Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
ДУШИ ПОТЕМКИ
Тимофей
1
В плошке из березового корня догорала свеча. Пламя судорожно трепетало, борясь с надвигающейся беспробудной тьмой, отбрасывая по стенам причудливые узоры. Я осторожно, снял нагар. Под рукой лежала новая свеча, но я все оттягивал момент, когда придется ее зажечь, и это будет означать, что прошло еще около трех часов, а Топ-Топа все нет.
Царг зарычал во сне, забавно засеменил лапами, будто пытался кого-то догнать. Мне всегда было интересно, что же ему снится в такие минуты? Наш старый двор, яблонька, возле которой он непременно отмечался, или отчаянные схватки с дворовыми псами, которые покупались на его маленький росточек и неуклюжий вид. Во всех до единого случаях драка заканчивалась быстро и беспощадно, жестоко потрепанные с позором удирали, если к тому времени еще были способны на это. Кривоногий, плотно сбитый, со стороны похожий на помесь поросенка с крысой, бультерьер обладал неукротимой яростью в битвах.
Я наклонился и ласково потрепал его за ухо. Не открывая глаз, Царг дернул несколько раз носом, сладко потянулся, уперевшись передними лапами мне в руку, и, смачно зевнув, снова погрузился в сон.
Дверь тихонько скрипнула, огонек свечи взметнулся, как потревоженная бабочка, и потух. Рванув со стола арбалет, я выстрелил и, судя по гнусному писку, не промахнулся. Царг молнией метнулся к двери, и, пока я, чертыхаясь, зажег свечу, дом наполнился новыми звуками. За спиной кто-то протопал, а от порога раздался отвратительный хруст костей. Наконец изба озарилась светом.
— Рад, что ты вернулся, — бросил я, не оборачиваясь. В этом и не было нужды. В углу на лавке, угрюмо посапывая, ворочался Топ-Топ. Мохнатое существо с большими стоячими ушами можно было принять за медвежонка, если бы не огромные печальные глаза.
Нас нельзя назвать друзьями, я вообще не знаю, есть ли у Топ-Топа друзья. Он сам по себе. Он приходит, когда хочет, пыхтит в углу на лавке, пока я подам ему ковш с компотом. Потом произносит одну из своих загадочных фраз и уходит. Никто не знает, откуда он приходит и куда уходит, его можно повстречать в любом уголке загадочного края. Я прозвал его Топ-Топом. Не знаю, нравится это ему или же нет, но он отзывается, когда хочет.
— Тебя долго не было. Я беспокоился, краем глаза отметив пришпиленную к косяку летягу, совмещающую в себе дружелюбность дюжины скорпионов.
— Все дороги окольные, — пробасил ушастый гость.
Потрепал крутящегося у его лап Царга, недовольно фыркнув, попросил:
— Налей компоту, пожалуйста.
Я снял со стены деревянный ковш, едва сдерживая нетерпение. По упрямству Топ-Топ мог пересилить стадо ослов, и я это знал. Наконец ритуал был закончен.
— Топ, ты испытываешь мое терпение, рассказывай. Есть у меня шанс выбраться отсюда?
— Потерявший надежду, наполовину покойник, — пробурчал коротышка. И кивнул на арбалет:
— Возьми с собой, полезная вещь.
Вот это новость. До сих пор он игнорировал любые виды оружия.
— Его смастерили в Роще Чудес. На Болоте нельзя сражаться лицом к лицу, вмиг околдуют.
От неожиданности я аж поперхнулся и, тяжело закашлявшись, выдавил:
— Я не собираюсь идти на Болото, ведь ты говорил, что выход на Зеркальной Вершине.
— Только имея перстень Мрака, ты сможешь пройти сквозь Огненный барьер.
За окном забил крыльями и тревожно заухал филин. Вдали полыхнула молния. Потом еще одна. Там было Болото Ужаса.
— Выбор за тобой, но знай, что только раз в году ларец с перстнем извлекают из мрачных глубин на поверхность, чтобы в ночь лунного сияния напоить его кровью.
Это было плохо. Это было настолько плохо, что я не знал: плакать мне или смеяться. Чтобы потянуть время я подошел к двери и выдернул стрелу. Осторожно, стараясь не прикасаться к упырю, стряхнул мертвое тело в корзинку, стоящую рядом. Затем, поискав глазами вторую тварь, задавленную Царгом, подцепил ее стрелой и отправил вслед за первой. Завтра нужно будет унести подальше от дома, иначе следующую ночь я могу и не пережить. Эти ядовитые твари обладают мстительным характером. Завтра...
