Митюков Дмитрий Викторович
Приложение к книге Л. Бизли "Гибель парохода "Титаник", его история и уроки"

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Митюков Дмитрий Викторович (bigud@rambler.ru)
  • Размещен: 10/04/2012, изменен: 10/04/2012. 110k. Статистика.
  • Статья: Политика
    •  Ваша оценка:

      

    Приложение

    к книге Л. Бизли "Гибель парохода "Титаник", его история и уроки"

       Судьба "Титаника" настолько патетична, насколько ощутим недостаток гарантий безопасного мореплавания. Эта надежда как будто оправдалась, ведь уже столетие безвредны примерно 1000 айсбергов, ежегодно дрейфующих в Северной Атлантике. Однако "Титаник" все еще воспринимается жертвой случайности, судя по несравненной важности момента столкновения с айсбергом. Это естественная реакция, поскольку случайность все еще означает нечто бессмысленное, и именно такой видится Бизли "ледяная глыба, бесполезная для кого- и чего либо". Вследствие бессвязности событий остается ждать достаточной плавучести от аварийных судов, что скорее усиливает, нежели ослабляет театральную традицию. (Разумеется нагнетание страстей к концу трагического действия, хотя вопрос Гамлета "быть или не быть?" едва сдерживает развязку после нахождения в 1-м акте распавшейся связи времен.)
      
       В любой катастрофе угроза растет последовательно, и даже избавлению мира от всякого зла в книге Апокалипсиса предшествуют нарочито чередующиеся трубы, чаши и печати. Наверное, Л. Бизли легче было оживлять в своей памяти десятки жертв, чем оценивать зловещие, но разрозненные "предзнаменования". Между тем, несмотря на отсутствие трагизма в теории катастроф, графическая интерпретация событий сводит их к безличным и бесстрастным рядам математических точек. Лучше представить развитие катастрофы ступенями, чередующимся вплоть до злополучного финала. Ниже определится алгоритм разрушения инертной системы, форсированной больше, чем допускает ее маневренность. Для этого параллельно рассматриваются события, катастрофические для "Титаника" и реактора Чернобыльской АЭС.
      

    "Титаник"

    пароход пассажирский, номинальная мощность 46000 л. с.

    РБМК-1000

    реактор большой мощности канальный, тепловая мощность 3200 МВатт

    1. Несоответствие между мощностью системы и ее маневренностью

       В полдень 10 апреля 1912 г. корабль ушел с 6000 т. угля на борту вместо положенных 9500 т. вследствие шахтерской забастовки. К последнему дню плавания израсходовали около 60% топлива, что позволило использовать резервные паровые котлы. Для срочной остановки огромного судна по команде "полный назад" два 3-лопастных боковых винта начинали вращаться в обратную сторону. В то же время, турбина низкого давления, вращавшая 4-лопастный центральный винт, могла двигать корабль только вперед.
      
       Лишенная пара турбина вращалась в силу собственной инерции, а также инерции гребного вала весом в сотни тонн и гребного винта весом 22 т.
       (После столкновения "Титаника" его турбина остановилась через 2 мин., согласно отчету британской комиссии лорда Мерси. Материалы подкомитета Сената США содержат письмо из Бюро паровой механики Департамента военно-морского флота от 8 мая 1912 г. об испытаниях обратного хода (backing trials) линейных кораблей "Delaware" и "North Dakota". Первый имел возвратно-поступательный двигатель, второй - паровую турбину. Вот результаты испытаний на скорости 21 узел: первый остановился через 1 минуту 52 секунды, а второй - через 6 минут 56,4 секунды. Авторы письма указывали, что мощность возвратно-поступательных машин "Титаника" составляла меньше 50% полной мощности мощности, и только они обеспечивали обратный ход корабля. Можно предположить, что мощность обратного хода этих машин равна мощности движения вперед, но усилие винта при реверсе меньше усилия при его движении вперед. И постольку способность "Титаника" к обратному ходу ближе к способности "North Dakota", нежели к способности "Delaware".)
       Ночью 25 апреля 1986 г. началось испытание с целью утилизации свободного выбега турбогенератора при отключенном внешнем электроснабжении реактора. Управлению мощностью реактора служили 211 стержней-поглотителей, притом оперативный запас реактивности (ОЗР), равный числу стержней в активной зоне, обеспечивал управляемость системы. Поскольку большая часть топлива уже выгорела, ОЗР = 30 (при ОЗР меньше 26 эксплуатация аппарата возбранялась, а при 15 требовалась остановка во избежание чрезмерного тепловыделения).
      
       Катастрофа подтвердит факт недопустимой инертности стержней аварийной защиты реактора.
       (РБМК создавался по типу промышленного реактора для выработки оружейного плутония. В трех таких реакторах, благополучно отработавших больше 40 лет, стержни системы управления защитой (СУЗ) должны аварийно останавливать реактор за 2-3 секунды. Точнее говоря, стержни до конца вводятся в активную зону за 5-6 секунд, а уже к 3-й реактор останавливается. В промышленных аппаратах вода для охлаждения каналов СУЗ проточная, охлаждение пленочное, и стержни под собственным весом "падают" в почти пустой канал. В РБМК, где охлаждающий контур замкнут, эти каналы заполнены водой, и стержни следует вводить принудительно. Поэтому, за счет увеличения способности поглощать нейтроны, скорость их движения была уменьшена почти в 3 раза. Когда после катастрофы об этом стало известно в МАГАТЭ (от В.А. Легасова), американцы заявили, что ими еще в 1953 г. была определена минимальная скорость ввода аварийных стержней - 2-3 секунды для совершенного исключения неуправляемого разгона реактора канального типа.)

    2. Система потенциально неуправляема

       В безлунную ночь 14 апреля проницательность вахтенных офицеров и впередсмотрящих матросов уменьшалась яркими звездами, отражавшимися морем. Безветрие исключало наблюдение белоой полосы прибоя возле айсбергов, а холодный воздух исключал наблюдение тумана, обнаруживавшего лед. По мнению слушавшихся в Сенате США офицеров "Титаника", свет прожектора лишь осложнял бы наблюдение; считались бесполезными и бинокли у впередсмотрящих. Таким образом, если сигнал об опасности никак не мог быть своевременным, то при скорости 21 узел любые изменения курса делались бы наудачу.
       25 апреля в 14-00, после выключения аварийного охлаждения, тепловая мощность снижена до 30%, и далее до 1% по недосмотру оператора. Вопреки резкому снижению ОЗР, мощность возросла лишь до 7% вследствие самоотравления реактора продуктами неполного выгорания топлива - ксеноном-135, йодом-135 и др. Поскольку едва управляемую в таком состоянии систему требовалось надолго заглушить, эксперимент продолжился. Хотя ОЗР уточнялся дважды в час (ЭВМ отвечала на срочный запрос через несколько минут), персонал заблокировал остановку по сигналам о давлении пара и уровню воды.

    3. Игнорирование критически важного предостережения

       14 апреля поступили несколько радиосигналов о ледовой опасности. Около 23.00 с судна "Калифорниан", остановленного льдами, передавалось последнее сообщение, однако без уточнения координат и указания важности. Оператор "Титаника" оборвал его, загруженный вплоть до столкновения с айсбергом передачей частных радиограмм.
       26 апреля в 01.22.30 операторы пренебрегут сигналом ЭВМ о чересчур малой управляемости реактора (ОЗР 18, а по отчету для МАГАТЭ 6-8) и блокируют остановку по сигналу о недостатке пара для турбины. Теперь охлаждение реактора зависело от выбега турбогенератора, питающего различные насосы и подсобную электроаппаратуру.

    4. Попытка уберечь систему в последний момент

       Когда в 23.40 заметят айсберг, первый помощник скомандует "право руля" и "полный назад", чтобы за остающиеся 39 сек. идущее полным ходом судно отклонилось на угол, обеспечивающий его затопление. О спасении всех несчастных тщетно было думать, и после отхода шлюпок, недоступных для большинства людей, приступ ледяных вод Северной Атлантики сдерживался только огромной емкостью судна. Хотя компания "Уайт Стар Лайн" попытается убедить, что "Титаник" буксируется на мелководье со всеми пассажирами, скоро будет удостоверен факт величайшего в истории кораблекрушения.
       Когда вскипевшая в 01.23.30 вода и дальнейший рост мощности обнаружат саморазгон, придется нажать кнопку "АЗ-5" (сброс аварийной защиты). Но графитовые концы стержней, вытесняя воду из своих каналов, еще усилят активность и реактор взорвется. Хотя пожары от кусков графита, урана и др. излучавших обломков придется тушить среди разливов радиоактивной воды, тягчайшей будет задача подавления термохимических реакций. Зловещие испарения и обильные выбросы долгоживущих изотопов покажут всем и вся, что Чернобыльская АЭС явилась очагом крупнейшей в мире техногенной катастрофы.
      
       Как видно, несоответствие между мощностью системы и ее маневренностью проявляется тогда, когда уже ничего нельзя исправить. Поскольку управляемость заведомо ограничена, бесконтрольный саморазгон угрожает инертной системе всегда (наблюдательный Бизли отметил "абсолютную беспомощность большого неуправляемого лайнера" еще в порту Саутгемптона). Вблизи конечной цели немудрено поддаться искушению скорее завершить рискованную миссию, и оттого предупредительные сигналы кажутся докучливыми помехами самодеятельности, чреватой по меньшей мере смятыми корабельными носами и расплавленными топливными стержнями. Тем больше судьба людей и техники зависит от опытности управляющего персонала, но и тут сказывается "человеческий фактор". Обстоятельства катастрофы расследуются, дабы по установлению виновности ответственных лиц избежать их повторения. Вероятные при этом разногласия уменьшаются благодаря оперативным записям событий, предшествовавших бедствию, либо события реконструируются по фрагментам злополучной системы, воспоминаниям очевидцев и т.д.
      
