованной формы, которая отличается от суммы элементов.
      
      
      
      

    164

      
       24
       кв. единицы
       16
       кв. единиц
      
       20
       кирпичей
       20
       кирпичей
      
       ЭлементыI
       II
       III
       IV
       Одним словом, способ сочетания в системе, где элемент может встретиться с равным ему, то складывая, то вычитая взаимно одни и те же свои свойства, если они обратимы (как это, например, для пространственных элементов: протяженность (А), объем (В) замкнутой ограды, которая при том же количестве материала может (и при той же круговой форме) давать то сложение, то вычитание объема.
       Материальным элементом системы - реальным (кирпич) или мыслимым (кусок кирпича любой формы, искусственно выделенный, атом, электрон) является элемент, который можно удалить из системы (С ущербом для нее или нет), и передать в другую, причем все его свойства по выходе из системы остаются теми же, что были и до вхождения в нее и, зная их, можно переставить его из системы в систему, где, хотя и в разных сочетаниях, он участвует константными (для равных условий) свойствами. Сюда же относятся энергетические элементы. Элементом системы, реальным, или мыслимым (высота дома, прочность его, химическое свойство молекулы), является элемент, явный лишь в системе, но неспособный к выделению из нее, не обладающий основным свойством материальных элементов (включающих и материальные, и энергетические) - неуничтожаемостью и независимостью, автономностью действия: кирпич можно вынуть из стены, вставить в другую, использовать как тяжесть и т. д., даже если он разбит, собрать его из частей (или химических продуктов разложения), независимо от остальных кирпичей стены. А прочность стены нельзя взять без нее самой, без всех составляющих, ее можно снова получить, но лишь снова получив всю стену или, по крайней мере, сходную по ряду признаков стену. Нельзя взять половину или всю прочность стены, оставив остальные ее качества, передать другой стене или положить неупотребленной в сторону. Первое - материальный элемент, второй - свойство системы. В системе часто доминирующую роль играет второе.
       Так, представленный нами элемент 1 может быть в случае обратимости свойств его В, С и (что, однако, не для всех свойств возможно, например, щелочное действие А и т. д.) может быть представлен в следующих вариациях при вступлении в сочетания до, так как после уже играет роль и нейтрализация косвенная, как уже было указано, щелочности - валентностями углерода, окраски - простой другой неокрашенной поверхностью и т. д. Одним словом, нейтрализация связанного признака, основного при этом - щелочность, валентность, поверхность, окраска и т. д.
      
      
      

    165

      
       Ключевые соответствия внешне заданным требованиям как ключ к замку. Непосредственно вывести из общих свойств элементов эту организацию нельзя, но можно вывести из специфических свойств элементов по отношению к этой организации. Об организации можно говорить лишь в случае ингрессии (или не нейтральности) например, в случае перемножения (взаимопроникновения участка компонента в каждой части, изменение одного другим), а не сложения.
       Вопрос о терминологии. Лучше говорить о наименьшей активности, а не о наибольшем сопротивлении.
      
       Критические точки, абсолютные величины
       а) Отбор пропорционален отчасти и времени (не только поколениям). Мутации и ГАП - только числу поколений. С увеличением длительности жизни их соотношение меняется в пользу отбора.
      
       Основные принципы тектологии
      
        -- Ограниченность систем
      
        -- Безграничность концентрации активностей
       3.Возможность возмещения абсолютных размеров (количества) относительным (концентрацией).
      
       Выравнивание
       Слитные структуры (ослитнение)
      
        -- Тип наибольшего - пример - условный рефлекс
      
        -- Тип среднего - пример - рессоры
       Общая характеристика - ровность, нет материала для отбора и для наименьших, Обратный пример и отбор реакций, удачная применимость в науке, если не одной, то другой идеи и масса травм и гибели по наименее удачной реакции (страх, полевая и т. д.) в опасной обстановке. Создание отбором - вне творца.
       Активные типы выравнивания (горб верблюда, компрессор, может быть, рессоры) основаны также на элементарной регуляции, то есть на простом уменьшений комплекса, системы или процесса: закрывание крана, включение сопротивления в электрическую
      
      
      

    166

      
       цепь. Но здесь создается определенный фонд за счет неиспользованных избытков, который может давать временное увеличение расхода при уменьшившемся приходе. Регуляция все равно лежит в пределах ограниченных размерами, но уже не одного прихода самого по себе, но прихода и фонда.
       Кумуляция (и этим "укрепление") - общий метод выравнивания наименьших во времени. Кумуляция психических движений в условных рефлексах у эпилептоидов, кумуляция питания в горбе у верблюда, в складах в хозяйстве. Кумуляция отклонений от горизонтали в рессорах.
       Примеры выравнивающих механизмов: 1). Тепловая инерция дома. 2) Компрессор (верен ли термин) - расширение трубы при токе воды увеличивает равномерность напора.
      
       Выравнивающие механизмы
       (См. также в примерах подлежащих рассмотрению)
       Увеличение связи между элементами во времени делает систему менее корпускулярной и дискретной со всеми вытекающими последствиями. 1). Большей устойчивостью (выравнивание наименьших), что существенно, так как связь во времени во многих отношениях (особенно прямо по отношению к одному факту существования системы) часто близка к фиксационной, 2). Затруднение отбора состояния, адекватного среде, связано с той же большей устойчивостью системы.
       Пример:
      
        -- Сравнение эпилептоида (или близких нормальных форм) и истероида (или близких нормальных форм) показывает.
       а) У Э - преобладание условно-рефлекторного аппарата.
       б) у И - преобладание непосредственнкх реакций, опирающихся на безусловно рефлекторный и вегетативный аппарат эмоций.
       -- у Э и у И идут колебания реакций, например, половой и других. У И реакция соответствует внешним причинам: вызывается испуг - реагирует самозащитой,
       вызывается половая реакция - дает ее. Но эти и другие реакции часто, например половой запрет, поддерживается страхом, может быть, испытанным реально всего раз. У И это не помешает реакции - условный рефлекс быстро сглаживается (пунктир идет вниз) и не может затормозить безусловную реакцию, хотя бы и более слабую, чем та, которая послужила основанием для условного рефлекса.
      
      
      

    167

      
      -- реагирует эмоционально в значительной степени в зависимости от условий момента. Э имеет сильно развитые условные рефлексы, которые сохраняют впечатление
       (не секторная память только, а память на собственную реакцию, то есть силу реагирования на раз испытанный раздражитель, например, страх наказания за нарушение запрета) надолго в полной мере (пунктир идет на высоте реакции). Поэтому, если возникает реакция, которая приходит в противоречие с условным' рефлексом, она подавляется, хотя условий, подкрепляющих условный рефлекс, ни сейчас, ни уже давно нет.
       Например, если половая реакция приходит в противоречие с запретом, она, подавляется, хотя непосредственной угрозы репрессий в данный момент нет. Одним словом, психология эпилептоида определяется в основном одним или немногими факторами, которые хотя бы раз дали наиболее сильную реакцию и раз и навсегда (это, конечно, в пределе, реально это не выполняется, лишь приближается к этому) определили поведение человека в любой ситуации. 3десь своего рода "равнение по наибольшей" - поведение во все время определяется хотя бы раз испытанной наиболее сильной реакцией.
       Происходит своего рода выравнивание - создается иерархия инстинктов и мотивов поведения, которая потом не нарушается (если случайно не получилась еще более сильная реакция, чем та, которая до сих пор определяла место данного инстинкта или эмоции). Даже если бы реакции, вызванные непосредственными условиями (та же половая и самосохранения), имели совершенно противоположные соотношения, лишь бы они были слабее "наибольших" реакций. Психологический результат: устойчивая, монолитная психология, ориентирующаяся на будущее (на основе опыта прошлого), на пользу, а не на удовольствие (термины Фрейда), в поведении проявляются лишь наиболее сильные, а не наиболее частые инстинкты и мотивы поведения.
       Истероиды дают богатство реакций разной силы и возможность обратных реакций (безусловных или основанных на них соответственно условиям). В психике, взятой в целом, преобладают не обязательно наиболее сильные, но наиболее частые непосредственные реакции и мотивы поведения (вернее не в психике, а в поведении).
      
        -- Создание запасов выравнивает кривую функции, которая у верблюда, например, ровнее, чем у лошади. Избытки не пропадают, для животного идут в запас, недостаток не повреждает, компенсируется из запасов. Запас - это заем у себя же из одного момента времени в другой.
       Верблюд - пунктир - функция. Сплошная линия - питание.
      
      
      

    168

      
       Избегается наименьшая во времени, система не гибнет, хотя есть нечего, животное поело в запас на этот момент еще в более ранний момент.
      
        -- Аналогичны запасы государства, они дают возможность избежать наименьшей, которая может в один исторический момент погубить государство, хотя бы потенциально, и в другие моменты государство сильнее данной опасности. Также любые запасы семьи и индивидуума.
      
        -- Рессоры выравнивают движение экипажа, выравнивая часть геометрической кривой (может быть, укорачивая этим путь?).
      
        -- Увеличение массы увеличивает устойчивость движения тела.
      
        -- Большинство примеров приведено в пункте о дискретных и континуальных системах.
       Инертность: а) эпитимики (преобладание самого сильного инстинкта всегда), б) уничтожение последствий недородов выравниванием питания запасами, в) рессоры, сохраняющие положение экипажа тем же при падении или подскоке колес, или а) эпитимики - особый тип (равнение на наибольшее, б) выравнивание питания и в) рессоры
       - особый (приведение к среднему).
      
       Механизмы выравнивания
      
        -- Условные рефлексы (сравнение прежних и новых эмоций).
      
        -- Запасы жира (верблюд ест много, но редко, а питание равномерно).
      
        -- Рессоры (не повышают или понижают экипаж, но выравнивают его "усредняют" его ход).
       --------------------------------------
      
        -- Элементарная произвольная регуляция систем - снижение разной величины против максимума.
       1а. Задачи регуляции при изменении требований к неравномерной системе (часы с маятником)
      
        -- Задача регуляции при неравномерности системы во времени. Время - фиксационная система. Опасность наименьших (питание, ход машины, ход экипажа и т.д.). Желательность использования всей энергии системы. "Заем во времени". Горб верблюда, маховик, рессоры, бассейн и т. д.
       ---------------------------------------
      
      
      
      
      

    169

      
       Система мобильных (малоэлементные, случайностные) и массивные (выравненные, статистические).
       Первое - мало определяющих систему элементов (а. центролистическая система б.
       изолят у животных и растений движение случайное.
       Второе - много определяющих систему элементов (корпускулярная система, вид большого размера), звездно-планетная система. Первая случайностна в смысле ее направления, вторая устойчива и суммарна.
       А. Богданов и И. Степанов "Курс политической экономии". т. II, вып. 2.
       Эпоха промышленного капитала ГИЗ М. 1919, стр. 35.
      
        -- Классификация. 2. Подлежащее рассмотрению. З. Отбор и корпускулярность. 4. Наибольшее и наименьшее. 5. Последовательность и параллельность.
       Богатство эволюций (и инфекций) тем больше, чем больше популяция. Возникшая одна мутация (вирус) распространяется на всех, и чем больше особей, тем больше возникновений. Выравнивание от случайностей.
      
       Значение особенностей элементов в построении системы
       -- дальнейшем мы будем в основном заниматься проблемами, связанными с типами систем, причем типы систем могут рассматриваться независимо от тех элементов, из которых они строятся. Однако, разумеется, эта независимость все же относительная.
       Поэтому мы остановимся сначала на некоторых характеристиках элементов, чтобы пояснить, в каких пределах можно рассматривать строение систем, не обращаясь к особенностям элемента. Как тип системы можно в значительной степени рассматривать независимо от ее объема, так же в широких пределах можно варьировать и особенности элементов при том же строении системы.
       Так, например, централизованная система может быть построена и из малого количества элементов. Скажем, монархия может быть небольшая и может быть очень значительной. Планетная система может состоять из центральной звезды и двух-трех планет или из большого числа планет. Атом может состоять из ядра и малого количества электронов на внешних оболочках или большого числа. Тип системы остается один и тот же.
       Мы видим в данном случае, что не только число элементов, но и их характер может быть различен. Будет ли в центре монарх или головной мозг, центральная звезда или ядро атома, центральная планета или матка в муравейнике - во всех случаях мы имеем
      
      
      

    170

      
       централизованную систему, сохраняющую некоторые общие для всех централизованных систем характеристики. Таким образом, системы могут чрезвычайно варьировать и по количеству элементов, и по их качеству, сохраняя некоторые общие структурные особенности.
       -- все же трудно говорить о централизованной системе, если у звезды имеется только одна планета. Здесь, скорее, можно говорить о системе из двух неравноправных элементов, так как понятие центра и целый ряд вытекающих из этого понятия следствий фактического характера связаны с наличием многих периферических образований,
       подчиненных одному центру и связанных им между собой. Между тем, этой связи периферических образований друг с другом через центральную в случае одной планеты мы не находим, здесь есть только одна несимметричная двусторонняя связь. Это же относится и к любой другой неравноценной связи, будет ли это отношение между двумя людьми или неравноценное отношение между двумя психологическими образами.
       Таким образом, ниже определенного уровня количественный момент отчетливо сказывается и на структурном характере системы. Это же, однако, относится и к качеству элементов. Дом можно построить из кирпича, из бревен, можно построить служащее жильем эскимосам иглу из снежных блоков, можно построить землянку, используя как материал землю, но невозможно построить прочных строений из гладких металлических шаров типа шарикоподшипников. Может быть построена сложная молекула из атомов, имеющих много валентностей, но невозможно себе представить сложную молекулу, построенную только из атомов, лишенных валентностей или даже имеющих одну валентность.
       Таким образом, мы видим, что свойства элементов, хотя и можно варьировать в крайне широких пределах при построении системы, тем не менее, они играют очень большую роль, когда их характеристики переходят за известные пределы. Более того, не только структурная, но и количественная характеристика систем в значительной степени зависит от особенностей этих элементов.
       Так, например, возвращаясь к наиболее избитому и уже много раз упоминавшемуся примеру о постройке дома, мы можем сказать, что размеры здания, построенного из кирпича, не могут превышать определенных границ, по крайней мере в отношении вертикального диаметра. Кирпич имеет некоторые пределы прочности, Если на него давит масса кирпичей, лежащих на нем, более определенного предела, он может быть раздавлен, и здание окажется непрочным.
      
      
      
      

    171

      
       Поэтому прочность материала определяет в значительной мере размеры системы. Это относится как к прочности самого материала, то есть тех единиц, из которых строит система, так и к прочности связей между ними. Так, например, капля жидкости имеет определенный размер, переходя за который жидкость начнет растекаться, и капля, если она находится на плоскости, распадется на несколько капель или растечется по этой плоскости, теряя определенные формы и границы.
       Переплетение качественных характеристик и особенностей единиц, из которых построена система, видно на статичных и динамичных системах, где элемент вторично определяет границу между системой статической и динамической. Так, например, для урана есть критическая масса, ниже которой от представляет собой практически устойчивую, квазиустойчивую систему с постоянным, но медленно идущим распадом, и поэтому сохраняющую свои обычные физические свойства, свои размеры и морфологию в течение длительного времени. Напротив, переход через известные критические размеры при условии тех особенностей, которые характеризуют атомы данного вещества, приводит к развитию цепной реакции и атомному взрыву. Система из квазистатической превращается в систему лавинообразного взрыва. Для других радиоактивных веществ количественные границы будут другие; для нерадиоактивных таких границ практически не будет вообще.
       Как мы видим, здесь от качества элементов также зависит переход системы из одного типа в другой, но уже при условии тех или иных количественных изменений. В дальнейшем нам придется при рассмотрении различных типов систем подразумевать определенные наличные свойства элементов, необходимые для построения данных систем, то есть. способность к связям, прочность элементов, способность к активному распаду, как в случае радиоактивных веществ и т. д.
       -- некоторых случаях принципиальная возможность связей между элементами будет игнорироваться там, где она фактически не реализуется. Например, кварцевый песок будет рассматриваться как состоящий из элементов, не имеющих между собой прямых связей. Хотя принципиально при тех или иных исключительных условиях,
       например, в гигантских массах, приводивших к огромным давлениям, при высоких температурах, ведущих к расплавлению, или при условиях кристаллизации породы, способствующих образованию гигантских монолитных кристаллов кварца, этот же материал мог бы быть не раздроблен на отдельные единицы, а объединен в огромные блоки, включающие в себя все вещество, находящееся в данной системе. Но практически, рассматривая песок как систему, мы будем считаться с тем, что единицы, представляющие
      
      
      
      

    172

      
       эту систему, не имеют прямых прочных связей между собой и обладают свободной способностью взаимной комбинаторики и передвижения.
       -- некоторых случаях в системах различного типа важна степень вариации этих элементов, которая к тому же зависит и от количественных показателей системы, то есть.
       от ее численности. Так, например, в стае птиц очень важно наличие отдельных чутких членов этой стаи, способных уловить приближение опасности. Чем больше стая, тем больше шансов, что найдутся отдельные сверхчуткие особи, способные предупредить всю стаю, В малых группах шансов на это, разумеется, меньше.
       Короче говоря, рассматривая системы, заранее декларируя, что системы могут быть чрезвычайно устойчивыми по типу, несмотря на огромную вариацию особенностей, составляющих эти единицы и несмотря на огромные вариации в количестве этих единиц, мы все же должны все время помнить, что для каждого типа системы всегда есть определенное ограничение, обусловленное качеством элементов - с одной стороны и их численностью - с другой. Мы можем говорить лишь о большой широте, но не о безграничности этих условий существования системы. При этом мы будем выделять по характеру элементов некоторые категории:
       -- элементы, не способные к прямым связям между собой, но объединяемые одинаковым отношением к среде;
       -- элементы, способные к связям, но пассивные;
       -- элементы, способные к связям и активно взаимодействующие друг с другом;
       -- элементы, варьирующие и этим создающие большие возможности для построения системы;
       -- элементы, стандартные и этим увеличивающие возможность взаимного замещения;
       -- элементы, подвижные при сохранении связей системы;
       -- элементы, самовоспроизводящиеся и этим определяющие совершенно новые свойства системы.
       Все это и ряд других категорий мы будем упоминать лишь тогда, когда из описания системы не вытекает само собой, какие именно особенности характеризуют элементы, входящие в данную систему.
       -- некоторых случаях это самоочевидно, как, например, в системах корпускулярных или дискретных, где уже само образование системы предполагает отсутствие внутри нее связей единиц, ее составляющих. В других случаях, где структура системы не так
      
      
      
      

    173

      
       очевидно предполагает определенное свойство составляющих ее единиц, мы будем останавливаться на их характеристике подробнее. Оговариваем это потому, что для краткости изложения и без того сложного материала, не обретшего еще достаточной терминологической четкости характеристик, мы будем стараться избежать ненужных и по необходимости довольно обширных описаний, там, где само содержание темы позволяет понять соотношение системы и единиц без специальных примечаний.
      
      
       Интегральные закономерности. Практические схемы
       Богданов считал одной из основных задач тектологии изучение условий предельного равновесия. Это позволило бы предсказывать более или менее устойчивый исход процесса (то есть ту его стадию и те его стороны, которые возникают и имеют тенденцию к длительному и устойчивому существованию - наиболее существенное и прочное в процессе). Если понимать это широко, сюда можно включать различные явления.
      
        -- Достижение подвижного равновесия в результате плюс-минус взаимодействия (или,
       может быть, какого-либо другого механизма).
      
        -- Достижение стабильного конечного равновесия - полное сгорание запаса углерода,
       полное вытеснение одной хромосомы другой и т. д.
      
        -- Переход на сильную стадию организованности (часто в результате процесса ведущего к стабильному равновесию, как указано в предыдущем пункте) - сгорание органического вещества, распад его, раздробление и выветривание пород и т. д. Юные примитивные комплексы, как правило, являются более постоянными, так как существуют и в более сложном комплексе и, когда не могут существовать сложные комплексы, вне их. Однако выше у них и пассивная устойчивость. Напротив, активная жизнеспособность выше у более организованных комплексов. Отдельные клетки могут существовать в условиях,
       недоступных для организмов многоклеточных (инцистирование, например), но зато продвигаться в различные зоны (холодные и жаркие и т. д.) легче для высокоорганизованных многоклеточных.
       От организованной горной породы возможен переход к гальке и песку, но не наоборот. Но горная порода менее подвержена воздействиям, так как относительная поверхность у породы меньше, чем у мелко раздробленной гальки.
      
      
      
      

    174

      
        -- Переход на высшую стадию организованности - создание многоклеточности,
       приобретение теплокровности, переход к социальному существованию и т. д. Так, например, ряд превращений млекопитающих, сложных и ненаправленных, по существу заканчивается созданием биологических предпосылок к социальному существованию. Превращения млекопитающих идут и дальше, но уже главным фактором истории Земли становится человек. Таким образом, история жизни в период развития млекопитающих даст предельное равновесие в форме перехода к социальному существованию. Здесь понятие предельного равновесия совпадает с понятием критической точки - это и на деле часто бывает. Но кризис здесь не любой, а необратимый (конечно, при данных условиях).
       Тектология шире учения о равновесии, но одним из важнейших отделов ее является учение в необратимых кризисах - один из основных методов предсказания "качественных" явлений, то есть структурных изменений и тенденций. Аналогия - генетика - автоматические процессы, необратимость их тенденций без количественной иногда оценки времени и интенсивности процесса.
      
       Структуры второго порядка
       Закономерности тектологии позволяют рассматривать системы в различных разрезах, в зависимости от поставленной задачи. Однако в ряде случаев важно рассмотреть систему в целом, в частности, в отношении ее лучшей организованности, жизнеспособности, учитывая сразу многие или даже все стороны организованности системы. В этом случае важно найти некоторые интегрирующие закономерности и методы. Одним из шагов в этом направлении является рассмотрение структур второго порядка.
      
        -- Соотношение наибольшей и наименьших может быть снова рассмотрено по принципу наименьших, где неопределение
       сопротивления наибольшей рассматривается как нарушение наименьшей.
      