А будет ли у меня завтра? Все мрачнее день ото дня Топ-Топ, все реже можно встретить лесных братьев, все дальше и дальше расползается нечисть. Придется отсюда уходить, хотя этот мир стал мне вторым домом.
Топ-Топ подошел к двери.
— Ты должен уйти, чтобы вернуться.
И быстро выскользнул наружу.
Я вжался в стенку, но Царг продолжал спокойно вылизывать шерсть. Нападение не повторилось. Я задвинул щеколду, погасил свечу и повалился на шкуры. Через минуту пес уткнулся мне в руку мордой и тихо засопел.
2
«Ты не ведаешь, что скрыто в тебе, Тимофей», — дед Серега растаял во мгле.
Пахнуло жаром, и я увидел, что стою на кладке задних откосов 28-й печи, а «бугор» кричит:
— Тебе, что больше всех надо? Умнее всех себя считаешь?
И снова появился дед Серега: «Приворожила она тебя, касатик, ох не к добру это».
«А что, слабо тебе прийти в ночь полнолуния в заброшенный парк», — заливаясь колокольчиками, поддразнивала Рита.
Рита!
Я вздрогнул и проснулся, ощутив, что последнее слово уже не приснилось, — это я кричал во сне. Чувствовал я себя паршиво, как будто отстоял смену на подаче кирпича. Что со мной? Я ни разу не вспоминал о прошлом, просто смирился со своей участью.
Рита!
Мы условились, что я приду к ней на свидание, ночью, к старому памятнику. Поставили его к какому-то юбилею. Гигантский колосс. Два мужчины лицом к лицу. Один передает другому меч, а у подножия каменная звезда с вечным огнем. Город наш некогда крупный и знаменитый, после гражданской войны пришел в запустение. Роскошный парк одичал, но я любил там гулять с Царгом. Людей я не боялся, буль верная тому порука, а о Темных стаях еще ничего не знал. Вот и согласился. За Ритой я пошел бы куда угодно.
«Ты меня боишься? Нет? — лукаво спрашивала она. — Тогда я приглашаю тебя! Приди и попробуй взять. Только ты прав — это опасно. Подумай!».
Я принял это за обычное женское кокетство.
Прекрасно помню, как мы с Царгом бродили по набережной, а в полночь подошли к памятнику. Забавно, говорят, что во время боев за город всю газовую магистраль разрушили, однако внутри каменной звезды, где вырублена пентаграмма, так и горит огонь. И вот ровно в полночь по другую сторону звезды появилась Рита. Пламя лизало ее лицо, как неразумный щенок. Она протянула руки и позвала:
— Иди ко мне, иди!
Я одернул поводок. Царг заупрямился, но я как зачарованный шагнул прямо в огненную пентаграмму.
О первых месяцах у меня сохранились смутные воспоминания. Сейчас я понимаю, что нам повезло очнуться лишь на краю Долины Забвения, когда дьявольские порождения еще не достигли поры цветения. Говорили, что там обитает коварная красавица Забудь-Забудь. Она заманивает путников, а потом превращает их в удивительные цветы. Но достоверно я не знаю, ведь тот, кто с ней повстречался, больше ничего рассказать не может.
Саму ведьму мы с Царгом не видели, если бы не лесной народец, сгинули бы не за понюшку табака.
Скрип-Скрип с братьями унесли меня далеко в лес. И выбрав подходящую полянку, потихоньку начали строить домик. Когда я немного оправился, то дом пришлось переделывать, так как я хотел иметь избу, как у деда Сереги. Стены, сложенные из бревен, радовали глаз и согревали душу. Уже тогда я заметил, что Скрип-Скрип никогда не рубит деревья.
Издали лесной народец похож на людей, но даже одного взгляда вблизи достаточно, чтобы понять обратное. Скорее, рука мастера вырезала из корешков и веточек подобие человека.
Когда мои спасители поняли, какой я хочу дом, то очень удивились, но мне показалось, что в глубине души были довольны.
Отбор происходил самым невероятным образом. Несколько лесных братьев усаживались вокруг дерева и, потихоньку раскачиваясь, заводили песню, напоминающую скрип сухостоя на ветру. Если сделка состоялась, то готовое бревно некоторое время спустя лежало в нужном месте, если нет, то выбиралось другое дерево, и процедура повторялась. Почти вся утварь в доме была деревянная, я объяснял Скрип-Скрипу, что мне нужно, и вскоре получал готовую вещь. Когда дом был закончен, лесные братья ушли, лишь Скрип-Скрип иногда заглядывал на огонек.
