Петр Межирицкий
К А П К А Н
Заметные страницы истории обладают особым свойством: по мере удаления их в прошлое интерес к ним возрастает. В событиях всегда остаются лакуны, а, значит, и истолкования. Даже участники событий многого не видят, а уж потомки их и вовсе дают волю фантазии. Сейчас, столько лет спустя после великого поворота в войне, молодой немецкий режиссер Себастьян Денхардт экранизировал свою версию Сталинграда. И после выпуска этого фильма в прокат интерес к событиям тех лет неизбежно воспламенится снова.
Но кино - это искусство. Основа его - воображение. А воображение враг истории. Историки и сами вносят сумятицу, но - по крайней мере, лучшие из них - не из спекулятивных соображений. Именно поэтому и в связи с появлением фильма будет невредно напомнить подлинную канву тогдашних событий...
У этой статьи забавная история. Написанное для КУРЬЕРА, опубликовавшего в сентябре 2002 года, к шестидесятилетию Сталинградской битвы, интервью с историком Л.А..Безыменским, оно опубликовано не было ввиду каких-то редакционных турбуленций, а там и редактор КУРЬЕРА исчез, и газета издается теперь неизвестными отцами, как писали в свое время бр. Стругацкие.
Но недавно Юрий Польский, профессор университета в Вест-Честере, Пеннсильвания, повидался с Л. А. Безыменским в Москве и в беседе с ним упомянул о моей статье, так и не увидевшей света. Л.А. захотел с ней ознакомиться. По возвращении в США Юрий попросил меня отослать статью в Москву электронной почтой, а там Безыменский неожиданно пожелал, чтобы я ему позвонил, и сказал, что пытается опубликовать это в России.
Так что теперь с легким сердцем предлагаю статью читателю - правда, уже к 61-й годовщине великой битвы.
Все больше распространяется в российской прессе взгляд, будто местом решающей битвы Сталинград стал по воле случая: дескать, то же могло завязаться в любом другом узле советско-германского фронта.
Даже серьезный писатель, участник Сталинградской эпопеи Лев Безыменский дал интервью ("Курьер", Љ 42, 2002) ?? ??????? "Битва, которой могло не быть".
Интервью начиналось так:
"В конце 1950-х у меня было несколько бесед с Федором Ефимовичем Боковым. Он в конце войны был членом Военного совета 5-й ударной армии - одной из армий, бравших Берлин. Мне же, офицеру разведки штаба 1-го Белорусского фронта, было что рассказать о штабной стороне Великой битвы". (Имеется в виду, конечно, штурм Берлина, а не битва на Волге. - П.М.).
Далее поминается имя генерал-майора Ивана Ивановича Бойкова, и Ф.Е.Боков сообщает Л.Безыменскому, что "... летом 1942 года Бойков служил в Генштабе Красной Армии, где я был комиссаром. Это означало, что мне надо было хорошо знать все дела высшего армейского штаба. Знал я и то, что именно Иван Иванович одним из первых в Генштабе стал заговаривать о будущей Сталинградской операции. - Когда, еще летом 1942 года? - Да, когда еще мало кто задумывался о будущем окружении Паулюса. Ведь еще шла битва в излучине Дона".
"Впрочем, сомнений в словах Бокова у меня не было, - пишет Безыменский. - Генштаб на то и Генштаб, чтобы предполагать ход событий, разрабатывать возможные повороты. Так и в 1942 году, когда на фронте шли жестокие бои, кто-то должен был задуматься: а что дальше? Среди них был и И.И. Бойков".
Вопрос "А что дальше?" не вызывает сомнений. Но за ним следует пассаж, к высказываниям упомянутых генералов отношения не имеющий и из приведенных разговоров отнюдь не вытекающий (если не наоборот):
"Сталинградской битвы могло и не быть. Могло бы не быть, если не совпали бы две фундаментальные ошибки - ошибки в оценке противников...".
Быстрый проход в конец интервью обнаружил, что оба генерала в дальнейших рассуждениях Л.Безыменского уже не участвуют, а ссылка на них в начале всего лишь литературный прием. (Впрочем, скорее интервью с Л.А.Безыменским было произвольно сокращено КУРЬЕРОМ. Увы, бывает...).
