Михайличенко Елизавета, Несис Юрий
Майседжи о бобруйском ребе Бааль Шем Хаиме

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Михайличенко Елизавета, Несис Юрий
  • Размещен: 17/02/2011, изменен: 17/02/2011. 10k. Статистика.
  • Миниатюра: Юмор
  • Рассказы
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О хасидских корнях сетевого сленга.


  •    МАЙСЕДЖИ О БОБРУЙСКОМ РЕБЕ БААЛЬ ШЕМ ХАИМЕ
      
      
      
       * * *
      
       Как-то раз, в пятницу, вместе с верным учеником Зеевом-Довом бен Цви-Арье возвращался ребе Бааль Шем Хаим в родной Бобруйск. Да вот беда - на железнодорожной станции, где они сошли с поезда - ни одного извозчика. Только стоит одна единственная телега, а рядом валяется мертвецки пьяный мужик.
       Пытался Зеев-Дов бен Цви-Арье растолкать мужика, но как ни старался, так и не смог. А между тем солнце неумолимо продолжало свой путь, и до начала шаббата оставалось совсем немного времени - как раз доехать до Бобруйска.
       - Садись в телегу! - приказал ребе Бааль Шем Хаим ученику.
       А сам подошел к лошади, прошептал ей что-то на ухо и тоже взобрался на телегу. И лишь только устроился ребе рядом со своим учеником, лошадь рванула с места и понеслась.
       - Что вы ей сказали, ребе? - спрашивал и спрашивал растерянный ученик, вцепившись в рукав парадного лапсердака своего учителя.
       Но ребе Бааль Шем Хаим не отвечал.
       - Это было каббалистическое заклинание на арамейском? - пытался угадать Зеев-Дов бен Цви-Арье, но ребе не произносил ни слова.
       Вот уже показался в закатных лучах дом ребе, и взмолился снедаемый любопытством ученик:
       - Ребе, если вы даже мне, своему верному ученику, не раскроете тайны заклинания, то это знание может, не дай Б-г, уйти из этого мира вместе с вами, хоть такие праведники, как вы и должны жить до 120 лет! Что вы сказали этой лошади, ребе?
       Ребе Бааль Шем Хаим вздохнул и ответил:
       - В Бобруйск, жывотное!
      
      
       * * *
      
       Как-то раз, на исходе праздника Пурим, пристали подвыпившие ученики к ребе Бааль Шем Хаиму с вопросом:
       - Пурим - наш любимый праздник. Празднуя его, мы выпиваем больше вина, чем за несколько предшествующих месяцев, чтобы "не отличать Амана от Мордехая". Мы устраиваем карнавалы и Пурим-шпили. Мы приходим с трещотками в синагоги слушать "Свиток Эстер". Почему же именно в этом свитке, в котором повествуется о самоотверженности и чудесном спасении, о любви Всевышнего к своему народу - именно в нем одном, из всех книг ТАНАХа, ни разу не упоминается собственно имя Его? Из-за какого изъяна не удостоен этот свиток нести в себе Его имя?
       Бобруйский ребе, примерно исполнивший заповедь "не отличать Амана от Мордехая", сидел, покачиваясь, перед блюдом с "ушами Амана", блаженно улыбался и не отвечал. Но ученики не отставали:
       - Ребе, почему в "Свитке Эстер" ни разу не упомянуто Божественное имя? Что в этом тексте не так?
       - Тема ебли не раскрыта,- вздохнул ребе и упал лицом в блюдо с "ушами Амана".
      
      
       * * *
      
       Любой бобруйский хасид объяснит вам, что ребе Бааль Шем Хаим не прожил положенных такому великому праведнику 120 лет по вине его младшего сына Йоны. Еще юношей сбежал он из дома и хоть и не крестился, и сумел выучиться на провизора, но связался с эсерами и даже вступил в их Боевую Организацию, где использовал приобретенные познания для изготовления смертоубийственных бомб.
       Последний раз Йона был в доме своего отца, когда скрывался от жандармов. Только напрасно бобруйские хасиды радовались возвращению блудного сына своего ребе. Йона привез с собой специальный чемоданчик и тайно изготовлял бомбу для ликвидации начальника жандармского управления. Видимо, близость великого мудреца подстегнула и мозги непутевого сына, и придумал он, как сотворить бомбу еще более страшной силы, чем прежде. Сделал он все расчеты и увидел, что всего-то ему не хватает одного килограмма аммонала. Записал он результат на первом попавшемся листе, конечно по-русски и сокращенно - для конспирации. А первым попавшимся был титульный лист рукописи бобруйского меламеда Эяля бен Гура "О святости всего живого".
       В тот же день от проницательности ребе не скрылся преступный замысел младшего сына. И, обрезав свое сердце, Бобруйский ребе изгнал Йону из дома, проклял и поклялся никогда больше не упоминать его имени.
       Когда Эяль бен Гур пришел узнать мнение ребе Бааль Шем Хаима о своей рукописи, то застал занемогшего от пережитого потрясения ребе. Верный ученик ребе Зеев-Дов бен Цви-Арье вынес меламеду его рукопись с непонятными значками, свидетельствующими для непосвященных лишь о том, что ребе из Бобруйска рукопись прочитал и отметил для себя что-то важное, чтобы не забыть.
       Через неделю, когда ребе начал вновь принимать посетителей, явился к нему Эяль бен Гур и вопрошал о значении "пяти нееврейских букв". Ребе Бааль Шем Хаим понял, конечно, чья рука начертала знаки, но поклявшись не упоминать имени падшего сына, лишь молча отворачивался. Несчастный меламед упросил Зеева-Дова бен Цви-Арье узнать мнение ребе о рукописи, но и ему ребе ничего не сказал.
       - В общем так,- сказал тогда Зеев-Дов бен Цви-Арье приунывшему Эялю бен Гуру,- я не могу сказать точно, что подразумевают эти пять знаков, но находясь вблизи ребе много лет, решусь обозначить общий смысл.
       - Ну же! - взмолился меламед.
       - Наш ребе, да продлит Господь его лета, хотел сказать, что содержимое рукописи не представляется ему достаточно ценным, а сам ее создатель не обладает достаточной квалификацией и необходимыми качествами, чтобы высказываться по столь сложному вопросу.
       С тех пор бобруйские хасиды, чтобы не обидеть автора текста, употребляют сокращение бомбиста Йоны -- КГ/АМ.
      
