Lib.ru : Михайличенко Елизавета. Девятая жизнь (2019)

Михайличенко Елизавета
Девятая жизнь (2019)

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Оставить комментарий © Copyright Михайличенко Елизавета (nessis@gmail.com) Размещен: 02/02/2019, изменен: 02/10/2019. 41k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия	Ваша оценка:

* * *

Речь моя покачнулась, как качается небо,

когда земля

из под ног

уходит,

в небе купаются нерпы,

закат пузырится и бродит,

сумрачной формой продолжится полуживое,

хочется думать о том, что время неважно,

нельзя не увидеть опасное и другое,

которое в каждом.

Что же теперь, не рождать полусмыслов и монстров?

Что же теперь, затвориться в обиде и лени?

Небо квашнёй разрастается. Город, как постер,

с него улыбаются разного вида тюлени.

Я помашу им в ответ, я воспитанный клоун,

ждущий в приёмной врача, я листаю брошюру,

я зависаю над смыслом, и огненным колом

в горле стоят те вопросы, что нет, не спрошу я.

А речь покачнулась моя, как качается небо,

когда земля из под ног уходит...

Удаляются нервы,

удаляются корни.

Маской из марли закрыто лицо у хирурга,

внимательно смотрит, как принято у демиургов.

БОРМОТАЛКА

В предчувствии усталости останься, не ходи,

дожди возможны засветло, и затемно - дожди,

когда на коже бледной змеится след воды,

нельзя ходить по улицам, нельзя, не уходи,

кто б ни случился, слушай, (а даже и себе) -

сидел бы ты на кухне, сидел бы и сидел;

пила бы чай и думала, читала и пила,

уход зудит на коже, как по бревну - пила,

сначала намечая след будущей беды...

ты наполняешь чайник и видишь след воды,

на коже быстрой змейкой, след высохшей реки,

рука в прощальном жесте, взмах стынущей руки,

и я хочу (ты тоже) ступить через порог,

но срок ещё не вышел, сиди, не вышел срок,

в предчувствии усталости височный календарь,

календулой запахнет позавчерашний чай,

зачем придуман запах асфальта и дождя...

Дождись хотя бы утра. И помни, уходя.

* * *

"На свете счастья нет",

но есть хотя бы "но".

Мне плохо, но живу.

Мне грустно, но обедал.

ЗАНАЧКА

За чужим тараканом не угонишься.

За чужим коромыслом не беги, ведра ещё пусты, час не ровен.

Грабь награбленное, это куча прелой мишуры, под ней - грабли.

Увидь, усмехнись и не наступи.

Сгреби всё обратно, выдохни облачко пара, пусть лежат до весны.

Весной ты выйдешь на оттаявшую тропинку, восхитишься непрерывностью,

увидишь небо,

побежишь по взлётной,

и вдруг - награбленное, посредине, мешает, презираю, бегу, наступаю...

* * *

- Слушайся своего тела!

Тело молчит.

- Слушайся своего мозга!

Мозг пытается понять, как правильно: "Слушайся тела" или "Слушай тело".

Тело просит:

- Дай шоколада и вина.

- Кстати о вине... - говорит мозг.

- Не начинай! - предупреждает тело. - Шоколада и вина! Быстро! Иначе знаешь что будет?

- Ничего не будет, - печально говорит мозг. - Вообще ничего. И очень скоро.

- Я отведу вас к психологу, - злюсь я.

- Ага, ну отведи, отведи, - хмыкает внутренняя жаба - ручное животное мозга.

- Шоколада! - орёт тело.

- Да на! - ору я. - Подавись!

- Попёрхивания при глотании - грозный неврологический симптом, - предупреждает мозг. - Поговори со мной.

- Это о чём это? - осторожно интересуемся мы с телом.

- О нереализации. О неспособности отвечать и действовать. О боли. Об одиночестве.

- Вина!!! - орёт тело.

- Вы должны полюбить себя, - ласково разрешает психолог. - Принять себя такой, как есть.