       Непременной задачей расследования является прояснение механизма катастрофы, равнозначного ее алгоритму. Учитывая генезис термина "политический Чернобыль", главную роль в распаде СССР должны были сыграть пороки инертной системы. В 20-м веке это обстоятельство впервые сказалось на исходе Русско-японской войны. Катастрофой обернулась напряженность между Россией и Японией по поводу "желторусских" лесных угодий в Корее и Восточно-китайской железной дороги, хотя царский режим уповал, что военная сила будет так же эффективно остерегать азиатского противника, как и русских мятежников. Но блокада и сдача в декабре 1904 г. Порт-Артура отзовется - сразу после январского расстрела манифестации рабочих с иконами под портретами царя - эскалацией стачечных волнений. На военное банкротство указывал рейд эскадры Рожественского, и когда в мае случился Цусимский разгром, Ленин призвал штурмовать бастионы режима, опираясь (вольно или невольно) на вышеопределенный алгоритм катастрофы инертной системы:
      
       (1) Великая армада, - такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чудовищная, как вся Российская империя, - двинулась в путь, расходуя бешеные деньги на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы, особенно после блестящей победы над рыбацкими лодками, грубо попирая все обычаи и требования нейтралитета.
       (2) Сотни миллионов рублей были затрачены на спешную отправку балтийской эскадры. С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, увеличено число этих судов посредством добавления к новым и сильным броненосцам "старых сундуков".
       (3) Все ополчается против самодержавия, - и оскорбленное национальное самолюбие крупной и мелкой буржуазии, и возмущенная гордость армии, и горечь утраты десятков и сотен тысяч молодых жизней в бессмысленной военной авантюре, и озлобление против расхищения сотен миллионов народных денег, и опасения неизбежного финансового краха и долгого экономического кризиса вследствие такой войны, и страх перед грозной народной революцией, которой (по мнению буржуазии) царь мог бы и должен бы был избежать путем своевременных "благоразумных" уступок.
       (4) Точно стадо дикарей, армада русских судов налетела прямиком на великолепно вооруженный и обставленный всеми средствами новейшей защиты японский флот. Двухдневное сражение, - и из двадцати военных судов России с 12-15 тысячами человек экипажа потоплено и уничтожено тринадцать, взято в плен четыре, спаслось и прибыло во Владивосток только одно ("Алмаз"). <...> Самодержавие именно по-авантюристски бросило народ в нелепую и позорную войну. Оно стоит теперь перед заслуженным концом. Война вскрыла все его язвы, обнаружила всю его гнилость, показала полную разъединенность его с народом, разбила единственные опоры цезарьянского господства. Война оказалась грозным судом. Народ уже произнес свой приговор над этим правительством разбойников. Революция приведет этот приговор в исполнение.
       (В. Ленин. Разгром.)
      
       Очевидна связь уничижительных характеристик с техническими деталями, ведь техника умножает деятельный потенциал людей и подтверждает в случае неудачи его недостаток. Легко убедиться также в том, насколько машинами проясняются истинные мотивы наших действий, как заметил еще Кондильяк в своем "Трактате о системах". Разумеется, далеко не все технические метафоры катастрофичны, но в критических ситуациях на виду именно такие образы. Когда бичуемый обществом Рожественский подал на себя в суд и просил себе смертной казни, он был оправдан. Однако злополучный вице-адмирал сам отречется от мирских радостей, поскольку вместе с имперским флотом отпевались заветные имперские надежды:
      
       Где море, сжатое скалами,
       Рекой торжественной течет,
       Под знойно-южными волнами,
       Изнеможен, почил наш флот.
       <...>
       И снова все в веках, далеко,
       Что было близким наконец, -
       И скипетр Дальнего Востока,
       И Рима Третьего венец!
       (В. Брюсов. Цусима.)
      
       Ввиду потопления броненосных эскадр чувство безысходности и негодование усилились куда больше, чем после Крымской войны. Судьбу Севастополя решила неповоротливость системы - тройное недопроизводство пороха, семикратный недолет ружейных пуль, десятикратный недочет пароходов и вопиющее транспортное обеспечение. Хотя противник испытал недостаток пищи и эпидемию холеры, царь оценил месяц службы защитников Крыма за год (через 50 лет условия службы в осажденном Порт-Артуре были такими же). Между тем, если указ о флотском ополчении давал мужикам веру в государственное покровительство, то решение освободить крестьян "свыше, нежели снизу" обернулось кабальными выкупными платежами. Как следствие, объявление весной 1861 г. долгожданного манифеста омрачилось расстрелом мятежников из села Бездна, словно в подтверждение общеполитического диагноза 1856 года:
      
       Гроза шумит и к бездне гонит
       Свободы шаткую ладью,
       Поэт клянет или хоть стонет,
       А гражданин молчит и клонит
       Под иго голову свою.
       (Н. Некрасов. Поэт и гражданин.)
      
       В 1905-1906 гг. репрессии придется сопровождать отменой выкупных платежей, облегчением службы нижних чинов и дарованием гражданских свобод. Эти свободы еще обнадеживали, а одолженный французами накануне открытия Госдумы миллиард франков уже обесценил демократические новшества. То есть франко-русский военный союз был внешним стимулом реакции, а министр внутренних дел Столыпин удручал даже террористов, бывших по завету С. Нечаева умудренными лишь в "науке разрушения". В пору реакции Б. Савинков возмещал свою бездеятельность истолкованием Апокалипсиса, судя по его сочинениям "Конь бледный" (1909) и "Конь вороной" (1923). Хотя третий из четырех всадников олицетворяет голод, незыблемые в его руке весы фиксировали безмерность революционных неистовств. За четвертым всадником разверзается ад, но ввиду чиновничьей безнаказанности Савинков нашел бессмысленным Цусимский жертвенник:
      
       В Цусимском бою бессмысленно гибли люди. Темная ночь, в море мгла, ходит зыбь. Как огромный раненый зверь, прячется броненосец. Чуть чернеют черные трубы, молчат гремевшие пушки. Днем дрались, ночью бегут, ждут атаки. Сотни глаз шарят тьму. И вдруг вопль - крик испуганной чайки: "Миноносец по борту" ...Вспыхнул прожектор, белым светом ослепла ночь.
       А потом... Кто на палубе, - кинулся в море. Кто внутри, за кованой броней, - бьется о люк. Медленно тонет корабль, уходит носом под воду. Машинисты в машине кулями срываются вниз. Их бьют железные цепи, крошат колеса, душит дым, обжигает пар. Так гибнут они. Бессмысленно-безымянная смерть.
       (В. Ропшин. Конь бледный.)
      
       Для подрыва системы требовалась во всяком случае большая ожесточенность, чем для исполнения приговоров московским генерал-губернаторам (все-таки усердие Савинкова оправдается назначением его петроградским генерал-губернатором в августе 1917 г.). Вопреки ура-патриотическому ажиотажу 1914 года Ленин призовет "идти решительно ниже и глубже к настоящим массам", обещая стать патриотом после уничтожения контрреволюции к началу следующей мировой войны. Так сказался урок Русско-японской войны, вскоре после которой мятежность убавилась настолько, что к 300-летию династии Романовых царствующий дом испытал лишь приступы выражения благонадежности:
      
       Где бы мы ни проезжали, везде встречали такие верноподданнические манифестации, которые, казалось, граничат с неистовством. Когда наш пароход проплывал по Волге, мы видели толпы крестьян, стоящих по грудь в воде, чтобы поймать хотя бы взгляд царя.
       (Вел. кн. О. А. Романова. Воспоминания.)
      
       Утешающие правителей акты подобострастия изрядно отвлекают правителей от действительно угрожающих событий. Тем меньше стеснялся последний царский фаворит Г. Распутин, словно тон в обществе перестали задавать отнюдь не милосердные субъекты (в 60-х годах нигилисты, а с 1878 г. террористы). Конечно, имитации благонадежности легко разоблачались, коль скоро оставался риск страшного возмездия за великодержавные авантюры:
      
       Востока страшная заря
       В те годы чуть еще алела...
       Чернь петербургская глазела
       Подобострастно на царя...
       <...>
       Но в алых струйках за кормами
       Уже грядущий день сиял,
       И дремлющими вымпелами
       Уж ветер утренний играл,
       Раскинулась необозримо
       Уже кровавая заря,
       Грозя Артуром и Цусимой,
       Грозя Девятым января...
       (А. Блок. Возмездие II, 3 - 4.)
      
       В течение мировой войны не было более эффективных операций, чем устранение царя под диктовку "единого фронта" русских главнокомандующих. Армия тем не менее разваливалась, но Ленин, встреченный у пломбированного вагона сводным оркестром из Кронштадта, остался пораженцем - на беду для военного министра Керенского, заявившего: "русская армия покажет, что никому в мире не удастся показать, что ее сила была не в ее силе, а во власти царей". В октябре 1917 г. силу покажут большевизированные советы рабочих и солдат, немедля принявшие Декрет о мире. Правительство, ставшее вполне узурпаторским после разгона Учредительного Собрания, переедет в Москву готовым к безудержной эскалации внутренних самоуправств и международных происков - отныне под революционным флагом.
      
       Экспроприацией капиталов достигалось мало что в военное время, приведшее к власти генералов - будь то Корнилова или Духонина, заколотого в спину матросским штыком. Здесь кроме крестьян, одаренных помещичьей землей, Ленина обнадеживала идея освобождения всех трудящихся. Агитируя за Брестский мир, он обещал, что "пример социалистической советской республики будет стоять живым образцом перед народами всех стран, и пропагандистское революционизирующее влияние этого образца будет гигантским". Это влияние ощутят даже те, кто веровал в преображение мира по неземным образцам. Ибо достаточно было ввергнуться в пучину беспорядков и злоупотреблений, чтобы ужаснуться мученическим предпосылкам спасения души:
      
       Нам не дана безмятежная старость,
       Розовый солнца заход.
       Сломаны весла, сорванный парус,
       Огненный водоворот.
      
       Это - судьбою нам посланный жребий.
       Слышишь, какая гроза?
       Видишь волны набегающий гребень?
       Шире раскроем глаза.
      
       Пламя ль сожжет нас? Волна ли накроет?
       Бездна воды и огня.
       Только не бойся! Не бойся: нас трое.
       Видишь, Кто стал у руля?
       (Черубина де Габриак)
      
       В разгар гражданской смуты едва не осуществился предсказанный Шпенглером закат Европы, когда Красная армия на плечах польских интервентов приступит к Варшаве, откуда уже виделся Берлин. Но бегством с "последнего и решительного боя" выявится бессилие армии и тщетность призывов Коминтерна. После "чуда на Висле", обошедшегося утратой западных областей, на большее покусятся восставшие в Кронштадте, требуя советов без коммунистов, свободы слова и выборов, свободы ремесленников и крестьян, прекращения беззаконий ВЧК и т.д. Для замены продразверстки налогом достаточно было знать о сужении крестьянских наделов, уничтожением же политических оппонентов сохранялось только что завоеванное единовластие. Но земля еще не покроет останки мятежников, а Ленин уже остережется революционности перед лицом разрухи и мелкобуржуазной стихии. Обзывая "комговном" партийцев, теряющих свое лицо, вождь разумел тщетность великих починов там, где вопросы решаются сообразно личной заинтересованности начальников:
      
       - Вам бы следовало корабли заводить, кофей-сахар развозить, - сказал он. - А вы что!
       Переглянулись между собою старики, видят, что бригадир как будто и к слову, а как будто и не к слову свою речь говорит, помялись на месте и вынули еще по полтиннику.
       - На этом спасибо, - молвил бригадир. - А что про мореходство сказалось, на том простите!
       (М. Салтыков-Щедрин. История одного города.)
      
       Государству не столько рабочему, сколько крестьянскому, и к тому же чреватому бюрократическими извращениями, Ленин пропишет долгий оздоровительный курс. Покуда культурно отсталыми массами руководили чуть более культурные коммунисты, ультимативным должен был остаться лозунг: "лучше меньше, да лучше". То есть прелести революционных идей следовало выявлять в повседневных трудах, многократно исправляя и улучшая сделанное. Бесспорно полезным Ленин считал самоочищение партии, вплоть до исключения 1/4 ее состава. И лишь таким способом развивая систему можно было надеяться на распространение режима, установленного после Октябриской революции:
      
       И летят по морскому раздолью,
       По волнам броневые суда,
       Порожденные крепкою волей
       И упорною силой труда.
       Так в союзе трудясь неустанно,
       Мы от граней советской земли
       Поведем в неизвестные страны
       К восстающей заре корабли.
       Посмотрите: в просторах широких
       Синевой полыхают моря
       И сияют на мачтах высоких
       Золотые огни Октября.
       (Э. Багрицкий. Моряки.)
      
