Елизавета Михайличенко

ЗА СТЕКЛЯННОЙ СТЕНОЙ


РАССКАЗЫ О НАРКОМАНАХ С КОММЕНТАРИЯМИ 
ЛЮБИТЕЛЕЙ И ПРОФЕССИОНАЛОВ 




Один мой знакомый, узнав, что пишу о наркоманах, 
посмотрел на меня иронично: "Зачем? Что ты можешь 
сказать об этом нового?" Надо признать, вопросом он 
попал "в вену". Действительно, в последние годы тема 
о наркомании перестала быть объектом только специа- 
листов. Вместе со Сталиным, проститутками и мафией 
наркоманы оказались главными действующими лицами 
журнальных и газетных публикаций. Иногда кажется, что 
мы знаем о них все. Создается впечатление, что жизнь 
наркомана - это уже не жизнь даже, а одно нагромож- 
дение ужасов и грязи. Мне кажется очень типичной не- 
значительная история, рассказанная знакомым звукоопе- 
ратором с киностудии им. Горького: 

- ...и режиссер дает крупным планом иглу, входя- 
щую в вену. И говорит мне - сделай, мол, такой звук, 
чтобы мерзкий был. Пытаюсь объяснить, что игла входит 
бесшумно. Но ему это неважно. Ему нужно, чтоб было 
мерзко. Такая художественная задача. Ну, вогнал я ка- 
рандаш в гнилое яблоко - чм-м-мок! Режиссер счастлив: 
"Старик, это то, что нужно!" 

Сталкиваясь, как психиатр, с больными наркоманией, 
я легко могла бы привести кучу жутких примеров, но не 
хочется очередной раз втыкать карандаш в гнилое ябло- 
ко. В конце концов, каким нагромождением ужасов и 
грязи ни является жизнь наркоманов, это прежде всего 
человеческая жизнь. "Он наркоман!" - говорим мы, тем 
самым проводя грань между нами и ими. Давайте, нако- 
нец, поймем, что четко обозначенной грани нет. Болезнь 
забирает человека у общества постепенно. Эти люди хо- 
дят среди нас, мы их видим, но долго не замечаем, как 
из обломков ампул вырастает между нами стеклянная 
стена. И не замечаем до тех пор, пока не ударяемся о 
ее бетонную прочность. 

Да, в последнее время мы стали больше знать о 
наркомании. Большей частью - достоверные факты. Но 
"знать" и "понимать" - это очень разные вещи, особен- 
но, когда дело касается наркомании. Для здорового че- 
ловека должно быть нормальным желание помочь чело- 
веку больному. А наркомания - это болезнь. И невоз-
можно помочь больному наркоманией, не понимая его. 
На первый взгляд кажется - что там понимать! Зависит 
человек от химического препарата, ради него готов на 
все, постепенно теряет все человеческое. В зону его, в 
психбольницу, в спецлечебницу, подальше от нас! Но 
"наркологическая" ситуация в подростковой среде до- 
стигла такого уровня неблагополучия, что при этой 
типичной точке зрения не придется ли со временем изо- 
лировать большинство наших детей? 

Начав употреблять наркотическое вещество, человек 
не превращается мгновенно в животное, как зачастую 
кажется нам. Он ходит среди нас, работает с нами, свя- 
зан с "нормальными" людьми множеством социальных, 
эмоциональных, обычных человеческих ниточек. И ги- 
бель наркомана так похожа на известный кукольный но- 
мер, где марионетка рвет одну нить кукловода за дру- 
гой, но вместо свободы обретает гибель. 

Так что же нового могу сказать о наркомании я - 
выпускница медицинского института, окончившая клини- 
ческую ординатуру по психиатрии и выпускница Литера- 
турного института им. Горького, пишущая стихи и худо- 
жественную прозу? Я хочу попытаться использовать 
научные знания и художественный метод, чтобы не толь- 
ко знать, что "за стеклянной стеной", но и понимать 
это. 

Я очень боюсь сфальшивить, хотя темами для расска- 
зов и послужили реальные судьбы. Поэтому моими пер- 
выми читателями и критиками станут люди, употребля- 
ющие наркотики. Не среднестатистические наркоманы, 
ведь это, как правило, люди с невысоким интеллектом, 
не способные связно выражать свои мысли (если таковые 
имеются), не думающие ни о чем, в том числе о себе, 
не уважающие в себе и других личность. Я буду беседо- 
вать с людьми, способными к самоанализу, обладающи- 
ми определенным интеллектом, искусно ищущими для 
себя оправдания. С их согласия я приведу далее наши 
беседы, потому что это по-своему уникальные люди, 
как уникальна и откровенность, с которой они говорят 
о своих проблемах. Именно такие люди и могут явиться 
мостиком через "стеклянную стену". 

А последнее слово мы оставим за ведущим специа- 
листом нашего края в области психиатрии, за неформаль- 
но подходящим к медицинским проблемам человеком - 
заведующим кафедрой психиатрии Ставропольского мед. 
института, профессором В. С. Чудновским.  




ПАМЯТНИК 


За прилавком виднелась одна задница - продавщица 
нагнулась и неторопливо распаковывала ящик с сигаре- 
тами. 

- Я живу напротив, - сказал он ей. - Приходи пос- 
ле работы. 

Выпрямившись, продавщица швырнула пачку сигарет 
и фразу: 

- Кому ты нужен! 

И он вспомнил, что ему шестьдесят лет. 

Эта весна была сама по себе. По крайней мере для 
него. С другими она еще затевала флирт. Прошлая вес- 
на была не такой. Правда, тогда ему было всего пять- 
десят. 

Весну он заметил только вчера - стало жарко и в 
расстегнутом полушубке. И сегодня он влез в осеннюю 
одежду. Куртка болталась. В кармане было письмо от 
родителей Котла. Они называли его сынком, и он долго 
вспоминал, ответил или нет... С Котлом бы эта падла 
пошла. И конца работы не ждала бы. Бросила бы весь 
товар с выручкой и пошла. А Серый, по крайней мере, 
нашел бы, что ответить. "Кому ты нужен!.." Нужен Хорь- 
ковой матери. И сейчас к ней пойду. Только надо сразу 
сесть спиной к портрету. Увеличенный до размытости 
Хорек с орденом "Красной звезды". Только надо приду- 
мать новые подробности его подвигов, чтобы не лажа- 
нуться, как в прошлый раз. Погнал на автопилоте, а вы- 
шло, что шпарю слово в слово статью. А мать ее тоже 
наизусть знает - все, что от сына осталось. Смотрит с 
суеверным ужасом: "Бог с тобой, Володя, откуда ты зна- 
ешь статью наизусть?!" Не расскажешь же ей... А может, 
рассказать, как мы ее Пашеньку полтора месяца застав- 
ляли статью "Разведчик Павел Корнеев" перед отбоем 
читать. Как он плакал, читая о своих подвигах, которые 
не совершал. Не раскажешь же ей, что командир пред- 
ставил его к награде за то, что Хорек "стучал". 

Хорькова мать жила на последнем этаже в доме без 
лифта. А уже после третьего, с тех пор, как ему испол- 
нилось пятьдесят, начиналась одышка, и это было непри- 
ятно. Приходилось долго стоять перед дверью, прежде 
чем позвонить. Пауза на пороге - тамбур для перехода 
из этой жизни в ту, когда инерция ни той, ни другой жиз- 
ни не несла - разверзалась как пропасть, и становилось 
страшно, что когда-нибудь он не выдержит и займет у  
старухи деньги... Хотя, какая она старуха - ровесники. 

В этом городе он родился и в общей сложности про- 
вел 22 года. Первые восемнадцать, и последние четыре, 
то есть сорок. Первые восемнадцать лет были такими, 
какими и положено быть первым восемнадцати годам у 
здоровой человеческой особи. Потом призывной пункт, 
где хор ветеранов войны, партии и труда спел им "Ка- 
тюшу". Потом по вагону пошли фляги с самогоном. Пер- 
вая ночь в Кабуле, когда не мог уснуть. И стрельба. 
Радостный азарт сбивания человеческих фигурок, а потом 
отрезвление от широких мозолистых ладоней убитого 
душмана - вчера еще держал мотыгу... 

Земляков в отделении оказалось двое. Серый и Хо- 
рек. И это могло оказаться большим везением, но оба в 
счет не шли - Серый был не свой, особенно поначалу - 
уже за двадцать, институт, жена, учебка, сержантские 
лычки. Когда Серого разжаловали в рядовые, он приго- 
варивал: "Чистые погоны - чистая совесть". Тогда он 
еще не знал, что заложил его Хорек. А когда узнал, 
отговорил меня пристрелить Хорька. Интересно, а смог 
бы я тогда его? И как бы теперь разговаривал с его 
матерью?.. Зато я был бы моложе на целых четыре 
года... 

Где взять деньги? Продавать уже нечего. Полушубок... 
Какой дурак даст за него сотню?.. По всему выходит - 
надо было фарцевать... "И у тебя проблема с деньгами? 
Нет, в долг не дам. Ну и что, что другим даю. Другие не 
могут, как ты. У них нет афганской корочки на децифит 
вне очереди. Иди в универмаг, через час будешь иметь 
на кусок больше..." Все они думают, что я чистоплюй. 
Не скажешь же, что живу за Котла, который ненавидел 
фарцов. Да и Серый клялся, что никогда не воспользу- 
ется удостоверением. То, что никогда не воспользуется, 
это точно... А хорошо бы фарцевать - нет проблем с 
деньгами. Не корчиться с утра от страха, что не доста- 
нешь бабки... Черт, бабки! 

Слабое весеннее солнце уже опускалось, но ему ста- 
ло казаться, что под лучами из суставов испаряется 
смазка. Бесцельная прогулка вела в камеру пыток. Хорь- 
кова мать подождет до завтра. Да и откуда у старухи 
сотня? 

Все, с кем он начинал, уже обросли клиентурой - 
сопляками, которых раньше угощали и которые теперь 
покупали. Навар обеспечивал надежный кайф... Ни одна 
падла же не даст... Серый, гад, как кость в горле. Не  
избей он ублюдка-старшеклассника за то, что заставлял 
первачков курить анашу, не вылетел бы из педа в Афган. 
И мне бы сейчас за него не жить. Еще бы на четыре года 
моложе. За остальных жить - почти как за себя. А Се- 
рый - другое поколение... А для сына Серого - я из 
поколения его отца. И для моего отца мы с Серым одно 
поколение... 

Может, у отца выдурить сотню? Глухо - позавчера 
брал на костюм. А сегодня на фотоаппарат? Не те вре- 
мена - не после дембеля. Тогда отец суетился как пацан. 
Наверное, так встречал с войны деда. Все выспрашивал 
подробности: "А сколько душманов ты убил, сынок? Ну, 
а вы что? А они что? И не страшно было?" Пауза. Сын 
медленно поднимает голову от тарелки. Прожевывает. 
Проглатывает. "Нет, папа. Даже весело. Как ночью в 
саду, где сторож с берданкой". Отец растерянно смот- 
рит. Он не понимает - он родом из военного детства. 
Он знает, что с войны должны возвращаться героями. 
Он хочет понять: "Значит, там все пострашней, чем в 
газетах?" Сын истерически смеется: "Ерунда! Я вообще 
не ведал страха. А знаешь, когда было особенно не 
страшно? Когда однажды от всего нашего отделения ос- 
тался я один". 

И еще одна осталась мать Хорька. И жена Серого. 
Не долго же она была одна... Своя мать встревожи- 
лась - еще бы, сыночка, едва избежавшего душманской 
пули, уже спрашивает какая-то яркая девица. И явно 
старше. 

- Здравствуйте. Я жена Сергея. Я получила ваше 
письмо. Спасибо. А теперь узнала, что вы вернулись... 

- Да, на днях... Я как раз собирался... 

Хорошо, что письмо Серого он писал первым. Писать 
его было очень трудно, поэтому сейчас за него было не 
стыдно. А последние письма шли, как под копирку. 
И когда мать Суслика спросила его разрешения пере- 
дать это письмо - свидетельство однополчанина о гибе- 
ли сына в школьный музей, он не разрешил. 

Жена Серого была единственной, кто знал, что он 
должен жить за десятерых. Когда она позвала его на 
годовщину смерти Серого, он решил отдать его записку. 

Они были только вдвоем. Ребенок уже уснул. Водка 
кончилась. Он любовался женой Серого, но она была 
женой Серого и от невозможности переступить через 
это было грустно, приятно и тянуло на откровенность: 

- Мы сидели ночью в палатке... Утром предстояло 
лезть на рожон. И Серый тогда предложил, чтобы каж- 
дый написал записку. Что, ну, если убьют, что оставшие- 
ся должны сделать что он сам не успел. Договорились 
читать только если убьют. А кто доживет до дембеля, 
вернуть обратно. Серый носил их вот в этом кармане... 
Вот. 

- ...Почему ты не отдал сразу? 

- Она адресована не тебе... А сейчас я подумал - 
пусть хранится у тебя. Когда-нибудь покажешь сыну. Ты 
понимаешь, что получилось... Он написал: "Теперь вам, 
оставшимся в живых, предстоит жить за нас, которых 
уже нет..." Ты понимаешь, что это для меня теперь оз- 
начает?! 

Она не понимала. Она принципиально не понимала, 
как можно пытаться идти против природы. Она называла 
это "Сережа бы не одобрил" и смотрела нагло-жалобно. 

- Ты будешь не жить во имя остальных, а гробить 
себя, - сказала жена Серого. - Потому что жизнь за всех 
ты не потянешь. 

- Почему? - спросил он спокойно. 

- Потому. Ты не сможешь мерить поступки мерками 
их всех одновременно. Тем более за Сережу. 

- Почему? - повторил он и почти равнодушно смот- 
рел, как она суетливо ищет свое оправдание в письмах 
Серого - он разрешал и даже просил ее выйти замуж, 
если что. 

- Ты не подумай, - сказала она, - что я не любила 
Сережу. Я его люблю и сейчас. Память о нем люблю. 
Но выйти замуж - это нормально. Это другое. У меня 
сын. 

- Что, уже есть за кого? - равнодушно спросил он, 
пытаясь разыскать в размягченной душе обиду за Серо- 
го и находя только афористическую пошлость о всех 
бабах. 

- Пока нет, - торопливо сказала она. - Ты не поду- 
май. Но это в принципе нормально. 

Она подошла близко. Провела по щеке его - нежно, 
неожиданно. Он отшатнулся, испугавшись своей радости. 

