Lib.ru : Межирицкий Петр Яковлевич. Читая маршала Василевского (Загадка Сталинграда)

Петр МЕЖИРИЦКИЙ

ЧИТАЯ МАРШАЛА ВАСИЛЕВСКОГО

(ЗАГАДКА СТАЛИНГРАДА)

Трудно собирать выбитые зубы сломанными руками.

Виктор Шендерович

Адаптируя к британскому изданию свою книгу "Читая маршала Жукова", я с запозданием понял, что мне следовало бы назвать ее "Читая маршала Василевского". При известной роли Жукова такое заявление может показаться заявкой на сенсацию. Возможно, для полного доказательства моего тезиса - тезиса о первостепенной, как минимум, равной Жукову роли маршала Василевского в войне - и впрямь потребуется написать книгу. Но попытаюсь сделать это очерком, посвященным одному лишь эпизоду военной биографии Василевского - его участию в Сталинградской эпопее. Очерк - итог размышлений над находками американского историка Дэвида Гланца, его российских коллег и моих собственных по поводу аспектов Сталинграда, который, как всем известно, переломил ход войны и о котором, как выяснится, ничего не известно.

ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ СУДЕБ...

...обоих полководцев поразительно. Оба строевые командиры, оба замечены начальством, оба в начале 30-х переведены в центральный аппарат НКО, Жуков в Главную инспекцию кавалерии, Василевский в Управление подготовки войск. В те годы начинается их дружба. Затем пути расходятся - Жуков возвращается в строй, Василевского направляют в академию Генштаба, - чтобы в феврале 1941 года вновь сойтись, когда Георгий Константинович, генерал армии, Герой Советского Союза, прославленный победитель 6-й японской армии при Халхин-Голе, назначен начальником опустошенного чистками Генштаба, где скромный генерал-майор Василевский служит заместителем начальника оперативного управления. Здесь они работают бок о бок. Генштаб занимается неизвестно чем. Не обороной.

Через полгода - вторжение! Страна не готова. Как и армия. Она в процессе реорганизации, перевооружения, обучения. Кадры уничтожены, высшее звено не успело освоиться с обязанностями, не обрело голоса и по-прежнему подвержено опасности уничтожения. За две недели до начала войны арестованы начальник ПВО страны, Герой Советского Союза генерал-полковник Штерн и заместитель начальника Генштаба по авиации, дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Смушкевич. Метет метла опричнины, а надо принимать судьбоносные решения и противостоять вождю, за что и лишились жизни эти выдающиеся военачальники РККА. Некомпетентность командующих фронтами вынуждает разослать им в помощь всех способных к оперативному руководству офицеров Генштаба. Уезжает и Жуков.

Невероятно, чтобы все они разъехались, не суммировав соображений и не выработав общей линии ведения внезапно свалившейся на них войны. Вождь в этом не участвовал. Он в первые дни вообще устранился от руководства. Полагаю, что, выработанная Генштабом тактика заключалась в нанесении контрударов. Контрудары любой ценой! Выигрывать время. Не медлить. Если не удается добиться нужной концентрации войск и взаимодействия между ними, бить по немецким стрелам тем, что есть под рукой. Время! Враг систематичен и действует по плану. У нас плана нет. Значит, единственный выход - спутать его планы. Сбить с графика. Его стрелы должны соединиться там-то и там-то в такое-то время - мешать этим стрелам всеми силами. Атаковать, контратаковать всюду, где представится хоть малейшая к тому возможность. Выиграть время для мобилизации, для перевода страны на военные рельсы. Иначе план "Барбаросса" - да-да, слышали о нем, но лишь как о провокации британской разведки - из авантюры превращается в неотвратимую реальность.

Вот чем объясняется кровавая тактика 1941 года, самым последовательным и жестким исполнителем которой стал Жуков. Этот метод противодействия вторжению ни в коем случае не был его личным решением. За ним стоял Генштаб, которого до конца июля он был формальным главой, за ним стояли Шапошников и Василевский, первый по состоянию здоровья, а второй по характеру и военному опыту не способные к воплощению этой кровавой необходимости.

При разнице в званиях положение Жукова и Василевского осенью сравнялось: Жуков - представитель Ставки, Василевский - первый заместитель начальника Генштаба (начальник - тяжело больной Шапошников) и начальник Оперативного управления. А с 15 октября 1941 года, когда Шапошникова эвакуируют из Москвы, генерал-майор Василевский, исполняя обязанности начальника Генштаба, становится прямым начальником генерала армии Жукова, командующего Западным фронтом. Вождь быстро поднимает Василевского. 28 октября 1941, в разгар московской обороны, Сталин не забывает присвоить ему звание генерал-лейтенанта. В мае 1942 он уже генерал-полковник. В январе 1943, во время ликвидации армии Паулюса, генерал армии. А в феврале 1943, менее чем через месяц и почти одновременно с Жуковым, удостоен звания маршала и сравнивается со своим товарищем.

Это был великолепный тандем: талантливый штабной стратег (а затем и оператор) и решительный полевой тактик. Вдвоем они даже вождя кое-чему подучили.

Бок о бок идут по жизни два полководца. Судьба играет ими, швыряя в опалу Жукова и возвышая Василевского до министра обороны. Снова вознося Жукова после смерти Сталина. Но дружба полководцев становится ночным кошмаром кремлевской камарильи. Жуков - министр обороны, Василевский - начальник Генштаба... Такой тандем неодолим! Не ждет ли возмездие подручных вождя, замаранных уничтожением лучших людей армии? Мастера интриги рукой Жукова отправляют Василевского в отставку. Этим Жуков подписал и свой приговор: почти сразу же новой опале подвергся он сам.

Параллели судьбы продолжались. В чистку им повезло тем, что в самом ее начале, когда смертельно опасно было высказаться о происходящем, оба были вне активной службы: Жуков на больничной койке после едва не убившего его бруцеллеза, Василевский в длительном отпуске после окончания курса академии. Они и ушли из жизни одинаково - от инсульта.

Оба оставили мемуары. Но это - особая тема...

...КАК ВООБЩЕ ВСЕ МЕМУАРЫ СОВЕТСКИХ ВОЕНАЧАЛЬНИКОВ

И, чем военачальник выше, тем сложнее судьба его мемуаров. Уже военные маршалы высказались, вышли мемуары Рокоссовского, Конева, Мерецкова, Воронова, Малиновского, уже и послевоенные (Бирюзов, Чуйков) публиковали статьи и книги, уже генеральские мемуары стали публиковаться вслед, а Жуков и Василевский все еще молчали. Молчание столпов Ставки, тех, чьего голоса больше всего ждали, становилось подозрительно и тревожно.

"Воспоминания и размышления" Жукова наконец вышли - почему-то в издательстве АПН - и всех разочаровали. Они ни в малейшей мере не стали откровением. Что он там нам рассказывает, наш герой, о подготовке к войне? По книге А.Некрича "1941, 22 июня", которую читали и пересказывали взахлеб, все до последнего школьника знали, что СССР к войне готов не был. Чьи ошибки скрывает маршал? Свои? Да он начальником Генштаба пробыл всего полгода. Сталина? Зачем скрывает? Зажимают рот? Кому, Жукову? Это невероятно! Почему не рассказал маршал хотя бы о том, чем в канун войны занимался Генштаб? Работали по 18-19 часов в сутки - над чем? Не может быть, чтобы ему позволяли так же мало, как нам, рядовым писателям.

Оказалось, что может.

В 1971 я подружился со скрипачом Рафаилом Соболевским, близким семье маршала, и невероятное оказалось печальной реальностью. До какой степени мешали писать, толкали под руку, нашептывали и диктовали я, впрочем, не узнал до появления не во всем справедливой, зато богатой фактами книги Бориса Соколова "Неизвестный Жуков: портрет без ретуши". Чего стоит один лишь проект КГБ - тайно обыскать дачу маршала во время его отсутствия. А что? Добраться, понимаешь, до рукописи и посмотреть, чего он там такое пишет. Сию остроумную и высокоморальную затею рьяного Семичастного, бывшего молодежного вождя, не воплотили в жизнь, видимо, лишь из опасения нарваться на дочерей маршала и таким образом вызвать скандал. Популярности партии и ее верному органу это уж точно не прибавило бы.

В 1974 году завязались мои отношения с Политиздатом, и заведующий отделом "История Советской Родины" однажды, когда беседа зашла о мемуарах Жукова и я выразил удивление по поводу их скудости, полушепотом сказал: "А мемуары Василевского? Знали бы вы, что вокруг них творилось... Маршал не отдал их ни АПН, ни Воениздату. Мы издали! - Он произнес это с гордостью. - И не без больших трудностей..."

Теперь мы знаем, что "Воспоминания и размышления" Жукова были опубликованы с громадными купюрами после унизительных трехлетних проволочек. Сколько времени пропутешествовала по издательствам рукопись маршала Василевского осталось неизвестно. Словом, свирепость советской цензуры приглашает к тому, чтобы читать мемуары полководцев между строк: вдруг что-то да втиснули они в свои палимпсесты, многократно стираемые и переписанные в угоду наследникам вождя, Коммунистической партии и Советскому Правительству.

Мемуары опубликованы в том виде, в каком допустила цензура. Если маршалам удается посеять в читателе сомнение, то кое до чего он может догадаться сам. Но чаще их вынужденное молчание заставляет восстанавливать ход событий по фрагментам из других источников.

НЕОБЪЯСНИМЫЙ ПРОСЧЕТ

Почему-то я всегда думал, что, подводя вождя к мысли о контрнаступательной операции у Сталинграда, Жуков и Василевский рассчитывали и на самолюбие вождя: ну, как же, еще и этим войдет в историю, победой у города своего имени. Сталинградская битва!