3
Все прожитые здесь годы моим уделом было одиночество. Со стороны жителей этого удивительного края я испытывал настороженность с изрядной примесью почтительности. Мне помогали, если в том была нужда, но старались тут же убраться подальше. Я был отщепенцем. И поэтому, собираясь утром в дорогу, возможно последнюю в моей жизни, мне не с кем было даже попрощаться. Сняв местную одежду, я достал из сундука маскировочный комбинезон и армейские полусапожки. Набил холщевый мешок вяленым мясом, кинул краюху хлеба. Пристегнул к поясу колчан со стрелами, осмотрел арбалет и был готов.
Выйдя на крыльцо, я последний раз оглянулся на свое жилище и, аккуратно прикрыв дверь, быстро двинулся к опушке.
На полпути еще раз обернулся и, получив незримое благословение, громко окликнул Царга.
Уже порядочно углубившись в лес, я услышал позади себя шорох, из-за дерева выскочил мой единственный четвероногий друг. Судя по его мордашке, залепленной окровавленными перьями, время он даром не терял и успел перекусить на дорожку. Что ж, совсем неглупо с его стороны, если учесть, что дорога нам предстоит дальняя.
Мне необходим был проводник.
Солнце вовсю припекало, когда мы с Царгом углубились в чащобу. В нос ударил запах прелых листьев и трухлявых деревьев. Топать по солнцепеку — удовольствие не из приятных, и, окунувшись в сумрачную прохладу, мы зашагали веселей. Царг постоянно носился по сторонам: то помечал деревья, то выкапывал из прошлогодней листвы знакомого Шмыг-Шмыга, напоминающего зеленого ежа.
Вскоре тропинка затерялась, мне приходилось лезть через завалы. Ветки больно хлестали по лицу, норовя попасть по глазам, корни опутывали ноги.
Проделки старой ведьмы Жалей-Жалей, это она отвела глаза от тропинки и заманила в бурелом. Развлекается старушка, хотя знает, что Царг все равно выведет меня к ее норе. Очередная ветка ухватила меня за шиворот, и я сходу врезался лбом в дерево. И терпение мое лопнуло, и я громогласно пообещал завалить ее дыру камнями, а заодно переловить всех лешаков в округе.
Мелкие ссадины на лице и руках разъедало потом. Шишка на лбу противно ныла, я порядком распсиховался, сознавая, что виноват во всем сам. Но это лишь усиливало раздражение.
— Идиот, вечно вляпаешься в какую-нибудь передрягу.
Легче не стало. Успокоившись, я осмотрелся и заметил, что тропинка вьется совсем рядом. И непонятно, как я ее до сих пор не обнаружил. Усталости я не ощущал, но, по глупости, забыл набрать водицы, и теперь жажда мучила нестерпимо. Я и поспешил к логову старой ведьмы, которой кстати был обязан жизнью. Лесной народец вынес меня из Долины Забвения, но снять колдовские чары был не в силах. Поэтому Скрип-Скрип отрядил послов к Старой Жалейке. Личность она была зловредная, но в трудную минуту помогала лесным братьям. Никак ей нельзя было без леса — вот и существовал негласный уговор.
Много дней и ночей провела около меня ведьма, поила отварами, читала заклинания, пока я не стал приходить в себя. На слова благодарности лишь презрительно фыркнула, но приняла в подарок пачку «Астры» — уж больно охоча до табачку грешница.
Когда я вышел к землянке, Царг уже сидел на коленях Жалей-Жалей и они оживленно беседовали. У ведьмы был чудесный дар общаться с животными. За это и дали ей имя Жалей-Жалей, что не могла равнодушно пройти мимо несчастий меньших братьев. Вокруг ее жилища всегда сновали зверушки, птицы, бывало и нечисть заглядывала по нужде, но с той у ведьмы были сложные отношения. Платила нечисть за помощь щедро, полновесно, но старуха брала неохотно. В такие дни к ней лучше не подходить близко, могла обидеть безвинно, пакость какую-либо сотворить.
— Здравствуй, бабушка! Как здоровье?
— Не бабушка я тебе, и ты мне не внучек. А здоровье худое, но по всему видно, что тебя переживу.
Царг соскочил на землю и, наклонив голову к земле, угрожающе зарычал.
Старуха что-то шепнула, буль попятился, но рычать не перестал.
— Угомонись, окаянная сила, не я ему зла желаю, сам в пекло лезет.
