Никитин Георгий Александрович
Болезнь и смерть П. И. Чайковского

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 22/04/2006.
  • © Copyright Никитин Георгий Александрович (George86@yandex.ru)
  • Размещен: 06/04/2006, изменен: 17/02/2009. 23k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Оценка: 5.38*16  Ваша оценка:


    БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ П. И. ЧАЙКОВСКОГО

      
       В 1957 г. я посетил могилу П.И. Чайковского на Тихвинском кладбище-некрополе в Ленинграде и возложил цветы. На могильном холме, обнесенном ог­радой, на высоком цоколе из красного финского гранита высится надгробный па­мятник. На гранитном пьедестале - бронзовый бюст Чайковского. В теплую пого­ду - на могиле свежие цветы. А у подножия памятника растут ландыши. Их при­везли сюда в свое время из клинского сада. И каждую весну здесь в тенистом саду некрополя растут любимые цветы Чайковского.
       Величие гения заключается в продуктивности его деятельности. За три де­сятилетия П.И.Чайковским проделана поистине титаническая работа. Создано 10 опер и три балета, семь симфоний (включая "Манфред") и пять инструменталь­ных концертов, сюиты, увертюры, фантазии, ансамбли и хоровые произведения, свыше ста фортепьянных произведений, более ста романсов. С крайним напряже­нием сил и воли проделана огромная работа, оставившая неизгладимый след в му­зыкальной культуре России и всего мира.
       Мне как врачу-терапевту пришлось прочитать материалы журналистов и врачей о причине смерти П.И. Чайковского. До сих пор не сходит со страниц не­которых изданий необъективная придуманная версия о том, что П.И. Чайковский отравился, хотя то, как развивалась и прогрессировала болезнь в считанные часы
       на фоне не прекращающихся случаев холеры в этот день, указывало именно на этот диагноз. Другое дело, что и Модест Ильич и врачи, братья Василий и Лев Бертенсоны, лечившие Петра Ильича, не сразу обратили внимание на серьезность заболевания. И удобный и благоприятный момент для лечения был упущен.
       Кратко я хочу остановиться на последних днях жизни Петра Ильича.
       Вот как развивались события, если следовать развитию хронологии болезни, приведшей Петра Ильича к летальному концу. После приезда Петра Ильича из Клина в Петербург с 09/Х по 20/Х Петр Ильич был здоров и встретился с родст­венниками, с коллегами - музыкантами, почитавшими его талант. Говорили то­гда, что он полон творческих замыслов и собирался написать новую оперу и ряд симфонических и камерных произведений.
       Жил он на квартире своего брата Модеста Ильича в доме на углу Мойки и Малой Морской. Модест Ильич, также как и Петр Ильич, в это время жил холо­стяком, он сделал определенные успехи в драматургии, и вскоре должна была со­стояться премьера его пьесы "Предрассудок". 20 октября в Александрийском те­атре давали пьесу А.Н. Островского "Горячее сердце". Собрались родственники П.И. Чайковского. Потом в ложу к ним пришел композитор Глазунов. Позже при­соединились знаменитый артист Ю.М. Юрьев - известный рассказчик-юморист, И.Ф. Горбунов - владелец фортепьянной фирмы "Мюльбах" и другие.
       В антракте П.И. Чайковский с братом, ушедшие за кулисы в артистическую знаменитого артиста-комика Варламова К.А., болтали о чем придется и, смеясь, Чайковский, к слову пришлось, упомянул "о противной курноске - смерти". Об­ращаясь к Варламову, Петр Ильич сказал: "Мы с вами, Константин Александро­вич, успеем еще познакомиться с ней. Я знаю, что я буду жить долго". После спектакля компания зашла поужинать в ресторан Лейнера на углу Мойки и Нев­ского. Далее выдвигается версия, которая приводится во всех источниках о воз­можной причине заражения холерой. Заняли отдельный кабинет, заказали устриц. Петр Ильич попросил официанта принести стакан воды. Официант замялся: "Ки­пяченой, извините, нету-с". "Так дайте сырой и похолоднее," - с нетерпеливой до­садой сказал П.И. Чайковский. Этот эпизод кажется вымышленным, т.к. все в Пе­тербурге знали, что эпидемия холеры еще не кончилась, и, конечно, в кругах ин­теллигенции прекрасно были осведомлены о необходимости пользоваться при пи­тье только кипяченой водой. Все присутствующие стали уговаривать, не пить сы­рой воды, ссылаясь на холерную эпидемию. "Это предрассудки", - отмахнулся Чайковский. - Не верю я в холеру". "Ну, знаешь, Петя, это просто возмутительно. Я категорически запрещаю тебе пить сырую воду", - сказал Модест Ильич. В этом эпизоде мне чудится фальшь и придуманность. Потому что на последних этапах трагедии Модест Ильич не выказывал такой твердой заботливости о здо­ровье брата. И мог ли Модест Ильич, младший по возрасту, диктовать свою волю старшему брату. В этот момент вошел официант, неся на подносе стакан воды. Оба брата вскочили с места и бросились навстречу официанту. Но старший опе­редил младшего и успел схватить с подноса роковой стакан и залпом выпил его.