И все же, из чего исходит Л.Безыменский в своем утверждении? Какие две фундаментальные ошибки противников привели к противостоянию именно у Сталинграда?
Первая - это ошибка Сталина в оценке плана летней кампании вермахта. "Он хотя и был буквально счастлив, что Красная Армия сумела отбросить немцев от Москвы, все время считал возможным повторение нового штурма советской столицы".
В этом заблуждении Сталин не был одинок.
"Генштаб (Шапошников) тоже считал, что основной удар весной 1942 года немцы нанесут на участке Брянск - Курск в направлении на Ржев и далее на Владимир и Пензу и охватят Москву с юга и юго-востока. Главные события, говорилось в документе Генштаба, развернутся на московском направлении. Основные резервы должны быть там и сосредоточены. Сталин склонялся к поддержке этого прогноза. В этом случае, считал Генштаб, после вскрытия центральной немецкой группировки Красная Армия должна была нанести по ней удар с задачей перейти в наступление по всему фронту. Таким образом, главным стратегическим направлением считалось западное".
Обращает внимание "... Сталин склонялся...". Ну, это вряд ли. Склонялся вождь трудно. Особливо в первый год войны. Склонял - да. Не склонившихся ломал. Мнение о том, какое направление в летней кампании 42-го года считать опасным, принадлежало ему, а не Генштабу. А уж интерпретировать Сталина как послушного ученика Генштаба до Сталинграда, когда Генштаб продемонстрировал и впрямь высокий класс, совсем уж неубедительно.
Далее автор говорит, что "... если бы были верны эти оценки, то основная битва 1942 года называлась бы не Сталинградской, а Ржевской или Второй Московской. Или Пензенской".
Заметим это место, оно пригодится неожиданно и страшно.
В воспоминаниях скромнейшего маршала А.М.Василевского, там, где он поминает о планах кампании 42-го года, улавливается некое смущение. Он прямо не пишет, что возражал против ожидания главного удара на Москву, но по тону его, по тому, как анализирует керченский и харьковский провалы, как выражается маршал о недооценке замеченной Генштабом концентрации вермахта на юге, можно судить о двух вещах:
Первая та, что Генштаб (и Шапошников, как отмечает Л.Безыменский), вовсе не был един во мнении о направлении грядущего удара. Шапошников - да, но не Василевский. Дело выглядит так, что у Василевского тогда просто не хватило духу опровергать мнение Сталина и Шапошникова и заявить, что наступления надо ждать на Юге. Кстати, из Королевской Военной Комнаты Великобритании Сталин получил предупреждение, которым со своими военными не мог не поделиться. ("В этом пункте к истине ближе были англичане, чья разведка предсказывала сосредоточение немецких усилий на Юге, на Кавказе". - Л.Безыменский.) Англичане, конечно, не стали настаивать. Они пуще всех тайн берегли ту, что владеют кодом, дающим им возможность читать все секретные сообщения Рейха. Но и помимо англичан всё говорило, кричало, вопило в уши гениальному вождю о летнем наступлении именно на южной оси фронта. С выходом на турецкую границу привлекалась к дележу пирога Турция, в союзе или даже вне союза с Германией. Фюрера и воздержание от союза устроило бы, а Турции позволяло формально оставаться якобы лояльной по отношению к союзникам, оправдывая оккупацию Кавказа возвратом издавна принадлежащих ей территорий.
Вторая вещь, недоказуемая, но вовсе не невероятная, заключается в том, что и Шапошников адептом московского варианта летнего немецкого наступления мог не быть, а стать им под давлением мудрого вождя и учителя. Не надо забывать, что интеллигентнейший и умнейший Борис Михайлович был тяжело болен и сломлен физическим уничтожением лучших командармов РККА, людей, которыми он восхищался.
Словом, ошибку Сталина с оговорками (им способствует краткость - или сокращенность - интервью с Л.Безыменским) можно принять.
Но нельзя согласиться с версией ошибочности замысла немцев. Замысел, как и московский, год назад, был великолепен. Подкачало исполнение. По отношению к своим генералам Гитлер вел себя, как клиент, который нанял для убийства лучших киллеров, но не поверил им и стал вырывать у них оружие, чтобы выстрелить самому.