       Революционные зори завораживали бы сильнее, не мешай этому нэпманы, спекулянты и продажные чиновники. Хуже того, частный рынок едва оживился, и уже поставил под сомнение диктатуру пролетариата. Сказалась жизнеспособность крестьянских хозяйств вопреки размашистым ценовым "ножницам" на товары города и деревни, земельному налогу, политическому неравенству крестьян и рабочих, государственной помощи одним беднякам и др. ограничителям капитализма. Поэтому даже идеолог "левого коммунизма" Бухарин призывал к терпению, оправданному неизбежным превосходством социалистических хозяйств над сколь угодно живучими плодами нэпа:
      
       "Поворот руля" будет состоять в постепенной экономической ликвидации крупного частного хозяйства и в экономическом подчинении мелкого производителя руководству крупной промышленности: мелкий производитель будет втянут в обобществленное хозяйство не мерами внеэкономического принуждения, а главным образом теми хозяйственными выгодами, которые будут ему доставляться трактором, электрической лампочкой, сельскохозяйственными машинами и т.д.: он будет опутан (с пользой для себя) электрическими проводами, несущими с собой оплодотворяющую хозяйство животворящую энергию.
       (Н. Бухарин. Новый курс экономической политики, III.)
      
       Успешная хлебозаготовка и заметный промышленный рост в 1926 г. позволят Бухарину предвкушать опережение самых развитых стран, не дожидаясь полного огосударствления системы. Но скоро эта перспектива окажется такой же иллюзорной, как и отвечавший ей образ: "Наш пролетарский пароход, т.е. наша промышленность будет тащить за собой сперва кооперацию, а кооперация, которая будет являться более тяжелой баржей, чем этот пароход, будет тащить за собой на миллионах нитей огромнейшую тяжелую баржу всего крестьянства". До лета 1928 г. бесспорным оставался курс нэпа, однако усиленные страхом войны колебания рыночных цен отзовутся превращением экономических "ножниц" в гильотину для устранения всех частнособственнических элементов деревни. Эскалацию внеэкономического принуждения оправдает хлебозаготовительный кризис, разрешение которого партия поручит Сталину, наделенному диктаторским полномочиями.
      
       Невзирая на возражения Бухарина, призванные на "хлебный фронт" молодчики рвали с мясом не только напряженные связи между городом и деревней, но и те, что служили их взаимообогащению. Эти большей частью стихийные отношения рвались для вящей действенности плетей и удавок, не употреблявшихся с конца гражданской войны. О тщетности сопротивления говорил сам Бухарин, призывая мобилизовать "максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм" на фоне "сложнейшей комбинации личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы" (Заметки экономиста). Ведь Сталину достаточно было заметить простую и всем ясную разницу между теми, кто наступает вопреки всем затруднениям, и теми, кто отступает без борьбы:
      
       Видали ли вы рыбаков перед бурей на большой реке, вроде Енисея? Я их видал не раз. Бывает, что одна группа рыбаков перед лицом наступившей бури мобилизует все свои силы, воодушевляет всех своих людей и смело ведет лодку навстречу буре: "Держись, ребята, крепче за руль, режь волны, наша возьмет!" Но бывает и другой сорт рыбаков, которые, чуя бурю, падают духом, начинают хныкать и деморализуют свои же собственные ряды: "Вот беда, буря наступает, ложись, ребята, на дно лодки, закрой глаза, авось как-нибудь вынесет на берег". [Общий смех.] Нужно ли еще доказывать, что установка и поведение группы Бухарина, как две капли воды похожи на установку и поведение второй группы рыбаков, в панике отступающих перед трудностями.
       (И. Сталин. О правом уклоне в ВКП(б), 1. Речь на пленуме ЦК ВКП(б) в апреле 1929 г.)
      
       На первый взгляд, Сталин изрек общепонятную похвалу смельчакам, выбравшим самый рискованный, но вернейший путь к цели - ловле рыбы в мутной воде. Однако все имевшие глаза видели, что Сталин использовал неоцимую в борьбе за личную власть возможность успеть тем больше, чем большую волю к успеху он мог проявить. Если до хлебозаготовительного кризиса генеральный секретарь ЦК лишь вторил экономисту С. Струмилину: "...никакие законы нас не связывают ... нет такой крепости, которую большевики не могли бы взять штурмом... вопрос темпов промышленного роста решается с помощью человеческой воли", то отлучение Бухарина означало проклятие всякому, кто "убегает от чрезвычайных мер, как черт от ладана".
      
       Коль скоро оправдался расчет Сталина на удовлетворение партии от кончины нэпа и возобновления классовой нетерпимости, уместно вспомнить осуждение классового миролюбия и поощрение борьбы Лениным, отличавшим таким способом подлинных революционеров от их уродливых пародий:
      
       Слов нет, в бурное время больше опасностей угрожает нашему партийному кораблю, чем при тихом "плавании" либерального прогресса, означающего мучительно-медленное выжимание соков из рабочего класса его эксплуататорами. Слов нет, задачи революционно-демократической диктатуры в тысячу раз труднее и сложнее, чем задачи "крайней оппозиции" и одной только парламентской борьбы. Но кто в настоящий революционный момент сознательно способен предпочесть мирное плавание и путь безопасной "оппозиции", - тот пусть лучше уйдет на время от социал-демократической работы, пусть дождется конца революции, когда минет праздник, снова начнутся будни, когда его буднично-ограниченная мерка не будет таким отвратительным диссонансом, таким уродливым извращением задач передового класса.
       (В. Ленин. Две тактики социал-демократии в социал-демократической революции, 13.)
      
       Конечно, эволюционные задачи не чета революционным, однако бурное волеизъявление приверженцев великой идеи чревато злоупотреблениями этой идеей. Действуя наперекор международной социал-демократии, Ленин жертвовал концептуальной для марксизма идеей мировой революции ради подавления отступников от классовой борьбы. В результате, если после свержения царизма Ленин только обещал скатить эсеро-меньшевистских лидеров "на самое дно отвратительной контрреволюционной ямы", то в советский котлован политического возмездия угодят миллионы, считая виднейшие фигуры "ленинской гвардии" 1). К счастью для окружения Маркса, его нетерпимость к соратникам едва могла проявляться, учитывая жизненные тяготы при капитализме:
      
       Никто не сделал так много, как Карл Маркс, чтобы вырвать с корнем "муки человечества". Его плавание по житейскому морю было сплошь бурным; корабль его трепали непогоды, враги непрерывно осыпали его градом пуль, и хотя флаг его всегда гордо развевался на мачте, но жизнь на борту его корабля не была легкой и уютной ни для команды, ни для капитана.
       (Ф. Меринг. Карл Маркс. История его жизни II, 1. Перевод З. Венгеровой.)
      
       Теоретически марксизм признает авторитарность, ограниченную демократией и технократией (недаром Энгельс в "Анти-Дюринге" противопоставил государственной бюрократии и капитану линейного корабля инженеров, наделенных "хозяйственным положением"), коль скоро в коммунистическом царстве рост производительных сил не угрожает кризисными бедами ни им самим, ни обществу. За отсутствием враждебных классов и частной собственности личному героизму суждено было кануть в небытие, между тем еще до воззвания "пролетарии всех стран, соединяйтесь!" вместо аристократии миром стали править выскочки из подлых сословий. Хотя Отто фон Бисмарк сравнивался с бронзовой скалой под натиском социал-демократов, он чаще казался имперским пугалом. Поэтому Ф. Ницше, испытавший в прусской армии только приступы дизентерии и дифтерии, считал классовые компромиссы "железного канцлера" бесчестьем, и тем большей твердостью он наделял свою аристократию духа. Переоценка же всех человеческих ценностей удостоверяла роль властолюбия в тех обстоятельствах, когда личность высшего ранга может и должна занять надлежащее ей положение:
      
       Когда пассажир корабля открывает, что капитан и кормчий делают опасные ошибки и что он выше их в искусстве управлять кораблем, - спрашивается: а что если восстановит весь корабль против них и арестовать их обоих? Не обязан ли ты сделать это в силу своего превосходства перед ними? И с другой стороны, не вправе ли они арестовать тебя за, что ты подрываешь доверие к ним? Это может служить сравнением для явлений в более высоких сферах, могущих иметь более опасные последствия. При этом можно поставить такой вопрос: чем дается нам в подобных случаях наше превосходство, наша вера в самих себя? Успехом? В таком случае надобно бы д е л а т ь все, хотя бы в этом заключались опасности и не только для нас самих, но и для всего корабля!
       (Ф. Ницше. Утренняя заря, 366. Перевод Е. Требецкого.)
      
       Этой цитатой из Ницше исчерпываются мотивы расколов и междоусобий, сопровождавших рождение и дальнейшие метаморфозы партии большевиков. От марксизма здесь требовалось прикрывать диктаторскую волю к самоутверждению и утверждению административного режима, неприемлемого для "ренегатов" типа Каутского и "уклонистов" типа Троцкого с их демократическими программами развития внутрипартийных отношений. Культу абсолютной силы предшествовал кризис буржуазной культуры, оправдавший взыскание личности нового типа. Представляя Ленина "самым человечным человеком", следует иметь в виду ницшеанскую критику "человеческого, слишком человеческого" обличья, чуждого разрушителям старого и созидателей нового мира 2).
      
       Сталин, сообщив в 1929 г., что "мы идем на всех парах по пути индустриализации - к социализму, оставляя позади нашу вековую "рассейскую" отсталость", оправдал издержки скачком от многоукладности к торжеству коммунистической идеи. Притом, чем слышнее маршировали энтузиасты преобразований, тем больше затруднялись суждения о фактических результатах движения (с одной стороны, сокращением документов, излагавших 5-летние планы, с другой - запрещением публикации иных сведений кроме официальных). Стимулируя обновление легкостью осуждения каждого по 58-й статье Уголовного Кодекса, вождь едва заметит "головокружение от успехов" нужных ему кадров и укажет зловещие следы "бывших людей" на колхозных просторах. Что сулило еще большие жертвы, чем в неурожайном 1932 г., когда сообщалось, что лишенные зерна крестьяне "в целях борьбы с Советской властью нарочно голодали и умирали назло ей".
      
       По окончании пятилетки Сталину вспомнится мечта Ленина о пересаживании с лошади мужицкой на лошадь крупной машинной индустрии, к чему останется добавить, что "партия как бы подхлестывала страну, ускоряя ее бег вперед". Но скачок выявит низкую производительность труда на передовом импортном оборудовании и высокую себестоимость продукции вследствие непрофессионализма и общей дезорганизации. Партия еще не оценит стахановские примеры коммунистического труда, как даст себя знать форсирование репрессивной машины 3). Большую "охоту на ведьм" предварят волны партийных чисток, а после убийства Кирова стрелка политического барометра рванется к штормовой отметке. На Московских процессах, вскрывавших связи между антисоветскими силами и их зарубежными покровителями, в зал суда врывались требования "расстрелять как бешеных собак!". Для охраны Сталина хватило бы тысячи цепных псов, но личная тирания оправдана настолько же массовыми требованиями порядка, насколько чрезвычайными обстоятельствами:
      
       С вечера круто упал барометр.
       К ночи на атлантический круг
       Волны пошли черней и огромней,
       Громче раскаты, грохот и стук.
      
