Мирзоева Лейла
Добро и Зло (к проблеме дуалистического мировосприятия социума в период религиозно-мировоззренческой трансформации) Авторские права защищены
Аннотация: Проблема трансформации общественного мировоззрения.
Добро и Зло (к проблеме дуалистического мировосприятия социума в период религиозно-мировоззренческой трансформации)
Исконный архетип дуалистического начала Добра и Зла в мировосприятии многих народов мира трансформировался в фольклоре в конвергентные образы, олицетворяющие темные силы - страшных, вредоносных чудовищ и "змиев", а также воплощающие светлое, положительное начало - их бесстрашных победителей. "Змееборчество - один из наиболее распространенных сюжетов в фольклоре народов мира. Змей - традиционное воплощение зла, и победа героя над змеем знаменует тожество положительного начала во вселенском масштабе"(2, 376).
Трансформация мировосприятия социума, инициировавшая грандиозный процесс смены политеизма монотеизмом, создала в психологии людей собирательный образ чудовища - воплощения общего языческого зла.
Так, в сказании "Георгий Победоносец" путем своей победы над змеем Георгий символически утверждает победу христианства над язычеством.
Святой Георгий - один из самых популярных христианских святых. В агиографии о нем сохранились следующие сведения: он был гражданином Римской империи, жил в III веке н.э., имел знатное происхождение и сделал хорошую военную карьеру. Все его неприятности начались после того, как он оставил языческую веру и принял христианство. Сопряженные с этим актом действа не заставили себя ждать - он отказал все свое имущество в пользу бедных и стал ярым проповедником новой религии. На беду Георгия основная часть его проповеднической деятельности пришлась на время правления лютого гонителя христиан - императора Диоклетиана. Его подвергают страшным пыткам, которые, тем не менее, не сломили его дух и нисколько не поколебали веру. Георгий не отрекается от Христа, смело идет на казнь, а впоследствии канонизируется церковью.
На Руси святой Георгий был особенно популярен. Популярен настолько, что не остался только на страницах канонического жития, а стал героем народных сказаний - так называемых духовных стихов, которые исполняли "калики перехожие" - странствующие народные певцы - сказители.
"Сюжет "Чудо Георгия о змие" пришло на Русь из Византии и было широко распространено в древнерусской литературе" (3,26). Персонификация доброго начала - бесстрашный витязь Георгий сражает олицетворенное в образе чудовищного змия вселенское зло. Как мы уже говорили, на Руси, в период трансформации психологии социума (политеизм - монотеизм) вселенское зло в мировосприятии людей было сконцентрировано в уходящем язычестве, поэтому Георгий, побеждая это зло, утверждает тем самым победу христианской религии. Приведем в пример русский духовный стих "Чудо Георгия о змие".
Конфликт двух противоборствующих религиозных сил - язычества и христианства выступает здесь с яркой идейно-эпической силой.
В одном "царстве Рахлинском" правил "нечестивый царь Агапий" (2, 426) (нечестивый, читай - язычник). И имел он дочь - христианку Алексафию. Далее события разворачиваются более или менее соответственно общеизвестным сюжетам, содержащим смысл вечного конфликта добра и зла "во вселенском масштабе". (Исконный, общечеловеческий архетип дуалистического начала, проявившийся в мифах и сказаниях народов мира в обусловленные феноменом конвергенции мифологические образы чудовищ и побеждающих их героев. Например, "Персей и Андромеда", "Эдип и Сфинкс", "Одиссей и Полифем", "Тесей и Минотавр", "Геракл и Гесиона", "Геракл и критский бык", "Битва Рустама со змеем", "Гуштасп убивает дракона" (Фирдоуси), "Бисат и Депе-гэз" ("Деде Коркуд"), "Илья Муромец и Идолище поганое", "Добрыня и Змей", "Алеша Попович и Тугарин Змей", Змей Горыныч, "Беовульф и Грендель" и т.д.).
Недалеко от города, где-то в глубокой пещере у моря поселяется ужасно прожорливый змей, требующий от царя человеческих жертвоприношений (признак "спроецированного" в сюжет пережитков языческого мировосприятия"). Отметим, что образы язычников в сказании (царь Агапий и его супруга) показаны крайне отрицательно (признак победы христианского мировоззрения), в них нет ничего человеческого, они, в обоюдном согласии, спасая свои жизни, отправляют на верную смерть собственную единственную дочь:
Не кручинься, царь, и не печалуйся,
У нас есть с тобой, кем заменитися:
У нас есть с тобой дитя единое,
Одна - единая дочь немилая.
Она верует в веру все не нашу -
Богу молится она распятому.
Отдадим мы Алексафию змею лютому(2,427).
Спасает Алексафию Господь, пославший ей на выручку Георгия (в русских духовных стихах - Егория).
