Прохладным осенним утром 2... года любой из жильцов дома номер четырнадцать, решивший вдруг вынести мусор, мог видеть такую картину: невдалеке от выкрашенного в серую краску пухто прямо на мокрой земле сидел немолодой человек и плакал. Человека звали Петром Витальевичем, он был членом Союза писателей и от него этой ночью ушла жена.
...Так продолжалось примерно час с лишком. Наконец в кармане плаща у мужчины зазвонил телефон. Он поспешно выдернул трубку, посмотрел на экран и безвольно засунул трубку обратно. Потом снова чуть-чуть поплакал, оглушительно высморкался и закурил.
Здесь его телефон еще раз запиликал.
- Да, - устало ответил мужчина.
- Пёт Виталич? - пророкотала трубка голосом главного редактора. - Как самочувствие?
- Нормально, - ответил писатель. - А вы как, Семен Аристархович?
- Тоже не жалуюсь. Вы меня ради Бога простите за столь неприлично ранний звонок, - жизнерадостный Семен Аристархович начинал свой рабочий день ровно в восемь утра, что было, мягко говоря, не типично для санкт-петербургской богемы, - но новости того стоят. Степашин определился. Он теперь "за". Так что мы, Пёт Виталич, с легким сердцем номинируем вашего "Соколова" на "Повесть года".
- Но "Соколов" ведь роман! - удивился писатель.
- Да это не важно, - небрежно ответил Семен Аристархович. - Куда как важнее то, что сам Левин-Коган сражается нынче по нашу сторону фронта.
(Литературный критик Петров, писавший под псевдонимом "Левин-Коган", слыл в газетно-журнальном мире кингмейкером и дарителем славы).
- Сам Левин-Коган? - дался диву Петр Витальевич.
- А то! - довольно хрюкнул издатель.
- Но это ведь означает, что Наливайко автоматически против?
- А Наливайко, - радостно завопил Семен Аристархович, - в этом году вообще пролетел мимо кассы! Наливайко в жюри нынче нету! Вместо него там Кузьмин, плюс Илионишвили, плюс Левин-Коган, плюс парочка критикесс из Степашинской обоймы. Расклад нынче наш!
Петр Витальевич, как это не глупо было в его положении, приосанился и захихикал. Расклад получался на самом деле хорошим. Въедливый критик Кузьмин был подголоском Левина-Когана, восьмидесятитрехлетний Илионишвили в литературных битвах давно не участвовал, пара-тройка Степашинских дамочек проголосует по знаку шефа. А в жюри всего семь человек.
- Ну, а как сам-то? - спросил издатель. - Чего с утра такой квелый?
- Плохо, - вздохнул литератор. - Очень плохо, Семен Аристархович. Моя-то вы знаете, что отчебучила?
И он торопливо посвятил едва знакомого ему редактора в подробности своей семейной драмы.
Глава вторая
- Так, стало быть, обе не от него? - позеленев от страха, спросила Маринка.
- Ты чо, подруга, совсем что ли сбрендила? - презрительно фыркнула Ксения. - Ты мою старшую видела? Один в один мой уродец. А вот младшая... да. От другого. Ты его всего равно не знаешь. Но самое, Машка-то, стремное, что мой именно в младшей души не чает. Она у него в фаворитках. Представляешь?
- Так, может, ничего тогда ему и не сообщать? - осторожно предложила Марина.
- Н-нет!!! - прорычала красивая Ксения с такою нешуточной злобой, что вся ее красота вдруг куда-то на долю мгновенья исчезла. - Если не хочет, гад, по-хорошему - будет ему по-плохому!! Будет!!!
Беседа двух девушек протекала утром (условным утром дам полусвета - т. е. в три часа дня) в недавно подаренной Ксении блочной квартире. Квартирка была, если честно, позорная - двухкомнатная халупа в пролетарском районе, но дареному коню в пасть не смотрят. Тем более, что новый Ксениев хахаль обещал подарить ей к Новому году жилье попристойней.