- В одном ты прав. В тебе для меня немножко Сер- 
гея, - слишком внятно пояснила она. - Ты же сам хочешь 
жить за него... В смысле... Ну, не в этом смысле... То 
есть... 

- Нет! - он прислушался к себе - было пусто и гул- 
ко. - В тебе для меня тоже немножко Серого, поэтому. 
И еще потому, что я не могу. Как бы я не один всегда... 

- ...Вы все психами пришли, - сказала она на про- 
щанье. - Ты колешься, что ли? 

Он поправил рукав на сгибе локтя: 

- Это от глюкозы. 

Он спускался по лестнице, а она кричала сверху: 

- Требуешь от нас героизма? А имеешь ты на это 
право? Привык там к схемам - или да, или нет. В нор- 
мальной жизни так не бывает! 

Там казалось, что будущего нет. Поэтому глупо было 
не попробовать. Пробовали все, кроме Серого и Хорька. 
Хорек верил, что вернется, а у Серого были принципы. 
Серого поняли. 

Суслик признался, что после этого видит мать, а во 
сне нет. Но он знал, что Суслик врет по обыкновению, 
причем скорее себе. Такое странное оправдание, о чем 
и сказал Суслику. Что тот - страус, прячущий голову в 
собственный зад. Вышло грубее, чем хотел, но Суслик 
только пробормотал в сторону: 

- Но ведь мог бы видеть... 

Такое высокое и цельное назначение собственной 
матери - ожидание сына - снизилось за неделю, если 
не сразу. Культ матерей и сестричек там был сродни 
слезливой уголовной романтизации их же. Это сказал 
как-то Серый, сказал зло, как будто имел на это право. 
Это было еще вначале, и Серого спасли только лычки. 
У Серого не было ни сестры, ни матери. 

Мать говорила о колбасе, о тряпках, все это - словно 
он и не исчезал. Кормила вкусно. Советовала жениться, 
знакомила. Делала все, что полагается делать матери от- 
служившего сына. Но он смотрел на нее глазами осталь- 
ных, и этот общий взгляд из небытия не принимал иди- 
отских частностей. И, что хуже, не прощал... Денег она 
уже не даст. 

Он сел на скамейку. Тело пропускали через мясоруб- 
ку, медленно, смакуя пытку... Смеркалось. Смотрел че- 
рез стекла витрины, как люди отдавали в кассу деньги. 
Там была не одна, а много сотен... Так просто, казалось 
бы, зайти и порыскать АКСом: 

- Это, это и вот это. Тыс! 

"Матка, курки, яйки, шнеле!" - угрюмо говорил Се- 
рый и надолго переставал разговаривать. Потом отходил. 
Его берегли, не впутывали. 


Надо было бы завязать. Хотя б попробовать. В два- 
дцать я бы попробовал. Собственно, и сейчас могу... 
Черт, как дерьмово... Но меняться в шестьдесят... Я за-
ехал слишком далеко. Если живешь за всех, болеешь 
тоже. Странно было бежать в болезнь, зная, что она 
смертельна... Смешно после всего было думать о смер- 
ти... Или казалось, что меня-то пронесет... 

В пятьдесят с лишним он лежал в психушке - родите- 
ли спасали сына. Седой доктор с замашками полкана 
объяснил походя: 

- От таких доз мрут на лету. Не говоря уж об им- 
потенции... 

Мог объяснить ему, что в мои годы дальнейшее име- 
ет все меньше значения, как и бабы. И это мало волнует. 
Но от такого объяснения переписали бы диагноз. И вме- 
сто шестидесяти дней (полутора лет) за решеткой 
на вонючей койке в вонючей палате - вообще до 
конца... 

- Наркоманов на западе лечат лет пять, - говорила 
медсестричка Оленька. - Я читала. А что же у нас - 
два месяца... Все равно толку нет. На уж. 

Через Оленьку дозы тогда еще периодически пере- 
давали. Отслуживал в личной охране. В шестьдесят не 
отслужишь... 


Он с трудом встал, перемогая озноб, поднял ворот- 
ник. Можно все-таки пойти к Хорьковой матери... Сколь- 
ко там она тратит на себя... Старуха же. Но Хорькова 
мать честно ждала и честно ждет. А что ей еще остает- 
ся? И воспитала гада. И смерть не искупила его подлости, 
потому что подлость неискупима... И порождает ответ- 
ную подлость, даже если человек не хочет ее... Черт! 
А жена Серого теперь честно не ждет... Зря она вернула 
тогда записку: "Сыну не покажу. Пока. Возможно, у него 
будет другой отец. Пусть не знает, что неродной. Так 
для него будет лучше, чем абстрактная память по за- 
писке..." 

- ...Выйди. 

- Зачем? 

- А его сын вырос... Здравствуй, Антон... Муж дома? 

- На работе... А что?! Антон, зайди в квартиру... Я 
же просила! Что надо?! 

- Сотню. 

- На глюкозу? 

- Ну. 

- Пошел ты. 

- Я хочу отдать Антошке записку. Ну, ту. Он уже 
взрослый. 

- Ты... Это... подло. 

- У нас разные понятия о подлости... Но могу про- 
дать. За сотню. На памятник воинам-интернационали- 
стам. 

Вышел из подъезда. Прислушался. Серый молчал. 
Прислонился к стене. Почему я должен продолжать бе- 
речь Серого больше других? В конце концов... В шесть- 
десят относишься к смерти друзей юности иначе... Чуть 
раньше, чуть позже... Эта сотня для меня - отметить 
нынешнюю смерть Серого. Молчишь, Серый? Ну, молчи. 
По крайней мере я не приучал сопляков из-за тебя. Легко 
быть белым за чужой счет, Серый. 

...Он еле шел. Шел в другом направлении, хотя орга- 
низм скулил и тянулся к дому с раствором. 


Хорькова мать сначала не узнала. 

- ...Володечка... Господи... 

Засуетилась. Тоже постарела. Чай, сахар. Тянуло бле- 
вать. 

- Пирожки... Сама пекла... 

Один Хорек на стене не изменился. Бравый, красно- 
звездный, как Спасская башня, Хорек. И часы его про- 
должают бить в чужом теле... Не прощалось. Отвер- 
нулся. 

- ...Просто долго болел... 

- У одних жизнь отобрали, у других здоровье... Гос- 
поди... 

- ...Хотим памятник ребятам... Деньги... 

- Господи! Извини, мало... Это все... Памятник... 

- Хорошо. Четыреста - это хорошо... 


...Теперь ему казалось, что бежит. Хорек внутри ску- 
лил и в такт шагам повторял статью... Заткнись!.. Вот 
так... Отдышаться. Дверь. 

- Что, на все? А ты способный парень... Но хитрый. 
Когда работал у меня на ставке, казался таким простым... 
Что нынче давали в универмаге? 

Хрен с ним. Пусть. Короче! Короче же ты, падла! 
Пусть сначала даст, а потом... А потом я приду снова, 
потому что сейчас молча уйду... И все-таки надо бы его... 
Но это не для шестидесятилетних стариков. Момент упу- 
щен. Котел, ты прав. Это уже полное дерьмо. Но в уни- 
вермаг-то не пошел! 

...Ну вот... Хорошо... Он откинулся в кресле. За ок- 
ном было темно и смеркалось. Раньше это было бы ве- 
сенним первым громом. Открыл окно. Вдохнул. Шевель- 
нулась внутри птица, почувствовав свободу, подумала о 
полете и затихла. Улыбнулся слегка... Смешно все-таки
мать встретила: "Стыдобища! Когда пойдешь на рабо- 
ту?!" Объяснил честно: "Я на пенсии". Решила, что изде- 
ваюсь: "Нет у тебя жалости! Совести нет! Недаром ваши 
грузин лопатами порубили! Убивать научились! Мать 
убиваешь!" "Отвали!" 


Убивать научились быстро. Вопрос убить или быть 
убитым даже не возникал. Убийство вообще поощря- 
лось. Тем более они наших. А мы ваших. А они так на- 
ших, что мы теперь вообще всех ихних... Рулетка войны 
раскручивалась полоумной судьбой. Она же сгребала 
жетоны... Может быть, частое наблюдение как легко пе- 
решагивает другой грань жизни и смерти по причине 
твоего свинца, породило чувство обыденности этой гра- 
ни. Она перестала быть недосягаемой... Не убий? А по- 
чему, собственно?.. А он стыдился чувства вины перед 
убитыми духами. Серый заметил и похвалил за "непонят- 
но как сохраненные следы человечности". "Я просто не- 
полноценный", - возразил он. "Ты неполноценный убий- 
ца", - уточнил Серый. Подумав, он ответил: "В том 
числе". 

Он подошел к столу и включил приемник. Запел один 
из брежневских соловьев. Пел против бывшего хозяина, 
ругал жизнь. Музыка и текст фальшивили. 

Взял бумагу. Ручку: 

"Дорогие родители Саши Котлова! Мама и папа! Вы- 
тащив сегодня ваше письмо из кармана куртки, я не 
вспомнил, ответил ли. Отвечаю. Спасибо, конечно, вам за 
доверие, но в сыны я вам не подойду, хотя я и не фар- 
цевал из принципов вашего реального сына Саши. Я, 
кстати, познакомился лет тридцать назад с невестой Кот- 
ла, и она была рада, что его убили до, а не после. Не 
поняла, дура, что и без нее есть кому за него жить... Ну, 
это ладно. Дело в том, что жить за них всех оказалось 
плохо. И вообще дело это оказалось дерьмовым. Было 
бы для чего. А они еще ссорились все время, и Котел, 
кстати, больше всех - причем со мной, Хорьком и Се- 
рым. Самым тихим был Суслик, а я не разрешил его 
матери отдать письмо в музей. Наверное, пусть отдаст - 
все равно его никто там читать не будет. 

А сегодня я, так уж кстати вышло, благодаря подло- 
сти Хорька и ответной моей (и еще тут есть одна), до- 
стал раствора для всех, кроме Серого. Серый умер чуть 
раньше, сам, от стыда за эту дерьмовую жизнь в целом 
и полноценности моего скотства конкретно. 

Значит, я решил поставить памятник всем ребятам.
Кстати, я считаю, что умершим на подлой войне памят- 
ник можно ставить в том числе и за подлые деньги. Не 
в этом суть. А вам я зачем пишу - в общем, когда я 
загнусь от усугубления, на моей могиле надо всех запи- 
сать. И Хорька, ладно. Чтоб БМП, Братская могила пе- 
хоты. 

А зря Серый обещал, что я впишусь, когда вернусь. 
Никто из нас не вписался. Мы не чуем грани. Своей то- 
же. Поэтому нам же легче убить и себя. С чем и оста- 
юсь вашим..." 

Р.S. Если бы я имел право судить, я бы сказал, что 
их убили не духи, а молчание всех, кто позволил. В том 
числе и ваше, дорогие папа и мама Котла. Но я право 
потерял еще, когда молча пошел. Когда вернулся, нам 
заткнули рты молчанием - табу. А теперь затыкают 
скорбным молчанием - не лезь во имя светлой памяти 
павших... Поэтому пошли вы все! Пускай нам общим па- 
мятником будет построенный в боях идиотизм! Ваш 
сын". 




ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ 

Дочитав последний листок с машинописным текстом, 
Б. долго вкручивал в пепельницу окурок, как будто гор- 
ки пепла могли наполнить Гиндукуш. 

Б. В некоторых местах "поднялась шкурка". 

Я. Насколько герой получился? Ты в жизни таких ви- 
дел? 

Б. Он слишком сконцентрирован. Но так и должно 
быть, он как символ идет. 

Я. Уместно ли о нем говорить, что он сам виноват? 
Такой извечный вопрос - кто виноват? 

Б. А я считаю - сам виноват. Правильно, потому что 
это всегда составная часть. Но он не может быть вино- 
ват только сам. Ну, только в частном каком-то случае, 
например, шлепнул сына и виноват сам. Хотя и сын вино- 
ват наверняка. Или кто-то виноват, кто тебе наступил на 
ногу в троллейбусе. Но это часть какая-то. Здесь не по- 
лучается, что он сам виноват, здесь многие виноваты. 
Потому что одно письмишко его чего стоит. Только это 
все равно будет неполно, потому что здесь добавлено 
еще бог весть чьей вины. 

Я. А кстати, насчет письма. Нормально получилась 
концовка? Я очень за нее боялась, она должна была 
стать таким приговором, что ли, и себе и нам. 

Б. Да, нормально. 

Я. А вот психофизическое состояние героя - он в 
абстиненции - достаточно адекватно это показано? 

Б. И еще, знаешь, здесь какой прикол... Допустим, 
его физическая ломка - она показана почти верно, но 
очень мало и иной раз, если он сидит на сильной дозе, 
ну, на большой, то иной раз не думаешь ни о чем. Там, 
о причинах. То есть думаешь уже о следствии. 

Я. Но это же еще не очень много времени прошло... 
Как я понимаю, ломка начинается через 8 - 12 часов от 
последней дозы... 

Б. Иногда и раньше... У кого какая доза. 

Я. То есть это начало ломки, и показано, как он дохо- 
дит. Но тебе кажется, что это мало показано? Нужно 
показать еще? 

Б. Нет, кстати физическую ломку наоборот не надо. 
Пусть здесь как раз то состояние, когда он способен 
мыслить дальше, чем следствие. 

Я. А это возможно? 

Б. Ну... Да. 

Я. А вот действительно ли так плохо физически? 

Б. Физически очень плохо. Вот я же тебе говорил - 
пришел к Скоту, он стоит "раком" - коленно-локтевое 
положение, выгнув спину - это единственная поза, в ко- 
торой ему более-менее. Вот он ждет, когда ему прине- 
сут. Стоит и ждет. Дверь открыта, то есть, заходи, пожа- 
луйста, чтоб не вставать, тасы не молотить, когда 
позвонят. 

Я. Слушай, ну а можно ли назад? 

Б. ...Да, можно, наверное. 

Я. Ты знаешь такие случаи, чтобы назад? 

Б. ...Ну... Я знаю такие случаи, чтобы, допустим, не 
до конца назад, но до сверхразумных пределов. 

Я. А какие разумные пределы? 

Б. Это, что называется, "выпить на праздник..." 

Я. По воскресеньям? 

Б. Даже реже. Вот у меня хлопец - я с ним до обеда 
по телефону разговаривал. Он рад этому! Он сидел 
плотно... У него вообще были периоды - он спрыгивал, 
потом снова... Плотно сидел. Его кумарило... 

