ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

     (Размышления над книгой Юрия Дружникова "Я родился в очереди")

     Когда ко мне в руки попала книга Ю Дружникова "Я родился в очереди", то
само  название ее вызвало ассоциации, связанные с  ранним детством. В памяти
запечатлелась  картина:  зимнее  холодное  утро,   теплолюбивые  одесситы  -
обитатели нашего  двора  (среди  которых и моя мама). Закутанные кто  во что
горазд, съежившись, они выскакивали из своих квартир, чтобы быстро  вставить
в  цепь  очереди, опоясывающей весь  двор к  водопроводу, ведро  в  качестве
своего "полномочного  представителя".  Это  ведро  было  призвано  дождаться
времени, когда будет  подана питьевая вода. (Как известно, Одесса, омываемая
Черным  морем  и окруженная  лиманами,  заливами и прочей  водой, по  иронии
судьбы,  испытывает  недостаток  питьевой  воды,  который  в  годы  войны  и
послевоенных  лишений был особенно обострен). Эти металлические,  "стоящие в
очереди",  застывшие   от   холода   ведра:  алюминиевые,  цинковые  и  др.,
изуродованные  и используемые  часто не  по назначению,  отражали измученные
судьбы своих хозяев, еще не пришедших в себя после военных лишений и ран.  К
середине дня "ворчащий и гудящий", словно озлобленный на всех  из-за редкого
для Одессы холода, водопровод начинал выплескивать воду.  Соседи выскакивали
из квартир, брали  осторожно ведра, бережно унося их, не щадя подвергавшихся
ударам ведер ног и оттянутых ведрами рук во имя спасения каждой капли воды.
     Побеждая все сезоны, яркое и веселое одесское солнце, отражаясь в воде,
играло с ней, словно  обещая людям что вот-вот, "еще немного, еще чуть-чуть"
и все их невзгоды, лишения, неустроенность жизни и очереди за всем кончатся,
рассосутся, как и эта очередь, после наполнения ведер водой.
     Но годы летели и ничего (ни полки магазинов с продуктами и товарами, ни
улицы  с новыми домами и ничто другое  из призванного удовлетворять насущные
потребности  людей) в богатейшей природными  ресурсами и  людскими талантами
стране "не наполнялось" настолько, чтоб  исчезали очереди. Наоборот, очереди
лишь  все  более  и  более  "обвязывали"  все  стороны жизни,  определяя  ее
пространство и время.
     Своей книге Юрий Дружников предпослал слова:  "Было время,  в котором /
Нам не было места".  Эти слова  можно было  б дополнить: "Но было место, где
постоянно востребовалось наше время". Этим местом была ОЧЕРЕДЬ.
     В шестидесятых  годах  настало  время Хрущевской  "оттепели".  Набирала
обороты конкретная социология  в лице  преисполненных энтузиазма социологов,
пришедших  из  разных областей  знаний  и изучавших  структуру  расходования
бюджета времени  разными категориями "трудящихся". В официальных документах,
в  том  числе в  законодательстве,  бюджет времени трудящихся  СССР  делился
только   на   две   категории  "РАБОЧЕЕ   ВРЕМЯ   и   ВРЕМЯ   ОТДЫХА   (!)".
Проанализированные   социологами    данные   анкетных   опросов,   интервью,
хронометражи  выливались  в  рассчитанные  с  точностью до минут  конкретные
нерадостные цифры о том, что  с  учетом времени  затрат  на транспорт и быт,
связанное с  ними простаивание в  очередях,  "свободное время", как таковое,
было сведено до  минимума. А  ведь  оно  должно было обеспечить  возможность
общения  в  семье, воспитание  детей,  досуг,  спорт, "всестороннее развития
личности"  у  семейных  пар,  и  особенно  у  женщин.  Причем динамика  этих
процессов  не определяла  изменений  в лучшую сторону и  в последующие годы.
Сейчас, читая  в  книге Ю.  Дружникова эссе  "Я  родился в очереди"  (давшее
название  всей  книге и  которым  книга  начинается), я  воспринимаю его как
документ,  представляющий  обобщенный протест  против  постыдного униженного
существования народа.
     Символично,  что  тема  "ОЧЕРЕДИ"  в  книге  рассматривается дважды:  в
названном  памфлете и в очерке "Очередь  за  колбасой"  из  серии  "Техаские
заскоки".  Это веселый, наполненный юмором рассказ о добровольной очереди, в
которую техасцы и гости Техаса выстраиваются часа на полтора для того, чтобы
наблюдать за процессом  приготовления  и  "вкушания" свежей  колбасы. "...За
стенкой забегаловки,  -  отмечает  автор,  - колбасники  Краузе  держат свой
магазин. Там можно взять домой ту же колбасу безо всякой очереди..." Но нет!