Наезжает Егорий на люта змея,
На люта змея, люта огненна (2,427).
Егорий побеждает чудовище и отправляет его, плененного, вместе с царевной в ее царство с тем, чтобы царь Агапий, воочию убедившись в возможностях деяний Господних, "поверовал в веру христианскую"(2,427).
Агапий становится убежденным христианином, и даже строит три церкви - во имя Богоматери, во имя Троицы, во имя святого Георгия (2,427).
Так, победив "вселенское зло" - язычество, олицетворенное образом чудовища - змея, Георгий, тем самым, утверждает победу единобожия.
Трансформация религиозного мировосприятия социума (политеизм - монотеизм) происходила медленно, на фоне христианского мироощущения еще долго сохранялись языческие представления. "Официальная церковь строго противопоставляла христианство язычеству, но в народном сознании языческие и христианские представления очень долгое время мирно уживались, создавая единый и величественный образ гармонии мира"(2, 423-424). Так, в народном мировосприятии существовал известный синкретизм образов Святого Георгия - традиционного христианского мученика и победителя Змея, языческого божества плодородия Ярилы и бога скота Велеса. "В духовных стихах святые приобретали черты сказочных героев, а иногда и мифологических персонажей, родственных дреним языческим богам, повелителям природных сил"(2,423).
По его ли слову Георгиеву,
По его ли, Храброго, молению
Рассыпалися горы высокие
По всей земле светло - Русской,
Становилися холмы широкие (...)
Протекали моря глубокие...(2,424).
Или:
Егорий ты наш Храбрый!
Ты спаси нашу скотинку(...)
От волка хищного,
От медведя лютого,
От зверя лукавого(2,425).
Или:
Мы ранехонько вставали(...)
Егорья окликали:
"Егорий ты наш храбрый,(...)
Спаси нашу скотинку...(4, 116).
Егория часто называли "загонщиком скота" или "скотным богом". Пастухи говорили: "Хоть все глаза прогляди, а без Егория не усмотришь за стадом"(3,27). С образом Георгия в народном сознании связаны скотоводческие ритуальные и обрядовые действа (егорьевские обходы дворов с "окликаниями", выпечка фигурных сладостей). В народе говорили: "Поклонишься святому Юрию, он ото всего обережет животину"(3,27). (Георгий - Егорий - Юрий).
Былина "Добрыня и Змей" - также отражает конфликт между уходящим язычеством и утверждающимся христианством. Историческим прототипом былинного богатыря Добрыни Никитича считается воевода и дядя Владимира Никитича - Добрыня. Однако исторический прототип во многом противоположен мифическому, былинному идеализированному образу. Реальный Добрыня - жестокий, мстительный воин, который, к примеру, "крестил новгородцев "огнем"(2,375).
В былине рассказывается, как на берегу Пучай-реки Добрыня встречает крылатого Змея. Богатырь побеждает чудовище, но коварный Змей уговаривает его о пощаде. Зло - всегда остается злом, и, едва почувствовавший свободу Змей похищает племянницу князя Владимира - Забаву Путятишну. Добрыня спасает девушку, но на этот раз безжалостно убивает чудовище, затем освобождает "всех, кого Змей в плену держал..."(2,378). Былинная "Пучай-река" - это реальная река Почайна, в которой при Владимире состоялось памятное крещение киевлян, Змей, как мы говорили - олицетворение язычества, а в образе Добрыни персонифицировано "победившее" язычество - христианство.
В былине "Добрыня и Маринка" личный конфликт богатыря с чародейкой Маринкой символизирует конфликт между новой религией и уходящим язычеством. Маринка - воплощение древней языческой богини смерти и колдовства - Марены.
Вот как Маринка совершает свои магические (языческие) действия против ненавидимого ею Добрыни: "Брала она булатный нож, вынимала землю из Добрыниных следов. Принесла Маринка беремя дров, затопила печку муравленую, бросила в огонь Добрынины следы, сама стала приговаривать:
Сколь жарко дрова разгораются
Со теми со следами молодецкими,
Разгорелось бы сердце молодецкое
У молода Добрыни Никитича
А и Божье-то крепко, а и вражье-то лепко!"(2,380-381).
Само собой, к языческой Марене - Маринке милый друг "захаживает" - Змей Горыныч. Добрыня расправляется и с ним, и с Маринкой. "Киевляне Добрыню благодарили - избавил он Киев от злой чародейницы - ненавистницы"(2,382). "...Победа Добрыни над Маринкой означает не разрешение личного конфликта, а уничтожение воплощенного зла"(2,380).
