Михайличенко Елизавета
Еврейские страсти

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 5, последний от 12/01/2017.
  • © Copyright Михайличенко Елизавета (nessis@gmail.com)
  • Размещен: 04/05/2023, изменен: 05/07/2023. 43k. Статистика.
  • Поэма: Поэзия
  • Скачать FB2
  • Оценка: 4.98*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Цикл пополнялся, пополняется и будет пополняться.

  •   У СТЕНКИ
      
      Выживет - кто обиделся и заткнулся.
      Отвернулся к стенке.
      К Стене
      Плача. И говорит с Богом.
      - С богом, - говорят его спине.
      В стену упираются лоб и коленки.
      - Ты уличен во вранье! -
      укоряет упертый, -
      за это простим мы друг другу, -
      и гладит каменья стертые,
      как гладят подругу,
      глаза закрывает и хочет сквозь свет капиллярный
      увидеть намеки ответов, но лучше бы всё же бинарно -
      нет или да,
      тьма или свет,
      бред или нет,
      ну правда же нет,
      ну правда же да,
      ну делать-то что, подскажи, не молчи,
      когда исчезают с ладони ключи
      и заперты люди и города.
      
      Вот желтый просвет, там клубится уют,
      лампа над круглым столом и друзья,
      из них половина тебя предают,
      вернуться и некуда, и нельзя.
      
      Вот синее. Вечности чистый глоток,
      что-то мерцает вдали, может снег,
      ты ощущаешь, что путь так далек,
      а ты полудохлый дурной человек.
      
      И тут же зеленый. Лес. Светофор.
      Болото любовью отравленных глаз.
      Конечно, намек, конечно, простор,
      конечно рванешься, но... не сейчас.
      
      И красное. Кровь пощекочет глаза,
      раздразнит отмщеньем, тепло посулит,
      на маковом поле проступит роса,
      и пот на висках, потому что болит.
      
      Черный, чернильный, поблекший уже,
      письма, доносы, одежка, зола,
      предки, сносимые на вираже,
      потомки, готовые для виража.
      
      И белый. Белеет на фоне. Бельмо
      таращится в ждущую душу, а там...
      И тихое светлое ничего
      расставит все худшее по местам.
      
      
      
      
      
      ТАНГО С ГОРОДОМ
      
      Этим Городом нет передоза, он тебя превращает в иное,
      в этом Городе каждая поза так забавна, поскольку нелепа,
      в этом Городе ходишь по краю, в позолоте, в пыли, в паранойе,
      в этом Городе ты - одиночка, что ступает отважно и слепо.
      Ты один, в узких улицах нет для тебя диалога -
      спутник твой не поместится рядом, вот и беседуй о главном,
      то ль с собой говори, то ли с небом, землей или Богом,
      но как с равным -
      вот что главное в Городе этом, моём золотом-поднебесном,
      полном праха, скелетов, помоек, ступеней и лестниц,
      этот пульс, он включает тебя в кровоток, и бессонно
      ты шагаешь, плывёшь, содрогаешься в улицах тронных.
      Ты танцуешь листочком на тёмной крови тех соблазнов,
      о которых уже и не помнит никто из сограждан,
      танго с Городом это, токсично оно и заразно,
      Город голоден, опытен, гибок, танцует он каждого.
      
      
      
      
      
      АВИНУ МАЛКЕЙНУ
      
      дегтярный сгусток ночи разбавит лунный сок,
      я буду плакать - отче, не мучай мой висок,
      конечно, я не буду, прижмусь виском к стене,
      и буду думать - отче... о близких... обо мне...
      
      песочный всплеск заката забьёт мне горло и
      я буду думать против вращения земли,
      я встану в мир и стану песчинкой и иглой,
      я буду помнить - отче... и с ними... и со мной...
      
      прощальный запах пыли, растерянное я
      прошепчет, что приплыли, что плавятся края,
      и тихий выдох будет без боли и обид,
      ведь отче всех нас любит, пытает и хранит.
      
      
      
      
      
      РОШ А-ШАНА
      
      С днём рождения, Адам,
      идн, с новым годом!
      В одной - гранат,
              в другой - стакан,
      это - царь природы.
      Нам ли думать о плохом
      в сладкий праздник этот!
      В горле ком? Промоем ком
      медовухой света!
      Мёд течёт на вечный Град,
      в золоте из пыли
      ты, скотина, виноват.
      Чтоб тебя простили!
      