Люди стоят полтора и боле часа, чтоб  затем вкусить радости  гурманства  под
вино и веселые шутки.
     Оба произведения,  написанные  с разницей во времени более  10 лет  и о
ситуациях, происходящих в географических пространствах, разделенных океаном,
с  социологической точки  зрения представляют интерес в их единстве: один  и
тот  же  социальный феномен  - ОЧЕРЕДЬ  -  в  первом  предстает  как  символ
ограничения  возможностей, страданий; во втором  ОЧЕРЕДЬ  -  это  проявление
свободы  выбора, стремления человека к остроте ощущения радости бытия. Пусть
простят меня физики  за каламбур,  родившийся из шутливого настроя,  который
вызывает  это  эссе,  но  тонкие  ремарки  автора  иллюстрируют  столь долго
пробивавшуюся  к пониманию истину о "взаимосвязи пространства  и  времени" с
такой  очевидностью,  что  невольно  сожалеешь  о  времени   затраченном  на
философские семинары,  посвященные этой проблеме.  И действительно, могли ли
кого-то из стоявших  в  очереди американцев  посетить настроения, охватившие
"НАШЕГО  ЧЕЛОВЕКА", пусть  разделенного с  прежним  образом жизни океаном  и
многими годами  - тревоги о  том (в чем с самоиронией признается сам автор),
что вдруг кончится вожделенная колбаса перед самым носом, или желания злобно
упрекнуть того, кто присоединился к впередистоящим друзьям словами - "Вы тут
не стояли" или выкрикнуть - "Он пролез без очереди!"...
     В кратком предисловии к книге, говоря о судьбе своего эссе "Я родился в
очереди", писатель размышляет о факте цитирования его в газете "Известия" от
15 октября  1989 года,  где  отмечалось:  "Я родился в очереди, -  сказано у
одного писателя. Он мог бы добавить: и всю жизнь  прожил в толпе".  "Нет, не
мог  бы  я  этого  добавить,  -  комментирует  Дружников  слова   из  газеты
"Известия", - Я родился  В ОЧЕРЕДИ, но жил НЕ  В  ТОЛПЕ" (выделено мной - Л.
М.).  Ничего  более  точного,  с моей точки  зрения,  сказать  здесь нельзя.
Действительно, ОЧЕРЕДЬ - это объективно, это  РЕЖИМ, из которого не выйти, в
котором не изменить  позицию,  не  перешагнуть отведенного  тебе  места,  не
изменить ни формы, ни содержания того, ЗА ЧЕМ ВСТАВИЛА ТЕБЯ В  СЕБЯ ОЧЕРЕДЬ.
А ТОЛПА  - это  субъективное  вовлечение в  безликость и потому ТЕМ, которые
вопреки  всему разрушали  безмолвие  толпы  и "нарушали  очередь"  если не в
материальной, то  в  духовной  сфере мы обязаны тем, что читали Солженицина,
слушали  Высоцкого,   Окуджаву,  и   многим  другим,  благодаря  чему  нашим
современникам,  цитируя  Высоцкого,  -  "Есть,  что  спеть,  представ  перед
Всевышним, и ... есть, чем оправдаться перед ним"
     Если оценить книгу вцелом, то с моей точки зрения,  ее выделяет ЕДИНАЯ,
ЦЕЛЬНАЯ  концепция, связывающая разные по  сюжету и написанные им  в  разное
время  и в разных  местах произведения.  Я бы  эту  концепцию определила как
ИДЕОЛОГИЮ ГРАЖДАНСКОГО МИРА.
     Позиция автора являет  стремление  ощущать себя  частью общей драмы,  в
которой и режиссеры, и актеры,  и  реальность, и абсурд, невинные, без  вины
виноватые и виновные, объективно СВЯЗАНЫ ВМЕСТЕ и ПОНИМАНИЕ того, что только
в  условиях  гражданского  мира  возможно  найти  пути  преодоления  тяжкого
наследия  прошлого,  достижение  цивилизованного   настоящего  и   будущего.
Гражданский мир требует больших усилий, но какие плоды он сулит! И что может
быть страшнее  воинственного противостояния  в наш атомный век,  когда любая
локальная   война   чревата    перерасти   свои   изначальные   масштабы   в
непредсказуемых пределах! Бескомпромисный  в  подходах, когда  речь  идет  о
борьбе  за  человеческое   достоинство,   сторонник   смертной   казни   для
уголовника-садиста (которого  он  к  людям-то  и  не  относит), Дружников  в
поисках основ концепции сохранения гражданского  мира обостряет свой анализ.
