Метс Михаил Сергеевич
Антисемитское

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Метс Михаил Сергеевич (mets62@yandex.ru)
  • Обновлено: 30/10/2012. 17k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Записки лузера (фрагменты)
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой последний успех-неуспех приключился со мной на самом-самом излете 80-х. Время было всем памятное: империя трещала по швам, свободка зашкаливала, люди делали черт знает какие карьеры, за считанные часы пробиваясь из грязи в князи, а я - неглупый здоровый мужик с недавно полученным высшим образованием - сидел себе дома и ни хрена не делал.
    •   Людям без чувства юмора читать запрещается. И не понимайте название миниатюры буквально!
      
       фрагмент романа "Записки лузера"
      
       Мой последний успех-неуспех приключился со мной на самом-самом излете 80-х. Время было всем памятное: империя трещала по швам, свободка зашкаливала, люди делали черт знает какие карьеры, за считанные часы пробиваясь из грязи в князи, а я - неглупый здоровый мужик с недавно полученным высшим образованием - сидел себе дома и ни хрена не делал.
      То есть официально-то я изучал английский, с тем чтоб найти высокооплачиваемую работу, а неофициально - писал роман.
      Или, скорее, пытался писать.
      Или даже - пытался пытаться (уже четвертый месяц подряд дело не шло дальше обдумывания и приглядывания).
      В результате имела место следующая картина: империя трещала по швам, свободка зашкаливала, люди делали черт знает какие карьеры, а я - неглупый здоровый мужик с недавно полученным высшим образованием - сидел взаперти, кусал карандаш и месяцами ходил из угла в угол.
      * * *
      ...Проводя в своей комнате практически двадцать четыре часа в сутки, я давно уже знал наизусть все пробивавшиеся сквозь тонкие стенки моего укрывища звуки. Девочка слева разучивала этюды Клементи. В двухкомнатной сбоку раза по три на дню очень шумно и долго любились молодожены. Нижних соседей не было, а наверху сорока-с-чем-то-летний еврей по кличке "Маленький Тортик" все стучал и стучал молоточком - уже лет восемь подряд (с самого дня вселения) он благоустраивал свою квартиру.
      Однако в тот злополучный вечер вокруг было тихо: девочка, выпросив у мамки рубль, наверняка сбежала в соседний салон смотреть видео, любовная лодка молодоженов разбилась о месячные, а Тортик... а Бог его знает, чего он безмолвствовал, - наверное, блюл шаббат.
      * * *
      ...Итак, я вздохнул и близоруко сощурился над чуть ли не в тысячный раз переписываемым отрывком:
      В тусклом свете перронного фонаря Мария почти не видна... - с отвращением вывел я.
      Дальше писать я боялся - могло получиться в рифму. Каждый абзац, который я переделывал больше пары десятков раз, в конце концов обрастал рифмами (что жутко меня бесило).
      В тусклом свете перронного фонаря Мария почти не видна. Так, растворенные в сумраке неясные женские очертанья...
      Наверху, у Тортика вдруг послышалось громкое топанье.
      ...да белое лицо в суровой оправе платка, да черные (плохо!) глаза...
      Полминуты спустя к слоновьему топоту добавились какие-то крики.
      ...а в глазах - терпеливая тоска ожиданья (вот она: рифма!).
      - А-а-а!!! - раздалось наверху.
      Мне все-таки кажется...
      Нет, просто черт его знает, что у них там творится!
      Мне все-таки кажется...
      - А-а-а!!! - опять донеслось сверху. - Па-ма-а-ги-те!
      "Что "помогите"? - со злобой подумал я. - Что - "помогите"? Да пошли вы все на хрен".
      Мне все-таки кажется, что она его очень любила. А что вдовьего траура не соблюла...
      - Па-ма-а-ги-те!!! - источник крика вдруг оказался на лестнице и стал приближаться к дверям. - Па-ма-а-ги-те!!! Отца УБИВАЮТ!
      Что за притча? Убивают его, видите ли, там. Да и правильно делают, что убивают. Я иной раз и сам бы тебя укокошил. Стучишь здесь с утра и до вечера своим молоточком.
      А что вдовьего траура Мария не соблюла, так ведь сходные чувства у непохожих людей могут проявляться очень и очень по-разному, и...
      - А-а-а!!! - ревело у самых дверей блокадной сиреной.