- Есть? - оживляется тело.

- Вы не виноваты ни в чём. Это всё эгоизм близких и окружающих.

- А я давно это говорю, - ухмыляется мозг. - Кстати, она ещё и жрёт по ночам.

- Вина!!! - надрывается тело.

- Слушайся своего сердца! - проникновенно советуете вы.

Оно бьётся.

15-октябрьское 2018

Вот пёс по имени Багрец

подкрался к молодящейся рябине,

товарищ Золото прочёсывает лес,

шуршит над ухом будущей рабыни,

как надо господину услужить -

чтоб голо, чтобы графика и холод,

чтобы в гробу хрустальном стыла жизнь,

скрывая признаки старения и пола.

Товарищ Золото в скрипучих сапогах,

натёртых до зеркальности небесной,

мундир его избыточный, помпезный,

медальки, кольца, фиксы - он богат.

А пёс кропит где хочет, не умён

и не уёмен - не пригоден к службе,

он радостное скопище племён

лакавших из одной животной лужи,

он мечется, он дарит шерсти клок

любому камню, ножницам и древу,

он за подол хватает королеву

и думает, что он осенний бог.

"Земную жизнь пройдя до половины..."

Бежать за чем-то новеньким, пока не догнало старенькое.

Бежать за стареньким, чтобы выяснить, наконец, правду.

Так и мечешься между. Скрипучей разболтанной ставенкой

от авангарда до арьергарда.

Сдалась тебе правда. Нет её в чистом виде.

Всё равно подуешь на детство, присыпешь трактовкой,

закусишь губу, обмотаешь чистой обидой,

фу, мне за тебя неловко.

А если рвануться вперёд? Там брезжило, там сверкало,

а ты с шахтёрским светильничком - только что из подвала,

с канарейкой на сердце - ещё жива и свистит,

да с дефицитом железа и совести.

Но не подходит акцент молодой, этот новый,

этот невыносимый, интонационный,

говорок окраин твоей отсыревшей русалки -

юности бедной, утопленной в социалке.

Ты слышишь его, говорок, из прекрасных голов,

на экранах, в окошках приёмных и даже у докторов,

которым ты тихо скулишь о заразе - о, доктор,

не фрикативьте, не краснодарьте, я дохну!

* * *

Хор из людей и зверей будет выть на нечаянной ноте.

Это заставит вертеть головой - что случилось?

А ничего не случилось, сейчас единение в моде,

особенно в моде когда для него есть причина -

дурацкая, яркая, лживая, слишком простая,

ты оскорблен простотой, ну ступай себе дальше,

а хор состоится, возвышенно причитая,

в нём будут солировать рыбники и секретарши,

и даже вороны. Вот, кстати, не далее как

сегодня с утра я проснулась от кашля вороны,

она обучалась рычанию, утренний мрак

был пепельнo-дымным, как бы уже похоронным,

ворона прокашляла: "Бля!" и смеялась над тем,

что я не смеялась, я думала - что ж ты не в стае,

ведь жизнь удивительна полным слиянием тем/тел,

а ты запятая.

Ворона была ни бела, ни мертва, просто птица,

она заглянула в окно, даже мне подмигнула -

мол, что, дорогуша, от пепельных мыслей не спится?

Не спиться тебе от вселенского пошлого гула?

ВСТРЕЧА НА ЗАКАТЕ

И будешь ты горд своим возрастом и ошибками,

пока не увидишь напротив другого - он лучше, честнее,

он не дрожит, как тот лист всеми жилами и прожилками,

он пламенеет.

Ты так долго учил свою роль - независимость и сумасбродство,

но это всё в рамках, для рампы, специи и приправы.

И вдруг - он напротив сидит и живёт так же просто

и отважно, как рана.

А где же уверенность, та дражайшая, та дрожащая, бессловесная,

да, где же та тварь, что к тебе не явилась в итоге?

Оказалось, что право имеет быть с этим, юродиво-честным

и мыть ему ноги.

