Мальханова Инна
Королевский зал

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Мальханова Инна
  • Размещен: 02/02/2008, изменен: 17/02/2009. 167k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:

    Инна Мальханова

    Королевский зал

      

    (Повесть временных лет)

    Глава 1.

    "Самурай живёт, ни на мгновение не забывая о смерти"

    Из "Хакагурэ" - Кодекса самурая

       Летом 1946 года при въезде в разбомблённый немецкий Кёнигсберг висел громадный красный транспарант с белыми русскими буквами: "Восстановим наш родной Калининград!". Именно его-то и увидела первым делом семья офицера-фронтовика, потомственного уральского казака из Оренбурга Антона Мартова, когда подъезжала к вокзалу, от которого фактически ничего не осталось, кроме железнодорожных путей.
       От Москвы до Калининграда поезд шёл три дня и три ночи, и дорога для однорукого инвалида войны Антона Мартова, для его жены красавицы-украинки Натальи и троих детей, из которых самому младшему был всего один годик, оказалась очень утомительной. Однако старшие дети - десятилетняя Света и шестилетняя Нина - были в восторге от путешествия: всю дорогу они смотрели в окно, с удовольствием пили сладкий чай из стаканов с подстаканниками, который регулярно приносила проводничка, и самостоятельно залезали на верхнюю полку. Ведь такое прекрасное и такоё далёкое путешествие они совершали впервые в жизни!
       Антона Мартова, дослужившегося на фронте до звания капитана, теперь переводили вместе с семьёй в Калининградское Военно-инженерное училище для преподавания курсантам основ фортификации и сопротивления материалов. Правда, до конца войны ему дослужить не удалось: в 1944 году он получил смертельное ранение в левое лёгкое и левую руку и попал в госпиталь. Он так бы и истёк кровью, лёжа на земле среди других раненых, если бы, в отличие от них, простых солдат, не был уже офицером, почему его и положили на операционный стол первым, что только и спасло ему жизнь. Антону ампутировали руку, вынули пули из лёгкого, зашили спину, оставив на ней глубокие длинные рубцы, и отправили в тыловой госпиталь.
       Когда же он, умирающий, в конце-концов всё-таки выжил благодаря безответной любви одной из медсестёр, подкармливавшей его из своего голодного пайка, и попал домой, то весил всего сорок четыре килограмма. Антон целый год молча лежал отвернувшись к стене, ничем не интересуясь и просто не желая жить, потому что на войне видел такое, что высасывает душу из живого человека и делает из него мертвеца. Много лет спустя он как-то случайно упомянул при детях, что на Ленинградском фронте у них в части был толстый бухгалтер, который однажды вышел на улицу и не вернулся: его просто поймали и съели голодные советские люди. И это было единственное, что за всю свою жизнь дети услышали от отца про войну, о которой в стране-победительнице десятки лет без конца писали газеты, создавались оптимистические кинофильмы, издавались художественные книги и мемуары.
       Уже потом, став взрослой, Света узнала, что в Ленинграде за многие месяцы блокады погибло от голода более миллиона человек, то есть чуть ли не всё население города. При этом, в буквальном смысле слова умирающие от голода сотрудницы ВИРа (Всесоюзного Института Растениеводства) свято хранили уникальную коллекцию семян, в том числе и мешочки с различными сортами гороха, чечевицы, гречки, пшеницы... Они не тронули ни одного зёрнышка и, погибая сами, всю гигантскую коллекцию сумели сохранить для людей, для будущего и для науки... А ещё позже оказалось, что громадные городские склады с запасами продовольствия в самом начале войны были по приказу сверху специально подожжены НКВД (Народный Комиссариат Внутренних дел), чтобы они не достались фашистам, так как Кремль был уверен, что Ленинград не устоит и сдастся врагу...
       Скорее всего, Антон либо сошёл бы с ума, либо тихо зачах в своём тёмном углу, если бы через год у них с женой не родился сын - очаровательный, похожий на девочку, спокойный и улыбчивый Андрюшка. И вот этот крохотный ребёнок - наконец-то сын! - потихоньку вытащил своего отца практически с того света. Глядя на его милое личико, на маленькие ручки и ножки, Антон постепенно оттаял душой и снова научился разговаривать и даже улыбаться. Понятно, что он любил своего Андрюшку-спасителя больше всего на свете.

    *

       Военный городок располагался на отшибе - в близком пригороде Калининграда. Он состоял из нескольких десятков очаровательных немецких домиков под красными черепичными крышами, окружённых миленькими палисадниками, где, в зависимости от летнего месяца, всегда что-нибудь цвело: яблони, вишни, маттеолы (ночная красавица) или же белая и фиолетовая сирень. Каждый пряничный домик имел парадный и чёрный вход, чердак, жилую комнатку-мансарду под самой крышей, три большие смежные жилые комнаты, а также просторный зацементированный подвал - хотя и без электричества, но зато с небольшим застеклённым окошком у самой земли, которое давало достаточно света и делало подвал уютным и нестрашным даже для детей. Кроме того, каждый дом имел вторую зеркальную, совершенно отдельную и тоже трёхкомнатную половинку с кухней, где проживала соседняя семья другого военнослужащего. Конечно, совсем недавно здесь жили другие люди - немцы, но после войны все они из своих бывших владений были куда-то выселены, и теперь эти совсем нерусские, почти что сказочные пряничные домики заселяли советские военнослужащие...

    *

       Это лето на крохотной Львовской улице военного городка было для Светы и Нины, наверное, самым счастливым из всего их послевоенного детства. К восторгу детей, в их новом доме обнаружилась полосатая серая кошка тигровой окраски, которую за миниатюрные размеры назвали Манюней. Теперь дети без конца играли с ней в садике под вишнёвыми деревьями и кормили сырой килькой. К счастью, в эти голодные послевоенные годы, когда в казённых магазинах практически не имелось ничего, кроме соли и чёрного хлеба, а за кусочком сливочного масла, если его вдруг привозили один раз в два-три месяца, приходилось стоять в очереди несколько часов, в Калининграде на рынке иногда можно было купить свежую рыбу, даже деликатесных копчёных угрей, а летом и осенью - ещё и дары местных садов и огородов - яблоки и помидоры.
       Этим летом Света впервые открыла для себя Жюля Верна. Сидя на лавочке под вишнями, с Манюнькой на коленях, она запоем читала "Пятнадцатилетнего капитана", "Таинственный остров" и "Детей капитана Гранта". Окружающий мир казался ей полным необыкновенных тайн и приключений. Стоит напомнить, что тогда человечество ещё не знало телевидения, а эра Гарри Поттера должна была наступить более чем через полвека...
       Единственным, что связывало семью Антона Мартова со всем остальным миром был громадный ламповый радиоприёмник, стоявший на столе в комнате родителей. Из-за большой удалённости Москва по нему почти не прослушивалась, зато Польша, "самый весёленький барак социалистического лагеря" - просто отлично, и Наталья, крутясь по хозяйству, постоянно слушала эстрадную музыку и польские песни, а потом постепенно даже начала понимать польскую речь. В военном городке электричество было единственным бытовым удобством, в то время как воду приходилось носить из колодца, а готовить на большой печке, которая стояла на кухне и топилась дровами.
       Однако у немцев, разумеется, всё было не как у людей: колодец оказался не деревянным со сгнившим срубом, как в русских деревнях, а чистым, аккуратным, с цементнымии кольцами до самого верха и с плотной крышкой, чтобы в воду, не дай бог, не упал ни один листок с соседнего дерева. А в печку был вмонтирован большой чугунный котёл, в котором Наталья ловко купала детей и грела воду для стирки и других хозяйственных надобностей. Подвал же, чистый и сухой, предназначался для дров: их предстояло напилить и наколоть на всю зиму, которая, к счастью, была здесь совсем тёплой - часто с плюсовыми температурами, холодным дождём и почти без снега, так что калининградские (а до этого - кёнигсбергские) ребятишки совсем не знали, что такое санки, коньки или лыжи.

    *

       Сегодня, как и всегда, Антон пришёл из Училища поздно. Но Наталья, уложив детей, сама ещё не спала - она ждала его, чтобы вместе напилить очередную партию дров. К счастью, было полнолуние и палисадник озарялся ярким, каким-то сюрреалистическим светом, а деревья, отбрасывавшие контрастные чёрные тени, казались театральными декорациями. Однорукий Антон с женой ещё часа два пилили дрова, сбрасывая с козел на землю толстые деревянные кругляши, которые предстояло затем наколоть, просушить, если позволит погода, в поленницах на улице, а потом через слуховое окошко сбросить в подвал.
       Вернувшись домой, обессиленная Наталья для порядка заглянула в детскую, убедилась, что дети спят, а затем и сама рухнула в постель. Но на самом деле заснули не все: Света всё ещё жила приключениями жюльверновских героев, о которых сегодя, как вчера, как позавчера, читала целый день. Там был удивительный, прекрасный мир, попасть в который не представлялось никакой возможности. И надо ещё ждать всю ночь до завтра, чтобы засесть за следующую книжку, а затем рассказать младшей сестре о том, что она прочитала.
       Света думала о том, что приключения могут быть везде, надо только внимательно смотреть вокруг, наблюдать, делать выводы. И тут она вспомнила, что прямо напротив их дома за живой изгородью из буйно цветущего шиповника стоит точно такой же дом, как их. Кажется, он полон тайн. Света живет на этой улице уже три месяца, но ни разу не видела, чтобы из его трубы шёл дым, чтобы кто-то входил или выходил из дома, чтобы люди собирали цветы или яблоки в саду. Здесь что-то не так! Может быть, там кто-то скрывается, немецкие шпионы, например. И поэтому они не появляются днём - ведь они должны вести ночную жизнь, чтобы их не разоблачили. А что, если они собираются отравить колодец? Никто пока и не догадывается об этом, но Света должна выследить врага и всех предупредить.
       Нельзя было терять времени. Света тихонько оделась, но сандалии, чтобы не стучать по полу, надевать не стала. Она залезла на подоконник, открыла окно и ловко спрыгнула в сад. Пробираясь босиком по мокрой траве, нагибаясь под росистыми кустами сирени, она почти обогнула свой дом сзади и приблизилась к чёрному ходу, чтобы затем выйти на парадную дорожку к калитке, ведущей на улицу. И вдруг девочка остановилась: она услышала чьи-то тихие рыдания. Прячась за сиренью, она прошла ещё несколько шагов и увидела сидящего на крыльце ...солдата в немецкой форме. Он смотрел на луну, а по его лицу текли слёзы. Свете стало очень страшно, она попятилась назад, добралась до спасительного окна, подтянулась на руках и бросилась в постель. Утром она всё расскажет родителям, и тогда все, вооружившись, пойдут в тот дом напротив и поймают этого фашиста. А потом она об этом напишет книгу, как Жюль Верн или даже ещё интереснее...

    *

       Утром у Светы неожиданно поднялась температура, и она даже бредила - всё говорила о каком-то немецком шпионе, который сидит у них в саду.
       - Мама, мама, ну я же сама его видела сегодня ночью! Он был в немецкой форме - сидел на нашем заднем крыльце и плакал. Я правду говорю. Давай пойдём туда ночью - сама всё увидишь.
       - Успокойся, Светочка, какие тут могут быть фашисты? Ты же сама знаешь: война-то ведь уже кончилась. Просто тебе приснилось что-то не то. Начиталась книжек про всякие приключения - вот и результат.
       - Мама, но ведь это был не сон, я тебе точно говорю!
       - Ладно, не спорь, лучше ещё раз померяй температуру и выпей аспирин. Потом пропотеешь и может быть поспишь. И перестанешь думать про каких-то там фашистов.
       Наталье пришлось вызвать военного врача Софью Владимировну и несколько дней ставить горчичники и лечить ребёнка аспирином. У Светы, как это ни странно, оказалась сильная простуда - и это несмотря на тёплую летнюю погоду, которая вот уже много дней держалась в городе. К счастью, аспирин удалось купить в аптеке, а горчичники, вечный дефицит советской жизни, были припасены у Натальи заранее на всякий случай.
       После болезни Света как-то вдруг сразу сильно вытянулась и повзрослела. Она стала более замкнутой и задумчивой, но по-прежнему увлекалась приключенческими книжками, проводя оставшиеся до начала учебного года дни в садике под вишнями с очередной книжкой Жюля Верна в руках.
       Света поняла, что снова говорить с родителями о немецком солдате совершенно бесполезно - они ей так и не поверили. Поэтому выследить и обезвредить его она должна сама, полагаясь только на собственные силы. А ведь до начала учебного года оставалось всего несколько дней. Начнутся занятия, дни станут короче, и тогда ей уже будет совсем не до этого - Света всегда была отличницей и к урокам относилась крайне серьёзно.
       В одну из ночей девочка снова открыла окно и, захватив с собой папин фонарик "летучая мышь", спрыгнула с подоконника в сад. Но на этот раз она предусмотрительно скинула вниз свои сандалии, чтобы опять не простудиться и не заболеть. Крадучись под кустами сирени, она пробралась к заднему крыльцу, но там на этот раз, к сожалению, никого не было... Значит, он, точно, скрывается в вечно пустующем доме напротив, окружённом сплошной изгородью из кустов цветущего шиповника.
       Света вышла за калитку, вошла в палисадник загадочного дома. Как и всегда, в доме не светилось ни одно окошко. Впрочем, сейчас это было совершенно естественно - ведь стояла глубокая ночь. Света обошла дом вокруг. В палисаднике не видно никаких признаков жизни - не сушилось на верёвке бельё, не валялись игрушки, не стояла, как у всех, кадка с водой, а под деревьями не было даже лавочки, где вечерами обычно сидят русские жители этих прелестных немецких домиков под красными черепичными крышами.
       Свете было очень страшно - а вдруг он набросится на неё из какого-нибудь куста. Тогда он, точно, её просто задушит, чтобы она его не выдала. Однако ради спасения колодцев от отравления наша героиня была готова даже умереть. Но в саду не было слышно ни шороха, ни звука, и это немного успокоило девочку. Она вплотную подошла к дому, заглянула в окошко, но ничего не увидела. Светить внутрь фонарём не решилась - ведь этим она сразу разоблачит себя. Она неслышно подкралась к чёрному входу и поднялась на цементное крыльцо. Тихонько взялась за ручку и толкнула дверь. Удивительно, но дверь оказалась не заперта! С бьющимся сердцем и дрожащими коленками Света вошла внутрь.
       Впрочем, пока что она не очень-то и рисковала - ведь во всех этих немецких домиках задняя дверь вела не в жилые комнаты, а прямо в кухню. Разумеется, ночью в кухне никого не было и быть не могло. Тихонько ступая, Света прошла дальше. Она не включала фонарика, и глаза её быстро привыкли к ночной темноте. Следующая комната оказалась совершенно пустой - в ней не имелось даже мебели. Осмелев, Света двинулась дальше - то же самое она увидела и во второй, и в третьей комнате. Никакого признака того, что здесь кто-то живёт или хотя бы иногда бывает. На пыльном полу не видно никаких следов. Девочка почувствовала одновременно и разочарование, и облегчение: а она-то готовилась к необыкновенным приключениям, чуть ли не к самому страшному...
       Вернувшись домой, Света никак не могла заснуть. Во-первых, она только что сильно перенервничала. Ну а во-вторых, она пыталась понять, куда же делся тот вражеский солдат, и где он теперь скрывается. Уйти он вряд ли сможет - кругом бдительные советские люди, только что пережившие Отечественную войну против немецких фашистов. Каждый сделает всё, чтобы его остановить. Значит, он всё-таки где-то прячется, и, что вполне вероятно, может быть, даже в светином доме! Однако ни на кухне, ни на чердаке, ни в жилых комнатах, ни в саду это просто невозможно - и взрослые, и особенно дети, облазили здесь, причём неоднократно, каждый уголок. Значит, остаётся только подвал...
      

    Глава 2.

       Наталья очень торопилась. Лето кончалось, а она ещё не заготовила достаточно дров на зиму. Последние два воскресенья она целыми днями пилила с мужем дрова на деревянных козлах в палисаднике перед своим домом. Однорукий Антон мог работать только правой рукой, следовательно, Наталья - только одной левой. Она быстро уставала, и поэтому ей приходилось часто отдыхать. Девочки крутились рядом. Они оттаскивали подальше короткие кругляши, падающие с козел, чтобы они не мешались под ногами родителей. Всю последующую неделю, пока муж был на работе, Наталья сама рубила кругляши на поленья, а девочки складывали их в поленницы прямо на улице. Им всем очень повезло, что вот уже две недели стояла тёплая, солнечная, совершенно нетипичная для Кёнигсберга погода, и дрова удалось хорошо подсушить прежде чем скидывать в подвал.
       Сегодня Света не смогла ни минуты посидеть в саду под вишнями и почитать очередную книжку своего любимого Жюля Верна. Целый день девочки разрушали поленницы, стоящие на улице перед домом, через маленькое окошко у земли сбрасывали поленья в подвал, а затем уже там - снова складывали другие поленницы на долгое зимнее хранение.
       Света первой спустилась в подвал, захватив с собой папин фонарик. Пока что, если не считать пары лопат, тяпки и топора, подвал был совершенно пуст. Освещая метр за метром пол, потолок и стены подвала фонариком, Света внимательно рассматривала всё, что видела в неярком плящущем электрическом кругу. Стена и потолок оказались совершенно обычными и неинтересными. А вот цементный пол был какой-то странный. Он казался выложенным отдельными плитами, однако внимательно присмотревшись, Света поняла, что пол всё-таки был монолитным. Просто на нём застыли борозды, когда-то проведённые строителями, заливавшими цемент, что теперь и создавало иллюзию отдельных каменных плит. Пока Света совершенно не понимала, для чего собственно была сделана эта явно лишняя работа. Для красоты? Но какая же красота в полутёмном подвале, куда люди заходят лишь изредка, только для того, чтобы набрать дров для печи или же отсыпать картошки из мешка с зимними запасами. К тому же, эти борозды даже создавали определённое неудобство: в них набивалась грязь и песок, что было совсем ни к чему, когда весной приходилось мыть или подметать освободившийся подвал, засыпанный землёй и кусочками коры, упавшей с поленьев.
       Света снова обошла всь подвал, внимательно вглядываясь в фальшивые квадраты. И вдруг она обнаружила, что, в отличие от остальных, один квадрат представляет собой не монолит, а настоящую, отдельную плиту с очень узкими, но глубокими щелями по периметру. Света постучала топориком по плите - под ней была пустота...
       Шестилетняя Нина прилежно таскала поленья и сбрасывала их в слуховое окошко. На цементном полу подвала их накопилась уже целая горка. Света попробовала поддеть край плиты топором, но он никак не проходил в слишком узкую щель. Теперь Света знала, что ей надо делать дальше. А пока принялась подбирать поленья и складывать их в поленницу, которая, разумеется, находилась в самом дальнем углу подвала. Главное заключалось в том, чтобы оставить свободной именно эту часть подвала - не загородить плиту ни дровами, ни картошкой, которую на днях должны были привезти из соседней деревни для семьи военнослужащего Антона Мартова.

    *

       - Нин, ты ещё не спишь?
       - Нет, а что?
       - Слушай, я знаю такой секрет, такой, ты просто не представляешь! Я тебе расскажу, если ты поклянёшься никогда, никому о нём не рассказывать, даже папе с мамой.
       - Света, ты что, конечно никому никогда! Клянусь тебе!
       - Ну смотри! Знаешь, у нас в подвале есть подземный ход. Давай туда пойдем и посмотрим, куда он ведёт.
       - Давай! А вдруг там кто-нибудь сидит?
       - А мы спустимся тихонько. Если кто-то сидит, то он нас не увидит, ведь он же не знает, что мы открыли его тайну. Мы тогда вылезем обратно и позовём папу. А уж он-то с кем хочешь справится.
       - Что, прямо сейчас пойдём?
       - Нет, ты что! Надо ещё подготовиться - взять с собой фонарик, припасы, вдруг ход такой длинный, что нам придётся долго идти. Я насушу на печке сухарей, возьму папину военную фляжку с водой, тогда и пойдём. Всё сами исследуем, а уж потом, может быть, и им тоже расскажем.
       - Как интересно! Только, давай, готовься быстрее, а то я долго ждать не могу...

