Беспощадным летом шестьдесят третьего небо было белесо, а солнце мало и зло. Ночами громыхали сухие грозы, не проливая дождя. Пылали леса, тлели торфяники. Верующие шептали, что не зря. Наука показала своё, Бог теперь покажет своё.
Наука, тем не менее, пыжилась. Новые институты возникали в угон недавно еще проклинаемых генетики и кибернетики. Держава настегивала своих сатрапов, и эмиссары просвещения разосланы были повсюду, дабы убедиться, что физику и математику преподают квалифицировано, и усилиями народа упущенное будет, как всегда, навёрстано - назло миру капитала.
Чтоб не заслали в какую-нибудь Тмутаракань, Таня попросилась в Донбасс. Она знала свой бешеный нрав. И знала, как преподают в училищах точные науки. В центре страны дело всё же обстоит благополучнее, и не придётся, таким образом, писать уничтожающие заключения, за которыми, что ни говори, в каждом случае стоит человек. Плохому педагогу тоже надо есть, но и молодых людей пускать в плавание по жизни без руля...
И так далее.
Словом, миссия в Донбасс прельщала больше, чем в Татарию или Хакасию. К тому же можно было навестить в Луганске одинокую тетку.
Получив командировочное удостоверение и деньги, она решила направиться в Макеевку, там заночевать, на другое утро ехать в Кадиевку, а оттуда к тетке в Луганск, где предстояло обследовать ещё два объекта. Предметом инспекции были учебные планы и методика преподавания физики. В каждом училище следовало дать рекомендации, соответствующие его профилю, и о каждом составить отчёт.
В Макеевском медучилище её встретили парни, недавние выпускники Киевского университета, мечтавшие о научной работе. О медицине понятия не имели. Разговор получился острый. "Наука едина, профилируйте своё начальство этим неоспоримым фактом. Мы не станем всерьез объяснять ученикам, что истечение воды из клизмы вызывается разницей усилия между мощной рукой медсестры и вялым кишечником пациента".
Парни угодили в точку. Министерство именно такую методику считало педагогически достойным учением о клизме. Но после этого опережающего удара Таня не посмела пикнуть и покинула училище, недовольная собой. Кроме того, она понимала, что рано или поздно парни добьются своего и попадут на работу, соответствующую их уровню, на что у неё не было и не могло быть надежд, ей суждено век учительствовать в школе. Мысль об этом испортила остаток дня.
В гостиничном номере Таня оказалась не одна. Две пожилые женщины храпели всю ночь соло и дуэтом. Таня не выспалась, встала утром раздраженная, быстро умылась и поехала в Кадиевку.
В окне электрички она видела выжженную степь, бесцветное небо в заводских дымах жутких расцветок и пыльные акации полосы отчуждения.
В Кадиевке, на вокзале, поела, выпила шипучего лимонаду, и к ней вернулся задор. В конце концов, лично к ней парни ничего не имели, напротив, норовили пустить методику обучения побоку в надежде на более интересные контакты, и всё намекали, что здесь так редко удаётся встретить столичного человека, да ещё столь привлекательного... Учитывая разницу в возрасте, подкаты этих пижонов нельзя даже назвать нескромными. То, что намёки были оставлены без малейшего внимания, помогало теперь вспоминать о стычке не без злорадства.
В Кадиевское училище она приехала во время уроков. В вестибюле оглядела себя в зеркале, одернула кофейный костюмчик и поправила белый бант у горла.
Директриса, тощая старуха с короткими и перекрученными седыми космами, приняла инспектора сразу. Её правый глаз горел неугасимым пламенем, а левый был открыт и холоден, но Таня не сразу догадалась, что это протез. Директриса назвалась Антониной Ивановной, предложила сесть, но, узнав о цели приезда, встала, обошла стол и с минуту прожигала Таню своим гиперболоидом. Потом приклеила улыбку, открыла дверь в приёмную и что-то сказала секретарше. Вернулась за стол, но не села, закурила "Беломор" и стала развлекать Таню беседой. Пепел сыпался на её блузку и мятую чёрную юбку:
- Я-то в физике не шибко разбираюсь и скажу тебе, доченька, не в обиду, что за всю мою практику венерологическую она мне не понадобилась. Грязи я навидалась вот так... - Провела папиросой у носа. - ... а физикой и не пахло. Я ведь в училище два года, до того всю жизнь врачом оттрубила. Сперва на фронте, потом участковым венерологом. Ходила с проверками, как участковый милиционер. Да у меня ещё и таксомоторный парк был на участке, а таксисты, не мешает тебе знать, главные разносчики заразы. Девка-гастролёрша приедет, первое дело на такси, переспит с таксистом, а уж он дальше передаст. Да и порядочные дамочки таксистам не отказывают, там теперь парни что надо, за баранку теперь инженера садятся, с образованием, разговор красивый и всё такое. Заходит такой в смотровую комнату, так иной раз неловко его и в позу ставить. А скажешь - "Станьте спиной ко мне, наклонитесь и руками раздвиньте ягодицы", - тут такое начинается!.. Одни самолёт изображают, другие и того хуже. Хохочут. "Доктор ищет того парня, что с двумя членами. Так это ж не у нас, это же в Первом парке". А больны чуть не через одного. Прихожу к такому, двухкомнатная квартира, жена с ребенком ещё два года назад съехала, мебели никакой, матрас на полу, в кухне стол и два стула. Зато обои во всех комнатах расписаны: "8 окт. Оля К. и Маруся Т. из Лисичанска, 10 окт. Вера из Харькова, 11 окт. Тая П. из Одессы, 13 окт. сестры Нина и Мила И. из Ярославля..." Я спрашиваю: от кого ж ты, милок, подцепил и кому передал и где ж их теперь искать?
