КОГДА СВОБОДОЮ ГОРЯТ, КОГДА СЕРДЦА ДЛЯ ЧЕСТИ ЖИВЫ


---------------------------------------------------------------
 Изд: "Панорана"  No 945,1999; "Побережье" No 8,1999
---------------------------------------------------------------


     Мы  люди-человеки,   сами  назвавшие  себя   "Homo  sapiens"  -"человек
разумный", не ведая что  порой  творим  такое, из-за чего впору усомниться в
справедливости  данного нам себе названия. Но при  всем том,  в  нашей жизни
имеют место аспекты, которые  позволяют нам высоко держать  голову по  праву
принадлежности  к роду  человеческому. К  этим  аспектам я отношу  все,  что
связано с  борьбой за сохранение духовных ценностей. На  этом поприще  почти
вся наша история преисполнена драматическими страницами битв, порой кровавых
и жестоких, ибо  в борьбе  с  бездуховностью,  прагматизмом, обывательщиной,
корыстью, противник  не  всегда  очевиден и  порой почти  неуязвим.  Поэтому
победители  здесь   всегда  герои,   ибо  им  нужно  обладать   уникальными,
филигранными талантами, чтобы  выстоять,  устоять и  хранить  свою победу  в
условиях постоянного  противоборства.  Употреби они  свои таланты на другое,
возможно  не счесть им своих богатств. Но отличие этих героев именно  в том,
что  не стремление к материальному благополучию движет  ими. Плоды  их побед
дороже всех возможных материальных благ, они живут  вечно в  душах и сердцах
людей,  которые передают эти завоевания из  поколения в  поколения, отсеивая
наносное,    ненужное,    сея   "доброе,   вечное"    и    обращая   его   в
духовно-нравственный фундамент, который и удерживают этот мир.
     Такие  мысли  рождает  у  меня каждое  новое  знакомство  с  различными
сторонами  духовной  жизни  в эмиграции, которые  нашли отражение  в немалом
числе моих очерков и рецензий, опубликованных за эти годы в США  и в России,
в  том числе, о русскоязычных изданиях (таких, как  "Побережье", "Панорама",
"Арзамас" и др.) Однако лимитированные рамки их объема, не позволяют должным
образом рассказать об этих изданиях и их творцах.
     Сегодняшняя публикация посвящена старейшему в  эмиграции русскоязычному
журналу под названием: "Новый Журнал", который был  основан писателем Марком
Алдановым и поэтом, критиком, писателем и меценатом М. Цетлиным.
     Вдумайтесь в смысл  этих волнующих фактов. 1940 год. Франция, где в это
время проживает  Марк Алданов, оккупирована фашистами. Закрыт  выходящий  на
протяжении двух десятилетий и составлявший гордость русской эмиграции журнал
"Современные  Записки".  У Алданова  рождается  план  переехать в  Америку и
создать там новый  журнал, который будет  преемником закрытого в Париже.  По
Земле расползается  самая  страшная  в истории человечества война.  Проблема
выживания (в  прямом смысле слова) стран, народов и каждого  человека  ни на
секунду не сходит  с  повестки дня. Но на то они и есть  наши герои, чтоб ни
при каких обстоятельствах не забывать о борьбе не только за физическое, но и
духовное выживание человека, о противостоянии злу и насилию.
     В  своем интервью "Новому русскому слову"  сразу  по приезде в  Америку
Алданов  бьет  тревогу:  "В  Европе  больше  нет  ни  русских  журналов,  ни
издательств,  знаю, например,  что  Бунин  написал  на юге Франции несколько
новых  рассказов  и впервые в жизни  не  знает,  что делать  с ними. Русским
писателям  больше  на  своем языке печататься  негде..."А  письмо-просьбу  о
помощи  к  крупному ученому и меценату  Б. А. Бахметьеву  он заключает:  "Не
будет журнала - нет больше зарубежной русской литературы".
     И вот, когда "Новый Журнал" уже начал  создаваться, М. Алданов писал М.
