Проблема конвергенции в средневековой литературе Востока и Запада
Проблема семантической общности, идентичности сюжетов у разных народов давно вызывает интерес у исследователей. А. Веселовский впервые выдвинул теорию "бродячих" сюжетов, пытаясь таким образом объяснить этот своеобразный феномен. Народы Севера и Юга, Запада и Востока, не- смотря на территориальную разобщенность, совершенно разные обычаи и менталитет, имеют не только легенды с единым семантическим стержнем. При внимательном прочтении можно выявить и идентичные элементы сюжета, перекликающиеся между собой отдельные явления.
В данной статье мы попытаемся объяснить этот интересный факт семантической близости сюжетов и их элементов у, казалось бы, совершенно отличных друг от друга в культурном, и даже этническом отношении народов. Мы возьмем на себя смелость не во всем соглашаться с теорией Веселовского "бродячих" сюжетов, исходя из, на наш взгляд, веского аргумента о том, что народы, произведения которых будут нами анализироваться, находились территориально очень отдаленно друг от друга. Факт заимствования исследуемых нами сюжетов из легенд, сказаний, мифов предшествующих эпох также исключается, так как данные сюжеты и их элементы впервые заявляют о себе именно у этих народов и многим позже - в средневековую пору. (Конечно же, в произведениях имеет место и мифологический элемент, но он останется за пределами нашего исследования").
Речь идет об идентичности, конгениальности сюжетных элементов в средневековых эпосах тюркского, исландского и немецкого народов - в "Деде Коркуде", "Старшей Эдде", "Песне о нибелунгах".
Мы представляем иную точку зрения, не совпадающую с вышеназванной теорией Веселовского. На наш взгляд, причиной данной схожести сюжетов у разных народов является так называемая конвергенция, когда в различных культурах независимо друг от друга возникают сходные или даже одинаковые явления. Это означает, что идентичность сюжетных элементов у совершенно разных народов - не результат "бродячести" данных сюжетов, что было бы, как нам кажется, упрощенным видением в объяснении этого удивительного факта. Скорее это, как мы назвали, явление конвергенции обусловлено эволюцией и трансформацией психологических особенностей мировосприятия определенного народа, которое, в общей сложности (в силу того, что мы - все дети одной и той же планеты), мало чем отличается, несмотря на безусловную специфику, от психологических особенностей мировосприятия других народов.
Для начала рассмотрим три средневековых эпоса, легших в основу данного исследования.
"Деде Коркуд": в тринадцати песнях-сказаниях описывается жизнь огузских племен, их быт, обычаи, междоусобицы. Мы знакомимся с удалыми восточными джигитами, с их красивыми женами, возмужалыми сыновьями и повзрослевшими дочерьми. Читая истории о них, видим, насколько важны для них были такие понятия морали, как честь, верность, преданность и отвага, и насколько не было ничего позорнее для них, чем отсутствие подобных качеств.
"Старшая Эдда" - исландская песнь о богах и героях. Композиция ее весьма своеобразна. "Вместо пространственной, неторопливо текущей эпопеи здесь перед нами динамическая и сжатая песнь, в немногих словах или строфах излагающая судьбы героев или богов, их речи и поступки". ( 1, 15)
Эддические песни не имеют определенного автора. "Мифы о богах, рассказы о Хельги, Сиггурде, Брюнхильд, Атли, Гудрун были общенародным достоянием, и человек, пересказывающий или записывающий песнь, даже пересоздавая ее, не считал себя ее автором".( 1, 15)
Содержание этого "общенародного достояния" сводится к следующему: необычайной силы, красоты и отваги королевич Сигурд отдает свое сердце принцессе Гудрун. Любовь их взаимна. Казалось, ничто не может помешать счастью героев, но, как и водится, вмешиваются Зависть, Подлость и Предательство. Сигурд коварно убит, Гудрун зло мстит братьям - убийцам, не щадя и собственных малолетних сыновей. Составившая любовный треугольник королева Брюнхильда, в сущности, и "заварившая всю кашу", не желает жить без сковавшего ее сердце любовными цепями Сигурда. Она кончает с собой.
