На коленях перед владыкой (к проблеме специфики мировосприятия
древних социумов Востока и Запада)
Во все времена мироощущения народов Востока и Запада характеризовались отличительной друг от друга, неповторимой самобытностью. В данной статье мы исследуем данную проблему на примере двух ведущих культур древности - персидской и греческой, культур, которые смогли противопоставить друг другу две половинки мира и долгое время вершили судьбы Великой истории Великих держав. Так продолжалось до тех пор, пока не пришел тот, кто усмирил и Европу, и Азию, кто пожелал всех своих подданных увидеть на коленях. Это был Александр, сын Филиппа и Олимпиады из Македонии, по заслугам прозванный Великим.
Эллины и персы - два народа, долгое время воевавшие между собой за безраздельное господство над всем известным культурным миром. Трагедия Эсхила "Персы" посвящена одному из эпизодов этой длительной кровопролитной войны, битве при Саламине (478 г. до н.э.), в которой персы, несмотря на свои значительно превосходящие силы, потерпели поражение.
Ты персов, о Зевс, огромную рать,
Что силой тверда и славой горда
Была, погубил...(5, 55)
Критик С. Апт верно характеризует восприятие Эсхилом могущественного врага Греции: "Персия для поэта не просто конкретный политический враг, но и воплощение (...) менее гуманного, чем в родных Афинах, общественного устройства, но и прототип при изображении внешнего врага как угрозы самым глубоким корням греческой цивилизации"(1, 15).
Два разных мира, две совершенно различные культуры столкнулись в многовековой борьбе, различные настолько, что даже после завоеваний Александра Великого взаимопроникновение их было совершенно невозможно.
Чем же характеризовалось мировосприятие древнего грека, которое так разнилось от мироощущения древнего перса?
Все дело в том, что миропонимание древнего эллина безоговорочно включало в себя понятие о демократии, которое, несмотря на то далекое от нас время, чем-то напоминало нынешнее.
Для доказательности сказанного обратимся к некоторым особенностям государственного правопорядка Афин эпохи преддверия завоеваний Александра Македонского (V век до н.э.).
В Афинах уже в те времена городом - государством правили руководители той партии, которая на народном голосовании избиралась главенствующей. А. Кравчук в своей историко-художественной хронике "Перикл и Аспазия пишет: "Афинский народ не был пассивной массой, ожидающий чьего-то озарения, он каким-то образом и сам выражал свои желания"("2, 23). Партии же приходили к власти путем острой политической борьбы. В рассматриваемый нами период серьезную политическую силу в Афинах представляли две антогонистические партии - одна защищала интересы неродовитых, но богатых людей, другая, наоборот, аристократов (эвпатридов), и необязательно очень богатых. Важные решения принимались на собрании всех граждан - экклесиях. Тут же надо оговориться, что, и понятно, демократические свободы не касались чужестранцев и рабов. Чуть позже стратегом Периклом был введен даже закон, по которому в политической жизни могли принимать участие лишь чистокровные (по отцу и матери) афиняне.
Когда власть захватил Писистрат, представителям обоих партий пришлось на время распрощаться с мечтою о власти. А народу об истинной свободе. Ибо в душе каждого грека жила ненависть к тирании, воплощением которой и явился Писистрат. Несмотря на подобную ненависть, тирания оставалась тиранией. "Трусливая покорность составляла ее основу"(2, 14). Однако даже тираны рано или поздно уходят со сцены. На смену Писистрату в Афинах воцарился сын народного героя Мегакла Клисфен. С него и начинается "золотой век" афинской демократии. "Можно с уверенностью сказать, что демократия, народовластие, начинаются в Афинах со времен Клисфена"(2, 23).
Афинский городской совет состоял из пятисот членов, которые избирались от каждой филы (родовые союзы) по пятьдесят человек. В течение года каждые пятьдесят человек становились временным правительством, и каждый день по жребию выбирался новый притан - глава правительства и государства. Пританами очень часто созывались народные собрания, в котором имел право принимать участие любой гражданин, "не запятнавший себя бесчестием"(2, 24). В период притании (то есть в период правления пятидесяти человек от определенной филы) созывалось от одного до четырех народных собраний. Эти собрания обладали неограниченными полномочиями, вплоть до избирания и снятия с постов чиновников, решений вопросов, касающихся судеб города, войны и мира и т.д. Каждый член собрания имел право голоса и право на речь с трибуны.
