Любимая в детстве игрушка -- калейдоскоп, в стеклянных сферах -- разноцветные осколки. Сейчас я гляжу в калейдоскоп моей памяти, медленно поворачиваю его, и передо мной один за другим раскрываются узоры прожитой жизни.
Низенький белый столик, тетрадка, карандаши. Особое, возвышенное состояние души, лихорадочное вдохновение детского творчества. Я сочиняю свои первые стихи -- о природе, о том, что поразило и увлекло мое воображение. На протяжении всей моей жизни, столь далекой от художественного творчества, во мне неизменно теплился, ждал своего часа этот зажженный в детстве огонек. Сейчас мне хочется заново открыть самое себя и хоть на время вернуться в состояние восторженного трепета творчества, знакомое со времен далекого детства.
Семнадцать лет тому назад мне удалось написать книгу о своем отце -- профессоре Максе Шац-Анине, о своей матери, об их судьбах и их времени. В книге был главный герой -- мой отец, и значение его жизни было неоспоримо. Сейчас такого героя нет. Есть лишь собственная жизнь -- материал для этой книги. Наступил момент, когда я осталась наедине с собой, с сознанием, направленным в прошлое. Предстоит вглядеться в себя и выдать то, что хранится в памяти. Вспомнить детали, приметы времени. Собрать воедино разрозненные мысли, воспоминания, образы. Писать о том, что важно не только для тебя, но и для других, переживших это время, желающих его познать. Кто будет моим читателем? Это -- вопрос волнующий, вероятно, каждого пишущего. Хочу представить его себе внимательным другом, к которому предстоит обращаться доверительно, просто, искренне и правдиво. Заинтересовать своим личным миром даже тех, чьим взглядам и понятиям мой мир, возможно, соответствовать не будет.
Обычно мысли о прошлом плавают вразброд в разных уголках сознания и порой даже трудно ответить на вопрос о том, что же тебя на протяжении жизни больше всего занимало, что было главным, определяющим? Любовь, профессия, жизнь окружающих, закономерности истории, творения зодчества, музыка, книги? Чтобы начать писать, надо освободится и от чувства горечи, отвращения к своему прошлому. Воспоминания могут ведь и привести к мысли о ничтожности всего того, что было со мной, что осталось позади. В жизни всего моего поколения было много угнетающего, она была окрашена преимущественно в серые тона. Но было и яркое, радостное, захватывающе интересное -- были молодость, любовь, запахи талого снега, ландыша, сирени, жасмина -- все то, чем так прекрасна жизнь.
Сейчас мое желание писать связано и с потребностью включиться в определенный режим мыслей и чувств, избавиться от растерянности души, хаоса, в который меня повергло все пережитое за последние годы -- утрата близких и резкое, остро ощущаемое мною изменение духовной жизни общества. Есть и желание осознать свое время, хотя и понимаю, что полностью осмыслить всю картину своего времени -- задача невыполнимая. И все же моя повесть о себе, своем детстве, молодости и зрелости, о становлении своего характера будет неизбежно сопрягаться с размышлениями об этом времени и его событиях. Жизнь одного человека -- лишь мгновение в вечности, но ведь вечность и мгновение -- нерасторжимы. Порой мне кажется, что жизнь свою я прожила главным образом в мире собственной фантазии, созданной внутренней переработкой внешних впечатлений.
Не создала ли я в своем сознании картину искаженного мира? Надо заново и трезво осмыслить все то, что было, и определить свое к этому отношение. Это -- одна из главных задач моей книги. Фотографии, старые записные книжки, письма -- свидетельства времени, в них -- светотени прошлого. Один из испытанных и безотказных способов воскресить в памяти частичку прошлого -- вспомнить знакомую мелодию, песню, мотив. И сразу срабатывает пусковой механизм памяти, раскручивается лента воспоминаний, возникают давно забытые ощущения, образы ушедших из твоей жизни, из земной жизни вообще. Возможно, мне и удастся соткать свой узор из событий, чувств, мыслей, радостей и горестей, увлечений и разочарований, взлетов и падений. Проследить за потоком, течением прожитого, даже в маленьких его ручейках. Память ведь и состоит из мелочей, случайно запомнившихся подробностей и деталей. Задача состоит в том, чтобы суметь отобрать из пестрого калейдоскопа жизни наиболее значительное и с высоты жизненного опыта попытаться понять свои поступки, их мотивы, поведение окружавших меня людей, сложности их характеров.
