Метс Михаил Сергеевич
Все удаленные статьи в одном файле

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 17/06/2022.
  • © Copyright Метс Михаил Сергеевич (mets62@yandex.ru)
  • Размещен: 17/01/2013, изменен: 05/02/2013. 55k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вынужден написать очередную банальность. Столичное общество - это общество кастовое. Похожее одновременно и на современную зону, и на древнюю Индию. Две главных столичных касты: это Москвичи-из-метро и Москвичи-на-Бентли. Досыта насмотревшись за день на первых (озлобленных и неухоженных), с москвичом, условно говоря, на "Майбахе" я пообщался лишь поздно вечером - это был популярный (настолько популярный, что был известен в лицо даже мне) телевизионный говорун, проводивший одну окололитературную церемонию. Этот москвич был ухожен с запасом и держался одновременно и барственно, и демократично.
    •   Статьи даны в обратном порядке: от ранних к поздним.
      
       СОДЕРЖАНИЕ:
      
      1. Стругацкий Борис Натанович: 1933 - 2012
      
      2. Новомосковские впечатления (2012)
      
      3. О Борисе Стругацком (2005)
      
      4. Теракт в Беслане (2004)
      
      5. Полночь полковника (2003)
      
      
       СТРУГАЦКИЙ БОРИС НАТАНОВИЧ: 1933 - 2012
       (2012)
      
      Его обычный ответ: "Ваш рассказ получил, буду читать" - всегда приходил минут через десять. Однажды пришел через двадцать пять, и я даже чуточку заволновался: не случилось ли чего со стариком? Рассказ всегда прочитывался за ночь и утром в моем электронном почтовом ящике уже лежала рецензия - лаконичная и суховатая (старик не любил ни лишних слов, ни лишних эмоций).
      
      Есть ли еще на свете такие редакторы?
      
      Вряд ли. Вряд ли.
      
      Будут ли когда-нибудь?
      
      Сомневаюсь.
      
      Да, в его коротеньких письмах довольно часто встречались опечатки. Он с детства был невнимательным, что жутко бесило педанта Аркадия, никогда не доверявшего ему письменную машинку.
      
      Вот вроде и все. Живьем не увидел ни разу.
      
      О, Господи! Как одиноко...
      
      P. S. Очень прошу всех господ комментаторов быть сегодня тактичными.
      
      
      
      
      
       НОВОМОСКОВСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
       (2012)
      
      
      Я редко бываю в Москве. Не настолько, конечно, редко, как бы мне хотелось, но все же нечасто: раз в десятилетие. Вызванные предыдущим визитом в столицу эмоции перелились в статью "Из Москоу э биг сити?" (см. раздел "Записки лузера"). А вот самым своим свежим чувствам я решил посвятить статейку "Новомосковские впечатления".
      
      Итак...
      
      
      I. Впечатление первое. От московской толпы
      
      Московская толпа отвратительна. Мне могут возразить: легко, мол, тебе, жителю крохотного пятимиллионного городишки осуждать обитателей пятнадцатимиллионного мегаполиса. Вот сам бы в Москве с месяцок повертелся бы и всю твою петербургскую вежливость сразу б как ветром сдуло!
      
      С одной стороны - не поспоришь. Если честно, то мне не понадобилось и месяца: уже к концу первого дня я наступил кому-то на ногу и не извинился. Но с другой стороны: мегаполисов много, а озверелая московская толпа, как все говорят, уникальна.
      
      Вот, например, такой случай. Какое-то время назад юзерша Mary-goes-round описала в своем ЖЖ, как в московском метро НЕ ПРОПУСКАЛИ носилки с умирающим (человек, не добравшись до скорой помощи, умер). Надеюсь, никто не будет спорить, что, кроме Москвы, ТАКОЕ нигде не возможно.
      
      Ни у нас, в СПБ, ни в тридцатитысячном Моршанске, ни в полумиллионной Чите, ни в тридцатимиллионном Нью-Йорке.
      
      А ведь было так не всегда. И при Брежневе, и при Лужкове Москва, конечно, была хамовата и неопрятна, но нынешней агрессивной бесчеловечности в ней не было. Стальные локти ценились, но до определенного предела. Слишком ушлых прищучивали на партсобраниях, а при Лужкове - подвергали свинцовой терапии. Всеобщим же идеалом был отец-командир слегка патриархального типа: берущий по чину, живущий сам и дающий пожить другим.
      
      И только при нынешней бюджетно-сырьевой экономике, когда посреди Москвы круглосуточно пилят Очень Большие Деньги и золотые стружки разлетаются во все стороны, именно стальной локоть стал главным достоинством настоящего Столичного Жителя, а любой близстоящий - его злейшим врагом, способным перехватить отлетевший червончик.
      
      
      II. Впечатление второе. О Москве-из-метро и Москве-на-Бентли
      
      
      Вынужден написать очередную банальность. Столичное общество - это общество кастовое. Похожее одновременно и на современную зону, и на древнюю Индию. Две главных столичных касты: это Москвичи-из-метро и Москвичи-на-Бентли. Досыта насмотревшись за день на первых (озлобленных и неухоженных), с москвичом, условно говоря, на "Майбахе" я пообщался лишь поздно вечером - это был популярный (настолько популярный, что был известен в лицо даже мне) телевизионный говорун, проводивший одну окололитературную церемонию. Этот москвич был ухожен с запасом и держался одновременно и барственно, и демократично.
      
       * * *
      
      Но давайте-ка обо всем по порядку.
      
       * * *
      
      
      Итак, ближе к вечеру я попал на одну окололитературную церемонию. Собственно, ради этого междусобойчика я и побеспокоил столицу (нет, имело место, конечно, еще и стремление чуть проветрить молодую красотку-жену и примкнувшую к ней красавицу-дочку, но главным был все-таки междусобойчик). На этом лит. толковище подразумевались, как водится, две части: официальная и неофициальная. О приятной близости части неофициальной свидетельствовал соседний зал, плотно уставленный пиршественными столиками.
      
      Но - поскольку часть официальная принесла не совсем те результаты, на которые я в глубине души рассчитывал - ваш покорный слуга решил уйти с церемонии сразу и на халяву не оставаться. Но сразу уйти мне не дали.
      