       А наутро 21 октября Чайковский не вышел в гостиную к чаю. Он чувство­вал себя плохо и просил послать за слабительным, которое ему помогало в таких случаях.
       Как будто Модест Ильич и предлагал Петру Ильичу послать за врачом, но тот отказался. До завтрака и после завтрака Модест Ильич занимался до 5 часов своими делами. Что же это были за дела? Об этом не говорилось ни слова, что и понятно, ибо все эти дни Модест Ильич отдавался заботам, связанными с премье­рой его пьесы "Предрассудок", которая должна была состояться 28 октября. В день, когда на самом деле произойдут похороны Петра Ильича. Самое неприят­ное, что премьера состоялась в день похорон, и не была отменена, что еще раз по­казывает истинное отношение Модеста Ильича к безвременно усопшему брату. Можно это было воспринять как явную бестактность со стороны брата.
       Но еще больше критики в адрес Модеста можно высказать за то, что он по­сле завтрака до 5 часов бросил брата на попечение лакея, который по собственно­му почину бегал в аптеку и, сообразуясь со своими медицинскими познаниями, пытался помочь Петру Ильичу. То, что Модест Ильич занимался своим спектак­лем, несмотря на начало болезни брата, оказавшейся смертельной, целиком на со­вести брата. Отсюда его стремление вообще умалчивать о своем бездействии, вы­зывающее путаницу при попытке восстановления событий рокового дня.
       Так что, несмотря на то, что к вечеру 21 октября состояние больного резко ухудшилось, с ним в этот момент не оказалось компетентного и близкого челове­ка, а Модест Ильич повел себя просто как легкомысленный и безответственный человек. Видно у него не было понимания великой значимости фигуры его брата для России, да и для всего человечества.
       Он суетился, придавая огромное значение постановке своей пьесы, и забыл, какую он ответственность несет за здоровье и благополучие великого брата. Кто сейчас знает о драматурге Модесте Ильиче и кто слышал о его в пьесе "Предрас­судок", отвлекшей его в трудную минуту от такой важной и необходимой заботы о брате? Просматривая газетные сообщения о смерти Петра Ильича, я не ощутил острой критики в адрес Модеста Ильича, и, пожалуй, вообще никакой критики не было, а от его энергичный действий на первых этапах болезни Петра Ильича за­висело многое. Конечно, можно только сожалеть, что возле великого музыканта России не было тогда по-настоящему любимой женщины - жены, человека, друга или матери, безвременно скончавшейся в 40 лет от той же холеры.
       В этом смысле другой великий наш художник, Л.Н. Толстой, оказался в лучшем положении. Несмотря на кризисные ситуации, которые переживал Лев Николаевич во второй половине свой семейной жизни, он до конца жизни пользо­вался любовью и заботой своей жены. Не надо забывать, что Софья Андреевна, несмотря ни на что, его любила. И всю жизнь проявляла чисто материнскую (мо­жет быть, даже иногда нелепую) о нем заботу. Никогда не дожил бы великий пи­сатель до своего преклонного возраста (82г.), если бы не ежедневная забота о нем Софьи Андреевны. Каждый день заказывали для него специальные блюда и зорко
       следили за малейшим его недомоганием. "Левочка любит перед сном съесть ка­кой-нибудь фрукт" - и каждый вечер на его ночном столике лежит яблоко, груша или персик. Для Левочки варится какая-то особенная овсянка, особенные грибки, доставляется из города цветная капуста и артишоки, а для того, чтобы он не отка­зывался от этой еды, от него наивно скрывается цена этих продуктов.
       Мир преклоняется перед величием Толстого, его чтут, его читают. Мир пре­клоняется и перед великим Чайковским.
       Но кому-то надо его кормить, кому-то надо сшить для него блузу и штаны, и, когда Толстой болен, кому-то надо за ним присмотреть. А кто мог присмотреть за благополучием и здоровьем П.И. Чайковского - младший брат, который в труд­ную минуту бросает старшего и предается своим эгоистическим интересам? Можно только сожалеть, что такого лелеющего и пестующего человека возле ге­ния музыки не оказалось.
       Работа же по уходу за Львом Николаевичем была трудная и неблагодарная, и только такая верная и преданная жена, как Софья Андреевна, была способна на это.
       Одна из причин, почему она боялась его ухода, была та, что, если он уйдет, его здоровье не выдержит новых условий жизни, и в этом она, к сожалению, ока­залась права.