Я. Кумарило - это что? 

Б. Ну, гнуло. Ломало. 

Я. А плотно сидел - это каждый день? 

Б. Каждый день обязательно. То есть как часы. А сей- 
час такой добрый человек. 

А. А долго он употребляет? 

Б. Долго, у него вообще были такие периоды, что 
спрыгивал, держался некоторое время, потом опять. 

Я. А на сколько времени можно спрыгнуть? 

Б. Это зависит от обстоятельств. Например, ты спрыг- 
нул, некоторое время держишься. Потом - раз! - тебе 
звонят и... 

Я. И все? 

Б. И все. Воля надломлена, конечно... Ну ни фига 
себе, у него такой стаж - лет семнадцать. 

Я. У тебя тоже такой стаж? 

Б. Нет. 

Я. То есть он после этого сумел... 

Б. Да! Он так рад! Он говорит: вот я себя - тьфу, 
тьфу, чувствую прекрасно, потому что у меня, говорит, 
выбор был - или я загинаюсь совсем, потому что мотор 
барахлит и сам никудышный стал, или... 

Я. Но отказаться он полностью не смог? Или не хо- 
тел? 

Б. Понимаешь, это принципиально другое применение 
препаратов. В разумных пределах. Это уже как в ра- 
дость. Как раньше было. Вот раз! - и кайф. А потом же 
кайф пропадает. И дозы идут только на восстановление 
здоровья. 

Я. А лишаться совсем он не хочет? 

Б. Нет. То есть это не то, что он боится или не боится, 
это решение такое - ну а почему, это приятно. Вот он, 
допустим, раз в три недели щелкнется и нормально бу- 
дет жить. И он не врет - это видно по нему. Ему нет 
смысла врать мне. 

Я. А вот ты сам... По мере употребления наркотиков, 
ты чувствовал, что меняешься, как человек? 

Б. Да. Загон. Загонистый стал. 

Я. То есть? 

Б. То есть, все побоку. Вот загнанный приходишь на 
работу, начинаешь обзванивать - туда, сюда... Раз - на 
два часа сваливаешь с работы, делаешь, а потом уже 
все - работы никакой нет, только мысли об этом. 

Я. А вот нельзя это сравнить с тем... Ну, я вот сидела 
недавно думала - о чем меня заставляют все время ду- 
мать - о том, как достать колбасы, мыла, и т. д. То есть, 
фигурально выражаясь, меня заставляют все время ду- 
мать о колбасе, тем самым вытесняются какие-то более, 
скажем так, ценные мысли. Вот такую аналогию нельзя 
провести? Тебе понятно, что я имею в виду? 

Б. Я понял. У многих моих знакомых началось упо- 
требление наркотиков не из-за пионерского интереса, а 
потом усугубление... Многие отходили в андеграунд так 
называемый. Вместе с музыкой. Андеграунд - это подзе- 
мелье, подполье... Ну, музыка андеграунда - это "Аква- 
риум" был тогда например... То есть это альтернатива. 
Люди желали жить вне общества. Допустим, вот они хо- 
дят здесь, а живут они там. То есть они слушают музы- 
ку, которая запрещена... То есть у нас все это началось 
в конце семидесятых, вот вместе с музыкой, с молодеж- 
ной культурой, а она обязательно была, в общем-то 
средства лучше не придумаешь, чтобы уйти в андеграунд, 
кроме наркотика. 

Я. Тебе не кажется, что это в некотором роде близко 
к движению эскейпистов. Правда, они уходили в чтение 
книг, общение, не тяготящую формальную работу... 

Б. Потому что эта жизнь не удовлетворяла и не удов- 
летворяет абсолютно! А там у них свои разговоры, в 
общем, почти все свое. 

Я. Но все-таки в процессе употребления наркотиков 
личность меняется, я хочу, чтобы ты, как человек умный, 
попытался оценить, что у тебя ушло и приобрел ли ты 
что-то взамен? 

Б. Когда ты уже загоняешь себя до предела, то ты 
понимаешь, что ты приехал. Многое потерял. 

Я. Что конкретно? 

Б. Ну вот обычную нормальную жизнь. Общение. Те 
же книги, друзей. На это просто не хватает времени. 
А если ты потом уже общаешься с трезвым человеком... 
не то, чтобы неинтересно, а практически невозможно. 
Он не понимает тебя! Потому что все-таки препарат дей- 
ствует, и уже мыслишь немножко иначе... Тем более вот 
этот бодряк эфедриновый... Даже вообще разговаривать 
с обычным человеком - как на разных языках. 

Я. В чем разница? 

Б. Ну, он не из этой стаи, если можно так сказать. То 
есть ты не поймешь. Это как общая кровь вот тусуется в 
нас. И ее состав уже изменился. Вот мы, допустим, втро- 
ем, или вчетвером. А одному бодряк... да вообще неин- 
тересно одному это делать. Это уже когда один... это 
уже трудный случай. Это уже как алкоголик-одиночка. 

Я. Меня все-таки интересует, из чего состоит та про- 
пасть, которая разделяет нас. Даже в общении... 

Б. Ну хотя бы из того... Сидят, например, товарищи, 
которым это неведомо, и предлагают: "Зачем тебе это? 
Я тебе лучше куплю бутылку водки, выпей ты ее". Да 
зачем она мне нужна?! То есть, они считают, что водка - 
это как воды попить. А это - уже все! Это пропасть, 
это ад и прочее. И считают тебя по меньшей мере су- 
масшедшим. Прямо камикадзе. Хотя эта штука влияет на 
всех по-разному. Кому-то достаточно, может быть, двух 
уколов. А кому-то нужно два года размеренной жизни, 
чтобы потом вдруг понять, что... В общем, он спокойно 
терпит, его даже не ломает... Ну, это молодняк не рас- 
суждает, это уже определенный опыт... 

Я. Ну ладно... А вот эмоции, отношение твое к каким- 
то общечеловеческим вещам - это изменилось? 

Б. Это опять же зависит от человека. 

Я. Вот конкретно ты. 

Б. Ну, я бы сказал... не изменилось. Я, в общем, не 
наблюдал, не анализировал... Хотя... Это, наверное, все- 
таки как водка. В какой-то момент обостряет, а в итоге 
притупляет. Все притупляет. Оно притупляет и эмоции, 
и чувства. То есть они уже не такие естественные. Допу- 
стим, если ты расчувствовался под влиянием кайфа, то 
этому верить нельзя. Вот когда ты выйдешь из этого со- 
стояния... То есть, в норме ты бы не умилился. 

Я. То есть, это надо все время иметь в виду о себе 
и бороться и не верить своим чувствам? 

Б. Да. Особенно теперешние бодряковые дела... Если 
честно сказать, он пострашнее чем опий. Потому что по- 
является такое раскрепощение, что как будто бы это 
уже и не ты. 

Я. То есть, ты себя в какой-то момент не контроли- 
руешь? 

Б. Не то что в какой-то момент, а контролируешь 
вообще очень слабо. То есть ты отпускаешь вожжи. То 
есть, по-трезвому я бы этому человеку, допустим, не 
позвонил. Честно. А я звоню. А тут еще энергетичность 
влияет на нервную систему, и появляется такая энергия, 
что ты начинаешь... молотить тасы это называется. Метла 
отвязывается, ты начинаешь говорить, говорить беспре- 
рывно, тут уже труднее даже слушать. Ты метешь пургу, 
лишь бы говорить, ты понимаешь? Тормоза отпускаются. 
Ты говоришь даже то, что не сказал бы никогда. На до- 
просах могут быть такие препараты. Все шлюзы у тебя 
открылись, и как хлынуло! Это очень опасное состоя- 
ние... Допустим, трезвым ты бы не пошел на примире- 
ние, но тебе в этот момент необходимо общение, просто 
спасу нет! Выговориться... И если человек тебе и на фиг 
не нужен, но появился в этот момент, ты с ним будешь 
достаточно откровенен. Это не тот вариант, когда встре- 
тил - и больше не встретишь, как в поезде. А этого еще 
точно встретишь. 

Я. Давай вернемся к герою. Был ли у него выход, как 
ты считаешь? 

Б. Понимаешь, он усугубленный, этот герой. Не толь- 
ко пристрастием, но у него тяжесть жизни еще... Ему 
было сложнее. Потому что то, что говорят - человек 
превращается в животное, это все не лишено оснований, 
но в общем-то это частные случаи. А в основной массе... 
да у нас столько и нету продукта, чтобы все вот так выпи- 
рались и ломились. В общем-то личность в целом сохра- 
няется... И не все чем-то отягощены. Кто-то просто так, 
кто-то в тюрьме приобщился... Мало ли из-за чего. Вот, 
скажем, пьют - кто из чувства вины, а многие просто 
пьют и все. 

Я. Ну вот, смотри... У нас, у неупотребляющих, ска- 
жем, наркотики, - людей, жизнь течет достаточно равно- 
мерно. У вас же утром рай; вечером ад. Резкие кон- 
трасты, оттуда туда. Есть ли смысл платить за рай адом? 

Б. Это все зависит от момента. Иногда хочется так... 
Как бы уже решил твердо... А вот стечение обстоя- 
тельств... То есть это слабость, естественно. В общем, я 
не справлюсь иначе со своей заботой, которая на меня 
сейчас навалилась. Кроме как вот применив что-то. То 
есть, это как буфер я ставлю между реальностью и собой. 

Я. Скажи, а многие пытаются оценить свое состояние, 
найти причины? Или у многих уход в наркоманию был 
из-за желания кайфа? 

Б. Ты о социальных причинах? Они, безусловно, име- 
ют место. 

Я. Всегда? 

Б. Нет. Даже простой пример - наркотики в том или 
ином виде употребляют испокон веков. Ведь это, про- 
стите меня, наслаждение... Ну, естественно, сначала. Ес- 
ли начинаешь шустрить, то потом это уже в муку у неко- 
торых... Ну как сказать... Ну, можно уйти от реальности 
в монастырь. Но мне не хочется таскать вериги и прочее. 
Я ухожу от этой реальности да еще и с кайфом, с му- 
зыкой. Кайф - это все-таки кайф. 

Я. Даже зная, что потом его не будет, а будет вос- 
становление обычного самочувствия? 

Б. Да нет... Все хотят все-таки кайфа. Завидуют тому, 
кто еще без дозы. Мол, вот тебе кайф, а мы только 
восстановились и пошли. Понимаешь, это интересно, 
такие дела... Но кайф все-таки на первом месте. Потому 
что это слаще, чем жизнь. 

Я. А чего у тебя было в жизни больше - кайфа или 
ада? 

Б. Кайфа. 

Я. Значит, ты не жалеешь? 

Б. Конечно, это же кайф. Например, предложи мне 
сейчас, я не откажусь. Хотя я сейчас соскочил. 

Я. И долго у тебя длится этот период соскока? 

Б. Ну как... Я, в общем, с плотного соскочил... Себя 
было жалко, времени было жалко... Да и опасно это все- 
таки! Понимаешь же это! И думаешь - хватит, на празд- 
ники и все. 

Я. Ты сейчас до этого состояния дошел? 

Б. Да, и прекрасно себя чувствую. Очень этому рад. 

Я. Мне сказал один больной наркоманией, что не 
знает сам и гарантирует, что я не найду ни одного нар- 
комана, желающего добровольно бросить. Это так? 

Б. Почему? Это как ты сам оцениваешь. В конце кон- 
цов, как это оценивают окружающие - пшик. Мало кто 
знает об этом, потому что они все очень скрытные люди, 
это прячут. Не потому, что это стыдно, он считает, что 
пить водку - это гаже. А потому что за водку в тюрьму 
не сажают. А за это сажают. Поэтому все это "в метро". 

Я. Знаешь, я заметила странную вещь - все наркома- 
ны, не желающие бросать, аллергически реагируют на 
вопрос: "Как бы отнесся к употреблению наркотиков 
твоей женой или ребенком?" Отвечают даже: "Убил бы!" 
Почему? 

Б. Это совершенно естественно. Потому что ты чув- 
ствуешь, что эта жизнь... Это все не по-человечески. То 
есть мало того, что у нас всех сейчас жизнь неестествен- 
ная, а это еще более неестественно. Этого для близких 
не хочешь... У нас вообще жизнь неестественная. И не 
потому что нет колбасы... Мне хватает и кефира. Просто 
я хотел бы жить в этой стране, но не так. 

Я. А у многих эта же причина? 

Б. Да. Кстати, это дает какую-то свободу от общест- 
ва. Допустим, ты идешь, и ты совершенно другой. Вот 
ты смотришь - они там идут, тасы молотят, а ты идешь 
и свободный. Тебе не нужно бежать в магазин, хотя бы 
потому просто, что я не хочу есть и не буду хотеть еще 
завтра. Ну это так, чисто внешние такие проявления, по- 
верхностные. А так - едешь в троллейбусе, тебя уже не 
волнует, что тебя там кто-то толкает. Забился в уголок - 
свободный! То есть чувство свободы какйй-то обрета- 
ется. 

Я. А вот во времена нашей с тобой юности, по-моему, 
такого количества токсикоманов еще не было. Почему 
сейчас их так много? 

Б. Потому что у них нету денег на наркотики. И нет 
точек общеизвестных, где ты пошел, купил и все. Токси- 
комания - это кофейный напиток вместо кофе. Желуде- 
вый. Суррогат, в том числе и невменяемости, беспамят- 
ства. Если укол - это кайф, то представь - дышать там 
парами - это противно. Но это действует. 

Я. Почему это все такой масштаб приобрело? 

Б. Я считаю, что у подростков особенно ярко соци- 
альные причины проявляются. 

Я. А если это так дорого, где, как правило, берут 
деньги? 

Б. Ты понимаешь, у меня были знакомые... Эти люди 
пошли бы на все - на преступление, на кражу, грабежи... 
Но в основном - перепродажа, занимают друг у друга... 
Вокруг меня люди, которые, в общем-то не крадут. Или 
он сам переломается, или кто-то кого-то выручит, или 
еще как-то. Фарцовка... То есть, все равно получается 
жизнь за счет других, своего рода обкрадывание, но оно 
такое, незаметное, добровольное, что ли, со стороны 
других. Скажем, я знаю человека - он покупает стакан 
мака, делает раствор, продает его, восстанавливает стои- 
мость этого стакана, да еще и сам с него прется. Так и 
живет - на одни и те же деньги в обороте... Это, как мы 
их называем, честные люди. 