Сентиментально вздыхая, что судьбы так странно свершились,

ты ненавидишь его пофигизм и свободу,

он презирает тебя и завидует каждой вершине...

Лехаим, уроды!

О ПРИХОДЕ СВОБОДЫ

Свобода моя устала, хмурится, исподлобья

смотрит и даже часто глаза прикрывает. Молча

руку мою погладит, плечами пожмёт и кровью

скулы её исполнятся - странен румянец ночью.

Ещё она улыбается, кривенько и надменно,

слушает новости тихо, потом - зазмеятся губы,

закроет лицо руками и обнажатся вены -

изломаны и завязаны узлами - смешно и грубо.

Приходит она с ногами ко мне на кровать, как кошка,

вижу - ей тоже страшно, слышу - тикает в сердце,

- Ещё побредём, дорогая, осталось ещё немножко, -

зачем-то её утешаю, и ужас - она колеблется.

* * *

Поговорим о доброте, поговорим о ней,

так почирикаем слегка, как птица на заре

о чем - неважно, но поёт, и сразу - веселей,

когда свистят тебе фигню в предутренней золе,

когда из серой глины сна вдруг слепишь не того,

кто щерится, неуязвим, питается тобой,

а мягкий серенький клубок, весёлый и живой,

заманит он тебя, дружок, подальше от торгов.

Что, не дружок? Ну ничего, зато не кабысдох,

ты чувствуешь - влажнеет взгляд при виде доброты,

при чувстве дома, и тепла, и этих жалких крох

не насыщающих ни взгляд, ни душу, ни мечты.

Поговорим о доброте берущего у нас

то, что не жалко отдавать, но что ещё вполне,

и остаётся пустотой наполненный матрац,

и весело ему теперь на правильной волне.

А может, просто помолчим о стадиях добра,

ты растопырь свою ладонь и осознай все пять -

вот отрицание, вот гнев, вот торг, и нам пора

в уютненькой депрессии чуть-чуть добра принять.

ТАНГО С ГОРОДОМ

Этим Городом нет передоза, он тебя превращает в иное,

в этом Городе каждая поза так забавна, поскольку нелепа,

в этом Городе ходишь по краю, в позолоте, в пыли, в паранойе,

в этом Городе ты - одиночка, что ступает отважно и слепо.

Ты один, в узких улицах нет для тебя диалога -

спутник твой не поместится рядом, вот и беседуй о главном,

то ль с собой говори, то ли с небом, землей или Богом,

но как с равным -

вот что главное в Городе этом, моём золотом-поднебесном,

полном праха, скелетов, помоек, ступеней и лестниц,

этот пульс, он включает тебя в кровоток, и бессонно

ты шагаешь, плывёшь, содрогаешься в улицах тронных.

Ты танцуешь листочком на тёмной крови тех соблазнов,

о которых уже и не помнит никто из сограждан,

танго с Городом это, токсично оно и заразно,

Город голоден, опытен, гибок, танцует он каждого.

ПОВОДОК

Каждый раз, каждый раз остаётся вот эта обида -

он ушел / он уехал / он умер и бросил тебя,

каждый раз вот за эту эмоцию даже не стыдно,

а печально и тошно, как тошно на дне ноября.

Каждый раз ты ему говоришь напоследок -

я прощаю, прости, и лети, отпускаю, исчезни,

но сжимая в руке поводок, ты волочишься следом,

проживая слова, диалоги, картинки, болезни.

Впрочем, ты на обочине, брызги от грязного снега

попадают на радужку, пятна плывут по всему,

сзади лес, а дорога как прорезь от неба до неба

и улыбочка эта видна только с неба, ему.

ОСЕННИЙ ДИЖЕСТИВ

Эта осень... похожа она на камин... в янтаре,

всё живое, но временно, временно, дышит на спад,

всё неспешнее капает мёд в октябре, в ноябре,

на ладонь, на диван, на столешницу, так невпопад.