(На Староневском, трехкомнатное).
А пока что можно ютиться и в этом.
Этот новый Ксениев ухажер как-то сразу и резко выделился в нескончаемой череде ее очень богатых поклонников. Ну, во-первых, ей из-за него пришлось все же уйти с работы. Во что ей самой не верилось. Ведь все ее прежние ухажеры тоже ведь, как один, умоляли навсегда завязать с этим делом, но она отделывалась расплывчатыми полуобещаниями, твердо зная, что завязать не сможет.
А вот нынче пришлось уйти.
Насовсем.
По первой же просьбе Филиппа. Маленького и худенького. Безнадежно женатого. Совсем не в ее вкусе.
Правда, Филипп был реально очень зажиточным и новую "Мазду", ценой в восемьсот тысяч подарил ей с такою же легкостью, с какой прочие ёбари оплачивали в баре пару коктейлей.
Но разве Ксению можно было удивить богатством? Или - тем более - щедростью. Ведь были же, были в ее грешной жизни люди, куда как богаче Филиппа - например, миллиардер Иванов, содержавший четырнадцать разных девушек на четырнадцати разных квартирах. Или, скажем, мокрушик Андрюша, однажды пропивший-пронюхавший на пару с Ксенией за одиннадцать дней двести тысяч зеленых. Но ни один из них никогда не имел над нею и сотой доли той власти, которую моментально забрал в свои хилые ручки этот вежливый хмырь в очечках.
Короче, Гугл его знает, этого Филю... Хорошо, хоть физической верности чертов ботаник от Ксюши не требовал и сегодня вечером Ксюша, почти не шифруясь, могла принять у себя кикбоксера Диму.
- Короче, слушай, подруга, - сказала Ксюша Марине, отчасти заменявшей ей домработницу, - у нас с тобой сколько текилы с желтым червем осталось? Всего полбутылки? Срочно дуй в "Патерсон", возьми два... нет, лучше три, чтоб не бегать, флакона плюс закуски-запивки и сразу назад. Ты Димку знаешь. Он мужик пафосный. Его голой п..дою не встретишь.
Марина вынула из хозяйственной кружки новенькую бумажку в пять тысяч и резво помчалась исполнять приказание.
Глава третья
В забитом народом "Патерсоне" Марина едва не сшибла с ног какого-то лысого мужичонку полубомжатского вида. Как, наверно, уже догадались читатели, столкнулась она с Петром Витальевичем Полусукоцким (творческий псевдоним - Миловзоров). За те семь с половиной часов, что прошли после утреннего разговора с главредом, Петр Витальевич успел возвратиться домой, камнем рухнуть в прихожей, проспаться на голом линолеуме, проснуться, отпиться чайком, съесть полпачки таблеток от головной боли и пойти в магазин за продуктами. Благо деньги у художника слова были. Вдова писателя Чушкина на днях выдала Петру Витальевичу очередной аванс на очередную заказную повесть. Аванс был потрачен всего на четверть и никакие финансовые трудности в ближайшие несколько дней Петру Витальевичу не грозили.
Более того - аванс был почти отработан! Повесть "Братва для героя", которую предприимчивая вдовица должна была якобы отыскать в архиве покойного мужа, Петр Витальевич за каких-то пять дней железной рукою довел до финала, и единственная его проблема заключалась в том, что в набитом Миловзоровым тексте было сто шестьдесят пять тысяч печатных знаков, а для серии требовались сто девяносто. Проблема эта решалась шутя: нужно было купить телепрограммку, выцарапать из нее десятка три анекдотов и равномерно раскидать их по тексту. Вдове очень нравился этот метод работы и она всегда хвалила Петра Витальевича за отменное чувство юмора.
Не раскалывайся сейчас у литератора одурманенные утренней "Путинкой" мозги,"Братва" была бы за пару часов закончена, и всегда пунктуальная в материальных делах вдовица отслюнила бы Полусукоцкому еще чирик.
