У ПОБЕРЕЖЬЯ

---------------------------------------------------------------
     Панорама No 728, март 22-28,1995
---------------------------------------------------------------

     Передо  мной  литературный  ежегодник  из Филаделфии.На  плотной  белой
обложке, по вертикали  большими буквами написано: "Побережье". О  том, какой
смысл  и концепцию вкладывали  создатели  журнала в название  своего детища,
можно  гадать и гадать, но ясно одно-  самим  этим  названием  они призывают
читателей к  размышлениям  о судьбах современной  русскоязычной  литературы,
разбросанной по разным "берегам" общего океана русской культуры.
     И вот, открывая обложку, я словно отправляюсь  в  путь по  побережью, а
для  меня,  одесситки,  побережье  -  это  берег  с  расположенными  на  нем
обнаженными телами людей. Но ведь и здесь, на этом "Побережье" , передо мной
обнаженные- но только не тела, а души. "Поэты ходят пятками по лезвию ножа и
режут в кровь свои  босые  души",-  писал Владимир Высоцкий. Эти слова можно
отнести к любому жанру литературы, ибо  каждое печатное слово обнажает  душу
того,  кем оно рождено и  кому уже не принадлежит, обретя собственную жизнь,
тесно связанную с теми, кем будет воспринято. Так что же  и кого же обнажают
слова "Побережья"  No 3  1994 года из Филаделфии и  как их оценить, по каким
критериям?
     У  меня  по  роду  моей профессиональной деятельности  (я  имею в  виду
гуманитарную  науку и, в том числе исследоваия в области социальных аспектов
медицины)  к литературе  выработалось отношение  не  только  как  к основной
духовной потребности, но  еще и как к исследовательскому материалу,  который
несет (должен нести) обобщенную информацию об уровне общественного понимания
тех или иных явлений человеческого бытия.
     Великие писатели остаются в истории- помимо всего прочего-очевидно, еще
и   достигнутой   ими  степенью  обобщения   движений  человеческой  души  и
общественных  процессов,  которые  скрываются  за  сюжетами  и  характерами,
изображенными в их  поизведениях. Гений  Пушкина смог даже такой заземленный
бытовой предмет, как "разбитое корыто",  сделать навсегда символом наказания
за алчность,  а  талант  Солженицина  позволил  в "одном  дне"  одного Ивана
Денисовича  представить огромный  исторический пласт целого поколения времен
тоталитаризма.
     И потому "Побережье"  представляется мне  своего рода исследовательской
лабораторией , в которую я  вступаю с надеждой на встречу с открытиями. И, к
радости, "открытия" явились мне с  первого же раздела,  с  которого я начала
читать журнал. Раздел  этот- "Критика, эссе, зарисовки", где все- и полемика
Михаила Золотоносова ("Умение молчать" с Анатолием  Пакач (" Умение  уметь")
по поводу  книги  стихов Евгения  Сливкина, и тонкий психологический  анализ
Нины Косман темы  жертвенности в  трагедии Цветаевой "Ариадна"  ,  и заметки
Игоря  Михалевича-  Каплана  о  стихах  Павла Бавича- показалось мне  весьма
интересным.
     Однако подробнее  я хотела бы  остановиться  на тех произведениях этого
раздела,  которые  оставили  особое  впечатление.  Одно  из  них  -эссе Инны
Богачинской:  "Ума  холодных наблюдений". Двустраничное это  произведение  в
отточенной ,  весьма оригинальной форме,  представляет  попытку самопознания
творящей  личности, исследование ее  системы  мышления,  сомнений и  борьбы,
критериев жизни и творчества.  Сентенциям  же  автора, например таким  -  "Я
знаю,  что  за  необщность  присуждается  высшая  мера  наказания.  Но  сама
необщность- уже  есть высшая  мера...";  "Высшая  доблесть-  всегда остаться
собой.Даже если  для этого придется остаться  только  с собой...",- вероятно
уготована судьба стать афоризмами
     Лаконичное  и эмоциональное эссе  Евгении Жиглевич  "Русь- Расея-Росия"
привлекло меня анализом  драмы противоречий  судеб  России, в  который автор
вкладывает  и  боль, и  любовь,  и надежду. "  В  Русь мы  хотели  бы внести
страстность РАСЕИ  -  ее  порыв,-  утверждает  автор.-  . Одолевающие  Расею
страсти, так ярко проявившие себя в напралении нисходящем,  вплоть  до самых
недр  адовых,-  обратить  вспять и  обратить  их в  высь...Русь  и  Рассея,-
завершает свой анализ автор,-  единое двуликое  существо, и мы хотим верить,
что  пропасти  падений  одного  из  ликов равны  надземной  высоте  подъемов
другого..."