Я. То есть, там тоже своя градация человека? 

Б. Конечно. Причем, идет конфронтация. Дело в том, 
что с людьми, которые квартиры вострят, бомбаж уст- 
раивают - наскакивают, то есть, с кулаками и цепями - 
там, "давай мак!" - мы их в общем-то за людей не счи- 
таем. Это вообще низшая каста. Это не наркоманы. Это 
уголовники, которые применяют наркотики. 

Я. То есть наркоманы - это своего рода движение? 
Типа хиппи? 

Б. Да. А это вот уголовные элементы, которые сидят 
на игле. И, кстати, это не наркотики их толкнули на пре- 
ступление, а у них уже этот путь был, просто потом, 
побочно, они уже прицепили и этот недуг. Такой пороч- 
ный круг. 

Я. То есть, ты считаешь, что если человек честный. 
если он попал в это "движение", то он к преступлению 
не придет? 

Б. Ну, если его э... не доведет абстиненция. 

Я. То есть в этом состоянии он способен поступиться 
какими-то принципами? 

Б. Черт его знает... Да у него, в общем-то, и сил на 
это не хватит. Нет, честный человек будет терпеть, он 
не пойдет на воровство. В конце концов, ломку можно 
и пережить. Это не смертельно. Ее можно перебить и 
сонниками, в общем, тем, что доступно. Ну, это я так 
считаю. Я просто говорю о тех, кого знаю. Кого наблю- 
даю вот уже бог знает сколько лет. 

Я. Но если это социальное движение, оно имеет ка- 
кую-то платформу взглядов, скажем, как хиппи? Ну, не 
вмешиваться и не содействовать, например, тому, что 
происходит вокруг нас, это у хиппи. Есть сформулирован- 
ные концепции? 

Б. Да их обычно не формулируют, они проскакивают. 
То есть, ну не трогайте меня! Ну, он же живет, в конце 
концов, в обществе. Он там работает, как все. У него 
масса обязанностей. Но когда на него наезжают - "ну, не 
трогайте меня!" То есть дайте быть мне свободным. Не 
заставляйте меня выходить на, скажем, субботник. Кста- 
ти, у меня товарищ - он за всю жизнь ни на одном суб- 
ботнике не побывал. Ни на одном. Прекрасный парень. 
Ему тридцать пять лет. 

Я. Среди твоих друзей многие умирают от нарко- 
тиков? 

Б. Ну, умирают, в основном, от передозировки. 

Я. Нарочно? 

Б. Жадность... Во всяком случае, один умер случай- 
но, видимо. Потому что он купил мотоцикл, умирать не 
собирался. Другой умер - сердце прихватило. 

Я. Тем не менее, это все ускоряет? Вы платите соб- 
ственными годами? 

Б. Ну, естественно. Мы все это прекрасно знаем. 
У каждого литературы по наркоманиям море... 

Я. А вот у героя рассказа конец закономерный? Ло- 
гичный? 

Б. Понимаешь, это художественный рассказ... Законо- 
мерен по законам литературы. 

Я. В жизни этого не могло быть? 

Б. Почему, могло... Но дело в том, что здесь какая- 
то поэтизация происходит всех этих дел... А в жизни. 
Это носишь в себе, но это тебя не перехлестывает. Аб- 
солютно не перехлестывает... Уж коли тебя поставили в 
ненормальные, неестественные условия, то ты изменил- 
ся... В общем, если есть сегодня нормальный человек, а 
завтра в меня впихнули ненормальные вложения, то та- 
кой итог - пожалуйста. Можно дойти бог знает до чего... 
А когда ты сам изменился, адаптировался в этих услови- 
ях, то выжить можно. Таких случаев в жизни я, напри- 
мер, не знаю. Но я полагаю, что такие случаи есть. Но 
это не закономерность. И еще знаешь, почему не зако- 
номерность? Гибель друзей на глазах - это еще не все. 
Нужно ощутить всю прелесть этой афганской акции. То 
есть взвалить все Политбюро с их решениями себе на 
плечи, взвалить всех вдов, матерей, которые остались... 
вот тогда это тебя задавит и расплющит. Но это не вся- 
кий может. И кто взваливает - все на себя все равно не 
возьмет. А до какого-то предела. 

Я. А чем твоя среда вообще живет? Темы общения? 
Чем вы интересуетесь и интересуетесь ли чем-то? Ска- 
жем: нынешние кухонные разговоры нашей интеллиген- 
ции - ехать не ехать, политика, перестройка... 

Б. Кухонные разговоры?.. Мы тоже сидим на кухне. 
И разговариваем или газеты - та же политика. Или кни- 
ги... Мы такие же люди! 




ДИАЛОГИ НА ТЕМУ СВЕТЫ АЛЕКСЕЕВОЙ 
БЕЗ ПОРТРЕТНОГО ОПИСАНИЯ 


Они сидели за накрытым столом, она - около теле- 
фона. Они общались, она ждала их звонка. Все проис- 
ходило в разных квартирах, но в одном городе. 

За столом присутствовали: Аня - хозяйка дома. Бо- 
рис, ее жених. Тамара Ильина - жена Игоря Ильина, 
зав. лабораторией НИИ. Ольга - журналистка. Лев - 
журналист. Сима - врач. 

Говорили о Свете Алексеевой. Ольга - упрямо воз- 
вращаясь к ней. Остальные, скорее, нехотя. Свету так 
или иначе знали все. Ольга и Лев по работе, и все вме- 
сте по школе, кроме Тамары. Компания была из детства, 
вполне притертая, завоевавшая социальные плацдармы 
достаточно равномерно и удачно. Света Алексеева не 
то чтобы входила в круг своих, но когда-то чуть не во- 
шла, поэтому разговор происходил. Ольга, последова- 
тельно демонстрируя основы логики, возвращалась к 
проблеме, взывала к пониманию: 

- Поймите, мы имеем конкретную судьбу. Она не 
сложилась, но ведь могла состояться, все предпосылки 
были. Вспомните Свету в школе! И теперь ее нужно 
поддержать, еще не поздно. 

- Поздно! - перебила Сима. - Ты, Оля, идеализи- 
руешь, не являясь специалистом. Ты исходишь из абст- 
рактных идеалов. А в наркоманиях нужно исходить из 
конкретного случая. А случай банальный и, поэтому, ско- 
рее всего безнадежный. Ты просто не сталкивалась. 

- Но ей совершенно некому помочь... Она одна сов- 
сем. Она, конечно, не справится, сорвется, и виноваты 
будем мы. 

- Что ты хочешь, Оля? - спросил Лев. - Конкрет- 
но. 

- Во всяком случае - устроить ее на работу. Ей 
жить уже практически не на что... Она забилась в угол, 
просто как зверь, я не знаю... Боится идти к людям. - 
Ольга, видимо, продумала диалоги заранее, отчего они 
выглядели слегка театрально и не убеждали. Она пони- 
мала это и нервничала. 

- Подожди, - прогудел Борис. - Я давно ее не ви- 
дел, но помню, что Света была такая бойкая симпатич- 
ная девочка. И неглупая... Может быть, она не боится, 
как ты выражаешься, а просто не хочет идти к людям? 
Не хочешь ли ты заняться принудительным лечением - 
принудительно социально адаптировать ее? 

Ольга заговорила горячо, но репликам не хватило 
убежденности: 

- Она после лечения больше не колется. Собствен- 
но, она сама просила помочь... Но не хотела, чтобы я это 
говорила. Она хочет общаться с нами. Я не знаю... Как 
можно оттолкнуть человека, желающего вернуться?! 

- А я не верю, - вздохнула Анна. - Она еще в шко- 
ле была такая... Себе на уме... Красивая. Самомнение у 
нее было... Всегда хотела выделиться, разве нет? Поэто- 
му, я думаю, наркотики. Горячее подавать? 

- Горячее после перекура, - предложил Игорь. - 
Оля, а почему Света не пробовала искать работу 
сама? 

- Она искала,- сказала Ольга. - Но ее не взяли в 
двух местах. Нагло не взяли. Понимаете, ее выкинули 
из больницы в никуда... Общество само толкает ее на- 
чать снова, найти старых дружков... 

- А чего нас искать? - хохотнул Борис. - Вот они 
мы, старые. 




Она чертыхнулась, отложила маникюрный набор. Ру- 
ки дрожали. Прижгла ранку йодом. Покосилась на теле- 
фон. К окну подошла. Во дворе было все то же. Откры- 
ла балкон. Закурила. Показалось - телефон. Проверила. 
Послышалось. Ушла на кухню. Вернулась. Потерла вис- 
ки, лоб. Выпила таблетку. Оглянулась на телефон. Тот 
послушно зазвонил. 

- ...Да. Я. Привет. И ему привет... Как насчет росы?.. 
Вообще порожняк? Ну и к лучшему... Слушай, а ты ис- 
кать будешь? Тогда и мне. Да, решила. Потом соскочу. 
Ну найди, Рыжик! Я буду ждать, ладно?.. 




- Кстати, - некстати спросила Сима, - а какой у нее 
стаж болезни? Сколько времени употребляет? Лет де- 
сять? 

- Регулярно около этого, - вздохнула Ольга. - А 
раньше - эпизодически. 

- С таким стажем... - покачала красивой обтекаемой 
головой Сима. - А почему ты решила, что она не ко- 
лется? 

- Я ей верю! Она хочет вылечиться! - убеждала 
Ольга. - Я с ней достаточно знакома, чтобы это видеть! 

Но Сима снова покачала головой. Качала головой и 
Аня. Тамара и Борис косились в телевизор. Лев вздыхал. 
А Игорь Ильин вспоминал. Ему-то было что вспомнить 
на заданную тему. Ну как же - Света Алексеева, мисс 
выпускных классов, вполне осознающая этот факт. Со- 
циально независимая, умная, гордая. Бунтующая. И он, 
Игорь, бунтующий, социально-защищенный, любящий. 
Он-то начал сдуру, так, чтобы не выглядеть маменьки- 
ным идиотом. Кажется, поэтому. Ничего более интерес- 
ного вокруг не обнаружил. Понравилось. Хотелось поде- 
литься открытием души. А может, хотел, чтобы вместе, 
все-таки страшновато. 

Светка согласилась легко, она ему верила. Может 
быть, подчинялась. Сначала щелкались редко, когда до- 
ставали. Так, баловались. Потом разбежались, но про- 
должали доставать порознь, он знал. Потом испугался. 
Испугался вовремя, но все-таки чуть поздновато. Проди- 
раться назад пришлось трудно, так в горной реке про- 
тив течения. Идти метра два, а фиг шагнешь. Шагнул! 
Вылез, выкарабкался. Не без помощи отца. Увез на год 
на дачу - жили, костры жгли, в лесу гуляли. Болтался, 
как неблагодарный сыр в психологическом масле... 

А дальше счетчик заработал - институт, аспирантура,
дисер, НИИ, Тамара, лаборатория. А в лаборатории, в 
сейфе - они... И есть ключ. Да нет, не хотелось. Так, 
разве для интереса можно было бы. Не собирался, ко- 
нечно. Но сейфик-то вон, и ключ - вот... Боялся иногда, 
если уж честно. Когда настроение плохое или период 
черный - иногда боялся. А потом радость - нет уж, вы- 
карабкались, дудки!.. Про Светку слышал пару раз. Что 
институт все-таки кончает - порадовался. И что в пси- 
хушке лечится - за себя порадовался. И вот теперь... 
Наверняка Ольга имеет в виду его лабораторию. Чтобы 
человек был под присмотром, чтобы спасать. Но ведь 
сейф-то. И если опять она рядом... 

- Вот смотри, Оля, - сказал Игорь небрежно. - Мне 
Свету жалко. Может быть, больше, чем всем вам. Это 
ясно, да?.. Но я никогда бы не взял к себе работать че- 
ловека, которому не смогу доверять. А тут - не смогу. 
У меня в сейфе наркотики. И она это будет знать. Да 
и за точность результатов опытов я, кстати, отвечаю и 
перед нашими с вами детьми, которым потом будут де- 
лать эти прививки... Это я фигурально. 

Тамара вздохнула: 

- Хорошо, что я ее не знаю. А то бы мне сейчас 
было плохо. 

- Плохо?! - резко переспросила Ольга. - А не 

стыдно? 

Тамара пожала плечами: 

- Нет, все-таки плохо. От того, что они все-таки 
правы... 

- Человек погибает, - отчаянно сказала Ольга. - Хо- 
рошо знакомый нам человек. И вам - все равно. 

Лев откашлялся: 

- Мне не все равно... Мне Свету очень жалко. Она 
вообще мне когда-то нравилась. Но теперь она не хоро- 
шо знакомый нам человек. Это, кстати, лживое создание. 
Вчера она ждала тебя в редакции под дозой. Я разли- 
чаю такие вещи после армии. 

- Нет, - покачала головой Ольга, - она просто вол- 
новалась очень. Света человек гордый, а пришла ко мне 
просить. За себя просить. Вы любите просить за себя?.. 
Она считает, что это ее унижает. Она уверена, что ее 
презирают. 

- Да плевать она хотела на отношение к ней! - 
взорвалась Сима. - Вы, гуманитарии, обожаете опериро- 
вать неконкретными понятиями! "Помочь", "человек", 
"оттолкнули", "поддержать"... Есть конкретная статисти-  
ка! Наркоманы в этой стадии лечиться не хотят! Орга- 
низм заставляет не хотеть! Доли процента излечивают- 
ся, если не ошибаюсь. 

- Даже если так! - вскочила Ольга. - Мы не имеем 
права пренебречь этими долями процента! 

- Но послушай! - оборвала Сима. - Берем факты. 
Сюжет жизни. Явная истеричка - вспомните ее демарши 
еще в школе. Сомнительные компании, где она была на 
правах королевы. Институт, да. Но с отчислением. Регу- 
лярно колется, значит, круг общения - торговцы и уго- 
ловники. Первый муж - посадили. Второй - развод. 
Ребенок у родителей. Работы меняет, как перчатки. Соци- 
ально не адаптирована. Друзей постоянных нет. С Оль- 
гой общается от случая к случаю. Ты у нее, Оля, извини, 
для получения вполне определенной эмоции - сострада- 
ния. Когда наркотика нет и совесть вместе с абстиненци- 
ей пробуждается - подоит тебя - и снова к своим. 