       Что это, заговор? Тучные гулы
       Прямо на дыбу корабль ведут.
       Я на полу, как сраженный пулей,
       В штурманской рву воротник в бреду...
      
       Рядом другие в такой же дичи,
       Лишь капитан, пересилив муть,
       В рупор на вахту зовет и кличет,
       Режет и глушит гудками тьму.
       <...>
       Сбиты моторы. И в пасть тумана
       Я замертво падаю с корабля...
       И пробуждаюсь, гляжу:
       На океане
       Неколебимо.
       Глухо стучат дизеля.
      
       С мостика склянки кричат о смене.
       Время на вахту.
       Стонут антенны...
      
       О доброй погоде
       Нас извещает земля.
       (Г. Санников. Кораблекрушение.)
      
       Благодаря суровым приговорам зловещие силы отступали, поощряя доверие к революционному правосудию и еще большую любовь к тому, чьим именем оно вершилось. Дабы никому не верилось, что принятые меры безопасности общественно опасны, стертыми в пыль людьми слюнявые пропагандисты грунтовали живописную панораму созиданий, оставляя тем самым на виду "виновников" голода, аварий, несчастных случаев, болезней, мизерной оплаты труда и т.п. безобразий. Поскольку отеческие качества вождя с лихвой возмещали его маниакальную подозрительность, трудящиеся искренне верили, что "жить стало легче, жить стало веселее", и еще крепче связывали жизнестойкость системы с достоинствами ее правителя:
      
       Советский корабль хорошо оснащен и хорошо вооружен. Ему не страшны штормы. Он идет по своему курсу. Его корпус сооружен гениальным строителем для борьбы с враждебной стихией в эпоху войн и пролетарских революций. Его ведет гениальный кормчий Сталин.
       (Нас ведет великий кормчий. "Правда" от 1 января 1937 г.)
      
       С середины 30-х годов интересам тоталитарной системы были подчинены всё и вся в СССР и Германии, несмотря на усиление при этом внешних угроз. (На последние все деспоты реагируют однозначно: если Калигула начал германский поход для умножения своих телохранителей, то Иван Грозный распустил опричников лишь ввиду спаленной крымскими татарами Москвы и поскольку царя манил выборный польский трон.) Оговорив неизбежность мирового передела, большевики и нацисты сравнили свои агрессивные потенциалы в Испании. Эта безрезультатная авантюра Сталина отзовется ужасающим всплеском репрессий в 1937 г., лишившим Красную Армию десятков тысяч наиболее боеспособных офицеров.
      
       Час испытаний на прочность пробьет 22 июня 1941 г. - недолго после извещения Сталиным членов Политбюро и военачальников: "советская граница отодвинута далеко на запад, что дает нам возможность, в случае нападения, развернуть наши вооруженные силы и вести военные действия вдали от жизненно важных центров страны". Отступавшие до Москвы армии лишились кроме большинства людей около 60% стрелкового оружия и 90% тяжелой техники, коль скоро войскам легче было бросать вооружение и сдаваться, чем обнаруживать тактическую инициативу. Для ликвидации последствий военной катастрофы мобилизуется вся живая сила, напутствованная обращением: "братья и сестры" ко всем, а не только к субъектам, удостоверявшим свой патриотизм разоблачением "врагов народа". Поощряя отпор настоящему врагу ценными отличиями (вплоть до погонов, генеральских званий и гвардейского достоинства), Сталин требовал наступления любой ценой, и в результате лишь вспомнившие довоенную жизнь бойцы смогли удивиться безудержному рывку на запад:
      
       Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны,
       Вот и клятвы слышны - жить в согласье, любви,
       без долгов, -
       И все же на запад идут и идут, и идут эшелоны,
       А нам показалось - почти не осталось врагов.
       (В. Высоцкий. О конце войны.)
      
       Экспансию усилила надобность представить дружескую с августа 1939 г. Германию злейшим врагом свободолюбивых народов, что вкупе с отсутствием второго фронта и упразднением Коминтерна позволит Сталину диктовать союзникам устройство послевоенного мира. Хотя вожди насажденных им режимов будут подражать своему кумиру, события в Венгрии и Чехословакии вынудят метрополию жестоко реагировать, уснащая репрессии нарочито деспотическими аргументами 4). Оттого свободомыслие жителей Восточной Европы сравнится со свободомыслием народов СССР (прежде всего чеченцев и крымских татар), эшелонированных после германской оккупации в места, где их влечение к самобытности перебивалось отчаянной борьбой за существование.
      
       Достигнутое великой победой великодержавие настолько же вдохновляло, насколько отягощало - прежде всего, ядерным арсеналом. Судя по расчетам Сталина на третью мировую войну, экономические преимущества капитализма были неоспоримы в мирных условиях. Наиболее лакомым угощением на советских праздниках давно стали демонстрации военной техники, однако благосклонность Хрущева к реактивным снарядам объяснялась не только милитаристскими аппетитами. Ведь мощные ракеты знаменовали решающий импульс в соревновании двух мировых систем, и поскольку трудом высокомеханизированных целинников наполнялись хлебные закрома, а высаженная всюду кукуруза таранила любые преграды на пути к продуктовому изобилию 5), естественно было предвкушать долгожданный триумф:
      
       Ни один государственный корабль не выдерживал столько бурь и штормов в открытом океане, как наш. Но у нас был и есть надежный компас - марксистско-ленинское учение, мудрый рулевой - Коммунистическая партия и бесстрашный, сплоченный единством веры и цели советский народ. Теперь мы идем по курсу, проложенному XXI съездом партии, и ввиду коммунистического берега мы сигналим с нашего атомного корабля капиталистическому тихоходу, что мы обгоним его. Волны нашего движения кипят под его бортами.
       (А. Аджубей и др. Лицом к лицу с Америкой. Рассказ о поездке Н.С. Хрущева в США, 1.)
      
       Естественной была и беспечность к напряжениям в системе, устремленной к заветной цели. Самого Хрущева больше тревожила память о Сталине, под началом которого началось ускорение, недаром партия уже с открытыми глазами на злодеяния "отца народов" (куда большие, нежели удалось бы списать даже на Берию) оставила без изменений мобилизационный лозунг конца 20-х годов. И вот продолжение рывка, облегченного имущественной легкостью на подъем трудящихся и свежей памятью о достижениях, позволивших бросать вызов авангардному эшелону капитализма:
      
       Буржуи,
       дивитесь
       коммунистическому берегу -
       на работе,
       в аэроплане,
       в вагоне
       вашу
       быстроногую
       знаменитую Америку
       мы
       и догоним
       и перегоним.
       (В. Маяковский. Американцы удивляются.)
      
       Однако не столько вызывающим, сколько авантюрным было стремление Хрущева "запустить американцам ежа в штаны" в ответ на происки, угрожавшие советским интересам на Кубе. Сразу после второго Берлинского кризиса началось строительство Карибского "порт-артура" (на октябрь 1962 г. ценой около 500 млн. долларов при 43 тыс. советских военнослужащих), отозвавшееся в июне 1962 г. повышением цен на мясомолочные продукты и расстрелом новочеркасских рабочих, восставших с портретами Ленина под красными знаменами. Поскольку в октябре американские карантин и ультиматум при стратегическом слабосилии СССР грозили ядерной "цусимой", Хрущев поспешил вернуть ракеты обратно. Хотя Кеннеди обязывался не свергать Ф. Кастро, кризис изобличил агрессивность СССР. Олицетворял этот факт командующий советскими войсками на Кубе генерал И. Плиев, который несомненно применил бы ядерное оружие после того, как именно по его приказу войска расстреляли демонстрантов в Новочеркасске.
      
       Еще до заморского конфуза Хрущеву сообщат, что за первое полугодие 1962 г. удвоилось число листовок и анонимных писем антисоветского содержания, чем за тот же период 1961 г. К счастью, обновленные вместе с техникой стимулы развития позволяли советским космическим ракетам стартовать под раскатистое пение: "ух ты, ах ты, все мы космонавты!" трудящихся, восхищенных столь же головокружительными, сколь многообещающими достижениями на орбите Земли:
      
       Уж если мы раньше американцев послали в космос корабли с космонавтами на борту, если наши космические корабли не по три витка сделали вокруг Земли, а почти 64 раза, как Андриян Николаев, то дайте нам срок, так мы с такой расцветкой сделаем панталоны для ваших жен, каких нигде не увидишь!
       (Н. Хрущев. Речь на совещании работников промышленности и строительства РСФСР 23 апреля 1963 года.)
      
       Увы, прорыв к звездам не отвратит дискредитацию всей серии партийно-государственных и хозяйственно-организационных экспромтов, последним их которых должна была стать реформа управления хронически недоразвитым сельским хозяйством. В декабре 1962 г. близость карьерной катастрофы Хрущева покажет разнос им художников-абстракционистов, выставивших свою "мазню" с несомненным расчетом на мировое признание. Тогда же выявится (мельком, но многозначительно) тщетность ускорения машин и людей, дорожащих своим убожеством на виду у космических первопроходцев:
      
       Ни шатко, ни валко, ни тряско
       ползет по железным путям
       измученный временем транспорт,
       который сродни лошадям.
       Пыхтит, несмотря на усталость.
       Ползет, издавая свистки.
       Ни капельки в нем не осталось
       железнодорожной тоски.
       Он машет лохматою гривой,
       Он скачет вдоль северных рек...
       В нем едет один молчаливый
       Еще молодой человек.
       Пока по огромной орбите
       ракета Луну обогнет,
       он в шумном вагонном уюте
       от сверхскоростей отдохнет;
       увидит в пустынном раздолье
       немало великих чудес:
       край неба, широкое поле,
       платформу, заснеженный лес.
       (С. Куняев. Из сборника "Метель заходит в город".)
      
       В октябре 1964 г. участники Пленума ЦК отвергнут курс, чреватый аппаратными перестановками и перегрузками, и предвкушавшие безмятежность функционеры утвердят отставку Хрущева. Вменяя бывшему лидеру "субъективизм" и "волюнтаризм", партия рассчитывала ослабить внешние и внутренние напряжения, свернув одновременно дискуссии о массовом терроре и других сталинских мракобесьях (правда, уже судьба Б. Пастернака показала изощрение методов индивидуальной травли). Эпоху стабилизации олицетворит Брежнев, не напоминавший о "кузькиной матери" и тем более подкупавший своей обходительностью. Такому генсеку нацеленная на злоупотребления бюрократия простит многое, начиная с занятия ключевых партийных и государственных должностей исключительно старыми товарищами бровастого руководителя.
      