        -- Имея систему, где увеличение корпускулярности влечет за собой потерю мобильности или других свойств, нужных для функциональной системы, а увеличение мобильности влечет за собой уменьшение пластичности, надо корпускулировать пластичность корпускулярной системы от ее не мобильности, а мобильность функциональной системы от ее непластичности, например, дифференцируя структуру во времени
      
      
      
      

    175

      
       - моменты корпускулярные в моменты формирования системы, сменяя функциональной структурой в момент действия. Корпускулярность во времени может быть функционально закреплена.
      
        -- Для изучения устойчивости системы ее тектологические (или наиболее конкретные) характеристики могут располагаться в порядке системы равновесия (то есть, системы направления процесса, так как система может быть и равновесной, и лавинообразной и т. д. - равномерно
       изменяющейся). Так, например, изучая антагонистичную корпускулярную систему, мы получаем:
       -- - увеличение устойчивости злементов
       А- уменьшение числа злементов
       -- В система тяготеет к равновесию, симметричная корпускулярная система.
      
      -- В система не равновесная.
       Напротив, изучение функциональных случаев показывает следующее. Состояние системы прямо зависит от наиболее слабого звена. Следовательно, всякое ослабление, хотя бы одного звена, ослабляет и нарушает систему. Значит:
      
        -- антагонистичная система, активно создающая понижение некоторых элементов и повышение других, здесь является типом нежизнеспособным,
       неравновесным, лавинообразно нарушающимся.
      
        -- Синергичная система является типом неравновесным, но одинаково нарушающимся как в отрицательную, так и в положительную сторону, или при известных условиях пассивно стабильным (то есть стабильным, но не восстанавливающим своего прежнего состояния после нарушения внешними факторами).
      
        -- Наконец, только равновесная система элементов с типом взаимоотношения, где А и В - произвольные элементы системы, является устойчивой системой в целом.
      
        -- Пассивной системой является система нейтральная.
       Корпускулярность - не следствие развития, но причина закрепления прогрессивного развития. Централизация системы не противоречит ее корпускулярности (нервная система). Отбор идет не между частями системы, но
      
      
      

    176

      
       между системами (части соединяются по другому принципу). Роль случайности при соотношении числа единиц с коэффициентом отбора. Высокий коэффициент отбора при различиях систем. Приложимость отбора к системам, а не к единицам: формирование систем из единиц не по типу обычного отбора, а специфического - к требованиям системы. Значение случайности (большое) в малом числе единиц (например, в центре), вариабильность процесса.
      
       Практические применения
      
        -- Наиболее выгодный тип систем связан с наибольшей защитой против внешних воздействий, с наибольшими возможностями воздействия на внешнюю среду. Отсюда следует, что в единицах жизнеспособности (см. оптимум) все характеристики должны быть по возможности равны, а одна - значительно больше,
       до размеров позволяющих преодоление сопротивлений (соотношение наибольшей
       -- наименьшим. Интегрирующие закономерности).
      
          -- В связи с этим развитие любой активной системы наиболее выгодно в двух направлениях: увеличения наименьшей (всегда) и увеличения наибольшей (по большей части, за исключением лишь тех случаев, когда наибольшая свободно обеспечивает с запасом преобладание внешних активностей. Наоборот, уменьшать
       (если приходится) наибольшие величины из оказывающих пассивное сопротивление внешним воздействиям. Соотношение наибольшей и наименьших таково, что наибольшая рассматривается в другом масштабе, чем наименьшие, а именно - непреодоление ею сопротивления рассматривается как нарушение наименьшей (то есть и те, и другая рассматриваются как единица).
       Учение о кризисах, о качественных изменениях структуры, когда те или иные нарушения перешли известный порог. Между кризисами промежутки практически неизменного результата, несмотря на количественные изменения. Учение о кризисах и дробно-лавинообразные процессы. Учение о кризисах учит, что: 1) Если кризис тебе удобен, то надо добиваться последовательного разрешения, а не параллельного (например, научные работы). 2) Наоборот. если надо извлекать что-то, и кризис неблагоприятен, то надо извлекать параллельно (в различных местах), не доводя до кризиса ни в одном отдельном месте.
       Основной принцип: развитие наименьшей и наибольшей, оставляя в стороне
       средние. Принцип разумного консерватизма: сохранение при перестройке
      
      
      
      

    177

      
       неудачного (или устарелого) всех частей, показавших себя производительными (верен только при относительной автономности частей), выявление принципов удачного путем такого отбора.
       Принцип последовательного развития в неблагоприятной среде: а) количественная последовательность развития сначала небольших количеств (размеры органов в организме, число дальних заводов в стране), позволяющих под их защитой дальнейшее развитие, б) качественное развитие сначала важнейших пунктов (мозга, тяжелой индустрии).
       Особенности централистической системы: а) мобильность, б) ограниченность развития. Отбор по отношению к центру (не прямой, следовательно, репрезентативный, представительство же обычно не бывает полным), в) отсутствие статистики устойчивости (зависимость от случайных изменений единственного центра), г) уменьшение внутренних дезорганизаций.
      
       Развитие. По ряду причин надо думать, наиболее способны к развитию системы подвижного равновесия (см. 1), то есть регулирующиеся.
       Если они обладают данными для развития (то есть богатство элементов, интенсивность "обмена элементов"), то: а) изменение элемента не вызывает по принципу наименьших распада системы, а ведет к ее приспособлению, б) если система типа Ч 1, то гибкость и отдельных элементов увеличивает их приспособляемость.
       Принцип "ничего через меру", "золотой середины", гармоничного развития
       - принцип организации структуры самозащиты в неопределенной (ограниченно-
       изменчивой) среде. Принципы специализации - принцип организации нападения (создать себе относительное наименьшее сопротивление в противостоящем комплексе).
       Разное решение военных задач:
      
        -- Бить противников по одиночке - критическая величина (побеждать их ниже критической величины) - можно и с меньших, и с больших, но не давать объединиться. Может быть, даже начиная с сильных (исключение возможности объединения).
      
        -- Начинать со слабых, усваивая их военный потенциал, - критическая величина, оптимальная форма.
      
      
      

    178

      
       3. Бить по слабым звеньям - принцип наименьших - дезорганизовать.
       Исходя из оптимальности не только степени, но и формы сцепления (линейно незамкнутой), можно прийти к представлению об оптимальной форме вообще и искать ее в плейотропии (звездная).
      
      
      
       Коммутативность, нейтральность, математика
       Задача изучения структурных закономерностей
       Знакомясь с новыми явлениями, мы неизбежно сталкиваемся с четырьмя
       основными характеристиками каждого из них: качественной характеристикой составляющих его единиц, их расположением и взаимоотношением (структурой) с их количественными характеристиками и, наконец, с их отношением к среде. Отношение к среде, в сущности, тоже сводится к тем же трем предыдущим моментам: структурному, количественному и качественному, но только с той разницей, что все эти характеристики теперь не ограничиваются самим явлением, самой системой, но выходят за ее пределы, что касается качественной характеристики, составляющих явление сил или единиц (эта характеристика принимается обычно как таковая, пока мы не ставим специальной задачи изучения самих составляющих), тогда она опять распадается на количественные, структурные и качественные моменты следующего ряда.
       Таким образом, качественная сторона неизбежно присутствует и должна учитываться во всех случаях. Однако самостоятельному анализу она подвергаться не может, так как выступает или как неразложимая, или же, будучи разложена, опять распадается на структурную, количественную и вновь неразложимую (а лишь констатируемую) качественную сторону следующего порядка. По существу, мы имеем три стороны явления: Первую, которая измеряется, то есть количественную; вторую, в которой устанавливаются взаимные отношения, то есть структурную; и третью, которая констатируется, то есть качественную. Самостоятельному изучению, как видно, могут подвергаться количественная и структурная сторона. Количественная подверглась широкому изучению в математике, структурная же сторона была захвачена в ней лишь частично, поскольку без нее не могло идти изучение величины и ее изменений.
       -- количественная, и структурная стороны являются всеобщими, не ограничиваясь какой-нибудь одной областью. 2х2=4 одинаково и в области молекулярной физики, и в
      
      
      

    179

      
       астрономии, и в применении к организмам, и для политической экономии. Точно также такие понятия, как связь, непрерывность и т.д., в равной степени могут быть применены во всех этих областях. Количество (величина, измерение) и структура (отношение). Это - общие для всех существующих явлений характеристики, без которых немыслимо ни одно явление.
       Хотя математика занималась преимущественно величиной, но она неизбежно должна была принимать во внимание и структуру, то специально изучая ее (например в статистике - совместимые и несовместимые явления и т.д., то подразумевая ее, как предпосылки изучения (ограничение теми или иными условиями, определение критических точек, наконец, самая структура любого уравнения). В некоторых случаях это изучение приобретало даже специальный характер. Однако, полного развития оно здесь не получило.
       Между тем, уже и математическим целям иногда предшествует недостаточная разработанность структурных представлений. Даже по отношению к приложению теории вероятностей иногда не меньшая трудность заключается в составлении предварительной схемы, чем в дальнейшем чисто математическом изучении этой схемы. И это понятие относится не только к области теории вероятностей. Вряд ли где-нибудь можно найти правильно сформулированные принципы постановки задачи исследования. Эти принципы
       -- значительной степени сводятся к расшифровке и пониманию тех структурных отношений, которые характеризуют данное явление.
       Например, в отношении математического изучения явления, задача постановки вопроса сводится к тому, чтобы найти такие отношения составляющих явления, в которых они поддаются количественному учету и в которых эти составляющие выступают как нейтральные, то есть в которых переход от составляющих к результату происходит наиболее простым способом: путем математических действий, ограничений и т. д. (термин "нейтральный" будет обоснован позже). В свою очередь, очевидно, что и попытка решений задач "качественным", то есть структурным путем, всегда неизбежно основывается на сознательном или бессознательном учете количественного момента. Примером в этом отношении может служить принцип отбора, столь широко применяемый в разных областях, хотя и не всегда с одинаковом правом.
       Примененный Дарвином к животным и растениям, он также принимается в известной степени физиками для атомов, астрономами для звездных систем, обладающих разной степенью устойчивости. Был также ряд неудачных попыток применить его внутри организма (борьба за существование отдельных тканей) или внутри общества
      
      
      

    180

      
       (социальный дарвинизм, фашизм). Но верно или неверно он применяется, этот чисто структурный принцип неизбежно опирается на количественные различия в устойчивости тех единиц, которые подвергаются отбору. Правда, для целей исследования здесь достаточно признания, что "более" устойчивые единицы сохраняются, "менее" устойчивые устраняются. Никаких точных количественных определений по большей части не требуется, хотя в некоторых случаях и здесь они все же используются. Но это только показывает, что количественный момент здесь входит в простейшей форме, что и заставляет переносить центр внимания на структурный момент - на самый факт отбора, то есть разделения, сохранения одних лишь устойчивых, изъятия неустойчивых. Тем не менее, как не бывает физического тела без трех измерений, так не бывает явления или комплекса явлений без структурной и размерной стороны, какой бы простой и маловажной ни казалась по крайней мере одна из них. И это подчеркивает еще больше не только самостоятельное значение изучения структур...
       Суммация как реальная организация (создание положения для последней единицы выше критического порога). Увеличение относительной точности измерения путем увеличения размеров измерения: внутренние границы исключаются. ¤ 1 1 1 1 ¤
      
       Два ряда
       Единицы одного ряда несовместимы с единицами другого. (Единица необязательна
       -- каждом ряду). Ни одна единица не имеет прямого отношения ни к определенной единице другого, ни к ряду в целом (сложение).
       -- одном ряду каждая единица имеет прямое отношение (совмещается) ко всему другому ряду, к любой единице другого (перемножение).
       Единицы одного ряда несовместимы с единицами другого, но часто единица первого совпадает с единицами другого ряда (вычитание).
       Единицы одного ряда несовместимы между собой (как несовместимы и единицы конечного ряда, но связаны с частью единиц другого ряда (деление).
       Ряд единиц проецируется на два (или более) независимых направления...
      
       Арифметическое действие как система
       A + B = C
       B + 1 = C элементы всегда коммутативны
      
      
      

    181

      
       C - A = B независимо от положения в уравнении
       C - B = A
       A * B = C C ¤ A = B
       B * A =C C ¤ B = A
      
      
       Есть действия организации системы (сложение, умножение), есть действия извлечения элементов (вычитание, деление).
       A - элемент первичный, B - элемент структурный, C - система.
      
       Нескладываемость (независимость)
       а) Параллелум: ни в одной точке параллельный элемент не является продолжением другого элемента (например, при пересечении точка A, принадлежащая одинаково и I и II элементу, является продолжением точки B второго элемента)
       б) Нахождение в разных плоскостях (полная независимость) или для других случаев, под прямыми углами (независимость).
       Большая ветвь - 45® вправо от предыдущего (или нулевого, исходного) направления.
       Малая ветвь - 45® влево. Разная роль концов: только один. Перенесение центра координат из одной точки (о) в другую. Направление конечной ветви и расстояние от центра (о) до конечной точки (х) коммутативно (то есть результат в обоих случаях одинаковый). Но положение конечной точки не коммутативно, ибо складываются углы, складываются расстояния, но не положение. Положение (то есть направление от исходной до конечной точки Х) именно потому и некоммутативно, что коммутативно конечное направление (так как оно, например, в одном случае продолжается далеко, а в другом - мало, то есть имеет разный удельный вес в определении общего направления). Положение было бы коммутативно, если бы складывались прямо сдвиги положения, то есть отрезки с фиксированным в системе координат (а не по отношению к предыдущему отрезку) направлением. Тогда расстояние тоже коммутативно, общее направление коммутативно, следовательно, и положение коммутативно, но конечное направление некоммутативно, а по принципу покрытия оно такое, какое имеет последний отрезок и совсем не зависит от направления других отрезков. Замыкающая различных кривых, составленных из одних и тех же отрезков е фиксированным направлением, одна и та же. Нейтральное дозволяет
      
      
      

    182

      
       решать задачу независимо от того, каковы бы ни были другие условия. Наша задача находить элементы в задаче, по возможности нейтральные: сводить кривые к прямым, поверхности к плоскостям и т. д.
       Пример нейтральных отношений - кишки. Они обладают определенными отношениями частей, непрерывностью, трубчатой замкнутостью, определенным просветом и т.д. Самые сложные изгибы и спадения не изменяют этого и всех зависящих от этого свойств.
       Нейтральность, может быть, стоит в близкой связи с коммутативностью и с аддитивностью, во всяком случае, нейтральность по отношению к порядку. Нейтральность физическая позволяет малыми силами управлять большими. Например, нейтральное по отношению к направлению движения (без усилия) в движении поперечины не позволяет большой силе вынуть стержень из отверстия. Нейтральное в отношении к электрической силе размыкание рубильника может выключать и включать большую силу каждой. Перпендикулярное приложение силы нейтрально по отношению к основному, так как оно не усиливает и не ослабляет эту силу.
       Определение прямой у Эвклида основано не на ее краткости, а на ее максимальной спиральности, "она всюду равна себе" (так кажется). Действительно, она совпадает сама с
       собой при всех движениях по своей оси, вокруг нее и при поворотах на 180® - всегда, кроме движения вбок одной из ее точек. Краткость - ее второе количественное свойство. Оно уже и не включает лишнего с точки зрения величины. Математики, древние греки, были правы, когда полнее определяли перпендикуляр как самый нейтральный угол, он не изменяется при поворотах на 180® как в отношении себя, так и в отношении линии.
       В отношении биссектрисы все углы нейтральны. Это - основа симметрии.
       Вообще, возможно, неправильно называть некоммутативное сложение сложением. Это совсем другое действие, обычно это по крайней мере А/(А, В). Может быть, лучше было бы называть это последованием, как А и В следуют друг за другом (этим подчеркивалось бы и значение определенного порядка в последовании), некоммутативное перемножение - например, переплетением (сумма - след, произведение - переплет). Это более общие понятия, чем сумма и произведение, которые характеризуются именно простым, симметричным характером.
       Некоммутативное сложение и перемножение, по существу, не есть сложение и перемножение, так как в нем одно слагаемое (обычно второе) изменяется под влиянием другого (обычно первого) аналогично, например, делению, где в А/В А изменяется под
      
      
      
      

    183

      
       влиянием В, и их роль несимметрична, так же как в вычитании А - В, извлечении корня - А, возведении в степень - Ав и т. д. Некоммутативное сложение означает взаимное влияние, в противоположность взаимоотношению через среду, при подсчете при коммутативном, настоящем сложении. Некоммутативное перемножение означает одностороннее влияние в противоположность симметричному влиянию при коммутативном перемножении.
       Правильная постановка задачи является уже половиной решения. Тектология - наука и о постановке задач.
       -- математике постановка задач делается по интуиции. Даже в простой арифметике многие математики затрудняются ответить на вопрос, по каким объективным признакам они решают, что в одном случае надо перемножить цифры, а в другом - сложить. Когда мы говорим, куплено пять метров сукна и за каждый метр заплачено 5 рублей, мы перемножаем пять на пять и получаем двадцать пять рублей. Когда же мы говорим, что куплено пять метров сукна и пять метров ситца, то мы, складываем пять и пять и получаем десять. Почему мы поступаем так? Цель заключается в том, что бы из данных простого описания по формальным объективным признакам установить действие.
       Каждая математическая операция (действие) может рассматриваться как переход от одних связанных между собою явлений к другим. А вместе эти явления представляют собой целое (систему), состоящее из элементов и результата (целого, системы). Так в уравнениях А+В=С; А-В=С; А=С и т. д. А и В являются реальными элементами (единицами), а С - целым (системой).
       Рассматривая так, мы видим, что элементы всегда равноправны (и, следовательно, коммутативны) между собою, но не с системой (целым С). Поэтому обратимые действия: С-А=В; С/А=В; С=А некоммутативны (перестановка любых двух букв дает иной результат): А/В?В/А; А-В?В-А, но С-А =А-С; С/А=А/С.
       Знак пропорциональности. Знак обратной пропорциональности.
       Скорость растет как корень квадратный от расстояния. А энергия (потенциальная) пропорциональна расстоянию. Она выросла в 8 раз, а расстояние - в 82, то есть в 64 раза. Очевидно, что скорость, направленная в обратную сторону как исходная, приведет тело (при условии отсутствия трения) в ту же точку, из которой началось падение (на расстоянии 100 от низа). Скорость есть величина отрезков, она отражается сразу: 1.На числе отрезков, дольше убывает до единицы. 2. На их средней величине (только конечный
      
      
      
      
      

    184

      
       отрезок всегда одинаков, а первый различен для приведения в покой. Скорость пропорциональна времени. Расстояние пропорционально работе.
       Работа есть расстояние, пройденное телом до нейтрализации имеющейся у него энергии, силой которая действует на него в противоположную сторону.
       Учение о единицах (субстанции) и элементах (свойствах) и об организации. Учение о нейтральности "Степени" в математике.
       Пучок света в крестообразном разрезе по мере расширения в одном направлении рамки в первом случае всегда можно подобрать соотношение, когда одна из линий креста не изменяется (не расширяется ни на каком этапе, даже начальном), во втором - нет.
       Пропорциональность квадрату расстояния
       1). Зависимость двух взаимно нейтральных направлений одинаково от расстояния.
       2). Их перемножение.
       Пропорциональность расстояния при падении квадрату времени
       1). Зависимость от времени количества суммирующихся "единиц" (расстояний за секунду).
       2). Зависимость взаимно нейтрального размера единицы прямо пропорционально времени
       3). Их перемножаемость.
       Примеры нейтрального: перпендикуляр, прямая, плоскость, сложение, механическая сила (для размыкания рубильника) и сила тока, размер и форма, коммутативность (некоммутативные, нейтральные, переменные). Разложение сил именно на прямоугольник - два взаимно нейтральных.
       -- учению о нейтральности: в свете нейтральны друг другу линии при наличии плоскости под углом к лучу, из которых одна соединяет точки равного освещения, другая
       - максимально неодинакового.
       Аддитивность - коммутативность - параллельное влияние единиц на окончательную систему (единицы пути, количество воды, впускаемой в водоем, и т.д. Перемещения в отношении системы здесь по существу нет.
       Неаддитивность - последовательное влияние, когда А влияет на В, а В - на систему. Пример - выпустить из водоема всю грязную воду и наполнить новой или
      
      
      
      

    185

      
       выпустить половину, наполнить, выпустить еще половину и снова наполнить (А/2+ В/2) + (А/2 + В/2).
       Может быть другой пример: АВ=С; ВА=С (если А=В).
       Здесь степень влияет на число и лишь через него на систему. Сложение здесь было бы чисто условное.
      