Ты... - Ольга закусила губу. - Это... слишком же- 
стоко, чтобы быть правдой. Это медицинская схема! 
Прокрустово ложе, если хочешь! Она же умный человек! 
А ты говоришь - неизлечима... 

- Ум - это из другой оперы! - Сима вещала жест- 
ко, словно из глухого врачебного халата. - У нее с юно- 
сти амбиции. Она хочет иметь основания считать себя 
выше тех, с кем колется. Поэтому хочет иметь возмож- 
ность дружить с тобой, Оля. А теперь и с нами. Это не 
желание спастись, но желание найти выход для обрете- 
ния психологического комфорта... 

- Ты ее расчетливым монстром рисуешь... А она 
жалкая, худенькая... Да как она плакала сегодня! - Оль- 
га закусила губу, перемогая слезы. - Она у телефона 
ждет... что я позвоню... позовем... 

Психопатизация! - добивала Сима. - Изменения 

личности... Пойду покурю. 

Ушли на кухню. Ольгу остались утешать некурящие 
Лев и Борис. 

Да Оленька! - гудел Борис. - Симочка нарочно 
жестко, потому, что тебя жалеет, за тебя боится. Хочет, 
чтобы ты поняла... 

- Да ладно, - поддержал Лев. - Редактора за нее 
попросим. Хоть уборщицей. 

- Не возьмет! - всхлипнула Ольга. - После истории 
с милицией... 

- Ну будет мыть полы где-нибудь еще, - махнул ру- 
кой Борис. - На техничек-то, слава богу, дефицит.

- Не пойдет, - вздохнула Ольга. - Она же гордая. 
Институт... 

- Ну, знаешь, - сказал Лев. - Это тоже... Хочет вер- 
нуться к людям, может и с нуля начать. Что она еще мо- 
жет требовать? 

- Господи, - тускло проговорила Ольга. - Что ей 
сказать? Прийти-то ей можно или нет?.. 




Она сосредоточенно крутила диск телефона. Пальцы 
с трудом находили отверстия. Куталась в шарф. Пока 
ждала, вытерла глаза, нос. 

- Алло... Рыжий? Это я... Рыжий, не надо. Росы не 
надо. Я передумала. Сейчас соскакивать буду. Пока не 
плотно села... Да уже откатывает... Ничего... Что, сейчас 
найдешь?.. Нет, не звони! Я сказала! Не звони и все. Ему 
меня жалко! Скотина. Что, потом соскочу?.. Ладно, по- 
звони... Все, пока. Я тут звонка жду. 




- Кстати, а сколько раз она бросала? - спросила 
Сима. - Ведь не только теперь? 

Ольга помолчала. 

- Не знаю, - наконец, нехотя ответила она. - Она го- 
ворит, что могла и раньше, но не хотела. Один раз, яко- 
бы, сорвалась после полугода... А теперь хочет бросить... 
Я вот что хотела... Вы что, абсолютно не хотите ей по- 
мочь?.. А ты, Сима, вообще странно, что ты... 

Пауза затянулась. Каждый прислушивался к себе. 

- Я бы хотел, если бы знал как, - Борис огладил 
бороду. - Скажите как, чтобы я тоже поверил, и я 
вполне... 

- Я, если честно, не хочу, - вздохнула Аня, рассмат- 
ривая бокал. - Но буду, если нужно. 

Сима грустно улыбнулась: 

- Вы думаете, я не хочу? Просто я знаю, что это 
бесполезно. Поэтому не буду. Она уже сделала свой 
выбор. Зачем пытаться заштопать пропасть между нами? 
А странно - зачем мы ей на самом деле? Уж она-то 
должна знать, что ей не о чем с нами говорить... Тем 
более, что я верю Льву... 

- Ты, Сима, словно доказываешь себе что-то, - про- 
комментировала Тамара. - Извини за комментарий, мне, 
как лицу в этой истории постороннему, можно. 

- И это тоже, - согласилась Сима.- А кстати, Лева, 
почему ты решил, что она вчера была под дозой? 

Лев усмехнулся и потрепал Симу по плечу: 

- Доктор, доктор! Неужели ты считаешь себя един- 
ственным специалистом? Да потому что рыбак - рыба- 
ка... В смысле, мне в армии пару раз приходилось... 

- А, - кивнула Сима, - сейчас у молодежи это вооб- 
ще... Пробуют. А наркоманами становятся единицы. По- 
рок внутри человека, таким образом. 

- Ничего себе, единицы! - воскликнула Тамара. - 
Вон, вчера по телеку... 

- Теперь представь сколько пробует, - кивнула 

Сима. 

- Я не пробовала, - улыбнулась Тамара. - Аня, тебе 
помочь? Там горит что-то? 

- Я предлагаю тему сменить, - предложил Борис, 
потянувшись, - чушь какая-то. Настроение снижается. 

- Давно уже снизилось, - пробормотал Игорь. 

Д а, - согласилась Сима. - Кстати, у нас в городе 
СПИД. В 5-й горбольнице. 

- Господи! - воскликнула Аня. - А кто? 

- Работал в Африке, имел негритянку, - пожала Си- 
ма плечами, - классика. 

- Хоть знает, за что расплачивается, - тускло пошу- 
тила Ольга, глядя в окно. 

- Все равно жалко, - вздохнула Аня. 

- Знаешь, Оля, - Сима подсела ближе. - Пойми, 
просто у меня разное отношение к, скажем, онкологиче- 
скому больному, который безвинен, и к наркоману, ко- 
торый совершил грех против себя и других. 

Ольга отодвинулась: 

- Странно, что ты при этом хороший врач. 

- При чем тут это, - нахохлилась Сима. - Это не 
взаимосвязано. 

- Ну девочки! - вмешалась Аня. - Тему же решили 
сменить! Что вы, в самом деле... 

Сидели отчужденно, молча. Словно разложились по 
спектру отношения к Алексеевой. Выручил Борис, ум- 
ница: 

- Слушайте, вот есть такая притча. Муж и жена при- 
ходят к мудрецу. Муж поливает жену грязью, мудрец 
выслушивает и говорит: "Ты прав". Тогда жена начинает 
поливать мужа в ответ. Мудрец ей: "Ты права". Ну уж 
тогда они оба предъявляют претензии - мол, какой же 
ты мудрец, если не знаешь, кто прав! На что тот спокой- 
но отвечает: "И я прав". Ребятушки, в дискуссии о Свете 
мы все правы. 

- Но как от этого гадко, - заметила Ольга. 

Опять замолчали... 




Она курила на подоконнике, спиной к телефону. Те- 
ребила шарф. Звонок. Метнулась. На миг замерла, про- 
тянув руку к трубке. 




ВТОРОЕ ИНТЕРВЬЮ 

Н. Рассказ почему-то не понравился. Знаешь, поче- 
му? Не хочу быть оригиналом, но, видишь, такие рас- 
суждения на кухне вокруг да около проблемы модной - 
это все настолько далекое... Ну, смотри, у меня были 
такие примеры! Два хороших человека... Я их знал с пят- 
надцати лет. Они жили от меня неподалеку. А потом уже 
теснее познакомились - когда с анашой в беседке, в 
детском садике... Были нормальные ребята - он и она, 
потом поженились, я на них любовался - вот какая па- 
ра! Что потом случилось, через несколько лет... Вот не- 
давно негде было сварить - встретил приятеля, он при- 
вез бинты, ну, зашли к ним, я знал, где они живут... 
И у них началась ссора из-за дозы, у этих мужа и жены... 

Я. То есть, кому больше достанется? 

Н. Да. Ну, они уже не были мужем и женой. Такая 
вещь. Это такое гнусное впечатление... Это не один при- 
мер, когда... Ну, вот один парняга был. Ох, какой он 
был! Не пойми это неправильно, я даже был в него не- 
много влюблен. Он был постарше меня, не то, чтобы 
кумир, а веселый парень, честный, справедливый, ум- 
ный... И что с ним стало сейчас... 

Я. А что с ним стало сейчас? 

Н. Этот человек абсолютно уже... ну, можно объяс- 
нить ничего не объясняющим словом - деградировал. 
У него сузился круг интересов, у него сейчас ничего - 
ни чести, ни совести, ни достоинства. 

Я. То есть, это уже не человек в нашем понимании 
этого слова? 

Н. Нет, не в вашем понимании. В моем понимании 
это не человек. Осталось от него только лишь воспоми- 
нание. Ну, и в противовес этому могу привести другой 
пример - знаю людей, давно употребляющих опий, но 
они остаются людьми, и никогда он для них не был 
целью, а только средством. 

Я. То есть, они умеют удержаться на какой-то грани? 

Н. Да, скажем так. 

Я. А много таких людей? 

Н. Конечно, тех, которые не могут удержаться, 
больше. 

Я. А чтобы удержаться на той стадии, когда получа- 
ешь удовольствие, нужна сила воли? 

Н. Конечно, я видел очень многих, которым достав- 
ляет труда, нервотрепки, напряжения, чтобы не уколоть- 
ся. Но есть такие, которые это делают беспроблемно, 
им просто надоедает быть под кайфом. 

Я. То есть, они не "садятся на иглу"? 

Н. Ну... В общем-то да. Это, видимо, все-таки дар 
свыше. То есть, изо дня в день, я знаю, был такой пери- 
од, на протяжении двух недель. Инъекции по два-три 
раза... Там дозу нарастили черт его знает какую... И про- 
сто надоедало быть под кайфом и безболезненно вы- 
ходил. 

Я. Ты о себе говоришь? 

Н. Ну... да. 

Я. Давай вернемся к рассказу. То, что случилось со 
Светой, это все достоверно? Зачем ей надо было прийти 
к этой компании? В общем-то путем лжи? Зачем? 

Н. Здесь я не понимаю Свету. 

Я. Ты считаешь, что этого быть не могло? 

Н. Нет, могло, потому что по-всякому бывает. Но я 
не вижу, почему. Я не пойму. Зачем они ей нужны, со- 
вершенно не понятно. Если она тянется к какой-то ду- 
ховности, то не сошелся на них свет клином, и зачем та- 
кой назойливой быть... Может быть в своих глазах хоте- 
ла реабилитироваться? 

Я. Я тоже об этом думала. Видишь ли, в основе рас- 
сказа - реальный случай. Эта женщина сама решила 
бросить наркотики, с тяжеленными муками выходила из 
абстиненции, дома, а через некоторое время снова на- 
чала колоться, при этом обратившись за помощью ко 
мне, солгав при этом. Мне тоже было непонятно - за- 
чем... Кстати, одна из героинь говорит о пропасти между 
наркоманами и обычными, скажем, людьми - общест- 
вом. Насколько она существует? 

Н. Видишь ли, опять между кем и кем... Между одни- 
ми существует, между другими - нет. Мне это непо- 
нятно. 

Я. Ну, хорошо. А между теми, у кого пропасть суще- 
ствует, в чем она? 

Н. Ну, начнем со здоровой стороны, если наркоман - 
это больная. 

Я. А это больная сторона?

Н. Наркоман? Если это человек зависимый, то, разу- 
меется, это человек больной. 

Я. То есть, понятие болезни возникает в зависимости 
от стадии, на которой человек удержался? 

Н. Подожди, я не понял. Я сейчас сам запутался... 
В общем-то, конечно, этих людей здоровыми считать 
нельзя. 

Я. При любом употреблении? 

Н. Нет, здесь нужно дифференцировать. 

Я. Хорошо, давай конкретизируем. В медицине есть 
понятие о психической зависимости от наркотиков и о 
физической. Соответственно, первой и второй стадиях. 
Ну и далее. 

Н. Нет, я бы на первое место поставил физическую 
зависимость. 

Я. То есть, ты считаешь, что психической зависимо- 
сти нет? 

Н. Психическая - она есть. Но она намного, мне ка- 
жется, опаснее. Физическая зависимость - это можно 
перемучиться и не возвратиться к употреблению. А вот 
такая зависимость... 

Я. К сожалению, начинается все-таки с психической 
зависимости, к которой потом присоединяется и физиче- 
ская. Это объективный факт. И вот, скажем, человек с 
психической зависимостью, но без физической - это 
больной человек? 

Н. Нет. 

Я. А на этой стадии можно удержаться? Знаешь ты 
людей, которые много лет удерживаются на этой ста- 
дии? 

Н. Знаю. 

Я. Это опийные наркоманы? 

Н. Да. 

Я. А все-таки, скольким удается удержаться на этой 
стадии? 

Н. Из того, что я знаю, очень немногие. Очень немно- 
гие. 

Я. Что для этого нужно? 

Н. Я не знаю. В одном случае - увлеченность чем-то 
другим... В общем - это иные ориентиры, ценности, по- 
мимо кайфа. 

Я. Ну вот, опять мы приходим к такой теме, соци- 
альной. Говорят - молодежь уходит в наркоманию, по- 
тому что у нее нет альтернативы. Так ли это? 

Н. Да, это влияет очень сильно. 

Я. Но ведь на Западе тоже есть проблема наркома- 
нии, не меньшая, чем у нас. 

Н. Ну, кто считал... Это остатки советской пропаганды. 

Я. А все-таки, почему с каждым годом наркомании, 
а особенно токсикомании приобретают такой размах? 
Когда я училась в школе, мало кто систематически упо- 
треблял. Ну, скажем, анашу. Но, во всяком случае, никто 
ничего не "нюхал", тем более в младших и средних 
классах. Почему это так распространилось? 

Н. Не знаю. Может быть, все-таки, социальная сфера 
влияет. 

Я. Я буду неоригинальна, но я придерживаюсь точки 
зрения, что в основном - это попытка заполнить духов- 
ный и душевный вакуум. Ты с этим согласен? 

Н. Да. Но здесь нужно чем-то дополнить... Я сейчас 
не могу найти чем. 

Я. Хорошо, а все-таки, когда человек начинает, поче- 
му он это делает? Вот в первый раз - почему? Из своего 
опыта. 

Н. Это у кого как. Я попробовал анашу в 14 лет. Ку- 
рил человек рядом, дым вылетал густым столбом, он 
мне понравился. Был приятный запах, было интересно - 
что это такое. Это любопытство, это нормальная реак- 
ция на познание. 

Я. А какие были ощущения в первый раз? 

Н. Абсолютно никаких. Я только с седьмого раза по- 
чувствовал. 