Царг спрятал клыки, покрутившись, устроился у моих ног.
— Проходи, садись, в ногах правды нет.
И Жалейка указала на пенек.
Нет, все-таки колоритная фигура наша ведьма. Я с минуту рассматривал ее, стараясь запечатлеть в памяти длинные нечесанные космы, маленькое сморщенное, как моченое яблоко, лицо с лохматыми бровями, нависшими над хитрыми, но бесконечно участливыми карими глазами. На узком, сильно выпирающем подбородке примостилась, точно почка вербы на веточке, крупная бородавка, которую старуха любила поглаживать в благодушном настроении. Тоненькая жилистая шейка укутана драным платком. А хрупкая фигурка спрятана под грубым домотканым балахоном, обуви старуха не признавала никакой.
— Что, не красотка?
Бабка ехидно захихикала.
Я смутился и долго устраивался на пне, перекладывая из стороны в сторону заплечный мешок. Царг не проявлял к нам ни малейшего интереса. Вспугнув из кустов Жужелицу, азартно гонялся за ней по поляне. Наконец я поднял голову и встретил прямой насмешливый взгляд.
— Я по делу.
Глаза ведьмы вмиг погрустнели, и она, кивнув головой, выдохнула:
— Знаю. Отговаривать не стану. Чему быть, тому не миновать. Чем могу — помогу. Да ты и сам не прост. Авось, и вправду управишься.
Я начинал помаленьку заводиться.
— Не сердись, сердешный. Злоба — плохая помощница. Знаю я твою нужду, дам тебе лешачка. Молод он еще, глуп. Но тебе такой и нужен. Другой не пошел бы с тобой за Реку. Гиблые там места.
Старуха поманила старого Ворона. Тяжело захлопав огромными крыльями, седой Мрак-Мрак сорвался с верхушки дерева и осторожно опустился на плечо к ведьме. Склонив голову на бок, он с минуту сидел неподвижно, выслушивая приказания старухи.
— Мрак-Мрак, — разнеслось над лесом, и ворон скрылся.
— Посиди немного. Отдохни. Вот уже и студену водицу несут.
И действительно из лесу появились две пигалицы, несущие глиняный жбан. Беспрестанно вертя головой и чему-то хихикая, они поставили сосуд перед старухой и с визгом скрылись в кустарнике. Жалей-Жалей притворно нахмурилась, цыкнула на них, но из кустов пуще прежнего раздался смех.
— Вертихвостки.
Ведьма небрежно выхватила прямо из воздуха кружку и, наполнив ее водой, бросила туда несколько сухих листочков и подала мне.
Я с жадностью хлебнул и почувствовал, как заныли от родниковой воды зубы.
— Хороша водица, — и снова пригубил кружку. — Где же лешачок? Спешить нужно.
— Поспешишь, людей насмешишь. Али не знаешь?
Вытащив из-за пояса какие-то стебельки и цветочки, ведьма три раза обошла вокруг поляны, что-то шепча и разбрасывая их в разные стороны. Вытащила из волос соколиное перо, начертала в воздухе диковинную фигуру и, резко дунув, сожгла его дотла.
Примолкли птицы, затихли в кустах ведьмочки. Тревожно стало на душе.
— А теперь послушай меня, молодец. Силы у меня уже не те, что раньше, но как смогла оградила поляну от чужого глаза.
Жалейка стала серьезной и даже несколько испуганной.
— Проводника я тебе дам, но только ты все равно не сможешь перебраться через реку, если не заручишься поддержкой Бойся-Бойся. Это старая история. Давным-давно царило равновесие в нашем мире. Зло обитало на Болоте Ужаса, за Рекой Судьбы. Светлые силы обитали по эту сторону в Колдовском Лесу и Безбрежных Степях. Но появилась колдунья Забудь-Забудь и внесла раздор в нашу жизнь. Тогда она не была столь могущественна, и не было Долины Забвения. А была она сказочно красива. Не один правитель потерял из-за нее голову, забыл о доме и чести. Возгордились умельцы из Рощи Чудес, что смогли смастерить ей чудесный наряд, сошлись в кровавой сече смельчаки за обладание ее рукой. Коварными речами смутила речной народ. Что, дескать, их женщины самые красивые и непорочные, и только они могут владеть единорогами. Необходимо отобрать их у лесного народца. И наступили черные денечки. Видя такое дело, осмелела нечисть, поползла из-за реки. Хватились Лучезарные, да уже поздно. Забудь-Забудь стала могущественной колдуньей. Некогда цветущий край превратился в Долину Забвения. Темные Силы окопались по всем уголкам. Мастера утратили свои знания, воины полегли в братоубийственной войне. Лесные и Речные братья стали заклятыми врагами. Лишь один Хрустальный Дворец высится на Зеркальной Вершине неприступной крепостью. Может, и он бы пал, да рассорился Князь Тьмы с Цветочной колдуньей. Каждый сам править хочет, ни один не уступает. А защитников в Хрустальном Дворце все меньше и меньше. Кого вурдалак подкараулит, кого Забудь-Забудь заманит. Так продолжалось до твоего появления, потому как в пещере Оракула Огненным перстом начертано: «И придет воин, а с ним чудовище. В битве неравной сложит голову боец. И взойдет на Лучезарный Трон чудовище». Вот и весь сказ.