    *

       В одну из ночей, когда родители уже спали в соседней комнате, девочки, захватив папин кинжал, который он, как и свою походную алюминиевую фляжку, тоже принёс с недавней войны, тайком спустились в подвал, где теперь у противоположной стены ровными рядами стояли поленницы, приятно пахнущие свежей древесиной. На самом деле, это был не совсем кинжал, а примкнутый трофейный штык с немецкой винтовки, о чём девочки даже и не подозревали, а сам отец никогда не говорил об этом. Кинжал - это вам не топор, и его лезвие легко вошло в щель на полу подвала. С трудом Света приподняла плиту, а затем навалилась на неё всем телом. К её удивлению, плита легко поднялась вертикально и стала неповижно. Похоже было, что одна её сторона, видимо, была даже укреплена на каких-то шарнирах.
       Дети заглянули внутрь, но не увидели ничего, кроме темноты. Света бросила вниз камешек - звук падения раздался где-то глубоко внизу. Но воды там не было - камешек сухо, без бульканья, стукнулся о твёрдое дно. Фонарик тоже помог мало - его луч не проникал так далеко, как требовалось. Были только видны бесконечные бетонные, как в колодце, кольца, уходящие вниз, да тоненькая металлическая лестница, вделанная в цемент и ведущая в таинственную глубину.
       - Ну что теперь будем делать? Пойдём домой или полезем вниз?
       - Ты что, зачем же мы так долго готовились, неужели чтобы вернуться домой? А ты боишься, что ли?
       - Нет, конечно! Ничего я не боюсь. Только ты лезь первая, а я - за тобой, ладно?
       - Правильно, разве же я тебя первой пущу? И не думай. А если что - то сразу вылезай наверх.
       Света спустилась в тёмный провал первой, Нина за ней, а потом старшей сестре, чтобы замести все следы, ещё и пришлось с большим трудом, балансируя на тоненькой лестнице, опускать за собой плиту, ведущую в подземелье.
       Спуск по металлической лестнице оказался очень долгим. Руки болели от непривычной гимнастики, было страшно и почти что темно. Фонарик, ничего не освещал внизу, а только лишь ближайший кусочек бетонной стенки. Он, скорее, мешал, чем помогал, так как его приходилось держать в руке, стараясь одновременно покрепче цепляться за холодные металлические перекладины, вонявшие ржавчиной. Вертикальный колодец наконец-то всё-таки кончился, и девочки снова ощутили под ногами твёрдый цементный пол. К счастью, внизу было совсем сухо и даже не очень страшно.
       Оказалось, что подземный ход ведёт ещё дальше: из колодца под прямым углом куда-то уходили тоже цементные кольца, но только теперь такого большого диаметра, что по ним могли не сгибаясь пройти взрослые люди совсем не маленького роста. Девочки остановились, не зная, на что им теперь решиться - то ли идти дальше, или же всё-таки вернуться домой к маме и папе. И вдруг Света заметила, что в конце тёмного тоннеля виднеется слабый свет. Она обрадованно прошептала сестрёнке: "Теперь я точно знаю! Это же выход в тот самый дом напротив, где никто не живёт. Конечно, он где-то там и скрывается. Мы найдём его, и тогда они мне поверят". И дети, светя "летучей мышью" себе под ноги, осторожно пошли вперёд.
       По мере приближения к освещённому участку тоннель всё больше и больше расширялся и наконец превратился в довольно просторный квадратный коридор с настоящими стенами, потолком и полом. С изумлением сёстры увидели, что в коридоре желтоватым светом горят пыльные электрические лампочки. В коридоре, как и везде до этого, не было ни души и не слышалось никаких звуков. Теперь по бокам коридора, слева и справа, находились толстые металлические, как в бункере, двери, но все они оказались закрыты. Впрочем, девочки и не собирались их открывать, ведь это им было бы и не под силу. Свете и Нине почему-то вдруг стало очень страшно. Какой-то мёртвый коридор, мёртвый свет, неестественная тишина. Всё это было похоже на затянувшийся кошмарный сон, в котором время остановилось навеки. В этот момент Света ужасно пожалела, что влипла в эту странную и опасную историю, а, главное, втянула в неё свою малышку-сестрёнку.
       Пройдя мимо нескольких наглухо закрытых бронированных дверей, девочки наконец заметили, что дальше по коридору имеется ещё и несколько дверей распахнутых настежь. Что ждало их там, за этими дверями? Фашисты с автоматами, привидения, мертвецы, скелеты, мины под ногами? Всё возможно в таком страшном месте, где нельзя ждать помощи ни от кого на свете. Света с ужасом подумала, что если они здесь погибнут, то так и останутся погребёнными навеки в этом подземелье, на сером цементном полу, и никто из оставшихся наверху людей, так и не догадается, куда же это они исчезли, никто не найдёт их больше никогда...
       Девочки стали двигаться с ещё большей осторожностью. На цыпочках подошли они к первой открытой двери и, прячась за её створкой, заглянули внутрь. Большое помещение с глухими стенами тоже освещалось несколькими тусклыми электрическими лампочками. Это был какой-то склад. Снизу до самого потолка поднимались стеллажи, заставленные деревянными ящиками. Некоторые из них были взломаны, оторванные доски валялись на полу. А, кроме того, пол был усеян пустыми консервными банками - такими же банками, только невскрытыми, были забиты и ящики. Видимо, кто-то, питаясь этими консервами, устроил из склада что-то вроде столовой. Консервы - это, конечно, неслыханная роскошь, но они слишком тяжёлые, да и вскрыть банки девочкам было просто нечем, поэтому ни взять их с собой, ни поесть прямо на месте не представлялось никакой возможности.
       Вторая открытая дверь тоже привела детей на похожий продовольственный склад, только здесь ящики были наполнены сухими и лёгкими армейскими галетами, которыми девочки с удовольствием пополнили свой запас сухарей, да ещё и набили все карманы.
       В третьем помещении не было ничего интересного - ящики оказались забиты какими-то бутылками, то ли с минеральной водой, то ли с чем-то другим. Много уже пустых бутылок и пробок от них валялось на полу. Приходилось ступать как можно осторожнее, чтобы случайно не задеть их ногами и не загреметь. Правда, здесь нашлось и кое-что поинтереснее: на стене висела солдатская фляжка в зелёной брезентовой оплётке, но от неё тоже было мало толку, так как фляжка оказалась пустой. На всякий случай Нина повесила её себе на шею.
       Девочки прошли ещё несколько комнат и везде увидели примерно одно и то же, правда, на одном из складов они обнаружили снаряды, а на другом - ящики с патронами, но это, тем более, было совсем неинтересно.
       К каждой двери они подходили как можно осторожнее - а вдруг там кто-нибудь сидит и готов на них напасть? И, действительно, в конце-концов их бдительность оказалась не напрасной: к своему ужасу за предпоследней дверью они обнаружили живого человека. К счастью, он, совершенно неподвижно, стоял к ним спиной, но, тем не менее, Света сразу же узнала в нём именно того самого немца, которого видела той лунной ночью на заднем крыльце своего дома.
       Девочки отпрянули от двери. Они словно окаменели. Света просто не знала, что же им теперь делать? Если броситься бежать назад, то он их, несомненно, услышит, догонит и убьёт. Если же идти на цыпочках, медленно и тихонько, то будет слишком долго - за это время он, конечно, выйдет из своего убежища и увидит их в пустом освещённом коридоре. А это значит, что он их всё равно тоже пристрелит как смертельно опасных свидетелей.
       Вдруг Света решилась: она дёрнула Нину за руку и прошептала: "Бежим, спрячемся за той дверью!" Дети проскочили мимо опасной комнаты и вбежали в следующую, последнюю открытую дверь в самом конце коридора, дальше за которой была только глухая цементная стена. Дети стояли за бронированной створкой и не знали, что же им теперь делать? За этой дверью, в отличие от всех предыдущих, была полная темнота. Нина начала беззвучно плакать, а Света - лихорадочно соображать, как можно выпутаться из этого безвыходного положения. Но ей не приходило в голову абсолютно ничего. Она поняла, что они оказались в ловушке.
      

    Глава 3.

    Человек, который желает стать самураем, должен быть твёрдо уверен: не существует ничего такого, чего бы он не мог совершить.

    Из "Хакагурэ" - Кодекса самурая

       Нина продолжала хныкать, и Света испугалась, что тихие всхлипывания в конце-концов перейдут в громкий рёв, и тогда их гибель станет просто неизбежной. Ситуация осложнялась с каждой минутой. Света поняла, что пути назад уже нет. Оставалось идти только вперёд. Но впереди были лишь глухая цементная стена да эта последняя дверь, ведущая неизвестно куда, потому что за дверью, в отличие от всех предыдущих, было совершенно темно и ничего не видно.
       Вдруг раздался металлический скрежет той, другой двери и шаги вышедшего из помещения солдата. Он направлялся прямо в сторону девочек. Негромкие сами по себе звуки гулко отдавались в пустом пространстве коридора. Девочки замерли от ужаса. Пройдя пару шагов, солдат остановился совсем рядом. От девочек его отделяла только дверная створка, за которой притаились просто окаменевшие Нина и Света.
       Потом наступила тишина. Солдат стоял тут, на расстоянии вытянутой руки, но ни он, ни девочки не видели друг друга. И он не знал, что здесь есть ещё кто-то, кроме него самого. Трудно сказать, сколько времени длилась эта жуткая тишина, но вдруг раздался страшный грохот - Света поняла, что услышала звук выстрела, многократно усиленный эхом пустого пространства. Потом что-то звякнуло и покатилось по полу. И опять наступила долгая страшная тишина.
       Невозможно было, конечно, так и стоять вечно за этой металлической дверью. У девочек ныли руки и ноги от недавнего лазанья по лестнице и долгой ходьбы по подземному коридору. Им хотелось только одного: рухнуть на пол, закрыть глаза, заснуть, а потом проснуться утром опять в своей комнате, рядом с мамой и папой и понять, что всё это было лишь страшным сном, который надо поскорее забыть.
       Но страшный сон никак не кончался. Надо было в конце-концов что-то предпринять, хотя бы узнать, что произошло там, в коридоре за дверью. Света побоялась выглянуть из-за двери. Она просто легла на пол и заглянула в щель. То, что она увидела, привело её в ещё больший ужас. Солдат лежал на полу, рядом с ним валялся пистолет, недалеко от него белел сложенный вчетверо лист бумаги, похожий на письмо, а совсем близко от лица девочки блестел овальный металлический жетон с готическими немецкими буквами. Из головы солдата на пол натекла целая лужа крови. Солдат был мёртв.
       - Ниночка, ты знаешь, он умер. Ты не бойся! Он лежит тут рядом, за дверью. Он выстрелил себе в голову и больше ничего не может нам сделать. Теперь мы можем вернуться обратно, пошли! Только ты закрой глаза и не смотри - я тебя проведу за руку. А потом просто иди вперёд и не оглядывайся. И тогда тебе совсем не будет страшно.
       Нина вздрогнула. Не слушая старшую сестру, она выглянула за дверь и дико закричала. С ней случилась истерика. Девочка никогда раньше не видела мертвецов, только слышала о них страшные истории и рассказы других детей, которые так любят пугать друг друга тёмными вечерами в тёмной комнате. Свете никак не удавалось успокоить ребёнка. Нина наотрез отказалась пройти обратно мимо трупа, а тащить её насильно у Светы нехватило бы ни решимости, ни даже просто физических сил. К тому же, если сказать честно, то и сама она тоже невероятно боялась этого мёртвого солдата, хотя и понимала, что теперь он уже не опасен ни для кого.
       Значит, путь назад перекрыт, и им оставалось идти только вперёд. Наверное, самое страшное уже позади. Им больше ничто не угрожает, и они скоро окажутся дома. Ведь если у этого подземного хода был выход в их доме, то где-нибудь в другом месте, конечно же, должен быть и вход, скорее, даже не один. Света нагнулась, просунула руку под дверь, нащупала медальон с готическими буквами и положила его себе в карман. А затем девочки, освещая путь фонариком, взявшись за руки снова шагнули в темноту, которая всё-таки была не такой страшной, как оставшийся позади ужасный коридор, хотя и освещённый, но с трупом и лужей крови на сером цементном полу. Массивная металлическая дверь захлопнулась за ними навсегда.

    *

       За этой, последней дверью не было ни склада, ни электрического освещения. Стены стали шероховатыми - узкий извилистый коридор был пробит прямо в каменной породе. К счастью, ход оказался довольно коротким: пройдя несколько его коленец, девочки наконец-то увидели выход, который слабо светился в темноте.
       Изо всех сил дети заторопились к выходу, вот они уже делают последние шаги... Но, выскочив из лаза, они, к своему ужасу, вдруг поняли, что попали не на свободу, а снова в какое-то огромное подземное помещение. Однако после столь длинного ночного похода и таких страшных впечатлений у них просто не было больше сил ни плакать, ни даже осмотреться, где же это они теперь очутились. Ныли руки и ноги, плечи оттягивали детские рюкзачки, набитые домашними сухарями и немецкими галетами. Девочки просто рухнули на землю и тут же заснули, очень надеясь, что завтра, вопреки логике и несмотря на ужасную очевидность всего происходящего, они всё-таки проснутся у себя дома - в своей детской комнате и в своих тёплых постельках...

    *

       В подземелье просто исчезло такое понятие как время. Дети проснулись от холода почти одновременно, но не знали, сколько времени они проспали, было ли сейчас где-то там далеко на земле утро, день или вечер. Они с удивлением обнаружили, что выспались очень хорошо, что несмотря на холод, чувствуют себя прекрасно, ничего у них уже не болит, и им ужасно хочется есть. И, самое главное, теперь им совсем не страшно, а даже интересно - что же будет дальше. Ведь пока что даже самые опасные вчерашние приключения кончились для них вполне благополучно.
       Первым делом они наелись галет, запивая их водой из фляжки, а затем решили осмотреть то место, куда попали. Их приют оказался маленьким подземным гротом, слабо освещённым каким-то явно не солнечным, не электрическим и даже не дневным светом, проникавшим в него со стороны входа. Грот напоминал театральную сцену, где кулисами служили сталактиты и сталагмиты, обрамлявшие его слева и справа - их длинные белые искрящиеся сосульки толщиной с детскую руку свисали с потолка и поднимались с земли навстречу друг другу. Задник же этой сцены представлял собой сплошной каменный массив, в котором зияла дыра тёмного лаза, из которого девочки появились вчера, чтобы тут же рухнуть на землю и заснуть. А где-то впереди мерцало слабым светом громадное пространство, чем-то похожее на подземный зрительный зал.
       Не оглядываясь назад и не говоря друг другу ни слова, Света и Нина одновременно устремились из грота наружу. Они и вскрикнули тоже одновременно: то, что они увидели, просто не поддавалось никакому описанию. Как оказалось, дети очутились на дне гигантской пещеры, похожей на волшебный, просто королевский зал какого-то сказочного замка. Стены зала испускали слабый ровный свет, не дававший теней, но вполне достаточный для того, чтобы хорошенько разглядеть всё, что открылось здесь изумлённым глазам Светы и Нины. Они долго стояли молча, не в силах выйти из восхищённого оцепенения. Наконец Нина прошептала:
       - Мы же попали в волшебное царство, понимаешь!
       На что Света, изумлённая не меньше, чем её младшая сестра, всё-таки вполне рассудительно ответила:
       - Но ведь мы всё равно должны вернуться домой. Пойдём, поищем дорогу.
       В этом зале, как и в маленьком гроте, тоже свисали с потолка и стен сталактиты, росли вверх сталагмиты, но здесь они были просто гигантскими - тощиной с мужской торс. Окинуть зал сразу, одним взглядом оказалось просто невозможно: взгляд упирался в каменные колонны сталактонов - слившихся в единое целое сталактитов и сталагмитов, медленно, но верно, веками и даже тысячелетиями растущих навстречу друг другу.
       Наконец оцепенение прошло, и дети начали своё путешествие по подземному царству, которому они, несмотря на восхищение невиданными красотами, теперь однозначно предпочли бы свой маленький садик около домика с красной черепичной крышей на Львовской улице Калининграда.
       И колонны, и стены, и даже неровный каменный пол, по которому, скользя и оступаясь, шли девочки, всё светилось изнутри каким-то таинственным фосфоресцирующим светом. Но он не был мертвенным и неподвижным - нет: он шёл откуда-то изнутри, из самой толщи камня, и переливался всеми цветами как радуга. Только что они проходили мимо зеленоватой колонны, и вот она уже становится розоватой, сиреневой, жёлтой или голубой. Весь зал, во всех его концах, светился и медленно переливался радужными оттенками, как будто кто-то включал и передвигал по нему лучи невидимых цветных прожекторов.
       Ещё только выйдя из грота, девочки увидели, что вдали, в центре зала на высоком каменном пьедестале стоит что-то огромное, светлое и необыкновенное, к чему они и устремились, не сговариваясь друг с другом.
       Идти было трудно - приходилось карабкаться по громадным валунам, когда не удавалось их обойти, перепрыгивать через расщелины, огибать колонны. С каждым шагом открывались всё новые и новые, самые удивительные картины. Девочки то и дело останавливались и разглядывали чудеса этого сказочного подземного царства.
       Когда же дети наконец добрались до центра зала, то увидели, что на каменном возвышении стоит гигантская сверкающая друза горного хрусталя, а из-под неё как сплошная юбка во все стороны стекает прозрачный круговой водопад. Вода из него попадает в каменный бассейн и куда-то исчезает - сколько девочки ни смотрели на эту удивительную картину, бассейн так и не переполнялся. Подойти к кристаллу оказалось невозможно - ведь он со всех сторон был окружён водой. И большой кристалл, и множество остальных, поменьше, светились так, как будто кто-то подсвечивал их изнутри. Девочки не могли оторвать глаз от этой волшебной картины.
       Восхищённые таким потрясающим зрелищем, девочки не сразу заметили, что на некотором отдалении от бассейна, вокруг большого кристалла расположены ещё и скульптуры разных животных. Все они тоже были сделаны из хрусталя, сверкали и, как и центральный кристалл, сияли изнутри невиданным светом. Здесь сидела хрустальная обезьяна, свернулась кольцом гигантская кобра с поднятой раздутой головой, ещё дальше дети увидели петуха, козла, лошадь, свинью и даже дракона. Всего же животных, символизирующих двендцатиричный цикл восточного календаря, было двенадцать.
       Обойдя и пощупав все скульптуры, дети рухнули на землю около хрустальной обезьяны и поняли, что из-за своего любопытства они потеряли очень много времени, в то время как им надо приложить все силы, чтобы как можно быстрее найти отсюда выход и вернуться домой.
       Малышка Нина настолько ослабела, что категорически отказалась идти дальше. Света поняла, что блуждая здесь зигзагами, они рискуют дойти до полного изнеможения, но так никогда и не найти выхода на поверхность. Дети молча начали нехотя жевать всё те же галеты, которые теперь совершенно не казались им такими вкусными, как это было совсем недавно. Хорошо хоть, что сейчас Нина больше не плакала и не устраивала новых истерик. Света, вспоминая сюжеты всех прочитанных ею приключенческих книжек, лихорадочно искала выход из создавшегося положения. Она глубоко ушла в свои мысли, Нина, сидящая рядом, продолжала механически жевать.
       Вдруг Света поняла, что в пещере не так тихо, как кажется. Где-то совсем рядом она услышала журчание воды, а ведь это значило, что они спасены! Она встала и обошла громадный голубоватый камень, у которого они сидели. Ну конечно же, это было спасение: у подножия камня она увидела небольшой ручеёк, текущий неизвестно откуда и неизвестно куда. Отчаяния больше не было. Теперь оставалось лишь хорошенько подумать - в каком направлении надо идти - по течению или против течения. Если идти вверх по течению, то вполне возможно, что где-то выше струя, как обычный подземный родничок, просто вытекает из расщелины скалы. В то время как внизу она обязательно должна куда-то впадать, может быть даже в протекающую недалеко от их дома речку Прегель, которую немцы, как говорили взрослые, называли то ли Прегола, то ли Преголя. И тогда им только и останется, что вылезти из незаметной пещерки где-нибудь на её берегу, да пешком отправиться домой.
       - Нинок, ты не горюй, я знаю, что нам теперь надо делать! Мы скоро будем дома, уже совсем скоро. Видишь, вода течёт по камням? Она доведёт нас до Прегеля - помнишь мы сколько раз ходили туда купаться с мамой? И всё - оттуда сразу же пойдём домой, поняла?
       - Ой, как хорошо! Теперь мне совсем не страшно, пошли скорее, а то мама будет ругаться, ведь мы убежали из дома без спроса.
       И обрадованные дети, не чувствуя усталости, снова пустились в путь. Теперь, когда всё уже почти кончилось так хорошо, можно было не спешить и повнимательнее осмотреться вокруг. За каждым поворотом, за каждым валуном или гигантским сталактоном перед ними открывались всё новые и новые удивительные картины этого волшебного подземного царства. Вот как будто громадный каменный занавес, сотканный природой из навеки застывших кальциевых натёков. Он тоже светится изнутри и переливается всеми цветами радуги. Вот многометровые известняковые или, может быть, мраморные фигуры, так удивительно похожие на человеческие. Они тоже слабо светятся изнутри, а, кроме того, даже кажется, что между ними время от времени пролетает то ли какой-то шелест, то ли едва уловимый звон, как будто статуи о чём-то вечно разговаривают друг с другом.
       Во многих местах стены сверкали вкраплениями каких-то кристаллов, а на земле то и дело встречались громадные друзы фиолетового аметиста, дымчатого кварца, прозрачного горного хрусталя, зеленоватого берилла, целестина, топаза и других драгоценных и полудрагоценных камней, названия которых Света узнала лишь много лет спустя.
       Девочки были в восторге от такой красоты. Если бы они могли, то захватили с собой все эти кристаллы, колонны и даже валуны, словом - весь Королевский зал. Однако пришлось ограничиться лишь двумя совсем маленькими кристалликами: Света положила в рюкзачок кусочек аметиста, а Нина - горного хрусталя.
       Долгое напряжение наконец-то оставило девочек. Смеясь и болтая, они пробирались вперёд, уже предвкушая, как вот-вот будут рассказывать маме о своих необыкновенных приключениях. И вдруг дети разом замолчали: они дошли до отвесной стены Королевского зала. Туда, в расщелину в стене, и впадал их спасительный ручеёк, который на самом деле оказался просто предателем. Расщелина была настолько узкой и глубокой, что пролезть в неё, даже маленькой Нине, оказалось совершенно невозможным. Прислонившись к стене, девочки дали волю своим слезам: теперь плакала и Света, которая до сих пор всё-таки верила, что с помощью собственной смекалки и приключенческой литературы она найдёт выход из любого самого отчаянного положения...
       Вдруг в расщелине что-то блеснуло. Блеснуло только на одну секунду - и погасло, накрытое потоком воды. Но Света успела заметить этот неяркий лучик света - она сунула руку в расщелину, ощутила в кулачке что-то твёрдое, холодное и мокрое и быстро выдернула руку из ледяного потока. На ладошке лежала маленькакя хрустальная мышка - такая же искристая и сверкающая, как те большие фигуры животных, которые они недавно видели вокруг хрустальной друзы в центре Королевского зала. Света ничего не сказала Нине, а та ничего и не заметила - слишком велико было отчаяние. Совершенно непонятно, как этот хрустальный мышонок мог оказаться в воде подземного ручья - но размышлять об этом не было времени...
      