В "Песне о нибелунгах" мы узнаем все ту же историю. Только основательно переработанную и по-иному осмысленную. Имена также несколько разнятся - Сигурд - это Зигфрид, Гудрун - Кримхильда и т.д. "Их поступки и судьбы на протяжении веков владели воображением скандинавов и немцев". (1, 21) Но в сущности, это все те же сказания о прекрасной любви, злостных, изощренных интригах, неуправляемой зависти, коварном предательстве, жестокой беспощадной мести.
Хотелось бы начать семантико -- сопоставительный анализ восточного и европейского эпосов с того, что еще со времен Трои являлось Великой причиной всех Великих, хотя и не всегда положительных явлений... с женщины.
Интересно, какими мы видим женщин в тюркском эпосе "Деде Коркуд". Мировосприятие той эпохи и данного народа порождало образы женщин - верных жен и преданных матерей. Но не только. Они храбрые, ловкие и боевые, если то понадобится для защиты своей чести, для защиты близких им людей и ...для выбора достойного мужчины себе в мужья. Вобщем, женский идеал тюркских племен по воинственности близится к образам небезызвестных мифологических амазонок.
Так, в "Песне о Богач - Джане сыне Дерсе - хана" рассказывается о том, как оклеветанный злыми завистниками удалой Богач - джан был сражен стрелой собственного отца. Ибо предатель ќ-- сын мог заслужить только смерть. Жена Дерсе - хана бросает упреки мужу, но и они полны почтения к главе семейства и рода. Она так начинает свою речь (впрочем, таким образом обращаются к своим мужьям почти все женщины произведения):
"Приди сюда, счастье моей головы, опора моего жилища, зять моего хана-отца, любимец моей государыни-матушки, данный мне отцом и матерью, ты, кого я, открыв глаза, увидела, кого я, отдав сердце, полюбила! (2, 21) И т.д.
Тем не менее, подобная кажущаяся покорность не помешала женщине сесть на своего бедуинского коня и, в сопровождении своих сорока дев, отправиться на поиски и спасти своего раненого, лежащего в глубоком ущелье, сына.
Когда "В песне о том, как сын Казан - бека Уруз - бек был взят в плен" мать Уруза Бурла - хатун узнала, что гяуры вероломно захватили ее сына, она, недолго думая, взяла "собой своих сорок дев, велела привести своего черного жеребца, села на него, опоясалась своим мечом /.../ и пошла по его следам". (2, 80)
Более того, из этой "Песни" ясно, что Бурла - хатун принимала участие в битве с гяурами наравне с мужчинами, бок о бок со своим мужем Казан - ханом. Каждый из удалых беков совершил в этой битве подвиг. "В этот день герои - джигиты обнаружили свою доблесть; в этот день трусы высматривали скрытое место; настала страшная битва, поле покрылось головами, был день, подобный дню страшного суда"...(2, 82) А Бурла - хатун "разрубила мечом черное знамя" гяуров, сбросила его на землю".(2, 82)
В "Песне о Кан - Туралы, сыне Канлы - Коджи" бесстрашная красавица Сельджан - хатун вовремя предупреждает своего жениха о грозящей ему опасности. (2, 100) Когда они оказались в окружении гяуров, "Сельджан -хатун разгорячила своего коня, проскакала мимо Кан - Туралы"(2, 101). Она воскликнула: "Этих гяуров, что приходят, много; будем сражаться, будем биться: кто из нас умрет, пусть умрет, кто из нас останется в живых, пусть придет в шатер".(2, 101) И слова у нее не разошлись с делом. Сельджан - хатун "пустила коня, нанесла поражение врагам"... Только все же осталась она женщиной, так как "бежавших она не преследовала, просивших пощады не убивала".(2, 101)
В следующей битве ситуация приобретает еще более крутой поворот: не поддается даже ни описанию, ни воображению, как проявила себя в горячей схватке с гяурами Сельджан - хатун, если Кан - Туралы понимает, что "одолевает и рассеивает врагов Сельджан - хатун".(2, 102) Героизм женщины и тут не знает конца. От смертельной опасности она даже спасает самого Кан - Туралы, вывезя его "из пекла" сражения на крупе своей лошади. Да, под действием веков трансформируется, меняется человеческое мировосприятие, его психология, мироощущение. Но, похоже, вечными остаются чувства уязвленной мужской гордости и желание как-нибудь с этим справиться не всегда достойным способом. Едва почувствовав себя спасенным, Кан - Туралы стал ощущать душевный дискомфорт уязвленного мужского самолюбия, который очень быстро перерос в желание убить свою возлюбленную невесту - спасительницу. Не помогли даже ее вполне разумные для сложившегося опасного для нее положения доводы о том, что "мужчина всегда лев, а похвальба женщины - ложь". (2, 102-103) И пришлось на этот раз Сельджан - хатун защищать свою жизнь от непомерно гордого своего возлюбленного. Без труда, в очередной раз женщина "утирает ему нос". Стрела ее без промаха поражает Кан - Туралы, но, разумеется, не смертельно. После - наивные оправдания жениха, что "... я не хотел убить тебя, я тебя испытывал".(103) Жених и невеста помирились.