Цетлину:  "...две  книги выйдут, а далее будет  видно..." В 1942 году  вышел
первый  номер!  Конечно  масштаб  трудностей, которые испытывали  основатели
журнала,  никак не  охватывает  какой-либо  один  пример, но  все  же письмо
Алданова к Карповичу от 1 мая 1942 года дает о них представление: "Мы платим
совершенные  гроши,  один доллар за  страницу беллетристики  и 75  центов за
страницу всего  остального. В денежном отношении писать у  нас для  автора -
личная неприятность, (в  то время) как для меня  редактирование (бесплатное,
увы!) - настоящая катастрофа; оно отнимает почти все мое время".
     Вместе с тем,  никакие трудности не могли уже остановить этого великого
начинания.  Усилиями энтузиастов-основателей,  авторской  братии, споснсоров
обеспечили НЖ  долгую жизнь и в ...1995-м году ежеквартальник отмечал выпуск
двухсотого  номера... На день сегодняшний уже живет своей журнальной  жизнью
215-й  номер,  а  всему изданию  (которое выходит и  поныне,  под  обложкой,
нарисованной   талантливейшим   художником   серебряного   века   Мстиславом
Добужинским) осталось два года до шестидесятилетнего юбилея.
     В  книге  "Русская литература  в изгнании"  Глеб  Струве писал, что  НЖ
"оставался  главным журналом Зарубежья", а редактор "Нового Русского  слова"
Андрей Седых говорил: "Если когда-нибудь  нас  спросят, что  ценного создала
русская эмиграция, мы сможем с гордостью ответить: "Новый Журнал".
     Естественно, что  за годы  жизни журнала после  его  основателей прошла
целая плеяда главных редакторов: 1945-59  г.г. - историк, проф. М. Карпович;
1959-86 г.г.  - писатель и  общественный деятель Р. Гуль; до 1994 - писатель
Ю. Кашкаров; с  1995 -  поэт, историк литературы  серебряного века  проф. В.
Крейд.  На  страницах  НЖ  печатались  многие  поколения  литераторов,   его
уникальность в том, что он под своей обложкой  соединил представителей  всех
волн  эмиграции.   Старейшими  из  авторов  были   люди,  родившиеся  еще  в
царствование  Александра  Второго.  На  страницах  "Нового  Журнала"  широко
представлена литература серебряного века в документах, письмах воспоминаниях
и ранее неизвестных художественных произведениях. Здесь впервые увидели свет
многие произведения Гумилева, В. Иванова, Мережковского, Гиппиус, Адамовича,
Ходасевича, Бальмонта, Андрея Белого, Бердяева, Бунина, Волошина, Цветаевой,
Иг.  Северянина,  Павла  Флоренского.  Здесь  печатались   работы  Набокова,
Яновского; впервые  были  опубликованы на русском языке  фрагменты  "Доктора
Живаго"  Пастернака; увидели свет работы А. Солженицина, Л. Чуковской, стихи
Г.   Иванова,   И.   Бродского,   публикуются  признанные  знатоки   русской
классической  литературы  - профессор Альтшуллер,  Сендерович.  Печатаются в
журнале литератор  Эмануил Штейн,  писатель  Марк  Поповский, критик и  поэт
Анатолий  Либерман, эссеист  и  поэт Валентина  Синкевич  и  многие,  многие
другие,  которых, даже  самых  общеизвестных,  перечислить трудно.  Стремясь
бережно  хранить свое основное авторское  ядро, журнал вместе с тем в каждом
номере открывает новые имена. Одно из них - имя Ивана Акимова (из Флориды) -
замечательного  поэта  первой  эмиграции, который очень долго  не  печатался
по-русски. Сейчас в портфеле журнала для будущих публикаций  находится много
интересных  произведений  как  литераторов  эмиграции,  так  и  из России. В
предисловии   к  двухсотому  выпуску  нынешний  главный  редактор  В.  Крейд
подчеркивает,  что в ответе  на вопрос о направлении журнала проще  ответить
чем  журнал   не  является:  он  ни   левый  и  не  правый;  не  гонялся  за
злободневностью,   но  оставался  современным;  не   поддерживал  низости  и
ненависти;   отрицал   тоталитаризм  и  шовинизм;   не  печатал   того,  что
"следовало", но печатал что талантливо.