Жалейка тяжело вздохнула и, кряхтя, ушла в землянку.
Не знаю, сколько я просидел, обдумывая услышанное. Только очнувшись, увидел сидящего на корточках лешачка. Его звали Дрень-Брень. Из-за кустов, свесив розовый язык на бок, выскочил Царг, круто затормозил, так что его занесло в сторону, потянул носом воздух. Наш новый спутник явно пришелся ему не по нраву. Верхняя губа на его угрюмой морде нервно задергалась, обнажая клыки.
— Спокойно, малыш, — я хлопнул себя по колену. — Иди ко мне. Не с руки нам сейчас ссориться.
Наступило неловкое молчание. Ведьма не показывалась из землянки, и я понял, что пора уходить. Мысленно пошарил по карманам. Ничего подходящего. Снял часы и, положив их на пенек, быстро пошел к лесу.
4
Четвертые сутки пробирались мы к Реке. Дрень-Брень отлично знал все пути-дорожки, но идти было трудно. То дерево рухнет поперек дороги, то смерч вдруг закружит, засыпая глаза пылью, заманивая в гиблые места.
К вечеру сделали остановку у огромного валуна. Развели костер. Дрень-Брень принес охапку зеленых веток. Чем ближе к Реке, тем больше стал досаждать мелкий гнус. Временами налетит туча, продохнуть нечем.
— Послушай!
Я бросил пару веток в костер. Повалил густой белый дым, но на удивление дышать ничуть не мешал.
Востроносенькое личико с большими вытянутыми ушами, оканчивающимися пучками рыжей шерсти настороженно озиралось. В огромных немигающих глазах таилось беспокойство.
— Да не ерзай ты, егоза!
— Плохое место. Уходить надо.
Я придвинул арбалет.
— Почему?
Царг, умаявшись за день не меньше нашего, спокойно спал. А уж его чутью я доверял полностью.
— Не понял я сразу, — Дрень-Брень вздохнул, — куда тропинка вывела. Это Камень Раздора!
После этих слов я огляделся вокруг. Лес, поляна, и на краю — огромная каменюка. Дрень-Брень вынул из сумки лепешку и, разломив ее пополам, что-то нашептывал, при этом потешно гримасничая.
— Пусть не коснется нас разлад, — с этими словами он протянул мне одну половинку, зыркнул по сторонам и отломив от своей лепешки кусочек положил его перед мордой Царга.
Дыхание у буля на мгновение замерло, он потянул носом воздух. Приоткрыв один глаз, Царг вопрошающе уставился на лешачка. Я знал, что моего пса не купишь ни за какие коврижки. Однако, хлопнув пару раз о землю хвостом, Царг принял угощение. Жевал он так же лежа.
— Во, обленился.
Пес проигнорировал мои слова. Дрень-Брень сиял от удовольствия, глядя на Царга.
— Сюда почти никто не ходит. По ту сторону поляны уже владения Речного народа.
Я неторопливо жевал лепешку, любуясь закатом. Дело в том, что сегодня закат отливал медью, а каково было мое удивление, когда я впервые увидел изумрудный или скажем фиолетовый закат. С точки зрения физики объяснить это невозможно, хотя я и не силен в науках.
— В старину на этой поляне собиралась молодежь со всего края. В последний день лета влюбленные пары, решившие испытать свои чувства, устраивали праздник Белого Единорога. Было много песен, хороводов. А в полночь из чащи выходил Бойся-Бойся, — лешачок зябко подернул плечиками. — Если влюбленные были чисты душой и телом, не один из них не таил зла или корысти, то Бойся-Бойся позволял им коснуться волшебного рога. И горе тому, кто решился приблизиться к нему с темными помыслами.