Эти всплески тепла так не к месту... Среди суеты

ты нашёл свой момент, ты присел и застыл у огня,

человече, глаза твои так же сегодня пусты,

как в ноябрьском пепле твоё сиротливое я.

Эта осень... всё длится и длится медовый закат,

и декабрьский пёс, уличённый печальной хозяйкой,

всё скулит под окном, понимая что он виноват

и мечтает о тёплой и мягкой руке негодяйки.

* * *

Не спеши, дурачок, дребезжащий от чувств,

светлячком попляши над остатком еды,

отраженным мерцанием я угощусь,

не стыдясь приземленности и ерунды.

Наколдуй мне тот нежный изысканный цвет,

возникающий остро на стыке теней,

я запомню твой пошлый бесстыжий балет

между чёрным вином и белком простыней,

натанцуй мне кислотную смелость и шар -

тот, волшебный, в котором живёт кто не жив,

но не пудри пыльцой, взглядом пошлым не шарь,

не учи,

не юродствуй,

не сторожи.

ПЯТНАДЦАТОГО ОКТЯБРЯ СЕМНАДЦАТОГО ГОДА НАХОЖУСЬ В БРЮГГЕ И РАЗМЫШЛЯЮ О ДРУЗЬЯХ И СМИГИВАНИИ ДАТ

Вот и новый октябрь, свет моргает в окне -

так луну задувает зябкий ветер морской.

Кто читает морзянку? Кто не спит на войне?

Полумёртвый и полуживой.

Что не спишь, маячок, что ты там сторожишь?

Мотылёк прилетит, он уже устремлён,

он уже приготовил к оплате гроши,

он уже обрядился в молитвенный лён.

* * *

... как лодочка от пирса,

как мышка от подола,

приятель мой напился

до стадии призёра,

другой приятель просто

не пробудился вовсе,

вообще понятие "поздно"

приехало на ослике,

на белом и упрямом,

на старом и босом,

прихрамывая странно

приехало и всё...

* * *

Прифронтовая полоса с песчаным пляжем,

пересыпай песок с ладони на ладонь,

смотри как каждая песчинка ляжет,

хоть это и не видно, только соль

так преломляет солнце, что слезятся

глаза, смотрящие в песочную возню,

ещё часок и нужно отправляться

в войну.

* * *

Приходит время ненавидеть вещи

за то, что ты уже недолговечней.

* * *

Как трудно рыбке золотой запоминать людские лица,

она глаза активно пучит, губами нервно шевелит,

всё повторяет, повторяет... Мир искрится,

и отвлекает, и мешает. И штормит.

А рыбка ловит имена и кислородом наполняет,

они всплывают лоб наморщив, а над поверхностью воды

их адаптирует разбойно птичья стая

для окружающей среды.

А рыбка чувствует вину, ответственность и беззащитность,

всё пишет на песке придонном, резвясь в утопленной реке,

и нет в том сходства и тепла, но есть движение и честность

шипенья тонущего солнца там, вдалеке.

ПАМЯТИ ДОРОГОГО КОТА АЛЛЕРГЕНА

Я принёс тебе белую крысу удачи!

Ну не плачь.

Не визжи.

Это мелкая жизнь и чужая.

Помнишь, милая, как прикоснулся мой взгляд

к носу влажному, ночью, на даче,

как лучился энергией яблочный сад,

как брели мы, не видя собак и оград,

это многое значит.

Наша мелкая жизнь, обожаю её,

в ней немного любви, остальное враньё,

а в итоге - еда и прививки,

глаз как вишня,

как ртутная капля, а в нём

крыса машет упругим весёлым крылом

и лакает из мисочки сливки.

Жизнь чужая - игра,

мы с тобою вчера

принимали друг друга на веру,

мелкий зверь, я был слаб,

без ума и без лап,

под воздействием эля.

Нынче я научился простому ляля -

общепитский закон общежита -

милый дом, отчий двор,

удалая семья,

половина которой убита.