      
      
      
      
      ЦАРИЦА ВАШТИ*
      
      Вишь ты, Вашти.
      Важная важенка.
      А глаза-то влажные.
      Страшно?
      Ой, страшно!
      Страшно перечить мужу и господину,
      а отказать прилюдно - за это кара,
      то-то служанки рыдали: "Ну подумаешь, стыдно,
      так ведь не даром, царица, не даром!"
      И ведь беда от того, что царица -
      не может царица быть просто бабой,
      не должно царце так опуститься,
      чтоб голой плясать под пьяное "Браво!"
      А раньше плясала?
      Да, раньше плясала. Но всё изменяется - люди и вещи,
      шепнул прорицатель: "Жизнь вроде вокзала -
      движение вечно, прощание вечно..."
      Дышать только нечем.
      А так - всё нормально,
      царица бледна и скрывает икоту,
      царица боится и это банально -
      нервная царская эта работа.
      
      Взглядом зависшим прощается Вашти
      с тем, что казалось стабильным и важным,
      с тем, кто казался важным и личным,
      а оказался пьянью столичной.
      Царица кривится в дурацкой усмешке
      и повторяет служанкины фразы:
      "Царица царю надоела, конечно,
      да все мужики одним миром мазаны".
      Миром помазанный мира не ищет,
      особенно спьяну, а утром, проспавшись,
      осознаёт - наприказывал лишнего
      и надо теперь становиться сатрапом.
      Будьте вы прокляты, бабы и водка,
      будьте вы прокляты, должность и гонор!
      Обычное дело - жена-идиотка,
      психилогический триллер и хоррор.
      И обстоятельства. Да, обстоятельства.
      Жизнь вынуждает, а роль заставляет.
      Царицу - висеть в свежевымытом платьице,
      царя - накормить заскучавшую стаю.
      
      На мёртвых качелях качается Вашти,
      в окнах дворцов неустанно мелькает,
      гордость и гонор, замах и отмашка,
      влево - такая, вправо - сякая.
       -----------------------
      * Царица Вашти - персонаж "Свитка Эстер", из рода вавилонских царей, жена персидского царя Ахашвероша (Артаксеркса). Не подчинилась повелению пьяного мужа - выйти обнажённой к гостям на пиру. Была казнена по его приказу, который поддержали/навязали царские вельможи.
      
      
      
      
      
      ИФТАХ*
      
      А, может, не сжёг?
      Может, и не.
      Так часто бывает на этой войне,
      на этой войне за себя самого,
      и против себя. Итого:
      
      Жила-была дочка. И жил-был отец -
      воин, бастард, разбойник, беглец,
      из этих, которые знают и могут,
      дети удачи и пасынки Бога.
      
      У дочки и сюси, и пуси, и косы,
      всё, что захочет, то без вопросов,
      может молиться и в рифму, и так,
      вот на неё и молился Ифтах.
      
      Да и с Всевышним всё, вроде, неплохо -
      терпит стабильно и благосклонно,
      овцы не дохнут, посевы не сохнут,
      и виноград багровеет на склоне,
      тихо вбирая и кровь, и тепло,
      пенится в венах после сражений,
      чтобы волной благодатной снесло
      и заглушило невнятное жжение -
      то ли глаза разъедает огонь,
      то ли язык высыхает от жара...
      Смеётся Ифтах: "Судьба - это конь,
      надо хлестать, чтоб послушно бежала".
      
      Нет у Ифтаха чувства вины,
      присутствуют дерзость и чувство страны,
      присутствуют гордость и трезвый расчёт,
      и ангелы славы стоят за плечом,
      и ангелы слева играют крылами,
      и кровью кропят приграничную землю,
      и вроде не звери, и вроде не лают,
      а только зевают часто и нервно.
      Ангелы справа в саванах белых
      переминаются нетерпеливо,
      как игроки в возвуждении нервном
      делают ставки без перерыва.
      Ифтах не почувствовал их суеты,
      только дыханье чужое на холке,
      ангелы всё же ужасно просты
      и просто честны, как голодные волки.
      
      Чувство молитвы интимно, светло,
      радостью полнится тленное тело,
      но если объектом назначишь стекло,
      сам и уронишь, обычное дело.
      Дело обычное - Бог не ревнив,
      но назидателен: "Стой в обязательствах!"
      Ифтах и стоит, разом всё уронив,
      и чувство вины спорит с чувством предательства.
      