      Какая-то телевизионная девушка, введенная в заблуждение моим весьма самоуверенным видом и двумя очень красивыми спутницами (женою и дочкой), приняла меня за чемпиона и решила взять у меня интервью. Так что из всех писателей я этот зал покинул последним.
      
      Так вот: ни единого литератора (я буду очень рад ошибиться) на последовавший вслед за конгрессом банкет не пригласили. Ни самозванца меня (что, в общем-то, ладно), ни изможденного пятидесятилетнего юношу, всенародно объявленного победителем, ни другого - на этот раз на редкость упитанного - молодого человека, получившего приз читательских симпатий, ни носатенькую поэтессу, взявшую серебряный кубок, - короче, ни одного из победителей жюри не сочло достойным пригубить "Божоле" за четыреста баксов бутылка.
      
      (Какие именно в банкетном зале стояли напитки, разглядела моя глазастая моделька-жена и не такие банкеты видевшая).
      
       ****
      
      Вот такая, читатель, петрушка...
      
       ****
      
      ...Т. е., будь жена без меня, то ее (учитывая аппетитную внешность) в банкетный зал почти наверняка пригласили бы, но ваш покорный слуга все испортил.
      
       ****
      
      Вот как оно получается...
      
      
      
      III. Впечатление третье. Москва архитектурная
      
      
      Во время своего экспресс-визита в столицу я, собственно, наблюдал три разных Москвы.
      
      
      а) Москва московская
      
      
      Московская часть Москвы - это сам Кремль и несколько прилегающих к нему кварталов. Впечатление в целом приятное: это чистенький, маленький и глубоко провинциальный город. Выглядит он хорошо: прихотливая вязь переулков, ухоженные двух-трех этажные здания, краснокирпичная (немного напоминающая наши Кресты) резиденция местного удельного князя.
      Единственное, чего в этом чистеньком городе нету ни капли, - это имперского духа. Меня трудно причислить к фанатам хладно-парадного, печатающего прусский шаг Петербурга, но сравнивать нашу Дворцовую с ихней Красной - все равно, что сравнить обитавшего в Зимнем дворце повелителя Империи Фасадов с вороватым кремлевским приказчиком монгольского хана.
      
      Хотя, еще раз повторяю, московская часть Москвы не лишена своеобразного обаяния и походя бьет вторую столицу в вопросах искренности и душевности - традиционных преимуществ любителя перед профессионалом.
      
      Только не надо путать эту душевность с гуманностью. Москва по-азиатски жестока, но эта жестокость в ее исконно московской части немного смягчается патриархальностью. Т. е. московский дедушка-царь мог, конечно, отправить вас на кол, но перед этим - совсем по Михаилу Евграфовичу - непременно назвал бы вас "братиком-судариком" и покалякал бы о погоде.
      
      Что там ни говори, а это греет душу.
      
      
      б) Москва сталинская
      
      
      Буквально полкилометра в сторону - и московская часть Москвы кончается. Начинается Москва социалистическая.
      
      Сталинская Москва, конечно, не самый уродливый город на свете, но бесспорный чемпион в двоеборье: по сочетанию уродства и пафосности.
      
      Сталинская Москва - плод заведомо обреченной попытки превратить грязноватый губернский город в столицу мира. Получившийся вследствие этих усилий Москво-Санкт-Петербург унаследовала худшее от обоих родителей. От Петербурга - бездушную прямизну, а от Москвы - непобедимую склонность к хаосу.
      
      Ну почему, скажите пожалуйста, обычные жилые дома для обычной сталинской знати, обиталища народной артистки Раневской и маршала Толобухина, вдруг стали архитектурными сверхдоминантами, выжигающими вокруг себя все живое? Почему этих агрессивных сверхдоминант так много?
      
      Почему вместо обычного метрополитена (средства связи) какой-то тысячерукий маньяк настроил сотни подземных языческих капищ, прославляющих Государство?
      
      Почему даже здание Ленинской библиотеки этот гений бездарности ухитрился превратить в казарму, при виде которой хочется не думать, а маршировать?
      
      Как в этом хаосе вообще можно жить?
      
      Сталинская Москва так безумно уродлива, что удивляешься не тому, что она прожила всего семьдесят лет, а, скорее, тому, что она не умерла во младенчестве. Ведь был же в истории день (16 октября 1941 года), когда судьба этой империи висела на волоске, и тот неведомый евразийский бог (на пару с вполне конкретным заокеанским дядюшкой), что подарили ей лишних полвека жизни, поступил, на мой взгляд, опрометчиво.
      
      
      
      в) Москва лужковская
      
      
      Не понимаю, за что ее все так ругают. Ведь Юрий Михайлович просто вернулся к истокам. К старомосковским башенкам-арочкам, луковкам-маковкам, сдобным кондитерским завиткам - традиционным отрадам вороватых московских чиновников. Юрь-михалычева Москва - при всей своей, неизбежной для этого города уродливости - неподдельна человечна и этим выгодно отличается от Москвы сталинской.
      
      Век лужковской Москвы оказался недолог, а жаль...
      
      Искренне жаль.
      
      
      IV. Заключение
      
      
      
       А вот Москвы путинской попросту не существует. Единственный архитектурный мегапроэкт последнего царствования - полукилометровый хрустальный уд должен был ритуально воткнуться в самое сердце Санкт-Петербурга, но это счастье нас миновало.
      
      О попытках же Владимира Владимировича настоящим образом благоустроить Москву никто ничего не слышал.
      
      Что, вероятно, дает нам некоторые основания сделать прогноз о долгосрочности существования его империи.
      
      
       ВЫВОДЫ:
      
      1. Нынешняя РФ остро нуждается в неотложной децентрализации и перестройке. Геополитический монстр, размером с половину Евразии, и крошечным мозгом, величиною с Садовое кольцо, свое отжил.
      
      2. Поскольку предстоящие революционные перемены будут, как минимум, столь же серьезны, как большевистские и петровские, они потребуют и новой столицы (ведь ни Ленин, ни Петр без нее обойтись не смогли).
      