     Вся  история  и  судьба журнала позволяют  говорить  об  особом  месте,
которое он  занимает в  духовной  жизни  русскоязычной среды  по обе стороны
океана.  Это место определяется основными направлениями  и задачами, которым
неуклонно следует журнал на протяжении своей жизни.
     1. Прежде  всего - это  отстаивание свободы слова,  свободы творчества.
"Наше  издание  -  сказано  в обращении  "От  редакционной группы" к первому
номеру   издания  -  начинающееся  в  небывалое,  катастрофическое  время  -
единственный русский "толстый" журнал во всем  мире вне  пределов  советской
России...   Это  увеличивает  нашу   ответственность  и  возлагает   на  нас
обязанность,  которой не  имели  прежние  журналы: мы считаем  своим  долгом
открыть страницы  "Нового журнала" писателям разных направлений - разумеется
в  определенных  пределах.:  люди,  сочувствующие  национал-социалистам  или
большевикам, у нас писать не могут". Здесь же редакционная группа обозначила
свое  кредо  -  активную  гражданскую  позицию  сопротивления злу,  насилию,
посягательствам   на  права   человека,  равенство  и  свободу.  Подчеркивая
солидарность с Россией  в войне с фашизмом,  основатели журнала вместе с тем
провозглашают:  "...  мы  отнюдь  не  считаем  себя  обязанными  замалчивать
преступления и  ошибки советской  власти в прошлом  и  настоящем..."  В этом
документе они не  ограничиваются только провозглашениями своей позиции, но и
призывают  поступать  аналогично  всем другим  представителям  международной
общественности "...мы считаем, -  подчеркивает редакционная группа, -  своим
печальным  долгом  говорить  о  том, о  чем не могут  сказать слова  русские
граждане, оставшиеся в России, во Франции, в Бельгии, в  Югославии, и о чем,
по  своим  соображениям,   пытается  молчать  почти  вся   (однако  не  вся)
иностранная печать. Нам неизвестно, хранят  ли об  этом молчание иностранные
государственные  люди,  имеющие  возможность  непосредственно  сноситься  со
Сталиным и  влиять  на него  ...Как  бы  то ни было,  независимо  от  нашего
бессилия, нам было бы впоследствии стыдно смотреть в глаза миллионам русских
людей,  находящихся в советских тюрьмах и концентрационных  лагерях, если бы
первого нашего слова мы не сказали об амнистии."
     Свобода   мысли,   творчества,   самовыражения,  были  фундаментальными
понятиями, для основателей журнала, в связи  с чем Алданов даже считал,  что
название "Свобода" могло бы вернее отражать основную идею журнала. А в сотом
выпуске  главный  редактор  журнала  Р.  Гуль  писал:  "Наша  цель  и  смысл
существования  - свободное  русское творчество,  свободная мысль".  И далее:
"Новый  Журнал  боролся и  будет  бороться  с  антикультурой  деспотического
большевизма, этого  - по слову  П.  Б. Струве -  "соединения западных ядов с
истинно русской сивухой".
     2.  Эта  основная  концепция  журнала определила  и следующий круг  его
задач, направленных  на  выполнение функции связующего звена,  как  в  самой
эмиграции,  так   и   между   литературным   зарубежьем   и  демократической
интеллигенцией  России.  Об  этом  было   заявлено   уже  в  названном  выше
"Обращении"  редакционной  группы к  выпуску  первого номера,  где  наряду с
задачами   объединения   эмиграции   для   помощи  России  была  подчеркнута
необходимость единения и в "более широких пределах".