Я. Вот смотри... Я разговаривала с одним наркома- 
ном, который сказал, что ему нравится чувство свободы, 
которое он приобрел от сознания употребления нарко- 
тиков. В каком-то смысле, сказал он, я - камикадзе, и 
мне это нравится. И я подумала, вот человек выворачи- 
вает белое на черное, а потом заставляет себя верить, 
что это может быть благо... В общем, он себя обманы- 
вает, оправдывает... Потому что эта смелость ухода, 
это... 

Н. Это недомыслие... Хотя, извини, я не совсем понял, 
что ты хотела сказать? 

Я. Я хотела понять происхождение гордости во фра- 
зе "Я - наркоман!" 

Н. Да, эта гордость есть... Желание выделиться. 

Я. Презрение к окружающим, которые не входят в 
это братство? 

Н. Это не братство. 

Я. А что, нет понятия "братство"? 

Н. Не-ет, конечно, нет. Среди наркоманов, да какое 
там братство! Да ты что! Каждый себе. 

Я. А как ты считаешь, наркомания - явление для об- 
щества нормальное, или это социальная болезнь? 

Н. Ну... вот сейчас я считаю - это болезнь. А вооб- 
ще... для меня сложно это объяснить сейчас... Да, я счи- 
таю, что это болезнь! Потому что куча, куча людей не 
может самореализоваться, не могут жить более полно- 
кровной жизнью. Куча людей! А вообще для общества 
это болезнь или нет... Вот сейчас болезнь, а вообще- 
то... вообще-то... Ну... Черт побери, ведь день сменяет 
ночь, одно пожирает другое... это нормальная, ну, жи- 
туха, и все, что здесь есть, отвратное, плохое - мы толь- 
ко со своей позиции рассуждаем. Делим на плохое и 
хорошее, на здоровье и болезнь... Но, то общество, в 
котором много наркоманов, вот то общество нездоро- 
вое, само общество. 

Я. То есть, если брать общество в целом - оно не- 
здоровое, а если конкретный случай, то надо судить в 
каждом конкретном случае, так я тебя поняла? 

Н. Да, конечно. 

Я. А если бы у тебя была любимая женщина, которая 
стала бы употреблять наркотик, или ребенок, как бы ты 
к этому отнесся? Твоя реакция на это? 

Н. Моя реакция? Я бы, конечно, своего дитя сам бы 
познакомил и объяснил ему, что есть такие вещества, 
и так далее, и можно было бы вместсе с ним и попро- 
бовать, но для этого надо стать для дитя очень доро- 
гим, очень ценным человеком, другом и учителем. 

Я. А если ему понравится? 

Н. А вот чтобы это не понравилось, нужно... это ведь 
не делается таким образом, что вот, пацан рос на кух- 
не, а потом папаша его подозвал - давай попробуем... 
Может быть, я идеализирую, но я считаю, что нормаль- 
ная семья - это та, где родители действительно имеют 
большой авторитет, где абсолютно нет никаких секре- 
тов, где можно на самом деле общаться на равных. То 
есть, обсуждать эту житуху полностью, нету никаких та- 
бу. И когда дитя привыкнет все получать не где-то на 
улице, в смысле, знания, а... черт побери!.. 

Я. Я понимаю, о чем ты говоришь. 

Н. Ну скажи ты, я послушаю. Мне почему-то трудно 
так... 

Я. Чтобы ребенок был в курсе твоего отношения к 
этому, твоего отношения к тому, как если бы он по- 
пробовал и что было бы, имел бы информацию о нарко- 
тиках на фоне знания твоего отношения к жизни, счи- 
тал бы родителей друзьями и, в общем-то, даже если 
бы знал, что ты, например, периодически употребляешь 
наркотики, видел бы альтернативу этому. То есть, он 
бы знал, что можно употреблять так, как, скажем, ты, 
но это дано одному на несколько, к примеру, тысяч. 
А остальные приходят к этому, этому, этому. Так? 

Н. Нет. Не только это. То, что я избранный на не- 
сколько тысяч - это, я бы сказал, благодаря небу... Ес- 
ли бы были счастливые, удачные семьи, то не было бы 
такого количества токсикоманов и наркоманов. А семья 
нормальная может существовать только в нормальном 
обществе. 

Я. Я недавно общалась на эти темы, и в разговоре 
возникла такая схема: вот наркоман - человек, которо- 
го обычным людям понять очень сложно. Утром у не- 
го рай, вечером может быть ад. То есть, резкие пере- 
мены психического и физического состояния человеку, 
не употребляющему наркотики, живущему по менее за- 
данным ритмам, более спокойно, если так можно ска- 
зать, понять сложно. И вопрос возник - стоит ли за рай 
платить адом? Мне многие отвечали: да, стоит. 

Н. Понимаешь, значит они не знают, что такое ад. 
Не в полной мере знают. С моей точки зрения - не сто- 
ит... По-моему, это ложь самому себе, что рай стоит 
ада. 

Я. Это из серии гордости, что "я - наркоман"? 

Н. Я расположен думать так. 

Я. Во всяком случае, на вопрос, что ты потерял, что 
приобрел от употребления наркотиков, мне отвечали: 
"Я приобрел свободу!" 

Н. Свободу? Но это иллюзия - он не свободен. 

Я. Вот и я думаю, что он променял одно рабство на 
другое, причем далеко не освободившись от пер- 
вого. 

Н. Да. О какой там свободе речь!.. Может быть, они 
под словом "свобода" что-то другое имеют в виду. 

Я. По-моему, имелось в виду состояние души, когда 
человек чувствует в себе способность не то, чтобы пле- 
вать на всех, а чувствует в себе честное пренебрежение 
ко всем. Абсолютно. Что все ему до "фонаря". Вот это 
у них называлось свободой. 

Н. Нет, это не свобода. 

Я. А что это? 

Н. Это и есть пренебрежение, презрение. Себялю- 
бие, эгоизм. 

Я. Да, и вот они вроде бы получают какое-то эфе- 
мерное право презирать других, им кажется, что они 
его получают... 

Н. Нет, они получают это право, потому что это са- 
ми люди оплеванные. Заплеванные в свое время, в дет- 
стве... 

Я. То есть, ты считаешь, они просто компенсируют? 

И. Да. Настала их пора плевать, может быть, они на- 
слаждение испытывают... 

Я. То есть, когда дальше, вроде, идти некуда, и они 
это понимают, они повернулись спиной к стене, лицом 
к остальным и сказали: "Пошли вы на фиг!"? Это, мо- 
жет быть, проклятие перед расстрелом? 

Н. Нет... Потому что если он отвернется от всех к 
стене, а ты скажешь ему: "Повернись, вот здесь - куча 
мака", он обернется. 

Я. Послушай, ну, а какой выход из этой проблемы? 
Есть выход? 

Н. Надо давать ребенку альтернативу. Чтобы чело- 
век раньше чувствовал себя человеком. Чтобы ребен- 
ка не начинали унижать с детского сада. 




ТРЕТЬЕ ИНТЕРВЬЮ 

На этот раз мне не пришлось обещать собеседнику 
полную анонимность. Зав. кафедрой психиатрии Ставро- 
польского мединститута проф. В. Чудновский любезно 
согласился прочитать и обсудить черновик этой руко- 
писи. 

Я. Как вы восприняли вот такой подход к этой проб- 
леме? 

Ч. Сам принцип я воспринял очень положительно. 
Вы сделали в какой-то степени то, о чем я долго ду- 
мал - чтобы доходило до сердца читателя, как-то за- 
трагивало его, вызывало сопереживания. То есть, вы 
сделали это с литературным профессионализмом. Что 
касается, насколько это получилось или не получилось... 

Я. Что вам показалось недостоверным? 

Ч. Сторона наркологическая показалась достаточно 
достоверной. Во всяком случае, это фотографично, ви- 
димо, списано с наркоманов реальных, мне очень им- 
понирует то, что здесь не делается акцент в первую 
очередь на то, что они являются наркоманами, акцент 
делается на то, что это люди. Со всеми своими чело- 
веческими интересами, отношением к своему пороку, 
с отношением к другим людям, страдающим этим по- 
роком, вообще к жизни как таковой. И это выступает 
на первый план. Мне кажется, что это абсолютно пра- 
вильный подход, потому что набило оскомину, когда 
вместо человека выписывается порок, он не может слу- 
жить уже ни познанию, ни убеждению, ни целям про- 
паганды каких-то идей. А здесь, несомненно, присутст- 
вует такое эмоциональное содержание, а вместе с тем 
большая точность в описании. Хотя, я бы сказал, что 
эти вещи вот тут имеется четыре таких рассказа, диа- 
лога не равнозначны. Я прочитал с огромным удо- 
вольствием - "Диалоги на тему Светы Алексеевой" - 
вещь, которую я без преувеличения назвал бы выдаю- 
щейся. 

Я. Чем она показалась вам выдающейся? 

Ч. Человек, о котором идет речь - молодая женщи- 
на, больная наркоманией - отсутствует. Но вот в этих 
разговорах, носящих, я бы сказал, систематический и ти- 
пичный характер, эти суждения, замечания отдельные, 
и вот - вырисовывается человек с ее проблемами, а 
главная ее проблема заключается в ее беде, в том, что 
она привыкла к употреблению наркотиков и уже не мо- 
жет без них обходиться. 

Я. Я хотела сделать в этом рассказе слепок нашего 
типичного отношения к этой проблеме... И, в частности, 
вот позиция врача - ваше отношение к этой позиции? 

Ч. Думаю, что если такому врачу дать лечить вот 
эту самую Свету, то я не верю даже в минимальный 
процент положительного результата. 

Я. То есть, для положительного результата что нуж- 
но? 

Ч. Для положительного результата нужно вложить в 
больного кусочек своей души. 

Я. То есть, нужно сочувствие? 

Ч. Сочувствие - я бы даже не сказал. Сочувствие - 
оно всегда подразумевает чисто бытовое общение. Че- 
ловека с человеком. Когда можно посочувствовать че- 
му угодно, не будучи даже согласным, не ставя перед 
собой какую-то цель и задачу. Я бы сказал, не столько 
сочувствие, сколько понимание. Надо попытаться вжить- 
ся в человека, попытаться встать на его позиции, не от- 
брасывать его проблемы напрочь, как не имеющие к 
тебе самому никакого отношения, как будто между то- 
бой и твоим пациентом находится какая-то стена. 

Я. Стеклянная. 

Ч. Да. То есть, она сама по себе подразумевает, что 
ты сам стоишь на иной позиции, что с тобой ничего по- 
добного не будет. А между тем это далеко не так. Те- 
бе повезло, ты попал в такие условия, где с тобой не 
случилась эта беда, но, кто знает - могла бы и случить- 
ся и могли бы роли поменяться. А ведь давно извест- 
но - не пожелай другому того, чего не пожелал бы се- 
бе. То есть Сима - это неприятный персонаж, хотя она 
выписана достаточно реалистично, и такие отношения 
бывают... 

Я. С психиатрией сталкивалась не так много, но мне, 
как это ни грустно, такое отношение показалось доста- 
точно типичным. И у меня возникло подозрение о свя- 
зи малого эффекта от лечения наркоманий и подобного 
отношения к этому. 

Ч. Ну, я бы не был столь категоричен. Но я бы мог 
сказать, что такое бывает. Несомненно. И несомненно, 
бывает нередко. А вот насколько такой подход типичен, 
насколько преобладает, или наоборот, я сказать затруд- 
няюсь. 

Я. А если такое бывает, то часть вины за неизлече- 
ние ложится на врача? 

Ч. Отчасти на врача, а во многом - большая доля 
вины - ложится на отношения, существующие в обще- 
стве. Мы ведь большей частью судим так: если врач 
окончил мединститут, произнес клятву Гиппократа, то он 
уже какой-то иной человек. Нет, он не перестает быть 
членом этого общества. И сколько бы ни старался быть 
лучше, честнее, все это будет только на поверхности. 
По сути дела, врач - заложник того общества, в кото- 
ром он живет. И он поступает так, как требует общест- 
во. Общество у нас, в общем, отвергает людей, стра- 
дающих алкоголизмом, наркоманией. Но здесь даже не 
столько сейчас нужно преобразовывать мораль и нрав- 
ственность общества, а нужны четкие и жесткие инст- 
рукции. В западных странах предусматривается, что, 
скажем, какой-то процент из числа принятых на работу 
должен быть по направлению психиатрических и нарко- 
логических учреждений. И если хозяин фирмы уклоня- 
ется от этого, то предусмотрен существенный штраф. 
Я думаю, что такой штраф должен быть наложен не на 
предприятие или организацию, как у нас принято, а лич- 
но на виновника. Кто нарушает эти инструкции. То есть, 
нужно предусмотреть, прежде всего, возможность тру- 
доустройства. Без высоких слов дать возможность этим 
людям на что-то существовать. И честным путем зара- 
батывать на свою жизнь С этого, по крайней мере, на- 
до начать. 

Я. Давайте перейдем от рассказов к людям, упот- 
ребляющим наркотики, которые комментировали худо- 
жественные тексты. Насколько, по-вашему, они были 
откровенны, даже не со мной откровенны, а сами с со- 
бой? 

Ч. Это сложный вопрос... Насколько человек вообще 
бывает откровенен с собой? Особенно когда сознается 
в чем-то дурном? Все-таки, как ни говори, а злоупот- 
ребление наркотиками не украшает человека. Конечно, 
здесь всегда вступают в действие механизмы компенса- 
ции и гиперкомпенсации. То есть, чувство своей непол- 
ноценности, своей социальной ущербности, оно как-то 
покрывается другими вещами, ну, например, стремле- 
нием порисоваться, показать себя более значимым, чем 
есть на самом деле. Это довольно типично. По крайней 
мере, многие наркоманы убежденно твердят о том, что 
тот, кто не пробовал наркотик и не знает что такое 
"кайф", тот вообще ничего в жизни не видел. И это, 
кстати, один из аргументов, который действует на но- 
вичков, которых они пытаются пристрастить к употреб- 
лению наркотиков. Поэтому здесь какая-то рисовка, не- 
сомненно, всегда присутствует. 

Я. А вот в первом и во втором комментарии она 
одинаково присутствует? 

Ч. По-моему, она есть и там, и там. Где больше, мне 
трудно сказать. Но здесь есть еще одна вещь - в кон- 
це концов вот эта гиперкомпенсация, она уже настоль- 
ко смыкается, спаивается с человеком, что это уже не 
что-то наносное, а она уже сама становится личностью че- 
ловека. То есть, эта игра и рисовка уже не осознается 
субъектом. 