      Вместо морали оставим слова,
      пусть рассыпаются дробно и робко:
      Клятва. Ошибка. Любовь. Без ума.
      Жертва. Возмездие. Формулировка.
       -----------------------------------------------
      Ифтах, сын блудницы, предводитель разбойников. Когда аммонитяне напали на израильтян, старейшины призвали Ифтаха возглавить сопротивление, и он согласился при условии, что в случае победы станет во главе Израиля. Отправляясь на сражение, Ифтах поклялся в случае победы принести в жертву всесожжения первое существо, которое выйдет из ворот его дома. Когда Ифтах возвращался после победы, навстречу ему вышла любимая дочь, его единственный ребенок. Ифтах совершил обещанное Богу. В некоторых библейских комментариях обет Ифтаха интерпретируется как посвящение дочери служению Всевышнему.
      
      
      
      
      
      СУККОТ. УШПИЗИН*
      
      Сидеть в жилище временном и хлипком
      и наблюдать за сменой блюд и лиц,
      стол от вина стал розовым и липким,
      над ним дырявый потолок завис.
      
      Сок виноградный начал бредить пеной,
      осенний урожай излечит страх,
      а ты построил временные стены
      одновременно в нескольких мирах.
      
      А в шалаше царит гостеприимство,
      двухмерность гостя не должна смущать,
      живые с неживыми ладят быстро,
      когда не надо ни о чём молчать.
       -----------------------------------------------
      Семь 'ушпизин' (гостей) посещают в течение праздника Суккот 'сукку' каждого еврея. Это души Авраама, Ицхака, Яакова, Йосефа, Моше, Аарона и Давида.
      
      
      
      
      
      ТАМАР*
      
                                   "Что ни Тамара, то блядь"
                                  (пролетарская мудрость)
      
      Бедной девушки песня жалобная,
      бедной девушки песня жалкая,
      она, несомненно, жанровая -
      петь надо, словами шаркая,
      словно старуха - тапками,
      стирая и память, и факты,
      ну правда, ведь я не такая,
      я - дочка царя, инфанта.
      
      В этом мире есть место скотству -
      много места, и скотства много,
      пусть меня называют чёрствой,
      я обязана быть недотрогой,
      он ведь знает об этом, братец,
      он ведь дразнит меня, конечно,
      обещая надеть на палец
      оправдательное колечко,
      сослагательное колечко.
      
      Есть у крови такое свойство -
      протекая в родственных жилах,
      так она одинаково корчится,
      эта судорога неудержима!
      Только ядом любови этой
      не отравят меня, я знаю,
      что на грани такого запрета
      равновесие потеряю -
      упаду, разобьюсь на осколки,
      под ногами хрустко и грязно,
      не хочу даже думать сколько
      тех, кто скажет, что это заразно,
      не хочу даже думать скольким
      дорисует воображение
      всё подсказанное подкоркой -
      все подробности и движения...
       -----------------------------------------------
       *Тамар - дочь царя Давида, была обесчещена своим единокровным братом Амноном
      
      
      
      
      
      ЯКОВ
      
      
      За хавчик и секс работал семь лет,
      еще семь лет - за любовь.
      На мне десантный красный берет,
      чтоб враг не заметил кровь.
      
      За потной спиной - шатер и очаг,
      а впереди - враги.
      Война, как сокол, смотрит с плеча,
      как ворон - сужает круги.
      
      Камней иудейских привычен жар,
      подошвы, копыта, мазут.
      Я виноват, что прогнал Агарь?
      На это есть Божий суд.
      
      Рахель, посылая меня на смерть,
      шептала: "Любить....всегда...",
      а Лея кричала: "Уедь! Уедь!
      В Москву! В Нью-Йорк! В Амстердам!"
      
      Закрою глаза. В небесном песке,
      верхом на козе больной
      Мальвина летит. Невский проспект.
      Малый, Таганка, Большой...
      
      
      
      
      
      ШИР А-МААЛОТ (песнь восхождения)
      
      
      На золотом крыльце сидели...
      
      ... Мы долго шли, сначала в никуда,
      ориентируясь немножечко по вере,
      немножечко - куда течёт вода.
      
      Путь в этот Город был весьма тяжёл.
      Мы вместе шли, но шли поодиночке.
      А как-то ночью лучшая из жён
      пропела в полусне такие строчки:
      - Ерусалим, мой город золотой,
      найди его, познай его, присвой!
      Царь засмеялся, слушая её,
      король сказал, что строчки адекватны,
      царевич сплюнул: 'Всё одно - враньё',
      а королевич верил только фактам.
      