Картины прошлого возникают порой самопроизвольно, неосознанно, из каких-то физических ощущений, импульсов, неподвластных анализу. Часто это стремление уменьшить боль утраты, избежать чувства тревоги. В прошлом теперь -- успокоение. В прошлом -- привычные ощущения собственной мобильности, безотказности. В будущем -- неопределенность, тревожность, приближение конца земного пути. Прошлое можно воскрешать применительно к своему нынешнему настроению -- слегка погрустить, а быть может, вновь пережить то, что в свое время принесло радость, даже счастье. Не стоит и горевать по поводу безвозвратно утраченного, лучше порадоваться наступившей успокоенности, избавлению от ранее бушевавших страстей, примириться с возрастом, с ограниченностью возможностей. Ведь все остается с тобой -- и прошлые бурные всплески, и нынешний покой, доставляющий порой грустную радость. Наедине с собой воскрешаешь события такими, какими они остались в памяти, но, чтобы поведать о них другим, возникает соблазн заняться отбором, корректировкой, приукрашиванием, и тем самым лишить свой рассказ подлинности, исповедальности. Человеку свойственно с высоты своего опыта и знания оправдывать свои прежние поступки или, по крайней мере, как-то объяснять их по-своему. Я попытаюсь избежать этого.
Томас Манн в начале века сказал: "Я свято верю в то, что мне достаточно рассказать о себе, чтобы заговорила эпоха, заговорило человечество". Это -- чрезвычайно высокая, недостижимая для меня планка творчества, учитывая свойства моей памяти и несовершенство изобразительных средств. Большая часть моей жизни прошла в суете повседневности. Работа, встречи с людьми, книги, фильмы, порой даже значительные события остались незафиксированными. Я не вела дневников, и многое безвозвратно утрачено. Обычно я жила задачами завтрашнего дня, а настоящее словно ускользало сквозь пальцы. Прошедшие десятилетия представляются мне сейчас спрессованной книгой, которую предстоит внимательно перелистать, перечитать, осмыслить.
Помню, что я бывала порой неплохим рассказчиком -- занимательные эпизоды из судебной практики, из жизни знакомых и незнакомых, оригинальные анекдоты -- все это вызывало интерес тех, кто меня слушал. Этому способствовали мои интонации, мимика, жесты, эмоции. Но при записи таких устных рассказов, как правило, пропадает их интонационная окрашенность, повествование теряет сочность, окраску -- словно высушенный цветок. Мне кажется, что выразить в прозе ощущения и эмоции гораздо труднее, чем в поэзии, музыке, живописи, фильме. У профессиональных талантливых литераторов постоянно происходит самоизучение, жизнь их становится естественным материалом творчества, жизненные ситуации становятся частью их внутреннего мира, и каждый предмет может послужить поводом к выражению своего отношения к действительности. У таких поэтов, как Маяковский, Пастернак, Мандельштам, Бродский, все восприятия событий, все эмоции буквально переливались в стихи. Читая, чувствуешь величавый ритм этой поэзии, и красота звуков как будто освобождает от необходимости вдумываться в смысл написанного. Сейчас я особенно остро ощущаю, как ограничены и несовершенны мои изобразительные средства, но словно в утешение мне звучит признание английского писателя Сомерсета Моэма в том, что хоть словарь его и беден, но он стремится к ясности, простоте и благозвучию. И если мне удастся написать эту книгу ясно, просто и благозвучно, я, возможно, останусь довольна собой.
Читая книгу воспоминаний Нины Берберовой "Курсив мой", в которой она описывает встречи со значительными, известными людьми, пишет о себе, пишет обо всем проникновенно, глубоко и подробно, любуясь прожитым и пережитым и с полным основанием гордясь при этом собою, своей ролью в жизни, я ощутила обыденность своей жизни. Ощутила и неуверенность в том, что читателю могут быть интересны персонажи моего повествования, в основном, люди обычные, ничем не примечательные. Я попытаюсь рассказать не только о себе, но и о других, ведь все, что происходило с близкими, друзьями, знакомыми, даже с моими подзащитными, есть часть пережитого мною, я связана с ними законом пространства и времени. Не только пережитое лично мною, но и другими, создавало ту неповторимую ауру, которая сопровождала мою жизнь.
Не думаю, что мне в своей книге удастся сказать что-то поистине новое, поразить оригинальными рассуждениями. Верно сказано, что новые мысли появляются лишь у немногих людей в каждом поколении. Бернард Шоу писал: "То, что я говорю сегодня, завтра будут говорить все, даже не вспоминая, кто им это внушил. И люди, конечно, вправе так делать, потому что я тоже никогда не помню, кто мне что внушил: это Дух времени".