О'Санчес
Рыхл Дряхл

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 05/03/2022.
  • © Copyright О'Санчес (hvak@yandex.ru)
  • Размещен: 10/01/2022, изменен: 18/12/2023. 859k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Закончен исторический роман, вторая часть дилогии. Его полное имя РЫХЛ ДРЯХЛ (Дамоклов меч прозрения) Первая часть: ВРЕМЯ ИДЕТ, СПОТЫКАЯСЬ О НАС вышла в бумажном виде в самом начале 2021 года. РЫХЛ ДРЯХЛ... Несколько странное название, вы не находите? Но оно мне нравится, и оно говорящее - по крайней мере, для отдельных, особенно проницательных читателей, потому что роман описывает жизнь в Советском Союзе второй половины семидесятых годов ХХ века...Рыхл, дряхл - это, увы, общая характеристика СССР поздней брежневской поры и самого Леонида Ильича...Никто в те годы - ни покойный Маркс, ни Брежнев, ни Бзежинский, ни даже газета єКомсомольская ПравдаЋ не могли представить во всей полноте грядущих глобальных перемен: люди жили себе и жили, как умели, строили дома, делали карьеры, растили детей, смеялись и плакали - а Время шло.Чего нет в романе? Лихо закрученного сюжета, конспирологии, лютых любовных страстей, чернухи... Напряженная интрига тоже, пожалуй, отсутствует... То есть, коммерческий потенциал романа-дилогии - наверное, невелик.Но мне захотелось написать именно так, и у меня это получилось - опять же, как мне видится, по моей личной прикидке. Соглашаться с такой оценкой читателю не обязательно.Я хочу предложить тем, кто этого захочет, полюбопытствовать: просто сесть и почитать, никуда не спеша, не скользя по диагонали страниц в погоне за развитием сюжета. А вдруг у него получится - и он погрузится в атмосферу той удивительной поры, той уходящей эпохи на склоне века... Если чтение-погружение его, читателя, развлечет - хорошо. Если заставит о чем-то задуматься - тоже нормально, хотя и не обязательно...Все, что я могу сказать в свое предварительное оправдание: я старался.

  •   О'САНЧЕС
      
      РЫХЛ ДРЯХЛ (Дамоклов меч прозрения)
      
      
       Время - перемолотое в пыль вчера, осевшее на сегодня.
       Есть еще и завтра, но его пока нет.
      
      
      Этот Город позволяет мне жить в нем на правах симбионта. Да, он питается мною, он постоянно осматривает меня, вечноголодный, ощупывает, обнюхивает: "Что, что ты еще приготовил для меня, муравей, что ты еще можешь мне дать? Где это, не прячь от меня, я вижу, давай сюда, давай, я алчу."
       Но и я живу от его щедрот, пью его вдоволь: тело мое, глаза, ноги, разум - каждый день наполняются им доверху, без расчету - и я не хочу иного, ибо Город, кровь его и дыхание желанны и необходимы мне, как мои собственные.
       Наш с ним взаимообмен неравноценен: я получаю много больше, чем отдаю...
       Но и он почему-то не возражает и неизменно добр ко мне и приветлив.
       А к кому-то хмур...
      
      
      
      
      
      
      
      П Р О Л О Г
      
      Мне по-отечески жаль всеобщего будущего: оно, в основном, разменивается на пустяки.
      С одной стороны, конечно, уныло: человечество, словно старый осел, навеки привязанный к мельничному колесу, бредет по кругу, безнадежно мечтая о спирали, по которой он, постепенно разматываясь, уйдет н-нафиг от скотского своего существования среди осточертевшего пейзажа...
       А с другой стороны - как раз хороша стабильность: не только мы, люди третьего тысячелетия, способны понять людей библейских, клинописных и античных времен, но и они нас запросто, ибо все одного корня, с лаптями, лопатами и лаптопами.
      И вообще, как в свое время выразился, по-моему, Экклезиаст: мир един - с флорою своею, с фауной и неорганикой, движимой и недвижимой.
      Иными словами, разделяй его на части, властвуй над ним, сила Тьмы (или, там, сила Света), натравливай одну его часть на другую, скармливай тех, кто посмирнее - тем, кто временно властен... Нет, вновь сольются под руководством Времени в единое целое, словно дождевые капли в кривую лужу на щербатом асфальте... История меняет одни тела на другие, а люди все те же. Входим и выходим. "На бис" не повторимся.
      Я всматриваюсь в Лука, а тот, весь в нетерпении, глядит в окно, в питерскую осень одна тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, и колеблется: переждать эту поганую морось в домашней крепости, или бежать к трамвайной остановке, дабы не опоздать на рандеву с ребятами, своими новыми друзьями: Володей Ничипором, Витей Бочкиным и Юрой Кузнецовым?.. На факультете психологии нынче вечером торжественная часть и танцульки, в честь пятьдесят седьмой годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции; сам праздник пришелся на четверг, а дискотеку сдвинули на восьмое, на пятницу. Впрочем, революционная пятница тоже выходной, и с магазинами проблема. При этом, среди советской молодежи полагается к данному волнующему действу заранее затариться 'горючим', а до этого скинуться на него, а до этого встретиться на Сенной, то есть, на выходе со станции метро 'Площадь Мира'.
      Лукова голова уже слегка обросла к ноябрю, с июля не стригся, но чтобы патлы по плечи - увы, нет, до этого еще очень далеко. А там уже, на втором курсе, начнется военная кафедра, 'военка', и всех заставят коротко остричься-оболваниться. Эх... Но до этого еще тоже путь не близкий, около десяти календарных месяцев. Нет у него в заводе ни зонтика, ни плаща-дождевика, и все же пора поторопиться - Лук не любит опаздывать.
       Живет Лук на Васильевском острове, на проспекте КИМа, 28, в многоэтажке белого кирпича на пятом этаже. Общагу ему не дали, как простофиле, не имеющему справок о малоимуществе семьи, посему возникла неизбежность: искать съемное жилье... До двадцатых чисел сентября удалось прокантоваться в химической общаге на Пятой линии Васильевского острова, но студенты-химики скоро вернутся с каникул, на свои законные места, а остатки абитуры, то есть конкретно Лука, оттуда вот-вот выселят в принудительном порядке... Надо, надо срочно что-то придумать... и найти... Где, где? Где все в Ленинграде ищут: на канале Грибоедова, у Львиного мостика, там с давних пор существует толкучка, сиречь стихийный рынок жилья: купи-продай, сдавай-снимай. Вешают объявления, переписывают объявления, в устной форме переговариваются, обсуждая условия и цены... А покупают и продают, если строго следовать смыслу заявленных терминов - очень редко, ибо кооперативное жилье на продажу само по себе явление не частое, в основном 'дикая' аренда государственного... Умные и осторожные люди предпочитают делать это через родных и знакомых, но у Лука нет в Питере никого, кроме дальних родственников, которых он не видел ни разу в жизни, и родного старшего брата, отставного студента, которому еще полгода с лишним в армии трубить. Комната Луку нужна, очень нужна, всего лишь комната в коммуналке - разумеется, что не квартира, ибо квартиры дороги: от пятидесяти рублей в месяц и выше!
      Все равны перед собственной глупостью. По юности своей и от величайшей неопытности, нарвался Лук на мелкую мошенницу-алкашиху, промышлявшую постоянной ложной сдачей своего жилья (а может и чужого, этого Лук так никогда и не узнал наверное), комнатой на Петроградке... Знакомство на Львином мостике, поездка и осмотр комнаты, в которую можно будет заселиться уже послезавтра, после обязательной уборки, а пока аванс, двадцать рублей из двадцати пяти ежемесячных... Тетка некрасивая и старая, под сорок, не раз и не два битая жизнью, пьянством и людьми. Неделю она ему голову морочила с постоянными внезапными отсрочками, но в итоге Лук прозрел, и кровные два червонца удалось вернуть. Только Лук не любит вспоминать этот эпизод: можно ведь было и срок по нему схлопотать... за жесткие методы и угрозы... Но, похоже, Лук, очень уж охренел в тот очередной и последний 'осмотр жилья' от теткиной наглости, потребовавшей еще червонец, и от собственной ярости, переходящей в бешенство: он действительно был готов на многое - да так явно, что мошенница струхнула и деньги вернула. Со скандалом и взвизгами, но отдала. И тут же, на выходе из дома, в котором находилась ее комната-приманка, пожаловалась на него участковому! Дескать, угрожал смертью: хотел задушить и зарезать. Ну и дура же! Но и Лук немногим умнее себя проявил, если клюнул на такую... с первого же взгляда сомнительную приманку. И вот они оба уже 'в участке', наперебой дают показания лейтенанту, немолодому лысоватому 'квартальному', с лицом и сложением громилы.
      - Что-о? Какой нож!? Нет, ну как вам не стыдно!? Вы бы лучше сказали, зачем еще от меня десять рублей потребовали? Лучше те двадцать пять верните, что уже у меня взяли! И нет у меня никакого ни ножа, ни пистолета, можете проверить, товарищ участковый!
      Тут уже осатанела тетка-мошенница: этот лупоглазый придурок мало того, что свои деньги забрал, угрожая зарезать, так еще и перед квартальным представление устроил, и еще от нее четвертак требует! Тетка возмущено-привычно заголосила, но дюжий мент фыркнул в нее матюгом и сжал мосластый кулак, привстал даже из-за стола: притихла мгновенно, словно кляп в рот залетел - Сергей Иванович Ступак и его методы воспитательной работы с подведомственной шантрапой очень хорошо ей известны.
      - Ты, Раиса, никак успокоиться не можешь, опять за старое взялась?.. Взялась, не спорь, соседи мне подтвердят, дружно и в письменном виде, ты же знаешь своих соседей. Будем тебя сажать, или как?.. Мда, похоже, придется тебе выписать курортную путевку 'на юга' сибирские, годика эдак на четыре... Уголовники, понимаешь, все вокруг нее... а теперь уже и сама в обиженку подалась. Тихо! Вернула она тебе деньги?
      Лук ошарашенно выкатил на мента честные глаза, понес было указательный палец к груди - рука задрожала, полуоткрытые губы тоже... вот-вот заплачет... Под носом пушок, прозрачный как две сопли... Пацаненок натуральный, у Ступака младший сын его старше.
      - Не-ет. Вот... у меня в кошельке... степуха, а больше у меня и нет ничего... Она еще хотела червонец...
      Многоопытному участковому все было ясно и без дополнительных вопросов. Новенький студенческий билет и паспорт у паренька-ушастика явно, что не поддельные, и ситуацией напуган по-настоящему. А Раиса Никифорова, тридцать шестого года рождения, элемент известный, да еще и блокадницу из себя изображает, ишь... бородавка во лбу набухла, сейчас пойдет истерику в массы пускать... если не пресечь. Но сегодня вроде бы трезвая.
      - Да, гражданка Никифорова, от трех до пяти. А то и поболе, раз уж мы в рецидивистки подались... - Ты! Будешь на нее заявление писать?
      Лук на мгновение смешался от окрика-вопроса в его сторону, кинул взгляд на мошенницу-Раису: та сидит на стуле, в двух метрах от Лука, покачивается, губы аж побелели, вот-вот в обморок грянется от оглушительной нереальности происходящего и невозможности немедленно выпить.
      - Деньги отдаст - не буду предъявлять.
      Мент дернул было ухом на довольно-таки неожиданный термин из уст лопоухого и скромного паренька-студента, но пропустил: он и так в своем околотке завис плотно, со всякими бумажными отчетами, с утра не жрамши, а тут сиди и разбирайся в чужих гнусяках. Лук от волнения даже и не заметил своей обмолвки, явно свидетельствующей о том, что советскому студенту-первокурснику престижного ВУЗа не чужды специфические знания о блатных пережитках прошлого и настоящего.
      - Ты, Раиса!? Минута на ответ, конкурс капитанов. Деньги! Ну!
      Тетка, уже не сдерживая горючих слез, полезла в ридикюль, отсчитала червонец и три пятерки, швырнула в Лука:
      - Н-на, подавись, сволочь ты бесстыжая! Г-гадина ты!
      Разноцветные купюры, одна красная и три синие, беспорядочно попадали на ветхий, с выбоинами, коричневый крашеный паркет, а участковый, обрадованный донельзя, что прямо на месте и без бумажной волокиты удалось умять-уладить всю эту мазуту, на правах блюстителя чистоты и оперативного вершителя судеб тут же налился привычным гневом и зашипел, мерно стуча корявым, запачканным чернилами пальцем по краю столешницы.
      - Вот, молоде-е-ец, Раиса, у-умница. А теперь подбери с полу деньги, аккуратно, жопа сраная, бережно и быстро, слышишь, швабра помойная, и отдай их как положено, из рук в руки. Иначе будешь ночевать в обезьяннике! Ну!!! А еще вякнешь хоть одно сорное слово... хоть одно единственное слово без разрешения - любое! - подболтаю тебе, в довесок к большой посадке, для разминки к основной, полторы декады за мелкое, как в этом... фильме с Пуговкиным и Шуриком. Не отходя от кассы, даже наверх домой поссать не отпущу. Молчишь? Вот, умничка, продолжай молчи. Теперь отдай. Теперь ты! Лук! Проверил сумму? Хорошо. Точно режика-ножика в карманах нет? Ну-к, встань, руки в гору!
      Мент, заранее зная результат, наскоро обхлопал тощую спину, грудь и ноги Лука, провел ленивой ладонью по бицепсам и предплечьям...
      - Ладно. Идите оба, от греха. И больше здесь не появляйтесь, не то рассержусь. Документы не забудь, орел.
      Какая радость от совести? Но зачем она - без нее? Была, была, что уж греха таить, была мыслишка у Лука: присвоить добычу-контрибуцию от квартирной мошенницы Раисы, ибо заслужил ведь, реально заработал, как Робин Гуд... Но на лжи не вырастают истина и радость. Лук пересилил, превозмог в себе искушение легкой и уже свершившейся поживой: остановился сразу после выхода из вонючей парадной, под тусклой лампочкой, запертой в проволочном коконе, вынул из кармана деньги, чужие двадцать пять рублей... взвесил в кулаке... Не, нельзя их брать! Так неправильно поступать, нет, подловато примерять себе чужой венец: он, Лук, не штопорила, не фармазон и не ворюга, он будущий ученый, психолог, академик... За деньги - что угодно! Но не кто угодно.
      - Эй, крыса-раиса! Держи свою капусту, сучка поганая! - Лук добавил в свою речь пару совсем уж непечатных ругательств и махнул правой рукой, с форсом, чтобы бумажки веером!.. Но купюр было всего четыре, и не улетели они далеко: одну пятерку тетка сцапала на лету, остальное быстро подобрала, матерясь сквозь зубы, с мокрого асфальта, прямо из дрожащей от мороси лужицы, грязной и мелкой, сплошь заплеванной беломорными окурками. А Лук-победитель словно бы погас эмоциями от пережитого-пройденного, не стал участвовать в перебранке: молча отвернулся от ее полушепотных угроз и пошел прочь из проходного двора, на Кировский проспект, потом направо до угла, и еще раз направо, строго по горбатому проспекту Максима Горького, до Мытнинской набережной, в 'шестерку', в студенческий профилакторий, куда его, бесприютного, в сентябре пристроили на неполный месяц сердобольные сотрудники университетского студгородка... За шесть рублей, все официально, он же студент, имеет право.
      Мелко моросило, но это совсем не тот дождь, что вчера, когда на улицу даже с зонтиком нос не высунуть... А если без зонтика, то и вообще... Оставалось там, в профилактории, пожить неделю, а дальше-то, что Луку делать и где обывать?.. Сей эпизод случился в пятницу, одиннадцатого числа, прошлого месяца октября...
      Потом примчались, самолетом от Павлопетровска до Москвы и поездом до Ленинграда, встревоженные родители первокурсника Лука, и - тоже не от большого опыта - сняли ему проходную комнату в трехкомнатной квартире пенсионерки Марины Эйхенбаум на проспекте КИМа Васильевского острова, в доме 28, где ему предстояло жить до конца первого курса... А там сессия, стройотряд, для получения общаги предки подсуетятся с необходимой справкой о том, что у них в семье на душу населения приходится не более сорока пяти рублей в месяц... Взрослая жизнь началась.
      В тот праздничный вечер Лук не опоздал, и они с ребятами умеренно повеселились. Умеренно, потому что денег хватило только на три бутылки сорокоградусной (всего было две поллитры столичной по 4.12 и одна перцовая настойка, еще более противного вкуса), которые пили почти без закуски, впятером, по очереди, из одного мятого пластмассового стаканчика. Хорошо, хоть, что это бухло удалось добыть в праздничный день, когда вся страна в активном отдыхе, а 'дежурных' работающих магазинов кот наплакал...
      Девушек на танцульках подснять никому толком не удалось, кроме Шелухина Сереги, а Лук потом еще и блевал уединенно, в темноте двора альма-матер - особняка графов Бобринских, что угнездился на улице Красной 60, бывшей Галерной.
      В память ему навсегда врезался тот миг: ясный вечер, почти ночь, плюс два, распогодилось, дискотечный шум доносится из-за стен и окон, но он почти не мешает тишине двора. На втором этаже, в конце левого флигеля, в черном окне коридора мигают два красных огонька - двое курят, скорее всего он и она... Только Луку не до девушек и не до очевидцев: хрен с ними, пусть смотрят. Он согнулся пополам, рычит и давится, выпучив глаза на округлые пупырыхи близкой булыжной мостовой. В рваном свете фонарей эти все еще мокрые от недавнего дождя неровности похожи на лаковую поверхность сумочки из искусственной крокодиловой кожи - мать себе купила такую в прошлом году... Эх!.. Другие-то ребята нормально себя чувствуют, блевать не убегают! Луку было противно и грустно ощущать себя слабаком-винопийцей, вдобавок и возвращение на угасающие танцы ничего хорошего не сулило: рвотный шмон изо рта отпугнет любую вменяемую девчонку, а здесь его просто нечем заесть или запить. К тому же Лук не курит... Нет, пора домой, на Голодай.
      
      Тем временем, огромная страна даже не подозревает о жилищных невзгодах и рвотных метаниях одного из юных сыновей своих, у нее и без Лука очень много больших и малых забот в необъятном океане событий. Только что закончился на Центральном телевидении показ первой серии телевизионного фильма 'Люди и манекены', с Аркадием Райкиным в главной роли. Супруги Брежневы, Леонид Ильич и Виктория Петровна, отдыхают от шумных праздничных дней у себя в Заречье, вдвоем, без гостей и родственников, в уютной тишине. Они еще днем предвкушали программу-бенефис любимого артиста - и не прогадали, посмеялись от души.
      - Вот, умеет же Райкин так поддеть, с огоньком, так всех пропесочить, что... А, Витя? - Все еще посмеиваясь, Брежнев приобнял супругу за пухлое плечо: ему хотелось поговорить, обменяться впечатлениями... И покуда Виктория Петровна собиралась с ответом, задал тот же полувопрос охраннику, Володе Медведеву, сидевшему перед телевизором (отечественный, марка 'Рубин' - Прим. авт.) на даче вместе с царственной четой:
      - А, Володя, ты-то как? Понравилось? Глянь, что там на улице - вроде бы, дождь?
      Медведеву телефильм тоже показался неплох, и он мог бы подтвердить это с легкой душой, без поддакивания, но супруга Брежнева открыла рот первая:
      - Леня, он самый лучший из наших сатириков, ну просто прелесть! И остро так, и с юмором! А перевоплощается - любо-дорого! То в одного, то в другого - умора! Я каждый раз удивляюсь: как же это всегда ему удается выдумывать!?
      - Да, Леонид Ильич! Прямо скажу: отличный фильм! - Это уже Медведев откликнулся, все сделал как положено: кратко, непринужденно, соблюдая должную субординацию. Он, конечно, мог бы слегка дополнить, доложить, если бы потребовалось, информацию насчет 'удается выдумывать': начальник охраны, Александр Яковлевич Рябенко однажды сообщил ему в доверительной беседе кое-какие сведения о Райкине и его творческом окружении... В данном случае и в данное время, текстовую часть большинства райкинских номеров и реприз ему пишет некий Михаил Жванецкий, тоже еврей. Именно по причине пятого пункта, которым отмечено большинство сотрудников-соратников Аркадия Райкина, соответствующим службам пришлось разрабатывать их личные дела. Нет, конечно же, к самому Аркадию Исааковичу претензий нет и быть не может! Человек заслуженный и многажды проверенный, но, вот окружение... Западные спецслужбы, через своих израильских коллег, вполне могли внедрить... чтобы тем или иным способом влиять... в том числе и на репертуар... Но все сигналы, даже когда они есть, тонут как в проруби: ленинградца Райкина генсек очень ценит, любит и уважает, еще со времен войны! В обиду не дает. Так, теперь погода... Что там за окном?..
      - А на улице вроде бы и накрапывает, Леонид Ильич, но совсем чуть-чуть, не как вчера потоп...
      Брежнев, не дослушав, бодро зашаркал тапочками (в туалет направился), и через пару минут продолжил беседу со своим новым любимцем из охраны, Володей Медведевым, словно бы не было паузы в разговоре.
      - Ну и пусть себе накрапывает, а нам здесь сухо и тепло, да, Витя? Мать честная: девять часов уже! Да: вон уже - Программа 'Время'. Володя, чуть потише сделай... но не выключай. Ну, что, дорогие товарищи... еще по рюмочке зубровочки, по маленькой, а не как этот... в рыцарском зале... в гробнице... - Брежнев счастливо хохотнул, вспоминая только что увиденное, энергичной рукой откинул со лба прядь волос...-... и потом по чашечке чая на сон грядущий. Кто против? Ну, тогда единогласно, раз никто не против. Володя, будь добр...
      - Сядь на место Володечка, сядь, я все сама сделаю! Мужчины, вы тут пока за столом разбирайтесь, кушайте, кушайте, а я вам сейчас чайку свежего заварю. И варенья добавлю. Володя, я смотрю, ты тоже с крыжовником любишь... У нас все свое, домашнее, своими руками!
      А в это же самое время, буквально в десятке верст отсюда, в клинике Бураковского, умирал весьма известный человек, в какой-то мере коллега Аркадия Райкина, артист оригинального жанра, заслуженный артист РСФСР Вольф Мессинг. Сделали ему операцию на подвздошной артерии, операция непростая, но вполне ординарная, все прошло в штатном режиме, но - вдруг! - затрепетал организм, пошло внезапное ухудшение по всем фронтам, с отеками: легкие, сердце... мозг. Врачам на летучем консилиуме стало совершенно ясно: еще час, ну два... Так и вышло: не дотянув одного часа до наступления новых суток, на семьдесят шестом году жизни главный парапсихолог Советского Союза Вольф Мессинг скончался.
      Чуть позже, уже в субботу, в соответствующих службах КГБ прошелестел снизу вверх, 'по инстанции', соответствующий информационный сигнал, и долетел довольно высоко, лег на стол аж самому Цвигуну. Информацию тот прочел дома, за обедом - из экономии служебного времени. Мало ли что выходной? - работа не ждет.
      - Что это?.. Кто... кто там помер?.. Какой еще Мессинг... Ну-ка... ну-ка... А-а! Да нет, Роза... ничего серьезного. Этот умер... гипнотизер-самоучка, Мессинг. Ну и ладно, все там будем. Я Юрию Владимировичу даже и докладывать не стану, смысла нет. Что?.. Какой он к черту ученый, Розик!? Просто фокусник, мошенник, грубо говоря! Мы в свое время хорошо так справочки по нему приподняли... Добавь еще хлебца, строго один ломтик... О, спасибушки... Нет, соли достаточно... Какой он к черту... Что ты! Он такой же телепат, как я телеграфный столб! Все, что про него написал этот штыбзик из 'Комсомолки', журналист Хвастунов, тире Васильев, оказалось полным враньем!.. Чтобы стать экстрасенсом, не надобно большого ума, достаточно желания, наглости и невежества. Мы же проверили: и насчет Сталина, и насчет сберкассы... Абсолютно все, что он о себе, о своих способностях распространял, Мессинг этот - полное вранье, стопроцентное. Что?.. Да нет, ну, наверное, кое-какие способности у него имелись, я видел наши съемки, там не только подставные... но в целом и основном... Ладно, про один его фокус я тебе расскажу, это не наша тайна, да и вообще не секрет. Без имен и обстоятельств, просто, чтобы дать понимание, что к чему. Однажды, во время очередных гастролей, к нему якобы обратились наши коллеги, сотрудники из системы внутренних дел, дабы он помог раскрыть хозяйственное преступление. Дело было в Сибири, в одном крупном промышленном центре. Дескать, посидел он, поприсутствовал на допросе одного подозреваемого типа, и потом четко вывалил следователям всю подноготную преступления: даты, явки, имена... Прочитав мысли подозреваемого. Преступление в итоге раскрыли, все признались и получили по заслугам, следствие представило официальный рапорт о благодатной роли в этом деле товарища Вольфа Мессинга... Да. А потом еще один, закрытый докладец-объяснительную пристегнули: оказалось, что хитроумный товарищ, который по этому делу работал, просто не хотел засветить своих секретных помощников-информаторов, и необходимую по делу информацию свалил на Мессинга. Все, разумеется, поверили, а тот и рад!.. Да, вот так вот бывает! Ладно, умер - и тема закрыта. У нас по уши других проблем, более серьезных, нежели посмертно выводить на чистую воду фокусников оригинального жанра, в той же Сибири, например. Да и в Москве. Кофейку - и я опять к себе поехал!
      
      Г Л А В А 1
      
      
      Ощущения каждого из нас - истина в первом приближении. Для того, чтобы это 'первое приближение' так и не осталось единственным и далеким, потребна тяга к осмыслению все новых и новых знаний. Отнюдь не та унылая тяга, которую обеспечивают в общественной жизни штрафы, шпицрутены, двойки в дневнике и прочие шенкеля со шпорами, но та, негромкая и лютая, горячая, ненасытная, без которой и жить-то в полную силу незачем.
      Только сторож ли ты нерадению своему? Слишком уж многие из нас оттачивают свои невежество и лень до стадии дурака.
      Я хорошо помню хмурые ноябрьские дни семьдесят четвертого года, равно как последующие и предыдущие, в безбрежной череде праздников и будней. Вот один из нечастых вечеров, когда мы собрались дома, вся наша маленькая семья, и никто никуда не спешит. Вечная угроза тишине - домашние телефоны, один общий, с отводкой на кухню-столовую, другой в отцовском кабинете, но и они примолкли: свернулся сонным калачиком на кухонной тумбочке в углу финский сиреневый, отводной от главного спального, мамин любимец (иногда и я им пользуюсь), и там, через две стены, папин рабочий, одновременно похожий на взведенный адский механизм и на нетопыря из сказок, черный, красноглазый, нахохленный, готовый разразиться яростными криками в любое время дня и ночи...
      Мои дорогие родители, папа плюс мама, Тимофеевы, и примкнувший к ним я - чаевничаем на новой московской кухне, где еле-еле-еле уловим, но все еще витает запах недавнего лакокрасочного новоселья; чаевничаем - это значит пьем свеженамолотый кофе с разнообразными калорийными вкусностями, расставленными по всей поверхности камчатной скатерти, серебристо-красной, с охряными узорами, покрывающей монументальный, купленный в комиссионке стол из мореного дуба. Стоил бешеных денег! Но у нас, благодаря папиной должности на папиной работе, деньги не переводятся... Хотя, лишних тоже нет.
      Стол под такой скатертью похож на громадную овальную шкатулку 'a la Мстера' и придает пятнадцатиметровому пространству кухни праздничный, быть может, чуточку аляповатый внешний вид. Но маме по душе оранжевые, теплые цвета, а нам с отцом по фигу, лишь бы маме нравилось. Всей нашей семье приятно усаживаться вокруг этого дубового чудища, откушивать, чем бог послал, обсуждать повседневность и вспоминать разные случаи из прежней, уже навеки прошлой жизни, которая осталась там, в Павлопетровске... Мама исправно доставляет к семейному столу сплетни из новой московской жизни, со своей новой работы, а папа - нет, строго настрого нет. Даже анекдот про Брежнева или китайцев может себе позволить в присутствии сиреневого телефона, а сведения по работе - полный молчок. В данном сочетании легкого фрондерства и языкозаззубамства есть этакий своеобразный московский служебный шик, папа его старательно соблюдает. Вероятно, все же, он находит время и возможность делиться кое-какими подробностями событий своих с мамой... так мне кажется... не без оснований... Но с мамой - можно. Мне она - мама, а папе, разумеется, жена, самый надежный спутник в его жизни, самый верный. Нет, ну и я, в какой-то мере... тоже как бы не болтун... Но мама гораздо больше моего отведала в своей жизни испытаний и проверок на прочность.
      Нередок и собственно чай в нашем доме, обычно черный, иногда зеленый или, там, каркаде, а привычнее, все же, кофе. Казалось бы, ужин, вечер на дворе - какой еще может быть кофе на сон грядущий? Но ужинаем мы рано, как правило, около девяти, а ложимся спать поздно, за полночь - и я, и родители. Так что не мешает.
      Но даже у мамы, активной поборницы шикарного западного образа жизни, в словарном запасе отсутствует слово 'кофейничаем'. Насчет потенциально словообразующего термина от слова 'какао' я вообще целомудренно молчу, однако же изредка мы пьем и какао... Точнее, 'горячий шо-ко-лад'! А вот чего у нас на кухне в заводе нет из съестных припасов, так это новомодного растворимого кофе. Но я, в отличие от родителей, его не презираю, при случае закидываюсь на стороне, и даже нахожу вкусным, особенно если со сгущенкой. Главное, перед предками не афишировать свои плебейские наклонности.
      Мама опять принесла из своего дамского мирочка свежайшую сплетню-сообщение, на сей раз о смерти гипнотизера Вольфа Мессинга; отец поленился идти в кабинет, звякнул куда-то по кухонной телефонной отводке, и подтвердил услышанное... Причем, тут же, проигнорировав латинскую мудрость насчет 'хорошо, либо ничего', резко высмеял репутацию покойного и его 'научные опыты', уложившись в пару энергичных фраз, а мама пыталась смягчить отцовские оценки, апеллировала к народной славе и очевидным его успехам на сеансах 'чтения мыслей'.
      Разумеется, в этом вопросе я был полностью на стороне отца. Мама, оставшись в подавляющем меньшинстве, неглубоко возмутилась заговором примитивных, грубых и невежественных мужчин, дальнейший спор по теме прекратила, но, похоже, осталась при своем мнении.
       Много этих самых квазиартистов и псевдоученых шустрило в те годы по городам и весям необъятной Родины: все эти Вольфы Мессинги, Тофики Дадашевы, Розы Кулешовы, Сергеи Виноградовы, Юрии Гор... Хотя... На одного такого парапсихологического сорванца я посмотрел с очень близкого расстояния, и увидел его чуть иначе, нежели остальных его ушлых коллег по гипнотическому промыслу.
      Более полугода назад, ранней весной семьдесят четвертого (Ач-чуметь! - я ведь тогда еще обитал в Павлопетровске! Школьником! Девственником! Провинциалом! Будто в прошлом веке все это было!), тридцатидвухлетний 'ученый-психолог', Юрий Горный проводил свой очередной 'научный сеанс' в средней школе ?1, где учились, успешно добивая среднее образование в его собственном логове, мы с Луком. Иначе говоря, сей энергичный и предприимчивый товарищ осуществлял по сибирской провинции полуподпольный 'чес', увлеченно гастролировал, за живые деньги, разумеется.
      Неугомонный Лук уже успел к тому времени, в свои неполные семнадцать лет, напрочь пережить увлечение телепатией и гипнозом... И меня чуть было не увлек... Почему напрочь? Потому что сперва увлекся, потом вдрызг разочаровался, я же толком и не загорелся, просто не успел. А ведь он поначалу такой уж был энтузиаст, что закачаешься! Но вовремя остыл, почти неповрежденный очередным, недостаточно мощным порывом во что-то сакральное уверовать - эмоции уступили разуму. Ибо, как утверждают древние (не ручаюсь за подлинность цитаты, взятой мною из вторых-третьих рук): 'Affectus potest respicere fortis solum contra backdrop de infirma mens.' То есть, чувства могут выглядеть сильными только на фоне слабого ума.
      Короче говоря, в поиске новых знаний, способных принести обладателю социальное и личное могущество, освоил мой лучший друг бездну печатных материалов по данной теме, от сомнительных статеек в 'Науке и религии', до переводных трудов, осевших в павлопетровской библиотеке имени Ленина, что на проспекте Ленина, искал и читал, покуда не нарвался на книгу некоего Чарльза Хэнзела 'Парапсихология'. Сам я ее не изучал подробно, в отличие от Лука, только пару раз в руках подержал... полистал... И навсегда запомнил, не особо вдумываясь в содержание. Книга, тем не менее - выдающаяся по результату.
       Розовая с черным, вся в полумасонских геометрических символах - волнах, квадратах и треугольниках... толстая... Мне даже и глаза не надо закрывать, чтобы увидеть ее, словно бы наяву... Гм...
      Редактор-E.А.Девис-Художник-Ю.Л.Максимов-Технический-редактор-А.Г.Резоухова-Корректор-Е. В.Кочегарова-Сдано-в-производство-3/VII1970 г.-Подписано-к-печати-19/XI1970 г.-Бумага?3-84×1081/32=5 бум.л.-Усл.печ.л.:16,80.-уч.-изд.л.15,85.-Изд.? 12/5425.-Цена74коп.-Зак.706-Издательство-"Мир"-Москва,-1-йРижский-пер.,-2-Ордена-Трудового-Красного-Знамени-Ленинградская-типография-?-2имени-Евгении-Соколовой-Главполиграфпрома-Комитета-по- печати-при-Совете-Министров-СССР-Измайловский-проспект29-на-хрена-мне-нуж... Гм...
       На хрена мне нужен весь этот информационный мусор!? Я себя спрашиваю!? Но ответа по-прежнему не нахожу, и просто помню. Помню - и почему-то до сих пор все это пыльное прошлое моему цветущему организму ничем не мешает... Ах, да, едва не забыл: послесловие академика А.И. Китайгородского. (Это моя личная шутка-утка была насчет 'чуть не забыл': вспомнить невовремя или не вспомнить вовремя - такое со мною случается, а забыть - нет.)
      Короче говоря, дружбан мой Лук нарвался на книгу Хэнзела и выпил ее до дна, залпом - так уж она ему по душе пришлась! Считаю, что Луку (да и мне заодно, честно говоря) с нею подфартило. Особенно Луку та книжица в тук пошла, а я-то в любом случае за компанию экстрасенсорикой увлекался, не то, чтобы из-под палки, но с холодком. Моя Вселенная не нуждается в постороннем боге. Вы спросите: в чем именно заключались фарт и везение? А вот в чем: этот Чарльз Эдвард Хэнзел с юности был фанат всевозможных экстрасенсорных феноменов, от простейшего гипноза до телекинеза и левитации, ну такой в доску огонь-энтузиаст, что нам с Луком и не снилось! При всем своем неумолимом фанатизме, старина Хэнзел обладал не только природным разумом, но и научным складом ума, подлинным, въедливым, весьма объемным! В итоге, данное противоестественное сочетание личных свойств и привело его к созданию великой 'Парапсихологии'!
      Хэнзел решил доказать скептикам и маловерам, что экстрасенсорные эффекты - не сказки, не вранье, не фокусы, но - часть реального физического мира, такая же неотъемлемая составляющая, как теорема Пифагора, эффект апноэ или специальная теория относительности Эйнштейна. В итоге, дотошный Хэнзел перепробовал и перепроверил, лично и опосредованно, многие, многие тысячи заявок на феномены... И не нашел ни одного достоверно доказанного случая! Ни одного!!! Это не считая многочисленных доказанных случаев вранья и откровенных шарлатанских подтасовок. Всегда обнаруживались варианты, с помощью которых можно было бы достичь изучаемого эффекта иначе, проще, без 'волшебства'. Истины и открытия в доверии не нуждаются, им необходимы сомнения. Принцип бритвы Оккама во всей своей простой разрушающей красоте!
      Что сие - бритва Оккама!? Ну... есть такая. Это как с фокусами потомственного мага и волшебника Игоря Кио: мы же знаем, что никто никого не распиливает пополам на арене цирка. И веруем в чудо только во время представления, подозревая априори, что существует и более простое объяснение увиденному зрителем там, среди лошадей, клоунов и опилок.
      Одним словом, лично я, да и Лук тоже, по прочтении данной книжицы, были оба насквозь, наповал сражены феноменом покруче телекинеза, сиречь способности сдвигать горы и соринки силою мысли, а именно: ярый, беззаветный адепт парапсихологии нашел в себе разум, силы, честность и мужество исследовать предлагаемые эффекты - и ни разу не сыграть в поддавки со своей мечтою в изучаемые чудеса! Жизнь положил на то, чтобы продолжать раз за разом опровергать то, во что продолжал верить! Но подвиг его так и остался незамеченным подавляющим большинством как дремучего, так и прогрессивного человечества. Мы с Луком засекли и восхитились, а История, лениво позевывая, мимо прошла. Увы и да: великаны духа, как правило, живут среди пигмеев духа, на правах лилипутов. Для человеческой цивилизации это нормально.
      В итоге, к тому времени, когда в школу ?1 прибыл на заработки научный исследователь Юрий Горный, со своими психологическими опытами-чудесами, то я и Лук были уже завзятые скептики. Только я держал свои знания при себе, памятуя из одного странного древнего парадокса, что скромность - это коварство превосходства, Лук же придерживался первой половины той же сомнительной максимы-дилеммы: скромность - робость рассудка. ('Скромность - робость рассудка, либо коварство превосходства' - Прим. авт.)
      То есть, мы с ним находились по разные стороны от этого заявленного или-или. Нам с Луком разнобой в подходах ничуть не мешал: нашу дружбу - даже влюбленность в одну и ту же одноклассницу (и сопутствующая ревность, куда без нее!) повредить не смогла.
      Так вот, продолжаю. Этот Юрий Горный оказался, в отличие от матерого шарлатана Вольфа Мессинга, носителем кое-каких реальных способностей: он умел считать, и он обладал приличной памятью! Уж я-то неплохо разбираюсь в данном феномене. Помимо очевидных мнемонических приемов запоминания и тайных подсказок ассистентки, он проворно схватывал и запоминал на лету очень весомые объемы информации, почти безошибочно!
      Ведь в чем основной и универсальный алгоритм работы 'гипнотизера' с залом? Они все - точно так же, как поэты, инквизиторы, карманные воры, старатели по добыче драгметаллов: просеивают тонны пустой породы, чтобы добыть в итоге щепотку искомых самородков. Самый распространенный прием, с которого начинается 'гипнотическое' просеивание: предварять основное выступление нудной якобы 'научной' лекцией.
      Очередной Сергей Виноградов, Михаил Куни или даже сам великий Вольф Мессинг со своим скрипучим тенорком: ОН занудно вещает бесцветными словами всякую хрень об истории человеческого разума, а его ассистенты бдительно изучают аудиторию, высматривают тех, кто начинает клевать носом, кто задремывает под убаюкивающие слова. Эта лекция - тайный тест на высокую гипнабельность людей толпы: из их числа потом будут набраны и выведены на эстраду 'участники психологических экспериментов'. А Юрий Горный шел несколько иным путем, чуть более экстравагантным: он, как бы для разминки, демонстрировал свои вычислительные способности плюс выдающуюся память. Охреневшая от восхищения публика - тоже очень благодатный материал для предстоящего гипнотического сеанса. Здесь надобно особо сказать-подчеркнуть: гипнотический сеанс - гвоздь любой программы любого 'гипнотизера', поэтому всегда идет в финале.
      Я смотрю и слушаю, молча одобряю весьма высокий уровень способностей 'вычислителя', а Лук конечно же не удержался, решил и здесь выпендриться.
      Девчонка из параллельного десятого 'А' выбрана ассистировать: ее обязанность нарисовать мелом на школьной доске как можно больше кружков, больших и маленьких. Единственное условие - чтобы круги не сливались и не пересекались. Делалось все честно: доска отвернута от взоров зрителей, самого Горного и его ассистентки...
      - Ну, что, готова доска? Вас Женя зовут?
      - Д-да...
      Вроде бы и нет чуда в угаданном имени, ассистентка предварительно выяснила его у добровольца-помощницы, но девушка Женя успела уже об этом забыть, в отличие от аудитории, большая часть которой вообще не расслышала краткого диалога с ассистенткой... Вроде бы и сам Горный отнюдь не настаивал на эффекте мимолетного парапсихологического чуда в угаданном имени... Тем не менее, градус восхищения в актовом зале школы ?1 заметно подрос.
      Горный подает знак, ассистентка разворачивает вращающуюся доску так, чтобы ее одновременно увидели зрители в зале и Юрий Горный, сошедший туда с эстрады...
      - Один, два три! - Через три секунды ассистентка отворачивает доску к стене.
      - Ну, что? - вопрошает Юрий Горный аудиторию, - сколько там было кружков?
      - Тридцать восемь! - Это Лук вылез раньше всех со своей версией ответа. Его ухмылка в сочетании с обычной наглинкой в громком голосе нередко раздражает даже меня, что уж там говорить об учителях... Тем более, что кругов на доске тридцать девять, я уже успел пересчитать и проверить внутренним взором.
      - Вот как? - скромно усмехается артист. - Есть еще варианты? Так, шестьдесят семь... Пятьдесят ровно... А мне кажется, что не тридцать восемь, а тридцать девять. Что ж, давайте считать.
      Опять развернули доску, посчитали, увидели кто прав. Лук сидит, весь красный от ошибки и всеобщего внимания, но задранного носа не опускает: все-таки, близко лег снаряд!
      В любой аудитории, в любой толпе - класс ли это, паства, банда, взвод или симпозиум - всегда находятся 'горлопаны', то есть, те, кто своими выкриками, поправками и сомнениями всячески мешают привычному накатанному ходу вещей, вызывая чувство досады у смирных да согласных, и особенно раздражают тех, на ком лежит ответственность за проводимое действо. В данном случае, скрыв под мягкой улыбкой привычную ненависть в адрес очередного придурка, Юрий Горный пригласил возмутителя спокойствия, Лука, на сцену, чтобы провести еще один опыт, уже над ним самим: число угадать (любое, от единицы до пятидесяти) задуманное этим нахальным мальчиком. Но Лук недаром штудировал Хэнзела: он послушно процарапал на бумажке число 40 (такое, чтобы не было в нем нечетных, самых популярных цифр среди испытуемых простецов), а сам постарался расслабиться и замереть, чтобы не моргать, не сглатывать, не дергать пальцами на провоцирующих вопросах... Это было не так-то просто сделать, ибо Лук еще пытался присматривать за ассистенткой, дабы та не развернула бумажку и не подсказала телепату правильный ответ.
      Данный мелкий номер-мщение Горному не удался, но он, как опытный боец, ловко свалил неудачу на излишние волнение испытуемого и его лихорадочную спутанность в мыслях. Аудиторию, хорошо знающую Лука, и далеко не всегда с лучшей стороны, это объяснение вполне устроило, поэтому бедный Лук торжествовал почти в полном одиночестве.
      Я, конечно, поддержал, одобрил и восхитился его крутизной, но это было уже далеко потом, на другой день после сеанса - мы ведь сидели в разных местах: он сам-один, в центре зала, поближе к окну и к Ирке Диденко, а мы с мамой почти у подножия сцены. Все же остальные, включая Ирку, сочли выпендреж Лука его личным провалом. Тем более, что дальше, уже на финальном гипнотическом чудодействе, с тремя отобранными кандидатами, главный номер получился у Юрия Горного просто блестяще, включая демонстрацию сомнамбулизма и каталепсии. Некая девочка-сомнамбула, повинуясь командам гипнотизера, собирала цветы на лужайке, спасалась на стуле от воды... Одним словом, все прошло как обычно в таких представлениях, с мелкими привычными сенсациями...
      Эти полгода пролетели как один миг, и обыденная жизнь у нас у всех стала совсем иная. Вот уже и Вольфа Мессинга нет на белом свете... Лук учится где-то там, в Ленинграде... Писем не пишет, а ведь обещал... Впрочем, я тоже обещал... Может, в январе-феврале встретимся, в Ленинграде или в Москве на первых студенческих каникулах... Хотя... на каникулах Лук почти наверняка полетит в Павлопетровск, предков навестить, ну, а мне что там делать?
      Так думал я в тот осенний вечер одна тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, но, забегая вперед: не встретились, ни в семьдесят пятом, ни в семьдесят шестом... Я даже Иру Диденко больше никогда не встречал, хотя и жили мы отныне в одном и том же городе, в Москве.
      Родители продолжали играть в конспирацию, уберегая меня от неизбежного вовлечения в кое-какие взрослые и очень опасные игры, однако тайная всесоюзная организация ПрВр, состоящая из убежденных, но довольно разношерстных противников 'советского строя', уже тянула ко мне свои щупальцы-щупальца, причем, пока еще сама того не подозревая!..
      Что такое ПрВр? Это подпольная организация. Изначально звалась она 'Программа Время', в честь одноименной телевизионной сводки новостей. Состоят в ней люди, которым
      - а) не нравится господствующая в стране политическая система;
      которые
      - б) презирают идею кровавых революций и государственных переворотов;
      и которые
      - в) свято уверовали, что, действуя скоординировано и тайно, по-масонски, типа, нажимая на те или иные пружины, отвечающие за поведение государственного механизма и государственных мужей, вполне реально добиться поворота событий, дабы стране и обществу эволюционировать в нужном направлении.
      
      Помню очередное пятничное заседание ПрВр, прошедшее той же глубокой осенью, прямо у нас в московской квартире. Это было так называемое Малое заседание, общим составом одиннадцать человек. Участвовали в нем восемь москвичей и трое приезжих: один из Омска и двое из Алма-Аты. Посвящено конкретному печальному событию: умер один из ветеранов ПрВр, умер в местах заключения. Формальный же повод - день рождения младшего брата моего отца, дяди Паши, Павла Григорьевича Тимофеева, случившийся накануне, позавчера, 27-го ноября. И хотя отмечать сорокалетие как бы не принято по сложившимся народным обычаям, но - все присутствующие люди не суеверные! - собрались. Для более въедливых посторонних любопытствующих, потенциально возможных по линии госбезопасности, был подготовлен другой, глубинный повод отмечания, также появившийся на днях: позавчера, в 14:44 по Москве, с засекреченного космодрома 'Плесецк' осуществлен успешный пуск засекреченной ракеты-носителя "Восход зет икс игрек", которая вывела на околоземную орбиту некий спутник "Космос- икс игрек зет"
      И во многом успех этого события был подготовлен некоторыми присутствующими... например, Василием Григорьевичем... Да, но об этом лучше умолчать, отметить его негласно, как бы с секретом на устах, а повод официальный - просто день рождения Павла Григорьевича. Все чин-чинарем!
      Я говорю: помню, хотя и не присутствовал на нем, помню, потому что хорошо представлял окрестности родной квартиры, состав и внешний вид участников, помнил, вплоть до мелочей (например, видимое количество золотых коронок во рту Данияра Мукасова), читал 'внутренний' протокол встречи той, и неоднократно, пусть и урывками, слушал от участников этого совещания 'историю вопроса'.
      То совещание проходило весьма горячо, долго и, пожалуй, бесплодно, а мы с мамой в это время, как не посвященные и непричастные, были деликатно удалены прочь, на тусклые просторы ноябрьской Москвы... Мама отлично знала-понимала, что к чему, а я уверенно догадывался. Но о нашем с нею 'путешествии' чуть позже.
      
      - Ну, что Ерик, дорогой, что можешь сказать? Как так получилось?
      Ерик Асимбаев со вздохом отставил рюмку с алкоголем, которую он, человек умеренный и непьющий (в этом смысле - редкая птица на просторах Минсельхоза Казахстана), послушно берет в руки при очередном тосте, но в итоге так и оставит на столе, почти нетронутой... Причем не подшивался, зароков не давал, и религией не прикрывается... Все давно привыкли к этому, и уже никто не подбадривает его криками 'пей до дна', не предлагает 'за папу, за маму, за бабушку'.
      - А что тут говорить... Здесь говори, не говори... Умер человек. Что могли мы - то смогли: перевели в больничку, питание, режим, лекарства... А он умер, потому что... Потому. Сердце не выдержало. Все честно, если можно так выразиться в данной ситуации, то есть, без пыток и суицида. Были планы у нас, вполне рабочие, реальные, я же докладывал тогда Грачье. Данияр (кивок в сторону журналиста 'Казахстанской правды', вместе прилетели из Алма-Аты) конкретно вышел на одного из помощников Кунаева, почти подружились на почве стрельбы по сайгакам... Если бы все по плану - через годик, максимум, перевели бы его на 'посевол'...
      - Куда-куда?..
      - На режим вольного поселения, нечто среднее между колонией и ссылкой, потом условно-досрочное освобождение, потом апелляции во вновь вскрывшимся фактам... И вплоть до полного оправдания. Но не сложилось. Вот так.
      - Угу. - Ставриди, ведущий сегодняшнего заседания, переглянулся с Курбатовым, с Тимофеевым, кивнул понимающе, словно отвечая на невысказанные замечания... - Мда. Товарищи, тут я чуточку... Дело в том, что не все присутствующие в равных... э-э-э... долях... мы сегодня собирались наспех... не все достаточно хорошо и полно осведомлены о сути дела, и я попрошу нашего уважаемого гостя, Данияра Бейбитовича, вкратце, буквально минут в пять по времени... Что?.. Ну, хорошо, десять, если понадобится, чтобы внятно изложить историю вопроса. Нет возражений? А мы тем временем пьем - налегая в основном на сельтерскую воду!.. - кушаем и слушаем. Давай, Данияр, тебе слово. Сидя, с места говори, без суеты, не спеша.
      И рюмки с алкоголем, и стаканы с минеральной водой - из маминого 'гарнитура' чешского стекла, в просторечии хрусталя, очень модного и дефицитного в те далекие годы. Гости пьют минералку, а к рюмкам почти не притрагиваются, ибо сейчас не до веселья и не до расслабухи: вопрос серьезный... никто не застрахован...
      В середине шестидесятых, вступил в ПрВр бывший довольно крупный чиновник из Совмина Казахстана, перешедший на практическую сельскохозяйственную работу в совхоз 'Илийский', Иван Никифорович Худенко. Первым обратил на него внимание Матвеев Алексей Геннадьевич, потом, по его наводке, Курбатов и Балоян. Они же осуществили чуть позже контакт и вербовку. Известный алма-атинский журналист Данияр Мукасов в те годы об этой его ипостаси, разумеется, не знал, но за всем остальным следил, и даже освещал неоднократно в республиканской прессе... Он рассказывал, а Курбатов и Кашин вставляли по ходу дела уточняющие замечания.
      Хваткий, умный, прочно стоящий на земле, во всех смыслах этого привычного словосочетания, Иван Никифорович (формально второй, а не первый человек в совхозе) сумел сотворить в своем хозяйстве невозможное: производительность труда возросла в разы, едва ли не на порядок, и это при сокращении - также в разы! - общего фонда заработной платы!
      Вместо окладов и скудно-унылых премиальных, люди прозрели: увидели, как можно вволю зарабатывать, добиваясь конкретного сельскохозяйственного результата, вместо абстрактных бумажных показателей. Результаты усилий товарища Худенко заметили аж на самом верху, в Политбюро (не без вспомогательной поддержки со стороны 'агентов влияния' из ПрВр), но...
      Итог был не тот, на который надеялся Ставриди со товарищи: поговаривали, что сам Брежнев, новый Первый Секретарь всея КПСС, высказался в том духе, что эксперимент яснее всего показал преждевременность данных новаций, по большому счету порождающих рвачество и социальное неравенство, ибо для дальнейших прорывов должна усовершенствоваться и созреть вся плановая социалистическая сельхозиндустрия...
      Наветов было много, 'сигналы' с мест шли сплошным потоком, от партийных и хозяйственных органов, от простых граждан... Это уж как всегда у нас, когда посреди привычной устоявшейся обыденности затевается что-либо новое, невиданное. А тем более эдакое... хорошо забытое... весьма похожее на идеологическую диверсию.
      Нет, ну все ведь люди взрослые и понимают жизнь: возник островок 'капиталистического' образа действий посреди безбрежного океана социалистических методов хозяйствования. Это в первую очередь значит, что иметь в хозяйстве бесперебойно работающую технику и трезвых рукастых работников гораздо важнее, нежели неустанно возводить защитную дамбу из грамотно составленных отчетов о перевыполнении тех или иных показателей в социалистическом соревновании, и - что еще важнее! - почему тех или иных показателей (исключительно по объективным обстоятельствам!!!) не удалось достичь. Стало быть, надобно постоянно и обильно смазывать ржавые насквозь колеса колхозного и совхозного, равно социалистического, хозяйствования... Отсюда неучтенные деньги, 'левые' поставки, сверхнормативные материальные запасы и иные нужные для дела средства́... Отсюда, будем прямо говорить, специальные подарки направо и налево, вплоть до прямых взяток... Все как у людей... как у совхозных и колхозных соседей, ближних и дальних... Только гораздо ярче, откровеннее и с куда большим размахом. Чтобы семена должного качества, чтобы ГСМ вовремя и в полном объеме, чтобы в совхозные магазины хорошие товары завозили... А от людей-то, от бдительных взоров завистников ничего не скроешь... Те же и работники, радостно хлебнувшие от новых благ...
       Дефицитные товары и высокие зарплаты - это очень хорошо, а эксплуатация человека человеком - это очень плохо. Если проявить бдительность и сообщить куда надо... то, как знать, вполне возможно, что эксплуатацию и волюнтаризм уберут, а блага останутся!.. Почему бы и нет - для простого рабочего-то человека?
       Не все так рассуждали, далеко не все, но только и 'сигнальщиков' оказалось вполне достаточно, чтобы их услышали, чтобы к ним прислушались. Прикрыли новацию.
      Но Иван Никифорович, войдя во вкус конкретного, толкового, грамотного и, главное, продуктивного труда - формально смирившись с поражением, сумел пробить для себя еще один эксперимент, по форме и лозунгам слегка измененный, а по сути своей - точно такой же: лучшие результаты меньшими силами, за справедливую заработанную(!) плату. Больше заработал, больше получи! Справедливость - умное неравенство.
      Деньги заколачивать он умел и очень любил, хотя и не столь беззаветно, как воплощать свои доморощенные идеи обустройства сельскохозяйственного производства. И опять он был формально вторым, в новом своем хозяйстве 'Акчи', и опять немыслимо поперли вверх показатели производительности труда, а вместе с ними зарплаты для работников...
      В погоне за успехом, славой и длинным рублем, Иван Никифорович не учел главного принципа бытия: жопа везде следует за тобой, но не всегда она сзади. Иными словами, покуда ветер попутный, а поддержка весомая - особенно если она кучно гнездится в казахстанском Совете министров, а еще в Минфине и Госбанке СССР - все объективные и субъективные трудности, а также те или иные нарушения должностных инструкций, нормативных акций, даже статей закона, преодолеваются... не то чтобы легко, но без оглядки на карающий меч пролетариата в руках подслеповатой Фемиды... А вот если на самом верху строго сказали НЕТ! - упаси тебя Карл Маркс и Фридрих Энгельс пойти поперек отеческим сигналам вчерашних кураторов и покровителей!
      Худенко решил судиться за второе свое детище, и три года подряд ему, с помощью опыта и накопленных связей, в том числе и при осторожной поддержке от ПрВр, удавалось отстаивать выбранную линию защиты... Но... Как говорится: не держи свой язык за чужими зубами!.. Однажды прокуратура подстерегла его, подловила на 'левом' документике, пустяковым, но заверенном печатью уже несуществующего юридического лица... Шесть лет на общем режиме экономисту-бухгалтеру, гражданину Худенко.
      12 ноября сего года, в поза-позапрошлый вторник, Иван Никифорович умер в тюремной больничке.
      
      - Эх, если бы мы успели перетащить его хотя бы к нам, в Омск...
      - Ну и?.. Что тогда, Володя?.. Ай, ладно!.. Что толку теперь сослагательными наклонениями швыряться... Нальем и выпьем по половине рюмочки за упокой души Вани Худенко! И продолжим обсуждать, теперь уже дела живущих ныне... Фарид нам расскажет про ленинградские нюансы... Погоди... Вася, ты, вроде бы, знаком каким-то боком с этим ГИПХом, верно?
      - Еще бы.
      - Вот, вставь от себя пару слов, если сочтешь нужным, в помощь Фариду, строго по теме, разумеется, нам сейчас твои ракетные и атомные прочие секреты без надобности.
      - Фарид, сначала по романовской свадьбе...
      
      - Знаешь что, Микуся? Поедем-ка мы на Арбат? Москвичи, старые москвичи, настоящие - они так говорят нам, 'понаехавшим': 'Кто на Арбате не бывал, тот красоты не видал.'
      - Ага, еще бы! 'Ах, Арбат мой, Арбат, ты моя религия' ... Не, мам, я не против прогулок, тем более в таком чудесном обществе... В твоем, конечно, мам, я тебя имел в виду... да, конечно, поехали, только почему именно туда, почему на Арбат? Я там был уже двести раз: скучная серая улица, ветхие серые дома... ну... Чего там смотреть? Тем более в такую погоду.
      - А что нам погода!? При чем тут погода? Сын мой, ты не прав! Арбат - это живая история Москвы, теперь уже нашего с тобой города, история, которая чуть в стороне от бравурных лозунгов и плакатов, но от этого она не менее... Под двумя зонтиками не намокнем.
      - Ничуть не менее, и даже более! Да здравствует троекратное товарищеское Ура! Лучше бы в кино куда-нибудь забуриться. Вон, 'Царевич Проша', премьерный показ.
      Но у родителей, в частности у мамы, увы, явные проблемы с пониманием моего чувства юмора. Впрочем, что толку переживать на сей счет? По здравому-то размышлению, чувство юмора - самая никчемная вещь на свете: никто и никогда не озаботился ни наличием его у себя, ни отсутствием.
      - О, боже! Сыночка, перестань так плоско шутить. Веди себя хорошо в нашем походе по достопримечательностям - и я покормлю тебя в 'Праге' замечательными вкусностями. Одевайся, одевайся, не спи!
      - Ага! Примерные послушные мальчики все как один обедают и ужинают в 'Праге'! С водкой! На тройках с бубенцами!
      - Ну, Мика!.. Как тебе не стыдно! В кого ты у нас такой нигилист? Не дуйся и не капризничай, сыночка, докажи, что ты разумный взрослый человечек. Заодно посмотрим на театр Вахтангова, уточним репертуар - что там ожидается сегодня и на днях?
       Мамы бывают такими упрямыми. Особенно моя, когда в ней пробуждаются хищные учительские инстинкты. Придется ехать. Все равно дома не остаться, да и в гости не напроситься - просто не к кому. Ладно, пусть будет Арбат.
      - Ладно, пусть Арбат. Мам, я не против, я же сказал.
      
       Погуляли мы с мамой по Арбату, от начала и до конца, всюду, где она пожелала. Вроде бы скучно и серо, но я вдруг оттаял настроением и разохотился: 'а здесь что было до революции?', 'мам, а почему репертуар у твоих легендарных вахтанговцев такой скучный?', а кто такая эта 'Вавочка'?..
      Мама отвечала как умела, в силу своих очень даже немалых познаний, старательно и с фанатическим воодушевлением во взоре, и даже пригрозила взять меня на премьеру каких-то 'театральных фантазий', но я ничуть не испугался, ибо знал, что если и возникнут в маминых руках дефицитные билеты на просмотр, то ни мне, ни папе ничего не грозит: он всегда занят по уши, а собственному капризному нигилистическому чаду мама предпочтет общество очередной московской подруги... Со мною-то не шибко посплетничаешь... на всякие отдельные темы... ну, такие...
       Мама одета модно: черные полусапожки на платформе, джинсы Lee, клеш от бедра, не тертые, правда, пальто фисташковое, чуть ниже колен, длинный черный вязаный шарф, черная же шляпка-панамка с опущенными полями... Там, в домашней прихожей встала коротко проблема выбора: простенькая беличья шубка, или пальто... Мама, разумеется, выбрала обновку, а против возможного холода московского подъодела серый вязаный свитер. И рукавички темно-оранжевые вместо перчаток. Ярковато, но мама уверяет, что 'в тон'. Мама высоковата для дамы, тем более на 'платформах', немногим ниже меня и папы, и уверяет, что вполне созрела похудеть на три-четыре килограммчика, но это ее внутренняя жажда - худеть, по мне так вполне нормально. И папе нравится все как есть.
       У меня тоже джинсы 'по фирме', и тоже клеш от бедра, но 'обычные райфл', могли бы и пошире быть, я бы не возражал. Клеши от колена ныне годятся только на выброс или на тряпки: их время закончилось в этом мире, клеш от колена теперь только революционные матросы носят в соответствующих художественных фильмах, да еще провинциальные модники за Уралом. И я был точно такой же, еще вчера... ну, позавчера... По счастью, мне выбрасывать ничего не надо, я просто вырос из старых одежд... подобно гадкому утенку в сказке Андерсена.
      Выглядит мамик вполне даже эффектно, и несмотря на весьма солидный возраст (ей уже тридцать девять полных!), прохожие мужики на нее то и дело засматриваются. Они засматриваются, а я каждому из них готов в рыло выписать! Брысь! Это моя мама, точка! Представляю, каково отцу приходится во время совместных выходов в свет. Папа мой в молодости, как рассказывают очевидцы из родственников, совсем не промах был кулаки об чужие морды почесать, но нынче ему не позволяют этого солидность, прожитые годы, занимаемый пост...
      - Согласись, странное название, мам: 'Кривоарбатский'! Хотя... для переулка... Удивительно, как это его не переименовали!?
      - Как раз переименовали! В прошлом веке он вообще 'Кривым' прозывался. Но ты прав, Микуся: название какое-то аполитичное. Мне нравится. А вот здесь... Мика, Мика! - обрати внимание: вот здесь, еще до революции, Цветаева жила! Ты читал когда-нибудь стихи Цветаевой?
       Да, я читал. И в машинописных распечатках с расплывшимися фиолетовыми буковками пятого, либо шестого экземпляра, и в книжных сборниках стихотворных, которые мама домой приносила. Читал и навсегда запомнил. У Лука, впрочем, как и у меня, довольно снисходительное отношение к так называемой женской поэзии, но для Марины Ивановны он почему-то делает исключение, считает ее крутым поэтом. А я - нет, мне что она, что Ахматова, что Агния Барто...
      - Читал, мам. 'И не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами...' Мам, ты когда-нибудь краснела удушливой волной?
      - Что?.. Что ты говоришь... Господи, почему именно мне досталось такое вечно бурчливое и всем недовольное чадо... А что там за толпа такая... Какой еще волной!?
      - Удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами. Что-то мне данный поэтический образ не кажется привлекательным.
      - Это потому, мой дорогой критикан и упрямец, что ты ничегошеньки не пони... Простите пожалуйста, вы не подскажете, что здесь происходит?
      - Константин Степанович намедни умер. Мельников.
      - А-а-а... Спасибо огромное, поняла.
       Я вижу, что мама поблагодарила пожилого и весьма старомодно прикинутого прохожего с траурной повязкой на рукаве пальто (монументальное такое пальто, еще довоенного, небось, кроя, коричневое, двубортное, полами достает почти до ботинок с калошами) - поблагодарила так, сугубо на автомате, не зная ни о каком Константине Степановиче, но я-то вспомнил! Вспомнил - это значит, просто нащупал в закромах памяти информацию по данному вопросу, почерпнутую из третьего издания Большой Советской Энциклопедии в тридцати томах... Обрел я справку сию давно, еще в восьмом классе, когда готовил доклад по спортивной географии: я там искал подробности насчет олимпиады в Мельбурне, в том числе хотел проверить рассказ отца о грандиозной драке наших ватерполистов с венгерскими... И попутно статью про Мельникова пролистал.
      История прощает своим питомцам все, кроме безымянности. После того далекого пасмурного предзимнего дня, и отнюдь не сразу, а гораздо позже, через десятилетия, постепенно, ко мне пришло понимание - кто таков был архитектор Мельников Константин Степанович, а в ту пятницу я пересказал маме то немногое, что уже успел узнать, и даже этого нам с нею хватило, чтобы... как бы это покультурнее сказать... не офигеть, не... Иначе говоря, мы были ошеломлены! Ведь когда я прочитал-впитал статью в БСЭ - для меня это были сухие безжизненные строки о неведомых людях и событиях, по типу героев стахановского движения, а здесь... Вдобавок ко всему, даже не сговариваясь, мы с мамой подошли поближе, аккуратно встроились в траурную толпу, разговоры послушали...
      Я стоял и своими глазами видел (как бы осязал глазами), осознавал, при всей моей 'неучености', настоящий архитектурный артефакт: вот он, так называемый 'Дом-мастерская архитектора Константина Степановича Мельникова', который автор построил в самом центре Москвы, для себя и своей семьи! Одноквартирный! - жилой! - дом! С ума сойти! У Брежнева такого нет! Хотя... Если наш Леонид Ильич захочет-пожелает... Ладно, в сторону абстрактные сослагательные умствования: мы с мамой находимся в конкретных 'здесь и сейчас'!
      Поразительный домишко, даже и не знаю, как описать его своими словами... Типа того, что два огромных бетонных (или каменных?) цилиндра-цистерны, чуть разного 'роста', поставили на попа и вмяли друг в друга, на треть радиуса приблизительно. И усеяли стены вытянутыми вертикально шестигранными бойницами. Оба 'цилиндра' приблизительно равны по диаметру, а разница в высоте образует ступеньку: там, где вход, цилиндр чуть пониже и срезан по лицевой вертикали. Окон уйма, и все странные, похожие на пчелиные соты, сдавленные с боков, острыми углами вверх и вниз. Много окон, вероятно, больше полусотни, если экстраполировать частоту их расположения на невидимую с моей точки обзора часть. Дому почти полвека, построен в конце двадцатых.
      Жил, себе, жил всемирно признанный гений архитектуры - и тоже умер, да еще почти в полной безвестности... Любая жизнь - в один обхват, увы.
      Два мента в черных зимних тулупах чего-то там дежурят. Никто не препятствует нам с мамой стоять и любопытствовать в жиденькой, на дюжину человек, толпе, никто не спросил документы и цель визита... Прошло буквально четверть часа, а толпа уже выросла втрое: мужчины и женщины, почти все в возрасте, явно все друг друга знают...
      
      - Эх, сгинувшее прошлое! Эх, если бы я только всецело понимал тот день, если бы я мог вернуться в него...
      - Да ты чо!? Ну, и!? Что тогда, Мика?..
      Нет у меня достойного ответа на сей скептический вопрос, заданный мною же самому себе. А ничего. Ничего особенного и значимого, пожалуй. Ветер времени - медленный ураган. Обыденность все равно обволокла бы меня своими скучными объятиями и притупила бы страстные бурления по ушедшему навсегда прошлому до уровня повседневных эмоций настоящего, но, все же, я бы поболтался бы там хотя бы как минимум час, чтобы рассмотреть и услышать, втянуть в себя осознанно то, что именуется, если применить высокий штиль, 'Ходом Истории' ...
      
      Вышел из дверей какой-то мужчина в расстегнутой куртке и с непокрытой головой (в толпе зашептались: 'сын... сын...'), за ним женщина в черной мутоновой шубке, вероятнее всего, дочь покойного (эти оба лицами схожи). Вокруг них сбился тесный кружок пришедших... Что-то они там говорили очень тихими голосами... Я попытался, было, ввинтиться поближе и удовлетворить свое любопытство подслушиванием, да куда там!.. Все забивал шумовой фон посторонних бесед, где наряду с информацией, кто что откуда узнал, и что при последней встрече сказал Костя, люди обсуждали 'крушение Аркаши Чернышева', с этого дня уже бывшего главного тренера хоккейной команды 'Динамо' ...
      Я ухом - треньк! - на эту 'горячую' сплетню, но без особого огонька, потому что не болельщик ни в одном виде спорта. Исключение - только для бокса в 'супертяже', и конкретно для двух титанов мордобоя в перчатках: Джорджа Формана и Мухаммеда Али. Был еще Королев Николай Федорович, им я тоже интересовался, но его 'кулачная' карьера осталась в далеком прошлом, а сам он умер весной этого же, одна тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Кстати сказать, моя спортивная боксерская карьера так и осталась в зачаточном состоянии, даже без юношеского разряда. Считаю, мне в этом повезло. Большой бокс - это вам не менингит, это серьезно.
      - Что, мам?.. Извини, я прослушал?
      - Я говорю, что ровно пятьдесят лет тому назад скончался гений, Джакомо Пуччини.
      - А, да, мам, я знаю... Вернее, помню, читал.
      (И еще какой-то боксер-тяжеловес Джимми Брэддок умер, довоенный чемпион мира среди профи, по кличке 'Золушка', буквально сегодня, в нынешнее утро. По 'вражескому радио' передали. Но об этом грустном, а для меня абстрактном, факте, я, разумеется, промолчал, поскольку мамик не оценила бы моих культурологических сравнений.)
      
      - Екарный бабай! Нина! Нина!.. Где эта... Володя, будь друг, разыщи медсестру, куда она...
      - Здесь я, здесь, Леонид Ильич! За свежими салфеточками сбегала, вот они, те самые, как вы любите!
      - А-а... А то я думаю, что это... Нина, глянь-ка вот сюда, что-то у меня шею... И не свело еще, а так... неудобно мне, хоть сиди, хоть ходи... Все, Володя, ступай. Посиди там, газетку почитай... А!.. Погоди... Покурить не хочешь?
      - Леонид Ильич, сигареты при мне, если надо, то...
      - Нет, нет, нет! Нет, Леонид Ильич, медицина, по крайней мере сегодня, запрещает курить в вашем присутствии! Лучше я вам массажик плеча и спинки сделаю!.. Потом таблеточку... Сегодня, пожалуйста, никаких курений, строгий карантин!
      - 'Никаких'... Вот такой вот нынче хоккей.
      - Да, Леонид Ильич! Я, как Ваша прикрепленная медсестра, просто обязана! Ваш организм перенес слишком большие нагрузки во время всех этих перелетов, и я не имею права молчать и бездействовать... лучше сразу меня увольте!
      - И эта туда же: чуть что - сразу увольте. Уволить не проблема, а работать кто будет? Ну, ладно, Володя, ступай. Как говорится, с медициной не поспоришь, значит, будем ее слушаться, коли так, будем процедуры да таблетки принимать. Чернышев с Тарасовым помладше меня годами, а уже на пенсию оба вышли, счастливые, а ты тут горбаться за всех, Леонид Ильич!.. А что за таблетки, Нин?..
      Володя Медведев возразил про себя, что Тарасов пока еще не на пенсии, в отличие от Чернышева, но прочесть фрондерские мысленные поправки на всегда невозмутимом лице охранника не сумел бы даже рентгеновский аппарат. Вспомнил Медведев и доверительный треп своего непосредственного начальника... недавно за коньячком... Тот объяснил ему причину внезапной отставки обоих великих тренеров, Чернышева и Тарасова, которая грянула в позапрошлом году, причем, сразу же после убедительной победы советского хоккея на зимней олимпиаде в Саппоро: дескать, не сумели внушить команде политической важности ничейного результата в финальной битве с чехословаками, и в результате полуразгромный счет 5:2, нам золотые медали, американцам 'на халяву' серебряные, а братьям-славянам из социалистической Чехословакии только бронза. В этом ли была причина, или в чем другом - кто его знает... кроме Леонида Ильича... Но Рябенко намекнул прозрачно, что якобы своими ушами слышал обсуждения по данной теме самого узкого круга Лениных друзей, там, на даче в Завидово, во время охотничьего застолья. В тот раз Александр Яковлевич впервые при Медведеве назвал 'хозяина' Леней, 'наш Леня', дословно если, но было это в приватной беседе, один на один, вдали от ненужных свидетелей и подслушивающих устройств. И то игривым полушепотом, словно бы в знак особого расположения и доверия к верному помощнику и заместителю. Или прощупывая на вшивость... тоже не исключено... В остальных случаях, даже если все вокруг 'свои', но количеством больше одного - только 'Леонид Ильич'. Ну, изредка, под настроение: 'Сам', или товарищ Брежнев, если уж совсем официально. Гм... Хорошо, хоть, 'медицина, по крайней мере сегодня', избавила его от ненавистного курения, но как-то слишком много стала брать на себя эта медсестра Коровякова, и надо будет что-то решать... пока не зарвалась... от постоянной 'близости к телу'.
      
      Да, осень и вторая зима семьдесят четвертого года, поездки на Дальний Восток и во Францию - дались Леониду Ильичу очень уж тяжело. Так тяжело, что иной раз казалось... Нет, выкарабкался.
      Брежнев сидел у себя в кремлевском кабинете и ждал Андропова. Тридцатое декабря, канун предновогоднего дня. Хорошо бы отдохнуть как следует перед завтрашним обращением к народу, выспаться, но куда там!.. С одного раза, без утомительных повторов чтобы, не снимут новогоднюю речь, это уже проверено. А ведь он государственный человек, и не нанимался работать попугаем! А придется! Вот, говорят, власть. Да, есть она, и немалая: на планете раз, два и обчелся кабинетов, куда стекаются права и обязанности таких вот масштабов, а что толку!? Что толку в такой власти, когда ты не можешь сам собою распорядиться: велено во Владивосток лететь, к черту на кулички - и ты летишь и едешь! А потом, почти сразу же, в Париж, когда организму хочется не тары-бары-растабары на важные международные темы с французским президентом, а просто лечь и поспать... а еще лучше умереть, чтобы к чертовой матери, чтобы перестали ежечасно, ежеминутно, ежесекундно теребить, доставать и дергать!.. Что значит, велено? Кем велено!? А державой и велено. Хоть он, хоть Хрущев со Сталиным - всем было велено впрячься по самое не могу и тащить на себе, покуда не свалишься. Или пока Партия не решит, что пора тебе на покой.
      - Нет, умирать нам рановато!.. - Брежнев ухмыльнулся сам себе, но без прежней молодцеватости, почти потаенно, одним уголком рта, вспоминая свой недавний день рождения в Завидово.
      Казалось бы, вот только что лейбмедик Чазов со своей командой вытащили его... едва ли не оттуда... откуда возврата не бывает, да еще и дважды за короткое время, почти подряд: в ноябре, на Дальнем Востоке, и в декабре, после визита к Жискару этому д'Эстену... А вот он уже сидит во главе стола, у себя в Завидово, рюмочку с зубровочкой поднимает, в ответ на поздравления... Откуда и силы вернулись! Опять же и недавнее приобретение в свите: медсестра Нина... - эта... ммм... ну... ну же... а, Коровякова, точно!.. - посматривает на него... все посматривает, и не просто как на подопечного, но как на мужчину... Вот да, как на мужчину! Его не проведешь на мякине, он не только в партийном строительстве первый среди равных, он и в женском вопросе разбирается вполне достаточно, чтобы отличить служебное притворство от искренней симпатии... Брюнетка, рослая, замужем, осанка прямая, руки сильные... Грудь небольшая, но высокая, словом, все как надо!.. На фронтовую подругу Тамару похожа... Тридцать лет с войны прошло, а он ее помнит и вспоминает до сих пор... Да, похожа, и внешностью, и даже голосом.
      Этот сукин сын Полянский только и знает, что завидовать, за спиной шептаться да наушничать, да на Нину исподтишка подгавкивать, а как до работы, ломовой, тяжелой... Какое дело ему, спрашивается, до состава застольной компании Генерального секретаря?.. Это не ему определять и устанавливать, не ему! Одно время наш пострел заявил о себе как толковый партийный работник, вполне способный решать поставленные задачи по сельхоззаготовкам... Но если брать по сегодняшнему дню, по вновь установленным рубежам, то пока что-то не видно, дорогой ты наш товарищ министр сельского хозяйства, продолжения больших успехов на вверенном тебе фронте работ...
      Похоже, с ним надо будет решать, с Димой Полянским, пока не зарвался окончательно.
      