      Сапожник заработал хорошо -
      он для паломников работал и работал,
      но как-то раз поднялся и ушёл
      в своих удобных недошитых ботах,
      и тоже оказался на крыльце,
      и в общий хор добавил свой фальцет.
      
      Давид Портной умел немножко шить
      и так шутил привычно и устало:
      - Он потому был вечный - Вечный Жид,
      что скроен из святого матерьяла,
      а я весь из синтетики пошит
      и потому удел мой - вечный шит.
      
      - Ах-ха-ха-ха!- смеялся громко ты
      в ночи иерусалимской чистой, хрупкой,
      и содрогался в страхе немоты
      и с чувством саранчи в пустом желудке,
      и снова заикался на крыльце,
      желая рассказать, но не умея.
      А Город, словно бабочка в пыльце,
      кружил вокруг дошедшего еврея.
      
      
      
      
      
      ЛЕХ ЛЕХА*
      
      Когда сквозь крышу промелькнёт звезда,
      задумайся о праве на скитание,
      ты получил его ещё тогда,
      в другой земле, в другой семье, заранее,
      но не воспользовался. Стал не мотыльком
      на сумрачном лице Большого Брата,
      а стал расти - нелепо и бочком,
      смотря на внешний мир подслеповато.
      Тебе мешали молодость и честь
      почувствовать себя простым и тихим,
      ты убедился - мир вчерашний чёрств,
      а завтрашний - недобрый и великий,
      в нём так необходимо ремесло,
      которое накормит и согреет...
      А чувство одиночества росло
      и дёргалось, как висельник на рее.
      'Иди себе',- сказал ты сам себе,
      дразня себя и повторяя фразу
      в которой есть и подлинный завет,
      и явное присутствие маразма.
      Иди - себе. Себе. Иди один,
      присваивай простор, живи вне дома,
      гладь темноту, ласкай ультрамарин,
      смотри на звёзды просто по-другому,
      почувствуй ту сосущую тоску,
      которая - награда для скитальца,
      но тяжела... А времени лоскут
      так безмятежно голубеет в пальцах...
      
       -----------------------------------------
      *ЛЕХ ЛЕХА (иди себе) - этими словами Бог велит Аврааму покинуть родительский дом, родину и идти в Землю Обетованную.
      
      
      
      
      
      ИАКОВ, ЙОСЕФ, МОШЕ и ты...
      
      Что кровь? Магнит. Диктует и ведёт.
      Кто намагнитил? Вера и пустыня.
      Уйти из дома - пусть себе остынет
      и жить не просто, а наоборот.
      
      Что кровь? Вода. Её лакает страх.
      И боль лакает. А любовь - алкает.
      И речкой, зародившейся в горах
      бурлит она, звенит и утекает.
      
      Идти за утлой маленькой звездой,
      так лихо пляшущей на завихреньях крови
      и оказаться в мире не с собой,
      а с тем, кто оказался в главной роли.
      
      Жить для него - ему написан текст.
      И, скорчившись в своей суфлёрской будке,
      смотреть, как мясо жертвенное ест
      и знать, что происходит с ним в желудке.
      
      
      
      
      
      КАНУН СУДНОГО ДНЯ
      
      Ты простишь меня, конечно? Да, я знаю, Ты простишь.
      Остановка не конечная, но и едем в никуда.
      Взгляд у неба столь безоблачен, а у омута - бесстыж,
      между ними я и люди, со стыдом и без стыда.
      В этом дело - в этих людях. И вот в этих. И вот в тех.
      Извините, передайте, посмотрите, да вы что...
      Мне бы личного пространства, Господи, ну разве грех,
      если я немного нищая? Если я опять в пальто?
      Да, я знаю, это плохо. Извинити-извинити...
      Я должна понять причину? Но она давно известна -
      если между мной и Богом есть натянутые нити,
      между мною и другими связь какая-то нетесная.
      
      
      
      
      
      ИЕРУСАЛИМСКОЕ НЕБО
      
      Вот стоять под нашим смутным небом
       точно неполезно.
      А сидеть под нашим пыльным небом
       можно долго-долго.
      А бежать под нашим страшным небом...
       некуда, болезный.
      А лежать под нашим вечным небом -
       это очень дорого.
      