    *

       Пришлось проделать тот же самый путь, только теперь в обратном направлении, и дойти наконец до того самого валуна, где неизвестно сколько часов тому назад они сидели в таком отчаянии и жевали немецкие галеты. Передохнув немного, Света, несмотря на хныканье и сопротивление Нины, погнала её дальше - вверх по ручью. Обратный путь показался детям гораздо длиннее и тяжелее - ведь они уже очень устали. К тому же, на них снова навалилось отчаяние.
       Сколько времени прошло на земле, девочки не знали, однако понимали, что им следовало торопиться, к тому же, когда они сидели, их пробирал подземный холод, и они согревались только шагая вдоль ручья или карабкаясь по камням. Теперь они уже не смотрели по сторонам - подземные красоты их больше не трогали. Теперь ничто не имело значения, кроме страха за свою жизнь и стремления спастись во что бы то ни стало. У них даже пропало всякое желание пить и есть.
       И вот, наконец, они упёрлись в противоположную стену Королевского зала. И здесь тоже ручей скрывался в узкой расщелине, с той только разницей, что теперь он не низвергался туда, а, наоборот, вытекал из неё. Кажется, положение становилось совсем безвыходным. Но всё равно надо было что-то делать - искать спасения до последнего мгновения - ведь именно так поступали все герои Жюля Верна, и в конце-концов только поэтому они и побеждали.
       Света стала осматривать всю эту огромную вертикальную стену, сложенную прекрасными цветными мраморами. И вот, наконец, она увидела то, что поселило надежду в её душу: тоненькую металлическую, почти незаметную лестницу, которая вела по стене куда-то далеко наверх. Другого пути не было. Но и сил лезть наверх, неизвестно куда, у девочек не было тоже. Они снова рухнули на землю и, сжавшись от холода, пытались если не заснуть, то хотя бы дать отдых усталым ногам, обутым лишь в лёгкие летние сандалики.
       Так и не согревшись, и, кажется, даже почти не отдохнув, Света и Нина полезли вверх по этой бесконечной и невероятно холодной металлической лестнице. На этот раз Света была впереди. Как и положено среди альпинистов, она страховала свою младшую сестрёнку: светина нога и ручонка Нины были соединены друг с другом с помощью двух связанных между собой сатиновых поясков, снятых с их детских платьиц.
       Когда лестница наконец кончилась, перед девочками снова открылся тёмный лаз, пройдя через который, дети упёрлись в вертикальный колодец, сложенный цементными кольцами. Как и в их домашнем подвале, здесь тоже была своя вертикальная металлическая лестница. Сверху из колодца несомненно веяло свежим уличным воздухом. Кажется они уже были почти спасены.
       Преодолев последнее препятствие, голодные и продрогшие дети наконец выбрались на поверхность. Но они уже не чувствовали ни холода, ни голода - только огромную радость и невероятное желание прижаться к маме, закрыть глаза и забыть всё, что с ними случилось. Однако прежде всего следовало понять, куда же они попали и где теперь находится их дом.
       Оказывается, в этот час на улице было совсем темно, видимо стояла глубокая ночь - именно поэтому, почувствовав свежий воздух, они так и не увидели светлого пятна наверху, хотя колодец, на их счастье, не был чем-либо закрыт или завален.
       Вокруг себя дети обнаружили готические руины какой-то разбомблённой немецкой церкви, от которой осталась только одна мрачно чернеющая в пустоте стена да угрожающе провисшие металлические балки, груды битого кирпича и стекла - и никакого жилья поблизости. И всё-таки в этих развалинах была какая-то своя мертвящая красота, которую почувствовали даже такие маленькие девочки, как Нина и Света.
       И вдруг совсем рядом Света заметила ещё и громадное тёмное надгробье. Преодолевая страх, она подошла к нему ближе и вспомнила: ведь вскоре после приезда в Калининград вся семья поехала смотреть на этот диковинный немецкий город, такой непохожий ни на одно русское поселение. И хотя Кёнигсберг почти весь лежал в развалинах, он, всё равно величественный и прекрасный, произвёл на всех, включая и детей, незабываемое впечатление. И вот тогда-то отец подвёл девочек к этому надгробью и сказал: "Запомните дети: это могила Иммануила Канта - великого философа всех времён и народов. Потом когда-нибудь мы уедем отсюда, но вы всегда сможете сказать, что были на его могиле и поклонились его праху..."
       В тот день от могилы Канта они уехали домой на свою Львовскую улицу на автобусе номер пять, это Света помнила очень хорошо - ведь не так часто папа возил их на экскурсии. Поэтому и сейчас Света повела сестрёнку в том же самом направлении, в котором вся семья возвращалась тогда домой. И, действительно, вскоре девочки вышли на нужную остановку. Им осталось только дождаться первого утреннего автобуса и наконец-то не в мечтах, а наяву отправиться домой к маме и папе.

    Глава 4.

    Даже если удача отвернулась от тебя, ты потерпел поражение и вот-вот расстанешься с жизнью,

    чётко и громко произнеси своё имя, улыбнись и без тени сомнения и страха склони голову.

    Вот подлинный Путь Воина.

    Из "Хакагурэ" - Кодекса самурая

       - Ну вот, мама, теперь ты поверишь мне - я, правда, видела в ту ночь фашиста на нашем заднем крыльце!
       Света вытащила из кармана металлический жетон с немецкими буквами, высыпала на стол из рюкзачка остатки несъеденных галет. Она уже хотела выложить сюда же свой фиолетовый кристалл, но что-то вдруг остановило её. О кристалле она так никому и не сказала ни слова.
       Дети никогда не видели родителей такими перепуганными. Антон и Наталья смотрели друг на друга вопросительным взглядом и не знали, как реагировать, что сказать детям. Эх, если бы они были хоть чуть-чуть постарше, тогда с ними всё-таки можно было бы разговаривать как со взрослыми людьми. Рассказать им, что после войны сотни тысяч советских бойцов, которым не повезло и они попали в немецкий плен, в фашистские концлагеря, а затем, после войны, вернулись на родину, теперь снова очутились за колючей проволокой, только уже в своём родном отечестве - в сталинском Гулаге. Что знание такой тайны, как местонахождение гитлеровского бункера - с военными и продовольственными запасами, с часовым, с системой освещения и жизнеобеспечения - разрешено только нескольким избранным, а не какому-то там капитану и, тем более, его невоеннообязанной и беспартийной жене да несмышлёным детям.
       Из-за детского любопытства и любви к приключенческой литературе Антон с Натальей теперь автоматически становились государственными преступниками. Только потому, что знали такое, что им знать было не положено. Если же они скроют от начальства местонахождение бункера и смерть вражеского солдата, то становятся преступниками вдвойне и даже втройне - за укрывательство врага, пусть даже и мёртвого. Ведь найти уголовную статью для расстрела невиновного в советском государстве никогда не было особой проблемой.
       Света и Нина поняли, что случилось что-то ужасное. Они ещё никогда не видели родителей в таком состоянии. И потом, через десятки лет, обе девочки вспоминали всю эту картину как в замедленном кинофильме. Обычно с детьми разговаривала, уговаривала их и "воспитывала" только Наталья. Но на этот раз взял слово отец. После долгого молчания, обдумывая каждое слово, он наконец сказал:
       - Девочки! Вам никак нельзя было тайком отправляться одним в подземелье. Хорошо ещё, что вы выбрались оттуда живыми. Но теперь рассуждать об этом поздно. Теперь нам надо подумать о том, как поступить дальше. Мы все узнали очень важную военную тайну, о ней нельзя никому говорить. Никому, даже если вас будут спрашивать - вы поняли? Если одна из вас скажет хоть кому-нибудь, хоть одно слово - нас с мамой немедленно арестуют и расстреляют. Вы же не хотите нас убить, правда?
       Девочки пообещали молчать, и, как это ни невероятно, они, такие ещё маленькие и глупые, в дальнейшем, действительно, сдержали своё слово. Но для Натальи с Антоном началась новая жизнь, можно даже сказать, что не жизнь, а просто пытка - ведь они не могли прожить спокойно ни одного дня: как можно положиться на обещание молчать двух неразумных девчонок? В соседнем домике жила семья военнослужащего Василия - его жена Валентина и двое прелестных детишек, с которым вечно играли Света и Нина. Все соседи прекрасно знали, что Василий был стукачом - и по должности, и по призванию. Дети других соседей, узнай они что-нибудь, тоже могли ляпнуть родителям, половина из которых тут же побежит с доносом куда надо. А ещё ведь существовала школа с её учителями и пионервожатыми...
       Антон Мартов был на войне образцовым солдатом, он голодал на Ленинградском фронте, без сожаления отдал за родину руку и одно лёгкое. Но теперь он не знал, как поступить. По всем законам он обязан немедленно сообщить о случившемся в свой спецотдел. Но... тогда он автоматически становился преступником, проникшим в чужую военную тайну, знать которую ему было не положено. Вполне возможно, что в целях предотвращения утечки информации его просто решат физически устранить.
       Самое же главное всё-таки заключалось не в этом. В те голодные послевоенные годы Наталья с Антоном с болью в сердце смотрели на своих худых, бледных, недокормленных детей, которые практически не знали, что такое творог, сливочное масло, яйца, не говоря уж о каких-нибудь апельсинах или шоколаде. А в это же самое время, как оказалось, буквально под их ногами бесхозные склады были набиты тушёнкой и галетами, которых для всей семьи хватит на несколько лет! Каждый день Наталья бегает по магазинам, ближним и дальним, и бывает просто счастлива, если, постояв пару часов в очереди, удаётся купить что-нибудь ещё, кроме соли, чёрного хлеба и серых макарон.
       Через несколько дней после счастливого возвращения домой начался учебный год, и Света пошла в школу. Свободного времени у неё теперь почти не оставалось - и школа была далеко, и уроков задавали немало. Как и все остальные послевоенные дети Советского Союза, в школе Света учила немецкий язык, который ей давался совсем легко и который она очень полюбила.
       Дети больше не делали попыток проникнуть в страшное подземелье, однако Света обратила внимание на то, что их подвал вдруг оказался доверху забитым теми самыми ящиками с тушёнкой и галетами, которые она видела на складах за толстыми металлическими дверями. Ну и, кроме того, к удивлению соседей, все дети Антона и Натальи поправились, порозовели, потому что теперь они питались так, как им ещё никогда не доводилось в их короткой жизни, о чём соседи, конечно, и не догадывались.
       Помимо всего прочего, произошло и ещё одно, совсем маленькое изменение, на которое дети не обратили никакого внимания: в комнате родителей на стуле рядом с их постелью появился небольшой фибровый чемоданчик. Он был всегда тщательно заперт на ключ. Что в нём находится - знали только Наталья с Антоном. Там лежала смена белья, мыльница, зубная щётка, галеты и документы - на тот случай, если за капитаном Антоном Мартовым среди ночи внезапно придут люди в чёрном из НКВД...

    *

       Шло время, но ни Света, ни Нина не забыли о своём приключении. Они сдержали своё слово и никогда не говорили о подземелье ни с кем, ни с родителями, ни даже друг с другом. После всего пережитого Света очень изменилась - она повзрослела, стала ещё более задумчивой и молчаливой. Её больше не интересовали ни морские глубины, ни путешествия на луну или вокруг света на воздушном шаре. Она перестала читать Жюля Верна. Зато теперь брала в школьной библиотеке сказы Павла Бажова и с увлечением читала про Серебряное копытце, Малахитовую шкатулку, Хозяйку Медной Горы и уральские самоцветы. А потом на её столе появились популярные книги по минералогии Александра Ферсмана, которые оказались намного интереснее, чем сюжеты каких-то вымышленных приключений.
       Время от времени, когда рядом никого не было, Света вынимала из тайника свою хрустальную мышку и фиолетовый кристалл. Она держала кристалл в руках, снова и снова внимательно рассматривала его, и он казался ей каким-то неведомым живым существом. Теперь она знала, что этот минерал называется аметистом, но девочку смущало одно существенное несовпадение: любой минерал, любая горная порода окрашены всегда одинаково, когда бы на них ни посмотреть - утром или вечером, сегодня или через десять лет. Но этот кристалл был непохож на все остальные: внутри него всё время что-то переливалось и медленно перетекало, как струи разноцветного дыма, кристалл никогда не был в покое. И ещё: Свете казалось, что он всегда несколько теплее, чем должен быть простой неодушевлённый камень...
       Света уже знала, что она обязательно должна сделать всё от неё зависящее, чтобы кончить школу с золотой медалью, а потом - поступить на геологический факультет МГУ и стать спелеологом. Куда же Нина дела свой кристалл горного хрусталя, Света не знала, но никогда не спрашивала сестру об этом...
      

    Глава 5.

    Словно веер белый раскрылся

    Перед лицом моим,

    Когда я её увидел...

    Андрей Воронин (хайку)

       Света готовилась к зачёту по минералогии. Она сидела в кабинете, а перед ней стояли ящики, в бесчисленных ячейках которых лежали самые разные минералы и горные породы. Название каждого образца надо было выучить наизусть и сразу, без запинки, сказать преподавателю.
       Она держала на ладони тонкие, слоистые, дымчатые пластинки мусковита, а, говоря по-простому, слюды. Давным- давно, когда ещё не было стекла, в богатых домах его вставляли в окна. Даже в роскошных боярских теремах оконца были маленькими - с одной стороны, чтобы не транжирить слюду, а, с другой, и это главное, чтобы жилище поменьше выдувало долгой, лютой русской зимой. Света ещё помнила, как видела такие же слюдяные кусочки в деревне в керосинках, на которых готовили деревенские жители. Тогда она и не подозревала, что это называется так красиво - "мусковит". Говорят, что название минерала произошло от слов "Москва", "Московия".
       Вот рыжий мелкокристаллический ничем не примечательный камень лимонит. Может быть, кто знает, его название произошло от слова "лимон", но только цвет у него совсем не лимонный. Эта слоистая осадочная порода миллионы лет образовывалась на дне озёр из скелетиков мельчайших живых организмов. Сейчас у Светы было ощущение, что она держит в руках эти миллионы лет земной истории. Лимонит имеет рыжий цвет потому, что содержит окислы железа, однако содержание железа в нём, как правило, очень невелико, и для металлургии он чаще всего не имеет никакого значения. Но со временем, когда лучшие месторождения железных руд будут исчерпаны, а технология продвинется вперёд, несомненно, придёт и их черёд послужить человечеству.
       А светлосерый, почти белый асбест - слоистый, свилеватый, даже мало похожий на камень. В народе его называют горный лён. И, действительно, его на самом деле можно легко расслаивать на волоконца и затем прясть, изготавливая огнеупорные ткани, костюмы для спасателей и пожарных. Он легко крошится рукой, царапается ногтем. Из него делают огнеупорные строительные материалы, но, как оказалось, они вредны для человека - разрушают лёгкие и приводят к силикозу, так что долго находиться в помещениях, отделанных асбестовыми плитами, не рекомендуется.
       Вот полудрагоценный лазурит - красивый яркосиний камень с белыми вкраплениями. Он бывает как тёмносиним, так и очень ярким. Из него получаются прекрасные бусы. Самым лучшим в мире считается Бадахшанский лазурит из Афганистана. Из лазурита художники в прежние времена изготавливали синюю краску, которая называлась аквамарин.
       Очень красива также и кровавокрасная киноварь. Её много веков использовали женщины для косметических целей, киноварь шла на украшения, лекарства. И только спустя много веков люди узнали, что она очень ядовита...
       Но самый удивительный камень - это всё-таки кахолонг. Света почти не нашла о нём никаких сведений в специальной литературе и поэтому не знала о его свойствах, полезных для человека. Однако глядя на него, она испытывала странное чувство - как будто этот камень пришёл к ней из её далекого калининградского дества. Всё дело было в том, что его невероятный, ни с чем другим несравнимый белый цвет очень напоминал ей белые стены и колонны Королевского зала. Теперь ей казалось, что там она тогда видела не мрамор, не кальцит, а именно кахолонг, причём в таких немыслимых количествах, каких, судя по научной литературе, просто не существуют в природе...
       Разумеется, в ячейках лежали только учебные образцы, и студентам нужно было лишь выучить наизусть их названия. Но о каждом камешке Света знала намного больше, чем требовали преподаватели и чем знали остальные студенты.
       Сегодня она принесла с собой свой кристалл, чтобы определить его. Но это у неё пока почему-то никак не получалось. Из сотен образцов фиолетовый цвет имел только аметист, на который светин кристалл, действительно, был очень похож. Но всё-таки это не аметист. Многие народы мира называют фиолетовый цвет символом мудрости, поэтому перстень из аметиста даёт мудрость его обладателю. Он освобождает душу и тело от тягот, депрессий. С ним хорошо заниматься медитацией. Считается также, что аметист мешает злодею отравить владельца этого волшебного камня, усиливает мужскую силу и излечивает некоторые женские болезни. Самое интересное, что по гороскопу - аметист это талисман людей, рождённых в феврале, а ведь Света как раз и была февральским ребёнком.
       Однако цвет аметиста - спокойный, умиротворяющий, в то время как светин таинственный кристалл всё время находится в движении. Это, несомненно, камень, но, тем не менее, он всё-таки живой, потому что вечно переливается изнутри, его узоры постоянно, хотя и очень медленно, меняются, как будто он наполнен каким-то тяжёлым газом, не знающем покоя. И, к тому же, он, действительно, всегда немного теплее, чем окружающие его неживые предметы - это Света хорошо чувствует собственной ладонью.
       Может быть, этот волшебный фиолетовый кристалл - какой-нибудь неизвестный людям новый элемент таблицы Менделеева? Может быть, это пока не открытый наукой минерал, обладающий бесценными для человечества свойствами? Проще всего, конечно, показать его преподавателю и спросить, но этого Света как раз и боялась больше всего: во-первых, преподаватель мог его просто отбрать для кафедральной коллекции или научного изучения. Ну и, во-вторых, Света хотела определить свой кристалл самостоятельно, без чьей-либо посторонней помощи. К тому же, а вдруг она была на пороге какого-то потрясающего открытия? Тайны мироздания бесконечны, а, значит, такое тоже вполне возможно. И она хотела сделать это открытие сама...
       В кабинет зашёл её сокурсник - наглый и самодовольный Виктор Хряков. Света его терпеть не могла, в то время как многие девушки были от него просто без ума. Кажется, его фамилия удивительно ему соответствовала: у Виктора были маленькие глазки на массивном круглом лице и крупная, не по летам округлая фигура. Себя он с большой претензией называл на французский манер - с ударением на последнем слоге своего имени, что ещё больше отталкивало Свету. Однако со Светой он вёл себя совсем не так, как со всеми остальными девицами. Дело в том, что он был к Свете очень и очень неравнодушен.
       - Свет, опять сидишь за образцами? Уж кто-кто, а ты-то всегда любой зачёт сдашь с первого раза! Пошли, сходим в столовую.
       - Некогда. Я уж потом, дома наемся и за обед, и за ужин. Зачёт, конечно, сдам, но я ещё не все образцы наизусть выучила. Это во-первых. А во-вторых - мне это самой надо, знать на зубок все породы и минералы, а не для зачёта. Я, в отличие от тебя, для себя учусь, а не для преподавателя - ему-то, собственно говоря, на самом деле всё равно. Так что, иди Хряков, и иди, не морочь мне голову.
       - Слушай, а завтра на физфаке студенческий вечер. У меня там приятель учится, он может пригласительные билеты достать. Пойдём? У них всегда самодеятельность обалденная. А потом танцы будут.
       - Ты что?! Когда мне по вечерам ходить, мне до дома больше двух часов добираться. Я ведь не в Москве живу, а в пригороде. До пяти часов - занятия. Потом библиотека. А у нас в Люблино знаешь как страшно поздно ходить - полно пьяной шпаны, ко всем цепляется. Без конца кого-нибудь убивают. После библиотеки бегом домой побегу.
       - Всегда ты так. Могла бы и на вечер сходить, и на ночь у девчонок в общежитии остаться, что у тебя подруг нету, что ли?
       - У меня и подруги есть, и свой дом, кстати, тоже. Ну ладно, иди, иди, не мешай!
       Виктор и сам удивлялся, чем эта девчонка его так зацепила? Другие на шею вешаются, а эту он никак уломать не может. Наверное, дело отчасти в том, что задето его самолюбие, а также и в том, что уж очень она красива, хотя не осознаёт этого. И одета плохо, не как факультетские модницы: так и ходит в старой коричневой школьной форме, и ей, повидимому, просто всё равно, во что она одета. Если бы её нарядить так же, как этих факультетских проституток, то они бы ей и в подмётки не годились!