Когда в "Песне о Бамси - Бейреке, сыне Бай - Буры" и в "Песне о Кан -Туралы, сыне Канлы - Коджи" отцы спрашивают своих удалых сыновей - джигитов о том, какую девушку взять им в жены, они отвечают: " Отец, возьми для меня такую девушку, чтобы, пока я еще не встал с места, она уже встала; чтобы, пока я еще не сел на своего черного богатырского коня, она уже села; чтобы, пока я еще не вышел на битву, она уже принесла мне голову врага." (2, 48; 91). То есть таков был идеал женщины в тюркских племенах средневековья, таково было их мировосприятие в свете данной проблемы - женщина - боец, бок о бок сражающаяся с врагом со своим мужем и сыновьями. Однако, нельзя здесь не отметить, что в те далекие времена уже существовала некая галантность в отношении женщин, когда беки - джигиты все же относились к последним как к несколько более слабым созданиям, чем они сами. Приведем с этой точки зрения одну деталь из рассматриваемого нами эпоса: когда Кан - Туралы соревнуется в ловкости и силе со своей невестой Сельджан - хатун, он благородно уступает ей первенство в стрельбе из лука (мишень - они сами): "Она говорит: "Джигит, выпусти свою стрелу". Кан - Туралы говорит: "Таково право девиц; сначала ты выстрели". (2, 103)
Мотив единоборства юноши и девушки с целью обретения супружеского права друг на друга мы встречаем и в "Деде Коркуде", и в "Песне о нибелунгах".
Когда удалой Бейрек встречает нареченную невесту свою Бану - Чичек, девушка предлагает ему пройти три состязания, по уровню, одно сложнее другого. Ловкий Бейрек без труда преодолевает первые два. Только вот с последним пришлось попотеть - в единоборстве с девушкой, которая была необычайно сильна и не менее ловка. Но в конце - то концов, разве не о такой мечтал в свое время славный Бейрек, когда давал желанную характеристику своему отцу своей предполагаемой невесты? Бейрек все же побеждает, и это служит ему зароком того, что Бану - Чичек согласашается быть ему доброй и верной женой.
Этот же мотив единоборства будущих супругов за право стать таковыми, как мы уже отмечали, очень ярко проявляется в "Песне о нибелунгах". Замысловатость сюжета здесь сказывается в том, что в трех состязаниях вместо не очень ловкого и сильного короля Гунтера с королевой Брюнхильдой под покровом плаща - невидимки состязается с ней отважный и непобедимый рыцарь Зигфрид.
Брюнхильда оказывается сильной противницей
"Безмерной силой дева была наделена" (3, 410)
В процессе трех состязаний дева - богатырша заставила удалого рыцаря не раз поверить в приближение своей смерти. И все же Зигфрид побеждает ретивую невесту, которая, будучи уверенной, что одолел ее король Гунтер, становится супругой последнего.
Сюжет о том, как или девица на выданье, или родственники последней за получение права на ее "руку" назначают чрезвычайные сложные и опасные испытания, которые должен был пройти потенциальный жених, и как, в противном случае, он лишался собственной головы - не нов. Довольно яркое воплощение этот сюжет нашел и в анализируемых нами средневековых эпосах - дастане "Деде Коркуд" и в "Песне о нибелунгах",
В дастане "Деде Коркуд" сватовство к дочери таговора - гяура Сельджан - хатун сопровождалось проверкой на ловкость, силу и проворство "кандидата" в женихи: "Платой за ту девицу, за ее кафтан были три зверя; таговор дал обещание: "Кто тех трех зверей одолеет, победит, убъет, тому я отдам свою дочь; кто не сможет одолеть, тому отрублю голову". Таким образом головы тридцати двух сыновей беков из гяуров были отрублены и повешены на зубцы башен".(2, 92). И лишь один удалой Кан - Туралы заслужил право на руку Сельджан - хатун столь нелегким способом.