Убаюканный неторопливым рассказом я прилег рядом с Царгом.
— В ту злополучную ночь предстояло невиданное испытание. Перед Единорогом предстала троица. Уже никто не помнит, каким ратным ветром занесло из ковыльных степей молодого витязя. И влюбились в него сразу две красавицы. Улла — высокий, стройный, гибкий, как лесная кошка — околдовал не одну молодицу. За один взгляд антрацитовых глаз любая была готова идти на край света. Дриада Шелест-Шелест, зеленоволосая тростиночка, доверчивая хохотушка — любимица лесного народа и Жур-Жур, речная фея, не избежали общей участи. Угловатости дриады, едва ступившей за порог отрочества, противостояла грациозность волнистых линий Жур-Жур. Укрытая струящимися до пят волосами, цвета васильков, фея выглядела трепетно нежной.
Мой сон давно как ветром сдуло, и я, затаив дыхание, слушал лешачка.
— В полночь на поляну вышел из лесу огромный бык с белоснежной шелковистой шерстью. Во лбу сверкал хрустальный рог. Рубиновые глаза светились яростным огнем. Улла с девушками приблизился к нему. Остальные пары в ожидании застыли в стороне. От одного вида Единорога у многих отпало желание испытывать судьбу.
Лешачок разворошил веткой затухающий костер, подкинул сушняка. Огонек радостно взметнулся вверх, осыпая нас искрами.
— Ну не тяни. Рассказывай.
— Бык ударил копытом Шелест-Шелест. Не издав ни звука, рухнула замертво дриада.
Дрень-Брень шмыгнул носом и, махнув рукой себе за спину, произнес:
— Улла тоже здесь лежит. Он кинулся на хрустальный рог. Последние его слова были: «Это я погубил ее!».
Гримаса неподдельного горя исказила лицо лешачка.
Мне вдруг пришло в голову, а была ли в моей жизни женщина, ради которой я готов был бы умереть. Тьфу, что за бред лезет в голову.
Глухой рык Царга застал меня врасплох. На опушке хрустнула ветка. Дрень-Брень отпрыгнул от костра в спасительную тьму. Вскинув арбалет, я понимал, что представляю собой великолепную мишень. Буль ринулся в атаку. Но на полпути остановился, завилял хвостом, радостно повизгивая.
«Топ-Топ! Больше некому. Но почему не подходит?»
— Царг, ко мне!
Пес повиновался, недоуменно оглядываясь назад. Я так увлекся рассказом лешего, что не заметил, как подкралась ночь.
— Царг, отыщи этого труса.
Звук собственного голоса придал мне уверенности.
Однако пес повел себя странно — прижался к моим ногам и не выказывал никакого желания отправиться во тьму. В следующее мгновение я сам чуть не завизжал от ужаса. От Камня Раздора в нашу сторону приближался серебристо-белый силуэт. С трудом сдерживая содержимое взбунтовавшегося желудка, я позавидовал реакции Дрень-Бреня. Если бы ноги мне повиновались, а не тряслись от слабости, то Царгу вероятно понадобился бы не один час чтобы догнать меня. Тоскливый вой разорвал тишину.
— Улла!
Я не мог оторвать взгляд от привидения, хотя чувствовал за спиной чье-то дыхание.
— Дурная голова ногам покоя не дает.
Топ-Топ оглядел стоянку.
— А где этот олух?
— Сбежал.
Привидение зависло в воздухе метрах в трех от костра.
— Вот еще сбежал, — раздался обиженный голос, — по нужде ходил.
— Улла!
— Прекрати выть.
Топ-Топ досадливо отмахнулся.
Я осел на землю. Мелкая дрожь пробежала по моему телу.
— Эх, закурить бы.
Топ-Топ потрепал Царга по спине и извлек из холщевой сумы сверток.
— Жалейка гостинец передала.
Дрень-Брень с любопытством выглядывал из-за спины. Кисет, расшитый бисером, был полон ароматного табака.
— Ай да ведьма! Дорогой подарок.
— Знакомая вещица.
Лешачок нахмурился.
— Только вот...
— Терпение. Эх, молодость. Впрочем, это единственный недостаток, который со временем обязательно проходит.
Ворчун порылся в сумке и протянул мне трубку.
— Скрип-Скрип сделал на память! Да постеснялся сам отдать.
Волна благодарности сдавила мне горло.
— Улла!
Дрень-Брень с нескрываемой ненавистью глянул в сторону призрака.
— Не кипятись, родимый. — И обернувшись уже ко мне, Топ-Топ добавил: — Ты уже догадался, наверное, что это дух Уллы.