    *

       Света кончила заниматься и вышла из кабинета. Было уже довольно поздно, а ведь она будет дома не раньше, чем через два часа! Ужасно хотелось есть - и так каждый день: в двадцатиминутный перерыв между лекциями поесть в студенческой столовой просто невозможно - там всегда огромные очереди. А после лекций - вечная спешка: библиотека, потом дорога домой, преступно отрывать от занятий минут тридцать-сорок на какой-то там борщ с котлетами.

    *

       На следующее утро Дирк Вагнер, мехматовский студент-второкурсник из ГДР, подошёл к книжному прилавку на первом этаже главного здания университета. Прилавок, как всегда, был облеплен студентами, которые листали, а иногда и покупали интересующие их книги. Дирк взглянул на плотную толпу и в противоположном углу случайно увидел девушку, внимательно изучающую какую-то нестандартно большую книгу типа художественного альбома, непохожую на обычный учебник или научную монографию.
       Дирк мельком взглянул на лицо девушки и вдруг испытал что-то вроде шока. Больше он не мог отвести глаз от этого лица. Таких иконописных лиц он не видел ни на старинных портретах, ни на фотографиях мировых кинозвёзд. Типичное славянское лицо, огромные тёмнокарие украинские очи, точёный нос, облако каштановых кудрявых волос, ладная спортивная фигурка, бедное коричневое платьице и, самое главное - удивительная строгость, праведность, цельность сильной, глубокой натуры, что интуитивно угадывалось и в лице, и во всём её облике. Она была именно из тех, о которых какой-то русский поэт девятнадцатого века сказал потрясающие слова: "коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт", и что-то ещё вроде того: "пройдёт - словно солнцем осветит, посмотрит - рублём подарит", если, конечно, Дирк правильно запомнил то, о чём в прошлом году говорилось на уроках русского языка для иностранцев.
       Дирк стоял и смотрел на девушку, но она этого не замечала - всё так же листала и рассматривала свою книгу. Дирк забыл, куда и зачем шёл, весь мир вокруг просто исчез для него, ему хотелось только одного - вот так стоять и смотреть на её лицо вечно. Девушка вздохнула, положила книгу обратно на прилавок и направилась к лифтам. Разумеется, Дирк пошёл следом за ней. Густая толпа студентов, спешивших на занятия, не позволяла девушке догадаться о том, что её кто-то преследует.
       Света вошла в огромную аудиторию - сегодня была общая лекция по научному атеизму для всего первого курса. Дирк, устремившись следом за ней, поднялся по лекционному амфитеатру на один ряд повыше и сел как раз за светиной спиной на следующий ярус деревянных откидных стульев. Он следил за каждым движением девушки, одетой в слишком скромную коричневую школьную форму. Тем временем Света вынула из своего чемоданчика толстую общую тетрадь, ручку и положила их перед собой. На обложке тетради Дирк прочёл: Мартова Светлана. 1 курс, 8 группа. Научный атеизм.
       Не помня себя от счастья, Дирк вышел из аудитории и направился к расписанию всех курсов и всех групп, висевшему на стене рядом с учебной частью геологического факультета. Там он тщательно списал все часы занятий и все аудитории восьмой группы - теперь он не только знал имя и фамилию этой необыкновенной девушки, но и все её ежедневные перемещения в течение первой половины дня, кроме, разумеется, воскресенья. Затем он спустился снова на первый этаж и подошёл к книжному киоску. Занятия вот-вот должны были начаться, и теперь у киоска уже почти никого не было.
       Дирк взял в руки тот самый альбом, который Света десять минут тому назад с таким сожалением положила обратно на прилавок, и, даже его не открыв, сразу купил у продавца два экземпляра. Красочный альбом оказался довольно дорогим, но Дирк мог себе это позволить - ведь стипендия немецких студентов была в несколько раз выше, чем советских.
       Как настоящий аккуратный и ответственный немец, Дирк всегда на всякий случай приходил на занятия минут на пятнадцать-двадцать раньше, тем более, что сделать это было совсем легко: студенческое общежитие находилось в крыле того же самого главного здания, где читались лекции, и Дирку не приходилось пользоваться общественным транспортом. Так что, несмотря на непредвиденные задержки, Дирк, в отличие от множества русских студентов, которые так же, как и он сам, проживали в общежитии, в этот день даже не опоздал на собственные занятия.
       Он с нетерпением ждал вечера, чтобы в своём студенческом блоке спокойно и без помех рассмотреть тот самый альбом, который так заинтересовал эту удивительную девушку по имени Света из восьмой группы первого курса геологического факультета. Купленная книга тоже оказалась совершенно необыкновенной - это был популярный труд археолога-спелеолога Алексея Павловича Окладникова под названием "Утро искусства", снабжённый многочисленными рисунками и цветными иллюстрациями. Сначала Дирк внимательно рассмотрел все рисунки, отложив чтение текста на время студенческих каникул - ведь сейчас семинары, лекции и практические занятия занимали всё его время.
       С громадным удивлением Дирк узнал, что в мире когда-то существовал целый мощный пласт изумительного искусства, о котором он никогда даже и не слышал. Родом из культурной семьи, Дирк с детства привык видеть иллюстрации к книгам по средневековой европейской скульптуре и живописи, ходил с родителями в музеи, обожал классику - Рафаэля, Мурильо, Рембрандта. Но это невообразимое первобытное палеолитическое искусство его просто потрясло. Оно гениально сочетало в себе совершенно несовместимые вещи: дикую, звериную мощь - и нежность, воздушность линий, грубый натурализм - и возвышенную стилизацию, которую повзрослевшее человечество снова откроет для себя уже многие тысячелетия спустя.
       От цветных фотографий невозможно было оторвать взгляд - казалось, что, глядя на них, Дирк уносится в прошлые эпохи, бродит по пещерам вместе с первобытными охотниками, сам видит или даже рисует красной охрой на каменных стенах пещер диких животных той эпохи - бизонов, мамонтов, оленей, львов. Как странно: эти изображения были обнаружены в Европе целое столетие тому назад - в середине девятнадцатого века, причём не только во Франции или Испании, но даже и в его родной Германии - но об этом Дирк не слыхал никогда. Ещё удивительнее то, что он открыл для себя пещерное искусство далёкой эпохи палеолита не на родине, а в этой холодной России, причём совершенно случайно - благодаря русской красавице по имени Светлана. Но сама она пока и не подозревает об этом...

    *

       Расписание занятий восьмой группы первого курса геологического факультета Дирку так и не понадобилось - по счастливой случайности ему удалось познакомиться со Светой гораздо раньше, чем он собирался.
       Дирк Вагнер, в компании своего приятеля из немецкого землячества, стоял перед доской объявлений у студенческого клуба, который также находился на Ленинских горах на первом этаже в главном здании МГУ с золотым шпилем. Большой плакат гласил, что на днях в клубе пройдёт концерт знаменитого на весь мир скрипача Давида Ойстраха. Приятели обсуждали - стоит ли тратить столь дефицитное время на этот концерт перед очень страшным очередным зачётом. С другой стороны - не пойти на такой уникальный концерт тоже было бы очень обидно...
       Разумеется, между собой они вполголоса говорили по-немецки. Вдруг стоящая впереди девушка оглянулась. Какое счастье - это была Света! В ту же секунду Дирк догадался, что Света повернулась к ним не случайно - она поняла всё, что только что услышала. Дирк был счастлив, что ему предоставлен судьбой удивительный шанс завязать знакомство с этой славянской богиней. План созрел мгновенно. Весь дальнейший, такой счастливый для Дирка разговор, состоялся между ними по-немецки.
       - Вы говорите по-немецки?
       - Да, я учила его в школе, но теперь пришлось заниматься во французской группе, так как немецкие переполнены. Конечно, знать два языка совсем неплохо, но ведь жалко забывать немецкий!
       - У вас отличное произношение, и говорите вы так свободно, как будто окончили инъяз, а не обычную десятилетку!
       - Потому что я всегда очень любила немецкий - сама много читала и занималась дополнительно. А вот теперь - никакой практики.
       - А знаете, ведь у нас в культурном центре посольства ГДР часто показывают фильмы на немецком языке, мы можем иногда сходить туда вместе. Давайте ваш телефон, и я вам позвоню, когда будет что-нибудь интересное.
       - Ну, во-первых, я не даю свой телефон незнакомым людям. А во-вторых, всё-таки спасибо. Если будет что-нибудь интересное, вы можете заранее оставить мне записку на немецком языке у вахтёра в общежитии зоны "В", третий этаж, там живут мои сокурсницы, они передадут.
       - Но кому же я оставлю, если не знаю вашего имени?
       - Там живёт Карина, я её предупрежу...
       - Нет, так дело не пойдёт! Это просто несерьёзно. Ну хорошо, если не хотите говорить даже своего имени, то я его просто угадаю сам. Вы знаете, в шестнадцатом веке моя пра-пра-прабабушка была сожжена инквизицией на костре как ведьма. С тех пор в нашей семье из поколения в поколения передаются способности ясновидения. Дайте правую руку, и я вам многое скажу о вас.
       Конечно, материалистка Света, только что сдавшая на отлично очередной зачёт по научному атеизму, не очень-то верила всей этой мистической чепухе, но её женское любопытство всё-таки пересилило осторожность, тем более, что ведь она, собственно говоря, ничем не рисковала. Дирк со Светой отшли в сторонку, девушка доверчиво протянула свою руку. Разумеется, на ней не было ни маникюра, ни какого-нибудь даже самого маленького и скромного колечка. Ладошка оказалась по-мужски твёрдой. Дирк закрыл глаза и сделал вид, что прислушивается к каким-то потусторонним сигналам. Он впервые в жизни дотронулся до девичьей руки...
       - Так, так... Имя начинается на букву..., на букву С. Сейчас, сейчас скажу точнее. Надо сосредоточиться. Точно! Ваше имя - Светлана!
       Света вздрогнула. Ей стало страшно, но и ещё более интересно. Она приготовилась слушать дальше.
       - Теперь фамилия. Фамилия..., фамилия. А, Б, В, Г, Д... Нет, это не то. И, К, Л, М... Да, кажется на М. Сейчас, напрягусь, и считаю информацию о следующих буквах. Вторая буква, это, точно, А. И ещё одна А, где-то в конце фамилии. Кроме того, в голове носятся буквы Р , О и Т. МА...МАР... Всё ясно: МАРТОВА! Светлана Мартова. Правильно?
       - Ну, ладно, угадал. Это вполне может быть и случайностью. А вот попробуйте узнать, где я учусь!
       - Мне надо сосредоточиться. Так, вижу какие-то камни, кристаллы... Ещё вижу дорогу, карту, рюкзак, пещеру... А, знаю, знаю: на геологическом факультете. Могу даже точно сказать, на каком курсе и в какой группе. Но мне для этого надо знать несколько других ваших персональных цифр, лучше всего день рождения.
       - Тут нет никакого секрета: двадцать третье февраля.
       - О, майн Гот! Да ведь это же и день рождения моего отца!
       Дирк сказал эту фразу каким-то совсем тихим, дрогнувшим голосом и вдруг запнулся. А потом, как ни в чём не бывало, продолжил громко и спокойно:
       - Ого, день Советской Армии! Это что-нибудь да значит! Отсюда могу, соответственно, представить и ваш характер: в чём-то очень женственный, но в принципиальных вопросах - твёрдый, как алмаз. Значит, двадцать три и два. Сейчас, сейчас, посмотрим какие другие магические цифры будут притянуты этими двумя. Вот, вижу: вокруг меня кружатся цифры. Они маленькие-маленькие, но есть две покрупнее. Они растут, приближаются - теперь чётко видно, что это единица и восьмёрка. Ну конечно: первый курс, восьмая группа! Угадал?
       Потрясённая Света молчала - она не могла вымолвить ни слова. Чертовщина какая-то! Поневоле задумаешься. А ведь на научном атеизме им говорили, что на свете не существует никакой мистики, ничего сверхъестественного! Понятно, что от такого мощного экстрасенса как этот молодой немец, не скроется ничто - и ей всё-таки пришлось дать ему свой телефон - ведь в конце-концов он так и так всё равно вычислил бы его телепатическим путём.

    Глава 6.

      
       Вскоре после невероятных приключений Светы и Нины их отцу по состоянию здоровья пришлось уйти в отставку - он так никогда и не поправился окончательно от последствий своего фронтового ранения.
       Семья переехала из Калининграда в Подмосковье. Сначала Мартовы получили так называемую "квартиру" - клетушку в полуподвале. Сидя по очереди за уроками за одним и тем же крохотным столиком, притулившимся у окна, Света и Нина, поднимая глаза, видели только убого обутые ноги прохожих послевоенного времени - то в бурках, и лишь иногда в валенках, то в галошах или резиновых ботиках, то в парусиновых туфлях. Хорошо ещё, что Андрюшка пока ходил не в школу, а в ясли (Наталья пошла учительствовать в школу), иначе делать уроки ему было бы просто негде.
       Никто и никогда не говорил на запретную тему кёнигсбергского подземелья, хотя все, и взрослые, и девочки, ничего не забыли и знали, что их связывает страшная, в буквальном смысле этого слова смертельная тайна. К счастью, в конце-концов кончилась кровавая сталинская эпоха - состоялся ХХ съезд КПСС с его разоблачением культа личности, а затем наступило и время реабилитации и возвращения из тюрем и ссылок тех, кого не успели расстрелять и кто тогда ещё оставался жив. Антон и Наталья почти перестали бояться, что ночью за ними приедет чёрный воронок, их оторвут от детей, и они навеки сгинут неизвестно где на просторах своей великой и могучей родины, "где так вольно дышит человек".
       Наступили новые времена, Н.С.Хрущёв провозгласил массовое жилищное строительство, и по всей стране, на шестой части земной суши, от Балтийского моря до Тихого окена начали возводить стандартные пятиэтажки, куда въезжали безмерно счастливые новосёлы. Люди выбирались из подвалов и подсобок, из сараев и бараков, из железнодорожных вагонов, приспособленных под жильё.
       Наконец-то и Мартовы тоже получили неслыханно прекрасную двухкомнатную квартиру на пятом этаже панельного дома без лифта всё в том же Подмосковье на улице Советской. Они просто не верили своему счастью. Дети перестали готовить уроки, сидя закутанными в платки и обутыми в валенки, перестали болеть вечными простудами. Наконец-то семья купила настоящий письменный стол, правда, теперь уже - один на троих: для одной студентки и двух школьников, но всё-таки письменный стол! Наконец-то и взрослые, и дети после долгих лет сумеречной подвальной жизни увидели настоящее солнце в окнах своего дома.
       Уже давно настольной книгой стали для Светы "Десять лет под землёй" Норбера де Кастере. После своего удивительного приключения в Калининграде девочка просто "заболела" пещерами. Она как будто стала жить двойной жизнью, которая продолжалась и потом - все последующие годы её взросления. Ещё там, в Калининграде, ложась спать, она каждый вечер закрывала глаза и снова видела себя в этом прекрасном Королевском зале, бродила вдоль подземного ручья, трогала ладонями громадные цветные кристаллы, растущие из-под земли, любовалась немыслимой белизной сталактитов и сталагмитов. А родной, тёплый сиреневый кристалл, посланец этого волшебного подземного мира, всегда лежал у неё под подушкой...
       Студентка геологического факультета МГУ Светлана Мартова с громадным трудом записалась в секцию спелеологии - секция была переполнена, к тому же, туда предпочитали брать мальчиков, а не девочек. Тем не менее, Света всё-таки добилась своего, и это была её первая жизненная победа. Она научилась выносить холод, темноту и одиночество пещер, пользоваться карабином и спасательным тросом, пролезать в самые узкие щели, исследовать каменные мешки, часами брести по колено в ледяной воде, в любой ситуации сохранять хладнокровие.
       Разумеется, всё это были очень полезные навыки. Но, если сказать честно, Света ожидала от спелеологии гораздо большего. Она ждала встречи с прекрасным, таинственным, волшебным миром подземелий, но ничего похожего на тот мир, который она увидела когда-то там, в Кёнигсберге, она не нашла больше нигде и никогда, хотя облазила множество пещер в самых разных уголках своей огромной советской страны. Конечно, и в этих пещерах была своя романтика, своя притягательная сила, но не было той неописуемой красоты, того волшебства, которые она ощутила там, в Калининграде, и которые она вновь создавала перед собой каждый раз, как только закрывала глаза.
       Отец болел долго и тяжело. У него открылся диабет - результат голодовки на Ленинградском фронте. Теперь Свете приходилось вставать ещё раньше - в пять часов утра, чтобы перед выездом в университет успеть вскипятить шприц на газовой плите, остудить железную коробочку с водой и шприцом до комнатной температуры и сделать отцу ежедневный укол спасительного инсулина. Многие диабетики делают себе уколы сами, но ведь однорукий Антон сделать этого, разумеется, никак не мог.
       Кёнигсбергское подземелье и особенно Королевский зал стали для Светы как бы вторым местом её существования - она мысленно уходила туда каждый раз, когда сильно уставала, когда что-то не ладилось или же окружающая жизнь подмосковного городка, с её убогостью, повальным пьянством и беспросветностью, становилась для неё слишком уж невыносимой. Только теперь девушка поняла, что такое настоящая ностальгия, о которой она читала в книгах. Уже столько лет Свете мучительно хотелось вернуться в свою потерянную сказку - Королевский зал и остаться там навеки! Никто из окружающих, в том числе и родители, даже и не подозревал, что в душе у такой смелой, энергичной и настойчивой девушки постоянно болит эта невидимая, тайная, никогда не заживающая рана...
       Между тем, Антону становилось всё хуже и хуже. Однажды, когда дома никого не было, он подозвал к себе Свету и заговорил с ней на тему совсем для неё неожиданную:
       - Дочка, ты знаешь, скоро меня не станет, вы останетесь с матерью одни. Ты, как старшая, отвечаешь за Нину и Андрюшку. Ведь и у матери здоровье тоже не очень-то хорошее, не знаю, на сколько она меня переживёт. Держитесь друг друга, помогайте друг другу всегда - ведь никого больше у вас на свете нет...
       - Папа, не говори так! Держись, ведь теперь нам так хорошо живётся - и квартира есть, и с продуктами полегче стало. На инсулине можно жить много лет, не поддавайся болезни, ты ведь у нас герой.
       - Я знаю, дочка, что говорю. Слава богу, я всё-таки успел вырастить вас всех. Правда, Андрюшка ещё школу не кончил, но и он теперь не такой уж маленький. Но я с тобой хотел поговорить о другом. После моей смерти в моём ящике письменного стола возьми пакет - на нём будет написано твоё имя. Это только тебе, не показывай никому чужому. Теперь другое время, может быть, когда-нибудь потом, ты сможешь с этим что-то сделать, а пока храни до лучших времён.
       - С чем сделать, папа, о чём ты говоришь?
       - Откроешь пакет, поймёшь, в чём дело. А пока я могу сказать только это. Потом догадаешься сама...

