Аннотация: Из сборника воспоминаний, об известной журналисте, только опубликованном в Академгородке
Просто хочу поделиться только что присланной мне моей публикацией об известной журналисте. О том, когда,как и на каком поприще пересеклись наши дорожки, как раз в этом очерке, опубликованном в только что вышедшей о ней книге воспоминаний. РОМАНТИКА ЗАМИРЫ
Романтика простая штука,
когда ее переживёшь.
З. Ибрагимова
Прежде всего я хочу выразить благодарность организаторам этой
книги за предоставленную возможность сделать еще один шаг в реализации моего замысла -рассказать, написать, изложить в разных
жанрах и формах все, что хранится в душе, в памяти об уникальном
(для того времени) в России эксперименте развития и использования интеллектуального потенциала научной интеллигенции, каковым явился новосибирский Академгородок, где мне посчастливилось
жить и работать около тридцати лет.
Это нашло отражение в дилогии из двух социологических романов: "Презумпция виновности" и "Называется жизнь", других
публикациях в жанре эссе, воспоминаний. К моей радости, мои
произведения нашли живой отклик (в разных вариантах, устных телефонных, электронных и опубликованных) у читателей из разных
мест, где проживают русскоязычные. Среди них, конечно, наиболее
ценными для меня были отклики литераторов, первые из которых
с разрешения авторов мной опубликованы на домашней странице
см. http://matrosl.sitecity.ru/http://matrosl.sitecity.ru/ , где и электронное письмо сибирского писателя Г. Прашкевича, в котором он назвал мою книгу "явлением".
Это всегда очень волнующе и стимулирует меня к каждой новой
публикации об Академгородке, о его знáковых фигурах, к каковым,
бесспорно, относится Замира Ибрагимова.
Существует такая шутливая поговорка: каждая женщина не является загадкой для каждой женщины, но совершенно непостижима
для мужчин. Мои знания (как гуманитария) и опыт почему-то позволяли мне соглашаться с этой премудростью до дня сегодняшнего,
когда я взялась за воспоминания о Замире Ибрагимовой. И произошло это потому, что сейчас я поняла: Замира была всегда для меня
загадкой.
60
В интервью на видеоролике о ней (который мне прислали
академгородковцы, за что огромное спасибо), в самом начале, делясь
своей любовью к Академгородку и воспоминаниями о любимых
местах и связанных с ними сюжетах ее жизни, на вопрос интервьюера
о местах, где она гуляла с мужчинами, Замира, меняя тональность
своего рассказа с сентиментального на более жесткую, произносит:
"А где я гуляла с мужчинами, такого даже не припомню. В основном
гуляла с микрофоном, все работала".
И эти ее слова вернули меня к воспоминаниям о времени, когда
я впервые увидела эту женщину. Был конец семидесятых - начало
восьмидесятых, когда Сибирское отделение академии медицинских
наук (где я работала в должности заведующего кафедрой философии и иностранного языка по подготовке экзаменов кандидатского
минимума) начало тесное сотрудничество с СО АН СССР на поприще разработки комплексных программ по социально-медицинским
аспектам жизни населения Сибири. В основном эта область сотрудничества двух академий базировалась на Институте экономики, возглавляемом академиком Аганбегяном.
Как молоды мы были, как верили в себя!
61
Я была в центре перекрестка организации этих взаимодействий.
И потому часто посещала этот институт. Однажды по дороге туда
на Морском проспекте я заметила идущую в мою сторону о чём-то
беседующую пару довольно молодых элегантно одетых людей.
Мое внимание не могло не привлечь что-то парадоксальное,
как мне показалось, во взаимодействии этой пары в процессе разговора. Выражение лица (постоянно обращенного к напарнице),
жесты мужчины иллюстрировали его позитивное настроение, эмоциональное реагирование на то, что говорила собеседница. Собеседница же шагала с опущенными вниз глазами, ни разу не повернув
голову в сторону партнера, с очень сосредоточенным серьёзным выражением лица, слушала и отвечала. Конечно, это мое наблюдение
длилось несколько минут, до того как мы, приблизившись, прошли
мимо друг друга. Я не могу утверждать, что так было в их беседе
на всем пути, но почему-то эти мгновенья врезались в мою память
именно как повод формирования моего представления об этой женщине как личности.