Я. Во всяком случае, особенно в первом коммента- 
рии, когда я ставила очередной вопрос и, отвечая на 
него, выходило, что комментатор сам себе противоре- 
чит, в какой-то момент на лице его я улавливала испуг. 
А потом, когда он находил, как ему казалось, какой-то 
выход вот из этого логического противоречия, то он яв- 
но испытывал какое-то облегчение. Мне показалось, что 
он тоже боится каких-то неувязок. 

Ч. Ну, когда мы говорим "боится", то это уже под- 
разумевается, что он сознает, что его отношение к сво- 
ему пороку является не точным, а несет в себе наигран- 
ность. 

Я. Да, я бы сказала, что он очень не хочет это осоз- 
навать. Потому что вот эти два комментария - лично- 
сти очень нестандартные, изначально. 

Ч. Да, одна из них. 

Я. Которая? 

Ч. Вторая. Этот более изощренный, умный, понима- 
ющий, более самокритичный. 

Я. Кстати, раз уж мы начали о втором комментато- 
ре. Вот он утверждает, что сумел остаться на стадии 
психической зависимости, что никогда не знал, что та- 
кое "ломка". И он сам много раз повторял, что это ис- 
ключение, и что он благодарен Богу, что не знает, что 
такое "ломка". Это действительно исключение? И если 
да, то сколько подобных случаев встречается среди 
обычного течения наркомании? 

Ч. На этот вопрос трудно ответить, потому что мы 
не располагаем данными сплошных исследований нар- 
команов. Как всегда, врачи более мрачно смотрят на 
вещи. Не потому, что они такие скептики, а потому, что им 
приходится иметь дело с теми больными, которые не 
выздоравливают, у которых болезнь протекает плохо. Те 
же, у кого болезнь протекает легко, просто выходят из 
нашего поля зрения, мы их не видим. Поэтому наше 
впечатление всегда более пессимистическое, чем это 
есть на самом деле. Во всяком случае, мне приходилось 
видеть многократно людей, которых приходилось 
консультировать по совершенно другим поводам, но 
которые сообщали, что ранее, несколько лет назад, они 
длительное время злоупотребляли наркотиками, ска- 
жем, курили анашу, а потом бросили и не испытывали 
никаких особых трудностей после этого. Поэтому я 
вполне могу допустить, что существует какая-то часть 
наркоманов, не знаю, большая она или маленькая, у 
которых если и есть физическая зависимость, то она 
не так уж резко выражена, и которые поэтому способ- 
ны самостоятельно бросать. 

Я. Даже если они уже употребляют опий? 

Ч. Вот на счет опия трудно сказать. Мы ведь сейчас 
так редко видим "чистые" случаи наркоманий. Принима- 
ют все подряд. Там и опий, и анаша, и эфедрин, и все, 
что угодно. 

Я. А может быть, это и способствует возникновению 
психической зависимости, но отдалению физической, 
ведь вещества разные? 

Ч. Нет, скорее, я думаю, здесь нечто другое. Скорее 
всего это то, что наркоманы стали более "профессио- 
нальными". 

Я. Более социально адаптированными? 

Ч. Да. Они лучше знают эффект от приема наркоти- 
ков, они контролируют их прием друг у друга, они под- 
держивают употребление на каком-то более-менее при- 
емлемом уровне, не доводя обычно употребление до 
такой степени, чтобы это представляло для них боль- 
шую опасность, хотя судебные медики все-таки гово- 
рят, что примерно раз в неделю они производят вск- 
рытие наркомана, погибшего от передозировки нарко- 
тиков. 

Я. В Ставрополе? 

Ч. Да. 

Я. А вот насколько реально требовать от наркомана 
полного прекращения употребления наркотиков? Или 
реальнее согласиться с эффектом лечения, когда он об- 
ходится какими-то минимальными поддерживающими 
дозами? Вот, по-моему, в Голландии доступ к наркоти- 
кам открыт наркоманам, чтобы избежать повышения 
преступности? 

Ч. Мы позже приступили к борьбе с наркотиками и 
наркоманами... И мы находимся на более ранней стадии, 
когда считается аксиомой, что нужно добиваться полно- 
го прекращения. 

Я. А лично ваше отношение к этой проблеме? 

Ч. Лично мое отношение... Я реалист и считаю, что 
если полного прекращения мы добиться не можем, то 
надо идти на компромиссы. Но мы не можем идти на 
компромиссы, потому что таким путем мы совершили 
бы уголовное преступление. Мы бы сами поощряли нар- 
команию, снабжали наркотическими веществами, совер- 
шали действия, предусмотренные в уголовном кодексе. 
Так что говорить обо всем этом можно чисто теорети- 
чески. 

Я. У нас часто в литературе встречается утверждение, 
что наркомания ведет к импотенции у мужчин. А я 
встречала книгу американского сексолога, в которой в 
главе "Секс и наркотики" утверждается, что некоторые 
наркотические вещества обостряют сексуальные ощу- 
щения. 

Ч. Я думаю, одно другому не противоречит. На ран- 
них стадиях, вероятно, прием наркотиков, но не всех, 
может обострять все ощущения, в том числе и эроти- 
ческие, но в последующем, а мне приходилось видеть 
наркоманов на очень отдаленной стадии заболевания, 
там угасают уже все чувства и влечения, в том числе и 
сексуальные и все, что с ними связано. Так что здесь 
все зависит от степени выраженности этого пристрастия 
и от стадии развития его. 

Я. То есть, если наркотики употребляются эпизоди- 
чески, то это может не привести к расстройству сексу- 
альной сферы? 

Ч. Нет, нет, разумеется. Эпизодическое употребле- 
ние не приведет к этому. 

Я. Но ведь мало кто удерживается на стадии эпизо- 
дического употребления? 

Ч. Опять-таки это наша неполнота знаний. Потому 
что те, кто удерживается на грани социально относи- 
тельно приемлемой, те очень редко попадают под на- 
блюдение психиатра. 

Я. Мне кажется, что для того, чтобы удержаться на 
вот этой грани, нужна очень большая сила воли и до- 
вольно высокое самосознание, чего от человека не всег- 
да можно ожидать. 

Ч. Может быть, здесь разные индивидуальные свой- 
ства. Потому что насыщение этого наркотического го- 
лода, происходит по-разному. Одним требуется дове- 
сти себя до состояния очень глубокого наркотического 
опьянения, другим лишь умеренное введение, и они 
вполне этим удовлетворяются. 

Я. Я расспрашивала наркоманов, кто из их окруже- 
ния сумел удержаться на грани эпизодического упот- 
ребления наркотиков, и мне все отвечали, что это еди- 
ницы. Большинство все-таки уходит за стеклянную стену? 

Ч. Да, конечно, на этой грани остается меньшинство. 
Наверное, меньшинство. Хотя среди таких "эпизодиче- 
ских" преобладают "подпольные", если так можно вы- 
разиться, наркоманы, о которых не знает не только ми- 
лиция и наркологические учреждения, но даже родст- 
венники. Сплошь и рядом в течение многих лет не 
догадываются, что они употребляют наркотические веще- 
ства. 

Я. В принципе, вот эти комментаторы - они и есть 
эти "подпольные" наркоманы, я говорила с ними не в 
больнице, они вполне социально адаптированы. 

Ч. Да, я так и понял. 

Я. А вот теперь такой вопрос - наркотики и интел- 
лект, наркотики и личность. Насколько наркотики на это 
влияют? 

Ч. Влияют очень сильно. В общем-то, высокоинтел- 
лектуальных людей трудно представить себе наркома- 
нами. Во-первых, духовно богатый человек не стремит- 
ся к употреблению наркотиков. И если такое случается 
с человеком, то результат случайности - скажем, те, ко- 
му наркотики вводились по медицинским показаниям. 

Я. А вот одного из комментаторов я бы все-таки на- 
звала интеллектуальным человеком. Может быть, это 
шло параллельно, скажем, в подростковом возрасте он 
попал, как многие, в эту систему - анаша - опий и так 
далее... 

Ч. Тут надо определиться в том, что такое высоко 
интеллектуальный человек. Судя по беседе, это чело- 
век достаточно шлифованный, достаточно грамотный, 
начитанный. С богатой речью и с умением анализиро- 
вать себя и, вероятно, других людей. Это так. Но здесь 
еще не раскрыто другое качество - насколько он ду- 
ховно полноценный человек. Насколько у него до того, 
как он начал употреблять наркотики, был духовно бо- 
гатый внутренний мир? 

Я. Он был еще подростком. 

Ч. Да, большинство подростков, употребляющих нар- 
котики, на вопрос, почему начал употреблять их, отве- 
чают стандартно: "Скучно". Мы сразу кидаемся в край- 
ность и считаем, что недоделали что-то для нашей мо- 
лодежи, что недостаточно кафе, кинотеатров, клубов, 
самодеятельности, при этом имея в виду, что надо как 
можно больше времени занять свободного, чтобы у них 
руки не дошли до наркомании. Я думаю, это верно 
лишь отчасти. Скучно человеку бывает, когда у него нет 
своего собственного внутреннего мира. Потому что 
можно быть ничем не занятым, но не испытывать ску- 
ки даже наедине с собой. Нет способности заполнять 
свои внутренний мир не просто интересными делами, 
а я бы сказал интересными мыслями. 

Я. А чья вина в этой неспособности? 

Ч. Вина, вина... Трудно сказать. Можно привести при- 
меры. Консультировал мальчика лет 14-15. Я бы не 
сказал, что семья плохая. Обычная нормальная трудо- 
вая семья. Отец инженер, мать тоже технический ра- 
ботник. У них свой дом, они увлечены устройством сво-
ей семьи. Ничего в этом плохого нет. Держат кроли- 
ков и еще каких-то животных, получали приличные до- 
ходы. Этот мальчик тоже был приобщен к этому се- 
мейному труду. Он очень практичный мальчик. Прек- 
расно знает, что стоят деньги, что можно на них купить, 
как их можно заработать. У него цель четкая. Он учить- 
ся не хочет, поэтому ведет себя отвратительно и заяв- 
ляет, что и дальше так же будет до тех пор, пока его 
не выгонят из школы. Чтобы он смог тогда заняться де- 
лом - а хочет он пойти работать плиточником. Потому 
что он прекрасно знает, что плиточник может очень хо- 
рошо заработать. Это составляет основу его интере- 
сов. Мы, конечно, готовы ополчиться на такого ребен- 
ка. Который, еще не начав жить, уже построил свои 
планы на чисто материальном интересе. С другой сто- 
роны, а что здесь плохого? Зачем десятки, сотни, ты- 
сячи таких же, как он, протирают штаны на школьных 
партах, не проявляя при этом никакого интереса к уче- 
бе? Лучше они, хотя бы из меркантильного интереса, 
но занимались делом. И приносили бы пользу, кстати 
говоря, другим людям. Так что если посмотреть с этой 
стороны, то ничего плохого в этом нет. Просто не дают 
мальчику заниматься тем, чем он хочет. А семья тру- 
довая, и он вырос таким же трудолюбивым, но у них 
ничего, никаких интересов, выходивших за рамки мате- 
риальных, не было. И они все достойные трудовые люди. 

Я. А мальчик употребляет наркотики? 

Ч. А мальчик употребляет наркотики. Правда, от слу- 
чая к случаю, в компании. Пристрастие у него еще от- 
сутствует. Да он и сам говорит, что наркоманом он 
быть не собирается. 

Я. И скорее всего не будет? 

Ч. И скорее всего не будет. 

Я. А вот наиболее типичные приходы подростков к 
наркомании? 

Ч. Все говорят, что "скучно". 

Я. Это стопроцентно? 

Ч. Это приближается к ста процентам. Скучно и все. 
Но я еще раз хочу повторить, что это нельзя отнести 
только к недостатку развлечений. Но проблема досуга 
молодежи остается, я вовсе не хочу снижать ее остро- 
ту. У этих молодых людей нет выраженных потребно- 
стей... Вот у этого мальчика есть - он поставил себе за- 
дачу - хочет работать, много зарабатывать, у него чет- 
ко выработанное в семье понятие о смысле жизни. Мы 
можем его уважать или не уважать, но не можем не 
согласиться с этим. 

Я. Я хочу все-таки подчеркнуть - имея в жизни цель, 
он, хоть и начав употреблять наркотики, наркоманом не 
будет. А его друзья, которым "скучно", в смысле "пу- 
сто", они будут? 

Ч. А они будут. 

Я. А вот вообще проблема - подросток и наркотики. 
Мне кажется, это принимает в последнее время уже 
зловещие масштабы. Это реальная ситуация или мое 
мнение? 

Ч. Тут чисто профессиональный опыт может не дать 
четкого представления. Но мне приходится ездить до- 
вольно-таки много по краю, я читаю лекции, и в основ- 
ном по теме "наркомания" приглашают в школы и ПТУ. 
И всегда перед лекцией я выясняю обстановку в этой 
школе насколько часто бывают у них случаи употреб- 
ления, насколько проблема реальна. Я бы сказал, что 
в подавляющем большинстве школ и в части ПТУ та- 
кой острой проблемы пока что нет. Тревожит то, что 
она может возникнуть. Потому что за последнее деся- 
тилетие тенденция к нарастанию явно имеется. Поэтому 
тревога не должна нас оставлять. Но, вместе с тем, го- 
ворить, что наступила уже катастрофа, я бы считал яв- 
ным преувеличением. Хотя, если взять детей и подро- 
стков, которые пробовали из любопытства наркотики, 
их очень и очень много. Если судить по их собственным 
высказываниям, то в некоторых школах и ОПТУ пол- 
класса, а то и больше пробовали курить анашу или ню- 
хать средства бытовой химии. Но попробовав, не полу- 
чив удовлетворения, отказывались от дальнейшего упот- 
ребления. Удовлетворили любопытство. 

Я. Попробовать - это естественно? 

Ч. Естественно, но крайне нежелательно. Потому что 
всякая наркомания тоже начинается с пробования. 

Я. Вот, катастрофы еще нет, но она начинает ощу- 
щаться в воздухе. Что нужно делать, чтобы ее предот- 
вратить? Скажем, конкретно родителям? Если они за- 
мечают, что подросток начал пробовать. Что им делать? 
И как заметить? 

Ч. Замечать, наверное, это все знают, как. Сейчас 
все родители подростков озабочены этим. 

Я. Все-таки, первые симптомы? 