    *

       Когда после смерти отца Света вскрыла пакет, она увидела там знакомый медальон с немецкими готическими буквами и сложенный вчетверо листок бумаги. Да, это были те самые вещи, которые она видела в ту ночь в подземном бункере. Медальон она тогда взяла с собой, а потом отдала родителям, чтобы они наконец-то поверили ей. Но вот письмо... Ведь она его не трогала - оно так и оставалось лежать рядом с трупом немецкого солдата. Значит, отец и мама всё-таки спускались в это подземелье, видели всё, о чём она им рассказала. Кто знает, может быть, они даже похоронили этого солдата где-нибудь там же в секретном фашистском подземелье.
       Теперь Света легко смогла прочитать то, что было написано по-немецки и на медальоне, и в предсмертном письме - посланце далёкого прошлого не только самой девушки, но и того незнакомого немца, которого она видела всего два раза в жизни и которого уже давным-давно больше нет на белом свете:
       Курт Вагнер. 23.02.1913 г. Кёнигсберг. в.ч. 6/7-48
       Света вздрогнула - от родился в тот же самый день, что и она, только на двадцать три года раньше! Опять эта цифра двадцать три - прямо мистика какая-то. К тому же, что ещё удивительнее - однофамилец Дирка. А вдруг он ему не просто однофамилец, а какой-нибудь родственник? Кто знает, всё на свете может быть...
       Света развернула листок. Вот что она там прочла:
      
       Мои дорогие Дирк и Ханна!
       Когда вы почтёте это письмо, если вообще оно когда-нибудь попадёт к вам в руки, то меня уже не будет в живых. Я погиб под Кёнигсбергом - моим родным городом, но не могу сказать точнее, где именно. Я не знаю, что с вами и где вы сейчас. Но я молюсь о том, чтобы вы пережили эту кошмарную войну и у вас всё было хорошо. Я вас очень люблю. Мой дорогой Дирк, вырастай большим и никогда не становись солдатом. А ты, Ханна, дай Бог, вырастишь нашего сына хорошим человеком и сама проживёшь долгую и, может быть даже счастливую жизнь. Я вам желаю всего-всего хорошего, счастья и здоровья.
       16 августа 1946 года
       Ваш Курт Вагнер.
      
       Света вздрогнула ещё раз - господи, Дирк, да ещё и Вагнер! Нет, не может быть, это просто совпадение и всё... Мало ли сколько Дирков в этой Германии! И Вагнеров, наверняка, тоже хватает. К тому же она знала, что семья Дирка живёт в Дрездене, а о Кёнигсберге он не упоминал никогда. Но вдруг в её ушах прозвучала фраза, которую она когда-то услышала от него в первый же день их знакомства, когда они стояли около объявления о концерте Давида Ойстраха: "О, майн Гот! Да ведь это же и день рождения моего отца!" Тогда она не обратила на неё внимания, но теперь вспомнила, что сказано это было каким-то совсем другим голосом, после чего Дирк почему-то запнулся и продолжал разговор неестественно бодрым тоном.
       Значит, это всё-таки тот самый Дирк, сын Курта Вагнера, который теперь вырос и, как и мечтал его отец, не стал солдатом. Каким-то мистическим образом именно Света соединила их судьбы: сначала увидела смерть отца, а теперь, столько лет спустя, подружилась с его сыном. А сам Дирк, скорее всего, не видел своего отца никогда...
      

    Глава 7.

    Нельзя говорить о том,

    о чём следует хранить молчание.

       Света была очень довольна, что теперь у неё появилась возможность хоть иногда слышать немецкую речь: она не только говорила с Дирком исключительно по-немецки, но и несколько раз сумела выбраться с ним в посольство ГДР на немецкие фильмы. Сам же Дирк, со своей стороны, был просто счастлив проводить с любимой девушкой как можно больше времени.
       Однако он прекрасно знал, что никогда не сможет на ней жениться и даже просто признаться в любви: ведь студентов неоднократно предупреждали в посольстве, что партия посылает их за границу учиться, а не заводить романы на стороне. Жениться студентам и аспирантам категорически запрещено. Любое несогласие с этой директивой влечёт за собой исключение из института и немедленную высылку обратно на родину.
       И ещё одно удерживало Дирка от малейшего проявления нежности по отношению к любимой девушке: он боялся испортить ей жизнь. Ведь они никогда не смогут быть вместе, даже если она и ответит на его чувства. Так зачем же кружить ей голову и подавать надежды на то, что не сможет сбыться... Пусть уж лучше обратит внимание на какого-нибудь хорошего русского парня, выходит за него замуж и будет с ним счастлива. А свою горькую тайну Дирк увезёт с собой на родину, когда через несколько лет окончит МГУ и вернётся в свой Дрезден. Он с ужасом считал каждый день до того времени, когда защитит дипломную работу и будет обязан вернуться домой...
       Ради того, чтобы почаще быть возле Светы, Дирк даже пытался записаться в спелеологическую секцию, но ему было в этом отказано: экспедиции проходили по самым разным районам страны, многие из которых официально закрыты для иностранцев. Честно говоря, Дирк был этому даже рад: у него заранее вызывала отвращение необходимость лезть куда-то под землю - в темноту и холод, неизвестно для чего торчать часами в узких и грязных каменных щелях, шлёпать мокрыми ногами по жидкой грязи или в ледяной воде.
       Двадцать третьего февраля Дирк дождался Свету у дверей аудитории после окончания её последнего занятия. Он поздравил её с днём рождения и вручил подарок: красную розу и альбом Окладникова о палеолитическом искусстве первобытного человека. Света только охнула - Дирк опять оказался экстрасенсом - ведь она давно мечтала об этой книге. Сначала всё не было денег, а потом книга просто исчезла с прилавков, и её уже нигде невозможно было достать.
       Однако Света сумела взять реванш: она вдруг оказалась ещё большей ясновидящей, чем сам Дирк. Стоя у окна в факультетском коридоре, русская девушка и немецкий юноша, сами того не ведая, вели между собой разговор, который, как оказалось потом, определил всю их дальнейшую судьбу.
       - Дирк, не думай, что только ты можешь читать чужие мысли. Хочешь, я угадаю кое-что о тебе? Например, как звали твоих родителей, откуда они родом, когда родились и так далее.
       - Светочка, это просто невозможно. Ведь я никогда не говорил тебе об этом!
       - Вот именно поэтому я и говорю "угадаю", а не "вспомню".
       - Ну что ж, попробуй!
       - Значит так. Твоя мама: какие буквы вертятся у меня в голове? А, Б, В - нет, совсем не то. Л, М, Н... Пожалуй, Н подойдёт, только это не первая буква, а где-то посредине. И ещё Х, А... Получается что-то вроде Ханна. Правильно?
       Тут пришла очередь Дирка остолбенеть от удивления. Он помнил точно, что этого имени не знал никто даже из его товарищей, не было оно написано и на конвертах тех писем, которые он получал из дома, если даже когда-нибудь Света вдруг могла их случайно увидеть. А Света продолжала:
       - Так, теперь отец. Назови любую цифру или число и я угадаю день его рождения.
       - Ну что ж, попробуй. Десять.
       - Десять? Ладно. Прибавим тринадцать - будет двадцать три. Отнять восемь, будет два. Получается февраль, двадцать третье число. И ещё год: так, надо подумать... Пожалуй, тысяча девятьсот тринадцатый. Я даже и не спрашиваю, правильно или нет, я точно знаю, что угадала.
       - Света, что за мистика, скажи мне честно, что ты знаешь обо мне и откуда? Ведь раньше ты никогда не говорила со мной о моих родителях. Или, может быть, тебя запугали в КГБ и заставили в такой странной форме проверять мои анкетные данные? Я ведь никогда не скрывал, что мой отец погиб на фронте, воюя против Красной Армии, вернее говоря, пропал без вести.
       - Дирк, ты что, с ума сошёл! Разве я похожа на стукачку? Дело гораздо хуже: я сама видела своими глазами смерть твоего отца! Это было в 1946 году, мне тогда было десять лет, но я до сих пор всё помню до мельчайших деталей. Я тебе сейчас всё расскажу.
       И Света рассказала Дирку о своем давнем приключении в Калининграде - о подземном ходе, бункере, складах продуктов и оружия, о немецкоом солдате и его самоубийстве, о могиле Канта, наконец. Умолчала она только о волшебной пещере, Королевском зале, Хрустальной друзе, фигурах животных, о подземном ручье и фиолетовом кристалле, который, как амулет, всегда был с ней. Ведь это была её личная тайна, которая имела очень мало отношения к немецкому солдату и истории его гибели.
       - А где теперь этот медальон и предсмертное письмо, неужели они так и остались там, под землёй?
       - Нет. Медальон я взяла с собой ещё тогда, а письмо уже потом забрал отец, и сейчас оно тоже у меня. Только я не знаю, похоронил ли мой отец того солдата или нет. Он очень боялся, что знает эту недозволенную военную тайну и за ним в любой момень могут притти из НКВД.
       - НКВД - что это такое?
       - Это Народный Комиссариат Внутренних дел - тогда так называли КГБ. Времена-то были, сам знаешь, какие - кровавые, сталинские. Миллионы людей так и сгинули в лагерях... А моего отца теперь не спросишь - ведь он умер. Сначала я не была уверена, что это именно твой отец, но дело в том, что у нас с ним совпадает день рождения, ты же сам когда-то это сказал, поэтому я и догадалась. Уж прости меня за мистификацию. Я ведь понимаю, что вся эта история - твоя трагедия и тут совсем не до шуток...

    *

       Дирк был потрясён тем, что он узнал от Светы. Вот ведь как странно сложилась судьба: Света так много значила в его жизни не только потому что он безответно её любил, но ещё, оказывается, и потому, что была единственной цепочкой, которая связывала его с давно погибшим отцом. Она как будто бы вернула ему отца, хотя, конечно, на самом деле не могла вернуть его к жизни: просто раскрыла тайну его гибели и передала последние предметы, которые он держал в руках перед своей смертью. Любимая девушка невольно оказалась мостиком между двумя мирами - миром жизни и миром смерти... Когда-то Дирк пытался изобразить себя перед ней чуть ли не экстрасенсом, а ведь на самом деле колдуньей оказалась-то она - в средневековье её бы, точно, сожгли на костре: за нестандартность, за красоту, силу воли и бесстрашие. Ведь ему, иностранному гражданину, сыну фашиста, погибшего в войне против Советского Союза, она не должна была говорить о военных тайнах своего государства. И Света это прекрасно знала.
       - Дирк, я никогда не дарила тебе никаких подарков, ты даже не хочешь мне говорить, когда у тебя день рождения. Возьми от меня на память этот подарок - пусть хрустальный мышонок станет твоим талисманом и напоминает тебе о нашей дружбе. Ведь ты скоро уедешь из Москвы навсегда, вряд ли мы сможем переписываться - геологи знают много секретов и не имеют права общаться с иностранцами. Мне придётся оформлять допуск к секретным материалам... А эта хрустальная фигурка тоже - из того подземелья.
       Света протянула Дирку закрытую ладошку. Когда она разжала её, Дирк увидел удивительную, сверкающую игрушку - подобного он не встречал никогда. Дирк бережно взял скульптурку и поцеловал - ведь она только что лежала на светиной руке и была ещё тёплой.
       - Спасибо, Светик, теперь она будет со мной всегда, всю жизнь...
      

    Глава 8.

       Дирк как будто сошёл с ума. Он не мог заниматься: на улице, в общежитии, на лекциях он неотступно думал об одном и том же - о своём отце и его трагедии, о его ужасной смерти где-то в подземных казематах города, который ещё недавно был немецким, а теперь оказался занят врагом. Выхода у отца не оставалось, это ясно. А ведь до того, как его забрили, он всю жизнь проработал всего лишь обычным учителем математики в школе, которого, как и сотни тысяч других, насильно загнали в фашистскую армию.
       Придётся ждать каникул, чтобы поехать в Дрезден и рассказать всё матери - ведь она до сих пор ничего не знает. Понятно, что в письме такое писать нельзя - всем известно, что письма, отправленные отсюда за границу, читаются сначала советскими, а потом и немецкими спецслужбами. Если они узнают о Свете и её тайне, то это для неё кончится очень плохо - не может же он подставлять девушку под удар.
       Хрустальный мышонок теперь сопровождал Дирка везде. То он стоял на его письменном столе в блоке студенческого общежития, то отправлялся в нагрудном кармане хозяина на лекцию, в библиотеку или ещё куда-нибудь. Дирку даже казалось, что от мышонка, и на самом деле, исходит какая-то мистическая энергия, которая поддерживает его в эти трудные минуты. Как будто Света передала через него часть своей твёрдости и силы.
       Дирк даже не подозревал, что в Светиной душе вот уже много лет тоже совсем нет покоя: Света мучилась ностальгией по тому волшебному подземному миру, который увидела тогда, когда ей было всего десять лет и который никак не могла забыть. Этот мир манил её, звал к себе, к нему она всегда устремлялась в своих снах и мечтах. Он неотвязно преследовал её везде - дома, на улице, в университетской аудитории. Он жил с ней каждую минуту, каждую секунду. Он просто был частью её души, частью её самой. И она никому, даже Дирку, не могла рассказать о своих мучениях.
       Мечта вернуться в Калининград, снова спуститься в подземелье, теперь уже в качестве опытной альпинистки, скалолазки и спелеолога, снова увидеть волшебный подземный мир, всё сильнее и сильнее овладевала девушкой. Для неё до сих пор оставалось загадкой происхождение этого подземного царства: что было в нём природным, а что - рукотворным, и каким же образом оказалось возможным создать под землёй такие чудеса. Ей хотелось не просто вернуться в тот подземный мир, который она чувствовала своим, родным, настоящим, но и понять его, изучить, как это может сделать только профессиональный геолог, каким она теперь стала...
       Вся трудность заключалась в том, что Калининград и до сих пор был закрытым приграничным районом, и для поездки туда требовались не только серьёзные основания, но и разрешение так называемых "компетентных органов", а давать объяснения кэгэбэшникам Света, разумеется, не собиралась. Если же рискнуть и поехать туда тайком, то это может привести к непредсказуемым последствиям, вплоть до исключения из института или даже ареста... Света не знала, что же ей делать, а посоветоваться было не с кем. Если только с Дирком, хотя иностранец, да ещё и немец - тоже не лучший вариант для таких откровений. Пока Света колебалась, Дирк сам взял инициативу в свои руки. Однажды между ними состоялся очередной разговор на запретную тему.
       - Света, ты знаешь, я никак не могу притти в себя после всего, что ты мне рассказала. Ты же в курсе, что я, как иностранец, никак не могу попасть в тот район, он закрыт даже для большинства советских людей, что же говорить обо мне - немце. А вот ты сама - не собираешься ли навестить места твоего детства, или же тебе это совсем неинтересно?
       - Да я просто мечтаю попасть туда снова, но даже и мне это совсем непросто, нужно обращаться в КГБ, получать разрешение, к тому же, мне могут его и не дать - у меня ведь нет особо серьёзных оснований туда ехать. Так, детские воспоминания, кого это волнует!
       - Ну и что же ты решила? Так и откажешься от своего намерения?
       - Не знаю, может быть, попробую съездить нелегально, вдруг получится? Я ещё пока не решила. Вот начнутся зимние каникулы - будет свободное время, тогда и подумаю. Всё равно зимой не очень-то спелеологией займёшься. Но у меня пока что ещё и денег нет - билеты-то туда и обратно, сам знаешь, сколько стоят!
       - Деньги не проблема. Если решишься, то билет туда и обратно я тебе сам куплю.
       - Спасибо, Дирк, это очень существенный аргумент "за".
       - Господи, как бы я сам хотел попасть туда, увидеть своими глазами то место, где погиб мой отец, узнать, где же он всё-таки похоронен, но ведь это совершенно невозможно! Но я совсем не хочу, чтобы ты так рисковала из-за меня. Всё равно твоя поездка ничего не меняет - отца-то не вернёшь!
       - Знаешь, я поеду не только из-за этого. Я и сама столько лет мечтала туда вернуться - меня почему-то ужасно мучают мои детские воспоминания, может быть, съезжу и наконец успокоюсь после этого.