      - Леонид Ильич?
      - А! Заходи Юра, заходи. Как жизнь молодая? Где Новый год встречаешь, все как обычно?..
      - Да, все как всегда, Леонид Ильич. Дома встречу, с родными, как положено. Хорошо выглядите.
      - Куда там хорошо!.. Все эти чертовы поездки... Ты как сам думаешь, будет толк от всех этих разъездов и встреч... и рабочих визитов, понимаешь... А, Юра? Твое мнение?
      Работа главы государства заключается еще и в том, чтобы никогда никому на слово не верить, на одно единственное мнение своих подчиненных не опираться, потому что цена каждого решения очень высока, потому что главная ответственность за принятое ложится на Первое лицо, а не на тех специалистов, кто на ухо это решение подсказал... Но Юре Андропову можно доверять, по крайней мере, в международных делах, и тем более по линии КГБ. Молодец, трудяга, скромник. И раньше, в международных делах - какие ни возьми, что карело-финские проблемы, что венгерская смута - всюду был на месте, везде справлялся так, как оно и требовалось, четко, осторожно, без колебаний, без отсебятины, строго в русле партийной линии. А что сынок у него от первого брака тово... пьянь, кавыглаз, две отсидки... Ну уж здесь к товарищу Андропову, коммунисту и министру, претензий быть не может, не его это вина... Где тут вовремя уследить, когда вся твоя жизнь, от зари и до зари, проходит на работе... А как иначе?.. У него и у самого с дочерью постоянная нервотрепка, тот же Юра по своей линии докладывал не раз, и не два ... 'Ой ти Галю, Галю молодая...' Вот тебе и Галя-ягодка... воспитывай, не воспитывай...
      - ...причем не только отечественная, но и западная пресса... Со своими, разумеется, бочками дегтя, но признают дружно: очень большой прорыв в деле международных отношений, очень! С Вашей легкой руки, Леонид Ильич, даже новый термин появился в международной политике: 'разрядка', 'detention'. Прочно вошло в международный обиход!
      - Что ж, это хорошо, значит, не зря свой хлеб едим, и не за то зарплату получаем, чтобы штаны в президиумах протирать. А, Юра?.. Ты... это... либо сядь поближе, либо говори чуть погромче.
      - Гм... Полностью согласен, Леонид Ильич. Результаты сами за себя говорят. Мы можем сколько угодно сами себя хвалить и успокаивать, но наши западные 'друзья' от лести очень далеки, и уж если они, все подряд, вынуждены отмечать ту роль, которую лично вы...
      - Да что там я - один, что ли, на весь фронт? Все мы должны работать... вон, как часы. А иначе проку не будет, государство никому спуску не даст! Так ведь, Юра?
      - В точку, Леонид Ильич. Теперь, с вашего позволения, итоговая оперативная сводка по Штатам и Франции... по следам недавних ваших визитов.
      Брежнев метнул утомленный взгляд на два машинописных листочка в руках у Андропова, на свои любимые настольные часы-штурвал... Надо же: в кремлевском кабинете, в самом главном кабинете страны, двое часов - настенные и настольные - показывают разное время! А наручные на чьей стороне будут?.. Несовпадение в две минуты, это непорядок! Специалисты старались, якобы старались, а воз и ныне там! Настенные правильно показывают, штурвальные врут.
      Андропов никогда не снижал градуса бдительности в присутствии Леонида Ильича, ни на совещаниях, ни на охоте, вот и сейчас он мгновенно засек поочередные взгляды Брежнева на все трое часов... Настенные электронные верно идут, а 'рогатые' десятилучевые - те вечно отстают на пару-тройку минут. Андропов намедни лично поинтересовался: пустяк, часовщики могут поправить, но не на месте, а в мастерской, и потребуется несколько суток, чтобы все до микрона и до секунды выверить. Только Леонид Ильич категорически запретил часы с кремлевского стола убирать, когда он на работе... они для него - привычны, вроде счастливого талисмана. Раньше надо что-то придумывать, пока он в отъездах был... Мда, опять отстают, вот и везде так: если сам лично за чем-то не досмотришь... Оп!.. Вот-вот дремать начнет. И голосом загнусил больше обычного. Этот абзац сокращаем-пропускаем, и этот тоже. И этот.
      - По данному вопросу все, Леонид Ильич! Кратко, в виде предварительных итогов уходящего года.
      - Хорошо, учтем. В наступающем и учтем. Что, все у нас, наконец?
      - Почти да. еще то, Леонид Ильич, что вы сами назначили на сегодня: представление главы внешней разведки.
      - А, да, да. Что ж, дело важное, давай его сюда. Он здесь уже? Кто?.. Как его?..
      - Так точно, ждет. Крючков Владимир Александрович. Пригласить?
      - Зови.
      
      Владимир Александрович волновался, несмотря на 'штатное', плановое развитие ситуации: представление Брежневу - это заключительная, уже практически формальная часть долгой и тяжелой внутриведомственной интриги. Все знали, что Крючкова продвигает мощнейшая 'лапа' в лице Андропова, с которым его связывала долгая совместная работа:
      - Глава венгерского посольства Андропов погружен в кровавую заваруху пятьдесят шестого года - и Крючков при нем в качестве третьего секретаря посольства, читай правая рука посла... Не трусил ни грамма, лез в самое горячо, как бы компенсируя вкрадчивую, почти трусоватую, осторожность шефа, своей безоглядной готовностью пожертвовать за его интересы и по его повелению собственной шкурой.
      - Андропова перевели на работу в Центральный Комитет Партии - и проверенный 'боец' Крючков вслед за ним: вот он уже завсектором Отдела ЦК КПСС, помощник Юрия Владимировича, к тому времени секретаря ЦК КПСС...
      Но протекция протекцией, а требования к количеству и качеству доверенной работы пока еще никто не отменял! Как говорится, пятна любят все чистое. Ухом вовремя не шевельнул в сторону коллег - и ты уже в дерьме по самые уши. Тот же и Мортин Федор Константинович, и Старцев, его зам по кадрам, вовсе не горят желанием сдать свои полномочия в пользу новой поросли руководителей внешней разведки... Поэтому осторожность и бдительность! Всегда и всюду! И готовность за себя постоять! Недаром ведь Природа и естественный отбор подарили человеку два глаза, чтобы видеть, два уха, чтобы слышать и один язык, чтобы говорить. И тридцать два зуба.
      Федор Константинович на практике доказал всему ПГУ, что его постоянная жажда новаций и связанные с нею дурацкие инициативы, никоим образом не идут на пользу делу... Как начнет у себя в кабинете 'мечтать' и новые планы составлять, с потолка срисовывать, так хоть святых выноси! Весь красный, суетливый, толстая рожа в буграх и рытвинах, знай похохатывает... Из-за этой его специфической внешности он и прозван 'мандарином', а не только потому, что в Китае при Сталине прослужил. А Старцев только и умеет... до апреля умел, теперь он уже в прошедшем времени... что головой вверх-вниз мотать, шефу поддакивать... как китайский болванчик... Нет, ну как же! - вместе по Мао Цзедуну и Чан Кайши работали... в городе Дальнем... И наработали, что 'за просто так' отдали стратегически важнейший форпост... и кому, главное дело!.. Китайцам, всем этим хунвэйбинам, читай, врагам! Ну, не сами, разумеется, отдавали, но ведь с их подачи произошло! Старцеву давно было пора на заслуженный отдых. А в прошлом месяце и Мортину черед пришел.
      - И помни, Володя: глазами не юлить, смотри в лицо Леониду Ильичу, взгляд не опускай, но в гляделки не играй, докладывай ясно, громко, не тараторь, строго по выученному тексту. Имей в виду, Леонид Ильич слегка приболел, простудился, но счел нужным выйти на работу, лично, так сказать, ознакомиться... Если что нужно дополнительно, я сам ему поясню. Все понятно?
       Все понятно. О том, что Брежнев сильно сдал в этот год, говорили многие, и не в кулуарах, а прямо на рабочем месте, зачастую даже и не сильно конспирируясь... Нет, ну не громогласно, конечно же, отнюдь не с трибуны, а втихаря, среди своих... плюс анекдоты... Между прочим, все официальные документы о назначении уже полностью готовы и даже датированы прошлым четвергом, но - вот такая вот формальность выпала ему на сегодня... Чем она вызвана - Крючков не знал, интриги высших партийных сфер ему недоступны... Пока недоступны... Первым замом у него будет Усатов Михаил Андреевич, теперь уже бывший секретарь парткома всея КГБ. Это для Усатова неплохой карьерный соскок 'с паркета на поля', как говорится, не то, чтобы вверх, но и отнюдь не вниз. Фронта хлебнул, из моряков. Что ж, поработаем вместе... Никто и не ждал, что на такую должность Крючкова поставят без бдительного присмотра со стороны партийных органов... Как не без оснований любил говаривать товарищ Андреев А.А. расследуя антигосударственную деятельность гражданин-товарища Ежова Николай Иваныча: 'Даже голому есть что скрывать'. Так оно и оказалось. В сравнении с тем же Старцевым, Усатов - отнюдь не худший вариант. У-у, однако же Леня изрядно 'простудился', дышит - аж хрипит.
      - ... с пятьдесят девятого по шестьдесят седьмой работал в аппарате ЦК КПСС, референтом, завсектором, помощником секретаря ЦК... Потом Партия направила меня на работы в Органы...
      - Вон как! Это хорошо, партийная закалка еще никому в работе не мешала. Сколько вам полных лет?
      Андропов уже докладывал Брежневу объективку: и материалы на стол клал, и голосом не раз повторял, но... Вряд ли притворяется Леонид Ильич, скорее, действительно запамятовал. Андропов встрепенулся и знаком осадил Крючкова, уже открывшего рот для ответа.
      - Э... Тут дело такое, Леонид Ильич!.. Ежели строго по календарю, то нашему Владимиру Александровичу всего лишь двенадцать лет от роду, ибо его угораздило родиться точнехонько двадцать девятого февраля одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года, то есть, високосного года!.. Но по логике вещей, если серьезно, ему полных пятьдесят. И опыт за плечами, и знания, и силы - все есть, в делах проверен!
       Андропов не любит напрягать голосовые связки, но в кабинете генсека приходится громко говорить, едва ли не гаркать... от этого любой доклад становится похож на митинговые речевки. Уговорить бы Леонида нашего Ильича - не самому, разумеется, через Чазова! - насчет слухового аппарата... Да нет, дохлый номер...
       Брежнев поразмышлял коротко над услышанным и соизволил усмехнуться на шутку Андропова:
      - Двенадцать - это хорошо, вся жизнь впереди! Но и пятьдесят - тоже неплохо, совсем даже неплохо! А, Юра!?
      - еще бы, Леонид Ильич! Работать и работать!
      - Ну, что ж... будем решать.
       Пятьдесят... Восемнадцать лет тому назад... в пятьдесят шестом... да, он уже был секретарем ЦК по оборонной промышленности, все работы по ядерному щиту на его плечах лежали... целина за спиной... Казахстан, Молдавия... словно вчера все было!.. Если бы, вот, сейчас, сегодня - все эти нескончаемые вереницы врачей, светил-академиков - вернули бы ему... пускай даже не юность, а его родные пережитые пятьдесят! - да он бы до неба скакал от радости, молодой и в стельку счастливый! А тут даже выспаться толком не дадут...
       В глазах предательски защипало, Брежнев заморгал, засопел, но справился с собой, с эмоциями, нахлынувшими не к месту... Вот он тяжело заворочался, самостоятельно выбрался из кресла - выйдя из-за стола на середину кабинета, вежливо обнял невысокого сухенького... нового главу внешней разведки... Крючкова, да... Владимира... батьковича... Работай, товарищ Крючков, впрягайся в общий воз и тащи, что есть сил, пока они у тебя есть...
      - Поздравляю. И с новой должностью, и с наступающим Новым годом... Успехов. Все, в добрый путь, счастливо встретить Новый год! Юра, а ты куда? - Ты мне еще нужен, поговорить надо, обсудить кое-что.
      Это 'кое-что' было заранее преотлично известно Андропову: Брежнев чудит-чудит, хрипит-хрипит, забывает-забывает, а когда надо - твердо помнит, со следа не собьешь!
      В сентябре ленинградский первый секретарь Романов Григорий Васильевич дочку замуж выдавал, Младшую свою, Наташу. Из этого заурядного, по сути дела, события, вражеские 'голоса' устроили несусветный шум, придумав и растрезвонив на весь белый свет то, чего на самом деле не было.
      Свадьба прошла на государственной даче, предельно скромно для семьи функционера, занимающего столь высокий пост: выездная делегация работников ЗАГСа на дачу, торжественная регистрация и недолгое застолье в кругу своих. Никакого вселенского сабантуя в Таврическом дворце не было, никаких посудных сервизов из Эрмитажа не брали и не били. Но Андропову пришлось лично дважды проверять все корни этой странной истории, второй раз 'на бис', исключительно по просьбе Леонида Ильича, которого чем-то не удовлетворили результаты первой проверки. Что ж, он доложит повторно, все как есть, и позаботится, чтобы Романов об этом узнал. еще одной признательностью больше - это не помешает.
      
      - Да, конечно, Леонид Ильич! Я только провожу Владимира Александровича до приемной, дам ему от себя пару напутственных слов, и тотчас вернусь!
      - А, хорошо. И скажи там, не сочти за труд, чтобы нам с тобой чайку подогрели.
      
      Г Л А В А 2
      
      Глазеть пешком - активный отдых!
      Обыденный Лук в этом отношении всегда отличался от обыденного меня, тупо бредущего по очередной необходимости из пункта А в пункт Б, и далее: все бы ему ротозеем ходить-влачиться, окрестности разглядывать!.. Луку-зеваке разве только берета, фотоаппарата на ремешке и мольберта не хватает, чтобы стать похожим на одного из додиков, то есть, чудиков, которые готовы фоткать или зарисовывать без разбору птичек, детей, кусты, цветы, лужи, небеса... Черного берета, разумеется, надвинутого на одно ухо, и с купированным 'огуречным' хвостиком на макушке. Но фотоаппарата, насколько я знаю, у него нет, береты он презирает за старомодность, мольберты за громоздкость, да и рисовать не умеет. А я лично весьма далек от всех этих внешних и внутренних прибамбасов творческой личности, я скучен, как школьный плакат по технике противоатомной безопасности, поэтому, когда, например, смотрю на перистые и кучевые облака, неспешно плывущие вдаль по высокому синему небу, то всегда мысленно шепчу им:
      - Облака - пушинки моря!
      - Вы такие узнаваемые!
      - Вы такие разные!
      - Вы мне все глубоко безразличны.
      Где ты сейчас, Лук, дружище, почему весточек не шлешь - ведь адрес мой, который до востребования, у тебя же есть? А может, мне его опередить и в Питер написать, о встрече договориться?.. До зимних студенческих каникул не так и далеко. Надо бы. Ладно, успею...
      
      - Ладно, успею, - привычно подумал Лук, - Микула не рассердится.
      Письма писать Лук не любит, при этом ему то и дело приходится горбатиться над эпистолярными посланиями:
      - родителям и бабушке раз в неделю - надо,
      - старшему брату в армию, пару раз в месяц - желательно, ребяты-солдаты любят письма получать, это общеизвестно,
      - э-э-э... - ну... еще, там, кому-нибудь... Ирке!.. Адрес общажный, 'лумумбовский', имеется. Но так, чтобы... ну, типа, между прочим, не выдавая на-гора слюнтяйских эмоций... Мике бы тоже надо бы черкануть, но стремно писать-посылать до востребования... вдруг не туда куда-нибудь попадет... Нет, не стоит парить мозг самому себе: Мике написать - дело святое и нужное, он обязательно ему напишет, лучший друг все-таки!.. 'не туда куда-нибудь...' Вот, прямо сейчас сядет и напишет!.. А, черт, сейчас - никак: у него встреча на Васильевском, надо срочно передвигать конечности, чтобы не опоздать!
       Лень рада нам, лень любит нас...
      А, вот, уж чего не любит Лук, так это опаздывать! Тем более, на такую встречу!.. Важную, типа. Сегодня у Лука не с девушкой свидание, но - очень и очень интересное, даже стебовое: осенью Лук познакомился-подружился с американцами, настоящими 'амерами' из США - тоже студенты-аспиранты, приехали самолично знакомиться со студенческими реалиями СССР, в городе-герое Ленинграде...
      А началось знакомство в сентябре, когда временно бездомный Лук временно проживал в профилактории Университета, что на Мытнинской набережной, по наводке и случайной протекции-помощи директора университетского студенческого клуба, Олега Ивановича Виноградова... Странноватый был тип этот Олег Иванович, странноватый чем-то таким... слабо уловимым и настораживающим... Но помог, мимолетно, своевременно, бескорыстно, и Лукова память, далеко не такая прочная, как у Микулы, навсегда сохранила имя этого человека и чувство благодарности к нему. Через десяток дней Луку выметаться из профилактория, а идти некуда... А нельзя ли загодя продлить пребывание в профилактории еще на один полумесячный заезд?..
      Нет, оказалось нельзя. Впрочем, десять дней - срок изрядный, что-нибудь придумается... Лук огорчен: получив стремительный отказ от спешащего куда-то директора, идет-гуляет по университетскому двору вдоль здания двенадцати коллегий... Вечереет уже.
      И тут обращается к нему высокий прохожий, парень в темно-синем свитере, в странных узких джинсах, умеренно патлатый, с чехлом-тубусом на плече, взрослый, лет двадцать пять чуваку... но может и поменьше, ближе к двадцати трем... Ищет-спрашивает на ломаном русском языке - где находится университетский студенческий клуб? А Лук только что оттуда, отойти далеко не успел, да проще проводить, чем объяснить... полторы минуты хода. Вие фром? Из 'юнайтед стэйтс'. Из США!? Ух, ты!
      И он, американский аспирант-русовед, Луку почти сосед - тоже на Мытне, дом пять, живет, только на другом этаже. Впрочем, это выяснилось позже.
       А чего там, в клубе? Оказывается, Пол (парня звали Пол) учится играть на тромбоне, и хочет позаниматься музыкой в таком месте, откуда его не погонят на пинках или матюгами, как в обычном общежитии... Разумно. Хотя, Лука слегка удивила попытка столь странного использования клубного пространства. Да и сам тромбон... Лук в курсе насчет инструмента сего: это такая медная дудка с выдвижной изогнутой трубкой, похожей на великанскую скрепку: рука дудящего-играющего на тромбоне водит этой трубкой-скрепкой вперед-назад, вдвигает-выдвигает ее в необходимой пропорции - вот тебе и звук по нотам! Прямо скажем, не гитара, но - забавно и любопытно!
      Бабка вахтерша, единственное оставшееся должностное лицо в клубе в тот вечер, была изумлена просьбою иностранца не меньше Лука, однако препятствовать не решилась, показала свободное помещение, узкую комнату, почти полностью заставленную двумя канцелярскими столами, выстроенными цугом, и полудюжиной стульев. Пол, деловитый, как все американцы, тут же расчехлил тромбон и, кашлянув для разминки, взялся мерзко дудеть, а Лук потоптался несколько секунд, да и ушел, слегка досадуя на самого себя и собственную нерешительность, что первое в жизни знакомство с иностранцем так быстро закончилось. Не, ну интересно же, ведь это пришелец из другого мира!
       Но судьба позаботилась о Луке, и его любопытство было удовлетворено по полной программе: еще через два дня они с Полом вновь повстречались возле студенческой столовки, а тот познакомил его с двумя другими ребятами: одного звали Джем, а другого Алан.
       Лук и сам, от юности своей, был открыт для знакомства и дружбы, легко сходился с людьми, и американцы-аспиранты в этом ему не уступали. Особенно плодотворное общение сложилось у Лука с Аланом, двадцатипятилетним аспирантом-стажером из Иллинойса, город Чикаго. Белый, худощавый, брюнет с горбатыми усами, ростом чуть ниже Лука, волнистые патлы довольно коротко стрижены... даже чуть короче Луковых... Из всех знакомцев штатовских только у Джема волосы почти до плеч, а остальные... Чудак-человек этот Алан: никто ведь там не запрещает длинные отращивать, хоть до пупа носи... Нет, странный все же народ америкосы!
       Лук, при первом словесном 'рукопожатии', поторопился щегольнуть эрудицией, дескать, он в курсе, что столица штата вовсе не Чикаго, а мелкий городишко Спрингфилд... (Не зря в свое время по энциклопедиям ползал, в поисках неких уточнений...) И добавил, что еще есть один Спрингфилд, в соседнем штате Миссури... Услышав о первом Спрингфилде, американцы восхищенно захохотали, а по поводу второго Алан недоуменно пожал плечами, он о таком не слыхивал... И о Вито Дженовезе не имел ни малейшего представления... Ну, иностранцы, что с них возьмешь... И джинсы носят узкие, старомодные. У них же там навалом шмоток в свободной продаже, чтобы им с клешем от бедра не ходить, как все нормальные люди!?
       У Лука были свои представления о том, что такое хорошо, и что такое плохо, далеко не всегда совпадающие с общепринятыми. Но в том, что касалось так называемого мещанского быта - шмоток, автомобилей, денег и прочих материальных составляющих скромного советского преуспеяния, Лук был верным воспитанником официальной советской пропаганды, почти как юный кинокомсомолец из бескомпромиссных двадцатых: вещизм презирал. Исключение делал в сознании своем только для фирменных джинсов суперрайфл и... джинсы 'левиса' - это вообще что-то заоблачно-буржуазное, для спекуль-бешеных денег... Да и, пожалуй, все... Нет! еще ему очень хотелось иметь-носить башмаки на толстенной платформе!.. И все. Ну, и рубашку приталенную... И все! Кстати сказать, у новых американских знакомых Лука почти ничего из этого в заводе не было: джинсы прямые, узкие, ботинки хоть и явно по фирме, не от фабрики 'Скороход', но на обычной тонкой подошве... Рубашки - да, у Алана сплошь приталенные, а в большинстве своем ребята-штатники предпочитают свободные свитера. Но даже если бы все остромодное и дефицитное 'это' наличествовало у них, иностранцев американских, Луку даже в голову бы не пришло - попытаться 'пофарцевать', то есть, мытьем, нытьем и катанием выцыганить себе 'шуз' или 'джинс'.
       Лук, в провинциальной простоте своей, даже не понял, что его новые друзья, тот же и Алан, очень быстро оценили полное отсутствие намерений у русского паренька - использовать знакомство для выгодного приобретения иностранного шмотья, которое так ценит советская молодежь. Слегка удивились, не без этого... Причем, совершенно очевидно, что Лук этот не агент, подосланный коммунистической партией и коварными кагебешниками.
      Да, между молодыми людьми из двух стран-антагонистов завязалась нормальная поверхностная дружба, ни к чему не обязывающая и не омраченная подспудными гешефтмахерскими намерениями сторон...
      И вот декабрь. Прическа все еще коротка у Лука: оттопыренные уши едва-едва прикрыты; сзади получше дело обстоит, волосы уже на воротник легли, но тоже еще... медленно растут. У многих ребят-однокурсников патлы гораздо длиннее, у того же Кольки Пойзена, у Юрки Кузнецова, у Витьки Бочкина, у Вовки Ничипора... Все они коренные питерские, и здесь со школьными порядками посвободнее, чем за Уралом... В прошлом феврале пацанов-десятиклассников в городе Павлопетровске местные власти бросили в пасть военкомату и его жрецам: те окрестили всех допризывниками, заставили пройти медкомиссию, а до этого поголовно остригли налысо! Всех пацанов-десятиклассников города!
      - Ну, зачем, спрашивается???
      - А вот так надо!
      - Кому, кому, ну, кому надо!?
      - Не твое дело, встал в строй!
      Лук, озверев от непробиваемой тупости общественного бытия, накатал письменную жалобу в 'Комсомольскую правду', с просьбой разобраться. Там весьма оперативно откликнулись на душевный стон-крик своего юного читателя: переправили письмо прямиком в горвоенкомат... Ну, те отреагировали, провели жесткую беседу с Луком, с директором школы... Спасибо тебе, родная 'Комсомолка', за помощь и защиту!
      Короче говоря, больше подобных писем Лук никогда, за всю свою дальнейшую жизнь, и ни в какие СМИ не писал, в знак презрения к оным... А волосы - что волосы... И раньше-то были коротки, но с восемнадцатого февраля 1974 года пришлось отращивать от нуля... Уже декабрь на дворе, однако то февральское облысение до сих пор аукается - волосы, оказывается, так медленно растут!
       Первый семестр на исходе, впереди январские экзамены с зачетами, а потом февральские каникулы, с выездом на малую родину (для иногородних). Луку тоже все это предстоит, и он слегка волнуется. Кстати говоря, вот он пырнет в Павлопетровск на каникулы, дней на десять, - и ребятам-одноклассникам будет что рассказать-похвастаться... О двух девицах, например, с которыми удалось - с интервалом всего лишь в неделю! - очччень близко познакомиться!.. Но до экзаменов далеко, и до рассказов еще дальше, а сегодня они с Аланом в очередной раз пересеклись, дабы просто походить по городу и поболтать. Лук очень много и часто любопытствует насчет обычаев и порядков в современной Америке: об уличной преступности, о ценах, о расизме, об искусстве, о матерных словах, о богатстве и бедности, и, конечно же, о девушках!.. Алан ровен и терпелив, он почти никогда не устает отвечать. Но и от своих, подчас наивных, вопросов отнюдь не уклоняется - а Лук объясняет, как умеет... не клевеща на советскую действительность, но и не лакируя ее в духе официальной пропаганды. Надо, чтобы все по-честному, а то какая дружба народов из вранья!?
       Однажды Алан и Лук едва не загремели в отделение милиции, когда, крепко выпивши оба, искали парадняк или подворотню на Невском, дабы справить малую нужду... Но обошлось, сбежали кривыми тропами проходных дворов, наугад... А поймали бы их - одним студенческим билетом стало бы меньше, советский ректорат беспощаден в подобных случаях... Не разбавляйте напиток воду! Случайность - любимая забава Судьбы.
      Пьяный в стельку Алан даже плакал в тот вечер, обнажив перед столь же нетрезвым Луком глубокую сердечную рану: девушка, там в Штатах, бросила Алана и вышла за другого, очень нехорошего Аланова однокурсника... Лук сочувствовал и делился опытом, давал советы...
      - Лонг лив! Здорово, Алан!
      - Зъдравствууй, Лукк! Как дьела?
      - Да полный файн! А у тебя? Давай, сначала, по пирожку врежем?
      - Нисштчякк... Я готов к этому, Лукки!
      Луку не нравится, когда его имя коверкают, но - ладно, если штатникам филологически проще так его именовать, то Лук не против. Даже хиппово.
      Там, на Университетской площади, возле 'северного' входа во двор комплекса 'двенадцати коллегий', существует с незапамятных времен студенческая столовая, знаменитая 'восьмерка', она же столовая университетского профилактория, а в полуподвале под нею - кофейня. Путь вечно полуголодных мужчин лежит именно в кофейню. И кофе там неплох, и пирожки вкусные.
      Ели как обычно - Лук брал один пирожок с ливером, второй с повидлом, Алан тоже покупал два: один с капустой, другой с картошкой... И все это под кофе с молоком. Вернее, Лук брал себе с молоком, 'плебейский', Алан же предпочитал черный заварной. Расплачивались, естественно, каждый за себя, хотя Лук, верный провинциальным привычкам-причудам, порывался пару раз платить за обоих. И не только с Аланом. Но однажды друзья-аборигены, сокурсники Лука, Юрка с Витькой, деликатно объяснили ему, что в Питере свои порядки, отличные от скобаристанских, и лучше бы их придерживаться, если не хочешь усмешек в свой адрес... Пришлось усвоить и соответствовать, что не так уж и сложно для полунищего студента.
      Лука в совместных шалтай-болтай всегда забавлял момент, когда Алан, помыв руки до и после туалета, или перед посещением столовой, обтирал руки о свой длинный шарф, обмотанный вокруг шеи, но дразнить-подкалывать своего американского приятеля на сей счет Лук так ни разу и не решился, даже по пьяни: да, диковато... ну... дикари, что с них взять... Хотя... по правде говоря, и советские общественные полотенца использовать для обтирки-обсушки - тоже... того...
      - Алан, слышь, Алан, а на фига ты взял фотоаппарат? Не лень тебе? Что ты с ним собираешься делать в такую погоду? Слякоть всюду, солнца нет... Зачем он тебе?
      Алан коротко поразмыслил над вопросом, пошкрябал указательным пальцем над правым усом...
      - Чтобы фотографировать, Лукки.
      Все как обычно: приятели едва успели обменяться десятком приветственных слов - и Лук уже не замечает акцента и неправильностей американской речи, смысл сказанного для него гораздо важнее формы... Так будет не всегда, со словами и узорами словесными... но... пройдут десятилетия, прежде чем будущему писателю откроются в этом вопросе некие новые 'конструктивные' истины... Кстати говоря, именно сейчас, в слякотном декабре того далекого года, они жарко обсуждают на ходу некоторые особенности русской советской литературы.
      Алан упирает насчет Солженицына, будучи уверен, что тот - самый главный литературный классик Советского Союза, притесняемый Советской властью, а Лук уверенно возражает Алану, для начала уличив его в полном незнании русской классики.
      - ...ага! Хорошо, Достоевский... еще кто?
      - Э-э-э... Чехов.
      - Ладно, Чехов. Ну, от себя добавлю кого-нибудь из Толстых - а у нас, Алан, чтобы ты знал, одних только Толстых знаешь сколько!..
      - Сколько?
      - Чуточку больше, чем до хрена! Ясная Поляна и титул графа - не главные достижения для писателя. Короче, ты понаслышке знаешь трех авторов, из них двое дореволюционные, а туда же лезешь определять и судить - кто есть ху на нашем Олимпе?
      - На чем, на чем, Лукки? Я не понял?..
      - Не важно. Короче, есть у нас в СССР и покруче писатели, чем Солженицын, так тебе понятно?
      Лук читал Солженицына лет пять назад, двенадцатилетним подростком: нашел в домашних книжных завалах потрепанный, выцветший почти до бела 'Новый мир', одиннадцатый номер за 1962 год, и проглотил-усвоил 'Один день Ивана Денисовича' буквально за свой один день. Потом он не раз возвращался к этому непростому рассказу-повести, покуда отец не засек его с журналом в руках... Выругал довольно крепко... якобы за лень в приготовлении уроков... Больше тот 'Новый мир' Лук не видел... А искал, очень настырно искал по всем укромным закуткам родной двухкомнатной квартиры... под подозрительными взорами старой бабушки своей, неграмотной Марфы Андреевны...
      Повесть очень любопытная и... довольно странная... Чем странная? Лук не раз и не два задавал сам себе этот вопрос, но сформулировать внятный ответ затруднился. Ну, во-первых, герой там какой-то серенький, совсем даже и не герой. Финал тоже какой-то... не сказать, чтобы жизнеутверждающий... Не очень справедливый, если честно. Повесть как бы и откровенно антисоветская, но - явного вранья вроде как бы и нет... Лук, исходя из скромного жизненного опыта своего, 'лживых клевет' в ней не обнаружил - это если говорить о реалиях советского быта... Дела описаны давние, лет двадцать им, даже немножко больше, и место действие - лагерь, совсем даже не пионерский, но кое-что списано словно с нынешнего дня. Те же 'несуны', та же бесхозяйственность... Разве что урки и блатные-шерстяные в повести напрочь отсутствуют, это в каторжном-то лагере... Если же говорить о достоинствах самой книги... Ну, так как-то... Хотя, кое-что... Пронял всерьез Лука-читателя эпизод невнятного, словно бы скомканного спора между зеками - кавторангом Буйновским и самим Шуховым, насчет полдня, природного и 'декретного': в час дня он наступает, или в двенадцать? Автор лбами столкнул две неубиенные правды: первая правда образованного Буйновского состоит в том, что ленинский декрет сдвинул середину светового дня вперед: с полудня - в час дня, просто приказал Ильич переставить вправо на одно деление все часовые стрелки Советской Страны, и отныне солнце находится в самой высокой части небосвода в 13-00. А вторая правда простого и не шибко образованного, но здравомыслящего человека Ивана Шухова, принявшего слова кавторанга буквально, такова, что не должно бы солнышко - вековечное Солнце! - подчиняться 'ихим декретам', да и не будет такого никогда! Тут и доказывать нечего! Шухов даже и спорить вслух не стал... Но чуть позже улучил подходящее мгновение и выбежал на улицу, голову к небу задрал - 'проверить насчет кавторангова декрета'.
      Читателю, в том числу и школьнику-пацаненку Луку, понятно - ЧТО там увидел Шухов, чью окончательную правоту, но эту лютую сшибку двух неопровержимых истин в шуховской голове писатель не распаковал, не разжевал - просто обозначил одним скупым мазком, умолкнув на полуслове, щедро отдал на суд читательскому воображению... Эта писательская 'скупая щедрость' была невероятно крутой с точки зрения Лука! Но, все равно - подумаешь, Солженицын!.. А не хрен злопыхать и за бугор бежать!..
      - Ну, короче, Алан, я тебе советую Пикуля почитать, например, Стругацких... Вот это реально большие писатели, покруче Солженицына! Там, у нас, кроме них... еще есть... Запиши в свой блокнот, а то забудешь!
       Алан кивнул, с сомнением на недобритом лице, но вынимать щегольской блокнотик с полосатым американским флагом во всю глянцевую корочку и записывать туда ничего не стал, а только Луку все равно видно, что об этих славных книжных именах Алан просто ничегошеньки не знает и даже не слышал.
       Дело очень далекого прошлого, пустой, пустяковый был эпизод, и все же Лук, изредка вспоминая о нем сквозь долгие десятилетия, каждый раз надеялся задним числом, что мимолетный приятель Алан, канувший давным-давно и бесследно в чикагских просторах, забыл об этих Луковых суждениях... да и о самом Луке... Стоп, о Луке пусть бы и помнил, почему нет?.. Ну, а если уж говорить о литературных вкусах и оценках, то Лук не отрицает, не отвергает прежних читательских пристрастий, он с детства и навсегда сохранил в душе своей светлую признательность к Валентину Пикулю, к братьям Стругацким: ярчайшие, невероятно талантливые!.. И дальше расти бы им и подрастать в творчестве своем, до самого конца жизни!.. 'вверх, до самых высот...' Остановились зачем-то на полпути...
       Биржевая линия коротка, с четвертушку одного километра: юго-юго-восточным створом своим, если с компасом сверяться, упирается в ворота университетского комплекса, а на северо-северо-западе заканчивается естественным образом: дальше - поперек и влево-вверх, под углом 45 градусов, бежит-лежит серая гранитная набережная Макарова, а за нею вдоль, под снегом, льдом и проталинами, угадывается Малая Нева.
       Алан привычно расплывается в своей дежурной американской улыбке, он уже цапает пальцами затвор, бока и око своего фотоаппарата 'Кодак 404'...
      Луку, само собой, нравится рассматривать фото со своим изображением, он бы очень желал, хотя бы однажды, посмотреть и кинопленку с собственным участием: как он движется, как со стороны выглядит в реальности... Но чтобы увлекаться фотоохотой самому... Нет и нет, слишком уж нудно, хлопотно, да и дорого. Алан же не ленится: сфотографировал библиотеку Академии наук, небольшую группу каких-то военных... трое в ушанках, один в папахе... Зачем ему? А вдруг Алан агент ЦРУ, типа, как в мультфильме 'Шпионские страсти'? Стебовая мысль! Чушь, понятное дело, но было бы забавно вскрыть его коварными вопросами...
       Тем временем, Лук и Алан подошли к набережной Макарова. Лук подумал, что не худо бы свернуть направо, дабы сквозь слякоть плохо очищенных тротуаров двинуться к стрелке Васильевского - он успел полюбить этот кусочек Питера, там такие виды...
      - Луки, давай, я тебя сфото...графируйу!?
      - Действуй, я за! - Лук попятился, к стене дома и чуть вбок, чтобы встать, не заслоняя, на фоне памятной доски, посвященной академику Введенскому, поправил шапку на голове, потом сдернул ее, чтобы видна была длина отрастающих волос... на улице все равно теплынь, около нуля... тоже мне зима...
      Алан долго целился, оскалившись, влево сдвинулся, вправо...
      - Нет, Луки, не так... Свет неправильный. Встань вот сюда! - Алан ткнул пальцем вправо от себя и указал прямо на невысокий гребешок талого сугроба.
      - Ох, ни хрена себе! Алан, ты чо, ку-ку!? Хочешь снять купание советского студента в грязи и окурках?
      - Извини, Луки, я нечаянно. Вот сюда, да-да, сюда, вот...
      Лук послушно передвинулся, куда ему Алан показал, но сам не преминул оглянуться за спину... Хреноватенький пейзаж, пятна грязного снега по земле; реки Невы, цвета кислого свинца, почти не видно, а на той стороне плавучий ресторан 'Корюшка', за ним какие-то скучные здания, по типу бетон, стекло, металл...
       Щелк, щелк... два шага влево... щелк.
      - Слушай, Алан, а что там такое, в тех зданиях? Ты в курсе, нет?
      - Где именно, Луки?
      - Да вон там, не там, где плавучий ресторан, а за ним, ну, новострой...
      - Нет, Луки, я не знаю. А ты знаешь?
      - Ни бум-бум. Слушай, Алан, может, ты шпион? А, ну признайся, чего там: по заданию ЦРУ настойчиво фотографируешь стратегические объекты? Платят стервингами. Колись, колись в темпе, если не хочешь расстрела!
      - Чем платят?..
      - Стервингами. Ну... такая валюта одной из капиталистических стран... Вряд ли ты что-либо слышал про Англию... Сейчас она лишилась всех своих колоний, включая Америку, и поэтому зовется Великобританией.
      - Про Англию? Я много слышал про Англию, Луки, бывал там, и даже умею говорить по-английски.
      Алан громко рассмеялся, и Лук, можно сказать, воочию увидел смысл выражения 'покатился со смеху'... Но тут же придирчиво отметил про себя, что развеселый смех Алана мог бы греметь чуточку понатуральнее. Больше в тот день фотографий почему-то не было, и разговоров о них тоже.
      Все совпадения случайны, иначе они умысел. Если даже взвалить на американца клевету-напраслину, просто взять и просто заложить ни в чем не повинного Алана компетентным органам Советской власти - у того наверняка возникнут неприятности по международной линии, здесь для Лука никаких иллюзий не было. Нет, ну, пожалуй, имеется вероятность, что Луку почудилось, и в натуре никаких-таких шпионских действий Алан-штатник не производил, но... Умному человеку стыдно думать о людях только хорошее. Это не очень большая вероятность, насчет шпионажа, однако, очень уж глупо и постановочно с его стороны все выглядело, абсолютно не характерно для Алана. А с другой стороны: центр города, фотографируй этот бетон-стекло-металл с любой точки, включая речные трамвайчики на Неве - да их тысячи, нечаянных снимков, сделаны уже и делаются каждый год! Какой смысл могучему и зловещему ЦРУ шустрить в городе Ленина подобным образом? Глупо ведь, очень глупо! Да, с одной стороны - явная чушь эти Луковские домыслы, а с другой - слишком уж Алан тогда занервничал.
      Нет, но, опять же, будь он американский разведчик, матерый вражина, засланный под видом великовозрастного студента, то Лук не застал бы его врасплох своим дурацким наездом про шпионаж... И, в то же время, если братишка-американец - обычный студент-аспирант и сфотографировал от простоты своей, то и бояться ему как бы нечего! Ну, предположим, прибегает в 'Большой дом' бдительный комсомолец Лук, прижимая вспотевшую шапку к взволнованной груди, докладывает дежурному майору Пронину о том, как случайный знакомый Алан пытался сфотографировать его, Лука, на фоне укрепленного оборонительного сооружения - равелина Петропавловской крепости! И что? Алану за это ничего не будет, а вот Луку... Если в дурку сразу же не сдадут - то воспользуются случаем и завербуют в стукачи.
      Стукачи, которые на поводке у КГБ, наверняка есть в универе, на каждом факультете имеются и на каждом курсе; в стукачи, в 'помощники' даже дураков берут, но Лук туда не хочет. И не будет!
      Хрен с тобой, Алан Батькович, живи шпионом! А все-таки надо будет попробовать узнать - что за корпуса такие, зачем нужны и кому принадлежат? Любопытно ведь.
      Лук сумел склонить Алана идти направо, к Стрелке с ее пологим спуском, каменными шарами, и они пошли...
      
      
      - Так что там, Анатолий Алексеевич? Не надо тянуться во фрунт, присядьте и спокойно докладывайте. Почему именно я именно вас вызвал? - Чтобы лично заслушать некоторые нюансы, но это не значит, что... Одним словом, никакого аврала нет, просто Москва поручила нам составить дополнительный план работ по утвержденным темам, общий план, и мне предстоит докладывать на днях уже предметную 'раскадровку'. Вы же знаете, в нашей службе мелочей нет. Вот, из этого исходите, докладывайте оперативную обстановку, конкретно, именно по данному пункту. По фотографиям. Понятно?
      - Так точно, това... Гм... Виноват. Да, Даниил Павлович. По Нойберту-младшему. Он систематически фотогра...
      - Это который консульский сынок?
      - Та... гм... Да. Майкл Нойберт. Он регулярно...
      - Это да, это потом обсудим, это в плановом порядке. И уже в другом составе присутствующих. Тут у нас с вами в сводках промелькнула история с этим... еще одним фотографом... тоже американец, аспирант-русист в рамках международного сотрудничества с ЛГУ. Что там?
      - Фотографировал, и не однажды, в разных ракурсах, объект - комплекс зданий на проспекте Добролюбова. У меня на контроле данный эпизод.
      - Угу. Я так понимаю, это у вас 'дембельское' задание?
      - Э-э... виноват...
      - Я говорю по секрету, который вам уже наверняка известен: идете на повышение, пусть и не совсем линейное... Дело ответственное, будете представлять наш комитет за границей, в братской ГДР. Занина заменишь, давно пора. А дела сдашь Капитону Ивановичу. Дело там очень тонкое и важное, Москва на тебя виды имеет, надеюсь, что доверие по плечу оказано. Об этом поговорим чуть позже, а пока... 'Семерка' подготовила материал?
      - Так точ... Да, Даниил Петрович. Вот сводка, здесь фотографии...
      - А это что за хмырек болотный рядом с нашим усатиком-очкариком?
      - Студент первого курса университета. Иногородний, Зауралье. Никаких материалов на него нет. Из рабочей семьи, отец - машинист-железнодорожник, делегат XXIII съезда партии. Ни в каких противоправных акциях до этого замечен не был.
      - А что же он тогда с этим болтался? Фарцевал, что ли?
      - Мы навели справки: по линии наших коллег из МВД сигналов на него нет.
      - Ну, и то хлеб. Ладно... Делегат, говоришь, батя у него... Рабочая косточка, а сынок с иностранщиной гужуется. Ладно. Там это... После Владивостока, после встречи Леонида Ильича с этим... с Фордом, все только и говорят о разрядке в сфере международной напряженности, но мы... Подчеркиваю: мы, наша служба, ни в коем случае расслабляться не должны, наш фронт не знает передышек. В общем так... За 'мистером' этим студентом продолжать наблюдение, аккуратненько, не светясь... Как часто он в консульстве появляется, с кем из наших соотечественников контачит, и т.д и т.п. Я зачем про нашего-то паренька спросил: подумалось, не наш ли он помощник?.. Сам вижу, что не наш, не перебивай меня, Анатолий Алексеевич! Я к тому, что не худо бы и какого нашего к нему подвести, оно бы и надежнее было. И вообще! Почему я должен всей этой мелкой трихомудией заниматься!? Гм... Сам себя спросил, сам и отвечу. В последнее время коллеги из ЦРУ, из АНБ проявляют очень даже повышенное внимание именно к... этим научно-исследовательским делам, ну, ты понимаешь, коль направление ведешь, о чем я говорю: вся эта ракетная химия на прямом контроле у Юрия Владимировича, и спрос с нас со всех за эти штуки, если что, будет очень суров. Шкуры со всех посдирают - за ошибки, за недоработки. Начиная с меня! Приходится, вот, лично проверять по низам.
      - Понимаю, Даниил Павлович! - По лицу без пяти минут бывшего начальника 2-й службы полковника Куркова невозможно было прочесть - что именно он думает по поводу резкого поворота в своей карьере, который только что был подтвержден с заоблачных высот, из личных уст, что называется. Глаза под мохнатыми бровями полуприщурены скромно, взгляд сосредоточен, мимики ни малейшей. Генералу Носыреву известна репутация своего сотрудника среди коллег: умен, работящ, общается без солдафонства, даже как бы и напротив... Но не шалтай-болтай. Может пошутить - но не балагур, за словом в карман не полезет, но и не болтун... А сказать о нем, что он ни рыба, ни мясо - и это мимо: человек башковитый, с перспективой... С хитринкой. И чего это Москва настояла о его переводе в ГДР?.. Своих кадров, что ли, не хватает?.. Вот, ведь, решила товарищ Лубянка, и спросить-полюбопытствовать о причинах - не у кого... Вот такая она, Москва...
      Носырев встрепенулся, цапнул рукой вертушку.
      - Слушаю! Да!? Понял! - Глава питерского КГБ сделал было попытку вскочить из широкого кресла и вытянуться по-армейски 'во фрунт', насчет чего он так вальяжно был против буквально полчаса назад, но одумался: затрепетал, оскалясь, нетерпеливой ладонью, давая знак Куркову, чтобы тот выметался из кабинета - пулей, без этикета и каких-либо ритуальных реплик. И одними губами:
      - Папки забери!
      Курков, с бумагами в охапке, ринулся к двери, здесь все было и без слов очень даже понятно: с Самого Верха звонят! И может быть даже кое-кто повыше Андропова!
      
      - Мистер Ву, Фредди, дорогой! Ты же сам сказал, что этот юноша никакого интереса для нас не представляет!? Студент, да еще первокурсник, уши намертво залеплены советской пропагандой...
      - Все так, Дэнни... Я только хотел... Алан говорит, что экземпляр очень симпатичный, и, вдобавок, он вне всяких засветок... Просто на перспективу, на лонгэтюд, так сказать...
      - Фредди, мать и перемать, как говорят наши проклятые русские друзья! Когда ты научишься быть взрослым! Тебе уже скоро под тридцатник, а ты все в супершпионов играешь. Ты лучше вспомни - и впредь никогда не забывай! - нашего незабвенного вице-консула: как его отмудохали на глазах у всей Боткинской лечебницы. Подставили как дурачка, поймали, унизили и вышвырнули на хрен! Ты тоже хочешь, как Дэйв? Осторожность прежде всего. Ты должен научиться думать, как они, то есть обрусеть, но делаешь это медленно. Понял? Хорошо. Джемса Бонда оставь нашим британским друзьям, а мы давай-ка сосредоточимся на материях насущных и приземленных. К черту сопляков, вопрос решен.
      - Ты - босс, я только за.
      - О'ка. Я тебе поручал тут... насчет Майкла-Миши К. Выяснил чего?
      - Фарцует. Подтвердилось. Пьет умеренно, очень похоже, что постукивает в комитет... Живет на канале Грибоедова, настроения прозападные и протестные. То есть, все подтвердилось, все по-прежнему.
      - Вот. По нему и работаем. Спокойно, методично, без спешки. 'Постукивает'... Они там через одного постукивают, страна такая. А фотонегативы я уже передал, с очередной дипломатической почтой... 'Умеренно'... Чертовы финны! Тэн и Мэт опять нажрались, сволочи... на радость папочке...
      - Э-э... Дэнни, я тут не того... не в курсе. Нет, я вроде как понимаю, о ком ты, но...
      - Ай! Это у меня сгоряча вырвалось. У главного финского босса Урхо Кекконена есть два сына-близнеца, и оба пьянь запойная. Отсюда ряд мелких проблем в большой внешней политике. Забудь, Фредди, забудь. Это не твоего и даже и не моего ума дело, это наверху скандалами шуршат, это пусть Киссинджер сумутится. Мы почему дергаемся? Просто ситуация опять жопой виляет, объясняю кратко: наши сейчас резко оживились насчет Финляндии, она же Суоми, поскольку там, вокруг Хельсинки, такой международный шурум-бурум заваривается... С весьма большим размахом. Сам я не очень-то в это верю, что шум делом завершится, но госдеповский нынешний босс... Большой Босс Киссинджер считает, что надо отвлечь внимание этой... как ее... мировой общественности от вьетнамских проблем на что-то там другое. Похоже, ему одной Нобелевской премии мало, хочет другую получить. Вот, где-то весной-летом будущего года все и начнется, как он считает. И теперь это будут и наши с тобой задачи, но не взамен сегодняшним, а в дополнение к ним. Понимаешь, да? Прежних установок никто с меня и с тебя не снимает. Соответственно, вашингтонские шишки заранее так нас теребят, по делу и без дела, что... Насчет финнов - я не тебе в упрек высказал, а мне самому наметил: типа, боковые, непрофильные задачи ставлю, по проблемам, которые мне, в свою очередь, наши оперативные боссы-кровопийцы по просьбе Госдепа спустили сверху. Они - мне, я - тебе. Шуруй в свою берлогу, на сегодня все у нас с тобой... Кстати...
      - Да, Дэнни!
      - Ты выяснил, как я просил, почему финнов русские турмалаями зовут?
      - Н-нет... пока не выяснял. Я у местных постоянно спрашиваю, но одни одно говорят, другие другое.
      - Ну, например?
      - Турма - искаженное русское 'тюрьма'. Или еще: турма по-фински - крах, гибель...
      - Угу, н-да. Тяжело с ними... И с теми, и с другими. Европа.
      
      Финляндия, бывший осколок Российской империи, ныне процветающая независимая страна Северной Европы, ближайший сосед советского города Ленинграда - но, при этом, настоящее 'дальнее зарубежье'! Это тебе не братская Болгария и даже не ГДР, это всамделишний пресловутый капиталистический рай! Обычный советский человек, если вдруг ему случайно посчастливится попасть в Хельсинки - по служебной или иной какой надобности - годами способен вспоминать исхоженное-увиденное и вслух делиться этим с окружающими. Да, наверняка этот кусочек развитого капитализма чуточку потише и поскромнее загнивает, нежели Лондон или Париж, но, все-таки... За подобные рассказы никто никого нынче не преследует, чай, не сталинское время! Это как с анекдотами про Брежнева - пожалуйста, если по уму! За столом или на рыбалке - сколько угодно, а вот на партсобрании - пожалуй, не стоит, если ты не диссидент. Недостатки за рубежом, в той же Финляндии? - а как же, обязательно имеются! Страна-то капиталистическая! Из самых наглядных темных пятен - эксплуатация человека человеком и сухой закон. Со спиртным у турмалаев туго: продают мало и дорого, штрафуют и запрещают всюду, на улицах и в парках, во всех сферах городского бытия.
      Но сегодня, вчера и завтра, под самый конец лета 1975 года, Финляндия на самых-самых первых страницах и строчках всех мировых новостей: в финской столице представители важнейших мировых держав подписали важнейшие 'Хельсинские соглашения'!
      Эпохальное событие готовилось почти год, началось в конце июля и случилось в августе, так что процесс подписания растянулся почти на три дня.
      Больше всех торжествовал Урхо Кекконен, президент Финляндии, маленькой северной страны, столица которой и стала ареной-площадкой исторического подписания. Долгие годы после этого любил он осторожно хвастаться, как еще в далеком одна тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, во время перехода через Кавказский хребет, в компании своего старинного приятеля из СССР Алеши Косыгина, пришла ему идея - помирить навеки все европейские страны и народы! И получилось!
      В уровнях межгосударственной полемики различают истину, оценочное суждение и клевету. Все зависит от ширины морды участника. Всяк из мировых лидеров, участвующих в подписании, в итоге ощутил себя игроком-победителем: Брежнев, Форд, Вильсон, д'Эстэн, Шмидт... Но, как это всегда происходит в общечеловеческом термитнике, в остальной политической вселенной, чуть в стороне от главной, прижились надолго и другие точки зрения: тот же Рональд Рейган посчитал Хельсинкские соглашения капитуляцией перед Москвой, лидер Албании Энвер Ходжа, отказавшийся участвовать и подписывать, назвал все происходящее предательством идей социализма со стороны СССР...
      
      'Предательство идей...' Один на всю Европу выискался... Это он себя, что ли, в социалистах числит?.. Из Договора вышел... Как говорится, мал клоп, да вонюч!
      
      - Сегодня уже среда, если не ошибаюсь. Женя! Ты... сообразите мне там чайку. Такого, знаешь... чтобы не очень крепкий, но и не дым-туман, не белая ночь. Сахар, печенье - ничего этого не надо, пустым хочу горло погреть. Сколько там за бортом?
      - Подмораживает, Алексей Николаевич, минус восемь, почти как вчера.
       Косыгин еле-еле заметно - чуть поддернул правый краешек рта - усмехнулся: Евгений Карасев службу свою нелегкую несет как надо, ловко, тактично, бесшумно!.. Если глаза прикрыть, то можно и не заметить, как он дверь открывал-закрывал, по ковру шагал... Разве что по тихому шелесту воздушных вихрей, что исходят от движения дверных створок и от объемной карасевской фигуры. Да и сами двери в Кремле мощные, исполинские... Молодец, все-таки, Женя Карасев: тянет свою лямку непростую, как положено, с толком, и 'на сторону', что называется, не кадит, не стучит, проверено.
      Пяти минут не прошло, как глава косыгинской охраны привычно обеспечил Самому чаепитие прямо за рабочим столом: пузатый расписной чайник с ситечком, бело-голубой, под Гжель, салфетки с вышивкой, любимый 'кремлевский' стакан с серебряным подстаканником, ложечка мельхиоровая - даже две ложечки: одна в стакане помешивать, другая сахар накладывать... В чайнике, согласно повелению, уже заваренный кипяток, дабы не плодить на столе посуду лишнюю... Косыгин поблагодарил Карасева и Сальникова (вдвоем посуду принесли, чтобы в один заход уложиться), кивком, одновременно давая понять, что хочет остаться один, а сам опять усмехнулся и так же едва заметно качнул головой - вправо-влево... Недочет сегодня, дорогие товарищи: вместо одной из ложечек должны быть щипчики! Сахар-то кусковой, а не песок! И вообще, он ясно сказал, что без сахара и конфеток будет пить, но... Хотя, в этом они как раз правы: хочет он с сахаром или без - столовый порядок есть порядок. А ложечка вместо щипчиков - ну... пусть это будет мелкая ошибка протокольной службы.
      Косыгин поразмыслил коротко - не станет он замечаний делать, и вообще хватит на пустяки отвлекаться-развлекаться, работать пора. Относительно спокойный час, наиболее дорогой и желанный, у него есть, а потом неизбежный шум-гам суета: звонки, доклады...
      Предсовмина отодвинул влево, аккуратно, чтобы стакану с чаем без помехи, пухлую записную книжку, подтянул поближе к себе рабочий блокнот с малоразборчивыми каракулями на отрывной странице - планы, задумки на сегодняшний день; потянулся левой рукой - ткнул пальцем в кнопку лампы, и тут же еще раз, выключая: и так достаточно светло, от люстры. Вот, казалось бы - совершенно глупый настольный прибор, помпезный светильник с дюжиной квадратных оконцев по периметру, росту в нем... в ней - сантиметров шестьдесят, а то и побольше... Но привык, и жалко менять на что иное... Хватит спать!
      Албания - 'социалистическая' страна, да еще атеистическая! Т-ты только подумай!
      Сор и вздор. Торговый оборот почти нулевой, даже реагировать смысла нет. Что там первое, для бодрости и раскачки?.. 'Проверить мероприятия по Д.Ш.' Ничего себе бодрость!.. Жаловаться некому, сам написал. В прошлую субботу умер Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Почти ровесники. Лене Брежневу ровесник... Долго болел, и вот теперь ушел... Безусловно, что увековечить его память следует на всесоюзном уровне. Делается это понятно, что не с кондачка, не вдруг... Так... Филармония, улицы, таблички... когда по срокам... кто ответственный... Это пусть Демичев шевелится. Что, что Мравинский?.. Дальше.
      'Горизонт-4' в Якутии. Мощность семь с половиной килотонн... Это теперь называется сверхмалая мощность... Почему здесь?.. А!..
      Не так давно, один из заместителей Славского напрямую докладывал ему итоги исследования по результатам подземных ядерных взрывов, проводимых на большой глубине.
      Возникают три основные взрывные силы: ударная волна, тепловая волна и так называемая волна сжатия... Образуются взрывные полости, которые, по мнению средмашевцев, могут иметь не только научное значение, но и... Нет, для военных действий они бесполезны, эти взрывы, разве что почву слегка потрясти, вместо вулкана... Угу, землетрясение устраивать на своей территории! - А на чьей же еще - под чужую-то как пробраться? С атомными бомбами?.. Да, бесполезны для Третьей Мировой, и это хорошо. Но Курбатов как раз докладывал о возможных перспективах использования для нужд народного хозяйства, именно, что на своей земле. Это, по их мнению, и подземные хранилища-убежища на случай той же войны, и своего рода природные аккумуляторы 'текучих' полезных ископаемых, типа нефти и газа... еще там что-то...
      Но... Почти для всех грунтовых сред полость эта, рожденная взрывом, ненадежна: рушится, заполняется черт-те чем непредвиденным... Плюс остаточная радиация, которая, на удивление, оказалась гораздо меньше ожидаемой.... Косыгину пришлось настоять, и совместно с Гречко дополнительно выслушать доклады от институтов Федорова, Хлопина... данные с полигонов... Нет. Это не проекты, это прожекты. Он вообще прожектер, этот Курбатов. А голова толковая. Дополнительных ассигнований не будет. Даже и Гречко по данному пункту не настаивал... скорее всего, мало что понял из услышанного. Итак, 'Горизонт-4'. Эхо прошлых баталий с министерством обороны. В сторону, вопрос закрыт, больше не докладывать.
      У Полянского голова тоже вроде как не тупая, не Мазурову чета, и не Кириленко, да только почему-то практической пользы от его головы в сельском хозяйстве не наблюдается... вот уже два с половиной года. Он два урожая за это время профукал... Даже три. Шелепина весной укоротили, Полянский, видимо, на очереди. Снимут - беда не велика, но придется опять замену искать, пусть лучше этот работает, по крайней мере знаешь, что от него ждать. А пока выслушать итоговый отчет - и чтобы до нового года! Записано.
      Дальше. Союз-Аполлон, еще в июле... Это Гречко с Брежневым лавры пожинают, вот, пусть они и... Венера-9 и Венера-10 - туда же и там же сверстано... Затраты - отчет, все есть. Вычеркнули.
      Дидье Рацирака, Мадагаскар. Ну и имечко! Это опять Брежнев, с подачи Громыко, тему подсунул: ну, как же - на Мадагаскаре социализм решили строить! Товарищ Рацирака пообещал национализировать промышленность и банки - да какая там, к шутам, промышленность! Банки отнимет у западных хозяев, тут сомнений нет. У Запада банки отнимет, у нас кредиты выпросит - то-то жизнь счастливая начнется. Трех месяцев не прошло с момента революции - уже просит. Но деваться некуда, придется дать. А с выдачей хотя бы потянуть. Пусть ценит и кланяется. Да нет, какие там фруктовые поставки... бесполезно.
      Фейсал... ибн Мусаид... Принц саудовский, казнен в июне... Чего он здесь!? А!.. Цены на нефть и взаимосвязь с организационными выводами, аналитика по линии разведки. Леня попросил подумать. Чего тут думать, никак и ни с чем не связано, там семья королевская в сотню тысяч человек, одним принцем больше, одним меньше... Не влияет.
      Дальше. Гонсалвиша туда же. Какая нам, к черту разница, что там, в Португалии, с очередной народной партией!? Как говорится, энергию бы Громыко - да в мирных целях! Это не его вопросы. Всем 'друзьям' штаны поддерживать - бюджет не резиновый!
      Гусак опять шлет депеши. Ну, этот брат-чехословак хоть что-то делает, пытается делать. Где-то получается у него, где-то нет, но он, хотя бы, шевелится на экономическом направлении. В отличие от 'товарищей' - бездельника Свободы и 'реформатора' Дубчека.
      'Хельсинские соглашения'. Ну, вот и добрались, разминка закончена.
      По логике вещей, представлять Советский Союз в Хельсинки должен был бы он, предсовмина Косыгин Алексей Николаевич, ну, или Коля Подгорный, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, 'президент', как он любит исподтишка себя называть. Но Подгорный лентяй и дубина, двух слов по делу связать не сможет, он вообще мало на что способен, кроме разве что рот широко разевать для обычных партхозактивных камланий... Леня, Леонид Ильич, с делом справился неплохо, это следует признать. И себя, как направляющую партийную силу, перед Западом поставить сумел - тоже очевидная победа. Зря, что ли, он настоял-присоветовал, чтобы на совещании от стран социалистического лагеря присутствовали в качестве первых государственных лиц именно Первые Партийные Начальники - что Кадар, что тот же Гусак...
      Предсовмины, премьер-министры в странах победившего социализма - это так... гужевые лошади с громоотводом во лбу, на случай государственных ошибок. А вот Первый или Генеральный секретарь... Да, он тоже бывает виноват, но только если уже не при власти... Но до этого безгрешен, как Папа римский.
      Запад покорно принял новый межгосударственный статус кво: главный в СССР - Генеральный секретарь ЦК КПССС Брежнев, а не липовый 'президент' Подгорный и не какой-то там Косыгин. Да и черт бы с вами со всеми по данному пункту: у предсовмина и без того работы выше головы на десять километров!
      С другой стороны, Западу нынче особо выбирать не приходится, чью легитимность признавать - и так у них война идет на два фронта: термоядерное противостояние с Варшавским договором - это раз, мировой энергетический кризис - это два. Ну, и плюс партизанщина: всякого рода национально-освободительные войны в странах третьего мира.
      Косыгин отхлебнул из стакана горьковатую жидкость - когда и остыть успел! Ткнул на ощупь кнопку вызова.
      - Жень, будь добр, скажи Леше: пусть мне еще чайку заварят. Точно такой же крепости, но погорячее. И еще... проследи, чтобы весь мой дальнейший график - весь, до... восемнадцати ноль-ноль, включая перерыв на обед! ?- пусть на полчасика сдвинут-отодвинут, да, на полчаса ровно!.. Угу, благодарю.
      Три минуты перерыв.
      Косыгин аккуратно вырвал из блокнота черканую-перечерканую страницу, сложил, порвал, еще раз сложил, еще раз порвал, чтобы совсем уж на клочки, отнес в туалет... Нет, никто особо за ним не следит... кроме Тихонова, который тоже как бы только надзирает... согласно инстинкту царедворца и невысказанным вслух пожеланиям Самого. Нет, это не подозрительность, а просто деловая аккуратность: не оставлять за собою полуфабрикаты и прочее невнятное. Наверняка не раз пригодилось. Этому он еще у товарища Сталина выучился.
      Косыгин вернулся за стол, дернул правой щекой, фыркнул тихонечко, пробуя на вкус новозаваренный чай - добрый чай, заварен хорошо, подан вовремя, незачем раздражаться!
      'Национально-освободительные!' Какие к черту!.. Нет, он, разумеется, не против социализма и победы социализма в мировом масштабе - и внешне, и внутренне, без фиги в кармане, без притворства!.. Но ведь с умом нужно все делать! С умом! И помогать 'друзьям' в том числе! Все эти скороспелые строители арабско-африканского и мадагаскарского социализма только и знают, что выпрашивать у Союза кредиты, причем, явно, что безвозвратные! Брать - берут, отдавать не собираются. Бюджет страны и без того испытывает кое-какие напряжения!.. Нешуточные, да. Если бы не четырехкратное повышение цен на нефть, если бы не умопомрачительно щедрый Самотлор, то... Рассмотреть запросы предметно, по пунктам, и где можно секвестировать... примерно, в два-три раза. Жизнеспособному государству категорически противопоказаны доверчивость, альтруизм, вегетарианство и платоническая любовь к соседям. Обсуждаем тет-а-тет с Леней, и сразу же, пока он не передумал под чужими влияниями, выносим на Политбюро. Дальше.
      Деньги! Они же не с неба в казну падают! Тот же и Гречко со своими безумными запросами! Хорошо еще, что Лене 'люди добрые' не устают в уши вдувать насчет наполеоновских замашек министра обороны! Конечно же, бред сивой кобылы, у Гречко шесток не тот... Поговорить-поспорить с самим Леонидом Ильичом - да, может... о хоккее. И не выше. Но Брежнев, тем не менее, ко всем наветам прислушивается, в том числе и на своего 'премьера'. Ну, здесь все обыденно и понятно: Андропов с Тихоновым и Устиновым стараются не за страх, а за совесть, свои блюдут интересы... Очередные Ленины противовесы... Тихонова из этой тройки вычеркнуть, Тихонов лоялен... пусть и на все стороны.
      Так, дальше. Подписание соглашений - весьма хорошо, тут двух мнений быть не может! Запад вынужден признать де-юре существование ГДР. Это уже очень весомо. Сколько шума и криков было вокруг контракта 'газ-трубы'! Тот же Хоннекер исподтишка, но чуть ли не в голос упрекал руководство СССР в предательстве... ну, пусть не в предательстве, а в недостаточно твердом соблюдении интересов братской ГДР: трубопровод-то в обход немцев, по Чехословакии пошел, в ФРГ так настояли... Что ж, уступили, да. Зато теперь европейский Запад по факту зависит от поставок советского газа и воленс-ноленс чуточку поуступчивее стал в ряде иных важных вопросов. Теперь экономические связи с той же ГДР выстраивать будет куда как проще, без оглядки на всех этих...
      Вот, тоже отрадный пункт соглашений: '...в военно-политической области: согласования мер укрепления доверия в военной области (предварительные уведомления о военных учениях и крупных передвижениях войск, присутствие наблюдателей на военных учениях); мирное урегулирование споров'. Что это значит для страны? - Много значит, еще как значит: вероятность крупномасштабной войны уменьшается - а это само по себе величайший из плюсов. И министерствам обороны, чужим и нашему, общепринятая стратегия мирного сосуществования поумерит аппетиты. На очередном заседании Политбюро это будет хороший аргумент. Нет, стоп. Он, Алексей Косыгин, председатель совета министров, коммунист и патриот своей страны - вовсе не желает ослабления международных и 'силовых' позиций в современном мире, он за укрепление мира во всем мире, но также и за укрепление обороноспособности страны. Однако мера во всем надобна, мера - мать вещей! Устинов, Андропов, Гречко, многие остальные - только и знают, что расписывать в докладах молочные реки с кисельными берегами, насчет того, как много оборонная промышленность дает народному хозяйству! Де, мол, те или иные оборонные разработки рано или поздно переходят на мирные рельсы, а любое и каждое оборонное предприятие обязательно осваивает выпуск мирной продукции. Ну, предположим, насчет обязательной графы-раздела по выпуску гражданской продукции - это он, Косыгин, в свое время настоял... Только доля этой самой продукция, в общей валовой, у оборонных предприятий удручающе низка! Байбаков ему специально докладывал статистические выкладки. Работает где-нибудь в Западной Сибири, в Павлопетровске, завод, едва ли не заводище, на оборону работает. И есть у завода того директор... Соколов... да, точно, Соколов. Существует на заводе цех ширпотреба - производят чайники... или, там, насосы велосипедные... нет смысла помнить... Короче говоря, мирная продукция на фоне основной - по всем видам затрат, от электроэнергии до зарплат, примерно, как вот эта вот настольная лампа в сравнении Кремлевской новогодней елкой... И основные премии с нагоняями, с организационными выводами - отнюдь не за пылесосы они получают! И так всюду, по всей 'оборонке'. Люди как правило хорошо работают, но выбирают приоритеты оценки своего труда. И не в сторону цехов ширпотреба!
      Косыгин дважды ткнул левым указательным пальцем в лампу - включил-выключил - конечно, работает, еще бы она не работала!.. Не дай бог, если бы еще и здесь затык!.. Спокойствие.
      Нет, ну, а как тут нервы удержать, когда ко всем напастям еще и встречные планы! 'Пятилетку досрочно'! Зачем?! Не надо нам этого досрочно! Не надо! Ты лучше свое точно в срок выполни! В срок, чтобы не было идиотских накладок и перегрузок у твоих поставщиков и смежников! Нет же, встречные им подавай! Байбаков ворчит, чуть ли не Брежневу Леониду Ильичу возражает на высоких совещаниях, скромно, еле слышно, с раболепными оговорками... Надеется на его, Косыгина, поддержку... Однако, и у Предсовмина СССР недостаточно сил, чтобы сдержать эту лавину из глупостей и проблем на ровном месте! М-да. Мысль крамольная, но неизбежно верная: даже если бы сам Брежнев, вместе с Подгорным, впряглись и стали бы тянуть воз в ту сторону, куда он, Косыгин считает нужным править, то и тогда они втроем бы надорвались пересиливать эту дремучую косную толщу Политбюро! Все эти Кулаковы, Кириленко... А оно, в свою очередь, даже в полном составе, вкупе с секретарями ЦК и кандидатами в члены Политбюро, вынуждено считаться с закостеневшей реальностью в лице всего ЦК, партийных региональных вожаков, министров из почти безразмерного количества министерств...
       Выстроенная Лениным, а больше Сталиным, государственная махина сама по себе, независимо от отдельных личностей, набрала такой вес и разбег, что... На словах все полны энергии, энтузиазма, а на деле - как те муравьи, когда десять муравьев тащат в муравейник добытое, а в придачу к этому - еще девятерых муравьев, которые пытаются тянуть назад и в другие стороны. Кэпэдэ подобной 'совместной' работы удручающе низок... Бесстрастная статистика гласит: настолько низок, что во многие разы хуже, чем на загнивающем Западе. Так не должно быть, но - увы, есть.
      В чем изначальный смысл социалистического соревнования? Заменить собою так называемую конкуренцию так называемого 'свободного мира'! Там люди бьются за лишний фунт, франк или доллар, и, в погоне за ним, в жажде вырвать этот самый доллар из пасти ближнего и дальнего своего, готовы на все! Законное это 'все', незаконное - уже дело десятое, главное - результат, сиречь деньги. А у нас... А у нас пока не получается, ни с этим самым соцсоревнованием, выхолощенным до полной халтуры, ни тем более со встречными планами, способными загубить и соцсоревнование, и саму изначальную суть плановой экономики. Может, он зря не поддержал тогда проект Глушкова, а доверился ученым из команды Либермана? Да, нет, все правильно он тогда выбрал: и дешевле и... человечнее как-то, о людях же речь, а не о бездумных винтиках. Товарищ Сталин - вот он бы наверняка Виктора Глушкова поддержал, чтобы все в едином строю, печатая шаг, обсчитанные донельзя, до последней пуговицы на рубашке... Нет, хватит нам этого, нашагались в ногу, правильно он все сделал, людям дышать надобно... Просто работать на всех уровнях следует как положено, а не абы как! Ведь если присмотреться к премиям за победы в соцсоревновании - то почти все они за процесс получаются, а не за конечный результат. Вспахал тракторист в марте свои гектары, успел к восьмому марта, раньше всех - и победил! Совхоз этого тракториста вышел победителем в своем районе, а район победил в области, а область вышла в передовики еще на более высоком уровне социалистического соревнования в Нечерноземье! То, что сеять по снегу, при минусовой температуре, в мерзлые комья земли - не надо бы! - это уже никого не волнует: показатель объема вспашки достигнут раньше всех! Вот они - победные рапорты Леониду Ильичу и ленинскому Политбюро, вот они телевизионные сюжеты для 'Программы Время', денежные и вещевые премии, бравурные рапорты в газетах и на митингах!.. И Леня, и Подгорный, и Кириленко, не говоря уже о Суслове и Пельше, ничего этого понять не в силах: им кажется, что работа партсекретаря низового звена как раз и должна сглаживать, выравнивать весь незначительный возможный негатив и неизбежные ошибки хозяйственных руководителей... А если они, внизу, ошибутся? Партия поправит, в лице старших товарищей. Комиссары хреновы. Процитировал парторг Ленина и Брежнева на собрании - все тут же воодушевились и образумились!.. По факту - не получается. Буксуют реформы, буксуют. Дали определенный результат - и выдохлись. Высокие цены на нефть - не навсегда, любому разумному человеку это понятно, дополнительные людские ресурсы, относительно дешевая рабочая сила, перетекающая из деревни в город - также почти на исходе. И что дальше? Может, в Кремлевскую стенгазету написать, чтобы с рисунками, с конструктивной критикой...
      - Алло? Да, Николай Александрович! Да, заходи, я на месте... Но... Небольшая просьба: будь добр, перенеси на полчаса попозже, тут небольшой аврал у меня. Нет, нет, с теми бумагами, что я говорил, все по плану, только чуть попозже доложишь. Что?.. Сошлешься на меня, скажешь Кириленко и Суслову, что Косыгин опаздывает, пусть они в стенгазете пропесочат меня за волокиту... Это была шутка, Николай Александрович, через... сорок три минуты жду.
      Тот же и Тихонов. Спит и видит, как бы взвалить на себя все заботы предсовмина... Дело житейское. Он на год моложе? - вот, пусть и подождет. Но работает честно и, что главное в нем и хорошее, собственных идей не генерирует, а порученное выполняет, не увиливая, сколько ни поручи. И с Брежневым он чуть ли не вась-вась, и с ним, со своим начальником Косыгиным, 'в хороших'... Что от него и требуется.
      
      НИИ как НИИ, двери, стены, неоновые лампы, окна... Лука попросили обождать пятнадцать минут, вот он и ждет, стоя в тупичке коридора, в институтской курилке, мается среди запаха чужих окурков. Лук сам иногда покуривает, но пока еще не втянулся, просто ему нравится дым кольцами пускать - не все так умеют.
      Сегодня среда, после третьей учебной 'пары' - комсомольские курсовые собрания на всем факультете. Скучища! Но Луку подвезло: комсомольский вожак курса, Леня Пятлин, от души попросил его, Лука, помочь, выполнить комсомольское поручение! Комсомольский секретарь всея факультета, коммунист Леня Гарцев, поручил-попросил комсомольца Леню Пятлина доставить какие-то суперсрочные печатные материалы коллеге, комсомольскому вожаку из НИИ ГИПХ, а тот, собрав документы со всего 'куста' первичек, уже отнесет в райком Партии... А Лене-то как раз невпротык, в деканате понадобился. И деканат зовет, и собрание вести! И всем срочно, и не разорваться!
      - А чего это - я!? С какого перепугу, Леня!? И где этот ГИПХ?
      - Да вон же! Два шага! Перешел через Мост Строителей - и сразу налево! Это еще ближе, чем ваша общага! Подойдем к окну, я тебе пальцем покажу! Вон та стекляшка. Скажешь, что для Сергея Петровича Кошкина, тебя пропустят. Стоп!.. А паспорт при тебе есть? Или только студенческий?..
       Вот, тот самый удобный случай отмазаться от поручений, соврать, что нет при себе ни паспорта, ни студенческого билета, но Лук - р-раз! - уши торчком!.. Это же та самая контора, по поводу которой он заподозрил год назад своего приятеля Алана из Америки, дескать, шпион!.. Удачно! 'Одним выстрелом двух вальдшнепов!' Опять забыл узнать в энциклопедии, что за птица такая - вальдшнеп...
      - И паспорт при мне, и студенческий. Ну, а чего там такое? Че за контора?
      - Я же тебе сказал: НИИ, химики. Ну, Лук! Это же дело минутное, успеешь и на собрании все важное услышать... А, будь друг, Лук!
       Угу, успеешь. Хрена с маслом вольтерьянец Лук вернется и променяет неожиданную свободу на унылое собрание!
       Лук стряхнул с плеча ладонь своего старшего товарища по комсомолу, ощерил верхнюю губу:
      - Ну, ладно уж. Помогу родному комсомолу. Где бумаги, кого спросить, что сказать?
      - Порыли в деканат, в темпе, сейчас все объясню.
       Стены выкрашены ровным салатным цветом, люди в коридорах нечасты, курилка только что опустела... Сколько еще ждать? Лук похлопал папкой с бумагами по распахнутой куртке, по животу... Прессу, почитать, что ли, дацзыбао местное?.. Нет, идти далеко, тут не меньше пяти метров...
       Но Лук, все-таки, лень преодолел и до вывешенной в коридоре стенгазеты дошел. И не пожалел об этом! Спроси у Лука - что было в той стенгазете помимо стихотворения - Лук и не вспомнит! Вроде бы какие-то фото с какого-то субботника... поздравления кого-то там с чем-то там... Вот, был бы Микула Тимофеев на его месте, он бы даже расположение пылинок на ватмане навеки срисовал в долгосрочную память!.. А Лук - похлипче Микулы в данном вопросе, хотя тоже на память никогда не жаловался. Но это стихотворение, все четыре четверостишия, исполненные круглым каллиграфическим почерком, темно-синей тушью, с росчерками на заглавных буквах, с подрисованными волнистыми линиями, непонятно какого назначения... Автор - тонкий стебовиккк! Через три к! Похоже, какой-то старый гриб-графоман, ветеран художественной самодеятельности этого института! И чего шпион Алан со своим фотоаппаратом нашел в этом унылом заведении?.. Судя по стенгазете, по качеству написанного, нет здесь ни хрена интересного для Цээру, просто Луку показалось. Но он тогда знатно пристебал Алана, приятно вспомнить! Как он там сейчас, в своем Чикаго?..
       Откуда ни возьмись, прибежала на шум охрана - это Лук расхохотался в голос, в бешеном восторге от прочитанного... Кто таков, как здесь оказался? Пропуск? еще раз паспорт? Почему шумим? Чего смеешься, дурачок, что ли? Появился, наконец, откуда-то сверху прибежал по лестнице комсомолец всея НИИ коммунист Сергей Кошкин, дядя лет под тридцать, принял папку из Луковых рук, усмирил-уворковал пожилого начальника охраны... Лука едва ли не под конвоем проводили на первый этаж, к выходу, а до того комсомолец Кошкин буркнул ему в спину что-то насчет слабой университетской дисциплины... Да хрен бы с вами со всеми! Зато стихотворение - шик-блеск! - оно теперь при нем, навеки в груди, будет чем ребят в общаге побаловать! Хотя... не все и поймут, а кто-то, небось, и похвалит!
      
      ***
      ОБЕЩАЛ ТЕБЕ - НЕ СТАНУ Я
      ВОРОШИТЬ ЗОЛУ СОЖЖЕНУЮ,
      НО СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ПЬЯНУЮ
      УВИДАЛ ТЕБЯ С ПИЖОНАМИ!
      
      БРОВИ ЧЕРНЫЕ, СОБОЛЬИ -
      НУ НЕ ДАТЬ НИ ВЗЯТЬ КРАСАИЦА!
      ОЧЕНЬ ГОРЬКО, ОЧЕНЬ БОЛЬНО МНЕ -
      НЕ СКАЗАТЬ ИНАЧЕ: ПЬЯНИЦА!
      
      ГУБЫ АЛЫЕ ПОЖАРИЩА -
      ТЫ ХОТЬ ПОМНИШЬ ВСЕХ ЦЕЛОВАННЫХ?!
      ЕСЛИ Б БЫЛ ТЕБЕ ТОВАРИЩЕМ,
      НЕ ПРОСТИЛ Б СУДЬБЫ ИЗЛОМАННОЙ!
      