      Нет, надо сходить посмотреть.
      На площадке металась дочка Тортика Инна.
      - В чем дело? - спросил ее я.
      - Он там. Наверху, - скороговоркой выпалила она. - Он сейчас убьет папу.
      - Кто он?
      - Не знаю. Я его не знаю!
      - Он один?
      - Да. Один.
      - С оружием?
      - Да, с оружием. У него нож. Он сейчас убьет папу.
      - Он - здоровый?
      - Да, здоровый.
      Блин. Против ножа нужен нож. Но ударить человека ножом я все равно не сумею. Возьму-ка я лучше гантель.
      - Инн, ты ментовку вызвать сумеешь? Вон здесь телефон. Звони. Адрес наш помнишь?
      - Да. Помню.
      - Номер милиции?
      - Ноль-один... То есть ноль-два.
      - Вот и звони. А я пошел.
      * * *
      Интересно, что может испытывать человек, приближаясь к месту предполагаемой смертельной опасности с гантелью в руках?
      Страх?
      Как бы не так - страх.
      Я испытывал радость.
      Впервые за многие-многие годы я мог оказаться не хуже, а лучше окружающего меня населения. И для этого не надо было делать ничего сверхъестественного. Не надо было покупать чехословацкую мебель. Не нужно было устанавливать импортную сантехнику. Не надо было печататься в "Дружбе народов".
      Для этого было вполне достаточно просто пойти на нож с гантелью.
      * * *
      А вот и квартира Тортика. Обитая дерматином дверь распахнута настежь. В отделанной под малахит прихожей никого нет.
      Какие-то звуки возни доносятся с кухни.
      Я протопал на кухню. Прямо на устланном деревянными плахами полу (кухня у Тортика была оформлена в русском стиле) пыхтел здоровенный мордатый мужик, а под ним ужом извивался Тортик. Рядом с парой дерущихся нерешительно переминался с ноги на ногу невысокий усатенький парень. У его левой кроссовки валялся испачканный кровью нож, а чуть в глубине лежало лицом вниз какое-то тело.
      Так...
      Значит, нож у мордатого все-таки выбили.
      (Какое-то идиотское, свойственное мне по молодости благородство заставило меня отложить гантель. Против голых рук будут кулаки.)
      Усатенький парень, завидев меня, заметнейшим образом приободрился и начал не слишком умело заламывать мордатому руку за спину. Я тоже, в свою очередь, присел на корточки и, обхватив мордатого сгибом руки за горло, что есть силы сдавил.
      Сил вроде хватило - мордатый квакнул и выпустил Тортика.
      Напрягшись, как в тренажерном зале (который в те времена я посещал практически еженедельно), я протащил мордатого вдоль прихожей и выкинул на лестничную клетку.
      Там, на площадке, его и скрутили. Ибо на нашей узенькой лестнице уже скопилась целая пропасть народу. А пару минут спустя так же шумно и людно стало в отделанной под Малахитовый зал прихожей. Мы с усатеньким как-то вдруг потерялись в этой гуще народа, и все дальнейшее я запомнил не слишком отчетливо.
      Помню истошный выкрик Тортика "Жену убил, сволочь!", помню каких-то энергичных и крепких мужчин, суливших мордатому разнообразные кары, помню хмурых людей в милицейской форме, деловито шелестевших бумагами. Помню перебегавший по публике шепоток, что с минуты, мол, на минуту к нам-де пожалует САМ Александр Невзоров. Помню и пришедшую в голову довольно здравую мысль о том, что внизу у меня осталась собственная распахнутая настежь квартира, а в ней - бесценная рукопись моей будущей повести.
      Вспомнив об этом, я вышел на лестничную клетку и, мешая каким-то веселым юношам, очень ловко разматывавшим телевизионные кабели, спустился в оставленное ровно десять минут назад жилище.
      * * *
      Прошло ровно три дня. Я сидел все над тем же переписываемым в тысячу первый раз листочком и с отвращением смотрел в пустоту.
      Но мне все-таки кажется, - наконец вывел я, - что она его очень любила. Любила, хотя вдовьего траура не соблюла и уже через год прижила дитя от какого-то столичного гастролера. Но мне все-таки кажется, что она его ОЧЕНЬ любила. Просто сходные чувства у несходных людей проявляются очень по-разному, и мне почему-то кажется, что одна и та же тоска заставляла бесконечно ждать Сольвейг и спать со всеми подряд - Марию. Чего ей, естественно, не простила...