Наверное, и читатели думают так же. Это не так. Название города заворожило прежде всего фюрера, он прельстился городом имени Сталина и, как выражаются шахматисты, совершил подставку. А ею как было не воспользоваться? Рельеф Волго-Дона идеален для применения танков, что сами же немцы невольно подсказали прорывом 23 августа. Тогда, словно ставя точку в вязком противостоянии с Красной Армией в излучине Дона, немецкий танковый корпус в один день пересек волго-донское междуречье и вышел к Волге на северной окраине Сталинграда. Теперь, когда вермахт втянулся в беспрецедентные в истории войн уличные бои в городе, ситуация взывала к нанесению концентрических ударов, создающих двойное кольцо и формирующих наружный и внутренний фронт для отражения попытки освободить окруженных с любой стороны. Кольцо запланировали замкнуть в дальнем тылу 6-й армии, за Доном, дабы затруднить немцам переброску резервов и парирование советских ударов. Азбука!

Вот как описывает схему операции маршал Василевский:

"После совещаний Г.К.Жуков и я подвели итоги работы, проделанной в войсках. 13 ноября уточненный план был доложен нами на заседании Политбюро ЦК партии и Ставки. Коротко наши выводы состояли в следующем. Группировка немецких войск в основном остается прежней: главные силы 6-й и 4-й танковой армий по-прежнему вовлечены в затяжные бои в районе города. На флангах этих сил (то есть на направлениях наших главных ударов) остаются румынские части. Подхода на сталинградское направление более или менее значительных резервов из глубины за последнее время не наблюдалось. Не отмечалось и каких-либо существенных перегруппировок в войсках противника, действовавших на этом направлении. В целом силы сторон на сталинградском направлении, по имеющимся данным, к началу наступления равны. На направлениях же предстоящих ударов наших фронтов в результате поступления из Ставки резервов и ослабления второстепенных направлений удалось создать мощные ударные группировки с таким превосходством в силах над врагом, которое позволяет безусловно рассчитывать на успех". (Выделено мной. - П.М.)

Читателю предстоит самому оценить надежность этих утверждений...

Известно было умение вермахта не теряться в окружении. Именно Василевский был ответственным исполнителем неудавшейся ликвидации котла в районе Демьянска. 16-я немецкая армия попала в него в феврале 1942 года. На территории "котла" находилось два крохотных аэродрома, и снабжение окружённых подразделений с середины февраля шло по воздуху. Ежедневно в "котёл" прибывало по 100-150 самолётов, доставлявших грузы и до 22 человек подкрепления почти в каждом самолете. Несмотря на отчаянные усилия Красной Армии ликвидировать группировку не удалось. В апреле 16-я армия пробилась к основным силам, сохранив Демьянск в своих руках. Фюрер ликовал. Прецедент сыграл с ним злую шутку, когда решался вопрос о выводе 6-й армии из Сталинграда.

Горький для Красной Армии опыт Демьянска был учтен, и определению численности окружаемой у Сталинграда группировки уделялось особое внимание. Участники операции отмечают требовательность Ставки к сбору разведанных и идентификации соединений и даже подразделений противника на театре предстоящей операции. Поисковые группы, выходившие из окружения военнослужащие, авиаразведка, пленные, - сведения из всех источников сводились вместе. К разведанной численности прибавляется некий процент, тем больший, чем менее надежны данные.

Сталинградская операция готовилась более двух месяцев, времени для разведки было достаточно. Главнокомандование располагало перечнем противостоящих полевых соединений. Знало и о вспомогательных частях. От пленных было известно о степени потрепанности войск, но эти подсчеты ведутся консервативно: численность противника не должна оказаться занижена. Ошибка в исчислении не может быть больше 25 процентов - всегда в сторону завышения, естественно.

Но не пятьдесят.

Не сто.

Не сто пятьдесят.

Не триста.

И не в сторону занижения!

Жуков о немецкой группировке в районе Среднего Дона, Сталинграда и южнее, по Сарапинским озерам, пишет: "В группировке насчитывалось более миллиона человек, 675 танков и штурмовых орудий, более 10 тысяч орудий и минометов. Количественное соотношение сторон было почти равным, за исключением небольшого нашего превосходства в танках". (Выделено мной. - П.М.)

Мы подошли к главному подвигу жизни двух полководцев, к тому, в свершении которого они так никогда и не сознались.

Боясь - и не без основания, - что вождь, гений всех времен и народов, запуганный вермахтом, снова сунет свой вездесущий нос в операцию и помешает им одним страшным ударом, в благоприятном исходе которого они были уверены, переломить ход войны, Василевский и Жуков преуменьшили в докладе вождю численность немецких войск, предопределенных к окружению в Сталинградском котле. Не то, узнав о размахе операции, Сталин мог не дать согласия на ее проведение, и громадная подготовительная работа армии и народа ушла бы впустую. Преданность делу оказалась сильнее страха перед вождем и его карательными органами. Видать, крепко было их доверие друг к другу, коль они сговорились - хоть и в интересах вождя, но какое это имело значение, головы летели по меньшему поводу. (Возникает соблазн думать, что это было затеей Василевского, непосредственно руководившего Сталинградской операцией. Но, если это и так, он не решился бы на это без согласования с Жуковым).

Этому "просчету" мы обязаны масштабом Сталинградской победы.

Столь чудовищное предположение надо аргументировать. Источники не из недр секретных служб Великобритании, как у г-на Резуна-Суворова, они воистину доступны всем. Это "Воспоминания и размышления" Жукова и "Дело всей жизни" Василевского.

"Мы с Александром Михайловичем предварительно согласовали свои предложения на этот счет..." "Переговорив с Василевским, мы назначили наступление...." "Я был хорошо информирован Василевским..." "Мы с Василевским..." - подобными оборотами пестрят жуковские мемуары. Отношения между столпами Ставки не оставляли желать лучшего до конца. Помимо того, что Сталинград повязал их противоправным деянием (если смотреть на дело формально), аналитический дар Василевского дополнялся оперативным мышлением Жукова, исполнителя решительного и беспощадного.

Обман едва не вскрылся. Слово Александру Михайловичу:

"...для меня Генштабом был подготовлен пункт руководства Юго-Западным, Донским и Сталинградским фронтами, предназначенными к участию в наступательной операции, куда я и собрался перебраться 17 ноября. Однако Сталин по телефону предложил мне прибыть 18 ноября в Москву для обсуждения одного из вопросов, касающихся предстоящей операции. Ничего более конкретного он мне не сообщил. В 18 часов в кремлевском кабинете Сталина проходило заседание ГКО. Сталин немедленно принял меня и предложил, пока шло обсуждение ряда крупных хозяйственных вопросов, ознакомиться с поступившим на его имя письмом командира 4-го механизированного корпуса В.Т.Вольского, предназначенного для выполнения решающей роли в предстоящей операции на участке Сталинградского фронта. Комкор писал в ГКО, что запланированное наступление под Сталинградом при том соотношении сил и средств, которое сложилось к началу наступления, не только не позволяет рассчитывать на успех, но, по его мнению, безусловно обречено на провал со всеми вытекающими отсюда последствиями и что он как честный член партии, зная мнение и других ответственных участников наступления (выделено всюду мной. - П.М.), просит ГКО немедленно и тщательно проверить реальность принятых по операции решений, отложить ее, а быть может, и отказаться от нее совсем. ...Я выразил удивление по поводу письма: в течение последних недель его автор активно участвовал в подготовке операции и ни разу не высказывал ни малейшего сомнения как по операции в целом, так и по задачам, поставленным перед войсками вверенного ему корпуса. Более того, 10 ноября на заключительном совещании он заверил представителей Ставки и военный совет фронта, что корпус готов к выполнению задачи, а затем доложил о полной боеспособности и об отличном, боевом настроении личного состава этого соединения. В заключение я заявил, что никаких оснований не только для отмены подготовленной операции, но и для пересмотра сроков ее начала, на мой взгляд, не существует.

Сталин приказал тут же соединить его по телефону с Вольским и после короткого и отнюдь не резкого разговора с ним порекомендовал мне не обращать внимания на это письмо, а автора письма оставить в корпусе, так как он только что дал ему слово во что бы то ни стало выполнить поставленную корпусу задачу".

(Сопоставляя английский перевод книги Василевского с русским оригиналом, я с изумлением отметил, что этот важнейший эпизод попросту выброшен из английского текста, услужливо подготовленного для Запада в 1981 году московским издательством "Прогресс").

Комментировать здесь, на мой взгляд, нечего.

Командующим армиями и корпусами при постановке задачи неизбежно должны были сказать о численности окружаемой группировки противника. Если и не сказали, они способны были грубо определить это сами, исходя из масштаба окружения. Сталинградские командиры - это были не начинашки 1941 года. Они сознавали, что окружают полнокровную армию вермахта. Штурм Сталинграда длился. Ледостав не завершился, сообщение через реку прекратилось, Паулюс не ожидал советского контрнаступления, имел основания полагать, что именно теперь пришло время уничтожить остатки гарнизона города, и острие клина было насыщено.

Почему все смолчали, а выступил один Вольский? Он ведь ссылался и на других ответственных участников наступления.

Его корпус был на направлении главного удара... Он понимал размах операции... Был ответственнее других... Отважнее...

Мы не узнаем. Наверно, в телефонном разговоре с вождем ему было сказано то, что, несомненно, могло переубедить любого...

Не верю, что Жуков и Василевский обманули Сталина. Вождь позволил обмануть себя: мол, победа - моя заслуга; поражение - их вина. И кара, естественно. А там, если что, с обескровленным фюрером перемирие заключить можно, армию доукомплектовать, генералов назначить... и врага добить.

Просчет обнаружился, едва кольцо замкнулось, и войска приступили к расчленению группировки и ликвидации ее по частям.