      ЭТО ТАК, НО ТЫ НЕ ВЕРИШЬ МНЕ,
      А ДОКАЗЫВАТЬ НЕ СТАНУ Я.
      ЧТО Ж... ИДИ, ДРУЗЕЙ ТЕПЕРЕШНИХ
      ДОГОНЯЙ ПОХОДКОЙ ПЬЯНОЮ!
      
      
      
      
      
      Г Л А В А 3
      
      Будь я кинорежиссер, то непременно вонзил бы в какой-нибудь из своих фильмов драку на консервных ножах. Это было бы свежо и страшно!..
      По счастью, не довелось мне войти в киношный мир и обжиться в нем. Ну, если не брать крохотный эпизодик в массовке ныне всеми забытого фильма 'Пыль под солнцем', где я, на далеком заднем плане, под пламенным руководством Тухачевского отмахиваюсь от кого-то винтовкой... весь в белой рубахе навыпуск... Кино, кино, кино...
      Ох, уж эта фабрика грез! Тяжелый мир, неровный и гнилой. Да еще весь забит под завязку склоками, неудовлетворенными амбициями, фигами в кармане, воровством, глупыми ошибками, пьянством, адюльтерами...
      Как при всем этом некоторые фильмы становятся гениальными - ума не приложу! Но оно есть, оно сбывается изредка! И причина отнюдь не только в волшебных случайностях, которые, как известно правят нашим приземленнейшим из миров!.. Дело в гениях-подвижниках, которые, сколько их ни вытаптывай средой и невежеством, иногда, но неминуемо прорастают вновь и вновь сквозь узенькие щели между прошедшим и грядущим небытием, дабы надолго остаться, по типу шрамов и тату, на теле Матушки Истории. Только вот досада, общая для всех наук, ремесел и видов искусства: талант - не всегда талан.
      О чем это я? Ах, да: о кино! Многие ли помнят, хотя бы в общих чертах, знаменитейшую некогда картину 'Веселые ребята'? Да, пока еще да, многие. Здравомыслящие ценители обозначат сюжет 'Веселых ребят', сам фильм - как незатейливые, и будут правы, но все же... все же...
      Довелось мне вдруг сделать небольшое открытие по данному художественному артефакту, а ведь еще несколько лет назад оно мне было бы не по зубам... Но вспыхнувший вдруг интерес к академической музыке, и вечная моя склонность маяться тупыми безадресными вопросами, добывают иногда подлинные чудеса, особенно при наличии абсолютной памяти и безлимитной Сети. Если вы думаете, что я поведу речь о весьма сомнительном сходстве песни 'La Adelita' из одного мексиканского фильма и той, которая 'Легко на сердце...', то вы ошиблись: случайное ли там сходство, или плагиат Александрова-Дунаевского - мне безразлично, ибо мое внимание зацепило иное, на мой взгляд, куда более интересное.
      Авторы сценария, знающие ремесло таланты, под предводительством ушлого и дерзкого режиссера, умудрились сделать некоторые сцены этого фильма 'слоистыми', чуть ли не социально-сословными: всяк воспринимает увиденное 'поэтажно', то бишь, согласно уровню своем у, с высоты своего собственного шестка! Приведу пример, который, увы и ах, может быть оценен должным образом лишь теми, кто фильм смотрел и помнит его.
      Итак: пастух и скотовод Костя Потехин, наряженный почему-то во фрак, скрывается от погони в здании, где должен проходить концерт западного маэстро-дирижера, знаменитого своей экстравагантной манерой подавать музыку, и, волею судьбы, оказывается на дирижерском месте, как раз во время начала обещанного концерта. Западный маэстро Коста Фраскини, тем временем, случайно оказался 'в плену', законопачен в чулан.
      Костя Потехин в упор не замечает, что уже стоит на дирижерском месте, и что громадный симфонический оркестр ждет дирижерского сигнала, Костя Потехин видит только фифочку, в которую он ошибочно влюблен, и для которой начинает подавать знаки, попутно роняя и поднимая с пола манжеты, сопли, кнуты... А музыканты оркестра жадно ловят все телодвижения горе-дирижера и рьяно музицируют согласно этим указаниям.
      Уморительно смешно!
      Однако, немногие зрители в СССР тех лет способны были узнать в музыкальных пассажах 'Венгерскую рапсодию' Листа и очень уж немногие - понять, что прообразом экстравагантного маэстро послужил знаменитейший музыкант мирового уровня той поры Леопольд Стоковский.
      Советские люди не подозревали о существовании Стоковского, западные слыхом не слыхивали о 'Веселых ребятах', а те, кто поют, подобно Спирьке Шпандырю, 'Гоп со смыком', редко спорят о музыке с ценителями 'Разумовских концертов', так что... все справедливо и уравновешено. По большому-то счету, человек и рояль равно подвержены одухотворяющему воздействию музыки.
      Потребители духовных ценностей расселись здесь, в мировом киношапито, на ступеньках амфитеатра, глядят в одно и то же, думают разное, видят разное - и никто никому не мешает видеть и думать!
      Какой толк в этой моей запоздалой, никому не нужной находке насчет дирижера Стоковского? Да никакого, а я, делая это для собственного удовольствия, просто отдыхаю душой и разумом. Пожалуй, мог бы сформулировать и более простонародно: 'Зашло, вот и прусь', но мне новояз не в жилу.
      Пост скриптум: Стадо белых роялей в оркестре - вероятно, дополнительная аллюзия в сторону 'механического балета' Джорджа Антейла.
      Пост-пост скриптум: Теодор Курентзис, талантливый русский грек-музыкант из двадцать первого века, многие свои повадки за дирижерским пультом явно перенял почти в готовом виде - и отнюдь не у Стоковского, нет - у Кости Потехина!
       Единственный человек, попытавшийся выслушать мои умствования на данные темы и понять их всерьез - друг-реликт моего счастливого детства, а также нынешней-остальной, все еще продолжающейся, жизни - это Лук! Но и он тоже... прямо скажем... Да, офигеет, похохочет, поспорит, попытается перепроверить... - и забудет, за множеством собственных проблем, идей и замыслов. Нет, я не прав: вроде бы и не забудет, но прожует, как ччюуингамм, и сплюнет куда подальше, в тихие гостеприимные волны реки Леты... В отличие от меня, который лишен этого милосердного дара - забывать.
       Впрочем, я знаю, что Лук, когда нам изредка доводится пересекаться 'в личку', искренне слышит меня в беседах-спорах, внимает, прислушивается, даже когда перечит и ерничает, а уж по поводу кино - тем паче! Лук любит кино.
       Вспоминаю, как мы с Луком, еще в четвертом классе, вместо того чтобы праздно балдеть у меня дома, рванули после уроков на дневной сеанс в соседний кинотеатр 'Ударник', на фильм 'Женя, Женечка и Катюша', только что вышедший на экраны: цветной, военно-фронтовая трагикомедия, режиссер Владимир Мотыль.
      На мой тогдашний и нынешний взгляд - хороший неординарный фильм, 'про войну', одновременно смешной и щемящий... Там Олег Даль играл, Галина Фигловская, Павел Морозенко, Георгий Штиль, а также Михаил Кокшенов, с которым я однажды, самым краешком, мимолетно познакомился уже в Москве... Познакомился и удивился, по юности своей, насколько этот актер-интеллигент в реальной жизни отличался от своего привычного дубоватого кинообраза...
      Мне фильм просто понравился, не более того, а Лук от него в корень ошалел! Причем, до такой степени, что на следующий день помчался смотреть еще раз, уже в одиночку, поскольку я не захотел повтора. Даже пять копеек стрельнул у меня, своих денег ему не хватало. Но так уж вышло, что пятачок вернулся ко мне, будучи невостребованным: фильм в тот же день почему-то сняли с проката... и все! Ку-ку тебе, несостоявшийся зритель-рецидивист Лучок!
       Шли-бежали годы, месяцы и недели, один другой накрывая новыми впечатлениями, заботами и перспективами, а Лук все ждал возможность еще раз посмотреть однажды увиденный фильм, пусть изредка, но вслух вспоминал о нем, уточнял у меня, у памяти моей, кое-какие детали, да и сам не ленился перебирать в библиотеке имени Ленина старые журналы 'Советский экран', в поисках хоть какой-нибудь информации... И что его так захватило? Игра актеров, музыка, необычный финал? До сих пор не ведаю толком, хотя Лук не раз и не два пытался-торопыжничал, с пятое на десятое, как всегда у него, объяснить - что именно... При всем этом, исключительно по причине своей неимоверной вреднючести, Лук не преминул-таки лягнуть создателей обретенного им фильма-любимца: де, мол, анахронизм в сюжет припутался, потому как на исходе лета сорок четвертого года, рядовой боец Женя Колышкин, которому от роду восемнадцать лет и пять месяцев, чисто технически, по возрасту, не мог вспоминать, в разговоре с Лехой Зыряновым, околофронтовые события прошлого сорок третьего года!..
      (Кстати говоря, нет, он мог, бывали прецеденты на той войне: к примеру, некий партийный бонза и хозяйственный руководитель Долгих Владимир Иванович, хороший знакомый и очень высокопоставленный коллега-соратник Валериана Курбатова по некоторым северным цветметпроектам, в семнадцать лет добровольцем на фронт ушел.)
      Подобные Луковские наскоки на чужие ошибки я понимаю на хорошо и отлично: многие простецы абсолютно искренне уверены в свой адрес, что, дескать, если ты кого-то, чисто по делу, отпинал аргументами, заметив реальный недочет или нестыковку в фильме, рассказе, рисунке, музыкальной пьесе, то, вроде бы как ты и сам уже достиг равного творческого уровня, или даже повыше... Главное дело, походя достиг, без особых усилий: похлопал по плечу творческого братана либо сестрицу, ткнул носом - и сам возвысился, гигант среди гигантов. Сплошь и рядом сие случается, в любых сферах искусства, ремесла... В первые годы приобщения к музам это простительно.
      Однако же, будучи в принципе согласен с конкретными критическими замечаниями, я так и не сумел постигнуть, прочувствовать, разделить внезапную Лукову влюбленность в тот фильм - нет, нихт, никс нема! Так и не удалось. Насмехаться не стал, но сам не понял. А Лук все вздыхал и ностальгировал, никому не признаваясь в этой странности... Ну, разве что я знал, на правах старинного очевидца.
      И вдруг! Это уже случилось в Ленинграде, на излете одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Лук к тому времени выбил себе койко-место в общаге ?1, что на Мытне, и на всю катушку пользовался вольностями студенческого бытия. Разумеется, в ущерб учебе и собственной репутации советского студента-комсомольца.
      Но преферанс и покер, пьянки, драки - это еще не все, согласитесь, далеко не все необходимое для духовной составляющей бытия, особенно когда речь идет о возмужании, о нравственном становлении молодого человека, вдобавок, студента престижного ленинградского вуза! И даже девушки, вдобавок ко всему вышеперечисленному - тоже еще не все!
      Лук с удовольствием посещал музеи, он много и, по-прежнему бессистемно, читал, в основном беллетристику и запрещенный самиздат в машинописных перепечатках, придирчиво спорил (свысока и малограмотно) с монографиями корифеев общей психологии... пытался корябать стишки... не то чтобы совсем уж плохие, но - невежественные, сырые, серые, неотесанные... Да, с очевидным нутряным талантом в отдельных наспех сочиненных строках, но без должного мастерства, если мерять их аршинами ремесла и высокой поэзии двадцатого (пусть даже устарелого девятнадцатого) века.
      То, что рифма 'розы-морозы' избита и скучна - он уже понимал (Пушкин научил), равно как и то, что стихи Асадова - не стихи вовсе... И те, которые давеча в институтской стенгазете прочитаны, душераздирающие про пижонов - тоже графоманский бред повествовательного асадовского толка. Но во всем остальном... - Луку еще предстояло учиться и учиться.
      - Кто такой Николай Заболоцкий, Лук?
      - Да хрен его знает!
      - А пару строчек наизусть от Осипа Мандельштама или Арсения Тарковского?
      - Не помню.
      - Поэзия Бунина знакома тебе?
      - Ивана? Да, что-то такое про Гайавату...
      - Ну, б-блин, Лук! Ну, из тебя поэт!.. Валенок! Пастернака хотя бы почитай, Мартынова, Смелякова!
      - Смелякова знаю, 'хорошая девочка Лида'. В лагере он художественной самодеятельностью руководил. А я, может, Игоря-Северянина поэзы почитать хочу!
      - Кого?..
      - Ладно, Жора, не зуди, некогда мне, потом ознакомлюсь с Мартыновым твоим, заодно и с Пастернаком, а сейчас я в кино опаздываю!
      - Что за картина?
      - 'Женя, Женечка и Катюша'!
      - Не слыхал.
      - Ага, не слыхал! Он не слыхал! А еще на меня хвост поднимаешь! Ты на кого тянешь, вааще?! Понаехали тут!.. Понятно, что не слыхал, этот фильм только в 'Кинематографе' идет, и то на одном сеансе. У вас, в вашем хваленом Вильнюсе, близко такого нет и быть не может. По мне этот фильм - так лучше 'Белого солнца пустыни'! Режиссер все тот же, Мотыль, но по жанру фильм совсем-совсем иной, к тому же и актеры...
      - Э!.. Лук, давай, ты потом расскажешь?! А то еще, не дай бог, опоздаешь на сеанс, билет пропадет!..
      - Угу, потом. Всегда потом. Все понятно мне.
      - И что именно тебе понятно?
      - А то мне понятно, что в твоем лице я воочию столкнулся с социальным феноменом по имени чернь! О, как мучительно тяжко - изо дня в день безвыходно прозябать среди невежественных толп! 'Толпа, толпа! Ты лужа из народа!' Это я не только о тебе, Жора, но и об остальных подобных тебе морлоках-шерлапупах! Тебя же выделил из них нарочно, дабы ты, в простоте своей, не перепутал адресата... И незачем, дружок, завистливо и злобно сквернословить в спину тем из нас, кто просто по факту жизни стоят выше тебя и таких же пентюхов как ты, на эволюционной лестнице бытия... Чиво?!.. Сам ты скобаристан, в зеркало вглядись!
      Да, помимо наметившейся порочной склонности собирать слова в рифмованные строчки, Лук увлекся 'трофейным' кинематографом. Есть в Ленинграде, на Васильевском острове, ДК имени Кирова, громадный такой Дворец Культуры, очертаниями своими, если взирать на него от Большого проспекта, похожий на темно-рыжую помесь крейсера 'Аврора' и атомной подводной лодки. А в том ДК разместился кинотеатр Госфильмфонда 'Кинематограф', и Лук повадился туда ходить! Основу репертуара составили старые американские и европейские фильмы, по общему обывательскому мнению - трофейные, вывезенные в Советский Союз после войны из стран освобожденной Европы. Но и разных-всяких-других кинолент там хватало... 'Семь самураев', к примеру, 'Лимонадный Джо' - в трофейные никак не попадают, а в 'Кинематографе' шли; на широком экране, в прокате, нет, а в 'Кинематографе' - да. Многие ребята-девчата, знакомые Лука, тоже ходят туда, но пристальный и непреходящий Луков интерес им непонятен: ну, фильмы и фильмы... Подумаешь, 'Мышьяк и старое вино', или 'Джордж из динки-джаза'?! Ничего западного современного там все равно не встретишь! Одно старье. Валера Машков, староста курса, тоже полюбопытствовал, раз и другой, но он видит себя снобом: интересуется только итальянским неореализмом, все остальное, по его мнению, для примитивных зевак-плебеев, вроде Лука... а Луку по фигу, он увлечен!
      Лугоши Бела, Гарольд Ллойд, Борис Карлоф, Мэри Пикфорд, Макс Линдер, Джордж Рафт, Шарль Буайе, Присцилла Лейн, Джеймс Кегни, Арлетти, Уоллес Бири, Марлен Дитрих... Лук всех-всех их знает! Кинокомедии - хорошо! Ужастики с Карловым и Лугоши - еще лучше! Но более всего Лук любит смотреть гангстерские фильмы: Америка, ревущие двадцатые! 'Лицо со шрамом', с Полом Муни и Джорджем Рафтом, 'Маленький цезарь' с Эдвардом Робинсоном и Фербенксом Дугласом, и, конечно же 'Судьба солдата в Америке'! А вот французские гангстерские ленты, вроде 'Касба Пепе Ле Моко', Лука не впечатлили, разве только тем, что в 'Касбе' играл молодой Жан Габен, которого Лук привык видеть на экране толстым, седым и монументальным! Приятное исключение насчет Габена - фильм 'Не прикасайся к добыче', режиссер Жак Беккер, где двадцатью годами позже довоенных тридцатых, уже в послевоенном кино-нуар, поседевший, весь в морщинах актер играет немолодого бандита, налетчика-медвежатника... А для великолепного, но пока еще никому не известного Лино Вентуры, то был значимый актерский дебют, первый шаг к славе.
      Именно там, в 'Кинематографе', в фильме 'Судьба солдата в Америке', Лук впервые узрел Хэмфри Богарта, - актера тогда еще второго плана, который напрочь затмил для кинозрителя Лука главного героя, Эдди Барлетта, в исполнении суперзвезды тех лет Джеймса Кегни...
      И вот сегодня - 'Женя, Женечка и Катюша'. Ни с того, ни с сего!
      Полтинник за билет. Лук волнуется и боится. Волнуется - оттого, что боится: может, фильм порежут почем зря, может сеанс отменят... А хуже всего, если другое: восемь лет ведь прошло, почти полжизни, он уже взрослый, а смотрел-то ребенком! И вместо волшебного фильма, того самого, который он Жоре Ливонту нахваливал, который он так мечтал пересмотреть - будет наивная целлулоидная нудятина, ростом по колено теперешнему разочарованному Луку! Разочарование - двойная измена: своем у Я и чужому.
       Ошибся Лук! Ох, как он счастливо ошибся! Фильм сохранил верность им обоим и Луку 'покатил' пуще прежнего: оказывается, он все правильно запомнил, вплоть до мелочей, почти как Микула, а всякие смысловые детали и нюансы, ускользнувшие от него во время первого 'детского' просмотра, стали вдруг видны и значимы! Оказывается, в новогоднем эпизоде, трое немолодых мужиков на табуретах посреди избы не просто так сидят: в центре, в белой зимней шапке - сам Булат Окуджава(!), автор сценария и знаменитой песни 'Капли датского короля', а по бокам - тоже, небось, люди не случайные (режиссер Владимир Мотыль и оператор Константин Рыжов - Прим. авт.). Оказывается, сцена-фантазия возле кареты, когда мушкетер Женя Колышкин дерется на шпагах и холодно вызволяет из лап злодеев неблагодарную придворную красавицу Женечку - снята на булыжном дворе Петропавловской крепости, прямо перед домиком, где хранится ботик Петра!.. Лук любит бывать на Петропавловке, и теперь он мгновенно прозрел, как только увидел 'крепостные' интерьеры!.. Стоит лишь кинокамере сместиться всего на ладонь вправо или влево - тотчас выпрут в кадр жестяные современные таблички-надписи, музейные стены, водосточные трубы...
       Всегда - не вечно, однако же второе зрительское пришествие-очарование этим фильмом будет жить в Луке еще дольше первого, десятилетиями, постепенно угасая и выцветая под напором безжалостного времени... но он об этом пока не знает.
      Ну... да... постоянная беломорина в зубах у Лехи Зырянова - явно, что легкий перебор со стороны режиссера, телефонный монолог-диалог Колышкина, арестованного за пьяный дебош - несколько натужен, пошловат, безвкусен, а Марк Бернес, в свои пятьдесят с большим хвостиком, пожалуй, староват для 'товарища Караваева, полковника'... И вообще Лук недолюбливает сладковато-приторную песенную поэзию Окуджавы, да только все это мелкие, мельчайшие мелочи в сравнении с общим результатом. Одновременно шедевральным и грустным! Но кому об этом расскажешь? Вахидов Ава, Сашка Новотный, Джавид, Мехман - соседи Лука по общажной 'пятьдесят восьмой' - фильма не видели и смотреть не собираются, Пашка Беленюк, одессит, вроде бы видел, но не помнит, скорее всего врет, что смотрел... Жора Ливонт - тот раскошелился на полтинник и посмотрел: в полном восторге от песни 'Капли Датского короля', а все остальное игнорирует... В то время, как у Лука есть критические замечания и по поводу этой песенки... псевдовеселой... кстати говоря, в фильме на один куплет урезанной.
      Это смотря кто еще не понимает в поэзии! Это Жора и Окуджава ничего не понимают в поэзии, а у Лука с когнитивностью - все ништяк! Лук прав!.. И чихать, что там думает остальной мир! Бесспорно: сценарием к фильму, основанным на повести 'Будь здоров, школяр', Окуджава полностью реабилитировал себя в глазах Лука... почти полностью... Но, все же, песни у него... такие... больше для дам и сюсявых интеллигентиков вроде Жоры. Вот, Владимир Высоцкий как поэт - совсем другое дело! Поэтище космического дара! Хотя... тоже... сбоит иногда... продается разумом и голосом на потребу низколобой толпе... фиглярствует беспринципно. Лучше черствый хлеб, чем мягкие принципы!.. Но мягкие принципы сытнее.
       Конец сентября, вечер. Лук сидит на четвертом этаже, в общей студенческой комнате, наполовину полной, и, с понтом дела, смотрит телевизор, окончание бравурной и туповатой 'Программы Время'. А сам подстерегает: он ждет начала свидания, как договаривались. Вроде бы договаривались...
      Дорогой Леонид Ильич!.. Пуды хлеба в закромах Родины, тысячи пудов!.. Миллионы пудов!.. Вот-вот еще один Миллиард Пудов намолотит лично Генеральный Секретарь!.. Много миллиардов, несмотря на засуху! Почему на пуды считают хлеб, когда на дворе уже полвека с лишним, как метрическая система мер?! Почему, бли-и-н-н?! Однако, даже на этот простейший вопрос любопытствующему Луку не удается получить ответа... Ни от кого и ниоткуда.
      После программы 'Время' - художественный фильм. А что за фильм? Картина старинная, ровесница 'Жене, Женечке...', лет семь-восемь ей, и, по мнению Лука, редкостная лабуда, о том, как зарождалось комсомольское движение в городе Петрограде, колыбели трех революций, и где вполне взрослая тетя, актриса Людмила Максакова, изображает из себя юную девчоночку-пассионария!.. Нет, стоп! Здесь, насчет возраста актерского, Лук позволил себе великодушную объективность: он, пожалуй, не прав, злобствовать на небольшую разницу в годах не стоит, потому как, например, ясноглазый Олег Даль в роли Жени Колышкина тоже далеко не мальчик, да еще со следами легкой запойной потасканности на интеллигентном лице... Но это специфика мира кино - и у нас, и на загнивающем западе... куда от нее деваться... Следует быть великодушным к малым сим... А вот весь этот фальшивый комсомольский пафос, в дополнение к 'Программе 'Время'... такая оскомина, такая затхлая скучная чухня... Пришла! Й-есс! Лук легонечко потопотал пальцами правой руки по соседнему свободному стулу - девушка повернула голову на стук и приглашающий шепот, узнала, улыбнулась, присоседилась. А-тлична!
      
      Брежнев потянул на себя шнур, ткнул дряблым пальцем в красную кнопку пульта - экран телевизора погас. Вот и еще один день закончен. Трудный был день, напряженный, вперемешку полный важных, маловажных и неотложных проблем, которые никаким пультом не унять, никаким нажатием кнопки не выключить... Правду люди говорят: понедельник - день тяжелый.
      К сожалению... к сожалению, в действительности все не так просто, как об этом иной раз показывают в главных новостях страны. Да уж. Он, Леонид Ильич Брежнев, и на вечернем отдыхе старается выкраивать силы, чтобы просматривать 'Программу Время', если и не каждый день, то регулярно, во всяком случае - достаточно часто, дабы не с чужих слов, а самому, лично держать руку на пульсе страны, видеть без прикрас ее повседневную жизнь. Но есть и другая повседневность, сокрытая от глаз людских, та, которая тяжко лежит и ворочается на плечах у Генерального секретаря... И давит, и вздохнуть не дает! Одна тысяча девятьсот семьдесят пятый год, итоговый для девятой пятилетки, выдался неурожайным, очень проблемным с точки зрения успешности народного хозяйства. Засуха на селе. Правильно диктор сказал: важно все собрать до зернышка! Всей страной! Да, рачительно, по-хозяйски, чтобы компенсировать, или, хотя бы, свести к минимуму те досадные потери, которые... А не так, когда одни пашут с утра до ночи, а другие только руками разводят да сплетничают за спиной, да интриги разводят. Гм-гм... а что у нас в комнате происходит?.. Все свои, все угнездились и притихли, все как всегда. Оно и хорошо. Эх... компания маленькая, но такая уютная, а тут изволь...
      - Ты куда, Лень, уже на боковую собрался? - Виктория Петровна бдительно вынырнула из дремы, среагировав на выключенный телевизор и неяркий зеленый свет в напольном светильнике...
      - Нет, Витя, сегодня рано мне еще спать, работешка ждет. Я в кабинет, хочу Алексею коротко позвонить, Косыгину, спрошу кое о чем, пока не забыл. А ты отдыхай, отдыхай, дорогуша, потом еще и чайку попьем, на сон грядущий... Если ты и Володя не против совместного чаепития, а Витя?.. С твоим вареньем?.. Володя, и ты тоже сиди, чего всполошился? Газетку почитай, готовься чай пить. Но в домино без меня не играть! Пульт я сюда кладу, если что.
      Дежурящий в тот вечер подполковник Медведев исподтишка бросил взгляд, очень внимательный и цепкий... поверх преданной улыбки... прежде всего на лицо, потом на пухлую фигуру своего подопечного в синей спортивной куртке, на руки... пустые руки... Никаких таблеток не прячет, а в кабинете их нет... хотя... надо будет потом еще разок поискать-обыскать, подменить на 'пустышки', если понадобится... Чазов попросил Андропова сделать безвредные копии-дубликаты снотворных таблеток, специально для Леонида Ильича, и тот снабдил. Нет, вроде бы все в штатном порядке, голос привычно гнусавый, но вполне бодрый, даже слегка игривый...
      Виктория Петровна без задержки среагировала на мужнину шутку, привычно улыбнулась в ответ.
      - Да без тебя какое домино?! Подождем. А я-то никогда не против вечернего чая. Володечка, включи верхний свет, пожалуйста, по углам не видно ничего. Но ты-то сам как себя чувствуешь? Точно все хорошо?
      - Хоть сейчас на стадион! Не волнуйся, я в норме. - Брежнев, тяжело сопя, в три приема, но сам выбрался из глубокого кресла, опять ногой задел стойку торшера, нашарил тапочки. Просторные, удобные тапочки, ступни в теплых шерстяных носках легко помещаются, но при этом нигде ничего не жмет, не натирает, с ноги не соскакивает... - Ну, я пошел, я быстро.
      
       Еще накануне, во время одной из студенческих посиделок, после пары нечаянных соприкосновений, проклюнулся легкий взаимный интерес у второкурсника Лука и третьекурсницы Любки Папановой, и они вроде бы... не совсем как бы явно... договорились пересечься 'на этаже', у телевизора.
      Накануне вечером, с обязательным переходом на позднюю ночь, в пятьдесят восьмой комнате, на третьем этаже, где поселился Лук, собралась, по какой-то очередной студенческой причине, компания: обычные хи-хи посиделки - выпить, поболтать, послушать музычку - ребята, однокомнатники Лука, плюс Жора Ливонт со второго этажа, приятель-одногруппник, и две приглашенные девицы-юристки, студентки второго и третьего курса. Выпивали умеренно (бутылка 'столичной' и 'каберне' две бутылки на всю компанию, человек семь), добавки посреди ночи неоткуда было взять, плюс все почему-то вдруг оказались без денег, а спать никто не хочет, да и соседи вьетнамцы пока еще не вернулись с долгих каникул... Чем бы развлечься? Лук стал показать фокус, основанный на элементарных познаниях физики и математики. Трюк довольно древний, но - в той общаге и для той компании - пока неизвестный.
       - Сколько водки, в каплях, можно вытряхнуть из выпитой бутылки? А, пипл?! Сколько, из пустой?! Нет, ну серьезно? Короче говоря: сорок! Четко! Доказываю и показываю! Может, кто хочет пари заключить? А, девчонки? 'На американку'?.. Ленчик, Люба? Нет? Зря, очень и очень зря, много потеряете! Ну, ладно, и так сойдет. А то я готов! И все сорок, кстати говоря, уместятся в один единственный грамм!
       Лук вынул спичку из коробка, взял со своей тумбочки старое бритвенное лезвие 'Нева', заточил ствол спички до почти игольной остроты... Спичинку теперь надобно с осторожностью вставить до половины в горлышко водочной бутылки, острием наружу, убедиться, что та надежно прилепилась к влажному стеклу...
      - Наклоняю... Ава, считай! А вы все контролируйте меня и Анвара, чтобы приписок не было!.. Лена, Люба, давайте сюда, ко мне поближе!..
      - Есть сорок, Лук! Фиггасе!.. Хиппово!..
      Накапало сорок, даже чуть больше, потому что капельки-бусинки с острия спички падали очень уж мелкие - из полной бутылки таких получился бы не один десяток тысяч... Лук выиграл, но, увы, чисто платонически, пари с ним никто из девушек не заключал... Осторожные такие... практически трезвые...
       И вот она здесь! Скромненькая, худенькая, с легкой полуулыбкой на губастом личике, вся в кудряшках, на ней короткая, поперек желто-черно-полосатая кофточка, черная же юбка много выше коленок, пришла в домашних тапочках... Присела рядом, на свободный стул. Буквально через минуту на Лука и Любу стали шикать немногочисленные зрители-соседи, чтобы не бубнили и не мешали смотреть...
      Ну и ништяк, еще и лучше, в коридорах и темных закоулках между этажами тоже интересно, и никто не мешает разговаривать об очччень важных вещах...
      
      Была небольшая вероятность, что Косыгин находится вне досягаемости защищенной правительственной связи, но - нет, на месте оказался, как обычно...
      - Алексей Николаевич! Ты один? А? Побеспокоить тебя решил, как говорится, на сон грядущий... Не спишь?
      - Какой там спишь?! Дома сижу, в кабинете, один. К завтрашнему рабочему дню готовлюсь, нежданную вечернюю обыденку перебираю: сигналы с мест, то, да се... А ты где, на даче у себя, в Заречье?
      - Угу, тоже один как перст сижу. Алексей, у меня к тебе вот какое дело. Я, тут, все время про сельскую часть бюджета думу думаю...
       Косыгин тотчас насторожился, грудью поближе к столу, бесшумно приподнял и отодвинул в сторону стакан с недопитым чаем... В одну руку блокнот, в другую карандаш... Чего это Лене вдруг приспичило, на ночь глядя думы думать?.. Да еще по сельским делам... Это довольно сомнительно и странно, совсем ему не свойственно. А ну-ка, ну-ка, давай дальше... Ишь, мыслитель вечерний... Сначала он будет, как всегда, вокруг да около бродить-гнусавить...
      Брежнев выдержал короткую паузу, ответной реплики от Косыгина так и не дождался - тот лишь негромко откашлялся, чтобы обозначить внимание...
      - ...А дело такого рода: рекордов в этом году ждать не приходится, имеется в виду насчет зерновых. Я прав?
      Косыгин выпустил из пальцев блокнот, цапнул со стола соответствующую папочку, там три страницы сжатой справки по сельскому хозяйству... но он и так наизусть все помнит. Просто для страховки придвинул, сейчас даже и открывать смысла нет.
      - Да, вроде того. Мы еще окончательных итогов не подбили, уборка заканчивается, но пока продолжается... Короче говоря, ты прав по поводу результатов, как всегда. Засуха; и по факту - хотя и относительный, но - неурожай.
      - С предыдущими годами не сравнить, это точно. Там что ни год - то рекорд. А вот напомни: сколько зерна мы планируем покупать за рубежом в этом году? Мы же будем покупать, не так ли? В Канаде, там...
      - Так-с... минуточку... Будем, безусловно, что будем. Но год-то еще не завершен, итоги не подведены. Я могу лишь навскидку сказать, и, думаю, намного не ошибусь...
      - Вот-вот, навскидку вполне достаточно будет. Миллионов пять, десять? Больше, чем в прошлом?
      - Гораздо больше. Ближе к пятнадцати. На круг, грубо говоря, пятнадцать миллионов тонн. Или чуть с гаком, но явно меньше двадцати.
      - Ого! Это, получается, миллиард пудов закупим? Около этого?
      - Примерно так. - Косыгин даже ощерился в телефонную трубку, мелко тряся опавшими за последние годы щеками, услышав опять про 'пуды', уж так его достали эти дурацкие реляции 'с мест' в зерновых пудах!.. Главное дело, зачем, почему?! При чем тут пуды с фунтами?.. А просто Лене так ндравится, и товарищ Лапин из Гостелерадио, плюс главреды газетные, товарищи Зимянин с Толкуновым, 'Правда' c 'Известиями', вся эта птица-тройка - усердно ему в этой глупости подмахивает на все голоса и позы. - Да, точно, около миллиарда, если считать в пудах. Но, опять же, это примерная оценка, согласно предварительным расчетам, прикидкам.
      - И расплачиваться гм... золотишком будем, ты же понимаешь.
      - Как всегда.
      Брежнев опять замолк, продолжил гмыкать и прокашливаться. Косыгин знал за ним эту особенность, терпеливо ждал продолжения. Он уже окончательно понял, что Брежнев что-то конкретное держит на уме, далекое от итогов урожайности в пудах, но высказывается не вдруг, а постепенно подбирается к замысленному, якобы невзначай, чтобы 'к слову пришлось'. Но пока рака за камень заводит. Деловой! Хитрован!
      - А что у нас с золотом?
      - Н-не совсем твой вопрос понимаю. Леня, ты что имеешь в виду? Цены, добычу? Золото нынче хорошо в цене подросло, вслед за нефтью, расплачиваться за импорт стало чуть легче. Заметно легче. Сегодня золотодобыча как таковая неплохо идет, и в Чермитане, и в россыпях на Дальнем Востоке, и в других местах, и по мелочи. Тратим, да, но добываем и закрываем дефицит по золотому запасу. Не в полном объеме покрываем, по итоговому балансу все равно в минусе живем, тем не менее, все же удается изрядно восполнить потраченные суммы и тонны... Так что ты конкретно имеешь в виду?
      - А я имею в виду вот что... если уж о суммах и тоннаже... Ты хоть задумывался - чтобы в цифрах, в бюджетных строках - сколько золота подобным образом мы спускаем в страны так называемого капитала - на фу-фу: из-за элементарных потерь при сборе собственного урожая? И не только зерна, а вообще - что картофель взять, что хлопок, что подсолнечник...
       Три ха-ха! Очень смешно. Да! Он, Косыгин - ух! - как задумывался по данной теме, так задумывался, что каждый день, из года в год, голова трещит от постоянных и новых забот и от чувства бессилия! Эту самую мысль - измерить непроизводственные, внеплановые потери в пересчете на золото, неоправданные потери из-за сельской и иной бесхозяйственности - в строительстве, промышленном производстве - именно он, Косыгин, и внушал дорогому Леониду Ильичу на последних совещаниях, не раз и не два... И не три! Для наглядности! Так долбил, исподволь и впрямую, что, казалось, даже Кириленко и Пельше вот-вот начнут что-то понимать!.. Наконец, и здесь проросло. Слава те господи, отныне это Ленина идея, это его озарение, его личная заслуга. Проще будет внедрять.
      А самому Косыгину образная мысль-сравнение, насчет исчисления потерь в золотом эквиваленте, тоже на совещании пришла, кажется, в позапрошлом году, на докладе одного среднемашевца... то ли самого Славского, то ли одного из его замов... сейчас уже не вспомнить... Года два тому назад, или даже ранее того...
      - Да, Лень, задумывался, мы же с тобой не раз это обсуждали. И по итогам наших совещаний, где ты поднимал этот вопрос, я даже давал поручение предметно обсчитать. Без помпы, без обсуждения в печати, чисто в рабочем порядке. Ну, ты же сам знаешь-помнишь.
      - В курсе, разумеется. Но ты, все-таки, напомни для прочности разговора, прямо сейчас, самыми общими цифрами? К общему кругозору, как говорится.
       Пришлось заглянуть в соответствующую папку, чтобы уж до грамма точность. Леня явно что-то задумал, но - тертый калач, старой партийной выделки, даже ближайшим соратникам-сотрудникам не всегда видно-понятно, куда именно прицеливается товарищ генеральный секретарь...
      ...Теперь в натуральном исчислении... Брежнев и это выслушал молча. По официальным сводкам получалось, что ежегодные потери на этапе сбора зерновых составляли 5-7% от общего урожая... Это много или мало? Смотря с чем сопоставлять. Косыгин лично заставлял лучших госплановцев Байбакова перепроверять итоговые и промежуточные сводки. Раз проверишь, да другой, внеплановый, иными кадровыми силами, а потом опять планово и внепланово... И с анализом причин, разумеется.
      Получалась картина мутная и неоднозначная. С одной стороны ?- безусловные для победных рапортов и реляций приписки... Часть из этих приписок многоопытные и хитроумные руководители на местах прячут именно в потерях, - те еще жуки... И в Российской Федерации так, и в национальных республиках тоже. 'Добыли-то мы тысячу, а потеряли по пути сто. Да, виноваты, примем меры! Бусделано! Есть! Но тысячу-то мы геройски добыли, пятилетку выполнили и перевыполнили!' То есть, реальные потери должны получаться меньше, нежели указанные в официальных сводках. А получаются больше! И это всего лишь кажущаяся странность, чисто приписочные парадоксы. Почему они так поступают? Потому что за невыполнение плановых показателей пятилетки - последствия могут быть куда как более суровыми, нежели чья-та чужая (соседская, разумеется!) бесхозяйственность, авторов которой нужно еще найти: все ведь друг на друга кивают. Есть и еще одна широченная прореха для потери урожая, куда многое может уместиться - элеваторы и склады, всевозможные зернохранилища... Какая часть собранного уходит в гниль и 'налево' ?.. Черт его знает точно, товарищ председатель совета министров...
      Очень многие свято убеждены, что на столе у главы правительства лежит абсолютно вся необходимая, достоверная и полная информация обо всем на свете... О-о... Если бы так! Врут сверху донизу. Никому верить нельзя! Проверка и лютая неустанная перепроверка всего и вся - без этого механизм народного хозяйства заскрипит, засбоит и в пыль развалится. Так уж со времен товарища Сталина повелось, со всеми, как говорится пороками и плюсами... Но там, при усатом, хотя бы дисциплина была, чуть большая видимость порядка... В потери всех видов уходит много, так предельно много, что эти жалкие официальные 5-7 процентов на их фоне...
      - ...Вот оно и да ну! Отвечаю за сказанное, все документировано. Реально гниет и теряется! И эти семь процентов - отнюдь не все! Я тебе еще про несунов не докладывал полную картину, а они есть, их много, и они повсюду. Щелоков с Андроповым не хуже моего это знают... но не всегда им выгодно отчитываться по данной бюджетной строке, ты же понимаешь. Леня, повторюсь: я за свои цифры отвечаю перед тобой и перед страной. На каждое заседание политбюро как в бой хожу! И если бы не твоя личная поддержка...
      - М-да... Это да. Хромает у нас дисциплина, хромает... Есть поле для работы... непаханое. Насчет несунов ты, конечно, прав. Я с молодости эти дела помню... сам грешен бывал, ну, когда еще слесарем работал, в Каменске, при Сапрыкине... В те времена такая... прямо скажем, антисоветская поговорка в ходу была: 'тащи с завода каждый гвоздь, ведь ты хозяин, а не гость!' Такие уж родимые пятна капитализма разрослись, что... Да и сейчас на местах отдельные проявления... Мне регулярно докладывают.
      Косыгин покорно кивал в телефонную трубку невидимому собеседнику, в тридцатый, наверное, раз выслушивая брежневские рассказы о подвигах его рабочей молодости, и отрешенно ждал, покуда беседа вывернет в намеченное Брежневым русло, обозначит себя сокровенной сутью, ради которой, собственно говоря, затеяна. В принципе, он и так уже почуял, куда ветер задул... О чем он там спросил?.. А... ну да, конечно!
      - ...Безусловно могли бы! И можем, и сможем, и вовремя справимся, если дисциплинку подтянем на должную высоту, невзирая на лица. А то, как выжуливать корректировки планов для своих областей и республик - так они первые под дверями скребутся! В сторону занижения! А как отвечать по-партийному за все сделанное, плюс за все не сделанное - так они скромняги каких поискать, тотчас норовят под ковер да в камыши!..
      Недоволен Леня последней репликой, вон как закряхтел: не любит, бровастый, когда товарищи по политбюро, включая даже Косыгина и Подгорного, лезут своими волосатыми лапами в тонкую ткань партийно-организационных региональных вопросов... которые - важнейшая прерогатива одного и единственного человека в СССР: Генерального секретаря КПСС! И никого другого!
      - ...Но у нас в народном хозяйстве еще и объективные обстоятельства для импортных закупок -весьма велики, Леонид Ильич, ты же понимаешь... - Косыгин вставил во фразу имя-отчество, поднажал голосом на слово 'объективные', чтобы увлечь Брежнева прочь из области опасных кадровых рассуждений, куда он, якобы невзначай, только что вторгся. Сказал свое неодобрение, обозначил в самой общей форме - и отскочил, в сторону сугубо хозяйственную, в собственные угодья. Но если и здесь не клюнет Леонид Ильич на информационную приманку, если и сейчас не приоткроется... Однако, спешить и форсировать разговор все одно нельзя, можно спугнуть. И гадай потом на кофейной гуще, стоя в стороне - чего он там затеял, против кого. Потерпеть, все равно уже рабочий вечер накрывается медным тазом. И явно переходит в трудовую ночь. Но сегодня так и так поспать толком не удастся: в Питере аврал!
      - Ха! От объективных нам никуда не уйти. Ты про стратегические продовольственные запасы намекаешь, Алексей?
      - Да, о них, родимых. Только не намекаю, а прямо говорю: пополняем. Пока с ценами на нефть и золото попутный ветер нам дует - грех не воспользоваться.
      - Ну так мы и делаем все необходимое. Ты же сам докладывал в прошлом месяце.
      - Докладывал. Общих недочетов в нашем сельском хозяйстве это не покрывает, разумеется, но - частично объясняет, почему даже в урожайные годы мы вынуждены закупать на Западе зерно.
      - А мы и объяснять ничего никому не собираемся. Обстановка международная сложная, накаляется не по дням, а по часам, народ у нас мудрый, понимающий, а до врагов нам и дела нет. Пополняем стратегические запасы, в том числе по зерну, по хлебу... на случай того и сего... не дай бог, конечно... и будем пополнять, в плановом порядке и во внеплановом. Алексей, ты лучше вот что скажи... Раз пошла у нас такая пьянка... насчет проблем в сельском хозяйстве, которые ты сейчас мне обозначил... Просто как коммунист и председатель правительства выскажи свое принципиальное мнение...
       'Проблемы в сельском'! Ну, вот оно, слава те господи: полез из норы наш Леня-интриган... На этих задушевных интонациях становится, наконец, все понятно, предварительная догадка оказалась верна: явно, что сегодня речь пойдет не о Байбакове, не о Кулакове, не о Романове... Полянский.
      -...вот, просто, по-товарищески, что называется... с глазу на глаз, с носу на нос... раз уж к слову в беседе пришлось... Что ты думаешь о работе нашего сельхозсектора, повседневной и стратегической? На перспективу? О самой организации этой работы? Ты же у нас премьер-министр, должность у тебя ленинская... лучше всех обязан знать. Кстати, как там Полянский Митя - в полном объеме справляется со своими обязанностями? Или как-то надо ему помочь... укрепить... Съезд не за горами, нам всем об этом думать надо в самую первую очередь. Перед партией, перед страной отчитываться... за все хорошее... за свое и за чужое. Ты ведь с ним в одной связке трудишься, лучше всех его знаешь... Как он раньше, и что сейчас?
       Косыгин тяжело задумался, но... реагировать следует предельно быстро, не показывая истинных колебаний и сомнений. Несколько лет Полянский был его, Косыгина, замом, первым замом! Первый зам - не шутки! В курсе всех важнейших дел, правая рука, опора - а где надо, то и замена. Толковый работник, получше очень многих. Амбиций до хрена, склонен к интригам, но разумен, а в то же время видит себя этаким принципиальным правдорубом, в стиле Шурика Шелепина. Припадки у него такие, что ли... взамен эпилептических? Однако, несмотря на недостатки, свою лямку он тянет довольно исправно. Во всяком случае, ничуть не хуже своего предшественника Мацкевича. И как первый зам он его устраивал, и как министр - вполне. Странно только, что для действующего члена политбюро - пост министра сельского хозяйства... мелковат, что ли... Язык слишком длинный у Димы Полянского, вот его главный порок: болтун! Корчишь из себя пламенного ленинца-большевика-обличителя всяческих недостатков - ну, зуди, обличай, только сам работать не забывай, на своем рабочем месте! Но какого черта ему вздумалось поучать Брежнева насчет медсестры... этой... Нины Коровяковой?! Это не его дело!.. Это пусть Суслов, Пельше и Виктория Петровна воспитанием занимаются. С низовым партийно-хозяйственным звеном опять же полюбил заигрывать... собственную популярность в массах взращивать, в первичках... Может, они и полюбят, но чисто платонически: защищать не станут, проверено самой жизнью.
      Поэтому не удивительно, что Леня зуб на него отрастил, да предлинный. Похоже, пример Шелеста и железного Шурика Шелепина его ничему не научил. Они с горки ушли, приготовиться Полянскому. Все, больше нет смысла его поддерживать.
      - Ну, что я тебе скажу... Леонид, если так, на прямоту, по-партийному - в сельском хозяйстве ты разбираешься, мягко говоря, не хуже моего, и не мне тебя учить, как просо сеять, сам все видишь и отмечаешь. Мужик он не глупый, этот товарищ Полянский, но заносит его иной раз черт-те куда. Если по результатам сельского хозяйства судить - то сам понимаешь: пока еще рекордные урожаи у нас куда больше от природы зависят, нежели от усилий министров, а, вот, каждодневный кропотливый труд - чтобы достигнутое сберечь - это несколько другое, и нашему коллеге, министру сельского хозяйства всего СССР, еще надо многому научиться в этом вопросе, очень многому. Прежде всего, партийной скромности, партийной дисциплине, и повседневному усердию. Чтобы без этих трам-тарарам на весь белый свет, чтобы не болтология в кулуарах и с высоких трибун, а на своем рабочем месте, скромно чтобы, но эффективно.
      - О! То, что я хотел сказать, Алексей, то уже ты за меня сказал! Один в один, пуля в пулю, как говорится. Значит, мы опять вместе правильно понимаем ситуацию. А это значит, что нам всем, коммунистам всех уровней, работать надо побольше, а языком впустую чесать поменьше. И делать правильные выводы...
      - ...Организационные выводы, в прямом и переносном значении этого слова, - подумал Косыгин, однако вслух не сказал, только усмехнулся в телефон половиной лица.
      - ...Тогда и результаты стабильные пойдут. Что это у тебя там закурлыкало? Коллеги звонят, на охоту зовут?
       Косыгин потрогал пальцем родинку на щеке, что всегда служило у него признаком умеренного раздражения... на людях он вообще старался к ней не прикасаться... просто дурная привычка, родинке от нее ни жарко, ни холодно. В свое время Клавочка заметила и предупредила, что он таким образом легко выдает окружающим свое сиюминутное настроение. И он внял, на людях никогда не трогал. Главное, что не болит и не растет. Ишь, беспокоится Леник на звонки, всюду вынюхивает сепаратные переговоры за своей спиной... На охоту... Шутник.
      - Почти угадал. Помощник мой, Бацанов, сигналы подает, очередную сводку насчет Ленинграда подготовил: там Нева пошла в рост, прибывает каждую минуту. Выдернул его неурочно ради такого дела, вместе не спим. Специалисты обещают не просто наводнение, а такое... гораздо больше обыкновенного. Ну, мы и стараемся соответственно реагировать, на упреждение. Товарищ Романов у себя на месте решения принимает, во главе штаба, а мы здесь, держим руку на пульсе, чтобы до всяких там ЧП дело не доводить.
      - Хм... а в 'Программе Время' ничего не было насчет наводнения...
      - Ну, а чего зря панику нагонять? Да и вода пошла интенсивно только вот-вот, пока мы с тобой разговариваем. Кому надо - уже все на местах. Хочешь поучаствовать лично в работе штаба? Давай, вместе послушаем по селекторной Борю Терентьича, а потом питерских...
      - Ну, вот еще... Нельзя по таким рутинным поводам людям на местах инициативу перебивать. Хватит с них того, что первый министр, сам товарищ Косыгин это дело контролирует... Что ж, это все, что я и хотел узнать. Ты уж извини, что тебя побеспокоил в неурочное время.
      - Да перестань! У нас - что у тебя, Лень, что у меня - все двадцать четыре часа в сутки урочные. А тебе еще и к Съезду готовиться, до февраля осталось времени-то...
      - Это правда. А куда от правды денешься?.. Не скучаешь по Ленинграду?
      - Нет, - соврал Косыгин, - совсем москвичом стал.
       Ленинград... Он даже по Петербургу, Санкт-Петербургу до сих пор вздыхает, ностальгирует втихомолку, да только никому и никогда об этом не признается... Жена знала, а больше никто, ни дети, ни внуки, ни соглядатаи. Когда революция грянула - ему было тринадцать, он многое помнит. Это была другая жизнь, другой мир. Сказать, что лучше? - так нет. Хуже? - тоже... ответ... не совсем правильный будет. Просто очень другой... мир детства, самый яркий и цветной. Отец токарем работал на Сампсониевской, в те годы токарь - это было весомо, жили неплохо, в достатке, вчетвером... только, вот, без матери... А учеба в текстильном институте, в тридцатые, вообще лучшие годы жизни!.. Как все это забудешь? И как все быстро промелькнуло!.. В Ленинграде, на Смоленском кладбище, родители похоронены. Если идти по Малому проспекту в сторону Наличного переулка, вдоль кладбища, и свернуть направо, в калитку, пройти по узенькой дорожке поперек, выйти на аллею... И вот они, родители: Николай Ильич... а за пятьдесят лет до этого - Матрона Александровна, мама, которую он совсем-совсем не помнит, потому что еще несмышленышем был, когда ее не стало... И ему тоже придет время уходить, но его самого туда, к родным, уже не подселят. Работа, работа... ему даже могилки матери и отца навестить недосуг, только по заказанным фотографиям и видно, что место прилично ухожено, что за ним присмотр...
      А блокада? Сорок первый год, сорок второй год... - эта память навсегда. Он и сейчас, хоть с закрытыми глазами, пройдет по Большой Вульфова к Малой Вульфова, к отцовскому дому... или по проспекту Добролюбова на Мытне, в сторону Петропавловской крепости - и не споткнется, не перепутает... Он ведь там жил... Тротуары асфальтовые... да, асфальтовые, но не по всему проспекту... но ведь он помнит просто камнем мощеные... они так и назывались: мостовые... А Невский, до революции и после, когда он уже в техникуме учился, был мощен так называемыми деревянными торцами... Трижды в Питер довелось возвращаться: в тридцатые, два раза, и в сорок первом - по июль сорок второго. Ностальгия - горькая сладость воспоминаний.
      Ныне москвич навеки, делами и домом.
      - Что молчишь, Алексей? Утомил я тебя?
      - Нисколько. Наоборот, благодарен тебе: получил, так сказать, товарищескую и деловую поддержку посреди осеннего вечера. И есть над чем подумать.
      - Гм... Ну, ладно тогда, а я на боковую. Чайку выпью - и спать. Чего и тебе желаю. Отдыхать - тоже надо уметь.
      - Да, я уже скоро пойду, - опять соврал Косыгин.
      
      Велика университетская общага номер один, что на проспекте Добролюбова: шесть этажей в ней, с кухнями и коридорами, и комнатами отдыха, и узеньким актовым залом на первом этаже... И все это, разумеется, не считая жилых комнат, набитых плотно товарищами студентами из разных стран мира. Юристы, психологи... И спортсмены там поселены, простые университетские спортсмены-любители, мастера спорта. Числятся они юристами, психологами, историками, но большую часть своей студенческой жизни проводят на сборах и соревнованиях, отнюдь не на лекциях. Почему так? Да потому. Так принято у нас в советской стране, свободной от тошнотворного запаха наживы, присущей профессиональному спорту в странах капитала...
      Ну, и куда приткнуться двум молодым людям, для совместного досуга тет-а-тет? Некуда, по большому счету! Туда, в ее комнату, зашли на минутку, чаю попили с хихикающими соседками, сюда заглянули, на кухню третьего этажа... а потом четвертого этажа... Всюду, блинн, жизнь кипит, потому что в общаге живут сплошные 'совы' ... Зато утром никого не добудишься. На пятом этаже их вежливо пригласили на вечеринку - Любкина однокурсница справляла день рождения, но отказались. И приглашение было чисто формальным, и Лук уже выпивал прошлой ночью, хватит.
      Казалось бы, какая связь между прошлой ночью и нынешним вечером, кроме частичного совпадения состава участников?! Для Лука - самая прямая! Лук очень бдительно ведет учет собственным выпивкам! Еще в детстве его сознание крепко зацепил феномен пьянства и наркомании, он видел, как охотно выпивают взрослые 'по праздникам' и ребята постарше у них во дворе, и как на них на всех влияет выпитое... Ну, пусть не на всех, но почти на всех! Поначалу его просто забавляло смотреть, как те же взрослые, подвыпив за праздничным столом, начинают вести себя не вполне обычным образом, дуреют, глупеют, становятся смешными... а иногда и страшными... Повзрослев, Лук, само собой, приобщился-причастился к алкоголесодержащим напиткам - и раз, и другой... Но с чуткой опаской насчет частоты употребления, потому что он крепко-накрепко знает: алкоголь - тоже наркотик, рюмкой можно до дна вычерпать любой океан здоровья, разума и любви. Сам по себе любой наркотик, включая очищенный цэдваашпятьоаш, нейтрален как вещество, он ничто, комок молекул, но подмешайте к нему себя - и получится такая гадость!.. Опрометчиво нажраться в стельку - да, можно иной раз, а вот частить - никоим образом, ни в коем случае! В борьбе с излишествами не помогут ни бокс, ни лекарства, ни даже дзен: спасайся от них бегством! Прием алкоголя раз в неделю - твердый предел, даже если это бокал пива! Даже чтобы очередную подругу подпоить... О!..
      Домогаться на словах - это несолидно. Лук понимает истину сию, как никто другой.
      - О!.. Любикс, у меня идея! Пойдем на первый этаж, там сегодня точняк народу никого, зато я приметил одну штуку-дрюку, и мы ее навестим, подобно двум ученым-исследователям. Спички при тебе?.. Заодно и покурим.
       Актовый зал закрыт, но оно и понятно: понедельник, никаких дискотек с танцульками. Лук на всякий случай осторожно подергал дверную ручку - нет, на замке. Дальше поворот на лестничную клетку, а почти под нею другая дверь, крашеная белой эмалированной краской. За той дверью темное помещение, по типу предбанник, а за нею медицинский изолятор. Для чего был придуман этот изолятор, кого там лечат, или собираются лечить?.. Никто не знает, никто никому не объясняет... Но Лук по опыту исследователя-первопроходца уже знал, что первая дверь как правило открыта, а вторая, ведущая в саму палату-изолятор, всегда закрыта... Находчивость всегда поможет умному человеку побороть здравый смысл.
      - Любчик, сюда!..
      Любке страшновато в темноте, в незнакомом месте, но, во-первых, они закурили, сидя на линолеумном полу, уже что-то видно, а во-вторых, она ведь не одна, рядом Лук, отважный, веселый и предприимчивый... И наглый такой, просто слов нет!
      Прислушались: за второй дверью, в изоляторе, полная тишина: значит, никого там нет. Это уже очень хорошо, гораздо спокойнее. Пол почему-то вполне даже теплый, сидеть ничуть не холодно.
      Лук еле дождался, подрагивая от азарта и нетерпения, пока обе сигареты ('Стюардесса' с фильтром, нарочно приготовил взамен более привычного для парней, но менее изысканного 'Опала') превратятся в окурки... Со своей-то сигаретой Лук быстро управился, а вот Любка... Ох, уж эта Любка - медитирует, б'лин, а не курит! Затягиваться надо как следует, тогда и огонек по сигаретному столбику побежит с правильной скоростью!.. Но ведь не поторопишь. Готово. Тэк-с, бычки срочно гасим в углу стены, в пустую пачку оба... потом не забыть выбросить, незачем свинячить в перспективном месте...
      Любка приникла к нему легко и охотно, стоило ему лишь потянуть ее за плечи... От обоих табачным перегаром давит, но молодые люди целуются... потому что так положено при свиданиях... Сам-то Лук не шибко склонен к поцелуям, поскольку не умеет, да и не видит в них кайфа, но - обстановка обязывает, невежливо сразу по полной программе начинать действовать... Губы у Любки мягкие и теплые, а ладошки почему-то холодные... А спинка гибкая и тоже теплая... Дальше, Лук, дальше! Ага, это лифчик!.. Вперед, ну, теперь уже все на мази!.. К черту презервативы, все ведь свои, не с улицы знакомство!..
      В темноте и впопыхах, при явно дилетантском уровне опыта с обеих сторон - получалось не гладко и получилось не сразу. Также давила на психику теоретическая и практическая вероятность 'засыпаться': а ну, кто дернет руку наружной двери и впустит в чулан-предбанник порцию электрического света из коридора! А молодые люди почти голышом! Юбку одернуть - одно торопливое движение, а ты штаны так надеть попробуй! При том, что они где-то рядом, на полу... нет, это трусы... К черту страхи!..
      Если не считать первых суетливых и неловких моментов... вполне простительных при этакой обстановке, предельно приближенной к экстремальной, плюс темнота... Лук остался собой доволен: н-нормуль! Молодец, Лук! И Любка, похоже, осталась в тонусе и при положительных оценках: вон как стонала, аж подвывала! Главное, что она лично и достоверно...
      'Органолептика редко что-нибудь дает' - говаривал супермен и скорохват Таманцев из любимейшего Луком романа 'В августе 44', но сегодня был как раз тот случай, когда личные ощущения и впечатления Любы Папановой внятно и однозначно просигналили ей: беременности не будет! Чуть позже, когда уже они оба оделись в темноте и решили еще раз перекурить уже 'на коридоре', угнездясь на широченном подоконнике между первым и вторым этажом, Лук решился спросить небрежно-внимательным тоном: 'Ну, что, типа, как оно?.. Что ты имеешь в виду?.. Тебе как?.. Что - как?.. Ну... понравилось?..'
      Любка ответила не сразу. Сначала не определенный кивок из стороны в сторону спутанными кудряшками, пожимание плечиками, молчаливая затяжка, одна, потом вторая...
      - Знаешь, Лук!..
      - Нет еще пока, скажи, и я буду знать.
      - Ну, короче, я часто слышу о тебе: Лук - то, Лук се... Ты умный, и с тобой интересно... И вообще... И сегодня было очень... Знаешь... стремно так, но круто... Если честно, я от самой себя вообще такого не ожидала...
      'Врешь, - мысленно возразил ей Лук, - не ожидала бы, в чулан бы на ночь глядя не пошла, причем завелась в пол-оборота...', - но вслух сказал иное:
      - Угу! И я тоже, между прочим! Словно волна какая-то накатила. Ба-бах, такая... Девятый вал, типа!.. Просто очуметь! Все совершенно спонтанно получилось, как бы на уровне подсознания... Но, по-моему, здорово! Ты уникум, конкретное чудо!
      - Спасибо! И ты тоже... очень такой импульсивный, как татаро-монгол в набеге... Но вот на что я обратила внимание, Лук... Только ты не обижайся... Обещаешь?
       'Выражение "только ты не обижайся!" - это ничто иное, как приглашение обидеться.' Где-то и когда-то, еще будучи школьником-старшеклассником, Лук прочитал эту фразу, тотчас обратил на нее внимание, так и этак покатал на языке и в мыслях, в итоге признав гениальной. И вот теперь ему предстояло убедиться в справедливости этой забавной мудрости на собственном опыте.
      - Обещаю, само-собой. Ну, и?..
      - Ты очень хороший, Лук, внимательный... м-м-м... честный, без подлянок... Но в тебе нежности не хватает, понимаешь? Вот, нет в тебе нежности. Хотя бы вот такусенькой! - Любка в воздухе отмерила двумя указательными пальцами размер минимально достаточной нежности.
      - Хамоватый, что ли?
      - Нет, нет-нет, не хамоватый. Ты не то, чтобы совсем уж грубый, но какой-то такой... Как будто снег лопатой убираешь, или за станком стоишь... Вот. Девушкам нежность нужна. Не только напор и выносливость... ну... ты понимаешь... Но еще и чувство. А в тебе его не очень.
      Лук смущенно расхохотался, подбавив на лицо и в глаза замешательство и стыд, которых он вовсе не испытывал... Наоборот, что греха таить: он ведь несколько секунд назад, перед Любкиным вердиктом, внутренне поджался, ожидая услышать про себя какую-нибудь неприятную правду, особенно если она... это... ну, правда... о его мужской доблести... в общем, что-нибудь такое... А тут - 'нежности не хватает'! Ах, ты боже ты мой!.. Подумаешь!.. Но! Пару раз он уже слышал о себе подобные отзывы от знакомых девчонок, и хорошо бы врубиться понадежнее - что конкретно они подразумевают в своих претензиях, и лучше бы на примерах? Пригодится на будущее.
      - Гм... Любик... Объясни, я не вполне понимаю, что именно ты имеешь в виду... Я же не грубиян и не живодер? Нет, ну так ведь? Ты же сама только что это сказала?
      - Да, сказала и повторяю: ты не жлоб, ни разу не хам и даже не грубиян, Лучок, дорогуша, я про тебя даже близко так не говорила и не думала! Но, по-моему, я уже все изложила по этому поводу и просто не знаю, как тебе еще... Ой! Ни фига себе - времени сколько! Мне срочно бежать в комнату надо, а то Ленка меня просто с костями сожрет, я ей кое-что для семинара обещала... Если она уже заснула, меня не дождавшись... мне капец! Одним словом, пока, я побежала, чао! Завтра договорим! Не сердись, пожалуйста, Лук, ты очень хороший!
      Люба поцеловала с тихим чмоком Лука в область носа, повыше ноздрей, и помчалась к себе на четвертый этаж...
      Странно, общежитие наполнено непривычными звуками: вроде бы и довольно тихо, как оно и положено по ночному-то времени - половина второго, если верить наручным часам (а они бегут вперед, но совсем на немного), но при этом... Двери хлопают то и дело, и голоса тут и там, с этажей - какие-то... не будничные, что ли... но не пьяные, не игривые...
      Лук решил, что к себе, в пятьдесят восьмую, пока заходить не будет: надобно чуток остыть от пылкого приключения, и решить на хладную голову - хвастаться, типа, или не стоит... Вряд ли они спят, даже если не за картами. С одной стороны Лука распирает жажда хлестануться перед приятелями очередной 'победой', а с другой стороны - мгновенно вычислят, о ком идет речь: их с Любкой сегодня видели на этажах общие знакомые... Вах!.. Придется поскромничать, а саму историю рассказать днем или двумя позднее, чтобы у всех сторон, в первую очередь у Любки, было полное алиби: у нее же молодой человек есть, чуть ли не жених... Но тогда могут не поверить! Как, например, Сашке Новотному или Джавиду не верят, когда они расписывают свои сексуальные турусы на колесах. Да и не только сексуальные. Сашка вообще враль еще тот, за ним проверять и проверять, когда о чем-то рассказывает...
      Лук в задумчивости, все еще смутно удивляясь на странные голоса-звуки со всех сторон, зашел в комнату для занятий на третьем этаже - почему-то пуста, ни одного зубрилы в ней - заглянул в черное с огнями окно... Моргнул глазами, раз и другой... И медленно обомлел!
      В первые секунды ему показалось, что сам проспект Добролюбова и тротуары по бокам все сплошь в дождевых лужах, в которых фонари качаются-отражаются... Питер предпочитает дождь всем остальным развлечениям, но только нынче луж очень уж много, не по нынешним миллиметрам метеорологических осадков... которых, кстати говоря, как бы и не было, во всяком случае, звуков дождя Лук не слышал... Но магазин! Магазин внизу, в доме номер девять по Добролюбова! Дежурное 'бежевое' освещение обувного магазина позволяло увидеть... Мама дорогая: да там, внутри, вода плещется! Точно, вот стул по мелким волнам плывет, коробки какие-то... Х-хоба! Наводнение!..
      Лук стремглав ринулся к себе, в пятьдесят восьмую, закрываемая дверь позади хрястнула от Лукова рывка! Вот же ишак, осел! Как же он сразу не догадался - и все эти шумы, и голоса...
      - Шура!.. Саня, але! А остальные где?! - Комната почти пуста: из пяти коек только одна занята, Сашка Новотный дрыхнет. Вьетнамцы еще с родины не вернулись, их угол за ширмой пуст. - Новотный, в ружье! Ау, подъем!..
       Лук принюхался - угу, все ясно: от бесчувственного Сашки весьма густо давило перегаром, так что нет смысла ни будить его, ни расспрашивать... Естественно: сегодня днем он усвистал отмечать встречу с бывшими однокурсниками из Ташкента, земляки напоили, падлы, бедного студента-питерца... Ава тоже должен был туда идти, но у него свидание наметилось, решающее-обещающее, которого он пропустить никак не мог... Да и не любит Анвар квасить, он у нас малопьющий... Вот если бы ему косячок 'пластилина' предложили забить...
      Так. Ну, и? Что делать-то теперь? Вниз на вахту идти, выяснять?.. Скорее всего, там сейчас не до него, да и лениво - припрягут куда-нибудь, чего доброго... Лучше пройтись по всем этажам, авось найдется кто-нибудь, кто в курсе событий, у кого можно что-нибудь актуальное выяснить...
      Как впоследствии оказалось, это было самое большое, самое впечатляющее питерское наводнение из всех, когда-либо увиденных Луком и его современниками. Ночь с 29 на 30 сентября 1975 года!
      Пустота на этажах объяснялась просто: студенты-общажники всех курсов и факультетов были мобилизованы спасать университетское имущество, главным образом книги из библиотеки в здании Двенадцати коллегий. Позже однокурсники с гордостью рассказывали, как они пролезли в здание прямо через кабинет ректора ЛГУ, браво топча казенными резиновыми сапогами столы и паркеты. Лук потом долго волновался, опасаясь, как бы факультетские власти его не вычислили и не зачислили в прогульщики-саботажники, но суета, аврал и паника в ту достопамятную ночь были такой силы, что ни у кого и руки не дошли составлять списки участников и неучастников, с последующими оргвыводами... Урон в итоге получился велик, но без катастрофы, книги в большинстве своем не пострадали.
      Жалел ли Лук о том, что пропустил такое ночное приключение в тонущем городе? - С одной стороны да, а с другой - нет, ведь взамен обрел он, в виде компенсации, другое приключение, ничуть не менее волнующее... и тоже одноразовое.
      
      
      Г Л А В А 4
      
      Одиночество - это море, которое никому не по колено. Иное дело - потребность в уединении, тихо обитающая в каждом из нас. Потребность эта проявляет себя не часто, но желательна и неизбежна в жизни человеческой, и более всего напоминает странную и чуточку противоречивую эмоцию, название которой - сладостная грусть. Вы не знакомы с нею?
      Не верю.
      Заварю я вечер в собственном соку. Иначе говоря, поразмышляю о себе, наедине с собой, поспорю... А почему бы и нет, раз уж накатило? Узы Эго - это зло. Памятуя об этом, в битве с ним один на один, побеждаю как правило я. В то же время Эго мое определяет итоги совместной драки ровно в противоположном направлении - дескать, чаще всего победа остается за ним. И кто нас с ним рассудит, кто скажет правдиво и нелицеприятно - как все обстоит на самом деле?.. Увы, нет такого третейского судьи в этом мире, да и быть не может по определению, поэтому сегодня придется мыслить самостоятельно и в одиночку, и прежде всего - распутывать главную проблему сакраментального понятия "а на самом деле"... внимательно, отнюдь без спешки... слово за словом, фразу за фразой...
      Представим себе двух неназываемых очевидцев и ухослышцев одного и того же безымянного события.
       Некто изрек...
       Версия первого: 'Кто не со мной - тот против меня'.
       Версия второго: 'Кто не против меня - тот со мной'.
       Смысл весьма разнится, несмотря на внешнюю похожесть, не правда ли? Оба причастных не собираются менять показаний, ибо вот уже две тысячи лет каждый бережет свою память как превеликую святыню.
       Кто из них на самом деле прав? Ведь кто-то лучше запомнил, как оно было на самом деле?
      Да?
      Нет.
      Некорректны здесь слова "на самом деле", ибо истинность данной двухвариантной цитаты относительна.
      На Земле просто не существует других источников в пользу одной из этих точек зрения. Вообще не существует! Ни одного бита информации, ни одного дополнительного свидетельства - письменного, визуального, звукового, цифрового... Нет того пробного камня, либо третейского судии, кто мог бы окончательно, исчерпывающе и объективно склонить чашу весов в ту или иную сторону. А это значит...
      А это значит, что из данного постулата вытекают невероятные, на первый взгляд, абсурдные и дичайшие выводы, по собственному заморочному упрямству не уступающие специальной теории относительности Эйнштейна: в данном конкретном случае, истины "а на самом деле" - просто не существует. Нет ее! - сколь ни глуп, сколь ни парадоксален казался бы сей вывод! И никогда мы не дождемся, не узнаем, ни завтра, ни через тысячелетие - как на самом деле было изречено. Потому что этого "на самом деле" просто не существует. Ибо не сохранилось.
      Некоторые скептики попытаются разрубить клубок противоречий предположением: а было ли в принципе кем-то конкретным что-то сказано? Однако - данное сомнение за рамками спора-примера и здесь неуместно, поэтому в топку его!
      Рассмотрим еще один пример-иллюстрацию следствия из этого постулата, вполне умозрительный пример, без формул и синхрофазотронов. Цвет глаз у Александра Невского. Большая доля вероятности, что голубые. Или серые. Однако если найдется источник, признанный историками, утверждающий, что глаза его были карими - то это и станет истиной, и пребудет ею, до тех пор, пока не найдут изображение с зелеными, либо иное какое предметно-словесное свидетельство-описание по обозначенной теме.
      Но фантазировать на тему: "... а любопытно, а что на самом деле - какого цвета были глаза у Александра Ярославича?.." - не имеет научного смысла. Это как 'сверхсветовая скорость космического корабля' или 'информация (энергия), поступающая из классической черной дыры': такие словосочетания - да, есть, при том, что смысловая нагрузка в них отсутствует.
       Если ни одна ниточка с "информацией" о происшедшем событии не дотянулась до нас - то не было никакого события; если дотянется - станет событием прошедшего времени и этот факт назовется истиной.
       В предыдущей фразе смысловые части по обе стороны от точки с запятой - равнозначны!
      Нам остается только чесать языками о той или иной вероятности - либо возможности события, либо отсутствия оного. Заморочно? Поясню попроще: 'Была ли на самом деле бородавка на локте левой руки Малюты Скуратова?' Вариантов ответа два: да и нет. Оба суть равнозначны, поскольку ни тела его, ни описания той руки в истории человечества не осталось. И эта двойная взаимоисключающая истина пребудет вовеки.
      Еще один пример-иллюстрация, чуть посложнее, но тоже простой. Вспомним Отечественную войну 1812 года. В итоге Наполеон проиграл, потерял собственноручно созданную империю и трон, был заточен и умер в неволе. Это версия, принятая современной исторической наукой. Теория о том, что Наполеон не умер и по-прежнему здравствующий император, не выдержала проверку аргументами со стороны Времени, большинства и здравого смысла. Однако, раз уж речь зашла о Наполеоне Бонапарте, вспомним битву при Бородино. Состоялась она 26 августа (7 сентября) 1812 года у села Бородино, в 125 км к западу от Москвы. С этими фактами почти никто в мире не спорит.
      Тем не менее, мы, русские, утверждаем, что наша была победа, французы - что они победили.
       А на самом деле? А нету здесь никакого "на самом деле"! И никогда его не будет, при том, что устных, письменных, археологических свидетельств данного события - целое море плюс пышный ворох в маленькой тележке!
       И если все-таки, в отсутствие дополнительных аргументов, или вновь вскрывшихся обстоятельств, одна из точек зрения возобладает, то никакого отношения к несуществующей 'всамделишней' реальности она не будет иметь, вопрос лишь в размерах толпы и глубине веры.
       Сие не дешевый прикол, не схоластический парадокс...
      Не только Старый Кот Шредингера не только в коробке обитает-не-обитает.
      Дикси, Лук!
      
      - Тебе чего, Катюш?
      - Да... вот... Вы же сами сказали, чтобы во всех сомнительных случаях непосредственно к вам обращаться...
      - Докладывать. Правильно сказал, мы должны делать все согласно инструкции. Ну, чего у тебя там?.. Ты мне каракули эти под нос не суй, ты сначала словами доложи, внятно, конкретно, что, как и почем. Ты говори, говори, а я пока свежего чайку себе плесну - кишочки сполоснуть, день сегодня такой, что... да... Ты-то сама не желаешь чашечку?.. А, Катерина, перед обедом, для аппетита? Ну, как хочешь, худей на здоровье. Давай, докладывай, с самого начала.
       Настенные часы ленинградского районного узла связи показывают почти полдень, скоро адмиральский час. Серое здание, пять этажей, архитектура начала двадцатого века. Штукатурка сыплется по всему фасаду, крыша течет, ГИОП уже который год обещает пустить дом на капремонт, да все как-то не доходят у городского начальства ни руки, ни средства. Спасибо, хоть, часы заменили на электрические, завода 'Хронотрон', который бывший ЭЧЛ, а вместе с ними и электрическую проводку. А в остальном бардак, как и во всех гражданских учреждениях. Премии грошовые, продуктовые 'заказы'... - нет, они-то как раз ничего, не хуже, чем 'наверху', на Литейном 4.
      Порядка не хватает в стране, хорошего должного флотского порядка. А ты сиди тут в бабьем царстве да высиживай неизвестно чего. Думать - что хочешь думай, это не запрещено, а делать - делай, что поручено, и не выеживайся вслух.
      Дом ветшает, а конторы и люди в нем работают, кто где, почти все на первом и втором этажах, потому что дом еще и жилой, ко всем остальным своим внутренним бедам. В этом здании, почти в самом центре города, уместились, помимо коммуналок, почты и отделения милиции, булочная, гастрономчик с винным отделом, что весьма кстати, ЖЭК, мастерская по мелкому ремонту, гордо именуемая домом быта... Что еще?.. Билетная касса, но она уже второй год как закрыта - протечки по всему потолку - трубы-то ржавые и текут, в дополнение дождям на крыше... Самые важные и привилегированные по всему зданию - это, разумеется, почта, а также ее сосед за стеной, ментовка, в одной из своих правоохранительных разновидностей.
       Режим работы во всех отделах и группах почтового отделения почти одинаков, определяется-уточняется внутренними инструкциями самого разного уровня, от министерского до местного. Считается, что работа на этом государственном предприятии - причем, абсолютно для всех сотрудников, включая уборщиц пенсионного возраста - повышенной секретности, и эта секретность реальна, хотя нигде и никем особо не афишируется. Разве что расклеены по стенам и разложены по 'рабочим местам' повсеместные напоминания о неусыпной бдительности.
       Да, рутина, казалось бы, всем осточертевшая, в зубах навязшая рутина по поводу этой самой бдительности, но и она способна приносить людям определенную пользу! Какую? Немазано-сухую! Конкретную. Здесь, на обычном районном узле связи, свил себе гнездо так называемый 'пункт почтового контроля', секретное подразделение шестого отдела КГБ. Штат этого подразделения весьма невелик, четыре человека: трое сотрудниц, контролеров второй категории, и их начальник, Парфенов Сергей Ильич, контролер первой категории, отставной флотский капитан второго ранга, всю предыдущую службу проведший на Севере, на берегу Мурманска, в органах территориального КГБ. Теперь, вот, дослуживает здесь, в городе Ленина и трех революций.
      Замаскирован пункт довольно хитро: штатные сотрудники узла связи убеждены, что в этих кабинетах протирают юбки и штаны захватчики-соседи из районного УВД, расположенного в том же здании, и с которыми им категорически запрещено общаться, причем взаимно, во избежание утечки некоей 'секретной информации' в том или противоположном направлении. А увэдэшники 'знают', что бок о бок с ними сожительствуют представители 'первого отдела' главпочтамта, надсмотрщики за соблюдением секретности во вверенном им подразделении связи. И общаться с ними, считай, что кагебешниками, тоже... того... строго не рекомендовано!
      Бдительность, бдительность, и еще раз бдительность! Почесал язык раз, да другой, нарушив устные предписания - и вот уже ты на карандаше у придурков из Большого дома! Ты точно этого хочешь? То-то!.. Леха Иевлев, бывший мент и бывший старший лейтенант, засветился перед ними на почве амурных контактов с местной барышней почтовой - теперь где-то в Гатчине спивается, без денег, без перспектив... Так что не хрен совать свой любопытный нос не в свое дело! Преступников лови, вот твоя служба, а не государственно-почтовые секреты вынюхивай!
      Перлюстрация личной почты граждан - дело древнее, государственное, поставлено крепко еще со времен царской охранки; только в те времена, в дореволюционной России, это было вопиющим попранием гражданских прав и свобод, а ныне - защита законных интересов и свобод советских граждан от происков империалистического Запада.
      Катя Шеремет билась, билась над этим дурацким письмом, читала, обильно потея дородным телом, вчитывалась - чистый дурдом! То ли шифровка, то ли вообще не пойми что! Из приветствий и прочего можно понять, что один молодой человек, проживающий в Москве, девятнадцати лет от роду, пишет своему ровеснику, дружку-студенту, сюда, в Питер, адрес до востребования. Все остальное - почти пять страниц! - какая-то бредовина, да еще почерк отвратительный! Буквы одна на другую так и скачут! Тем не менее, работа есть работа: у нее, контролера второй категории Екатерины Яковлевны Шеремет, имеется по данному списку адресатов четкая инструкция: выборочно вскрывать и просматривать. За пять лет работы после окончания техникума ей всякое доводилось видеть и читать. До разоблачения вражеских донесений-шифровок дело так ни разу и не дошло, но и эти вот белибердухи - тоже никому не в радость!
      - ...дак а... как еще... Я и стараюсь по порядку, Сергей Ильич, по тексту! Но там тоже с пятого на десятое! То про Наполеона и Бородинскую битву, а то еще про Энштейна и син...хри... троны...
      - Синхрофазотроны?
      - Во-во!
      - Ну-к, дай сюда! Угу... Пухленькое письмецо, объемное, еще чутка - и бандероль. Из Москвы-ы... Обратный адрес име-е-ется. Проверим позже. Та-ак... Вечер в собственном соку... Бред какой-то...
      - Вот и я так же самое...
      - Помолчи! Та-ак... А при чем тут Александр Невский... у-гу... Угу-гу. Так. О как!.. Все понятно. Ну, что. Мне тут все понятно, абсолютно. Молодые идиоты друг перед другом выпендриваются... выкобениваются... на язык другое слово просится... покрепче, поматернее. Балабоны!.. Извини, Катюша... Куда комсомол и родители смотрят... Взрослые люди, типа, студенты они, от армии спрятались! - а на деле сопляки! Значит, так. Письмишко это мне оставь, а себе сделай соответствующую пометку, я сам что надо и где надо в реестр внесу... подумаю, куда точно его определить. Я бы лично - в заплеванную урну, да! Или в гальюн. Нет, никакого шифра тут нет, впрочем, и смысла тоже. У меня все. Беги работай, ты здесь поступила правильно, что мне на разбор принесла. Ты молодец, Катюха, и я давеча зря на тебя нашумел. Надо будет похлопотать перед начальством, чтобы тебе, мне, нам всем - молоко за вредность давали, за изучение подобной макулатуры. Ишь... сверхсветовая скорость им понадобилась!.. Три года флотской дисциплины, вот бы что им нужно, а не цвет глаз у Александра Невского... Вот так вот. А выглядишь сегодня о-очень даже импозантно... Ты что, никак, опять со своим помирилась?
       Катя Шеремет захихикала и грузно выпорхнула из кабинета к себе, в общий зальчик, а товарищ Парфенов вздохнул коротко, провожая взглядом складочки-морщинки на туго натянутой юбке... вот-вот лопнет, обнажив молодые телеса... покрутил коротко стрижеными сединами, словно бы стряхивая наваждения с налаженного семейного быта и брыкливого разума своего... Эх, вернулся в работу: размышлять над проблемой прочитанного письма, основательно, аж до наступления обеденного перерыва, то есть, почти двадцать минут подряд. Ну, а куда больше-то?! Есть инструкция по негласному контролю почтово-телеграфных отправлений органами КГБ при Совете Министров СССР, которую он, контролер первой категории Парфенов Сергей Ильич, за почти восемь лет действия оной выучил наизусть! Вот отсюда и надо исходить, и действовать, согласно букве и духу. Излишняя бдительность лишней не бывает. Народная мудрость, временем проверена!
      