В "Песне о нибелунгах" также встречаем мотив испытания "женихов" столь своеобразным, типично "средневековым" способом:
" В трех состязаньях с нею /королевой Брюнхильдой/ был верх обязан
взять
Любой, кто к королеве посвататься решался,
Но, проиграв хотя б одно, он головы лишался.
Вот так она сгубила немало удальцов." (3, 396)
Нет ничего более надежного препятствия, чем ... обоюдоострый меч. Во всяком случае, с точки зрения средневекового человека. Это препятствие, оказывается, срабатывает, когда даже оказывается между двумя любящими сердцами.
В эпосе "Старшая Эдда", "В краткой песне о Сигурде" рыцарь Сигурд кладет меч между собой и засватанной им для короля Гуннара королевой Брюнхильдой. Смазанный каплями смертельного яда меч разделил между собой две любящие души. (4, 293)
Та же символика "разделения влюбленных мечом" имеет место в дастане "Деде Коркуд". Так , в "Песне о Секреке, сыне Ушун - коджи" джигит Секрек в свою брачную ночь обнажает свой меч и кладет его между собой и любимой молодой женой. На естественное негодующее возмущение последней, он восклицает: "Слушай, дочь негодного! Да изрубит меня мой мечь, да не родится у меня мой сын, если я, пока не увижу лица своего старшего брата, а если он умер, пока не отомщу за его кровь, войду в этот свадебный шатер".(2, 133)
Мотив подлого предательства и коварного убийства распространен в легендах, сказаниях и эпосах настолько, насколько древен и вечен факт их совершения. Сюжеты об этом имеют место и в рассматриваемых нами произведениях средневековья восточного и европейского народов.
Так, даже искушенного читателя впечатляет скрупулезно продуманная и тщательно выполненная "процедура" предательского убийства славного, благородного рыцаря Сигурда в "Старшей Эдде" людьми, которым он неоднократно, ценой риска для собственной жизнью, выручал из беды, и которым он безмерно доверял. (4,290).
Тот же мотив данного сюжета, разумеется, в несколько ином воплощении, мы встречаем и в "Песне о нибелунгах":
"Как только Зигфрид воду рукою зачерпнул,
Бургунд, нацелясь в крестик, копье в него метнул.
Кровь брызнула из раны на Хагена струей.
Никто досель не совершал такой измены злой".(3, 470)
В дастане "Деде Коркуд" удалого джигита Бейрека так же заманивают "в ловушку" люди, которым он бесконечно доверял. В "Песне о том, как внешние Огузы восстали против внутренних, и как умер Бейрек", удалой джигит Бейрек говорит такие слова коварному, предавшему его Уруз - беку:
"Аруз, знал бы я, что ты сделаешь со мной такое дело, /.../ разве так бы я пришел к тебе? Обманов захватиывать мужа - дело женщины; от своей ли жены ты научился такому делу, негодный?"(2, 152)
Тема проклятия так же довольно распространена в древних и средневековых сюжетах - то ли потому, что данное, весьма экзальтированное воплощение низменных эмоций в самое простое (видимо, в силу бессилия), действие было немаловажной особенностью мировосприятия древнего и средневекового социума; то ли, просто, в силу того, что "авторы" сказаний пытались достичь в последних наибольшей остроты действий (опять - таки, в силу особенностей мировоззрения своего времени).
Так или иначе, но в сюжетах эпосов "Старшая Эдда" и "Песнь о нибелунгах" тема проклятия имеет чуть ли не основополагающее значение. Во - первых, как мы уже отмечали ранее, стержневым элементом фабулы является "проклятое золото" легендарных нибелунгов, которое приносит гибель всем, кто им владеет. Во - вторых, предательское убийство Сигурда (Зигфрида") также ведет за собой проклятие, порождающее череду смертей. В "Старшей Эдде" к проклятию за смерть Сигурда прибегает его жена Гудрун:
"Гуннара, боги, за зло покарайте!
Могильщика Сигурда месть ожидает"(4, 288)
В "Песне о нибелунгах" своих подлых убийц проклинает сам еще живой Зигфрид:
"...Но,от тоски и боли уже лишаясь сил,
Он все - таки успел проклясть тех, кто его сгубил"(3, 470)
В дастане "Деде Коркуд" тема проклятия не так явственна, как в исландском и немецком эпосах. Словно в психологии народа, породившего сказания этого дастана, не была столь выражена тяга к мистической разновидности мести обидчикам.