Это была восточного типа подлинная красавица, с изумительными черными глазами, красивой фигурой. Она была изысканно
(относительно возможностей выбора одежды у советской женщины)
одета в дорогое, очень модное (малодоступная мечта обычных советских женщин) платье из только явившегося из-за границы советским женщинам кримплена.
Мне приходилось немало встречаться и общаться с женщинами
(такого внешнего оформления себя), являвших образец социалистическо-коммунистической скромности, не допускающих никаких
украшающих атрибутов в одежде. Ведь жили под лозунгами "долой
архитектурные излишества" и "долой излишества в одежде". Но эта
женщина словно нарушила этот призыв тем, что с ее нарядом и выражением лица не сочетались длинные, большие, чуть ли не до плеч
серьги. В этом было какое-то удивительное парадоксальное сочетание внешне демонстрируемой мужеподобной духовной силы, за которой проглядывает тщательно скрываемая женственность и женская слабость.
Это была Замира Ибрагимова , а ее попутчиком - молодой Александр Гранберг, звезда в области новых направлений в экономической науке, любимец Аганбегяна (о котором, кстати, есть небольшой
сюжет в документальной части моего романа "Презумпция виновности").
62
Потом я узнала, что Замира - звездная журналистка Академгородка, вхожа в дома значимых фигур, у которых брала интервью,
с которыми у нее были публикации, книги, с которыми она ездила
в экспедиции, о чем подробно написал Валерий Павлович Ильин.
Непосредственно общаться с Замирой мне не пришлось до следующего случая. В 1979 году у меня в соавторстве с председателем
Сибирского отделения Академии медицинских наук вышла научно-популярная книжка "Право на здоровье". Книжка была выпущена московским издательством "Знание" тиражом 285 тысяч экземпляров, став бестселлером.
Мой соавтор академик Казначеев жил в коттедже в Академгородке, хотя, понятно, этот академик не принадлежал к СО АН СССР.
Ему предоставили это элитное жилье как знак стимулирования сотрудничества двух академий.
И поскольку я жила с семьёй в Академгородке, Казначеев все
наши контакты (кроме тех мероприятий, когда была необходимость
ездить в город Новосибирск, где размещался Президиум СО АМН)
по работе в основном назначал в коттедже (как было принято в Академгородке).
Однажды Влаиль Петрович "приказал" мне быть у него в такой-то час, такой-то день для встречи с журналисткой, которая хочет
поговорить по поводу нашей книжки.
Я пришла почти одновременно с Замирой. Мы расположились
в кабинете академика и там я впервые услышала ее удивительный
голос. У него какой-то тоже парадоксальный тембр, который является результатом сочетания грудного (с оттенками придыхания) звучания с жесткими нюансами в интонации. Что выглядело так же парадоксально, как внешний облик носителя этого голоса: сочетание
холодности, жесткости, официоза с нежностью, женственностью.
Меня этот голос покорил с первого звука, и захотелось обменяться
с Замирой несколькими неформальными (нерабочими) фразами, -
как говорят в Одессе, "за жизнь". Но тут я почувствовала, что для Замиры мое участие в этой встрече нежеланный сюрприз, и я ей не понравилась. И все свое интервью она выстроила так, как будто меня
и не было. Вскоре это интервью появилось в газете "За науку в Сибири", где мое имя не упоминалось.
Конечно, мне это радости не доставило, но и не было особого
огорчения, потому что каждый, кто посмотрел бы на обложку книги,
увидел там мое имя и краткую биографию.
63
Я всегда была беспредельно занята, и мне было недосуг размышлять о личности Ибрагимовой и причинах ее отношения ко мне.
Но Академгородок - это Академгородок, где в той или иной степени
все знают друг о друге. И до меня доходили сведения о ней, о ее
жизни, о том, что она человек жесткий, прямолинейный и порой
высокомерный. Ее звездный статус, сильный характер давали ей
право не церемониться с теми, кто не пришелся ей по вкусу. Говорили, что Замира из тех, кто если уж любит или не любит кого-то
или что-то - то непоколебима в этом навсегда. Самый наглядный
пример опять же из видеоролика, где она рассказывает о своем отношении к пишущей машинке, на которой она работала много-много
лет до последних дней. И это выглядит крайне нестандартно, если
учесть, что она была окружена любящими детьми, внуками, студентами, которые бы ее приобщили к самым современным средствам
общения и возможностям для творческой работы. Но Замира как живое существо гладит свою любимую машинку, на которой отпечатала (как говорит сама) тысячи страниц с копирками для получения
четырех копий.