Нынче я сам в себе,

недоволен собой,

но способен на милую пошлость,

я всерьёз называю себя "дорогой"

и в ухмылке кривлюсь ненарочно.

* * *

Когда бессмысленность с кипящими глазами

следит как ты упал и затаился,

не жди что позабудет и отстанет,

не думай, что достаточно молился,

не представляй как ты в броне и славе

цинично бросишь: "Что-то я не помню"

и будешь слушать, как в застывшем зале

вершит комар свой людоедский полдник,

а просто... я не знаю что тебе

сказать, упавший, полуутонувший,

желающий мистических побед

и понимающий, что не достоин лучших.

Бессмысленность прекрасна кривизной,

и, восхищаясь бесполезным новым,

не помни тех, кто за твоей спиной

попискивает жалобно: "Виновен!"

* * *

Да надо ли активно утешать?

Да и пассивно надо ли... а впрочем,

ведь гладят же в виварии мышат,

ведь чешут же проекцию их почек.

Оглаживать бока, касаться рук

и расставлять взволнованные штампы:

держись, терпи, есть польза от разлук,

надейся, не сдавайся...

Тень от гарпий

случайно налетела на лицо,

и тут же избежала опознания,

но если приглядеться как трусцой

за мною волки... радуюсь заранее

когда их труд вознаградится и

когда они получат то, что надо,

и лживая устойчивость земли

просядет под заброшенностью сада.

* * *

О бессильной злобе, о бессильной мести

говорить с собою нужно непременно,

славабогу, детка, с этими не вместе,

с теми ты не вместе, с этими ты временно.

Славабогу, дурочка, ты глазами старыми

преданно моргаешь, глядя на луну,

и тебя не трогает, что все ходят парами,

трогаешь ты кошку, лишь её одну.

Бантик на косичке - это даже мило,

это даже шалость, фантик в пустоту,

странно, что по юности ты ночами выла,

объясняя Богу про судьбу не ту.

ЗМЕИНЫЙ СУПЧИК

В вере твоей неустойчивый пылкий маразм.

Есмь аз.

И буки, и веди,

машенька, три медведя,

и баба яга, и щорс,

и павлик, и стук колёс,

и многозначность всегда

жмётся за левым плечом,

хихикает тихо, балда,

о чём-то и ни о чём,

уверена, что у нас

есть заговор, есть секрет,

за это положена казнь,

таблетки и педсовет.

Ты любишь себя в себе,

это ловушка, увы,

жалость - особый щербет,

сладкое для головы,

патока для души,

слипнется - не вздохнуть,

правильно не решить,

неправильно повернуть.

Блохи банальных рифм

ориентируют ритм

шагов по дороге простой.

Стой!

За правым плечом живёт

сволочь и полиглот,

знает и гитик, и всё,

связанное с письмом,

психолог и нашевсё,

тянет частичку "оммм",

словно зависший комп...

В вере твоей шелуха и остатки еды,

много воды, много обиды,

но убери излишки беды,

пусть их ангелы видят,

а больше никто, не надо,

незачем это, пустое.

Но сохрани то главное,

то вечное и смешное.

ЧУЖИЕ КРЫЛЬЯ

Ну... я умею чувствовать ложь,

а почувствовав - чувствовать стыд

и понимать, что тоже похож,

и радоваться, что болит.

Умею сознаться себе в плохом,

оправдаться, плечами пожать,

залить горчащее мёдом и молоком,

но не прощать.

Ещё я птенцов окормляю, голодных и злых,

они обещают, что станут орлами, взлетят,

пока же похожи на бестий не очень земных

и даже на бедных котят.

А чем их кормлю - не скажу, не признаюсь, ага,

не обязана больше, наш век уважает секрет,

наш век уважает животных, войну и бега,

а курение - нет.

Так вот, о птенцах... эти гарпии будят во мне

надежду остаться на той стороне.