      3. Совершенно неважно, какой именно город России возьмет на себя многократно урезанные столичные функции. Важно только одно: он не может быть ни Москвою, ни Санкт-Петербургом. Ибо историческое время Московии и санкт-петербургской Империи Фасадов миновало окончательно и безвозвратно.
      
      
       О БОРИСЕ СТРУГАЦКОМ
       (2005)
      
       Коротенькая преамбула
      
      Каждый из нас - от Льва Толстого до никому неизвестного графомана Васи Пупкина - является миру в трех ипостасях:
      
      а) как частный человек
      
      б) как автор текстов
      
      в) как публичная, живущая у всех на виду личность.
      
      
       I
      
      Как к автору текстов к Б. Н. Стругацкому у меня отношение сложное. Слишком давно это все началось и слишком часто менялось. Началось, как у всех: в одиннадцать лет с запойного чтения любой попадавшейся под руку фантастической литературы. Единственные интересовавшие меня в те годы критерии - занимательность и образность - в текстах Стругацких присутствовали. Хотя, если честно, мне больше нравился Брэдбери.
      
      А потом наступила тревожная юность. Эпоха Маркеса и Кортасара. Эпоха бесконечного перечитывания "Палой листвы" и "Модели для сборки". К хорошим советским писателям братьям Стругацким я относился в те годы с иронией. Хотя, конечно, почитывал.
      
      Юность сменилась порой литературного ученичества. Оба брата Стругацких - непререкаемые литературные авторитеты. Люди, умеющие писать ХОРОШО. Каждый их текст (включая какую-нибудь "Сказку о Дружбе и Недружбе") обнюхивается, облизывается, развинчивается на слова. Я ищу ТАЙНУ.
      
      И вот, наконец, наступила эпоха т. н. зрелости. Отношение к братьям Стругацким (и поющему соло Витицкому) вновь изменилось. Что-то - нравится. Что-то - нет. Что-то нравится, но лично мне совершенно не нужно. От более подробной расшифровки своей позиции я, с позволения читателей, воздержусь, ибо пиво здесь еще не отделилось от пены.
      
      (А особливо, выражаясь сим-симычевым языком, пытчивым читателям рекомендуем заглянуть в приложение ?1).
      
      
       II
      
      А теперь, помолясь, перейдем к пункту "б". К Борису Стругацкому - человеку. Здесь я буду, по возможности краток. Б. Н. Стругацкий - человек вызывает у меня глубочайшее уважение.
      
      Хотя лично я его так и не видел. Отношения наши сводились к обмену несколькими коротенькими эпистолами и были отношениями главного редактора и автора-варяга. Отношения эти известны: с моей стороны они сводились к настойчивым предложениям любви и дружбы, с его - к тактичным, но неуклонным отказам.
      
      И хотя ни единого моего абзаца в струговском "Полдне XXI века" так и не появилось (а после опубликования этой статейки, надо думать, уже и не появится), но в данном конкретном случае это не важно. Есть редакции, где вас печатают, но делают это по-хамски. А здесь - в отношениях всемирно известного автора и никому не известного графомана - Борис Натанович проявил себя очень достойно.
      
      
      И тем неприятней мне переходить к пункту три.
      
      
       III
      
      
      К БНСу - публичной фигуре. Ибо в этой третьей своей ипостаси Борис Натанович меня, скажем так, удивил. И это еще очень и очень осторожный термин. Ибо впечатления мои от публичной позиции Бориса Натановича временами были близки к шоку.
      
      Да-с, именно к шоку. К громокипящему гражданскому негодованию. Так и видишь себя записным либералом - эдаким адвокатом в пенсне, подъезжающего на скрипучей пролетке к Ясной Поляне и в сотый раз репетирующего свою будущую речь:
      
      "Драгоценный Лев Николаевич! Глу-убоко уважая Вас как гэ-эниального художника слова, мы, представители харьковской интеллигенции, ни коим образом не можем... так сказэть... разделить Ваши... политические и фи-ло-соф-ск-и-е взгляды. В то время как вся наша харьковская интеллигенция по мере своих ... так сказэть... скромных сил старается служить великой идее Про-грэ-эсса, Вы, гэ-эниальный художник слова, утверждаете в своей статье такой-то..."
      
      И так далее, и тому подобное.
      
      И вот что мне (как представителю харьковской интеллигенции) пришлось не по сердцу:
      
      1. Подчеркнутая лояльность БНCа режиму.
      
      2. Поддержка войны в Чечне.
      
      3. И... как ни странно, то, что он сам считает своей заслугой: абсолютная погруженность в Учительство.
      
      По первым двум пунктам, надеюсь, все ясно.
      
      (В СТАТЬЕ ОПИСАНА СИТУАЦИЯ ПРИМЕРНО 2005 ГОДА. ПОСЛЕ ПОСАДКИ МБХ БНС С ВВП поссорился. М. МЕТС).
      
      А теперь о пункте три.
      
      
       IV
      
      Учительство, извините, - кого? И чему?
      
      Да и нужен ли взрослым сорока-с-чем-то-летним мальчикам Учитель? Чьим учеником был Толстой? А чьим - Гоголь? Или даже какой-нибудь Писемский?
      
      Когда вы наедине с самым важным - т. е. с чистым бумажным листом или женским лоном - какой вы, к чертям, ученик? Какие здесь могут быть ранги и школы? Ведь посредством этого самого-самого вы выражаете только себя самого - кривого, косого, хромого, не очень талантливого - но ТОЛЬКО себя. Какого больше не будет.
      
      Вы меня поняли?
      
      Случится еще один Большой Взрыв, сгинет эта Вселенная, самое время испортится и пойдет по кругу, но именно ВАС - кривого, косого не очень талантливого - НИКОГДА уже больше не будет.
      
      Правда... все это лирика.
      
      А ежели перейти на прозу, то можно считать знаменитые струговские Семинары простыми производственными совещаниями поставщиков достаточно качественных фантастической продукции. И тогда все становится ясно. Есть некий ремесленный цех. Есть тщательно скрываемы цеховые секреты. Есть Верховный Магистр. Есть мастера. Есть подмастерья.
      