       Сменивший конвульсивные реформы застой массы ощутят вместе с продуктами консервативной реакции, так что даже резкий отклик на исход Лунной гонки ("- Василий Иванович, американцы высадились на Луне! - Хорошо, Петька, вон куда мы их загнали!") удостоверит тупиковую перспективу. Дабы падение темпов развития меньше связывалось с возрастом членов Политбюро, усердно инспирировались героические страницы биографии "дорогого Леонида Ильича". Не видя просветов в атмосфере маразма, многие склонялись к инакомыслию, но и мало кто брезговал поощрениями имитационной самодеятельности. Вкус к реальной самодеятельности развивался вместе с техникой, отражавшей развитие информационного общества. Если Ленин ценил киноискусство за его однозначное действие на массы, то многоканальное теле- и радиовещание стимулировало разборчивость в эфирных программах. Отсюда, сколько ни надсажалась пропагандистская машина, ее главной функцией было создание шума, подобавшего самым дешевым инсценировкам революционного процесса:
      
       Слышал я такие разговоры:
       Ночью накануне Октября
       Оживает тихая "Аврора",
       С шумом поднимает якоря.
      
       И уходит в рейс необычайный,
       И плывет вдоль всех материков.
       В эту ночь глядят с тревогой тайной
       В окна обитатели дворцов.
       (М. Скороходов. Рейс "Авроры".)
      
       Покуда советский бюджет наполнялся нефтедолларами, тревогу о завтрашнем дне выражали только обитатели капиталистического мира, особенно "простые американцы". Еще бы, ведь производя на душу населения лишь 42% от того же американского показателя, советская экономика страдала от непроизводительных затрат, умножавшихся с каждым новым витком гонки вооружений. Однако достигнутый к началу 70-х годов ядерный паритет, отозвавшись маршальством Брежнева, больше вызывал озабоченность, нежели глубокое удовлетворение. К началу 80-х годов интонационной доминантой стали заявления ТАСС, в умиротворяющем действии которых В. Высоцкий заставил усомниться буйных (за отсутствием санитаров) пациентов Канатчиковой дачи. Кто был своем уме, спасался от безысходности водкой - тем паче трезвые голова посещала мысль о том, что хотя бы история и увенчалась коммунизмом, доисторические силы еще вполне могли обернуться "козьей мордой":
      
       Древнейший из видов системы
       а именно хаос,
       надежен и всеобъемлющ.
       Его стародавний порядок
       имеет свои основанья.
       С него началось и, конечно,
       им кончится.
       То, что мы делим,
       и то, за что мы воюем, -
       таинственный остров
       в реальном
       естественном океане
       из вечного хаоса.
       Как море из иллюминатора
       он то наступает,
       то шумно отходит.
       Мы, то есть история,
       мы, то есть космос,
       мы - мол в океане.
       Мы - волнорез,
       и волны
       когда-нибудь нас изрежут.
       (Б. Слуцкий.)
      
       Учитывая этот прогноз, беспрецедентное в истории жизнеустройство предполагало усовершенствования, невзирая на приоритет охранительных задач. Ведь сколько ни боролись с "пережитками прошлого", коллективные и личные интересы согласовывались из рук вон скверно. В апреле 1985 г. Горбачев изъявит снисхождение к людям, удовлетворявшим в рабочее время личные потребности. При Андропове им вменяли нарушение трудовой дисциплины, как будто принцип "от каждого по способности, каждому по труду" не искажался тем, что труд обезличивался нормативами, а потребности оставались индивидуальными. С первых ростков социализма воспевался трудовой энтузиазм, однако сияющие на досках почета лица передовиков скисали от хронического товарного дефицита. Как следствие, умение жить связывалось с потреблением сверх доступного всем остальным. Обычным решением была дисквалификация трудящихся в погоне за "длинным рублем", поощрявшая спекуляцию и обличавшая несоответствие между мощностью системы и ее маневренностью.
      
       Хотя иждивенчество отвечало государственной монополии на все и вся, жизненной необходимостью признавалась интенсификация труда с целью качественного преобразования системы. Но откуда бы взялась энергия перемен, когда "за что боролись, на то и напоролись"? Убедившись в падении производительности труда по удалению ревизоров из центра, партия благословила самопроизвольные инициативы. Ради того Горбачев в конце первого года реформ призвал отменить "многочисленные инструкции" и "необоснованные ограничения", мешающие "оперативности в работе, социалистической предприимчивости" (см. М. Горбачев. Быстрее перестраиваться, действовать по-новому. Речь на встрече с трудящимися г. Тольятти 8 апреля 1986 г.). Многократно сорвав аплодисменты за такое доверие, оратор заключил: "Не страшно, если кто-то ошибется, товарищи. У нас такая авторитетная партия, такая сильная Советская власть, такое огромное к ним доверие народа, что мы сумеем поправить ту или иную ошибку, извлечь из нее уроки на будущее".
      
       Через 17 дней на Чернобыльской АЭС грянет взрыв, удостоверивший потенциал саморазрушения инертной системы. Кроме дюжины нарушений правил эксплуатации реактора сказались его конструктивные изъяны, и тем более закономерно продукты взрыва обнаружится далеко за "железным занавесом". Предотвращая критику, партия выдвинет лозунг: "начать перестройку с себя", чем дезавуировались беспредметные воззвания Горбачева "нАчать" и "углУбить". Но массы упорно игнорировали столь же многообещающие, сколь безответственные призывы ввиду изъянов и деформаций истории, лишавших доверия глашатаев "судьбоносных" устремлений:
      
       Последних салютов затихла пальба,
       Последний корабль отошел в никуда,
       Скорлупку с тревожным названьем "Судьба"
       Прижала к причалу стальная вода.
      
       И парус надежды стал грудой тряпья,
       Старинные снимки пылятся в столах,
       Ведь мы захлебнулись в потоках вранья,
       В грязи недоверия, в лишних словах.
      
       Не сдвинуться с места, стоим на мели
       И страшно подумать: что, если давно
       Ушедшие за горизонт корабли
       Неслышно для нас опустились на дно?
       (В. Чернышев. Из сборника: Стихи этого года. 1987 г.)
      
       Двигаться вопреки скептическим настроениям позволит вынужденная Чернобылем гласность, и хотя легендарные лозунги давно стали анекдотическими, бесцензурные публикации и программы манифестировали немыслимое в советских условиях освобождение духа. (Последний раз отечественная пресса исполнила такую роль при Александре II, когда помещики и чиновники твердили, что "в освобождении крестьян таится глубоко задуманный план демократической революции в России".) Разумеется, даже озаряя "прожекторами перестройки" все закоулки системы, трудно было ждать скорого достижения реформационных целей. Ведь радетели как личного, так и коллективного раскрепощения покушались на интересы партбюрократии, безраздельно определявшей политическую конструкцию 6). Тем не менее, Ельцин в октябре 1987 г. посягнул на высокопоставленный консерватизм, в ответ на который Горбачев обвинил его в "желании побороться с ЦК". Опальному раскольнику останется ждать момента, когда пустословие Горбачева станет угрожающим для высших функционеров.
      
       Объявив о начале политической реформы на 19-й партконференции, Горбачев перечислит ее главные задачи, включая "создание эффективного механизма, который обеспечивал бы своевременное самообновление политической системы с учетом меняющихся внутренних и международных условий". Очевидно, подразумевалась система потенциально неуправляемая, а не приведенная к саморазгону. О способности партии управлять в меняющихся условиях поведает Первый Съезд Народных Депутатов СССР, в начале которого Горбачев пожелает "работать в полном контакте - я уверен, в этом меня поддержат все члены Президиума - со Съездом, с тем, чтобы успешно вести этот корабль к намеченным целям". Поскольку в пылу разногласий атмосфера съезда сразу же накалилась, аппаратный голос призвал депутатов выказать благотворное для реформирования системы хладнокровие:
      
       Я не понимаю, неужели мы должны вести себя, как пираты, которые захватили государственный корабль и собрались разрушить его со всеми надстройками, с пультом управления, с машинами. А потом, разломав все на региональные куски, отправиться на этих обломках плавать в мировом бушующем океане. Может быть, мы все-таки сумеем сохранить единство и консолидацию?
       (Е. Мешалкин. Выступление 27 мая 1989 г.)
      
       Дискуссионный запал отражал прежде всего ход экономических реформ - было тем жарче, чем меньше государственный монополизм совмещался с "социалистической предприимчивостью" (исключая совместные аферы). Надежды на "цивилизованных кооператоров" рушились ввиду преобладания варварской спекуляции, и система уже трещала по швам несмотря на попытки увязать рост личных потребностей с ростом производительностью труда. Как следствие, денежной эмиссией на фоне оскудевших магазинов поощрялся лишь "черный рынок". Поэтому радикальный реформаторский курс устрашал, даже если его адепты обещали положить на алтарь экономической свободы умеренные жертвы:
      
       Единственное, что нам надо, - сдвинуть корабль с мели. Здесь говорилось, что, если грести направо, придешь налево, налево - придешь направо. Мне кажется, что, когда корабль сидит на мели, и некоторые крайние справа и слева начинают грести, махать веслами, он не движется с места вообще, он только все глубже садится. И к тому же - разваливается.
       Когда же включится экономический интерес каждого человека во всем нашем обществе, который к тому же еще этим своим интересом сбросит огромный балласт, на нем сидящий, корабль впервые пойдет по курсу. <...> И тогда у нас будет очень мало утонувших. Потому что тонут, когда знают, что есть спасательный круг, когда есть государство, которое вытащит любого утонувшего. Когда не будет такого спасательного круга, все будут плавать, медленно, плохо, но не утонут. Утонут не многие, а кто утонет - должен утонуть.
       (П. Бунич. Выступление 31 мая 1989 г.)
      
       К счастью для радикально настроенных масс, их избранником станет Ельцин, предложенный депутатом Бурбулисом сразу на место Председателя Верховного Совета СССР, и бывший первый секретарь московского горкома КПСС охотно возглавит оппозиционную фракцию. Хотя последняя назовется "либеральной", экспроприация в интересах буржуазии доверялась людям, обученным экспроприации экспроприаторов (т.е. буржуазии, с марксистской точки зрения). Поторопилась, стало быть, Нина Андреева оправдать свой консерватизм активизацией "нэпманов, басмачей и кулаков", но даже беспартийные правдолюбцы узрели в дезертирстве из компартии только стремление избежать политической ответственности:
      
       В ходе предвыборной кампании настроение определенных групп улавливалось некоторыми кандидатами с чуткостью барометра. Стоило кому-нибудь из них выложить партбилет, как популярность его взмывала сразу будто на крыльях. Я не член партии и сознательно не вступал в нее, наблюдая, как много пробивается туда разного рода корыстолюбцев. Состоять в партии было выгодно. Потому она и потеряла свой авторитет. Сейчас состоять в партии стало невыгодно, более того, опасно. И оставлять ее в такой момент отнюдь не мужество, как преподносится неискушенным людям, а тот же самый расчет, который прежде вел в партию. Мужеством это было бы десять или даже пять лет назад, только не рано ли побежали вы с корабля, не подводит ли чутье тех, кто считает корабль обреченным?
       (В. Распутин. Выступление 6 июня 1989 г.)
      