Он  обращается  к крайним ситуациям  -  жизненным коллизиям, (наблюдаемым  и
лично  пережитым)  связанных  с  драматическим  переплетением  судеб  людей,
зловещей волей  тоталитаризма, разведенных по разные стороны баррикад. Автор
постоянно ставит перед собой и перед всеми вечный гамлетовский вопрос: "Быть
или не быть?"  - жить  дальше  всем  вместе, избавляясь  от трагедии  ошибок
прошлого, или драться друг с другом  в беспросветном "Кто кого?!", или "А ты
кто  такой?"   Пространство  и   время  господствования  "теорий  нарастания
классовой  борьбы"  и  "непримиримых  антагонистических  противоречий"  дают
немало оснований  делать надлежащие выводы. И если  бы человечество осознало
эту мысль и  всюду существовали  б (автор надеется увидеть  это и в России),
"цивилизованные государства демократического  типа...  где  все  в  них  ...
всякое,  сбалансированное,  как в любой западной  стране" (эссе -  "Хороводы
вокруг мифов"), то человеческое общество в целом было  б нормальным здоровым
организмом, где любая "болезнь" излечима.
     Одной из основных нитей, пронизывающей  многие страницы книги, является
тема  эмиграции, социально-психологический  и политический анализ которой он
пытается дать  сквозь  призму  своей  судьбы и  судеб  известных ему  людей.
Рассматривая проблему  эмиграции в  России  в  историческом масштабе в своем
эссе "Ад,  рай и колючая проволока"  Юрий Дружников формулирует вывод о том,
что те кто уезжают, "отрицают  не только  данное правительство, но - РОДИНУ"
(выделено мной - Л. М.).
     Однако  здесь  автор  обнаруживает  противоречие,  например,  со  своим
тезисом  (эссе  "Техаские  заскоки  "Предпоследние  моды"  века"),  где   он
утверждает, что  независимо  ни от какой  эмиграционной  политики  "реальное
российское  ГРАЖДАНСТВО, ДАННОЕ  РОЖДЕНИЕМ НА  ЭТОЙ  ЗЕМЛЕ И  УНИВЕРСАЛЬНЫМИ
ПРАВАМИ  ЧЕЛОВЕКА,  ОСТАЕТСЯ"  (выделено  мной  -  Л.  М.), (эссе  - "Чудеса
переименований, или партийная топонимика").
     Обращая теплые, благодарные, порой восторженные слова о местах и людях,
с  которыми  его  свела судьба в  эмиграции, автор  в то  же время постоянно
демонстрирует  святость,  верность  тому,  что   составляет  основы   корней
духовности, культуры, литературы, в которой  мы выросли, и которые, несмотря
ни на какие  пространства  и  времена,  сохраняют нас  принадлежными  к тому
пласту цивилизации, который, как сказал поэт, "умом не понять". Поэтому меня
подкупает взволнованность и объективность, с которой автор  отстаивает роль,
значение и  перспективу  русской  литературы,  культуры  и  интеллигенции  в
полемике  с теми,  кто уже готов подписать им  смертный приговор, занижая их
роль  и значение  в истории  и  современной  духовной  жизни. ("Тусовка  для
нигилистов", "Хороводы вокруг мифов").

     Правда,  говоря о роли и значении  литературы, автор снова обнаруживает
противоречия, которые, как  мне кажется,  обнажают "споры" между собой  двух
его ипостасей: писателя  и  читателя. Как ПИСАТЕЛЬ, Дружников, не причисляет
свою  деятельность  к тому,  что может "глаголом жечь сердца людей", ибо, по
его убеждению, "сердца читателей  надо беречь"  (Хороводы вокруг  мифов). На
своей  судьбе  испытавший  роль и  значение СЛОВА в жизни людей и  политике,
между  тем  ПИСАТЕЛЬ  утверждает,  что  "Литературное  слово  не  лечит,  не
исправляет и  не  помогает  ни  партиям,  ни  государствам" (эссе  "Власть и
слово"). В то же время, как ЧИТАТЕЛЬ, Дружников бросается на защиту активной
роли литературы,  утверждая, что  если она "участвовала в создании Утопии то
также она участвовала и в ее разрушении". В дополнение, в разделе книги, где
собраны "Записки на клочках", он помещает слова о том, что  "среди множества
интеллигентных профессий в русской  культурной традиции  главных три:  врач,
учитель и писатель. ОНИ  ЛЕПЯТ ЧЕЛОВЕКА" (выделено мной - Л.  М.). Эти факты
являются иллюстрацией того,  что характерно для  настроения  автора, которое
обнажает книга - ЭТО ПОИСК ИСТИНЫ!