Но увы и еще раз - увы! О полноценной работе с "Братвой" сейчас не могло быть и речи, и бедному Петру Витальевичу поневоле пришлось ограничивать размах своей фантазии оставшимися от аванса четырнадцатью тысячами.
...Итак, в отношении чисто финансовом все обстояло более чем великолепно. Мешало другое - болела душа. Болела и не принимала алкоголя. Петр Витальевич нерешительно потоптался перед длинным стеллажом со спиртными напитками и с отвращением кинул в корзинку две двухлитровки "Охоты". Потом вздохнул и добавил 0,75 "Зеленой марки".
(Даже просто смотреть на отливавшую радужным блеском водочную бутылку было ему сейчас невыносимо противно, но мудрый писатель знал, что где-нибудь к часу ночи утомленная пивом душа запросит чего покрепче, а водку в лабазе уже не укупишь).
Закуску Петр Витальевич брать не стал, а на правах запивки приобрел большую "Аква Минерале" (ни "Колы", ни "Фанты", ни "Спрайта" весьма заботившийся о своем здоровье Петр Витальевич не употреблял категорически). Несколько раз напомнив себе, что нужно еще прикупить на кассе зажигалку и два блока "Оптимы", литератор встал в конец достаточно длинной по причине вечернего бойкого часа очереди и заскучал.
Человека за три до цели старомодная толстая трубка в кармане его плаща опять запиликала. Петр Витальевич с обычной своей молниеносностью выхватил трубку и, как всегда, разочарованно сунул ее обратно. Но, расплатившись, перезвонил.
- Да, - ответил ему бодрый голос Семена Аристарховича.
- Вы мне звонили, - устало напомнил писатель.
- Простите, что побеспокоил, но обстоятельства требуют. Все пропало! Степашин ссучился!
- Перекупили? - осторожно предположил писатель.
- Вот именно что перекупили! Наливайко ему гарантировал две следующие "Повести года" за одну нынешнюю.
- А разве Степашин пишет повести? - недоуменно спросил очень туго соображавший с похмелья литератор.
- Ну, Пёт Виталич, ну вы, чесслово, как ребенок. Да разве у суки-Степашина мало собственных бездарей? Лямшин, Вербицкий, Семенов, этот... патлатый и неприятный... как же его? ...Сухомлинский! Плюс Раскольников, плюс Добронравов, плюс Фердыщенко, плюс...
- Да-да, я понял, - перебил литератор. - Но Петров-то хоть держится?
- Этот - кремень, - загудел издатель, - но толку-то, Пёт Виталич? Ну в шорт-лист попадем, а что дальше? Наливайко в союзе со Степашиным - стра-а-ашная, Пёт Виталич, сила. Одинокому Когану супротив них двоих не выстоять.
- Да-да, - согласился писатель, после чего, продолжая прижимать к уху нагревшуюся от долгого разговора трубку, вынул свободной рукою "Охоту", отвинтил ее крышечку и, обливаясь пивом, отпил.
Глава четвертая
Дима был скуповат, вечно под нюхом и вследствие этой вредной привычки ни на что как мужчина не годен. С виду он походил на здоровенного грузчика из овощного отдела, манеры имел соответствующие, но Ксении льстила его всероссийская слава. Когда она шла с ним под ручку по Невскому, каждые десять-пятнадцать минут подбегал очередной поклонник и просил автограф.
За эти мгновения Ксюша прощала Димычу все: и пьянство, и скупость, и привычку мешать кокаин с алкоголем, и внешность уволенного за прогулы слесаря, и даже (крайне постыдные в его-то цветущие годы) перебои в работе самого сокровенного.
Сейчас кикбоксер Дима сидел на тахте и пил стаканами дорогую текилу. Ксения, лежа рядом, пригубляла "Блэк лейбл", а полуприслуга и полуподруга Маринка носилась по комнате и, мешая хозяйке, лихорадочно собиралась на работу.
- Послушай, Марин, - лениво спросила Ксения, - ну на хрена тебе этот грошовый салончик? Ну сколько ты там зарабатываешь?