"Как бывает на шахматной доске, мог совершаться некий "размен фигур" - ошибка Сталина в оценке немецких планов (за нее было заплачено не одним миллионом жертв) противостояла ошибке Гитлера - опять же в оценке планов противника, на этот раз советского.
Эта ошибка относится к тому же 1942 году. Не говоря уже о том, что в самом замысле директивы Љ 41 была заложена очередная переоценка немецких сил - удар и на Сталинград, и на Кавказ, немецкая Ставка не смогла установить характер перехода Красной Армии от обороны к наступлению. В дыму пожарищ донских степей разведчики германского Генштаба не смогли разглядеть советский замысел контрнаступления и окружения войск Фридриха Паулюса".
Как бы в дыму этой красивой метафоры не скрылась от читателя суть событий лета и осени сорок второго года...
*
Хоть место и время летнего наступления вермахта по милости вождя народов оказалось неожиданным для Красной Армии, к котлам и катастрофам сорок первого года это уже не привело. Армия отступала, достойно огрызаясь.
Вывод из этого командование вермахта сделало для себя немедленно: "Русские восстановили своё старое мастерство арьергардных боёв".
Нет сомнений, что и советское командование учло это и внесло поправки в тактику и даже стратегию. Потому-то в излучине Дона летом 42-го и завязалась битва, которой не могло не быть.
Трудно сказать, что больше повлияло на ее исход - воля Сталина и Гитлера или воля к победе солдат вермахта и воля к сопротивлению советских армий, полуокруженных в большой излучине Дона. Там-то и началась Сталинградская оборона, возбудившая и ранее известную зацикленность Гитлера на взятии городов и перемалывании защищающих их советских войск, теперь уже последних, как он думал. На непрерывности, преемственности боев в излучине Дона и в самом Сталинграде настаивает и В.И.Чуйков в своих мемуарах.
Замысел вермахта вовлекал Сталинград лишь как промежуточный пункт, закрепившись в котором - в начальном варианте даже возле которого, лишь бы вывести из строя промышленный потенциал города, - можно шагать на юг, к Астрахани и Баку. Но потом большая излучина Дона показалась (и действительно была) ловушкой для советских войск. Гитлер решил окружить и перемолоть Юго-Западный фронт так же быстро, как за два месяца до этого перемолол армии того же фронта у Харькова.
Но в большой излучине Дона выяснилось, что русские восстановили своё старое мастерство арьергардных боёв.
Что было делать фюреру? Прекратить движение на юг? Но нефть была целью кампании - обеспечение нефтью собственных моторов войны и лишение нефти русских моторов. Оттягивать силы с юга к излучине Дона для перемалывания русских - это повторяло ошибки 41-го года под Смоленском и Киевом с той разницей, что год на дворе 42-й, русские уже не те, да и вермахт не тот, и за спиной у русских теперь не Москва-столица, а крепость Москва, дышать им куда легче. Значит, лишь стремительный удар на юг и захват нефти Кавказа и Закавказья решает кампанию 42-го года. А там посмотрим. С нефтью-то воевать куда легче, а противнику без нее куда сложнее.
И в ответ на возросшую стойкость Красной Армии в излучине Дона Гитлер делает движение рискованное, но и логичное: перебрасывает со сталинградской оси на ростовскую 4-ю танковую армию Гота. Это движение, предпринятое в расчете, что 6-я полевая армия справится со Сталинградом собственными силами, возможно, было роковым, но не столько оно, сколько следующее: через две недели фюрер вернул 4-ю танковую на сталинградское направление. Теперь и нажим на Кавказ был(о - убрать!!!) ослаблен, и две недели (были - убрать!!!) потеряны, а 4-я армия измотана маршем на юг с последующим броском на север. Она сожгла горючее и моторы и (???????? - ??????!!!) (утратила) темп.
Эти роковые две недели решили исход летней кампании 1942 года.
Из деяний вождя ни одно по своим последствиям не оказалось столь благотворно, как переименование Царицына в Сталинград. Это слово, запестревшее в газетах всего мира, зачаровало фюрера. Возник некий мистический фактор. Сказалось также нервическое свойство Гитлера гнаться за всеми зайцами в поле зрения. С самого начала войны и вплоть до Курска главной его заботой было перемолоть всю Красную Армию. Он не понимал, что можно поставить под ружье весь народ. (Потом он сделает это сам.) Его генералы пытались привить ему иную концепцию: отбрасывать врага, устранять его с пути к жизненно важным центрам страны, к административным, промышленным и сырьевым базам. Временами это доходило до фюрера, но ненадолго. В излучине Дона он увидел большое скопление Красной Армии, устремился его перемолоть, а затем взять город имени его страшного врага и торжествовать, помимо всего, идеологическую победу.