Однако Клисфен оставил в силе закон, по которому политически бесправными оставались метеки (чужестранцы) и рабы. "Чем больше реальных выгод и привилегий давала демократия, тем неохотнее она делилась ими с чужаками"(2, 125). Также все виды демократии не распространялись на все население Афин, потому что по-прежнему существовало разделение последних на четыре класса по имущественному признаку; четвертый класс - беднота (феты) хотя и допускались в народные собрания и к голосованию, но не имели права на членство в Ареопаге и на высшие государственные посты.
Демократические нововведения были сделаны несколько позже Периклом в области функционирования народных судов. Он разработал целую новую систему, которая сделала почти невозможной процветание в суде взятничества. (Расчет гениального государственного деятеля был очень прост: он увеличил количество членов в трибунале до несколько сотен, а по политическим делам - и того в несколько раз больше, верно рассчитав, что подкупить такое количество судей будем невозможно даже самому богатому гражданину Аттики)(2, 108).
Вот, в общих чертах, те основы демократического афинского общества, которые уже существовали в V веке до н.э. Хотя описанная нами афинская демократическая структура и имеет свои "изъяны", тем не менее можно сказать, что она является величайшим достижением древнего социума в плане понимания личных и общественных свобод полноправного гражданина государства.
В IV веке до н.э., точнее в 336 году в соседней Македонии к власти пришел юный Александр Аргеад. Завоевания македонского царя положили конец афинской демократии.
Македонцы считали себя греками особенными, и глядели свысока на своих ближайших сородичей. То же можно сказать и об афинянах, фиванцах, спартанцах и др. И что бы они не считали, истина все же в том, что все вместе они представляли собой греков, объединяло которых единое стремление к свободе личности и ощущение таковой в своих непокорных, воинственных душах.
Начнем с того, что цари в Македонии, хоть и обладали огромной властью, но общепризнанно считались "primi inter pares", что означает "первые среди равных". Личные приближенные царя, гетайры, были не ограничены в доступе к своему царю, постоянно окружали его, защищали в бою и принимали участие в его трапезах. Прогрессивной чертой в македонской демократии по - отношению к афинской явилось то, что гетайром, то есть представителем первой знати и личным приближенным царя, мог стать по решению последнего даже чужеземец. Как пишет Ф. Шахермайр, "каждый чужеземец, получивший надел у царя, тем самым уже становился македонянином"(4, 16).
Также фактом является то, что македонским крестьянам жилось не так уж плохо. Подати были невелики, а свобода личности оставалась их основным жизненным кредо. "...эти люди не считали уплату податей бесчестьем и чувствовали себя свободными"(4, 15). Крестьяне образовывали класс так называемых свободных общинников, которые во время войны были рядовыми воинами - пехотинцами, имевшими право участвовать в общевойсковом собрании. Это общевойсковое собрание представляло собой реальную демократическую силу, потому что большинством голосов обладало преобладающее количество простых людей. Общевойсковое собрание могло не только решать важные текущие вопросы, но даже, в случае оправданной необходимости, избрать нового царя и вынести справедливый приговор прежнему. То есть войсковое собрание было "гласом народа", его силой, оплотом и опорой. "В этих вопросах войсковое собрание стояло выше царя, так как оно представляло македонский народ, тот народ, который был сувереном при выборе царя и решал вопрос о жизни и смерти каждого члена общества"(4, 16).
Когда Александр Македонский после ряда кровопролитных битв разгромил персов (битвы при Иссе, Гавгамелах), он долго преследовал персидского царя Дария III Кодамона, который бежал сначала в Арбелу, а затем в Мидию. Александр с войском ворвался в Арбелу, но царя там уже не было. Здесь Александр был признан и провозглашен царем Азии. Затем Завоеватель с триумфом вошел в Вавилон, где "унаследовал" дворцы, сокровища, и самое главное, блистательный гарем Дария. Александр отнесся милостиво к вавилонянам, в чем не последнюю роль сыграло и их покорное к нему отношение. Затем Сузы. И только потом - столица Персии Персеполь, которую Александр сравнял с землей. Мужчины были убиты, женщины угнаны в рабство, дворцы разрушены. Дария к тому времени уже не было в живых. Александр стал единовластным владыкой Востока и Запада.