      Это пространное злополучное письмо от Микулы до Лука так и не дошло.
      
      - О!.. Жора, Лук! Какие люди!
      - И тебе хенде хох, добрый человек!
      - Можно, я к вам подсяду? А то сижу один, как этот... ни стипендию не обмыть, ни чего еще...
      - Канешна, Толик! Велкам! Сейчас... надо еще стакан... бокал...
      - Да ладно, я свой перенесу, вместе с тарелкой... Матушка, будьте к нам так добры... Я здесь, я никуда не убегаю, только стул вот сюда переставлю. еще бутылочку к моему заказу... того же самого, как у них, угу, семьдесят второго.
       Столовая-харчевня на Большом проспекте Петроградской стороны, безымянная, однако студенты из университетской общаги 'на Мытне' любят ее и даже дали ей неофициальное название: 'Три мушкетера'. Столовка хорошая, относительно недорогая, в сравнении с кафе и ресторанами, подают 'напитки', можно курить. На каждом столике скатерть, на каждой скатерти солонка и пепельница.
      Ромштексов сегодня, увы, не предлагают, приходится заедать портвейн свиным шницелем, который внешне похож на ромштекс, тоже плоский, весь в обжаренных панировочных крошках, тоже с гарниром из картошки фри, но... Жирнющий, зараза, почти без мяса под хлебной кольчугой, одно сало, просто кошмар! А цена практически та же.
       Было двое студентов за квадратным столиком у стены - второкурсники Лук и Жора Ливонт - стало трое: Толик сбоку подсел, студент инженерной кафедры, курсом старше. Седьмой час вечера, зал почти полон людьми и дымом, как всегда, музыки нет, совсем пьяных тоже пока нет, уютно!
       Пить-есть стараются не спеша - хоть и плещется в карманах свежеполученная стипендия, а у Лука, вдобавок, червонец, намедни в покер выигранный, только этих денег как бы надолго должно хватить, не на один мушкетерский гудеж... Но здравый смысл действует разве что на трезвые головы, да и то не всегда, а Лук с Жорой уже вполпьяна, плюс и еще бутылка подоспела...
       Есть на белом свете такой континент: Африка. Он же, по совместительству, часть света с одноименным названием. Здоровенный кусище земного пространства: тридцать с лишним миллионов квадратных километров, почти на треть больше всей территории Советского Союза! С левого бока - если на глобус правильно смотреть - обжимает Африку Атлантический океан, а с правого - Индийский. Океаны не из самых больших, но каждый изрядно побольше Африки будет, в разы побольше, и тот, и другой. Столько влаги, казалось бы! Тем не менее, существует в самом центре 'черного' континента преогромный шмат суши, под названием пустыня Сахара! Вот уж действительно суша: величайшая на планете из всех пустынь. В иные годы и десятилетия на местные пески не выливается ни единой капельки дождя, в то время как жаркое светило ежедневно и неумолимо бродит-мается в поисках добычи над барханами по безоблачным небесам - беги от него прочь, все живое, спасайся! И эта самая пустыня Сахара лежит и не подозревает о существовании умопомрачительного, даже в сравнении с ее бескрайними песками, невероятного объема воды слева и справа от Матушки-Африки, на груди которой Сахаре так уютно дремать сотни и тысячи веков подряд... Какие где моря, какой там еще Нил?!..
      Индийский же и Атлантический океаны, в свою очередь, в полном неведении насчет крохотного жалкого песчаного пятнышка - пустыни Сахары, которая - доведись ее передвинуть к ним поближе - запросто уместилась бы и канула бесследно в одном из многочисленных карманов-глубин любого полноводного соседа, что справа, что слева.
      А ведь есть еще пошире и поглубже просторы: Батюшка Тихий Океан! Тот, в простодушном величии своем , даже не подозревает о существовании самой Африки! И этой... как ее... ну... Европы, да! Но дело здесь отнюдь не в слепоте и глупости земель и вод, все определяет соотношение масштабов!
      Тот же Леонид Ильич Брежнев, левиафан мировой политики, непереходящее знамя всепланетного коммунистического движения, живет и трудится, обитая в повседневной, воистину океанской, суете больших, малых дел, государственных, личных, и в принципе не ведает о наличии мельчайшего социального атома, человеческого микроба-организма, по имени Лук! Но это естественное положение вещей, так же, как и неоспорим следующий факт: Лук, в свою очередь, каждый день по многу раз слышит о Леониде Ильиче, верном ленинце, имеет на сей счет свое представление, многое о Брежневе знает, или думает, что знает. Откуда? - ясен пень откуда: из газет, из телевизора, из анекдотов и вражеских наветов из вражеского радио.
      Лук предельно критически относится к официальной коммунистической пропаганде, терпеть не может всю эту комсомольскую мертвечину, которая почему-то именуется кодексом молодого строителя коммунизма, но антисоветчиком себя не считает, нет, нет и нет! Он искренний советский патриот. Просто... не любит фальшь и тупость всего этого дела. А уж товарища Сталина как он не любит!.. Ого-го! И почему-то с Хрущевым заодно! Раньше он как Эрнест Неизвестный: видел в Хруще и черное, и белое, примерно поровну, а в последнее время склоняется к тотальному очернению памяти 'великого кукурузника'. И комсомольских кликуш терпеть не может! И даже в товарище Ленине порою сомневается, но это исподволь, не вслух... И молчком - вовсе не потому, что он боится чего-то там... совсем не только поэтому... Просто Луку стыдно признаться себе и людям, что он такой вот беспринципный зловредный нигилист. Ленин же не виноват, что Брежнев с Хрущевым придурками уродились. И не только они. И вообще без идиотов человечеству бы грозил демографический коллапс.
      Зато Лук пишет стихи, к девятнадцати годам штук шесть уже написал!
      Кое-кто из ребят и девчонок хвалит его поэзию, но Луку этого мало! Ему нужен масштаб! Чтобы печатали миллионными тиражами, чтобы приглашали почетным гостем не телевидение, чтобы... Ни фига этого пока нет, все восторги и одобрения очень уж мимолетны и непрочны. А все потому, что нужны бомбы-стихи, чтобы широкие народные массы их переписывали, перепечатывали, запоминали и передавали из уст в уста... Где же бомбу-то взять!? Готовых нет, самому сочинять надобно. Кое-кто из творческих студентов, шарящих в английском языке, пытаются на английском писать, песни, типа, но это полная чушь! Лук данный путь отрицает категорически: во-первых, он английского языка толком не знает, разве что 'тысячи' со словарем перевести, а во-вторых - Лук патриот, причем 'квасной': отечественные стихи, проза и рок-музыка должны звучать на русском! Как у Высоцкого, например. Только без полублатных кривляний и не обязательно о войне и пьянке!
      Недавно, в поисках литературной 'бомбы', Лук взял, да и написал стихотворение, посвященное прошедшему XXV съезду Партии. Получилось не хуже анекдотов, довольно стебово, и люди оценили. Хотя... если правде в глаза... помнят плохо и цитируют наперекосяк, реально тупо воспринимают, но уж что есть...
      - Чего?.. А, да, было дело. А ты от кого услышал?
      - Да уж и не помню, где-то в общаге кто-то сказал. Лук, а Лук! Прочти, а? Интересно же?
       Вот она, слава! Лук доволен внутренне, однако виду не показывает: конечно же он прочтет вслух, но чуть погодя, после тоста со звоном бокалов. Жора Ливонт с энтузиазмом поддерживает идею очередного тоста, но в остальном презрительно кривится всем своим очкастым рылом, ревнует к чужому успеху, скотина!
      - Не, Лук, давай сегодня без стихов, и так шницель в глотку не лезет! Или тогда прочти Пастернака! А твою бредятину я уже по горло и по уши наслушался, еще во время покера! Харэ! Давайте лучше выпьем!
       Выпили, но Жоре это не помогло: и Толик о поэзии просит, и Лук, мучимый авторским тщеславием, не против цитировать самого себя. Закурили. Толик угощает 'Золотым руном', но у руна вкус и запах какие-то бабские, словно табак медом намазан - так что лучше свои: Жора предпочитает всем сигаретам 'Приму' без фильтра, Лук - конечно же, 'Беломор', недавно с 'Опала' перешел. Сегодня у него беломор 'от Клары Цеткин', но Лук, само собой, предпочитает 'фабрику Урицкого'.
      - Гм. Ладно. Только вы оба чуть поближе сюда, чтобы мне на весь зал не орать.
      'Семимильным шагом время мчит,
      Но висят плакаты, как и прежде.
      Снова еле-еле шевелит
      Челюстью вставной товарищ Брежнев.
      А сотрет, когда-нибудь сотрет
      Время пустоту призывов кличных
      И к е... матери пошлет
      Весь ЦК, Политбюро и лично...'
      
      Жора и Толик расхохотались, а Лук польщенно улыбнулся.
      
      - Ни хрена себе! Слу-ушай! Вот это да!
      - Понравилось?
      - Стебо-ово!.. Слушай, Лук, а Лук! Напиши мне его, а? А то я его забуду! Напиши, как брата прошу?! Ну, Лук?!
       Но Лук отрицательно трясет свежеобструганной 'под канадку' башкой:
      - Нет.
      - Ну, ты чего, жалко, что ли? Это же настоящий литературный автограф!
      - Ага! Вот именно что! Нет.
      За новорожденного поклонника Лукова творчества вдруг вступается Жора:
      - Лук, ты че такой ленивый?! Напиши, просит же человек?
      - Вот, ты и напиши. Я продиктую, а ты запишешь.
      Жора ухмыляется, сначала кивает согласно...
      - Не, мне тоже лениво. Че я тебе, литературный секретарь?! Был бы ты Мандельштам или Давид Самойлов, я бы записал.
      Лук терпеливо снес нападки своего закадычного дружка, он уж к ним привык, но Толику решил объяснить свой отказ:
      - Мне, в отличие от рядом сидящего примата-примитива, не лениво, но! А ну, как ты спьяну потеряешь мой литературный автограф, у?! Попадет он не в те руки. Назначат каллиграфическую экспертизу, вычислят.
      - Эт' кто примат?
      - Не ты, Жора, конечно же, не ты, я ошибся: тебе, простому рациональному животному, еще расти и расти до этого высокого звания. Да, прочитают раз и другой и запросто обнаружат автора. А там уже тюрьмой не отделаешься: из универа выгонят, точняк, да еще и выговор влепят по комсомольской линии, ко всем остальным бедам!
      - Лук, ты чего!? Ничего я не потеряю! Да и кто там будет сличать-вычислять, опомнись! Разве что соседи из Пушкинского, типа, дома, перепутают твои каракули со стишами Александра Сергеевича!? Но это вряд ли.
      - Погодь, погодь, Лук! Это кто, это я простое рациональное животное?
      - Толик, ты просто недооцениваешь достижения современной науки! Эксперты-каллиграфы прикрепят тебе электроды к текстикулам, пустят электрический ток...
      - Куда-куда, не понял?..
      - Гм... Намекну: к яйцам. Так нынче принято в Большом Свете иносказательно обозначать текстикулы, семенники в мошонке. По бонтону. Пустят электрический ток и, в подражание сказке одного нашего современного поэта, с улыбкой познания будут наблюдать, как ты им доверчиво рассказываешь все-все-все, про себя и других. Понял?
      - Нет, честно говоря.
      - Короче. Можешь сам записать, а я продиктую. Окей?
      Толик с готовностью кивнул. Но сначала бумаги ни у кого не нашлось, потом ручки... Добыли карандаш, но грифель сломался... Потом блокнотный листок подевался куда-то... Потом Жора Ливонт привычно потерял берега от выпитого, и его пришлось унимать-стреножить, дабы всем им благополучно вернуться в родную общагу, минуя ментовку...
       Да, приятели и друзья хвалили опусы Лука, за глаза снисходительно подхихикивали, некоторые даже пытались подражать... Но именно в те весенне-летние дни Лук осознал, внезапно и ярко, что на литературном поприще, если сделать такой выбор, ему еще шагать и шагать, стараться и стараться, учиться и учиться...
      Однажды днем, после надоевших лекций, он, вместо того чтобы послушно готовиться к сессии, решил в одиночку побродить по городу. Выйдя из ворот факультетского дворика, он миновал Тифлисскую улицу и одноименный переулок, немного поколебавшись, свернул налево, на Биржевой проезд, мимо Военно-морского музея, туда, к Стрелке Васильевского острова. Однако, на 'губу' Стрелки, на брусчатую мостовую возле самой воды, путь оказался закрыт.
      - Че за дела?! А! Кино снимают!
      Охрана, досужая толпа, запрещающие таблички... Где-то там какой-то мужик в громкоговоритель надрывается... Наглое поведение Лука в обыденной жизни приносило ему куда больше неприятностей, нежели подарков, но иногда... вот как сейчас... Одним словом, Лук выдернул из учебной папки ворох листов-конспектов, взял их зачем-то на вытянутые руки, сделал озабоченное лицо и, ориентируясь на крики из рупора, нахально засеменил сквозь жиденькие препоны из ментов, дружинников и веревочных оград, туда, к скопищу машин, киношников... Проскочило! Никем не останавливаемый, Лук подошел к парапету. Ага, основная часть съемочной группы там, внизу, у воды... Лук вытянул шею за парапет, чтобы видеть и слышать... Шумно очень!
      - Саня, Татаринова Катя, пошли! Камера!..
       Какой-то парень, делая неестественные движения руками, что-то такое вещал своей спутнице, молодой девице...
      Самозванца-киношника Лука через несколько съемочных дублей вычислили и прогнали прочь, но кое-что он успел запомнить.
      
      'На самом деле то, что именуют мной, -
      Не я один. Нас много. Я - живой...'
      'И если б только разум мой прозрел
      И в землю устремил пронзительное око...'
      'Объемлет дух скопленье чудных тварей...'
      'Звено в звено и форма в форму. Мир
      Во всей его живой архитектуре...'
      
      Лук, сначала скривился победно, как бы сверху вниз, поэтически отрицая тесное соседство бормочуще-мычащих 'форма в форму мир' из строк неведомого стихотворца-коллеги... Потом задумался... Что-то там такое все-таки есть... Отрывки, засевшие в памяти, невелики, знать бы, кто автор, и полностью прочитать, чтобы внятно рассудить с высоты своего надоблачного полета, чтобы объективно, а не абы как... Лук потом опросил не менее двух десятков своих знакомых, но стихотворение по этим строкам никто не узнавал... Будь оно полная дрянь, Лук и не заморачивался бы поисками, но здесь, в несколько чудаковатом сплетении словес, Лук ощутил... ощутил... ощутил... осознал! Нечто такое!.. Ух-х!..
      Ответ пришел из университетской библиотеки: седая очкастая старушка, под пятьдесят, сначала опешила от неожиданности, услыхав нехарактерный вопрос, а потом произнесла нараспев:
      - Молодой человек, классику надобно знать и чтить! Да, тем более что это поэзия нашего с вами современника... Вы же студент университета, гуманитарий!
      - Подлинный гуманитарий легко спутает таблицу умножения с таблицей Менделеева. Я же всего лишь естественник, изучаю психологию homo sapiens. - Луку досадно, что его так запросто умыли, в невежестве уличив, а ведь он так гордится своей начитанностью! Остается только 'держать фасон' перед этой совьет-леди, улыбаться и каяться. - Но сейчас, стоя перед вами в качестве простого естественника, вынужден признать: грешен, то есть, не в курсе, сиречь ни в зуб ногой. Потому и помчал к вам, дабы приникнуть, попить из чистого родника. Знаний.
      - Это стихотворение Николая Алексеевича Заболоцкого, замечательного русского поэта, петербуржца... ныне ленинградца. Называется 'Метаморфозы'.
      'Классик?! Что за классик, такой, впервые слышу...' - подумалось Луку.
      - Он жив?
      - Нет, увы... Умер почти двадцать лет тому назад.
      - А... можно взять на дом что-нибудь... ну, какой-нибудь сборник стихов этого замечательного поэта?
      Серая толстая мышка грозно сверкнула очками, услышав скрытый сарказм в словах Лука, но сдержалась.
      - Есть хорошая книга, но она не выдается на руки. Студенческий билет при вас? Можете взять ее и пройти в читальный зал. Если хотите.
      - Хочу!..
      - Вот здесь распишитесь...
      - Угу. Спасибо. Ой, ой, извините!.. А у меня еще вопрос! Можно?.. - Лук вспомнил вдруг одно из своих старинных недоумений, стремительно полистал странички в поисках нужной: ага, точняк! На семнадцатой странице красуется библиотечный штампик. В Павлопетровске никто не сумел внятно ему объяснить, почему именно на семнадцатой? Положено, дескать, и все тут! Но тетка-толстушка, по имени-отчеству Людмила Сергеевна, и здесь не сплоховала, поддержала честь библиотекарского племени! Объем книги в типографии считают на тетрадки, и которых потом саму книгу сшивают или склеивают. Число страниц в каждой такой тетрадке равняется шестнадцати - этот стандарт был введен давным-давно, и типографиям проще всего работать именно с ним. Считается, что первая тетрадка важна менее остальных, если она отклеится, либо как-то иначе потеряется...
      - Кем считается и почему?
      - На этот вопрос не могу ответить. Но библиотечный штампик, поставленный где-нибудь в самом начале, при этом пропал бы. Поэтому его всегда ставят на 17-й странице - там, где начинался уже второй блок. А иногда - у нас в хранилище есть такие книги - еще и на 33-й, в начале третьего блока-странички. Я ответила на ваш вопрос?
       Лук смекнул, что перегибать палку с настырностью не стоит, за спиной уже очередь вот-вот соберется.
      - Вполне! Огромное вам спасибо!
      Надо же, какая молодец оказалась тетка! Зеленая книжица... такая, уже... бэ/у, что называется... Н. Заболоцкий синими курсивными буквами... 'Избранное'... Ну те-с, ну те-с... посмотрим, что за избранное такое...
       Не сразу, постепенно... и неотвратимо... словно бы под воздействием мощной и медленной отравы, Лук ощутил... б-блин-н... Вот, что такое поэзия! Вот что такое современная классика! Вот, какие бывают гении!.. Учиться надо поэзии, маэстро Лук, учиться, а не дурака пинать! Нутряной талантишко - эт-того м-м-мало! Это тебе не инженерная психология, тут одним заучиванием и благорасположением преподов не взять!.. Знать! Сукин ты сын, лучок-чесночок! Расти и подрастать! Тренироваться!
       Удары по самолюбию - на редкость противный допинг, но действует хорошо. Однако же, постепенно, как это сплошь и рядом случается в повседневной юности бытия, живительная сила внутренних увещеваний стихла, потеряла остроту и напор: Лук вприглядку поучился поэзии, как сумел, и надолго забросил 'великое делание', весь в новых жизненных впечатлениях и соблазнах... Но тот внезапный творческий 'яд', что однажды летом проник в разум Лука там, на Стрелке Васильевского острова, так и не выветрился из него полностью... исподволь, от года к году, осторожно-медленно выпуская жадные отростки-метастазы все глубже в сердце и душу его, все шире... Мои стихи никто не пишет!
      Стихотворение, посвященное XXV Съезду Партии, конечно же, попало в надлежащие руки под внимательные кураторские очи... Но не автограф, хвала богам, а 'в списках': 'помощники' по памяти воспроизвели-расстарались... с небольшими разночтениями по пасквильному тексту... Им тоже ведь не хотелось образцы собственного почерка на такой гнусной клевете оставлять, но кураторы на голубом глазу, с профессиональной честностью обещали каждому, что все останется для них, честных и послушных, без обмана и последствий. Настойчиво обещали, с металлом в интонациях, но без прямых угроз в словах... где уж тут не поверить...
      Лук так и не узнал достоверно, откуда стук прикатился в компетентные органы, кто именно донес?.. Из одной точки сигнал пришел, или из нескольких?.. Да и было ли это вообще?..
      Вспоминая былое, чаще всего Лук считает, что да, было. А иногда - что нет.
      
      Микула, друг сердечный, т-таракан запечный! Ты почему не пишешь?! И с какого перепугу ты в армии оказался?
      
      Микула еще раз перечитал горбатые строки, еще раз позавидовал успехам друга на амурных фронтах... Почему, почему, почему... Лук, похоже, в натуре ни о чем таком не догадывается, коли вопросы так прямо в лоб ставит... И полное впечатление, что предыдущего письма он не получал. Может, потерялось, а может полковой первый отдел притормозил, посчитав крамолой неявные цитаты из Нового Завета... Что тут ответишь? Почему... Разочаровался в ранее выбранной стезе, вот почему. При случае, при личной встрече, когда она будет.... Когда она еще будет?! Да, придется объяснять более правдоподобно... Только надобно заранее тщательно все продумать, поубедительнее версию состряпать, поскольку они с Луком друг друга научились грамотно считывать, и тут 'на арапа' не наврешь...
      - Да бллинн! Эти 'младодеды' уже достали дискуссией дурацкой!..
       Микула сидит в ленкомнате своей спортроты, не спеша кромсает на мелкие клочья письмо друга, чтобы чуть позже спустить обрывки в полковую канализацию, а сам вынужден слушать нудный теоретический спор между бывшими черпаками, ныне дедами... Офицеров в комнате нет, и 'кусков', прапорщиков, включая старшину Коваленко, тоже нет, и до перерыва никого из начальства не будет - 'политическая самоподготовка' называется. Сержанты-деды зудят-спорят наравне со всеми рядовыми воинами теперь уже четвертого периода службы. Вчера ушел 'на гражданку' последний дембель, вернее, уже 'гражданин', и все оставшиеся воины, соблюдая солдатское 'де-юре', шагнули на одну ступеньку вверх по неуставной карьерной лестнице. Ныне главное - чтобы окончательно, де факто, вступить в новые права - салабонов дождаться, военнослужащих нового призыва, который поступит к ним в подразделение после весенней присяги, уже совсем скоро. Поскорее бы! Вчера еще Микула был черпак, ныне он дед, осталось ему полгода службы. А другим дедам, сослуживцам деда Микулы, все никак не прийти к очень важному общему знаменателю - 'гречковский' или 'устиновский'?! Спортсмены, что с них взять. Каждому военнослужащему срочной службы выписывают 'на дорожку', помимо проездных документов, десять 'дембельских' рублей. В Советской Армии у всего есть свое законное название, официальное или не очень. Или то и другое. Десять дембельских рублей, например, носят имя действующего министра обороны.
      - Мика, а ты чего скажешь? Что молчишь, как глухонемой партизан на допросе?
       Микула про себя уже сформулировал четкое мнение по животрепещущей теме и совсем не прочь его высказать, дополнительного авторитету набрать, как бы выступая третейским судией над малыми сими. Главное, все грамотно разыграть, как в шпионских методичках учат. И выпендриться, чисто по-луковски, раз уж вспомнил о друге.
      - Гм... Тут все элементарно, пипл! Зырьте сюда! Гречко Андрей Антонович помер двадцать шестого апреля, так? Так. Похоронили двадцать девятого, и отныне, с того дня и даже чуть раньше, министром обороны у нас Устинов Дмитрий Федорович...
      - Во-во, а я о чем?! Раз он уже минист...
      - Гера, заткнись, с мысли не сбивай высокое собрание! Ты уже свое мнение в три короба наложил, мы его знаем. Ты, вот, лучше в самбо упражняйся, в болевых захватах за жопу, а интеллектуальные умствования оставь нам, грешным, то есть, всем остальным...
      - Че?..
      - Я говорю: лучше синица в руках, чем сын ефрейтор.
      - Это ты, что ли, умный?
      Воины всех трех периодов службы, избывающие 'самоподготовку' в ленкомнате, загыгыкали дружно: умственная простота и неповоротливость гориллоподобного, но мягкого и добродушного ефрейтора Вовчика Герасимова успела войти в поговорку... А Микула милостиво проигнорировал Герины 'огрызы' и продолжил:
      - Деды-граждане наши все до одного пошли на дембель уже при Устинове, при Гречко ни один не успел свинтить, даже главные колотильщики-прогибщики в 'нулевую пачку', тут не поспоришь... Но приказ-то был в марте, то есть, за месяц до того, то есть, двадцать шестого марта, если я не ошибаюсь... Стало быть, и дембельское денежное довольствие, положенное дембелям на выходе, было определено маршалом Гречко при маршале Гречко. А это неумолимо значит, что нынешний дембельский червонец в последний раз был 'гречковским', но уже осенью, НАШЕЙ ОСЕНЬЮ, он будет 'устиновским'. - Микула взял паузу, но буквально в секунду, чтобы оппоненты не успели опомниться, и как опытный демагог-оратор подытожил свою речь ударною фразой:
      - Дембель давай!
      - ДЕМБЕЛЬ ДАВАЙ! - в десяток глоток подхватили заветный клич новоиспеченные деды. Спор был завершен, однако до 'дембеля' было еще так далеко!
      
      - Что?.. Простите великодушно, Леонид Ильич, виноват, не расслышал толком?..
      Леонид Ильич Брежнев и его собеседник сидят на веранде, любуются юной огородной зеленью на ухоженных грядках, голубым небом в нежных белых проплешинках, говорят о том, о сем, и несуетно радуются хорошей погоде. еще не лето, конечно же, всего плюс 17, но ветра нет, и под солнышком полный уют - ни жары, ни озноба. На Брежневе его любимый спортивный костюм: синяя куртка на длинной молнии, бело-черно-красные манжеты на запястьях, а по верху, вокруг шеи, той же расцветки отложной воротник; ноги в теплых вязаных носках вдеты в удобные тапочки-шлепанцы - он у себя дома, на даче. Его приглашенный гость - напротив, как бы наперекор - одет в строгую пиджачную пару: белая рубашка, темный галстук, начищенная обувь, седой, в меру задорный чубчик с зачесом назад, все как положено ответственному работнику на приеме у начальства. Без шляпы, правда, но шляпа есть - вон, у стенки, на вешалке, темно-серая велюровая. Выходной ли, там, день на дворе, или не выходной - он в гостях у Генерального Секретаря и должен соответствовать. Даже сидит товарищ Копенкин прямо, отнюдь не прислоняя сутуловатую спину к плетеной спинке широченного кресла.
      Брежнев великодушно кивнул и повторил, сильнее обычного налегая на мягкое 'г':
      - Тут, говорю, не праздновать бы надо, а уже, как говорится, к дембелю готовиться, годы берут свое... Гречко ушел от нас... Не так много ему и было... А до этого, буквально за дни до этого, этот... усач такой знатный... - Брежнев обозначил двумя руками усищи на своем лице... - Штеменко Сергей Матвеевич. Он и вообще до юбилея не дотянул, меня на год моложе. Тебе сколько стукнуло, я запамятовал, шестьдесят с хвостиком?
      - В июле шестьдесят пять будет, Леонид Ильич.
      - У-у!.. Молодой еще! Гм... Награды, конечно, штука хорошая, когда за дело награждают. Но ведь не ради наград мы все работаем... Нет, не ради них... Маршал я теперь, или не маршал... Не это ведь главное. Как считаешь, Алексей батькович?
      - К дембелю? Как это понимать, прошу прощения за мою... Леонид Ильич, я не это... не совсем Вас...
      Брежнев приподнял тяжелые брови, глубоко, с грустью в глазах, выдохнул и вздохнул, чуть шире обычного отворив дрябловатый рот...
      - Как... Да вот так... Видел недавно по телевизору в одной передаче, или в фильме... уж не вспомнить... то, как молодежь язык коверкает, увольнение в запас дембелем называет. А мы с тобой все по старинке на родном русском языке беседуем. На котором Толстой да Пушкин книги писали... Вот как.
      Ум у Копенкина уже не столь гибкий и поворотливый, как в молодости, но еще достаточно острый, чтобы не только осознать некоторую нелогичность ответной реплики Брежнева, но и суметь тактично пристроиться к дальнейшему диалогу - ответной нелогичностью.
      - Вы уж простите меня за грубое словцо, Леонид Ильич, но это... эти... современные шалопаи-акселераты очень уж некрасиво язык поганят, а телевидение им потакает, понимаешь! Вместо того, чтобы приструнить и в чувство привести! Мы на фронте тоже могли... того... крепким словом обмахнуться... Но так ведь то на фронте, Леонид Ильич, в бою, в атаке, а не у телевизора, понимаешь... понимаете. Я вам, Леонид Ильич, прямо скажу на этот счет, по-партийному... Вот, как чувствую, так и говорю, как думаю, так всегда и говорю, глаза в глаза! Вы меня знаете насквозь, столько лет вместе!..
       Брежнев и вправду знает Алексея Николаевича Копенкина очень давно, еще с войны, бок о бок в политотделе Восемнадцатой армии фронтовую лямку тянули. И дальше по жизни вместе держались: Брежнев в шестидесятые, при Хрущеве, был Председателем Президиума Верховного совета, и Копенкин при нем - работал и подрастал... В 1967 году возглавил наградной отдел Президиума... Сие достаточно веско в глазах московского чиновного люда. Если что по делу - мог обратиться и не раз обращался через все начальственные головы прямо к Брежневу. Но не злоупотребляет - ни правом этим, ни личным знакомством, ни водочкой в общем застолье, поэтому постоянно у Брежнева на виду и всегда на хорошем счету... Бывало, и к себе на дачу в Заречье приглашал Леонид Ильич боевого товарища, вот как сейчас. Партнер по домино из Алексея так себе, слабый - ни умения в нем, ни азарту, но иной раз попить чайку после прогулки, не спеша поговорить на свободные темы - очень даже. Что там, как там, в Президиуме, при Подгорном, общее дело движется, какова обстановка и рабочая атмосфера - всегда расскажет, дельные подробности сообщит. Сколько лет и сил той работе отдано - разве забудешь?!
      Случалось неоднократно, что и сам Брежнев ответный визит Алексею наносил, в дачный поселок Снегири... Номер участка - семнадцатый... Нет, это у Кости Черненко семнадцатый. Ну и у Алексея участок там же, совсем рядом. Навещал и его заодно. Почему бы и нет? Близость к народу, понимание повседневных забот и чаяний простого человек еще никогда и никому, на любом, доверенным партией, посту, в работе не вредило.
      И сейчас, услышав почтительное ворчание своего фронтового и партийного соратника, Брежнев кивнул, поощряя Алексея на принципиальную откровенность коммуниста. Знал-понимал заранее, что ничего лишнего, ничего неуместного, никакой развязности тот себе не позволит. Правда - правдой, без нее никуда в партийной работе, но во всем должны быть мера и порядок.
      - А скажу я вот что! Скажу, что живу и помню, мимо ушей пропуская все эти новомодные жаргончики, ибо что свято для нас, для страны - то именно, что свято! И война, и фронт, и победа! Поскольку я рядом был, видел, как вы воевали на Малой земле, то имею полное право сказать! Гм.. Кху!.. Рядом с вами был и слышал голос офицера! Советского офицера Красной армии! Рядом с вами воевал до Победы и слышал голос генерала! Да! Речи советского генерала-победителя! И рад, безмерно рад, и горжусь, что теперь, в мирное время, которое, кстати сказать, благодаря вам оно мирное, слышу голос маршала! Вот так! Прошу великодушно простить, что... громче нужного, может быть, высказался, птичек спугнул... Зато от всей души!
       Все в больших количествах утомляет своим унылым однообразием. Кроме дыхания и лести. Поэтому Брежневу ничего не оставалось, кроме как согласиться с этой репликой Алексея Николаевича Копенкина, про голос маршала... пожалуй, действительно, того... несколько сумбурной и крикливой, однако искренней и честной. А хорошо ведь сказал! Надо будет записать...
       Но вчерашний-позавчерашний отдых на природе и доверительные разговоры - это для души, услада сердцу и уму во время коротких выходных, а в будние дни приходится работать, да, трудиться как следует, на часы не глядя. Действовать, решения принимать. Работать!
      
      - Анечка, душа моя! Прими на себя все телефоны и прочие внешние сигналы-раздражители. Благо, что на ночь глядя много звонить не будут, я надеюсь. Но мало ли... Хочу полежать, подумать... я в миноре сегодня. Что?.. Нет, не болит и не ноет, совершенно исправно постукивает в грудной клетке. Ну, клянусь, ну, честно! Прижмись, сама послушай!.. Хорошо, радость моя, неси, приму и запью. А, да, и чайку! Ладно, пусть слабенького. Но тебя, как ты понимаешь, никакие запреты не касаются, то есть, в любой миг и час. Все остальное постороннее из эфира гаси. Что?.. Ну, да, кроме вертушки, она у меня под рукой. По возможности нейтрализуй всякое разное любое, но только то, что по человеческим силам.
      
       Курбатов маятно, беспокойно, ворочаясь с боку на бок, валялся на диване в домашнем кабинете, весь в воспоминаниях о только что прошедшем заседании ПрВр. Любимый персидский плед, что Ануш ему принесла, тонкий, легкий, но и он сегодня какой-то неудобный: под ним жарко, без него как-то так... при этом вроде бы и сквозняков нет... Поздний вечер на дворе, полночь уже вот-вот пробьет, но какой тут к черту спать, когда голова по макушку по самую набита мыслями и тоской. И затягивать уединение нельзя: Ануш не ляжет спать, будет ждать его до тех пор, пока из кабинета он не переместится в спальню, это надо тоже учитывать...
      Двое докладчиков выступило: Чугаев Андрей Ильич по внешнеполитической тематике и Тимофеев Василий Григорьевич - обзор по состоянию современной, прежде всего советской, экономики. Прения после докладов решили объединить: не по каждому в отдельности провести, а совместно. Конечно, в таком решении кроется определенное неудобство: реплики, дополнения и прочие возражения смешиваются в единый винегрет с постоянными недопонятостями и недоразумениями со стороны дискутирующих, так всегда бывает, временем проверено, а только раздельные прения еще того хуже! Было бы у них два-три дня, где-нибудь в подмосковном санатории, по образцу и подобию общепринятых советских конференций, так ведь нет, не получится! Все спешим, все прячемся. Довольно топорно замаскировали нынешнюю встречу под очередное празднование чего-то там. Грубо, но пока сходит с рук: безбрежная чиновничья Москва по делу и без дела устраивает друг для друга конференции, банкеты, фуршеты, юбилеи, чествования... Замучаешься контролировать, товарищ Андропов! Даже коньячок и водочка на столе стояли, но сегодня - и во время доклада, и после него - никто ни капли.
      Первым Андрей Ильич выступил: Хельсинки, Джеральд Форд, Индия, подписания ядерных ограничений... Умный мужик, рассудительный и ловкий, в свои пятьдесят - проректор крупного московского вуза, и метит выше. И мыслит неординарно. При этом не фантазер и не прожектер. И тоже всем видно по его отнюдь не бравурному докладу, что... О, да, радужного мало в международной жизни, впрочем, как и внутри, на просторах СССР.
      Президент Форд. Казалось бы, сама Судьба послала Советскому Союзу уотергейтский скандал, с последующим низвержением Никсона. И это на фоне ближневосточной заварухи, с дорожающей нефтью... Кто такой Форд!? - технический президент, не по своей воле отлепивший от себя приставку 'вице'. Экстерьер у него что надо, мужик видный, а как политический деятель... Никакой президент, слабый президент, ни рыба ни мясо, особенно в сравнении Никсоном! Вот тот - ого, тот был да! Клейма и пробы негде ставить: умный, опытный, в меру знающий, до предела циничный и бесстрашный! Но в международных делах осторожный и осмотрительный... Поладить с ним на переговорах - можно. А сладить?! - А ну-ка попробуй! Знакомые ребята из МИДа сообщают между делом - кто недомолвками, кто прямым текстом - Громыко на Никсона ярится, но уважает за ум и хватку... Ярился. Пришел Уотергейт и кончился Никсон.
      Вроде бы и паритет, вроде бы и равновесие, но чего ни копни - Штатам дается-получается выгоднее и проще, нежели нам, выполнять-соблюдать любые соглашения, да взять хотя бы уже подписанный договор о стопятидесятикилотонном пределе в ядерных испытаниях... И абсолютно не важно по факту выходит - хитрожопый, с повадками бандита, Никсон там во главе, или простоватый-дубоватый Форд... Им всегда выгоднее! Вот, почему так получается?! В нашем МИДе, помимо самого Громыко, пресловутого 'мистера НЕТ', крутые профессионалы трудятся - Киссинджер обзавидуется, а в итоге что? Отступаем по всем фронтам, рапортуя о победах! Леня встретил Индиру Ганди едва ли не на летном поле, картину Глазунова ей подарил, а что в итоге?! Цветы, аплодисменты, красивые слова - и совершенно явственное стремление Индии упрочить прямые политико-экономические связи со Штатами, да еще с со своим бывшим сюзереном - Великобританией! А великий и верный друг, СССР, в обмен на 'бхай-бхай' и улыбки, пусть помогает материально, деньгами да преференциями! И, главное дело, нет в Политбюро наймитов Лондона и Вашингтона, которые злонамеренно палки в колеса вставляют, камни под косы бросают... Их нет, если не считать конспираторов-реформаторов из нашего ПрВр, которые тоже никаким боком не стремятся ослабить страну в пользу всех этих западных 'партнеров'!
      Кстати, о Лондоне. Жизнь ни бельмеса не смыслит в компетентных прогнозах умных людей. Чугаев-то, будучи в подавляющем меньшинстве, прав оказался в своих прогнозах насчет эфемерности 'рыбного' раскола в 'трансатлантических' рядах, а он, Курбатов, неправ, равно как и Тишко, и Руфим, и Ставриди: четырех месяцев не прошло с того дня, 19 февраля 1976 года, когда Исландия, разорвала дипломатические отношения с англичанами, а уже в начале июня, третьего числа, в четверг, дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены! В ответ на ультиматум, человек с характером сразу же становится жесток и невкусен, а слабохарактерный человек - мягок и пахуч. То же и с государствами. Великобритания, проявив неслыханную дипломатическую гибкость, взяла и признала границы исключительной экономической зоны Исландии, прежде всего по вылову рыбы! И тридцатого мая стороны подписали соответствующее соглашение. Казалось бы, какая такая Исландия, и кто она рядом с Британией?! А вот поди ж ты...
      Мда... Тот редкий случай, когда надежды и чаяния ПрВр совпали с позицией официального Кремля, но увы и ах тем и другим... Европа почему-то перестала разъединяться, преодолела очередные разногласия и продолжила строить пресловутый Общий рынок.
      Кстати, о 'наймитах' Вашингтона и Лондона. В прошлом месяце, что ли... в мае, да, независимая от ПрВр команда так называемых диссидентов объявила о создании МХГ, Московской Хельсинкской группы. Согласно опубликованной программе, создана группа сия 'чтобы информировать всех глав правительств, подписавших Заключительный акт от 1 августа 1975 года, а также общественность о случаях прямых нарушений гуманитарных прав человека'.
      Жена Сахарова в группе той, Елена Боннэр, а еще физик Орлов, сионист Щаранский, разжалованный генерал Григоренко... Однофамилец, кстати говоря, главы советской контрразведки... Попытки прощупать, познакомиться с Петром Григоренко, на предмет совместного взаимодействия, результатов не дали - прежде всего потому, что эти ребята всюду, где только было возможно, лезут на свет, заявляют о себе истошными криками, скандалами, публично апеллируют к Западу... Что ж, самоотверженно, принципиально, где-то даже смело... но... Но.
      ПрВр пытается маневрами подспудными осуществить перемены в своей стране, закулисными попытками 'дергать за ниточки', хорошо ли, плохо получается, но - сами, своею волей ПрВр определяют задачи и цели собственной работы! В то время как московские правозащитники, по мнению Курбатова, Ставриди (здесь они с Курбатовым оказались едины), Чугаева, Ильина и других членов ПрВр, совершенно очевидно действуют под оперативным контролем Запада - Госдеп ли там дирижирует, ЦРУ, британские спецслужбы, все это без разницы: получаешь от Запада подпитку материальную, моральную, политическую, информационную - ты болванчик в чужой игре, даже если сам свят и несгибаем, как тот же Григоренко. Подальше от них, точка!
      
      Вася Тимофеев, второй докладчик. Внутренние темы: ну, там, оборонные дела, а больше, с конкретикой и обобщениями, насчет положения страны в экономической ее ипостаси.
      В середине февраля, почти одновременно, произошли очень важные события в хозяйственной жизни СССР:
      - был пущен главный конвейер КАМАЗа и собран первый грузовой автомобиль.
      - постановлением ЦК КПСС и Совмина советской промышленности поручено создание универсальной ракетно-космической транспортной системы (УРКТС) 'Рассвет', которая в дальнейшем получила название 'Энергия'.
      Казалось бы, хорошо, даже здорово! Заботится страна о своем экономическом потенциале, но и не забывает о военно-космических задачах! Но Вася рубил и топтал. С амбициозной ракетно-космической программой он знаком не понаслышке: планов-то громадье, перспективных идей тоже, но Политбюро считает, что воплощать их следует прежними авральными способами: ать-два, навались! Побольше лозунгов! А как же бытовые проблемы ИТР и рабочих, что там с зарплатами, детскими садами, жилищными условиями? С финансированием НИОКР, в конце-то концов?! Ну, да: то же финансирование бюджетами разных уровней предусмотрено, и заметно получше, нежели на 'гражданских' производствах, но этого мало! И при этом плановые задания на пятилетку - 'от достигнутого'! - никто отменять не собирается! Плановость - это хорошо, все првровцы за нее, родимую, голосуют, но не за столь дурацкую! В итоге - отстаем от Америки, тихо-тихо, год за годом. А чтобы выстоять - надо двигаться. И, желательно, чуточку быстрее окружающего мира.
      Но если в делах военных, космических, к здравому смыслу разработчиков и управленцев еще хоть как-то прислушиваются, то остальным куда как труднее и безнадежнее. Можно было бы вменить Васе в упрек, что его доклад пронизан упадочническими настроениями, что и сделано было, кстати говоря, силами того же Ставриди, старого дурака... Пардон, социалиста... Не годится даже в помыслах обливать презрением и заочно уничижать старинного верного соратника... Извини, дружище... Однако же из времени ты выпал. Не из нашего ПрВр, а из Вселенского Временно́го потока... Впрочем, кто бы говорил! Он, Курбатов, лично обмишурился с прогнозами по Исландии, все соратники это надолго запомнят. Но ведь и смиренно признал сие на данном совещании, не так ли? Да, но ведь ошибся! Вот так вот, дружок, лежи себе на диване в одних кальсонах, старый волк, зубами щелк, не вой и не чирикай, ворочайся, да потише, чтобы Анечка не услышала и не прибежала спасать-жалеть... Недаром говорят: 'Старость и косность приходят с опытом'.
      Ладно... По всем данным, что удалось добыть силами всего ПрВр, и которые Тимофеев привел в своем докладе, получается, что товарища Косыгина ловко околпачили ребятки из Промстройпроекта и Госстроя, во главе с Новиковым, Игнатием Трофимовичем. Ну, разумеется, там не только Новиков старался, это и ежу понятно... Однако же правда состоит в том, что предварительные расчеты по КАМАЗу, по его строительству под ключ, предполагали одни сроки и вложения, а получились другие. Ох, какие другие, мать и перемать! К лету нынешнего семьдесят шестого года в проект захреначили более четырех миллиардов рублей, да не простых, а золотых, потому что всем миром денежки осваивали, в основном, капиталистическим вороньем, которое, как известно, бумажными рублями брезгует, а золотым, сиречь валютным, низко кланяется. еще бы! Разгонять предварительные сметы до итоговых капиталисты умеют не хуже Курбатова и Васи Тимофеева!
      ЗИЛу бы такие денежки, или ГАЗу... Впрочем, ЗИЛ у нас тоже не дремлет: очень успешно осваивает средства́ по разработке будущего 'правительственного' ЗИЛ-114... Все остальные проблемы с гражданским автостроением у нас решены, осталось только 'членовозы' модернизировать! Все остальные участники и проблемы идут припевом.
      Первый КАМАЗ уже собран и еще с весны трудится на стройках страны, А ПЕРВАЯ(!) ОЧЕРЕДЬ КАМАЗОВСКОГО КОМПЛЕКСА еще НЕ СДАНА! Что это, как не поганая и подлая показуха?! Повсюду пожар-вокзал-аврал, чтобы задним числом хвосты подтянуть и успеть к годовщине Октябрьской Революции, но и это вряд ли успеют... Кто на сегодняшний день, по итогу, по промежуточному, рыбку словил в мутной воде, а? Кроме камазовского директора Васильева? Да и тот, небось, на коньяке и валидоле живет... Разве что западные поставщики западного оборудования и западных технологий!.. Черт побери! Это он от Васиного доклада заразился минорными настроениями... недовольством всем и вся.
      Кстати, о рыбе. Рыбный день! Учрежден! - Осталось только праздновать!
      Еще за пару недель до 'исторического' визита Индиры Ганди, в конце мая, в воскресный день, в ЦК КПСС состоялось закрытое заседание секретарей ЦК КПСС. Закрытое-то оно закрытое, но на достаточно высоких этажах все всё об этом синклите знали... В том числе и Косыгин Алексей Николаевич, на плечи которого легла основная организационная подготовка к данному сборищу-толковищу, но на которое он не был приглашен. Косыгин запросто бы мог настоять на своем присутствии, однако не захотел в очередной раз 'бодаться' с Леней, да еще по такому неприятному поводу. Он - кто? Он глава правительства. А они кто? Они политработники. У него своя колея, у них своя. Политические решения пусть они принимают... лично за которые почти не отвечают. Кто участвовал в том заседании, помимо Леонида Ильича? Поименно: Суслов, Долгих, Зимянин, Капитонов, Кириленко, Кулаков, Черненко. Вот - Рыбный День - это их совместный труд, а он, Косыгин... так... за дверью стоял. Во всяком случае, подписи его под тем 'проектом постановления' нету. Но это 'отсутствие наличия' - всего лишь фиговый листок для формальной летописи истории, на деле-то всем понятно, что и Алексей Николаевич здесь отнюдь не посторонний: с ушами погружен в эту сомнительную субстанцию. Может, совестно ему стало под этаким позорищем подписываться?.. Вряд ли: высокая, почти верховная, власть выжигает все эти никчемные сантименты из души и сердца не хуже напалма. Скорее всего, старинная сталинская выучка подсказала ему единственно разумное решение во всем этом дуроломстве, несколько лучшее из одинаково плохих: других подпихни под гусеницы танка, а сам из окопа стреляй и гранаты кидай... в сторону врага... Только знать бы точно, кто он, где он - враг этот, и откуда наступает?
      Рыбный день! Господи помилуй! Живешь, а сам как будто в страшную сказку попал!.. Старики-партийцы утверждают, что первая инициатива пришла от тогдашнего наркома пищепрома, от Анастаса Ивановича Микояна. Дескать, именно он продавил постановление Наркомснаба СССР 'О введении рыбного дня на предприятиях общественного питания'. И было это осенью 1932 года. Потом, как это обычно бывает в советской действительности, инициатива увяла, постановление забылось... Ныне грядет ренессанс. Долго толковали меж собою секретари ЦК КПСС, но почти ни к чему конкретному не пришли. Разве что решили: рыбным днем будет именно четверг, как и при Микояне, отнюдь не среда и не пятница, дабы не плодить ненужных ассоциаций с религиозными 'постными днями', а исполнение возложить, само собой, на Совет министров. Но тот же Косыгин высокомерно дал понять - через их головы, лично дорогому Леониду Ильичу - что все организационные вопросы по введению-возвращению на просторы советского общепита данного политического решения, отработаны будут не раньше осени. Леонид Ильич согласился. Осень придет - то-то простые люди в очередной раз порадуются очередным инициативам партии родной! Курбатов закинул правую руку за голову, к тумбочке, за стопкой листов стенограммы (Ильин по своим каналам подсуетился, добыл, рискуя погонами и свободой), но промахнулся, мазнул пальцами по коробочке с таблетками... Одну дополнительно можно выпить, покуда Анечка не слышит и не видит, у него же не приступ, чисто для профилактики, он же чувствует, что давление скакнуло... И еще одна стенограмма... вернее, выжимки из нее...
      Поголовье скота, молочного и мясосодержащего, из года в год неукоснительно растет, равно как и закупки мяса из-за рубежа. Такс... Закупки зерна в 1970 - два с хвостиком миллиона тонн, а в прошлом, 1975 году, уже почти шестнадцать. Мяса в 1970 году - импорт 165 тысяч тонн, а в прошлом году - уже 515 тысяч, в три раза больше...
       И это безобразие - на фоне запредельных цен на нефть, а также в русле все новых и новых успехов в деле строительства 'развитого социализма'. Кстати говоря, старик Микоян, Анастас Иванович, до сих пор жив, и наверняка был бы не против еще раз возглавить Президиум Верховного Совета, или, на худой конец, народный комиссариат пищевой промышленности! Но - нет, кончился Анастас Иванович: в ЦК его не избрали на последнем съезде, в Верховный Совет не ввели... Особенно Подгорный своего предшественника ненавидит... Да и Леня, как поговаривают, не может ему простить двужопого поведения на октябрьском пленуме шестьдесят четвертого года.
      Ну? И что делать-то?! Одна горечь в груди разливается... ровнехонько по центру ее, правее сердца. Врачи остерегают, что это именно оно самое, родное и весьма изношенное, хитрит и предупреждает своего владельца о нехорошем грядущем... Похоже, так оно и есть. Да, но он ведь принял таблеточку под язык - сейчас должно помочь.
      О-хо-хо... Как все глупо в этой жизни, как бессмысленно!.. Все бессмысленно. Он, товарищ Курбатов, вечный и незаменимый замминистра важнейшего министерства, один из тайных руководителей подпольной организации 'Программа Время', мозг, мотор, знамя и еще хрен знает кто для хрен знает чего - для тех или иных решений, планов, инициатив - лежит тут на диване, похожий на кляксу из киселя, в мыслях охает и хнычет, а вслух вот-вот разрыдается и начнет маму на помощь звать! Промежуточный вывод прост и логичен, однако же от этого не менее горек: они, шайка ПрВрцев, практически не в силах влиять на власть предержащих Запада и Востока, равно как и руководство СССР, и руководство США в свою очередь, одинаково слабоспособны влиять на события в окружающем мире. Все они скопом и каждый по отдельности - чисто как летчик Мересьев из книги Бориса Полевого: доползли до шишки - съели оттуда семена, дальше ползут... к следующей маленькой цели, куда-то вперед... хочется думать, что вперед, к Большой Цели! Какой, интересно бы знать?! А Матушка История знай себе катится... и катится... и катится куда-то... словно бы чуть подпрыгивая или тормозя на ухабах, сиречь на тех или иных конкретных человеческих судьбах... Стоп. Не бей в себе посуду. Отними от пессимизма оптимизм - останется уныние.
      - Иду, Аннушка, уже иду! Вот он я: готов заснуть в твоих объятьях!
      
      
      
      Г Л А В А 5
      
      Пространство и Время выделили мне весьма ограниченную в размерах вольеру, именно там я их и покоряю. Вдобавок, личная современность похожа на дрейфующую льдину с тающими современниками, только успевай по сторонам озираться. И эта неизбежная реальность гостит у всех живущих или ранее живших гуманоидов матушки-планеты, не у одного меня.
      Восьмого сентября свежеиспеченный третьекурсник Лук, не успев насладиться вволю заработанными в Мурманске деньгами (почти пятьсот пятьдесят рэ) и летними каникулами, приступил к учебе. Нет, это, конечно же, не значит, что он помчался через мост Строителей, бывший Биржевой, на набережную Макарова, с конспектами и книжками наперевес, нет-нет-нет, ни в коем случае! Тем более, что все студенты, кроме первого и пятого курсов, должны посвятить сентябрь и даже начало октября, если в том будет учебно-государственная необходимость, сбору общенародного урожая корнеплодов в Ленинградской области... Учеба на данный момент семестра - это он просто вернулся-заселился в общагу, в родную 58 комнату на третьем этаже и теперь кроит-кумекает варианты, как бы 'на картошку' на эту дурацкую не поехать, поскольку в полупустой общаге сентябрьского Питера и без того полно заманчивых перспектив... Но уже назавтра, девятого сентября, в годовщину чилийского путча, Луку стало ясно: посильной комсомольской помощи совхозникам и колхозникам ему не избежать. Деканат шутить не намерен, и лично Лук, хорошо известный своими выходками и недисциплинированностью, уже взят на карандаш. Или картошка, но с местом в общаге, или... Картошка. Но это будет еще только послезавтра, или даже тринадцатого, в понедельник, что желательнее, так что время побездельничать есть. Лук окончательно и полноценно угнездился на родное койко-место утром девятого числа, все еще один одинешенек на огромную комнату, распихал куда попало и наспех, в основном под кровать, личные вещи, брякнулся на койку у окна, развернул газету 'Известия', только что купленную в киоске на улице Блохина...
      - От эттто дда-а!!! Коротко, но смачно! Одним современником меньше! Ох, ни хрена себе! Ну, дают китайцы! Председатель Мао Цзэдун растворился в Мировой Истории, как ежик в тумане!..
      Да. еще вчера товарищ Мао Цзэдун был Великим Кормчим ревизионистского Китая, главным вдохновителем накала отношений на границе с Советским Союзом, руководителем (пусть и номинально, в связи с критически пошатнувшимся здоровьем) и властелином самой густонаселенной страны в мире, однако в ночь со среды на четверг по пекинскому времени, девятого сентября скончался после череды тяжелейших инфарктов. Для руководства КНР (да и для всего остального мира, восточного и западного) это событие не стало неожиданностью, все соратники и сподвижники давно уже присматривались исподтишка, в узкий прищур, к грядущему наследству, строили планы, плели интриги... Ох, уж эти мне интриги! Ох, уж эти подковерные схватки не на жизнь, а на смерть! И, главное, ради чего?! Можно подумать, что при помощи грамотно составленных дворцовых заговоров им, и таким же пассионарным идеалистам, вроде них самих, легко удастся перекроить политическую карту мира, а также повысить уровень благосостояния граждан страны, или даже изменить в произвольном направлении наклон земной оси... Волны думают, что они управляют морем...
      Товарищ Хуа-Гофэн почти никаких интриг почти не плел, стараясь не сердить лишний раз... до поры... обе могущественные придворные группировки, еще недавно поровну опекаемые председателем Мао. Постарался и почти преуспел: церемонию похорон Великого Кормчего доверили проводить ему, а это, в свою очередь означало, что именно он будет избран Председателем КПК, станет преемником Мао Цзэдуна. Так оно все и получилось. Надолго ли?
      
      Притоки неспешного Времени - Стикс и Лета.
      
      Луку хватило для полноты впечатлений одной этой главной международной новости, поданной предельно скупо, в несколько сухих дипломатических строк; а что там с рекордными успехами на полях страны - измеряемые в миллиардах пудов - он даже и узнавать поленился: сложил газету небрежно, примерно вчетверо, сбросил, обиженно шелестящую, за голову, на прикроватную тумбочку, и задумался... О чем, о чем? Да о разном. Конкретно сейчас - о Вечности, о судьбах человечества. И еще о том, что чертова хромоногая тумбочка не закрывается плотно, хорошо бы в ней как-то починить эту дурацкую фанерную дверцу - подклеить, там, или еще чего... А лучше поменять местами(!) с какой-нибудь другой, более целой, благо никто еще не заселился. Да! По праву захватчика, первым ворвавшимся в мирное селение! Ура! Лук вскочил с кровати, из четырех других тумбочек выбрал самую исправную... Пятнадцать секунд всего делов, главное - никогда не лениться в поисках совершенства! Газета? - еще пригодится в быту, пусть полежит. Вот теперь можно и о мировых проблемах несуетно поразмышлять. Но сначала принять горизонтальное положение. А койка - очень даже ничего досталась: не колченогая, не шатается, и сетка не продавленная. И почти не скрипит... при энергичном покачивании... ее менять не будем.
      Вспомнил вдруг, по ассоциации с новостями из Китая, как впервые засветился перед предками странноватым разумом своим, и, впервые осознав предметно сей феномен, впервые тогда же об этом пожалел. Было ему в ту далекую пору полных двенадцать лет. Отныне и навсегда после того случая, отец с матерью (особенно мать!) перестали доверять - как самому ребенку Луку, уже подростку, так и своей убежденности, что уж кого-кого, а собственных детей они знают насквозь. Со старшим все-таки, попроще, он прозрачнее, духовно ближе, а младший их уже смущал, настораживал непонятой непонятностью.
      Конец апреля, отец в узком домашнем кругу празднует день рождения, ему исполнилось сорок два года. По ряду причин, связанных с теми или иными взаимоотношениями взрослых человеков - родительских друзей и знакомых - предкам пришлось отмечать этот день дважды, на работе и дома, или даже трижды, если третьим, вернее, первым по очереди, считать именно тот вечер: в гостях у родителей чета Шалагиновых, Анатолий Иванович и Фейма Исаевна, оба на несколько лет постарше Луковых родителей.
      За столом шесть человек: родители Лука, бабушка Марфа Андреевна, Шалагиновы и сам Лук. Лук и бабушка непьющие, все остальные довольно умеренно употребляют разноцветное горячительное. И вполне естественно в обществе советских людей, что речь после первых же тостов, глотков и укусов, обязательно заходит о политике, а главное - о взаимоотношениях с вражеским Китаем! Только-только прогремели трагические события на острове Даманском, и очень многие уверены, что вооруженные столкновения на реке Амур - всего лишь прелюдия перед настоящей большой заварухой, и люди заранее боятся: память о прошедшей войне крепко сидит в нынешнем поколении взрослых. Супруги Шалагиновы, к примеру - оба воевали в Великую Отечественную.
      - Нет, Толя... Анатолий Иванович! Ты не горячись, ты погоди!.. В твоей гражданской позиции без ста грамм не разобраться: то мы, понимаешь, уступить им должны, а то шарахнуть-бабахнуть! Как это совместить? Да, у нас ядерных вооружений побольше, чем у них, и бомбы посильнее, одна только Хрущевская 'Кузькина мать' чего стоит! Но!
      - Так вот, то-то и оно, что - но! Если бабахнем дружно, из всех батарей, по штабам: по Пекину, по Шанхаю, никто и не узнает по обгорелым останкам - кто тут Линь Бяо, а кто Мао Цзэдун! Аннушка, Марфа Андреевна, соленые грузди ваши просто вне всяких похвал! Невероятно хороши!.. Или просто отдать китайцам к чертовой матери этот лоскуток-островок, пусть подавятся, лишь бы войны не было!
      - При чем тут Линь Бяо! Как это - отдать?! Им только одну сотку земли отдай, поддайся, так они... Любой из этих пекинских мазуриков успеет отдать приказ - и хлынут из-за Великой Китайской Стены, через нашу границу, миллионы, десятки миллионов... сотни миллионов китайских солдат!.. Даже если они будут босиком и с трехлинейками царского образца в руках! Ты только вдумайся, Анатолий Иванович!.. Сотни миллионов! Там же одни эти... х-хун-вэй-бины! Им прикажут - они попрут, они думать не умеют! И это может произойти в любой день и час, может быть, даже завтра!.. Или сегодня!.. Вот в чем затык!
      - Не хлынут.
       Так иногда бывает в любой общей болтовне, когда собеседники, по внезапной и никем не запланированной случайности, дружно, всей компанией, замолчали на какой-то миг - каждый из них по своей уважительной причине... и одновременно, да... ну, просто совпало так - а в возникшей тишине всем стал слышен некий посторонний звукошум... В данном случае, это Лук разинул рот, за мгновения до этого наполненный куском холодца, и брякнул: 'Не хлынут'.
      Добро бы это был старший брат Лука, взрослый восемнадцатилетний студент ленинградского вуза, но он далеко, в Ленинграде, а двенадцатилетнему пацаненку оно как бы и 'не по чину' - встревать в застольные разговоры взрослых... Отец опомнился первый, и вполне благодушно, с радостным удивлением на почти трезвом еще лице промолвил:
      - Надо же! И ты туда же!.. Международный комментатор-обозреватель! Юрий Жуков из газеты 'Правда'!
      Остальные взрослые (кроме рядом сидящей молчком бабушки) начали, было, реагировать междометиями, мать успела даже одернуть Лука, дескать, без спросу полез не в свои дела, но отец поднял ладонь, на правах именинника призывая застолье к тишине и вниманию:
      - Секундочку, мои дорогие друзья! Послушаем его! Почему ты говоришь, что не хлынут? Ты хорошо разбираешься в международной политике, в войсковых операциях?
       Луку бы пробормотать в ответ невнятное и заткнуться, продлив период собственного детства, свободного от родительских подозрений в сторону проклюнувшегося у их младшего сына опасного переходного возраста, подверженного всяким разным влияниям, уличным и иным... но...
      - История Китая насчитывает много тысяч лет, они еще до нашей эры порох изобрели, бумагу...
      - Ага! Изобрели! А сами до сих пор с заплатами на... ж... гм... на заднице бегают...
      - Лева, Лев Николаевич, погоди! Ты же сам сыну вопрос задал, дай ему договорить! Продолжай, молодой человек!..
      - ...и за все эти тысячи лет китайцы ни разу не переходили через свою китайскую стену, вообще никогда! Ни при татаро-монголах, ни даже в гражданскую войну, когда весь наш Дальний Восток по всем границам был обезоружен и беззащитен...
      - При чем тут Дальний Восток?! Ты, что, много знаешь о ситуации в эпоху гражданской войны на Дальнем...
      - Да погодите же, Лева, Аннушка, ваш юноша очень интересные вещи говорит! Сколько тебе лет?.. Двенадцать?.. Взрослый уже парень! Да, насчет древней истории ты прав! Никогда из-за своих стен китайцы не выходили, и даже Монголию не захватывали до сих пор, с ее одним миллионом населения... А чего бы им, кстати говоря, сейчас Монголию не захватить? Для разминки, грубо говоря, раз уж на наших полезли, осмелились? У них армия в пятьдесят раз больше населения Монголии!
      - Так это потому, что там наши стоят на всех монгольских границах!
      - Феймочка!.. И ты туда же, ишь, военный стратег! - а ведь ты, между делом, тоже татаро-монголка!
      - И я туда же, да. Но ты не забывай, Толя, что я на одну звездочку старше тебя по воинскому званию. Это так, между прочим.
      Анатолий Иванович, в ответ на общий смех, покрутил рыже-седыми редеющими кудрями, привалился плечом и подбородком к своей супруге.
      - Ах, ты моя старшая лейтенантка! Дай, расцелую... Феечка, на русском острове Даманском тоже наши пограничники стоят, однако это не помешало... Тихо, друзья, позвольте мне тоже договорить! Все бывает впервые, мой юный друг, даже повторы! События на острове Даманский уже произошли, этой зимой, и это неоспоримый факт! Подчеркиваю: уже произошли! До времени они сидели тихо в своих границах... все эти... цзяофани... А как почувствовали, что им там жрать нечего, так и решили, что пора двигаться на запад... за зипунами! Бои на Даманском, повторяю - это же современный фактический факт, и не какая-нибудь там древняя история доисторического Китая!.. Я прав или не прав, молодое поколение?
       Выучить таблицу умножения легко. Придумать трудно. Лук почесал левым плечом покрасневшее от волнения ухо, сам уже понял, что полез не туда, что спорит зря, но его понесло:
      - Да, с одной стороны, это факт. Но и на Даманском все не так просто. Я тут читал исторические книги... нам по истории факультативно задавали...
      - Какие книги?
      - Пап, я сейчас не помню, какие именно. Это еще зимой было, помнишь, когда ты рассказал о китайских 'ходя-ходя' после гражданской войны... Я заинтересовался этим, где-то что-то и прочел, но не запомнил где. А только точно помню, что на границах между странами... что границы между многими странами часто проходят по рекам...
      - Да, по рекам, по морям и озерам, все правильно. По горным хребтам. Так сказать, по естественным границам-оградам. И что? Сын, что из этого следует в нашем случае?
      - И из-за этого была проблема, ну, стали возникать проблемы, особенно в Европе, не из-за гор и морей, а потому что русла рек со временем меняются, изгибаются, и что возникала путаница, начинались претензии, стычки... И там, наконец, решили, что границы тоже должны изменяться... это... ну... соответственно. И согласно международным соглашениям - менялись, мирным образом, без войны. Где-то чуть больше, вместе с берегами, где-то чуть меньше, потом наоборот... Типа, договорились это учитывать.
      - Ох, ничего себе! И где же ты это прочел?! И что дальше?
      - Дальше я не знаю точно. Могу лишь от себя предположить, что Амур вильнул краями, образовал соединяющую с островом отмель, и китайцы на этом основании сочли своей территорией кусочек, который до того был нашим. Может быть, наши тоже так до этого делали, с китайскими берегами...
      Здесь Лук соврал и продолжил врать напропалую, дабы не накалять обстановку: он уже заметил сильное неудовольствие всегда трезвой и осторожной матери, и частичное отца, в трезвом виде ничуть не менее осторожного... Если же предки узнают, что некоторые сведения о старинных приграничных проблемах Европы он успел почерпнуть из прослушивания вражеских голосов на отцовском подарочном (к сорокалетию, от железнодорожного депо) транзисторном радиоприемнике 'Сокол', то... Кстати говоря, голоса-то он слушает, но верит им примерно столько же, сколько передовицам газеты 'Правда', то есть, выборочно... Однако, рассуждения по поводу европейских границ вдоль речного русла показались Луку весьма даже убедительными, поскольку они очень хорошо ложились на собственную, 'домотканую' идею Лука о тысячелетней китайской традиции - нерушимой государственной и национальной традиции - ни при каких соблазнах и обстоятельствах не вылезать за пределы своей родной китайской стены.
      Открытия - вечные странники в поисках разума.
      Да, миллионы этнических китайцев, разбежавшихся по всему миру - это одно, а захват и поглощение чужих земель - совсем другое. Мы, русские, сами - вон ведь какие резвые мирные люди-хлебопашцы, с запасным бронепоездом под рукой: всю северо-восточную Евразию, вплоть до Тихого океана, мирно открыли - и себе примерили-оттяпали! И правильно сделали, Лук только 'за'! Он вообще мечтает... ну, одна из его мечт: вырасти и смотаться жить во Владивосток, на край земли, поближе к романтике, подальше от угнетающего контроля предков! Или в Питер, что еще лучше!..
      Сбивчивое Луково вранье благополучно завершилось, он продолжил пожирать вкуснейший холодец бабушкиного приготовления, целясь на предстоящее: запеченную гусиную ногу с вареной картошкой, а взрослые выпили еще, потом сбились на обсуждение наступающих майских праздников... Но выходку Лука, неожиданно посмевшего спорить с умными взрослыми, родители запомнили, взяли на заметку... 'Лева, я тебе сколько раз говорила: надо быть построже, надо заранее видеть, что к чему, как он растет, и особенно - что читает, с кем водится... а то будет, как со старшим!..'
      Много лет прошло с тех пор. Луку уже девятнадцать с половиной, старший брат, в свое время насильно отлученный деканатом от вуза, давно вернулся из армии, женился, грозится получить диплом, завершить пока еще неоконченное высшее образование... с помощью взятки, либо заочным обучением...
       О, картошечки бы поесть, вот что! Вот это бы да! За два летних месяца, проведенных в Мурманске, в стройотряде, Лук неимоверно соскучился по картофелю! Да, по простой картошке - вареной ли, жареной... да хоть печеной, любая лакома! Не было ее в Мурманске и все тут! Ни в магазинах, ни в столовках!.. Вот, он сейчас отлежится на застеленной коечке своей, на коричневом одеяльце, с казенным ароматом то ли хлорки, то ли стирального порошка, промечтается вдоволь... в течение получаса, не больше... и пойдет по этажам, в поисках тех или иных приключений!.. Но никакие перспективы грядущего вечера не должны отвратить его от обязательных поисков жратвы с обязательной примесью картофельного гарнира! И даже вареная картоха очень даже сойдет, но лучше всего картофель фри! Парадокс: недели не пройдет, как эта же самая картошка надоест ему до самых печенок! Там, на полях Ленинградской области! Кар-т-тошка, блиннн! Это прошлогодние студенты виноваты в том, что Мурманск лета 1976 года остался без нее! Не, ну а кто еще - не Романов же с Брежневым и Косыгиным! Лук, довольный своими дурацкими гипотезами-обличениями, фыркнул, уставился на большой палец правой ноги, нагло торчащий из дыры на сером нитяном носке, потянул ноздрями... До ядреного запаха носочно-ботиночного вроде бы пока далеко, но... Лук же не будет дыру заштопывать, так ведь?.. К тому же и ниток нет, а иголка потерялась. И ноготь нечем отстричь. Надо эти носки выбросить, свежие надеть, да, и потом уже начать джентльменский осмотр охотничьих угодий. У него абсолютно точно осталась еще одна пара носков, они без дырок. Деньги есть, носки дешевы, про запас он завтра же купит... или послезавтра. Если не забудет. Но как тут забудешь - босиком, что ли, ходить? Он хоть и не Микула с его абсолютной памятью полубога, но тоже не совсем еще маразматик! Итак, надо вставать, идти чего-нибудь искать... в исправных носках. Потом как повезет, а в субботу, одиннадцатого числа - в колхоз, биться за урожай, сбор возле деканата в 10-00 утра. Но лучше бы тринадцатого. Ну, ничего, там на полях страны, тоже девчонок полно!
      