       Невзирая на умножение "корабельных крыс", официальный политический курс сохранялся благодаря насаждению псевдодемократических институтов, стабилизировавших правящую вертикаль. Утверждаясь главами советов всех уровней, партийные секретари компенсировали расслабление госаппарата, замеченное аппаратчиками сталинской закалки еще при Хрущеве. От демократически перелицованных функционеров требовалось мало что кроме единодушно агрессивной реакции на инициативы А. Сахарова, Ю Афанасьева и др. членов Межрегиональной депутатской группы. Как следствие, усложнившийся механизм политических решений если и давал осечки, то едва заметные 7).
      
       Однако действия партаппарата недолго будут столь же размеренными, сколь предсказуемыми. Эхом Чернобыльского взрыва раздалось воззвание Горбачева к "новому мышлению", напомнившее манифест Б. Рассела, А. Эйнштейна, Ф. Жолио-Кюри и др. ученых. В 1955 г. речь шла о спасительной в ядерный век учебе новому мышлению (to learn to think in a new way), обещавшему мирное сосуществование несмотря на всепоглощающую борьбу антагонистических систем. Учитывая предысторию разоружения, Горбачев начинал рискованные для системы действия, очевидные в 50-х годах Хрущеву, которому угроза ядерной войны виделась более терпимой, чем разоружение, чреватое утратой великодержавности:
      
       Вам, господа, не нравится коммунизм. Мы это знаем. И мы не скрываем, что нам не нравится капитализм. Но мы должны жить в мире. Конечно, мы не требуем от вас какой-то любви к нам. Однако нельзя не признавать того факта, что существует такая великая страна, как Советский Союз. И эта страна хочет мира, а не войны. Как говорится в народе, надо жить с таким соседом, какого бог послал, а не только с таким, какого ты хочешь иметь. <...> Какой же должен быть выход? А выход один - мирное сосуществование. Другого выхода нет. Нельзя пытаться решать спорные вопросы войной. Как показал опыт, как показала жизнь, спорные вопросы войной не решаются, а еще более обостряются. Мы живем на одной планете. Теперь в результате того, что техника достигла столь высокого развития, наша планета превращается из большой в маленькую. <...> А возьмите баллистические межконтинентальные управляемые снаряды, которые покрывают такие расстояния за несколько минут. Мы испытали водородное оружие. Вы готовитесь его испытать. Силу этого оружия знает и та, и другая сторона.
       (Н. Хрущев. Речь на завтраке у посла СССР в Великобритании 19 апреля 1956 г.)
      
       Оставалось выяснить способность сверхдержав управляться с перегрузками на почве роста военных расходов. Объявленная в 1983 г. СОИ означала стремление американцев обезвреживать межконтинентальные ракеты противника, и "звездные войны" стали пугалом пострашнее монстров из одноименного фантастического фильма. Дорожа стратегическим паритетом, Горбачев делал уступку за уступкой по мере отыскания "новых возможностей для придания динамизма советско-американским отношениям". Допускал ли проводник от выявленного еще А. Даллесом ""равновесия страха" к "равновесию разума и доброй воли" столкновение на этом пути с чем-то непреодолимым? Трудно сказать, поскольку сознанием Горбачева владела идея стремительного ускорения, несмотря на судьбу Хрущева, остерегавшую от смешения политики с космонавтикой:
      
       Перестройка - процесс революционный, ибо это - скачок в развитии социализма, в реализации его сущностных характеристик. Мы с самого начала сознавали: времени на раскачку нет. Очень важно не "засидеться" на старте, преодолеть отставание, вырваться из трясины консерватизма, сломать инерцию застоя. Это невозможно сделать эволюционно, с помощью робкой, ползучей реформы.
       Мы не можем, просто не имеем права расслабляться ни на один день. Наоборот, изо дня в день нужно прибавлять в работе, наращивать темпы, ее интенсивность. Необходимо выдержать это напряжение, эти как говорят космонавты, большие перегрузки на начальном отрезке перестройки.
       (М. Гоpбачев. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира, I.)
      
       Устранением Громыко ускорился мирный процесс, в результате которого кроме ликвидации ядерных ракет средней и малой дальности из Европы и Азии были выведены 500 тыс. советских военнослужащих с соотвествующим количеством вооружений. Назвав своим главным учителем жизнь, Горбачев не спешил учиться тому, как западная экономика удовлетворяет личные потребности. Однако если советская система еще казалась стабильной, то освобожденные от страха народы Восточной Европы уже смещали Кадара, Живкова, Хоннекера и др. марионеток. Поскольку антикоммунистические движения усиливались, а национальных реформаторов поддержали Европа и Америка, западная граница социалистического блока обвалилась за считанные месяцы.
      
       Впечатленные уступками западные руководители обещали усилить экономическое содействие, чтоб хотя бы уменьшилась болезненность перехода СССР на твердую валюту в расчетах с недавними "братскими странами". Только положение не улучшилось бы даже намеченным на конец тысячелетия удвоением производственного потенциала страны, ибо федерацию парализует всплеск национализма. Сперва экстремисты воспользовались трениями между народами для разжигания межнациональной розни, и место братской дружбы заняла кровная вражда. Для самосохранения не обязательно быть независимыми, но если хиреющее государство вынуждает народы пухнуть с голоду, жди "парада суверенитетов" 8). Накануне Первого Съезда Народных Депутатов СССР казалось, что выход Литвы из союза протянется годами, и спустя 9 месяцев Горбачев еще надеялся если не исправить дело, то свести его к обсуждению "взвешенного" решения:
      
       Не думаю, что надо кричать "караул", или что пришло время рубить канаты, не имея ни компаса, ни сведений о погоде, и отправляться на шлюпке в море. Надо хорошенько разобраться в ситуации, все взвесить, определить, что надо использовать, а что отбросить, как преждевременное, не созревшее.
       (М. Горбачев. Выступление на заводе "Таурас" 12 января 1990 г.)
      
       Упреки сепаратистам оправдывались прелестями еще не рожденной новой федерации, но "роды" затягивались, во всяком случае сразу после долгожданного Пленума ЦК по национальному вопросу о суверенитете заявил Азербайджан. В запаздывании управленческих решений сказывалось отравление союзной атмосферы акциями литовского "Саюдиса", украинского "Руха", российской "Памяти" и т.д. Однако, хотя в Политбюро имели в виду ослабить национализм экономическими средствами (в т.ч. единый фронт народов Прибалтики), Горбачев уповал только на политические решения. Эффективными, должно быть, ему виделись не только навигационные предостережения, но и требования "думать", нацеленные против интеллигенции, вдохновлявшей национальные движения:
      
       Надо тысячу раз взвесить и обдумать, прежде чем тому или другому народу отправиться в самостоятельный дрейф. А то ведь ни компаса, ни карт, ни запаса горючего, ни экипажа <...> Бросили народ - и все. Одно дело, если группа авторов этой концепции села на льдину или на плот - пусть плывут, как-нибудь выручим их. Но с народом так нельзя. Надо все серьезно продумывать.
       (М. Горбачев. Речь на собрании партийного актива Литвы. 15 января 1990 г.)
      
       Желанную для центра размолвку между интеллигенцией и трудящимися Литвы усиливало централизованное размещение производственных мощностей. Однако и более настойчивые призывы к взвешенности не дали бы перевеса центростремительным силам. Ибо, пока в Политбюро обсуждали благоприятность для союза тех или иных форм экономической самодеятельности, государственный суверенитет объявила Россия. Ельцин еще до избрания его главой Верховного Совета РСФСР дал понять, что суверенитет - инструмент овладения собственностью (точнее, размежевание прав собственности - условие политического оформления союза). Федеральные законодатели, едва обозначив республиканские права, столкнулись с указом о приоритете российских законов. При таких затруднениях механизма распределения союз рушился по вертикали, утвержденной декретами от имени эксплуатируемого народа. Только для полной реабилитации капитализма надлежало развернуться против курса, установленного предводителями революционных свершений:
      
       Гордо вздымается над белыми полями снежных холмов и поигрывающих солнечными бликами ледяных зеркал с грохотом рушащихся льдин шествует ледокол. Каждая буква славного имени "Ельцин" сияет на борту ледокола отблесками холодного северного солнца. Белые мишки скачут, радуясь ему, как на конфетах застойных времен, пингвины пляшут кружком. Даже злобная акула капитализма невольно улыбается, обнажая жемчужные зубы. Щелк! Улыбка на несколько секунд сменилась жующими движениями мощных челюстей.
       Идет ледокол "Ельцин". С треском разлетаются льдины, бурые льдины коммунизма. "Весь мир насилья мы разрушим...".
       - Слышите, раздаются голоса поющих?
       - Кто это?
       Это народы России, спасаемые от холодной и голодной смерти ледоколом "Ельцин". Они были заброшены на мертвую землю Владимира-Иосифа 72 года назад, атомоходом "Ленин". И вот ледокол "Ельцин", с трудом пробираясь сквозь арктические льды, ведет их на юг, где растут развесистые клюквы и купаются прекрасные мулатки.
       - А почему все холоднее и холоднее?
       - Ельцин ведет нас через северный полюс на юг.
       - Гм! Я бы предпочел через южный...
       (Р. Бисмаллаев. Новый свет, 15 августа 1991 г. Ледокол "Ельцин".)
      
       О трудности такой перемены говорило сравнение Ельцина с ледоколом "Ленин", идущим напролом сквозь ледяные нагромождения. Разумеется, ленинско-сталинский курс затруднялся всплеском идейных разногласий, но в пылу дискуссий все так же обнаруживалась политическая хватка. Покуда Горбачев обновлял систему сверху, Ельцин поднимал трудящихся на борьбу с бюрократическими привилегиями, и с отменой в марте 1990 г. 6-й статьи Конституции критика так достанет высшее руководство, что председатель КГБ предупредит: "Важно вести дело к преодолению дестабилизирующих факторов, иначе корабль перестройки может перевернуться, и за бортом окажутся все" (В. Крючков. Речь на XXVIII съезде КПСС). Насколько стабилизацию системы олицетворял Горбачев, можно было судить по его призыву "наполнять суверенитет реальным содержанием", который лишь усилил внимание республиканских властей к объектам союзного значения.
      
       Томительно бесплодная перестройка в конце 1990 - начале 1991 г. оборачивалась то спекулятивными надеждами, то демонстрациями репрессивных орудий. Ультимативным призывом к обузданию страстей станет мартовский референдум по вопросу о союзе. Хотя Ельцин, разгоряченный военными акциями в Литве и Латвии, потребует отставки Горбачева, безудержная суверенизация российских автономий явится для него холодным душем. Отрезвленный, он примкнет к Ново-огаревским разработчикам нового союзного договора, однако разнофасонно-разномастная пародия на унитарное государство столкнется с решением сохранить СССР. Что отозвалось критикой на Пленуме ЦК самого Горбачева и едва не его отставкой. Под обещание запустить "новые механизмы продолжения реформ" договорный процесс продолжится, и все же разногласия с волей народов означали игнорирование критически важного предостережения. В глазах сторонних наблюдателей движение без определенной цели могло быть занимательным, однако участившиеся схватки за кормило власти говорили о возможности конвульсивных изменений курса:
      
       Мы, конечно, прокладываем путь нашему перестроечному кораблю в сложной погодной, морской ситуации - штормит, не все видно, туманы. Да еще барахлят приборы, да еще в команде оказались не все те, что надо. И тем не менее, я сказал бы так. Корабль идет по тому курсу, который мы выработали. Я этот курс называю концепцией перестройки. <...> Если иногда тем, кто на корабле находится, или со стороны за ним наблюдает, и кажется, что корабль дает не тот крен, то это действительно подчас связано с тем, что многие рвутся к штурвалу, мешают, дергают за руки. Иногда это бывает. Но в принципе штурвал в руках, и корабль будет идти по курсу.
       (Пресс-конференция М. Горбачева и Ф. Миттерана 6 мая 1991 г.)
      