"... к сожалению, ожидаемых результатов наступление не принесло. В наших исходных расчетах, на которых основывалось решение об уничтожении окруженного противника действиями с ходу, была допущена серьезная ошибка. По разведывательным данным из фронтов, принимавших участие в контрнаступлении, а также разведывательных органов Генерального штаба, общая численность окруженной группировки, которой командовал генерал-полковник Паулюс, определялась в то время в 85--90 тыс. человек. Фактически же в ней насчитывалось, как мы узнали позднее, более 300 тыс", - пишет Василевский в мемуарах.

Так-так... Значит, это на отсечение 90 тысяч готовились в полной тайне в течение двух месяцев три фронта... Лишь на 90 тысяч от всей 6-й армии с ее приданными частями отважились генералы, пережившие потери в Киевском, Вяземском, Харьковском и многих других котлах... И это после взвешивания всех факторов и многократного сопоставления разведанных в наших исходных расчетах была допущена серьезная ошибка... Полно, господа, мы слишком вас уважаем.

Впрочем, выслушаем оправдания героев, коих скромность воистину украшают. Эти эскапады не против них. Их подвиг не померкнет, как и подвиг Сталинграда. Но он существенно умаляет заслуги их патрона, Сталина, ибо что же это за Верховный такой, что победы ради надо не только врага, но и его перехитрить?

Итак, Василевский:

"Мы не учли пополнений, которые поступали в соединения 6-й полевой и 4-й танковой немецкой армий в процессе их наступления и обороны, и огромного количества частей и подразделений всякого рода специальных и вспомогательных войск, попавших в "котел".

Вспомните, читатель, его же, сказавшего выше: "Подхода на сталинградское направление более или менее значительных резервов из глубины за последнее время не наблюдалось".

"Между тем личный состав этих войск в большинстве своем был использован в дальнейшем для пополнения боевых частей, - продолжает Василевский. - Так, мы совершенно не принимали в расчет попавшие в окружение дивизию ПВО (кинем на нее 30 тысяч. Жирно, но не станем скряжничать. - П.М.), более десятка отдельных саперных батальонов (1,5-2 тыс. каждый), санитарные организации и подразделения..."

... И?

"... многочисленные строительные батальоны, инженерные отряды из организации Тодта (многочисленные... строительные...), части полевой жандармерии, тайной военной полиции и т. д."

Саперные батальоны, строительные батальоны, инженерные отряды... Вот именно - и т.д. Как перед вождем оправдывались, так и в книгах прописали.

МАРШАЛ А.М.ВАСИЛЕВСКИЙ

Ни одна книга, упоминающая Жукова, не обойдет Александра Михайловича Василевского.

Сын священника, он пошел по стопам отца и избрал духовную карьеру. Окончил семинарию, намеревался поступить в Московский межевой институт... Война смешала планы. В феврале 1915 года он уже был в Москве, в Алексеевском военном училище. Стать офицером решил не ради карьеры военного. Он по-прежнему мечтал стать агрономом и трудиться в любом месте бескрайних российских просторов. Но лозунги о защите отечества захватили юношу. Он и не предполагал, что это станет делом всей жизни...

Василевский был выпущен прапорщиком, с одной звездочкой на просвете погона. Он признается, что ему нелегко было ломать себя, вырабатывая командирские навыки. Судя по тому, как отдавал распоряжения во время Великой Отечественной войны ("Надеюсь, мои соображения будут вами учтены?"), он, заместитель Верховного и представитель Ставки, так и не переломил себя окончательно.

Он участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве и, со свойственной ему вдумчивостью, уже из этого опыта сделал некие обобщения. Ввиду потерь в офицерском составе стал командовать батальоном, но после революции уволился из армии. 23-летний прапорщик добрался домой, с энтузиазмом учительствовал в сельской школе, но в апреле 1919 года уездным военкоматом был призван на службу в РККА.

Первый год командирская деятельность Василевского сводилась к охране комиссий, занимавшихся реквизицией зерна по продразверстке. Затем была Польская кампания, во время которой Василевский был назначен заместителем полкового командира.

Далее следует эпизод, отчетливо показывающий характер этого несгибаемого толстовца в мундире. В штабе Василевскому вручили "...телефонограмму от командира бригады Калнина, в которой тот обязывал меня немедленно вступить в командование 427-м стрелковым полком и уже к утру во что бы то ни стало восстановить утраченное им положение. <> На мой вопрос, где можно найти 427-й полк, его штаб и прежнего командира, комбриг назвал район, фактически занимаемый тем самым батальоном, из которого я только что прибыл. Описав истинную обстановку на этом участке, я посоветовал срочно выдвинуть в район прорыва из бригадного резерва 428-й стрелковый полк и попросил дать мне хотя бы одну ночь на сбор и приведение в порядок 427-го полка, оказав при этом помощь в людях. В ответ последовал приказ немедленно явиться в штаб бригады, расположенный в деревне Вейки.

В штабе комбриг в категорической форме повторил прежний приказ. Я доложил, что при всем желании выполнить этот приказ не смогу. Меня тут же взяли под стражу и направили в ревтрибунал, находившийся в Волковыске. Не успели мы отойти версты четыре, меня вернули в штаб бригады и вновь повторили приказ. Я ответил, что по-прежнему считаю его невыполнимым. Мне немедленно вручили письменное предписание, согласно которому "за саботаж и нелепую трусость" я смещался с должности помкомполка-429 и назначался командиром взвода в одну из стрелковых рот того же полка... <> Глубокой ночью я нашел роту как раз на том рубеже, где оставил ее днем. Взвод, в командование которым я вступил, занимал оборонительную позицию на открытом фланге полка. Вскоре к нему примкнули подразделения 428-го полка, только что выдвинутого по приказанию комбрига из резерва (об этом я и просил его). А через несколько дней упорных боев, когда я успел уже оценить ни с чем не сравнимую стойкость и мужество бойцов своего взвода, пришел приказ начальника 48-й дивизии прибыть в его распоряжение. В штабе... <> ...объявили мне, что в результате тщательного расследования, проведенного партийными и следственными органами дивизии, предъявленное мне командованием бригады обвинение совершенно не подтвердилось...<> Командование и политотдел 11-й стрелковой дивизии сообщили, что за успешные и умелые действия в боях на реке Шоша в начале июля 1920 года был поставлен вопрос о представлении меня к ордену Красного Знамени. Приказ комбрига был отменен, а меня, с согласия командарма А. И. Корка, назначили временно, впредь до освобождения должности комполка, командиром формировавшегося отдельного батальона нашей же дивизии".

Дальше была борьба с бандитизмом, командование отстающими частями для превращения их в образцовые, курсы "Выстрел", и, наконец, переброска в аппарат Наркомата обороны, в Управление боевой подготовки РККА. Это произошло по инициативе начальника Штаба РККА Триандафиллова, лишь три месяца пробывшего в своей должности и, к радости безграмотных рубак Первой конной, погибшего с другими видными штабистами в авиационной катастрофе. Неизменно бросаемого на провальные участки, Василевского в 1934 году из Генштаба направили в Приволжский округ начальником отдела боевой подготовки войск. Осенью 1936 года - окончательный поворот в судьбе: приказом наркома полковник Василевский зачислен слушателем первого набора в только что созданную Академию Генерального штаба...

Сократить новеллу о Василевском не дает драматичность современных ему событий. Вот он отучился год в академии. Вот он сообщает, что с 1 июня по 15 июля 1937 года всем слушателям Академии предоставлен летний отпуск, после чего их направили на двухнедельную войсковую стажировку на корабли Военно-Морского Флота. Но он перепрыгивает через этапное, нет, эпохальное, жуткое событие - ликвидацию самых авторитетных людей РККА. Они воплощали не только ум армии, но и честь, и совесть ее. Это произошло 11 июня. С каким чувством находившийся в отпуске полковник принял известие о том, что его командиры Корк и Уборевич, его кумиры Тухачевский и Якир изменники? Быть может, лишь отпуск сохранил ему жизнь. Дал время понять, что в контактах с сослуживцами надо держать язык за зубами и не выдавать своих чувств. Он возвращается к учебе, а в стране уже идет широкомасштабное истребление ее лучших людей: разделавшись с верхушкой военных, Сталин безнаказанно уничтожает инакомыслящих в государственном масштабе. По данным Ольги Шатуновской, было репрессировано 19 840 000 человек, из них расстреляно больше 7 миллионов. Сколько погибло в лагерях, точно установить не удалось.

Тридцать лет спустя маршал все еще более чем сдержан: "Завершение курса близилось, но закончить его большинству из нас так и не удалось. Одной из причин этого явились имевшие место в стране, в том числе и в Вооруженных Силах, нарушения ленинских норм партийной и государственной жизни и социалистической законности, совершенно необоснованные репрессии, в результате которых часть командно-политического и особенно руководящего состава Вооруженных Сил, преподавателей и слушателей академий была арестована. <> ...последовала серия быстрых назначений и перемещений. Свыше 30 слушателей нашей Академии первого набора были направлены на различные, порою довольно высокие командные и штабные должности. Продолжала учение лишь половина, а окончила его - четверть набора".

То, чего нет в книге, маршал высказал в беседе с Конст. Симоновым: "Вы говорите, что без тридцать седьмого года не было бы поражений сорок первого, а я скажу больше. Без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году".

"В конце августа 1937 года возглавлявший тогда временно Академию преподаватель Я. М. Жигур дал мне указание принять входившую в состав кафедры оперативного искусства (армейской операции) кафедру тыла, которой до того руководил крупный специалист этого дела И. И. Трутко, - пишет Василевский. - Назначение для меня было совершенно непонятно, так как я в данной области специально никогда не работал. Однако мне было сообщено, что назначение сделано по представлению прежнего командования Академии и уже санкционировано начальником Генерального штаба. Таким образом, я волею судеб оказался вдруг в роли не только преподавателя, но и начальника кафедры такого ответственного учебного заведения, как Академия Генерального штаба".