       Если бы случилось, что она умерла в начале восьмидесятых годов, когда она была больна, ее память осталась бы навсегда идеалом русской женщины. Про нее бы говорили, что, если бы не она, Толстой никогда бы не написал ни "Войну и мир", ни "Анну Каренину". И это было сущей правдой, что только на фоне семей­ного счастья, которым был окружен Лев Николаевич в первые пятнадцать лет се­мейной жизни, была возможна направленная созидательная работа.
       Надо еще вспомнить и, безусловно, преклоняться перед мужеством Софьи Андреевны, женщины - матери. Из тринадцати детей, которых она родила, она одиннадцать выкормила собственной грудью. Из первых тринадцати лет замуж­ней жизни, она была беременна сто семнадцать месяцев, т.е. десять лет, и кормила грудью больше тринадцати лет. В то же время она успевала вести сложное хозяй­ство большой семьи и сама переписывала "Войну и мир", и "Анну Каренину", и другие вещи по восемь, десять, а иногда и двадцать раз каждую.
       Но вернемся к хронологии печальных событий болезни нашего композито­ра. К пяти часам Модест Ильич беспечно возвращается домой, и, наконец, увидев, что болезнь угрожающе усилилась, посылает за любимым врачом Петра Ильича -Василием Бертенсоном, которого, как потом выяснилось, не оказалось дома. Уси­ление болезни и посылка за врачом, не показались, однако Модесту Ильичу дос­таточно серьезным основанием, чтобы остаться дома, и он снова уехал около шес­ти часов, положив на живот брата согревающий компресс. В отсутствии Модеста Ильича положение становится все хуже и хуже. В промежутке между 6 и 8 часа­ми вечера слуга Модеста Ильича, Назар, не дождавшись Василия Бертенсона, по­слал за первым попавшимся доктором. То, что должен был сделать Модест Ильич
       для "обожаемого", брата сделал простой слуга. Но о холере никто не думал. Со­гласно отчету Модеста Ильича Василий Бертенсон прибывает в 8 часов 15 минут. С его визитом связан очередной фатальный момент в течении болезни. В отчете о течении болезни написано: "Доктор в первое время не мог констатировать холеру, но сразу убедился в крайне серьезном и тяжелом характере болезни". Сам В. Бер­тенсон в воспоминаниях, написанных гораздо позднее с явной попыткой оправ­дать свою некомпетентность в вопросах знания течения холеры и явное неумение ее лечить, утверждает, однако, что он якобы сразу убедился, что у него не обост­рившийся катар желудка и кишок, а нечто худшее. Между тем, как он сам призна­ет, что настоящей холеры он никогда не видел, тем не менее, по освидетельство­ванию выделений больного у него не осталось сомнения, что у Петра Ильича форменная холера.
       Непонятно, как Чайковского мог лечить врач, едва кончивший курс и нико­гда не видевший холеры, в то время как в клинических больницах Петербурга бы­ли рядовые практические врачи, умевшие справляться с холерой и умевшие ле­чить таких больных, т.к. это были не белоручки типа Бертенсонов, изображавшие из себя элитных домашних врачей.
       Василий Бертенсон, осмотрев Чайковского, вышел в соседнюю комнату и заявил родственникам Петра Ильича о серьезности заболевания и то, что такую болезнь он не может лечить, о своей нравственной ответственности, расписав­шись в своей полной беспомощности и бесполезности. Как бы то ни было, пока Василий Бертенсон говорил о своей "нравственной ответственности", равно как и пытался оправдаться, диагноз еще не был поставлен, а время шло.
       Ночь с 20 на 21 октября Петр Ильич провел очень дурно. И только в И ча­сов вечера 21 октября, наконец, приглашенным старшим братом, лейб-медиком Львом Бертенсоном был поставлен диагноз холеры, когда прошло уже более су­ток. И все это время при стремительном развитии угрожающих симптомов холе­ры, когда роль играют часы, Петр Ильич оставался без врачебной помощи. И это отсутствие озабоченности судьбой больного со стороны брата и его неосознание серьезности положения, какое-то непонятное легкомыслие служат достаточным основанием для обвинения Модеста Ильича в оставлении брата без помощи.
       Когда изучаешь материалы последующих опровержений и Бертенсона, и Модеста Ильича складывается впечатление о невольной или заранее предусмот­ренной договоренности о взаимной поддержке перед лицом разъяренной общест­венности, когда возмущенные почитатели увидели, как эти люди вначале ничего не делали на первых этапах болезни Петра Ильича, чтобы спасти больного, а по­том и Бертенсон, и Модест Ильич писали письма с сожалениями о тяжелой утрате и взаимными реверансами.