     Задачи объединения обусловили и основные этапы развития журнала. Если в
начальные  периоды в нем печатались только эмигранты, то уже с середины 50-х
годов на страницах журнала стали появляться различные рукописи, попадавшие с
"оказией" из  СССР. С  60- х  годов в редакцию уже  стали поступать рукописи
прямо из  рук советских писателей, бежавших на  Запад от тоталитаризма, а со
времен  перестройки   страницы   журнала  предоставляются   многих   авторам
непосредственно из России. Однако, это лишь один аспект деятельности журнала
по  взаимосвязи  духовной  жизни  русскоговорящих  по  обе  стороны  океана.
Многочисленные   отзывы  и   отклики   на  "Новый   Журнал"   представителей
интеллигенции  разных  регионов  бывшего  СССР свидетельствуют,  что  журнал
явился   не  только   окном   для  выхода  в  свет  произведений  российских
литераторов,  но  и  важнейшим  источником  информации  для  демократической
интеллигенции в России о сути процессов  духовной жизни русской эмиграции. В
этом смысле характерно письмо, которые было прислано в журнал неким анонимом
еще в 60-е годы:  "Я приехал в Европу, как турист из СССР - сказано в письме
- уезжаю обратно  и увожу журнал домой. Хоть я и член партии, но  Ваш журнал
произвел на  меня ошеломляющее впечатление. Я  поражен тем, что в  эмиграции
есть  такие  силы, которые близки нам по духу. Вам,  конечно,  странно, член
партии и близость духа? Но поверьте, что это так..."
     3. Среди основных направлений  и задач НЖ следует, с моей точки зрения,
также   выделить   стремление   держать    высокий    уровень   культуры   и
профессионализма публикуемых в нем материалов, что делает журнал своего рода
признанным эталоном, оказывающем  влияние на  весь  литературный  процесс  в
Зарубежье.  Об  этом свидетельствует многие  высказывания о журнале, которые
мне пришлось неоднократно слышать  от многих литераторов и в том числе  тех,
кто  сами несут  на себе тяжкий крест  издательской  деятельности: например,
издатель   "Панорамы"  Александр   Половец,   издатель   "Побережья"   Игорь
Михалевич-Каплан.
     Соответственно только  русской  литературной  традиции, этот  "толстый"
журнал охватывает все основные  жанры литературно-гуманитарной  активности и
представляет собой весьма  объемное пространство для авторов разных областей
литературы   и   гуманитарных  знаний,  а   потому   способен  удовлетворять
читательские интересы самого широкого круга людей. Здесь: и проза, и поэзия,
и литературоведение, и  философия,  культура,  искусство, политика; на более
чем  шестидесяти тысячах страниц представлена огромная мемуарная библиотека,
архивные  документы,  эпистолярное  наследие.  Все  это  придает  НЖ  статус
бесценного  первоисточника для исследований литературно-культурного процесса
зарубежья, что и  подтверждают постоянные ссылки на него в исследовательских
работах..
     Рамки рецензии  не позволяют дать хоть сколько-нибудь  репрезентативную
иллюстрацию  произведений,  опубликованных  даже  в каком-то одном  выпуске.
Почти каждая работа вызывала желание подробного разговора о ней. Например, в
206-м номере меня покорила  работа о Цветаевой Лидии Панн "Иметь или  быть",
посвященная   анализу   взаимосвязи   душевных   состояний   поэта    с   ее
произведениями.
     Не найдя критерия выбора отдельно взятой  работы для  примера, я решила
просмотреть (в обратном  порядке,  начиная с  212-го  выпуска) каждый третий
номер, чтоб выбрать что-нибудь, привлекающее внимание с  первого  взгляда. И
"подарок судьбы был  мне  ниспослан!  Этот "подарок" оказался  выходящим  за
грани привычного даже для такого неординарного издания, каковым является НЖ.