В дверь деликатно постучались. Вошли физики. Знакомьтесь, сказала директриса, наши педагоги, супруги Гарберы, прекрасные люди.
У Тани засосало под ложечкой. Супруги были пожилые евреи, такие типичные, не ошибёшься. Прямо из нацистской хроники. Из карикатур в "Штюрмере". Из тех, кому голову поднимали рукоятками плетей за подбородок. Из тех, кто живым скелетом глядел из-за колючей проволоки.
- Вы тут побеседуйте, - заспешила Антонина Ивановна, - а мне надо пару звонков сделать. Я к вам потом...
И вышла.
Супруги стояли по стойке "смирно". Как перед высоким начальством. Он был копия Таниного деда: подтянут, сед, держался прямо и на лице выражение неприступной строгости. Она была жгучая брюнетка с густой сединой в небрежно зачёсанных волосах. Чёрные глаза её смотрели искательно, это сразу не понравилось Тане. Она представилась, поздоровалась, попросила супругов присесть и стала объяснять новые тенденции в преподавании физики. Потом попросила показать учебные планы и задала несколько вопросов. Супруги отвечали односложно. Построение фраз, дикция, поведение - всё выдавало людей образованных, но, по мере беседы, крепло убеждение, что образование их с физикой не имеет ничего общего, иначе они не путали бы плотность с удельным весом, а единицы силы с единицами массы. На вопрос, читают ли они лекции по конспектам, супруги после краткой паузы ответили утвердительно.
- Я приду к вам на уроки, - вздохнула Таня.
- Милости прошу, - сухо сказал он.
Жена промолчала. Оба пошли к двери. Таня направилась было за ними, но навстречу быстро вошла директриса.
- Садись, доченька, я ж недосказала...
- Я бы с удовольствием, - сказала Таня, - но мне сегодня уезжать и надо побывать на уроках, сейчас как раз будет у него, а следующий у неё.
- Посиди со мной, а потом езжай, куда тебе нужно, я тебе все бумаги подпишу и все квитанции по расходам достану.
- Нет, - сказала Таня, - я так не могу, я должна послушать, как они...
- Ничего ты не должна, - перебила директриса, уже повышенным тоном. - Ничего и никому. Это нам должны, а не мы.
Таня поднялась со стула.
- Извините, я пойду.
- Никуда ты не пойдешь, - ожесточённо сказала директриса и встала у двери. - Запру дверь на ключ и будешь тут сидеть, пока кончится твоя командировка.
- Как вы со мной разговариваете? Почему? За что вы так со мной разговариваете?
Зеленоватый зрячий глаз вспыхнул невыносимым блеском, лицо перекосилось мукой и ненавистью. Директриса сказала тихо и с издевкой:
- Ох, умница, ох, красавица, и паспорт чистенький, украинка или русская. - Она отвернулась и говорила скрипучим, прерывающимся голосом, маша почему-то перед лицом руками. - А то я не знаю, что они не физики... Историки они. Евреи. Не дают им историю читать. Такие люди... Знала бы ты, какие это люди! Богоизбранный народ. А места в жизни нету. Библию им написать можно, а историю читать нельзя. Ты посмотри на себя да на них. Ты молодая, красивая, ученая, а каково бы тебе было, если б в паспорте написали еврейка да так и пустили?
Что-то ещё она говорила, но Таня уже не слышала.
- Господи, за что??? Не хочу быть богоизбранным народом, не хочу!!!
Странную сцену застала прибежавшая на крик секретарша. На стуле, вопя "Не хочу!", некрасиво разбросав ноги, обвисла приезжая. А железная директриса Антонина Ивановна прижимала к себе её голову, качала, как дитя, и бормотала:
- Тихо, доченька, тихо, красавица, я ж старая дура, на тебя я и не подумала бы...