      Верить, воевать и суесловить - всё под этим небом по-другому,
      каждый мелкий жест исполнен смысла, слово обронил - уже свидетель.
      Что же нас под этим небом держит? Чувство одиночества и дома.
      В золотом театре поднебесном мы всего лишь уличные дети.
      
      Вот любить под нашим небом сложно -
       так нелепо.
      Всё смешалось в доме. О которых
      говорим любовях? Их немало.
      Для одной нам очень нужен рыжий пепел,
      для другой вполне сгодилась бы и манна.
      
      Для другой всё ищет царь свою смуглянку.
      Ну, не царь, и не смуглянку, и не ищет.
      Для другой к воротам выйдешь спозаранку
      и протянешь руки в небо, вечный нищий.
      
      Для другой не будешь полон ты отваги -
      лишь надежды.
      Для другой ты даже ненависть приручишь.
      Для другой под этим небом - злой и грешный -
      ты просить способен Господа и случай.
      
      
      
      
      
      * * *
      
      В Иерусалиме жить легко -
      здесь нежить лучше.
      Здесь даже бесы чтут Закон -
      в шаббат не мучают.
      Здесь тонкий голос тишины
      пронзает горло,
      и нет ни мужа, ни жены,
      лишь боль и Город.
      Ты станешь камешком его,
      приляжешь сбоку,
      и будет так тебе светло,
      как одиноко.
      
      
      
      
      
      ПЕРВАЯ СВЕЧА
      
      Зажигая ханукальную свечку, запнись:
      это миг невозврата, ты признаёшь возможность
      чистого чуда. Без примесей, неподложного.
      Ты не боишься, впуская такое в жизнь?
      Ты, значит, способен на просьбу. Ведь есть о чём?
      (Тогда получилось, возможно получится снова...)
      Ты допускаешь, что кто-то стоит за плечом
      и ощущаешь его как хорошего и живого.
      
      Сам не справляешься? Знаю. Не ты один.
      Ты плакал, просил, а тебя не услышали? Знаю.
      Но чудо случилось, когда ты решился зайти
      за то, что всегда представлялось логическим краем.
      
      
      
      
      
      УРИЯ-ХЕТТЕЯНИН *
      
      Не постыдна любовь у слуги,
      да попробуй её сбереги!
      Справа коршуны, слева шакалы,
      молодая жена на ложе,
      и бела она, и шикарна,
      да и в ласках многое может.
      Хорошо бы картину мира
      уподобить военной карте -
      и ясна она, и правдива,
      и поможет планировать завтра.
      Только спутает карты эти
      молодая. Сомнёт полотенце,
      да подставит себя под ветер -
      остужать раскалённое сердце.
      Да подставит себя под взгляды,
      неслучайные взгляды Давида.
      Мне бы этого знать не надо -
      за царя и противно, и стыдно.
      Да, обидно. Я нанял девку -
      рассказала она, как было,
      будет каждая шавка тявкать,
      что Бат Шева мне изменила.
      Как же мягко стелет красотка,
      как же манит, скрывая грех!
      Мне б её образумить плёткой,
      да нельзя... да и поздно... Эх-х!
      
      Что не моё - то не моё, а что моё - не трогай!
      А если тронул, будь готов к предательству и лжи.
      Ты хочешь мужа обмануть? А он упёрся рогом
      и грех не хочет покрывать - на коврике лежит,
      как пёс на коврике лежит у царского порога,
      чтоб люди видели:
       Лежал. На коврике. Один.
      Беру в свидетели толпу, что я жену не трогал,
      вообще не трогал я её - ни пальцем, ни другим!
      Я не играю в поддавки с царями и с врагами!
      Жена вдруг стала тяжела? А я-то тут при чём?
      Беги к любовнику теперь, когда-то дорогая,
      и плачь на царственном плече, обтянутом парчой,
      как кресло в ложе... Вот спектакль! Беги и провоцируй
      царя на подлость. Пусть меня пошлёт Давид на смерть.
      А ты рожай ему, жена, ублюдочного сына!
      Мне даже жаль, что не смогу на это посмотреть.
      
      --------------------------------------------------
      '* Урия-хеттеянин - храбрый воин царя Давида. Первый муж царицы Бат Шевы (Вирсавии). Желая узаконить беременность любовницы, царь вызвал Урию из армии и подбивал провести с Бат Шевой ночь, но Урия демонстративно ночевал в царском дворце. Тогда царь послал Урию на верную смерть и женился на беременной вдове.
      