(Ксения отлично знала, сколько, но ей было приятно лишний раз унизить Маринку на глазах у постороннего).
- Тыщу в час, - покраснев, ответила домработница.
- Но ведь я-то плачу тебе больше! И зачем тебе эта бодяга? Без секса не можешь?
Маринка еще покраснела, да так, что из розовой стала пунцовой, но ничего хозяйке и не ответила. Она и сама, если честно, не знала, зачем она держится за эту постыдную и невыгодную работу.
Маринка была некрасива и ее брали редко. Вместе с чаевыми у нее набегало тысяч пять-шесть за смену. Работала она дважды неделю, потому что появляться в салоне чаще ей не разрешала Ксения. Получавшиеся на круг сорок тысяч в месяц не были сколько-нибудь значительной суммой даже для такого символа бедности, каким слыла среди дам полусвета Маринка. В конце-то концов, в богатой квартире Ксении, где повсюду валялись никем не учтенные деньги, можно было просто украсть значительно больше.
Язвительное Ксюшино предположение насчет "радостей секса" было, естественно, полной чушью. Как и подавляющее число секс-работниц, Маринка была абсолютна беспола. Нет, где-то два или три раза в месяц (особенно после больших перерывов и, если клиент попадался умелый) она доходила до завершения, но люто за это себя ненавидела. А уж умелых клиентов - тем более.
Она не бросала салона из-за другого. Забросив работу, Маринка бы стала просто вещью Ксении, а так сохранялась хоть какая-то иллюзия независимости.
Глава пятая
На работу она опоздала, но, поскольку сегодня была смена Розы Абрамовны, это было, в общем, нестрашно. Вторая админша - Света штрафовала всех опоздуний безжалостно, а Роза смотрела на мелкие девичьи прегрешения сквозь пальцы. При виде вбежавшей в салон Маринки она лишь осуждающе вскинула свои черные (a la Леонид Ильич Брежнев) брови и пробурчала: "Ну ты, Снежаночка (так на работе звали Маринку), в своем, блин, репертуаре! Давай раздевайся и за дело. Клиентов сегодня - море, а половина девчонок где-то попами вертит".
Маринка быстренько переоделась и, оставшись в безумно для нее дорогом ярко-красном корсете за восемь тысяч, отработала пару показов. Ее, как всегда, не выбрали.
Сегодня это ее не опечалило ни капельки. Во-первых, оба клиента были противными, а, во-вторых, недавняя шутка Ксении насчет "радостей секса" запала ей в душу. Так глубоко запала, что Снежане вдруг захотелось чего-нибудь выдумать и отпроситься до хаты, но она хорошо понимала, что при пяти рабочих девчонках (толстая Ева не в счет) в ночь с пятницы на субботу даже добрая Роза Абрамовна никаким ее выдумкам не поверит.
- Девчата, на выезд! - крикнула Абрамовна. - Едут Снежана и Лолита. .
- Далеко хоть? - спросила Маринка.
- Я тебя умоляю! - вновь вскинула свои замечательные брови админша. - В соседнем дворе. Пешком легче дойти.
- Клиент постоянный?
- Да уж куда постоянней. Этот. Плюгавенький. Полубомж-полуписатель.
- Фи! - синхронно скривились обе девушки.
- Дев-чон-ки! - строго вздохнула Розалия. - Нравится или не нравится - работать надо. Такая уж у вас, девчонки, героическая профессия.
Глава шестая
...Вообще-то бордельные бляди - удовольствие, мягко говоря, недешевое. Как минимум, четыре тысячи. В то время как индивидуалки за те же пару часов неземного блаженства берут всего две с половиной. Но сегодня Петру Витальевичу не хотелось экономить.
Постыдным воспоминаниям о неверной супруге срочно требовалось противопоставить гладкую тварь из салона, а не потрепанную наркоманку-трассовку.