      И весь их широко разрекламированный конфликт с Мариниными и Донцовыми - это простое противостояние средневековых ремесленников массовому фабричному производству.
      
      Не меньше, но и не больше.
      
      Вполне почтенное противостояние. Но не надо при этом тревожить теней ни Булгакова, ни Гоголя.
      
      
       V
      
      
      И, наконец, - чуть-чуть человеченки. Так сказать, о личном.
      
      Вы, надеюсь, не против?
      
      Ну-с, я начну-с. Дело было давно. Тому назад лет восемь. Случилось оно на одной литераторской собирушке. Что-то там мне понравилось, что-то - не очень. Хотя не понравившегося было, увы, намного больше. И я доподлинно помню, что самой раздражавшей меня там деталью был - я сам. Я производил впечатление чего-то явно и безусловно лишнего. И свойственное всем художникам бескорыстное стремление к совершенству требовало это лишнее удалить. (Что я часика через полтора и проделал).
      
      Но это все лично мои заморочки, коими я, ей Богу, не посмел бы тревожить читателя, если бы... если б мое тогдашнее раздражение не породило некий общественно значимый выхлоп, из которого и родилась эта статья.
      
      Итак, я был не в духе. И больше всего, как уже сказано выше, меня раздражала моя собственная личность. Но, кроме этого, меня раздражало еще очень и очень многое. Ну, например, висевший в зале плакат мироновской "Партии жизни".
      
      Выглядело это несколько сюрреалистически. Вот величественный А. Чепуров. Вот глубоко уважаемый мной Вадим Сергеевич Шефнер. Вот бородатый и хмурый САМ (А. И. Солженицын). А вот - господин Миронов. А рядом с ним - навечно вошедший в историю выхухоль.
      
      Мда-а.
      
      Хотя по человечеству оно и понятно. Живем не на облаке, недвижимость в центре стоит дорого, и, чтоб своевременно продлевать договор с КУГИ, требуется очень и очень серьезная крыша. Здесь и не только выхухоль на стенку повесишь.
      
      Короче, бродил я по этому благородному писательскому собранию и вовсю истекал негативом. И вдруг наткнулся на стол. Обычный письменный стол. Типа моего. Хотя, конечно, и чуть покрасивее.
      
      На столе стоял портрет Аркадия Натановича. Молодого. Улыбчивого. Видимо, это был его стол. Над столом возвышалась табличка: "Экспонаты руками не трогать". Но подходить и смотреть было можно.
      
      Не буду скрывать: в груди потеплело. А к горлу подкатил комочек. Вспомнилась извилистая биография А. Н.
      
      Его долгая служба в армии. Его сравнительно поздний дебют. Сравнительно ранняя смерть. Естественно, взволновал вопрос: вещи подлинные?
      
      - Вещи хоть настоящие? - спросил я одного своего коллегу.
      
      - А черт его знает, - ответил тот, - но вот кресло точно его.
      
      И он показал рукой на стоявшее в противоположном углу комнаты кресло.
      
      Собственно, это было не просто кресло. Это был без пяти минут императорский трон. Двухметровое стуло из красного дерева. Типичная личная вещь какого-нибудь модного автора Прекрасной Эпохи. Типа Эмиля Золя. Или Леонида Андреева. Над сиденьем болталась картонная бирка: "Личное кресло Бориса Стругацкого".
      
      - Вот странно, - подумал я, - живой человек выставил на обозрение свое личное кресло. И кресло какое-то... непонятное. Ну да, ладно-ладно. Очевидно, между братьями существовала определенная разница. Два мира, так сказать, - два Шапиро.
      
      И я продолжил осмотр Аркадий Натановичева кабинета. В домах, где я ощущаю себя чужим, я инстинктивно тянусь к вещи максимально мне близкой - т. е. к библиотеке. Вот и в этом писательском клубе, где я чувствовал себя, как уже говорилось, существом инородным, я просто прилип к выставленной там библиотеке Аркадия Натановича. Хорошая библиотека. Рабочая. И подбор книг тоже очень хороший - случайный. Никаких тебе многотомных собраний сочинений. За исключением почему-то Горького. Зачем нормальному человеку тридцатитомник Горького? Но здесь, очевидно, аукнулась советская школа.
      
      А вот еще одна странность - ни единой английской книги. А ведь Аркадий Натанович свободно читал по-ихнему. Это Борис читает, как и все мы, со словарем, а вот Аркадий... Опа! Еще одна непонятка. Видео, блин, кассеты.
      
      "Митинг у Мариинского..."
      
      О, Боже какая древность: перестройка, гласность, "фа-шизм не прой-дет!!!". "Митинг у Мариинского. 2000 год. Писатели против доллара".
      
      Т. е.?!
      
      Какой, на хрен, двухтысячный? Ведь Аркадий умер в 91-ом.
      
      И здесь я наконец-то ПОНЯЛ.
      
      Понял, почему не было книг на английском.
      
      Понял, почему, Аркадий Натанович вдруг поставил на стол свою собственную фотографию.
      
      Понял, почему лежали видео, блин, кассеты.
      
      Это был стол его МЛАДШЕГО брата.
      
      Т. е. человек при жизни создал свой личный музей.
      
      В таком вот аксепте.
      
      *************************************************************
      
      Короче, это явилось самой последней каплей. Откупившись от уже начавших гулять писателей бутылкой "Чинзано", я извинился и убежал.
      
       VI
      
      А дома меня ждала жена. Ждала, как ждут все на свете жены возвращающихся с корпоративных вечеринок мужей: загодя страдая, ревнуя, на сотни ладов репетируя фразу: "Где ты шлялся, скотина?!!!" - и т. д. и т. п.
      
      Согласитесь, что явиться на три часа раньше и абсолютно трезвым - значило оскорбить ее как женщину.
      
      И я завернул в какое-то центровое кафе и основательно там нарезался. Между прочим, в этом кафе я не чувствовал себя лишним. Там, в ресторации такому не особенно считающему рубли дорогому гостю были искренне рады. И подносившая мне четвертый стакан коньяка подавальщица очаровательно тупила глазки и явно ждала от меня каких-то действий. Но я не нарушил клятвы супружеской верности.
      
      Я просто сбежал.
      