     Мои  философские  исследования  в сфере  медицины  позволили  прийти  к
выводу,   о  том,  что  современная  концепция  здоровья  человека   требует
переориентации  от  акцентирования  внимания  на  "факторах  риска"  ,  (что
традиционно имеет место),-  к приоритетному изучению "факторов устойчивости"
(см.  Л.  Матрос.  "Социальные  аспекты проблемы  здоровья".  Изд.  "Наука",
Новосибирск, 1992 г.).Обобщая, невольно приходишь к выводу, о том, что такой
подход  был бы  полезен  при изучении и всех других сфер жизни человеческого
общества.
     Действительно, если " земля еще вертится", и если "еще  ярок свет", как
говорится  в  песне Булата Окуджавы,  то  это  потому, что к нашему счастью,
всегда появляются  "факторы  устойчивости", в  лице  хранителей и  носителей
вечных  ценностей,  которые  еще  держат  "этот  безумный,  безумный  мир" в
каком-то равновесии. Эти  размышления  рождает  статья  Э. Штейна "Китайские
жемчужины российского собрания". В свое время читая журнал "Арзамас", я была
поражена рассказом Э.Штейна об  издании в  Лагерях Ди-Пи (перемещенныз  лиц)
произведений  классиков,  которые  стали  в  годину  лишений  для  беженцев"
фактором   устойчивости",   помогавшим  им   выжить.  Из   статьи  Э.Штейна,
оубликованной в  "Побережье",  уже  сам  автор  представляется мне одним  из
олицетворений этих  "факторов устойчивости", хранителем вечных ценностей. Он
сам  говорит по  этому поводу так:  "  Исторические процессы срабатали таким
каверзным  образом, что в свои  60  лет я стал  практически  пименом  поэзии
русского зарубежья". Отдавая дань  "историческим  поцессам", нельзя при этом
не подчеркнуть  прежде всего  подвижническую деятельность самого  Штейна  по
собиранию  и  хранению  не  только  поэзии  "русского рассеянья",  различных
течений  и направлений  в ней, но и  разнообразных  материалов, связанных  с
судьбами поэтов. Штейн начинает свою статью с цитаты поэта- харбинца Алексея
Ачаирова:
     Не сломила кручина нас, не выгнула,
     Хоть пригнула до самой земли.
     А за то, что нас родина выгнала
     Мы по свету ее разнесли.
     Читая статью  Штейна, невольно начинаешь думать о том, что автор словно
взял  на  себя  миссию  собрать  эту  "рассеянную  по свету  родину",  чтобы
сохранить ее для потомков, и этим сотворил  рукотворный памятник тем,  кто ,
несмотря ни на что, сберегал и приумножал ее  духовное  богатство. С печалью
лишь остается  констатировать,  что сам  собиратель, проделавший многолетний
тинанический труд, в наши дни опасается за свои детища, перенося их - уже по
иным причинам- с открытых взору  и доступных полок в холодный сейф, ибо, как
горько замечает Штейн, "пошли другие времена, принесшие варварские нравы".
     Воистину стоит задуматься над вопросм о том, насколько мы, люди, вправе
называть  себя Homo sapiens-человеком разумным.  И очевидно, если б не  было
тех, кто продуцирует, сохраняет, развивает "факторы устойчивости", постоянно
появляющихся "факторы  риска", обрекали б на  вечную нестабильность , а то и
гибель многих достижений нашей жизни, как материальных, так и духовных.
     Я  продолжаю свое пушествие по  "Побережью" и  останавливаюсь у раздела
"Проза". Здесь,  с моей  точки зрения,  особый интерес  вызывает  отрывок из
романа   Петра   Межерицкого    "Тоска   по   Лондону"   и   рассказ   Игоря
михалевича-Каплана "Разбуженная мелодия".