- Правда, - подумал Петр Витальевич, - нужно как-то решить вопрос с чаевыми. Ведь эти развратницы привыкли брать тучу денег на чай. Поначалу маститый художник слова решил дать девке сверху тысячу, потом - пятихатку, а, когда он, крепко подумав, решил не давать вообще ничего, в его домофон позвонили.
- Кто там? - спросил Петр Витальевич.
- Гости! - ответил ему густой мужской голос.
Миловзоров кивнул и надавил на белую кнопку домофона.
*****
Да... дорогущий салон на Промышленной в грязь лицом, как всегда, не ударил!
Обе приведенные коренастым шофером девчонки: и скуластенькая брюнетка, и склонная к полноте блондинка - показались уже ополовинившему "Зеленую марку" писателю практически супермоделями.
Немного поколебавшись, Петр Витальевич выбрал блондинку. Ну а дальше... дальше мы, вероятно, избавим читателей от излишнего натурализма и поведаем лишь о том, что сам Петр Витальевич казался себе в процессе совершеннейшим суперменом и все блондинкины охи и ахи принимал за самую чистую монету. В самом конце Петр Витальевич так разухарился, что продлился еще на пару часов, а на чай блондинке (вся водка была уже выпита) оставил целых пять тысяч.
Правда - сказались и годы, и выпитое, и излишняя эмоциональность момента - дополнительные сто двадцать минут Петр Витальевич посвятил не столько службе Венере, сколько громокипящим филиппикам по адресу своей блудной супруги. Блондинка на эти его катилиниады не прореагировала, чем настолько расстроила маститого художника слова, что он совсем уже было решился отнять у нее чаевые, но все-таки - в самый последний момент - постеснялся.
А вот расставание двух влюбленных сердец оказалось чуть смазанным. Когда очаровательная блондинка в своем синем плаще, накинутом поверх пеньюара, уже замерла на пороге, толстая трубка в кармане домашних штанов Петра Витальевича вдруг еле заметно вздрогнула и проиграла несколько тактов из "Болеро" Равеля.
- Пёт Виталич, прости, что так поздно, - раздался из трубки густой бас главреда, - но у меня чрез-вы-чай-но хорошие новости! Мы здесь не зевали и заручились твердой поддержкой Илионишвили. Плюс - у теток Степашинских тоже, как только что выяснилось, нету единства, и одна из них, Виолетта Михална, буквально минуту назад согласилась примкнуть к нашей славной когорте. Представляете, Пёт Виталич?
- Представляю, - ответил писатель и поднял взгляд.
Блондинки на пороге уже не было.
*****
- Ну... как? - спросил у Снежаны водитель Серега.
- Да так... - усмехнулась девушка. - Все, как всегда. Обычный в жопу ужравшийся папик. Представляешь, Серега, у него сотовый - "Нокия" девяносто затертого года. С черно-белым экраном. Как у моей бабушки.
- Круто! Ну а что там еще, окромя телефона?
- Да ни фига интересного! Жена от него сбежала. Все ее фотки показывал. А я вот подумала: и к кому же такая старая-страшная могла убежать? Хотя с алкашом жить, конечно, не сахар. Хоть к черту сбежишь. А он, слышь, Серега, такой вообще стра-анный! Нищий, как бомж. А на чай дал пять тысяч. Какой-то он... неприкаянный. Немного жалко его, если честно. Ой, бл..дь, я корсет свой забыла!
Машине пришлось разворачиваться и возвращаться обратно.
Глава седьмая
...Проснувшийся, как всегда после пьянки, с рассветом Петр Витальевич пересчитал наличность и с ужасом убедился, что от вчерашнего его богатства у него осталось все двести двенадцать рублей. Практически вся эта сумма была тут же потрачена на пачку "Пенталгина" и пару бутылок самого дешевого пива. На последние восемнадцать целковых Миловзоров, выйдя из "Патерсона", купил "Панораму" и, возвратившись домой, тут же сел за работу.
Уже к половине второго обе бутылки "Петровского" были выпиты, пачка белого "Пенталгина" - на четверть почата, а текст "Братвы для героя", разросшись до нужных размеров, был отослан на электронный адрес вдовицы.