    *

       Виктор Хряков ужасно ненавидел Дирка Вагнера - ведь тот постоянно крутился около Светы. Целыми днями, неделями, месяцами и даже годами. Виктор ненавидел его уже несколько лет - если бы не Дирк, то Света, скорее всего, в конце-концов всё-таки ответила бы на его ухаживания - ведь до сих пор ни одна девица не устояла перед ним. Временами Виктору хотелось плюнуть на эту гордячку, но это у него почему-то никак не получалось - он постоянно возвращался мыслями к Свете, строил с ней бесконечные воображаемые диалоги, в которых побеждал, разумеется, он, представлял её в своей постели. Но, к сожалению, дальше мечтаний, которые его просто изнуряли, дело так и не шло. Разумеется, он крутил бесконечные романы с доступными девицами, многие из которых были очень даже ничего, но никто ему не нравился больше Светы.
       В те дни вся Москва ломилась на кинофильм "Кто вы, доктор Зорге?", рассказывающий о подвигах легендарного советского супершпиона в тылу фашистского врага, причём в самых высоких эшелонах гитлеровского командования. Люди ещё хорошо помнили недавнюю Великую Отечественную войну, у многих на фронте погибли самые близкие родственники, поэтому фильм имел бешеный успех.
       Создатели фильма утверждали: он почти что документальный и основан на реальных событиях мировой истории. Зорге, в качестве немецкого журналиста, действительно, добывал для Советского Союза бесценную информацию - в частности, предупредил о дате предстоящего нападения Германии на СССР, сообщил точное количество немецких дивизий и общую схему их плана военных действий, однако Сталин не поверил этой информации, за что страна расплатилась оккупацией значительной части территории, блокадой Ленинграда и многими миллионами солдатских жизней. В 1941 году, когда нападение на СССР уже произошло, Зорге был арестован японской полицией, а в 1944 году казнён этим союзником фашистской Германии. Фактически оказалось, что этот уникальный человек пожертвовал своей жизнью совершенно зря...
       Терпение Виктора окончательно лопнуло, когда он неожиданно заметил эту ненавистную сладкую парочку в кинотеатре именно на кинофильме "Кто вы, доктор Зорге?". Они беспечно болтали, разумеется, на немецком языке, не замечая, что привлекают этим неприязненное внимание окружающих. Двухсерийный кинофильм кончился очень поздно, поэтому Дирк посадил Свету в такси, подробно объяснил шофёру, куда надо ехать, и даже авансом сам оплатил эту поездку. Всё это Виктор прекрасно видел собственными глазами, стоя недалеко от них в густой толпе зрителей, выходящих из кинотеатра.
       Несколько лет Виктор мучился тем, что никак не мог найти способ отомстить ненавистному Дирку. А гениальное, как всегда, оказалось очень просто. Сегодня, после фильма о советском шпионе, его вдруг осенило: надо написать донос в партком, и тогда Дирка за аморальное поведение отчислят из университета, а потом и вышлют на родину. Светочка лишится своего хахаля и снизойдёт до того, чтобы посмотреть и на других. Скорее всего, пострадает и она, но ведь не убьют же её - так и так останется в Москве, да ещё и наверняка, станет после этого сговорчивее.
       Только одно сомнение мучило Виктора Хрякова: стоит ли подписывать это разоблачительное письмо в факультетский партком или же послать его анонимно? Каждый способ имел свои преимущества и свои недостатки. Если подписать собственным именем - начальство поймёт, что он имеет определённые заслуги, а это, при его слабой успеваемости и бесконечных "хвостах" по многим предметам, было бы ему очень кстати. Кроме того, будущая заслуга даст возможность попасть вне очереди в квоту на вступление в компартию, без чего в дальнейшем карьеру не сделаешь. Может быть, получишь и распределение получше - не в какую-нибудь хибинскую экспедицию, а в геологическое управление...
       С другой стороны - если дать анонимный сигнал, то нет никакой опасности, что Света когда-либо узнает о том, кто на неё накапал, а ведь он хотел бы построить с ней долговременные отношения. Вот и думай тут - как же всё-таки лучше поступить...
       В скором времени на стол в факультетском парткоме геологического факультета лёг такой документ:
      
       "Уважаемые товарищи!
       Я не могу пройти мимо вопиющего факта, который не только позорит наш факультет, но и может оказаться опасным в дальнейшем, поскольку геолог - профессия стратегическая. Геологи часто имеют дело с секретными материалами, картами, с месторождениями стратегического сырья, поэтому для них общение с иностранцами просто недопустимо. Тем не менее, наша студентка Светлана Мартова имеет любовный роман с иностранцем - гражданином ГДР Д.Вагнером, обучающемся в МГУ на механико-математическом факультете
       Вот уже несколько лет они постоянно встречаются, вместе ходят в кино и, несомненно, имеют недозволенную любовную связь. Особенно настораживает то, что в целях конспирации они между собой говорят исключительно на немецком языке, так что никто из окружающих не имеет возможности получить информацию о содержании их разговоров.
       Настоятельно прошу Партком Геологического факультета разобраться в ситуации и принять надлежащие меры к указанным лицам, особенно к иностранному гражданину Дирку Вагнеру, который, пользуясь наивностью комсомолки Мартовой, просто вскружил ей голову.
       Член ВЛКСМ Виктор Хряков"

    *

       В конце-концов Света всё-таки решилась и купила билет в Калининград. Она предполагала побыть там всего два-три дня. Мама написала письмо своей старой подруге, которая с послевоенных времён после отставки мужа так и осталась в этом городе, и женщина приютила девушку у себя. Как ни странно, но билет туда и обратно в кассе выдали сразу, не требуя никакого разрешителшьного документа из соответствующих органов. Ни в поезде, ни по прибытии в город, никаких проверок не было, чему Света одновременно и удивилась, и обрадовалась. Она очень волновалась - каким-то она увидит теперь свой любимый город, о котором скучала столько лет?
       Оказалось, что теперь он стал совсем другим - таким же, как и тысячи других унылых, однообразных городов на всей территории страны: величественные, но, тем не менее, всё-таки красивые развалины убрали, а на их месте появились кварталы убогих панельных пятиэтажек. Кое-где среди них всё-таки ещё встречались уцелевшие немецие дома из прошлых довоенных времён - солидные, кирпичные, с высокими потолками, удобные для достойного человеческого житья. Пятиэтажки неуклюже торчали из голой земли - вокруг не было ни кустика, ни деревца, ни, тем более, прекрасных немецких цветников, которые когда-то ещё успела застать здесь Света.
       Самое отрадное, что Света увидела в городе - это могила Канта, сохранившаяся в своём прежнем виде. Однако территория вокруг неё была заасфальтирована, остановка пятого автобуса перенесена совсем в другое место, так что определить, где же прежде был выход из подземелья, оказалось совершенно невозможно. Значит, оставалось искать хотя бы вход в него на Львовской улице.
       Львовская улица и домики на ней сохранились, но она тоже потеряла свой прежний нарядный и зелёный вид. Домики теперь выглядели обшарпанными, деревья вокруг них были вырублены, а земля занята огородами, более нужными голодному населению, чем былая бесполезная красота. В домике напротив бесследно исчезла ограда из кустов шиповника, зато теперь во дворе валялся какой-то хлам и слышались детские голоса. Небольшой искусственный прудик в конце улицы тоже оказался уничтоженным - его для чего-то засыпали землёй, и теперь здесь просто красовался бесполезный и унылый пустырь, на котором даже не удосужились посадить ни одного деревца, ни одного кустика сирени.
       Света несколько раз прошлась по улице, приглядываясь к жизни в домиках. В её прежнем жилище исчезли все кусты сирени, и теперь с улицы хорошо было видно маленькое слуховое окошечко, ведущее в подвал. Когда-то в нём была железная рама и стёкла. Теперь железная рама оказалась выломанной, не осталось и следов стёкол - просто зияла дыра, в которую она вполне могла пролезть - ей много раз приходилось пролезать в пещерах и не в такие узкие щели. Собаки во дворе не было...
       Когда стемнело, Света ещё раз прошлась по безлюдной улице - в домиках зажглись огни, затем почти все они погасли. Её родной дом тоже спал. Детей там, кажется, не было. Света неслышно вошла в палисадник, приблизилась к окну и легко соскользнула в подвал. Увы, здесь её тоже ждало разочарование. Весь подвал был завален каким-то хламом и рухлядью - старая мебель, металлолом, не считая дров и мешков с картошкой. Разгрести его или хотя бы просто передвинуть оказалось совершенно невозможно - свободного места почти что не оставалось. Если даже разгребать нужный угол не таясь, то на это уйдёт не менее двух-трёх дней. Ну а сделать что-то тайком, за одну ночь - и совсем нереально. Света подтянулась на руках и выбралась из подвала.
       Наверное, зря она рисковала, отправляясь на встречу со своим далёким детством. Ничего интересного в эту поездку ей узнать так и не удалось, возвращение в детскую сказку не состоялась, обрадовать Дирка тоже будет нечем...

    Глава 9.

    Они прожили жизнь во сне,

    не зная, кем и чем они были...

    П р о т о к о л

      
       заседания Парткома Геологического факультета МГУ от 12 марта 1957 г.
      
       Присутствовали: Секретарь Парткома доцент Орлова Н.А., члены Парткома Сергеев В.А., Нефёдова Г.И., Алтухов С.С., Слепнёва Е.П., студентка 3 курса Мартова С.А.
      
       Слушали: Об аморальном поведенеии студентки 3 курса Мартовой С.А.
      
       Орлова Н.А.: Товарищи! Сегодня у нас на повестке дня очень неприятный вопрос - личное дело студентки 3 курса Мартовой. Все мы очень хорошо знаем эту студентку - она у нас круглая отличница, общественница, спортсменка. Тем не менее, в личной жизни она оказалась очень неразборчивой - допустила интимную связь с иностранным студентом Вагнером с мехмата МГУ. И связь эта длится уже почти что три года, а мы только что спохватились - ведь можно было принять меры и прекратить её с самого начала.
       Сергеев В.А.: Если в наш Партком поступил такой серьёзный сигнал, то мы, конечно, должны принять соответствующие меры. Но прежде всего надо выслушать саму студентку Мартову, что она может сказать в своё оправдание?
       Мартова С.: Я могу сказать только, что никакой интимной связи между нами не было и нет! Мы просто дружим вот уже три года, и всё.
       Нефёдова Г.И.: Мы понимаем, конечно, что вам неудобно говорить о таких вещах, но здесь находятся ваши друзья, ваши преподаватели, которые всегда относились к вам очень хорошо. Поэтому не стоит запираться, лучше сразу признайте ваши ошибки и дайте слово в будущем не допускать подобных проступков, тогда дело может ограничиться всего лишь выговором по комсомольской линии.
       Мартова С.: Ну почему вы мне не верите? Дирк Вагнер - мой лучший друг, никто ведь не запрещает советским студентам дружить с иностранцами, тем более из социалистической страны. Если все газеты пишут о пролетарском интернационализме, то что же плохого в нашей дружбе?
       Алтухов С.С.: Но вы ведь подтверждаете, что ходите с ним в кино, ездите в такси, постоянно встречаетесь? Это трудно назвать дружбой и невозможно отрицать - слишком много свидетелей вашего странного поведения. Если это не роман, то, спрашивается, что же?
       Слепнёва Е.П.: Почему вы постоянно и так вызывающе разговариваете с ним только по-немецки, в то время как вас окружают только простые советские люди, говорящие на русском языке? Совершенно ясно - для того, чтобы окружающие не понимали ваших разговоров и не знали, о чём это вы там договариваетесь. Если бы вы, действительно, только дружили, если бы вам нечего было скрывать, то говорили только по-русски. Это и ежу понятно.
       Мартова С.: Я сама его просила говорить со мной только по-немецки, потому что не хотела забывать немецкий язык, который учила в школе. В университете я попала во французскую группу, так как немецкие были переполнены.
       Слепнёва Е.П.: Девушка, зачем, спрашивается, вам надо знать столько иностранных языков? Всем известно, что именно советские учёные стоят на переднем крае мирового научного прогресса, нашим учёным и специалистам, в том числе и геологам, вполне достаточно знать свой родной русский язык. Сейчас, наоборот, весь мир изучает именно русский язык, чему пример и ваш собственный дружок Вагнер.
       Сергеев В.А.: Иностранные студенты приезжают сюда учиться, их государство платит им стипендию совсем не для того, чтобы они крутили романы с русскими девушками. Вы, вольно или невольно, срываете государственную программу национального образования ГДР.
       Мартова С.: Но Дирк - круглый отличник.
       Нефёдова Г.И.: Это не имеет никакого значения. Тем хуже для него и для вас. Если вы отличники, то должны быть более сознательными, чем остальные студенты. Посольство ГДР требует от своих студентов, чтобы они все свои силы отдавали только учёбе, не отвлекаясь на личную жизнь, и они обязаны соблюдать государственную политику. Впрочем, мы здесь не обсуждаем их проблемы, сегодня мы обсуждаем ваше поведение. Дайте окончательный ответ на очень простой вопрос: раскаиваетесь ли вы в вашем поведении или нет, обещаете ли прекратить эти позорные, нездоровые отношения с иностранцем?
       Мартова С.: Мне не в чем раскаиваться, и я не могу прекратить то, чего нет!
       Орлова Н.А.: Товарищи, мне кажется, вопрос ясен. Предлагаю больше не терять времени и принять соответствующее решение. Предлагаю сформулировать его так: Проинформировать деканат Геологического факультета о проведённом заседании Парткома, передать в деканат протокол заседания и рекомендовать деканату отчислить студентку Мартову С.А. с геологического факультета. Соответствующие материалы передать также в бюро ВЛКСМ факультета. Прошу голосовать за данное предложение. Так, вижу, что единогласно.
      
       Постановили: Проинформировать деканат геологического факультета о проведённом заседании Парткома, передать в деканат протокол заседания и рекомендовать деканату отчислить студентку Мартову С. с геологического факультета. Соответствующие материалы передать также в бюро ВЛКСМ факультета.
       Вызов в партком и решение об исключении стали для Светы невероятным ударом. Сначала она подумала, что раскрылась её тайная поездка в Калининград, но, как оказалось, никто о ней так и не узнал. Удар пришёл совсем с другой стороны. Кто мог возвести на неё такую напраслину и зачем - она не имела понятия.
       Время как будто остановилось. Три года она жила в бешеном ритме, и вдруг замерла на полном ходу. Кончились многочасовые поездки на электричке, вечный недосып, горы учебников дома и в библиотеке. Кончились жёсткая самодисциплина и вечная жизнь по минутам, даже чуть ли не по секундам. Кончились спелеологические походы. Теперь у неё была масса свободного времени, которое просто некуда было деть.
       Но самое ужасное переживание было связано не с исключением, а с чьим-то предательством и клеветой. Как могли эти преподаватели, которые, казалось бы, прекрасно её знали вот уже целых три года, которые ездили с ней в многодневные экспедиции и на практики, ели вместе из одного котелка, сидели рядом у костра, пели факультетский гимн, как же могли они поверить этой клевете, а её запачкать подозрениями и недоверием?
       Света не знала, что в деканат, помимо протоколов заседания парткома, пришёл ещё и сигнал из факультетского спецотдела: шофёр, который когда-то по просьбе Дирка, да ещё и на его деньги довёз Свету из кинотеатра до дома, тоже сообщил кому надо о её подозрительных связях с иностранцами. Света не знала также, что вскоре после этого всех её соседей обошёл спецагент из КГБ и расспросил об образе жизни семьи Мартовых. К счастью, Наталья была в хороших отношениях со своими соседями, поэтому никто из них не сказал о Мартовых ничего плохого. Но и самой Наталье никто из соседей никогда, даже много лет спустя, так и не шепнул об этом визите. Если бы не этот второй сигнал, то, возможно, Свету и не исключили бы из университета, а ограничились лишь строгим выговором по комсомольской линии...
       Из-за всего пережитого Света впала в глубокую депрессию, хотя в те времена советские люди, полные исторического оптимизма и одной ногой уже стоявшие на самом пороге эры всобщего коммунистического счастья, которое, по прогнозам генерального секретаря КПСС Н.С.Хрущёва должно было начаться в 1980 году, даже и не знали этого слова.
       Как когда-то и её отец, пришедший с войны инвалидом, она теперь целыми днями лежала отвернувшись к стенке и не разговаривая ни с кем. Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни ходить или говорить, ни даже читать или думать. Ей не хотелось жить...
       В соседней комнате громогласно отпускал свои идиотские шуточки ухажёр Нины Алексей, но Света их почти не слышала. Закрыв глаза, она снова бродила по Королевскому залу, опускала руки в круговой фонтан, вечно льющийся из-под гигантской хрустальной друзы, стоящей на пьедестале посреди зала. Она ощущала прохладу и шероховатость искристых сталактонов, обнимала сверкающие фигуры зверей, стоящие вокруг фонтана. Она снова шла вдоль ручья, огибала громадные валуны, видела узкую щель в вертикальной стене, куда впадает подземный ручей. Только здесь ей было хорошо, потому что она была совсем одна, потому что её окружала неземная красота, а подлость, грязь, предательство, человеческое убожество навсегда остались где-то там, совсем в другом измерении - далеко-далеко наверху...
       Иногда она всё-таки думала о том, кто же мог совершить такую подлость по отношению к ней. Её приятельницы, провинциальные девчонки из общежития? Нет, это просто невозможно. Они слишком простодушны для этого, и все их заботы не выходят за рамки того, как сдать очередную сессию, дожить до стипендии и, если очень повезёт, выйти замуж за москвича. Избранные девицы из высокопоставленных семей? Но она с ними почти не общалась, к тому же они были заняты нарядами, развлечениями, любовниками - жили совсем в другом, чуждом мире, который у Светы вызывал только отвращение. Она, со своими отличными оценками, спелеологией и комсомольской работой, была для них слишком неинтересна и незначительна, чтобы уделять ей хоть какое-то внимание. Ребята с курса? Тоже маловероятно - они честны и бесхитростны, много раз проверены совместными походами и экспедициями. Выходит, никому не было нужно её унижение и уничтожение. Тем не менее, кто-то же это всё-таки сделал! Самый отвратительный тип на курсе, это, конечно, Хряков. Но ведь он ей симпатизирует с самого первого курса, так что Хряков тоже отпадает. Кто-то из преподавателей? Но такое ещё менее вероятно, все они всегда относились к ней очень хорошо...
       Впервые Света вдруг задумалась о том, в каком государстве она живёт: до сих пор всё было ясно и однозначно - комсомольская работа, пролетарский интернационализм, строительство коммунизма, до которого уже было подать рукой. И вот теперь, это самое государство буквально уничтожило её, унизило и оскорбило, лишило будущего, о котором она мечтала с самого детства. И никто, ни один человек с курса не пришёл ей на помощь, никто даже не позвонил по телефону, чтобы поинтересоваться, как она теперь думает жить дальше...
       А эти доблестные и всесильные кэгэбэшники! Они проворонили её действительное преступление - тайную и противозаконную поездку в Калининград, в то время как нашли криминал там, где его никогда и не было! Оказывается, она - активная комсомолка, отличница, лучшая студентка курса - самый большой враг советской власти на всём геологическом факультете МГУ!
       Андрюшка, хоть ещё и не совсем повзрослел, но очень хорошо понимал состояние своей старшей сестры. Света для него всегда была образцом: красавица, отличница, спортсменка, активистка, наконец, просто очень сильный человек. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь увидит её в таком отчаянии. И ничем помочь ей он не мог. На все его расспросы она отвечала односложно, и чувствовалось, что эти разговоры причиняют ей чуть ли не физическую боль.
       Хрупкий белокурый мальчик с бездонными голубыми глазами подошёл к светиной кровати.
       - Свет, спишь?
       - Нет.
       Андрей положил ладонь на лоб сестры, другой рукой взял её за руку, несколько минут посидел так молча.
       - Знаешь, Андрюшка, мне так даже легче - как будто от тебя ко мне идут покой и тепло. Ты что, на меня телепатируешь?
       - Наверное. Представь себе, что у тебя в голове зажёгся маленький фонарик и его лучик медленно-медленно делает круг внутри. Один круг, второй, третий...
       - И, правда, как хорошо! Ты у нас, наверное, добрый волшебник, Андрюшка?
       - Света, ты не отчаивайся, это пройдёт, а я всегда буду с тобой.
       - Спасибо, Андрей.
       - Давай, поправляйся быстрее. А знаешь, я уже для себя решил - после школы пойду в медицинский и буду врачом. Одобряешь?
       - Конечно! И папа тоже одобрил бы, не сомневайся...
      

    Глава 10.