Став властелином Европы и Азии, Александр очень своеобразно подошел к своему новому статусу. Отношение к покоренному им великому народу было даже не просто гуманным, но не исключало и определенной доли преклонения перед ним. Александр не только стал облачаться в пышные пестрые персидские одежды и заставлял то же делать своих приближенных, не только в охрану дворца ввел персидских воинов, но попытался навязать грекам персидский придворный церемониал, в том числе акт "проскинезы", что с греческого означает коленопреклонение перед властелином. Историки называют эту политику царя "ориентализацией", то есть "адаптацией царя и его армии к восточным обычаям"(3, 239).
Из всего вышесказанного об особенностях мировосприятия эллина можно сделать вывод, насколько факт совершения проскинезы был чужд его исконно раскрепощенной личности. Остается только объяснить, что означал этот акт для перса, каковы были особенности мировосприятия в этом смысле жителя экзотической, но деспотичной Азии.
Прежде всего, на Востоке царь никогда не мог быть "первым среди равных", а был единовластным недосягаемым деспотичным владыкой, в представлении азиата, бесконечно возвышающимся над всем остальным миром. Когда Александр претворял в жизнь свою политику по ориентализации греческой армии, он заимствовал у персов прежде всего применение порки. Шахермейер пишет, что в покоренных странах Александр, подражая восточным правителям, "не гнушался даже членовредительством"(4, 221).
Восток, как говорят, дело тонкое. На фоне страшной деспотии, неограниченного единовластия, жестоких телесных наказаний и совершенного отсутствия не только каких-либо намеков на демократию, но и, как будто, потребности в таковой - экзотическая красота всего, что творит рука человеческая, уникальная неподражаемость манер и обычаев, самобытная, притягательная культура и совершенно особенное мировосприятие.
Коленопреклонение, поцелуй кончиков пальцев или простирание ниц перед владыкой - вобщем все то, что входило у греков в понятие проскинезы - было неотъемлемой частью не только придворного церемониала азиатов, но и доказательным действием различия между низшим и высшим. Как верно пишет Шахермайер, "больше чем кто-либо жители Азии до самого последнего времени склонны были страстно и даже с каким-то восторгом подчеркивать различия между высшими и низшими"(4, 222). Важной деталью в процессе проскинезы являлось то, что в представлении азиата низкий поклон, а то и коленопреклонение и падение ниц перед господином не означали собственное унижение, а скорее проявление результата правильного воспитания и вежливого поведения. "Преклоняющий колена выражал одновременно свое достоинство и страстное желание засвидетельствовать свое уважение и преданность"(4, 222). Причем интересной чертой в мировосприятии восточного социума являлось то, что не вышестоящие требовали подобного отношения от нижестоящих, а последние добровольно избирали этот стереотип поведения. То есть акт коленопреклонения на Востоке являл собой не факт унижения его исполняющего но, скорее всего, нечто вроде проявления особого достоинства последнего. Как пишет Шахермайр, "требование определенной дистанции между высшими и подданными шло не от высших, а сами подданные выражали таким способом свое отношение; (...) поклоняющийся сам возвышался в акте поклонения и оказывался причастен к тому величию, перед которым благоговейно склонялся(4, 222). Рассуждая таким образом об особенностях мироощущения человека - представителя древнего восточного социума, Шахермайр все же пытается быть справедливым и делает верную оговорку: "Подобная логика не ограничивалась одним Востоком, но там она была особенно ярко выражена..."(4, 222). И несмотря на эту оговорку, все же надо сказать, что данная особенность мировосприятия восточного социума является, без сомнения, и по большей части, особенностью именно этого социума.
Есть и другие особенности восточного и европейского социумов, которые превносят неповторимый колорит в понимание их самобытности. Ритуал проскинезы, который, по утверждению Шахермайра, представлял собой симбиоз иранской и египетской традиций, означал, по своей сути, лишь... величие царя, и никак не более(4, 222). Ибо миропониманию восточных народов рассматриваемого периода (Персия, Нововавилонское царство, Ассирия), в отличие от греческих, было чуждо приятие такого феномена, как обожествление смертного. "...владыки считались любимцами богов, их благочестивыми избранниками"(4, 222), но ни как не самими богами.
Как мы знаем, мировоззрение древнего грека допускало обожествление человека. К примеру, в сонм богов принимается после смерти великий герой Геракл. "...у греков творец, гениальный человек почитался если не богом, то существом, преисполненным богом и руководимым им"(4, 324).