     В  небольшом  отрывке  Межерицкого  как  бы  сконцентрированы  основные
приметы творческих судеб поколения  шестидесятников. Уже одним совмещением в
своем  герое двух  профессий-  инженера  и литератора,  то  есть  "физика  и
лирика", автор словно подводит черту под давней дискуссией между "физиками и
лириками",  рожденной  бурным  развитием   научно-технического  прогресса  и
фетишизацией техники. Автор подводит нас к мысли о том, что сама жизнь, весь
последующий  опыт  показал  бессмысленность  такого   противопоставления,  и
насущные задачи человечества требуют единения технологических и гуманитарных
концепций и сил общества...Через беседы с различными  посетителями героя  во
время  его  пребывания  в больничной палате (от литераторов до представителя
"компетентных  органов")  автор  предпринимает  попытку  представить  разные
аспекты  забот шестидесятников  ,  показать,  что , несмотря ни  на  что, им
удалось внести свою  лепту в развитие морально -нравственных критериев жизни
человеческой, которые займут достойное  место в шкале  ценностей, если  даже
они  сами  окажутся  "терпящими  кораблекрушение  пассажирами  на обреченной
планете". Несмотря на мотивы  грусти, страха духовного одиночества,  отрывок
из романа Межерицкого содержит оптимистическую ноту. Неслучайно в первых его
строках оговорено, что герой хоть и лежит в больнице, болезнь его не тяжелая
и в ней виноват он сам из-за легкомысленного самолечения ( что я восприняла,
как символ  самооценки судьбы  поколения), а  завершается  рассказ  тем, что
герой проснулся, "когда уже совсем рассвело..."
     Проблеме   взаимоотношения  человека  и   природы   посвящено  огромное
количество научно-популярной,  публицистической,  художественной литературы.
Экологические кризисы и  катастрофы породили  тему  экологической  вендетты-
мести  природы человеку, и потому драматургия произведений этого рода  часто
построена  таким  образом,  что природа - "положительный герой", а человек -
отрицательный,  сам  повинный в  том, что природа  мстит  ему. Пример тому -
роман  Чингиза Айтматова  "Плаха".  В  коротком,  чуть  более  двух  страниц
рассказе Михалевича-Каплана и  человек  , и природа  -  положительные герои.
Автор очень тонко  проводит параллель  между  их  судьбами в образах старика
-сторожа Ивана Михайловича,  одиноко  живущего на самом краю  поселка, возле
леса,   и  огромного   старого   кедра,  расщепленного  молнией.  Горести  и
одиночество не унижают героев,  и они сохраняют гордость и достоинство. Но в
драме отношений человека и природы  существует отрицательный персонаж  - это
некомпетентность,  незнание законов  природы,  непонимание  ее  поэтической,
эстетической стороны.Это как раз и приносит горе героям рассказа.
     Некоторые произведения  раздела "Проза" группируются как бы сами  собой
по поднятым в них проблемам неожиданным образом. Так, два совершенно  разных
рассказа разных авторов  Елены Дубровиной "Бегство"  и Давида Шраера-Петрова
"осень в Ялте"- объединяет тема женщины, утонченных механизмов взаимосвязи и
противоречий духовных и теленсных сторон  ее жизни. Оба автора на совершенно
различных примерах жизенных коллизий используют один и тот же прием. Описывя
своих героинь в  состоянии, когда "душа и тело" вступают в противоречие друг
с другом, они  на каком-то этапе раделяют их на самостоятельные сферы только
для  того,  чтобы  показать  их взаимную  обусловленность  и  гаромничность,
нарушение которых ведет к трагедии.
     Рассказы Филиппа Бермана "Повешенный  над кореньями", Татьяны Успенской
"Я изгой  в родной стране", Юрия Герта "Мой друг -Боря Липкин,  миллионер  "
объединяются темой  эмиграции". Описание мотивов, причин  эмиграции и кругов
"ада",  через которые вынуждены были проходить  уезжающие, сделано  в каждом
отедльном  случае,  естественно,  добротно и выразительно.  Но  рассказы эти
наисаны, очевидно, давно и по характеру поднятых проблем находятся где-то на
уровне  70-х ,  80- х годов.  Вышедшие  в 1994-м, они не затрагивают  пробем
эмиграции  со второй  половины  80-х годов,  имеющих  свою специфику-  и  по
социально  психологическим  характеристикам   эмигрантов,   и   по  условиям
адаптации на новом месте.