      Времена - погремушки Вечности.
      - Что-что, Юрий Владимирович?.. Виноват, я не... не расслышал.
      - Не обращайте внимания, Филипп Денисович, я не хотел вас перебивать, это я так... Поэтический образ Времени в голову пришел. Когда погружаешься во все эти творческие дрязги-брызги служителей искусства, то невольно и сам заражаешься... Ну, и что вы думаете в итоге о рассказах нашего вольтерьянца? Кстати, как они там, довольны остались полученной наградой? Гран-при, если не ошибаюсь?
      - Да, Юрий Владимирович. Всей Таганкой обмывали, многие до положения риз. И Хмельницкий, и Золотухин... Высоцкий не пил совсем.
       Андропов, в своей обычной полуулыбке, ничем не выдал раздражения, вызванного прочтением невысказанных мыслей со стороны сметливого и прозорливого подчиненного, кулуарное прозвище Филипок. Р-развелось экстрасенсов, понимаешь... При чем тут Высоцкий, разве он спрашивал про Высоцкого? Хотя... нет здесь причин сердиться. Это Бобков от усердия, а не от желания показать свое интеллектуальное превосходство над вышестоящим начальником. Держи эмоции в себе, Юрий Владимирович, буднично и педантично занимайся очередным делом, и тогда никто в твои мысли не залезет. Кстати говоря, паркет пора бы подциклевать: торосы не торосы, но какие-то неровности по полу возле двери наклюнулись. Но это вопрос не к Бобкову. Не забыть принять лекарства через полчаса, перед обедом. И это тоже не к нему. Успокоился? - Вот и молодец. Работай дальше.
      - А сам Любимов?
      - Нет, Любимов вроде бы и прикладывался к рюмочке, внешне от других не отставая, но рассудка не терял, рассуждал как трезвый.
      - Хм... По голосу вроде, как бы и да, а по смыслу... Ну-ка, поставьте мне еще разок то место, где он якобы рассказывает Щелокову байку о конюшнях.
       Бобков словно бы и ждал этой команды, а может и действительно предугадал пожелание своего шефа - три секунды, щелчок и вот он, вальяжный голос театрального мэтра в кругу полупьяных 'своих', временно и ненадолго притихших на время 'папиного' монолога. Поздний вечер, просторная, насквозь прокуренная гостиная в отеле, все крикливы и счастливы победой, за окном где-то середина сентября одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года, Белград.
      - ...Ну, и он мне говорит: 'Не пожадничайте, Юрий Петрович, хотя бы коротко об упомянутом сюжете, ведь я не ваш тезка... ну, вы понимаете, о ком я... и... в мои прерогативы не входит контролировать то... что в мои прерогативы не входит... Просто я сам еще с молодости увлекаюсь историей Древней Греции, да, вот, представьте себе! Читая и перечитывая фолианты по теме - эпизодически обнаруживаю ниточки, и не сказать, чтобы очень уж тонкие и случайные, которые словно бы воедино связывают ту удивительную давно ушедшую античную эпоху с нашей современностью...'. Ну, где уж тут было отказать! В итоге я ему и поведал сюжетец, которую вы сейчас услышите. Как знать, может быть, эта байка действительно вырастет в замысел, а он, если время и здоровье нам с вами позволит... Впрочем... Если кто-то когда-то от меня, болтуна несносного, подобное уже... - то все равно прошу не перебивать и не подсказывать! Душевно прошу - не суфлировать! А то вот этой вот вазой по лбу! Ваня! Иван Сергеевич! Затихли все! Рассказываю для тех, кто слышит впервые, как и Николай Ан... как и наше высокопоставленное лицо.
      Все вы, конечно же, помните, друзья мои, Шестой (иногда считают его Седьмым) подвиг Геракла: полубог и атлет, выполняя приказ своего царя, некоего Еврисфея из Микен, пришел к другому царю, Авгию Эфирскому, дабы помочь тому избавиться он навоза в царских конюшнях, которого скопилось очень уж чересчур, ибо Авгий любил лошадей и разводил их в несметных количествах. Геракл, как истинный эллин, отдельно договорился с Еврисфеем о награде за будущий подвиг, и отдельно с Авгием о гонораре за труды. Но фартук носить, махать скребком и лопатой ему показалось томно: он варварски снес одну из стен конюшни и перенаправил русла рек, Алфиноса и Пиноса, прямо туда, в навозные горы, и - в результате этого рукотворного цунами - навоза как не бывало. За одни сутки! Но оба заказчика-царя, каждый на свой манер, беднягу Геракла облапошили, обманули: один - Еврисфей - заявил, что подвиги платными не бывают и не зачел ему содеянное в послужной список, а другой - Авгий, владелец скота и конюшен - просто отказался платить, обозвал придурком, да еще выгнал взашей Геракла из своих земель! Почему сей Авгий осерчал на Геракла? С Еврисфеем-то все очевидно, тут и к Нострадамусу не ходи: воспользовался служебным положением... Сатрап и самодур!.. А с Авгием в чем причина!? Одни говорят одно, другие другое, ну, а я лично думаю и уверен, что Авгий мстил Гераклу за своих любимых животных: после той бурной и бурливой ночки, никто и никогда, включая Гомера, меня и старика Павсания, ни о навозе, ни о лошадях в хозяйстве Авгия даже не слыхивал!.. Что за неуместные хиханьки, друзья мои?! Вы не верите этим свидетельствам, вот как?! Хорошо, тогда вопрос в массы: куда, по-вашему, после вышеупомянутых событий, подевались производители навоза в Авгиевом царстве?!..
      - Что за гвалт? Это они так аплодируют рассказу?
      Бобков выскочил из кресла и, повинуясь жесту Андропова, наклонился над серым кассетным магнитофоном, ткнул в кнопку 'стоп'.
      - Да, Юрий Владимирович. Выпитое уже сказывается кое на ком.
      И, секундой позже, правильно поняв кивок, вернул воспроизведение записи.
      - ...Ох, уж, эти мне полубоги!.. Одним словом, Николаю Анисимовичу мой рассказ пришелся по душе, он пожелал мне помочь... на самом высоком уровне, ну, вы понимаете, на каком... в будущем... с гипотетической постановкой этого сюжета и... пообещал, а главное - исполнил свое обещание утрясти все с поездкой в Югославию, с визами для всех этих... вот, вот, вот этих вот всех - алкоголиков, хулиганов, тунеядцев и нехристей... что мы сейчас вместе с вами и ощущаем...
       Щелчок, магнитофон окончательно затих.
      - Ну-с, давайте ваши фотографии, Филипп Денисович, теперь и их можно рассмотреть... А это кто, с мечом? И этот?
      - Валерий Иванов. Короля играет Вениамин Смехов, королеву Алла Демидова.
      - А! Это, как я понимаю, дуэль. И обязательно же им раздеваться по пояс... Хорошо, хоть, Демидову не догадались растелешить. Сколько лет Любимову?
       Бобков словно бы ждал этого вопроса, подавил невольный смешок насчет Демидовой и ответил почти без заминки:
      - Пятьдесят девять. Тридцатого, по-моему, полных пятьдесят девять. Я уточню... сейчас, сейчас...
      - Не к спеху, справки уточняющие потом, в целом я понял. Скоро шестьдесят, ровесник революции, как говорится, а все из себя хиппи изображает: скоро волосы по плечи будут. Сивые.
      - Богема, Юрий Владимирович.
      - Богема-то богемой, а пел и плясал во время оно, от имени и во славу НКВД, с похвальным усердием. И ныне богемщики эти возле властных кабинетов, в передних, так и роятся-крутятся... клиентами. Фотографии разных лет?
      - Да, Юрий Владимирович, разных. - Бобков еле заметно покраснел, получив этот щелчок по носу: доклад готовился в спешке, плюс к этому не было возможности с помощью специальной техники оперативно отслеживать текущий репертуар, к тому же еще и на зарубежных гастролях...
      Андропов, увлеченно перебирая снимки на столе, на щеки и в глаза Бобкову не смотрел, а, стало быть, ничего и не заметил, да и зачем? - работник такого уровня, руководитель пятого управления КГБ, должен быть тонким профессионалом, способным извлекать уроки не только и не сколько из окриков, нахлобучек и понуканий. Похоже, сей Филипок должности по-прежнему соответствует: все еще способен учиться и расти, несмотря на полновесный прожитый полтинник, явно, что за семь с лишним лет в должности своей тиной не оброс. Это ему в служебный плюс. Небольшие же подпинывания время от времени - они только на пользу пойдут общему делу.
      Надо же, какие необычные, оказывается, руки у шефа! - Бобков впервые за годы близкой службы внимание обратил: большие пальцы очень длинные и очень низко пристегнуты к ладоням. Бобков украдкой метнул взгляд на свои кисти рук, сравнил для верности.
       Ни руки, ни пальцы у Андропова не трясутся. Порезов, мозолей, прыщей нет. Темно-серые вены под морщинами тыльной стороны кистей бугрятся в меру, согласно возрасту, не больше. А считается, что со здоровьем у Юрия Владимировича неважно... Может, врут нашептыватели?.. Может, и врут, заранее не проверишь. Плохо только, что трусоват шеф, очень уж заискивает перед Брежневым, смотреть и слушать противно. А в общем и целом - жить можно, дело знает.
      - Насколько достоверна информация о том, что этот... Щелоков наш, свет Николай Анисимович, помогал Любимову с зарубежными гастролями?
      - Данных нет, Юрий Владимирович. Э-э... достоверных данных нет. В конечном итоге все проверенные нами версии приходят к одному источнику: рассказам Любимова.
       Андропов кивнул. Вопрос был задан почти по инерции, просто потому что его следовало задать, и следовало получить ожидаемый ответ. Бобкову ни к чему знать, что однажды Леонид Ильич, после совместно проведенного отдыха в компании Щелокова и Черненко, осведомился у Андропова насчет возможных югославских гастролей (Ну, надо же! - откуда и от кого узнал, как бы догадаться?!), добродушно так, по-меценатски, и, вроде как, между прочим, поэтому Андропов, не хуже Бобкова умевший ловить мысли и чаяния своего начальства, дал по своей линии 'добро'.
       Основной доклад был закончен, но по желанию Андропова поговорили еще немного... так... поболтали на разные темы, дабы чуточку передохнуть от ненормированных рабочих суток. Вот, например, вспомнил Юрий Владимирович, похоже, что совершенно неожиданно для самого себя, о знаменательном событии для уроженцев города Карловки Полтавской области: там, на родине председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного, был открыт его бронзовый бюст. Но это ни в коем случае не признаки зарождающегося культа личности товарища Подгорного, просто ему положены эти народные почести, как дважды герою социалистического труда...
      В общении, как и в еде, самое ценное - это добровольность потребления. Бобков тоже краем уха, по долгу службы, слышал об этом мероприятии, кивал, простодушно и доверчиво радуясь разговору на вольные темы, но от себя - просто к слову так пришлось - упомянул, что карловчане отреагировали на данное событие спокойно, с умеренным энтузиазмом... Были, что греха таить, и отдельные легковесные умозаключения отдельных малосознательных граждан, по типу 'ну, можа наш поселок теперича на другую категорию снабжения переведут, а чего ж нет-то? - заслужили!' Но в целом - все штатно, все в рамках допустимого.
       Да, Юрий Владимирович черканул какую-то отметинку в рабочем блокноте на столе, но это так... рассеянно... чисто для галочки. Гораздо интереснее обсудить визит мумии египетского фараона Рамсеса II во Францию, специальным бортом. В минувшее воскресенье, в парижском аэропорту Ле Бурже ее встречали как главу иностранного государства, со всеми почестями!
      - Ну-ну, будем надеяться, что Рамзес этот не рассыплется в прах во время реставрации... Все-таки эта мумия - культурно-историческое наследие мирового уровня. Хорошо, Филипп Денисович, если у вас все, то я больше не задерживаю. Вы сейчас к себе?
      - Так точ... Гм. Да, Юрий Владимирович, там еще по диссидентам надо плотно поработать...
       Эх... В Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР, во всех его управлениях, все служащие, кроме разве что приходящих по неотложному вызову слесарей-сантехников, знают, что 'наверху' не любят солдафонщину, предпочитая общаться по имени-отчеству, либо (если на партсобрании, к примеру) по фамилии, с приставкой слов коммунист и товарищ. Да, и тон этому стилю задает прежде всего сам Юрий Владимирович, но! То и дело вторгаются на ведомственную территорию КГБ иные ветры, порою ничуть не менее могущественные, нежели этикетные веяния, которые исходят от самого Андропова... Редко, но вызывают и ставят комитетчиков на высокие кремлевские ковры, именуют по воинским званиям, требуют по-военному четких, ясных, рубленых ответов... Бобкову лично доводилось слышать от шефа (пусть и нечасто, буквально пару раз) все эти 'никак нет' и 'так точно'. Ну и ты, грешный... случается, что отвлекся вниманием... или, там, впечатленный только что полученной нахлобучкой - обмолвился... А сам виноват! Никогда и ни в чем зевать нельзя, никогда и ни с кем с кем расслабляться нельзя...
      - Угу. Про обеденный перерыв не забывайте, силы восстанавливайте. А я тоже сейчас схожу перекушу чего-нибудь.
       Вопреки высочайшему совету, обедать Бобков не стал, а вернулся к себе в кабинет: дела крепко поджимали. Какой там обед - до ветру выбежать некогда! Вот, казалось бы, только что от Андропова вышел, с папками в одной руке и с магнитофоном в другой - а уже вечер на дворе, а домой ехать и думать не моги! По дороге, потом в кабинете, еще и еще раз прокрутил в голове моменты ничего не значащего трепа о бронзовом бюсте Подгорного. Да, здесь все однозначно: пригорает у Николая Викторовича. Всем известно... всем, кому нужно, разумеется, всем, кто поднялся на определенные служебные ступеньки достаточно высоко, чтобы ездить на ГАЗ-13, чтобы понимать намеки, экивоки, акценты, мать их за ногу, и прочие недомолвки... Так вот, всем причастным к информации о раскладе сил в Ленинском Политбюро, хорошо известно, что Андропов крепко недолюбливает советского 'президента', считает его неучем и хамом. Но внешне у нашего очень уж осторожного начальства это почти нигде и ни в чем не проявляется. Разве что как сегодня, например: задел тему, слегка улыбнулся в нужном месте, ткнул карандашиком в свой разлинованный блокнотик... только это был не карандаш, а шариковая ручка, не так давно пришедшая на замену рабочему инструменту чиновника... перьевая-то для более важных вещей... Тьфу, какая чушь в голову лезет! Ясен день, что Подгорного к выходу повели. Потихонечку, метр за метром... И нам, добрым молодцам, урок да напутствие - где и какие паруса правильно выставлять. В одно брежневское ухо Андропов нашептывает на него, на Николая Викторовича, а в другое Устинов, тоже любимец Леонида Ильича... У Брежнева много любимцев, тот же и Медунов из Краснодара, давний недруг и Щелокова, и Андропова... В московском политическом бомонде все просто: кто не лижет, тот сосет. Потому что любимцев много, а ушей у Леонида Ильича мало, всего два, не протолкнуться к ним без конкурентной борьбы. Андропов, в сравнении с Медуновым, от брежневского сердца подальше будет, а к телу поближе... и живет в Москве... И вот тут значение имеет не просто доступ к царственному уху, как таковой - фактор времени доступа очень важен, возможность нашептывать часто и помногу, перемежая доносы обязательной и обильной лестью, на которую Леонид Ильич стал весьма падок, а лесть - просьбами и челобитными. В лести важны подробности.
      С недавних пор товарищ Андропов - генерал армии! А Устинов буквально три месяца в генералах армии походил - ныне маршал Советского Союза, министр обороны! Он, Бобков, почти всю войну прошедший, с шестнадцати лет воевал, ныне генерал-лейтенант, а эти двое, практически штатские всю свою жизнь... За три месяца из генерал-полковников - в маршалы, это с ума сойти! Важные министры нынче оба - важнейших в стране ведомств!.. Как ракеты взлетают люди в кремлевское небо! Да уж, как говорится: кому судьба, а кому и лужица.
      
      Пятое управление КГБ - то еще местечко! Вулкан-то оно, может быть, и не вулкан, да только ведь и не синекура - шиш с маслом и хреном тут поспишь и поленишься! Нет, не синекура - это уж точно!
      Бобков вспомнил, как в шестьдесят девятом, став уже полновластным начальником 'пятого управления', все первые дни-недели-месяцы работы жил с ощущением, что физически захлебывается в пучине компромата на великое множество известных, знаменитых, значимых и высокопоставленных соотечественников. Медовый месяц - от осознания новой своей значимости, от ощущения причастности к ТАЙНАМ высшего околокремлевского света - просвистел быстро, толком и рассмеяться не успеешь, а проблемы с капканами и капканы с проблемами все чаще, все гуще... Взять-рассмотреть того же Андропова, Юрия Владимировича. Лично он, как таковой - царедворец, чиновник, кагебешник - деятель самой вышей пробы, если сравнивать его с другими обитателями партийного-государственного Олимпа: умен, осторожен, скрытен, в пороках и пристрастиях не замечен, но!..
      То там, то сям проскальзывает слушок о еврейских корнях Юрия Владимировича: где-то первый секретарь курортного обкома партии доверительно болтанул на московской пьянке коллеге из соседнего удела, а где-то диссиденты из так называемой хельсинкской группы, сами сплошь евреи, взялись муссировать данную тему... Лично Бобкову глубоко плевать на эти корни, потому как, по большому-то счету, все люди-человеки, все из одной глины созданы Всевышним... Юрий Андропов ли, он же Георгий Федоров... гм... о религии поосторожнее, даже в мыслях... Да, слухи там и сям пролетают, но только отнюдь не мимо пятого управления КГБ! Он, Бобков, все слышит, все видит... что ему положено по службе, да не все докладывает! Однажды Андропов прямо... почти что прямо... его полуспросил насчет фактов и слухов о своем отце, об отчиме, о матери и отчиме матери... Спросил - словно бы пригласил: вот ложечка дегтя, закрасьте мне белые пятна!.. - Бобков ответил четко, все что знал, по итогам того, чем располагало управление, и Андропов слушал его внимательно, почти пять минут подряд... А не спросил бы - сам Бобков просвещать бы не сунулся! Ни в коем разе! И эту недосказанную тонкость в общении с двумя профи (профессионалами двух миров - номенклатурного и 'кагэбэшного') Андропов, конечно же, правильно оценил, ибо сам такой. Ведь если он понял, проник в точную суть подвластного ему человека, то ему работник этот и с недостатками сгодится - до поры до времени - а если не понял, или если тот без недостатков, или если недостатки разрослись и стали работе мешать, субординацию нарушать, то и того... 'Талантлив, но безгрешен!' Без колебаний на помойку.
      Тут каждый день как по жердочке. Вот, сегодня, опять же. Поболтали они с Андроповым об орденоносных бюстах, о Париже, рамзесах из Египта - все в этой беседе было хорошо и не напряжно. Однако, Бобков знает и видит, что за последний год у председателя КГБ Андропова резко возрос интерес к Франции, к словам Жискара д'Эстена о компьютеризации общества посредством какой-то там 'телематики'... В Советском Союзе даже Япония для обывателей выглядит западом, а тем более Франция! Хрен их, французов, разберет, что за телематика такая! Коллеги из Первого управления считают, что все это баловство и показуха вместо дела, но большим шишкам всегда виднее... Да и вообще это чужая тема, пусть о ней у Володи Крючкова голова болит. Здесь в самую тему было бы и рассказать-напомнить Андропову о более важном, насчет Подгорного, раз уж оно к слову пришлось: кто и как в партийной среде 'высокого' и 'среднего' эшелонов отреагировали (в кулуарах, разумеется) на то, что против Подгорного скопилось изрядно голосов - и на Харьковской конференции, традиционно выдвигающей Подгорного на очередной съезд партии, и на самом съезде, при выборах в ЦК...
      Ага! Разбежался, запыхавшись! Да лучше себе язык отрубить! Спросит если - отвечу точно и честно, а раз не спросил, то и наглядно убедился, что он, Бобков, свое место на жердочке, в упряжке и под луной знает, служит делу взвешенно, с полной отдачей, с пониманием всего того, что ему должно, можно, а чего пока нельзя.
      Тут и без пятого управления выше крыши всех этих бдительных и рьяных. Сзади, в спину Леониду Ильичу, и даже чуть пониже, с поклонами - постоянно дует наветами-советами сам Зимянин Михаил Васильевич, свежеиспеченный фаворит-газетчик. Тоже неутомимо хамоват... с теми, кто пониже его ростом... служебным... Как говорится: 'Сегодня хам, а завтра тоже!' Завербовать бы такого на каком-нибудь 'клубничном' компромате... Вот это был бы помощник-источник!.. Но тоже опасно - этакого крокодила на привязи держать! Ладно, хватит, хватит, хватит дурью маяться, это все их высокие дела, а у нас, у рабочих лошадок... Так, что у там по Ставриди... как его... Серафим Ильич... Что там наш старичок из Средмаша раскрякался... Сколько ему... Ого! Семьдесят шесть щелкнуло, на семьдесят седьмой пошло, а он все еще в главке... А! Из главных инженеров его проводили, с превеликим почетом, а главным консультантом оставили... Вот и нашего Леньку бы так, не дожидаясь, покуда у него челюсть и брови отвалятся. Да, старость не в радость. Семьдесят прожитых лет - тоже не шутки. Иной раз замучаешься доказывать человечеству, что ты все еще у него в долгу. Хотя... когда-то ему, Бобкову, сорокалетний комдив представлялся стариком, а теперь он уже сам в декабре полвека разменял! Оказалось, не так и страшно: к примеру, он своего 'полтинника' не чувствует!..
      
      - Знаешь, Лук, я своих двадцати трех лет совершенно не чувствую!
      - Точно?
      - Да точнее не бывает! По-моему, как перед армией был, так и сейчас. Но знаешь, как раз вчера Валька Марченко у меня седой волос обнаружила!..
      - Где?!
       Случилось так, что Лук все же припозднился в колхоз, но не по своей вине, а по чужой безалаберности. Кто и чего там в казенных бумагах нахимичил - дознаться не удалось (да никто и не искал, а тем более Лук), но четыре дня, аж до самого восемнадцатого, Лук 'томился' один в пустой комнате в полупустой общаге! Дважды по ночам - и не совсем один... Ну, и в деканате какие-то объяснительные писал, зачем-то биографию... Но Лук нисколечко не протестовал против задержки! Хотя... слегка заморочился по поводу биографии в письменном виде... Никто из окружающих ничего такого не делал... разве что Петька Сухов, но тот вроде бы как в партию собрался, по комсомольской линии чешет...
      Хорошо одному посреди жилищного пространства! Вдобавок, картошечки поел от пуза: и вареную-обжаренную в гостях у девчонок, и жареную-фри - это уже любимая столовка 'Три мушкетера' на ужин расщедрилась... В субботу пришлось-таки ехать черт знает куда, по зыбкому совхозному адресу, да еще вечером... Но Луку в ту осень везло буквально во всем, в большом и малом: степуху выкрутил, один в комнате пожил - с девчонками-юристками подружил... Теперь, вот, повстречал почти во тьме, под фонарем у совхозного продмага, закадычного приятеля, Сашку Савустина, однокурсника! Никого и спрашивать не пришлось! Совхоз 'Луч' весьма велик, дорога 'до барака', до школы, где свили себе гнездо студенты-психологи, дальняя, около километра, кривовата и вся в неглубоких лужах; Сашка на правах аборигена с полуторанедельным стажем рассказывает о местных условиях бытия. В брезентовой сумке у него позвякивают три бутылки с портвейном, а и Лук также не пустой: бутылка водки по 3.62 и бутылка ноль семь литра излюбленного молдавского 'Каберне'. От этого красного молдавского сухача Лука тошнит меньше всего, в сравнении с остальным бухаловым, и он его предпочитает. Таким гостям все будут рады!
      Под фонарем остановились, чтобы прикурить - Лук дряблую 'Приму' из растерзанной пачки, Сашка 'Беломор' от Клары Цеткин.
      - Где-где... в зернохранилище, там на втором этаже клевая такая лежка из сена, чистая, светлая, тихая... Потом покажу. Только никому больше не проболтайся, а то попалят.
      - Да нет! Я спрашиваю, волосок седой где обнаружился - на голове, под мышкой, или...
       Сверкнул золотой зуб во рту - это Сашка заржал, оценил шутку.
      - Не, на голове. Я же брюнет, седина хорошо видна, издалека и вблизи. Ну, короче, я своих лет не чувствую...
      - Пока не чувствуешь.
      - Пока, да. Чему несказанно рад. Лук, тебе повезло: с корабля на бал! Завтра выходной, и сегодня гуляем. Из нашего начальства - Черепов в Питер уехал, а Трусову глубоко до звезды наше времяпрепровождение: главное, чтобы оно без драк и иных ЧП.
       Лук ненавидит драки, но понимает, тема актуальная, и что сегодня ему будут рады - и не только как запоздавшему гостю с алкогольными подарками на горбу: всем известно, что в случае чего, в разборках с местными парнями, Лук не струсит, Лук - надежный штык, хоть и не Илья Муромец, он ценное пополнение в рядах потенциальных бойцов. Да, драки для Лука тяжелая повинность, каждый раз, в томительные секунды перед назревающим боем, они вызывают в нем приступы элементарного человеческого страха... Когда понеслась 'метла' - тут уже не до рефлексий и не трусости: адреналин грохочет в ушах, знай себе пинай, бей и молоти, покуда сам на ногах, или до победы!.. А перед дракой всегда страшно...
      - Че местные?
      - Парни?.. Ну, так... достаточно смирные. На прошлых танцах ни одной драки.
      - Уже хорошо!
      - Участковый их зашугал. А бабы местные так себе. Сельпо. Женихов ищут.
      - Угу. Кто поселяет, куда мне?..
      - Иди к нам в барак номер два, восьмая койка в первом ряду, рядом с моей, пока не занята... Девчонки, привет!.. Смотрите, кого я вам привел!.. Вить, будь друг, проводи к нам Лука, покажи ему свободную лежанку, которая возле моей, а я пока тут по-быстренькому...
      И было весело в тот осенний вечер! Но не всем.
      Танцы в совхозном клубе отменили из-за какой-то электротехнической неурядицы, фонарики ненадежны, свечи в дефиците, поэтому студентам и студенткам пришлось пить почти наощупь. Портвейн и водка при свечах парафиновых - отнюдь не всегда романтика, да и к тому же Луку в тот 'дебютный' вечер ни фига 'не обломилось', в смысле доверительного общения тет-а-тет с представительницами противоположного пола.
      'Э! Дэвушка! К'уда спишиш?! Зна'комица хачу, дъружить будим!' - смеются в ответ охотно, а бросаться в объятия не спешат! К тому же все самые привлекательные девицы давно уже загарпунены другими студентами, ныне сборщиками турнепса и картофеля...
      Ну... что ж... не дружить, так побалдеть!.. Угомонились поздно. В одной большой комнате-классе спальная палата для юношей, а в другой, за стенкой, еще большей - для девушек. В дневное время 'соседи' уживаются вполне мирно, а вот ближе к ночи, когда надобно выспаться перед трудовым днем... То музыка у соседей, то галдеж, то еще что...
      Завтра воскресенье, законный выходной даже для дармовой городской рабсилы, но все равно ведь меру знать надо, а мальчики ее не понимают, ни в приличиях, ни в количестве выпитого...
      Второй час ночи. Из девичей спальни очередной надрывный крик, звенящий злобной мольбой, по голосу - Таньки Бакулевой со второго курса:
      - Ну, хватит, хватит уже! Хватит! Заткнитесь и спите, морды пьяные! Дайте же людям поспать.
       Как ни странно, Лук, после всего выпитого, все еще 'на ногах' и даже способен воспринимать окружающее, но так... уже с девиациями. Этот надрыв в девичьем голосе кажется ему необычайно смешным, и он громким голосом изображает в ответ ведущего музыкальной программа Би-Би-Си:
      - Таня Бакулева из Ленинграда! По вашей просьбе, сводный ансамбль студентов-картофелеведов исполняет на столе матросский танец 'Эх, яблочко'!
      Мужская половина гогочет, а из женской идет стон, полный ненависти и отчаяния - сейчас пожаловаться просто некому! А завтра... Ну, это мстительное завтра когда еще наступит!
      
      Но он все-таки наступило, это мстительное 'завтра', да такое, что весь Красный Китай вздрогнул, и остальной мир вслед за ним, ибо случилось неизбежное и, при этом, все-таки неожиданное: В Китае, в начале октября, вдруг отстранили от власти и тут же арестовали так называемую левую группировку в самом высшем руководстве страны, и даже нарекли ее 'бандой четырех'. А во главе разоблаченной банды поставили давнего подспудного врага революционного Китая: вдову Великого Кормчего Китайской Революции бывшую распутную танцовщицу Цзян Цин! Она же Лань Пин, она же Ли Шумен...
      
      - И насколько же она была распутна, эта Цзян Цин? Была или еще есть?
       Ивашутин даже растерялся от этого вопроса. Понятны корни интереса, поскольку любой опытный вербовщик знает: худшая измена королю - измена с королевой. Но куда там, на хрен, 'еще есть' и 'распутна', когда ей уже шестьдесят два года?! На три месяца старше самого Андропова, кстати сказать... Зато, к примеру, за Юрием Владимировичем никто никогда ничего такого, 'клубничного', и ранее не замечал... кроме невинной страстишки пописывать стихи... Всегда был осторожен, был и есть. Брежнев - тот да, парень-ухарь был по молодости лет, женолюб, Черненко - тоже не чурался. И Калинин, седина ему в бороду, и Киров, и Берия... А, вот, Хрущев и Сталин - те ни-ни, сосредоточились всецело, всеми своими либидами, на партийном строительстве, понимаешь... Опять же все это грязное бельишко власть имущих известно только по агентурным слухам, фото и видеоматериалы отсутствуют на тему сию... Впрочем, плевать: внутригосударственные копания в говне отечественном - не по его, Ивашутина, ведомству... Ему импортное подавай! Да и вообще он, глава ГРУ, формально подчинен Генеральному Штабу Министерства Обороны СССР, конкретно маршалу Куликову и свежеиспеченному маршалу Устинову... Но это формально, а в реальной фактической действительности... Все всё прекрасно понимают и умеют молча различать никем не озвученные нюансы. Сейчас, например, Ивашутин докладывает не члену Политбюро товарищу Андропову, представителю политического руководства страны, но своему Самому Большому начальнику по разделу государственной безопасности Юрию Владимировичу Андропову. И с помощью такого странного на первый взгляд статус кво - на самом-самом верху соблюден очередной брежневский баланс интересов: министр Устинов, а также начальник его Генштаба, сугубо по долгу службы своей, вполне способны и даже обязаны вникать во все вопросы в пределах любого своего ведомства, включая ГРУ СССР, докладывать Леониду Ильичу по тем или иным государственным и 'разведывательным' вопросам, равно как министр Андропов - тому же Леониду Ильичу, по тем же самым проблемам... Устинов, воцарившись в министерстве обороны, попытался, было, обозначить себя самым главным также и по линии военной разведки, но Андропов, терпеливо, но не мешкая, подобрав удобный момент, ненавязчиво, почти мимоходом, 'стукнул' прямо в уши генсеку о ростках местничества в общем деле... На своего лучшего друга и партнера по кабинетным битвам в Кремле, на личного друга Брежнева!..
      И Брежнев воспринял все как надо, тут же подправил баланс интересов и сил.
      - Дима... Ты это... Дмитрий Федорович, пусть Юра Андропов эту лямку... по данному вопросу... пусть сам тянет, да. А ты всегда будь готов помочь ему по своей линии, поддержать, если понадобится. Общее дело делаем.
       Вот так вот, всем лбам по щелчкам. Любимчики у Леонида Ильича есть, как не быть, но главного любимчика - сиречь фаворита, по типу Григория Потемкина или Григория Распутина - у Генерального секретаря быть не должно: так еще товарищем Сталиным со времен товарища Ленина повелось и неукоснительно выполняется всеми преемниками-наследниками. Неверность постоянна, а верность ненадежна.
      Ивашутин, ясен день, не присутствовал при этой генсековской буркоте на высшем уровне, это насчет общего дела на смычке ведомств, однако в курсе, как и все причастные. Поэтому - служи, Петя, и докладывай кому надо, о чем спрошено и как положено!
      До этой минуты доклад по событиям в Китае, которые очень уж бурно стали развиваться после смерти председателя Мао, шел гладко, все необходимые опорные точки доклада не просто доведены до сведения, но получили в целом одобрение высшего политического руководства, как на предварительном изучении представленных материалов, так и сейчас, 'на ковре' у Андропова. Ну, и как прикажете отвечать на эту мелкую андроповскую провокацию о престарелой распутнице?.. Они же конкретно о Хуа Го Фэне говорили в первую очередь, о Цзян Цзин всего лишь попутно, и тут на тебе! Спрашивать в любом направлении с нижестоящих куда как легче, нежели самому тянуться во фрунт и рапортовать начальству... Он, Петр Иванович Ивашутин, стал генералом армии еще пять лет тому назад, а первое генеральское звание... да, тридцать лет и три года тому назад! Почти наравне с Устиновым, еще во время войны! В отличие от некоторых 'партейных' штатских с их дурацкими вопросами! А отвечать-то надо, впрямую спрошено! Ивашутин стремительно перебирал в уме всю более или менее достоверную информацию по этому направлению, а растревоженная память вместо полезной конкретики подсовывала ему всякую ахинею из анекдотов, сплетен и прежних обид... 'Что постигаешь лучше вещи, Коль сядешь ж... на ежа!' Актуальные андроповские стихи, даром, что написаны шефом еще десять с лишним лет назад... Да, вот в этом кресле... ну, не совсем в этом, но в таком же, в Самом Главном Кабинете по госбезопасности при Совете Министров СССР, Ивашутин сам сидел-обживался целую неделю, в должности исполняющего обязанности Председателя КГБ! Не сложилось. Без нареканий и разжалований, не как с Серовым по делу Пеньковского... Просто не сложилось, просто не повезло: должности и звезды пали на другие плечи... Да, может оно и к лучш...
      - Юрий Владимирович! Со времен Шэньси Гэнсу... - Здесь Ивашутин расчетливо запнулся на пару мгновений, но Андропов подкрепил кивок движением ладони, давая понять, что в курсе обозначенного геополитического термина времен японо-китайской войны, и дальнейшего расшифровывания здесь не надобно - ...мы неоднократно прорабатывали этот вопрос, раз за разом к нему возвращаясь... Кроме обычных сплетен и домыслов - ни одного факта! За последние десятилетия эта госпожа-товарищ Цзян Цин, будучи уже при власти, как говорится 'при теле', выпалывала информационное поле предельно тщательно! В ее пользу говорит наличие детей, которых она произвела на свет в те годы...
      - Произве... Родила. Вы это имеете в виду?
      - Да, Юрий Владимирович, прошу извинить за ненужные канцеляризмы.
       Андропов привычным кивком принял привычные извинения, и начальник военной разведки продолжил доклад своему главному начальнику... не маршалу Куликову, а генералу армии Андропову.
      Андропов больше обычного устал в этот свой ненормированный рабочий день, перебирая и, по возможности, решая основные и дополнительные проблемы, одну за другой, заранее зная, что всего намеченного на сегодня выполнить не удастся. Недужилось, почки ныли. Если хотя бы наполовину - уже хорошо. Остальное передвинется на завтра, в вдобавок к тем, что накоплены вчера, и позавчера, и ранее... И основные, и дополнительные, порученные по партийной линии как члену Политбюро... А какие из них какие?! Ситуация с Китаем - это ведь сфера ГРУ, министерства обороны, если 'по букве' определять, а занимается этим он... Нет, как раз в данном-то случае это правильно, это не дополнительное, это еще как основное! А с художником... с Глазуновым этим... тоже получается, что основное, не Демичеву же перепоручать!.. Ибо завалит все к чертовой матери!.. Ну, здесь, вроде бы расшили проблему, ребята 'Филипка' из пятого управления творчески подошли. еще на днях Андропов по результатам малого мозгового штурма на одном из совещаний направил в ЦК КПСС записку:
      '...С одной стороны, вокруг Глазунова сложился круг лиц, который его поддерживает, видя в нем одаренного художника, с другой - его считают абсолютной бездарностью, человеком, возрождающим мещанский вкус в изобразительном искусстве...
      Глазунов - человек без достаточно четкой политической позиции. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям. Сумбурность его политических взглядов иногда не только настораживает, но и отталкивает. Его дерзкий характер, элементы зазнайства также не способствуют установлению нормальных отношений в творческой среде.
      Демонстративное непризнание его Союзом художников углубляет в Глазунове отрицательное и может привести к нежелательным последствиям, если иметь в виду, что представители Запада не только его рекламируют, но и пытаются влиять, в частности склоняя к выезду из Советского Союза.
      В силу изложенного представляется необходимым внимательно рассмотреть обстановку вокруг этого художника. Может быть, было бы целесообразно привлечь его к какому-нибудь общественному делу, в частности, к созданию в Москве Музея русской мебели, чего он и его окружение настойчиво добивается...'
       В записке предложен проект решения, Леонид Ильич именно так и любит! Чтобы ее, записку, оспорить, надобно альтернативный проект предлагать, а кто за это возьмется? Суслов, что ли? Смешно! Демичев? Еще смешнее, пусть только попробует голос против возвысить!.. Есть также старый недруг Кириленко, но тот постепенно погружается в маразм: пока дочитает записку до конца - уже забудет, о чем там в начале.
      А тут еще Китай и Хуа Гофэн на дворе!
      
      
      - Да черт бы с ним, с Китаем, главное, чтобы в нашем универе студентов с дневного отделения в армию не брали! Пипл! Кто жрать хочет? Кто со мной, кто против меня?
       Сашка Новотный, слегка невпопад изображая из себя лихого атамана, кинул клич, но жрать всем действительно хочется, четвертый час уже... неплохо бы успеть выскочить из стен родной общаги и белый день застать, в ноябре темнеет рано... Если сегодня выходной, так что - сиднем целый день сидеть?! Карты надоели, да и денег нет, чтобы дальше на деньги играть, а до степухи еще так далеко! И до настоящего вечера, не того природного, который вот-вот сгустится за окном, а общечеловеческого, студенческого, с его общажными развлечениями, главное из которых дискотека, тоже не близко.
      Что выбрать, есть у кого альтернативный проект? Какой питательный пункт ближе всего к общаге? В 'единичке'-то закрыто по непонятной причине, и в университетской 'восьмерке' сегодня мероприятие... Жора Ливонт предложил 'Три мушкетера', но сам же и взял назад свое предложение: дорого там и небезопасно: его, небось, еще по прошлому скандалу не забыли.
      Влез с предложением гость комнаты, Шура Немыцкий:
      - Давайте в 'Петухи' сходим! Относительно дешево и вкуснее, чем в восьмерке!
      Тотчас возникла перепалка! Лук принял в ней самое горячее участие, да он же ее и начал!
      На Васильевском острове, на Среднем проспекте, почти на углу Среднего и Шестой линии существует столовая, с давних пор облюбованная студентами университета. Официального названия у нее тоже, разумеется, нет, как и у подавляющего числа подобных заведений, поэтому кличут ее - кто во что горазд, да еще и спорят по этому поводу, вот, как сегодня. Впритык к столовой, совсем уже на углу с Шестой линией, в доме ?30, функционирует кондитерский магазин, торгующий всякими-разными сластями, в основном ширпотребными конфетами, и у этого магазина есть имя собственное: 'Белочка'. Название крупно сделано, видится издалека, изображено коричневым курсивом. Для части постоянных столовских посетителей этого вполне достаточно, чтобы распространить сие название и на столовую. Другие же упирают в своих предпочтениях на яркую роспись по кафельным стенам внутри столовой: на них напечатан по всей поверхности узор в виде странных птиц с разноцветным оперением, с уклоном в красное, то ли павлины, то ли жар-птицы, то ли еще что... Почти как в Сайгоне, там тоже кафельные стены птицами расписаны.
      - 'Петухи'! Это заведение именуется 'Петухи'! Да будет так!
      - Нет, Шура, так не будет! Хрен тебе под ноги! Столовая - да, неплохая, но! В 'Белочку' я с удовольствием нагряну, а в 'Петухи' - ни дюймом! Понятно, да?! Хренассе! Только 'Петухов' нам в Советском Союзе не хватало!..
      - Не понял. Почему нет, Лук?
      - Потому что название больно уж стремное! Простому советскому человеку, строителю коммунизма и благородному дону - в падл... э-э-э... неприлично посещать харчевню с этаким отвратительным погонялом! - Лук еще подбавляет эпитетов, но они носят, в основном, эмоционально-матерный характер и ничего 'по существу' не добавляют.
      Неожиданно Лука поддерживают ташкентцы, Ава с Сашкой, и бакинец Джавид со второго курса: 'Петухи' - это не по-пацански! Такого названия в приличной забегаловке быть не должно!
      Шура Немыцкий и Жора Ливер, чертовы невежды из Прибалтики - оба выпучивают глаза, удивленные такими странными доводами, но дальше спорить не решаются, дружные аргументы сторонников 'Белочки' очень уж категоричны и суровы!
       'Петухи'!.. 'Петух'!.. Сколько Лук себя помнит, столько и воспринимает безобидное русское слово сие почти на уровне оскорбительного матерного ругательства. Почему? Ну... просто... У них во дворе, например, и в школе - только так! Старшие ребята из их жилого 'кубика', тот же и Борька Хомягин, прямо говорят: услышал 'петуха' в свой адрес - бейся насмерть, не то кличка приклеится, и наступит очень плохая жизнь. И это еще хуже, чем 'козел'!
      Сашку Козлова, парня из двадцать пятой квартиры, называли 'козлом' из-за фамилии, но это полбеды, он в своей фамилии не виноват, из армии вернулся - и кличка отшелушилась сама собой, а вот 'петухом'... Лук никогда не забудет детского своего потрясения, которое он получил в возрасте восьми лет на просмотре в кинотеатре 'Ударник' нового фильма 'Большой фитиль'! Пошли они вдвоем с Микулой, своим новым другом-одноклассником, их отпустили одних, без взрослых, потому что Микула жил там совсем рядом, буквально в соседнем доме, наискось от 'Ударника'. Между прочим, до того дня Микула почему-то ничего такого не знал, и Луку пришлось ему детально все разжевать, простыми словами объяснить, что к чему! Большой полнометражный фильм состоял из маленьких сюжетов, как в обычном киножурнале 'Фитиль', только здесь этих сюжетов набралось на час с лишним, целых десять короткометражек, включая мультик про бульдога-миллионера. Так вот, в одном из этих сюжетов, под названием 'Влип', главную роль исполнял киноактер Юрий Никулин, знаменитый 'Балбес' из знаменитой троицы Трус-Балбес-Бывалый! И играл Никулин не просто отрицательную роль, а воришку-домушника по кличке 'Петя-Петушок'!!! Да, да, да: все, кто смотрел этот фильм - своими ушами слышали насчет 'Пети-Петушка'! Он сам 'петухом' объявился, когда в ментовку звонил! Это ужас! Как такое могли в кино пропустить?! Как он - сам Юрий Никулин! - мог согласиться на такую роль?! Или действительно взрослые в этом ничего не понимают?!
       Микула не сразу, но проникся резонами Лука, он даже осторожно попытался прощупать родителей по данной теме, но отец ловко уклонился от объяснений, сославшись на привычную занятость, а мама явно сама ничего не такого знала, не ведала... Через пару лет Микула с Луком уже дружно угорали над туркменским кинофильмом, который сам-весь имел невероятное название 'Петух'! Нет, но ведь кошмар! Фильм - полная дрянь, а название того хуже!
      Пацаненку Луку, если уж точно вспоминать, оттуда, из этого туркменского фильма, все-таки понравилось кое-что: песенка-твист 'Ни о чем!', исполненная певцом Олегом Анофриевым. В самом-самом начале этого твиста, еще до начала слов, звучали очень смешные взлаивания-вскрикивания какой-то трубы... Микула, на правах более продвинутого в музыкальном отношении, выяснил и объяснил Луку, что это саксофон... И Лук после этих объяснений полюбил звучание сакса, надолго полюбил, а потом предал - в пользу иного звучания других духовых: сначала органа, а потом флейты и гобоя... Где-то с полгода назад... нет, гораздо меньше, прошлым летом в стройотряде, в Мурманске, Лук совершенно случайно услышал на магнитофоне у местных ребят эту самую 'Ни о чем'! Попросил повторить. Особенно ему хотелось услышать первоначальные саксофонные пассажи, так поразившие десятилетнего Лука!.. Ну, послушал... еще разок попросил на повтор... даже дважды... Полный ноль, в душе и сердце ни молекулы не шелохнулось, то есть, ни малейшей ностальгии, ни радости узнавания, в отличие от фильма 'Женя, Женечка и Катюша'. И что ему так покатило тогда, что удивило?.. Хрен вспомнишь, он ведь не Микула Тимофеев...
      Микуле пора увольняться в запас, возвращаться домой, в Москву... Все дембельские дела, включая альбом, фибровставки в погоны и переписку адресов, сделаны... Где этот чертов Лук, когда надо - не достучаться до него, на два последние письма не ответил... скорее всего, что не получил... А ведь Микула приготовил для друга свежеусвоенную информацию, подарок, так сказать! По сути - абсолютнейшая хрень, совершенно бесполезная в быту, в карьере, в отношениях с девицами, но Лук такие как раз такие весьма ценит, и Микула очень даже хорошо его понимает! А Лук понимает его, Микулу. Да, да, а потому ведь они и друзья! Короче говоря, песню из старинного идиотского фильма 'Петух' написала неразлучная творческая парочка: Александр Зацепин и Леонид Дербенев.
      
      
      Г Л А В А 6
      
      Легко быть смешным с непривычным набором идей. Представляю, как поначалу насмехались античные современники над попыткой старика Вергилия, тогда еще юнца, Публия Нарона, вдохнуть новую жизнь в изрядно обветшалое наследие древнегреческого старца Феокрита, с его пастушескими идиллиями, как все они передразнивали 'Буколики', наперебой пародировали выспренный гекзаметр!.. И как дружно потешались над его, Публия Нарона Вергилия, косноязычием в устной речи!.. Но Вергилий посмел придумать и создать, и завершить задуманное - и прогремел! Взлетев на крыльях славы над родной Мантуей, и далее все выше, выше, выше - он, со своими 'Георгиками', замахнулся на 'Труды и дни' самого Гесиода, и низверг его долу, и воспарил над именем его, и вознесся дерзновенною главой, лаврами увенчанной, над столицей мира, гордым городом Римом! Отныне и до окончания земных времен прославленного поэта, уже никто не смеялся ни над стихами Вергилия, ни даже над его новым заявленным грандиозным замыслом: перепеть великого Гомера, одержать верх над его 'Илиадой' и 'Одиссеей', над этим бессмертным гомеровским наследием всего античного Средиземноморья, которое, уж если честно вспоминать те далекие времена, своим бесконечным упоминанием и цитированием обрыдло всем сущим в грамоте и рапсоде еще полтысячелетия тому назад, то есть задолго до сотворения цивилизованного мира в лице Римской Республики и Римской Империи... Что же он такое придумал, сей Публий Нарон, свет Вергилий? А вот что: мало ему, как читателю, показалось канонических эпосов Гомера, вышеупомянутых 'Илиады' и 'Одиссеи', так он еще от себя, римского гражданина, поэта и писателя, спроворил целую поэмищу на обозначенные в них темы, так сказать 'по мотивам'... Да, сотворил, всемерно поощряемый Аполлоном и его музами, эпическую поэму о последствиях Троянской войны, написал и нарек ее 'Энеида'.
      Молодчина! Просто супер! Благодарные современники-римляне и ранее носили его на руках; и вполне вероятно, что уже при жизни вознесли бы к небесам, до самой вершины Олимпа, подсунули бы под бочок бессмертным богам, но не успели: Вергилий - ведь все мы смертны, воины, обыватели, поэты - не дотянул до этого дня, поэму не завершил. Волею огнедышащего бога Аполлона, своего божественного покровителя в мире муз и теперь... увы и ах... безжалостного убийцы, Вергилий навеки спустился в Аид, не разменяв толком пятидесяти прожитых лет... Однако и уже созданного Публием Нароном Вергилием вполне хватило современникам, согражданам, ближайшим по времени потомкам, чтобы провозгласить его лучшим поэтом всей Римской Истории!
      Да чего там современники! Поэма удалась автору настолько, что даже через почти две тысячи о ней не забыли: сначала ее перелицевал француз аббат Поль Скаррон, да-да, тот самый поэт-калека, первый муж знаменитой мадам де Ментенон, поздней и главной любови короля французского Людовика XIV Солнце... За ним последовал австриец Алоис Блюмауэр, поэт-пересмешник, любимец всех венских аристократов-вольнодумцев, а там, на исходе XVIII столетия и до славян докатилась мода сия: Николай Петрович Осипов приобщился в эпигоны, а вслед за ним прапорщик Северского драгунского полка Иван Петрович Котляревский...
      Нет, нет, это кажущаяся нелогичность с моей стороны: дескать, начав с того неоспоримого факта, что всякое новое непривычное смешит людей, а еще легче отвергает от себя, вызывает неприятие и досаду, я вдруг веду речь о мегауспешном проекте Матушки-Истории в деле перелицовки последователями, эпигонами, пародистами - древнегреческого шедевра, созданного тысячелетиями ранее, в данном случае - наследия Великого Слепого! Еще раз повторю для невежд и злопыхателей: нет, нет, нет и снова нет! Я веду неспешную речь свою и неумолимо подвожу ее отнюдь не к эпосу как таковому, и не к троянцу Энею, и не к литературной преемственности наречий и народов, и даже не к копирайту, хотя... Хотя, копирайт (в переводе на русский - авторское право) - пусть живет, да здравствует копирайт, но только не за счет сюжета Энеиды и самого и Энея, и, чур, в первую очередь мой личный копирайт пусть здравствует, а не чужой... Но мы опять отвлеклись от главного.
      Итак, повторю краткую преамбулу феномена, меня весьма заинтересовавшего:
      - Гомер написал Илиаду и Одиссею.
      - Вергилий адаптировал сюжет о взятии Трои и судьбах троянцев для римлян, почти до неузнаваемости перелицевав ее, исказив, дополнив и продолжив.
      - Скаррон переписал и переделал Вергилия на родной французский, уснастив его намеками на тогдашнюю французскую современность, подобно тому, как Вергилий сделал это ради своего современника и соплеменника, Октавиана Августа.
      - Масон и сатирик Блюмауэр, с едким антиклерикальным юмором переписал на немецкий язык творение аббата Скаррона, уже почившего столетие назад, сам дополнительно подкрепляясь творческим допингом из первоисточников от Вергилия и Гомера.
      - Осипов переделал на русский язык Блюмауэра, из вежливости вдохновленный Скарроном и Вергилием. Вот в таком, примерно ключе:
      Эней был удалой детина
      И самый хватский молодец;
      Герои все пред ним скотина
      Душил их так, как волк овец.
      ...и так далее.
      
      - Котляревский, совсем уже не церемонясь с великими предтечами и предшественниками, 'вывернул наизнанку' Блюмауэра и Скаррона - ернически переписал на сказовую украинскую речь Энеиду, с обильными вкраплениями Осипова и Вергилия, окрестив метиса - их всеобщее многострадальное дитя - Енеидою.
      Еней був парубок моторний
      І хлопець хоть куди козак,
      Удавсь на всеє зле проворний,
      Завзятійший од всіх бурлак...
      ...и так далее.
      Ну, вы все помните, конечно же, эту весьма симпатичную вещицу.
      - И, наконец, полтора столетия спустя, теперь уже Котляревского еще раз перевел, и опять на русский язык, питерский журналист, переводчик Илья Бражнин.
      Эней детина был проворный
       И парень - хоть куда казак.
       На дело злой, в беде упорный,
       Отчаяннейший из гуляк...
      ...и так далее.
      
      Однако же, возвращаясь к старику Котляревскому и теме копирайта, не могу не отметить странную фразу:
      'Либонь, достались од пендосів,
      Що в Трої нам утерли носів.'
      
      Вот к этому-то главному нюансу я и подвожу уважаемую публику, всех моих читателей!
      Оказалось, что там, во тьме ушедших веков, пендосами-пиндосами человечество именовало древних греков!
      Отсюда следует обескураживающий вывод: беспардонные 'штатники', сиречь граждане США, присвоили себе не только название 'американцы', отобрав его у индейских племен, у всех более слабых соседей - жителей независимых суверенных стран обоих западных континентов, но также ограбили беззащитных стариков-сказителей: Гомера, Вергилия, Котляревского... То есть, взяли, вдобавок, да и окончательно втоптали в грунт, облапошили обленившихся в сытой послевоенной Европе мирных и смирных греков: теперь и отныне только они - граждане Соединенных Штатов Америки (кроме так же униженных аборигенов индейского происхождения, разумеется), по сути сплошь безродные космополиты - именуются пиндосы! В сегодняшней, понимаешь, действительности они, ббллин горелый, ПИНДОСЫ! - они и только они, а вовсе не потомки гордых горцев, жителей северной Эллады!..
      
      Лук пошарил левой рукой по клеенчатой скатерти на столе, нащупал стакан, поднес его к губам, икнул и сморщился:
      - Уй-й! Че за фигня?! Дайте воды, стебовики чертовы, на фига вы мне водку подсовываете?! Где 'Полюстрово'?
      - У самого руки кривые! Перед тобой стоит, бери и не промахивайся. Что там дальше? - Это Пашка Беленюк, подобравшись вплотную к Ирке Пухленькой, якобы демонстрирует интерес к полуподпольной литературе. А сам уже впритирку сидит, вот-вот обнимать за плечи ее начнет...
      В левой ладони у Лука шуршат скрепленные в тонюсенькую стопку изрядно пожамканные листы формата А-4, а на листах этих, на обеих сторонах каждого листа, напечатан текст. Печать шрифта фиолетовая, из-под копирки, третья или четвертая копия, но читать можно все-таки. Название крупными, фиолетовыми же, буквами: 'ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЕЛ ПИНДОСТАН'. Самиздат. Текст неизвестного автора, имя которого Лук так и не сумел вызнать - никто не знает, типа: ходит-переходит 'печатка' из рук в руки, да и все. А кто, там, откуда, зачем - да черт его разберет! Одни мудрецы-знатоки сей хулиганистый опус Евгению Евтушенко приписывают, другие Юзу Алешковскому, третьи Александру Солженицыну. Лук весьма далек от литературоведческих промыслов и догадок, просто в руки попалось кем-то напечатанное; сначала сам прочитал - и вдруг загорелся, оценив на плюс: добыл экземпляр 'полистать' у приятелей с истфака, партнеров по 'ленинградской' версии преферанса, и теперь читает произведение анонима вслух застольным соратникам, чтобы они тоже порадовались. Точнее, прочитал уже. Лук отвел руку с листками в сторону, дабы столешницу не загораживали, глянул - да, Пашка прав: прямо перед ним стоит наполненный почти на две трети граненый стакан, в нем прозрачная жидкость пузырится... Некого винить: сам по емкости промахнулся, перепутал, но это не спьяну, а от волнения: потому как сосредоточился на выразительном чтении вслух.
      - Чего, Паш?
      - Я спрашиваю, дальше там что?
      - А дальше все. Текст - ку-ку, закончился.
      - Как, и все?! Вот это - и все?!
      - Все. Видишь - написано крупными буквами: КОНЕЦ. Могу подрисовать.
       Тут и Жора прорезался: не дожидаясь общего чокания стаканами, глотнул из своего, облизнулся - и сразу молодца на речи потянуло.
      - Ну, и к чему была вся эта чепуховина? Лук, слушай, Лук, только ты не обижайся... Тихо все, ну пожалуйста! Вот, ты прочел нам не хуже диктора Левитана ентот сомнительный опус. Если по всей правде сказать, дикция у тебя много хуже, чем у диктора Левитана из радиоприемника, но это не важно, главное, что ты старался. Ну? В чем его смысл, в чем главная суть всего этого написанного, чего ты и он хотели этим сказать, Лук?.. Кто, кстати, автор?
      Обычно Лук вполне терпимо относится к выступонам своего закадычного приятеля Жоры Ливонта, но иногда, особенно когда Жора пьян, из того неустанно прет всякое такое... какое-то такое странное, шизофренического толка... злопыхательское дерьмецо, которое он льет на всех без разбору... кроме Ольги Честуковой, их общей с Луком однокурсницы. Жора на данный момент не то, чтобы поднакушался, выпитою водкой всех остальных ребят опередив - нет, гандикап образовался граммов в сто, вряд ли больше - но уже впал в определенное, привычное для него состояние интеллектуала-спесивца. А Лука всегда подбешивает чужая - в данном случае глупая Жоркина - спесь, даже когда собеседник трезв!.. Не нравится услышанное - это нормально, что-то кому-то всегда не нравится, да Лук и не рассчитывал, что всем слушателям покатит, ведь у каждого свой вкус и свои представления о прекрасном... Каждый несогласный имеет право... Так бы и вмазал по задранному носу! Ладно, хрен бы с ним, не впервой, но только бы не Жоре здесь возражать.
      - Во-первых...
      - Лук, а Лук? Ты начинай сразу с 'во-вторых', короче будут, а то уже тост поднимать пора!
      - Во-первых, когда-нибудь ты допрыгаешься до удара в лобешник раньше, чем сам успеешь обидеться. Но на 'обиженке' воду возят, поэтому пропускаем твою дурацкую вводную фразу, просто умножаем ее на ноль, согласно законам математики, ибо оспаривать олуха - что макать вакуум в пустоту. Во-вторых, Жора, все грамотные люди тост произносят, а поднимают - бокалы... в данном случае шестнадцатигранные, по семь копеек штука. Понятно тебе намекаю, да? Ты пришел гостем, Жора, к нам в комнату номер пятьдесят восемь, иначе говоря, находишься пусть в небольшом помещении, но на объекте повышенной культуры, будь смирен и скромен, учись у старших братьев по разуму говорить без грамматических и стилистических ошибок.
      - Ага, можно подумать, что ты у нас очень грамотный! Был бы грамотный - знал бы, что эти бокалы-стаканы сама Вера Мухина разработала, специально для пролетариев и студентов! И говорил бы бадлон вместо водолазки. Сибиряк-деревня! Хрень - она и есть хрень, хоть с выразительным чтением, хоть без! Особенно в твоем исполнении. Если бы ты про Сталина и Берию, или на худой конец про Брежнева нам поведал... а то древнеримские греки... Единственно достойное внимание здесь - это нехилая пристебка насчет пиндосов, да и то, знаешь... Мне лично американцы никогда не мешали и не мешают, я их 'голос' регулярно слушаю. И ты, кстати, тоже! Даешь, наконец, тост, выпить пора!
      Жора болтлив, сплошь и рядом бывает, что совершенно не по делу, а вдобавок не всегда соображает, где чего можно, а где нельзя, но, к счастью, фразы его насчет 'Голоса Америки' на студенческой пьянке никто не сочтет крамолой, стукачеством или подставой - они примерно то же самое, что анекдоты о Брежневе и Чапаеве: молоти сколько хочешь, лишь бы не в деканате, не на семинаре и не на комсомольском собрании. И не в микрофон. Другое дело - 'печатки' Самиздата, иначе говоря, отпечатанные на пишущей машинке неофициальные тексты со всякого рода подтекстами. Лук еще в школе, в десятом классе, слышал от Микулы, а тому отец однажды обмолвился, как бы между прочим, что абсолютно все пишущие машинки Советского Союза поставляют образцы текста в 'компетентные органы', сиречь в КГБ. Не сами, разумеется, поставляют, а те, кто их выпускают, продают, регистрируют... Органы МВД в случае необходимости тоже могут использовать справочную, установочную информацию такого рода, но здесь, по данному пункту, имеется очень даже важная разница между этими грозными ведомствами: работникам МВД образцы распечатанного текста нужны для раскрытия тех или иных преступлений, от хозяйственных до бытовых, а сотрудникам КГБ они нужны еще и для ПРОФИЛАКТИКИ преступлений, как правило связанных с политикой, враждебной советскому строю. Появилась, типа, крамола в печатном виде, и КГБ не спит: либо проведет с провинившимися предупредительную-разъяснительную беседу, либо сразу цап-царап злоумышленников, или тихо бдит и выжидает, покуда более крупная рыбка в неводе запутается!
      Лук и в самом деле знать не знает, ведать не ведает ни автора текста, ни владельца машинки, поэтому не волнуется за свое настоящее. А зря, в советской общественной жизни поводов для волнения не меньше, чем пишущих машинок.
      - Да, я тоже слышу 'голоса', ты прав. Слышу голоса... гм... и регулярно их слушаю, и сам Голос, и Бибиси, и Немецкую волну из Кельна. Врага следует знать в лицо, а я считаю, что Штаты наш враг. Наш - значит, и мой! Джинсы у них клевые, и кока-кола, наверное, тоже, если она по вкусу как пепси-кола. Но не только в этом состоит свобода и счастье человеческое. А наши придурки во главе с Ленькой препятствуют нам узнавать, анализировать, оценивать аргументы и козыри главного партнера по холодной войне. Тем самым, как это ни парадоксально, ослабляя, а не усиливая наши позиции, внутри страны и за ее пределами.
      Лук, что называется, вошел в раж полемического красноречия и был готов погрузиться в политические дебаты любой остроты и протяженности во времени, однако остальные присутствующие довольно дружно, хотя и вразнобой, воспротивились этому!
       - Хватит уже литературы-макулатуры, не для того мы здесь с вами собрались, дорогие товарищи студенты! - Для чего? - Как для чего - выпить, побалдеть, музыку послушать! Потом вниз, на дискотеку: Леха Горюшкин обещал новые пласты покрутить. - Диски, а не пласты! - Ну, пусть диски, по фигу. - Не по фигу, 'пласты' давным-давно - скобарское слово. - Мальчики, не ссорьтесь! - Сам ты псковский эмигрант! - Э, а мне плесните!.. Сашка, прикрути звук у мага, а то все разорались! - Але, тише давайте! - Ирочка, тебе винца добавить, или... - Ава, ты у нас давно тостов не говорил, давай!
       Краткое слово посреди шумного бала взял Ава, Анвар Вахидов, худощавый и смуглый узбек-красавец, известный всему третьему курсу модник. Они с Сашкой Новотным в прошлом году перевелись из Ташкента в ЛГУ, тоже на факультет психологии, с потерей курса, правда, но ни тот, ни другой нисколько не жалеют о потерянном годе.
      'Что значит - потерянный?! Ни фига подобного! Мы с Авой - наоборот - выиграли этот год, еще дополнительно студентами побудем на белом свете! А то потом работа каждый день, дети пойдут, пеленки, профсоюзные и партийные собрания... А так мы в Ленинграде живем!'.
      - Кстати, а где Джавид?! Опять на свидание, что ли, побежал? - Неа! К нему дядя из Баку приехал, они с Мехманом и дядей втроем за город поехали, в Выборг до послезавтра, к землякам в гости.
      - Парни! А также наши девушки! - Анвар показал отрепетированным жестом в сторону Ани, своей личной подруги, и двух залетных Ир, обе психологини, одна с их курса, другая курсом старше. Те вежливо захихикали в ответ. - Штаты - это хорошо, пиндосы - тоже очень хорошо, шмотки американские - это еще лучше. Кто там сейчас главный Пиндос? Этот...
      - Джимми Картер из Демократической партии, уже полтора месяца как.
      - Демократической? А, слоны.
      - Слоны - республиканцы, а эти - ослы. Главный осел теперь - Джимми Картер.
      - Точно, я вспомнил! Да и Аллах с ними со всеми! Потому что я предлагаю выпить не за него, а за уходящий, старый - одна тысяча девятьсот семьдесят шестой год!.. Осталось две недели!
      - Меньше!
      - Да, даже еще меньше. А также предлагаю выпить за джинсы 'Монтана', которые мне буквально сегодня утром удалось добыть за четырнадцать-ноль, и даже надеть! - Ава хлопнул ладонью по лейблу на заднице. - Но это я не хвастаюсь, вы же меня знаете, я просто рад, давно хотел именно 'Монтану'! Сегодня же мы собрались, потому что молоды, потому что любим друг друга и знаем, что меньше, чем через две недели, мы встретим Новый Год. И будем надеяться, что он окажется не хуже старого! Ура!
       Лук, вздохнув глубоко-преглубоко, одним глотком выпил свою водочную порцию (сам же Анвар, как восточный человек, весьма умеренный в выпивке, особенно в крепких напитках, и все три дамы - пили токайское вино), тут же привычно содрогнулся, давя в себе рвотные позывы... Надо просто выдержать и сразу же закусить. Закуска - это попытка обмануть водку. Ну, почему, отчего ему так тяжело дается процесс введения в организм крепкого алкоголя?.. Да и не только крепкого: с пива его, разумеется, не тошнит, он его просто не любит, но если что покрепче, начиная даже с сушняка, по типу 'Ркацители' - почти обязательно дергает по всему организму. А Жора, например, пьет как воду - и коньяк, и портвейн, легко, с глумливой улыбкой на мокрых устах. И Колька Пойзен запросто, не морщась, опрокидывает, и Юрка Кузнецов, и Вовка Ничипоров, и Витька Бочкарев, и другие нормальные ребята... А он, Лук, не может.
      Улеглись рядышком в желудке - и водяра, и котлета: прижились.
       Нет, конечно же, упорство и труд все перетрут, и не такие праведники спивались с круга... Несколько лет усердных и регулярных пьянок, скажем, ежедневных, желательно с утречка - и первая стадия неминуемо и плавно перерастет во вторую, в настоящий алкоголизм, ибо, если верить 'Клинической наркологии' автора Ирины Николаевны Пятницкой, а Лук ей очень даже верит, эта книжка у него почти настольная; вторая стадия тем и отличается от первой, что рвотный рефлекс на выпитое исчезает, толерантность возрастает в разы, в три, даже в пять раз... Толерантность - это способность сохранять, 'употребив', осмысленные действия, близкие к нормальным, и также память о событиях во время пьянки. Толерантность растет - это значит, что раньше ты со стакана водки был в стельку пьян, а теперь от трех стаканов... Потом постепенно придет третья стадия, когда человеку вновь хватает пары глотков опохмела, чтобы сызнова упасть под стол, ничего не запомнив из только что пережитого веселья. Впрочем, веселья там уже нет, остается лишь несколько первых минут избавления от ужасов абстинентного синдрома, вызванного результатами предыдущей пьянки. Ширевые наркоманы, которые на игле сидят, именуют абстинентный синдром ломками, алкоголики - похмельем.
      Захотел - выпил! А захотел - опять выпил! Заманчивая перспектива, да? Нет. Луку девятнадцать лет с большей половинкой, это уже порядочный жизненный опыт, который позволяет 'на лонгэтюде', то есть, на длительном по времени наблюдении одних и тех же объектов, проследить стадии развития алкогольной карьеры прежних своих знакомых - старших ребят со двора, некоторых сослуживцев отца... Далеко не все спиваются в прожитой жизни, что тут спорить, но как заранее угадать, коснется или нет, особенно если насчет себя?! Тот же Лоскутов, Валентин Владимирович, препод из общей психологии, сравнительно молодой, менее сороковника, всегда стильно прикинутый, язык подвешен, голова умнейшая!.. Лук ценит его лекции и семинары даже больше, нежели те, что дает им Лев Маркович Веккер, общепризнанное светило мировой психологической науки... Но Лоскутов пьет, всерьез, по-взрослому, и все на факультете это знают. И на лице уже хорошо заметны следы этого пагубного увлечения... Чем это кончится? Ничем хорошим, еще задолго до смерти.
      Никто на свете не жаждет заранее спиться, это голимый факт, но всемирная армия алкашей не становится меньше от предварительной констатации данного факта... Курево - тоже ширево. Надо бросать курить.
      - Уважаемая публика, братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! - Лук встал, выпрямился в полный рост, возвысил голос, почти выкрикнул сказанное, чтобы слова его проникли сквозь веселый шум и гам студенческого застолья... Услышали, слегка угомонились.
      - Э!.. Иосиф Виссарионович Лук имеет что-то сказать! Давай, Лук, только без выразительного чтения! Своими словами и по-спартански лаконично!
      Лук усмехнулся криво, толкнул-отодвинул подколенками застеленную койку, чтобы стоять совсем уж прямо, пальцами правой руки подхватил свой шестнадцатигранный бокал работы скульптора Мухиной. В стакане плещется обычная противная водка по 3.62, граммов сорок ее, сорокаградусной, наверняка степлилась уже... Табуреток и стульев в комнате не хватило, гости пятьдесят восьмой комнаты и хозяева сидят вразнобой, кому на чем досталось. Лук очень удачно встроился на одну из сдвинутых к столу кроватей, поближе к Ирке Рамзановой с четвертого курса, так сказать, на возможную вечернюю перспективу дальнейшего неформального общения... попозже... там... где-нибудь в кулуарах. Она ведь никак не среагировала на шутку о возможном свидании Джавида, ее эпизодического 'друга', даже плечами не пожала, одно это уже слегка обнадеживает!
      - Я быстро. Я, подобно паладинам двенадцатого века, энтузиастам-участникам крестовых походов, хочу... тут же, при вас, при живых свидетелях, дать зарок... обет... клятву... По фигу, как это называть, ну, просто честное мужицкое слово...
      - Ого! Тихо, тихо, ребята! Лук выходит на арену, опять что-то такое придумал! Ну?! Говори!
      - Трезвый, который только еще собрался выпить - уже немножечко поглупел. И вот он стоит перед вами! Короче, я поднимаю этот бокал высоко к пересохшим от волнения губам, а перед тем как до дна выпить налитое в него, даю слово, наперед, в века, я клянусь: когда мне стукнет тридцатник, то есть, двенадцатого апреля пока еще очень далекого, одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, я перестану употреблять алкоголь, во всех его видах - водку, там, пиво, шампанское, портвейн, джин, виски и так далее! Даже самогон с молоком! Н-напрочь! Ни на день рождения, ни на Новый год! Ни единой капельки, точка!
      Нестройное бубнящее молчание 'уважаемой публики' сменилось, после короткой паузы, дружным хохотом!
      - Ух, ни хрена себе! Не, ну, ты залепил! А что, на ширево перейдешь, что ли?
      Нет, кто бы другой такие заявления делал, но Лук?! Студент третьего курса факультета психологии, основательно зарекомендовавший себя в пределах общаги и факультета на ниве гульбищ, карточных игр, драк, амурных приключений... Учился бы лучше с таким же усердием -уже бы академики вышел! А Лук, ведь, кроме всего прочего, и на язык не воздержан: о его легкомысленном вольнодумстве, граничащем - по обе стороны этой опасной границы - с махровой антисоветчиной, даже и говорить излишне, и так все всё знают. Даже и здесь, вот, только что: казалось бы, читал совсем безобидное: не о Сталине или Брежневе, не о КГБ и диссидентах, просто обстебывал с помощью чужого текста американцев-пиндосов, а все равно есть в этом анонимном пасквиле некий, довольно явный, этакий такой душок, не имеющий ничего общего с линией партии и комсомола! Да Бог бы с ним, с комсомолом, но Лук вылезает со своим вольтерьянством за все границы! В Универе нравы куда более свободные, вольготные, нежели где-нибудь в Финэке или в Военно-медицинской академии, но и здесь терпение бдительных кураторов от идеологии отнюдь не беспредельно! Луку давно пора бы все это понять. А тут, понимаешь - пить он перестанет в тридцать лет! Может, и перестанет, хотя вряд ли. Такие зароки все вокруг сплошь и рядом дают, полста раз в год по понедельникам, да только днем с огнем под фонарем не сыщешь тех, кто эти клятвы с зароками долго соблюдает. Как говорится: понедельник - малая родина обновленной жизни.
      Лук понимающе кивнул, в ответ на Сашкину подъедку насчет ширевых наркотиков и ответил со всей серьезностью:
      - Нет. Перестану употреблять алкоголь, а с наркотой даже и флиртовать не собираюсь, даже с анашой, она же план, она же гашиш, она же пластилин, она же марихуана! Нет! Ноу! Найн! И ЛСД - тоже к чертовой матери! И курить брошу... примерно тогда же. Пока без зарока.
      - Погоди, погоди, погоди... - Анвар встрепенулся на последнюю Лукову реплику и с хитрым прищуром в черных маслянистых глазах вопросил: - А чем тебе план не угодил? Ты же вроде пробовал недавно?
      - Пробовал. Не понравился. Ж-жуть как не понравился, в отличие от некоторых... гм... скептиков... Он хуже портишка, разбавленного пивом! А что-либо еще более серьезное даже пробовать убоюсь. А с алкоголем - именно так, как я сказал: двенадцатого апреля, в тридцатник ровно - прекращаю употреблять. Наркота и алкоголь - терпеливые дрессировщики. Прекращаю, дабы завязывать не пришлось. Хау, товарищи индейцы, я сказал! Поднимем бокалы, содвинем их... звонко... или как там у старика Пушкина...
       Окружающие понимали, что клятвы подобного рода - фук-пук, ничего не стоят: кто из живущих на грешной Земле не давал подобные в тех или иных условиях сумбурного бытия?! И кто их потом соблюдал? Развести по чашам весов тех и других, а потом сравнить по количеству и весу! Чувак простоит неделю на слове своем, ну две недели, ну месяц... А потом забудет - благо что до исполнительного дня еще так далеко, почти бесконечность.
       И Лук в тот вечер уже не вспоминал о громкой клятве своей, и никому ничего не доказывал, ни тогда, ни потом... Он просто знал, неотвратимо и непоколебимо, если можно так выразиться, совершенно точно знал, что время придет - и клятва сбудется. Сбудется, ибо иное невозможно... А до той поры далекой - просто, без клятв и зароков, на одном самосознании - пить можно сколько угодно, от маленькой половинной кружки пива до двух бутылок водки... Нет, две бутылки зараз ему не одолеть... Короче говоря, можно дегустировать, губы макать в очередное пойло - или наоборот, напиваться в дым... Хотя, лучше бы этого не делать! Но в любом случае - эпизод любой выпивки попадает в учет, в кондуит, в статистику. Диапазон выпитого зараз - это одно, а частота употребления - совсем другое! Раз в неделю - вот директивная статистика! Не чаще! Реже если - да разпожалуйста, чаще - ни за что! Лук, когда по-настоящему хотел, мог быть очень упрям, и, за исключением двух-трех случаев в грядущем десятилетии, он свой невысказанный 'беззароковый' принцип насчет частоты употребления соблюл.
      Но очень уж строгие ревнители рыцарских обетов и клятв могли бы оттуда, из далекого будущего, предъявить Луку нарушение клятвы по двум пунктам:
      - 'Время Ч' началось для Лука не двенадцатого апреля назначенного года, а одиннадцатого, на сутки раньше заявленного, просто сложилось так. Но это нарушение Луку не в минус, в отличие от пункта номер два.
      - Один стакан, вернее, один неполный бокал бургундского вина Macon-Chaintré - он все-таки 'принял на грудь', и то лишь потому, что ему пришлось сдержать другое слово, первое, противоречащее второму, однако еще ранее данное тайком самому себе: выпить именно в Париже бургундского, именно бургундского, когда он станет писателем! Да, когда напишет достаточно, чтобы понять и почувствовать: свершилось. Почему в Париже? А!.. случайным образом так решил, мог бы заменить Париж на Рим или Нью-Йорк. Или Лондон, но только не на Берлин или Бухарест. И так и было - произошло событие в Париже, девятнадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, где он, впервые приехав туда туристом, поставил точку в последней главе своего первого романа. По логике той клятвы, он должен был сказать: 'свершилось' и после сказанного нажраться в дым... Эх, где одно нарушение клятвы, там и другое: Лук послушно произнес по-русски в голос на всю французскую забегаловку: 'свершилось', но не захотел для себя опьянения, вытянул в четыре глотка, не закусывая, кисловатую бурду - и вышел из бара. Секундное дело - перед этим дольше пришлось объяснять дамочке за стойкой, чего именно он хочет: понадобилось чертить на бумажке название, ранее выбранное наугад, и объем 150 grammes... Сколько это стоило, если считать во франках? - нет, уже не вспомнить... Был бы Микула рядом - он бы точно сказал, с точностью до сантима, и даже сумел бы описать и перечислить родинки в увядающем декольте барменши... Впрочем, сдачи Лук не взял, этот факт память сохранила.
      Зато Лук навсегда запомнил внешний вид, облик винной посудины, в которой тихо и покорно колыхалась розового оттенка жидкость, потому что это ему показался забавным: здоровенный, такой, пузатый прозрачный фужер на высокой ножке, с наискось срезанным краем, заполненный где-то на одну треть, а то и меньше. Европа!
      И это все случится через великое множество лет, тоже пока еще в Двадцатом Веке, но уже совсем в другой эпохе, в ее в изменившихся реалиях, а нынче всего лишь декабрь одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года, город Ленинград, Петроградская сторона, улица Добролюбова, 6, общежитие номер 1 ЛГУ имени товарища Жданова.
      Все участники вечеринки уже забыли гордую Лукову клятву, все общаются, кто во что горазд, Пашка Беленюк явно с успехом окучивает маленькую и смешливую пухляночку, Ирку Табачник, а до этого умильно улыбался и тянул грабки в сторону другой Ирки, Рамзановой - но здесь уже Лук встал на страже своих будущих амурных завоеваний... которые, опять же, не с неба упадут, которых еще добиться надо! А для того и существуют дискотеки!
      - Паша, свое помешивай, с моим не смешивай.
      - Чего, не понял?
      - Свалил, тут уже все занято!
      Ирка Табачник - да, вполне даже благосклонно смеется одесскому говору и шуткам своего кавалера Пашки, Ирка Рамзанова... вроде бы тоже не собирается убегать в сторону от Лука, подобно испуганной лани... А вот Ане Пахомовой, Анке-пулеметчице, явно не до смеха: в 'пятьдесят восьмую' нагрянули на шумный огонек две юристочки-второкурсницы, и одна из них ш-швабра змеиная! - совершенно явно, что нацелилась на Аву Вахидова, на ее парня! Какая наглость! Все общажные юристы грубые и наглые сволочи! Особенно юристки!
      Анвар исподволь постреливает хитрющими своими глазками на Ленку-юристку, но наводить конкретные мосты не торопится, а если по-честному, так и не собирается: он почти однолюб. Ему, конечно же, лестно, что девицы на вечеринках увиваются вокруг него, и он к этому привык, но... От добра добра не ищут, гласит русская пословица, и Ава склонен придерживаться ее во многих аспектах своего бытия. Анка его устраивает по полной программе... Умная, практичная, верная, фигуристая... да еще натуральная блондинка! И он полностью устраивает Анку, она с него просто глаз не сводит... стережет свое смуглое сокровище от наглых амазонок!
      Ольга Честукова обещала вчера, что зайдет, но нет ее и нет... И Жора тоскует, кручинится, ибо он в нее безнадежно влюблен.
       - Ну, что, Лук, еще по пять капель? Как говорится: 'между первой и большой промежуток не большой'...
      - Не, Жора, не гони коней - надо, чтобы еще хоть что-то до танцулек осталось.
      - Да?.. Смотри, так заранее трезвенником станешь. Ты, еще, может, в монастырь захочешь уйти?..
      