      
      
      
      
      САГА ПРО АВИСАГУ
      
       'Когда царь Давид состарился, вошёл в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться. И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю и ходила за ним и лежала с ним,- и будет тепло господину нашему, царю. И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели её к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем и прислуживала ему; но царь не познал её' (3Цар. 1:1-4)
       Есть мнение, что Ависага и Суламифь из 'Песни Песней' царя Соломона, сына Давида - одно лицо. По смерти царя Давида и вступлении на престол Соломона, Адония, сын царя Давида, просил Ависагу себе в жены, но Соломон отказал и велел предать его смерти (3Цар.2:25 )
      
      
      Вот же выпало так уродиться
      этой гладкой горячей девице:
      время - место - причина, и вот
      Ависага работает грелкой,
      куролесит молоденькой белкой,
      согревает Давиду живот,
      там, в сплетении солнечном - холод,
      как бы энергетический голод,
      остывает усталая плоть.
      И девица, как может, врачует
      и со старым Давидом ночует,
      что вполне одобряет Господь
      (Почему-то он не возражает,
      что здоровая плоть не рожает).
      
      А с другой стороны - всё нормально:
      девка в царском дворце, и сыта,
      и устойчива в плане моральном,
      как озимой пшеницы сорта
      к охлаждению почвы... А тело
      перетерпит, обычное дело.
      
      
      Ависага:
      
      - Не обычное это дело, сёстры!
      Вам досталась любовь Давида,
      мне ж достались кожа да кости
      и насмешливый взгляд инвалида.
      Оказалась я в мужней роли -
      отдаю тепло, согреваю.
      В общем, это, конечно, не больно -
      медицинская участь такая.
      
      А Вирсавия утешает,
      что достался ещё и почёт,
      ходит, старая, в модной шали
      да ещё стоит со свечой,
      говорит, говорит с Давидом,
      гладит головы мне и ему,
      сообщает, что плохо и стыдно
      человеку быть одному.
      
      Нету, сёстры, ни капли счастья,
      есть внимание, жаркие взгляды,
      кое-что звенит на запястьях,
      кое-кто мне дарит наряды,
      он встречает меня повсюду,
      говорит: "Отвори, голубка,
      аромат твоих умащений
      мед и млеко под языком..."
      
      Я стараюсь... старалась, сестры
      не будить лисёнка в межножье,
      а он взял и проснулся - просто -
      а уснуть уже и не может.
      Заклинаю вас, иерусалимки,
      не будите лисят, не надо,
      ходят рыжие невидимки
      обжираются виноградом...
      
      Соломона любовь отрадна,
      но и я сожалею, поверьте,
      что в царской постели прохладной
      я желаю Давиду смерти.
      
      
      
      
      РУТ МОАВИТЯНКА
      
      Потому что есть люди, рождённые 'в молоко',
      неточно во времени, в местности чуждой и странной,
      не у того народа, в общем, продолжить легко,
      а жить-то так сложно с хроническим чувством обмана.
      
      А начинается просто - не хочется больше тоски,
      не хочется больше любить обязательно это,
      что выдано местом рождения, временем и обетом,
      который давали люди, мявшие колоски,
      тебя зачиная...
       и получилась - ты,
      на всё на готовое, вот твой язык, вот храмы,
      вот барабан и речёвка, а это - для красоты,
      а это для гордости, а в это не верь - реклама.
      
      И Рут поневоле растёт, называется Рита,
      ходит одна, усмехается, любит животных,
      чужого встречает, замуж выходит. Палитра
      жизни смещается, Рут улыбается: 'Вот он!'
      
      Но он умирает, а путь остается - ступай,
      тому, кто привык быть чужим,
       стать чужим очень просто -
       не страшно.
      И Рут вынимает себя из Моава и направляется в рай -
      бедный, голодный, вчерашний.
      
      И Рут улыбается в нищем своём житье,
      думает: 'Вот Он!', когда колоски собирает,
      думает: 'Вот Он', когда выверяет детали,
      верит, что 'вот Он', рожая в новом жилье.
      
      Вот Рут, что пошла за пришельца, стала сама такой,
      свойство меняться - опасное свойство, что делать.
      А люди... что, люди? Глядят на неё с тоской
      и думают: 'Гастарбайтерша, понаехала, надоела...'
      