Я И МЫ

Вот как скажу сейчас, вот как скажу,

сразу станет понятно, что мысль - это свет,

вот так же подходишь тихонечко к витражу

и быстро его разбиваешь на сотни конфет,

а муки пускай остаются тем, кто извне,

конфетки все мне,

осколочки - им,

а сладкое - мне.

Ну ладно, уже говори, мы стоим у окна,

снаружи стоим, мы готовы глазами - стекло,

закапай нам истину, где же, о, где же она,

для острых осколков готовилось сердце давно,

о, как мы хотим леденения, как мы хотим,

ну где же ты истинной веры надёжный хитин?

За преломление света не нужен и хлеб,

пусть радужка наша поймает сиянье и бред,

мы только одно не прощаем в вершеньи судеб -

дурашливость мы не прощаем. Дурашливость. Нет.

КОНЕЦ ИПОТЕКИ

Свобода приходит благая, блоги освобождают,

старость несёт свободу, как раненого щенка,

он выздоровеет понемногу, скулящий, он скоро залает,

весело и бесстрашно, на фоне дверного звонка,

у двери толпятся дряни с запахом хлорки и гнили,

в замочную скважину шепчут - открой, всё равно войдем,

а ты, блондинка в отставке, с венами, полными пыли,

гладишь больного щеночка, косясь на оконный проём,

миленькая брюнетка, с корнями седыми в Париже,

с тропинкой светлой на склоне опущенной головы,

думаешь обреченно - допустим, выкрашусь в рыжий,

поскольку рыжие чаще кому-то и где-то нужны,

шатенка с винным бокалом делится со щеночком,

он засыпает и тонко, смешно бормочет во сне,

на белой щеке насечки, над верхней губой оторочка,

на белой стене портретик, на гладкой такой стене.

Сёстры мои, идиотки, это идёт свобода!

Радуйтесь, трепещите, лечите её щенка,

полуосвобождение - это такая икота,

рефлекс мимических мышц на мерзость дверного звонка,

это такое цепляние за стойкость прежних ужимок,

это такие рефлексы выгоды в зеркалах,

сестры мои, смиритесь, это спадают зажимы,

это слетают устои, это растет кора.

Щеночек ещё залает, станет прекрасной сукой,

будет смешить цинично, будет смотреть озорно,

будет гулять где хочет, с правом ошибки, разрухи,

стервозности, любопытства, что там ещё грешно...

ВНУТРЕННЯЯ БАРЫШНЯ

Тёпленькое солнышко присохло на краю,

свинцовыми примочками обкладывают день,

внутренняя барышня, давай тебе спою

как ходики ходили, а после стало лень.

Коробочку ночную я пухом устелю,

в неё уже положены и ручка, и блокнот,

внутренняя барышня, давай тебе спою

как в тёплое и мягкое запрыгнет чёрный кот.

Так будет массажировать,так сердце усмирять,

ты будешь мандражировать, ты будешь гнать кота,

ты будешь много мыслей просматривать подряд,

и будет в их мелькании дурная красота.

Внутренняя барышня застынет у перил,

восточный ветер в море швыряет свой песок,

лунная горошина мелькнёт среди перин,

и станет спотыкаться твой тонкий голосок...

15-ОКТЯБРЬСКОЕ 2016

Вот снова придумаю осень, пусть только на день,

надену увядшее, пыльное, мятое, нежное,

в таком одеянии каждый неглупый злодей

становится бережней.

Испачкаю пальцы в сусальной весёлой пыльце,

водя по пространству, застывшему в позолоте,

в такой легкомысленной скорби немалый процент

завоет на правильной ноте.

Да, мне бы хотелось дождя, это был бы завет,

заветов всегда не хватает, в них честь и гордыня,

но мне предлагается спелый оранжевый свет,

похожий на дыню.

И сладость его бесконечна, и слиплась гортань,

я молча смотрю на лицо своевольного Града,

в котором нет места понятию горизонталь.

Так надо.