Так, Бейрек, в принципе, находясь в той же ситуации, что и Зигфрид, преданный и истекающий кровью от руки "друга", совершенно не прибегает к столь "действенному", как считали древние, способу нанесения вреда (тем более заслуженного), врагу. Ему это и в голову не приходит. Он лишь взывает к тому, чтобы за него отомстил его хан. (2, 152)
Мотив так называемого "родового сознания", пережитков матриархального прошлого человечества очень ярко дает о себе знать в эпосе "Старшая Эдда". Для королевы Гудрун является жизненно необходимым отомстить своему второму мужу Атли за смерть своих братьев, но никак не отомстить своим братьям за смерть своего первого мужа Сигурда. То есть здесь мы наблюдаем факт, как мы уже сказали, еще существующих матриархальных тенденций в обществе, господства материнского права, когда родичи женщины считались настолько важными, что за них надо было мстить даже мужу и сыну.
Совершенно иначе предстает перед нами данный мотив "родового сознания" в дастане "Деде Коркуд". Здесь мы наблюдаем совершенно противоположное его воплощение, то есть полное его отсутствие, обусловленное абсолютным изжитием матриархальных тенденций в данном обществе. Жена здесь - целиком и полностью является членом "клана" своего мужа, и родственники по крови уже не имеют для нее "родового" значения. Не имеют настолько, что в одночасье могут стать ее врагами в случае, если таковыми явились ее мужу. В "Песне о Кан - Туралы, сыне Канлы - Коджи" удалой джигит Кан - Туралы смог преодолеть три труднейших состязания и, тем самым, заслужил право на дочь гяура - таговора Сельджан - хатун. Едва став его невестой, девушка, спасая своего жениха, недолго думая, обнажает свой меч против представителей своего клана. Теперь она называет их врагами(2, 100), и, что особенно примечательно, - гяурами.(2, 102) (Гяур - иноверец, немусульманин). "Этих гяуров, что приходят, много; будем сражаться, будем биться..."(2, 101)
Подчеркнем, что в дастане данный факт совершенного отсутствия "родового сознания" представляется естественным и само собой разумеещимся явлением, что, конечно же, объясняется спецификой мировосприятия данного средневекового тюркского социума.
Итак, семантико - сопоставительный анализ средневековых европейского и тюркского эпосов показал, насколько схожими, даже едиными могут быть некоторые особенности мировосприятия, казалось бы, совершенно различных в культурном и мировоззренческом плане территориально далеких друг от друга народов. Мы взяли на себя смелость объяснить данный факт не теорией Веселовского "Бродячие сюжеты", а таким явлением, как конвергенция.
Литература
1. Гуревич А. "Средневековый героический эпос германских народов". См. Библиотека всемирной литературы, Беовульф, Старшая Эдда, Песнь о нибелунгах. Издательство "Художественная литература", М., 1975. 21с.
2. Деде Коркут (пер. В. Бартольда), издательство Академии наук Азербайджанской ССР, Баку - 1950, 146с.
3. "Песнь о нибелунгах", Библиотека всемирной литературы, Беовульф, Старшая Эдда, Песно о Нибелунгах. Издательство "Художественная литература", М., 1975. 272с.
4. Старшая Эдда, Библиотека всемирной литературы, издательство "Художественная литература", М., 1975. 186с.
Xülasə
"Orta əsrlərin Şərq və Qərb ədəbiyyatın konvergensiyasının problemi" məqalədə regional baxımdan dir birindən uzaq olan və tamamilə myxtəlif mədəniyyətə malik olan xalqlarının süjetlərin oxşarlığı probleminə baxılır.
Məqalərin müəllifi bu problemi Veselovskinın "Gəzən süjetlərin" nəzəriyyəsi ilə yox, konvergensiya adlanan bir hadisə ilə izah edir.
Summary
The artikle "The phenomenon of Convergention in the Western and Eastern Medieval literature" is considered the problem of the common features in the plots of the literature of the nations though regionally inhabitted in remote areas and with absolutely different cultures.
The given phenomenon is explained by the author not as the theory due to "the roaming plots", but with the so called phenomenon of "Convergention".