      
      
       * * *
      
       Как-то раз один богобоязненный еврей спросил у бобруйского ребе:
       - Ребе Бааль Шем Хаим, С Б-ей помощью достиг я преклонных лет. Со времен бар-мицвы следовал я неуклонно всем предписанным заповедям, но все равно испытываю страх перед Судом Всевышнего. Нельзя ли узнать уже сейчас, куда я попаду, когда истекут положенные мне дни.
       Лишь на мгновение прикрыл веки ребе из Бобруйска и молвил:
       - В Олам а-Ба.
       Возликовал богобоязненный еврей, но через мгновенье лицо его снова омрачилось:
       - Господь Всеблагий дал мне детей. И хоть воспитал я их в праведности, но кто знает, какие испытания ждут их после моей смерти. Не окажусь ли я одинок в своем грядущем блаженстве? Куда попадут мои любимые дети?
       Несколько минут не размыкал ребе Бааль Шем Хаим век, и никто не знает куда заглядывала в это время его просветленная душа. Наконец он произнес:
       - В Олам а-Ба.
       Возликовал богобоязненный еврей, пуще прежнего, но опять постигло его беспокойство:
       - Господь наградил меня и внуками. Я так люблю их. А они совсем еще маленькие, как угадать станут они праведниками или грешниками? О если бы вы, ребе, смогли мне сказать, куда попадут мои внуки!
       Надолго задумался бобруйский ребе, лицо его побледнело и осунулось. Наконец, разомкнул он набрякшие веки:
       - В газенваген.
      
      
      
       * * *
      
       Как-то раз один из учеников Баал Шем Хаима спросил у бобруйского ребе:
       - Почему Предвечный, да будет благословенно Его Имя, создал этот мир таким, каков он есть - с нищетой, ненавистью, погромами, завистью и жадностью? Почему Всевышний, Царь Вселенной, не создал весь мир таким же благолепным, как наша синагога? Я написал трактат о том, каким должен быть наш мир и почтительно прошу вас, ребе Баал Шем Хаим, поскорее ознакомиться с этим плодом моих бессонных ночей и обратиться с молитвой к Справедливейшему из судей, чья Слава вечна, чтобы он изменил мир в соответствии с моими скромными рекомендациями.
       Всю ночь читал бобруйский ребе объемный трактат. А когда пробился сквозь ставни первый свет, явился ученик и нетерпеливо начал:
       - Ребе, я ждал всю ночь, но ничего в мире так и не изменилось! Почему же Милосердный и Всеблагий Господь...
       Но ребе Баал Шем Хаим прервал автора:
       - Ниасилил.
      
      
      
       * * *
      
       Как-то раз один репортер "Петербургского обывателя" был грубо послан редактором в Бобруйск. Прикинувшись хасидом, он проник к ребе Бааль Шем Хаиму и под этой личиной попытался взять у Бобруйского ребе интервью:
       - А что, ребе, самое главное для еврея?
       Пожевал ребе Бааль Шем Хаим губами, задумался. А потом пробормотал:
       - Кри у ктив.
       Вскоре в столице империи появился выпуск "Петербургского обывателя" с кричащим заголовком: "Главная тайна евреев раскрыта! Это -- КРИАТИФФ!"
      
      
      
       * * *
      
       К бобруйскому ребе Бааль Шем Хаиму пришел как-то талмид-хахам и спросил:
       - Ребе, я выучил всю Тору. Что мне теперь делать?
    Бобруйский ребе недовольно поморщился, но кротко ответил:
       - Учи весь ТАНАХ.
       - Но я и ТАНАХ выучил,- гордо заявил юноша.
       - Тогда учи Талмуд,- вздохнул ребе.
       - Так я и Талмуд уже выучил,- самодовольно объявил талмид-хахам.- И Вавилонский, и Иерусалимский. Теперь-то что делать?
    Ребе Бааль Шем Хаим поднял на юношу скорбный взгляд:
       - Учи олбанский!

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Михайличенко Елизавета, Несис Юрий
  • Обновлено: 17/02/2011. 10k. Статистика.
  • Миниатюра: Юмор
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.