ПРЕДЗИМНЕЕ

Просушим душу, уберём в пакет,

достанем шарф, и шапку, и перчатки,

бессовестный и лживый зимний свет

позволит наплевать на опечатки,

всё так неявно, так смешно плывёт,

так недосказано, что будит подсознание,

а ты сидишь и свой вершишь полёт,

глотая прах не своего призвания.

Из бледных слов и очевидных рифм

узор слагает сволочной рассудок,

а у тебя от ненависти - грипп

и очень, очень злое время суток.

Лечись, мой друг, хоть водкой, хоть котом,

плыви во сне на лодочке с Хароном,

и, дань отдав обрядам похоронным,

сомни вокруг сереющий картон,

вернись живым на берег расписной,

вдохни морозный пиксельный пейзажик

и стань собой, и ляг, и сядь собой,

поскольку без себя тебе куда же...

ПИСЬМО ПОДРУГЕ ДЕТСТВА И ЛЕСА

Милая моя Мэри, моя пожилая Энн,

как поживаешь в низине, мелешь пургу и муку?

У нас, слава богу, всё так же, всё тихо, без перемен,

я как всегда убиваю, муж мой всё так же "ку-ку",

летает на старом драконе, выжившем из ума,

вообразил себя дроном, но жрёт и гадит везде,

это я про дракона, порази его, сволочь, чума,

а муж - здоров, но неряшлив, крошки огня в бороде,

верит, что он хранитель, вершитель и судия,

с последним я не согласна, да и вершит фигню,

хранит же старые кости, и те подарила я -

дарила как-то на счастье любимую сучку мою.

А помнишь ли наши пляски в подлунном глухом лесу,

ты и тогда топталась неловко, как юный медведь,

теперь-то, наверное, вены, отёки и горький суп

из спорыньи да красавки, чтобы почти умереть.

А я-то летала-летала, подолом закрыв лицо,

белая кожа сверкала на красном подбое плаща,

муж мой тогда и попался, уже лет тому пятьсот,

путая заклинания, блея и трепеща.

Ты скрылась в своей берлоге и замолчала навек,

а я, заскучав, согласилась слушать его бормотство,

муж составлял заклинания, а тут - один человек...

смешной такой человечек, щекочущий естество...

Несколько лет я пела, муж мой смотрел в огонь,

добормотался, скотина, слова оплавили снег,

я, превращаясь в гадюку, сквозь стыд, отвращенье и боль,

видела как догорает этот смешной человек.

Зря я с тобой разболталась, письма писать хвостом

занятие не из лёгких, ну, подруга, бывай,

ползу на ночную охоту, мышей убивать, под стол,

да от дракона подальше, всё пристаёт, бугай.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Дорогой отрешённый созерцательный описательный бормотун,

многословный поэт, любовно, неторопливо, монотонно и непрерывно

опускающий в медленный поток вечности всё, что увидел, услышал, подумал, съел, выпил и выделил,

как же ты размножился!

Плавный, степенный, презирающий рифму,

обернувший коленки и локти в тряпочку,

не молчащий в неё, утирающий слёзинки,

косясь на себя в мутное зеркало бытия,

утомлённый, самодостаточный крот,

слепыми глазами моргающий на закат,

а сношай-ка сам себя в рот,

гад.

* * *

В черный колодец умалишения

падаем, тихо кружась.

Чувствуешь тёплое кожное жжение?

Это налипшая грязь.

Есть расстояние в жестком и узком

горле колодезной тьмы,

там ты-тебя непременно науськают

эти, которые мы.

Жалок полёт твой, смешное животное,

долго ль сей муки ещё?

Спрятаться негде, и шепотом "Вот она!"

трогают за плечо.

* * *

Деревья , деревья, что тянете руки к пространству,

как будто хотите сдержать суетливое небо,

наверное привыкли деревья всё время стараться

ловить ускользание воздуха. Мне бы, ах, мне бы

ваше терпение... Черные пястные кости,

тихо топорщите жизнь, что дошла по сосудам,

тихо себе представляете эти подробности -

птичка летит из разомкнутых... млеет рассудок.