      

    Наибольшая и наименьшая

       Наибольшая и наименьшая одинаково требуют параллелизма, то есть нескладываемости рассматриваемых элементов. Но в наименьших элементы должны быть взаимно незаменимы, то есть (реально или, по крайней мере, условно) фиксированы. Отсутствие одного (полное или на каком-нибудь уровне, например, по высоте в бочке Либиха, по прочности в звеньях цепи, по скорости в составляющих эскадры) обесценивает наличие других (на том же уровне).
       -- наибольших, наоборот, элементы должны быть, хотя и нескладываемы, но взаимно заменимы, причем естественным следствием нескладываемости должна быть достаточность одного элемента для обслуживания всей системы: алломорфа для всего вида, гонца для группы людей (или руководителя в благоприятном случае правильного подбора руководителей), специальности для создания положения в обществе.
       Нескладываемость может достигаться разными условиями - реальной несовместимостью аллеломорфов, несовместимостью специальностей вследствие ограниченности сил человека, ненужностью второго гонца или организатора вследствие выполненности уже их роли и т. д. В обоих случаях имеет место отбор: в случае наименьших отбор происходит внутри каждого элемента (отбираются уровни, равные наименьшему). В случае наибольших отбирается один элемент, который имеет наибольший уровень. Если отбора внутри элементов фиксационной системы быть не может, то не может быть и равнения по наименьшей. Например, если нельзя замедлить скорость быстрых кораблей до скорости медленных кораблей, то и равнения по наименьшей быть не может, то есть не может быть и фиксационной системы.
       Достаточность элемента для системы может обеспечиваться различными способами. Она может быть исходная, например, достаточно любого одного гонца (средства связи), чтобы передать весть, имеющую значение, может быть, для тысячи людей. Также достаточно одного часового, чтобы наметить врага и поднять весь лагерь (также разведчика, сигнальщика, чтобы заметить землю на море и т. д.). Наличие других
      
      
      
      

    186

      
       гонцов, сигнальщиков не мешает и не устраняется наличием наилучшего из них, который определил движение всей системы.
       -- других случаях (аллеломорфы) достаточность для всей системы бывает не исходная. В начале ее нет. Но сна достигается путем отбора наилучшего аллеломорфа,
       который распространяется на весь вид, вытесняя другие аллеломорфы. То же самое с лучшим прибором, техническим приемом. По существу, это, может распространяться и на все случаи: гонец, сигнальщик тоже "paзмножaт" весть. Специальность возникает тоже после проб (реальных или мысленных) своих способностей, из которых наибольшая потом размножается, распространяясь на все время (рабочее) человека, занимая его внимание и вытесняя все другие проявления человека, подвергая "отрицательному отбору" все зачатки развития в другие специальности.
       Может быть, это и не так (например, в ряду, где человек наиболее высокий держит доску, или опознавательный знак на острове с моря - реально используется самый высокий, и именно он определяет ориентировку судна вблизи земли). Достаточность здесь обозначает возможность обеспечить всю систему, а отбор ("наибольшая") идет по другому признаку.
       Аллеломорф достаточен для всей популяции (одинаково и плохой, и хороший), а наибольший - по своему приспособительному значению. Гонец достаточен, чтобы повлиять на судьбу людей, а наибольший - по скорости. Специальность - достаточно, чтобы занять целиком и накормить человека, а наибольшая - по продуктивности и кормлению (цене). Принцип наибольших применим в весьма различных случаях: при отборе самой лучшей мутации, при обеспечении человека в жизни работой согласно его наибольшей способности или когда посылается самый быстрый гонец от терпящей бедствие группы людей и т. д. Что же общего между всеми этими явлениями? Наибольшая - один из элементов системы, отличающейся следующими чертами:
      
        -- Каждый элемент достаточен для удовлетворения всей системы, хотя причины этому разные: мутация может заполнить (удовлетворить, насытить) всю популяцию благодаря размножению и отбору. Одной работы (по характеру одной, по качеству) достаточно, чтобы занять, использовать всю силу и прокормить человека, одного вестника достаточно, чтобы призвать на помощь к терпящим бедствие так же, как и пяти или десяти вестников.
      
        -- 0ни взаимно исключают друг друга: мутации, они эквивалентны своим аллеломорфам и вытесняют их способности, так как время и силы человека ограничены и не могут расходоваться на использование всех способностей; вестники, так как их деятельность не складывается (может быть, вернее: их
      
      
      

    187

      
       деятельность не складывается, так как в первом случае мутации взаимно исключают друг друга, способности, их развитие и применение); также у гонцов - их деятельность параллельна, а не последовательна друг другу, она начинается в один момент, и поэтому один гонец ничего не прибавляет другому (учение о параллельных и последовательных отношениях).
      
        -- В результате возможен отбор, характеризующийся тем, что из всей системы сохраняется один несовместимый с другими и достаточный для системы в целом элемент.
       4. Система состоит не только из этих соревнующихся элементов, но в другой плоскости и из других элементов.
       Случаи "равнения по наибольшей" представляют собой частный случай "равнения по наименьшей". Так получается, когда жизнеспособность данного комплекса зависит от одной определенной наименьшей (от того ли, что от других комплексов защищен (человек от зверей в обществе), от того ли, что другое относительное сопротивление настолько выше, что практически неважны (броненосец в отношении пушек) бурь, мелей, карт или, наконец, от того, что мы для задачи по тем или иным причинам выбираем только данное относительное сопротивление, например, высота доски, поддерживаемой шеренгой, эта наименьшая определяется в свою очередь функциональным комплексом внешних условий (например, у человека в бурю общая наименьшая обеспеченность). Для нарушения ее нужен комплекс, созданный из отсутствия (всякой) зарплаты, помощи и ренты. Между собой их связь не функциональна (то есть понижение одного не дает понижения другого), но в комплексе функциональна (то есть эффективность комплекса зависит от наименьшей из составных - связь шалашная и по типу либиховской схемы). Нарушение одной из наименьших противостоящего комплекса понижает его эффективность и повышает
       относительное сопротивление данного комплекса и, следовательно, его жизнеспособность. Если у данного комплекса имеются элементы, стоящие в отношении обратной пропорциональноети с элементами противостоящего комплекса, то увеличение любой из этих составных частей будет давать соответственное повышение жизнеспособности но тину "равнения по наибольшей".
       Вообще равнение по наибольшей требует эквивалентности наибольших. Она может иметь место:
      
        -- косвенно, когда неэквивалентные для системы элементы (б, с, д) играют роль наименьших (б1, с1, д1) для противостоящей системы и через нее возвращаются, так сказать, в свою систему как зквивалентные наименьшей (а).
      
      
      
      

    188

      
        -- прямо, когда внутри наименьшей могут быть взаимно замещающие автономные элементы (керосиновое, газовое, электрическое освещение), которые могут играть одну и ту же роль наименьшей в системе.
       1. Классификация
      
        -- Выравнивание
      
        -- Подлежащее рассмотрению
      
        -- Отбор и корпускулярность
      
        -- Последовательность и параллельность
       Богатство эволюции (и инфекций) тем больше, чем больше популяция. Возникшая одна мутация (вирус) распространяется на всех, и чем больше особей, тем больше возникновений.
       Выяснить вопрос о действии факторов типа насыщения
       Ряд процессов протекает по асимптотической кривой. Фактор, нарастающий равномерно, дает сначала энергичный эффект (А), потом постепенно эффект доходит до какого-то предела и не увеличивается больше при действии данного фактора далее в том же направлении. Иногда кривая приобретает вид (В), нарастание идет, увеличиваясь, потом опять уменьшаясь до известного предела, дальше которого уже не идет. Существование "потолка" тоже понятно, значит есть что-то, что мешает, какой-то предел
       -- строении всей системы в данном состоянии (то есть равном исходному, когда меняется лишь один, остальные же факторы, входящие или противостоящие, не изменяются).
       Но в этом-то и вопрос, чем же объясняется существование подобного фактора, что он из себя представляет, этот не дающий дальше развертываться фактор? Ответ уже понятен - всегда ограничивает усиление системы та или иная наименьшая. Когда она дошла до уровня, где ее проявление уже не "пропускается" (как вода в ряде трубок различного диаметра) другой наименьшей - ее воздействие уже не может идти дальше.
       Здесь типичная функциональная связь и уже не но показателям, которые могут быть независимы друг от друга, а по звеньям работающей системы, то есть не по внешним выражениям жизнеспособности, а по внутренним, определенным образом между собой связанным причинам жизнеспособности системы. Например, первое иллюстрируется прочностью городской стены в различных местах, второе - зависимостью в каждом месте ее от 1) грунта, 2) цемента, 3) защиты стен.
       Из сравнения видно, что эффект, зависящий от наименьшей, следует за изменяемым фактором, лишь пока он наименьший. Затем он задерживается на уровне следующей наименьшей, как бы велик ни становился изменяемый фактор. В данном случае мы уже в виде эффекта имеем не жизнеспособность, но любой другой результат,
      
      
      

    189

      
       например, количество измененного вещества, прошедшего через цепную реакцию, или энергию, выделяемую благодаря последовательной работе ряда органов, или прочность, обуславливаемую входящими в состав системы ингредиентами (Са и Р в зубе), может быть, конечно, и жизнеспособность системы, но это уже один из многих возможных случаев.
       Конечно, у нас это слишком схематично. Надо думать, и вода не абсолютно равняется по самой узкой трубочке, по которой она протекает. Если С шире, меньше трение, меньше добавочного сопротивления воде, входящей из В. Но это уже утончение.
       -- в том, и в другом случае скорость определяется наименьшей: наибольшим сопротивлением, но вопрос, от чего оно зависит - только ли от диаметра или от длины трубки.
       Интересен факт постепенности загасания и кажущейся множественности наименьших. Возможное объяснение таково: системные наименьшие представляют те или иные ее стороны (то есть свойства, особенности, активности и т. д.), которые не угнетены, во вовсе не материальные вещества, входящие в нее. А "стороны" эти появляются с известной степенью самостоятельности благодаря уже хорошо известному нам процессу сложения одних активностей элементов и взаимной нейтрализации других. Это дает нам в руки решение. Раз свойства зависят от сложения активностей ряда элементов, то всякий из последних, имеющий данную активность, может повышать наименьшую, даже если он понижает другими своими активностями другие, но не наименьшие свойства. Это первый важный момент в объяснении множественности.
       Но элементы отличаются различием в наличии и количестве активностей их составляющих. Мы можем схематически представить их в виде розетки свойств (аналогично розе ветров), где каждый луч - свойство, а его длина соответствует его выраженности.
       Мы можем допустить, что, подняв какую-либо наименьшую (например, В) своей одной активностью (соотв. В), элемент (пусть 1) начинает другой своей активностью поднимать следующую (и параллельно и первую повышать, чтобы она не отставала), далее следующую и т. д. А так как со вступлением в повышение системных активностей новых активностей элементов увеличивается и вероятие большого различия скоростей между ними (да и "догоняют" раньше наиболее скорые например В 1, С II, Д III), то со временем продвижение жизнеспособности системы вверх должно замедляться, пока не приблизится практически к нулю (если активность элемента бесконечно мала или просто для следующей наименьшей активности системы отсутствует или не меняется на
      
      
      
      

    190

      
       обратную, когда другие активности элемента снижают соответствующую им активность системы до уровня встречи с поднимаемой и далее - ниже последней).
       Не лишен вероятия и другой подход: при положительном подборе увеличение площади ассимиляции увеличивает сумму активностей системы и поэтому благодаря известной автономности уже не элементов, а свойств системы (или иначе известной компенсаторной способности ее) наименьшая восполняется наибольшей, что на деле часто и бывает: увеличение здоровья увеличивает жизнеспособность даже и у социально обеспеченных, а социальное повышение - и для здоровых.
       Обычные возражения против закона наименьших, например, что выпадение 1-й точки увеличивает функцию другой, нарушение производства хлопка повышает производство шерсти и т. д., указывает лишь на непонимание его. Организм все же равняется уже по 1-й точке, общество - по шерсти, а не по двум точкам, не по хлопку/шерсть. Компенсация не уничтожает закона наименьших, но лишь накладывается на него, как сопротивление воздуха не уничтожает закона, что ускорение всех тел под влиянием тяготения одно и то же, а лишь накладываясь, изменяет результат.
       Или: наибольшая, один из эквивалентных элементов, замещающих в системе наименьшую (самый быстрый гонец, спасающий корабль, тонущий без помощи). Гонец нужен для системы один, наименьшая системы - длительность ожидания помощи. Наименьшие незаместимы взаимно, наибольшие заместимы, в отношении первых система фиксационная, в отношении, вторах - автономная. Например, работа лучше всего при лунном освещении - конкурируют электричество, газ, керосиновое освещение. Но для системы они занимают одно и то же положение. Для нее это равнение по одной и той же наименьшей (или сомножителю - освещению).
       Весь принцип наибольших сводится к автономному выполнению одной и той же функции разными факторами: если мы хорошо усваиваем, то нужна для определения благосостояния сумма жиры/углеводы/белки. Если можно заменить в машине кость деревом, это идет тоже по принципу наибольших. Если надо сильный удельно (весу) мотор для полета, то равнение по наибольшей и, наконец, самый частый случай, если дезорганизующие сопротивление факторы заменяют друг друга, то равнение - по наибольшей.
       Короче говоря (1) там, где наступает среда, в системе равнение но наименьшей. (2) Там, где наступает система, равнение по наибольшей. Колеблющаяся среда дезорганизует систему - "наступает" на нее. Устойчивая среда, если не разрушает систему сразу, приходит с ней в равновесие, "обороняется". Активная, подвижная система способна проявить активность лишь при условии преодоления сопротивления среды, то есть тем
      
      
      

    191

      
       или иным образом дезорганизации ее, расчленения (от ассимиляции амебой до движущегося паровоза и узкого специалиста с центром стремления в нем). В этом случае играет роль уже устойчивость среды, то есть равновесие по наибольшей системы. Обычно есть и то, и другое: паровоз, чтобы не лопнуть от пара, чтобы не распаяться, не разбиться, равняется по наименьшей, а для расчленения пространства, по наибольшей, также и амеба (устойчивость от врагов, высыхание, температура, голод и захват пищи, переваривание, движение) и т.д.
       Таким образом, система и среда кажутся "абсолютно" противоположны по "интересам". Так ли? Не может ли быть, что с частью среды - сотрудничество (симбиоз и т. д.?) Да, но это уже организованность, хотя и слабая и, следовательно, одна система. Среды и выделяются (условно для каждой задачи, соответственно ей) по признаку отсутствия организованности, то есть не все, кроме системы, но именно противопоставляющие ей и обозначаются как среда. "Благоприятная" же среда - менее сопротивляющаяся (но ниже 0 организованность) такова в системе при положительном прогрессивном отборе.
       Принцип ассимиляции кривой (организм как целое). В ряде случаев (см. принципы физкультуры, затем в случаях помощи другому человеку "самопожертвование" на войне при продвижении вплоть до укрепленной зоны. Увеличение усилия выгодно вначале, а дальше эффект приближается к пределу при неограниченном увеличении усилия. Здесь часто выгодно не увеличивать усилия, а переключить его на другое направление, где предложенное усилие даст опять (на первых стадиях) большой эффект, и суммарно он будет больше. Например, упражнять за счет неиспользованного усилия вторую мышцу, не подавлять себя (в семье), а дать большую выгоду себе (отдых в выходной), отняв небольшую (прогулка в один из 7 дней в неделю) у ребенка т. д.
       Иногда две кривых могут иметь место в одном направлении. Например, физическое состояние (сила) человека зависит от упражнения и от нервного отдыха. Может быть, выгоднее обеспечить второе, так как это больше поднимает лимит первого (упражнений), чем сами упражнения, ограниченные этим лимитом, поднимут состояние организма. По существу, в такой форме это частный, осложненный, но очень распространенный вид принципа наименьших, аналогичный уже не принципу Либиха (который в чистом виде встречается редко - цепь, мячик и т. д.), а закону Митчерлиха.
       Соотношение принципов наибольших и наименьших в смысле их ценности для системы характеризуется типом процессов, в которых участвует система. Если при проявлении наибольшей процесс идет лавинообразно и не ограниченно, то основным явится именно наибольшая. Наоборот, если процесс равномерный, ограниченно
      
      
      

    192

      
       лавинообразный и таким образом затухающий, то принцип наибольших не может явиться решающим, так как он не защищает систему при неокончательно прошедшем процессе.
       -- принципе "наибольших" рассматриваем две системы: изучаемая и ее среда. Обе обладают лишь ограниченными специфическими, то есть неадекватными возможностями реакции, обусловленными данной структурой. Если вопрос идет об агрессии изучаемой системы (ассимиляция, продвижение, всякое активное действие, а не защита и т. д.), то,
       очевидно, она возможна при любом проявлении активности, вызывающем одну и ту же требуемую реакцию.
       Таким образом, если эта реакция не является повышением степени организованности (а так может быть лишь в исключительных случаях, чтобы системе А было выгодно повышение организованности ее среды, то есть противостоящей ей системы В - повышение организованности В значило бы большее ее сопротивление воздействиям и большее концентрирование собственного воздействия, то есть уменьшение агрессии А. Вопрос состоит в дезорганизации, расчленении среды, в получении реакции, понижающей ее сопротивляемость. А это достигается прямо пропорционально любой наименьшей этой среды, то есть любому наименьшему воздействию на нее со стороны системы А. Своеобразный закон наибольших, являющийся лишь законом наименьших, рассматриваемых с точки зрения противостоящей системы.
       Интересно то, что для среды (В) любое воздействие представляется несвязанным функционально с другим, то есть система А с ее стороны рассматривается тоже как среда с ее автономными закономерностями. А это ведет к аналогии с другим случаем "наибольших", где мы имеем изменение системы С при возрастании любого наибольшего элемента Д.
       Примеры: (А и В) (I) специализация как наибольшая человека (А), ассимилирующего активности общества (В). (II) Способы приготовления пищи: механическое раздробление, физико-химическое воздействие - все понижает сопротивление пищи (В) индивидууму (A). (III) Oxoтa: стрельба, силки, облава и т. д., (специализация на охоте). (IV) Железные изделия: холодная ковка, отливка, выпиливание, штампование (иногда частичное совпадение: ковка - тепло плюс механическое воздействие. Варка пищи - лучше в кусочках. (V) Полемика: остроумие, аргументация, нахождение неэтичности и т. д. (VI) Личное влияние - ум, красота, - всякая дезорганизация, прямая и чаще косвенная (создание в В необходимости в А благодаря - редкий случай - повышению организованности В при наличии А). Этот принцип наибольших, дает кривую обратную обычной (рис. 2), что и выдает его природу как прямо пропорциональную противостоящего комплекса. Другой случай наибольших, например,
      
      
      

    193

      
       высота доски, поддерживаемой десятью человеками, представляет, по существу, тот же случай: система А - группа людей, система В - сопротивление (иначе люди не держали бы доску, если им не надо, и "среда" наступила бы - доска бы упала) или послать самого быстрого гонца, пролезть самому маленькому и т. д., та же картина специализации и та же кривая - рис. 2.
       Заяц, защищаясь, тоже действует по принципу "наибольших", он тоже разрушает, но только не противника, а его систему нападения. Система нападения состоят из: обнаружения, погони (которая, в свою очередь, состоит из скорости, выдержки, удержания следа), борьбы с жертвой и ее пожирания. Каждый этап может быть объектом разрушения. Большинство животных обладает средствами против обнаружения: окраской, уменьем зарываться в уже готовых убежищах, собственным чутьем, зрением и слухом, чтобы не подпустить и т. д. Далее идет борьба против погони,-- бег, использование непроходимых для хищника путей (дерево для белки и кошки, норы для мышей, вода для водяных животных и т. д.). Затем борьба - щит черепахи, зубы других животных и т. д. Наконец - использование вещества, с помощью которого успешно борются некоторые рептилии и даже животные, обладающие ядовитыми свойствами, несъедобными и опасными для еды включениями и т. д.
       Каждый вид развивает, по возможности, все средства для нарушения системы нападения, но почти каждый вид имеет свою "наибольшую", делающую всю систему нападения излишней. У зайца это может быть скорость, у черепахи - щит, у крота - подземный образ жизни и т. д. Препятствием для большей специализации, возможно, является наличие многих разнообразных хищников: одни быстры, другие зорки, третьи сильны, четвертые - невзыскательны и т. д.
       Системы с лимитированными элементами (звеньями)
       Во многих случаях развитие каждого элемента системы лимитировано и идет (при благоприятных условиях) асимптотически в зависимости от благоприятных факторов. В то же время эффективность всей системы зависит от суммы или от произведения или вообще имеется прямая монотонная зависимость от каждого фактора системы. Таким образом, для системы является выгодным одновременное максимальное усиление максимального количества факторов. В ряде случаев для усиления ряда факторов одной системы требуется одно и то же условие, ограниченное в своих размерах. Например, для развития любой мышцы требуется: 1) время, 2) питание, 3) нагрузка сердца, 4) нейтрализация продуктов распада мышц. Любым из этих условий ограничивается развитие (в смысле действия, гимнастики) мышц данного организма. В этих случаях существенно так распределить благоприятный фактор (например, здесь гимнастику),
      
      
      

    194

      
       чтобы он давал максимальный эффект не только для элементов, но и для всей системы в целом.
       Возможны два крайних случая: А (см. чертежи) - весь благоприятный фактор используется на один элемент, В - благоприятный фактор оказывает действие на систему, распределяясь более или менее равномерно по всем элементам. Очевидно, в описанной системе с асимптотическим типом усиления выгодно использовать небольшое развитие каждого звена системы, так как в целом это даст наибольший эффект; в каждом отдельном звене небольшое воздействие даст относительно больший эффект по сравнению с большим воздействием. Суммируя ряд относительно наибольших результатов, получим в целом абсолютно наибольший результат.
       Примеры:
       1). Развитие мышц - выгоднее через день развивать разные мышцы, чем каждый день одни и те же (так, например, если предел - ежедневное развитие трех мышечных групп будем считать для каждой мышцы за 100%, то через день для них же - 85%. Прибавляя к этому три другие мышечные группы тоже через день, то есть не по 100%, а по 85% , получим вдвое больше мышечных групп (шесть) по 85% , то есть суммарно, считая их равноправными приблизительно 70% для всей системы в целом.
       2). Аналогично с усвояемостью различных питательных веществ. Выгоднее получать разнообразные вещества в небольших количествах, чем одно вещество в количестве, равном сумме отдельных количеств. Это верно даже для столь однородных и близких друг к другу веществ, как различные углеводы. По терапевтическому справочнику Шнирера 1938 года (стр. 906), углеводы лучше давать детям одновременно в различных видах, так они лучше усваиваются.
       -- ряде случаев развитие определенного элемента системы наиболее важно само по себе, важнее системы в целом. Однако прямое и исключительное развитие и усиление этого элемента не всегда наиболее выгодно для этого. Если он зависит от системы в целом
       (в свою очередь, как это обычно бывает в активно развивающихся системах), то обычно выгоднее частичное усиление других элементов за счет того же фактора. Здесь прямая убыль для того же асимптотического элемента очень невелика, а усиление системы за счет другого асимптотического элемента непропорционально велика (так как здесь благоприятный фактор прилагается к первым участкам кривой (асимптотической), которая восходит круче и дает больший подъем. Благодаря этому усиление системы велико и, влияя на отдельный элемент, интересующий нас, усиливает его больше, чем прямое воздействие. Конечно, это относится к тем случаям, когда 1) другие элементы системы находятся в минимуме (то есть на крутой части своей асимптотической кривой;
      
      
      

    195

      
        -- интересующий нас элемент находится почти в максимуме (близко к нему), то есть на плоской, почти горизонтальной части своей асимптотической кривой; 3) интересующий нас элемент в своем состоянии сильно зависит от системы в делом.
       3). Система этого типа часто основана на перемножении (вероятностей встречи отдельных элементов или прямого эффекта отдельных элементов). Примеры: Закон Митчерлиха (перемножение вероятностей), течение жидкости по трубе с отрезками различного диаметра (перемножение). По закономерностям приближается к принципу переливания крови.
       Наибольшие взаимно заменимые элементы, выполняющие одну функцию в системе (наименьшую), которую они поднимают (или соучастие как сомножитель): самый быстрый гонец, самый лучший способ освещения. Для системы нужен и необходим только один гонец, только один способ освещения. Поэтому в классификации систем важно выделить каркас системы (освещение, сообщение и т. д.), необходимый для ее существования, а в пределах его - автономные, взаимно замещающиеся элементы (разные гонцы, разные способы освещения), которые могут и не входить в систему.
       Принцип наименьших: "Марк Аврелий". Вступительный очерк С. Котляревского к "Марк Аврелий. Наедине с собой, Размышления". М., 1914 изд. М. и С. Сабашниковых перевод с греческого и примечания С. Роговина. "В допущении самоубийства М. Аврелий следует общей традиции стоиков. С какой настойчивостью и разнообразием рекомендует его Сенека "Видишь ли ты эту отвесную скалу? Вниз с нее идет путь к свободе. Видишь ли то море, ту реку, тот источник? Там в глубине живет свобода... ты спрашиваешь, где путь к свободе, смотри, куда ведет каждая жила в твоем теле". Лучшее установление вечного закона то, что "вход в жизнь нам дан один, а выходов много" (ор 1370 12).
       Если фиксированы в исходном материале углы (по отношению к осям координат) трех прямых и их можно передвигать тоже параллельно самим себе, то какой прямой определяется размер треугольника, который можно из них построить? Той, отношение которой к синусу противолежащего угла является наименьшим. Для случая, когда все углы между прямыми одинаковы (60Њ) размер треугольника определяется просто наименьшей стороной. То же относится ко всем правильным многоугольникам, а к неправильным - с известными дополнительными условиями. Другие примеры: химические соединения, цепь, бочка, эскадра, растения (поправка Митчерлиха), жизнь (и любой однолинейный временной процесс).
       Что фиксировано:
       химические соединения - положение элемента в молекуле; цепь - положение звена в цепи;
      
      
      

    196

      
       бочка - положение досок;
       эскадра - положение судна, скорость судна;
       сито - путь зерна;
       растения - вещество в клетке;
       треугольник - положение (номер и угол);
       жизнь (однолинейные временные процессы) - время Принцип наибольших
       1). Победа страны на соревнованиях по рекорду.
       2). Равнение вида по наиболее полезной из аллеломорфных мутаций (а у самоопыляющихся вообще по наиболее полезной мутации) - вытеснение ею других мутаций.
       Принцип наибольших несомненно проявляется в двух случаях:
      
        -- При преодолении враждебного комплекса,
      
        -- В отборе размножающихся структур в корпускулярных системах (лучшая мутация, а у самоопылителей - лучшая особь, лучший способ производства, лучшее доказательство теоремы. Иногда - самый быстрый гонец, самая дальнобойная пушка, самый удельно легкий мотор (для воздухоплавания).
      