      Разыграл Подколесина.
      
      Дыша перегаром, я вышел на Средний. Побагровевшая морда сияла, но хмеля в мозгах практически не было. Стрелки часов застыли на без пятнадцати двенадцать.
      
      "А почему бы, - вслух думал я, - почему бы, собственно, благородному дону и не создать свой личный музей?
      
      Тем более, что ученики - просят.
      
      - Вот вы, товарищ, - обратился я к прохожему, - вы ведь, конечно, читали книгу "Братья Стругацкие. Время учеников"? Синяя такая книга. Толстая. Там этих учеников - штук сорок. И все-все - просят. А сердце не камень. Вы со мною согласны?
      
      Прохожий шарахнулся.
      
      А я поплелся к метро. Нужно было поспеть на последнюю электричку.
      
      ПРИЛОЖЕНИЕ ?1
      
      РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН С, ВИТИЦКОГО "БЕССИЛЬНЫЕ МИРА СЕГО"
      
      Вообще-то так не бывает. Человек в семьдесят лет не может написать свою лучшую книгу. И я - после предыдущих полуудач: после "Одержимых злом" и "27-ой теоремы этики" - раскрывал этот толстый томик с опаской. А ну как полуудачи сменятся полным провалом? Все-таки семьдесят лет, потеря соавтора, резкая смена эпох - все это не шутки.
      
       И первые шесть-семь страниц эти мои опасения подтвердили. Какие-то наскоро переписанные юношеские дневники, какие-то слишком картинно выписанные бандиты: "попятил бугая", "идолище поганое", а потом - во второй главе - изумительная картина оттепели и схваченная вечерней изморозью дорога и восхитительная в своей омерзительности комнатка Ядозуба и "неуловимо припахивающий говнецом" дом престарелых - короче, потом завлекло, подхватило и очаровало так, как может очаровывать лишь настоящая ЛИТЕРАТУРА и как не очаровывало уже лет пятнадцать-двадцать.
      
      Автор этой рецензии, чего там греха таить, тоже изредка балуется изящной словесностью, и, перелистывая дрожащей рукой "Бессильных", он все время, как попка, твердил: "И на хрена мы нужны, ежели семидесятилетний старик кладет нас всех на лопатки одною левой?"
      
      
      
      
       ТЕРАКТ В БЕСЛАНЕ (2004)
      
      
      Я не пишу газетных статей. Свои тексты, как правило, я шлифую годами. Но после того, что произошло в Беслане, сама возможность и нужность текстописания оказалась под большим вопросом.
      
      Ледяное равнодушие властей. Скотская бестрепетность террористов.Результат - вы знаете. Толи пятьсот, толи шестьсот (правды никто не скажет) трупов. Преимущественно детских. Преимущественно - учеников трех первых классов. Ведь в любой мясорубке именно самые слабые гибнут первыми.
      
      Первая реакция населения вполне банальна.
      
      Каленой метлой!
      
      Железной рукой!!
      
      Атомную бомбу на Грозный!!!
      
      Можно, конечно, и домомбить остатки Грозного. Можно и вообще расстрелять всех брюнетов. Но станет ли от этого ваша жизнь безопасней?
      
      Вряд ли.
      
      Ведь, если хотя бы десяток кавказцев выживет, они могут натворить такого... Например, я знаю один химзавод в одном северном русском городе, проникнув на который, один-единственный человек, имеющий хотя б полкило пластида, сможет прихватить с собой на тот свет тысяч двести. А сколько таких химзаводов на необъятных просторах нашей родины?
      
      Путину ведь тоже казалось, что именно он - самый-самый жестокий. Что вокруг одни слюнявые интеллигенты. Оказалось - не самый. Оказалось, что любому отморозку рано или поздно суждено встретиться с кем-нибудь в сто крат более отмороженным.
      
      Верю ли я в перемены к лучшему?
      
      Нет, не верю.
      
      Человек, имеющий хоть каплю совести, еще бы вчера ушел в отставку. Но совесть у Владимира Владимировича, видимо, - от долгой и трудной жизни - атрофировалась. Подобно Сталину в сорок первом, он какое-то время ждал, что его попросту расстреляют, ну, а потом, когда никто не пришел и волна самого первого страха схлынула, он опять развернулся по полной, т. е.:
      
       Каленой метлой!
      
       Железной рукой!!
      
       И так далее (см. выше).
      
      Но я твердо знаю одно - прежней народной любви к Дорогомувладимирувладимировичу больше не будет. Публика - она, конечно, дура, но схему нынешнего правления все же поняла.
      
      Схема такая:
      
      1. Захват.
      
      2. Высочайшее поигрывание желваками. Заверение: штурма не будет.
      
      3. День - два на роздых.
      
      
      4. Мясорубка.
      
      5. Высочайшая скорбь. Торжественное обещание и далее мочиться по сортирам.
      
      
      Боюсь, что даже бескрайне доверчивым русским людям все это слегка надоело. И полицейским рецептам всеобщего счастья ("решетка потолще, пайка потоньше") они более верить не будут.
      
      Ибо отбитым нутром постсоветские люди поняли, что главное свойство нынешнего правителя - "борясь с последствиями зла, усиливать его причины" (В. О. Ключевский).
      
      
      Что же касается ошеломляющей и все возрастающей жестокости терактов, то здесь, как мне кажется, действует своеобразный "закон порножурнала": если на первой странице героине достаточно лишь чуть-чуть приподнять юбочку, то на последней ей уже нужно будет спариваться с племенным хряком (причем достигаемый ею эффект в обоих случаях будет примерно один). Господам, так удачно разрешившие все свои проблемы, развязав вторую чеченскую, в общем-то следовало этом помнить.
      
      Что-то ждет нас дальше?
      
      
      
      
       ПОЛНОЧЬ ПОЛКОВНИКА (2003)
      
      
       Когда он входит, все они встают.
       Одни - по службе, прочие - от счастья.
       Иосиф Бродский
      
      
      Дорогие друзья! Высветившаяся на ваших экранах новелла представляет собой почти документальную запись сна, приснившегося автору в ночь с субботы на воскресенье, после успешного штурма Театрального центра. Напоминаем, что даже в такой свободной стране, как наша, содержание ничьих снов предметом судебного разбирательства быть не может.
       Мих. Метс
      
      
      
       Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Маленький Путин в огромном Кремле.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Зябко Полковнику. Стра-ашно.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Две мысли ворочаются у него в голове.
      