Ч. Очень многие родители проверяют карманы и 
иногда находят там какие-то таблетки или головки ма- 
ка, и это служит поводом к беспокойству. Часто начи- 
нается с того, что дома пропадают деньги. Тогда начи- 
нают свое "семейное расследование", и выясняется, что 
все деньги пошли на приобретение наркотиков. Ну, не- 
редко в школе выявляют - семья получает из школы 
сигнал. 

Я. А в плане поведения? Как ребенок меняется? 

Ч. Признаки неспецифичны. Портрет наркомана очень 
расплывчат. Поэтому многие попытки с помощью мас- 
совых исследований обнаружить типичные черты лично- 
сти, обеспечив, тем самым, раннюю диагностику нарко- 
маний, они пока не дали результатов. Я бы выделил не- 
сколько характерных типов. Во-первых, это молодые 
люди более менее интеллектуальные, и не очень общи- 
тельные, иногда из интеллигентных, культурных семей. 
У них обычно скрытое чувство недовольства собой, сво- 
ей судьбой, иногда безосновательное, связанное с очень 
завышенным представлением о своих способностях, не- 
редко подогреваемое тем, что слышат, за границей жи- 
вут их сверстники более полноценной богатой духовной 
жизнью, более обеспеченной жизнью. Вот это все соз- 
дает у них ощущение постоянного недовольства собой. 
Они где-то узнают... или случайно, они обычно в кон- 
такте не с большой компанией, а с одним товарищем, 
употребляющим наркотики, они получают все необхо- 
димые сведения и большей частью не заводят больших 
компаний и продолжают действовать в одиночку или в 
паре с кем-то. Мне приходилось видеть такую супру- 
жескую пару... У них обычно преобладает такой апати- 
ческий вариант - люди бездеятельные, разочарованные 
во всем, мало чем интересующиеся. Но трудно сказать, 
насколько это результат воздействия наркотиков. Ско- 
рее всего, это может быть лишь некоторое усиление 
тех черт, о которых сообщил раньше. 

Очень большой процент, преобладающий, это под- 
ростки "непутевые". Те, у кого с первого класса отмеча- 
лось отсутствие интереса ко всякого рода школьным 
знаниям, а иногда прямое противодействие. Шалуны, 
вначале беспечные и симпатичные, которые просто по- 
лучали удовольствие, убегая из школы, занимаясь мел- 
кими шалостями, безобразиями, а потом, дальше, ког- 
да они попадают в компанию, где уже настойчиво, на- 
зойливо им рекомендуется употребление наркотиков, 
они хватаются за это дело. Тут компания полностью от- 
вечает их кругу интересов. При применении наркотиков 
у них усиливаются все эти черты. Еще более гаснут все 
прежние интересы, хотя и раньше они не были выраже- 
ны, ну, хотя бы формально были, - что-то учил или хо- 
дил в какую-то спортивную секцию, кружок, но тут все 
это забрасывается и только лишь новый мир, новые от- 
ношения с подростками в этих группах являются стан- 
дартами поведения, единственным, что составляет ин- 
терес. Тут возникает еще больший распад семьи, хотя 
я должен сказать, что у наркоманов вообще и до упот- 
ребления наркотиков семейные связи были очень сла- 
быми, поэтому и страдания близких, узнающих об упо- 
треблении наркотиков, на них не влияют ни в какой сте- 
пени. У них нет сочувствия к близким. Единственное, 
чего они желают - чтобы от них "отстали". 

Я. Употребление наркотиков, как правило, начина- 
ется на фоне ослабленных семейных связей? 

Ч. Да, ослабленные связи. Внутрисемейные, конечно. 
И что обращает на себя внимание - может быть, это 
типично стало для нынешних таких полукультурных се- 
мей - то, что родители бывают иногда очень заботли- 
выми. Но только в отношении питания, физического 
развития, здоровья. Иногда доходит до смешного - та- 
скают ребенка по врачам по поводу проблематичного 
холецистита, и не выказывают беспокойства, узнав, что 
их девочка уже в компании пробует анашу. Помню слу- 
чай, когда я сказал в подобной ситуации: "Девочку нуж- 
но класть в больницу, иначе она сама не бросит ее ку- 
рить". Мама вся встревожилась и заявила: "Как же так 
в больницу, а кто же ей обеспечит диету, ведь у нее 
холецистит!" Я ей долго объяснял, что речь идет не о 
холецистите, а вся жизнь дочери поставлена на карту. 
По-моему, она так ничего и не поняла. 

Я. Хорошо, вот родители тем или иным способом 
узнали, что ребенок их периодически употребляет нар- 
котики, что делать? Нужно ли на ранних стадиях обра- 
щаться к наркологу, ведь это повлечет за собой по- 
зор, постановку на учет, и насколько этот вред и поль- 
за от визита к врачу друг друга уравновешивают? 

Ч. Надо сказать, на практике получается так, что ро- 
дители всеми силами защищают своего ребенка до тех 
пор, пока им самим не потребуется от него защита. Вот 
когда уже начинают таскать деньги, продавать вещи, 
когда дерзко, грубо и агрессивно начинают вести се- 
бя по отношению к близким, вот тогда они бегут в ми- 
лицию, в школу, к наркологу, забывая о том, что упу- 
стили уже тот момент, когда им предлагали лечить под- 
ростка, но, так как у нас нельзя лечить до 16 лет без 
согласия родителей, то момент был упущен, а теперь 
они не стесняются обвинять всех окружающих, что ре- 
бенка довели до того, что он пристрастился к наркоти- 
кам... 

Я. То есть, как правило, есть период, когда форми- 
руется наркоман, и когда родители об этом знают и не 
делают ничего... 

Ч. Знают и пытаются что-то делать своими средства- 
ми - мама плачет, отец ругается, иногда и ремень в 
руки берет. 

Я. И насколько могут быть эффективны такие сред- 
ства? И какие вообще эффективны? 

Ч. Да никаких, собственно, средств, кроме как дли- 
тельное пребывание в закрытом стационаре при пол- 
ном отсутствии применения наркотиков и психотерапии 
воспитательно-координационного плана, ни у нас, ни за 
рубежом в настоящее время не существует. Другое де- 
ло, что делать после того, как такой подросток лечился 
длительное время... 

Я. Длительное - это, как я понимаю, 60 дней по ин- 
струкции. 

Ч. Да, это так предусмотрено... Это мало. Американ- 
цы считают, что эффективно лечение не менее года. 
Но дело даже не в этом. А в том, как обеспечить по- 
следующую реабилитацию. 
В идеале нужно, конечно, лечить всю компанию, что- 
бы обеспечить последующую реабилитацию. Особенно 
включая лидера. Но удается это далеко не всегда, если 
говорить правду, то никогда. Мне не приходилось ви- 
деть, чтобы такое удавалось. Поэтому, выписываясь, они 
попадают в ту же самую компанию и идут по той же 
самой дорожке. Мы ведь чаще просто говорим о реа- 
билитации, а ничего конкретно не делается. Реабилита- 
ция за границей это, как правило, работа энтузиастов, 
каких-либо религиозных организаций, Общества Красно- 
го Креста, лиц, сумевших бросить употребление нарко- 
тиков, так или иначе, это благотворительные общества. 
А достаточно все это поставить в рамки обычной нашей 
бюрократической системы, как от всей этой реабилита- 
ции не останется ничего абсолютно. Там будут люди на 
зарплате, они будут писать планы, отчеты, толку не бу- 
дет никакого. 

Я. Я почему задала этот вопрос... Меня всегда не ус- 
траивало явное противоречие между тем, что должно 
быть, и тем, что происходит на самом деле, когда я ви- 
жу этих подростков в наблюдательной палате в нашей 
конкретной психбольнице. Я не верю, что они там ле- 
чатся. Что все-таки конкретно могут сделать родители? 
Могут ли они выступить теми самыми энтузиастами, о 
которых вы говорили? Что все-таки делать? Может быть, 
дифференцированно отнестись к врачу? Или прокон- 
сультироваться в какой-то момент, исходя из особенно- 
стей подростка? Сменить место жительства? 

Ч. Сменить место жительства у нас почти невозмож- 
но. И это тоже не дает гарантии. У наркоманов есть 
изумительная способность каким-то седьмым чутьем 
угадывать среди окружающих своих коллег по пристра- 
стию. А с родителями... Дело в том, что с родителями 
обычно очень напряженные отношения устанавливают- 
ся, а это не лучшая база для того, чтобы выявить... Ро- 
дителям надо, конечно, как только они увидели вот та- 
кую беду, им нужно пересмотреть всю историю своих 
отношений с ребенком. Пересмотреть начисто. И иск- 
лючить такую возможность, чтобы умные и тонко чув- 
ствующие родители не смогли бы поправить эту беду, 
я не могу. Хотя большей частью этого не по- 
лучается. Потому что сами родители слишком склонны 
себя самооправдывать. У людей мы как-то редко видим 
чувство собственной вины, зато очень часто видим чу- 
вство вины других. Для того, чтобы пересмотреть от- 
ношения с ребенком, нужно, чтобы отец и мать смогли 
испытать это чувство вины. 

Я. Обладая, видимо, достаточным интеллектом при 
этом.  

Ч. Иногда заменой интеллекту служит полная разви- 
тость чувств. Иной раз чувства действеннее, чем логика 
и рассудок. И только тогда родители смогут попробо- 
вать восстановить нарушенные отношения. Это первое. 
Второе - они должны найти в ребенке, который начал 
употреблять наркотики, отражение самих себя. Увидеть 
в себе самих то, что выразилось у него в форме при- 
страстия к одурманиванию. Чаще всего духовную обез- 
личку и духовную бедность. Отсутствие его заинтересо- 
ванности в повседневных, каждодневных делах. 

Я. То есть, нет "духовного" цемента с людьми? 

Ч. Вот если родители смогут это сделать, то не иск- 
лючена возможность, что они смогут найти какой-то ра- 
дикальный подход к своему ребенку и восстановить те 
порвавшиеся связи... Но все-таки, реально, если это бу- 
дет человек посторонний, с которым еще не сложились 
устойчиво-отрицательные отношения, это будет лучше, я 
думаю. 

Я. Мне кажется, что на этом начальном этапе нар- 
комании действеннее была бы помощь, консультация 
психолога, а не нарколога. Так ли это? 

Ч. Не говорите мне о психологах. Я отношусь с ува- 
жением к любым коллегам, но у меня мнение такое - 
если что-то хотите напрочь запутать, привлеките к это- 
му психолога. В нашей стране психологии, по сути дела, 
нет. Специалистов таких у нас нет. 

Я. А психотерапевты? 

Ч. Психотерапевтов у нас мало. А талантливых пси- 
хотерапевтов еще меньше. Если в Америке психотера- 
певтов и психиатров больше, чем всех врачей, вместе 
взятых, то у нас их единицы. И если психотерапевт на 
Западе обучается в интернатуре 5 - 8 лет, то у нас счи- 
тается, если он прошел 2-месячные курсы и получил 
диплом, то он уже психотерапевт. Я бы сказал, что пси- 
хотерапевтов у нас тоже нет. У нас есть отдельные та- 
лантливые одиночки-самоучки. 

Я. А все-таки, если исходить из бытовой точки зре- 
ния... Вот - началась такая беда в семье. Кроме того, 
что заглянуть родителям в себя, может быть, уместно 
посоветовать найти вот этого талантливого самоучку и 
попросить у него помощи? 

Ч. Они обычно очень дорого берут... 

Я. Тут уж не до денег. 

Ч. Да... Но главное - где его найти? Где его найти? 
Не все, кто дорого берет - талантливые самоучки. Боль- 
шей частью это просто элементарные бездари, у кото- 
рых есть одна способность - вселять к себе доверие, 
попросту говоря, умение обмануть большое количест- 
во людей. Особенно тех, кто находится в очень тяже- 
лых обстоятельствах. Я бы дал очень хороший совет об- 
ратиться к психологам, психотерапевтам, но у нас их 
нет. 

Я. Родителям остается надеяться в этом случае са- 
мим на себя? 

Ч. Да, самим на себя или на людей... просто душев- 
но богатых. Это может быть тренер, это может быть 
учитель, друг семьи, наконец, милиционер из детской 
комнаты милиции, это может быть кто угодно. Опре- 
деляется не должностью, а такими уникальными, чисто 
человеческими качествами. Если такой человек найдет- 
ся, это благо. 

Я. А если родители не смогли сами помочь, и чело- 
век не нашелся, надо обращаться к наркологу? 

Ч. Да. Я бы сказал вот что, перефразируя слова Уин- 
стона Черчилля, я бы сказал так: "Наркология - это 
очень плохо. Но лучшего еще никто ничего не приду- 
мал". Потому что это - единственный шанс. К велико- 
му сожалению, у нас другого шанса нет. У нас в стра- 
не до крайности запущен этот раздел. 

Я. Где та грань и существует ли она, когда человеку 
еще можно вернуться назад? Название "За стеклянной 
стеной" - не случайно. Стекло становится все толще, 
и вот вещь вроде хрупкая, а уже не разбить. 

Ч. Знаете, я считаю, что грани ставить не надо. Надо 
считать, что в принципе возврат возможен в любом слу- 
чае. Хотя, чем более запущенный случай, тем меньше 
шансов. Но все-таки, какой-то шанс всегда должен 
быть. И если смотреть на человека уже как на потерян- 
ного, мне кажется, тогда не стоит им заниматься. Вот 
это - бесполезно. 

Я. Как могут помочь увеличить шансы наркоману 
обычные окружающие люди? Насколько играет в этом 
роль холодное презрение окружающих, или сочувствие 
и поддержка их же? 

Ч. Наверное, помощь со стороны нужна. А помощь 
без сочувствия невозможна. Сплошь и рядом у нас, даже 
среди врачей, распространена такая "мода" - ругать. 
Как-то это вошло в привычку, стало традицией, хотя на- 
до было бы подумать о том, что прежде чем человек 
поступил на лечение, его уже двести раз ругали. И тол- 
ку от этого нет никакого. Поэтому, даже если исходить 
из чисто практических соображений, не стоит терять на 
это время... 

А что вы, собственно, хотите из всего этого сде- 
лать? 

Я. Из интервью с вами я сделаю заключение. Пос- 
леднее слово всегда должно оставаться за профессио- 
налом, который указывает объективное место различ- 
ным субъективным мыслям и мнениям, все обобщает 
и дополняет. 

Ч. А в целом? 

Я. А в целом мне просто очень хотелось помочь 
хоть кому-нибудь, хоть в чем-то, стоящим по ту или по 
эту сторону стеклянной стены.