       Тектология (наибольшие и наименьшие кризисы)
       "Много раз и по разным поводам Наполеон говорил, что все военное искусство заключается в умении сосредоточить в нужный момент и в нужном месте больше сил, чем есть в этот момент в этом месте у противника. Когда член Директории Гойе, говоря о войне 1796-1797гг., как-то сказал Наполеону: "Вы часто, имея меньше сил, разбивали неприятеля, который был сильнее", Наполеон отрицал это, говоря, что он лишь старался с молниеносной быстротой бросаться на разрозненные силы врага и по частям, поочередно бить их, но что именно поэтому во всяком отдельном таком нападении он в тот момент оказывался сильнее, хотя общее число солдат у неприятеля во всей армии было и больше, чем общее количество солдат у Бонапарта". (Тарле "Наполеон" М. 1942. Заключение, стр. 33.
       Тектология
       Ленин "Крепость цепи определяется крепостью самого слабого звена" (приблизительно). В. Оствальд "Изобретатели и исследователи" СПб. 1909. Издательство "Вестник Знания" пер. В. В. Битнера, стр. 30. "Исследователя, как и всякое биологическое образование можно сравнить с цепью, которая состоит из целого ряда звеньев и которая
      
      
      
      

    197

      
       может выдержать лишь столько, сколько выдержало бы самое слабое звено ее. Подобно тому, как значение алгебраического произведения становится равным нулю, если один из множителей равен".
       Генерал-майор М. Галактионов "Стратегическая цель" "Знамя". 1944. N7-8, стр. 117-154 (продолжение следует). Стр. 122. "Жомини, талантливый исследователь французских войн эпохи революции и империи, в своих "Очерках военного искусства" утверждает: "Приведение в действие сил требует соблюдения двух основных комбинаций; одна из них является самой основой стратегии, а именно путем подвижности и быстроты добиваться преимущества, состоящего в том, чтобы последовательно бросать свои главные силы только на части неприятельской линии; вторая комбинация заключается в том, что необходимо наносить свои удары в наиболее решающем направлении, то есть в том направлении, в котором неприятелю можно причинить больше всего вреда, не подвергая себя самого особо серьезным опасностям, например, опасности перехвата своих коммуникаций. Вся наука о больших комбинациях войны сводится к этим двум основным истинам". (1-е принцип наименьших (наибольших) критических точек и "отливочной формы", 2-е "решающее звено", агрессия.
       Принцип наименьших
       Принцип наименьших определяет эффективность или устойчивость, особенно важный,
       -- точки зрения системы, вид эффективности системы эффективностью самого слабого звена систем: цепь, либиховская бочка, ширина параллельного пучка света, проходящего через ряд отверстий, расположенных по его оси, количество мутаций после ряда стадий популяции.
       Тектология - наименьшие
       "Сборник дискуссионных статей по вопросам генетики и селекции". Издательство Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина М. 1936 год.
      
          -- Д. Лысенко "К статье "Несколько критических замечаний" акад. Г. К. Мейстера", стр. 59. "Возьмем грубый пример: если один куст плохой потому, что у него плохая сосущая сила корней, а другой куст плохой по другой причине, но также единственной, то скрещивание таких кустов обязательно даст потомство с устраненными отдельными "узкими" местами обоих родителей".
      
      

    Ограниченность системы

       Усовершенствование системы есть часто использование в определенном направлении таких свойств, которые раньше оставались "свободными" и могли быть использованы в других
      
      
      

    198

      
       направлениях. Система становится совершеннее в данном, но менее способной к приспособлениям в других отношениях.
      
        -- Яйцо, шар и маленький шар с такими же стенками.
       Маленький шар - большая сумма
       активностей
       Яйцо - перераспределение
      
        -- Плащ
       В местах А - дырочки для испарения,
       прикрытые в нормальном положений
       рукавом. Но теперь нельзя его
       поворачивать, иначе в дырочки будет
       заливать.
      
        -- Вообще пальто и одеяло
      
        -- Клапаны в венах и другие сосудистые приспособления (в частности,
       прочность сосудов человека) препятствуют ему с легкостью принимать положение вверх ногами, изредка легче доступное менее дифференцированным животным.
      
        -- Скелетная система способствует максимальному использованию и силе движений, обычных для животного. Но она исключает гибкость в любом месте,
       желательную в некоторых, менее типичных случаях (прохождение узких отверстий, капканы и пр.), доступную например червям и пр.
      
        -- Бинокулярное и "обуревательное" зрение
      
        -- Покровительственная окраска годится в одном месте, не годится в другом.
       Но как есть идиоадаптации и ароморфозы, так возможны и системы с необходимостью несовместимости и с большой широтой (организационной) и совместимостью.
       Очевидно, что всякая реальная система ограничена. Однако, этот банальный факт имеет много существенных последствий. На нем основаны многие корреляции внутри системы, в частности, (между степенями концентрации (организации) в разных направлениях (отрицательная). На нем основана неизбежность разрушения систем (так как разрушительные активности среды не ограничены заранее какими-либо пределами, свойственными любой ограниченной системе). Наконец, на нем основано в значительной степени само явление организации, то есть противопоставление активности системы активностям среды, в различных комбинациях. При неограниченности системы
      
      
      

    199

      
       количество противопоставляемых активностей было бы так же неограниченно, и как условия возникновения (отбор), так и следствие (возрастание устойчивости) отпадали бы, как и всякий смысл понятия организации.
      
       Выражение ограниченности системы
      
      
       Несовместимость (например, ряда идиоадаптаций), одновременной специализации в разных направлениях, различных свойств машин (например, грузоподъемности, скорости и маневренности). Несовместимость легкости и прочности предмета. Несовместимость двух активностей на одно сопротивление при слабом давлении (относительная к сопротивлениям ограниченность). Несовместимость двух концов длинного бревна в маленькой печке (...).
       Задачи
      
        -- Замена одних несовместимых элементов другими (одной идиоадаптации - другой, одной специальности - другой, одного свойства машины - другим: легкости - прочностью).
      
        -- Совмещение элементов путем внутреннего или внешнего расширения системы (или нарушения связи несовместимых свойств) (ароморфы), система мнемоники - обобщение специальностей (например, математические общие элементы), увеличение силы мотора, удельной прочности материала (или распределение его, как в ферме моста), отточка острия (важно преобладание активностей хоть где-нибудь), увеличение печи или пилка дров.
       Элементарный тип регуляции
       Относится, может быть, не ко всем случаям, но, по крайней мере, к случаям, в которых система ограничена. Определить регуляцию: 1) сохранение постоянства в каком-либо отношении путем активного противодействия внешним факторам или сохранение соответствия чему-либо (вплоть до желания человека), например, постройка радио, поворот прожектора, соление пищи. Здесь иногда вопрос о ресурсах не ставится, так как они практически безграничны. Элементарным типом регуляции является простое уменьшение регулируемого комплекса (системы, процесса): закрывание крана, введение сопротивления в электрическую цепь.
      
      
      
      
      

    200

      
       Активные типы выравнивания (горб верблюда, компрессор, может быть, рессоры) основаны на том же, но там создается определенный фонд за счет неиспользованных избытков, который может давать временное увеличение расхода при уменьшившемся приходе. Регуляция все равно лежит в пределах ограниченных размерами, но уже не одного прихода самого по себе, но прихода и фонда.
       Принципы ограниченности системы
       Ограниченность системы (материала, места, возможностей перестройки)
       порождает отрицательные корреляции:
      
        -- Ген брахидактилии у кур
      
        -- Ограничение места развития в онтогенезе (Лоп)
       З. Несовместимость приспособлений к различным требованиям.
       Из этого вытекает, что дифференцировка одних систем связана с подавлением других, возможных (пол, ткани и т. д.).
       -- большой вероятностью в результате кризиса, нарушающего прежнюю дифференцировку, первоначально выявляются зачатки не только реальной будущей дифференцировки, но и других возможных (ныне заглушаемых и, может быть,
       выступающих снова на следующей стадии).
       Использование в предельно растущих системах
      
        -- Чеканка хлопчатника, обрезка бутонов, вообще обрезка растений (направление ограниченных активностей системы по определенному руслу; иногда роль критической точки - удаление лишних бутонов для полного, выше критической точки,
       развития остающихся).
      
          -- Сублимация - использование ограниченной психической энергии в нужном направлении.
      
          -- Любой канал для орошения.
      
          -- Принцип отбора в биологии; ограниченность питания и пространства жительства
       -- направление жизни в лучшие стороны путем сохранения наиболее приспособленных.
      
          -- Принцип экономии в организме (Дарвин, Фишер).
      
          -- Может быть, мышление о мире согласно наименьшей сложности? Но ограниченность системы (биологической) постепенно преодолевается (расширяется)
      
      
      
      

    201

      
       новым принципом избирательности жизни, увеличением области ее действия и использования условий.
       Неограниченно растущие системы
      
        -- Рост жизни (биологический, социальный, психический, психологический).
      
        -- Рост массы путем притяжения.
      
        -- Уменьшение энергии (удельно) путем рассеяния или расширение области и равномерности распространения энергии.
       Ограниченность возможностей системы
       Закон сохранения материи и энергии. Организационный максимум - абсолютное
       сложение свойств А у элементов при абсолютном несложении свойств В
       (противостоящих им). Перемещения максимума системы. Пример решетки. Правило:
       максимальная организация в одном направлении полностью или частично
       дезорганизует другое (благодаря функциональной связи свойств элементов). Наличие
       редких исключений:
       а) случайных,
       б) типа повышения запаса энергии всей системы.
       Примеры: закон сохранения материи и энергии и зависимость предельных механических показателей от них. Рубнеровский закон в биологии. Обратная зависимость роста и дифференцировки. Специализация в биологии. Специализация в психологии и социологии.
      
       Примеры проявления ограниченности системы:
      
        -- Идиоадаптация и узкая специализация с потерей приспособляемости в других условиях.
      
        -- Специализация человека в современном обществе с такими же результатами.
      
        -- Противоречия: несовместимость максимальной скорости, максимальной грузоподъемности, максимальной маневренности, максимального радиуса действия самолетов.
      
        -- Несовместимость для небольшого государства высокой производительности (и военной силы) с автаркичностью (и устойчивостью хозяйства типичного
      
      
      

    202

      
       для натурального).
      
        -- Трудность перевода наиболее совершенных машин (самолетов) на другие виды топлива (которые выносят автомобили).
      
        -- Прообраз: концентрированность удара, возрастая в одном направлении (острие), уменьшается в других (плоскость, ограничивающая острие).
       Практические выводы из ограниченности системы
       -- системе с лимитированными элементами - распределение усилий на наименьшие. Необходимость оптимального положения наименьших.
       Ограниченность лавинообразного нарастания при однозначном взаимодействии. Выработку иммунитета дает модификация простейших, можно сравнить с решеткой, вроде употребляемых в детских игрушках (деревянные солдаты в строю, подставка с чайником или кусок глины). Увеличение сопротивляемости в одном направлении ведет за собой уменьшение в другом.
      
      

    Оптимум

       Понятие оптимума, то есть наилучшего, может быть расшифровано несколько точнее, а именно оптимумом является такое положение, (фактор, структура системы и т. д.), которое обеспечивает наибольшую величину показателя, считающегося в данном вопросе главным. Это может быть жизнеспособность организма, если мы рассматриваем его выживаемость, скорость эволюции популяции или вида, если мы рассматриваем его структуру и то, как она влияет на эволюцию, и т. д. Короче говоря, оптимум - это количественный или структурный показатель, подчиненный в данном вопросе факторам, которые обеспечивают максимальное значение главного фактора. С этой точки зрения, мы можем в наиболее простом случае разложить понятие оптимума, по крайней мере, на три категории в отношении "подчиненных" факторов.
       Во-первых, это может быть элементарный внешний фактор, который как-то влияет на систему и изменяется только количественно. В таком случае оптимумом будет значение, которое обеспечивает наибольший эффект целой системы или данного важнейшего ее признака: жизнеспособность, эффективность и пр. Во-вторых, это может быть распространение некоторых внутренних факторов, например, материальных ресурсов в системе, которая обеспечивает также максимальную эффективность в интересующем нас вопросе в отношении всей системы в целом. Наконец, это могут быть особенности структуры системы не в смысле чисто количественного распределения
      
      
      

    203

      
       отдельных ресурсов, а в смысле общего принципа устройства этой системы. С этой точки зрения мы и можем подойти к данной проблеме.
       Первое, что касается внешнего фактора, то здесь все относительно просто. Если мы говорим об оптимуме, например, температуре для жизнеспособности или продуктивности какого-то организма или размере питания, то возможны два случая. Первый случай, когда оптимальный фактор совпадает с максимумом или минимумом, и второй случай, когда, как это чаще всего бывает в биологии, оптимум не совпадает ни с максимумом, ни с минимумом. Например, оптимальная температура, оптимальный режим подвижности для организма. Это объясняется тем, что фактор влияет одновременно в разных направлениях на некоторый показатель системы.
       Например, температура, повышаясь, увеличивает скорость биохимических процессов, что может быть в некотором отношении положительным моментом, но одновременно нарушает их соответствие в смысле скорости, а за известными пределами может способствовать и более грубым нарушениям, например, чрезмерной потере воды и, наконец, свертыванию белков. Низкая температура тоже может быть невыгодна, так как требует у теплокровных организмов повышения затрат энергетических ресурсов для поддержания собственного температурного уровня, а у хладнокровных вообще снижает активность процессов. Чрезмерно же высокая температура приводит к потере воды и дисгармонии биохимических процессов, ускоряющихся неравномерно. Таким образом, многоплановость или разветвленность действий данного фактора (температуры) приводит
       -- тому, что различные, крайне выраженные данные фактора лимитируют его пользу, а оптимум не случайно является некоторым средним уровнем.
       Если мы перейдем к распределению ресурсов, то здесь в зависимости от типа системы увидим различные формы оптимизации. Простейший случай для жестких систем пассивного типа заключается в равномерном распределении усиленно сопротивляющейся среды, как это отметил еще А. Богданов. Действительно, если мы берем гомогенную жесткую систему, например, обычный детский мяч, то его прочность определяется одинаковостью прочности всех его частей, так как возможные удары во внешнем распределении равномерны, то и прочность отдельных участков оболочки должна быть одинакова. Ибо прорыв оболочки в любом месте нарушает всю структуру мяча и делает его неполноценным.
       Это, разумеется, относится ко многим другим случаям, включая даже равномерность в распределении оборонных сооружений крепости, которой угрожают удары с разных сторон. Но относительная сопротивляемость не всегда обеспечивается
      
      
      

    204

      
       абсолютной одинаковостью особенностей отдельных участков системы, например, очевидно, что нижние отделы позвоночника человека, несущие на себе большую нагрузку, должны быть укреплены сильнее, быть более массивными, чем, скажем, шейные отделы, которые подвергаются постоянным воздействиям тяжести в меньшей степени, чем поясничный или крестцовый отделы. Абсолютная прочность шейного или поясничного отдела означала бы ослабление поясничного отдела, которому приходится нести большую нагрузку, уже тогда, когда шейный отдел при равномерно предполагаемой прочности был бы еще далек от нарушения.
       Поэтому равномерное усиление сопротивления означает неравномерность абсолютных величин. С этой точки зрения, мы должны говорить о равномерности именно усиления сопротивления, а не абсолютных величин. В этом отношении хорошей иллюстрацией является шутливый пример, приведенный Н. Винером в его книге "Кибернетика и общество", где он цитирует песенку об одноконном фаэтоне, который долго служил и распался сразу одновременно во всех своих частях. Это, однако, относится только к пассивным жестким системам. Что касается активных жестких систем, то мы уже говорили о том, что наряду с принципом наименьшего, который используется как важнейший принцип для пассивных систем, там важен и принцип наибольших. При этом принципе отдельный показатель системы (если нет групповых нарушений в смысле слабости отдельного пассивного звена) будет определять эффективность системы, и тогда наиболее эффективным окажется распределение ресурсов по относительно устойчивым. При этом все относительные показатели должны быть распределены с максимальной равномерностью, кроме одной активной, на которую должны быть брошены особенно большие системные ресурсы.
       Все сказанное относится к распределению ресурсов системы, но не касается принципа изменения ее структуры. Принцип же изменения структуры может рассматриваться как своего рода реализация системы и связан с вопросами эффективности организации. Остановимся на этой проблеме. Оптимальная реализация системы, в конечном счете, как правило, сводится к тому, что отдельные, трудно совместимые между собой показатели благодаря изменению архитектуры системы оказываются более или менее совместимыми друг с другом. В этом, вероятно, сложность отличия оптимальной реорганизации системы от принципиальных изменений в системе, которые приводят к появлению совершенно новых качеств по сравнению с системой, неорганизованной или организованной иным способом. В случае оптимальной организации мы имеем дело, по существу, с такими же системами и с теми же особенностями, которые, однако,
      
      
      
      

    205

      
       достигаются наилучшим сочетанием: в случае организации системы и неорганизованного материала мы получим новое качество, которое совершенно отсутствует в неорганизованном материале.
       Примеры оптимизации системы могут быть приведены в биологии из области строения генетического аппарата и из области строения популяции. Как мы видим, здесь речь идет о сходных явлениях по своей системной сущности, хотя и различных по материалу и эффекту. Если мы рассмотрим популяцию, с точки зрения эффективности ее эволюции, то мы должны учитывать три основных процесса: мутационный, дрейф генов и естественный отбор. Если перед нами обычная панмиксная популяция, то есть такая, в которой все особи в природе могут скрещиваться друг с другом - каждый самец с каждой самкой с равной вероятностью, то изменение размеров популяции приводит и к изменению соотношения случайных и целенаправленных процессов.
       -- больших популяциях преобладает естественный отбор над дрейфом генов, а мутационный процесс падает, новые мутации более или менее равномерно дают разнообразный материал, но медленно достигают того уровня, на котором может быть приложим отбор. Случайный же процесс происходит с меньшей интенсивностью, дрейф генов ограничивается низкими концентрациями. В результате в такой популяции идет целеустремленная эволюция, определенная отбором, но при изменении условий концентрация большинства генов, которые раньше были невыгодны, а в новых условиях могут оказаться полезными, может быть очень низкой, и отбор в новом направлении может пойти довольно медленно. Если отбор заведет в тупик эволюцию вида в популяции, что иногда имеет место, то большая популяция, как правило, не может дать новой комбинации за счет случайных отклонений при эволюции. Малая же популяция,
       напротив, способна дать быстрый подъем отдельных генов, уже заранее и без того поднятых дрейфом генов. Неблагоприятное общее направление эволюции может за счет случайных подъемов неблагоприятными мутациями пойти по другому пути эволюции, который, хотя и не часто, но в некоторых случаях может оказаться более перспективным. Большие популяции, как сказано выше, обладают большей целеустремленностью, но меньшей способностью к быстрой перестройке в новых условиях.
       Как видно, действие дрейфа генов связано с его недостатками быстрого подъема концентрации генного материала для отбора, он может заполнить популяцию вредной мутацией и всегда связан с уменьшением разнообразия мутационного фонда в популяции. Отбор имеет, разумеется, положительное значение в основе, но, снижая концентрацию неблагоприятных аллелей в больших популяциях, сам уменьшает возможность быстрого
      
      
      
      