       После того, как партком разобрался с Мартовой, Дирк почти перестал звонить ей по телефону: он не сомневался, что её телефон прослушивается и не хотел доставлять человеку ещё большие неприятности. Как ни смешно, но на Дирке эта история совсем не отразилась - ни на мехмат, ни в посольство ГДР от бдительных советских людей на него не поступило никаких компрометирующих сигналов, поэтому он, казалось бы, продолжал спокойно учиться на своём факультете.
       Но на самом деле Дирк тоже был в отчаянии - ведь Света пострадала именно из-за него, и он ничем не мог ей помочь. Он страшно хотел её видеть, утешить, успокоить, но и навестить Свету в её доме тоже не мог - для советских людей он в этой стране так навеки и останется иностранцем, от которого лучше держаться подальше, поскольку кругом живут не только бдительные соседи, но и настоящие стукачи. Он понимал, что чем чаще они будут встречаться, тем хуже для Светы. Поэтому и их встречи, которые были так естественны в университете, и походы на немецкие фильмы, которые так любила Света, сами собой прекратились, да и Света теперь не интересовалась больше ни немецким языком, ни чем-либо другим, даже своей некогда горячо любимой спелеологией. Её все всегда считали сильным, волевым человеком, а она, оказывается, так легко сломалась, в первый же раз в жизни столкнувшись с человеческими подлостью и предательством.
       Впервые в жизни Дирк, как и Света, тоже вдруг задумался о том, в каких же государствах они живут. До сих пор для них обоих всё было ясно и однозначно - комсомольская работа, пролетарский интернационализм, строительство коммунизма, до которого уже было подать рукой. И вот теперь, это советское государство, "самое гуманное и человечное в мире", "где так вольно дышит человек", буквально уничтожило Свету, унизило и оскорбило, лишило будущего, о котором она мечтала с самого детства. И никто, ни один человек с курса не пришёл ей на помощь, никто даже не позвонил по телефону, чтобы поинтересоваться, как теперь она думает жить дальше... Только Дирк, который так страстно хотел притти ей на помощь - единственный из всех не мог этого сделать именно потому, что этого не хотело светино государство.
       Дирк думал почти теми же самыми словами, что и Света: что же теперь, после всего случившегося, можно сказать об этом "самом могучем в мире" государстве, в частности, о его "доблестных и всесильных", чуть ли не ясновидящих кэгэбэшниках! Ведь они проворонили её действительное преступление - тайную и противозаконную поездку в Кёнигсберг, которую она, рискуя очень многим, совершила именно для него, в то время как нашли криминал там, где его не было никогда! Оказывается, она - активная комсомолка, отличница, лучшая студентка курса - самый большой враг советской власти на всём геологическом факультете МГУ! Там, как ни в чём не бывало, среди прочих продолжали учиться тупицы, проститутки, бездари - не было места только для Светы. Но самое странное во всей этой истории - всё-таки то, что она никак не коснулась его, Дирка. Этому необъяснимому обстоятельству Дирк как раз и удивлялся больше всего...
       Наталья, видя, что творится с её дочерью, тоже была в отчаянии. Она, конечно, прекрасно понимала, в каком государстве живёт - ведь она пережила государственный террор тридцатых годов, отечественную войну, голод, нищету, послевоенные ужасы. Многие годы она каждый день просыпалась с кошмарной мыслью: чем сегодня накормить детей? Она ещё помнила, как её, учительскую дочь, не принимали в институт за "буржуазное происхождение", как в молодом советском государстве в школе было запрещено изучать поэзию Пушкина, так как он был "буржуазной косточкой" и не из класса пролетариев, а из проклятого "класса эксплоататоров".
       Она прекрасно помнила, как Костя Становов, самый тихий и безответный слушатель рабфака, где она когда-то училась, пришёл однажды на занятия весь сияющий и сообщил товарищам: "Ребята, сегодня мне приснился сам Иосиф Виссарионович!" Юноши и девушки окружили его, с завистью спрашивая о том, что же делал товарищ Сталин в костином сне, на что счастливец отвечал: "Он пожал мне руку и велел хорошо учиться, чтобы отдать все силы на благо родины!" На следующий день Костя на занятиях не появился. Больше никто его не видел никогда. Ни один сокурсник потом ни разу не упомянул его имени, как будто такого человека никогда и не существовало на свете...
       Однако ни Наталья, ни Антон никогда не говорили с детьми на политические темы. Дети, как и все остальные их сверстники, вступали в пионеры, потом в комсомол. Наталья хотела только одного - чтобы они были счастливы и не пережили тех ужасов, которые достались на её долю. Но теперь сразу двое её детей - и Света, и Нина попали в беду. Со Светой, ладно, дела обстояли ещё не так страшно - она человек сильный, в конце-концов придёт в себя. Может быть, даже сможет потом восстановиться в университете, а если и нет, то просто поступит на работу, когда-нибудь выйдет замуж, всё у неё наладится. Просто она взрослеет, а ведь каждый человек по мере взросления всегда сталкивается с разочарованиями, горем, предательством, человеческой подлостью. Это неизбежно, зато человек умнеет, становится менее наивным, более приспособленным ко взрослой жизни.
       А вот Нина... Тут дело обстоит гораздо хуже. Ей всего семнадцать лет, только что кончила десятилетку, пора бы поступать в институт, а у неё в голове только любовь. Добро бы нашла хорошего парня, какого-нибудь одноклассника или студента. Так нет - безумно влюблена в человека на десять лет её старше. Но и это неважно, всё бывает. Весь ужас в том, что Алексей - кэгэбэшник, и не скрывает этого. Наоборот, гордится этим и всем хвастается тем, что в их всесильном ведомстве они имеют такие льготы, такие зарплаты, которые и не снились какой-нибудь рядовой учительнице вроде Натальи. Туда кого попало не берут - там работают лучшие люди, такие, как он. Правда, этот "лучший человек" за всю свою жизнь не прочитал ни одной книжки, не мог связать и двух слов, но тем больше презирал "гнилую интеллигенцию" и ко всем окружающим относился с большим высокомерием. При этом он ещё и хвастался тем, что окончил высшую школу КГБ и называл себя не иначе, как юристом. Чем он мог покорить наивную Нину - оставалось просто загадкой. Может быть потому и покорил, что она была ещё слишком молода и наивна. Наталья дрожала от мысли, что Нина по простоте душевной расскажет Алексею о калининградской тайне.
       Но и это было ещё не всё, что так мучило Наталью. Дело заключалось в том, что своего жилья у Алексея не было. Будучи иногородним, он жил в милицейском общежитии. Нина всерьёз собралась за него замуж: они ждали только её совершеннолетия, когда им можно будет расписаться в ЗАГСе. И вот тогда Алексей заявится в их двухкомнатную "щемилку", потребует для себя и молодой жены отдельную комнату, и всем остальным - а ведь их трое, придётся жить во второй, проходной комнате, причём под неусыпным надзором этого стукача. Алексей и не скрывал от Натальи этих своих столь далеко идущих намерений. Он с наслаждением рассуждал перед ней на эту тему, уже мысленно передвигал мебель в квартире по своему вкусу. И чем больше ёжилась Наталья, слушая его разглагольствования, тем с большим наслаждением он говорил, говорил, говорил... Кажется, он был не только подлецом, скотиной и невеждой, но ещё и хорошим садистом...
       Нина же смотрела на него влюблёнными глазами, не слушала ничьих советов и, сияя от счастья, шла навстречу своей неизбежной жизненной драме. Каждый вечер он являлся к ним домой и отпускал свои идиотские шуточки, на которые Наталья просто не знала как и отвечать. Наталью он с первого же дня знакомства стал называть на "ты". Он мог, напрмер, ляпнуть такое:
       - Ну что, братцы, приуныли? Где ваш исторический оптимизм? Партия запрещает советским людям грустить и вешать нос! Где моя большая тарелка? Сейчас все подзаправимся, и сразу станет веселей! Сегодня у нас украинский борщ? Отлично! Наливай!
       Или ещё и так:
       - Ну что, тёщенька, встречай-ка своего будущего любимого зятька! Что-то я на столе блинов не вижу, в следующий раз уж постарайся. Со мной лучше быть в хороших отношениях, правильно?
       Наталья кормила всю семью обедом, а потом Алексей по-хозяйски разваливался перед телевизором и торчал в доме до самой ночи. Когда-то Наталья сама предложила дочке привести своего ухажёра в дом, чтобы с ним познакомиться и быть в курсе всех её дел, но теперь очень сожалела об этом. Её собственный дом стал для неё почти что чужим, так как Алексей торчал здесь постоянно, особенно в выходные и праздничные дни. Свободно дышалось в доме лишь тогда, когда он бывал на работе. Андрей тоже терпеть его не мог - как только появлялся Алексей, он тут же уходил из дома. Где сын болтался до самой ночи вместо того, чтобы делать дома уроки, Наталья не знала - может быть на улице, может быть у кого-нибудь из своих товарищей. Понятно, что учиться он стал намного хуже, и Наталья ничего не могла с этим поделать. Видимо, мечты о медицинском институте придётся оставить. А она так мечтала видеть его врачом! Отчаявшейся Наталье казалось, что она одновременно вдруг потеряла всех своих троих детей...
      

    Глава 11.

    Легко жить тому, кто нахален, как ворона,

    дерзок, навязчив, безрассуден, испорчен.

    Но трудно жить тому, кто скромен,

    кто всегда ищет чистое, кто беспристрастен,

    хладнокровен, прозорлив, чья жизнь чиста.

    Дхаммапада

      
       Неизвестно, сколько бы времени пролежала так Света, отвернувшись к стенке и ни с кем не разговаривая, если бы в один прекрасный день в её квартире не раздался телефонный звонок. Это был Виктор Хряков. Такого поворота событий Света ожидала меньше всего. Как ни странно, она даже обрадовалась этому звонку - наконец хоть кто-то вспомнил о ней. Кажется, этот Хряков не такое уж и дерьмо, каким когда-то ей казался в той, прошлой жизни на геологическом факультете.
       Виктор поинтересовался, как она живёт, что делает, выразил сочувствие, чем Света была очень тронута, а потом совершенно неожиданно вдруг предложил заехать к ней навестить и рассказать, как идут дела в университете. Свете было так безвыходно тошно, что она согласилась...
       Хряков приехал с громадным тортом и ...конспектами лекций. Он начал уговаривать Свету взять себя в руки, начать самостоятельно заниматься, чтобы не отстать от группы. Ведь через год она сможет подать заявление на факультет с просьбой о восстановлении - это вполне реально. И тогда, чтобы не терять год, сдаст всё пропущенное и окончит университет одновременно со всеми остальными.
       - Спасибо тебе, Виктор, что ты вспомнил обо мне.
       - А к тебе кто-нибудь приезжал, кроме меня?
       - Нет, пока что никого не было. Да и я сама никого видеть не могу. Ничего не хочу, всё это очень обидно - ведь между нами никогда ничего не было!
       - Я знаю, поэтому и приехал тебя поддержать, всё это так несправедливо! Но ты не расстраивайся, я и дальше буду тебе помогать - привозить конспекты, материалы семинаров и камеральных работ. Главное - возьми себя в руки и догоняй остальной курс. Пусть они все удивятся, когда ты всё сдашь не хуже других и получишь диплом вместе со всеми. Тебе, наверняка, светит красный диплом. Если бы не эта история... Да ты плюнь на всё, соберись с силами - вот увидишь, выкарабкаешься.
       - Спасибо, Виктор, я так рада тебе. Прости меня, я раньше думала о тебе совсем по-другому. Оказывается, я слишком плохо разбираюсь в людях - ты такой хороший товарищ и человек, если сможешь, приезжай ещё, я постараюсь взять себя в руки. Ты мне так помог!
       Хряков тоже не очень-то понравился Наталье, но ведь он, единственный, кто проявил столько сочувствия к дочери, пришёл ей на помощь в такую трудную минуту. Просто, видимо, не надо быть классической злобной тёщей из русских анекдотов и отвергать всех подряд ухажёров своих дочерей. Ведь Свете тоже пора строить свою личную жизнь, тем более, что ничего другого, кроме личной жизни, у неё после исключения из университета теперь и не оставалось. К тому же, Виктор всё-таки был намного лучше, чем Алексей, поэтому в дальнейшем Наталья быстро смирилась с его частыми визитами в их дом.
      

    *

       Наталье было всего-то сорок с небольшим лет, но она чувствовала себя старухой. Вся жизнь, как оказалось, осталась уже позади. Уже вдова. Дети выросли - и дочери, и даже сын-школьник теперь делали только то, что считали нужным сами, не советуясь с матерью и почти никогда не ставя её в известность о своих действиях. Между ними и матерью как бы установилась какая-то невидимая стена, хотя внешне всё и выглядело как прежде. Овдовев, Наталья почувствовала себя совсем одинокой, хотя сначала наивно надеялась, что это как раз и сблизит её с детьми ещё больше. На самом же деле всё получилось наоборот.
       Как древняя старуха, она теперь не жила будущим, которого, как оказалось, у неё просто нет. Она постоянно вспоминала прошлое, даже то, которого не видела сама, а лишь знала из рассказов своей матери. Когда Наталье было всего пять лет, её родители, бросив всё нажитое, с пустыми руками бежали с разорённой гражданской войной Украины в Россию и с невероятными трудностями обосновались где-то в Подмосковье. Оставаться на Украине было просто невозможно: на их село, где учительствовали отец с матерью, постоянно набегали банды - то красных, то белых, то синих, зелёных, жёлтых, то ещё не пойми каких. Они отличались друг от друга только названиями - на самом же деле все банды одинаково грабили, жгли и убивали.
       Из рассказов матери знала Наталья и такой эпизод. Однажды зимой, когда мать пришла из школы домой, она не нашла там свего ребёнка. Дом был пуст. Соседи сказали, что девочку увезла с собой очередная банда и показали направление, куда она направилась. Даже не одевшись, как была в лёгком платьице и домашних тапочках обезумевшая мать бросилась по глубокому снегу за бандитами. Она догнала их только в соседнем селе, где банда устроила свою очередную стоянку. Мать влетела в избу атамана и увидела свою крохотную дочь за общим столом перед миской дымящейся пшённой каши. Так как девочка была ещё очень мала и не дотягивалась до миски, то она, держа в руке огромную деревянную ложку, ела на стуле стоя, а не сидя. Мать, не говоря ни слова, бросилась к ребёнку - все в избе одновременно замолкли. Девочка встала на стуле на колени и начала целовать матери руки... Оказывается, скучающим бандитам очень понравилась хорошенькая нарядная девочка и они просто так захватили её с собой как живую куклу. Прижав девочку к груди, мать, по-прежнему полураздетая, по снегу и морозу отправилась в обратный путь. Как ни удивительно, но ни она сама, ни Наталья после этого приключения даже не кашлянули...
       Ещё Наталья вспоминала, как после окончания школы два года отработала учётчицей на торфоразработках под Шатурой. Ей пришлось сделать это потому, что как человек ущербного непролетарского происхождения она не могла сразу поступить в институт - необходим был не менее чем двухгодичный пролетарский стаж. Мечтала учиться в архитектурном, хорошо рисовала, но пришлось поступать в торфяной, который в те времена существовал в Москве, куда ей дали хорошую характеристику и комсомольскую рекомендацию с места работы.
       Когда в СССР начался голодомор, унёсший многие миллионы жизней, Наталья только что вышла замуж, и детей у неё ещё не было. Обречённые люди пытались бежать с голодающей Украины, некоторые из них добредали до Подмосковья и даже до Москвы. Видеть обтянутые кожей иссохишие или наоборот разбухшие от голода трупы, валяющиеся прямо под ногами прохожих, можно было тогда довольно часто.
       Однажды Наталья проходила мимо умершей от голода молодой женщины. Лица её не было видно, да никто и не смотрел на труп - это стало слишком обычным явлением. Но дело в том, что по трупу ползал маленький мальчик с ангельским личиком. Ему было не больше годика - белокурые волосёнки, огромные глаза, просто херувимчик со средневековой картины на религиозную тематику. У Натальи оборвалось сердце. Ей хотелось броситься к малышу, прижать к груди, спасти, взять к себе домой. Но ведь не могла она усыновить ребёнка, не посоветовавшись с мужем, слишком серьёзных это шаг, к тому же молодым негде было жить, да и сами они, оба студенты, тоже едва сводили концы с концами. Наталья, как и все прочие прохожие, прошла мимо, хотя этот ребёнок так и остался навеки в её сердце...
       Много лет спустя, когда родился Андрюшка, Наталья с ужасом заметила его удивительное сходство с тем мальчиком, который когда-то погибал на улице на её глазах. Каждый раз, когда она брала сына на руки, ей чудилось, что она кормит, ласкает, спасает не его, а того безымянного малыша, которого могла спасти, но не спасла, и которому так страшно не повезло родиться именно в этой проклятой богом стране.
       В войну Наталья осталась с двумя маленькими детьми на руках. Четыре военных года, да и ещё долго потом, семья смогла выжить только благодаря крохотному огородику, где Наталья вместе с отцом и матерью выращивала картошку, морковь, свёклу. Кое-что из урожая удавалось продать на рынке и благодаря этому, в дополнение к тому, что отоваривалось по карточкам, купить ещё хоть сколько-нибудь чёрного хлеба. Антон, курсант военного училища, ушёл на войну с самого первого её дня - 22 июня 1941 года. Вернулся же - смертельно раненый и безнадёжно больной - только в 1944 году. Жили они, вместе с мужем и двумя детьми, в крохотной квартирке натальиных родителей. К пятерым жильцам вскоре прибавился и шестой - родился Андрюшка, который вернул Антона к жизни и продлил его земной век ещё на добрый десяток лет.
       В годы войны Наталье как-то приснился вещий сон, который она потом помнила всю жизнь. Стоит она на улице - а мимо идут и идут бесконечные колонны наших солдат. У всех опущены головы, глаз солдаты не поднимают, лица мертвенно-бледные. Наталья знает, что они идут умирать, их путь лежит на тот свет. И вдруг среди них она видит своего Антона. Он тоже опустил голову и ни на кого не смотрит. Наталья не видит его глаз. Она бросается к колонне, кричит, зовёт Антона, но он, как неживой, ничего не видит и не слышит. Он уходит от неё, она бежит за колонной, отчаянно кричит, и вдруг, о чудо, Антон оборачивается, их глаза встречаются. Антон вздрагивает, останавливается, с трудом выдирается из общих рядов. Вот, наконец, он совсем рядом, они бросаются навстречу друг другу... Потом гадалка сказала Наталье, что её муж будет смертельно ранен, но выживет и вернётся к ней. Так всё и случилось на самом деле...
       Казалось бы, война позади, карточки давно отменены, дети выросли, семья не голодает, живёт в новой квартире - чего еще теперь нехватает для счастья? А у Натальи постоянное чувство опустошённости и отчаяния. Для чего были все эти годы лишений, усилий, самоотречения? Семьи, как таковой, на самом деле больше уже нет. Одна дочь - вещь в себе, собственными руками испортившая себе жизнь, другая - тоже отрезанный ломоть. Сын тоже всё дальше и дальше уходит от неё неизвестно куда. Дома хозяйничает чужой, совершенно невыносимый человек. А потом, несомненно, будет только ещё хуже. Наталья - хозяйка и мать, в этом доме теперь просто лишняя. Ценой невероятных лишений она вырастила своих троих детей, но в конце-концов оказалась не нужна никому из них. Кажется, она прожила свою жизнь зря...
      

    Глава 12.

    Самое сильное отличие человека от животного

    составляет совесть. Её господство выражено

    в коротком и выразительном слове "должен".

    Чарльз Дарвин

    Делай, что должно,

    и будь, что будет...