      Мысль первая:
       "замочить в сортире".
      
      Мысль вторая:
       "чтоб ничего не выросло".
      
      А рядом с ними подпрыгивают,
       словно
       мячики,
       две прочитанные
       В ранней юности книжки:
       "Щит и меч" и "Устав караульной службы".
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Зябко Полковнику. Стра-ашно.
      .
      Кто он? Подпоручик Киже. Курьезная опечатка на полях российской истории.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Случайный он житель в Кремле.
      
      Случайный...
      
      Хотя позвольте-позвольте! А неужто вон эти - в своих европах да юго-восточных азиях - неужто они хоть чем-то Полковника краше? Видел их всех Полковник: и Тони, и Билла, и Джоржа-самого-младшего. Ничем они не лучше Полковника.
      
      Только страны у них другие.
      
      Толковые, маленькие и богатые.
      
      А полковнику досталась страна - огромная, нищая и тупая.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      
       Горят вечерами в огромной и нищей стране сорок семь миллионов телеэкранов.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      .
      
      Вещают четыре центральных телеканала.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      .
      Без промаха бьет волшебное телесияние в сердца телезрителей-избирателей. Изнемогают обывательские сердца от любви к источнику власти.
      
      Только вот твердо знает Полковник: никто в огромной и нищей стране не любит его, Полковника по-настоящему. (Никто, кроме армии и КГБ).
      
      Всё вышло как в книжке двух этих еврейчиков ... как же их? ... братьев Стругацких!
      
      Там в книжке двух этих братьев в одной такой тоже просравшей все свои войны стране по всей ее территории были установлены специальные агитационные башни. И у 98% населения незримое излучение этих башен вызывало безудержный патриотический восторг, а у 2% - начинала жутко болеть голова.
      .
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Горят вечерами в огромной и нищей стране сорок семь миллионов телеэкранов. Исправно вещают четыре центральных телеканала.
      
      И у 98% населения при виде зажженных телеэкранов сердца переполняются патриотической гордостью, а у 2% начинаются страшные головные боли.. Все, как в книжке двух этих братьев.
      
      "Так разве же мало тебе президентского рейтинга в девяносто восемь процентов?" - вдруг послышался в ухе Полковника чей-то страшно знакомый голос.
      
      - Мало, - недовольно взбрыкнув головой, ответил Полковник.
      
      МА-ЛО!
      
      Ведь слепая любовь 98% - это просто оптическая иллюзия.
      
      Обман.
      
      А зрячая ненависть двух - она совершенно реальна.
      
      Это раз.
      
      А, во-вторых, кроме этой пары упорно неподдающихся гипнозу процентов есть ведь и еще один процент, уже не испытывающий к Полковнику ни любви, ни - ненависти. О любви речи нет, а, что касается ненависти... что касается ненависти, то не подходит это протухшее слово к тому живому и страшному чувству, что испытывают к Полковнику полтора миллиона чеченцев.
      
      - И опять же, - вдруг мельком подумал Полковник, - а в чем здесь, собственно, виноват лично он? Он, что ли, начал Первую Чеченскую? Или даже Вторую? Кто был тогда - он?
      
      Пешкой.
      
      Его срочно вызвали к Деду: так, мол, и так, Президентом, мол, будешь? А он (человек-то военный) тут же кинул ладонь к козырьку:
      
      - Служу! Советскому! Союзу!
      
      Так почему же теперь все они: и Березовский, и Волошин, и Ельцин - все типа чистенькие, а он весь в крови и дерьме? И почему кровь всех ста тысяч (или сколько их там?) убиенных вся на нем на одном?
      
      Почему?
      
      СПРА-ВЕД-ЛИ-ВО-ЛИ-ЭТО?
      
      Да, конечно же, несправедливо.
      
      Или вон эти... в Театральном Центре. Разные там шендеровичи и басилашвили сразу же подняли шум и вой: как, мол, живых, мол, людей и - газом? До смерти?
      
      Живых, мол, людей! Да были ли там люди, в том Театральном Центре? Не было там людей!
      
      НЕ-БЫ-ЛО!!!!
      
      Там были лишь овощи - те самые нежно влюбленные в него 98%, которых с помощью волшебного телесияния можно убедить в чем угодно: в том, что следует выдвинуть т. Чикатило в президенты, в том, что необходимо встречать войска НАТО с хлебом-солью, или, скажем, в том, что для спасения горячо любимой Державы нужно взять и немедленно расстрелять Пугачеву с Киркоровым.
      
      Так почему же он, планируя спецоперацию, должен был ценить жизнь этих овощей так же дорого, как ценят Тони и Жак жизнь своих граждан?
      
      ПО-ЧЕ-МУ?
      
      Он был готов потерять половину заложников.
      
      Потерял где-то треть. Ну, и Бог с ним.
      
      - Бог-то оно Бог с ним, - вдруг услышал Полковник все тот же, до омерзения знакомый голос и, оборотившись, увидел осторожно высунувшуюся из-за портьеры крысиную мордочку Бориса Абрамовича, - но учел ли ты, Вова, что на месте любого этого овоща мог оказаться ты сам - отставной офицер ФСБ с горячо любимыми женой и дочками? Ведь, если бы тот же Степашин, месяцем раньше вызванный к Деду, тоже бы кинул ладонь к козырьку и так же послушно начал бы Вторую Чеченскую, то это Степашин сейчас бы страдал в Кремле бессонницей, а ты, никому не ведомый Путин В.В. был бы простым отставным полковником ФСБ и ходил бы сейчас без охраны.
      
      - Почему ж отставным? - обиделся Полковник.
      
      - А потому, - довольно причмокнул губами Борис Абрамович, - что какой бы Пластилиновой Вороной не был Степашин, а уж Контору бы он на тебя не оставил. Нашел бы своих людей. Ведь так?
      
      - Так, - согласился Полковник, дивясь про себя недюжинной сметке Бориса Абрамовича.
      