      Здесь раздался короткий дверной звонок.
      ...вся наша питерская братва.
      Но - не я.
      Храни тебя Бог, Мария.
      ...Собственно, это и был конец повести. Но даже в те времена я уже понимал, что для конца это слишком декларативно. Следовало как-то перекомпоновать всю повесть. Например - середину поставить в конец, конец в середину, а начало поделить на две части и...
      Звонок в квартиру повторился.
      В моей аскетичной и замкнутой жизни дверные звонки раздавались нечасто. И этот звонок меня, чего там греха таить, взволновал.
      Интересно, кто бы это мог быть?
      Кто-то из старых школьных друзей?
      Случайный прохожий?
      Страстно жаждущие знакомства со мной Солженицын с Бродским?
      А может... хотя эта возможность из всех четырех была, пожалуй, наименее вероятна... может быть, это одна ушедшая навсегда, но наконец-то одумавшаяся девушка?
      Ин-те-рес-но.
      Я подтянул штаны и опрометью помчался к двери.
      На пороге стоял чуть смущенный Тортик.
      - Дорогой Михаил! - торжественно начал он. - Я прошу тебя подняться наверх и помянуть Мирру Львовну.
      - Но... - подзамялся я, - Анатолий...
      - Семенович, - мягко подсказал Тортик. - Хотя для тебя я просто Толя.
      - Но, Анатолий Семенович, я не готов, не одет, да и вообще я человек довольно-таки нелюдимый и...
      - Дорогой Михаил! - все с той же чуть-чуть официальной приподнятостью продолжил Тортик. - Если бы не ты, меня бы, скорее всего, уже попросту не было бы на свете. И неужели ты сам не понял, что твой внешний вид не имеет сегодня никакого значения? Поверь, что все мои друзья и все мои родственники прям-таки жаждут увидеть человека, который...
      И так далее, и тому подобное.
      Короче, Анатолий Семенович говорил еще очень долго. И очень красиво. Я даже не знал, что Анатолий Семенович умеет так много и так красиво говорить. До этого мне, если честно, казалось, что человек, умеющий ловко молоть языком, ничего не сможет сделать руками. И ровно наоборот: человек в ручном смысле талантливый просто обязан быть косноязычным и неразговорчивым. Однако на Тортика эта доморощенная гипотеза не распространялась: он разом был и искуснейшим мастеровым и прирожденным демагогом.
      Короче, Тортик меня убедил. И где-то уже минут через десять, переодев штаны и рубаху, но так и оставшись в растоптанных шлепанцах, я поднялся по лестнице и вновь переступил порог его квартиры.
      * * *
      Поминки проходили в гостиной. Гостиная, обшитая для теплоты ДСП, снаружи была декорирована достаточно скромно - моющимися обоями. На обоях был изображен какой-то знойный тропический пейзаж и три сладко нежащиеся на океанском песке красотки. Ровно посередине - между второй и третьей красотками - висела траурная фотография Мирры Львовны. А в самом-самом низу - у обнаженных красоточьих ног - располагался накрытый скатертью стол, за которым сидело пара десятков евреев.
      Особой печали за этим столом не было. Как выразился ведший застолье Аркадий Семенович (старший брат Тортика): "Если Б-гу было угодно забрать из нашей семьи одного человека, то все-таки хорошо, что этим человеком оказался не Анатолий, а Мирра".
      Лично мне эта логика показалась не слишком кошерной, но у сидевших за поминальным столом она ни малейших возражений не вызвала. "Б-г дал, Б-г и взял, - пронеслось по столу, - Мирра приняло то, что было предназначено мужу".
      Не спорили с Аркадием Семеновичем и три призывно раскинувшиеся на океанском песке супермодели. И даже сама случайно затесавшаяся в их лучившиеся счастьем ряды Мирра Львовна лишь печально кривила губы и как бы без слов подтверждала: "Да-да, Аркадий прав. Толина жизнь важнее".
      Короче, ни у кого за столом не хватало духа спорить с Аркадием Семеновичем. Да и, честно говоря, Аркадий Семенович относился к тому разряду энергичных и сильных мужчин, спорить с которыми, как говорится, себе дороже (глядя на его волевой подбородок и бычью шею, я еще, грешным делом, подумал, что, окажись он на месте Тортика, наша с усатеньким помощь вряд ли понадобилась бы - он скрутил бы мордатого как котенка).