В этом Замира Ибрагимова. Ее главная формула жизни, которую она очень эмоционально и категорично излагает в этом видеоролике, звучит так: "Можно обманывать что угодно, только нельзя
обманывать работу". Думаю, что по тому авторитету, который она
завоевала среди очень строгой публики, каковыми были те, к кому
она была вхожа, те издания ("Литературная газета", "Огонёк", сибирские издания), с которыми она сотрудничала, ее работа соответствовала этому жизненному девизу.
Во время событий, о которых я скажу ниже, не отрицая приведенную ею формулу, я сделала вывод, что главным в ее жизни была
верность самой себе. В этом была суть ее бескомпромиссности в литературной деятельности, журналистике, в отношении с окружающими людьми.
Известно, что советские гуманитарии более, чем представители
других наук, были зашорены советской идеологией и ограничены
в профессиональной свободе говорить, думать, писать о среде своего
обитания, о жизни людей, социальных процессах , которые им в реальности являли их исследования.
Оказавшись за границей, я с ощущением полной свободы взяла
на себя труд представить искренне, без идеологического самоконтро-
64
ля свой взгляд на проблему ответственности общества перед интеллигенцией (в основном творческой) и интеллигенции (в основном
творческой) перед обществом, где за основу взята история создания
и жизни Академгородка и его обитателей. Над первым романом
"Презумпция виновности" (который в первом черновом варианте
уложился в 900 страниц) я работала 8 лет без оглядки на мнения
свыше, сбоку и снизу.
Но вот в 2000 году роман вышел в самом в ту пору престижном
и известном русскоязычном издательстве США "Либерти". Были замечательные отзывы от соотечественников, презентации в Нью-Йорке и других городах США. Но однажды, после одной из них, я вдруг
ощутила какую-то необъяснимую неудовлетворенность. И вскоре
я поняла, что моя книга - это попытка обсуждения волнующих проблем с теми читателями, на которых книга рассчитана, с теми, о ком
она написана. Но кроме читателей из Академгородка желания у кого-то авторитетного в литературной сфере написать подробный анализ моей книги не было.
И вот однажды мне звонит обожаемый всеми нами Герман Петрович Безносов и говорит: "Лариса, приготовьте ваш факс, я вам
перешлю только что вышедшую рецензию Ибрагимовой на роман
"Презумпция виновности"".
Меня охватило волнение. Всем, вероятно, известно еще одно
полушутливое изречение: "На любую публикацию можно ожидать
два совершенно одинаково значимых отклика: положительный и отрицательный". Я думаю, не ошибусь, если скажу, что каждый автор (независимо от его признанности и популярности) готов к этому
при каждой новой своей публикации. (Это не избавляет его от радости выхода в свет нового плода своего творчества.) У меня забилось
сердце после извещения Германа Петровича. Забилось на основании всплывших воспоминаний (о чем выше) и подготовки к стрессу после прочтения разгрома Замирой моей книги, которую считаю
главным трудом своей жизни. (Рецензия была опубликована в Москве, в еженедельной газете "Век" (Љ461) 16-22 ноября 2001, рубрика "Вечное перо", и в Академгородке, в "Науке в Сибири", http://
www-sbras.nsc.ru/HBC/2003/n08/f.)
Факс выдает мне копии листов газеты "За науку Сибири",
и я с трясущимися руками начинаю читать: "Дали книгу почитать.
Взяла - с нездоровым любопытством и настороженностью. Любо-
65
пытство - от того, что с автором была знакома. Нездоровое - от того,
что автор давненько уже в эмиграции..."
Я, конечно, сразу вижу в этих словах отношение ко мне, о котором говорила выше, и готова читать "приговор" дальше. После
нескольких абстрактных фраз с откровенно ироничной интонацией (которая мне слышится в необычном голосе Замиры) следующее:
"Весомая книга - шестьсот страниц! - называется "Презумпция виновности". С обозначением жанра "социологический роман". Таковых, признаться, читать, еще не доводилось. Некая претенциозность
и названия, и заявки не располагала к увлечению чтением".
Вот, думаю, пошло... Сейчас Замира выдаст по полной программе все, что она обо мне думает как о человеке и авторе книги с "претенциозным названием".