Символы заслонили суть дела, и фюрер принял предложенную ему Генштабом военную игру в излучине Дона в уверенности, что русские совершили, выражаясь шахматным языком, подставку, что он уничтожит последние, как ему казалось, русские армии у Сталинграда и захватит город целеньким, с промышленностью вместе. Это казалось беспроигрышным вариантом. А если русские попытаются удержать Сталинград и перебросят армии из района Москвы, где у него кулак в 70 дивизий, он заодно прорвется к Москве и фатально разрежет коммуникации русских. Ему и в голову не приходило, что у русских может хватить сил на оборону двух массивов.
На деле сил хватило на большее. Жуков, командуя Западным фронтом, в июле, в критические для боев на Дону дни, из обороны перешел в наступление в районе Сычевка - Погорелое Городище, да с таким напором, что вермахту пришлось перебрасывать на помощь группе "Центр" дивизии, предназначенные для захвата Сталинграда.
Был ли у фюрера выбор?
Несомненно. Пехотными соединениями блокировать массу советских войск в большой излучине Дона, а танковым клином 1-й и 4-й армий при поддержке авиации идти к устью Волги, на Астрахань, и там перерезать единственную железнодорожную ветку от Каспия к Москве, что отсекало от Кавказа обильные уже тогда резервы Ставки. Кавказ летом 42-го оказался обречен на оккупацию Турцией (в чем при тогдашней раскладке сил сомневаться не приходилось). Блокада Каспия пусть и не давала фюреру нефти немедленно, но отрезала от нефти и СССР. Затем подвижные соединения можно было бросить на север вдоль Волги, и это весьма осложнило бы положение советских армий, вынужденных защищаться перевернутым фронтом, да еще без горючего.
Или фюрер мог, раз уж бросил армию Гота на юг, опять же, блокируя советские армии в излучине Дона, всей мощью идти вдоль черноморского побережья на Кавказ, брать Туапсе и перевалы, идти на Баку, выходить к турецкой границе.
Эти две вещи он мог себе позволить.
И двух он позволить не мог: первой - метания от цели к цели; второй - увязнуть в позиционной войне. Мощь вермахта была в быстроте маневра. В прогрызании обороны он (терял инициативу и) превращался в обычную армию.
Едва Гитлер увяз в большой излучине Дона, Генштаб стал подумывать о контрнаступлении: большая излучина Дона была не только ловушкой для обороняющихся советских войск, но также идеальным капканом для обороняющихся немецких, если придется им стать в оборону.
Пока что советские армии не могли оторваться от вермахта и вынуждены были вести изнурительные непрерывные бои, ожесточавшиеся по мере приближения к городу и достигшие долгого двухмесячного апогея с 23 августа, когда немецкий танковый клин вышел к Волге у Тракторного завода. У советских войск в Волго-Донском междуречье не было выхода. Но тогда и возникли кое у кого из рядовых операторов Генштаба, вроде И.И.Бойкова, - вовсе не у Жукова и Василевского, в основе успехов стоят незаметные штабные офицеры, - мысли о контрнаступлении. Якира и Уборевича уже не было в живых, но Генштаб есть Генштаб, и дух убиенных был жив. При той стойкости в обороне(,) в классическом, завещанном легендарными командармами изматывании врага на Донском (а затем Сталинградском) предполье, появлялись предпосылки для успешной операции по охвату зарвавшегося противника, уязвимо сконцентрировавшего массу войск в небольшом районе.