— Да уж, не дурак.
— Дурак, еще какой дурак.
Обижаться не имело смысла, поскольку опыт доказывал, что Топ-Топ почти всегда был прав. Сосредоточив все внимание трубке, я принялся ее набивать. Табачок, на мой взгляд, для необкуренной трубки был немного пересушен. Обкуривание трубки — почти искусство. Для первого раза я набил небольшую порцию табака, иначе необожженная древесина может треснуть. Тщательно выбрав в костре уголек, раскурил трубку. После первой же затяжки у меня перехватило горло, и слезы брызнули из глаз. Табачок-то оказался крепким. Закашлявшись, я отвернулся, чтобы скрыть смущение и, можно сказать, нос к носу столкнулся с духом. От неожиданности я отшатнулся, навалившись на мирно посапывающего Царга. Ему это не понравилось, и он спросонья хватанул лешачка за пятку. Дрень-Брень заорав дурным голосом, сиганул прямо в костер. Благо Топ-Топ его перехватил.
Когда переполох улегся, лохматый ворчун ткнул пальцем в Уллу. Рука прошла насквозь. По выражению лица было видно, что призраку это не понравилось, но он молчаливо стерпел.
— Это дух и никакого тела. Хотя еще неизвестно, что страшнее дух без тела или тело без души.
Я посасывал трубку, наслаждаясь медовым ароматом, и делал вид, что мне нет никакого дела до призрака.
— Улла хочет пойти с вами.
— Нет.
Неожиданно запротестовал леший.
— Да, тем более, что помешать ему вы все равно никак не можете.
Я помалкивал, пытаясь взвесить все за и против. Он не устает, кормить-поить не надо. Вроде никаких хлопот.
— Послушай, Топ-Топ, Дрень-Брень говорил, что Улла похоронен под тем вон камнем. Откуда же дух?
— Верно — схоронили, но той же ночью мародеры разграбили могилу. Тело исчезло.
— Не повезло парню, — посочувствовал я.
— Хватит разговоров — пора спать. Улла будет на страже.
Топ-Топ свернулся клубком, и через минуту послышалось его мерное сопение. Леший последовал его примеру.
Я долго ворочался, но сон не шел:
«Что ждет меня впереди. По силам ли мне такие испытания, ведь если меня потрясла встреча с безобидным духом, то, что будет на Болоте Ужаса, о котором даже Топ-Топ говорит с содроганием».
Остаток ночи меня мучили кошмары. Смеялись призраки, преследующие меня толпами, а у меня не было сил бежать, я кричал, но никто не слышал. Чудовищные создания рвали мою плоть на куски. Соблазнительные красотки призывно протягивали ко мне руки, но, когда я обнимал их, то обнаруживал лишь смердящие трупы.
5
Притаившись в кустах, напоминающих мне шиповник, только с ярко-голубыми цветами, мы с лешачком наблюдали за тропинкой, ведущей к водопою. Одной из причин, заставивших нас влезть в эти колючки, был их одурманивающий запах.
Как я и ожидал, проснувшись, мы обнаружили, что Топ-Топ нас покинул. Последний бросок к Реке Судьбы прошел без приключений. И вот теперь мы несколько часов сидели в засаде, выжидая Бойся-Бойся.
— Ты думаешь, он придет сегодня?
Лешачок пожал плечами. Царг вернулся с охоты, неся в зубах придушенную крысу. Вот забавно — мир другой, животные другие, звезды другие, а крысы, как говорил один друг — они и в Африке крысы. Есть ее буль конечно не будет, но крыс он давит с каким-то непонятным мне наслаждением.
— Улла!
Вот черт, опять не заметил, как возник призрак. Ну вот — мы и в сборе.
— Дрень-Брень! Все как-то недосуг было спросить, а на кой ляд нам нужен этот единорог?
— Улла!
Возглас духа был полон ярости и негодования.
— С тобой все ясно! Не любишь ты их!
Царг смачно зевнул. Ему было скучно. С места, без подготовки он взвился в воздух и пролетел сквозь призрака.
— Улла! — возмущенно взвизгнул дух.
— Да, брат, опять ты оплошал.
С тех, пор как призрак присоединился к нашей компании, Царг неоднократно проделывал эту шутку. Отсмеявшись, лешачок нахмурился, вмиг став похожим на старый сморщенный гриб.
— В чем дело?
— Видишь ли, Бойся-Бойся нужен тебе, а не нам.
Я опешил.