Я продолжила читать, и невольные слезы густым потоком потекли из глаз. Я читала, и меня не покидало ощущение, что Замира
заглянула в самые глубины моих чувств и переживаний, которые
заставили меня взяться за этот труд. Она пишет: "Начала читать -
и не оторвалась, возвращаясь и возвращаясь к некоторым страницам. И выздоравливало любопытство по мере понимания чувств,
диктовавших автору эту книгу. Она - о нас, так называемых шестидесятниках, детях той самой оттепели, что вписала в судьбу Сибири
красивую - академическую - главу. Точнее, об одной из нас, чьей
молодостью распорядилась оттепель, притянув в сибирские научные
городки добровольцев-энтузиастов со всего Союза".
Нет смысла пересказывать эту рецензию (ее каждый может
найти в архивах газеты), а тогда я ее перечитывала множество раз,
и вдруг мне открылось то, что вложила Замира в вывод о предназначении моего труда в фразе о книге "Она о нас, так называемых
шестидесятниках...".
Да, Замира полностью восприняла мою книгу как рассказ и о ней
самой, и соответственно своему принципу (работу нельзя обманывать и нельзя обманывать себя), она в этом тексте словно произносит личное покаяние в том, что, будучи главным хроникером событий Академгородка, сама не написала о том, о чем моя книга. Вот
что она пишет: "Пытаясь разобраться в случившемся, автор приходит к принципу "презумпции виновности". По сути - к самообвинению: когда грянуло время перемен, мы, гуманитарии, оказались
банкротами.
66
Вывод горький. Опровергнуть бы ее собственным сочинением,
да не пишется. Немало сегодня в Городке брошенных родителей -
тех, чьи дети нашли и ищут уюта и комфорта в тридевятых царствах-государствах. Больно? Еще бы. Нам больно здесь, Ларисе Матрос - там, куда она в начале своего романа так не хотела уезжать.
Боль сближает?!"
Слова Замиры "боль сближает" явили воспоминания, о которых
говорила выше в связи с описанием моего восприятия ее отношения
ко мне. И здесь Замира проявляет свойственную ей утонченность
души. После этой фразы она ставит два знака препинания: вопросительный и восклицательный, что выглядит как "да, хочется сближения с автором, но получится ли с учетом прошлого и настоящего
и огромного океана, который нас географически разделяет?".
Жизнь реальная все же выбрала второй знак - восклицательный.
Мы сблизились с Замирой путем телефонного общения и во встречах при моем с мужем посещении Академгородка.
Читатели моего романа "Презумпция виновности" помнят,
что 600-страничная книга завершается знаком вопроса. Многие
спрашивали, почему я так завершила роман, что будет дальше с героями. Читатели хотели продолжения. И я засела за вторую книгу, "...
Называется жизнь", - словами известной песни. Замира горячо поддерживала мой замысел, и ее не покидало любопытство, как я своим
"художественным вымыслом" поверну судьбы героев. Я завершила
эту книгу как вторую часть дилогии ровно через семь лет.
Замира, Валерий Павлович Ильин, Светлана Павловна Рожнова
меня всячески уговаривали издать эту книгу в Новосибирске и устроить ее презентацию в Доме ученых Академгородка. Удачное стечение обстоятельств это позволило: мой муж, профессор Ю. Матрос,
был приглашен выступить с пленарным докладом на конференции,
посвященной столетию основателя Института катализа академика
Борескова как раз в то время, когда я завершила книгу. В. П. Ильин
и все, кто был за идею издания и презентации книги в Академгородке, взялись за работу и всё организовали. Замира взяла на себя роль
ведущей этой презентации и произнесла вступительное слово, в котором дала глубокий анализ взаимосвязи двух книг дилогии. В кулуарах она меня спросила: "Зачем вы убили Майка?" Речь шла о новом
персонаже, который погиб во время теракта 11 сентября.
67
Мы с ней действительно сблизились, и знак вопроса отпал сам
собой. Мы общались каждый раз, когда я приезжала в Академгородок, устраивали девичник "на троих" со Светланой Павловной Рожновой в Доме ученых. Я словно утоляла голод в таком утонченном
интеллектуальном общении, которое возможно только среди детей
Академгородка нашего поколения. Мы с Замирой словно открыли
себя друг перед другом и искренне полюбили. Я и сейчас слышу ее
необыкновенный голос и рада тому душевному богатству, которое
нам дало непосредственное общение.
Светлая ей память.
Романтика простая штука,
Когда ее переживёшь,
Но внукам навевает скуку
Преданья розовая ложь.
Доктор философии,Лариса Матрос,