Речь  идет  о  трех  публикациях,  объединенных  одной фамилией:  "Прямой  и
отраженный свет"  (недавнее)  Сергея Голлербаха  (No  206), "Разъединенное",
Эриха  Голлербаха  (написанное в  конце 1920-х  годов),  No 209, и  "Заметки
художника"  Сергея Голлербаха из 212 номера.  Эти  произведения, разделенные
десятилетиями дат их написания и тысячами страниц журнала представляют собой
интерес  в  единстве. Ибо  дополняя друг  друга,  они  впечатляюще  передают
тончайшие  механизмы  взаимодействия  материальных  (житейских)  и  духовных
факторов  жизнедеятельности  человека, его постоянного поиска смысла жизни и
гармонии  с окружающей средой, что позволяет авторам достичь почти такого же
эффекта, который удается только большому живописцу, умеющему с помощью кисти
и красок  передать на полотне  или  листе бумаги живые движения человеческой
души.
     Поражает  филигранная манера  описания  факторов,  определяющих процесс
нравственного формирования ребенка в "Разъединенном" Эриха Голлербаха. Автор
стремится  постичь  ощущения  ребенка на  самом начальном  этапе осознанного
восприятия  окружающего  мира  и  его преломления  в  душевном  состоянии...
Например,  в главе "Бунт": "Кто  из нас может точно вспомнить,  когда именно
совершился  в его жизни знаменательный  переход  "от  бесполого" платьица  к
"мужским"  штанишкам.  Но  штанишки  эти  -...забыть  невозможно".  В  главе
"Ненависть": "Нехорошо, когда ненависть  слишком рано "угрызает" душу - в те
годы, когда еще "так новы впечатления бытия"... И далее: "Кажется розги я бы
простил  (секли  меня раза три  за  все детство) но затрещину  - никогда: из
"смертельного оскорбления" "вырастала бешеная ненависть".
     Интересно     в     качестве    примера     проиллюстрировать    анализ
духовно-нравственных исканий обоих авторов в одной и той же теме - отношения
к  отцам.   В  "Разъединенном"   Эриха  Голлербаха   воспоминания   об  отце
ассоциируются с ненавистью к нему из-за отцовского деспотизма и равнодушия к
переживаниям  сына.  "В  прямом  и  отраженном  свете"   Сергея   Голлербаха
воспоминания  об  отце  связаны  с  материальными  лишениями  (недоеданием),
обусловленными  трудностями предвоенной  жизни.  Вместе с тем,  стремление к
нравственному  совершенствованию  обоих  авторов  приводит их  фактически  к
одинаковому  душевному  настрою:   "С  годами  -  став  больше  понимать  и,
следовательно, больше прощать, я освободился от враждебного чувства к отцу и
под конец  уже жалел его, то  есть  почти любил. И даже  наверное  любил.  -
заключает Эрих Голлербах (в "Разъединенном").
     "Сейчас, сидя за  полным столом, как хотел бы я сказать: "Папа попробуй
вот этой колбаски, или этого паштета, или заливного!" "Но отец умер во время
войны,  в  1943 году....  Иногда  высчитываю: папа  1887  года рождения, ему
сейчас было бы 110 лет. Так и не сядем за стол, и не выпьем, и не закусим. А
как  иногда  хотелось  бы!!"  -  размышляет Сергей  Голлербах  (в  "Прямом и
отраженном свете").
     Впечатляет в этих работах то, что авторы пытаются постичь как бы прямую
и обратную связь  духовных  процессов человека на этапах начала и конца  его
жизненного пути,  через анализ  душевных  состояний  ребенка, когда  он  еще
объективно не знает, что будет, во что "это" выльется, и  состояний пожилого
человек, который уже знает что было и  во что это вылилось. "Может быть, вся
жизнь человеческая,  - пишет Сергей Голлербах в "Прямом и отраженном свете",
- есть постепенное  превращение  прямого света молодости в  свет отраженный,
пока  уже  в самом конце жизни его  многоцветное  сияние не начнет угасать и
прямой свет не появится снова..."