Не будем, однако, отнимать лавров и у Василевского с Жуковым, им подбрасывали немало идей, среди (???????) (них - убрать!!!) не просто было выловить рабочую. И, конечно, не в июле была запланирована та операция, которую (???????) (операторы - убрать!!!) Генштаба разрабатывали позднее уже для условий Сталинграда и о замысле которой со всеми предосторожностями и в расчете на (????????) (хороший - убрать!!!) слух вождя, как бы между собой, пока тот говорил по телефону, перебросились в его кабинете Жуков с Василевским. Сталин услышал то, что должен был услышать, в сентябрьские дни, критические для обороны, когда дивизия Родимцева отчаянным броском спасала город. Он, естественно, одобрил операцию. А то, что делал в июле генерал (тогда полковник) И.И.Бойков, было лишь военным этюдом, наброском на случай благоприятной ситуации, без знания реальных резервов и масштабов операции.
Набросок сыграл свою роль, и генерал И.И.Бойков(,) (несомненно -)(??????????? ???????!!!) один из авторов замысла. Но Сталинградская наступательная операция? Нет, не в июле. Тогда Генштаб лишь надеялся удержать вермахт на дальних рубежах, на внешнем обводе обороны города. И удар наносить с более удобных позиций, не оставляя вермахту в излучине Дона вообще никакого простора для маневра.
Удержать там вермахт не удержали, зато захват города стал гибельной манией фюрера, приведшей к еще большей плотности войск в острие германского клина.
Вот как было. И вот в чем, будь они живы, возразили бы Льву Безыменскому генералы Боков и Бойков, имена которых поминает автор интервью "Битва, которой могло не быть".
Все же главное не в этом. Главное таится там, где Л.Безыменский пишет:
"... если бы были верны эти оценки, то основная битва 1942 года называлась бы не Сталинградской, а Ржевской или Второй Московской. Или Пензенской".
Неужели и впрямь не знает уважаемый автор, как именно выиграна была Сталинградская битва? А ведь книга Дэвида Глантца "Zhukov's greatest defeat" уже доступна чтению в российском сайте militera.lib.ru (как и другие книги этого американского историка). Не все согласятся с названием его книги, как не согласен и я, но глянемте на цифры и на мельком оброненные фразы в мемуарах советских военачальников. Ведь Ржевская битва была! Столь страшная, что в память ее американский историк сделал слово rzhev частью своего адреса в Интернете...
А.М.Василевский:
Основная роль в начале (Сталинградской) операции, как и предусматривалось, отводилась Юго-Западному фронту. Для этого он имел все необходимое. К исходу третьего или на четвертый день операции намечалась встреча танковых и механизированных корпусов Юго-Западного и Сталинградского фронтов в районе Калача. Она должна замкнуть кольцо окружения главной группировки врага в районе Сталинграда. Начать наступление на Юго-Западном и Донском фронтах можно было 19-20, а на Сталинградском - 20 ноября.
После обсуждения в Ставке ряда вопросов план и сроки операции были окончательно утверждены. Г.К. Жуков получил вслед за тем задание подготовить отвлекающую операцию на Калининском и Западном фронтах. (Выделено мной. - П.М.) На меня Ставка возложила координирование действий всех трех фронтов сталинградского направления при проведении контрнаступления. До начала одной из величайших по своему значению военных операций в истории человечества оставалось несколько суток...
Г.К.Жуков.
Активные действия наших войск летом и осенью 1942 года на западном направлении против немецкой группы армий "Центр", по расчетам Ставки, должны были дезориентировать противника, создать впечатление, что именно здесь, а не где-либо в другом месте, мы готовим зимнюю операцию. Поэтому в октябре гитлеровское командование начало большое сосредоточение своих войск против наших западных фронтов. В район Великих Лук из-под Ленинграда были переброшены танковая, моторизованная и пехотная дивизии. В район Витебска и Смоленска направлялось семь дивизий из Франции и Германии. В район Ярцева и Рославля - две танковые дивизии из-под Воронежа и Жиздры. Итого к началу ноября для усиления группы армий "Центр" было переброшено двенадцать дивизий, не считая других средств.
Похоже, что и впрямь не особенно прятали подготовку отвлекающей операции. Или не сумели спрятать. На этот вопрос история уже не даст ответа.
Собственно, это все, что говорится об отвлекающей операции в районе Ржева. Дальше Жуков замечает, что операция не увенчалась успехом, так как у немцев в этом районе была подготовлена оборона и заранее стянуты войска.
Ну, а размах операций?