       Конечно, корпоративный дух медиков помогал и в то время, и действия Бер­тенсона не получили осуждения во врачебной среде. Авторитет лейб-медика Л. Бертенсона, как это часто бывает, вознесенный на вершину славы без доста­точных оснований, в кризисную минуту действовал не так как надо.
       Тут еще вспомнишь заявление музыкального критика М. Иванова в 1881 г. о "щемящем" чувстве, которое он испытал при посещении больницы, в которой умер М.П. Мусоргский, устроенный туда по протекции Л.Бертенсона, и к лече­нию которого тоже имел отношение этот врач.
       Мне всегда казалось, да и это очевидно, что врачи, вращавшиеся в высших сферах около сильных мужей сего мира, поставленные в привилегированное по­ложение, вели слишком легкую и тепличную жизнь. У них не было наращивания огромного опыта в обыкновенных больницах, где через руки врачей проходит ог­ромное количество больных и, следовательно, врачи видят все разнообразие бо­лезней. Уже в то время, в конце 19-го века, холеру умели успешно лечить, осо­бенно, если она застигнута на ранних стадиях болезни.
       Тогда же еще велась полемика о важности неосуществленной во время бо­лезни Петра Ильича теплой ванны, которой врачи в то время придавали огромное значение.
       В субботу, 23 октября (надо помнить, что заболел Петр Ильич 21 октября, в четверг) был поставлен вопрос о назначении больному теплой ванны, как пана­цеи, как средству, могущему переломить ситуацию, хотя положение к этому вре­мени было критическим (начались тонические судороги, совершенно перестали работать почки, не выделялась моча). При обсуждении этого вопроса старший брат, Николай Ильич, и Модест Ильич были против ванны, т.к. их мать, страдав­шая холерой, умерла именно при погружении в теплую ванну. Да и сам Петр Ильич отрицательно относился к этому средству лечения. Л. Бертенсон придавал большое значение теплой ванне, но он не настоял на исполнении этого назначе­ния, и получилось, что он пошел на поводу у родственников - самая худшая фор­ма сдерживания инициативы врача. В таких случаях решительный и уверенный в правильности своих действий врач должен не бояться ответственности и отстаи­вать свою точку зрения. А этого не произошло, и еще некоторое время это меро­приятие было отложено до воскресенья 24 октября, когда, наконец, решились сделать ванну, но было поздно. Погружение Петра Ильича в теплую ванну дало временный эффект, привело к ухудшению сердечной деятельности и нисколько не повлияло на нарушение функции почек.
       В 3 часа утра 25 октября 1893 года П.И.Чайковский скончался.
       Итак, резюмируя вышесказанное, можно упрекнуть Модеста Ильича в не­брежности по отношению к брату, человеку, дорогому всей России, попенять по поводу недостаточно эффективного и некомпетентного лечения больного врача­ми, братьями Бертенсонами, мало знакомыми с особенностями течением холеры и ее лечения.
       В настоящее время лечение азиатской холеры почти всегда бывает успеш­ным и благоприятным, если болезнь застигнуто вовремя. Борьба с гиповолемиче-ским шоком поставлена на высоком уровне, а таковой как раз наблюдался у Петра Ильича. Один из главных методов заключается в обильном наводнении жидко­стью, обезвоженного во время холеры организма больного с растворенными в ней
       электролитами. Введение этой жидкости не капельно в/венно, а струйно и в больших количествах, до 7-8 литров, является наиболее эффективным средством лечения. И только после прекращения рвоты, назначается тетрациклин. Даже сер­дечно-сосудистыми средствами рекомендуется пользоваться с осторожностью, уже не говоря о том, что теплая ванна недопустима и вредна.
       В момент эпидемии холеры Эль-Тор на территории южных областей России летом 1970 года успешно применялись своевременно проводимые проверенные противоэпидемические мероприятия и лечение заболевших.
       Еще мне кажется, надо иметь в виду, что в современных условиях при со­временном состоянии экстренной противоэпидемической помощи и уровне науч­ной медицины гения мировой музыкальной культуры можно было бы спасти. Пусть эпидемиологи и инфекционисты мне возразят.
       Вообще, многих великих людей, особенно умерших от пневмонии, в том числе Л.Н. Толстого, как мне кажется, можно было спасти, и продлить их физиче­скую и творческую жизнь, если бы они жили в наше время.
      
      
      
       Георгий Александрович Никитин
      
      

  • Комментарии: 1, последний от 22/04/2006.
  • © Copyright Никитин Георгий Александрович (George86@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 23k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Оценка: 5.38*16  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.