Он был идеальным собеседником, деликатным внутренним голосом, тактично выдвигавшим альтернативные подходы. Ему, поповскому сыну, нелегко было в несомневающейся армейской среде. Когда Шапошников уже не попросил, а взмолился освободить его от должности начальника Генштаба, Василевского более месяца уговаривал - кто? Сталин! - принять этот пост.

Да ведь что такое Генштаб? Лишь беглое перечисление его функций способно повергнуть в трепет.

Генштаб - это мобилизация, формирование резервов, их комплектование офицерским составом и всем нужным для ведения боевых действий. Это военно-учебные заведения и подготовка офицеров всех рангов. Это разведка, транспорт, санитарное, ветеринарное, продовольственное и обозно-вещевое обеспечение армии и снабжение ее горючим. Это руководство Главными управлениями родов войск, управление военным строительством, конструкторскими, изобретательскими и научно-исследовательскими работами. Это разработка планов оперативно-стратегического использования всех видов вооруженных сил, их развития и мобилизационного развертывания. Это составление заказов для промышленности по созданию запасов. Это разработка мероприятий, связанных с подготовкой театров военных действий. Наконец, это оперативное руководство войной на фронтах, планирование согласованных движений на всем пространстве от Черного до Баренцева моря. И за все это отвечать ему? Он помнил времена, когда во главе Главных управлений и отделов Штаба РККА стояли личности, уровень и масштаб мышления которых он считал недостижимым. Их уничтожили. Воинскими частями и соединениями командовали мыслящие, обученные, опытные строевики. Их уничтожили. Гребень чистки так прочесал кадры, что с трудом наберешь толковых людей даже для штата Генштаба. А в войсках положение попросту ужасно!

Читатель, вероятно, полагает, что эпиграф, печальная острота Виктора Шендеровича, относится к ремонтажу истории из крупиц истины. Ничего подобного. Это о Жукове и Василевском, об их усилиях собрать армию из того, что осталось от нее после чистки. Никто не расскажет, через какие страдания прошли замученные Сталиным командармы. Но никто не расскажет и того, чего стоило Василевскому утверждать командирами соединений тех, о ком он заведомо знал, что ни по образованию, ни по опыту, ни по умственным способностям они не подходят для отведенной им роли. В Генштабе его окружали товарищи в лучшем случае равные ему по степени понимания происходящего. Из прежних кумиров остался в живых один - больной и морально сломленный Б.М.Шапошников. Он-то и был начальником Генштаба. Теперь он уходил и рекомендовал на свое место его, Василевского. Но Александр Михайлович уже успел настрадаться от грубости вождя. Мысль, что с ним придется сталкиваться ежедневно и проводить, вероятно, немало часов, приводила интеллигентного генерала в ужас. Он не мог примириться с грубостью. И не мог отвечать грубостью, как это случалось Жукову. Не зря в разговоре с Симоновым, уже на больничной койке, он сказал: "Если говорить о людях, которые натерпелись от него (Сталина), то я натерпелся от него как никто". И потом, он знал, что неизбежно пойдет наперекор вождю, когда в очередной критической ситуации не сумеет переубедить его (как не сумели они с Шапошниковым сделать этого в майской катастрофе под Харьковом). Уж он-то знал, чем чревато несогласие с вождем в мирной обстановке. А во время войны?!..

Но что было делать? Фронтами надо было руководить безотлагательно. Бесперебойная работа Генштаба - основа всего, и проволочка с назначением сама по себе могла породить проблемы. Как ни желал Александр Михайлович избежать ежедневных контактов с вождем, он, видимо, решил сей казус философски: я солдат, на войне как на войне, опасно всюду, и контакты с вождем следует расценивать как фронтовую опасность - артналет, бомбежку...

В самый канун новой катастрофы на юге, 26 июня 1942 года, генерал-полковник Василевский был назначен начальником Генштаба РККА. Через день, на рассвете 28 июня, началось неожиданное для Сталина и неразгаданное Генштабом под его мудрым давлением генеральное наступление вермахта, операция "Блау"...

Маршал Василевский о себе поведал в мемуарах, но о многом умолчал вынужденно. По присущей ему скромности умолчал и о том, что был соавтором всех стратегических решений Великой Отечественной войны, даже пребывая в скромном звании генерал-майора, ибо и тогда его должность была - начальник оперативного отдела и заместитель начальника Генштаба. Он был одаренным военным мыслителем. Без него не было бы ни Сталинграда, ни спланированных позднее операций 1944 года (где - уже не впервые - блеснул чудом уцелевший в чистке талант РККА, Рокоссовский), да и Сталинград обошелся бы дороже. Василевский победитель Квантунской армии, а эта великолепная операция - идеал бескровности. Заслуга в торможении вермахта в кампании 1941 года принадлежит главным образом Жукову, но за его спиной стоял Генеральный Штаб (которому Сталин, впрочем, не очень еще доверял). Зато сдерживание вермахта в кампании 1942 года, когда Жуков был всего лишь командующим фронтом, заслуга главным образом Василевского. Хоть и пишет он в мемуарах, что фактически начальником Генштаба стал 15 октября 1941 года в осажденной Москве, когда Шапошникова эвакуировали в Куйбышев, подлинным хозяином в Генштабе он себя не чувствовал. Он смел лишь предлагать. Но назначение, пусть и против воли, начальником Генштаба, сделало его ответственным за всю Красную Армию, частью которой был уже двадцать лет и трагическую историю которой переживал трепетно. Как бы страшен ни был вождь, ответственность за свою армию Василевский с себя не слагал и на вождя не перекладывал. Теперь он уже не только предлагал, он отстаивал. Даже настаивал. Отсюда самостоятельность его действий летом 1942 в излучине Дона, отсюда поддержка резервами Жукова в центре, отсюда завязка Сталинграда и, наконец, прямое непослушание вождю в критический момент Сталинградской операции (о чем позже). Возможно, Василевский первым сообразил: Сталин этот город так просто не отдаст, а Гитлер на Кавказ мимо него так просто не устремится. Здесь и отвлечь фюрера от бакинской нефти!

Надо было обладать не только военной прозорливостью, но и политическим чутьем для такой догадки.

Василевский летом 1942 года сыграл ту же роль, что и Жуков летом 1941 года. Он соединил функции начальника Генштаба с функциями генерала-оператора. Ход событий летом 1942 наводит на мысль, что он еще с донских переправ прямо-таки заманивал вермахт к Сталинграду. И вот в июле, в разгаре немецкого наступления, газеты Англии и Америки запестрели аршинными заголовками: "Русские остановили немцев на Дону!"

В летней кампании 1942 года советский Генштаб отчетливо переиграл OKW, в чем главная заслуга принадлежит, конечно, Василевскому. Он распределял резервы, поощряя активность Западного фронта - и одновременно по мере сил не отдавая вермахту целиком инициативу на Сталинградском предполье, что вызывало у OKW тревогу за северный фланг далеко оторвавшегося Клейста. Переброска сил вермахта к Сталинграду в защиту этого фланга замедлила наступление на Кавказе - но Кавказ и был главной заботой Генштаба. В результате уже в начале сентября создалась обстановка, губительная для вермахта, ввязавшегося в ожесточенные бои по всему огромному фронту от Воронежа до Новороссийска.

Если бы не переименование Царицына в Сталинград, быть может, вовсе не здесь разгорелось бы главное сражение 1942 года. Конечно, резервы по-прежнему оставались в руках Сталина. Но теперь, после майских поражений в Крыму и под Харьковом, после прорыва вермахта к перевалам Кавказа он стал сговорчивее в вопросе распределения этих резервов.

ЗАМЫСЕЛ

Все еще спорят о том, кому принадлежит замысел Сталинградской контрнаступательной операции. Но она была лишь частью замысла зимней кампании 1942-1943 гг. Архивы Генштаба закрыты, об авторе наброска наступательной операции можно лишь гадать. Несомненно, это был офицер оперативного отдела, имевший больше времени для раздумий, чем занятое повседневными делами и теребимое вождем начальство. Главная заслуга во всей Сталинградской эпопее от самого ее начала 25 июля 1942 года до завершения 2 февраля 1943 года принадлежит Василевскому. Он руководил обороной, он корпел со своими операторами над картами, он прислушивался к их мнению. Его же заслуга и в том, что замысел контрнаступательной операции был оценен и принят как рабочий элемент общего плана зимней кампании - видимо, после обсуждения с Жуковым. Убежден, что это Василевский в критические для города дни, перебрасываясь несколькими словами с Жуковым в кабинете Сталина, погруженного в изучение своей карты дислокации резервов, возможно, в расчете на звериный слух вождя и его распределенное внимание намеренно обронил фразу, услышанную вождем, с которой все закрутилось: "Видимо, надо искать какое-то иное решение".

Мы все еще далеки от того, чтобы узнать о размахе "иного решения", но вполне можем отметить: подготовка и исполнение Сталинградской операции великолепны, хотя в замысле ее нет ничего особенного. Это грамотная схема в русле школы РККА, питомцем и учеником, а потом и учителем которой был Василевский: отсекающий удар по врагу, измотанному в оборонительном сражении. Выдающимся является выбор времени для операций (? - множественное число, не ошибка ли?), размах которых (- ?) выяснился лишь недавно. Планировать такое, когда судьба города на волоске, а немцы штурмуют Новороссийск и Туапсе!..

Но кому, как не Василевскому, было искать иное решение? Он, начальник Генштаба, руководил формированием резервов и лучше всех в стране знал то главное, чем руководствуется командир, - собственные силы. Второй пункт в принятии решения на бой - оценка сил противника. Василевский, прирожденный штабист, не мог не знать о противнике все, что нужно.