      
      
      
      ПОСЛЕДНИЙ ДИАЛОГ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ С ЦАРЕМ СОЛОМОНОМ
      
      Луна отразилась в ее зрачке,
      на миг совместившись с ним.
      Шепнул я хрипло:
      - Царица, зачем
      тебе этот странный грим?
      
      Она погасила луну на миг,
      зажмурив гордыню глаз:
      - Что наша встреча -
      всего лишь блик,
      слезоточивый газ.
      
      Тела наши вытеснили на миг
      ночи тугой эбонит.
      Она прошептала:
      - Ты вечность настиг!
      Владей ею, вечный жид!
      Несчастна будет твоя страна,
      рассеется твой народ.
      Но это лишь миг,- усмехнулась она -
      царица южных широт.
      
      С тоской, что сковала меня, как стыд
      я справился в тот же миг:
      - Боится лишь тот предсказаний земных,
      кто небесных еще не постиг.
      
      Царица рукой провела по груди,
      прижала ладонь к губам.
      Я понял - прощалась.
      - Не уходи...
      - Всего лишь на миг. А там...
      
      Не обернулась. Плыла луна,
      презрительно щурясь в тьму.
      Была спокойна моя страна.
      Мы были угодны Ему.
      
      
      
      
      * * *
      
      1. Полет (Шагал).
      
      Когда над острыми краями крыш, ситуаций или взглядов
      лететь не страшно, это вовсе не означат обожанья,
      а просто было безысходно. А просто было слишком надо
      нащупать выход... Это - Лея внизу стоит. Ее и жаль мне.
      Пусть эти двое одиноки, и озабочены, но счастье
      полета над козой и шляпой однообразного хасида
      дает моменты! К сожалению мы - соглядатаи и частность
      воспринимаем обобщением... хоть Леи на земле не видно.
      Рожает, видимо. Конечно, неприспособленность к полету
      постыдный довод для потомков - мы ищем повод к восхищению,
      мы любим чудо. Мы беспечны. Любовь, Рахель и капли пота
      над ртом в ночи... вот обобщение.
      
      
      2. Лея.
      
      А вот и Лея. Взгляд спокоен
      и истов, у нее сомненья
      не ночевали эскадроном,
      оставив утром впечатление
      "скореебсдохнуть". У нее
      задача в фазе сверхзадачи:
      отметить генные удачи
      клеймом "мое".
      Я тоже Лею уважаю.
      Опасливо. За стойкость духа,
      за силу воли, за стремление
      к служенью людям, стоицизм,
      и за отменное здоровье,
      за героическую доблесть
      проявленную в материнстве
      посредством мужа, мандрагоры,
      желанья и предназначенья...
      
      
      3. Коза
      
      Как это водится у них, у этих, ну,
      которые гордятся и считают, что они,
      уверены, что только для того, чтоб
      и только потому, что нужно только так.
      Как это принято у этих, для которых, ну,
      нет затруднений в глупостях и все наоборот,
      хотя есть вещи легче и доступней, но
      самонадеянность как принцип этих, ну,
      которые не включены в закон всего,
      что просто и неспешно протекает, ну,
      как это все у них противно, но
      нельзя не пользоваться, ну и хорошо...
      
      
      4. Шляпа.
      
      А мне все по фигу.
      
      
      5. Хасид.
      
      "Барух ата Адонай..."
      
      
      
      
      ГОЛЕМ
      
      Из серой глины рассвета ты Голема слепишь.
      Угольной кашицей кофе ему обозначишь зрачки.
      Ты научишь его безраздумному детскому лепету
      и рефлексу "апчхи".
      Из вязкой патоки утра ты сваришь отраву,
      станет лекарством, впитается в кровь, усреднит.
      Ты заплачешь на почте, диктуя в Москву телеграмму,
      переходя на иврит.
      И будет защитник твой верен тебе до порога,
      до болевого порога он будет так верен тебе,
      что даже предательство ты объяснишь чувством долга
      и жаждой побед.
      Ты будешь ревниво смотреть, как твой глиняный тормоз
      вдыхает реальность, включается в круговорот,
      непрекращаемость, словно проглоченный волос
      пытает утробу его, он блюет.
      Конечно, взбунтуется. Будет искать и метаться.
      Возненавидит творца, потому что... да без "потому что".
      Будет клубиться ночами, питаясь "Метаксой",
      романтикой, случкой...
      А ты заведешь себе бобика (он подвернется -
      спасенный от шин, или маленький, бедный, бездомный),
      ты будешь смотреть на его беззащитное скотство
      и слушать, как дождь прошивает судьбу монотонно.
      