Г.К.Жуков:
Оперативные просчеты немцев усугубились плохой работой их разведки, которая не сумела вскрыть подготовку нами крупнейшего контрнаступления в районе Сталинграда, где участвовали 10 общевойсковых, одна танковая и четыре воздушные армии, ряд отдельных танковых, механизированных, кавалерийских корпусов, бригад и отдельных частей, 15,5 тысячи орудий и минометов, 1463 танка и самоходно-артиллерийские установки, 1350 боевых самолетов.
Напомню, что речь идет о широко известных в советской военной истории операциях "Сатурн" и "Уран".
Данные эти незначительно расходятся с данными Д.Глантца, называющего цифру занятых в операции танков 1758. Возможно, он имел в виду списочное количество, а Жуков - то, что в строю.
А что же об операции Западного и Калининского фронтов, о которой Жуков и Василевский упоминают лишь мельком? Там-то что было брошено в бой?
Не стану утомлять читателя цифрами, даю одну, но с замечанием: остальные пропорциональны. Танков в операциях Западного и Калининского фронтов было брошено в бой 2072. (? ???????, ?????? ???????? ????????, ???????? ????? ??????.) А под Сталинградом (?????? ????) - 1758...
10 армий, в том числе (1- ??????!!!) танковая, брошены были 25 ноября 1942 года в наступление в районе Великие Луки - Сычевка и в районе Вязьмы. Название этих неизвестных операций - "Марс" и "Юпитер". В одной лишь операции "Марс" было брошено в бой 667 тысяч солдат и 1900 танков.
Эти операции, как пишет Жуков, не увенчались успехом. Потери советских войск по достойным доверия немецким источникам составили более 200 тысяч человек (из них 100 тысяч убитыми) и от 1665 до 1847 танков.
Результат? Немцы не сумели снять на помощь 6-й армии ни единой дивизии из своего мощного кулака.
Комментарий? Ну, какой уж тут комментарий... Две равноценные операции с громадными жертвами понадобились в конце сорок второго года, чтобы победить хотя бы в одной.
Л.Безыменский не без знания предмета пишет, что основная битва 1942 года могла называться не Сталинградской, а Ржевской или Второй Московской.
Да, могла бы, но не основная, а еще одна, параллельная. Она и состоялась - Ржевская битва, только выиграл ее вермахт. О Ржевской битве российская военная история до сих пор умалчивает. Но если бы немцы до начала ее, до 25 ноября, сняли со своего Центрального фронта силы в помощь Паулюсу, операции "Марс" и "Юпитер" могли увенчаться оглушительным успехом. В результате прорыва Центрального фронта зависал весь южный фланг вермахта, включая Сталинград. И тогда мы знали бы Ржевскую битву. Но Сталинградом Гитлер завел вермахт в капкан. У немцев не оставалось иного выхода, как предоставить армию Паулюса ее ледяной судьбе, то была цена спасения всей группы армий "А", значит, всего Восточного фронта.
Генштаб осенью 42-го повторил то, что Гитлер планировал летом того же года: два кулака, поди знай, какой ударит.
Ударили оба.
Летом Жуков бил по подмосковному кулаку и пытался прорвать фронт так же безуспешно, как осенью, но подкрепления вермахта, предназначенные Сталинграду, оттянул. Осенью он надеялся взять реванш, но против фон Клюге и Моделя это не удалось.
Зато удалось против Паулюса.
Неизменно поминается, что Сталинградская наступательная операция готовилась в глубочайшей тайне. (Надо полагать, увенчайся Ржевская операция успехом, о ней говорили бы то же). Но это лишь первая из двух разгадок неожиданности Сталинграда.
Вторая заключается в том, что в вихре сообщений, поступавших в ставку фюрера со всех фронтов в Европе и Африке во время Сталинградской обороны и разгрома при Эль-Аламейне, во время ожидания генерального наступления русских против группы армий "Центр", во время движения каравана союзных войск к Сицилии, вступления немцев в свободную зону Франции и затопления в ответ французскими моряками своего флота попросту затерялось рядовое сообщение отдела иностранных армий Востока от 12 ноября о сосредоточении советских войск против 3-й румынской армии и о подготовке их к наступлению.
Это, к слову сказать, о роли союзников. Комариный укус, по старо-советским представлениям о шкале жертв.
Комариный - но отвлекающий.
Связаться с программистом сайта.