       Над самонадеянностью правителей СССР еще недавно иронизировали комсомольцы, требуя: "партия, дай порулить!". Управление системой, летящей под откос, было в лучшем случае бесполезным. На саморазгон указывали "выбросы пара" в лице 2 миллионов безработных и 6 миллионов бывших коммунистов. Когда затруднения стали необратимыми, грянули топливный, энергетический и транспортный кризисы, доконавшие товарный рынок. Попытки центра улучшить дело изъятием 50-рублевых банкнот и многократным повышением цен усугубили бедствие, вызвав ажиотаж и массовые демонстрации. Невзирая на возобладание анархии, Горбачев форсировал подготовку нового союзного договора (включая регламент его подписания 20 августа), антикризисную экономическую программу и обновленную программу КПСС. Однако представление сорвется аппаратной реакцией, которая спровоцирует катастрофу попыткой уберечь систему в последний момент.
      
       Всякая катастрофа подразумевает отчаянные действия тех, чья реакция безнадежно запаздывает. Сколь ни плотно блокировался отпускник Горбачев, напрасно было охлаждать систему в разгар политической активности (горячился даже самый емкий сибирский "холодильник"). Правда, вопреки дрожащим рукам вице-президента СССР телевизионное обращение членов ГКЧП предвещало решительные действия. Марш бронетанковых колонн к эпицентру сопротивления был легким, и когда Ельцин читал свой указ с остановившегося танка, расслабленность армии объяснялась близостью обеда. Силы остались неравными и с примыкания к защитникам свободы генералов-перебежчиков Грачева, Ачалова и Лебедя. Но Ельцин не отступался, ведь члены ГКЧП были ближайшими к Горбачеву функционерами. Стало быть, в случае их фиаско, если бы президент СССР и остался на плаву, в Москве утвердился бы единовластный правитель:
      
       А когда стремленье бури
       Угрожает морякам,
       Кто бы мог сопротивляться
       Страшным, бешеным волнам?
       О, не двое ль кормчих разом?
       Не толпа ли мудрецов?
       Нет, один могучий разум,
       Хоть не столь искусный ум.
       Полно сил единовластье
       В государстве и в дому,
       При желанье, чтоб и счастье
       Послужило бы тому.
       (Еврипид. Андромаха, 474-485. Перевод Н. Котелова.)
      
       19 августа 1991 г. Ельцин переподчинил себе все органы исполнительной власти союза включая КГБ, МВД и Министерство обороны СССР, а 20 августа Совет Министров РСФСР принял в свое ведение все предприятия союзного значения. Как тут было не узнать ловца рыбы в мутной воде? Сказалась также выжидательная позиция военных - большинство гарнизонных командиров не отвечали на телефонные звонки из Москвы. Избегая полной беспомощности, путчисты кинулись объясняться с Горбачевым в Крым, откуда они были этапированы в учреждение "Матросская тишина". Горбачев, едва заметный в лучах славы Ельцина, с ходу принялся навязывать республикам "параллельные продвижения", облегченные единством ядерных вооружений, природных богатств, рублевой массой и т.д. Однако наблюдалось только удаление субъектов союза от злополучного центра, тем более Ельцин объявил о территориальных претензиях к соседям России. 1 декабря Украина декларировала независимость, и 8 декабря три учредителя советской федерации свидетельствовали кончину СССР, на месте которого образовалось Содружество Независимых Государств.
      
       Насколько это образование вынуждено, сообщают термины "политический Чернобыль" и "геополитическая катастрофа" - первый вызван функциональными проблемами инертной системы, второй питает ностальгию по великодержавности. Оправдывает эту ностальгию общность имперских и нравственных ценностей, в чем до сих пор убеждают образы царя, кайзера и др. отпрысков римского кесаря. Однако сам Юлий Цезарь пал в борьбе с республиканцами, возмущенными стремлением триумфатора обратить граждан царскими прислужниками. Удостоверяя справедливость такой реакции, из основанных при Александре I тайных обществ вышли декабристы. И все же, несмотря на подчас катастрофические падения курса имперских ценностей, отвлеченная добродетель слабо утешает национальное самолюбие:
      
       Вчера получилось известие о разгроме русского флота. Известие это почему-то особенно сильно поразило меня. <...> Этот успех японцев в технике не только войны, но и всех материальных усовершенствований ясно показал, как дешевы все эти технические усовершенствования, то, что называется культурой. Перенять их и даже дальше придумать ничего не стоит. Дорого, важно и трудно добрая жизнь, чистота, братство, любовь, то самое, чему учит христианство и чем мы пренебрегли. Это нам урок.
       Я не говорю это для того, чтобы утешить себя в том, что японцы побили нас. Стыд и позор останутся те же. Но только они не в том, что мы побиты японцами, а в том, что мы взялись за дело, которое не умеем делать хорошо и которое само по себе дурно.
       (Л.Толстой. Дневник 19 мая 1905 года.)
      
       Если даже пророк "Царства Божия внутри вас" едва смирился с плачевным исходом заморской авантюры, чего можно было ждать от Homo Soveticus на развалинах советской империи кроме стремления воскресить старый порядок? Под звуки гимна СССР ответ стал ясен, как и цена очередного урока. Между тем спустя 40 лет после Цусимского разгрома коммунисты отвоевали южный Сахалин, Порт-Артур и заняли южные Курилы, не будучи в силах сдержать японскую технологическую экспансию. Когда место идеологии заняли видеофильмы, а павильоны ВДНХ заполонились видеоаппаратурой, под старую пропагандистскую пластинку могли плясать разве что зомбированные субъекты. В свою очередь, как бы ни старались масс-медиа оправдать строительство "энергетической сверхдержавы", для разоблачения этой иллюзии достаточно напомнить о фатальных дефектах инертной системы:
      
       А кто мы такие? Мы прежние те?
       А может, как ржавые баржи, - в хвосте?
       А может, негаданно спятив с ума,
       Россия "Титаник" и айсберг сама?
       (Е. Евтушенко. Кедровый орешек)
      
       ______________________________________
       Примечания.
      
       1) Нетрудно определить меру ответственности за это самого Ленина. А.И.Ульянова-Елизарова отметит политическое созревание брата среди "людей одного возраста" и "однолеток", но сказавший после казни старшего брата: "мы пойдем другим путем" проявит изрядную разборчивость в попутчиках. Ими не стали студенты, исключенные в 1883 г. из Казанского университета, среди которых В.Ульянов был младшим. Первую ленинскую свиту образует "Союз борьбы за освобождение рабочего класса" (Ванеев 1872, Радченко 1869, Запорожец 1873, Крупская 1869, Бабушкин 1873, Ленгник 1873, Мартов 1873, Кржижановский 1872), чей предводитель был в среднем на 2,5 года старше большинства товарищей. Заметно улучшится состав ЦК большевистской партии в 1907 г. (Рожков 1868, Гольденберг 1873, Ногин 1878, Дубровинский 1877, Зиновьев 1883, Теодорович 1875), где Ленин уже почти на 6 лет старше. Рекордным достижением станет ЦК 1917 г. (Зиновьев 1883, Каменев 1883, Бухарин 1888, Троцкий 1879, Сталин 1879, Свердлов 1885, Дзержинский 1887, Калинин 1875, Рыков 1881, Томский 1880, Радек 1885, Крестинский 1883), доставивший основателю партии 14-летнее преимущество. Соблазнительность роли верховного вождя заставит Ленина так оценить группу наследников, чтобы их авторитеты уравнялись. Однако междоусобная борьба была неизбежна, особенно между ровесниками Троцким и Сталиным. В итоге, величие Сталина удостоверится его 17-летним старшинством над ближайшим окружением, составленным к тому же из нарочито малорослых товарищей (Молотов, Ворошилов, Киров, Куйбышев, Ежов, Хрущев, Маленков, Жданов и др.).
      
       2) В молодости В. Ульянов пренебрегал "поэтическим вздором" Ницше, а Предсовнаркома Ленин отговаривался непониманием поэзии Маяковского - "сегодняшнего дня крикогубого Заратустры". И все же 2-3 книги из кремлевской библиотеки вождя посвящались мыслителю, возлагавшему большие надежды на глубинные силы России. Ницшеанский Сверхчеловек предвосхищал свободное творчество по ту сторону добра и зла, и в этой жизнеутверждающей трагедии многозначительны наставления, адресованные исполнителям солирующих партий:
      

    НИЦШЕ

    ЛЕНИН

      

    Апология единого и неделимого волеизъявления

       Когда вы хотите единой воли, и эта обходимость всех нужд называется у вас необходимостью, - тогда зарождается ваша добродетель. Поистине, она есть новое добро и новое зло! Поистине, это - новое глубокое журчание и голос нового ключа! (Так говорил Заратустра I, 22. Перевод Ю. Антоновского)
       Сознательность передового отряда в том, между прочим, и проявляется, что он умеет организоваться. А, организуясь, он получает единую волю, и эта единая воля передовой тысячи, сотни тысяч, миллиона, становится волей класса. (Как В. Засулич убивает ликвидаторство)
       Существует много путей и способов преодоления: ищи их сам! Но только шут думает: "через человека можно перепрыгнуть". (Так говорил Заратустра III, 12)
       Через народ перепрыгнуть нельзя. Только мечтатели, заговорщики думали, что меньшинство может навязать свою волю большинству. (Доклад об итогах VIII Всероссийской конференции РСДРП(б))

    Произвол - высшая целесообразность

       Ты идешь своим путем величия: здесь никто не может красться по твоим следам. Твои собственные шаги стирали путь за тобою, и над ним написано: "Невозможность". <...> "Это - теперь мой путь, - а где же ваш?" - так отвечал я тем, кто спрашивал меня о "пути". Ибо пути вообще не существует! (Так говорил Заратустра III)
       Стоит сказать, как говорят немецкие и английские левые коммунисты, что мы признаем только один, только прямой путь, что мы не допускаем лавирования, соглашательства, компромиссов, и это уже будет шибкой, которая способна принести, частью уже принесла и приносит, серьезнейший вред коммунизму. (Детская болезнь "левизны" в коммунизме)

    Многократная гарантия единоначалия

       Что? Ты ищешь? Ты хотел бы удесятерить себя, увеличить во сто раз? Ты ищешь приверженцев? - Ищи нулей! (Сумерки идолов I, 14)
       В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. <...> Мне думается, что устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз. (Письмо к съезду)