     Не обойдена в "Побережье" и  вечная для нашего народа  -тема войны.  Ей
посвящен  рассказ  Якова Липковича  "Отцы -командиры",  где  повествуется  о
безответственности   армейского   руководства,   которое   приняло   решение
расстрелять у всех на глазах лейтенанта и комсорга танковой роты за, что они
-из-за плохой связи-  вынуждены были принять самостоятельное решение о более
целесообразной,  с их  точки зрения, дислокации  роты.Хотя  фабула  рассказа
остросюжетна, однако меня все время не покидало ощущение  того, что я что-то
подобное уже  читала, ибо  рассказ изобилует штампами, наполнившими  военную
литературу  еще  с хрущевской оттепели,  когда стали  приоткрываться  многие
завесы "несокрушимой  и  легендарной".  Вызывает  внутренний протест то, как
герой-повествователь (автор?) самоуспокаивающе относит себя к безмолствующей
толпе.  Подчеркнув вначале, что был  "обыкновенным... старшим военфельдшером
роты  управления", он  словно сам  себе  выдает  индульгецию за пассивность,
непротивостояние злодейству:- "...и все  мы, не исключая замполита, который,
как  представитель  партии, мог настоять,  но не  настоял,  а возможно  и не
настаивал, избегали смотреть на крыльцо.., где стояли приговоренные....,-так
описывает автор поведение фронтовиков, свидетелй казни ни в чем  неповинных,
благородных  и честных товарищей по  оружию. И извечный русский вопрос- "Кто
виноват?"-  автор  решает  просто  и   однозначно,  наделив  всеми  штампами
отрицательных героев  лишь полковника  Сидоренко  и его  окружение.  Правда,
потом повествователь говорит,  что  все пятьдесят лет с  тех  пор, его мучат
кошмары, но в  этой  гамме переживаний как-то мало чувствуется покаяние,  то
всеобщее великое  покаяние  за трагически изломанныую  судьбу нашего народа,
через которое всем нам надо пройти.
     Как попытку найти символ связи времен, проблем и народов на этой земле,
я восприняла философский и поэтический (по эмоционпальному настрою, но не по
форме) рассказ  Льва Рубинштейна  "Прощание с  Европой", посвященный  судьбе
философа Спинозы. Барух Спиноза утверждает: "Природа не добра и  не зла. Она
разумна. Любовь к существующему приводит философов к высшей  любви - любви к
Богу". Однако  за то, что он  не ходит в синагогу и  "учит  языку безбожника
Ван-ден-Инде...в  помещении  португальской  синагоги, он предан  "херему"...
Амстердамская толпа считала его евреем. Евреи считали его неевреем".
     В судьбе  Спинозы автор,  конечно, стремится  нарисовать  трагичность и
сложность судьбы  еврейского народа, но при этом рассказ несет в себе четкую
интернациональную идею  о том,  что вечные  ценности нравственности, добра и
этики имеют общее значение для всех людей на земле, и только они должны всех
объединять. "Его отлучили от народа, который его породил...Но он сделал свое
дело для людей. Его "Этика и геометрия" не умирают".
     Журнал "Побережье"- увесистый том, около 359 страниц. Здесь есть проза,
критика, эссе,  стихи опытных  авторов и тех, для  кого "Побережье"-  первое
"окно" в мир,  переовды, творческие портреты, оригинальные и очень  уместные
иллюстрации.Издание вызовет отклик у литераторов , читателей, который найдет
отражение в рецензиях, письмах. Я остановилась лишь на тех разделах, которые
заинтересовали меня.  Всякая рецензия  , несмотря на попытки ее автора  быть
объективным, отражает все же субъективное мнение и не может  претендовать на
"истину в  последней  инстанциии".  Поэтому  я  с  интересом  прочту  другие
рецензии,  статьи,  посвященные этому изданию.За короткий срок проживания на
этом континенте,  из немного, что мне стало  предельно  ясно,  это  то,  что
пишущая  русскоязычная  "братия"  жить  здесь  за  счет своей  литераттурной
деятельности не  может никак. Все, что пишется,  делается, в принципе, после
основной  работы. И  если люди взваливают  на себя эту  каторжную  нагрузку,
значит для них жизненно необходима потребность  высказаться, передать  людям
какую-то информацию, какой-то опыт. И я  убеждена, что ,  если написанное не
направлено на зло и насилие, оно всегда имеет право  на выход в свет. И если
это-  при всей  перегруженнсти  современного  человека информацией-  находит
своего  читателя,  "значит,  это кому-нибудь нужно". А  насколько  и в какой
мере, решает лучший и справедливейший из судей -Время.