До появления грандиозного трехтомного труда Дэвида Гланца "Armageddon in Stalingrad" я недоумевал: на каком основании была представлена вождю эта цифра окружаемой группировки - 85-90 тысяч? Второй том книги Гланца объяснил: то была численность немецких войск, вовлеченных в уличные бои за город. Эта цифра фигурировала в сводках, была привычна вождю, ее и назвали творцы операции.

Но при взгляде на карту делалось ясно: кольцо окружения охватит и город, и дальние тылы вермахта, тоже насыщенные войсками. Какова их численность?

Почему проницательный вождь не задал такого вопроса? Это навсегда останется загадкой. А спроси он - что Василевский ответил бы? Велик был риск!

Только сознательной слепотой, характерной для российской историографии, можно объяснить то, что, несмотря на инцидент с Вольским, версия Василевского-Жукова прожила долгую жизнь. При научном подходе к истории она не вышла бы из младенчества.

Возвращаясь к оправданиям и отказываясь принять их, я как бы обвиняю маршалов в тягчайшем из воинских проступков, о котором они, как люди военные, хотели бы попросту не вспоминать, не то чтобы зачислить себе в заслугу. Этот поступок - дезинформация вышестоящего начальника для получения от него разрешения на задуманную операцию, на которую начальник не согласится, если представить ему информацию объективную. Эти умные люди помнили, как их начальник использовал представленную разведкой точную информацию в канун войны. Знали о его дилетантизме. Учитывали его неверие в возросший уровень генералитета и войск. Он читал карту, как план, верил лишь цифрам численного превосходства. Могли они надеяться, что представление объективной информации приведет к разумному решению?

Словом, кто как, а я маршалов не осуждаю. Более того, за этот поступок я склоняюсь перед ними. Сталинград, на страх и риск Василевского и Жукова, состоялся в их варианте. Правда, они полагали, что немцы в котле окажутся податливее, и удар продолжится на юг. Тогда удалось бы прижать Клейста к морю, где был советский Черноморский флот и не было флота у немцев. Освободится масса войск плюс резервная 2-я гвардейская армия Малиновского, та, что остановила рвавшегося к Паулюсу Манштейна. То-то наделала бы она дел в тылах ослабленной в боях группы Клейста!

Но 6-я армия сковала войска двух фронтов, и 2-ю Гвардейскую пришлось бросить на перехват Манштейна. Василевский сделал это своей властью и всю ночь в ожидании звонка вождя, разрешающего то, что уже совершалось, ходил из угла в угол по штабной избе. "Черт с вами, берите!" - злобно бросил вождь в пять утра и швырнул трубку. А если бы сказал "Нет!"? Не за то ли получил Александр Михайлович первую свою звезду Героя, не за отвагу ли перед лицом вождя? Это - подвиг.

Режиссером Сталинградской операции был Василевский, он и оправдывается. Жуков в детали не вникает, но одна фраза в мемуарах побуждает думать, что он не остался в стороне:

"В конце сентября меня вновь вызвал И.В.Сталин в Москву для более детального обсуждения плана контрнаступления. К этому времени вернулся в Москву и А.М.Василевский, изучавший условия для контрнаступления армий левого крыла Юго-Восточного фронта. Прежде чем явиться в Ставку, мы встретились с Александром Михайловичем, чтобы обменяться впечатлениями". (Выделено мной. - ПМ)

Хотели бы потомки узнать, как двое обменялись впечатлениями. То был подлинно исторический обмен. Он был таковым в общечеловеческом смысле. Он доказал, что и в глухие времена человеческие чувства и отношения не исчезают - даже вопреки здравому смыслу. Ибо, мысля здраво, высокопоставленные чиновники под бдительным оком тирана и всего его аппарата не войдут в сговор, не посмеют. Чего ради? Да шут с ним со всем, ну, добьемся меньшего успеха, зато без риска, зато согласно его предписаниям!

У них даже времени не было на тонкую мотивацию. Не верю, боюсь - или верю. Вот все, что им оставалось. Патриоты своей страны, военные-профессионалы, они выбрали второе.

Если кто-то в наше время разуверился в человечности, если полагает, что резервы духа исчерпаны и мы обречены на один лишь скаредный эмпиризм, пусть вспомнит этот эпизод истории и то, как двое поверили друг другу в стране тирании в страшный для нее час.

СТРАШНАЯ СКАЗКА СТАЛИНГРАДА

Во время уно на вопрос, верно ли, что Волгоград будет снова переименован в Сталинград, Александр Бовин ответил, что это ему неизвестно, но "...переименовать необходимо. Большинство советских людей рождены после войны. Им следует знать имя человека, который допустил немцев до Сталинграда". По тону это лучший из сарказмов, слышанных мною. По сути Бовин имел в виду, конечно, не укрепление памяти деспота, а увековечение подвига народа.

Символично само название места, где преломилась война. Так можно бы сказать - Пулеград, Смертеград... Со свойственной истории издевкой место получило известность как Сталинград. Но звучание, каково бы оно ни было, лишь ритуальная сторона дела, конец парада вермахта по просторам Европы и Азии. Бытовая сторона - гибель сотен тысяч немцев, русских (собирательно), итальянцев, румын и других воевавших по воле Гитлера и Сталина народов. А явление - дело рук великого вождя, всецело вопреки разуму, всецело на его совести: небывалой ценой победили Голема, которого сами же породили идеологически (расчисткой ему пути к власти, разрывом с германской социал-демократией) и физически (попустительством и строительством ему самолетов и танков на своих заводах ради получения его технологии).

Остается прояснить три момента: первый - в чем же состоял подлинный дар того, кого величали (и снова стали величать) гением и корифеем наук и чье имя прикрепили к победе на Волге; второй - какой ценой досталась эта победа; третий - о соавторах замысла грандиозной военной игры на пространстве, многократно превышающем Волго-Донское междуречье...

О первом написано множество книг. Западные историки исследовали феномен Сталина с присущим науке хладнокровием.

Сперва отметим: все доступно тому, кто, надев личину благообразия, отвергает мораль. Если на ринг выходят двое, один в боксерских перчатках, а у второго в перчатке клинок, не надо быть пророком, чтобы предсказать - кто победит. Сталин был таким боксером, клинок в его перчатке разил безжалостно, и забота у вождя была одна: бить так, чтобы клинок не обнажался. Уголовный опыт у него был обширный, закаленный годами подполья, и это ему удавалось. Подпольными методами он правил, став генсеком, и в РККА путем убийства были устранены на начальном этапе наиболее опасные вождю деятели армии, контролировать которую, в отличие от полицейского аппарата, он не был уполномочен. Так ушли многие - якобы утонувшие, якобы убитые из ревности, умершие при неудачной хирургической операции и погибшие в якобы случайных авиакатастрофах.

Но и после устранения наиболее опасных вождю все еще оставалось слишком много работы, индивидуальным террором ее было не выполнить. Армия к тому же продолжала развиваться независимо от него. Она училась, крепла и постепенно сбрасывала неприсущее и ненавистное ей двуначалие, иго политического комиссарства. Эта победа военных, представляемых Фрунзе, стоила наркому жизни. Но введение единоначалия, сторонниками которого, нередко скрытыми, были все командиры, лишало вождя контроля над деятельностью армии. Он еще не укрепился, основную борьбу вел на политическом ринге, предельно озабочен был собственной безопасностью, для чего лихорадочно укреплял аппарат НКВД, и временно отступил. В этот период, 1926-34 гг., не отказываясь при случае от перчатки с клинком (апогей - "злодейское" убийство Кирова), основным методом борьбы с армией вождь избирает ее раскол.

О, в этом он и проявил свой дар, изощренно играя на честолюбии. По себе знал, как сильна эта страсть, и еще в 1924-25 гг. настоял на мерах по очищению командного состава армии от "чуждых" элементов. Так осуществилась первая чистка. Военные встретили ее без возражений: в чем-то вождю приходилось уступать в обмен на единоначалие, да это к тому же открывало вакансии. (Параллельно тот же процесс шел и в партии...)

А вождь получил ключик к замочку, и армейские вопросы решал теперь кадровым путем. Если человек в армии мешал, его переводили на ответственную гражданскую работу, даже с повышением. Неугодных отправляли в далекие экзотические миссии за рубеж. Много внимания уделялось улучшению условий жизни военных. Командиров буквально развращали благосостоянием. Для восхождения по служебной лестнице появился добавочный стимул, и соперничество в армии обострилось. Оно подогревалось практикой доносов, а непрестанные политические процессы грозили любому ярлыком троцкиста, оппозиционера или агента капиталистической державы. Эскалация подозрительности, страх быть уволенным из армии или быть переведенным на гражданскую работу привели к ослаблению связей внутри руководства армии. Чтобы не навлечь на себя и друзей подозрений в заговоре, военные высшего эшелона перестали общаться, чего вождь и добивался и что способствовало усилению его позиции.

Вакансии множились новыми чистками, инспирированными вождем через партийный аппарат. "Разделяй и властвуй!" Сперва убрали из армии командиров-дворян. Потом командиров непролетарского происхождения. Переводами на гражданские посты удалили всех, кого можно было удалить. Наконец, остались незаменимые, их перевести на гражданскую работу было невозможно, на них зиждилась мощь страны, ее неодолимая оборона. И тогда...

Суть "Дела военных" "...характеризуется детальной и тщательной подготовкой, организованной Сталиным совместно с его органами НКВД, а вовсе не является "молниеносным ударом" по конспирирующим армейским командирам, - с мудрой прозорливостью заключил Джон Эриксон в своей великолепной книге "Советское Главнокомандование", опубликованной еще в 1962 году. - Сталин должен был руководствоваться весомыми доводами, чтобы решить, что лучшие мыслители и лидеры Красной Армии ему не нужны. Ликвидацией наиболее независимой секции высшего командования Сталин избавил себя от последнего потенциального источника лидирования, способного быть соперником его лидерству. Процесс уничтожения его политических оппонентов был предпринят не столько из опасения заговора, сколько для блокирования такой возможности".