    Из Библии

       Между тем, жизнь шла своим чередом. Нина наконец-то вышла замуж за Алексея, и он окончательно поселился в натальиной квартире. О её поступлении в институт не было и речи. Наталья чувствовала, хоть Алексей этого и не говорил, что ему не очень-то хочется иметь рядом более образованную, чем он сам, жену. После замужества дочери и появления в доме всем, кроме Нины, ненавистного человека, Наталья сразу как-то постарела, съёжилась, старалась вести себя дома как можно незаметнее.
       Понятно, что Андрюшка после школы по-прежнему домой не являлся, а где-то пропадал до самой ночи. Учиться он стал совсем неважно - ни о каком институте уже и не думал. Самой большой мечтой его было пойти служить во флот, потому что срок службы там самый длительный - целых четыре года вдали от такого ненавистного ему теперь родного дома.
       Неожиданно осложнилась жизнь и для Светы. Она вдруг стала замечать, что Алексей бросает на неё двусмысленные сальные взгляды, отпускает скользкие шуточки. Света резко пресекала такие вещи, но её отпор был для Алексея как с гуся вода. Единственное, что его останавливало - так это присутствие Виктора, поэтому Света относилась к его визитам всё благосклоннее и благосклоннее. Можно сказать, что она начала видеть в нём друга, защитника и даже кавалера.
       Наконец-то Света вышла из своего болезненного состояния отчаяния и равнодушния ко всему: начала активно учиться, заочно догонять свою группу, хотя об этом не знал никто, кроме неё и Виктора. Он чуть ли не каждый вечер исправно привозил ей не только торт или шоколадку, но и конспекты лекций, лабораторные работы, записи семинаров и контрольных работ.
       Через год Света подала заявление, и её сразу же, даже не вызвав для приличия в партком и не поинтересовавшись, исправилась она или нет, осознала свои ошибки или нет, восстановили на факультете. Она попросила разрешения на индивидуальную сдачу экзаменов, к удивлению педагогов успешно сдала их все и даже не потеряла год учёбы. Дирк к тому времени окончил свой мехмат и с разбитым сердцем уехал к себе в ГДР. Перед отъездом он даже не сделал попытки встретиться со Светланой - с одной стороны потому, что не хотел причинять ей лишние неприятности, а с другой - потому что Виктор ему сообщил: Света теперь его невеста...
       Обстановка дома была просто невыносимой - тихая, какая-то забитая мать, наглый и самодовольный Алексей, чужой, потерянный Андрюшка... Если бы хоть Нина была счастлива! Но до счастливой семейной жизни ей было очень и очень далеко. Она оставила мечту поступить в институт, хотя всегда мечтала стать филологом. Муж устроил её машинисткой в своё родное ведомство - кажется, ведомству повезло с такой машинисткой, отличавшейся врождённой абсолютной грамотностью. Света даже и представить себе не могла, как Нина проводит целые дни в окружении таких же убожеств, как её муж. Сама Света от такого окружения тут же просто сошла бы с ума. В работе сестры было одно-единственное преимущество - высокая кэгэбэшная зарплата, даже близко не сравнимая с зарплатой её матери учительницы с двадцатилетним стажем работы в школе.
       Света чувствовла, что неумолимо приближается день, когда ей придётся отиветить согласием на предложением Виктора выйти за него замуж. Она, сама не зная почему, всячески оттягивала этот день, но ведь вечно увиливать невозможно. К тому же, обстановка в доме становилась всё невыносимее, а Виктор, фактически, спас её от отчаяния, вытащил из депрессии, заставил учиться. Она получила диплом только благодаря ему, он проявил столько благородства, заботы и внимания, что не ответить на его чувства было бы просто чёрной неблагодарностью с её стороны...
       Как говорится, чему быть - того не миновать, и в один прекрасный день Света появилась в доме Виктора в качестве его жены. Фамилию она оставила свою. И не потому, что Хрякова звучало бы уж слишком неблагозвучно, нет. Просто она не могла отказаться хотя бы от своей фамилии, если уж отказалась от себя. И ещё - она хранила память об отце, которому война двух людоедских режимов - гитлеровского и сталинского - испортила жизнь и не дала дожить до старости. Смена фамилии казалась ей каким-то предательством по отношению к отцу...
       Оказалось, что Виктор жил со своей матерью - тихой доброй женщиной, с которой у Светы сразу же сложились вполне хорошие отношения. А вот отца своего не знал никогда - тот бросил семью давным-давно, когда сыну не было ещё и года. Света и Виктор начали работать в одном из геологических управлений Москвы, однако Света круглый год сидела в картографическом отделе, в то время как Виктор каждое лето на три-четыре месяца выезжал в экспедиции. Спелеологией она тоже теперь не занималась...
       Казалось бы, их семейная жизнь текла тихо и мирно, но что-то постоянно настораживало Свету. После экспедиций муж приезжал домой загорелый, похудевший, с азартным блеском в глазах. Первое время ему то и дело звонили какие-то женщины, но Света не обращала на это никакого внимания. С одной стороны, она не хотела унижать себя ревностью, ну и, кроме того, если честно признаться, ей всё это было довольно безразлично. Она прекрасно знала обстановку в экспедициях - водка, панибратство, распущенность, обилие незамужних, легкодоступных, чаще всего некрасивых, девушек и женщин, которые всего-то три-четыре месяца в году и могут рассчитывать на так называемую "личную жизнь". Таких женщин Свете всегдла было жалко, ну а насчёт Виктора она никогда и не заблуждалась - ещё в институте знала о его постоянных любовных похождениях, вряд ли теперь он вдруг стал более разборчив.
       Виктор же был своей семейной жизнью вполне доволен - жена попалась покладистая, к тому же красивая, образованная, с матерью ладит - чего ещё желать? Единственное, что Виктор заявил сразу же и категорически - никаких детей и точка! На это Света тоже была согласна...
      

    *

       Одно удивляло Свету: на работе между нею и коллегами как будто бы стояла невидимая стеклянная стена. Она относилась ко всем так доброжелательно, старалась помочь, брала на себя любую работу, но стоило ей войти в комнату, как разговоры прекращались. Никто не разговаривал с нею с глазу на глаз на какие-нибудь посторонние темы: что читали, где были, с кем встречались. Светлана никак не могла понять причины такого насторожённого отношения до тех пор, пока однажды не увидела в женском туалете надпись мелом на зеркале над умывальником: "В.Х. - стукач". И хотя в управлении работали многие десятки людей, она поняла сразу, что "В.Х." - это именно её муж Виктор Хряков...
       Света стёрла надпись носовым платком и ничего не сказала мужу. Но теперь она вдруг взглянула на него совсем другими глазами - так, как смотрела тогда, будучи ещё студенткой первого курса. И вдруг поняла: никогда и ни за что ей нельзя было соглашаться на этот брак. Как бы ни помог ей Виктор в трудную минуту, она из обострённого чувства благодарности предала себя...
       Внешне ничего не изменилось. Они так же, как и прежде, разговаривали друг с другом, вместе ездили на работу и домой, но Света вдруг ощутила себя рядом с Виктором и его матерью, в их доме, совсем чужим человеком. Объяснить это Виктору было невозможно да и не нужно, он всё равно ничего бы не понял. Да он, собственно говоря, ни в чём и не был виноват перед нею - просто он такой, какой есть, и всё, почему надо требовать от человека невозможного. Ошибку совершила она сама - ни в коем случае не надо было выходить за него замуж!
       Виктор, конечно, бабник и легкомысленный человек, но ведь у него есть и хорошие качества, причём по нашим временам даже немало: не пьёт, легко смотрит на жизнь, ни из чего не делает трагедии, любит делать подарки, никогда не был скупым или завистливым. Самое главное - надо понять, действительно ли он стукач или нет. Если да - то дальнейшая жизнь с ним просто невозможна. Нельзя жить с человеком, которого презираешь и испытываешь чувство брезгливости. В их семье никогда не было стукачей. Если же нет - то, скорее всего, всё-таки придётся смириться - ведь её семейная жизнь далеко не из самых худших. Пора перестать быть идеалисткой и требовать от жизни невозможного.
       Света начала внимательно наблюдать за Виктором. Увы, ждать пришлось недолго. Она обратила внимание на то, что один из ящиков его письменного стола всегда заперт. Однажды, когда Света болела гриппом и сидела дома на бюллетене, а Виктор был на работе, она порылась в других ящиках письменного стола и в конце-концов нашла заветный ключик. То, что она обнаружила в запертом ящике, окончательно рассеяло её подозрения. На самом дне лежал недописанный отчёт о том, что и с кем в течение прошедшего месяца говорили сотрудники его отдела, какие анекдоты рассказывали в курилке. Света положила всё обратно - точно в том же порядке, как это и было вначале, сунула на место ключик и, как ни в чём не бывало, встретила мужа с работы.
       Только теперь Света наконец-то поняла, кто же именно написал на неё тогда донос в партком геологического факультета. Сначала Виктор оклеветал, унизил, сломал жизнь, а потом сыграл роль друга и спасителя - и всё только для того, чтобы подчинить её себе, завладеть её телом. А душа её не была нужна ему никогда...
       После своего открытия Света затаилась и начала хладнокровно искать выход из создавшегося положения. Страшно подумать, что ей предстоит прожить вот такую лицемерную, притворную жизнь ещё несколько десятков лет! Развестись и уйти? Но куда? К матери - невозможно, там этот стукач с Ниной, у которой, к тому же, скоро появится ребёнок. А потом ещё и Андрей вернётся из армии, четыре года пролетят быстро. Он тоже вполне может привести в дом жену. Если ещё и Света появится там, то дурдом всем обеспечен.
       Отчаяние снова навалилось на неё, но теперь она была старше, опытнее и уже научилась скрывать свои чувства. Ни Виктор, ни, тем более, его мать, даже не почувствовали её состояния. Всё было как всегда. Семейная жизнь текла тихо и мирно. Но всю жизнь так продолжаться не могло - это была бы прямая дорога в сумасшедший дом. И вдруг Свету осенило: Королевский зал! Она может вернуться в Калининград и остаться там навсегда.
       Теперь свою зарплату она стала целиком откладывать на сберкнижку, объясняя это тем, что летом хочет поехать в отпуск куда-нибудь подальше, может быть, даже и на Дальний Восток, которого ещё никогда не видела. Виктор, надо отдать ему должное, совсем не возражал.
       Светлана часто думала о калининградском подземелье: пещера, несомненно, была творением природы, но человек её сильно усовершенствовал и изменил в соответствии со своим представлением о пркрасном. Ведь в одном месте просто не могут быть в таком количестве сконцентрированы столь разные по происхождению и геологическим условиям формирования минералы, драгоценные и полудрагоценные камни. Фонтан, скульптуры, хрустальная друза в центре Королевского зала - это тоже, несомненно, гениальное творение безымянных художников, скульпторов, архитекторов. Света не сомневалась, что такую роскошь и такие траты мог себе позволить только чрезвычайно богатый и могущественный человек, которым несомненно, был только сам Гитлер, и никто больше. Тем более, что он, как известно, увлекался мистикой, восточныыми учениями, эзотерикой. Он, видимо, готовил себе там тайное убежище, соответствующее его идеалам о прекрасном, но которое в конце-концов ему так и не пригодилось. Работы велись с такой строгой секретностью, что никогда и нигде Света не встречала никакого упоминания об этом подземелье, в то время как о янтарной комнате, похищенной фашистами из Ленинграда и якобы спрятанной тоже где-то в районе Кёнигсберга, не писал только ленивый.
       Какое счастье, что она так никогда и не рассказала ни одной душе о гигантской пещере и Королевском зале, не показала специалистам свой фиолетовый кристалл. Конечно, теперь её не расстреляли бы и не отправили на много лет в сталинский концлагерь, как этого когда-то боялись Антон с Натальей. И всё же, вполне возможно, что последствия оказались бы гораздо хуже, хотя и не для неё лично: в подземелье ринулись бы люди, загадили и изуродовали его, как это уже произошло со множеством уникальных памятников природы. Королевский зал оказался бы осквернён, скльптуры повреждены или разбиты, а от изумительных друз вандалы до тех пор откалывали куски себе на сувениры или на продажу, пока наконец не превратили бы их просто в жалкие огрызки когда-то прекрасных и бесценных творений природы. Света не простила бы себе, если бы невольно вдруг оказалась виновницей гибели Кёнигсбергской пещеры и Королевского зала...
       Когда-то давно она совершенно интуитивно поступила правильно и теперь была очень рада этому: она спасла от разграбления это восьмое чудо света, не открыла его людям, которые всегда и везде действуют на земле как вандалы, временщики и мародёры. Пусть чудо сохранится до тех времён, пока человечество наконец-то не поумнеет и не научится беречь то, что по какому-то недоразумению попало к нему в его алчные лапы. Хотя, скорее всего, люди погубят и себя, и свою землю ещё до того, как наступят такие времена... Но она должна, обязана сделать всё, что в её силах для спасения Королевского Зала. Света вспомнила слова стражника ворот, когда-то сказанные им о Конфуции: "Не тот ли это, кто знает, что ничего не получится, но всё равно действует?" Вот и она теперь оказалась почти что на месте Конфуция, только у того были ученики и последователи, а она - совсем одна во всей Вселенной...
       На самом деле у Светы уже созрел такой план: накопив денег, она тайком снова уедет в Калининград и просто-напросто купит свой прежний дом. Из писем подруги к матери она уже знала, что военно-инженерное училище давно было переведено в другой город, военного городка больше не существовало, а в пряничных домиках теперь поселились случайные люди. Что она будет делать в Калининграде - Света ещё не решила. На всякий случай она всё же "временно" взяла под расписку свою трудовую книжку из отдела кадров якобы для того, чтобы снять с неё копию.
       Приближалось лето, Виктор готовился к очередной экспедиции. Как только он уехал, Света начала осуществлять свой план. Она решила, что накопила уже достаточно денег для покупки старого немецкого дома без удобств, который вряд ли теперь стоит слишком дорого, и успеет сделать всё задуманное, пока наконец-то муж хватится её в конце осени, когда приедет из экспедиции. А поскольку она никогда и никому, кроме Дирка, не рассказывала о своём детском приключении, Виктор будет искать её где угодно, только не в Калининграде. Значит, успех плана был по обеспечен крайней мере наполовину. Вторая половина успеха снова зависела не от неё: особый режим приграничной Калининградской области по-прежнему сохранялся, а разрешение на поездку Света ни у каких компетентных органов просить не собиралась. Однако ей повезло и на этот раз - билет, только в один конец, она купила безо всяких затруднений. После этого послала по почте в своё геологическое управление заявление об увольнении по собственному желанию.

    *

       На этот раз Света с трудом узнала свою Львовскую улицу, которая со времён детства так и стояла перед её глазами нарядной, зелёной, полной цветущего шиповника, сирени и сказочных немецких домиков. В её второй приезд улица уже заметно пострадала, но её всё-таки ещё можно было узнать. Но теперь это была совсем не та улица, которую Света так любила всю жизнь, хотя и родилась совсем в другом месте, и прожила здесь сравнительно недолго: облезлые дома, загаженные каким-то барахлом палисадники без цветов и деревьев, покосившиеся заборы, пыль и грязь - словом, типичное убожество заштатного провинциального российского городка.
       Светин дом, разумеется, оказался на своём прежнем месте, но и он тоже выглядел не лучше, чем остальные дома на этой улице. На этот раз вокруг него не было даже огорода: новые жильцы, вырубив все кусты и деревья, так и не удосужились вскопать землю и посадить хоть что-нибудь - картошку, морковь или свёклу. Сорняки заполонили весь бывший огород, но это, видимо, совсем не волновало жильцов. Такие погибшие огороды Света часто видела в Подмосковье в семьях алкоголиков или одиноких старух.
       Оказалось, что в доме проживает всего один человек - очень старая женщина, мечтавшая уехать "в Россию" к своему сыну, который, скорее всего, видеть её не жаждал, иначе уже давно бы забрал к себе. Старуха была просто счастлива, что хоть кто-то захотел купить её аварийное жилище - многие уезжали из Калининграда просто бросая свои обветшалые дома на произвол судьбы. Людям надоело жить с печным отоплением, без воды, газа и центрального отопления, а покупателей на такие дома что-то не находилось.
       Став владелицей своего "роскошного" особняка, Света была просто счастлива. Конечно, всё здесь было совсем не так, как в детстве, но у неё не проходило ощущение того, что после долгого и опасного путешествия она наконец-то вернулась к себе домой. Теперь она даже удивлялась: почему не сделала этого раньше?
       Понятно, что первым делом Света бросилась в подвал. Сначала пришлось его очистить от всякого хлама, с чем Света справилась сама, без посторонней помощи, всего за несколько дней. Она двигала и поднимала такие тяжести, что сама себе себе удивлялась. Наконец подвал был расчищен и открылся доступ к люку. Как ни удивительно, но плита, ведущая в подземелье, оставалась на своём прежнем месте - видимо за все эти годы никто её не обнаружил и не трогал. Даже отцовский кинжал, которым дети когда-то приподнимали цементную плиту, Света обнаружила где-то в углу подвала, и теперь он ей очень пригодился для тех же самых целей.
       Однако, подняв плиту, Света пришла в отчаяние: весь ход до самого верха был завален пустыми ящиками и банками от тушёнки. Так вот куда их сбрасывали родители - подальше от глаз соседей, которые могли что-то заподозрить, и, заодно, маскируя опасный ход в подземелье. Пришлось снова заняться расчисткой, только теперь не подвала, а глубокого вертикального колодца. Перетаскав бесчисленные мешки с мусором на дальнюю помойку, Света наконец расчистила и вертикальный колодец. Она работала как проклятая, почти ничего не ела, потому что жалела тратить время на готовку, но не чувствовала никакой усталости - наоборот, была полна вдохновения и необъяснимых физических сил.
       Наступил последний день её усилий. Завтра она наконец спустится в подземелье, пройдёт тем же самым коридором, откроет последнюю бронированную дверь и снова окажется в сказке своего детства - Королевском зале. Её мучил только один вопрос - похоронен ли отец Дирка или же она найдёт там под землёй его скелет, завёрнутый в истлевшую немецкую форму? Она всё-таки надеялась, что родители сумели его тайно похоронить, может быть даже где-нибудь в садике около собственного дома.
       Волнение не оставляло Свету всю ночь перед возвращением. Она почти не спала, но не чувствовала себя невыспавшейся. Наконец наступил долгожданный рассвет, и Света отправилась в своё последнее путешествие. Она не жалела ни о чём - вся её прошлая жизнь казалась ей такой далёкой, такой чужой и нереальной... Она вспомнила строчку из какого-то романса, которая так верно отражала её теперешнее состояние: "Всё прошедшее кажется сном...". Это, точно, про неё...
       Света, именно так, как она себе это представляла тысячи раз за свою жизнь, прошла по подземному коридору с бронированными дверями, в котором - просто неверояно! - по-прежнему горело электричество, так что фонарик ей не пригодился. К счастью, здесь уже не было никаких следов того немецкого солдата, значит, он всё-таки был когда-то похоронен в своей родной немецкой земле, хотя и неизвестно где. Судя по всему, с тех пор никто так и не заходил в это подземелье, что Свету невероятно обрадовало - значит, она столько лет хранила свою тайну не зря.
       Света вошла в Королевский зал и зажмурила глаза - он светился и сверкал, он был прекрасен как и прежде, как всегда. И вдруг она поняла: с прошлой жизнью покончено совсем. Это её зал, её место здесь и только здесь. Больше ничто не связывает её с тем, что осталось там наверху. Там все эти годы всё было для неё чужим. И только здесь - её настоящеее место. Она останется здесь навсегда...
       Света вышла на середину Королевского зала, прижалась к такой родной сверкающей хрустальной обезьяне - кажется, та с того далекого времени ещё хранила тепло их детских рук и тоже была страшно рада этой встрече. Если бы у Светы был голос, она бы спела здесь что-нибудь вроде "Аве Мария", но таким талантом она никогда не обладала. И всё-таки ей очень хотелось громко сказать волшебному подземелью, что она, после стольких лет разлуки, наконец-то пришла сюда, что теперь они всегда будут вместе, что она его не предала, не отдала в алчные, безжалостные руки людей. Неожиданно для самой себя Света вдруг начала декламировать свои любимые стихи, которые гулко раздавались в зале, многократно отражённые эхом от его стен, колонн и перегородок:
      
       И земля - не моя,
       И страна - не моя.
       Я - никто,
       и нигде,
       и ничья...
       И эпоха и планета - не мои.
       Но вы тоже - никто и ничьи!
      
       Я страшно устала,
       Ужасно устала:
       Так долго жила
       И так много видала.
      
       Как жаль, нет привала
       На нашем пути,
       Где можно присесть,
       Если тяжко идти.
      
       Где можно простить,
       Забыть, отдохнуть.
       Но счастье,
       что смертью
       кончается путь...

    *

       В доме напротив, где когда-то, много лет тому назад, так красиво цвела живая ограда из шиповника, теперь жила семья хронических алкоголиков - ещё сравнительно молодые муж с женой, совсем потерявшие человеческий облик, и их многочисленные дети. Детей у матери-героини было штук десять, но соседи не знали точно - сколько, так как никто с этим семейством не общался. Детки, ещё несовершеннолетние, курили, сквернословили, были вечными второгодниками, били окна у соседей, воровали морковь с чужих огородов, а старшие уже и хороводились со всякой шпаной из местных банд.
       На днях Колька с Витькой обнаружили, что в доме напротив появилась новая жиличка, которая дни и ночи торчит в своём подвале. Что она могла там делать - неизвестно. Но стоило узнать - а вдруг она прячет в подвале что-то стоящее, тогда это можно украсть и продать, тем более, без особых усилий: подвальное окно вот уже много лет как выломано.
       Как только в доме напротив погас свет, Колька с Витькой, захватив на всякий случай фонарик, двинулись на дело. Они прошли пустой палисадник, спрыгнули в подвал. Как ни странно, подвал был совершенно пуст. Только в одном углу валялся старый немецкий штык в форме кинжала. Витька поднял кинжал, взглянул на него, но совсем им не заинтересовался - таких здесь хватало. Парнишка швырнул его на пол - под цементной плитой зазвенела пустота. Это было уже интересно. Подцепив плиту кинжалом пацаны обнаружили под нею вертикальный тёмный колодец вниз по которому уходила ржавая металлическая лестница.
       - Так вот в чём дело! Эта баба прячет свои сокровища в подземелье!
       - Но сначала надо проверить - нет ли в колодце воды. Ищи какой-нибудь камешек. Если воды нет - сразу полезем вниз, а что найдём - делим пополам, и никому ни слова! Лады?
       - Естественно! А то ведь наши придурки-старики сразу всё пропьют. А мы себе мотоцикл купим, конфет и что-нибудь ещё - там видно будет...
       Камешек звонко ударился о дно - воды не было. Освещая стенку колодца фонариком, Колька и Витька начали спускаться вниз...
      
      
      
      
       1
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Мальханова Инна
  • Обновлено: 17/02/2009. 167k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.