Итак, разность в мироощущениях относительно данного вопроса в западном и восточном социумах рассматриваемого периода очерчивается весьма четко: в Персии процесс обожествления смертных никак не вписывался в их сознательное восприятие мира - они очень реалистично представляли себе пропасть между человеком и незримым божеством, когда как романтичные, окруженные антропоморфными божествами эллины видели реальность там, где ее создавало их эстетическое, гедонистическое воображение.
Известная демократия имела место в Греции даже в отношении богов. Шахермайр пишет, что абсолютным авторитетом в Греции не обладали даже боги. ("Потому что здесь вообще не признавали ничего абсолютного, все подлежало критике")(4, 326). Критика богов приводила даже к тому, что философия и наука бесцеремонно выдвигала все новые и новые доводы относительно сомнительности существования почтенных небожителей. "Отношение греков к бессмертным было, с одной стороны, слишком доверительным, а с другой - слишком скептическим..."(4, 222). Таково уж было самобытное мироощущение древнего грека. Боги подвергались всевозможным "тестам" на реальность, фактическую действительность, характер и степень силы, и даже дееспособность. И они, как красиво выразился Шахермайр, "ничего не могли поделать с сомнениями, колебаниями, критикой отдельных верующих"(4, 326). Этот подход к своим божествам существенно отличал внутренний мир грека от мироощущения перса, у которого не существовало ни похожих сомнений, ни внутреннего права на подобное. Перс был далек от такого образа мыслей так же, как столица Персии Персеполь была далека от центра античной культуры - Афин. "Сколь отличен был от Греции Восток: там подобных проблем не существовало!"(4, 326)
Итак, различие в мировосприятии двух древних социумов и здесь налицо - у грека дают о себе знать все те же настырные проявления демократического и критического склада его души, у перса же - безоговорочное приятие неоспоримости факта незыблемого превосходства божества и властелина. Не было известно персу даже скрытое сомнение в том, что властелин - не кто иной, как любимец богов и ставленник их на земле. Именно поэтому авторитет земного владыки был непреложен. И, тем не менее, у владыки совершенно не было шансов претендовать на божественный статус, потому что подобное не очень естественное явление, как мы уже говорили, абсолютно не вписывалось в рамки конкретного, некритичного, стойкого мировоззрения древнего перса. Но властелин все же имел все права бога, которые может предоставить неограниченная, всепоглощающая власть. С единственной лишь разницей, что бога не небесного, а земного (ничего общего с греческим "первым среди равных"), перед которым простереться ниц означало ощутить себя самым счастливым и самым гордым человеком на в мире.
Когда Александр, после того, как он в Египте, в храме Амона, был объявлен сыном Зевса, пожелал быть признанным всем покоренным им миром живым богом, греческий мир весьма своеобразно, не без доли иронии, отреагировал на это. Ведь мы знаем, насколько противоречиво было отношение эллинов к своим богам - их любили, почитали, уважали, даже боялись. То есть греческие боги имели все, кроме самого главного: "безоговорочного признания"(4, 326).
Также фактом являлось то, что греки если и обожествляли героев, то не так уж нагло, а хотя бы после смерти...
Зачем Александру был нужен этот апофеоз? Кроме того, что гениальному полководцу вскружили голову его необычайные воинские успехи, он также имел вполне понятное желание получить то, чему удостоились и менее, по сравнению с ним, великие герои Греции. Но здесь был еще и политический расчет: македонскому царю уже давно был тесен его титул, потому что Александр, к тому времени, был владыкой мира.
Почему же Александр решительно пытался ввести проскинезу среди своих соотечественников, которые совершенно по-иному, чем азиаты, оценивали этот ритуал? Как пишет Роджерс, "большинство греков и македонян все равно воспринимали бы ее как оскорбление своего чувства гражданского достоинства. Коленопреклонение и простирание ниц несовместимо с их представлением о свободе"(3, 239-240). Шахермайр же пишет, что "жителям Востока падение ниц казалось естественным; македонянам и грекам представлялось нелепостью преклонять колена перед другим человеком, когда они и перед богами-то склонялись редко"(4, 222).
Одна из наиболее общепринятых версий настойчивого внедрения Александром среди греков проскинезы - в том, что будучи уже владыкой Азии, он имел право ожидать от новых подданных тех же почестей, что они оказывали его побежденному предшественнику Дарию Кодамону. Однако среди покоренных народов, как известно, были и все греческие города-государства, а признание разных ритуалов в одних и тех же актах выражения почтения владыке означало принижение одних подданных и попустительство другим. Кроме того, как мы уже говорили, Александр целенаправленно проводил политику "ориентализации", поэтому вполне естественно, что он пытался внедрить проскинезу среди своих соотечественников.