Так погибли последние мыслящие деятели страны, наивно полагавшие, что армия неодолима, ее нельзя сместить, и убедившиеся в своем заблуждении слишком поздно, на XVII съезде, когда оказалось, что сместить нельзя лишь Сталина.

Как уничтожение военных обставлено было технически?

Вождь не начинал расправы, пока на месте Ягоды не укрепился Ежов в новом для него амплуа наркома внутренних дел. Машина уничтожения заработала - сразу на полных оборотах! -когда Сталин посвятил Ежова в сценарий согласованных действий ЦК и НКВД. До тех пор армия ограждала Сталина от чрезмерной мощи НКВД - а оно, в свою очередь, подавляло армию. На этом этапе Сталин решил покончить с военными.

Сперва, 11 мая 1937, постановление ЦК снова ввело двойное командование. Комиссаров уравняли в правах с командирами. В этой связи, пользуясь шоком командиров, мигом потерявших власть, произвели молниеносную замену прежних комиссаров надежными сталинистами (впоследствии далеко не все они уцелели), а обреченных военных высшего эшелона передвинули: Тухачевского отправили с поста первого заместителя наркома командующим в Волжский военный округ (три территориальные дивизии и танковый батальон); на его место назначили Егорова, до этого бывшего начальником Генерального Штаба; на место Егорова Шапошникова; Якира сняли с Киевского округа и назначили в Ленинградский, но прежде, как и Уборевичу, велели прибыть в Москву, якобы на совещание, где обоих и схватили.

Самоубийство Гамарника подвело черту.

Реконструкция дальнейшего в свете поведения Сталина и вынужденно оброненных им фраз позволяет предположить, что репрессии приняли размах, при котором события в известной мере стали выходить из-под контроля. Полагаю, что вождь стал опасаться, как бы Ежов не пожелал захватить власть. Даже если это казалось безумием и обречено было на неудачу, самый факт восстания НКВД против вождя выбивал почву из-под его ног. При его характере заподозрить Ежова было естественно: русский, происхождения самого подходящего, сосредоточил огромную исполнительную власть, армия, соперница НКВД, повержена и безгласна... Теоретически Ежову ничего не стоило взять власть: аппарат подавления был в его руках и заполнил бы вакансии, занимаемые соратниками Сталина, которых Ежов попросту перестрелял бы заодно с вождем. Естественно, что час наркома пробил. Он был уничтожен и заменен своевременно подставленным под него и верным вождю Берией. Но когда пробил час Берии, постаревший вождь оплошал...

Вернемся к Сталинградской победе.

Напомню картинку, внушенную нам с детства и все еще не поколебленную в сознании бывших советских, нынешних российских граждан да и всех жителей планеты.

Советское Главнокомандование, сознавая, что прорыв подготовленной немецкой обороны все еще остается затеей безнадежной, обнаружило в ней слабые звенья - фланги у Сталинграда, занимаемые союзниками. Здесь и решено было провести наступательную операцию, поворачивающую ход войны. Отменно спланированная в междуречье Волги и Дона, операция и впрямь стала переломным пунктом Великой Отечественной войны советского народа против немецких захватчиков. Затем замысел представили триумфом советского военного мышления: одновременно со Сталинградской мудрое Главнокомандование провело отвлекающую операцию "Марс" - о ней есть краткое, в несколько строк, упоминание в 6-м (М., 1976) томе 12-томной "Истории Второй мировой войны" - против опоры Восточного фронта, группы армий "Центр", чем сковало вермахт, лишив его возможности помочь армии Паулюса.

Но история есть история, а мифы - лишь мифы. Мифы советской историографии... Этот разоблачен был американским историком Дэвидом Гланцем.

Работая над первым изданием своей книги в 90-е годы, ставить под сомнение советскую интерпретацию Сталинграда я и думать не думал. Современник событий, я помню напряжение 1942 года и зазвеневший наконец в эфире 2 февраля 1943 года голос Юрия Левитана "В последний час!" - о ликвидации окруженной группировки Паулюса. (Бои у Ржева - это было привычно с лета, о них сообщали постоянно, как о боях местного значения). Всегда, впрочем, удивляло нас, граждан СССР, одно: почему фюрер не выручил армию Паулюса? Не найдя ответа на этот вопрос в воспоминаниях советских военачальников, я сам не обрел и читателю не дал понятия о цене Сталинградской победы. Сетования мои о страшной тайне Сталинграда ограничивались в первых изданиях книги лишь одним: как случилось, что немцы дошли до Волги? Но шкатулка пополнилась подробностями того, как их выбивали оттуда. И это оказался подлинный скелет в шкафу советской истории...

В книге солидного советского историка Д.Проэктора "Агрессия и катастрофа", в главе, посвященной Сталинграду, я отметил фразу: "Перед Восточным фронтом с возрастающей ясностью вырисовывается главный район предстоящих русских операций на участке группы армий "Центр"". Отметил, и запомнил, и диву дался: донесение подписал Рейнхард Гелен, разведчик с незапятнанной репутацией, возглавивший после войны службу разведки ФРГ. Быть назначенным на такой пост после столь фатальной ошибки?!

А он не ошибся, о чем у Проэктора, разумеется, ни слова. Если и знал что-то советский историк, то молчал, как и маршалы. Зато об этом - увы, лишь в 1999 году, через несколько лет после первого издания моей книги - поведал Д.Гланц своей книгой "Крупнейшее поражение Жукова". Как никто на Западе, Гланц отдает должное вкладу СССР во Вторую мировую войну и не оставляет у читателей сомнений в том, кто именно сломил нацизм. На основании российских и германских архивов и воспоминаний участников событий американский историк раскрыл секрет пассивности немцев. Они в ходе Сталинградской операции не только не нанесли удара на другом участке фронта, но и сил не перебросили для парирования советского наступления, а к деблокаде Паулюса приступили лишь в середине декабря.

В мемуарах Жукова объяснение вялое: якобы для недопущения переброски к Сталинграду войск из мощной группы "Центр" Ставка решила одновременно с наступлением в районе Сталинграда сковать "Центр" ударами Западного и Калининского фронтов. В период между 20 ноября и 8 декабря планирование и подготовка наступления были закончены.

Позвольте, скажет читатель, значит, Гитлеру на оказание помощи Паулюсу дали двадцать дней - и он этим не воспользовался?? Калека!

Гитлер калека, конечно, но двадцати дней дадено ему не было. Дано было пять. Кольцо вокруг армии Паулюса замкнулось 24 ноября, а наступление Западного и Калининского фронтов началось в 7:50 утра 25 ноября. Заревели орудия, и пехота с танками пошли в атаку. Гелен не ошибся, и фюрер не ослабил группу "Центр", даже усилил ее армией Манштейна. Брешь в центре грозила последствиями куда более грозными, нежели гибель всей 6-й армии. Но прорыва в центре не получилось, и об операции было забыто. Неудача... Эта называлась "Марс". А ее продолжение в декабре, о котором мельком упомянул Жуков, "Юпитер".

А операции у Сталинграда - "Сатурн" и "Уран".

Планетарные операции! Имена богов!

И что же было брошено в бой?

Во втором издании мемуаров Жукова об этой операции Западного и Калининского фронтов сказано: "...операция, проводившаяся силами двух фронтов, имела важное значение..." В десятом издании вставлено одно слово: "...операция, проводившаяся частью сил двух фронтов, имела важное значение..."

Кто трогал текст? Жукова уже не было. Историю пишут, историю переписывают... Все же - частью сил двух фронтов или силами двух фронтов?

Обратимся к Гланцу. Операция проводилась не силами двух фронтов, а силами группировки в створе двух фронтов. Мощь группировки превосходила мощь ударных сил под Сталинградом. Не стану мучить читателя цифрами, приведу одну, но с замечанием: остальные - соразмерны ей.

Танков под Сталинградом было брошено в бой 1758.

А в операциях Западного и Калининского фронтов - 2072!

Десять армий, включая одну танковую, пошли 25 ноября 1942 года в наступление в районе Великие Луки-Ржев-Сычевка и у Вязьмы. В бой было брошено 667 тысяч солдат. Фюрер и его штаб обоснованно не сомневались, что операция центральных фронтов основная, а операция против Паулюса вспомогательная уже потому, что началась раньше. И резервы Ставки собраны были у Москвы и Горького (что германской разведке не так уж трудно было установить). И уполномоченным Ставки для руководства действиями против группы армий "Центр" был генерал армии Жуков, а одной из танковых армад командовал Катуков. Да-да, тот самый, чье имя немцам слишком даже хорошо было известно, победитель Гудериана. Их присутствие против группы армий "Центр", конечно, не афишировалось, но немцы отлично научились раскрывать псевдонимы, мелькавшие в радиообмене.

Людские потери Красной Армии в операции "Марс" - 100 тысяч убитыми и 235 тысяч ранеными и попавшими в плен. Потеряны были также почти все танки.

Результат? На помощь 6-й армии немцы сумели снять не больше одной дивизии из ржевского кулака.

Комментарий? Повременим. Этот этап анализа подытожим так: две равноценные операции с громадными жертвами понадобились Красной Армии в конце 1942 года, чтобы с колоссальным риском победить хотя бы в одной. Конечно, Василевский и Жуков, как мелькнуло выше, могли быть уверены в благоприятном исходе операции, которой предназначено было переломить ход войны. Но на деле судьба даже Сталинградского наступления не раз висела на волоске. Коромысло успеха могло качнуться в любую сторону. Качнулось в нашу. Но это у Сталинграда, где вермахт наступал и глубоко подготовленной обороны не имел. А у Ржева его оборона так была глубока, высоты так укреплены, выемки и ложбинки так пристреляны, что продвижение вперед и впрямь стало невозможным. Слабых звеньев не было на флангах группы армий "Центр", и фронт вермахта остался тверд.