    Взыскание людей самоуверенных

       Вы еще не искали себя, когда нашли меня. Так поступают все верующие; потому-то всякая вера так мало значит. (Так говорил Заратустра I, 22)
       Всякий лозунг, бросаемый партией, в массы, имеет свойство застывать, делаться мертвым, сохранять свою силу для многих даже тогда, когда изменились условия, создавшие необходимость этого лозунга. (Ценные признания Питирима Сорокина)

    Анафема слабодушным

       Мы ненавидим ползущие облака, этих посредников и смесителей - этих половинчатых, которые не научились ни благословлять, ни проклинать от всего сердца. (Так говорил Заратустра III, 4.)
       Меня всего сильнее возмущают подобные любители золотой середины, которые не решаются прямо выступить против несимпатичных им доктрин, виляют, вносят "поправки", обходят основные пункты. (Письмо Потресову)

    Перерождение неотвратимое и многообещающее

       Те же самые новые условия, под влиянием которых в общем совершается уравнение людей и приведение их к посредственности, т.е. возникновение полезного, трудолюбивого, на многое пригодного и ловкого стадного животного "человек", в высшей степени благоприятствуют появлению исключительных людей, обладающих опаснейшими и обаятельнейшими качествами. (По ту сторону добра и зла, 242. Перевод Н. Полилова)
       Проповедь "сурового расчета, трезвого и здорового сознания государственной необходимости" есть только оправдание господства "начальства" над этим дряблым обществом. А истекшее десятилетие показало элементы населения, к "обществу" не принадлежащие, мягкостью и слезливостью не отличающиеся. (Старое и новое)

    Добродетель сильного - беспощадность к ослабевшему

       О, мои братья, разве я жесток? Но я говорю: что падает, то нужно еще толкнуть! (Так говорил Заратустра, III, 12)
       Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало! (Письмо членам ЦК)

    Органическая нетерпимость к демократии

       Мы, люди иной веры, - мы, для которых де­мократическое движение представляется не только одной из упадочных форм политической организации, но и формой упадка человека. (По ту сторону добра и зла, 203)
       Мы скажем народу, что его интересы выше интересов демократического учреждения. Не надо идти к старым предрассудкам, которые интересы народа подчиняют формальному демократизму. (Речь по вопросу об Учредительном Собрании)

    Ожесточенность лиц, поистине достойных лучшей жизни

       "Человек должен становиться все лучше и злее" - так учу я. Самое зло нужно для блага сверхчеловека. (Так говорил Заратустра, 4)
       Большевик вообще мог бы применить к себе известное изречение поэта:
       "Он слышит звуки одобренья
       Не в сладком ропоте хвалы,
       А в диких криках озлобленья."
       (Политический шантаж)

    Анафема идеалистам

       Бредить об "ином мире", чем этот, не имеет никакого смысла, предполагая, что мы не обуреваемы инстинктом оклеветания, унижения, опорочения жизни: в последнем случае мы м с т и м жизни фантасмагорией "иной", "лучшей" жизни. (Сумерки идолов, или как философствуют молотом III, 6. Перевод Н. Полилова.)
       ...Всякий знает, что такое человеческая и д е я, но идея без человека и до человека, идея в абстракции, идея абсолютная есть теологическая выдумка идеалиста Гегеля. Всякий знает, что такое человеческое ощущение, но ощущение без человека, до человека, есть вздор, мертвая абстракция, идеалистический выверт. (Материализм и эмпириокритицизм, IV, 5)

    Многообещающий конец государственности

       Туда, где оканчивается государство, - туда смотрите, мои друзья! разве вы не видите радугу и мосты, ведущие к сверхчеловеку? (Так говорил Заратустра I, 11)
       Государство сможет отмереть полностью тогда, когда общество осуществит правило: "каждый по способностям, каждому по потребностям". (Государство и революция)

    Нетерпимость к обывательщине

       Этих господ сегодняшнего дня превзойдите мне, о братья мои, - этих маленьких людей: они величайшая опасность для сверх-человека. (Так говорил Заратустра IV, 13)
       Как умонастроения этих людей, как их психология совпадают с настроениями мелкой буржуазии: богатого скинуть, а контроль не надо, так они смотрят; <...> это когда пролетарий говорит: организуемся и подтянемся, или некий маленький чумазый, имя ему миллион, нас скинет. (Заседание ВЦИК 29 апреля 1918 года)

    Историческое творчество не для белоручек

       И кто среди людей не хочет умереть от жажды, должен научиться пить из всех стаканов; и кто среди людей хочет остаться чистым, должен мыться и грязной водой. (Так говорил Заратустра II, 21)
       Из этой разнокалиберности, из этого построения из разного материала, как это ни неприятно, как это ни недостаточно стройно, из этого мы не выскочим в течение очень долгого периода. (Доклад о партийной программе на VIII съезде партии)

    Симптоматический "камень преткновения"

       Но ты сел на коня? Ты быстро мчишься теперь вверх к своей цели? Ну, что ж, мой друг! Но твоя хромая нога сидит на лошади вместе с тобой! Когда ты будешь у цели своей, когда ты спрыгнешь с коня своего: именно на высоте своей, о высший человек, ты и споткнешься. (Так говорил Заратустра IV, 13)
       Культурные люди поддаются политике и влиянию буржуазии потому, что они восприняли свою культуру от буржуазной обстановки и через нее. Вот почему они на каждом шагу спотыкаются и делают политические уступки контрреволюционной буржуазии. (Успехи и трудности Советской власти)
      
       3) Включением ОГПУ в состав НКВД 10 июля 1934 г. удлинялись карающие руки, развязанные с 1928 г. догматом об усилении классовой борьбы по мере строительства коммунизма. Как видно, в 1930 г. этот парадокс казался еще не вполне закономерным, если издательство "Атеист" опубликовало инквизиторский трактат, начинавшийся достопримечательной апологией карательного усердия:
      
       "В наше время, когда вечер мира клонится к полному закату, старое зло, не прекращавшее ни на одну минуту, в силу неиссякаемого зла своего падения, насылать на мир полную яда заразную чуму, особенно отвратительным образом проявляет себя, так как в своем великом гневе чувствует, что в его распоряжении осталось мало времени." (Я. Шпрингер. Г. Инститорис. Молот ведьм. Предисловие. Перевод Н. Цветкова.)
      
       4) Коль скоро названием "страны народной демократии" проявлялся недостаток единовластия, Сталин употребил мобилизующее название "ударные бригады мирового революционного движения". Тем самым прибавлялась забота ударникам из СССР, которых свежее пополнение так же воодушевляло, как и настраивало против малейшего разнобоя в едином строю:
      
       После взятия власти нашей партией в 1917 году и после того, как партия предприняла реальные меры по ликвидации капиталистического и помещичьего гнета, представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание "Ударной бригады" мирового революционного и рабочего движения. <...> Конечно, очень трудно было выполнить эту почетную роль, пока "Ударная бригада" была одна-единственная и пока приходилось ей выполнять эту передовую роль почти в одиночестве. Но это было. Теперь -- совсем другое дело. Теперь, когда от Китая и Кореи до Чехословакии и Венгрии появились новые "ударные бригады" в лице народно-демократических стран, теперь нашей партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее. (И. Сталин. Речь на 19-м съезде КПСС.)
      
       5) Хрущев, суммируя стратегические качества этой сельскохозяйственной культуры, подразумевал таран в буквальном смысле: "Кукуруза, товарищи - это танк в руках бойцов, я имею ввиду колхозников; это танк, который дает возможность преодолевать барьеры, преодолевать преграды на пути к созданию изобилия продуктов для нашего народа". Притом кукуруза служила не столько метафорой, сколько универсальным политическим орудием. Этот вывод укрепляется сравнением кукурузы с танком - названным land battleship (сухопутным линейным кораблем) по инициативе У. Черчилля, бывшего в 1915 г. Первым Лордом Адмиралтейства.
      
       6) Согласно ст. 200 УК РСФСР самоуправство, "причинившее существенный вред гражданам либо государственным или общественным организациям" наказывалось сроком до 6 месяцев, а самовольное присвоение звания или власти должностного лица "с совершением на этом основании каких-либо общественно опасных действий" (ст. 194) - сроком до 2-х лет. Должно быть, летом 1918 г. лишь чехословацкие, левоэсеровские и др. мятежники оценили бы столь неузнаваемую советскую государственность: "В этом государстве полиции и чиновников нет, нет и постоянной армии, которая на долгие годы была бы забираема в казармы, отделялась бы от народа и обучалась бы стрелять в народ" (В. Ленин. Доклад о текущем моменте на IV конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Москвы).
      
       7) Горбачев на I Съезде Народных Депутатов СССР инициировал дружный отпор предложению депутата Ю. Бондарева оглашать результаты голосований поименно. Однако гласность, не вписываясь более в кухонные габариты, сбивала с мысленного курса даже своего вдохновителя. Знаменательна оговорка Горбачева от 28 мая 1989 г.: "по ходу пье... съезда", показавшая степень наигранности демократического действа. Успеху политической премьеры содействовало воодушевление публики от неясности финала, что на II Съезде отозвалось нечаянным разоблачением всего представления: "манипули... монополизация власти".
      
       8) Рассматривая "парад суверенитетов" обстоятельно, его причиной видится огромный не удовлетворенный потребительский спрос - на 165 млрд. руб. перед распадом СССР. Наиболее показательны здесь различия между союзными республиками с точки зрения ввоза и вывоза товаров (жирным шрифтом отмечен состав Содружества Независимых Государств на 21 декабря 1991 г.):
      

    Рыночные показатели

    из сб. "Социальное развитие СССР. 1989".

    М. Финансы и статистика, 1991.

    Сальдо, в процентах от рыночного фонда

    % ответивших "да"

    на референдуме

    17 марта 1991 г.

      

    по превышению ввоза

    по превышению вывоза

       Туркменская ССР

    48,8

    -

    97,7

       Казахская ССР

    36,9

    -

    88,2

       Узбекская ССР

    30,7

    -

    95,4

       Таджикская ССР

    23,9

    -

    94,4

       РСФСР

    14,4

    -

    75,4

       Киргизская ССР

    13,7

    -

    92,9

       Азербайджанская ССР

    2,2

    -

    75,1

       Молдавская ССР

    -

    43,9

    -

       Эстонская ССР

    -

    25,3

    -

       Грузинская ССР

    -

    24,6

    -

       Латвийская ССР

    -

    24.5

    -

       Литовская ССР

    -

    22,3

    -

       Белорусская ССР

    -

    14.8

    83,3

       Армянская ССР

    -

    11,8

    -

       Украинская ССР

    -

    0,9

    83.5

      
       Как видно, полностью независимыми стали республики, чей потребительский рынок наименее зависел от ввоза товаров. Аномальное положение Молдовы обусловлено внутренними разногласиями, тем не менее уже в 1994 г. молдавский парламент ограничил присутствие страны в СНГ. Дальновидным было признание Минска административным центром СНГ, коль скоро экономика Белоруссии и при гораздо больших экспортных возможностях останется на 9/10 зависимой от поставок российских нефти и газа.
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Митюков Дмитрий Викторович (bigud@rambler.ru)
  • Обновлено: 10/04/2012. 110k. Статистика.
  • Статья: Политика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.