    206

      
       изменения направления в случае перестройки внешних условий и, кроме того, делает все большие популяции однотипными, чем уменьшает возможность разнообразия эволюции вида и его дивергенцию.
       Таким образом, изучение размеров популяции связывает недостатки этих процессов с их действиями. Оптимальное, с точки зрения эволюции, решение этого вопроса, однако, позволяет соединить большую часть действия дрейфа генов с большей частью действия направления отбора. Хотя и не полностью. Такими оптимальными формами, в общем, являются популяции, разделенные на не полностью изолированные подсистемы. В таком случае в каждой части изоляции подпопуляции дрейф генов будет поднимать немногочисленные мутации до высокого уровня и выявлять рецессивные формы, доводя их до уровня, когда на них может воздействовать отбор. В целом более раздробленные, но полуизолированные популяции будут иметь более разнообразные мутации, подошедшие, таким образом, к сфере влияния отбора. Если же какой-либо изолят окажется в порядке случайностей заполненным отрицательной мутацией, то приток, хотя и небольшой, из другой популяции более приспособленных аллелей, не даст неблагоприятному фактору закрепиться, поскольку такой приток все же больше и интенсивнее чем мутационный процесс.
       Таким образом, мутация, раздробленная на частичные элементы, позволяет соединить действие отбора и дрейфа генов, почти не объединяя их недостатки. Это было показано, в частности в работе А. Н. Колмогорова (1935) где он привел даже расчеты наиболее благоприятной степени изоляции, опираясь на выдвинутое автором настоящей работы положение об оптимальной структуре популяции. Другой пример (разобранный также автором настоящей работы в 1940 году) касается линии расположения генов в хромосоме. С эволюционной точки зрения, наиболее благоприятной является максимальная независимость генов при передаче потомкам, то есть возможность получения максимального количества новых комбинаций. Это обеспечивает наиболее быстрый отбор полезных комбинаций и предохраняет от возможности обременения полезных мутаций, сцепленных с вредными.
       Однако, с другой стороны, полная независимость отдельных генов (локусов) была бы крайне невыгодной, так как, во-первых, чрезвычайно усложнила бы аппарат деления клетки и, что самое главное, чрезвычайно увеличила бы вероятность того, что в мейозе происходило бы неправильное расхождение многих генов. А это приводит к образованию нежизнеспособности потомков. Это явление имеет место и при современной организации генетического аппарата. Известно, например, что нерасхождение 21 хромосомы приводит
      
      
      
      

    207

      
      -- тому, что образуются зиготы с нечетным числом хромосом, в одном экземпляре или в трех. В первом случае зигота просто погибает, во втором случае образуется неполноценный организм. Вероятность неправильного деления имеется всегда, но она тем больше, чем больше отдельные делящиеся элементы. Ясно, что для того, чтобы развивалось нормальное потомство, выгодно, чтобы генетические элементы были соединены в нормальный тип хромосом. Таким образом, создается противоречие. Для эволюции и образования новых комбинаций выгодна независимость генов, а для нормального образования потомков необходимо их объединение в целостную систему.
       Получается такое же противоречие, как мы видели в случае с популяцией. Выход из этого, однако, природа нашла в том, что наследственные факторы объединены в немногочисленные хромосомы (от одной до нескольких десятков пар) у разных видов по-разному, но в хромосоме эти наследственные факторы расположены линейно, причем хромосомы имеют не замкнутый, то есть не кольцевой характер, по крайней мере у высших форм. Это обеспечивает возможность перекреста гомологических хромосом и обмен генами, то есть максимальную при этих условиях комбинаторику.
       Таким образом, в современном генном аппарате мы имеем, с одной стороны, небольшое количество элементов, что делает маловероятным нерасхождение и образование нежизнеспособных форм, с другой стороны, линейное расположение позволяющее кроссинговер, обеспечивает комбинаторику генов не намного меньше, чем это имело бы место при независимом существовании каждого локуса без объединения в хромосомы. Здесь мы также видим, как удается совместить, хотя и не полностью, но большей частью преимущество двух противоположных типов передачи наследственных факторов. Потери при этом оказываются сравнительно малы, а выигрыш велик. Это позволяет комбинировать отрицательные стороны процессов, хотя и не 100%, и объединять положительные стороны, хотя также не 100%. Далее мы будем говорить о других формах оптимального объединения, которые наблюдаются на различных уровнях организации материи.
       Формирующие механизмы
       Вопрос о формирующих механизмах подробно разобран еще в "Тектологии" А. А. Богданова, куда можно отослать читателя для более подробного и полного представления о некоторых его сторонах. Мы здесь затронем сказанное у Богданова лишь отчасти, чтобы акцентировать внимание на сторонах, менее освещенных у него. Следует, однако отметить, что, как и большинство вопросов теории систем, проблема таких механизмов не представляется достаточно разработанной и не является
      
      
      

    208

      
       системоорганизованной. Скорее, можно говорить о некоторых отдельных отрывках, которые могут войти в дальнейшем в более полную теорию. Здесь надо разделить вопрос на два этапа формирования системы: возникновение системы и ее развитие. В некоторых аспектах их можно рассматривать отдельно в других - во взаимной связи.
       Основой формирующего механизма является отбор, понимаемый в широком смысле слова, чтобы он ни производил, будь то формирование осадка при соединении химических индивидуальностей в растворах, единичных организмов из неорганической среды, возникновение новых организмов на основе заложенных информационных в генотипе функций передачи от родителей или, наконец, искусственно формирующиеся системы, сознательно создаваемые человеком. Во всех этих совершенно на первый взгляд несхожих процессах необходимым элементом является отбор. Действительно, если мы берем формирование осадка, то он выделяется благодаря взаимному отбору вступающих в соединение молекул и ионов, а затем благодаря неспецифичности и распространению выделяется из раствора, то есть опять-таки отбирается из среды.
       Не будем говорить о действительно спорном вопросе о происхождении жизни. Но если мы рассмотрим происхождение на основе уже сформировавшегося генотипа системы новых образований, то увидим, что исходным процессом будет формирование определенных химических индивидуальностей белкового характера, которые, в конечном счете, возникают благодаря матричному отбору на основе передачи от родителей ДНК. Наконец, любая активность творчества человека, по существу, сводится к созданию определенных, как цитировалось выше в высказывании Эшби, основанных на отборе правильных решений и далее, уже исходя из единых систем и отбора, к соединению тех или иных элементов, например, элементов машины или элементов, воздействующих на чувства, то есть художественно действующих образов и т. д.
       Какие же формы принимает отбор во всех этих многообразных актах? Самая элементарная форма отбора заключается в сохранении или уничтожении единичных корпускул системы, то есть системы, еще собственно не приобретшей высокой степени целостности. В биологии мы привыкли считаться преимущественно с таким отбором, то есть с отбором на жизнеспособность. В результате совершившегося отбора, даже однократного, система может выиграть, так как ее сохранившиеся элементы оказываются более прочными и однородными. При повторных актах в живой системе происходит накопление полезных признаков, которое мы не будем сейчас подробно разбирать.
       Однако это предполагает помимо корпускулярного строения исходной примитивной системы и некоторые другие очень важные условия, в первую очередь,
      
      
      

    209

      
       самовоспроизведение подвергшихся отбору элементов Только в этих условиях возможно более или менее неограниченное изменение элементов - организмов благодаря тому, что даже единично выжившие наиболее устойчивые организмы передают свои положительные свойства многим потомкам, которые затем путем размножения восполняют убыль в популяции, убыль, образовавшуюся из-за гибели малоприспособленных особей.
       -- системе костной материи эволюция также возможна, но она не имеет характера постепенного усложнения, целеустремленно ведущего к повышению организации. Ярким примером такой эволюции за счет отбора все более устойчивых форм может быть эволюция элементов. С одной стороны, от крайне сложных с большими атомными весами элементов, которые при реактивном распаде постепенно приближаются к некоторым средним формам типа железа, устойчивым по отношению к распаду, с одной стороны, и, с другой стороны - от легких элементов типа водорода, в обратном направлении путем ядерной реакции синтеза, в частности в недрах звезд, образуются новые элементы,
       наиболее устойчивые, не подвергающиеся ни распаду, ни дальнейшему синтезу.
       Здесь мы имеем дело не с размножением, но с эволюцией, идущей путем постепенного превращения всех атомов данного типа в формы следующего этапа, рано или поздно переходящие в максимально устойчивые образования. Однако, как сказано выше, отбор путем уничтожения является не единичной формой. Уже в случае превращения элементов его трудно назвать полным уничтожением, поскольку на месте уничтоженных элементов возникают из них же новые, более, в конечном счете (если не считать некоторых промежуточных звеньев), устойчивые.
       Но даже в живых примерах мы имеем дело с отбором различного характера. Так, например, на перевалах, где неизбежны сильные ветры, некоторые исследователи отмечали, не удерживаются формы насекомых с нормальным развитием крыльев. Их сносит ветром в долины, где они могут продолжать свое существование, а в исходных местах сохраняются формы с рудиментарными крыльями, которые обязаны своим воз-никновением той или иной мутации и которые в нормальных условиях с основанием считаются менее жизнеспособной формой.
       Таким образом, здесь мы имеем дело с отбором, не уничтожающим, а лишь перемещающим территориально элементы (организмы). Такой отбор имеет место в очень многих случаях и, в частности, при формировании белковых тел под влиянием организующей роли ДНК-кислот, входящих в генотип. Здесь можно говорить о нормальной форме отбора, которую А. Л. Тахтаджян назвал матричной. По имеющейся
      
      
      

    210

      
       ранее созданной матрице происходит размещение тех или иных элементов, в данном случае аминокислот, которые затем, соединяясь между собой, создают новые формы химических индивидуальностей - новые белки.
       Мы здесь, разумеется, оставим в стороне детали, сейчас уже более или менее изученные и связанные с формами на исходной нити ДНК, транспортной РНК и т. д. Нас интересует в данном случае принципиальная сторона вопроса, которая в своих деталях может несколько разнится, но, в конечном счете, будет иметь один и тот же общий характер. Подобным же образом по негативу могут формироваться позитивные отпечатки, по чертежу - собираться та или иная конструкция и т. д. В данном случае мы имеем дело с отбором элементов по матрице, которая образует новую систему, не сходную или лишь частично сходную с ней с самой. Сходные по расположению частиц, но не сходные по характеру элементов (светлые места негатива - темные отпечатки позитива, плоское изображение на чертеже и объемное из другого материала в конструкции и т. д.).
       Но возможны и другие формы, где по матрице создаются совершенно подобные конструкции системы. Так, уже на примере негатива и позитива мы имеем нечто промежуточное, когда общий рисунок и даже материал изображения сходный, хотя они и являются своего рода зеркальным отображением. Зеркальным в том смысле, что наряду со сходными формами и использованием того же химического материала мы имеем на месте темных пятен светлые и наоборот. Однако при пересъемках, где с позитива сначала делается негатив, мы имеем полное воспроизведение аналогичной структуры. Через промежуточное звено позитива и, наоборот, новый позитив - через промежуточное звено негатива.
       Нечто подобное, по современным представлениям, происходит и с самовоспроизведением нити ДНК. Двойная нить расщепляется, и каждая ее первоначальная дочерняя нить присоединяет дополняющие ее элементы. При этом, по-скольку имеются определенные четкие закономерности в соединении парных элементов нити, то хотя нити и различные, но каждая из них, присоединяя себе из среды относительно свободно перемещающиеся элементы, воспроизводит отделившуюся от нее первоначальную нить совершенно точно. В результате восстанавливается вновь такая же структура, которая была до разрыва двойной нити. Каждая первоначальная нить превращается в двойную материнского типа. Здесь матричный отбор элементов из среды приводит уже к полному самовоспроизведению матрицы. Это очень близко к изложенному описанию у Богданова механизма восстановления по типу отвлеченной формы.
      
      
      
      

    211

      
      -- виде иллюстрации он приводит постепенное поглощение в США. различных разноязычных народов. В данном случае происходил конфликт между языком эмигрантов
       -- языком ранее обосновавшего в США населения. Поскольку каждый раз прибывшие пришельцы были малочисленны, конфликт разрушался отбором в пользу ранее прибывшего населения. Сейчас трудно учесть, сколько англосаксов по происхождению были предками современного населения и сколько людей, говоривших на других языках.
       Вполне возможно, что иноязычных пришельцев было больше, однако благодаря тому, что
       -- каждый данный момент они были в меньшинстве, они влились в язык единства основного населения и далее уже выступали вместе с ними как представители английской речи по отношению к новым пришельцам, даже если эти пришельцы были с их прежней родины. Здесь взаимный отбор языковых систем усложняется дополнительно условиями:
       дробностью преобладающих групп переселенцев и определяющим направление отбора соотношением масс, вступающих в контакт.
       (...)
       Общность процессов отбора в формировании новообразований в свое время еще до революции отметил К. А. Тимирязев. В одной из своих работ позже в сборнике "Элементарный метод в биологии" он пишет о единстве процессов творчества природы и человека. В обоих случаях, подчеркивает он, мы имеем дело с испытанием производительности и с жестким отбором. В природе это испытание производительности заключается в испытании многообразия по сравнению с предыдущим поколением и в большем разнообразных отклонений от типа предков. В творчестве человека, будь то творчество идейное или художественное мы также имеем дело с созданием и с жестким отбором в виде критики и отбрасыванием неудачных или не вполне удачных созданий. Тимирязев проводит очень много примеров из высказываний крупных ученых Пастера, Фарадея и многих других, которые пишут о том, что для возникновения одной удачной идеи или приходится отбрасывать иногда десятки неудачных, казалось бы, очень убедительных и замечательных. Об этом же пишут и художники в широком смысле слова.
       Исследователи творчества А. К. Толстого приводят пример, где одна и та же строка переписывалась Толстым 17 раз, пока он не достиг желаемого эффекта. Но если Тимирязев писал об этом, исходя из психологии опыта ученых и художников, то У. Э. Эшби в своей статье "Что такое разумные машины" также развивает мысль, что мыслящие машины, по существу, непрерывно занимаются отбором различных решений, выбирая из них те, которые, исходя изполученной информации, наиболее достоверны. В его небольшой, но содержательной статье слова "подбор" и "отбор" встречаются свыше
      
      
      
      

    212

      
       30 раз. Таким образом, мы видим, что процесс формирования решений, идей и художественных произведений также основан на отборе, как и процесс формирования новых видов в природе, о чем говорил Тимирязев. Однако и здесь мы должны повторить, что для каждой отдельной теории или каждого отдельного решения, по существу, отбор является почти однократным в отличие от непрерывно идущего однотипного отбора, который протекает в природе у живых организмов. Но если мы взглянем на процесс развития идей в более широком масштабе, то обнаружим еще больше сходства с процессами в природе. Действительно, для возникновения отдельных идей нужен отбор. Присоединение идей к некоторому целому. к гипотезе или теории также подвергается отбору и взаимной пришлифовке.
       Учение, включающее ряд гипотез, также основано на отборе, причем каждый новый акт отбора исходит из достигнутого уже ранее уровня теоретического развития, то есть из предыдущих актов отбора. И они гораздо выше, чем аналогичный отбор устойчивых организмов и атомов в материальной природе. И это не удивительно, так как процессы мышления и научного и художественного творчества - это процессы, протекающие уже на уровне живого, то есть на таком уровне, который предполагает саморазмножение элементов. И хотя самоумножение идей и художественных образов имеет несколько иной характер, чем самоумножение организмов, все же они имеют гораздо больше общего между собой, чем с не умножающимися, а лишь изменяющимися
       -- порядке разрушения предыдущих элементов атомами и другими образованиями материальной природы.
       Но понятие отбора имеет и другой некоторый аспект. А. Богданов в первом издании своей "Тектологии" пишет еще об одной форме отбора, связанной с психологическими процессами, о гедоническом отборе, который, как мы увидим, играет, несомненно, большую роль, может быть, даже неоцененную Богдановым. Это отбор представлений, действий и т. д., основанный на чувстве противного и непротивного. Мы волей-неволей отказываемся от того, что нам неприятно, и стремимся принять то, что нам приятно. Это, с одной стороны, может быть стимулом для создания определенной комбинации или художественного произведения, но, с другой стороны, в зависимости от того понимания, что есть приятное или неприятное, которое у нас существует, может искажать нашу логику представлений и нашу способность к антипатии в том смысле, что нарушаются их объяснимость и логичность. В первую очередь, это относится к отбору положений. Тот же А. А. Богданов иллюстрирует это изменение положений ряда предметов сложной формы, соединенных в одном.
      
      
      
      

    213

      
       Например, при наполнении какой-либо банки или ящика кусками сахара, они ложатся сначала не наиболее экономным образом, то есть занимая много места. После же "утряски" эти куски займут иное положение, улегшись и занимая в целом меньший объем. И песок, насыпанный до краев в высокую банку, после "утряски" укладывается плотно, и сверху остается еще свободное пространство. Здесь мы видим отбор положений под влиянием двух возможных факторов силы тяжести и сотрясения.
       Д. П. Филатов указывал еще на одну форму воздействия, аналогичного отбору в природе. В раннем эмбриональном развитии мало дифференцированные ткани изменяют направление своей дифференцировки под влиянием тех или иных индикаторов, то есть активных тканяй, определяющих развитие тканей пассивных. При этом одна и та же ткань под влиянием индикаторов может развиваться в одном направлении, а без индикаторов или под влиянием другого индикатора в ином направлении. Д. П. Филатов увидел в этом большую аналогию с процессами отбора. И здесь указывает Д. П. Филатов, также имеется недифференцированное определение направленности развития тканей, а под влиянием внешних факторов они приобретают определенное направление.
       На первый взгляд, эта аналогия кажется поверхностной. Имеется ли здесь отбор? По первому впечатлению его нет, но на самом деле отбор имеет место. Однако это отбор уже не отдельных элементов, из которых одни погибают, а другие сохраняются, это отбор нереализованных возможностей направления дифференцированных тканей, при этом реализация одних направлений автоматически исключает реализацию других направлений, и таким образом мы действительно имеем настоящий отбор, относящийся к потенциальным возможностям их дифференциации. Не будем перечислять различные формы отбора, на чем остановимся позже, рассматривая некоторые приложения системных принципов, но ограничимся приведенной категорией и иллюстрирующими ее примерами. Во всех этих случаях мы видим, что отбор проявляет себя как формирующий механизм, однако, как было отмечено при рассмотрении двух основных типов системы, дискретной и жесткой, мы имеем дело с формированием целого из дискретной системы , будь это отдельные элементы вида, то есть особи, отдельное расположение элементов при их упаковке, отдельные элементы представлений возможностей развития или элементы химических аминокислот, присоединяющиеся к матрице РНК.
       Таким образом, мы можем сформулировать, что основа формирующего механизма заключается в отборе при условии, что материал для отбора доставляют достаточно дискретные системы. Элементы такой системы могут быть вещественными объектами,
      
      
      
      
      

    214

      
       молекулами и т. д. А формирующим фактором, определяющим отбор, может быть внешняя среда, биохимическое воздействие и т. д.
      
      
      

    Оптимум и его диалектика

       Оптимум обычно единственен. Яркий пример - эндокринные и другие влияния на силу нервной системы. Все отклонения в минус сторону. Единственное исключение - нарушение каудального конца симпатической системы - конкурентные, вероятно, отношения из-за пола.
       Тоже в конституции: пикники - оптимум в известном отношении (ассимиляция, но не целиком). Но оптимум может быть вреден со временем! Он может дать накопление обменных веществ, и то, что было оптимумом в один определенный момент времени (молодость), хотя, может быть, биологически и важнейший, потом может в целом оказаться не оптимумом!
      
       Об оптимуме
       Всякое воздействие в сложной системе порождает ряд изменений. При большом количестве можно считать правилом, что они - примерно в равном количестве двух видов: способствующих существованию и развитию системы и препятствующих. Вот почему ставится вопрос о наивыгоднейшем для системы количественном значении данного воздействия - об оптимуме.
       Определение: величина воздействия на систему, дающая максимальную жизнеспособность ей (желаемый эффект), называется оптимумом воздействия или оптимальной величиной воздействия. Принимая во внимание закон наименьших, мы можем сказать, что наименее вредным воздействием будет то, при котором величины отрицательных эффектов по разным линиям, выраженных в величинах относительных сопротивлений, по возможности, равны и имеют наименьшие вариации в сторону максимума. С другой стороны, (в случае системы функционально сильно связанной) оптимумом будет величина, дающая максимальную по значению наименьшую из имеющихся вариацию положительного действия, и, может быть, вообще, по возможности, равные положительные эффекты (так как эффект, идущий дальше наименьшей, может
      
      
      
      
      

    215

      
       быть не только бесполезен, но в случае, например, усиленного потребления им ассимилированных элементов среды и прямо вредным).
       Таким образом, оптимальная величина воздействия такова, что должна давать возможно равные положительные эффекты; и, возможно, равные отрицательные (или с минимальным наибольшим из отрицательных и максимальным наименьшим из положительных) эффекты. Иначе говоря, оптимальное воздействие должно сужать пределы вариаций положительных эффектов и пределы вариаций отрицательных эффектов, а в общей формулировке - пределы вариаций вообще.
       Так, например, возьмем величину (карты) шахматной доски. Для удобства игры важны: максимальная возможность ориентировки и максимальное удобство передвижения фигур (возьмем пока только это).
       Первое состоит из:
      
        -- возможности схватить картину,
      
        -- возможности дифференцировать поля и фигуры,
      
        -- возможности видеть доску в сходном во всех частях виде (что зависит от
       зрения).
       Второе состоит из:
      
        -- для того, чтобы не связать фигуры,
      
        -- для того, чтобы дифференцировать при передвижении фигур,
      
        -- абсолютной величины, чтобы хватало длины руки, и она не утомлялась бы.
       Предположим для простоты, что положение человека фиксировано, то есть он сидит на определенной высоте над доской и на определенном же расстоянии от ее края. Тогда, скажем, по первой линии удовлетворителен поперечник доски в 40 см и менее, по второй - 9 и более, по 3-й - 30 и менее, 4-й - 50 и менее, 5-й - 16 и более, 6-й - 60 и менее.
       Здесь взяты лишь наименьшие значения, то есть те, при которых относительное сопротивление = 1.
       Таким образом, оптимальное воздействие может быть лишь в пределах от 16 до 30 см, где все относительные сопротивления. Однако среда изменчива. В данном случае таковой (главным определяющим жизнеспособность доски) является удобство для человека. Так как у человека могут быть уклонения, смещающие наименьшие, то нужно найти такое положение, которое давало бы наименьшую вероятность понижения
      
      
      
      

    216

      
       относительного сопротивления ниже 1. Из различных возможностей выберем одну, наиболее (предположим) частую - изменение роста. Оно идет в обе стороны по Гауссовской кривой, но, как правило, отклонения в сторону уменьшения пропорционально больше (средний - 165, наибольший - 280, то есть 175,7%, наименьший 70, то есть 42,5%, таким образом, отклонение вверх в 13/3, а вниз в 21/3 раза). Следовательно, для наименьшей вероятности понижения относительного сопротивления ниже единицы оптимальная величина должна быть посредине между 30 и 16, при этом ближе к 16 (например, как взято здесь - 22).
      