Советская военная история ввела Сталинград в хрестоматию войны торжественно и пышно. Распространяться по поводу Ржева было запрещено. Жуков, вероятно, был рад этому.

Однако война велась двумя сторонами, и на руках другой тоже остались документы. Да и сама война была такова, что до сих пор не оставляет равнодушными военных аналитиков. Самый пытливый из ее школяров, завороженный преображением Красной Армии, потрясенный жертвенностью ее, а еще больше тем, что жертвам отказано было в памяти, предпринял почти детективное расследование событий. И с ужасом, понятным лишь западному читателю, не привыкшему к столь наглому сокрытию фактов, обнаружил, что обе операции были задуманы как минимум равноценными!

Равноценными?

У российского читателя, особенно у современника событий, чтение книги Гланца "Крупнейшее поражение Жукова" вызывает острую боль контрастом тактики сторон: осмысленная, активная, маневренная оборона немецкой стороны - и бессмысленное, однообразное устремление на смерть советской. Как иначе воспринимать перечисление советских атак, предпринятых с тупой монотонностью для достижения единственной цели - не дать немцам передышки? Зато цель была достигнута, вермахт скован.

Разве это перечит легенде Сталинграда? Наступление, тупое, отвлекающее... Как будто, нет, не перечит.

Как будто... Всей правды мы еще не знаем...

Русский читатель, современник Сталинграда, оказывается шокирован едва ли не в самом начале книги Дэвида Гланца.

"Вечером 26 сентября Сталин объявил командирам: "Продолжайте разрабатывать наступательную операцию. Запланируйте проведение двух ударов, Жукову поручается руководство ржевской операцией, Василевскому - сталинградской". В течение следующих дней Генштаб разработал общие планы двух двухэтапных операций, каждой было присвоено название планеты. Первая из них, операция Жукова, "Марс", должна была начаться в середине октября с целью окружения немецкой 9-й армии на выступе между Ржевом и Сычевкой. Две-три недели спустя за ней должно было последовать наступление на вязьминском направлении силами центрального участка Западного фронта, идущими на сближение с победителями операции "Марс" и полностью окружающими немецкую группу армий "Центр"... Первая операция Василевского, "Уран", предварительно намеченная на середину ноября, предпринималась с целью окружения немецкой 6-й армии в районе Сталинграда". (Выделено мной. - П.М.)

Обождите, обождите... А слабые фланги? И в чем хваленая одаренность замысла зимней кампании, если запланировано в начале октября бить по группе армий "Центр" - и лишь в ноябре заняться армией Паулюса? Значит, все, что нам десятилетиями долбили, - ложь? Просто, так обернулось? И результат выдали за гениально запланированную операцию?

Документы свидетельствуют: назначенная на 12 октября операция "Марс" из-за плохой погоды была перенесена на 28. Затем из-за задержки в переброске сил - читай: из-за недостатка паровозов и вагонов! - операцию пришлось снова отложить на более поздний срок. И лишь тогда, при очередном наезде в Москву, 29 октября, исходя из того, что начало операции "Уран" назначено на 19 ноября, "... Жуков рекомендовал начать наступление 24 или 25 ноября, чтобы извлечь как можно больше преимуществ из успеха операции "Уран". (Д.Гланц)

Последние слова цитаты выделены мной.

Книга Гланца была в моих руках, я читал ее - и не мог поверить глазам, не мог смириться с мыслью, что в замысле зимней кампании Красной Армии 1942-43 гг. Сталинградская операция не была основной. Ведь наша историческая битва! Ведь так мудро задумано! Лишь когда книга оказалась у меня в русском переводе (она опубликована в 2007 году издательством "Астрель" в Москве), я поверил: да-да, операция против группы армий "Центр" планировалась как основная, а операция против 6-й армии Паулюса как вспомогательная! Советская ложь так въелась в нас, что понадобилось прочесть правду на том же языке, на каком вбивали ложь.

Но, возможно, мы что-то упустили в мемуарах маршала? Он-то говорит об одновременном проведении операций...

Одновременно? Когда? У Жукова написано: "Ставка приняла решение одновременно с ходом наступления в районе Сталинграда организовать наступление Западного и Калининского фронтов..." и так далее. (Выделено мной. - П.М.) Значит, наступательная операция против армий группы "Центр" должна была начаться одновременно с ходом длящегося наступления у Сталинграда, то есть, после начала Сталинградской операции. Маршал в выражении своих мыслей бывал коряв, но неизменно точен и не позволял извращать себя при жизни. Его и так вынудили многое скрыть.

Впрочем, вынужденный извращать замысел кампании, он в своем сообщении - в столь кратком! - дважды противоречит себе. Он говорит об одновременном проведении "Марса" и "Урана", но время начала операции в центре называет такое, когда Сталинградское наступление уже развернуто ("...одновременно с ходом наступления в районе Сталинграда")! А, кроме того, еще и в том, что определяет эту операцию как вспомогательную ("...чтобы не допустить переброску войск из группы армий "Центр""), чему способствует отсутствующее в мемуарах, но заботливо вставленное в английский текст слово supplement в переводе, услужливо выполненном для Запада агентством печати "Новости"). Да и выше в мемуарах маршала операции в районе Вязьмы и Ржева мелькают как вспомогательные, приуроченные к Сталинградской. Но вспомогательную операцию не проводят после начала основной. Ее проводят до основной!

Наиболее вероятен такой вариант созревания замысла.

Первоначально, в октябре, намечалось прорваться на главном направлении, в центре, учитывая, что немцы увязли у Сталинграда и туда перебрасываются резервы вермахта. Это же облегчает положение сталинградцев: возможно, резервов туда пойдет меньше. К тому же при успехе прорыва в центре 6-я армия вынуждена будет перейти к обороне, обеспечивая отход фон Клейста. Тогда планировался удар по 6-й армии, чей наступательный порыв истощится, что, при прорыве в центре и успехе этого удара, обрекало весь Восточный фронт на развал, а группу Клейста на верную гибель.

Если такой замысел был, надо признать: задумано с размахом.

Осуществимо ли? Провал "Марса" показывает: нет, это не было осуществимо. Громадный риск такого предприятия еще до его начала стал ясен Жукову. Он, знавший мощь обороны вермахта на его бывшем фронте, уяснил, что лишь иной вариант не оставляет вермахту надежд: удар под Сталинградом - отвлекающий, предварительный, удар по слабейшему звену, удар более или менее наверняка. И лишь затем удар по группе армий "Центр", из которой, конечно, перебросят часть сил на помощь 6-й армии. Ставка вовсе не желала мешать такой переброске. Она жаждала ее! Тогда удар в центре размалывал всю германскую оборону.

Не вышло...

Почему Сталинградская операция была задумана вспомогательной, а операция в центре основной? При успехе у Сталинграда, куда более вероятном, чем успех на центральном участке, ударом на Ростов при должной концентрации войск рушился весь южный фланг вермахта с последствиями фюрера куда более быстрыми и страшными, нежели сталинградская эпопея.

Ответ я нашел в статье военного эксперта полковника Георгия Колыванова - не прямой ответ, но недостающий кусочек смальты в общей мозаике.

Сокрушающе-логичная статья Колыванова построена на основе общедоступной советской публикации - 12-томной советской "Истории Второй мировой войны". Статья опубликована уже после появления книги Гланца "Крупнейшее поражение Жукова" (но еще до публикации ее перевода в России) и камня на камне не оставляет от официальной версии Сталинграда как центра зимней кампании Красной Армии в 1942-43 гг. Г.Колыванов приводит таблицу 4 из 6 тома "Истории второй мировой войны". Таблица озаглавлена "Количество сил и средств в действующей армии по участкам стратегического фронта к 19 ноября 1942 г." и опубликована явно по недомыслию редакции. Что же следует из этой таблицы, читатель? А следует из нее вот что: из общей численности советских солдат на всех фронтах (6 миллионов человек) 2 миллиона 200 тысяч приходится на Московско-Брянский участок обороны - и лишь 1 миллион 400 тысяч на победоносный Воронежско-Сталинградский участок. Соответственно и орудия, и танки. В самолетах преимущество северного участка фронта не так явно - видимо, из того расчета, что зимой погодные условия на юге благоприятнее для эффективных действий авиации.

По меткому замечанию Г.Колыванова, таблица "...отправляет официальную версию истории Великой Отечественной войны в нокаут. Считать после изучения приведенных цифр, что в районе Сталинграда планировался главный удар, несерьезно, ибо они противоречат одному из важнейших принципов военного искусства - массированию сил и средств на направлении главного удара". Это, впрочем, характерно для советской историографии: привести верные факты в убедительной последовательности - и сделать из них противоречащие им выводы.

Но почему все же основной удар не был запланирован у Сталинграда? Ведь надежнее было ударить там, где ослаблены фланги и сама карта подсказывает следующий ход!

Ответ подсказала та же статья Колыванова.

Но для лучшего понимания сути дела перефразируем вопрос: почему основной удар запланировали на Западном и Калининском фронтах? Полковник Колыванов пишет:

"План кампании нельзя радикально изменить после того, как он разработан, утвержден, а государство, вооруженные силы страны приступили к его выполнению. Красные стрелы на картах можно перечертить в течение суток. Однако каким образом можно перебросить в новые районы сотни тысяч и миллионы тонн боеприпасов, горючего, продовольствия, иных материально-технических средств (которые загодя складировались в местах планируемого проведения главных операций очередной кампании), передислоцировать стратегические резервы - непонятно. Повторные воинские перевозки подобного масштаба невозможны просто по определению.