Александр предвидел, что греки будут сопротивляться его нововведению, то есть не станут "кланяться ему так, как это считалось принятым у "рабов" или "варваров"(3,240). Любимый племянник учителя Александра Аристотеля, а также походный историк великого полководца Каллисфен посмел громогласно воспротивиться проскинезе. Он бесстрашно бросил в лицо своему владыке: "-Вернувшись в Элладу, ты и эллинов, свободнейших из людей, заставишь кланяться тебе в землю?"(3, 238)
Акция Александра по внедрению среди греков проскинезы провалилась. Греки, с легкой руки Каллисфена, отстояли свои убеждения, но историк дорого заплатил за свое открытое сопротивление царю. Он был жестоко замучен и умервщлен уже ставшим очень деспотичным Александром. Есть версия, что в покрытой мраком смерти Македонского повинен сам Аристотель... Возможно, он отомстил своему ученику за своего племянника Каллисфена.
То, что Александр мечтал быть признанным богом - неоспоримый и очевидный факт. Возможно, попытка ввести проскинезу среди эллинов объяснялось, отчасти, его желанием принимать почести, равные богам.
Отказ от акта проскинезы в ситуации с Александром в истории Греции был не единственным. Роджерс рассказывает, что когда спартанцы с дипломатической миссией предстали перед лучезарным ликом персидского царя Ксеркса, свой решительный отказ совершить проскинезу они объяснили так: "Не в обычае у нас падать ниц и поклоняться человеку"(3, 236). Ксенофонт, опять-таки, в утверждении того же Роджерса, находил несовместимым этот персидский ритуал с "представлением о свободе гражданина"(3, 236).
Итак, в центре апофеоза Александра оказался вопрос о восточном коленопреклонении, который был решительно отвергнут греческим пониманием о демократических свободах. Скорее всего, великий завоеватель так и не понял, что своей политикой ориентализации он не объединил, а, наоборот, столкнул два совершенно противоположных, несовместимых и прекрасных мира. Апофеоз Александра и проскинеза - обусловленное одно другим два несбывшегося желания царя. Хотелось бы закончить словами гордого, смелого, погибшего за свои общеэллинские убеждения, Каллисфена: "Люди, здороваясь, целуют друг друга, но божество пребывает высоко над нами, и прикасаться к нему кощунственно"(3, 237).
Литература
1. Апт С. "Античная драма", вступительная статья, Библиотека всемирной литературы, т.5, античная драма, изд. "Художественная литература", М., 1970, с.5-34.
2.Кравчук А. "Перикл и Аспазия", Историко-художественная хроника, , М., "Наука", 1991, 268с.
3. Роджерс Г.М. "Александр Македонский, Москва, "Эксмо", 2007, 384с.
4. Шахермайр Ф, Александр Македонский, изд. "Наука", Главная редакция восточной литературы, М., 1984, 384с.
5.Эсхил "Персы", Библиотека всемирной литературы, т.5, Античная драма, изд. "Художественная литература", М., 1970, с.179-228.
Xülasə
Hökmdar qarşısında diz üstə (Şərq və Qərbin qədim
insanların dünyadərketməsinin xüsusiyyətlərin probleminə)
Məqalə iki qədim halqın - yunan və fars - onların ən yüksək inkişaf dövründə dünyadərketməsinin müəyyən xüsusiyyətlərin orijinallıqı və koloritinə həsr olunub.
Şəhərin -Afina dövlətin Klisfen və Perikl kimi məşhur dövlət hadimləri tərəfindən idarə etmə dövrün- cəmiyyətinin dünyadərketməsinin xüsusiyyətləri müfəssəl surətdə təhlil edilir.
Verilmiş təhlil baxılan dövrün şərq fərdin dünyadərketməsinin xüsusiyyətlərin müqayisə şəkildə keçirilir.
Summary
On bended knees before the Lord (on the problem of specificity of world-view in ancient societies of the East and the West)
The article observes the research of certain features of originality and colour of world-view of two ancient nations during the period of their highest growth - Greek and Persian.
World-view peculiarities of the society of city-state Athens during the reign of such famous statesmen as Cleisthenes and Perikl are thoroughly analyzed. The present analysis is carried out in the light of world-view peculiarities of eastern society of the studied period.