      - Ну, вы скажете, Серафим Ильич! Монастырь! - Тут и не захочешь, уйдешь! Вы же знаете, что если при Сталине каждый второй мог в этот самый монастырь загреметь, за невыполнение плана или, там, за срыв высочайших директив, или за связь с разведкой Острова Борнео, то теперь это светит каждому первому: всякого, то есть абсолютно каждого 'хозяйственного' начальника любого ранга, от мелкого до высокого, можно запросто подвести под монастырь эпохи развитого социализма. Если, конечно, 'мохнатая лапа' не защитит, и если она, лапа мохнатая, будет для этого достаточно велика и бронирована. Расстрелять, как при Сталине, скорее всего, не расстреляют, но по шапке дадут, с должности снимут, от кормушки отодвинут.
      - Так-таки каждого первого?.. Вася, признайся, ты преувеличиваешь?
      - Именно так, Серафим Ильич! Мы с вами об этом уже сто раз говорили, тут ничего нового. Любого и каждого из нас! Вы сейчас ветеран и главный консультант по тем или иным направлениям, и непосредственно не отвечаете за выполнение плановых показателей очередной пятилетки, отсюда и ваш чуточку наигранный скепсис. В сталинские времена, которые вы помните куда как лучше и ярче всех в нашем ПрВр, провинившихся, повторюсь, наказывали больнее, что называется, вплоть до свинца, и было это не сказать, чтобы редкостью, но сейчас, ныне, при Косыгине с Брежневым, а до этого уже при Хрущеве, нас всех, рыцарей народного хозяйства, спеленала круговая порука вранья!.. С перспективой сеанса последующего разоблачения. Не всех!.. Но любого из нас. То есть, абсолютно все мы!.. Даже у нас в Средмаше, все мы вынуждены заниматься приписками и гнать туфту! Ну, добро бы, хоть, для дела старались, чтобы выцыганить из Госплана средства и материалы под конкретный проект!.. Так нет ведь: тасуем отчеты и данные, чтобы своевременно уложиться в победные рапорты Ильичам, одному и теперь другому, который 'и лично Леонид Ильич'! Который вот-вот первого превзойдет на ниве строительства коммунизма. Бери за хобот - снимай-сажай любого! Валерий Иванович, признавайся: много у вас там, в вашем ведомстве, компры на нашего брата-хозяйственника?
      - Завались! Однако здесь тоже... компромат компромату рознь...
      Но Ставриди перебил реплику майора Калинина своими словесами, отнюдь не грубо, не свысока, просто в пылу дружеского спора-полемики, как равный равного. Калинин нисколько не обиделся на это, он ухмыльнулся понимающе и замолчал, он вообще был по жизни молчун, хотя, в обычной, официальной жизни, занимая ответственную должность на контрольно-следственной работе в органах КГБ, отвечающей за безопасность на особо крупных промышленных объектах, был способен, если в том случалась оперативная нужда, говорить и спрашивать хоть сутки напролет.
      - Угу. А от премий и прогрессивок гордо отказываемся, да?
      - Да нет же! От премий мы не отказываемся и все их переварим, даже если вчетверо больше насыплют, но в этой позорной и подлой гонке обманов пришпоривают не только премии, и не сколько они, а страх попасть под молоток партийной дисциплины - вот где главный наш стимул! И не по делу под него попасть, повторяю, а за недостаточно хорошо вылизанную жопу родной коммунистической партии, ее Центральному Комитету и... Ладно, уговорили, по рюмке можно врезать, все-таки год закрываем удовлетворительно. Но, Серафим Ильич, вы обещали рассказать что-то любопытное по поводу...
      - Чего я обещал?.. Чего-то я... А!.. Во вчерашний день нельзя вернуться, но можно превратиться... Старость проклятая, увы мне, увы! Все к столу, друзья мои! К столику, к столику, я имел в виду, от стола и рюмочек всем нам пока чуть прочь. Успеем еще попить и заесть, буквально через несколько минут. И место среди вас немножечко расчистите для меня, дабы я мог разложить кое-какие схемы... Вот, тоже, к нашему с вами разговору и к стенаниям Василия Григорьевича по поводу шпионов с острова Борнео! То, что я вам показываю, добыто мною с превеликой осторожностью и является государственной тайной под грифом 'секретно'. Или даже 'совершенно секретно'! Хотя, если считать по сокровенной сути - вот это вот! И вот! - ничего больше, нежели устройство очередного правительственного автомобиля. Который, как мне объяснили, будет сверхпрочен и суперустойчив на дорогах, то есть никогда и ни с кем из пассажиров на борту не перевернется. Уж и не знаю, что там такого сверхсекретного набралось... Наверняка у того же Вольфсвагена, у Джи Пи, в смысле Дженералмоторса, и у Форда с Крайслером таких секретов... А!.. Докладываю.
       Участники сегодняшнего совещания членов подпольной организации 'Программы Время' с почти детским любопытством столпились вшестером у стола с развернутыми чертежами...
      - Ага, это мотор... а это?.. - А, точно, подвеска... - Андрей Никитич, прими руку, ничего не видно из-за тебя!.. Ничего себе так решеточка радиаторная! Все по-взрослому!
      Никакой практической цели для членов ПрВр знакомство с данными государственными секретами не имело: просто есть доступ к тому, что предназначено для очень ограниченного круга весьма важных лиц, стало быть, интересно взглянуть!.. А, может, и пригодится когда-нибудь в прикладных целях. А если даже и не пригодится, все равно сегодня насущные дела и планы обсудили, можно и отвлечься. Да и какие нынче дела? В явной жизни - да, полно хлопот, забот и обязанностей, а в подполье, вот, как здесь и сейчас, в минуты отдыха, только и дел, что обсуждать очередные сплетни по кремлевской верхушке, да прикидывать по секретным, то есть, подпольным, делам... а чего прикидывать?.. Все впустую. В аппарат к Полянскому пробрались, получили, казалось бы, доступ к мыслям и планам самого, ан уже нет с нами Дмитрия Степановича, умчался, почесывая поротую задницу, в Японию, защищать интересы государства в ранге Чрезвычайного и Полномочного посла! Это после членства-то в Политбюро! До Шелеста дотягивались кончиками пальцев - нет ныне Шелеста среди пассажиров киевского членовоза... К Феде Кулакову подход нашли, пусть и не на самых близких подступах, так там вовсе толку нет... Пьян, конфликтен и, несмотря на относительную молодость, малограмотен.
      Как специально кто водит рукою Судьбы, выпалывает все перспективные для ПрВровцев номенклатурные пастбища, хоть в заговоры верь после всего этого! Ладно, что ж, пусть сегодня в машинки поиграем, за коньячком расслабимся мало-мало... А Ставриди, гляди-ка, на целую лекцию разогнался, знай себе языком молотит! Впрочем, интересно, почему бы и не послушать... Главное в борьбе за свободу - не отождествлять себя с народными чаяниями.
      Уже к началу семидесятых годов парк правительственных автомобилей заметно устарел. Нет, все необходимые для выполнения поставленных задач автомобили до сих пор на ходу, службу несут исправно, без упреков и сбоев, но... Внешний вид, и даже начинка под капотом... увы, уже не отвечают требованиям времени, а главное - веяниям номенклатурной моды. Осенью семьдесят четвертого года лучшие конструкторы лучшего автомобильного завода страны - ЗИЛа, завода имени Лихачева, взялись за создание нового представительского автомобиля высшего класса. Простенького такого, с кузовом 'лимузин', специально для скромных членов Ленинского Политбюро, во главе с истинным ленинцем Леонидом Ильичом Брежневым. Мотор для него к тому времени был разработан и построен, более того, уже подготовлен к финальным испытаниям, к приемке. По техническому паспорту имя нового автомобиля, точнее модификации оного: ЗИЛ-115, а в народе его будут по-прежнему запанибрата именовать 'членовозом'. Рабочий объем увеличился заметно, мощность возросла аж до 315 лошадиных сил, нижний распредвал был заменен двумя верхними. Внешний облик автомобиля - тоже, в общем и целом, готов! А там уже и новые модификации на подходе!
      Зиловцев не надо учить насчет премий, орденов и света софитов, они сами, во главе с Пашей Бородиным, осененные аурой великого Ивана Алексеевича Лихачева, кого хочешь этому поучат, ребята пробивные! На днях зиловцы отрапортуют, сначала частями, этапами, по нарастающей, далее уже по полной, потом отпразднуют Новый Год... и еще один, семьдесят восьмой... - и... пожалте бриться! Как только приемная комиссия ЦК КПСС ознакомится с документами госприемки, как только даст 'добро' по итогам ознакомления - забирайтесь в кузов и езжайте по своим большим партийным и государственным надобностям!
      - ...Да, вот вам еще! Отвлекусь на одну милую 'кремлевскую' подробность, если кто о ней еще не знает. Насчет написания слова Ильич!? Кто в курсе? Никто? Тогда слушайте. Согласно правилам русской грамматики, мое отчество Ильич в творительном падеже пишется через буквицу О: Серафимом ИльичОм. А вот Владимира Ильича Ленина в том же творительном падеже - его и только его одного на весь великий и могучий русский язык - принято величать Владимиром ИльичЕм! Почему? - Не знаю. С каких это пор повелось - тоже не ведаю, но факт неоспорим, можете сами проверить по всем печатным материалам, где встречается данный падеж данного отчества. Однако, я веду речь к подробности иного рода. Буквально в этом году зашевелились в умных головах кремлевских референтов и советников идея: а почему бы нам, советским людям, не сделать для творительного падежа данного отчества - еще одного исключения?! С возрастом мечты сжимаются до размеров оптимизма, но... как вы думаете - это они для меня стараются, или, все-таки, для кого-то другого?!
      Слушатели свежего кремлевского полуанекдота отсмеялись вволю и вернулись к не менее волнующей теме уровня служебных автомобилей.
      - Хм... Любопытно! А старые ЗИЛы по министерствам распределят, или все, от замминистров до начальников главков так и будут култыхаться на двадцать четвертых 'газонах'?! А, Серафим Ильич?
      - Не знаю, мне их планы пока никто не докладывал. Есть еще и 'Чайки', между прочим, предусмотренные как раз для замминистров и секретарей обкомов. И не только для них: так называемые ГАЗ-13. Они хоть и не эти ЗИЛы, но эта сугубо отечественная техника - тоже будь здоров: восемь цилиндров в двигателе, двести лошадей под капотом. Кстати, за мной закрепили одну такую, чуть ли не Гагарина возила. Но это случайность, недосмотр номенклатурных ранжировщиков. Я сейчас кто? - никто, и звать никак. Хорошо, хоть, удалось в одну из приемных комиссий пристроиться, на правах старшего помощника младшего писаря.
      - Ха-ха-ха. Не прибедняйтесь, Серафим Ильич! По оч-чень достоверным слухам, от того же Васи Григорьевича, одну из комиссий, как раз по мотору, вы и возглавляете! Василий Григорьевич, подтверди, не дай соврать?!
      - Не дам соврать, подтверждаю. Ну, что, насладились секретными сведениями из секретных чертежей, теперь всем к столу! Сегодня у нас по-холостяцки, все скромно, сами себе берем, сами накладываем.
      - Возглавляю... Я только временно исполняющий обязанности... практически на правах консультанта...
      - А теоретически и неформально, да и фактически - возглавляете!
      - Андрей Ильич, дружище. еще чуть-чуть, и ты меня как дорогого Леонида Ильича Брежнева славить начнешь, восхищаясь моим выдающимся вкладом вот что угодно в этой непростой жизни... Ладно, это я так бурчу, на всякий случай. Вася, все забываю тебя спросить: что Микула, как он, все ли в порядке?
      - Да, вполне нормально. Уволился в запас в ноябре, уже работает курьером, я его по нашей системе пристроил, в Средмаше. Ну, не своими, конечно, руками, не при себе, а чуть на отшибе, ребята сообразили, подмогли. Встал на комсомольский учет, сто пятьдесят рэ оклад. Для молодого человека с неполным высшим образованием - считаю, очень даже неплохо. Сейчас он, кстати говоря, должен быть в Новосибирске, намедни улетел.
      - А, улетел, то есть, самолетом, не поездом?
      - Да. Выполняет служебное поручение, официальное курьерское, и по нашим делам по мелочи приглядит. По самой-самой мелочи, пусть потихонечку входит в курс нашего дела, не спеша.
      - В Новосибирске? В Академгородок, нет?
      - Нет, на тамошний завод, образцы гражданской продукции сопроводить. И попутно к Докучаевым заедет, передаст от нас приветы, ну, и там, по пустякам, знаки внимания.
      - Пардон, товарищи, что влез в беседу. Новосибирск хороший город, настоящий сибирский! Я бывал там когда-то, давно уже. И еще бы побывал, но дела нет, цели нет, командиры не поручают, все поближе к Москве держат.
      - Так что же тут неправильного, Володя, кто-то ведь и в Москве работать должен, вдали от свежего воздуха. А ты не волнуйся, Василий ты наш Григорьевич, никто Микулу твоего под бандитские пули не подставит, шпионских поручений ему давать не будут. Ну, кто же виноват, что его вдруг на лихие приключения потянуло, с зуботычинами в сторону лиц, облеченных, понимаешь... - Серафим Ильич уже и рот раскрыл, дополнительного воздуха в грудь набрав, чтобы упомянуть, раз уж к слову пришлось по поводу самолета и Новосибирска, недавнее, трех месяцев не прошло, крушение гражданского авиалайнера, вернее, семейно-бытовой теракт с участием пилота АН-2, протаранившего жилой дом в Новосибирске, пятиэтажку, в которой тот проживал... Но Ставриди вовремя спохватился, придержал язык.
      - Надолго он в Новосибирске?
      - По плану должен вернуться в эту пятницу.
      Дальнейшая беседа шла ни шатко, ни валко, внутренних тем и проблем почти не касались. Чуть-чуть о международной политике, немножко о футболе, анекдоты... Женщины сегодня отсутствуют, но обсценная лексика не в ходу - все на сей счет стесняются Серафима Ставриди, отчаянного противника и гонителя бытовой матерщины, даже в сугубо мужских компаниях. Был бы здесь Курбатов, Валериан Дмитриевич, тот бы мог, в силу своего высокого официального и неофициального статуса, что-нибудь по матушке загнуть, непринужденно этак, не опасаясь афронта со стороны Ставриди, но товарищ Курбатов угромыхал в долгосрочную командировку, в братскую Польшу, если официально - в портовый город Щецин, чего-то там на воду спускать в рамках совместного хозяйственного проекта, а неофициально - по сверхсекретным планам международного социалистического космоса, связанного с пилотируемыми полетами международных экипажей. Какого черта, спрашивается, он там, в Щецин-городе нужен?! Он же сугубый 'ракетный' технарь, а не специалист - ни по судостроению, ни по невесомости, ни тем более по психологической совместимости будущих космических экипажей! Но никто его об этом не спрашивал, никто на его недоуменные вопросы не отвечал: командировочная в зубы, вместе с 'прикрывочными' документами - и полный вперед, товарищ замминистра Среднего машиностроения! Старший же товарищ, принявший это решение по наущению кураторов из ЦК КПСС, министр Славский, Ефим Павлович, лично постережет дела в твое отсутствие! Ему виднее с высоты - есть ли логика в данном приказе, или нет ее?!
      - Товарищи, предлагаю от алкогольного застолья плавно переходить к чаепитию. Время уже позднее, пора и честь знать. Василию Григорьевичу после нас еще посуду мыть и пол подметать. А нам до дому путь не близкий. Тем более, что именно сегодня служебная чайка меня, увы и ах, не ждет. Володя, подкинешь старика до дому?
      - Без вопросов, Серафим Ильич, милости прошу! Нарочно не пил ни грамма, ибо за рулем. - Володя Мухин, инженер-майор из ракетных войск, тоже участник сегодняшнего заседания, заменяет, как бы заменяет в этот вечер своего приболевшего тестя Николая Тишко, гражданского инженера-пенсионера, с которым связан не только членством в ПрВр и семейными отношениями, но также и по прежней службе тестя, что-то там по инженерным коммуникациям. Владимир Кондратьевич здоровый и очень хладнокровный мужик, он, небось, и со стаканом во лбу проедет по Москве так, что ни один гаишник не придерется, но Мухин по-военному дисциплинированный товарищ, старается лишний раз не искушать судьбу рукотворной глупостью всякого рода, и за рулем никогда не пьет.
      - Вася, Лиечке привет, когда вернется. Тоже в пятницу?.. Откуда, из Ленинграда? Через три дня, значит. Ну, это быстро, не успеешь оглянуться - вот уже и пятница...
      
      Пятница. Микула сидит в самолете ТУ-104, совершающем перелет из Новосибирска в Ленинград, через Свердловск. Выполняет доппоручение по линии ПрВр. Вернее, удовлетворяет просьбу, ибо поручать ему такое никто бы из ПрВр не решился. Кроме Василия Григорьевича, разумеется, отца Микулы. Но Василий Григорьевич - бабушка надвое сказала - дал бы добро или нет? По договоренности с самим Микулой, когда принципиальное согласие от него было уже получено, решили Василию Григорьевичу ничего не говорить, а если, не дай бог, засыплются - тогда скажут. И тот уже будет давить на рычаги и кнопки личных связей, чтобы выручить сына. В чем была 'соль' этого дополнительного дела? По линии внутренней безопасности ПрВр, ответственным за нее людям показалось, что на Ставриди, на его не очень далекое прошлое по работе в Новосибирске, прорезалось повышенное внимание КГБ. В Первый отдел одного закрытого КБ наведались... еще кое-где вопросики пошли... Оно вроде бы и пустяк, почти рутина, в закрытых 'конторах' сплошь и рядом подобное случается, но, похоже, что в том самом КБ кое-какие зацепки все же имелись... Впрочем, по данной теме никто ничего конкретного Микуле не докладывал: от него - всего-то на всего! - требуется улететь в Ленинград по чужим документам, а хозяин тех документов, некий Николай Червоненков, 26 лет от роду, член ПрВр, должен на выходных пробраться а одно из архивных помещений КБ, где он служит дежурным электриком, через подвал, и изъять оттуда, из архива, некие архивные бумажки, которые сами по себе мало чего значат, но их отсутствие поможет Серафиму Ильичу избежать даже поверхностных подозрений. Да и никто этой справки-документика даже не хватится, ни сейчас, ни через столетие... это если данные бумажки - там, в Новосибирском КБ, и дубликаты в Москве ?- будут отсутствовать, вернее, не будут наличествовать. Синхронно же нечто подобное произойдет и в московском отделении, с копиями этих бумажек. Просто в ПрВр сочли, что лучше избегать ненужных рисков... Ага! Избегать! Скорее, заменять другими рисками, не менее рисковыми. Дело было очень тухлое, на 'любительский', то есть, непрофессиональный взгляд Микулы, дело было из рук вон плохо продуманное... и вообще... Но он добровольно подписался на участие в подполье, и уже с самого старта начать конфликтовать, отказываться от содействия... Хрен с ними, он попробует. Своим этим рейсом он обеспечит товарищу Червоненко неубиенное алиби (дескать, в те дни, согласно документарным данным, тот был в Ленинграде), и, тем самым, поможет отвести возможную грозу от товарища Ставриди, ветерана-инженера, которого он с самого детства помнит в качестве хорошего знакомого их семьи, и вполне даже хорошо к нему относится. В этой истории для Микулы самый большой риск - если в аэропорту Новосибирска зацепятся за чужие документы - все-таки шесть с лишним лет разницы с Червоненковым этим! В остальном риск отсутствует. Долетит, если все благополучно, примерно два часа поболтается по Пулково, а в условленный час, там же, передаст конверт с паспортом Николая Федоровича Червонекова ожидающему его человеку - и марш-марш на Московский вокзал, и домой! Почему из Питера в Москву поездом? Потому что в поездах не нужно предъявлять документ, удостоверяющий личность, так что один возможный след долой!
       Да, примерно все так оно и было, почти все время путешествия, но сейчас Микула сидит,
       отвернувшись 'к окну', внимательно смотрит в иллюминатор на облака глубоко внизу, а сам напряженно думает, думает - аж пар из ушей валит!.. О случившемся - говорить, не говорить отцу, другим соратникам из ПрВр?!
       В первой половине командировки, в Новосибирске, с самого начала и вплоть до пятницы, все прошло по плану, быстро, гладко, почти без проволочек. Груз и сопроводительные документы сдал, справку с тремя печатями принял. Все в запечатанных бандеролях и конвертах, что там внутри - Микула не знает, да ему и глубоко плевать. Это по официальным служебным надобностям. А в своей иной, новообретенной ипостаси члена подпольной организации 'Программа Время', он должен был встретиться с семейной парой староверов, соратников Микулы по ПрВр, и передать им конверт. В конверте том, как для себя понял Микула ?- на просвет и наощупь - стопочка денежных купюр и, вероятно, письмо.
      Супруги Докучаевы, Силантий Андреевич и Авдотья Ильинична, оба потомственные старообрядцы, проживали далеко за городом, в области, где Силантий Андреевич служил лесничим, но встретились они в самом Новосибирске, на северной окраине, на улице Байдукова, возле светло-коричневой церкви. Храм назывался Собор Рождества Пресвятой Богородицы и принадлежал общине староверов.
      Полдень. Микула даже не успел толком поглазеть на черные купола святого храма, как его узнали и окликнули. Очевидно, что муж и жена, по всему видно: как идут, как выглядят, как под руки держатся. Одеты провинциально и, пожалуй, несколько необычно, как на дореволюционных фотографиях: он бородат, в длинном домотканом пальто, она в длинном, до полу сарафане, обоим где-то под полтинник... или чуть побольше, фиг тут разберешь под бородами да платками - и то, и другое под самые брови, только борода снизу, а платок сверху.
      Он как для себя предполагал: поздороваются, он им передаст конверт, и они - после пары минут вежливого разговора - с улыбками расстанутся, всяк по своим делам... но вышло по иному.
      - Вы чем-то сейчас заняты, молодой человек?
      - Да-а... вроде бы как и нет. Кроме встречи, что у нас с вами, никаких особых дел у меня в ближайшие часы не предвидится, а что? - Микула хотел было соврать насчет занятости, так, на всякий случай, чтобы не пришпорили его супруги Докучаевы дополнительными поручениями, но вспомнил, хотя и не забывал, что ему надлежит обращаться с Докучаевыми просто, уважительно и вежливо. Это достойные люди, соль земли сибирской, если о чем-нибудь попросят - по возможности не отказывай.
      - В таком случае, мы с Авдотьей приглашаем вас на обед, на домашний обед. Микула Васильевич, если не ошибаюсь? Я на машине, ехать нам недалеко, через полчаса будем на месте. А потом я вас тем же макаром подвезу сюда же, или куда вам будет надобно. Подходит?
       Хм... Отведать старообрядческой пищи, посмотреть, как староверы живут? А почему бы и нет, собственно говоря? Ни ПрВр, ни комсомол подобного не запрещают, да комсомол и не узнает, времени девать все равно как бы и некуда, в кино он по-любому успеет, если вздумается сгонять на какой-нибудь из вечерних сеансов, девчонок знакомых поблизости нет... и вообще их на многие сотни километров вокруг, вплоть до Омска и Павлопетровска не просматривается.
      - Да я как раз не против! Никогда, ни разу в жизни своей не довелось посмотреть на обитель настоящего лесника. Ведь вы лесник, насколько я понимаю?
      Силантий Андреевич ухмыльнулся в русую бородищу и утвердительно кивнул.
      - Лесничий.
      - Гм... Да, извините. Прошу простить мне городское невежество.
      Докучаев, не убирая ухмылки с бородатого лица, вместо ответа хлопнул Микулу в плечо - все к машине, дескать! Микуле достаточно было одного взгляда на внешний вид легкового автомобиля, чтобы запрыгнуть в закрома памяти и запросто оценить: УАЗ-469.
      - Ага! Ты смотри, какой молодец, угадал правильно! Ничего, что я на ты?
      - Не против, конечно. Но я, чур, на вы буду, хорошо? Так для меня будет органичнее, естественнее.
      - Ладно, как скажешь. Заметь: именно, что не шестьдесят девятый газон, а этот. Почти вездеход. По нашим дорогам вещь незаменимая. Ты здесь, впереди садись, Авдотьюшка же ныне барыней поедет, на заднем сидении. Когда мы вдвоем - она всегда рядышком.
      - Классная тачанка. Это ваша личная?
      - Служебная, выдана по работе. Но покататься дают.
      Ростом они с Микулой практически одинаковы - и стоя, и сидя, а телесной статью Силантий Андреевич 'поширьше', что называется, он вообще несколько мамонтообразен. Что не мешает ему передвигаться в кожаных сапожищах (навскидку - где-то сорок седьмого размера) по грешной земле упруго и легко. Авдотья Ильинична также довольно высокого роста, метр семьдесят... с небольшой копеечкой, тоже в теле. Молчаливая, но вроде как не хмурая.
       В гостях у Докучаевых Микуле понравилось все увиденное: и кедровый лес вокруг жилища, и крепкий основательный быт маленького семейства (сын в Омске инженером, а дочь, на два года старше Микулы - здесь же, в Новосибирске, нянчит двойню, замужем, тоже за парнем-старообрядцем)
       Докучаевы двуперстно молятся на иконы (видно, что древние!) в красном углу, но Микулу на сей счет не напрягают. А Микула не удержался и спросил насчет того - не притесняет ли местное лесное начальство за веру?
      - Не-а! Здесь у нас порядки простые: кто с толком трудится, тот и надобен. Ежели бы я пил, либо от работы отлынивал - очень быстро бы пинка под зад: прочь, дескать, хоть с партбилетом, хоть без оного. Лес не любит пустодеев да мимозырей. Авдотья моя - домохозяйка, усадебное хозяйство ведет, ей труднее, ибо хозяйство немалое, дел по дому всегда выше головы. Выпьешь? Настойка могучая, на травках, кедровых шишках, очень даже целебная... ну... ежели в меру, конечно?
       Микула поразмыслил, прежде чем ответить, он почти сразу уловил неспешный ритм, темп местного бытия, удачно подстроился: никто его не подпихивал, не поторапливал в речах...
      - Да. Мне любопытно отведать вашего эликсира, очень уж вы о нем уважительно... Только - буквально стопарик, граммов на пятьдесят, не больше. До святости мне, конечно же, очень и очень далеко, но выпивку в качестве еды и развлечения - не уважаю. И не курю, кстати говоря.
      - И молодец, что не куришь. И насчет выпивки правильно мыслишь. Сейчас Авдоша накидает нам из печи, что Бог послал, и пообедаем на размер души, и поболтаем вволю. Поскольку ты не нашей веры, Микула Васильевич, то и посуда тебе отдельная от нашей будет, и ты, пожалуйста, за это сердца на нас с Авдотьей не держи - просто у всех свои порядки, ничего обидного для тебя и остальных иноверов здесь нет. Ни крошечки!
      - Да, знаю, предупрежден заранее, какие тут могут быть обиды! А пахнет аппетитно!
      - Еще бы! Сейчас навалимся втроем. Точно другой чарки не желаешь?
      Зеленоватую настойку Микула выцедил спокойно и легко, но ни целебного, ни какого иного воздействия она на него не оказала. Горькая и зеленая, как на алоэ настоянная.
      - Точнее не бывает.
      - А я тем более, тоже не любитель, да мне еще за руль, ну, и Авдоша у нас вовсе непьющая. Вон, взвары на столе, выбирай, что пожелаешь. Насчет моей рюмки беспокойства не держи: в ней граммов сорок, как и в твоей, и через пару-тройку часиков, когда придет пора к рулю, из организма все выветрится, никакая трубка не возьмет.
       Обед получился почти раблезианский в своем провинциально-варварском великолепии: на стол были поданы щи с говядиной, каша гречневая, отдельно вареная баранина, запеканки, жареная рыба, белые грибы маринованные, рыжики и грузди соленые, мед. Салат из огурцов, салат из помидоров с репчатым луком. А хлеб своей выпечки, утром из печи: ржаной и пшеничный. Взвар травяной, взвар брусничный! И еще всякой мелочи навалом!
      - А холодец?! Микула, холодца нашего отведайте, горчица у нас домашняя, и про творожок не забывайте! - Авдотья Ильинична в домашних условиях уже вовсе не смотрелась чопорной и суровой, ухаживала за Микулой как за сыном родным! Но, в отличие от мужа, обращалась к Микуле на вы.
       Мамма миа! Нет, ну сколько можно жрать одной человеко-единице?! Даже с таким прекрасным аппетитом, как у Микулы!
      - Ой, благодарствую! Уж я сыт по самые уши!
      - Что значит - благодарствую?! Какие еще уши?! А чай? Наши-то предки по вере нашей чай долго не признавали, долго недолюбливали, но, все же, куда от времени-то уйдешь - попривыкли и к чаю! Ты, Микула Васильич, передохни малехо, вон, перебирайся пока на диван, а самовар как раз и вскипит. А блиночки к чаю - дело минутное, впрок ведь их не готовят, блины-то. Чай черный индийский, со слоном. Хочешь - вприкуску его пей, а хочешь в накладку! А я быстренько в подпол, у меня там ледничок.
       М-да, помянул Микула мысленно блин, а он уж тут как тут! Да не один, с целой горкой бело-коричневых приятелей, соратников по застолью! А к блинишкам-то маслице, а к маслицу икра. ЧЕРНАЯ!
      - Братан с Волги, из Астрахани оказией посылочку прислал. Качественная, проверено.
      Зовется черною, но видом темно-серая, похожа на крупную дробь в ружейной смазке. Эх, да с такими-то роскошными блинцами! Вкуснотища! Микуле в детстве - не сказать, чтобы на постоянной основе, но - перепадало есть бутерброды с черной икрой, гораздо чаще, по крайней мере, чем Луку. Только с блинами, да под чаек, да свежую - совсем иное дело, нежели в городе с 'паюсными' бутербродами! И по всему видно, что Докучаевы ни в чем не жмутся, угощают от чистого сердца, во всю ширь сибирской души.
      Конверт с деньгами и письмом Силантий Андреевич взял, бросил под зеркало на комод не распечатывая, коротко пояснил насчет денег, что, де, они с Авдотьей Ильиничной зарабатывают вполне достаточно для сытной жизни, сами ни в чем дополнительном не нуждаются, а деньги из конверта - благодарствуем Москве-матушке! - пойдут на всякие разные общие благие дела, на помощь другим людям, под отчет. Конкретику Докучаев не пояснял, а Микула, разумеется, не спрашивал.
      И, вот, летит Микула домой, кривым облетным рейсом Новосибирск-Свердловск-Ленинград, чтобы в Питере пересесть на поезд, и вдруг...
      - Ого-о! Микула, ты, что ли?! Привет! Э! Але!..
       Чувства подслеповаты на мысли. Микула поднимает глаза на источник радостного восклицания и кричит, весь в панике, странными словами на сибирский манер - но про себя, разумеется, не вслух - Екарный бабай!
      Что в переводе с голых беспорядочных эмоций на язык разума означает: 'Только этого еще не хватало! Вся конспирация к черту и к чертовой матери! И к чертовой бабушке, вдобавок!'.
      Стоит в проходе возле его ряда тощий, высокий, даже длинный добрый молодец и, весь расплывшись в улыбке, глядит на Микулу... Это же Сашка Монахов, бывший одноклассник Микулы, ныне студент новосибирского инженерно-строительного вуза...
      Что же теперь делать, 'екарный бабай'?! Он ведь сейчас Николай Федорович Червоненков, а не какой-то там М-микула, панимаеш!.. Риск засыпаться с подложными документами невелик, Микула - редкое имя, похожее на дружескую кличку, но все равно... Взять, к примеру, листок бумаги и шариковой ручкой наобум написать на нем любое число из 15 цифр. Вероятность того, что напишется именно это число - одна квадриллионная, но она уже сбылась, только что, на ваших глазах, под вашими пальцами! Хороша накладочка. Ладно, я не Бог, соврать сумею.
      - Извините, не понял? - Микула воззрился снизу вверх на Сашку Монахова, стараясь не шевелить мышцами лица. - Я не Никула.
      Из маскировки прежней внешности на Микуле только усики, усы, как у Ринго Старра на фотографии в обложке альбома 'Лэт ит би', с чуть припущенными концами, только посветлее, да два с половиной года времени, в течение которого они с Сашкой не виделись... Вот попал!.. Микула пытается сохранять спокойствие и серьезный вид... И Сашка первый не выдерживает, бурчит извинения с явно оторопелым видом, быть может, надеясь про себя, что Микула перестанет его разыгрывать, расхохочется, вылезет со своего кресла туда, в проход - и они с Сашкой примутся вспоминать общие школьные годы... Нет, сидит парнишка, смотрит на Сашку Монахова недоуменно, признаваться ни в чем не спешит...
      С тем и отчалил Сашка Монахов от тринадцатого ряда кресел, где Микула сидел, к голове самолета, к своему посадочному месту. А ходил, вероятно, в туалет, в хвост салона, и Микула его почему-то не заметил... Да и не вглядывался он в других пассажиров... Сашка в Омске сошел, а Микула остался.
      Ну? И что теперь прикажете делать с этой нежданной и нечаянной встречей? Рассказывать о ней в Москве или утаить?.. Или рассказать, как на духу?.. Или, все же...
      И только когда по бортовой связи объявили, что самолет готовится к посадке в городе-герое Ленинграде, Микула пресек внутренние терзания, твердо решив про себя: никому ни словечка! Умолчит - и все тут! Умолчал. Сожалеть об этом ему во всей последующей жизни ни разу не довелось: так навсегда и покрылся странный этот эпизод непроницаемой тиной времени.
      
      
      Г Л А В А 7
      
      
      Сны - это сказки-шизофреники. Кто-то согласен с этим моим древним утверждением, кто-то считает, что шизофрения чуть ли не синоним слову 'творчество', а кому-то даже не известен смысл слова 'шизофрения'. На мой взгляд, в шизофрении слишком мало цинизма и парадоксов, чтобы считаться творческой вселенной.
      Но, как бы то ни было, что такое сон, как процесс, что такое сны, как образы и видения - знают абсолютно все люди Земли. В то же время, сновидения - как и любые другие потребности организма, обусловленные природой - это очень личное. Каждый человек воспринимает (видит) сны, причем, по нескольку за 'сеанс'; одни, проснувшись, ничего об не помнят из увиденного, другие же, а их большинство, не только помнят, но и вспоминают об этом, иные энтузиасты-экстраверты даже пытаются рассказывать, объяснять, трактовать... Если не брать в расчет многочисленных материально заинтересованных шарлатанов и некоторых простодушных психиатров, укушенных стариком Фрейдом, редко кто способен слушать про чужой сон с искренним участием и вниманием: слишком уж бессвязен сюжет сновидца, слишком уж скуден и сбивчив язык рассказчика... Вдобавок, и соткан, в основном, из вранья, ибо невероятно трудно, даже и невозможно пересказать все нелогичные перипетии кусочков сновидений, связанных друг с другом по какому-то случайному или ассоциативному признаку. И даже умному целителю не так-то просто вылущить из снов то рациональное зерно, по которому распознается грозное влияние обстоятельств на человека, вынуждающих прибегнуть к помощи хирурга или психоправа. Реально вдумываются - каждый в меру задач своей профессии - только мошенники и психиатры, все остальные слушают вежливо, не более того, либо просто дожидаются своей очереди для собственного рассказа, такого же несуразного и сбивчивого, обязательно лживого. При этом, они, другие рассказчики-собеседники, не хуже вашего знают, что сон невозможно пересказать, не соврав, и нельзя его передать именно таким, каков он привиделся, с настроением, с ощущениями от всех пяти органов чувств, с невнятными пророчествами, с абсурдными перескоками от одного эпизода к другому... Хотя, тоже почти всегда пытаются!
      А самое неизбежная и главная досада - невозможность пересказать-передать-внушить собеседнику ваше безграничное доверие к пережитому в сновидениях. Я, к примеру, будучи во власти собственного быстрого сна, все вокруг воспринимаю простодушно, вовлеченно и безоглядно, любую фантастику, любой бред. Разоблачение же приходит - когда проснусь, не раньше. Но, вот ведь парадокс... даже два:
      - Во сне абсурд не дремлет.
      - Явь от сна мы отличать умеем, а сон от яви - нет!
      Впрочем, парадокс - обманчивая сложность: власти надо мной чужие сновидения не имеют, ни в пересказе, ни в процессе, даже если я вдруг сам участник, персонаж или герой чужого пережитого сна.
      Иной же сновидец всю свою жизнь неудержим и настойчив: лично просмотрел-ощутил, теперь наутро цепляет за рукав окружающих и пытается перерасказать - раз, да другой... торопится, пока еще что-то помнит, покуда сон не растает бесследно в его памяти и воображении, чтобы освободить место для следующей ночи, для новых впечатлений от ночных чудес. И ждет грядущее сонное, даже если и не с нетерпением, то с любопытством. Таких чудолюбов полно среди нас.
      А ведь и вправду - как они причудливы, необычны, невероятны эти наши сны! Странные, нелогичные, часто кошмарные, всегда бесполезные в быту - но ведь лучше, когда они есть, чем если бы их никогда и ни у кого не было?
      Или хуже? Наверное, лучше, поскольку сны - это единственно реальные всамделишние чудеса в общей нашей, насквозь прозаической, обыденности, и - что самое дополнительно ценное - в нашей собственной жизни. Любые фантастические, либо сказочные фильмы - только жалкое невзрачное подобие чудес из наших личных сновидений, ибо нет в целлулоидных и бумажных сказках ни вкуса, ни запаха, ни внезапного полета, ни давно ушедших знакомцев, ни подлинного безумия, ни сокровенной памяти о воскресшем прошлом...
      Кроме того, в качестве дополнительного прибытка, весомо украшающего мимотекущие будни: во сне я никогда не ощущаю себя сумасшедшим. И Лук с Микулой тоже.
       Лук в этом смысле обычный человек, один из мультимиллиарда живущих на Земле, а Микула нет. Проблема Микулы как раз в обратном: от помнит все сны, когда-либо виденные им, и очень не любит их вспоминать, он всегда отгоняет их от себя, как надоедливую мошку, и, поскольку не в состоянии забывать, научился держать их поодаль от своего или чужого внимания, заметать куда-нибудь в уголок своего подсознания, как домашний мусор на кухонном полу. Да: вот они, все там, собрались и притаились смирною толпой, и только ждут приглашающего сигнала, чтобы показаться хозяину... Однако 'хозяин' вовсе не готов становиться жертвой их назойливых бредовых приставаний: дескать, знаю, знаю, где вы, помню вас всех... Успокойтесь и живите себе под плинтусом, смирно и желательно не шевелясь, не бормоча глупости под ухо.
      - Микула, вставай, зайчонок! Время уже - десятый час!
      - Ну, мамм! Я не... гм... - Микула хрипнул спросонок маме в ответ, но опоздал: Лия Петровна, сунув на мгновение нос в Микулину комнату, убедилась, что он проснулся - глаза растопырил по над одеялом - и снова умчалась на кухню. Отец в командировке, в Казахстане, к Байконуру поближе, они с мамой будут завтракать вдвоем, как обычно в выходной день. Воскресенье.
      - Умылся, зубы почистил?
      - Да, умылся, вот, сама посмотри: лицо и уши... и руки мокрые, все в остатках мыла... пасты!..
      - Господи помилуй! Где, покажи!.. Ой... Опять ты... А я ему верю! Ты, право, как ребенок! Ну, ведь, вытер же, для чего ты на пустом месте собственную маму обманываешь?
      - Ты первая начала! Зачем ты меня зайчонком обзываешь?! Я - что, каким-то боком похож на зайчонка???
      - Очень! Анфас и в профиль!
      Микула, удрученный безжалостным ответом, раз и другой вздыхает горько, волоча ногами в шлепанцах по полу, замирает возле кухонно-обеденного стола, ноги его обессиленно подгибаются в коленях - но, по счастью, там, недалеко внизу, под самой задницей, 'обутой' в просторные тренировочные штаны-шаровары, случилась стоять расписной, в цветочках, кухонной табуретке, и Микула обреченно приземляется на нее всем своим немалым весом. Табуретка выдержала.
      - Сейчас, сейчас, сыночка, все уже готово, несу. Разлей, покамест, чай по чашкам!
      - Мам, а ты знаешь сколько будет в метрической системе мер двести фунтов? Весовых мер?
      - Каких именно, сыночка, международных или российских?
      Ай, да мама у Микулы! Она даже не удивилась вопросу!
      - Гм... Ну... Международных?
      - Не помню, где-то чуть меньше девяноста одного килограмма. Наш российский дореволюционный фунт еще несколько полегче... Впрочем, могу ошибаться.
      - Точняк! Мам, ты просто живая энциклопедия! Девяносто килограммов семьсот граммов! Ровно столько я сейчас у себя на наших весах в ванной намерял! Если перевести на фунты из метрических килограммов.
      - Двести международных фунтов? Ты уверен? А мне кажется, что ты за время свой поездки еще больше похудел! Кушай! Вот этот кусочек международного голландского сыра как раз на тебя смотрит!..
      Микула и Лия Петровна очень любят эти домашние кухонные посиделки, утром ли, вечером... Но лучше всего, конечно же, когда они все вместе, когда во главе стола сам глава маленькой семьи Василий Григорьевич!.. Только такое редко случается, Тимофеев-старший почти всю сознательную жизнь свою проводит на работе. Не считая сна и сновидений, разумеется. Так было в Павлопетровске, так продолжается и здесь, в Москве.
      Скучно было бы молча кофейничать или чаевничать, но представить Лию Петровну бессловесной... Микула сразу бы всполошился, забеспокоился бы за мамино самочувствие и здоровье! По счастью, все хорошо в это утро, включая аппетит и настроение обоих присутствующих.
      - ...особенно меня рассмешила эта сибирская 'вехотка'! У них так мочалки называют, по крайней мере у Докучаевых.
      - Мочалки?!
      - Ага. Не в смысле молодые девицы, а в смысле гигиеническое моющее банное средство.
      - Микуся, не хулигань! Надеюсь, что ты никогда ни о ком из девушек так гадко не говоришь?!
       Микула вытаращил глаза насколько можно шире и честнее, перекрестился двуперстно.
      - Ну, как ты могла даже подумать такое, мам! Никогда, никому и ни разу!..
      Не то чтобы Лия Петровна очень наивна, даже в отношении родного сына, однако же в данный момент нет способа немедленно выявить и подтвердить правдивость этих слов... Остается верить.
      - А рукавицы у них - варежки, как и у нас в Павлопетровске. И клубнику тоже почему-то 'викторией' зовут.
      - Ну, это можно понять... не так уж там и далеко друг от друга, Сибирь очень велика, всех вмещает. У нас в Златоусте, когда я студенткой была, одно время кошельки назывались 'гомонок'. Потом как-то отпало.
      - Мам, а вот, например, что такое: 'не мохай, трухлявый'?
      - Не имею ни малейшего представления. Мохать - это, вроде бы, делать паузы? Вошкаться?
      - Не совсем. Это когда один гопник предлагает другому гопнику не трусить, не мешкать и не волноваться.
      - О, боже! Микуся, я даже боюсь думать о степени тлетворного влияния улицы, армии и ВУЗа, уже успевшего поразить твой неокрепший ум!
      - Ага, неокрепший! Еще какой окрепший!
      - Тогда старайся доказывать это повсеместно и ежедневно. И не зюргай, когда подносишь ко рту кружку с чаем.
      - Чего-чего не делать?
      - Не чего, а что. Ты довольно шумно втягиваешь из кружки в рот чайную жидкость. Зюргаешь. Весь в папу.
      - А они там все говорят 'че', а не 'что'.
      - Им в Сибири можно, а тебе уже нет.
       Мама и сын пустились в воспоминания о прежней 'зауральской' жизни, потом вернулись к поездке Микулы в Новосибирск... Оказывается, у мамы в роду тоже были староверы-поповцы... впрочем, это предположительно, потому что не осталось в семейных архивах ни писем, ни документов, ни фотографий... Уходит ветхозаветная Русь, и надо бережно хранить хотя бы те крохи, что еще остались нам от предков... И мы с папой теперь тоже предки, твои, Микула предки. Помни об этом, пожалуйста, постарайся беречь наше здоровье и нервы...
      - ...это которое житие протопопа Аввакума? Автобиографическое, типа?.. Все, все, не буду больше 'типкать', просто обмолвился случайно. Да, мам, я понимаю, о чем ты говоришь, и полностью согласен! Я ведь читал это 'Житие'! И даже сказал бы, что для меня этот Аввакум - не меньший классик русской словесности, чем безымянный автор 'Слова о полку Игореве'. Я абсолютно искренне говорю, хотя бы потому еще, что этот 'аввакумовский' русский язык, в отличие от 'полка игорева', я понимаю без перевода и разъяснений! Когда у Докучаевых побывал, особенно остро это ощутил. - Микуле хотелось соткать фразу чуть более цветисто, вроде: 'на особицу остро сие ощутил и осознал'... Но постеснялся язык ломать. Это Лук пусть балуется подобной фигней, а он, Микула, человек простой...
      - Что - это?
      - Что - что это?
      - Что особенно остро ты ощутил?
      - Ну... как бы... Связь времен. Что мы и они, предки наши, суть один народ, живущий в одной истории. Погоди, мам, сейчас я на память, один кусочек из 'жития' воспроизведу, это когда они в ссылку шли, по этапу, типа... Зацени! Стоп, начну еще чуть раньше.
      - 'Посем привезли в Брацкой острог и в тюрьму кинули, соломки дали. И сидел до Филиппова поста в студеной башне; там зима в те поры живет, да бог грел и без платья! Что собачка, в соломке лежу: коли накормят, коли нет, Мышей много было, я их скуфьею бил, - и батожка не дадут дурачки! Все на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много. Хотел на Пашкова кричать: 'прости!' - да сила божия возбранила, - велено терпеть.' - И еще, мам: 'Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, - кользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: 'матушка-государыня, прости!' А протопопица кричит: 'что ты, батько, меня задавил?' Я пришел, - на меня, бедная, пеняет, говоря: 'долго ли муки сея, протопоп, будет?' И я говорю: 'Марковна, до самыя смерти!' Она же, вздохня, отвещала: 'добро, Петровичь, ино еще побредем'. - Мам, ты чего?!
       Носик у Лии Петровны распух, она молчит, рот перекошен, только головой мелко-мелко по сторонам: 'нет-нет-нет', а сама платочек из кармана халатика выхватила, глаза и щеки от слез освобождает. И у Микулы - еще чуть-чуть, и вслед за мамой будет мокрый фейс! Но он же мужик, ему плакать позорно!
      - Мам, ты чего? Ау?
      - Нет, нет, деточка, уже все прошло. Давай еще по чашечке, я конфеты достану, грильяж в небольших дозах мне полезен.
       Мама Микулы редко говорит вслух о невзгодах, о проблемах своих - со здоровьем ли, по работе... То же самое и отец Микулы: все в себе! Единственный человек, которому он может доверить наболевшее - это Лия Петровна, его жена и мама их единственного сына Микулы.
      Ну, и Микула, соответственно, выучился большую часть личных и иных проблем и вопросов таить внутри себя.
       На днях Василия Григорьевича отправили (вернее, он сам себя отправил, скрепя сердце: решил кое-в чем лично убедиться и разобраться... а ехать очень не хотелось) в очередную командировку: еще перед Казахстаном - к Ледовитому океану, в Северодвинск. Но тут наметилось очередное заседание 'Программы Время'. Событие важное, заранее согласованное со всеми участниками время и место встречи, у Тимофеевых дома. Однако, 'официальная' министерская программа так резко и неожиданно забуксовала, что Василию Григорьевичу не оставалось ничего, кроме как сделать нелегкий, но очевидный выбор: поездка в Северодвинск или заседание ПрВр. Курбатов, после основательного доклада своего начальника главка, вынужден был согласиться:
      - Ты прав, езжай. Тогда и я на собрание не приду. Пусть бюро будет в неполном составе, под руководством Ставриди, так сказать, промежуточное. А потом и мы нагрянем, повинимся, примем участие, и т.д, и т.п. Езжай Вася, да, ты все правильно решил.
       Таким образом, Микула впервые стал участником подпольного совещания, а иначе никак: хозяйка квартиры, Лия Петровна, формально и фактически в ПрВр не состоит... Микула же состоит, сам напросился! Но! Василий Григорьевич, в предварительном разговоре с сыном настоял, чтобы тот вел себя радушным хозяином, на уровне метрдотеля, подавая на стол то и се, отпуская те или иные реплики, не относящие к теме заседания, но сам - Молчок! Рот На Крючок! - никаких дискуссий, вопросов и уж тем более возражений. Понятно? Понятно. Хорошо, если понятно. Мама поможет тебе в нелегком деле обслуживания гостей, собравшихся задним числом отпраздновать ее сорок второй день рождения.
       Обсуждали наболевшее, в зубах навязшее: дела нужны, конкретные дела, конкретные воплощения конкретных планов! Иначе что это за подполье такое?! Одно бессмысленное сотрясение воздуха с перспективой долгой тюрьмы либо скорого расстрела.
       Микула, как это и было ему присуще от рождения, запомнил в тот вечер абсолютно все: и мутноватую 'ржавую' взвесь на дне бутылки из-под 'Полюстрово', и характерные захлебывающиеся, очень неприятные на слух пошмыгивания-отхаркивания некоего Бориса Фирсова, питерского участника заседания, и немудрящие застольные шутки в неофициальной части... Но оставил в 'рабочей' области запоминания только основные положения и необходимые подробности. Пришлось научиться фильтровать информацию, иначе рехнуться недалеко!
       Дебаты, как выяснилось, шли не на ровном месте, не с чистого листа. Главная задача все та же: с помощью имеющих знаний, сил и связей, пытаться откорректировать внутреннюю и внешнюю политику страны и власти. Но не абстрактно: наметить конкретную цель и предположительно в планируемые сроки добиться ее. Выбирали предполагаемую точку будущих усилий.
      -... так в том-то все и дело! Нету! На сегодняшний день нет ни одной перспективной фигуры в плане реального, конструктивного разворота из тупика. Все - 'тупики', что Шелепин, что Косыгин!..
      - Фарид Махмудыч, ты горячишься! Ты молод и во всех, кто старше сорока, видишь тупики. Присядь пока, твой голос внятен, понят и зачтен. Валера, а ты что скажешь?
      - Согласен с предыдущим оратором. Шелепин уже все, отработанный пар. Да и был он по сути своей экономическо-политической - не более чем товарищ Сталин!
      - Даже так?! Не более, чем Сталин?!
      - Даже так, именно так, Серафим Ильич! Не по масштабу содеянного стиль похож, а по иному принципу: то есть, директивное руководство и жесткий хлыст в виде морковки и вместо морковки. Избежал хлыста - вот, будь жив и доволен! Эволюционировать от этого стиля к расстрелам - всего лишь дело времени, причем, сравнительно небольшого. Я, с вашего разрешения, еще салатцу положу. Фарид, передай, пожалуйста, буквально одну ложечку своему единомышленнику... да мне, мне!
      - Но Хрущев-то не эволюционировал в данном направлении?!
      - Слишком стар оказался. А Валерий Иванович прав: начал-то он как раз с расстрелов своих дружков-сталинистов, с беззакония: того же Берию ухлопал ни за понюх табаку! И маленького гнусного подонка этого... несовершеннолетнего Аркашу Нейланда... И мне салату, чур, мне оливье!
       Салаты стояли на столе, помещенные в три глубокие миски: оливье, помидоры с репчатым луком и сметаной, огурцы с подсолнечным маслом. Из более существенных блюд - сосиски молочные, объемной горкой на фарфоровом блюде, котлеты по-киевски, полтора десятка, прямо на чугунной сковороде. Кетчуп болгарский, горчица 'пищевая столовая'. Мужчины, во главе с председательствующим ныне Ставриди, настояли, что главное в сегодняшнем мероприятии отнюдь не соблюдение столового этикета и не пожирание кулинарных изысков, так что... Самообслуживание, все сами.
      Женщин на заседании не было, и Лия Петровна, якобы именинница, сдалась, ушла на кухню к телевизору, предварительно взяв с Микулы слово, что тот даст ей знать, в случае какой-либо кухонно-столовой надобности. Присутствующие ели и дискутировали с энтузиазмом, но количеством съеденного по традиции не злоупотребляли, поскольку не жрать сюда пришли. Алкоголя не было вовсе, но тут уж... Все правильно, боржоми, лимонад и 'Полюстрово'. И чай. Андрею Ильичу и Фариду Махмудовичу - кофе, растворимый. И вполне достаточно.
      - Товарищи, товарищи, алло, давайте по очереди, а не гвалтом! И давайте мы не будет очень уж широко растекаться мыслью по древу. Итак, предположим, что Косыгин - нет, Шелепин - Нет. Брежнев?
      - Брежнев! Три ха-ха! И Андропов нет. И тем более Полянский - нет!
      - Почему тем более?
      - Потому что потому! Володя, ты бы еще Кулакова наметил в реформаторы!
      - Нет, ну при чем тут Кулаков?! Зачем все утрировать? Кулаков - больной человек, алкоголик. Вдобавок и подхалим. Какой из него борец с режимом, когда он сам режим, одна из самых гнилых и никчемных его ветвей! Но Полянский чем плох?..
       Микула внимательно слушал весь этот сыр-бор и вздыхал, стараясь делать это незаметно. Вот, оказывается, как проходят заседания в организации, каждый из членов которой не просто рискует собственной головой, но еще и благополучием всех своих родных и близких!.. Потому как если они засыплются перед 'карающей десницей пролетарьята', перед славными органами ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ, то... Микула спросил себя: а сам-то он хочет вклиниться в этот базарный крик, плавно, однако без передышки, переходящий в осмысленную дискуссию и почти сразу же обратно? Пожалуй, нет, не хочет. Пока не хочет, а там видно будет. Сегодня его дело - молчать, замечать и протоколировать в уме, как поручено.
      Постепенно участники совещания-заседания выдохлись в бесплодных попытках переорать друг друга и переязвить: пошли конструктивные предложения.
      - Хорошо. Товарищи мои дорогие, друзья! Как бы мы ни надрывались в поисках истины с помощью громких восклицаний, все равно вытанцовывается некая общая платформа взглядов, которой я и предлагаю придерживаться. В один из следующих разов мы предметно вовлечем в дискуссию, а также ознакомим с ее предварительными итогами наших уважаемых - Валериана Дмитриевича, Василия Григорьевича, Павла Григорьевича, всех остальных, кого сможем подтянуть... Короче говоря: бесспорной кандидатуры со знаком плюс, на пост Главного Руководителя СССР - нам пока не важно, как это будет называться - у нас с вами нет. Правильно я озвучил? Валера?
      - Правильно.
      - Сергей?
      - Да.
      - Игорь?
      - Да.
      - Володя? Владимир Кондратьевич? Не спи.
      - Н-не знаю, не уверен. Воздер... Нет, согласен!
      - Фарид?
      - Совершенно верно.
      - Пал Палыч?
      - Ну, да...
      - Борис Борисыч?
      - Кху... Согласен.
      - Андрей Ильич, а ты что отмалчиваешься?
      - Да я не отмалчиваюсь, я котлету ем: Лия Петровна готовит божественно, как всегда. Бесполезно спорить с очевидностью, я всецело присоединяюсь к мнению большинства: никто из нынешних 'бонз' нам не подходит в качестве Первого Лица нашего государства.
       Микула, сидевший чуть поодаль от остальных, как бы во втором ряду, поближе к двери, от участия в поименном опросе воздержался, точнее, Ставриди его не спросил. Ну, и нормально, это логично, первое участие, все-таки, осмотреться надобно. Он обскакал взглядом всех присутствующих - прямых возражений не последовало, ибо, так или иначе, все оказались согласны с промежуточным выводом: положительного кандидата на главный руководящий пост, из состава нынешнего политбюро, никто не видит. Меньше всех 'топтали' сегодня Косыгина Алексея Николаевича, но и тому досталось - за догматизм, за сталинское прошлое, за подхалимаж перед Брежневым... Пусть и не явный подхалимаж, не такой, как у того же Кулакова или Андропова, но...
      Да, Серафим Ильич хитрейший лис: он, типа, сначала приводит всех к согласию на одно свое предложение, 'делает пробу', с тем чтобы исподволь диктовать им собственное видение тех или иных решений тех или иных проблем. Очень стар и очень хитер. Суперстар-Джезускрайст, типа.
      - Тогда давайте совместно обтесывать полено, в поисках затаившегося в нем Буратино, и делать это по частям. Давайте подумаем и взвесим, и выберем от противного: кто из нынешних членов ленинского Политбюро: а) самый хреновый их хреновых, то есть, не только бесполезный, но и потенциально самый вредный; б) кто из бесполезных и потенциально вредных самый неустойчивый, самый уязвимый против явных и тайных интриг. Если мы, по итогам дискуссии, остановимся на конкретной кандидатуре, то, тем самым, автоматически сформируем кандидата на свержение с партийного олимпа, то есть, все наши скромные возможности в сфере тайных интриг сосредоточим на нем. Если большинство присутствующих говорят 'да' этому предложению, то - вперед, предлагайте, с обоснованиями своих резонов или даже без оных. Время не резиновое, мы здесь до ночи сидеть не намерены и не станем. Вот, организуем когда-нибудь сборище или маевку где-нибудь на природе: на даче, там, в пансионате - тогда хоть до утра! Итак, предлагайте! Микула, запоминай, ты сегодня наш стенографист!
       И опять поднялся ор и гам, но уже несколько более умеренный - обретенная за обеденным столом сытость на некоторое время усмиряет даже буйных. Мнения разделились: почти половина спорящих посчитала самым главным злодеем и камнем на дороге - Суслова Михаила Андреевича, но почти столько же, четверо из двенадцати, треть присутствующих, во главе с Лискином Игорем Сауловичем, одним из доверенных сотрудников по главку Василия Тимофеева, сочли таковым Андропова, поскольку именно он возглавляет КГБ, который есть прямой наследник кровавого НКВД.
      Микула, помня предварительные наставления Ставриди (а еще задолго до этого и неоднократно отцовские), благоразумно воздержался от голосования и прений. Ему лично более всех почему-то не нравился Пельше, молчаливый старикан с безжизненным лицом.
      Ставриди, заранее согласовавший свою позицию с ныне отсутствующими Курбатовым и Тимофеевым, твердо стоял за кандидатуру Подгорного - и эта предварительная точка зрения 'старших', пусть и не сразу, возобладала. В чем была основная суть его аргументов? Микула все помнил дословно, вплоть до всхрипов в груди Серафима Ильича, вкрапленных в те или иные фразы, но для себя, для разума своего, привычно проделал систематизацию и отбор, отшелушил несущественное.
      Формально высший эшелон власти в СССР возглавляют трое: Брежнев, Подгорный, Косыгин, соответственно представляющие три ветви этой власти.
      - Брежнев - Генеральный секретарь ЦК КПСС, самый главный среди них, самый полновластный.
      - Подгорный - Председатель Президиума Верховного совета, аналог Президента в ряде зарубежных стран, в структуре советской власти - Главный Церемониймейстер, фигура вполне себе декоративная, однако же весьма и весьма весомая, ибо он не только Председатель Президиума, но и бессменный член Политбюро.
      - Косыгин - Председатель Совета Министров СССР, премьер-министр, также член Политбюро, деятель, обладающий реальной и очень большой властью, но де-факто признавший первенство Брежнева и никогда ни в чем не составлявший тому хотя бы что-то похожее на оппозицию.
       То есть имеет место быть триумвират, до окостенения спаянный в единое номенклатурное целое. Если оставить все как есть, смиренно ожидая, пока естественным путем случится некое изменение, обновление (хотя бы за смертью любого из этих довольно 'возрастных' фигур), то и события пройдут мимо ПрВр, вне зоны их влияния, а если поднапрячься, в попытках расшатать или заменить один из этих столбов, то... Короче говоря, хуже-то не будет! А лучше - может быть, особенно если не сидеть сложа руки, не дремать, не ждать у моря погоды...
      Самое слабое звено среди них - и самое перспективное для кадровых шатаний! - Подгорный Николай Викторович, в феврале отпраздновавший свое семидесятилетие. Почему самое слабое и почему самое перспективное? Подгорный - очень тщеславный и себялюбивый человек, весьма невежественный, однако сохранивший в себе амбициозность и жажду власти. Всем известны его неуклюжие попытки пропихнуть 'в массы' идею о том, что именно он Председатель Президиума, - как бы Президент Советского Союза. Что, кстати говоря, неимоверно раздражает Леонида Ильича, с которым внешне он запанибрата: Леня - Коля. У Тишко, у Курбатова и у самого Ставриди есть не близкие, но подходы к окружению Леонида Ильича: так, например, инженер-металлург Тишко Николай Семенович довольно тесно общался по работе в Челябинске с самим Цукановым Георгием Эммануиловичем, помощником Брежнева, был ему старшим коллегой и наставником. И, что самое ценное, неформальных связей с Цукановым не утратил. Продумать, спланировать - как и что ему, Цуканову, надуть в уши - так, между делом, от простоты душевной, народным голосом верного брежневца - чтобы он дальше понес, туда, наверх: дескать, все старые партийцы, всецело поддерживающие верного ленинца номер один -Леонида Ильича - видят и обсуждают в кулуарах, что Подгорный зазнался, что у Подгорного далеко идущие планы и задачи насчет себя любимого и своего места в Истории... Вспомнить вовремя и напомнить о том, как он, курируя во время Великой Отечественной консервацию и эвакуацию заводов, проштрафился с недостоверными докладами, иначе говоря, лгал!..
      Проверить эффективность такого косвенного навета не представляется возможным - не спросишь же: дескать, мол, ну, что, Георгий Эммануилович, проинформировал Самого, о том, как и, главное, на что этот нечистоплотный карьерист Подгорный замахивается своим невоздержанным языком?!
      Но можно с той или иной степенью уверенности надеяться на результат.
      На чем зиждется 'та или иная степень уверенности'? - На анализе и экстраполяции информации, ранее уже исследованной, особенно по событиям предыдущих съездов КПСС.
      Тот же Петр Ефимович Шелест, некогда крутой и всесильный вождь советской Украины, а ныне опальный смутьян, мелкий начальник чего-то там на задрипанном заводе в Подмосковье, вспоминая то и дело, к месту и не к месту, события почти шестилетней давности, канун XXIV съезда КПСС (1971 год) сетовал, что когда голосовали по будущему составу ЦК, он получил два голоса против, причем явно, что по ошибке: вычеркивали из списка Шелепина, соседа по алфавиту, а черкнули-то его! И Леонид Ильич Брежнев мог бы одним мановением бровей восстановить партийную справедливость, но делать этого не захотел, поскольку у него, у Брежнева, не нашлось ни одного голоса против, и будет идеологически верно, оправданно, если он, несомненный лидер всея КПСС и вообще международного коммунистического движения, даже здесь выделится в лучшую сторону из всего сонма своих соратников по Политбюро!
      И этот результат, 'ни одного голоса против', по большому счету не есть правда, потому что (якобы так рассказывали Шелесту верные люди из счетной комиссии) несколько бюллетеней против Брежнева взяли и просто посчитали недействительными! Вычеркнули из статистики - и точка! А все потому, что Леонид Ильич, всемерно подогреваемый своим льстивым окружением, очень уж печется о своем авторитете.
      Пришел XXV съезд КПСС (1976 год), всех 'националистов', вроде Шелеста и почти весь 'молодняк' - всех этих Егорычевых, Семичастных, Шелепиных, Полянских надежно задвинули в дальний номенклатурный угол, в отработанное политическое прошлое, но почти сразу же возникла, подтверждая поговорку про 'пусто' и 'свято место', тотчас подняла голову клика товарища Подгорного, который возжаждал свой высокий, но формальный пост руководителя советского государства превратить в действующий, в Самый Высокий! Над Партией захотел вознестись Николай Викторович, видимо, так и не выучивший уроки Истории, в безмерном тщеславии своем забывший, что происходит с теми, кто оторвался от коллектива и летит прямо к Солнцу!
      Поэтому, вполне закономерно случилось так, как оно и случилось: при партийном голосовании в обновленный состав ЦК, именно Подгорный получил неожиданно для себя почти двести голосов 'против'! Сто девяносто три, если быть точными до мелочей. Да, сие было для него черной неожиданностью, хотя ему имело бы смысл задуматься еще задолго до этого подспудного партийного скандала! На Харьковской партконференции, в своей привычной, 'домашней', можно сказать родной партийной гавани, от которой Подгорный привык избираться, против коммуниста Николая Викторовича Подгорного проголосовало почти сорок процентов участников, 250 из 650 коммунистов! Плохой был знак, почти как черная метка, сунутая ему в ладонь! Тем не менее, партийную демократию никто не отменял: подавляющим большинством голосов он был избран на XXV съезд. Все вышеизложенное дает прямую подсказку в выборе цели и самой программы действий: Подгорный! Его надобно 'валить'! Теоретически, можно было бы дождаться следующего съезда Партии, явно последнего для карьеры Николая Викторовича - но это слишком долго ждать!
      - Хорошо, предположим, все удалось, Подгорного свалили. И что же дальше?
      - А вот что! На место Подгорного приходит другой человек. Предположим, Мазуров.
       Микула поколебался немного и вычеркнул Мазурова из текста мысленной аналитической записки, которую он должен будет показать отцу: большинство обсуждающих сошлось во мнении, что Кирилл Трофимович Мазуров (кличка в Политбюро 'Красный партизан'), слишком резок и довольно глуповат, и не по уму вознесется, если его выдвинут и посадят на это тепленькое место... Предположим, Соломенцев, который всего лишь кандидат в члены Политбюро, либо кто-нибудь из региональных предводителей (но отнюдь не из национальных республик, разве что Щербицкий) главных городов страны: ленинградец Романов или москвич Гришин.
      Кто бы там ни был - Щербицкий ли, Романов, Гришин, Соломенцев - новый триумвират, в сравнении с предыдущим, будет первое время не столь окостеневшим, а, стало быть, все взаимоотношения, все трения и противоречия между ними оживут, забурлят и, тем самым, сделают нынешнее внутриполитическое номенклатурное 'статус кво' менее устойчивым! Что и требуется, ибо сразу же возникнут дополнительные возможности - влиять, шатать и внедряться! Проще будет вбивать клинья во вновь образовавшиеся трещины, да и карьерный лифт заработает побыстрее обычного, что также очень немаловажно, в том числе и для некоторых членов ПрВр! Тот же и Курбатов, к примеру, явно засиделся в замминистрах, ему давно пора двинуться повыше! А товарищу Славскому, принимая во внимание его весьма почтенный возраст и невзирая на его же несомненные заслуги - пора бы дать отдохнуть!
      Да, казалось бы, место министра в 'Средмаше' и пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР - вещи, никак напрямую не связанные, но любые значимые движения в высших эшелонах власти приравниваются к тектоническим сдвигам, то есть, влекут за собою эпические последствия, изменения в ландшафте целых номенклатурных пластов и континентов... Попросту говоря, мобилизуются кланы: свои подтягивают своих.
       На том и порешили участники собрания-заседания. Ставриди предварительно распределил задачи и направления усилий тех ПрВровцев, кто хоть каким-то боком мог бы быть конкретно причастен к делу, предварительно согласовал со всеми присутствующими примерную дату будущей встречи, и заговорщики разъехались.
       Василий Григорьевич вернулся из командировки через два дня, но прошло еще трое суток, прежде чем ему удалось выкроить время, чтобы очень плотно и никуда не спеша выслушать 'стенографический' доклад сына. Да, Микуле пришлось поработать и живым магнитофоном, передавая в максимальной точности очередность вороха реплик и восклицаний участников, однако же и его личные интерпретации услышанного отец слушал с таким же неослабным вниманием. Пару раз даже фыркнул одобрительно. Очень неожиданным для Микулы получился отцовский контр'анализ обсуждаемых на совещании кандидатур.
      - Как тебе кажется, мой дорогой сын, кто из высшего состава нынешней партийной верхушки - скрытые почитатели Сталина?
      - Кого?!
      - Сталина. Пусть не почитатели, это я переборщил с определением, пусть это люди, навсегда впитавшие в себя сталинский дух, сталинский стиль руководства, сохранившие ностальгическую память о сталинских временах и личное доброе уважение к 'вождю всех народов'. Твое мнение?
      Микула поразмыслил с минуту, однако не стал оригинальничать в поисках экзотических вариантов, сказал то, что думал.
      - Ну... Суслов, я полагаю. Может, Пельше еще.
      - Ха! Насчет Арвида Яновича я как-то не подумал... Ты меня удивил, сын мой, вспомнив о товарище Пельше. Раз так, то я отвлекусь на пару-тройку слов в его адрес. Из этого 'красного профессора' - настоящий профессор, как из собачьего хвоста сито! Все мои знакомые, дальние и поближе, кому довелось соприкасаться с товарищем Пельше и делами его, отмечают дружно: бездельник созерцательного толка. Ему бы только оперы слушать и спектакли смотреть. Но если насчет Сталина - я ни в зуб ногой, не в курсе, однако поверил бы, случись такая информация по данному деятелю. Он - пустышка, а мы обсуждаем тех, кто при деле. Итак, ты говоришь: Суслов. Да? Или еще кого назовешь?
      - Суслов, пап. На всякий случай, подозреваю, что и Андропов. Беру с тебя пример и на маюсь досужими домыслами.
      - И правильно делаешь, мыслить стоит конкретно, опираясь на знания. Мое же мнение: Косыгин, Устинов, Громыко - птица-тройка. Раньше я думал, что это еще и Пономарев, но теперь все больше убеждаюсь, да и полностью убедился в своей ошибке. Пономарев Борис Николаевич - это формально кандидат в члены Политбюро, но самый влиятельный из кандидатов. Спец по международным коммунистическим делам.
      - Пап, я знаю, кто это такой, читал.
      - А, ну да... Все вышеупомянутые мною деятели высоко и рано поднялись как раз при Сталине. Сталин лично заметил и выдвинул каждого из них. И не ошибся: И Косыгин, и Громыко, и Устинов - все работяги как на подбор, из каждого просто хлещет энергия и воля! Пономарева я гораздо хуже знаю, просто верю тем подробностям, которые слышал о нем от других, от людей, хорошо его знающих по совместным камланиям.
       Микула ухмыльнулся услышанному 'панегирику' в адрес сталинских выдвиженцев и перебил отца:
      - Пап, может, ты тоже сталинец? Приверженец твердой руки?
      - Нет, ну ты нахал, дорогой мой Микулыш! Покусывать родного отца!.. Не стыдно?
      - У-у! Ни капли! - Микула вновь ухмыльнулся, как бы показывая отцу, что ни в чем плохом он его не подозревает, а пикируется с ним просто от хорошего настроения и с полным доверием.
      - Тогда ладно. И на том спасибо, что признался. С деловой точки зрения, все эти сталинские соколы оцениваются в наших кругах весьма высоко, ибо, повторюсь: недюжинные разум, опыт, знания, воля, энергия - все при них. Единственная мелкая досадинка-соринка состоит в том, что они работают как привыкли, а к новым вызовам истории не готовы. Директивный стиль руководства хорош в время войны, когда на сравнительно короткий кусочек времени мобилизуются все силы и отменяются все или почти все демократические нормы, гражданские права, человеческие нужды. За счет этого достаточно быстро и зримо достигаются результаты, порою весьма заметные, на тех узких участках 'фронта', где все эти усилия сосредотачиваются, но, увы, происходит это за счет общего КПД.
      - КПД? Как это? Ты имеешь в виду коэффициент...
      - Да, КПД - коэффициент полезного действия. Чтобы предельно коротко, не отвлекаясь от темы, приведу пример очень низкого кпд: вырубается участок леса, древесины ценных пород - на дрова, разводится костер из кубометра этих дров, чтобы вскипятить двухлитровый чайник воды. Остальная древесина выбрасывается. Пример грубый, утрированный. Но если ты его понял, то двинемся дальше, а сравнение КПД в социалистическом и капиталистическом хозяйстве обсудим как-нибудь позже, и настолько подробно, насколько ты пожелаешь. Хотя бы на примере дОбычи нефтИ на месторождении Самотлор - и где-нибудь в Техасе. Хорошо? И это сравнение отнюдь не в нашу пользу, увы.
      - Да, пап. Ты же знаешь: я всегда к этому готов, мне интересно. Это ты очень редко находишь время для подобных бесед. Гм... Несмотря на твои недюжинные разум, опыт, знания, волю, энергию - которые все при тебе.
      - К-к-какой же ты кусачий, сын мой дорогой, просто овод, а не сын! Просто пиранья речки Амазонки! Но... я внял критике снизу и постараюсь исправиться. Разрешите продолжить?
      - Ну, папа!..
      - Ладно, я же сказал: не сержусь. Давай-ка переместимся на кухню, глотнем кофейку с пончиками, а под кофеек двинемся дальше. Мамино присутствие нам нисколько не помешает. Да?
      - Аск!
      - Не понял?
      - Да, я только за!
       Василий Григорьевич говорил, как лекцию читал: четкими выверенными фразами, с минимумом вводных слов-паразитов, за каждой логической посылкой следовал соответствующий вывод... Лекция внезапно превращалась в семинар, и Микула должен был своевременно реагировать, доказывать, что услышал и усвоил все услышанное, пусть даже и не согласен в чем-то. И Лия Петровна вдруг передумала с кухни уходить, нашла для себя еще кое-какие дела и хлопоты, но в полувоспитательную беседу отца и сына прямо не вмешивалась ? - потом успеет, а, вот, Вася, наконец-то, время выбрал для сына! - Она то к одному подойдет, в щечку поцелует, то другого по вихрам погладит... дополнительный пончик на тарелочку положит и поближе придвинет... По ее улыбке, то грустной, то ехидной, видно было, что ей тоже очень интересно слушать своих дорогих мужчин.
       Оказалось, по мнению отца, по его глубокой убежденности, основанной на внушительных запасах ранее полученной и просеянной информации, что Суслов Михаил Андреевич - как раз наоборот: твердокаменный антисталинист! Опа! Микула даже обомлел, когда вник в отцовские слова и понял, что тот не шутит! Да, общепринято считать в среде советской интеллигенции, что Михаил Андреевич - главный душитель гражданских свобод, человек номер два в пантеоне нынешних партийных богов, зловещий серый кардинал и гонитель всего нового и свежего, в творчестве, в науке, в политике. Ну... да... узколоб, этого не отнять, хотя отнюдь не глупец. Товарищ Суслов очень и очень заскорузлый деятель, 'человек в футляре', старый и душный, ничуть не похожий на горьковского Буревестника, с этим спорить невозможно, да никто и не собирается. Что такое культ личности? - покорное рукоблудие власти. Суслов истовый служитель очередного культа, а Сталина не любит! И все попытки вернуть в советскую историческую науку сталинское наследие и уважение к Иосифу Виссарионовичу подавляет жесткою рукой! Он за Ленина и против Сталина! Заодно и против Хрущева, которого считает сталинским прихвостнем и выкормышем!
      - Ага, ни фига се! Пап, а себя самого, себя лично он сталинским выкормышем не считает, нет?! - Микула, воспользовавшись своим правом вставлять реплики по ходу беседы, тотчас отбарабанил цитату из официальной биографии Суслова, которая вполне ясно говорила, что карьерный взлет Михаила Андреевича пришелся аккурат на сталинскую эпоху: тут тебе и главред газеты 'Правда', и член Президиума ЦК КПСС, аналога сегодняшнего Политбюро...
      - Все верно изложил. Себя - категорически не считает, тем не менее! И я, скорее, склонен с этим согласиться: по моему личному убеждению, Хрущев был куда как больший сталинист, нежели Суслов, неуч, да еще отчаянный самодур, вдобавок! А Суслов четко знает свои берега и никогда не лезет через очерченные ему границы.
      - И кем они очерченные?
      - Тем же Брежневым. Ему Леонид Ильич выделил в ленное владение идеологический удел: это теоретические вопросы марксизма-ленинизма, в которых он сам, по его доверительному признанию, ни бум-бум, история партии, научный коммунизм, образование... Там Суслов и сидит в центре всего, ткет, понимаешь, свою липкую и страшную паутину, понимаешь. И бдительно смотрит, чтобы сталинизм нигде не пророс. Брежневизм - это пожалуйста: сам инициирует, организует Леониду Ильичу аплодисменты, переходящие в овации, а сталинизму - нет хода. Причем, даже Генеральный секретарь ЦК КПССС Брежнев в данном вопросе не решается его оспорить: оступился пару раз по мелочи и немедленно получил пламенный отпор-отлуп. Брежневу это даже понравилось, его это позабавило: Миша молодец, на своем месте, так держать! Посмеиваться в спину над Сусловскими галошами, над его аскетизмом, над простонародным оканьем он всегда готов, но чинить отсебятину в марксистско-ленинских теоремах - никак нет! Михал Андреич сюда, на этот важнейший участок коммунистического строительства, поставлен Партией, все вопросы - если возникли - бегом к нему! Леонид Ильич никоим образом не склонен подпитывать чужой авторитет, который даже посмертно может составить конкуренцию его собственному авторитету. Ленин - это другое дело, это партийный билет номер один и вообще небеса! А товарищ Сталин... Нет уж, товарищу Суслову, на его участке фронта, виднее, что где и как! Брежнев безусловно верит Михаилу Андреевичу и безоговорочно доверяет ему, ну, а чтобы доверие было максимально прочным, Брежнев пристегнул в упряжку этого коренника-вожака теоретиков отечественного и международного коммунистического движения другого пламенного коммуниста: Бориса Николаевича Пономарева, подспудного соперника Суслову... Дескать, пусть подышит Суслову в затылок - обоим полезно, равно как и всему коммунистическому движению. Пономарев Бэ Эн - знаешь его?
      - Ты ведь уже спрашивал! Да, естественно, читал! Борис Николаевич, маленький такой, лысый шибздик с усами.
      - Микула! Ради бога, извини, Вася, что вмешиваюсь не в свои дела, но наш сын должен сохранять, уж если не уважение, то хотя бы внешнюю учтивость по отношению к посторонним людям, пусть и к таким малосимпатичным-м-м-м... - Лия Петровна запнулась с определением, и Микула немедленно подсказал
      - ...начетчикам и талмудистам!
      - Микула, прекрати! Вася, ты сам видишь... влияние своих неоднозначных манер на нашего сына!
      - Вижу. Все! Выволочка принимается. Сын, будем вместе учиться... э-э... учтивости, пардон за тавтологию, а ты, дорогая мамочка, постарайся не врываться в нашу научную беседу с булавой в руках! Мы уже боимся и скоро начнем заикаться.
      - Хорошо, молчу. И действительно - а кто я, собственно, такая, чтобы вмешиваться в диспут столь высокоученых философов?! Лучше уж я вернусь к главному делу своей жизни: буду мыть кастрюлю и притворяться глухой!
      - Ну, мам!..
      - Вот тебе и 'мам'. Ладно, остается терпеть!.. Вася, продолжай пожалуйста, мне очень любопытна твоя лекция, честное пионерское! Отныне я молчу и только слушаю!
      Общеизвестно, что Брежнев откровенно недолюбливает Пономарева, пожалуй, даже сильнее, чем Суслов, однако он не привык разбрасываться кадрами, которые лично ему, его положению в партии, ничем не мешают и, вдобавок, отъявленные подхалимы. Стало быть, и Борис Николаевич вполне сгодится, как та рукавица... Он еще больший антисталинист, нежели Михаил Андреевич, и это неплохое подспорье Суслову в любимой Брежневым системе 'противовесов', когда мощным и влиятельным персонам, уцелевшим сталинским соколам: Косыгину, Громыко и Устинову, ворочающим реальными делами во внешней и внутренней политике, будет противостоять группа рыцарей бумажно-теоретического фронта, ненавистников Сталина: товарищи Суслов и Пономарев, плюс примкнувший к ним Загладин. Опять же и Суслов - ни в коем случае ни по брежневскому наущению, но по собственной воле - позаботится, чтобы Пономарев Борис Николаевич, самый влиятельный, самый весомый из всех кандидатов в члены Политбюро, так навеки и остался кандидатом, в одном малюсеньком шажке от полноправного членства в Политбюро! А тот, со своей стороны, будет по-партийному внимательно присматривать, чтобы Михаил Андреевич не выходил за пределы своей компетенции и своих партийных полномочий.
      Зазвенели телефоны, почти одновременно, из трех мест: приглушенным, но требовательным канцелярским звоном - издалека, в отцовском кабинете, обычным дзинь-динь из спальни родительской, и, мелодично закурлыкала отводная трубка от второго телефона (два телефона в одной квартире - это круто, это статус!) на тумбочке, здесь же в 'столовой', она же кухня. Микула каждый раз привычно удивляется таким 'звонковым' совпадениям, и лениво мечтает, что не худо бы и ему, в его комнату, завести третий телефон, чтобы он был только его личный, а не общеквартирный. На сегодняшний же день, по факту, получается, что один телефон папин - это уж сугубо папин, даже мама берет кабинетную трубку только в редких и заранее оговоренных случаях, а другой телефон как бы общий, но - на девяносто процентов, а то и больше, чем на девяносто - мамин.
      - Аллоу?.. Привет, Анджелочка! Сейчас я перейду к другому телефону. Микула, будь добр... - Лия Петровна протянула трубку Микуле, чтобы он положил на место, когда она ему даст знать, а сама помчалась в спальню. Анджела, мамина подружка на другом конце провода - это пусть и не навсегда, конечно же, но надолго.
      Родители разбежались по телефонам, а Микула, чтобы время скоротать, съел оставшийся на тарелке одинокий пончик, запил его остатками кофе.
      Первым, буквально через пару минут, вернулся папа, и Микула, воспользовавшись маминым отсутствием, тотчас задал вопрос, который уже давно его беспокоил, но не будешь же при маме обсуждать дела 'Программы Время' и участников ее. Считается, что мама ничего об этом не знает, и это правильное решение со всех сторон.
       - Пап, давно хотел спросить...
      - Слушаю.
      - Ладно, и с Пономаревым, и с Сусловым, да и с остальным все боле или менее понятно, когда они возводят в культ Брежнева, Сталина, Ленина - они сами такие, и сами бы не прочь на его место. Но я не возьму в толк, почему тот же Серафим Ильич придерживается социалистических идей? Он - что, не видит разницу между действительностью и теми словами, которые данную действительность описывают в учебниках марксизма-ленинизма?
      - Видишь ли, я и сам до конца не понимаю этого, честно говоря. Тому причиной возраст, быть может, связанная с этим косность мышления... фимоз воображения... Тишко у нас тоже социалист. Кстати говоря, послушай, Микула, я говорю с тобой о наших проблемах и о наших знакомых не с тем, чтобы ты дальше нес от меня услышанное или принимал это за злословие. При любых личностных недоумениях, мы все товарищи и соратники, спаянные общим делом и общей ответственностью... в случае чего. Полагаю, что системные пороки социалистической идеи, концепции, он, и Тишко, и другие марксисты-бакунинцы принимают за личностные вывихи со стороны тех, кто берется эти идеи воплощать в стране победившего социализма. - Василий Григорьевич усмехнулся, открыл рот, чтобы что-то добавить, но передумал. А потом передумал еще раз и все-таки сказал:
      - Знаешь, иногда мне кажется, что тот же Ставриди, Серафим наш Ильич, люто мечтает о несбыточном прошлом, и жалеет, что нет такой машины времени, которая забросила бы его в далекий тысяча девятьсот двадцатый, или двадцать первый год, прямо в кремлевский кабинет Владимира Ильича Ленина, под зеленую лампу, народным ходоком! Как на той картине... как ее... Уж он бы сумел рассказать Владимиру Ильичу, что и почем, сумел бы помочь молодому советскому государству, и предостеречь, чтобы в итоге двинуть историю советской России и человечества в целом по правильному пути, не искореженному ни будущими преступлениями Сталина и Берии, ни дуроломством Хрущева, ни прогрессирующим маразмом Леонида Ильича. Но нет на белом свете машины времени, она существует только в романе Герберта Уэллса и у его эпигонов-фантастов по данному изобретению. Нет на свете идеального мироустройства и не будет, поскольку все до единой общественно-политические системы в нашей человеческой цивилизации - это протезы естественного отбора.
      - Да, пап, не беспокойся насчет длинного языка, у меня его тоже нет, как и машины времени. Зато картина маслом 'Ходоки у Ленина', которую ты упомянул - есть, в памяти, вплоть до мелочей. Живописное полотно в стиле социалистического реализма, художник Серов. - Микула откашлялся и добавил: - Владимир Александрович Серов родился 21 июля 1910, Эммаус, Тверская губерния - умер 19 января 1968, Москва - советский живописец, график, педагог. Президент Академии художеств СССР, народный художник СССР, лауреат двух Сталинских премий. Однофамилиц другого известного художника, Валентина Серова, но тот умер еще до революции.
      - Ах, так это однофамилиц?! Вот, елки зеленые! А я почему-то думал, что... Они родственники, что ли, эти два Серова?
      - Справочники утверждают, что нет, просто однофамильцы.
      - Хм... надо же. Благодарю, сын мой, буду знать. Я, признаться, думал, что у 'Девочки с персиками' и у 'Ходоков' один и тот же автор, Валентин Серов.
      - Валентин Серов умер в 1911 году, пятого декабря по новому стилю, в Москве.
      - Угу. А этот, советский, оказался Владимир Серов. Да, 'Ходоки у В.И. Ленина' - известная картина...
      