Приведем только один пример. В ту пору на железных дорогах страны использовалась исключительно паровозная тяга. Чтобы осуществить плановые воинские перевозки в соответствии с замыслом очередной кампании, требовалось сосредоточить колоссальное количество угля на узловых станциях. Причем именно на тех, в полосе которых планировалось нанести основные удары по противнику. Дабы что-то существенно изменить в замысле кампании после завершения перевозок (сотни тысяч вагонов, между прочим), уже невозможно подать команду - "Стой! Назад! Все в исходное!" Не будет даже сожженного угля для паровозов. На заготовку новых запасов топлива уйдет значительный промежуток времени, по срокам это будет как раз следующая кампания.

Иными словами, государство и его вооруженные силы с определенного момента становятся заложниками собственных планов. Имеет место своеобразный стратегический "цугцванг" или вынужденная последовательность оперативно-стратегических ходов. <> Хочешь - не хочешь, а операцию "Марс" проводить уже придется".

Читатель возразит: ну и что, разве это объясняет, почему основной назначили операцию в центре, а не у Сталинграда?

Есть такой старый анекдот. Старичок впотьмах ищет что-то на земле у фонарного столба. Прохожий спрашивает, что он потерял, и старичок отвечает, что потерял кольцо. "Вы его здесь потеряли, под фонарем? - Я не знаю... - Но вы ищете ее здесь! - Да, здесь светлее".

Думаю, в этом объяснение того, что Главнокомандование решило главный удар наносить в центре: там резервы, транспортная сеть, много дорог... Формирование складов - пусть даже не на захват всей Европы, а лишь на освобождение части своей территории - дело нелегкое. А Сталинград в стороне, дорожная сеть бедна, основная магистраль вдоль Волги хорошо просматривается, резервы придется перебрасывать кружным путем, а время дорого, ударить надо, пока немцы в Сталинграде не перешли к обороне... Давайте искать под фонарем, там светлее.

В туманных выражениях это признается и хрестоматийной советской "Историей Второй мировой войны". Таблицу 4 сопровождает следующий комментарий: "Обстановка не позволяла Верховному Главнокомандованию добиться существенного перевеса над противником в силах и средствах на направлении главного удара к началу контрнаступления. <> Для нанесения глубокого удара на сталинградско-ростовском направлении этих сил было недостаточно".

Вот почему тревожился Вольский! Понимал, что сил недостаточно. Что же мешало сосредоточить силы? Ведь они были. И что за обстановка такая, что не позволяла? Не иначе как Верховный посовещался со своими железнодорожниками, и они ему отчеканили: "Никак нет, вашбродь, перебросить в означенные сроки еще две тыщи танков и мильон пехоты на юг мы не сдюжим!" А, может, и не предлагали наши стратеги вождю главный удар наносить на юге. Может, попросту решили проводить главную операцию там, где ее легче готовить.

Вот те и хрестоматия... И вот как оправдывались стратеги... Вот почему и Александр Михайлович не всегда внятен... и почему так долго не публиковал мемуары... да и те Воениздат не принял, изданы они были Политиздатом.

Помимо прочего, полагаю, что Сталинградская операция удалась еще и потому, что была детально разработана талантливым военачальником, привычным к штабной работе. А Ржевская провалилась, ибо разработка ее детальной не была - возможно, из-за отсутствия разведданных. Но Жуков ли и Василевский повинны в том, что студент второго курса академии Генштаба Василевский был произведен в заведующего кафедрой взамен расстрелянного ученого, а начальник Генштаба Жуков не учился в академии и штабную работу ненавидел...

Генштаб разнес начало операций: пяти дней хватит Гитлеру, чтобы снять войска в помощь 6-й армии, и в центре возникнет ситуация, обещавшая куда больше, чем Сталинград. Снимет войска - обречет центр, не снимет - что ж, станем пахать Сталинград. Численное превосходство Красной Армии стало подавляющим, инициатива перешла в ее руки. Но оказалось, что о подготовленную оборону она способна была пока лишь колотиться. Лишь колотиться, но, хоть и ценой огромных потерь, не позволить группе "Центр" помочь Паулюсу своими дивизиями.

А группу "Центр" Гитлер не ослабил. На это у него ума хватило. Просто Сталинградом он завел вермахт в капкан. И не оставил ему иного выхода, как обречь армию Паулюса своей судьбе. Такова была цена спасения Восточного фронта. Генштаб осенью повторил то, что вермахт демонстрировал летом: два кулака, поди, знай, какой ударит. Ударили оба. Лишь надежно остановив русских в центре, немцы рванули выручать Паулюса. Поздно! Советский фронт весь теперь был в движении. Потеря инициативы как раз и означает, что за ходами врага не уследить. Приходиться не столько уделять внимания своим маневрам, сколько разгадыванию и отражению его.

Сталинград...

Я прилетел туда в апреле 1958 года. Командировка у меня была на завод "Красный Октябрь", но на территорию меня не пустили (с допуском 2 !!), завод снова стал сверхсекретным, вопрос я решил по телефону с проходной, и оставшиеся дни бродил по городу. Через пятнадцать лет после битвы торчали неудобные для сноса железобетонные развалины тракторного, но заводские районы отстроили, заселили. Центр оставался безлюден. Развалины были расчищены, кварталы новостроек возводились, заканчивались, но не заселялись. Пахло стройкой - известкой, цементным раствором. Ясен и торжествен был пустой город. Я поднялся на Мамаев курган, голый, изрытый ходами сообщения. Побывал у дома Павлова (он был заселен). Долго стоял у развалин элеватора. И неизменно застывал у однообразных, вдоль широкой Волги, приземистых бетонных кубов. На каждом башня "тридцатьчетверки" и на уровне глаз прохожего бронзовая литая плита: "Здесь проходила линия обороны дивизии генерала Родимцева... Здесь проходила линия обороны дивизии генерала Гуртьева..." Озноб пробегал по спине, словно погибшие взывали: "Погляди, где стояли!" Я оглядывался. До уреза воды от их линии обороны оставалось 50-100 метров...

* * *

Теперь о последней тайне Сталинграда. (Да уже и не тайне...)

Конечно, к Сталинграду Красная Армия подучилась у вермахта. Русская традиция отдает дань врагу. Тост Петра за учителей-шведов на Полтавском поле помнится всем российским школьникам. Но не поспешим склониться перед учителями-немцами. У советских генералов были свои учителя. Комкоры Рокоссовский и Жуков сами были наставниками, учившими по методе более талантливых и грамотных ровесников-учителей. И полковник Василевский, студент второго курса, определенный в заведующие опустошенной и лишенной профессуры кафедрой Академии Генштаба, тезисы брал не с потолка, а из конспектов лекций и по ним учил учащихся сковывать силы противника при нанесении решающего удара. Но второй курс есть второй курс, доучиваться пришлось в сражениях. Оттого и решения вызревали с опозданием.

У авторов зимней кампании 1942-43 гг. было много соавторов. Жуков в 1939 в докладе Сталину о Халхин-голе отмечал наличие у него танковых и бронированных бригад, без которых он не мог бы разгромить японцев. Сходный замысел Г.М.Штерна напугал японцев в 1938 на оз. Хасан. Но танков было мало, в условиях озерного района применение их было затруднено, и японцы убрались из ловушки. Зато при разработке халхин-гольской операции командующий фронтом Штерн, несомненно, предложил ту же схему, он все же был штабник, начальник штаба ОДКВА, и Жуков, конечно, с этой схемой согласился и отлично ее воплотил. А уж к зиме 1943 года и танков было вволю, да и схема стала азбукой...

Вечная память Герою Советского Союза генерал-полковнику Григорию Михайловичу Штерну (родился 24.7.1900 - расстрелян 28.10.1941).

Вместе с ним соавторами победителей вермахта были:

Маршал Советского Союза Блюхер Василий Константинович (19.11.1890 - 9.11.1938)

Маршал Советского Союза Егоров Александр Ильич (13.10.1883 - 23.2.1939)

Маршал Советского Союза Тухачевский Михаил Николаевич (4.2.1893 -11.6.1937)

Командарм 1-го ранга Якир Иона Эммануилович (3.8.1896 - 11.6.1937)

Командарм 1-го ранга Уборевич Иероним Петрович (2.1.1896 - 11.6.1937)

Командарм 1-го ранга Белов Иван Панфилович (15.6.1893 - 29.7.1938)

Флагман флота 1-го ранга Викторов Михаил Владимирович (24.12.1893 - авг.1938). Даже не помнят точно, когда расстреляли или замучили замечательного человека, дворянина, офицера флота, поверившего в возможность свободы народа...

Флагман флота 1-го ранга Орлов Владимир Митрофанович (3.7.1895 - 28.7.1938)

Армейский комиссар 1-го ранга Гамарник Ян Борисович (2.6.1894 - 31.5.1937)

Армейский комиссар 1-го ранга Смирнов П.А....

... а всего около десяти тысяч высшего комсостава РККА.

Вот и пришли мы к началу войны, имея стажеров в Генштабе да лишь одного решительного фронтового оператора на всем советско-германском фронте.

Так высадились в Станичке, ставшей Малой землей. Эта вспомогательная операция началась в час ночи и завершилась блистательным успехом, а основная, начавшись два часа спустя, провалилась в Малой Озерейке. Но в том случае не скрывали, что основной десант потерпел неудачу.

Г.Колыванов, "Марс" оказавшийся в тени "Урана", "Независимое военное обозрение", 02.12.2005

Оставить комментарий © Copyright Межирицкий Петр Яковлевич (mirknigi@yahoo.com) Размещен: 16/02/2013, изменен: 16/02/2013. 81k. Статистика. Статья: Публицистика Скачать FB2	Ваша оценка:

Межирицкий Петр Яковлевич Читая маршала Василевского (Загадка Сталинграда)

Межирицкий Петр Яковлевич
Читая маршала Василевского (Загадка Сталинграда)