      ...В это время Аркадий Семенович, крепко зажав в ладони бокал, произносил тост в честь меня. И хотя слушать его было, чего там греха таить, чертовски приятно, меня смущало одно: он ни словом не помянул усатенького.
      "Это не дело, - чуть смутившись, подумал я, - надо бы восстановить историческую справедливость".
      Но... мало-мальски пригодной для восстановления справедливости паузы в ближайшие десять-пятнадцать минут не возникло. Ибо едва отгремел бас Аркадия, как слово взял сам спасенный.
      Первая часть его речи была посвящена Мирре Львовне, а вторая - мне. И вновь факт участия в инциденте усатенького был напрочь похерен, и это вновь отозвалось в моей душе укорами совести; правда, укоры эти были уже не такими болезненными, как во время самой первой речи.
      А потом - пошло и поехало.
      Речь за речью и тост за тостом.
      Вот некоторым не нравится культ личности.
      Что ж...
      Этих людей понять можно.
      Я когда-то и сам был таким.
      Но теперь, став мудрей, я понял, что они, эти люди, подходят к проблеме слишком односторонне. И хотя культ моей личности продолжался - на круг - минут пятьдесят, я вам честно скажу... Мне - понравилось.
      Естественно, что ни о каких там усатеньких за этим столом уже не могло быть и речи. Ведь от неминуемой гибели спас Тортика - я.
      И только - я.
      Комсомолец, спортсмен и просто красавец.
      Мнение это на поминках разделялось практически всеми, и я не видел особых причин его оспаривать. И если на первых порах во мне еще шевелился робкий червь сомнения, то с каждой выпитой рюмкой и с каждой новой влитой мне в уши хвалой моя убежденность в правоте большинства становилась все непреклонней и непреклонней.
      И если раньше я взирал на окружавших меня людей с иронией и даже (чего там скрывать) с легким оттенком великорусского шовинизма, то где-то после пятой-десятой рюмки и двадцатой-тридцатой хвалебной речи я лишь удивлялся, какие сердечные и милые люди жили, оказывается, все эти годы здесь, наверху.
      Меня понимали практически с полуслова. Например, Аркадий Семенович с неподдельным интересом выслушал мои рассуждения о поэтике "Анны Карениной", продолжавшиеся, чтоб не соврать, минут десять. А потом (почему-то решив, что лицам иудейского вероисповедания должны быть небезынтересны стихотворные опыты единоверца) я прихватил ближайшего из гостей за пуговицу и прочел ему "Письмо римскому другу". После чего, вдруг вспомнив о здешнем своем реноме супермена, я достаточно долго обсуждал с Анатолием Семеновичем творчество Хемингуэя, причем цитировал последнего исключительно по-английски.
      А потом вдруг речь зашла о политике. Эти милые и глубоко интеллигентные люди находились в плену каких-то совершенно диких имперских предрассудков. Например, они не соглашались дать свободу Литве. Мне понадобилось буквально минут семь или восемь, чтобы всех их тут же на месте перепропагандировать. Со мною не спорили. Точнее, спорил со мною один Аркадий Семенович. Правда, делал он это, скорее всего, для проформы. Но - надо честно признать - с присущей ему энергией.
      (Я даже помню момент, когда мы с Аркадием Семеновичем вцепились друг другу в грудки, а между нами пытался втиснуться побелевший от ужаса Тортик.)
      После чего я вдруг озаботился женской проблемой. Чем это кончилось, я, к счастью, не помню, ибо милосердный Господь наконец затушил свечу моей памяти.
      * * *
      Проснулся я в половине второго.
      Судя по залитой светом комнате - дня.
      Переполнявшая наш дом-кораблик жизнь была уже в полном разгаре. В двухкомнатной справа методично скрипело брачное ложе. Из-за левой стены раздавались бодрые такты марша "Маленький командир".
      Я протопал на кухню, выпил воды, возвратился обратно и, тихонечко выругавшись, потянулся к в стотысячный раз переписываемому листку.
      В тусклом свете перронного фонаря Мария почти не видна... - механически вывел я.
      Нужно было жить и выполнять свои обязанности.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Метс Михаил Сергеевич (mets62@yandex.ru)
  • Обновлено: 30/10/2012. 17k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.