       Оптимум
       -- сложных системах большинство факторов воздействия вызывает различные и различно направленные изменения (например, Т® вызывает уменьшение траты жиров и углеводов, увеличение отдачи воды, вообще перераспределение ее от мочи к поту,
       перераспределяет кровь, наполняет сосуды и пр.) Сравнение уменьшает число элементов представления, усиливает оставшиеся и пр. Если изменения идут по многим линиям, то можно с большой достоверностью сказать, что одни - поднимают жизнеспособность системы (в данной, определенно изменчивой системе, то есть в такой, в которой идут колебания вокруг средней), а другие - понижают. А так как они определяются наименьшим относительным сопротивлением, то наилучшим для системы моментом, оптимумом, будет момент равенства относительных сопротивлений, изменяемых данным фактором.
       Аналогия в перемножении (вид организаций в противоположность нейтральному, в смысле организованности сложения, в алгебраическом смысле, конечно). 8х8=64 (наим. в 8=X ). 6х10=60 (наим. X/2 и-X-2) наименьшая X/2.
       Может быть, правильнее формулировать не как X от неизвестной условной, а как наименьшую - наибольшую, как меньший, по данной линии.
       Нельзя ли определить оптимум как равенство дезорганизующих значений наименьших противоположного направления (астеники и пикники менее жизнеспособны, чем средний тип, который обладает оптимальным обменом)?
       Оптимум в функциональных системах целиком определяется степенью равенства относительных сопротивлений, так как к функциональным системам без поправок применим закон наименьших, следовательно, равнение по наименьшей (и в смысле жизнедеятельности и в смысле жизнеспособности), где А=(1/2-3/2-4/2).
      
      
      

    217

      
       Оптимум в вопросе о фармакодинамическом действии лекарственных веществ должен играть большую роль. Ряд веществ, безвредных здоровому, могут быть опасны больному и, наоборот, (алкоголь, например). Дело решается просто - сдвигом данного воздействия наименьших в сторону оптимума или от него. Если, например, при определенном состоянии воздействие А может быть вредно, то, сдвигая равные между собой наименьшие в разные стороны и уравнивая жизнеспособность по наименьшей из них, можно добиться положения, при котором оно может оказаться полезно, а может - смертельно.
      
       Оптимальная форма
       Оптимальная форма структуры комплекса может рассматриваться со структурной точки зрения так же, как и с конкретной. Так, мы можем рассматривать оптимальную степень автономности, дифференциации, дополнительных соотношений, дегрессивности, эгрессивности, неточности, структурной устойчивости, количественной устойчивости и т. д., при условиях консервативного, положительного или отрицательного прогрессивного отборов в среде постоянной, определенно и неопределенно изменчивой, с воздействиями.
       До сих пор об оптимуме мы знаем лишь то, что (1) - это известное количество или структура, сравниваемая с другими ("оптимальная") и что это (2) значит лучшее, то есть имеется практический критерий: максимальная жизнеспособность системы. Примечание: этого (то есть почему она наиболее жизнеспособна именно при таком количестве или такой структуре фактора, через что он действует, какие свойства ее он меняет) мы не знаем даже в самой общей форме.
       Исследование функции всегда должно приводить к прямой (графически, геометрически же может быть и обратной) зависимости, иначе мы имеем право предположить, что изменение А вызывает не изменение В, а по крайней мере В1 и B2, которые, изменяясь или параллельно (это впрочем редко дает опыт со сложными, например, биологическими комплексами), или чаще противоположно и с разной интенсивностью, дают различные графические кривые. С точки зрения математики можно сказать, что мы имеем право предположить по крайней мере 2-ю степень (...), второй случай может иллюстрироваться следующим примером: есть 4 соединения одного ряда CH3Cl, CH2Cl2, СНСl3, CCl4. Здесь изменением А будет введение хлора. Однако, для наркоза (комплекс, на который воздействуют) годятся лишь CH2Cl2 и СНСl3. В чем же тут дело?
      
      
      
      

    218

      
       ...
       Оптимум основан на ограниченности возможностей системы. Оптимум может
       быть: 1) в отношении данного фактора, 2) оптимум абсолютный. В отношении данного
       фактора а) в связи с ограниченностью возможности использования (влияния) данного
       фактора, б) в связи со сложностью его действия на эффект (через а, в, с, и т. д.
       одновременно). Оптимум абсолютный - наилучшее сочетание различных факторов,
       которое делает систему наиболее устойчивой.
       0птимум
       CH3Cl CH2Cl2 СНСl3 CCl4
       токсичность наркотическое действие
       Типичная для оптимума кривая происходит из ряда прямых зависимостей. Близко с произведением
       (См. в корпускулярности и пр. в медицине)
       0птимум
       Пример оптимума с хлорзамещенным метаном показывает ряд интересных моментов
       CH3Cl CH2Cl2 СНСl3 CCl4
       1). Если бы дело ограничивалось приведенной схемой, то оптимум не играл бы никакой роли, так как при выявленной обратной пропорциональности наркотического действия и безвредности не только в зависимости от введения Cl в CН4, но и от количества, можно было бы, меняя этот фактор, получать нужный уровень наименьшей (что до известной степени и делается с CH2Cl2 и СНСl3).
       2). Значит или (а) абсолютное количество вводимого вещества небезразлично, или (б) обратная пропорциональность при введении не точная и отличается от таковой при введении количеств иных.
       (а) несомненно, верно: границами служат, с одной стороны, количество молекул, ниже которого (при любой интенсивности действия веществ) нервная система по чисто пространственному признаку не будет насыщена, так как не во все отделы попадает вещество, а, с другой стороны, при любой безвредности - заполнение организма посторонним веществом затрудняет нормальный ход процессов, и это являлось бы пределом со стороны оптимума. В данном же случае даже сама исходная форма - метан - небезвредна, что еще понижает границу и создает все условия, чтобы поиски наркоза
      
      
      

    219

      
       были связаны с определенным количеством вещества и, следовательно, с отношением наркотизированных свойств и безвредности для него именно.
       (б) также почти несомненно. Но так как нам трудно выяснить сложную зависимость между НСl3 и Сl4 и дающую "безвредность" и наркотизирующее действие, которое мы видим (химич. фармакологич. действие) и, главное, взаимоотношение между ними, то мы обратим внимание лишь на физические особенности, также, очевидно, влияющие на обратимость процесса и, следовательно, на реальное наркотизирующее действие и реальную безвредность. Если предположить, что с повышением Т кипения затрудняется вывод из организма, то, следовательно, вредное действие увеличивается так же, как и наркотизирующее, вероятно, в сложные соотношениях.
      
      
      
       Удельный вес
       Температура кипения
      
      
      
       CH4
       0,559
       -82
      
      
      
       CH3Cl
       0,952
       -23
      
      
      
       CH2Cl2
       1,337
       40
      
      
      
       CHCl3
       1,498
       61
      
      
      
       CCl4
       1,593
       76
      
      
      
      
      
       Например, наркоз может зависеть от 1. химического действия, меняющегося пропорционально введению (как мы предполагали), и 2. от известной степени стойкости вещества, в более узких пределах (критич. точки действия), до которых вещество не действует за малой стойкостью, так как моментально выводится, в пределах которых при увеличении стойкости действия возрастает и, выходя из которых, остается на максимальном достигнутом уровне, так как выведение наступает уже после практического прохождения наркоза. Следовательно, в А действие наркоза ничтожно (так как малая величина стойкости не достигла еще порога действия), в В (когда входит стойкость) резко повышается, в С (когда меняется и она и как и от А) до В (химич. фактор) возрастает быстро (в зависимости от роста и перемножения обоих факторов), а в Д - возрастание опять ничтожно (так как возрастание стойкости уже не играет роли и влияет лишь изменение химического фактора). Впрочем, допустимо, что и химический фактор перестает играть роль, так как наркоз при известном количестве (см. о колич. факторе (а) абсолютен и, следовательно, не меняется, то есть насколько может впадать в наркоз организм - этот уровень достигнут.
      
      
      
      

    220

      
      -- другой стороны, безопасность зависит от момента наименьших а, следовательно,
       -- нестойкое, но сильное воздействие (когда организм отравлен, остановился - нe видно почти скорости, он освободится от яда) и средней силы, но чрезмерно стойкое - оба погубят его. Следовательно, здесь тоже есть свой оптимум: А - ядовитость возрастает при увеличении дозы, обязательном при летучести вещества. Следовательно, если мы учитываем много факторов и их взаимоотношение в зависимости от цели действия (в данном случае, вообще же - от условий действия), то оптимум выясняется еще полнее.
       Для оптимального действия нужен эффект, зависящий от химической стороны (действие на нервную систему) и физический (выводимость или обратная стойкость). Будем исходить из него. Он всегда должен быть выше 1 относительного сопротивления. Если обозначим химическое влияние наркоза Н, химическую безвредность и стойкость Р, то первая величина А, из которой мы исходим, наркотизирующий эффект будет Н умноженное на Р, после того как Р достигло порога, на постоянную Р - до этого и постоянную Р после достижения абсолютной стойкости). Но этот эффект мы берем постоянным (изменяя количество действующих веществ - В). ВС мы возьмем безвредность в зависимости от В, то есть безвредность химическая делится на количество В. В, в свою очередь, зависит, с одной стороны, от химического действия наркоза и от быстроты его введения (В1 и B2). Наконец, Д - безвредность в зависимости от длительности пребывания вещества в организме, изменяющейся прямо пропорционально стойкости Р. Таким образом, уровень наименьших мы теперь определяем при равном наркотизирующем действии в зависимости от степени безвредности, которая в свою очередь зависит от: 1) химической ядовитости, обратно пропорциональной химич. наркотиз. действию, 2 ) количества, зависимого от а) стойкости, б) минимума для действия химич. наркоза, 3) от длительности пребывания в организме вещества.
      
      
      

    Отбор и корпускулярность

       Совершенство отбора (конечного его результата) связано с раздробленностью системы: чем она выше, тем совершенство полнее. Если мы хотим выложить наподобие мозаики какую-нибудь форму из квадратов, то очевидно, что совершенство (соответствие мозаики заданному контуру) будет тем выше, чем меньше квадраты. И здесь уменьшение размеров облегчает отбор. Что же тут полезное, что вредное, раз все части однородны? Поскольку здесь задача на расположение, полезное и вредное тоже заключаются в
      
      
      
      

    221

      
       расположении: задача отбора - отделить полезно расположенное (благоприятно, соответственно требованию) от вредно расположенного. Аналогичная задача, например, укладка дров той или иной длины в печку и т. д.
       Но скорость отбора иногда может, напротив, уменьшаться за счет увеличения числа единиц, подвергшихся отбору. Чем их больше и чем они меньше, тем в некоторых случаях медленнее будет отбор, в особенности, если отбор идет последовательно: второй элемент подвергается отбору только после первого и т. д. Но в некоторых случаях (например, при насыпании зерен в сосуд и т. п.), где такой строгой последовательности нет, совершенство может даже ускорять отбор, так как позволяет избежать промежуточных этапов неполного приспособления, например, при утряске неправильных кусков сахара в коробке и т. д.
      
      
       Взаимный отбор - выделение (сохранение) общих элементов двух комплексов
      
        -- Взаимная пришлифовка двух поверхностей.
       2.Взаимное приспособление органов размножения разных полов.
       З. Взаимный выбор и выделение образного сравнения из образных понятий.
      
        -- Выделение "реального" (отбрасывание "кажущегося") при сопоставлении восприятия одного предмета несколькими людьми.
      
        -- Обобщение - сохранение лишь сходного в частных объектах.
      
        -- Употребление лишь слов известных обоим при беседе людей разных национальностей.
      
        -- Умножение моментов
       Условие: равноценность (своеобразный демократизм обоих комплексов).
       Обратить внимание: сходство с принципом наименьших - сохранение в каждом комплексе не наибольшего числа элементов, а наименьшего, который имеется в других комплексах.
      
       Отбор - не обязательное уничтожение
       Отбор может быть:
      
        -- По качествам объектов (Дарвиновский).
      
        -- По их положению (ГАП и Филатовский).
      
      
      
      

    222

      
       Он может приводить к: 1. Уничтожению объектов (Дарвиновский, ГАП); 2. Их перемещению (просеивание, отвеивание); 3. Их изменению (Филатовский). 1 и 3 не имеет границ - уничтожение есть форма изменения и наоборот. Также 1 и 2 есть выведение из системы, поэтому, шире говоря, он может приводить с точки зрения системы к:
       l. Элиминации из системы (Дарвиновский, сито, ГАП),
      
        -- Изменению роли в системе (Филатовский).
       Более распространенным и существенным случаем является элиминация. Но вообще можно сказать так: отбор разделяет корпускулярную систему пространственно или качественно (фракционная отгонка, Филатовский отбор). Разделение может быть симметричным: различно ориентированные атомы серебра, лежащие между полосами магнита в опыте Штерна-Герлаха (разделение поляризованных атомов (К. Дж. Дарвин "Современные представления о материи" стр. 124), разделение спермиев в электрическом поле, зерна и мякины по отношению к ветру и силе тяжести и т. д. Более частым является консервативный отбор, где разделение одностороннее: части системы (вернее, часть единиц системы) остается неизменной, а часть удаляется (может быть, правильнее разделять здесь пассивную - остающуюся и активную - удаляемую или изменяемую часть: отбор и также ГАП животных и растений, отбор металлических иголок из других предметов магнитом, отбор систем и т. д. (Филатовский отбор).
       Отбор представляет собою разделение относительно независимых единиц в их поведении, основанном на сходном или различном отношении этих единиц к отбирающей среде. Это разделение может приводить к пространственным и качественным изменениям (Филатовский отбор) вплоть до уничтожения единиц. Аналогично Филатовскому отбору, например, дифференцирование климатов земли неравномерным наделением лучами солнца, причем все климаты остаются в одной системе и взаимодействуют.
      
       Классификация
       Локусы в хромосомах корпускулярны в двух различных смыслах. Внутри локуса они корпускулярны в полном смысле слова: один аллеломорф заменяет другой. Корпускулярность между локусами имеет характер ограниченности, способствующий замещению внутри локуса одного аллеломорфа другим. Территориально благодаря этому один локус может заменить другой, но в организме как целое они незаменимы и представляют собой фиксационную систему. Отсутствие взаимодействия - аддитивность, Локальность признаков - ограниченность. Аддитивность между элементами есть условие
      
      
      

    223

      
       корпускулярности внутри элементов. Полимерные системы могут быть аддитивны или не аддитивны и во всех случаях могут заменять друг друга по эффекту.
      
       Формообразовательный механизм (аппарат)
       Неопределенный материал - индуктор (ДПФ)
       Размножение + изменчивость - среда (отбирающая)
       Возбуждение - "дробящее торможение"
       Фантазия - критика
       Автор - редактор
       Глыба камня - резец скульптора
       Питание организма
       Пересыщенный раствор - кристалл
      
       Значение расчлененности, неадекватной расчлененности исходной системы
       Зубы, производное покровов, как целое зависят от развития эпидермиса, мезодермы, сосудистой системы, химического состава организма и т. д. Но они отдельны друг от друга в качестве органа жевания, что способствует: 1. их хорошему прилеганию к противоположному ряду, каждый зуб, как только он начинает испытывать большое давление сверху, начинает до известной степени погружаться в лунку, а, как только давление ослабевает - выдвигаться (+ взаимодействие). 2. Разрушение отдельного зуба не ведет к разрушению другого; там, где резко сокращено число зубов (слои), там сильно прижимающиеся зубы, притирающиеся друг к другу.
       Пальцы - общие кровеносная, костная, нервная, кожная системы. Но пальцы отдельны, что дает им возможность подбирать наиболее выгодную комбинацию положений при захвате, например неровного предмета, при игре на инструментах и т. д. Аналогичные рефлексам. Они сложны как физиологическое явление, но они относительно простые единицы поведения и восприятия (психики). Так же как зубы - сложная система в развитии, строении и питании, но относительно простые механические системы для жевания.
      
      
      
      
      

    224

      
       Отбор
      
        -- Имеет основной переход от неустойчивого равновесия или состояния к устойчивому.
      
        -- Первая из возможностей - устойчивость критических точек, до которых доходит часть элементов автономной системы: смерть животного, более низкий уровень зерен, провалившихся черев решето.
      
        -- Другая возможность - лавинообразность раз начавшегося отклонения. Увеличение возможностей эволюции уже успешно эволюционировавших животных и уменьшение - для неуспешно эволюционирующих. В центрифуге тяжелые частицы, передвинувшись к периферии, отбрасываются еще сильнее большей здесь центробежной силой кнаружи (отбор абсолютный).
      
        -- Наконец, возможен процесс затухающий, не ведущий к отбору положений, например, в химической реакции выпадение осадка. Его растворение ничтожно, образование же интенсивно. Здесь система равновесия, основанная на частичном (относительном) отборе осадка и на отборе в результате этого положения (отбор положения).
      
       Роль случайности и отбор
       ГАП случайные колебания концентраций генов: 1) выбрасывают (более или менее необратимо) большинство генов, 2) некоторые необратимо подымают до 100%, 3) часть подымают до порога отбора. Таким образом, случайность закономерно дает: 1) уменьшение материала отбора (1 и 2 - отбор не в биологическом смысле), 2) ускорение самого отбора.
       Тектологически это: 1 и 2 типичные случаи отбора положений (0 и 100% концентраций), так же, как в меньшей степени (в случае +отбора) и концентрации "порога отбора". Случайность закономерно дает дисперсию, а критические точки (устойчивые положения) 0,100% и "порог отбора" закрепляют ее и дают последующие закономерные следствия.
      
       Роль внешней случайности в организации и регуляции бластомеров по Пермелю
      
      
      
      
      

    225

      
       Роль случайности опять создание разности, что она делает закономерно. Остальное происходит благодаря снижению порога чувствительности, которая закрепляет разность (наименьшая, наибольшая, отбор положения, то есть необратимость).
       Истероидная и эпилептоидная конституция. Истероидная дает случайные колебания эмоций без закрепления их отбором (в психике), в результате точная структура психики (неоднородная во времени). Эпилептоидная через усиление условных рефлексов дает закрепление наиболее сильней эмоции на уровне максимума так же, как и других (равнение по наибольшей, отбор максимальных положений). В результате постоянство соотношения побуждений во всякое время, слитность психики (во времени).
       Механизм: отбор, через него - равнение по наименьшей. Результат - устойчивость, то есть слитность психики. Отбор всегда ведет к изоляции отобранного. Отбор - основа необратимости изменений (отбор положений, сохранения или гибели). Критические точки
       - предпосылка отбора.
       -- системы, расширяя поле возможностей системы как целого (например, костная и нервная клетка, тяжелый маховик и совершенная передача по сравнению с эмбриональной клеткой и элементарным незубчатым колесом), увеличивая этим активную гибкость (то есть при соответственной организации дифференцированных частей против среды, тогда как среда не имеет тенденции оказывать сопротивления соответственно данной активности) увеличивает и количественную (по крайней мере удельно) продукцию системы, так как каждый элемент при той же затрате энергии или материала дает
       "нужного" продукта больше за счет уменьшения "ненужного". А так как элементы и без того давали максимально адекватную реакцию при их индивидуальных возможностях, то система увеличивает адекватность за счет еще и своих, вне элементов находящихся возможностей, направляя элементы соответственно условиям. Но всякое Д предполагает известную и не малую необратимость, так как иначе мы рассматриваем ее не как Д системы, а как Д элемента (в функциях например), то есть структурной ступенью, так как она зависит от свойств не исследуемой системы, а ее элементов. Не нарушение контрдифференциации ведет к большей зависимости различно Д частей друг от друга, по крайней мере, в смысле судьбы всей системы, как целого. Увеличивается роль закона наименьших, увеличивается поле отбора, нереально уменьшается его значение в формулировании системы тем, что вмешивается закон наименьших (благодаря связанности всей системы при гибели одного элемента гибнет другой). Одним словом, система становится функциональнее. Это может увеличить ее эффективность (активную гибкость и удельную продуктивность), но создает незаменимость (и, следовательно,
      
      
      
      

    226

      
       выпадением отбора пониженную гибкость) в данной плоскости. Здесь тоже вопрос о жизнеспособности как целого. Незаменимость дает и негибкость при новых условиях.
       -- ряде же случаев расхождение ведет не к дифференциации системы, а к тому или иному нарушению системы как целого, что, впрочем, мало отражается, если исходная система была автономна (вид, например, и его развитие с образованием новых).
       Например, понижение регенерационной способности Д клетками. Но в другой плоскости может быть увеличение гибкости. Например, в Н.С. - увеличение эффективности - увеличение отбора (возможностей), сочетаний в структуре и т. д., тоже в мышечной и секреторной системах, усложнение архитектуры костей и их облегчение и т. д.
       Отбор может быть: 1. по свойствам отбираемого, 2. по положению, по отношению
       -- отбирающим факторам (ГАП) (так как отбор определяется соотношением отбирающих и отбираемых элементов).
       Корпускулирование важно не только для разделения отбираемого и уничтожаемого, но и для отделения отбираемого друг от друга, например, слишком длинные дрова в печке. В сущности это тоже половина полена не лезет, так как не лезет другая, которую первая заставляет занимать невыгодное положение по отношению к отбирающим факторам. То же самое и с мозаикой: неотделимость положительного и отрицательного по положению (и отбор всего на положительное положение).
      