      - А вот еще один мелкий стеб! Але, ваганты! Минуточку внимания, пока все трезвы... относительно!.. Вы, наверное, еще со школы помните репродукцию картины Серова 'Ходоки у Ленина'? - Очень известная картина!
      - Допустим, что помним. Ну? И?..
      Развеселая компания сидит в пивбаре 'Очки', что широко раскинулся восемью громадными окнами-стенами вдоль канала Грибоедова, прямо напротив памятника фельдмаршалу Кутузову. Официального названия у недавно открывшегося бара до сих пор нет, и прогрессивная питерская молодежь по старой ленинградской традиции наперебой пытается дать ему неформальное: 'Грибоед', 'Конюшня'... Одно время студенты-психологи склонились именовать его 'Кутузка', дескать, Михаил Илларионович тормозит прохожих фельдмаршальским жезлом в левой вытянутой руке: 'Стой! Пивбар направо!..' Но в миру, к крайнему неудовольствию Лука, стоявшего за 'Кутузку', детище личной своей фантазии, возобладали прозаические 'Очки', потому что бок в бок пивбару стоял магазин по продаже медицинской оптики.
      Сидят всемером, сплоченной компанией однокурсников: Лук, Ирка Табачник, Ава с Анкой, Юрка Кузнецов, Жорка Ливонт, Колька Пойзен.
       Пойзен и Кузнецов - ленинградцы, все остальные - иногородние, 'понаехавшие'. Должен еще подбежать Сашка Новотный, клялся-обещался, однако запаздывает. Лук достал из сумки старый журнал 'Огонек', уже изрядно помятый временем и небрежным обращением, разворачивает на нужной странице.
      - Во! Сюда смотрите!.. Носящий уши - да не развесит!
      - Ну, и чего?.. Типа, на четверых соображают?
      - Нет! Имеющий уши - да прочистит! Гм... Кхе, кхе, кха!.. Как говорил один дедок из одного старинного французского романа... У меня есть несколько замечаний о персонажах этого эпического полотна. Вот она, картина, дорогие товарищи, посмотрите направо... посмотрите налево, ближе, вглядитесь в нее повнимательнее! Если есть замечания - сразу говорите, а я дополню. Это вам не 'Девочка с персиками', это настоящее рабоче-крестьянское 'искуство'. С одной буквой с, чтобы по-нашему, по-пролетарски!
      - Слушай, Лук, а что ты, собственно, имеешь против пролетариата?
      - Да ничего, просто в виде предисловия пристегнул. Я в Мурманске этим летом сам был пролетариат.
      - Давай, давай, объясняй, только лаконичненько, без предисловий!
      - Лаконично - то же самое, что кратко, только длиннее. Хорошо. Стоп!.. Сперва схожу, Новотного посмотрю...
       Луку после двух кружек пива захотелось в туалет, и он решил сначала сбросить накопленное в мочевом пузыре, чтобы никакие мелкие заботы не отвлекали от предстоящей речи. Туалет в пивбаре расположен почти напротив входной двери, а сама дверь, как и остальные семь наружных стен пивбара, представляет собой огромное, от пола до потолка, стеклянное окно с полукруглой аркой, и во время похода в туалет посетители могут видеть тех, кто стоит в очереди на вход. А очередь на вход, как и в любом пивбаре, есть почти всегда. Если Сашка Новотный нарисуется, наконец - друзья его увидят и проведут мимо швейцара внутрь, на восьмое место у стола, все законно.
      Потом эта фраза, насчет 'посмотреть Новотного', станет нарицательной в их компании: даже когда Сашка сидит тут же, рядом, в общажной комнате или в учебной аудитории, кто-то время от времени встает и, пробормотав вслух насчет встречи Новотного, направляется в туалет. Сашка смеется в таких случаях, но сам тихо злится.
      - Итак, дорогие ценители классической живописи! Сначала непосредственно о Владимире Ильиче: он им даже верхнюю одежду снять не предложил! В кабинете явно тепло, сам он одет достаточно легко: без тулупа и валенок, даже без шарфа и шапки. И они все явно, что не мерзнут. Но это ладно. Теперь представьте себе Кремль той поры. Товарищ Ленин принимает посетителей...
      - А почему сразу Кремль, может это Смольный!?
      - Кремль. Попрутся тебе ходоки куда-то там в неведомый Смольный, к неведомым большевикам, которые даже и власть не захватили! В то время Ленина вообще мало кто знал, Жора! Если мне не веришь - ознакомься с первоисточником, посмотри фильм 'Ленин в Октябре'. Так что - Кремль, а я продолжаю. Пришли ходоки в Кремль к Ленину - их что, вот так сразу и пропустили? Это не проходной двор, а Владимир Ильич не конферансье в фойе кинотеатра!
      - Лук, латук! Ты потише, да? Не ори на всю вселенную, уже люди оборачиваются, загремим все 'под панфары'. Дайте сюда картинку, я тоже хочу посмотреть.
      - Ладно, я тихо. Э, Ирке передайте журнал, а то ей в очках не рассмотреть. И вот, значит, пусть договорились ходоки с охраной, все путем, и секретари товарища Ленина повели их вглубь Кремля как есть, минуя гардероб(!), в гости к вождю мирового человечества. Ему как раз делать было нечего!..
      - Лук, тише! Может, там гардероба не было.
      - Я и так тихо. В Кремле не было гардероба?!
      - Ты дальше давай, Лук! Пусть там не было гардероба. Дальше что?
      - Продолжаю. Гардероба нет, да? Все в тулупах и шинелях. Мало того, один их ходоков сбросил рюкзак под ноги, на зеркально вычищенный и натертый паркет.
      - Тогда рюкзаков еще не было.
      - А заплечные мешки уже были. Вон тот, другой, вообще прямо так и стоит, заплечного мешка со спины не сняв, как на вокзале или на базаре. С другой стороны взглянуть-оценить - так он вынужден стоять, ибо Ильич, обычно предельно чуткий к пролетариату и бедняцкой массе трудовых крестьян, не обеспечил ему кресло. Беседующих четверо, а сидят двое. В Кремле больше стульев не нашлось для посетителей к самому товарищу Ленину?! Более того, потомственный дворянин и в какой-то мере интеллигент...
      - Лук, не ори! Давай тише, ну...
      - ...сын инспектора народных училищ, адвокат с незаконченным высшим образованием, товарищ Ленин не мог не понимать, что в приличном обществе так не делают, что он наносит своим гостям прямое оскорбление, оставив белые укрывающие чехлы на предложенных креслах, дескать, грязные смерды! Что с того, что он сам в таком сидит? Ты посетителей согласился принять, и ты Глава государства! Гм... Здесь я товарища Ленина Владимира Ильича ни в чем не виню, все вопросы к художнику Серову, он так распорядился! Но и крестьяне у товарища художника Серова - тоже не без легоньких изъянов в воспитании: паркетные половицы, как я уже говорил, начищены до зеркального блеска, а у главного ходока, у того, который в профиль к нам сидит, сапоги не то что нечищеные - они покрыты жирными кусками грязи! Как ходоки словчили пройти мимо часовых и революционного швейцара? - не знаю! Это что - до революции так в гости ходили друг к другу - бедняки, дворяне, купцы? К себе в крестьянскую избу-то, небось, так не пойдешь, вытрешь ноги в сенях! А тут Кремль! И вещмешок заплечный на пол в гостях бросать - отнюдь не по русскому обычаю: наверняка там, у кого-нибудь за спиной, справа или слева, за пределами сего живописного полотна, шкаф или вешалка есть, куда бы можно не только треухи с рукавицами сложить... Владимир Ильич свое пальто и кепку на пол, небось не бросает?!
      - Стебово. И как ты это объясняешь, Лук? Ну, все эти несообразности?
      - Объясняю, да, с помощью логики и бритвы Оккама. Я лично подозреваю, что это были подосланные с целю дискредитации крестьянского движения, кулаки-белогвардейцы. Подосланные, но вовремя разоблаченные бдительным Ильичом, а иначе бы зачем он так издевательски круто с ними обошелся???
      - О!.. Сашка пришел, ну, наконец-то! Новотный, а Новотный! Мы уж тебя с фонарями в урнах собрались искать! То и дело ходили по очереди к дверям, высматривали!
      - Сволочи вы! Ничего вы не высматривали! Я едва халдея уговорил, что, де меня тут ждут семеро козлят!.. - Новотный повернул голову к возникшему у стола официанту. - Вот они, голубчики, видите, я не врал! Я же говорил, вот, они меня ждут. Мне две жигулевского, пожалуйста! Что за журнал?.. Не, я после посмотрю. Пить хочу, как не знаю... А чего вы тут ржете на весь пивбар? Лука аж от дверей слышно!
       Еще минута, еще другая - и все уже забыли про журнал 'Огонек', про художника Серова, написавшего довольно странную сцену в ленинском кремлевском кабинете... Юрка Кузнецов встал из-за стола, выпрямился во весь свой гвардейский рост и громогласно объявил, что идет смотреть Новотного!.. Сашка недоуменно затряс очками, не в силах понять причины визгливого смеха окружающих, ему пояснили... Шутка удалась. А Лук, так и не понятый современниками, помрачнел на пару мгновений... потом улыбнулся, вслед за всеми, собственной шутке - такой стебовой, и такой... Выпорхнула и забыла своего автора!.. Но если твоя острота пошла по рукам, ее уже нет смысла ревновать. Это как с любимой девушкой... Лук загрустил, допил третью кружку, почти тотчас же заказал четвертую... Ох, много будет мочегонной жидкости в организме, а еще до общаги ехать... Надо бы притормозить. Лук сунул в свою спортивную - она же студенческая ?- сумку никому не нужный журнал 'Огонек', а сам отчего-то вспомнил, как в четвертом классе схлопотал на уроке истории двойку, может быть, первую в жизни! От своей первой учительницы, Розы Михайловны Богушевой! И, кстати говоря, именно за критическое замечание по поводу художественного полотна. 'Всюду жизнь' - холст, написанный Николаем Александровичем Ярошенко в 1888 году. Много позже Лук специально отыскал сведения о художнике этом, о его злосчастном полотне и укрепился в мнении своем: дрянь произведение!
      Однажды, в конце десятого класса, они с Микулой взялись выдрыгиваться друг перед другом, как раз по поводу той злосчастной картины, случайно попавшей им на глаза, которую Микула также считал фальшивой и никчемной: кто больше заметит в ней чепухи?! Но это случилось не скоро, еще через шесть долгих лет.
      Что там был за сюжет, на картине этой? Вагон, стоящий где-то на станции, явно, что вагон для арестантов, поскольку окно зарешеченное, точнее, два окна: второе виднеется в противоположной стенке вагона. Правда, прутья у решетки тонкие, поперек не перехваченные, поэтому вряд ли прочные, в ближнем окне шесть прутьев, в дальнем почему-то пять. Под окном с десяток птиц, клюющих крошки: девять голубей и один воробей. Над окном, на козырьке вагонном, еще один воробей. В окне видны арестанты, шесть человек: один арестант изображен со спины, он стоит у дальнего окна, остальные развернуты лицами к зрителю. Молодая женщина, вся в черном, с маленьким ребенком на руках, молодой мужчина - то ли просто арестант-горожанин, то ли из солдат, и двое мужчин постарше: один типичный бородатый крестьянин (с дремучей порослью во все лицо), а другой явно, что из Малороссии родом, если судить по чубу и усам. Долго спорили Лук с Микулой насчет пола ребенка, но здесь, в итоге, никто никому не доказал и не навязал собственную правоту.
       Счет десятиклассники не вели, тем не менее, по собственному внутреннему убеждению, Лук был раздосадован результатом: если он и обратил первый внимание на женщину с ее то ли капюшоном на католический образец, то ли черной шалью, то ли платком не подвязанным под подбородком, а также на количество прутьев решетки в окне, то Микула напрочь 'умыл' его орнитологической тонкостью: это курицы, не голуби клюют с земли в такой позе - хвостом вертикально вверх при низко опущенной голове, а голуби при поклевывании держат свое тельце почти параллельно земле!
      Ах, если бы только Лук знал, что Микулу обуревала сходная досада, ибо тот позавидовал даже Луковской двойке: ведь он ее огреб не в десятом классе, а уже в четвертом, на основе тогдашних его понятий и наблюдений! Да, узнав это, Лук был бы полностью утешен, даже горд собой, но...
       Отец четвероклассника Лука потом, по итогам родительского собрания, очень был раздражен, а мать и затрещину дала! Он эту затрещину от матери, эту отцовскую злость, которая также едва не увенчалась подзатыльником, запомнил на всю жизнь. Дело не в боли, которой почти не было, и не в страхе перед побоями, который, конечно же, имелся - горечь обожгла смятенное детское сердце. Ведь он был прав, по-настоящему прав, а родители приняли сторону учительницы... Они словно бы предали его! И брат над ним смеялся... Одна лишь бабушка, Марфа Андреевна молча сочувствовала своему любимому внуку, не в силах его защитить...
      Луку не просто запомнился тот случай - он словно бы прочертил невидимую границу в его маленькой жизни, переступив которую, Лук впервые осознанно остался при своем личном мнении, так и не приняв взрослых объяснений со стороны самых близких ему людей. Возымел такую наглость.
      А поначалу всего-то и задал вопрос учительнице: "Откуда в мужском вагонзаке женщина?!"
      
      
      Г Л А В А 8
      
      Разбираться в искусстве? Это как учиться напевать - и так все умеют!
      Кстати говоря, и я сам не исключение, и мне временами кажется, что поэзия Николая Заболоцкого гораздо выше уровня стихотворчества, по типу "Ветка сирени упала на грудь, милая Дуся меня не забудь". А ныне, по прошествии многих лет знакомства с самыми разными артефактами - плодами творческой фантазии homo sapiens - так и вообще в этом убеждении уперт, причем настолько заскорузло, столь безнадежно, что и разубеждать нет смысла. Впрочем, это субъективное личное, а мы с вами, единым фронтом выступающие на защиту культпотребарта, обратимся к корням и вскроем прикладной характер всякого изначального творчества.
      О невзыскательности массового искусства, а также его потребителей не сетовал разве что Великий Немой, и то лишь по техническим причинам. И никакими упреками в примитивизме, со стороны армии профессиональных критиков и критиканов, обычного потребителя не проймешь. Но что такое примитивизм, в чем смысл этого понятия, и чем он плох? Примитив - та же простота, если смотреть на нее сверху вниз.
      Древние народные песни, танцы, музыка - что они такое, в чем их суть? Если не молитвы богам, не обольщение и не военные либо охотничьи подбадривающие марши, то - что тогда, кроме совращений, маршей и молитв?! Хм... Хотя... - пожалуй, могу, да, могу привести пример этой самой сути, однако иной, отличной от всего вышеперечисленного, пусть и столь же утилитарной: старинные умельцы-скоморохи увеселяли жрущую и пьющую публику, чтобы заработать на жратву и выпивку, всего лишь. Способ заработать на жизнь и выпивку. Тем и кормились. Но это уже позже, когда человечество окончательно вышло из пещер и расселилось по избам и замкам.
      В средние века наши соседи по Европе, ваятели-энтузиасты "кватроченто", скоморохи изобразительного искусства, решили, что ремесло богомаза недостаточно прибыльно и погнали на поток заказную "обнаженку"! - И ведь угадали на столетия вперед: до сих пор мы ходим по музеям, удивляясь вслух и про себя "гимнам красоте человеческого тела" от Микеланджело, Рубенса и им подобных. С тех пор и доныне львиную долю своих эмоций человечество предпочитает хранить в произведениях искусства. Но подчеркну вопрос: многие ли отдают себе отчет, что с точки зрения заказчиков - то была "клубничка", порноиндустрия, за которую потребителю приходилось платить и платить не по-детски, не только деньгами?! Ранее найденное и нашедшее сбыт (зародившись в спросе на потакание низменным инстинктам среди всех социальных слоев населения), укреплялось, усовершенствовалось, шлифовалось, вызывало стойкую привычку - и постепенно, пусть и не вдруг, оборачивалось для общественной жизни высоким-превысоким искусством! Как балет. Да, хотя бы и балет: прогресс (он же регресс и ханжество, если уж напрямую сравнивать сие с высокой, подлинной нравственностью) дошел до такой степени бесстыдства, что ныне и солидные мужи, благополучные отцы семейств, не стесняются водить на балет своих благонравных жен и дочерей, прямо на глазах у них аплодируют задираниям и скрещиванием голых ног, так называемым фуэте и антраша... А потом удивляются падению нравов!.. Глупо искать сходство в стриптизе и балете, еще глупее - разницу. В мире искусства царит рынок искусства, на котором царят дураки и деньги.
      Но вы же, вероятно, понимаете, что балет, подкрепленный совокупным гением Прокофьева, Плисецкой и Петипа - это отнюдь не стриптиз в кабаке, пропахшем перегаром и похотью!?
      Я - не понимаю. Но балет люблю, а кабаки нет.
      Или тот же Чарли Чаплин с его развратной походкой... Авангард в искусстве, покрываясь пылью, становится попсой. Гениальному Чарли Чаплину, комику-авангардисту, на себе довелось испытать феномен этого культурного перерождения: Великий Немой преподнес человечеству новый, свежий, абсолютно неведомый ранее образ главного героя, несчастного чудака в котелке и с тросточкой, бредущего по миру в первой балетной позиции... Через полвека он не то чтобы приелся, но, увы, стал классикой и сошел с ширпотребэкрана, лишился 'кассы'. Всегда помните, господа творцы, что публика, горячо полюбившая вас, верна не вам, а изменам.
      Авангард в искусстве - всегда недолгий забег впереди паровоза. А потом, довольно скоро, суждено ему либо заблудиться и помереть голодной смертью где-то впереди, среди пустынных шпал и рельсов, либо тово... под колеса... Поэтому у любого авангардного искусства, в любой области его, от безмозглой инсталляции до мужского балета, есть негласный девиз: "Пусть понимают потомки, а покупают современники!"
      Настороженное удивление и неприятие новизны постепенно сменяются пониманием творческой концепции созидателя этого образа, сопереживанием, или внешними признаками понимания и сопереживания: овациями, многомиллионными сборами - когда, наконец, восторги немногих разделили целые толпы, орды, народы, страны и континенты... Глупцы и деньги берут количеством. Это очень важно для самоокупаемости творчества: слепое признание безмозглым большинством. Без него любой шедевр - всего лишь спорное произведение искусства.
      Чарли Чаплин все еще жил, все еще снимал фильмы с самим собой в главной роли, но... уже там... на куче угля, в паровозном тендере... Авангард в его исполнении стал в его исполнении попсой, а потом и вышедшей из моды попсой.
      Мировое искусство во всех его видах - это волшебный эликсир, помогающий сытости переваривать излишества. Кино, концерты, цирк, театральные постановки, телесериалы - все эти развлечения также и несомненная пища для ума. Но она без калорий.
      А возьмите панк-рок середины семидесятых! Несколько немытых рыл, со следами уколов на венах немытых рук, взялись корявыми пальцами перебирать дрова, издалека напоминающие музыкальные инструменты - и... Что - и? Вошли в историю? Изменили мир?
      В Историю? - Вошли. Грязною толпой, все эти 'клэш', 'рамонес'... До них и не такие ублюдки в Историю входили, взять хотя бы Гитлера и Герострата... Но мир не изменили, напротив: мир скорехонько обтесал их под себя, читай - под высокое искусство неоглянца и неогламура, научив худо-бедно бряцать по струнам, общаться с масс-медиа, потешать толпу, валяясь в грязи - поведенческой и словесной. Не верите - всмотритесь в экраны, поищите в "глянцах" - тех же и 'Секс пистолс'. И найдете. Рок-н-ролл они убили, понимаешь... мопсы. Рок-н-ролл еще до вас был уверенной дохлятиной, если говорить сугубо о творческом новаторстве, наряду с джазом, какофонией, додекафонией, матчишем и барокко. В музей вас, мягкие какахи! Там вам самое место. Рядом с Джимми Хендриксом и художником Ярошенко.
      Лук читает искусствоведческие выкрутасы неведомых ему авторов 'самиздата' и вздыхает: Луку нравится рок-музыка, особенно в стиле хард и арт, но ему не по душе, что вся она сплошь англоговоряща, русскоязычных рокеров - раз, два и обчелся, да и те в 'подполье'. Конечно же, русский язык рано или поздно и здесь пробьет себе широкую дорогу, но сегодня... Хорошо, ладно, пусть пока англоязычная. В чужих языках ничего нового, кроме незнакомой речи. Но блин-н-н!
      Лук признает самый разнообразный британский рок, доминирующий в цивилизованном мире, от Квинов до Биттлз, уважает за наглость и независимость 'Роллинг Стоунз', но предпочитает слушать заслуженных хардовиков: 'Дип Пепл' (который в СССР больше известен под кличкой Ди Папл), Лед Зеппелин, Блэк Саббат...
      Но вот это вот новоявленное фуфло!.. Ему совершенно непонятно, он вдрызг, он в доску раздражен тем обстоятельством, что основные народные массы молодежи, вместо того чтобы постигать композиции 'Эмерсон Лэйк энд Палмер' или 'Джетро Талл', только и знают, что обсуждать брям-трям панков, которых толком никто не слышал, и умца-умцу в стиле диско...
      У Лука есть очень хорошая подруга, Таня Шувалова, коренная ленинградка: сдружились они по полной программе не так уж и давно, однако прочно, водой не разольешь! Подружки постоянно дуют ей в уши насчет 'облико морале' этого самого Лука, но ей хоть бы что. И Луку тоже! Однажды, как обычно после учебы, он провожал ее до дому. Дело было днем, на Васильевском острове, погода прекрасная, солнце и теплынь, несмотря на осень, настроение хорошее. Долго шли они, шли, сначала по Малому проспекту, потом через Смоленское кладбище, потом по Детской улице... И только собрались переходить по мостику через реку Смоленку - железному и довольно странному, полностью металлическому и очень узкому - как тут докопались до них два гопника! Такие... пэтэушные сволочуги на вид... Луку примерно ровесники, патлатые, полупьяные, у одного компактный магнитофон в руке, оттуда льется песня про вишни и дядю Ваню...
      - Але, Галка! Але! Ты чего тут... (Мат-перемат) Бросай этого хмыря, идем с нами, типа на флэт! (Мат-перемат) - И потрясают прозрачной полиэтиленовой сумкой, в которой, очень на то похоже, два 'сабониса' с крепленым вином бултыхаются. Говорят это они вроде бы как Тане, которая никаким боком не Галка, однако сами нацелились взглядами на паренька, идущего рядом с этой весьма симпатичной девицей, которую они явно решили прельстить стаканом-другим халявного портвейна. А парнишка - ну, во-первых, он один и далеко не мордоворот, во-вторых, какой-то не примелькавшийся, не из их микрорайона... А в-третьих - какая разница, когда он один, герла не в счет, а их двое, и душа удалого праздника просит!
      Луку тоскливо, он понимает, что увещеваниями тут не отделаешься, и бежать - тоже не вариант... Сбежать... - да лучше сдохнуть, чем пережить такой позор! Время драки пришло. Таня даже не глядит в сторону гопников, настойчиво тянет Лука за рукав, чтобы не останавливался и дальше двигался, как бы не слыша задирающих криков... Но Лук, по опыту своей долгой, почти двадцатилетней, жизни, понимает, просто чувствует всем сердцем, что - нет, это тоже не вариант, это не поможет, не отстанут они, почуяв чужой страх перед ними... И нет никакого другого избавления от испуга и тоски, от этой внезапной и подлой слабости в коленках - кроме как удар в рыло! А там уже не до страхов, там уже куда кривая вывезет! И лучше, если первый удар будет его, а рыло чужое.
      - Вы ошиблись, друзья! Здесь нет никакой Гали, а ваша пошла вон туда, вон, на ту помойку! - Лук показывает пальцем левой руки наобум, в сторону вывески 'Библиотека' на доме с адресной табличкой КИМа, 4, и белобрысый гопник с магнитофоном в корявых ладонях, чувак, который оказался поближе к Луку, практически уже вплотную, поворачивает 'на автомате' голову в указанную сторону. Ракурс удобный! Лук хватается разумом за эту спасительную мысль, поджимает палец в полный кулак, бьет по челюсти... Удар вышел слабый, тычок, а не удар, и Лук, уже в полной панике, бьет со всего плеча справа, по-боксерски, помогая тяжести кулака всем корпусом, как Микула когда-то показывал... А здесь получилось очень удачно! Белобрысого шатнуло так, что он пробежал два мелких шага назад и вбок, да и кувыркнулся вниз, в прибрежную канаву, размерами больше похожую на овраг. Лук тут же пошел на второго, который с бутылками. Все! Унизительный страх улетучился, как всегда после начала драки, остался лишь боевой азарт, подкрепленный воодушевляющим началом ее. Видимо, вспыхнувшая радость от успешного вступления в махач настолько исказила физиономию Лука, что второй гопник немедленно захотел перемирия. Выставил вперед левую свободную руку с растопыренными пальцами и резво попятился:
      - Э, парни! Вы чего, хорош драться! Все путем, да! Все, все, все!.. Але, Жека, вставай!.. - Может, это он не за себя испугался, а за сохранность двух бутылок, потому и отступил, но факт остается фактом: Лук этого второго, который пятился, догнал и врезал с левой (попал в плечо), и с правой, в лоб. Оба удара получились так себе, слабенькие, больше похожие на шлепки, пришлось усилить атаку пинком, двумя пинками; чувак устоял на ногах, портвейн от пинков уберег, но отвечать не захотел, ни кулаками, ни с помощью бутылок, очевидно, что трус: продолжил лопотать что-то примирительное и бессвязное...
      Тем временем первый гопник, явно ошеломленный полученными ударами и падением, вылез из канавы-овражка, но тут же поскользнулся на длинной желтой траве, брякнулся на колени. Магнитофона в его руках не было, выпал во время полета вниз, но механизм, похоже, уцелел, ибо магнитофон по-прежнему издавал звуки откуда-то снизу, на самом берегу Смоленки, из канавы. Позиция первого гопника получилась очень удобная для Лука, тот словно бы приглашал подбежать и со всего маху пнуть ему ботинком в живот, и, если повезет, то одновременно, а лучше даже чуть раньше, привесить кулаком в уже окровавленную сопатку! Нос - он помягче лба и челюсти, туда надо бить. Лук непременно так бы и поступил, но Таня вцепилась ему в предплечье обеими руками и сделала это неожиданно прочно! Лук поостерегся выпутываться из ее рук, потому что могло получиться очень уж энергично... Сделал осторожную попытку, но...
      - Все, Лук! Я умоляю! Я очень тебя прошу! Ну все, ну пойдем!..
      И Лук опомнился, и послушался, весь все еще дрожа от яростного адреналина, от сладкого ощущения победы. Он уже довольно давно не участвовал в уличных 'метелках', с самой весны, с майских, когда возле общаги, в закутке Зоологического переулка... Но та драка-дуэль была... оказалась... чуть менее триумфальной для Лука... Обоим участникам в ней перепало довольно хорошо, и Луку, и его противнику, но Луку потом все мнилось и вздыхалось, что тот чувак с юридического... Игорь, вроде... пострадал меньше... У Лука-то и фингал под глазом, и губа...
      А здесь!.. Сказка, а не драка, и быстро, и без потерь!..
      Лук и Таня уже перешли реку Смоленку через металлический мостик, и только тогда гопники опомнились, снова заматерились громко, делая угрожающие подвижки в сторону мостика. Лук, в ответ, со свирепой готовностью поворочался в Таниных объятиях, но - почему-то не вырвался. И гопники через мостик не побежали, ограничившись хриплыми ругательствами-обещаниями...
      Уже на улице Железноводской, на подходе к парадной, где семья Шуваловых жила в трехкомнатной квартире-распашонке, выяснилось, что небольшой урон в драке Лук все-таки обрел, но это был пустяк из пустяков, да и не такой уж и плохой: Лук одним из ударов в одно из рыл свез кожицу на двух костяшках пальцев правой руки, всего лишь две мелкие ранки с каплями крови. Когда-нибудь потом, быть может даже сегодня, парни в общаге заметят и спросят причину 'ранения', а он, такой, небрежно взглянет на ссадинки, ну и, упомянет, как дело было... чуть приукрасит...
      - Болит?..
      - Не-а, на-армально!.. Тань, эти две царапинки - абсолютная фигня, я тебя уверяю.
      - Сейчас придем, я все промою и смажу.
      - Йодом, что ли? Не-е! Больно!
      - Зачем йодом? Есть и другие способы дезинфицировать ранку. Я ведь, не забывай, будущая медсестра, согласно аналогу вашей военной кафедры.
      - Угу, а я будущий артиллерист. И зеленкой не хочу!
      - Не будет зеленки.
       Светлана Дмитриевна, Танина мама, оказалась дома - впрочем, так и предполагалось, что она сегодня раньше с работы вернется... Ну и ладно, сегодня 'без глупостей'. Им все равно в Таниной комнате сидеть, лишь бы только родительские ахи да охи с допросами по его поводу не начались. Не начались.
      - Мам, а где у нас перекись водорода? Надо кое-что продезинфицировать.
      - Там же, где бинты и вата. А что случилось? - Светлана Дмитриевна выглянула из кухни в коридор, приветливо кивнула: они с Луком уже знакомы, Лук не впервые в гостях.
      - Да... пустяки. Лук не поделил с какими-то молодыми людьми дорогу на Андреевский мостик.
      - А-а... Понятно. Я ставлю чайник, будете чай пить?
      - Будем. - Таня оценивающе поглядела на Лука. - Но сначала что-нибудь посущественнее: физические упражнения на свежем воздухе пробуждают аппетит.
      - Тогда вы сами: латка с курой и картошкой уже на плите, надо только подогреть.
      - Лук, пойдем руки мыть... сейчас я аптечку достану...
       Лук изумился этой - не то чтобы равнодушной, но спокойной, бытовой реакции Таниной мамы, да и самой Тани... Чуть позже он вызнал причину такого спокойствия: Юрий Михайлович, Танин папа, от юности своей и далее, с перехлестом в очень даже зрелый возраст, то есть, уже на пятом десятке прожитых лет, не раз и не два участвовал в мордобойных конфликтах! И домашние (горячо любимая жена и не менее горячо любимая дочь) как-то так привыкли... Сказать вернее - притерпелись к вспыльчивому нраву отца маленького семейства. Однажды его, уже доктора геологических наук, в маленьком скверике неподалеку от дома, крепко отметелили какие-то уличные хулиганы, и только лишь за то, что Юрий Михайлович пытался согнать их затрещинами со скамейки, называя шпаной, шантрапой и, скорее всего, как-то поярче, нежели шантрапой. Потом он оправдывался перед коллегами за полученные 'бланши', что, дескать, был в тот вечер очень уж выпивши (обмывали в институте докторскую диссертацию его старинного друга-однокашника), и, вдобавок, один против троих.
      - Тоже все кулаки у него в ссадинах были, да побольше, чем у тебя.
      - Затрещинами!.. От затрещин ссадин не бывает. То есть, он первый с ними задрался?
      - Этого я не знаю. Папу послушать, так он всегда и во всем прав. Вот, как ты. Ну, что с вас взять - мужчины.
      То есть, как понял для себя Лук, в этой семье у женщин сложилось довольно определенное мнение о мужчинах, и Лук, почему-то, полностью этому их мнению соответствует! Кошмар! Ну и ладно, как есть, так и есть, опровергать сложившиеся стереотипы и предрассудки следует делами, а не словесными оправданиями.
      - Щиплет?
      - Не-а. А... там... не это самое... не пригорит на плите?
      - Не пригорит. Старайся впредь вести себя прилично, хотя бы в моем присутствии. Пойдем на кухню, мама уже ушла к себе.
      - Да я и так стараюсь... чистый бонтон по жизни! О! А это что такое? Самиздат, как я погляжу? - Лук ткнул пальцем в скрепленные листочки с машинописным текстом, лежащие на кухонном столе рядом с хлебницей, вместе с какой-то иностранной газетой небольшого формата: буквы-латиницы в сочетании похожи на славянский язык, плохая бумага, С 'Известиями' и 'Правдой' не сравнить...
      Пальцем ткнул, но хватать без спросу постеснялся.
      - Нет. Это мама переводила с польского статью, которая ей понравилась, а я на машинке перепечатала, чтобы удобнее было читать. И если тебе и вправду интересно все это... Нет, Лук, давай ты сначала поешь... мы сначала поедим, а ты потом почитаешь, ладно? Статья о современной западной эстраде.
      Довольно-таки давно все это было, минувшей осенью, а теперь уже конец первой зимы семьдесят седьмого, февраль... Но ту статью Лук запомнил и вполне оценил ее, так сказать, правдивость, адекватность. Это была польская газета 'Kobieta' и нечто вроде самопального перевода с польского, который при помощи польско-русского словаря сделала ее мама, Светлана Дмитриевна.
      -...не Кобиета, Лук, а Кобета. Кобета по-польски - дама, женщина. Мама очень любит наблюдать за светской жизнью западного общества, особенно за королевскими семьями Европы, а 'Кобета', весьма либеральная в своих статьях и заметках газетенка, очень ей в этом помогает. В 'Комсомольской правде' и в журнале 'Ровесник' такого точно не увидишь.
      - Понятно. - Лук предпочел бы что-нибудь про Рика Вейкмана или Джона Лорда, но и это любопытно: своего рода весточки, донесения из 'вражеского' музыкального лагеря, из мира попсы. Пригодится! В данном случае, как понял Лук по прочтении, это был экскурс в недавнюю историю зарубежной поп-музыки о новомодном стиле диско.
      Далекий, теперь уже позапрошлый 1975 год, некие светские гости на вечеринке у некоего Neil E. Bogart (Нила Богарта), владельца неведомой Луку фирмы Casablanca Records, все жаркие и веселые, небось, обнюхавшись кокаина, или после подкурки, раз за разом просят повторить четырехминутный сингл, запись имитации оргазма под музыку, сделанную в Германии малоизвестным итальянским композитором Giovanni Giorgio Moroder (Джованни Мородером), о котором Лук никогда ничего не слышал, для бостонской певицы-негритянки (Donna Summer) Донны Саммер. Донна Саммер - йес, с некоторых пор это имя на слуху, особенно на дискотеках. Этот самый Богарт, как пишет польская 'Кобета', даже близко не ожидал столь восторженного приема своей разухабистой композиции - да, весьма смелой, мелодичной, по-своему нежной... пусть несколько странноватой...
      Слушателям виднее! Богарт без промедления припряг в коренники продюсера Peter "Pete" John Bellotte (Пита Белотта), растянул четырехминутную запись более чем в четыре раза по времени звучания, и вот уже 17-минутная композиция Love To Love You штурмует все мыслимые и немыслимые вершины, топы, чарты на европейских и штатовских дискотеках, радиостудиях, прилавках!..
      Они у себя там, на западе, явно, что рехнулись! Описание содержимого сенсационного сингла пробудило, конечно же, любопытство в любознательном Луке, послушать бы самому! Но все равно, позор западному обществу всеобщего загнивающего культурного потребления: поменять одухотворенный хардроком Блэк Саббат на какую-то там Донну Саммер! Оззи Осборн, вокалист Саббата, хотя бы способен бошки летучим мышам откусывать, а эта чернокожая подруга - на что годна, кроме как выть и стонать?! Нет, безусловно, хорошо бы лично выслушать ее и сравнить, хотя бы по радио, сугубо для объективности оценок... А тут еще некие Пупо и Альбано вылупились, вообще мура отстойная! С каких это пор итальянская эстрада стала в мире музыки весомее англоязычного тяжелого рока?! Я вас спрашиваю, господа из 'Кобеты'?!
      'Выслушать бы'! Ха! Лук с тех пор послушал - и раз, и два, и сто!.. Ему бы и одного раза хватило, чтобы снисходительно кивнуть, добродушно оценить... Но когда беспрестанно, чтобы вас черти задрали, отовсюду, на всех дискотеках и прочих танцульках слышны эти дурацкие псевдооргазменные стоны... унылые подвывания в течение семнадцати минут... любой взбесится! И, главное дело, не увернуться теперь от этой Донны Саммер! Повально крутят, хорошо, хоть усеченные версии.
      В советские годы, и сейчас, и особенно раньше, в допотопные времена стиляг и буги-вуги, взрослые дяди и тети то и дело били в набат, по самым разным поводам одной и той же угрозы: дескать, молодежь всеми доступными ей способами поддается на посулы и соблазны гниющего запада, слушает музыку, носит джинсы и прочие цветные шмотки, коверкает родной язык американизмами и галлицизмами - нашу молодежь нужно срочно спасать! И до сих пор спасают, до сих пор кричат караул со всех трибун, самых высоких и поменьше: дескать, молодые парни и девушки, вместо того чтобы укладывать сверхплановые шпалы на БАМе, в счет будущей пятилетки, все свои лучшие молодые годы о 'грюндиках' и жвачках мечтают, а кодекс строителя коммунизма почти не чтят, мечтают ездить по заграницам, а язык все чаще коверкают западными заимствованиями!..
      Ага! Как будто слова 'коммунизм', 'социализм', 'революция', 'индустриализация', 'кодекс', 'интернационал' - непосредственно в Рязани родились. Луку еще в детстве посчастливилось посмотреть первый советский звуковой фильм: 'Путевка в жизнь', снятый в 1931 году. Там создатели фильма тоже проделали нечто подобное в отношении своих персонажей: бывшие беспризорники, шпана, которую советская власть заботливо определила на перевоспитание в трудовую колонию, вручную строят железную дорогу, с утра до вечера укладывают рельсы, а на них шпалы, кувалдами вколачивают туда скрепляющие костыли. Но несколько слабодушных, во главе с Васькой Бузой, поддались тлетворному влиянию воровской малины, окопавшейся поблизости в заброшенной избушке-сторожке. И вот, однажды утром, эти трое оступившихся, все еще в дым пьяные, возвращаются из той избушки домой, в родную колонию: ночь напролет они допьяна пили, досыта ели, жарко плясали и обнимались с 'марухами' - и теперь стоят, такие, перед лицом своих праведных товарищей, сами из себя довольные, покачиваются. А вся остальная колония, все остальные ребята, с кувалдами, ломами, лопатами в мозолистых руках, смотрят на этих троих лопухов и недоумевают: как эти жалкие личности могли променять кайло и кувалду, строительство железной дороги с утра до ночи - на пляски под гармонь и гитару, на блатные песни Фомки Жигана, прожженного вора (артист Михаил Жаров), на жратву от пуза, гудеж и девочек?!
      Вот и в наши дни, во второй половине семидесятых, советская молодежь, в ответ на пламенные призывы с трибун комсомольских вожаков, одетых в строгие костюмы-тройки, только пошевеливает ослиными ушами, позевывает и дальше поддается тлетворному, абсолютно бесперспективному западному влиянию. Если говорить о языке, доходит до прямого коверкания наследия классиков! Ну, не Владимира Ильича, само собой, за дедушку Ленина могут всерьез покарать, а, вот, кого-нибудь из второстепенных, типа Александра Пушкина:
      Три янгицы под виндом
      пряли лэйтным ивнингом.
      Ифли ми была кингица, -
      спичит ферстая герлица, -
      я б фор фазера-кинга
      супер-сейшен собрала.
      Ифли ми была кингица,
      Спичет секондо-девица
      Я б фор фазера кинга
      Мэйканула пирога.
      - Ифли ми была кингица,
      спичит ендная герлица...
      
      Бредятина! Лук поколебался пару секунд, но сложил вчетверо листок с неведомо откуда взявшимися строками a-la Tsar' Saltan, и порвал на мелкие части - нет смысла помнить чужие дешевые стебы. Да он сам гораздо лучше бы смог сочинить, и рифма бы у него не сбоила! Но - не до того! Надо поднапрячься в эти смурные дни, чтобы ни на что лишнее не отвлекаться - ни на музыку, ни на покер, ни на стихи, ни на прочее... И зубрить, б'линнн! Февраль на дворе, а он никак не может сбросить хвост по матстатистике! То, что он мимо стипендии железно пролетел, это само по себе очень неприятно, но только это уже полбеды! В деканате грозят безжалостным отчислением всем 'хвостатым'! Да, с одной стороны, как бы ерунда все эти угрозы - каждый семестр грозят, и Лук лично знает дважды и трижды должников с прошлых еще семестров, а с другой - ныне Луку предметно объявили черную метку, лично, в собственные руки! Дескать, им можно, а тебе нет. И Лук почему-то поверил...
       Что-то такое нехорошее вокруг заваривается, явно что-то неладное. То Серебрякова в конце лекции дважды невнятно прошлась по студентам-картежникам, которым не место в университете, и оба раза именно у них на курсе, то вдруг представитель-куратор из комитета госбезопасности провел с ним, с Новотным и Авой Вахитовым, причем по отдельности, беседу о всяких разных печатных материалах, о 'самиздате'. Ну, с Авой и Сашкой более или менее понятно, там речь шла о каких-то узбекских делах, вроде бы связанных с религией... Оба они абсолютно от этого далеки, сие для всех очевидно, с тем от них и отстали. А Лук на своей порции 'профилактической беседы' имел от куратора иные вопросы, в ответ на которые выпучивал честные глаза и соглашался: да, было дело, читал 'Письмо Эрнста Генри к Эренбургу' в распечатанном на машинке виде. Он уже и не помнит - где и от кого ему этот чтение попало в руки... Ну, совершенно не помнит! Весной было, на военной кафедре лежало в столе, а он случайно нашел. И он, Лук, честно говоря, не понимает, в чем тут проступок: советский журналист и писатель Эрнст Генри пишет письмо советскому писателю и журналисту Илье Эренбургу, открытое письмо, в котором он подвергает критике действия Сталина во время и накануне Великой Отечественной войны! Что тут может быть крамольного? Он все это читал еще в материалах XXII Съезда Партии! И полностью согласен с линией партии в данном вопросе. Что?.. А что значит в данном?.. А, понял: да, и во всех остальных вопросах тоже! Ну, а как же, он же комсомолец!
       Беседующий с ним куратор, невзрачный мужичок лет под сорок, покивал на Луковы хитрости, но вслух никаких резюме не произнес... Лук в итоге остался доволен собственной находчивостью, а все-таки на душе возникла некая тревожная тяжесть... Тем более, что он имел глупость прилюдно этой находчивостью похвастаться... В узком кругу друзей и приятелей, все свои, но... Кто-то же куда-то стукнул о самиздатовских чтениях?!
      
      - Так что, Геннадий Владимирович? Что скажете, как коммунист и профессиональный психолог?
      - То и скажу, что сорняки следует выпалывать до того, как они заполонят все здоровое жизненное пространство. Я дважды беседовал с этим Луком на зачетах. Он очень прыткий молодчик, по-своему сообразительный, здесь не отнять... Но это все шелуха, это все так называемая поверхностная эрудиция. Глубоких знаний там нет, да и быть не может: при его образе жизни, да и у таких, как он, глубоким знаниям просто неоткуда взяться.
      - Я тоже так считаю, полностью с вами солидарен. Стало быть, вы хотите сказать, как психолог и коммунист...
      - И как математик, с вашего позволения. Да, я хочу сказать, что здесь незачем миндальничать. Академическая задолженность есть? Есть. И если я правильно помню - не первая в его студенческой биографии. Надо просто взять - и отчислить... именно за академическую неуспеваемость. Это в самом мягком случае. А если уж со всей принципиальностью... Впрочем, это уже не наши прерогативы, это дело юристов.
      - Да, Геннадий Владимирович, соглашусь. И я, и вы, и все мы - за принципиальность, партийную и профессиональную. Но там, где можно избежать лишнего шума и... ненужного запаха от обгадившихся сосунков, лучше бы этого избегать. ЛГУ имени Жданова - это не урюпинское пту, извините за оправданный в данном случае снобизм, это очень высокая марка, ее и держать следует высоко. Да и молодым людям незачем лишний раз жизнь усложнять, это же наши советские ребята, вконец испорченных среди них - раз, два и обчелся. Хватит и того, что на наш век досталось всякого разного... хлебать полной ложкой... Одним словом, решение считаем принятым...
      - Да как скажете, Валерий Александрович. Но зачет он у меня точно не сдаст.
      - Александр Иванович, товарищ Юрьев, вы хотите что-то дополнить, предложить?
      - Гм... Я за. От себя я только хотел добавить, что Лука этого я знаю по стройотрядам, знаю отзывы о нем других товарищей, Юры Платонова, в том числе, все, в основном, с положительной стороны, и считаю, что принятые с нашей стороны меры будут вполне достаточными и исчерпывающими. По моему убеждению, сигналы насчет антисоветской организации... слегка преувеличены. Здесь я абсолютно солидарен с мнением наших кураторов из соответствующих структур. Нет у нас никакой антисоветской, а тем более подпольной организации, а есть дурость распоясавшихся от чувства безнаказанности щенков. Поэтому нужен урок, наглядный, предметный. Если у него есть мозги - а я, как и Геннадий Владимирович, уверен, что он, этот молодой человек, не дурак - то он извлечет для себя пользу из полученного назидания. Подаст заявление по собственному желанию, поработает ручками на стройках народного хозяйства, пару лет послужит Родине, если призовут... Такой благоприобретенный жизненный опыт еще никому не вредил. Если он правильно усвоит урок, повзрослеет разумом - то рано или поздно вернется в университет, на дневное отделение или на вечернее, очно или заочно... Я за.
      - Ну, на том и порешим, и хватит об этом. Теперь к более насущным темам... Есть возражения? Нет возражений. Следующий вопрос. Из района постоянно интересуются, а также из Смольного проверяют нашу готовность: как у нас, на нашем уровне идет подготовка к городской партийной конференции, насколько мы все, в наших первичках, готовы встретить предстоящий пленум ЦК?..
      
      - Так, товарищи... 'Центральный комитет КПСС и Совет Министров СССР выражают глубокое соболезнование семьям, родственникам и близким погибших в результате несчастного случая - пожара в гостинице 'Россия' в г. Москве 25 февраля сего года. Правительство СССР и местные органы принимают необходимые меры по оказанию помощи пострадавшим'. Считаю, проект совместного постановления принять за основу. Есть возражения? - Брежнев положил на стол листок с прочитанным текстом, свободной рукой снял очки. - Хорошо, значит, возражений нет. Теперь перейдем к другим, не менее насущным темам, потому что жизнь продолжается, и никто за нас не сделает то, что партия ранее поручила нам в своих решениях. Дальше движемся.
      Хельсинкские инициативы о нераспространении и прочем... мы обсудили... Вопрос об аграрно-промышленных комплексах, о том, как совершенствовать этот метод хозяйствования мы обсудили, товарища Косыгина заслушали... Пора спросить у секретарей, как идет подготовка к партийной конференции и с чем мы намерены встретить предстоящий пленум ЦК? И что по товарищу Катушеву решим? Вот, я собираюсь вынести на ближайшее... на одно из ближайших заседаний Политбюро вопрос о товарище Катушеве. Есть мнение - поручить товарищу Катушеву весьма ответственный пост: заместителя председателя Совмина и советским представителем в СЭВ'е. Алексей Николаевич, по-моему, не против получить себе в замы товарища Катушева. Или я не прав? Что скажешь, Алексей Николаевич?
       Косыгин совершенно не удивился вопросу, поскольку они с Брежневым по телефону все заранее детально обговорили, вплоть до конкретных реплик.
      - Все правильно, Леонид Ильич, на этом направлении накопилось много ответственной работы. Конечно же я не против. Но... полагаю, в порядке обсуждения именно этой кандидатуры, взвесить со всех сторон... Товарищу Катушеву будет непросто совмещать этот новый для него и весьма ответственный участок работ, как правильно заметил Леонид Ильич, с должностью секретаря ЦК. Думаю, что совсем непросто.
      - Хм. А ведь дельное замечание, а, товарищи? Тогда есть предложение дать возможность товарищу Катушеву сосредоточиться на работе в Совмине, освободив его от должности секретаря ЦК. Надеюсь, что секретари ЦК и члены Политбюро поддержат такое мое предложение. А на это место, на образовавшуюся вакансию, также весьма и весьма ответственную... мы будем рекомендовать... рекомендовать... товарища Русакова Константина Викторовича, да. Засиделся он у меня в помощниках, понимаешь. Пора дать ему работешку более хлопотную. И добавим ему руководство отделом... Где это у меня полное название... сейчас, сейчас... Где мои очки? А, вот они! 'Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями соци... стических стран.' Эта работа хорошо ему знакома по прежней должности, раскачиваться не придется, да и времени у нас на раскачку нет, пусть он и ее возьмет, и пусть не ленится. Нет возражений, товарищи? Нет возражений. Товарищ Русаков, готовы заняться новой работой, если Политбюро поддержит мои предложения э-э... когда это у нас... пятнадцатого марта сего года?
      - Леонид Ильич! Я солдат Партии, и буду работать из всех моих сил всюду, где Партия прикажет!
      - Ну и отлично в таком случае. А пока ты все еще мой помощник, дорогой Константин Викторович, то и в этом качестве я заставлю тебя поработать в полную силу. Всем товарищам спасибо, а тебя, Константин Викторович, и тебя, Георгий Сергеевич, и тебя, Георгий Эммануилович, попрошу остаться. У меня к вам будут отдельные поручения касательно предстоящего майского пленума.
      
      М-да... Андрей Михайлович Александров, Александр-Агентов по официальным документам, 'подпольная' кличка 'Воробей', сидел у себя дома, на кухне, один, за чашечкой свежемолотого бразильского кофе, и размышлял, то и дело усмехаясь невеселым мыслям своим. Считается в неофициальной табели о рангах среди помощников Брежнева, что он, помощник Генерального по международным делам, один из самых 'влияющих' помощников, наравне с Цукановым, один из самых незаменимых. Один из тех, кто иной раз не боится перечить Самому! Это в неполных шестьдесят лет! Леонид Ильич неоднократно жаловался в своем окружении, в шуточной форме, разумеется, что Александров на него, на Брежнева голос повышает!.. Разумеется, это неправда. Когда Александров горячится, он, даже в присутствии Леонида Ильича может говорить громче обычного, частить словами, едва ли не тараторить... Но прикрикнуть на Генерального - угу! В то же самый день - уже в качестве бывшего помощника - так и сверкнул бы кверху лаптями в неизвестном направлении. Да, он, Александров, не привык пресмыкаться перед кем бы то ни было, способен, если понадобится, перед Политбюро отстаивать свою точку зрения, однако и субординацию он никогда не нарушал! И тут - на тебе! Генеральный прилюдно перечислил троих других своих помощников, Цуканова и Русакова с Павловым, кто должен был после совещания 'остаться и выслушать отдельные поручения', а его, Александрова - демонстративно побоку! И дело вовсе не в том, что он попал в немилость: и по вчерашнему дню, и по позавчерашнему этого никак не видно, Генеральный к нему по-прежнему благоволит... на свой манер... Что же они там задумали? Скорее всего, что-то действительно связано с предстоящим майским пленумом ЦК, и вполне возможно, что речь о довольно важных оргвопросах. Может быть, о весьма важных! Кого-то снимут, кого-то подвинут, кого-то поднимут... Кого? То там, то сям проклевываются слухи-шепотки, что дни Николая Викторовича Подгорного сочтены - в качестве Председателя Президиума Верховного Совета. 'То там, то сям' - это где? Ясно - где, среди всей этой шпаны, шатии-братии, среди всех этих экспертов, референтов, консультантов, спичрайтеров... Все эти Ситаряны, Черняевы, Арбатовы, Бовины, Аграновичи, Шахназаровы, Иноземцевы... Новая соль земная, понимаешь, выступила на теле Матушки Москвы. Каждый из них мнит себя вершителем судеб, ну, а еще бы: с самых что ни на есть высоких трибун произносятся речи, которые впрямую написаны этими людьми! С одной стороны, если подходить сугубо формально, так оно и есть, да, сие факт. А от этого факта рукой подать до умозаключения: там, 'наверху', рупор, озвучка - а в тиши, в тени, глубоко внизу, в закутанных плащах и полумасках, сидят и пишут истинные вершители мировой политики. То есть, они, референты-подсказчики - и есть подлинные руководы-кукловоды! Некоторые из этих товарищей, потерявшие здравый смысл в собственной голове, совершенно всерьез так и считают. Мыши вы, рукоблуды подстольные! У Александра Евгеньевича Бовина, любимого спичрайтера нашего дорогого Леонида Ильича, во время застольного приступа гордыни пьяной хватило глупости брякнуть: 'Читал ли я последнюю речь Брежнева?! Да я ее писал!' Он не просто идиот по ситуации оказался, но форменный глупец, абсолютно неправый по сути. А суть заключается в том, что вся их бравада, вся эрудиция, весь гонор и спесь, все трудолюбие - нужны для того, и только для того, чтобы обслуживать амбиции тех, кто взобрался на самый верх. Например, если сравнить тех же Бовина и Брежнева: смог бы он, Александр Евгеньевич, стоя на самой высокой трибуне, прочесть без запинки весь текст брежневского доклада? Сумел бы, и еще как сумел, ему это очень нравится - собственным голосом озвучивать им же написанное! Одна из его 'звездных' ролей в Завидово, на подготовительных посиделках - именно зачитывать отрывки будущих речей: громко, пламенно, с выражением! А мог бы Леонид Ильич Брежнев, или - упаси нас Господь от этого! - Андрей Павлович Кириленко сочинить-написать речь для съездовского выступления? Да ни под каким видом, ни за что в жизни, хоть сто лет сиди он над листом бумаги с пером в руке! Ни - за - что! Андропов - тот, наверное, сумел бы, не исключено, что и на вполне приемлемом профессиональном уровне, даже в стихах, если бы не струсил, но кто же ему позволит?
      Тем не менее, свой доклад, написанный чужими руками и мозгами, читает на съезде Брежнев, в то время как Бовин, стоя навытяжку, задрав усатую голову, аплодирует ему где-то там, далеко внизу, у подножия трона... И надеется, глупыш, вернуться из ссылки (которая тоже не совсем концлагерь - должность международного обозревателя 'Известий') в привычные кремлевские закулисы, подпевалою.
      Этот сверху читает - этот снизу виляет хвостом-баранкой и аплодирует, время от времени повизгивая и переходя на овации. И так будет всегда... со всеми нами...
      Помощник Генерального Секретаря Коммунистической Партии Советского Союза! Кандидат в члены ЦК КПССС! Депутат Совета Союза Верховного Совета СССР! А на деле - точно такой же приспешник при горсточке власть имущих старцев. Легко заменяемый... Запросто: желающих сменить и заменить, а также сместить - пруд пруди! Что-то я не туда полез, не о том задумался... А! Вспомнил! И вся эта мелочь пузатая, челядь пропагандистская, шатия-братия консультантов-референтов - своего рода густой питательный раствор, идеальная среда обитания всевозможных домыслов и слухов, сплетен и доносов, замаскированных под слухи... И если прозондировать повнимательнее данное болотце, то... пожалуй... можно будет понять заранее будущие тектонические сдвиги. О чем, о ком у нас чаще всего шепотки шу-шу? Подгорного захотели снять. Скорее всего - так. Принимаем за рабочую версию, поскольку другой не проглядывается, хоть два кофейника выдуй! Подгорный. Неминуемо возникает вопрос: кто на его место взойдет - встанет или воссядет... Кто?! Вопрос вопросов. Если действительно предстоящий главный оргвопрос - Подгорный, то... Хватит, хватит кофием наливаться, уже которая чашка на исходе. Александров опять усмехнулся, тряхнул головой - чуть очки со лба не слетели, дужкой за ухо зацепились...
      А почему бы Леониду Ильичу - вот так вот, взять! - и не поинтересоваться его, Александрова, мнением по данному пункту предполагаемой повестки дня? Он бы ответил, со всей искренностью и прямотой коммуниста, верного помощника. Самый лучший, самый конструктивный вариант на освобождающееся место Председателя Президиума - Андрей Андреевич Громыко! Именно так, именно он! Образованный, верный, работящий, не склонный к интригам!.. Опытный, без признаков маразма и дополнительных честолюбивых планов. Лучшей кандидатуры среди соратников Брежневу просто не найти. Возникнет, правда, новая мелкая проблема: кто-то должен будет заполнить образовавшуюся главную кадровую брешь в МИДе... Иначе говоря, понадобится новый министр иностранных дел. Ну, так что же? Незаменимых у нас нет, как уже ранее отмечалось во внутреннем монологе, а 'скамейка запасных', говоря хоккейными терминами, очень даже имеется. Понятно, что Пономарева никто сюда не выдвинет, его потолок - секретарь ЦК и кандидат в члены Политбюро, его судьба - встретить пенсию и отставку на нынешнем посту с очень длинным названием: 'заведующий Международным отделом ЦК КПСС (по связям с коммунистическими и рабочими партиями капиталистических стран, а также с левыми партиями и организациями стран Третьего мира)'. Да и это уже чересчур высоко для такой посредственности, как Пономарев!.. О!.. Георгий Маркович Корниенко! Этот - противник поопаснее.
      Александров вновь закашлялся сухим смехом, легонько побил пальцем по предательским губам - сам себя выдал! - и поднялся из кресла, пошел, все-таки, за очередной чашкой. Завтра и послезавтра - никакого кофе, под угрозой расстрела! Да, кандидатура Гоши Корниенко самая перспективная, самая серьезная из всех остальных возможных. Он уже замминистра, а при этом, вдобавок, и явный любимчик Андрея Андреевича, хотя считается, что у такого сухаря, как Громыко, фаворитов нет и быть не может, в том смысле, что все сотрудники в его аппарате - суть функции. Есть человек, нет ли человека - главное, чтобы функция оставалась исправно функционировать на своем рабочем месте. Но Корниенко, если уж объективно и непредвзято его оценивать, совершенно явно по своим качествам из этого ряда, безликих функций, выбивается. Он фигура! И как же нам в этой ситуации быть? На кого опереться, коли дело до драки дойдет? На Брежнева и Андропова, больше и не на кого. А других бы союзников и не надо, эти двое - максимально возможная и наиболее эффективная поддержка его, Андрея Михайловича Александрова, в качестве кандидата на пост министра иностранных дел!.. Однако и здесь не без терний: Брежнев сильно постарел за последний год, чем дальше, тем больше он погружается в полумаразменное состояние, в старческую сентиментальность. Давеча, когда ему выступление в Туле готовили для поздравления Картера с инаугурацией: Саша Бовин пузо и щеки надул, усы вразлет, как у этого... колдуна Пацюка... и начал про оборону Тулы с громким пафосом рассказывать-цитировать - из будущей речи генсека, а тот всерьез разнюнился!.. Полный кошмар. Сегодня ему одно в уши надуют - он кивнет, а завтра другое - опять кивнет... дезавуируя, говоря дипломатическим языком, тот, вчерашний кивок. Отсюда непредсказуемость итога. И Андропов - тоже: узка ступенька, зыбок поручень, ибо он всегда и во всем одного мнения с Брежневым, что бы тому в голову ни стрельнуло! Никто, из всех, до единого, приближенных к телу - от министров и до охраны - еще никто и никогда не слышал, чтобы Андропов Брежневу хоть в чем-то возразил! Даже он, Александров, иной раз... когда это можно, разумеется! - в натыр идет; даже личная охрана, тот же Рябенко, иной раз перечит ему по мелочи, но Андропов - никогда, ни в чем и ни разу. Даже если речь идет о снотворных для генсека. Леня то и дело пытается одолжить таблеточек у своего окружения в Политбюро, дескать, бессонница его мучает!.. Андропов всегда без возражения извлекает из пиджака, реже из кителя, облаточку и дает - якобы из собственных запасов. Но с некоторых пор Брежнев его и спрашивать перестал, потому что андроповские средства его, Брежнева, 'не берут'! Оно и понятно, что не берут: Чазов, который верный клеврет Андропова, снабжает его на эти случаи специальным таблетками, у которых 'снотворная сила' - примерно, как в ампуле с дистиллированной водой или в кусочке мармелада... без сахара. Иными словами плацебо. А в остальном... Недаром Брежнев так ценит своего 'Юру'. В близкие друзья не берет, в домино с ним не играет, но - ценит его безропотность и верность. Короче говоря - проблема проблем с будущей поддержкой. Да, но тем не менее, очень хорошо бы запустить через чьи-то уста, как можно более близкие к генсековскому уху, идею о Громыко - о будущем Председателе Президиума Верховного Совета!.. Только, вот, как, и через кого, чтобы и до Лени дошло, и чтобы самому ненароком не обжечься?! Хватит кофе - уже сердце гудит и молотит как это... как в песне про БАМ... А тут еще незадача, слушок прошел: Громыко-то наш с инфарктом не так давно, буквально этой зимой, лежал. Может, врут, что скорее всего, а может и... Как тут проверишь? Если это правда - плохой знак. При наличии здоровья любой возраст можно легко пережить. Но если его нет... Они все там, в Политбюро, прошедшей зимой разболелись вдруг: первым свалился Суслов, его, скорее всего, подкосила поездка во Вьетнам, в конце прошлого года: перепады погодные, из зимы в лето и наоборот, да еще тропики, там в самой атмосфере повышенная вероятность подцепить какую-нибудь заразу... А ведь Чазов ему не советовал ехать - это потом сам Суслов делился с Пономаренко по теме. Но - как же тут беречься?! Надобно уважить вьетнамских товарищей!.. М-да. И все же: у кого бы достоверно выяснить насчет громыковского инфаркта?.. У Чазова не спросишь, в медицинскую карту не заглянешь - вмиг донесет о проявленном любопытстве, тому же и Андропову. Кулаков - слякоть, немочь крикливая, подхалим. Мазуров - тоже того... Вроде бы привели его в относительную норму, но явно: с 'красным партизаном' что-то не то творится по линии психики. Наивно думать, что лекарства - это запасное здоровье. И Андропов, с его проблемными почками, прямо скажем, не самый здоровый человек в Москве. Подгорный - то ли слег, то ли притворяется, непонятно зачем. Из шишек поменьше, из числа секретарей и прочих, тоже самое: У Черненко пневмония и осложнение после пневмонии, и Соломенцев в больнице. Горячая пора, прямо-таки страда у всего Четвертого управления Минздрава, что и говорить!.. Думай, Андруша, думай!
      
      - Ну, теперь поработаем с вами. Как со здоровьем у вас, товарищи? Все нормально? А то у нас в Политбюро ну просто разболелись все, кого ни возьми! А? Костя, Константин Викторович, Георгий Сергеевич, как самочувствие? Про Цуканова даже не спрашиваю - он у нас крепкий, как дуб! Настоящий, понимаешь, металлург, всех переживет!
      - Да, Леонид Ильич! Здоров.
      - Все в полном порядке, Леонид Ильич, полностью здоров!
      - Ну, и хорошо. А то я этой зимой переволновался за Михаила Андреевича! Я ему говорю: 'Михаил Андреевич, передохни ты ради бога, возьми отпуск внеплановый... Да ведь ты и плановый толком-то не осваиваешь! Полечись, наберись сил! А не то специально соберем Политбюро, да и силком определим в санаторий, на пару месяцев!' А у него всегда один ответ: это надо сделать, да то надо сделать!.. К вьетнамским товарищам съездить!.. Да. Вот это и называется - чувство ответственности. Я у Чазова всегда непременно спрашиваю: у кого какие проблемы со здоровьем и чем им можно помочь?.. И Черненко, понимаешь... Я без него как без рук, а он болеть вздумал! Пневмония! Опять же и Подгорный того... Кстати говоря, что-то он сдал в последнее время, наш Николай Викторович! С лица осунулся и лямку не тянет как прежде. Или это мне одному так кажется? Георгий!.. О, это я между двумя Георгиями, получается, сижу... Желание можно загадывать. Георгий, который Павлов, я имею в виду. Ты что скажешь насчет Подгорного, ты с ним чаще других дело имеешь, по протокольным там делам, хозяйственным... А? Как твое мнение?
      - То есть, абсолютно в точку, Леонид Ильич. Мне тоже так показалось: устал человек!
       Помощник первого лица в Советском Союзе - на то и помощник, чтобы чутко ветер ловить, ушами, ноздрями и всеми парусами: помощники недаром собраны Генеральным здесь и сейчас! Леонид Ильич и чуть раньше уже, незадолго до этой встречи, начал заводить неформальные беседы насчет здоровья членов Политбюро, особенно выделяя фигуру Николая Викторовича Подгорного. То, что он Подгорного не любит - это среди 'своих' общеизвестный факт, и то, что он деловые способности Подгорного в грош не ставит - также ни для кого не секрет. Но в самое последнее время Брежнев перестал... или почти перестал в его адрес брюзжать да шпильки в спину втыкать... А здоровьем все равно интересуется, чаще прежнего. Заботливый! Тут уж все понятно с товарищем Подгорным! Неясно другое: ни прямо, ни косвенно Леонид Ильич сигнала никому не подает - насчет потенциального преемника Николая Викторовича. Одно время помощники грешили предположениями насчет Суслова... и насчет Громыко... Но нет! Леонид Ильич явно, что видит обоих на прежних местах и двигать их никуда не собирается. Суслова очень ценит, от чужих нападок и шипений защищает - от Кириленко, от того же Подгорного, а раньше от Шелепина с Полянским... То же самое, если говорить о возможных рокировках, с кадровой периферией: с Щербицким, Кунаевым, Романовым... Думали и про Кулакова, но его Леонид Ильич с недавних пор перестал уважать, и чем дальше, тем явственнее: бездельник, болтун, пьяница!.. Тогда на кого же выбор его пал? А-аххх... Неужели?.. Вот это номер будет! Цуканов аж вибрирует, слова просит!..
      - Леонид Ильич! Позвольте мне высказаться по теме? Я ведь хоть и полностью здоров, как вы правильно отметили, но тоже Георгий!
       Брежнев шевельнул черными бровями, сначала поочередно, а потом вместе, словно бы сведя их в одну толстую мохнатую сережку вербы:
      - Слушаем тебя... тоже Георгий!.. - и, с улыбкой переждав дружные короткие хиханьки от своих помощников, - Говори.
       Цуканов набрал воздуху полную грудь и выпалил:
      - У меня два пункта в моем сообщении. Вернее, даже целых три. Но меня извиняет то обстоятельство, что все три части моего сообщения - коротки! Первый пункт: говорю прямо и принципиально, как коммунист со стажем. Как вы нас учите говорить, Леонид Ильич, откровенно и честно, по-партийному: Николаю Викторовичу пора на заслуженный отдых.
      (И тут же добавил скороговоркой чтобы никто ничего не подумал насчет возраста и намеков на возраст - Подгорный-то Брежневу ровесник!)
      - И дело вовсе не в возрасте - Арвид Янович, или тот же Михаил Андреевич куда постарше будут, но трудятся так, что и молодые позавидуют! А дело в том, что Николай Викторович, по моему скромному разумению, чуточку устал на своей должности, слегка отвык работать с полной отдачей!.. Это всем становится заметно, и чем дальше, тем сильнее. Да! Говорю, как считаю нужным! Вместо того, чтобы думать о своей, прямо скажем, нелегкой работе, товарищ Подгорный думает о том, кто и в какой табели о рангах находится - в сравнении с ним... Проект Конституции прилюдно критикует, а взамен ничего не предлагает... Ни одного предложения от него в рабочую группу, вами возглавляемую, ни разу не поступало... Прошу прощения за...
      - Что замолк? Продолжай, Георгий, продолжай. Уж если взял слово, то высказывайся, как считаешь нужным, до конца. Слушаем тебя внимательно.
      - Да, Леонид Ильич, запнулся малость, извините. Гладко говорить не привык. Товарищ Подгорный - заслуженный человек, дважды герой социалистического труда, бюст ему на родине установили... на Полтавщине, если не ошибаюсь...
      - Не ошибаешься, и заслуженный, и на Полтавщине. Ты только не отвлекайся мыслью... гм, гм... по древу... Или ты закончил уже?
      - Нет еще, Леонид Ильич, не закончил. Считаю, что Николаю Викторовичу пора на заслуженный отдых... - Цуканов стрельнул острым взором в Брежнева, в своих коллег... Насчет возраста поаккуратнее бы выражаться надо. - Да! Вот, Арвиду Яновичу, к примеру, не пора, хоть он и постарше почти на десяток лет...
      'На семь лет' - мысленно поправил коллегу Русаков, без пяти минут секретарь ЦК КПСС, но пока еще помощник.
      - Это был первый пункт. Пункт номер два. Леонид Ильич всегда нас учит: критикуешь - критикуй, если по делу, но и предлагай, и тоже по делу. Пост Председателя Президиума - один из важнейших у нас в стране, оставлять его вакантным нельзя, страна просто не поймет, Партия не поймет... Но тут дело такое... Непросто мне говорить свое предложение, и не мне решать... но... Пункт номер три. Я просто не вижу другой кандидатуры на этот пост, кроме как вас, Леонид Ильич!
      - Гм... гм. Меня?!
      - Именно вас! Я понимаю, что предлагать - это легче, чем мешки грузить, но еще раз повторю, как ваш помощник, как коммунист, как человек на деле ратующий о судьбе страны: вы, Леонид Ильич! Именно вам следует взвалить на себя еще и эту важнейшую обязанность, больше просто некому! Вот. Все мои три пункта.
       Русаков и Павлов - тертые ребята, они отлично понимают, что даже Цуканов, старинный, еще с днепропетровских времен, соратник и клеврет Брежнева, никогда не осмелился бы предлагать, пусть даже на основе уловленных флюидов от Леонида Ильича, подвижку такого масштаба, да еще в обход Секретариата и Политбюро... если бы заранее, в еще более тесных кулуарах, не получил подспудного поощряющего пинка от Самого.
      Русаков, явственно ощущая, что благорасположение к нему Брежнева, по крайней мере сегодня, определенно имеется, так что можно слегка рискнуть! - приморщил лоб, якобы в задумчивости, и тут же, но ни секундой раньше необходимого, вскинулся перебивать... только что законченную речь своего коллеги.
      - А что! А ведь это - да! Это хорошая, я бы даже сказал очень хорошая заявка на решение возникшей проблемы! Георгий Эммануилович весьма четко очертил и саму суть проблемы, и наиболее приемлемый вариант ее решения! А, Георгий Сергеевич?!
       Павлов расплылся в восхищенной улыбке навстречу повернутой к нему физиономии Русакова (сукин сын, Гоша Цуканов, вперед всех подсуетился!) и кивнул. Покрутил головой, как бы взвешивая-переваривая услышанное, и снова кивнул.
      - Считаю, что очень толково сказано! И смело, и по делу!
      - Гм.. гм... А можно и я скажу? - Брежнев уперся локтем правой руки в столешницу, а ладонь поднял кверху, как ученик, испрашивающий разрешения у учительницы. Оглядел по очереди каждого присутствующего, словно бы ожидая от них какого-то соизволительного сигнала... Но никто из его помощников не сплоховал: смотрят преданно и твердо в лицо Леониду Ильичу, но ни словом, ни кивком, ни взглядом разрешения не подтверждают - это было бы опасным нарушением субординации. Леня такое не привык спускать никому из нижестоящих. Пусть и не сразу одернет, но запомнит надолго. И однажды припомнит. А сегодня перед ним - вся страна, весь Советский Союз из одних нижестоящих. - Нет возражений? Вот, вы, тут, государственные мужи, люди с опытом, с партийным стажем, все между собой решили. А меня кто-нибудь спрашивал по данному вопросу?.. Чего молчите?.. Ладно... уж если я сам вызвал вас на обсуждение важнейших тем, то и нечего пенять на резкость, понимаешь, тех или иных высказанных вами слов. На то и коммунисты, а не барышни кисейные. По-партийному - это и значит по-партийному, не взирая... И, опять же, если говорить о смычке с партийной линией товарища Подгорного... Ох, помню, как мне пришлось небольшого жесткача запустить - ему и Шелесту! Люди на местах давно предлагали решить вопрос о ликвидации компартий союзных республик, чтобы переформатировать их в республиканские партийные организации. Здравое предложение, я это и раньше предлагал, а потом и товарищи поддержали. Но нашелся у нас Шелест, который, понимаешь, против линии партии пошел!.. А ведь товарищ Подгорный его первое время поддержал... и только потом одумался. Если же говорить о сегодняшнем дне, то, честно говоря, я и сам не вполне доволен... в последнее время... тем, как обстоят дела у нас в Президиуме Верховного Совета... А я, как вы знаете, имею об этом кое-какое личное представление...
      - Еще бы, Леонид Ильич!
      - Сам немало поработал в этой должности... И попросил бы не перебивать. Но опять взваливать на себя этот груз?.. Ну, например, кто-нибудь из вас подписывал постановление о расстреле?! А? Хотя бы раз? А мне доводилось в той моей прежней должности. Никому подобного не пожелаю. Мне и нынешнего груза хватает за глаза и за уши. Вот так-то. А вы тут навалились... всем кагалом... Чего, Георгий, что сказать хочешь?.. Не можешь дождаться, пока я говорить закончу? Ну, говори?
      - Леонид Ильич! Да, трудно, да, мы все, ваши помощники - товарищи не дадут соврать - каждый день видим, что на вас валится, без продыху, без выходных, даже в отпуске... Очень хорошо видим и на себе чувствуем. Вторую звезду героя Советского Союза у нас в стране за так просто никому не дают!
       Цуканов очень ловко ввернул упоминание о недавней декабрьской награде к семидесятилетнему юбилею генсека: у того сразу ямочки на щеках обозначились, от улыбки воздерживается, но явно доволен услышанным.
      - Только ведь существует такое великое слово: необходимость! У вас, Леонид Ильич, есть бесценный опыт работы на этом посту, как вы только что верно сказали! Ну, если бы иная возможность существовала, мы бы так и высказали, никто бы не струсил!.. Вы нас всех и каждого давно знаете, досконально изучили! Поэтому готов повторить и подписаться под каждым словом: на сегодняшнем историческом этапе - это единственно приемлемый вариант. А как дальше - это уж вам будет виднее!..
      - Да, Леонид Ильич. Интересы дела - прежде всего!
      - Целиком и полностью согласен с предыдущими выступлениями, Леонид Ильич! Помогать, предлагать, готовить материалы - это же наша прямая обязанность. И честно отвечать, когда спросят... когда вы спросите. А иначе зачем мы такие и нужны?!
       Брежнев опять откашлялся, как бы в глубокой задумчивости, взял со стола ручку, повертел ее в пальцах... Кроме как на подписи - редко, очень редко ее использует... На место положил. А пальчики-то уже трясутся - устойчиво, если можно так выразиться... Засопел, решение готовится озвучить. Неужто поосторожничает? Ну, Леня, дорогой, рожай же что-нибудь... Или опять переиначил... из так называемой предусмотрительности?..
      - Брать на себя еще дополнительную работешку - я привык, мне не впервой, но... Но! еще десяток с лишним лет назад... лет двенадцать, по-моему... когда Хрущева сняли...
      - Совершенно верно, Леонид Ильич, октябрьский пленум шестьдесят четвертого.
      - Вот я и говорю: было принято двенадцать с лишним лет назад, нами же принято, постановление, по которому запрещается совмещение постов Первого... тогда еще не было Генерального секретаря, а был Первый... запрещалось совмещение должностей Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров. А вы мне тут вразрез предлагаете!..
       Услышав этот резон со стороны Брежнева, Цуканов даже опешил на мгновение: это как понимать такую подставу?! Леня же не раз и не два затрагивал тему насчет Председателя Президиума, пусть не прямо, не в полную откровенность, но очень даже прозрачными обиняками, а тут... Сейчас оттолкнет это предложение, отложит на неопределенное время, это сразу же разлетится по кабинетам, и он, Цуканов, останется почти один на один с Николаем Викторовичем, у которого злопамятства в десять раз больше, чем у змеюки подколодной! Или забыл Леня... или опять переиграл в неведомую сторону... Цуканов заранее подготовил кое-какой аргумент, правда, 'на попозже', когда останется только детали уточнять, а теперь, похоже, придется заранее довод этот в дело сунуть. Вносить ясность - лучший способ извлекать ее в ответ. Рискнул - теперь уж не отступай! И он уже открыл, было, рот, но его опередил Русаков:
      - Правильное замечание, Леонид Ильич, архиверное, по выражению Владимира Ильича Ленина! Однако, все же, я бы хотел обсудить и со своей стороны поддержать инициативу Георгия Эммануиловича! В запрещающем постановлении речь шла о совмещении поста партийного и поста исполнительной власти! Безусловно: в таком совмещении нет нужды, об этом совмещении речи нет и быть не может! Но в проекте новой Конституции отдельно и значимо подчеркнута роль Коммунистической партии Советского Союза! Позволю себе зачитать проект статьи 6:
       'Статья 6 законодательно закрепляет руководящую и направляющую роль КПСС, являющуюся ядром политической системы СССР.'
      Обращаю особое внимание на слово 'законодательно'! В данном случае, совмещение постов Генерального секретаря и Председателя Президиума Верховного Совета ничего общего не имеет с покушением, так сказать, на полномочия органов исполнительной власти, напротив: дает ей возможность полностью реализовать потенциал социалистического способа хозяйствования. А вот взаимодополнить законодательные основы жизни нашего государства в области партийного строительства и в области законодательных инициатив - почему бы и нет, если оно пойдет на пользу советской стране и советскому народу?!
       Цуканов облегченно выдохнул и тут же завистливо вздохнул: да, ушлый малый Костя Русаков - взял, да под себя и выхватил прямо из рук чужую инициативу!.. Впрочем, с его стороны подобное выступление... тоже вряд ли импровизация. Да что тут говорить, наверняка Леонид Ильич не с ним одним бурчал-намекал насчет будущего.
       Покуда Русаков, деликатно постукивая ребром ладони по столу, озвучивал внезапно вспыхнувшую идею о разнице между исполнительной и законодательной властью в Стране Советов, и о положении Партии в ней, Брежнев слушал молча и внимательно, повернувшись - с некоторой натугой - в его сторону всем корпусом. Очки он сдернул с носа, да так и держал на весу дрожащей левой рукой все время, пока Русаков излагал свою (и Цуканова) точку зрения. Речь закончилась - очки так и не легли на стол, снова у Генсека на носу.
      - Гм... На первый взгляд выглядит логично. А на второй - надо взвесить. Кстати сказать, один из съездов... двадцать пятый, по-моему, Подгорный открывал. А съезд-то партийный, и это ничему не мешало. Кстати говоря, пусть кто-нибудь из помощников меня поправит: Подгорный на том съезде получил почти двести голосов 'против' при выборах ЦК! Это повод для осмысления. И ваше предложение, товарищи, следует не спеша и предметно обдумать. Но и не складывать дело в долгий ящик, работу над Конституцией затягивать нам никак нельзя, страна ждет. А где листок... Георгий, а где... А!.. Вот он. Тут есть у нас еще один вопрос, но это ко мне вопрос... Впрочем... Качура Борис Васильевич... Вот он у нас, голубчик. Год уже первым секретарем работает, второй пошел. Донецкая область важная, коммунисты там принципиальные, никому спуску не дадут... А, вот, давайте-ка пригласим товарища Качуру на беседу, ко мне. Лично хочу встретиться, поближе познакомиться. Когда, наконец, Черненко поправится? Мне он... вот как необходим нынче! - Брежнев ткнул себе ребром ладони под отвисшие брылья.
      - Георгий Сергеевич, позаботься насчет Качуры, чтобы...
      - Все сделаем, Леонид Ильич! Когда ему назначить?
      - Там... с другим Георгием согласуй и мне на утверждение положи. В пределах недели найдите время нам для встречи. У кого-нибудь есть еще вопросы ко мне?.. Вопросов нет. Все рабочие моменты, наши с вами, лишний раз по кулуарам разносить не надо, товарищи коммунисты. Ну, раз больше вопросов нет... Тогда по коням, как говорится.
      