      - И вот в качестве такого отставного полковника, - елейно продолжил Абрамович, - в качестве такого полковника ФСБ (ходящего, заметь, без охраны), ты вполне бы мог оказаться в Театральном Центре и быть отравленным там степашин-газом. Ты об этом подумал?
      
      - Подумал.
      
      - И что?
      
      - А - ни х..., - равнодушно ответил Полковник.
      
      И - не слукавил.
      
      Ибо не чувствовал сейчас августейший полковник к тому гипотетическому отставному полковнику ФСБ ни сочувствия, ни симпатии. Траванули б его - ну и ладно.
      
      В стране полковников много.
      
      Мало диктаторов.
      
       - Мало диктаторов! - вдруг осенило Полковника.
      
      - МА-ЛО-ДИК-ТА-ТО-РОВ !!!
      
      Вот ведь чего не учел Борис Абрамович! Умнейший он был человек, а вот не подумал, что, сидя в Кремле, быть можно - только тираном. Ибо тирания в Росси - вещь самоценная. Куда важней, например, чем благо государства...
      
      - Вы, кажется, не согласны со мной, Борис Абрамович? - из чистой вежливости переспросил Полковник.
      
      - Ка-те-го-ри-чес-ки не согласен с вами, Владимир... Гексогенович, - блудливо потупив блестящие глазки, ответил ему бывший босс ОРТ.
      
      - А вот хамить Президенту не надо! - обиженно рявкнул Полковник и совсем уже было решил рассыпать Бориса Абрамовича в прах, но, вздохнув, - передумал.
      
      (С некоторых пор Полковник не мог по ночам оставаться один).
      
       И, передумав, продолжил:
      
       - Не надо только... хамить. Я же вот вас убийцею Листьева не называю... Итак, main liber Борис Абрамович, при каких царях величие России достигало максимума?
      
      - Как при каких? - удивился бывший миллиардер. - При... при Никите, при Екатерине и при Александре.
      
      - Пра-виль-но! - Полковник чуть приосанился и искоса поглядел на шибко, блин, умного Бориса Абрамовича, до сих пор, видать, так и продолжавшего считать его тупым и темным лубянским дядькой. - Пра-виль-но! А что помнит русский народ про Никиту? Что он был вахлак, кукурузник и башмаки на трибуне ООН развязывал. Что помнит русский народ про Екатерину? Что она была блядь и с жеребцом на конюшне трахалась. Что помнит русский народ про Александра? А - ни хрена не помнит. Нету такого царя в народной памяти. А все почему? А все потому, что они были доб-рень-ки-е. А русский мужик про себя туго знает: при добром барине он ЗАБАЛУЕТСЯ.
      
      - Только не говорите мне, что в душе вы - Эразм Роттердамский, - скривившись, выдавил бывший замсекретаря Совбеза.
      
      - Сам ты маразм ротердамский! - вновь оскорбился Полковник, но, боясь потерять напуганную Борисом Абрамовичем мысль, решил не обижаться, а сразу продолжить. - Вот почему... вот почему... какого-нибудь кровопийцу Грозного (развалившего, между прочим, Державу) народ до сих пор и помнит, и любит, и славит. А все почему? А потому, что он - злой.
      
      - ЗЛОЙ!!! - на весь Кремль заорал Полковник и на смерть испуганный Борис Абрамович тут же проворно юркнул в какую-то щелку. - ЗЛО-О-ОЙ!!!!! Вот ведь чем секрет и моего, Владимира III славного царствования! В том, что я ЗЛО-О-ОЙ!!!!! Ведь все предыдущие кремлевские постояльцы: и Леонид, и Никита, и Борис Николаевич, и даже Костя-молчун и Михаил-балабол, - все они как бы исподволь сравнивали себя с Иосифом Кровавым и как бы тихо кивали народу: мы не такие, как он. А вот я, Владимир III - ТАКОЙ. И народу об этом сказать НЕ ПОБОЯЛСЯ!
      
      - Ты, Вова, не злой, - вдруг ехидно прошуршал из своей щели Борис Абрамович. - Ты - никакой.
      
      - Что-о-о?... - опешил Полковник.
      
      - Ты - никакой. И вся твоя так называемая злоба - это элементарные профессиональные навыки, некогда полученные в начальной шпионской школе. А в душе ты не злой. Тебе все на свете по фигу.
      
      - Все?
      
      - Ну, не все. Ты любишь жену, детей и бывшую ГДР. Любишь кататься на горных лыжах и ездить с официальными визитами в иностранные страны. А все прочее тебе в этом мире до фонаря.
      
      - Я еще Питер... люблю, - засмущался Полковник.
      
      - Видимо, да. Во всяком случае, ни одного дома ты в нем пока не взорвал. Не то что в Москве.
      
      - Заткнись!
      
      - Все-все. Умолкаю.
      
      - Ну... - после долгой-долгой паузы продолжил Полковник, - о чем... бишь я?
      
      - Ты, Вова, - ответил ему чуток оправившийся от испуга Борис Абрамович (он даже покинул свою безопасную щель и, болтая ножками, уселся на подоконнике), - ты, Вова, все пытался сформулировать мне какую-то... историческую концепцию.
      
      - А! - оживился Полковник. - Ну, да! Короче, я, Владимир такой. Ну, типа, как Сталин. И народу об этом сказать не по-бо-ял-ся...
      
      "Вот сволочь, - подумал про себя Полковник, - какая все-таки сволочь этот Борис Абрамович. Такую, блин, мысль загубил".
      
      - ... не ... побоялся... и... благодарный народ, у которого сталинские рубцы на спине, наконец-то, зажили, вдруг почуял в стремени знакомую ногу и заржал радостно.
      
      "Красиво говорю!" - с гордостью подумал Полковник. - "Не хуже Анатолия Александровича!"
      