       Понятие отбора случайно неблагоприятствуемых элементов
       а) Выживание лишь части одинаковых особей вида (корпускулярность вида), б) заполнение водой в результате обстрела или рифа и т. д. лишь одного отделения перегороженного трюма и т. д. - тоже отбор, но не по принципу различия элементов, а по принципу различия среды. Сущность же заключается в том, что отбор идет ни по тому, ни по другому, а по принципу соотношения элементов, и среды (актив. и сопрот.) и где бы ни было различие, оно отразится на этих связях.
       Воздействия среды могут бить сведены: 1) к уничтожению элемента, 2) к его уменьшению, 3) к его увеличению, 4) к его изменению (замене). Но первые три представляют собой единый количественный ряд. Что касается четвертого, то он представляет собой введение количественных изменений второго элемента, появляющегося на месте первого, иногда связанного количественными отношениями с этим первым, иногда альтернативно заменяющим его, то есть четвертое представляет
      
      
      

    227

      
       собой в отношении первого элемента тоже уничтожение его и параллельно появление нового элемента. Таковы же взаимоотношения и отдельных элементов между собою.
       Всякое повышение организации (организованности) по существу есть отбор (и предварительное корпускулирование) активностей и сопротивлений. Но есть и другие пути, как например, концентрация активностей (острие ножа). Впрочем, это - отрицательный отбор сопротивлений.
      
       Область и границы приложимости отбора
       Еще Тимирязев указывал на приложимость отбора в умственном творчестве, но он не указал границ приложения. Тимирязев "Исторический метод" (стр.150 и около) -отбор реакций. Корпускулярность (Ср. Историю психологии, тектологии Кречмера).
       Формообразовательный аппарат
      
       А изменяемое
       -
       В (изменитель)
      
       популяция
      
       вид
       отбор средой
       фантазия
      
       мысль
       критика
       ткань
      
       орган
       индуктор
       автор
      
       книга
       редактор
       дерево
      
       бревно
       топор
       раствор
      
       кристалл
       кристалл
       камень
      
       осколки
       камень
       камень
      
       галька
       море
       А
       ОН (или Н)
       Н2О
       возбуждение
      
       мозаика
       торможение
      
       Тенденция к белому - белое отражает свет, меньше изменяется от него, устойчивее (выцветание большинства пигментов, почернение резкое в большинстве случаев).
       Муха, попавшая в стеклянную банку, не может улететь, не находя отверстия. Ей можно помочь, закрыв стекло руками, так что она увидит отверстие: отбор.
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    228

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    Проблемы генетики шизофрении

       Нередко объясняют причину шизофрении действием факторов среды. Однако давно было замечено, что частота встречаемости этого заболевания значительно повышена среди родственников больного шизофренией по сравнению с общей популяцией. Это указывает на наследственную природу шизофрении. Убедительным доказательством наследственной обусловленности шизофрении является большая степень сходства (конкордантность) по этому заболеванию однояйцевых близнецов по сравнению
       -- двуяйцевыми. Согласно данным Каллмана [I], конкордантность по шизофрении однояйцевых близнецов равна 69%, а двуяйцевых - только 11%.
       Существует несколько гипотез, объясняющих наследование шизофрении.
       При исследовании изолированной популяции шведов Б?ком было показано [2], что эмпирические данные лучше всего объясняются существованием доминантного гена с 20% пенетрантности у гомозигот. Гексли и соавторы [3] также считают, что шизофрения обусловлена доминантным геном.
       Карлссон при анализе семейных данных [4] выдвинул гипотезу исследования шизофрении, опирающуюся на два различных гена, доминантный и рецессивный. Основной доминантный ген - частоту 40%. В соответствии с этим пробанд имеет генотип
      
      
      

    229

      
       рр. Однако другие авторы считают, что шизофрения имеет рецессивный тип наследования. Каллман [1] высказал мнение, что предрасположенность к шизофрении обусловлена присутствием аутосомного рецессивного гена. Эдвардс [5] также считает шизофрению наследующейся рецессивно.
       Э. С. Наталевич [6]было показано при исследовании 300 больных шизофренией и их семей, что в одних родословных шизофрения наследуется доминантно, а в других - рецессивно. В ряде случаев автору не удалось установить наследственную причину этого заболевания. Было выдвинуто предположение о существовании наследственной шизофрении и ее фенокопий.
       Существует гипотеза полигенного наследования шизофрении [7]. Есть мнение, что шизофрения - это несколько гетерогенных нарушений, а не одна четко диагностируемая болезнь [8]. Если это так, тогда становится понятным обилие несхожих гипотез наследования шизофрении. Некоторые наблюдения указывают на различия в наследовании гебефренической, кататонической и параноидной форм шизофрении.
       И. В. Шахматова-Павлова в противовес мнению о гетерогенности шизофрении выдвинула гипотезу о генетическом континууме [9]. В ее исследованиях не было найдено резких границ между отдельными формами шизофрении и даже маниакально-депрессивным психозом. Предполагается, что низкая пенетрантность гена шизофрении и клинический полиморфизм являются результатом длительной эволюции болезни, происходившей на протяжении многих поколений. Множество стертых форм объясняется накоплением генов-модификаторов у гетерозигот; в итоге гетерозигота фенотипически приближается к норме, что клинически может выражаться в форме шизоидной психопатии.
       Хестон считает, что и шизофрения, и шизоидность являются разными проявлениями одного и того же генотипа [l0]. Нам представляется более вероятным, что шизоидность связана с наличием лишь нескольких генов из всех, детерминирующих шизофрению при полигенном типе наследования, или с гетерозиготностью по генам шизофрении. Степень шизоидности может зависеть от уровня гомозиготности по этим генам.
       Если же верна схема наследования шизофрении как одного доминантного гена с неполной пенетрантностыо у гетерозигот, то шизоидность может быть обусловлена наличием данного гена в гетерозиготном состоянии, не имеющего вследствие тех или иных причин полной экспрессивности. Причинами неполной экспрессивности этого гена у гетерозигот могут быть наличие генов-модификаторов, а также соответствующие
      
      
      

    230

      
       условия среды, например, отсутствие сильных стрессовых воздействий. Возможность неполной экспрессивности шизофренического генотипа подтверждается существованием здоровых однояйцевых сибсов пробанда-шизофреника.
       Исследователей давно занимал вопрос, почему это заболевание так широко распространено - до 1% в популяции [11]. Эта частота намного выше той, которая может быть обусловлена только мутированием. Поэтому считалось, что ген шизофрении Sc находится в состоянии балансированного полиморфизма и должен давать некоторые селективные преимущества, чтобы компенсировать его явный вред. Несколько позже был рассмотрен целый ряд преимуществ, которыми могут обладать носители гена шизофрении
      
        -- Авторы связывают высокую частоту шизофрении с преимуществом гетерозигот.
       Возможно, что гетерозиготы или неаффективные носители наделены благоприятными психологическими чертами, ведущими, например, к высокой репродуктивности. Аналогичная ситуация, при которой гетерозиготы по гену серповидноклеточности имеют преимущество перед людьми с нормальным гемоглобином, выражающееся в меньшей подверженности гетерозигот заболеванию малярией, описана Аллисоном [12].
       -- соответствии с гипотезой физиологического преимущества, шизофреники и неаффективные носители обладают устойчивостью к болезням и последствиям раневых поражений. О таких преимуществах пишут Гекели и соавторы [3]. Было показано, что вирусные инфекции значительно менее распространены среди родственников больных шизофренией, чем среди родственников здоровых людей [13].
       При сравнении смертности детей от браков шизофреников и браков здоровых людей было установлено, что потомки родителей-шизофреников имеют более низкую смертность в течение первых лет жизни, чем дети того же пола в общей популяции [14]. В работе [14] было показано, что женщины, больные шизофренией, с большей вероятностью, чем женщины в общей популяции, доживают до репродуктивного возраста. Репродуктивный уровень неаффективных сибсов пробандов-шизофреников в последние годы увеличился и превосходит таковой общей популяции [11].
       Карлссон [15] предполагает, что основной доминантный ген, дающий предрасположение к шизофрении, может в гетерозиготном состоянии вести к стимуляции мозга, к одаренности и творчеству. В связи с этой работой весьма интересны исследования мышления больных шизофренией, показавшие, что в процессе мыслительной деятельности у них привлекается гораздо больше, чем у здоровых, малозначимых свойств в отношении предметов [16]. Здесь имеет место не ослабление функции мышления, а своеобразие ее. Оказывается, больные шизофренией могут иметь
      
      
      

    231

      
       некоторое преимущество перед здоровыми при выполнении таких мыслительных операций, трудность которых заключается в необходимости выделить и использовать скрытое свойство предмета.
       Каков же механизм выражения шизофренического генотипа?
       Осмонд и Смитис [17] предположили, что у больных шизофренией неправильно метилируется норадреналин, что приводит к появлению диметоксифенилэтаноламина - вещества, химически родственного галлюциногену мескалину. В дальнейшем в моче больных шизофренией было обнаружено вещество, дающее на бумажной хроматограмме розовое пятно, отсутствующее на хроматограмме мочи здоровых людей [18]. Это вещество оказалось родственным по составу катехоламинам. Масс-спектрографический, ультрафиолетовый и инфракрасный анализы показали, что это тирамин [19]. Однако это вещество специфично не только для мочи больных шизофренией, но и для мочи людей с болезнью Паркинсона. Во всяком случае, гипотеза метилирования стимулировала исследования биохимических нарушений при шизофрении [20]. Стейн и Вайс [21] в опытах на крысах показали, что внутрибрюшинные инъекции 6-гидроксидофамина вызывают нарушение поведения животных. Эти нарушения снимались предварительным действием хлорпромазина. Было предположено, что образование эндогенного 6-гидроксидофамина у человека, происходящее в результате генетической ошибки, может вызывать основные симптомы шизофрении.
       Сообщение о специфичности для мочи больных шизофренией буфотенина не подтвердилось. Буфотенин был обнаружен в моче и больных шизофренией, и здоровых людей [22].
       Недавно Калмыковой [23] была выдвинута нейрогенетическая гипотеза происхождения шизофрении. Эта гипотеза основана на сходстве неврологических симптомов той или иной формы шизофрении с симптомами, возникающими при поражении различных участков мозга. Предполагается обусловленность шизофрении мутированием одного локуса, разного в каждой популяции.
       Калмыкова считает, что в основу разделения шизофрении на различные формы следует положить топологию поражаемых мутациями участков преимущественно лобных, височных и теменозатылочных областей коры головного мозга и подкоркового белого вещества больших полушарий.
       Однако пока нет данных о наличии каких-то структурных изменений в мозгу больных шизофренией.
      
      
      
      

    232

      
       Фроман и соавторы [24] , Беккет и соавторы [25] и Д. В. Лозовский и соавторы [26] показали, что сыворотка крови больных шизофренией при инкубации с куриными эритроцитами вызывает в них торможение окисления глюкозы.
       В сыворотке крови больных шизофренией удалось обнаружить антитела, специфичные к антителам мозга [27, 28].
       Исследования Вартаняна показали, что в крови больных шизофренией присутствуют ненормальные метаболиты, вызывающие нарушение процессов энергетического обмена [29]. У пробандов увеличен коэффициент лактат/пируват, активность лактатдегидрогеназы достоверно повышена. У родственников пробандов величина коэффициентов лактат/пируват также достоверно выше, чем у здоровых лиц. А. В. Снежневский и М. Е. Вартанян считают, что в сыворотке крови больных шизофренией присутствует белковый фактор (имеющий при электрофорезе подвижность ?-глобулинов), который способен in vivo и in vitro нарушать метаболизм глюкозы. Повышена проницаемость клеточных мембран, поэтому внутриклеточные белки могут покидать клетку, что приводит к появлению антигенов, способных вызывать образование антител, в частности к тканям мозга [30].
       Хис обнаружил в сыворотке крови больных шизофренией ?-g иммуноглобулин-тараксеин, вызывающий шизофреноподобные симптомы у некоторых животных и людей-добровольцев [31, 32].
       Д. Смитис предполагает, что аномальные амины могут связываться с белком и циркулировать в крови, что согласуется с гипотезой наличия в сыворотке крови больных шизофренией особого белка и с данными об аутоиммунных процессах при шизофрении [33].
       Выводы
       Таким образом, пока нельзя однозначно ответить на вопрос о типе наследования шизофрении. Неясно, относится ли термин "шизофрения" к одной четко диагностируемой болезни или же под этим понятием скрывается целая группа нозологических единиц. Интересны данные последних лет о некоторых физиологических преимуществах, которыми могут обладать носители шизофренического генотипа. Данные о неправильном метилировании биогенных аминов, о нарушении метаболизма глюкозы, о присутствии в сыворотке крови больных особого белкового фактора пока еще не дают права утверждать, что раскрыто первичное биохимическое нарушение при шизофрении, но определенные сдвиги в этом направлении сделаны.
      
      
      
      

    233

      
       Возможно, что даже при моногенно наследующейся шизофрении будет сразу несколько первичных дефектов вследствие плейотройного действия этого гена.
       Эффект мутации, поражающий те или иные мозговые структуры, может проявляться в нарушении мышления, что будет диагностироваться как та или иная форма шизофрении. При этом изменение структуры мозговых клеток, входящих в соответствующие нервные центры, может вести к различным биохимическим нарушениям, рассмотренным выше.
       Литература
      
        -- Kalleman E. Y. Amer. J.Psychiatry. 1946, 103, 30, 309
      
        -- Book J. A. Acta Genet. et Statist. Med. 1953, 4, 1
      
        -- Huxley J., Mayr E., Ostmond H., Hoffer A. Nature, 1964, 204, 4955, 220.
      
        -- Karlson G. L. Hereditas, 1964, 51, 74.
      
        -- Edwards J. H. Acta Genetic et Statist. Med. 1960, 10, 63
      
        -- Наталевич Э. С. Генетика, 1968, 9, 149
      
        -- Gottesman J. J., Shields J., Proc. Nat. Acad. Sci. USA, 1967, 58,1, 199
      
        -- Kaplan A. R. Nature, 1966, 210, N 5038, 870
      
        -- Шахматова-Павлова И. В. Вестник АМН СССР, 1969, 484.
      
        -- Heston L. L. Science. 1970, 167, N 3916, 249.
      
        -- Erlenmeyer-Kimling L., Paradowski W. Amer. Naturalist, 1966, 100, N916
      
        -- Allison A. S. Cold Spring Harbor Quant Biol., 1964, 24, 137.
      
        -- Carter M., Watts C. A. H. Brit. J. Psychiatry, 1971, 118, N 545, 453.
      
        -- Erlenmeyer-Kimling L. Nqture, 1968, 220, 798.
      
        -- Karlson G. L. Hereditas, 1970, 66, 177.
      
        -- Поляков Ю. Ф. В Кн. Шизофрения. Клиника и патогенез. М.: Медицина, 1969, с.
       199.
      
        -- Osmond H., Smythies J.R.J. Mental Sci. 1952, 98, 309.
      
        -- Friedhoff A. G., Van Winkle E. J. Nervous and Mental Disease, 1962, 135.
      
        -- Boulton A. A., Pollit R. J., Mayer J. R.Nature, 1967, 215, N5097, 132.
      
        -- Ridges A. P. In `Oathomolecular psychiatry. Treatment of schizophrenia." San Francisco,
       1973, P. 120.
      
        -- Stein L., Wise C.D. Science, 1971, 171, N 3975, 1032.
      
        -- Faurbye A., Pind K. Nature, 1968, 220, N5176, 489.
      
        -- Kalmykova L. Jedeen des exakten Wissen, 1972, 10, 635.
      
      
      
      
      

    234

      
        -- Frohman C. E., Crajkowski N. P., Luby E. D., Gattlieb J. S., Senf R. Arch. Gen. Psychiat. 1960, 2, 263.
      
        -- Beckett Fg. S., Senf R., Frohman C. E., Tourney G., Gottlieb G. S. Amer. J. Psychiat., 1962, 118, 995.
      
        -- Лозовский Д. В., Краснова А. И., Фактор М. И., Полянская Н. П., Тихонов В. Х., Глейзер И. И. Вестник АМНСССР, 1969, 4, 19.
      
        -- Кузнецова Н. И., Семенов С. Ф. Ж. невропат. И псих., 1961, 61, N6, 869.
      
        -- Кузнецова Н. И., Зыков Ю. В., Сорокина И. Н. Бюлл. Эксп. Биол. Мед., 1966, 9, 47.
      
        -- Вартанян М. Е. В Кн.: Шизофрения, клиника и патогенез. М.:Медицина, 1969, с.
       294.
      
        -- Снежневский А. В., Вартанян М. Е. Вестник АМНСССР, 1972, 9, 58.
      
        -- Heath R. G., Krupp J. M. Amer. J. Psychiatry, 1967, 123, 1499.
      
        -- Хис Р. Вестник АМНСССР, 1969, 4, 57.
      
        -- Смитс Д. Вестник АМНСССР. 1969, 4, 41
      
      
      

    Социальные и биологические факторы в эволюции

      

    в индивидуальном развитии человека

       Проблема социальных и биологических факторов в развитии человека является сейчас одной из наиболее острых и широко обсуждаемых, но, к сожалению, в этой области до сих пор очень много общих высказываний и не так много конкретных. В какой-то мере хотелось бы восполнить этот пробел, поскольку общие положения о том, что социальные факторы играют ведущую роль, а биологические - подчиненную, и о том, что с развитием человечества биологические факторы все более уступают социальным, - эти положения уже не являются новыми и слишком часто повторяются разными авторами.
       Между тем проблема социального и биологического имеет не только чисто философский характер, но и целый ряд выходов в практически важные области. В дальнейшем мы попутно укажем на эти выходы. Конечно, приходится говорить, начиная
       -- общих положений, а общими положениями здесь являются те, в которых утверждается, что факторы более высокого порядка не снимают полностью, а лишь подчиняют себе факторы порядка более низкого.
      
      
      
      
      

    235

      
       Человек, являясь и организмом, и частью социального целого, не перестает быть при этом чисто физическим телом, и падение о седьмого этажа для него так же гибельно, как и для любого физического тела, состоящего из воды более чем на 60% и не снабженного какими-либо сверхпрочными внутренними и внешними конструкциями.
       Также человек подвержен химическим воздействиям, хотя реакция на них и на более слабые физические воздействия уже регулируется биологическими факторами. Питание, движение, размножение человека остаются такими же, как и у других организмов. И, тем не менее, ведущими в развитии человека все являются факторы социальные.
       Мы питаемся тем, что нам привозят, другими продуктами, чем первобытный человек и животные. Мы регулируем это питание.
       Размножаемость человеческих популяций определяется не только половым влечением, но и целым рядом социальных регулирующих факторов, что приводит в одних случаях к демографическим взрывам, а в ряде развитых стран, наоборот, к сокращению численности населения.
       Короче говоря, факторы физические, химические, биологические, не переставая действовать на человека, в своей основной массе подчиняются факторам социальным, хотя и не полностью. В какой степени и в каких именно случаях - это надлежит выяснить.
      
      
        -- Антропогенез
       Мы не будем вдаваться детально в проблемы антропогенеза, но некоторые разделы антропогенеза чрезвычайно интересны с позиций, которые занимает исследователь, изучающий соотношение социальных и биологических факторов. Переход от животного к человеку, когда бы он ни произошел - а сейчас древность человека оказывается все большей, по новым исследованиям, - связан с целым рядом предпосылок. Общепризнанно, что такими предпосылками являются высокое развитие интеллекта, социальный инстинкт или, вернее, способность к социальному поведению, труд и ряд других условий.
       Все эти условия были нам даны в прошлом, благодаря биологическому развитию человека или, вернее, его предков. Биология создала необходимые предпосылки для перехода человека на социальный уровень, для превращения его в человека. Высокое развитие центральной нервной системы является, вероятно, наиболее важным фактором
      
      
      

    236

      
      -- этом отношении. Некоторые авторы отмечают, что более высокое интеллектуальное развитие в группе близких видов отмечается тогда, когда данный вид животных не ограничивается движением в двух измерениях, то есть по плоскости, а вынужден жить в трехмерном мире, то есть двигаться не только по плоскости, но и по вертикали. Это касается, с одной стороны, животных, живущих а водной вреде, птиц и животных,
       живущих в трехмерном мире, благодаря древесному образу жизни.
       -- живущим в водной среде высокоразвитым в общем животным из млекопитающих относятся китообразные и в меньшей степени тюлени и некоторые другие млекопитающие.
       -- настоящее время чрезвычайно повышен интерес к дельфинам, которые по ряду интеллектуальных показателей ближе всего подходят к человеку. В этом отношении,
       помимо непосредственных наблюдений, интересно и сравнение так называемого коэффициента цефализации, то есть развития мозга. Он был предложен и в первоначальном виде является довольно сложным, но его можно заменить более простым, однако достаточно близким по результатам коэффициентом, который сводится
       -- отношению квадрата веса мозга к весу тела. В этом отношении на первом месте стоит человек, хотя его мозг не является наибольшим по размерам. На втором месте -
       некоторые виды дельфина, слон, человекообразная обезьяна и далее другие млекопитающие /см. табл. I/.
       Данные эти хорошо согласуются с реальным соотношением интеллектуальных показателей приведенных видов, но чем же объяснить, что мы берем не абсолютную величину мозга, а квадрат отношения веса мозга к весу тела? Это объясняется тем, что чем больше размеры тела, тем большая часть клеток мозга должна быть связана с различными отделами тела, и этим самым она выключается из интеллектуальной деятельности, которая основана на ассоциации различных отделов мозга и которая посвящает своей деятельности специальные клетки, не связанные прямо с отдельными участками тела. Абсолютный вес мозга у человека меньше, чем у дельфина, и, тем более, меньше, чем у крупных китообразных и слона, но и обслуживание центральной нервной системы периферических функций тела у человека требуется в гораздо меньшей мере. Поэтому в интеллектуальную деятельность уходит гораздо большая область мозга, чем у ниже развитых, хотя и крупных животных.
       Однако, если бы дело касалось только размеров центральной нервной системы, то возможно, что на определенном этапе развития жизни в сравнительно недавнем
      
      
      
      

    237

      
       палеонтологическом времени предки дельфинов могли стать более развитыми, чем предки человека.
       -- питекантропа, тем более у более низких форм, которые уже считаются гуманоидами - и с полным основанием, - размер мозга был существенно меньше.
       Что же помешало дельфинам обогнать наших предков в переходе на человеческую, социальную стадию развития? Социальный инстинкт у дельфинов развит достаточно высоко, и мы знаем из ряда свидетельств о том, как дельфины оказывают друг другу помощь, а в некоторых случаях даже и другим живым существам, по крайней мере, это известно в отношении помощи со стороны дельфинов человеку. Социальные инстинкты у них находятся на достаточно высоком уровне, однако развитие человека от животного к социальному существу требовало еще одного крайне важного условия: органа труда.
       Мы не будем здесь останавливаться на том, что уже было развито Энгельсом, но остановимся на другой стороне того же вопроса. В развитии человечества, в его социальном развитии необходимым условием было накопление, суммация из поколения
       -- поколение информации, полученной этими поколениями. Именно на этом основано главное в развитии человечества, именно его культура. Но, для того чтобы передать знания из поколения в поколение, недостаточно одного высокого развития центральной нервной системы. Ни один мозг не способен вместить всей информации, которую человечество не только имеет уже сейчас, но и которое оно имело много тысяч лет тому назад. Разделение труда в этом смысле, может быть, и было бы возможно, но оно требовало, в свою очередь, такого высокого развития для самой постановки вопроса,
       которого человечество еще не имело.
       Как же происходила реально эта суммация знаний, приобретенных разными поколениями? Она происходила в форме передачи от поколения к поколению различных необходимых человеку предметов, орудий труда, оружия, одежды, жилищ. То, что у животных имеется только в зачатке: гнезда, корм, иногда, очень примитивные орудия, у человека уже с ранних стадий достигло сравнительно высокого развития.
       Сам факт существования какого-либо предмета уже указывал на целый ряд приобретенных опытом прошлого поколения знаний, его потребление, в первую очередь, и, во-вторых, косвенно указывал, являлся как бы напоминанием о способе его производить, будь это каменный топор, выделанная шкура или какой-либо другой предмет.
      