      
      
      
      ВЫХОД
      
      Выходя из Египта, не думай о том, что теряешь,
      также не думай о том, что достоин награды.
      Просто - иди. Шаг твоё лёгок. Что будет - ты честно не знаешь.
      Незнанию этому мы беззастенчиво рады.
      
      Мы опрометчиво рады незнанию. Впрочем,
      об этом мы думаем мало - мы в принципе мыслим немного.
      Мы идём из Египта, сбегаем, мы вырвались ночью.
      Быстро идём, ощущая присутствие Бога.
      
      Отсутствие Бога мы ощущали уже.
      Раньше как было? Мы были рабами без Бога.
      Всё было проще. И не было чувства дороги.
      И скарб не бренчал при ходьбе, как в жестянке драже.
      
      Зачем было надо? Да лучше не думать об этом.
      Сказал нам Господь? Может - да, может - нет, кто-то слышал...
      Но чувство свободы, кураж, неизвестность ответа -
      вот тот подарок, который нам сделал Всевышний.
      
      Или не сделал, а мы-то решили, что - да.
      Эта возможность трактовок, она изнуряет не меньше,
      чем вопли голодных детей и испуганных женщин...
      Ну вот и до края дошли, перед нами вода.
      
      
      
      
      МОИСЕЙ
      
      Ой, милый Мойше, как я понимаю
      когда тебя подталкивают к краю,
      ещё и убеждая, что "во благо" -
      вот где теряются и мысли, и отвага...
      
      Так и обмякнешь куклой наладонной,
      зрачки расширены - египетская тьма,
      такая может круче беладонны
      свести любого смертного с ума,
      но пламя, говорившее с тобой,
      зрачки сужает, словно ставит точки
      под утверждениями:
      "Мошик, ты - герой,
      в такое время, в этой оболочке.
      Такое дело... выпало тебе,
      отмазки не канают. Бог с тобою.
      Тебе придётся, Моня, стать героем
      и быть героем где-то сорок лет..."
      
      Вот так становишься и сам неопалимым,
      практически кустом - вещаешь, светишь,
      жена стареет, подрастают дети,
      и жизнь проходит весело и мимо.
      Проходит время однотонно, вязко,
      чтоб склеить в целое разрозненные блоки,
      проходит племя сквозь закон и ласку,
      по заповедям прыгает, как блохи
      по сковородке, учится свободе,
      уже умеет воевать и верить,
      а если прошлое когда-то и подходит,
      то робко, как к огню подходят звери...
      
      А вот когда всевластная рука
      тебя покинет (есть дела другие),
      увидишь далеко ли до греха,
      почувствуешь по-полной жёсткость выи,
      да, вые... ой-ва-вой... А Моисеем
      смотреть вокруг противнее стократ,
      поскольку мир застигнут и мохнат
      и жаждет рабских поз и потрясений.
      
      
      
      
      КОЛОДЕЦ БАТ-ШЕВЫ
       ("и было у него 700 жен и 300 наложниц")
      
      Соломон похотлив за грех отца!
      ...Крикнул Давид в колодец, дразня Творца,
      влага, и темень, и время так усилили звук,
      что хочет теперь потомок и девушек, и старух.
      Этот колодец, явный, как эвфемизм,
      влагой исходит, пахнет, как сто девиц,
      силой любовной снабжает трубопровод,
      полный тахтонной неги, слизистых вод.
      Вот, Соломон, слабость твоя в любви,
      ты предсказуем, как присказка - раз, два, три,
      ты преисполнен приливом, даешь отчёт
      в том и себе, и милым, а влага течёт, течёт...
      Дали Давиду сына - среди других,
      да не закрыли крантик околоплодный,
      вот и течет греховный пьянящий родник -
      весело и беспечно, а - главное - так свободно...
      
      Вены открыты у миквы любовной
      (главное, чтобы проточно - тогда священно),
      в этой купели приятно быть просто голым,
      не мудрым, не царственным, а дорогим и мерным.

  • Комментарии: 5, последний от 12/01/2017.
  • © Copyright Михайличенко Елизавета (nessis@gmail.com)
  • Обновлено: 05/07/2023. 43k. Статистика.
  • Поэма: Поэзия
  • Оценка: 4.98*5  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.