      - Да-с, зар-жал! И все одиннадцать миллионов бывших номенклатурных товарищей, - чуток приосанившись и все больше и больше подражая Анатолию Александровичу, продолжил Полковник, - все одиннадцать миллионов нынешних номенклатурных господ, которые за восемь лет ельцинской разлюли-халявы столько уже нахапали, что страх потерять нахапанное давно переселил у них генетический ужас Большого Террора, все эти одиннадцать или сколько их там миллионов, наконец, переступили через древние хрущевские табу и тихо шепнули мне: А ну, Вован, не боись, дуй с горы! ОБЮСПЮЧЬ нам порядок... Вы согласны со мной, Борис Абрамович?
      
      - Ну... в самых-самых общих чертах, пожалуй, что да.
      
      - Ага. А эти... которые за бугром... Они ведь тоже мне подмигнули: Давай, Вован, не тушуйся. Дуй. ОБЮСПЮЧЬ.
      
      -Ха!
      
      Полковник нервно взъерошил прилипшие к потному лбу седоватые жидкие волосы.
      
      - Ха! Всякие там шендеровичи и басилашвили все ждут-пождут: когда ж наконец просвещенный Запад накажет кровавого кремлевского деспота сразу за все: за Чечню, за НТВ и за нечистого на хуй полковника Буданова? Накажет?
      
      Полковник выдержал долгую паузу и прислушался к далеко раскатившемуся по Кремлю протяжному и гулкому эху.
      
      - НАКАЖЕТ?
      
      - ХА-ХА! ВОТ ТАКОГО ВАМ!
      
      - ДО КОЛЕНА!
      
      -Вот вы, шендеровичи и басилашвили...
      
      Полковник немного подумал, прошептал заклинание и вылепил из душного кремлевского сумрака крошечных Шендеровича и Басилашвили.
      
      - Вот вы, шендеровичи-рабиновичи и басилашвили-масилашвили, только, чур, честно, скажите-ка мне, вас очень сильно волнует, какой там политический строй, ну, например... в Бангладеш?
      
      - Волнует, - кивнув красивой седой головой (вот бы из кого Президент!) ответил Басилашвили Олег Валерианович.
      
      - Что касается лично меня, - с обычной своей подковыркой прогнусил Шендерович и на пару секунд замолк, стараясь придумать что-нибудь остроумное. - Что касается лично меня... (по лицу было видно, что остроумное не выдумывалось) ...что касается лично меня... то Бангладеш...
      
      - А я вам вот что скажу, - подал голосок с подоконника Борис Абрамович, - вы, конечно, можете считать меня туалетной бумажкой, которую можно использовать и спустить в сортир. Но на самом деле эта бумажка взлетит и приклеится вам на лоб. Так что...
      
      - Бангладеш образовался! - придумал, наконец, остроумное Шендерович. - И, образовавшись, этот, так сказать, Бангладеш...
      
      - МОЛЧАТЬ! - закричал Полковник. - МОЛЧАТЬ И НЕ ВРАТЬ! Вам аб-со-лют-но насрать на весь Бангладеш. Вас заботит одно: ну, во-первых, чтобы тамошний бангладешский президент соблюдал элементарнейшие приличия (т.е. человечину на официальных банкетах руками не хавал) и, во-вторых, чтобы этот всенародно избранный президент заставлял бы свободолюбивый бангладешский народ сидеть на смуглой попе ровно, с тем, чтобы он, свободолюбивый бангладешский народ к вам на благоустроенную Тверскую не лез. Ведь так?
      
      - Так! - ответила хором троица.
      
      - Вот тоже самое заботит и Тони с Джорджем. И вот из-за этого я, полковник Путин В.В. - целиком и полностью их человек и могу делать со СМИ и с Чечней все, что угодно. Ведь так?
      
      - Так! - согласным и дружным хором ответили трое полночных фантомов.
      
      - То-то же! - удовлетворенно буркнул Полковник и, сотворив обратное крестное знаменье, привычно рассыпал ночные виденья в прах.
      
      -ТО-ТО ЖЕ! - торжествующе повторил Полковник и уверенно сел на краешек застеленного на ночь дивана, - вот только... - отставной подполковник Путин В.В. мучительно сморщил свой узенький лоб и вдруг почувствовал себя совершенно растерзанным и опустошенным, - ...вот только... он ведь до поры и до времени их человек...
      
      Оступись он разок, найдет он защиту у Тони и Джорджа?
      
      Ха! Найдёт!
      
      Вот такого вам...
      
      До колена.
      
      Оступись он разок, ему сразу припомнят - все: и Чечню, и НТВ, и штабеля фиолетовых трупов на ступеньках в Дубровке, и хамскую шуточку про обрезание, и странные учения ФСБ в Рязани и... и мало ли что... Мало ли!
      
      Нет у него никакой надежды на помощь с Запада.
      
      И нет у него ни малейшей веры в сонную любовь 98%.
      
      Одна у него опора.
      
      На армию. На ФСБ. И на то неисчислимое множество сильных и крепких дядек, что расселись сейчас на самых хлебных местах по всей стране и будут на них сидеть, покуда физически не истлеют.
      
      "А ну как, - с тревогой подумал полковник, - а ну как - истлеют, а ну как разваляться? А ну как сорвут пупок, догоняя и перегоняя Португалию?"
      
      Тогда... тогда - пипец.
      
      Тогда - международный суд в Гааге.
      
      (И это еще в самом лучшем случае).
      
      А в самом крайнем... а в самом и самом крайнем случае наступит такой конец, о котором сейчас, в тепле и Кремле даже и думать не хочется.
      
      - Зачем, зачем вы меня заставили царствовать? - печально подумал Полковник. - Зачем вы принудили кидать руку под козырек? Был бы сейчас я в отставке, приторговывал бы государственными тайнами, жрал бы икру да горя не знал...
      
      Еще раз горько-горько вздохнул Полковник и, прилегши на самый-самый краешек купленного Пал Палычем Бородиным в центральных европах дивана, крепко-крепко зажмурил глаза. Натянул на нос колючее одеяло.
      
      А потом напряженно вслушался в густую ночную темень.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Гулко и пусто в Кремле.
      
      Тук.
       Тук.
       Тук.
      
      Жутко Полковнику.
       СТРА-А-А-АШНО.
  • Комментарии: 2, последний от 17/06/2022.
  • © Copyright Метс Михаил Сергеевич (mets62@yandex.ru)
  • Обновлено: 05/02/2013. 55k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.