— Не понял.
— Я ведь тебя только до реки взялся проводить.
«Вот так финт!»
— Бойся-Бойся — последний единорог, оставшийся в нашем лесу. Когда-то их было много. Сгинули они или ушли куда — никто не знает.
— Ну и какое это имеет ко мне отношение?
Я еще не оправился от заявления, что дальше придется идти одному, призрак не в счет.
— Самое прямое — реку ты не пересечешь, опасно!
— Значит, пошли к рыбакам.
— Вот тут и начинаются трудности. Ты чужак, с какой стати им тебе помогать.
Я почесал затылок. Действительно, с какой стати. Заплатить мне нечем. Отрабатывать — некогда.
— Единорог для речников, как бог. Сможешь с ним договориться — рыбаки сделают все, что пожелаешь.
Ехидная улыбка — это все, что я смог из себя выдавить.
— Как я могу договориться с быком? Объясни мне, лопоухое чучело.
Лешачок обиженно схватил свой мешок и выбрался из кустов. Не оборачиваясь, быстро засеменил к лесу.
Царг кинулся следом.
— Ну и иди к черту!
Я в сердцах махнул рукой.
— Царг, ко мне!
— Улла!
Дух укоризненно покачал головой.
— Отстань!
Просидев до вечера в раздумье, я решил, что если единорог до утра не появится, пойду в деревню к рыбакам. Пурпурный закат мне не понравился. Он вызвал в душе тревогу. С досады я костерил на чем свет стоит всех подряд от Риты до единорога. Наконец выдохся и умолк.
Царг притащил еще пару крыс, но мне было не до баловства, и он, расстроенный таким пренебрежением, демонстративно улегся в стороне.
«Может сделать плот? Хотя нет. Река широкая и течение сильное. Черт, должен быть выход».
Так и не придя к какому-либо решению, я задремал.
Единорог стоял за деревьями. Несмотря на все ухищрения человека, Бойся-Бойся еще на подходе к водопою знал, что его кто-то поджидает. Он мог развернуться и уйти, но что-то удерживало его от такого поступка. Странные ощущения исходили от спящего — чистота ребенка и порочность зрелого мужа; запах человека и неведомого зверя.
Любопытство пересилило природную недоверчивость. Из любопытства, наверное, он и остался в этом краю. А может, из-за чувства вины? Сколько лет прошло? Он все не мог понять.
Призрак выплыл серебристым облаком. Единорог недовольно фыркнул. С минуту они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Наконец единорог отвел взгляд и, уже не скрываясь, напролом двинулся к берегу. Царг давно учуял гостя, но выжидал. И лишь когда Бойся-Бойся ринулся вперед, предупреждающе зарычал. Спросонья я не мог сообразить, что происходит. На полянку, сокрушая все на своем пути, вылетел единорог.
«Матерь божья! Как он был велик».
— Улла!
Приглашение, прозвучавшее в голосе духа, меня нисколько не вдохновляло.
— Улла!
— Да погоди ты!
Склонив голову к земле буль, медленно пошел на единорога. Хотя он никогда не видел такой большой коровы, сосредоточенность и готовность к схватке сквозили в каждом его движении. Страх, нет, скорее невольное благоговение испытывал я, глядя на единорога.
«Большая корова, что ты коров не видел?» — твердил я себе, выбираясь из кустов. Колючки цеплялись за комбез, как будто удерживали от безрассудного шага.
Сверкающий рог достигал, наверное, полметра. Мысль о бренности моей оболочки обрела вполне законченную форму. Одно движение головы и из меня получится великолепный шашлык. Корова, мясо, шашлык — нормальная гастрономическая последовательность, но, как оказывается, не бесспорная.
Если у этой зверюги плохое настроение, то слагаемые могут поменяться. И хотя умники утверждают, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется, мне совершенно не нравится, что между мной и мясом могут через минуту поставить знак равенства.
— Улла!
— Как ты надоел.
«Что мне нужно сделать? Подергать его за титьки? Почесать за ухом? Ну что?»
Замирая от ужаса, я приблизился к Бойся-Бойся. Он наклонил голову, и в животе у меня похолодело. Шли минуты. Бык застыл, как изваяние. Наконец, решившись, я протянул руку и дотронулся до рога. Дрень-Брень утверждал, что рог хрустальный, но на ощупь он был теплый и живой.
— Улла! — удовлетворенно завыл дух.
— Чтоб ты сдох, — вздрогнув, рявкнул я. — Хотя, что я говорю — ты и так... Ну, извини, извини.