     "Это сладкое сладкое сладкое слово  "СВОБОДА!" Сколько мыслей и слов во
все века  потрачено  на его понимание,  и  сколько  сил,  времени  и  жизней
потрачено на ее достижение! И все же иногда приходится признать, что в своем
стремлении к свободе мы часто идем "туда, не зная куда", чтоб, взять "то, не
зная  что",  ибо не задумываемся о  сути содержания  этой, как  принято было
говорить  "в  перестройку",  СУДЬБОНОСНОЙ КАТЕГОРИИ.  И  "не высокие материи
абстрактного  философствования",  а  земные  насущные проблемы  современного
образа жизни заставляют нас вернуться к пониманию того, что же есть СВОБОДА,
потому как разуметь где  же грани в понимании  СВОБОДЫ и ВСЕДОЗВОЛЕННОСТИ не
можем и  забываем, что  ПРЕКРАСНОЕ ПОНЯТИЕ СВОБОДА, потому и ПРЕКРАСНОЕ, что
объективно  ВКЛЮЧАЕТ  В СЕБЯ  КАТЕГОРИИ НРАВСТВЕННОСТИ  И КУЛЬТУРЫ.  Поэтому
смелая,  "рискованная"  постановка  вопроса  о  понятии  СВОБОДА на  примере
анализа  современных   проблем  образования   и  образа  жизни  американских
студентов в рецензируемой книге представляется мне чрезвычайно актуальной.
     "По  Спинозе,  есть  три  радости:   богатство,  слава   и  чувственные
удовольствия. Но есть, по моему - подчеркивает писатель, - ЕЩЕ ОДНА радость:
ощущение СВОБОДЫ" (выделено мной - Л. М.). Утверждая  это, Дружников в то же
время дает название  своему очерку, -  "Избыток свободы", - что говорит само
за себя.  Здесь автор  на  примере проблем  образования,  поднимает,  на мой
взгляд,  весьма  актуальные   вопросы  нравственности,   целей   и   средств
современного  общественного  развития.   Свобода   в   выборе   профессии  и
возможности   получения   образования   -   бесспорно   великое   достижение
демократического  общества.  Но  сегодня проявляются  тенденции своего  рода
заколдованного  круга,  при  котором  снижение  требований к  образованию  и
размытость  критериев его получения у студентов, может стать  "антистимулом"
для развития учебных программ а это в свою очередь  снизит планку требований
к уровню поступающих, что соответственно  приведет к снижению общего  уровня
подготовки  специалистов и снижению интеллектуального  потенциала общества в
целом.  Идентификация  понятий  "свободы" и "вседозволенности"  определяет и
трудновообразимое   для   прошлых   времен   взаимоотношение   студентов   с
профессорами. "Моя свобода - академическая... а у студентов реальная, - дает
автор  ремарку, - студентка,  которая только что  родила,  вытащила  грудь и
кормит младенца...  Покормив  и  все  еще  держа  рукой  грудь,  она  задает
вопрос..."  "И  тут  не  избежать,  - заключает  автор  свои размышления,  -
сакраментального вопроса: Что делать?"
     Подкупает то, что поднимания сложные и  актуальные социальные  вопросы,
Дружников  -  умудренный   опытом  человек,  автор  многих  книг,  известный
публицист, -  ни  в чем не  претендует на роль метра и не избегает  обнажать
свои противоречия,  сомнения, излагая часто взгляды в форме вопроса,  как бы
приглашая каждого из  читателей  к собеседованию, дискуссии.  Поэтому  книга
выглядит  воплощением  тезиса А. П.  Чехова,  который  в  книге  цитируется:
"Искусство  писателя  не в том,  чтобы  решать вопросы,  а  в  том, чтобы их
правильно ставить".
     Очевидно, что  тщетна попытка рецензента "докопаться" до самой. глубины
замыслов автора, которые всегда содержат свою  тайну. Потому я и не пыталась
разгадать, зачем автор завершает свою книгу  собранными им "мудрыми мыслями"
в  разделе: "Записки на  клочках" и высказываниями ребенка  в  разделе: "Что
говорила писательская дочка  от двух  до  пяти  ". Но  мне  увиделось  здесь
отражение смысла  главного  ВЫВОДА нашей современности,  который формулирует
книга:  как бы  ни  был  велик  и разнообразен  мир  людей,  определяющим  и
стабилизирующим  его  является ОБЩЕЕ НРАВСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО, выработанное
многовековым  опытом человечества НА ВСЕ ВРЕМЕНА.  Хватит ли у  нас  - людей
эпохи НТР - зрелой МУДРОСТИ, чтобы сохранить это ПРОСТРАНСТВО или с  детской
инфантильностью войдем с нашими ошибками в грядущий век?!
     Р. S. Мои  заметки отнюдь  не  исчерпывают  всех  проблем  и  вопросов,
поднятых  в книге Юрия Дружникова, о  которых  хотелось бы поговорить. Но  в
разделе  "мудрых  мыслей"  этой  книги  есть такая фраза:  "Трудность  жизни
читателя в том, что очень много пишут"...