Полминуты спустя антикварная "Нокия" Петра Витальевича уже послала Анне Павловне (так звали владелицу литпроекта) взволнованный маячок, после которого вдовушка тут же перезвонила и провела с литератором короткие деловые переговоры, в результате которых Петр Витальевич вышел из дому и отправился пешком на Невский.
(Двадцати рублей на метро у писателя не было).
Очаровательная Анна Павловна с деньгами рассталась легко и сразу. Кроме десяти кусков за "Братву", Петр Витальевич разжился еще и пятнашкой аванса под "Демьяна Буяна". Как всегда, общаясь с Анной Павловной, Полусукоцкий буквально всей своей кожей чувствовал исходящую от нее ауру спокойного уважения: литературной вдовушке явно льстило, что в качестве безымянного негра у нее подвизается не графоман с Прозы. ру, а настоящий член Союза писателей, автор пяти настоящих, не демьянобуяновских книг, способный к тому же свободно читать по-английски и цитировать наизусть Мандельштама.
Да, недаром, читатель, недаром очаровательная Анна Павловна оплачивала Миловзоровские шедевры с двадцатипятироцентной (по отношению к рядовой негритянской братии) накруткой и явно их выделяла, хотя и, конечно, поругивала за слишком длинные - превышающие восьмисловесный демьянобуяновский лимит - и слишком хитро закрученные фразы.
...Выдержав получасовую беседу о творчестве обожаемого Анной Павловной И. Анненского, Петр Витальевич снова вышел на улицу, после чего первым делом поел в ближайшей пельменной, а вторым - забросил себе на счет пару сотен и позвонил по номеру, обозначенному в его телефонном списке как "Служба безопасности".
- Здрау-уствуйте! - ответил ему вежливый голосок Розы Абрамовны.
- Простите, - немного робея, ответил писатель, - а можно мне ангажировать Сне... жану. На двенадцать часов.
- Ой, знаете, - опечалилась Абрамовна, - а Снежаночка нынче как раз выходная. Зато есть другие, тоже очень красивые девочки. Может быть, вы с ними отдохнете?
- Н-нет, - вконец засмущавшись, пробурчал Петр Витальевич, - с-спасибо, н-не надо. А когда она выйдет?
- Ой, знаете, только во вторник. Я, конечно, могу с ней связаться и попросить...
- Нет, что вы, что вы! - испугался писатель. - Пускай отдыхает. Дело хорошее. Только уж вы запишите, чтобы во вторник она сразу ко мне. Чтобы ни с кем другим, а сразу. Меня зовут Петр Вита... просто Петя. В понедельник я вам обязательно перезвоню и подтвержу серьезность своих намерений.
- Да-да, конечно! - закивала админша и, положив телефонную трубку, заржала, как сумасшедшая.
Глава восьмая
Блистательная Ксения, если честно, не часто баловала Маринку совместными походами в рестораны. А уж в элитнейшем "Байроне" они с ней вдвоем вообще не бывали ни разу. Тем паче с такими завидными кавалерами: депутатом Виталиком и полковником милицейских войск Вадимом. А то, что оба высоких гостя не обращали на нее никакого внимания и липли исключительно к Ксюше, для Маринки было делом привычным. Мысль: померяться с Ксенией женскими статями - была для нее примерно тем же, что, скажем, для нас с вами явилась бы мысль: потягаться в писательском мастерстве с Львом Толстым или постукаться на кулачках с Майком Тайсоном, - т. е. она не могла посетить ее голову даже теоретически.
Так что ни малейших женских обид в тот вечер не возникало, и Маринка с интересом смотрела, как оба гостя: и бородатый Виталик, и маленький крепко сбитый Вадим - рассыпались мелким бесом перед Ксенией.
- Знаешь, Маринка, кто сейчас сидит перед тобой? - спросил коренастый ментяра и похлопал Ксению чуть пониже лопаток.