В былине "Алеша Попович и Тугарин" происходит поединок между славным витязем Алешей и Тугариным Змеевичем. Змей здесь - воплощение и вселенского зла, и, конкретно - исторического образа - половецкого хана Тугор-хана. Победивший Змея Алеша Попович, как и понятно, олицетворяет собой доброе начало. "Вот въехал Алеша на княжий двор, бросил посреди двора голову Тугарина..."(2,386).
Образ воплощавшего вселенское зло Змея настолько глубоко коренился в мировосприятии социума, что, к примеру, герою романа Д. Мережковского "Петр и Алексей" Тихону Запольскому чудится, что вокруг "уставшей" Москвы от сурового правления великого царя - реформатора Петра I обвился "исполинский Змий"...(1,371).
Процесс трансформации мировосприятия социума, уход предшествующей, языческой эпохи и утверждение новых нравственных идеалов символически просматривается и в былине "Илья Муромец и Святогор". Конфликт между старым и новым временем проецируется народным сознанием в былину противоборством двух могучих богатырей, образы которых восходят к разным эпохам. "Илья и Святогор - представители двух поколений героев русского эпоса. Святогор принадлежит к древнейшему, мифологическому пласту"(2,368). Аксаков К.С. писал: "Это богатырь - стихия. Нельзя не заметить в наших песнях следов предшествующей эпохи, эпохи титанической и космогонической, где сила, получая очертания человеческого образа, еще остается силою мировою" (2,368). В былине подобная сила показана гротескно - "Святогор - богатырь в облака упирается", от удара могучего Муромца копьем и булатной палицей не просыпается, Илья с конем в его кармане помещаются и на его ладони умещаются (2,368-369). "Илья Муромец - представитель новой, уже исторической "богатырской" эпохи, его сила качественно иная - человеческая..."(2,368). Святогор говорит: "Ты меня ударил, а подумал, что комар укусил, а я бы тебя ударил - разлетелись бы в прах твои косточки"(2,369).
Богатыри побратались, но прошлое с новой жизнью в дружбе быть не может. Как нам кажется, миссия в былине Ильи Муромца - героя новой эпохи, несмотря на его старания спасти "брата" - это "схоронить" язычество, (символической персонификацией которого и является Святогор), в гробу, да таком, что и "палица булатная" не способна его расколоть. Недаром Святогор, при виде преградившего им путь каменного гроба, восклицает: "Может, кого из нас этот гроб дожидается"(2,369). Но, как оказалось, не Ильи, так как гроб ему оказался "велик и широк". Зато Святогору он пришелся как раз в пору. Так и остался навечно погребенным в том каменном гробу Святогор - богатырь - "стихия" мифологической, языческой поры. "Видно, настигла меня судьбина, пришла мне, богатырю, кончинушка"(2,369), - вздыхает он. И если образ Ильи Муромца не выступает здесь ярким утверждающим символом новой, монотеистической эпохи (хотя, в былине "Илья Муромец и Соловей-разбойник", он "крест кладет по-писанному"(2,367), но решительным "могильщиком" политеизма все же является. Более того, герой "отказывается принимать противоречащую его природе стихийную силу Святогора".(2,368). Новое время даст ему свои силы, более живительные, менее "стихийные" и по-человечески могучие. "Не надо мне больше силы. Если силы у меня поприбавится - не будет меня носить мать сыра земля"(2,369). Сила Ильи - "качественно иная - человеческая"(2, 368).
Так, "умер Святогор - богатырь. Схоронил его Илья в сырой земле..."(2,369). Так умирает в народном сознании язычество, и надвигающаяся новая эпоха несет с собой новые мировоззренческие идеалы. Долгая впереди дорога у Ильи Муромца. Сел он "на своего Бурушку и поехал в Киев-град"(2,369).
Итак, исконный архетип дуалистического начала Добра и Зла в мировосприятии социума периода религиозно-мировоззренческой трансформации (политеизм-монотеизм) выразился в представление противоборствующих сил - "злого" язычества и "доброго" христианства, олицетворенных, в свою очередь, в образах славных героев и побеждаемых ими чудовищ.
Литература
1. Мережковский Д. "Христос и Антихрист". Трилогия. Антихрист (Петр и Алексей), Собрание сочинений в четырех томах, т. 2, М., "Правда", 1990, 317-759.
2. Муравьева Т.В. "Сказания Древней Руси", "Сто великих мифов и легенд", М., "Вече", 2004, с.357-455.
4. Чистов К., Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия, Ленинград, "Художественная литература", Ленинградское отделение, 1984, 528с.
Sammary
The paper entitled "The Good and the Evil" (on the problem of the society"s dualistic world-view in the religious and world-view transformation period) investigates transformation of the archetype of the Good"s and the Evil"s dualistic origin in the social world outlook, i.e. in the representation of opposing powers of paganism and Christianity, personified, in their turns, in the images of glorious heroes and monsters defeated by them.