Птичка моих представлений, лети на закат,

я знаю, там море, там каждый ни в чём виноват,

я просто хочу начертать осторожным перстом

как было свободно и пусто, как слово "потом"

тебя осеняло, меня осеняло, и мы

не просто застыли, а руки тянули, смеясь,

как наши погрязшие в здравом рассудке умы

утратили с разумом умную прочную связь...

* * *

Мир, кровью политый, скукожился, затвердел,

уменьшился, кругленький, ржавого пыльного цвета,

высох и катится, ловко виляя меж тел,

дыша тяжело и легко уходя от ответов,

как от погони, да где та погоня - смешно,

что он представляет врагов, что его настигают...

он каждое слово, каждый несильный пинок

считает сближением с раем.

А кто же играет в тряпичный обкатанный мир?

Кто шарик гоняет, кто пылко хохочет и скачет?

Пафосный умный дурак, просвещённый дебил,

окормленный клон, уяснивший простую задачу.

ДОРОЖНЫЙ ЗНАК

Осторожно!

Вы вступили в возраст ложных воспоминаний.

Сложно

не запутаться самому и не дать запутать себя.

Сожители по времени возбуждены отстранением и самосостраданием,

они восстанавливают своё ложное "я".

Это их право, все мы этим тешимся,

сидим себе в уголочке, лепим куличики из годов,

но не прощаю этих, в подкорке которых чешется

желание выстроить рамочки в которых ты будешь готов.

Готов на такое ты будешь, что в это не сможешь поверить,

расплачется нервный ребёнок, живущий внутри тебя,

обидится он на взрослых, лгущих по высшей мере

несправедливости. Впрочем, детёныш расстроится зря.

Ну ладно бы из трактовок складывали вы пазл.

Нет, вы творите, черти. Прошлое - ваш реванш.

Засасываете в пипетку мимику, жесты и фразы,

мешаете пальцем в мензурке, умильно цедите: "Наш!"

Осторожно! По минному полю не ползай,

клюкву чужую не трогай, сиди, плети свой узор.

Друзья и враги при деле - заняты ложью и прозой.

А в Чехии "осторожно" переводится как "позор".

ЭПИДЕМИОЛОГИЯ ФОРТУНЫ

Дорогие, боящиеся неудачников, как же я вас боюсь!

Я, неудачница со стажем, попивая гордость уничижения,

расположившись на дне, наверное вошла во вкус,

вглядываясь в колодец неба, как в центр мишени.

Я только головы ваши вижу - контуром в небесах -

заглядываете опасливо, заразы боясь, и уходите,

удаляетесь, дорогие, на уверенных парусах,

на дрожках успеха, верхом на драконьей хорде.

"До свиданья!" - возможно хотелось бы молвить вослед,

но нет, прощайте, прощайте, я даже реванша не жду,

я только звеню колокольцами, читая статьи из газет,

предупреждая оставшихся - бойтесь меня, заражу!

Ни жарко, ни холодно, малая гордость моя

рада за вас, но вернуться уже не позволит.

Мы, прокажённые, мы, пофигисты и, бля,

романтики мы и ленивцы, брезгливые стоики.

* * *

Вот стоишь ты на камешке, держишься за ничего,

камешек топчется на отведенном кусочке

огромной земли, нет точнее и правильней точки

расположения твоего.

Вот живёшь ты на этой земле, окруженный домами,

деревьями, камнем и небом, не любишь людей,

только чувствуешь тоненькой кожей как где-то за нами

старей и больней.

Вот молчишь ты о правде, о холоде липкого страха,

хватаешь руками простёртыми воздух и свет,

а на тебе ни белья, ни волос - лишь рубаха, и голоса нет нет нет

Оставить комментарий

Обновлено: 02/10/2019. 41k. Статистика.

Сборник стихов: Поэзия

Связаться с программистом сайта.

Михайличенко Елизавета Девятая жизнь (2019)

Михайличенко Елизавета
Девятая жизнь (2019)