     Сквозь призму  разъединенных  факторов, определяющих нашу жизнь,  автор
ищет объединенную философскую основу ее оправданности и целесообразности как
неразрывного элемента всего мироздания. Рассказывая в "Заметках художника "о
драматической судьбе несостоявшегося художника, который последние годы жизни
отдал на создание макета католического собора из спичек (!) автор заключает:
"Я представляю себе знаменитых архитекторов эпохи Возрождения и Барокко, они
-  слоны архитектурного царства. Но где-то в траве  у их  могучих ног-колонн
маленькое насекомое тоже  что-то строит. Неравенство их сил  очевидно,  но в
каком-то  ином  плане, вне понятий  силы таланта  и видимых  результатов  их
строительства, они равны..."
     Все  три произведения  написаны в  жанре  эссе,  и состоят из небольших
главок,  каждая из которых сравнима  с задачей, решение  которой  приводит к
единственно  верному ответу. В  качестве примера я бы хотела  привести сюжет
главки "Плевок с горы"  из  "Разъединенного" Эриха Голлербаха. Здесь описана
ситуация, когда школьная ватага хулиганистых мальчишек решила зло посмеяться
над аккуратным и  брезгливым  одноклассником, одарив его с высоты деревянной
школьной горы отвратительным плевком.
     "Впоследствии,  -  заключает  автор, -  разные  литературные  "дела  да
случаи" воскрешали в моей памяти это маленькое, но обидное происшествие: что
такое в большинстве  случаев  рецензия,  как не  плевок с горы?  Неизвестно,
зачем и почему захочется человеку  плюнуть (от избытка  слюны, что ли,  и он
плюнет...  С "высоты" газеты или журнала это  так удобно: почти  недосягаем,
почти  ненаказуем.  И  так  "эффектно",  вокруг  - зрители,  всегда  готовые
повеселиться".
     Я  не случайно  привела эту  цитату, ибо  думаю, что  не ошибусь,  если
причислю  этот нравственный  укор писателя  к числу  актуальнейших для нашей
литературной жизни. И символично, что прозвучал он именно в "Новом журнале",
самим фактом своего существования дающем пример нравственности и чести.
     Перечитывая его я вспомнила недавно выписанную мной другую цитату - уже
А. Пушкина - из чернового  наброска планируемой им статьи "О критике":  "Где
нет любви  к  искусству,  там нет  и  критики.  Хотите  ли быть  знатоком  в
художествах?  - говорит Винкельман. - Старайтесь  полюбить художника,  ищите
красот в его созданиях".
     Позволю себе признаться, что  данный очерк  есть  плод  любви с первого
взгляда к моему новому знакомому - "Новому журналу".
     Отмечу, что когда я впервые о нем узнала (от известной поэтессы и члена
редколлегии  Валентины  Синкевич),  то  позвонила  в  редакцию  с тем,  чтоб
запросить какое-то  количество  номеров  и  что-либо  из  материалов  о  его
истории. По телефону со мной разговаривала ответственный секретарь Екатерина
Алексеевна Брейбарт, родная сестра  широко известного писателя, основателя и
главного редактора журнала "Континент" Владимира Максимова. Когда я набирала
номер  телефона, то  воображала,  что  мой  звонок  ворвется  в  многолюдное
помещение редакции,  где  снуют,  без конца о  чем-то  спорят многочисленные
редакторы  всех  уровней  и  технический  персонал.  Каково   же  было   мое
ошеломление, когда я узнала, что  этот легендарный журнал, выпускающий в год
более полутора  тысяч  страниц  делают фактически два  (!) человека: главный
редактор Вадим Крейд  и  сама Екатерина Алексеевна. Есть и помощники в  лице
членов   редколлегии,  и  добровольца-супруги   главного  редактора,  но  по
существу, журнал делается по выражению В. Крейда: "в четыре руки"!
     "В  жизни всегда  есть  место подвигу",  - сказал  классик.  А  в  этой
истории, ВОИСТИНУ ПОДВИГ ИМЕЕТ МЕСТО БЫТЬ!