      
      
      

    238

      
       Таким образом, человечество приобрело, помимо индивидуальной памяти, память общую, внешнюю для отдельного человека, но внутреннюю для его культуры. И такие "записи", постепенно расширялись первоначально в виде производства различных предметов, а в дальнейшем и с переходом к символическим записям - в виде рисунков, в позднее время письма, шифра и других символов.
       Без этой внешней памяти (внешней для индивида, но присущей культуре в целом) суммация знаний имела бы определенный потолок, подняться выше которого было бы практически невозможно, ибо и самый одаренный человек не может знать всего на свете, что знает человечество в целом. Но такая внешняя запись возможна только при наличии органа труда - руки, освобожденной от других нагрузок, от роли органа передвижения, безразлично по равнине или по веткам деревьев, и такой орган был лишь у немногих животных, в том числе и у предков человека.
       В какой-то мере подобную роль мог бы играть хобот слона, может быть, щупальца головоногих, но они не были объединены в одной системе с развитием высшей нервной деятельности в такой степени, какая имелась у человека и, может быть, в те времена у дельфинов.
       Развитие человека в социальном разрезе могло идти только как жесткая система, где выпадение любого звена - интеллекта, социального инстинкта или органа труда - уже нарушило бы возможности его дальнейшего движения вперед.
       Таким образом, именно сочетание всех этих показателей, созданное природой, обеспечивало человеку дальнейшее социальное развитие. Дельфины, не обладающие органами труда и к тому же не обладающие и материалом для такого труда, который был в избытке на поверхности земли, но которого нет в водной среде, по крайней мере, в верхних ее слоях, не могли использовать орудия труда и иные объекты, к которым труд может быть приложен, и поэтому не могли создать себе ту общую память, которая характерна и необходима для развития культуры.
       Действительно, а сейчас мы видим, как элементарные предметы: стулья, шкафы - далеко переживают жизнь отдельного человека, и, как это ни обидно для высокоразвитого разума, такие предметы существуют более длительно. Это - факт, и к тому же факт, полезный и для развития культуры, поскольку эти предметы связывают между собой отдельные поколения и способствуют накоплению знаний, которое невозможно без них.
      
      
      
      
      

    239

      
       Но само развитие центральной нервной системы также представляет собой определенный интерес, и характер этого развития тоже был обусловлен в значительной степени биологической эволюцией, которая подготовила эволюцию социальную.
       Большинство антропологов придерживается теории бельгийского ученого Болька, отметившего, что человек похож не столько на взрослых обезьян, своих ближайших родственников, сколько на детенышей обезьян. Теория Болька в несколько огрубленном виде сводится к тому, что предки человека были как бы неотенической формой по сравнению с ближайшими его родственниками. Под неотенией обычно разумеется развитие животных, задержавшееся на личиночных стадиях, но с увеличением размеров и с развитием органов размножения. Типичным примером неотении является аксолотль
       - водное животное, сохранившее жабры, которые у взрослой формы - амбистомы оказываются уже ненужными при выходе на сушу. Амбистома - хвостатая амфибия может жить и размножаться в двух формах: в развитой взрослой форме и в форме неотенической, то есть в форме аксолотля, живущего в водной среде.
       Это крайний случай. О человеке, может быть, лучше говорить не как о неотенической форме, а как о форме по сравнению с его ближайшими родственниками более детской. При этом речь идет не о полной задержке на детской стадии: тогда мы имели бы перед собой детский мозг и небольшое животное, ни в чем не имеющее преимуществ перед другими приматами и, в частности, перед человекообразными обезьянами. Человек действительно похож на детеныша обезьяны: небольшое лицо, сравнительно с этим лицом большое развитие центральной нервной системы, слабое оволосение, целый ряд других особенностей сближают человека с детенышами обезьян, но у человека имеется не просто задержка, как мы оказали, это не было бы прогрессом.
       -- человека имеется удлинение тех стадий перед рождением и после рождения, которые еще более усиливают развитие центральной нервной системы, еще более сказываются на потере шерстного покрова, на относительно слабом развитии органов движения и жевательного аппарата.
       Благодаря этому человек развивается значительно дольше даже крупных человекообразных обезьян, у которых созревание наступает гораздо раньше, несмотря на то, что, по крайней мере, горилла, существенно превосходит человека по своим размерам, а наиболее близкий к человеку шимпанзе и бонобо не так уж сильно отличаются от человека по своей величине.
       Но и длительность развития тоже играет свою положительную роль. С нею связан, очевидно, более длительный период, когда организм человека способен
      
      
      

    240

      
       воспринимать и закреплять определенные нервно-психические конструкции. Действительно, когда у человека нет такой возможности накопления чисто человеческого опыта, дети, развивавшиеся в таких условиях, после определенного периода оказываются неспособными уже развить нормальную речь и перейти к чисто человеческому образу жизни, если верны рассказы и наблюдения над детьми, воспитывавшимися животными. Есть некоторый предел, после которого завязывание новых связей в нервной системе становится более затруднительным и основные механизмы нервно-психической деятельности уже не могут дальше развиваться, в то время как у полноценного человека, у которого они развиты, они служат основанием для дальнейшего накопления информации и развития интеллектуальной деятельности, то есть для переработки информации.
       Если рассказы о детях, воспитывавшихся животными, вызывают еще известные сомнения и оспариваются некоторыми авторами, то бесспорным является другой факт, который может в данном случае служить также моделью, показывающей большие возможности преобразования центральной нервной системы в период развития и потерю этих способностей в более позднем возрасте.
       Как известно, хирургами-офтальмологами, в первую очередь известным советским офтальмологом В. П. Филатовым, был разработан метод пересадки роговицы
       - прозрачной оболочки, ограничивающей глаз спереди. Если эта оболочка повреждена,
       она покрывается непрозрачными наслоениями - бельмом, и человек видит свет и тени, но не может различать предметы, как мы не можем различать их сквозь матовое стекло. То же бывает и в тех случаях, когда помутнение касается хрусталика - второй по значению преломляющей среды глаза. При помутнении его развивается катаракта, и человек теряет способность различать предметы, видеть их очертания, хотя еще способен различать свет и темноту при совершенно целой сетчатой оболочке, которая является окончательно воспринимающим органом.
       -- обоих случаях, как сказано, зрение теряется. В тех случаях, когда катаракта развилась поздно, ее можно удалить и с помощью соответствующих очков или пересадки искусственного хрусталика восстановить нормальное зрение. Если развилось бельмо, то его удаляют: вырезают участок роговицы и заменяют участком здоровой роговицы, взятой от трупа. В огромном большинстве эта роговица приживается, и у человека восстанавливается нормальное зрение.
       Так бывает у взрослых.
      
      
      
      
      

    241

      
       Если у ребенка развилось бельмо, скажем, в возрасте полугода, то он может дожить до 20 лет, и при пересадке трупной роговицы его зрение восстанавливается практически полностью.
       Если у ребенка врожденное бельмо, то тоже пересадка, но на ранних стадиях развития - в течение первого года или нескольких - дает блестящий эффект. Известны случаи, когда ребенок, потеряв зрение в полгода, до 20 лет не видел своей матери и впервые увидел ее, когда, уже взрослым человеком перенес операцию и получил прозрачную роговицу.
       Но иначе дело обстоит тогда, когда имеется врожденная катаракта или врожденное бельмо и операция не производится до позднего возраста. После определенного возраста, если произвести такую пересадку роговицы при врожденном бельме, несмотря на вполне здоровую среду глаза, хрусталик и сетчатую оболочку, воспринимающую световые раздражения, зрение полностью уже не восстанавливается, все элементы как будто имеются, необходимые для зрения, а зрение оказывается чрезвычайно пониженным.
       Это объясняют тем, что для развития зрения необходимо установление определенных связей в мозгу в первый год или годы жизни. Если эти связи не были установлены, то позже определенного возраста они уже не могут возникнуть в том полноценном виде, в каком они возникают в раннем возрасте.
       Именно поэтому дети, всего лишь полгода сохранявшие нормальное зрение после рождения, могут быть потом прооперированы и в позднем возрасте с полным восстановлением зрения, ибо у них уже установились необходимые связи а мозгу. Но если не было этого периода, когда происходило развитие зрения за счет связей в центральной нервной системе, то поздняя операция уже не дает полноценного эффекта.
       Очевидно, как видно на этом примере, целый ряд механизмов может полноценно развиваться только в период роста и созревания, а позже восполнить утерянное оказывается уже невозможным.
       Поэтому удлинение сроков развития человека имеет особое значение. Получение существенной информации для развития определенных навыков, начиная от навыков движения и кончая высшими интеллектуальными навыками, оказывается, имеет более благоприятные условия, поскольку период, во время которого это может происходить, чрезвычайно удлиняется у человека по сравнению, например, с антропоидами и рядом других млекопитающих. Но, в свою очередь, такой длительный период развития делает
      
      
      
      

    242

      
       человека более беспомощным и нуждающимся в покровительстве родителей или, первоначально, стаи, затем уже общины, в которой они живут.
       Это, в свою очередь, делает необходимым усиление связей как в смысле их прочности, так и в смысле большей дифференцированности.
       Первоначальный фрейдизм самого Зигмунда Фрейда практически отрицал значение социальных инстинктов, социальных влечений, придавая значение, в первую очередь, сексуальным влечениям и инстинкту самосохранения. Социальное поведение поэтому трактовалось, в основном, как результат принуждения со стороны общества.
       Насколько это нелогично, можно видеть из того, что не только человек, но даже низшие животные, вплоть до рыб, имеют тенденции к совместному существованию, хотя ничто не ограничивает их возможности уйти из стаи. И странно было бы предположить, что у наиболее социального представителя живой природы - у человека - нет тех социальных инстинктов, которые есть у значительно более низко развитых организмов.
      
       Но возникает вопрос, какие же были пути развития социальных инстинктов у человека, настолько превосходящих социальные инстинкты его ближайших сородичей?
       Здесь позволительно высказать гипотезу, связанную с гипотезой Болька, следует лишь оговорить, что гипотеза Болька, бесспорно, видимо, верная в своей основе, конечно, не исчерпывает всего морфологического развития человека
       Удлинение тех стадий, на которых происходит развитие мозга и которые приближают человека к детенышам обезьян, даже морфологически имеет значение, вероятно, и для развития социального инстинкта. Дело заключается в том, что детеныши большинства животных обладают меньшей агрессивностью и большей социальностью, если можно так выразиться, чем взрослые животные.
       Мы видим, как детеныши хищников, в том числе домашних, прирученных хищников: собаки и кошки, уже обладая когтями и зубами, способными изувечить и даже убить своего сверстника, пользуются ими сравнительно мало. В играх они редко наносят друг другу повреждения, стремятся друг к другу в моменты игры, не проявляют большой мстительности при полученных травмах, в то время как взрослые животные в этом отношении оказываются более жестокими, агрессивными, а в ряде случаев и мстительными.
       Чем это обусловлено? Очевидно, это обусловлено тем, что наличие агрессивных влечений у детенышей приводило бы к огромному отходу молоди, родившейся и
      
      
      

    243

      
       живущей совместно в одной семье или одном стаде. Естественный отбор здесь заранее, вероятно, за много миллионов лет работал в сторону снижения агрессивности молоди по сравнению со взрослыми животными, нуждающимися в агрессивности для самозащиты или борьбы за самку.
       И вот эти социальные черты, очевидно, связаны с какими-то отделами мозга, которые при удлинении развития также развиваются особенно сильно и приводят к сохранению социальных влечений и социального поведения даже у взрослых представителей людского рода.
       То же относится и к интеллектуальной деятельности.
       Если размеры мозга позволяют получить больше информации и лучше ее переработать, то наряду с этим мы должны отметить, что у детенышей имеется особый вид деятельности - игра. Целый ряд авторов указывают на значение игры как источника опыта и познания на этой стадии организма, еще совершенно бескорыстного, когда в игре узнаются и новые приемы борьбы, и новые ситуации, и в какой-то мере новые объекты, которыми взрослые животные, может быть, и не заинтересовались бы.
       -- точки зрения теории Болька, вероятно, что эти две особенности, то есть более социальное поведение и бескорыстное стремление к познанию, любопытство,
       выявляющееся, в частности, в порядке игры, должны сопутствовать тем морфологическим изменениям, которые навели Болька на мысль о ювенилизации, то есть большей деятельности молодости у предков человека и, тем более, у современного человека.
       -- этой точки зрения, расширенная теория Болька гармонично объясняет как морфологическую эволюцию, так и интеллектуальную эволюцию, и эволюцию эмоциональной стороны, и более бескорыстный интерес к внешнему миру и к более социальному поведению.
       Конечно, наряду с этим основным направлением, как сказано выше, естественный отбор работал, дошлифовывая облик человека как морфологически, так и с точки зрения поведения. С морфологической стороны особенно ярко это проявляется в некоторых особенностях строения лица, резко выраженном подбородке, выступающем вперед носе, потере шерстного покрова, за исключением отдельных участков, в частности на голове, в подмышечных впадинах и на лобке, и, наконец, в развитии стопы.
      
      
      
      
      
      

    244

      
      -- обезьян различия между стопой и кистью руки гораздо меньше, чем у человека.
       -- человека стопа приспособилась к передвижению по земле, потеряла роль хватающего органа, но зато освободила руки для более совершенных движений, связанных с трудом.
       В частности, на это опирается интересная гипотеза В. П. Алексеева.
       Антропологами отмечается, что кисть неандертальца, нашего непосредственного предшественника, является не такой гибкой и более неуклюжей не только по сравнению с человеческой кистью, но и, по-видимому, с более отдаленными нашими предками.
       Существуют разные мнения, в том числе мнение, что неандерталец является не прямым предком человека разумного, а боковым ответвлением, характерным преимущественно для Европы того времени. Но многие придерживаются другого мнения, а именно что неандертальская стадия была типичной для развития человечества
       -- целом.
       -- таком случае ухудшение строения кисти на неандертальской стадии казалось бы загадочным, но В. П. Алексеев дает этому, как нам кажется, очень интересное,
       разумное объяснение.
       Дело в том, что генетические факторы, обусловливающие развитие организма человека, можно разделить, как показал в своих исследованиях С. Райт, на целый ряд групп. Так, есть факторы, влияющие на размеры всего тела и на его форму. Есть факторы, влияющие только на конечности, причем они влияют параллельно и на передние, и на задние конечности. И, наконец, есть факторы, которые влияют сравнительно изолированно на передние конечности, а у человека соответственно на верхние, и отдельно на задние, а у человека соответственно на нижние конечности.
       Тогда понятно, что развитие человека могло на определенной стадии привести к огрублению и меньшей приспособленности кисти.
       Действительно, при переходе исключительно к наземному образу жизни одним из главных проявлений должно было бы быть улучшение передвижения по земле, но ноги большинства обезьян к этому мало приспособлены. Человек, уступая в этом отношении большинству четвероногих животных его размера, все же передвигается по земле гораздо лучше, чем, например, человекообразная обезьяна.
       Этим он обязан своей плотной стопе, которая потеряла прежнюю гибкость, но зато стала более приспособленной для бега, ходьбы и прыжков по земле.
      
      
      
      
      

    245

      
       Если это приспособление на определенном этапе было особенно важным, и естественный отбор на этой дочеловеческой еще, по существу, стадии шел интенсивно в сторону увеличения плотности стопы, то возможно, что в этом принимали участие не только факторы, действующие изолированно на нижние конечности, но и те, которые действовали на верхние конечности, поскольку требования отбора были неотложными, и некоторое ухудшение кисти руки искупалось значительным улучшением стопы. Лишь после того как было достигнуто хорошее развитие нижних конечностей, мог пойти уже более тщательный отбор специфических наследственных факторов на улучшение только кисти руки.
       Таким образом, развитие человека в эволюционном разрезе было подготовлено биологическими факторами и дальше шло в значительной степени под контролем биологических факторов.
       Однако уже когда возникла ситуация, требующая удлинения развития человека на ранних стадиях его онтогенеза, то это, в свою очередь, потребовало социальных преобразований, и здесь социальные преобразования, сплочение первобытных общин и удлинение развития стимулировали друг друга. Сплочение общин способствовало удлинению развития, а удлинение развития требовало большей силы общин.
       Таким образом, первые шаги развития человека шли преимущественно под биологическим контролем.
       Несомненно, что большую роль сыграл и отбор определенных социальных особенностей человека. Идея, высказанная в отношении животных Кропоткиным, о развитии взаимопомощи у высших животных, бесспорно, была правильной и для человека в межгрупповом отборе. Эта проблема была освещена, возможно, не всегда в точных выражениях, В. П. Эфроимсоном в его статье в "Новом мире". И если отдельные ее положения давали повод для критики, то в целом, конечно, межгрупповой отбор способствовал тому, что выживали лучше общины с более альтруистическими чертами. Но этот вопрос мы затронем несколько позже, когда будем говорить о проявлениях альтруизма, зависящих от социальных факторов. Постепенное развитие человечества привело к тому, что все более и более человек зависел от общины и меньше от условий внешней среды.
       Этим в значительной степени объясняется то, что люди самих разных рас и народов оказываются в основном чрезвычайно похожими в своих интеллектуальных и эмоциональных проявлениях.
      
      
      
      

    246

      
       Если природная среда и была различна для разных ветвей человеческого рода в Африке, Северной Европе или в Азии, то основной средой была среда социальная, приспособление к которой и обусловливало развитие основных человеческих черт.
       Но это постепенное освобождение от влияния природных условий сыграло и другую роль - в расообразовании. На первых этапах, по мнению антропологов, когда формировались первичные расы, роль внешней среды была еще очень велика, и особенности тропической /черной/ расы, европеоидной /белой/ и монголоидной /желтой/
       -- значительной степени, очевидно, объясняются условиями, в которых формировались эти расы.
       Густая пигментация кожи негров и близких им народов защищает их от действия ультрафиолетовых лучей, которые для белой кожи, не защищенной одеждой, являются если не губительными, то во всяком случае, несомненно, пагубными факторами, вызывая тяжелые ожоги.
       Курчавые волосы негров-бушменов и близких им народов также являются приспособлением, защищающим от перегрева головы, поскольку создается воздушная подушка, хорошо изолирующая голову от почти вертикальных лучей тропического солнца.
       Наоборот, у монголоидов, родина которых, по-видимому, находится на северо-востоке Евразии, развились другие черты: плоское лицо, защищающее от обморожения, узкий разрез глаз и мало выступающая слизистая губ обеспечили им наибольшую приспособляемость в этих районах.
       Что касается европеоидов, то, живя также на севере, но в климате, более близком морскому, с туманами, и большой облачностью, они меньше подвергались действию солнечных лучей и страдали от недостатка в пище витамина Д. Но известно, что витамин Д может вырабатываться в коже под влиянием ультрафиолетовых лучей. Поэтому защита от ультрафиолетовых лучей в таком районе была бы явно непригодной.
       -- светлая окраска кожи, вероятнее всего, объясняется здесь именно этим моментом.
       -- гинекологов были наблюдения, недостаточно, правда, проверенные, что при родах у блондинок реже бывают разрывы. Это наблюдение относится к средней полосе России, и трудно сказать, связано ли оно действительно со слабой пигментацией кожи,
       которая будто бы дает большую ее эластичность, или это основано на случайной корреляции, в связи с чем здесь имеется выход из различных районов, где различия в
      
      
      
      
      

    247

      
       эластичности кожи могли быть чисто случайными и случайно сочетались с разной пигментацией.
       Во всяком случае, несомненно, что морфологические черты трех основных рас в значительной степени формировались под влиянием природных условий
       Физиологические черты, как мы увидим, еще долго будут зависеть от тех или иных биологических условий, но морфологические скоро вышли почти целиком из-под влияния естественного отбора. Одежда и орудия обеспечили сравнительно белокожим арабам жизнь под тропиками, так же как и некоторым другим ветвям белой расы. Желтая раса распространилась от Арктики до Малайского архипелага, и, хотя на севере
       -- юге она имеет некоторые различия, основные признаки сохранились, кроме пигментации, достаточно хорошо.
       Ряд физиологических различий, как сказано, до недавнего времени зависел от природных условий, но снятие давления отбора с морфологических признаков привело к тому, что морфологические признаки оказались под влиянием другого фактора, конкурирующего с отбором, - так называемого дрейфа генов.
      
      
      
      
      
      
      
      

    248

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Малиновский Александр Александрович
  • Обновлено: 09/07/2017. 694k. Статистика.
  • Монография: Естеств.науки
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.