      
      
      Г Л А В А 9
      
      
      Для большинства из нас с вами живой цыпленок - это сырое жарко́е. Кому-нибудь известно дополнительное, иное для них, для живых цыплят, предназначение?
      Хм... А мне самому - да, очень даже отличное от вышеупомянутых, цыплячье предназначение - известно! Вырастут, возмужают, и станут этими... петухами... в смысле куриными самцами-оплодотворителями. Или самками-несушками, взрослыми курицами-наседками, производящими куриные яйца, из которых потом вылупляются эти... ну... живые будущие цыплята табака, типа того. Считается в народе, что мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть. Кто-то один это сказал, предположим, Сократ, а мы покорно заглотили и повторяем-пережевываем, словно съедобные бараны, благо некому опровергнуть сомнительный тезис, предназначенный для охмурения наивного и вечно голодного человечества. Большой Космический Разум далеко, остальная же земная биомасса, не считая нас с вами, не разумеет концептов и вообще бессловесна... Пусть Сократ. Сказано - принято. Но так ли это в реальности, если поглубже вдуматься-всмотреться в звонкую максиму? Домашний скот - еда, пища, домашние животные-любимцы - рудиментарные запасы пищи на зиму, то же и с растениями, и даже с насекомыми, для которых, кстати говоря, для некоторых из них, мы сами не более чем кладовые с едой.
      Что не годится в пищу - идет в зоопарк, на одежду, кухонную утварь или просто на тотальное уничтожение, как некоторые 'вредные' виды тех же насекомых. Или в цветочную вазу, перед тем как выбросить.
      Даже сейчас, в эпоху развитого социализма, в наше советское время, начитанное, мирное и сытое, всех этих столовых и магазинов, замаскированных под продуктовые-продовольственные, больше, чем библиотек, театров, консерваторий, больших и малых кинотеатров вместе взятых (где все персонажи поголовно тоже пытаются есть, лузгать, лизать, грызть, чавкать, всухомятку и на пирах).
       'Все дети там учатся в школе и сыты всегда старики...'
      Где у нас постоянный, самый устойчивый, острый и желанный дефицит? - В гастрономах, в мясных, вино-водочных и овощных отделах! Куда очереди больше - в библиотеку, или в пивбар? Вопрос риторический.
      Искусство - на подавляющую своим объемом часть - имеет явный гастрономический привкус, вспомнить, хотя бы, натюрморты этих... голландцев, или всевозможные кухни-кулинарии и их литературные описания - французские cuisine, итальянские, китайские, русские... Взгляните, послушайте, почитайте: сама жратва, ее вид, сервировка, декор, и узоры на пиршественном столе, этикет поглощения жратвы, кухонные приготовление жратвы и охота на жратву - во всех просвещенных странах мира возведены в ранг искусства! Соколиная охота, рыбалка, травля с собаками, отстрел с вертолета... Даже и не возведены, а суть являются им, искусством - в самом что ни на есть препосконном варианте. Я уж не говорю о 'пищевой' роли музыки: она и родилась-то на свежесытый желудок для лучшего пищеварения, и лишь со временем перебралась от жрачных кострищ в консерватории. И в рестораны.
      Вот вам и искусство, вот вам и жизнь, духовная и светская! Иначе откуда бы взялся ему, искусству, синоним: 'Духовная Пища'?! Пища, блллинн!!! Уй... Ха! - и тут съедобный эпитет 'блин'!
      'Едим, чтобы жить'! - Ну, да, угу, как же!..
      'Вкусно рассказывает', 'Несъедобный текст', 'Ты мой сладкий', 'Горько!', 'Паразит!', 'Тошнотворно', 'Соленая шутка', 'Что ты такой кислый?' 'У него есть вкус' - это разве об одной еде речь?
      За кулисами театра или в деканате - только и знают, что жрать друг друга. Живьем! На работе, в семье, в коллективе! 'А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг...' Жрать и пить. Пить и жрать. Публично и напоказ (а чуть после высвобождать забитое послеобеденное пространство под новые продуктоперерабатывающие оргии - но это уже тайком и стыдливо, кряхтя в специально отведенных для этого местах)!
       Кстати говоря, пить - единственное понятие, почти выпадающее из теории всеобщечеловеческой жратвы, исключение, достаточно подлое, но об этом даже и говорить тошно. Лучше заесть, чем запить! Ой... я не в прямом смысле, что тошно, сегодня-то утром все как раз нормально, обошлось даже и без приступов блевотных, а просто... выражение такое, поскольку жрать водку, а равно ром, брют, вермут - в смысле пить - еще более скотское занятие, чем жрать цыпленка.
      Довелось мне как-то прочесть в университетской библиотеке занятную статью о Большом космосе. Давным-давно, еще при Хрущеве, лет двенадцать тому назад, в армянской деревеньке Бюракане, раскинувшейся вокруг Бюраканской астрофизической обсерватории, состоялось - до сих пор на память звонкие титулы помню, хоть я и не Микула Тимофеев! - организованное Астрономическим советом АН СССР, Государственным астрономическим институтом им. П. К. Штернберга (фиг его знает, кто он такой!) и Бюраканской астрофизической обсерваторией Академии наук Армянской ССР первое(!) всесоюзное(!) совещание, посвященное обсуждению проблем внеземных(!) цивилизаций(!) и возможности установления(!) контакта(!) с ними. По поводу второго совещания ничего сказать не могу, поскольку не сумел нащупать ни одного напоминания о нем. А на первом совещании ученые мужи пришли к выводу, что проблема установления связи с внеземными цивилизациями является вполне назревшей, актуальной научной проблемой! Высокое научное совещание наметило пути экспериментальных исследований по поиску сигналов внеземных цивилизаций!
      Те из людей академической науки, с кем я пытался обсудить данную тему, включая доцента кафедры общей психологии Валентина Владимировича Лоскутова, все - с помощью разнящихся формулировок, но дружно, я бы сказал, единодушно - приходили к весьма скептическому выводу, общий и неформальный смысл которого: чуваки-астрономы выбивают на фу-фу денежки, дополнительное финансирование из министерства и академии наук! На зарплаты, на премии, на командировки, на новое оборудование, желательно импортное! И только!
      А я категорически не согласен с подобной цинической оценкой: отнюдь не все люди-человеки исключительно о жрачной выгоде мечтают; контакт с космосом, разума с разумом - это грандиозно. Да только тут есть иная проблема, квазигуманистическая, так сказать... Короче... ик... ик... Только изжоги сейчас не хватало... Соды, срочно бы соды!.. Обычной пищевой, но только не каустической - соды! И запить, в смысле сполоснуть рот и горло. С чего мы взяли, что гипотетические гуманоиды - непременно гуманны?! В зеркало-то посмотрим: мы тоже земляне, но прав у нас больше, чем у берез и устриц! Сторонний человекоподобный разум, способный отличить суету безмозглого гуманоидного стада от круговорота безмозглых водяных и воздушных масс, мог бы и не принять человеческих аргументов в споре насчет структуры пищевой цепочки: 'что для чего и кто для кого', а при хорошем аппетите и определенной степени безнаказанности, которая обеспечивается оружием и силой - и того... поглотить в прямом смысле этого слова... А потом и... Вершина любой пищевой цепочки общая с фекальной. Да, почему бы и нет?! Вот так прямо взять - и с высоты своего могущества и разума узреть-узаконить в живом человечке сырую человечину-табака! Не то чтобы я космический ксенофоб, но нашим астрО́номам надо бы поразборчивее быть в связях, сигналах и маяках, а то как раз угодим сырьем на фабрику межгалактических дубленок или пельменей к более смышленым братьям нашим по контакту, прогрессу и желудку.
      И вообще: история науки - это летопись человеческих заблуждений. Но я бы не убоялся! Будь я астроном, я бы искал эти межзвездные контакты истово и честно, по всей Вселенной, всю свою оставшуюся, после учебы в универе, жизнь.
      
      Эх и увы: на сегодняшний мартовский день, гораздо сильнее и явственнее, нежели плотоядных пришельцев из космоса, Лук боится не сдать эту злосчастную матстатистику!.. Ну, не получается пока зачет получить, хоть тресни! Суходольский цепляется за любую ошибку - вроде бы и по делу бьет, обоснованно, да только... что-то здесь не то, нечто неправильное, не справедливое... подвох какой-то! Лук видел и слышал, как Гена Суходольский у других зачеты принимает или не принимает, нетрудно сравнить. Ладно, фигня, послезавтра еще разок попробует, назначено. Недовольство собой - без этого горючего далеко не пройдешь и высоко не взлетишь. Как раз с этим горючим у Лука все в порядке, а вот результаты... Увы, так и лежат на стартовой площадке, не шевелятся. Поесть надо, вот что! Заодно и от этой поганой мороси спрятаться, которая не дождь и не снег, но успешно совмещает в себе досады от обеих этих погодных ипостасей! Облака уже в просветах, стало быть, мокреть небесная не на все время зарядила. Откуда этот дождь с примесью снега и града?! Весь март февраль. Уж лучше бы просто снег, а еще бы лучше просто солнышко. И соды в столовке добыть от изжоги, компотом запить.
      На углу Съездовской линии, бывшей Кадетской, и Среднего проспекта Васильевского острова, на нечетной его стороне, к Тучкову мосту ближним углом, стоит старинное трехэтажное здание неопределенного серо-буро-малинового цвета (Лук предпочитает называть его колер светло-фисташковым), так называемый 'дом Голубиных', а в нем, на втором этаже, разместилась столовая, одна из немногих, которую Лук любит навещать на голодный желудок. Любить - громкое слово, оно не для всуе, поэтому правильнее сформулировать: предпочитает. Пусть и не каждый раз, если имеется возможность выбора, но часто. При относительном равенстве основных 'столовских' факторов (цены, очереди, грязь, толкотня), в той безымянной харчевне готовят вкусные котлеты 'полтавские'. Да не просто вкусные, а с явственным содержанием мяса! То ли свинина там, то ли говядина... Если котлета горячая попадается, из нее даже мясной сок можно вилкой выдавить, жирный, чуть розоватый на вид, с чесночным ароматом. Хлебом подобрать - очччень вкусно!
      Долго ли, коротко в очереди стоять - Лук додвигал свой поднос от раздаточной стойки - по взлетно-арматурной полосе - до самой кассы, расплатился за салат оливье, за двойные котлеты полтавские с одним гарниром из картофельного пюре, за чай с сахаром (внешний вид компота, разлитого по граненым стаканам, ему сегодня чем-то не понравился), за два кусочка дарницкого хлеба и за два пирожка, один с капустой, другой с повидлом. Ого-го-итого!.. По чеку выскочило больше рубля: рубль и девять копеек! Ладно, фигня! Один раз живем! На дополнительный 'плеск' подливы в пюре он-таки сумел договориться с раздатчицей, а по поводу соды пищевой - Лука просто не поняли - чего он, собственно говоря, хочет? Некогда им, не аптека! Ну, и не беда, изжога сама уже почти прошла.
      На свободный столик у окна, с видом на перекресток и грохочущие трамваи, 'шестой' и 'сороковой', одновременно с Луковскими салатами-котлетами на подносе, прибило горбатую старушенцию с порцией манной каши в цепких коричневых руках. За два с половиной года жизни в Ленинграде Лук успел утратить бо́льшую часть любопытства к заботам и подробностям бытия незнакомых людей, но здесь не прокатило, и за другой стол уже не пересесть: Лук мгновенно и без малейших усилий со своей стороны выведал, что бабке 78 лет, что зовут ее баба Катя, что живет она в 'одиннадцати метрах' на Малом проспекте 14, что на углу 6-й линии и Малого, что пенсия у нее 45 рублей (То есть, на пятерку больше обычной студенческой стипендии - это ох, как немного даже и по нищим студенческим критериям!), что питается она здесь, и 'это ей выходит дешевле чем дома'. Лук, пожалуй, готов поверить в такие парадоксы дешевизны, особенно если говорить об одной тарелке манной каши с одним кусочком хлеба... Распоясалась: пуговицы на тулупчике расстегнула, серый шерстяной платок сняла - на вешалку повесила, не поленилась...
      Бабка бодрейшая, глаза ясные, беззубая, сама из себя смешливая - да еще, как оказалось, и работает на двух работах в свои семьдесят восемь: полы моет по вечерам в детской поликлинике ?5 и еще в соседнем магазине на Малом. Дочери помогает, а также и внучке.
      И вдруг в слезы: внучка была у нее в гостях и украла икону, чтобы продать и купить себе джинсы, а еще не продала. Плачет бабка: 'икону - сил нет - настолько жалко... и внученьку жалко, как тут теперь быть, кого выручать?' Потом - минуты не прошло - опять заулыбалась проваленным ртом: у нее здесь, в столовке, повариха знакомая - Ленка Семенова - и она, бабка, почти всегда при свежей горячей каше! И та ей порцию побольше накладывает, когда ее смена!
      - Баб Катя, может, хлебушка еще, или каши? Я возьму?
      - Не, не! Я уже сытая! Самая сытная каша на свете, чтоб ты знал - это манная каша! Не смейся, я знаю, что говорю! В блокаду три года об ней мечтала, даже бывало, что снилась! А теперь, вот, ем вволю, когда захочу, хоть каждый день!
      Лук сидит, такой, напротив бабки, слушает, жует, слушает, дело уже к чаю, вдруг стукнуло ему в голову, и он ей сказал, дескать, мол, хороший вы человек, баба Катя, по-настоящему добрый. Бабка поморгала-поморгала - оказывается, ей никто за всю жизнь такого не говорил... что она хорошая...
      Ну, тут уже и Лук едва не заплакал... Об изжоге и думать забыл. То ли от сочувствия к бабке слякоть к ресницам подступила, то ли от того, что так незаметно для организма закончились салат, гарнир из картофельного пюре и двойные котлеты 'полтавские': эмоции ведь - не факты, разве их проанализируешь, или упомнишь как следует?
      
      - Эмоции - эмоциями, а факты - фактами! Снесли, н-н-ахренн! - еще в позапрошлом году!
      - Что, серьезно? В наше время?!
      - Более чем, Сергей Иванович. А что - время, какая разница, наше оно или нет? Одна колхозница, землячка моя, Антонина Егоровна, которая Германа Степановича Титова лично своими глазами видела, когда он у нас приземлился, так даже плакала навзрыд! 'Ироды, зачем памятник сносите?'. Да и не только она одна, у многих глаза были на мокром месте. Ну, а куда денешься?! За почти пятнадцать лет обелиск очень уж обветшал, растрескался, гостям его уже не покажешь... тем более иностранцам...
      - Витя, Виктор Вячеславович! И ты туда же: ну при чем тут иностранцы?!
      - Гм... Это я так... обмолвился. Конечно же, иностранцы тут ни при чем, и конечно же, не дело так поступать, ну а с другой стороны - кто я для Саратовского горисполкома? - так... пешка... Решили - сделали, нас с вами не спрашивали. Обелиск-то деревянный был, с шестьдесят второго по семьдесят пятый стоял, всем ветрам открытый. Ни пропитки водоустойчивой, ни ремонта... Сейчас, папку с фотографиями открою... Осторожнее смотрите, ветерок поддувает, из пальцев выбьет!
      Пользуясь оказией, Павел Тимофеев, видный член ПрВр и дядя Микулы, устроил нечто вроде выездной встречи с региональными членами организации, в Саратовской и других областях, целую серию таких встреч-заседаний. Ну, не по своему личному хотению, разумеется, а старшие товарищи поручили: Курбатов, Тишко, Балоян, Василий Тимофеев, старший брат Павла. Подобные встречи и поездки - жизненная необходимость для подпольной организации, иначе дело закиснет, мхом и пылью покроется. Она, ПрВр, и так - ни шатко, ни валко за последние годы... хвастаться-то особо нечем, великих дел не видать. Предлог просто отличный - не подкопаться! - места боевой и трудовой славы российского Черноземья, плюс обмен опытом с другими регионами, нечерноземными, из Западной Сибири. Под эгидой Омского горсовета сколотили временный творческий коллектив во главе с Павлом Тимофеевым: сам Тимофеев, Петренко Сергей Иванович, преподаватель истории в Павлопетровском пединституте, Кашин Володя, омский журналист и добрый приятель Тимофеева-старшего, Алехин Виктор Вячеславович, начальник отдела культуры кировского райисполкома города Саратова, и при этом член ПрВр, Крыж Борислав Иосифович, участник войны, ветеран-журналист на пенсии, один из людей Балояна Грачьи, Зорин, Александр Александрович, историк из Ленинграда, а с ними Тимофеев Микула, на роли не пойми кого... живой магнитофон (но это секрет для рядовых членов ПрВр), плюс посол по личным топ-топ поручениям... Чтобы опыта набирался, чтобы себя проявил в относительно безопасных контактах, в работе, в общении... Возникла одна важная тонкость, насчет общего земляка Тимофеевых - Сергея Ивановича Петренко: он хоть и член ПрВр, хоть и земляк Тимофеевым, но вовсе не обязательно, что в этом качестве должен знать все подробности и обстоятельства жизни Микулы... Но по ряду причин, для всех знакомых вне Москвы, дальних и близких, считается, что Микула проходит службу в армии до весны, даже Лук, ближайший и самый закадычный друг Микулы, знает о нем только это: весна, дембель! Есть на это весомые резоны и нет смысла вдаваться в подробности. Поэтому, Сергей Иванович ни в коем случае, ни под каким видом не должен проговориться, что видел Микулу Тимофеева, тем более в гражданском одеянии. Но все сошло благополучно, ни объяснять, ни выдумывать ничего не пришлось: Петренко ухмыльнулся в прокуренные усы, хлопнул Павлу Георгиевичу ладонью в ладонь - ни звука, рот на замок! 'ЭрИт сИкут КадАвер!'
      - Что-что?
      - 'Точно труп'. Потом объясню... не отвлекаемся...
      - Угу.
      И вот, сегодня, ранней весной одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, группа журналистов, горсоветовских и райсоветовских чиновников из двух городов, историков-энтузиастов находится как раз на том самом месте саратовских просторов, в тринадцати километрах от рабочего поселка Красный Кут, на земле сельхозартели '40 лет Октября', где когда-то приземлился космический корабль Космонавта ?2, Германа Степановича Титова, почти столь же прославленного героя, как и Юрий Алексеевич Гагарин!
      Времени более чем достаточно, чтобы и достопримечательности осмотреть, по-честному их обсудить, официальные резюме с отчетами подготовить, и чтобы о своих делах вволю покалякать, благо протокол о них вести не требуется - для того и Микула с ними, чтобы все помнить.
      - Вот, товарищи, групповая фотография из газеты, с подписью: 'Космонавта Германа Титова встретили колхозники В.С. Ануфриев, А.Д. Ануфриев, А.Г. Ермилов и Н.И. Андреев.' Это уже постановочная композиция, конечно. Далее, в 1962 году на этом самом месте, на каменном четырехугольном основании, был установлен десятиметровый шестигранный деревянный обелиск, похожий на взлетающую в небо ракету. Автор и конструктор - лаборант учебно-летного отдела КЛУГА Василий Федорович Кутуков, по-настоящему народный талант! А вот и сам памятник, вот две надписи к нему:
      - предварительная, на бетонном основании: 'Здесь будет сооружен монумент в честь приземления космического корабля 'Восток-2', пилотируемого Г.С. Титовым 7.8.1961 г'.
      - и основная: '7-го августа 1961 г. здесь приземлился космический корабль 'Восток-2', пилотируемый космонавтом Г.С. Титовым. Количество витков вокруг Земли - 17. Продолжительность полета 25.3 часа. Путь, пройденный в космосе, - 700 тыс. км'
      Теперь, как видим, от него только и осталось, что каменное основание...
       На мартовском ветру много не высмотришь, продолжили в 'домашних' условиях, в тепле, под бубнящее радио, за обедом...
      - А ведь красив, получился, чертяка, хоть и деревянный!
      - Да, неплох. Ну, что, пока наши экскурсоводы, старожилы и прочие чичероне от нас отдыхают, а мы на какое-то время остались свои среди своих, самое время отдохнуть и отчитаться о делах наших, сделанных, не сделанных и предстоящих! Кто - за, товарищи? Все за. Стучу вот этой вот вилкой по тарелке, вместо колокольчика, беру председательское слово и докладываю насчет наших планов на эту весну и лето... Ну, и на дальнейшее, разумеется. Валериан Дмитриевич особо попросил насчет товарища Подгорного рассказать: чего мы добиваемся, и кого хотим на его место выдвинуть... И почему.
       Остановились члены группы на проспекте Кирова в саратовской гостинице 'Волга', куда их устроил Виктор Владиславович Алехин, а совещание устроили - он же все организовал - у него дома, вернее в доме его сестры, в частном секторе на улице Астраханской. Она врач-терапевт, сейчас дежурит 'на сутках' в больнице, а члены 'временного творческого коллектива' празднуют чего-то там 'на стороне', дабы не нарушать строгих правил гостиничного бытия... Вся советская страна, все ее граждане весело праздновать не прочь, были бы поводы... А уж искать поводы - тем более учить никого не надо!
      На алкоголь и еду скидывались все вместе, но сугубо формально, из вежливой солидарности, хотя и 'московские центральные' деньги присутствовали... в основном они. Стол накрывал Алехин на 'представительские' средства, а выпивки было предельно мало: бутылка пятизвездочного армянского коньяка - одна, бутылка токайского вина - одна единственная... На всех! Микула не пил, Петренко не пил, Павел Тимофеев ограничился 'игрушечным' стаканчиком токайского. Сладковато... Ему бы лучше очищенной водочки граммов сто, или бокал столового белого вина посуше, но пришлось выбирать из того, что имеется. Да и ладно, пусть будет морс токайский, не пить они сюда приехали. Почти полбутылки армянского коньяку достались Кашину, который таким образом решил в себе убить на корню начинающуюся простуду, однако и он был в полном разуме, по крайней мере внешне.
      - Существует такая узковедомственная структура в аппарате ЦК КПСС: архив партийных документов, разбитый на множество секторов. Структура солидная, весьма засекреченная, как легко догадаться, судя по названию и предназначению. В недрах этого архива существуют два наиболее важных сектора, под скромными номерами - сектор ?6 и сектор ?7. Там хранятся материалы, касающиеся Политбюро ЦК КПСС и, соответственно, Секретариата ЦК КПСС. Доступ в эти два сектора, к этим материалам, имеет весьма ограниченный круг лиц, наперечет буквально. Либо по разовым пропускам, подписанным на очень высоком верху, на уровне товарища Черненко, заведующего общим отделом ЦК, секретаря ЦК КПСС. Но работают в архиве, обслуживают недра его - то есть, архив в целом и оба этих сектора в частности - люди попроще, отнюдь не секретари ЦК КПСС и не члены Политбюро. Кто-то же должен вести каталоги, протирать пыль, вносить письменные изменения, морить тараканов, копировать оригинальные тексты, фото и т.д., и т.п... У нас всюду есть друзья, помощники, сочувствующие, в том числе и в архивах. По соображениям конспирации и безопасности, имена тех, кто помогает нашей ПрВр, засекречены, даже ваш покорный слуга (Тимофеев, не вставая, коротко поклонился хрустальной салатнице, стоящей перед ним) их не знает. И знать не хочу, поскольку - в случае чего ?- даже под пытками их не выдам. Но это так, черный юмор для разрядки обстановки. Информация, в том архиве циркулирующая, совершенно секретна, однако мы, наша ПрВр, как я уже толсто намекнул, имеет возможность... кое-что... эпизодически... ее, информацию эту, отчерпывать. Не всю и не всегда, к сожалению, но и то хлеб. Наши люди обратили внимание на то, что за последние недели-месяцы резко активизировались поиски по результатам партийных голосований насчет одной из кандидатур, а именно: кого-то там, на самом-самом верху, заинтересовали данные насчет Николая Викторовича Подгорного: когда, где, на каком уровне и сколько голосов коммунисты этих разных уровней голосовали против коммуниста Подгорного.
      Обозначилась эта интрига довольно давно: как я понимаю - еще с середины шестидесятых, когда так называемая мировая закулиса не могла принять для себя - кого считать самым главным в послехрущевском СССР. Так, в начале 1965 года, трех месяцев не прошло с тех пор, как Хрущева свергли, некий Томпсон передал нашим властям личное послание президента Джонсона: 'советским руководителям'. Вот, именно так, безлико: 'советским руководителям'! Вроде, как и не Брежневу, и не Подгорному, и не Косыгину. И это не были тончайшие манипуляции Запада с целью бросить 'на собачку-драчку' мозговую кость Верховной Власти!.. В том-то и дело, что нет: наши, первое время нового троевластья, сами такие обезличенные послания в мир отправляли, как бы коллективные! И если товарищ Косыгин в данном направлении абсолютно никаких телодвижений для себя не допускал, работал, ни на миллиметр не выходя за границы своих и без того широких полномочий, то коллеги его по триумвирату - Брежнев с Подгорным - равнодушными не остались! Брежнев подсуетился первый, а Подгорный, оставшись вторым, внешне как бы с этим смирился... Но исподволь проявил себя ползучим гадом Колей за пазухой у генсека Лени. - В узком кругу они друг друга запанибрата кличут: Петя, Вася... И поползновения товарища Подгорного не остались незамеченными товарищем Брежневым. Ну, например: год назад, на XXV съезде КПСС, формальный глава Советского Союза, товарищ Подгорный - а по букве закона и Конституции, пока новая не принята - именно он первое лицо СССР, получил при выборах ЦК партии 193 голоса против! Больше, чем у всех остальных, вызвавших неодобрение коллег по коммунистическому строительству! И это отнюдь не было случайностью, либо внезапностью: ведь еще до съезда, будучи только кандидатом в делегаты от Харьковской партийной организации, он получил 250 голосов 'против' из 650 голосовавших коммунистов! Но партийная демократия большинства все же позволила ему быть избранну полноправным делегатом на XXV съезд партии. О чем это говорит? О чем - в первую очередь нам с вами! - это говорит?!
      - Снять его хотят!
      - Именно так! Наш уважаемый коллега Виктор Владиславович Алёхин абсолютно прав: Подгорный должен уйти, и с этой целью на всех этажах партийной власти проходит зондаж с помощью предварительного... Что, что, Виктор Владиславович? Прошу прощения, не расслышал?
      - Моя фамилия Алехин, через 'е', а не через 'ё'! Павел Григорьевич, это я не вас лично поправляю, ни в коем случае, а просто уже задолбался всем и каждому эту разницу объяснять! Один только Шибаев Алексей Иванович, в бытность первым секретарем нашего обкома партии, пару раз соизволил заметить меня и мою фамилию, и, между прочим, оба раза правильно ее произнести: Алехин!
       Алехин, как хозяин застолья, больше следит за наличием припасов на столе, нежели за своим аппетитом, пил и закусывал очень умеренно, однако уже выглядит чуточку поддавшим: щеки красные, лоб в поту, по самую залысину, голос громкий, почти крикливый... Взял и оратора перебил... на самом интересном месте... Несколько мгновений над столом дрожала неловкая тишина, и разбил ее никто иной, как Микула - вдохновение ли ему подсказало, трезвый ли расчет, а может просто горячность юности:
      - Вот это да! Я ведь тоже читал на эту тему: наш великий шахматист, пожизненный чемпион мира, Александр Александрович Алехин, всю сознательную жизнь страдал от неправильной транскрипции его фамилии: дескать, вся его семья, все предки по отцовской линии были Алехины, а его вдруг в Алёхины определили!
       Все облегченно рассмеялись: ну, раз сам гениальный Александр Алехин переживал за непростую грамматику-фонетику имени своего... Павел Григорьевич кинул благодарный взгляд на племянника и тоже расхохотался, быть может, чуточку более раскатисто, нежели натурально:
      - Ай, виноват! Ты уж прости меня за ошибку, Виктор Батькович! Ради бога, я не злонамеренно! Ведь, я же и другого Ал... Алехина через букву ё называл, который великий шахматист! Больше не буду! Ну, я продолжу? Стоп! Уточню: это какой Шибаев? Это который...
      - Да, да, тот самый! Который сейчас ВЦСПС! С прошлого года возглавляет! - Алехин уже опомнился после несдержанного демарша и теперь был рад внести свою лепту по сглаживанию шероховатой ситуации, которая, между прочим, и возникла-то по его же инициативе... почти по его вине... Благо, все свои собрались, никто не обижается, за букву 'е' не цепляется... Ну... не сдержался человек... Стакан в голову ударил.
      - А я слышал, кстати говоря, насчет Алексея Ивановича Шибаева, что мужик он хоть и не профессорского типа, не из рафинированных интеллектуалов, но для Саратова, в бытность свою секретарем, для области много полезного сделал?
       Микула с детства знает своего дядю и видит, насколько тот ловок и хитер... Пусть, предположим, не настолько гениален, как отец Микулы, но все равно - умнейшая башка, сходу мастер-класс социальной психологии показывает, убирает даже намеки на возможное недовольство народных масс по поводу этого внезапного 'сорного' конфликта!
      - Совершенно верно! - Виктор Алехин, отстояв свою дорогую букву 'е' в фамилии, окончательно успокоился, опомнился, вошел в берега, спешит-торопится делом показать свою готовность к конструктивному обсуждению. Все остальные участники делового застолья слушают диалог молча: кто улыбается, кто закусывает - и вот уже весь маленький коллектив, словно по незримой команде, повернул головы в сторону Павла Григорьевича, ждет продолжения основного доклада.
      - Виктор Владиславович сказал то, что давно у всех 'московских' на слуху и на кончике языка: Подгорный уходит, вернее, Подгорного уходят! Мы со своей стороны делаем все возможное, чтобы слухи эти полнились и ширились, как в кабинетах кремлевских, так и в глубинке, на базарных площадях Омска, Саратова, Павлопетровска... Ну, вы понимаете... Если говорить о кремлевских кулуарах, то - да, возможности наши не столь уж велики, мы здесь самокритичны, однако всегда будем помнить притчу о соломинке, переломившей спину верблюду. И постепенный, но неуклонный рост гражданского самосознания в глубинке ли, в центре, это цель, одна из наших целей, которую никто не отменял. Что от нас с вами требуется?
      Первое:
      - не навязчиво, не пересаливая - вбрасывать эту мысль в общество, на всех его социальных этажах, и всходы обязательно будут.
      Второе:
      - задействовать разум, опыт, внимание - чтобы срочно понять, кого прочат на его место?
      Третье:
      - Поняв сие, действовать, исходя из этого, и если повезет, если получится, содействовать желаемой для нас кандидатуре.
       Заколыхался-заворочался на своем месте, заскрипел табуреткой ветеран-журналист, Борислав Иосифович Крыж, откашлялся, дал понять движением пухлой розовой ладони, что тоже хочет реплику подать.
      - Борислав Иосич? Сказать чего хочешь?
      - Да, созрел.
       В памяти у Микулы автоматически выпрыгнула наверх старинная латинская мудрость:' In stercore, ut ripen ин стеркор ут рипен': 'Говно должно созреть'. Микула даже не ухмыльнулся, только чуть покраснел в ответ на свои тупые и несправедливые реплики в отношении Крыжа, толкового, нормального мужика, но, разумеется, промолчал.
      - Давай. Будем считать, что в основном доклад закончен, и наш самый старший по возрасту коллега и камрад Крыж Бэ И открывает прения по теме.
      - Угум. Положим, не прения, а так, лыко в строку. По непроверенным слухам, опять же, наши вожди в политбюро намереваются перебросить на высвобождающееся номенклатурное местечко товарища Громыко, нынешнего министра иностранных дел. Да, ходят такие настойчивые слухи. Мне Балоян перед поездкой рассказал, что чуть ли не от самого Александрова-Агентова, который главный помощник Брежнева, идет эта информация, приватно, разумеется.
      - Грачья так сказал?
      - Ну, да. Но только, друзья, это не во всеуслышанье, прошу меня правильно понять. Павел Григорьевич, ты же понимаешь!
      - Разумеется. В нашем узком и сплочнном кругу для этого даже и оговорок не нужно. Я ведь почему переспросил, потому что до меня, по другой линии информационных потоков, дошла сходная информация: Подгорного не просто решили убрать, а в пользу товарища Громыко. Дескать, засиделись оба на прежних должностях. Только Андрей Андреевич как бы на взлет пошел - из первой десятки... может, пятерки... в Первую Тройку приподнимается, а Подгорный в утиль навсегда. Ну, раз Борислав Иосифович выдвинул гипотезу - пусть тогда обоснует: либо ее неприемлемость для нас, либо наоборот, в качестве желательного развития событий. Э-э... с места, Борислав Иосифович и, пожалуйста, сидя. Хотя, если представители вражеских сил подсматривали бы за нами в окно и видели бы выступающего в положении стоя - за пиршественным столом, с вилкой, или рюмкой в руках - то они бы приняли выступление за длинный восточный тост. Но поскольку занавески плотные и хорошо закрыты, будем общаться сидя. Итак, Борислав Иосифович, внимательно слушаем тебя.
       Толстяк повторил примерно то же, что успел высказать стоя, ничего нового; После Крыжа слово вновь взял Тимофеев, после него Кашин, после Кашина историк из Ленинграда Зорин... Микула, конечно же, запомнил и все короткие промежуточные реплики с мест, включая кряхтение, кашли, междометия... но в дело, для возможного отчета в Москве, отсеял и оставил только информационно значимые звуки, они же слова. Почти все согласились с тем, что гипотеза о замене товарища Подгорного товарищем Громыко наиболее толковая и вероятная, а после коротких диалогов-споров пришли к единому мнению: такая замена - больше на пользу, чем во вред! Почему? Подгорный, по единодушному мнению высокопоставленных москвичей - и здесь, и там, в Москве - законченный фельдфебель: грубый, завистливый, тщеславный, не шибко умный человек. Стране такой безусловно вреден, заменить его еще худшей, нежели он, кандидатурой было бы совсем не просто. Разве что Кириленку Андрей Палыча назначить... При этой вклинившейся реплике Зорина, все расхохотались: никчемность Кириленко, некогда всесильного старца, чуть-ли-ни-третьего в Политбюро, хорошо известна абсолютно всем: товарищ заметно выжил из ума, и Брежнев держится за него, просто как за старого приятеля, а также человека, в сравнении с которым сам Леонид Ильич - что гора Эверест рядом с уровнем моря... Громыко тоже не ахти какой кусок сахара, Громыко весьма консервативен, прямо по-сталински, и очень упрям, но это человек образованный, знающий, имеющий свою четкую программу и позицию. В Самые Первые Лица он явно, что не лезет, довольствуясь положением бессменного министра иностранных дел, но как оно сложится, когда он почувствует вкус власти на посту человека номер два в номенклатурной иерархии - это еще вопрос вопросов! Тем не менее, при данном, пока предполагаемом, раскладе, образуется новое статус-кво среди власть предержащих, новые центры силы, а значит - и новые точки напряжения! Иначе говоря, на какое-то, пусть не очень долгое, время, застойное советско-партийное болото всколыхнется, появится возможность оседлать, либо иным каким образом использовать возникшие течения, волны, водовороты и прочие возможности перемен! Но все это не для того, чтобы строить собственные карьеры, нет! Требуется изменить курс государства так, чтобы он полностью отвечал требованиям нового времени, чтобы советский строй достойно, успешно, побеждая, мог выдерживать конкурентную борьбу с объединенным западным миром... Как угодно можно обзывать наших геополитических противников, при помощи пропаганды наклеивая хулу и ярлыки на картонные лбы: капиталистами, империалистами, ревизионистами, хунвэйбинами - главное для нас, чтобы мы, наша страна, побеждали в этом международном, далеко не мирном соревновании за умы, кошельки, сердца и желудки наших сограждан! Чтобы не только ракеты, но и все остальное...
       В промежутках между неизбежным словесным мусором и лирической болтовней основное было сказано: Подгорный уходит, вероятный преемник Громыко, это наименьшее зло из возможных, следует действовать на местах, исходя из развития ситуации. Дальше обсуждение превратилось в довольно-таки неупорядоченный гам, что не явилось неожиданностью ни для Павла Тимофеева, ни для Кашина с Крыжом - не в первый раз, как говорится. Участники совещания расслабились, видя, что председатель выполнил намеченный план и тоже отдает дань гастрономической составляющей, потянулись к рюмочкам и бокальчикам, разбились на небольшие группки по интересам... Для Микулы нет смысла всех запоминать: что выхватил вниманием или даже краем уха - то и запомнилось, остальное малозначащая ерунда, которой ка бы и не было... О, Кашин что-то вещает, похоже, что коньячные градусы до него все-таки добрались... Не критично, Микула помнит Кашина еще по домашним посиделкам в Павлопетровске у Тимофеевых: Кашин хорошо алкоголь держит, вплоть до поллитры сорокаградусной в грудь - его и пьяным-то не назовешь; маленький, а стойкий!..
      - Руки-ноги, голова и многие другие конечности по-прежнему при мне, а вот корни, связывающие меня с традициями предков, изрядно подъувяли. Город виноват. Наш Омск - можно сказать, уже миллионник, сибирская столица - без пяти минут мегаполис, выражаясь современным языком! Отсюда и городское невежество в нас, омичах! Конечно, я все еще могу с радостью, похожей на тихий восторг, свернуть с проселочной дороги, войти по плечи в желтеющую ниву, вдыхая ароматы земли и хлеба, растереть в ладонях налитой пшеничный колос, принимая его за ржаной... А уже гумно... извините за выражение... обустроить - да я не сумею даже узнать его в 'лицо', без предварительных объяснений по теме, а уж тем более жеребца на скаку... что там жеребца - смирную павшую лошадь подковать не смогу!.. Именно поэтому и странны для меня те или иные тонкости сельскохозяйственного бытия, из книг почерпнутые! Сколько раз я читал, как лошадям в виде пищи задавали отборную пшеницу, сено, овес... Ячмень даже, а вот чтобы их рожью кормили - нет, не припоминаю. Может быть, в ком-нибудь, чья корневая система не оскудела памятью родовой, все еще хранится толковое и логичное объяснение феномену?
      - Я могу.
      - Сергей Иванович, дружище, очень меня обяжешь! С детства мечтаю узнать!
      - А, пустяки! Меня еще дед покойный просвещал на этот счет: страстный лошадник был!.. Кончилось его увлечение вместе с колхозами... Вернее, как: начались колхозы, а лошади закончились. Короче говоря, лошади едят пшеницу, ячмень, как правильно здесь упоминалось, предпочитают всему овес - овес для них любимое кормовое лакомство, но могут и рожь. Только ржи им нельзя давать много: не более пяти фунтов за день - колики у лошадей от большого количества ржи. Немножко - все-таки, можно. так дед мой, Филипп Платонович, меня учил...Не пригодилось.
      - Ан пригодилось же! Спасибо за толковое пояснение.
      - Сережа, Сергей Иванович!.. И ты что-то про какие-то трупы обещал?
      - Какие еще трупы?! А!.. Все просто. 'эрИт сИкут кадАвер', что в переводе с латыни означает: 'точно труп'. Это своего рода формула беспрекословного повиновения младших - старшим, занесенная в Устав Ордена иезуитов. Считаю, что я к месту употребил.
       Вот как надо латынь вспоминать и к месту употреблять! Микула опять побранил себя мысленно за собственные латинские цитаты, а эту решил запомнить, вернее положить на верхнюю полочку безразмерной памяти своей.
      - Любопытно! Ты и про иезуитов знаешь!
      - Интересуюсь помалу. Я в свое время даже кандидатскую хотел защищать по теме религиозных монашеских орденов в западноевропейском средневековье... Насилу отговорили, пришлось более проходную тему взять...
      - Кстати, о научных трудах!.. Можно, я вклинюсь в вашу задушевную беседу?.. Я услышал краешком уха про кандидатские диссертации... да еще про шахматы... Что-то меня слегка того... после коньячка, разморило самую малость, хочу взбодриться в процессе умной беседы.
      - Да, Володя, конечно!
      - Ага! Вот я и говорю: пути науки неисповедимы! Говорят, что в Новосибирске, в Академгородке, один типус... имени-фамилии не знаю... стал шахматным археологом.
      - Кем, кем он стал, я не расслышал?
      - ШАХМАТНЫМ АРХЕОЛОГОМ! Поясняю: некто... назовем его Иван Иванов, поскольку его реального имени вспомнить, хоть убей, не могу, посвятил жизнь разбору зафиксированных историей гроссмейстерских партий, в поисках нереализованных комбинаций, желательно эффектных. На турнирах, чемпионатах, сеансах одновременной игры, и т.п... В этой связи держал обширнейшую корреспондентскую связь с гроссмейстерами и, опять же по слухам, добился на этом 'археологическом' пути впечатляющих успехов. Но... Где-то лет пять-восемь тому назад помер, и вся его научная деятельность осталась невостребованной, скончалась вместе с ним.
      - Хм... Как анекдот звучит.
      - Тем не менее, чистая правда.
      - Ладно, господа хорошие!.. Предлагаю заседание наше считать а) закрытым, б) удавшимся. Итоги подобьем чуть позже и, по мере возможностей, в том или ином виде доведем их до всех участников. Возражения? Нет возражений. Что у нас с погодой на дворе? Вполне терпимо, только пасмурно.
      
       Март на дворе, погода вполне терпимая: хоть и пасмурно, однако ни дождя, ни снегопада... Главная смурь - у Лука на душе: вызвали в деканат. Да не просто вызвали, а по всем возможным каналам связи рассыпали приглашение. Это очень не к добру, тут и без гадалок понятно.
       Лук уже стоит-топчется в факультетском вестибюле, но все еще тянет время, как бы отталкивает от себя неизбежное грядущее... Или грядущее неизбежное?.. Тут разница смыслов в акцентах от перемены мест грамматических слагаемых... Надо куртку сдать, в верхней одежде в деканат не пускают.
       Секретарша деканата, серьезная очкастая дылдочка лет двадцати семи, ждет терпеливо, покуда Лук выстоит коротенькую, в два человека, очередь к повелительнице гардероба... Дабы лично препроводить его к Якунину в деканат, чтобы Лук по дороге никуда не сбежал. Не сбежит, некуда. Старушка встречает его, как и всех, странной лунатической улыбкой, принимает куртку (Лук без шапки и шарфа), выдает взамен номерок... номер тридцать семь... Маленькая старушенция, тихая, с намертво приклеенной приветливостью на дряблом румяном личике, более чем наполовину облысевшая, явно, что за восемьдесят возрастом... Да хрен бы с ней, вперед, Лук! Не трусь, бифштекс! Мля! Куда ни глянь - одни улыбки на рожах!
      Зам. декана Якунин с ехидной ухмылочкой на лобастом челе смотрит как бы и на Лука, но, все-таки, сквозь него; оба напряжены, только Луку не до притворных улыбок: он тупо глядит несколько наискось от собеседника, в окно, выходящее во двор. Там две лаборантки из института физиологии им. Павлова наспех выгуливают перебинтованных дворняг. Обе с сигаретами, дабы скрасить скуку нудных ежечасных обязанностей. Шубейки поверх белых халатов придают им сходство с курящими пингвинами. Еще недавно почти весь двор занимали сугробы, но теперь они съежились, и тихо умирают вдоль дорожек и тропинок двора, все в пятнах, словно бы покрылись старческой 'гречкой', в неровных желтых дырах от потеков мочи и в натекших сверху, с ветвей, лишаях грязи на горбатых спинках. Собачьи кучки среди липкой слякоти подтаявшего снега... Отвратительно. Луку невмочь захотелось подраться, или, на худой конец, облегчить душу площадной руганью - только, вот, не с кем тут языки да кулаки чесать... да и без толку, легче от этого на душе не станет, проблема не исчезнет, нет, лишь усугубится. Как ни плохо сейчас - всегда бывает хуже. Спокойствие, Лук, и сдержанность!
      Собаки лаяли и скулили, их бессловесные жалобы легко проникали сквозь двойные окна деканата, но взвизги эти давно никого не трогают, ибо все к ним привыкли: внутренний двор - общий для факультета психологии ЛГУ им. Жданова, где учится... где до сего дня учился Лук, и для Павловского института, где вот уже многие десятилетия подряд ставят научные хирургические опыты над собаками (не забывая выгуливать несчастных тут же, во дворе), как правило, захваченными в плен бездомными животными.
      Собаки не виноваты, и тетки-лаборантки не виноваты, и даже главный советский физиолог Иван Павлов не виноват... Никто ни в чем не виноват, но кого-то в этом мире равнодушно пластают скальпелем, во славу науки, а кого-то просто так режут... при помощи пишмашинки и фиолетовой печати... прямо по судьбе, с тем же общечеловеческим равнодушием. За что?
      - Так что, Лук... Вот тебе ручка, листок, пиши заявление по собственному.
      - Да, я услышал, Валерий Александрович, - угрюмо кивнул Лук, но...
      - Никаких но, Лук. Все. Иначе отчисляем за академическую неуспешность... э... неуспеваемость. У меня категорическая директива из ректората: всем факультетам к завтрашнему дню отрезать все 'хвосты'. Ваши студенческие хвосты - это ведь и наши преподавательские хвосты. Вот, прямо на твоих глазах и осуществим. Если ты так этого хочешь.
      Лук, естественно, не хотел ни того, ни другого, однако на сей раз он прочувствовал до самого сердечного донышка: срок его студенчества истек, терпение деканата иссякло. Действительно все, абзац, если уже из ректората... Даже если и врет Якунин... даже если... Ни пощады не будет, ни последней попытки пересдать злосчастную матстатистику.
      Лук покатал большим и указательным пальцами выданный ему пластмассовый шестигранник зеленой шариковой ручки (сам Якунин, как и всякий уважающий себя советский функционер, предпочитал дорогую перьевую), поднес ее к белому листку формата а-4...
      Латунный кончик стержня задрожал, упираясь из последних сил перед неизбежным...
      - Я напишу, Валерий Александрович, но все-таки - отчислять за один единственный не сданный зачет Суходольскому - не экзамен даже! - это странно, вы не находите?
      - Не вижу ничего странного, все свои попытки ты безрезультатно исчерпал. Ты сдавал, но не сдал. Геннадий Владимирович совершенно справедливо отказался принять у тебя зачет. Знания твои этого не позволяют. Пиши, у меня еще много дел сегодня.
      Лук - это всем известно - редкостный разгильдяй, но здесь, в данном академическом предмете, запасы знаний у Лука позволяли, уж он не понаслышке мог сравнивать объем своих математических познаний: они были кратно весомее, нежели у большинства его однокурсников и однокурсниц, благополучно сдавших весь 'матстат' - с первого раза, и со второго раза, и с третьего... и с четвертого... Все сдали, только не Лук.
      - И не сдашь! - почти по-дружески, с некоторым сочувствием даже, неделю назад шепнул ему в коридоре Юрьев Александр Иванович, - решение по тебе принято.
      Лук правильно понял намек: дело не в матстатистике, дело в самом Луке.
      А Лук все же надеялся до сего злосчастного утра... не разумом, но душой и сердцем...
      - Пишу, Валерий Александрович, понимаю вашу академическую загруженность. Но что с восстановлением? Вы говорили...
      - Да говорил. - Якунин вновь осклабился, уже веселее, почуяв бескровную бесскандальную победу, кивнул... Теперь несколько дежурных успокаивающих фраз, и дело сделано, колея накатана, финиш. В архив. Теоретически, он ведь даже и не соврал этому Луку. - Говорил и повторяю. Пойдешь, поработаешь на производстве, образумишься, через годик представишь положительные характеристики с места работы, и мы посмотрим... Прецеденты были, положительные прецеденты, почему бы и нет?
      - Через годик? - Лук снова усмехнулся, и опять получилось мрачно. - Через годик меня точняк в армию загребут.
      - И в армии люди достойно себя проявляют, и даже на флоте, между прочим... - Якунин поднажал голосом на этих словах, как бы намекая на свой бесценный жизненный путь. - И еще никому это не помешало в дальнейшем, поверь мне.
      - Угу. Ну, а если я в августе с характеристиками подойду, а, Валерий Александрович?
      Якунин качнул очками вверх-вниз и опять легко согласился: тут уже главное не спорить и не вступать в пустые пререкания с приговоренным. Что толку в словах? В данную секунду этот всех доставший Лук все еще здесь, перед ним сидит, с ручкой наготове, а завтра исчез навсегда... В армию, там, или не в армию, да хоть в тюрьму - кому какая разница?! Главное, чтобы на факультете никому глаза не мозолил.
      Недавно, в марте, буквально в первый день весны, Якунину стукнуло тридцать пять лет, это возраст солидный, опыт общения со студенческой шантрапой подобного сорта накоплен богатый. Вот, ручку с золотым пером преподнесли, на 'некруглый' промежуточный юбилей...
      - Хорошо, в августе подходи, приемная комиссия рассмотрит.
      - И восстановит? При наличии положительных характеристик?
      - Этого, как ты понимаешь, я не обещаю, единоличных полномочий у меня таких нет, но... Почему бы и нет? Рассмотрим, комиссия рассмотрит. Тэк-с... Число - вот здесь, сегодняшнее...
      Любые "да" усеяны шипами. еще двадцать минут назад Лук входил в кабинет заместителя декана по учебной части студентом-третьекурсником дневного отделения факультета психологии ЛГУ им. Жданова... - а вот он уже стоит и курит во дворе, вдыхая вместе с клубами папиросного дыма запахи талой земли и собачьего дерьма. Стоит и любуется на академический вердикт: отчислен по собственному желанию...
      Щелчок в голове - и, наконец, все звуки, буквы, смыслы упрямого четверостишия, над которым он сутки бился, на месте угнездились, закончено стихотворение, оно же катрен!
      
      Смог изнемог,
      На снег осел.
      А снег промок
      И почернел.
      
      Только хрена ли в нем толку?! На теперешний момент времени, он, Лук, не студент, не школьник, не рабочий, не военнослужащий срочной... тьфу-тьфу-тьфу!.. Никто, короче говоря. Надо реально смотреть на вещи: бомж, недоучка, разгильдяй, человек без определенных занятий и места жительства. И куда ему теперь?
      Некоторое время он перетопчется, конечно, проживет там, где и сейчас завис, в полузаброшенной квартире на Смоленской улице. Оттуда не выгонят, ребята свои, войдут в положение... Хотя... Но это неделя, другая, от силы месяц, а дальше что?.. И деньги откуда брать? Тем более, что надобно как можно более срочно сматываться из города, от весеннего призыва, иначе в армию подметут! Военкомат не дремлет! Как коршуны витают повестки среди студенческих орд!..
      А в армию не хочется - это еще два года из жизни долой, в прибавок - и это уже свершившийся факт Лукова бытия! - к только что потерянному учебному году. Это если в стандартном случае! А то и три, если на флот, как тот же Якунин!.. Нет уж!
      Лук пошарил по карманам, нашел то, что искал: монету-двушку, и потопал в сторону 'двенадцати коллегий' к студенческой столовке, вернее к кофейне в полуподвале, где был исправный и почти всегда свободный телефон-автомат. Надо Тане звонить.
      Шувалова Татьяна, однокурсница Лука, отнюдь не была самой красивой девушкой на курсе: просто симпатичная блондиночка, ленинградка, своенравная дочь благополучных родителей, на хорошем счету в деканате и в комсомоле... Что она в Луке нашла такого особенного? Никто не мог понять, в том числе и сам Лук. Но против фактов не попрешь: она явно выделяла его из всех многочисленных факультетских знакомых, а он ее... Общаться с Таней Шуваловой Луку очень нравится. Но в данном случае Лук весьма далек от того, чтобы просто поделиться с нею мрачной новостью... которая вряд ли кого-нибудь удивит, ибо студент Лук давно уже 'висел на волоске'... Просто Лук уже неоднократно обсуждал с верной подругой перспективы откосить от армии 'в случае чего', и Таня пообещала помочь. Определенно пообещала, предметно!
      Ее отец - ученый, довольно большая 'шишка' во ВСЕГЕИ, это такой геологический институт на Васильевском острове... Так вот, Танин отец, Шувалов Юрий Михайлович, возглавляет очень важный отдел, связанный с поиском кое-каких полезных ископаемых на территории Советского Союза и в дружественных сопредельных государствах, типа Монголии.
      И в данные дни как раз формируется обычная 'полевая' экспедиция, да не куда-нибудь, а в пустыню Кызылкум, в Узбекистан. Полезные ископаемые называются просто и буднично: 'урановые руды'. Их поиск и разработка помогают крепить ядерный щит СССР. На должность начальника экспедиции Лука никто не возьмет, место занято, а младшим техником, с окладом семьдесят пять рублей в месяц, плюс полевые и за вредность - возьмут, Юрий Михайлович весомо пообещал, исполняя горячую просьбу единственной, очень любимой дочери.
      И Лук согласился на такой расклад: барханы, романтика, положительные характеристики с места работы... Плюс военкомат надорвется его искать к весеннему призыву. Да!
      Умный не упорствует в собственных ошибках, он признает их чужими.
      
      - ...А за ошибки приходится очень дорого расплачиваться! Уж кто-кто, а ты, Юра, должен знать это лучше всех... по роду своей деятельности... Что улыбаешься, Юра, я что-то не так говорю? А-а, это дикция чертова! Так она меня допекла в последнее время!..
      - Нет, Леонид Ильич! С дикцией у вас абсолютно все в порядке. А невольно улыбнулся я меткости вашего замечания, насчет того, что за сделанные ранее ошибки потом приходится расплачиваться очень дорого! Взять хотя бы, дело прошлое, Хрущева и его решение о сокращении вооруженных сил, особенно авиации, то, о чем вы совсем недавно вспоминали в Завидово.
      - Да, конечно, помню, было дело. Грустное дело. Но мы сейчас о другом. Нам всем нужно готовиться к майскому пленуму Партии, причем своевременно, то есть, заранее, а не когда рак на горе свистнет... А то однажды собрались охотники кабана стрелять, хватились - а ружье дома забыли!
       Андропов опять негромко рассмеялся, кивнул, словно бы подтверждая услышанное.
      - Совершенно верно, Леонид Ильич. Хорошо сказано! Подготовка должна быть основательной подготовкой, то есть, начинаться загодя!
      - Вот-вот. Мы и готовимся, но здесь все, как на охоте: в процессе подготовки ничего слишком много не бывает, чем основательнее готовишься, тем проку больше. И наоборот. Если наши 'первички' дают снизу ясные сигналы нам, вышестоящим органам партии, по тем или иным насущным вопросам, то мы прошляпить ничего не должны... А должны все учесть и соответствовать.
       Андропов 'на автомате' раскрыл чистую страницу блокнота и принялся строчить туда отрывки услышанных слов. Все эти блокноты, конспекты, ручки - не более чем показуха, привычная рутина, причем, не только с его стороны, но и со стороны самого Брежнева. Однако Леонид Ильич тотчас встрепенется усталым разумом своим, если заметит со стороны своего партийного товарища и соратника небрежение к словам, указаниям Генерального секретаря. Не важно, чего ты там чиркаешь, никто туда не заглянет, но ты всем своим существом показывай усердие и послушание! Вот, например, каждую речь свою, подготовленную в письменном виде, Брежнев в обязательном порядке рассылает 'на рецензию' своему ближайшему номенклатурному окружению - и не дай бог, если кто-нибудь забудет откликнуться на присланное, на прочитанное, собственными замечаниями!.. Славословить генсека можно и нужно, подчеркивать, восклицать и пытаться выделить те или иные, наиболее значимые места - нужно и можно, а проигнорировать, молча принять к исполнению, пусть даже неукоснительному... А ну-ка, попробуй!..
      - Все понял, Леонид Ильич! Сегодня же потребую дополнительной оперативной проверки на местах по средствам связи! Киев, Харьков, Донецк... Ташкент. Да, Леонид Ильич, замечание верное: дополнительный контроль нам никак не повредит!
      - Вот, это другое дело. Я, со своей стороны, совсем даже не собираюсь бросать тень на... этого нашего... донецкого секретаря...
      - Качуру.
      - Да, Качуру Бориса... Васильевича. Мне он понравился на последней встрече: молодой, исполнительный, принципиальный... Но бдительность и осторожность в таких вопросах, подчеркиваю, повредить никак не может. До пленума далеко, два месяца, считай, и конфиц...д...нцальная информация гм... должна оставаться таковой. Юра, присмотри, пожалуйста, лично, не передоверяя заместителям и помощникам, чтобы никакой болтовни, чтобы никаких утечек. Мы солдаты Партии, мы выполним все, что она нам поручит, а значит, что должны выполнять все на пять, даже на пять с плюсом. И беречь достигнутое, и самое главное - единство и чистоту партийных рядов.
      - Да, Леонид Ильич, я себе все пометил. Все на моем личном контроле.
      - И хорошо тогда. А с дикцией... Ты говоришь, что нормально все?..
      - Да, Леонид Ильич! Спросите у Чазова, у охраны... У кого угодно спросите - все мои слова подтвердят.
      - Ну... может быть. Но я чувствую, понимаешь ли... по некоторым буквам... не так, неправильно у меня зубы да мосты во рту стоят, как будто помеха там какая-то... Отсюда и... Да, вот еще что. Как там у нас дела обстоят с господами диссидентами? Что они все воду мутят, какой свободы им еще не хватает?.. Устал я чего-то сегодня...
      - Все, Леонид Ильич! Я все записал и позвольте мне тогда...
      - Погоди. Рано откланиваешься, я же спросил. Усталость усталостью, а работа работой. Будь так добр, доложи... своими словами, чтобы коротко, насчет заграничных голосов, и западных претензий к нам по этому поводу, и как там на самом деле все обстоит.
       Надо же - пригодилась справочка! Андропов взял со стола нужную папку, вынул двойной листок под скрепкой с подготовленными данными - недели две ее носил, невостребованную - и стал пересказывать своими словами суть того, что подготовили ему аналитики по разделу внешней разведки.
      Чтобы эффективно противостоять радиопропаганде нацистов, штатовцами в 1942 году была создана радиостанция 'Голос Америки'. Были предусмотрены и одобрены конгрессом очень серьезные финансовые вливания, что дало свои плоды: радиостанция к концу войны вещала на весь мир на 40 языках! Война закончилась, а 'Голос Америки' не утих за ненадобностью, отнюдь нет: всей своей сорокаязыковой мощью подключился к 'холодной войне'. Война есть война, даже когда она 'холодная', а не 'горячая', даже когда информационная, без перестрелок и бомбежек, поэтому все средства, все военные и прочие хитрости в ней хороши. Иными словами, не вся подаваемая 'Голосом' информация против СССР была нейтральна и достоверна. Попросту говоря, использовалась дезинформация, чтобы ослабить Советы, их нынешнего врага. Но враг - это враг, а свои собственные граждане страдать от заблуждений и дезинформации не должны. Это они так лицемерно декларируют, на деле же, конечно, совсем иное... В этой связи, в 1948 году Конгрессом был принят закон Смита-Мундта, который запрещал Госдепартаменту через 'Голос Америки', 'Радио Свобода' и любые другие пропагандистские каналы выливать недостоверную информацию своим гражданам в США. То есть, можно вещать в мир, сливая туда провокации и вранье, но только на коротких волнах, которыми жители Соединенных Штатов практически не используют, или делают это очень редко. В отличие от советских граждан, которые пользуются коротковолновыми приемниками гораздо активнее американцев. Нам приходится этому американскому воздействию, читай информационной диверсии, активно противодействовать.
      - А!.. Вот на что они жалуются, диссиденты эти сраные, что их глушат!.. Это так?
      - Да, Леонид Ильич! Одно дело - правду людям рассказывать, пусть даже не всегда лицеприятную, как это случается порою, а другое дело защищаться всеми доступными нам законными средствами от низкопробной клеветы.
      - Это да, с этим я полностью согласен. Они, значит, нападают на нас всеми... как ты говоришь... пока еще мирными средствами, врут, а мы должны рот разевать и карманы подставлять? - Нате, гадьте туда, господа хорошие! Так что ли, реагировать мы должны?!
      - Все верно, Леонид Ильич, в самую точку! Именно так они и рассуждают.
      - Нет, мы на это не пойдем. Подчеркиваю, никогда не пойдем!
      - А кроме того, Леонид Ильич, у них очень странная картина мира получается: они короткие волны запрещают, а на длинных радиоволнах обслуживается почти все население своей страны. Да ведь ровно так же и у нас! Радиостанция 'Маяк' - на длинных волнах!
      - А! 'Маяк' у нас на длинных волнах?
      - Точно так! 'В рабочий полдень', 'Пионерская зорька', 'Ленинский университет миллионов', 'Встреча с песней' - все эти и множество других любимых народом передач вещают на длинных волнах, а их слушает вся страна! Они там, что, всерьез считают, что им в Америке можно и должно соблюдать собственные законы, а другим странам, и нам в том числе...
      - Ну, Юра, ты уж тут загнул немножко, грубо говоря: мы, Советский Союз - не в том числе!
      - Абсолютно согласен! Но это не я так считаю, не я так говорю, а они там, в Вашингтоне! Я как раз в корне с этим не согласен! Но они-то думают, они-то хотят, чтобы только они возвышались на пьедестале! А все остальные пусть жмутся где-то у подножья!
      - И в этом они крепко ошибаются. У подножья пусть их шавки мелкие ошиваются! Что этот, понимаешь... Пехлеви... что эти... сейчас вспомню... Тогда еще очень понравилось мне... Ой, давно это было... понравилось мне одно сатирическое выступление... как бы не при Сталине еще... Наизусть запомнил! 'танго плясал ли сынман лихой с толстой мадам лисынманихой чан кайши со своей чанкайшихой дзян тинфу со своей дзянтифифой раз два три только плюнь и разотри!'...
      - Ну и память у вас, Леонид Ильич! И я вслед за вами вспомнил!
      - Что ж, я рад что в этом вопросе у нас с тобой, и вообще у нас в Политбюро существует единое мнение, да, мы солидарны на этот счет, а они пусть себе думают как хотят! Все у тебя, Юра? Не пора ли нам на перерыв?
      - Все, Леонид Ильич, теперь уж точно все. И еще, раз уж речь об эфире зашла... Я очень кратко, буквально несколько слов!..
      - Ну, давай.
      - Я по поводу 'разрядки'. Разрядка напряженности по-английски - это в одно слово: детент. Так вот, в данном вопросе вдруг объединились, казалось бы, непримиримые противники, друзья и враги: все дружно отмечают ваш, Леонид Ильич, лично ваш вклад в дело разрядки, снижения градуса международной напряженности между странами-антагонистами. То есть: и мы так говорим, отмечая ваш выдающийся вклад, и они с этим согласны! Как правильно давеча сказал Георгий Эммануилович, ваш помощник: звезду героя Советского Союза даром никому не дают! От себя добавлю - ни в военное время, ни тем более в мирное!
       Андропов затаил на миг дыхание, вглядываясь в реакцию Брежнева на эти слова... Вот же черт, ошибка: сам забылся и процитировал слова Цуканова, который тот произнес в узком конфиденциальном кругу, где присутствовали только Брежнев и три его помощника, а его, Андропова, там не было... Не обратил внимания, ну и ладно, и хорошо... И в остальном не пересолил, все в порядке: потускневший, было, взор Леонида Ильича - не то чтобы вспыхнул в ответ на упоминание о недавней декабрьской награде, но прояснился, и сам он приободрился, забыв на несколько секунд об усталости, уже привычной в любое время рабочего дня... На охоте он куда выносливее.
      - Ну, так... Работать надо, и тогда результаты будут. И тогда товарищи оценят, народ. Вклад-то вкладом, личный там, или еще какой, но все мы вместе работали по данной проблематике, всем народом, всей партией.
      
       Андропов попросил чаю себе в кабинет, запил дежурную порцию лекарств... Почки вроде бы спокойно себя ведут в последнее время, но профилактику никто не отменял...
       Тишина в кабинете - ни звонков, ни докладов: наступило специально очищенное время для одиночной работы, для анализа и раздумий. Андропов дотянулся до блокнота, полистал... Каракули не каракули - но ничего дельного за сегодняшнюю встречу, все в уме, только в уме.
       Надо же, как он вскинулся на слова о наградах! Старческие завихрения, похоже, начались. Чазов намекает именно по поводу возрастных изменений личности. Неужели и он, Юра Андропов таким будет... через восемь лет... если доживет... Но Косыгин старше Брежнева на два года, а не сравнить! Хотя... за последний год тоже сдал... болезнь после той беды на реке сказывается заметно... Эта страсть к лести и наградам, что у Брежнева развилась на восьмом десятке лет, у профессионалов от госбезопасности классифицируется как слабое место, как реальная возможность на эту особенность прицельно воздействовать. Прямо подвергнуть вербовке Генерального секретаря еще никто не пытался, да это и невозможно, ибо даже такой... полунемощный руководитель как Леонид Ильич... может в одну секунду изменить волею своей любые правила любой игры... внутри собственной страны... и любого горе-вербовщика просто сотрет с лица Земли! Во внесудебном порядке! А, вот, исподволь затянуть в свои игры... втемную использовать - ну, так этим в окружении Брежнева сейчас только ленивый не занимается! И Медунов, и Щербицкий, и все эти медики, помощники с референтами, и Дима Устинов, друг дорогой... и Гришин, и Щелоков этот... и Громыко тот же... Ну, и он, Юрий Владимирович Андропов - тоже не без греха, также пытается действовать. И планы строит в тишине ума. А зачем?! По большому счету, корона тоже колпак.
      Ну, и как дальше? Что нас всех ждет через месяц-другой, после пленума, через год? Через два? А? Скажи, Русь? Нам всем, пожизненно завербованным властью... и жаждой власти.
      
      
      
      Г Л А В А 10
      
      
      
      Писатель - это досадный зазор между читателем и книгой.
      Так и норовит он влезть в стройную картину моего личного внутреннего мира со своим авторским видением того, другого и третьего... А если добавить сюда категорические императивы суждений, либо, что еще противнее - всяческие там исподволь внушаемые аллюзии, реминисценции, намеки, типа, его отсылки к моему подсознанию, то и вообще чувствуешь себя облапошенным, как при уличной игре в три карты...
      Уже третьи сутки мое бытие проходит по большей части в положении лежа. Но я не сказать, чтобы полностью бездельничаю, о, нет, я мысленно сочиняю письма: родителям, в данный момент - другу детства Микуле Тимофееву, а также книгу читаю, оранжевую, с цифрами: золотистая 1 и черная 2 на обложке, и такими же буквами, плюс анонимные комментарии к ней, начертанные корявым, но вполне разборчивым почерком на белых, с желтоватыми потеками и разводами, полях страниц, а также и между строками печатного текста. И, поскольку в зазор между мной, читателем, и книгой уже втиснулись писатели: аноним-рецензент и два талантливых соавтора знаменитого произведения, товарищи Илья Ильф и Евгений Петров... то внутренний голос мой - знай себе молотит и бубнит, занудно и без отдыху осмысливая прочитанное, а я, идентифицируя себя с внутренним голосом, вынужден спорить, полемизировать с ними обоими, а зачастую со всеми тремя... Но иногда и соглашаюсь, куда деваться от чужих неубиенных истин...
      Старые люди, из тех, кому довелось еще до войны узреть читательским оком произведение '12 стульев' и даже дочитать его до конца, могут припомнить и понять упоминание о некоем Энтихе, на которого ссылаются в жарких спорах второстепенные персонажи романа о стульях, всякие творческие личности из газеты 'Станок', а молодежь вроде меня - увы, не в зуб ногой: Энтих и Энтих, какая разница? Хоть Сумароков. И я самостоятельно бы не сумел расшифровать, но читаю анонимные подсказки на книжных полях-обочинах.
      Газета 'Станок' - это намек на газету 'Гудок', где Ильф с Петровым служили фельетонными борзописцами, на хлеб зарабатывали, копили в себе силы, чтобы ночами, свободными от работы, книгу писать... И вот, согласно сюжету романа, приходит в редакцию 'Станка' некий халтурщик от литературы, Никифор Ляпис-Трубецкой, и предлагает на продажу поэму со своим дежурным главным героем, на сей раз про Гаврилу-почтальона:
      
      Служил Гаврила почтальоном,
      Гаврила письма разносил...
      
      История о письмоносце Гавриле заключена в семьдесят две строки. Для книжной поэмы - довольно скромно, а для газетных полос вполне приемлемо. В конце поэмы, несчастный Гаврила, сраженный пулей фашиста, все же доставляет письмо по адресу.
       '-- Где же происходило дело? -- спросили Ляписа.
       Вопрос законный. В СССР нет фашистов, а за границей нет Гаврил, членов союза работников связи.
      - В чем дело? - сказал Ляпис. - Дело происходит, конечно, у нас, а фашист переодетый.'
      
      Все в редакции втихомолку смеются над незадачливыми Ляписом-Трубецким и его Гаврилой, при этом упоминают в кулуарных разговорах очень авторитетного деятеля из газетного и писательского мира, некоего Энтиха... Простому читателю совершенно все равно, что там за редакция, какая журнал-газета, кто такой Энтих, ему интересно дальше узнать про стулья с брильянтами... А, вот, понимающим, сведущим людям - не все равно! Они смакуют намеки, нарочно изготовленные для осведомленных людей, то есть, для них! Они в курсе, что 'Станок' - это 'Гудок', а Энтих... Под довольно странным именем-аббревиатурой бедовыми и язвительными авторами 'стульев' зашифрован реальный человек, советский поэт Николай Тихонов (Эн.Тих.). Это который 'гвоздибыделатьизэтихлюдей'!
       Однажды, не знаю, когда точно, где и от кого, в газетной богеме родилась краткая, но ехидная и емкая формула-характеристика, придуманная специально под Николая Тихонова и его рабоче-крестьянское творчество, состоит она из трех 'новоязных' слов-аббревиатур: ЭНТИХ - СОВПИС КОМБЕДОВ! Я в детстве почти не читал оригинальных стихов из-под Тихоновского пера, кроме как заданных по школьной программе (хороший сагиб у Сами и умный,
      только больно дерется стеком...), но еще в универе, в прошлом году, в библиотеке, в читалке, вместо того чтобы 'Психические процессы, том 1' старика Веккера штудировать, заказал томик стихов Николая Тихонова. Вздумалось мне - и я полистал... Сплошная гумилевщина, этакий советский редьяр киплинг с революционно-миссионерской идеей: 'бремя краснопузого'. Впрочем, стихи Гумилева я уважаю (И сказки английского писателя Джозефа Киплинга тоже, особенно про Маугли).
      Так вот, листая страницы, я обнаружил, к своему удивлению, что в молодости этот самый революционный громокипящий Энтих обладал реальным поэтическим даром, в отличие от очень многих его творческих современников-бездарей, вроде Сельвинского и Асеева.
      Нынешнего советского читателя эти стихи, вышедшие из моды еще до войны, вряд ли заинтересуют, ему чего помоднее подавай: Вознесенского, Ахмадуллину, Пастернака, Высоцкого... Но поэтам - вполне могут пользу принести, дабы им расширить творческий кругозор. Поэтам - рекомендую. Я и сам иногда считаю себя поэтом... Однако же вернемся конкретно к Энтиху, к его реальному прототипу Николаю Тихонову. Особое внимание мое привлекла 'Баллада о синем пакете': там, конечно, есть и сугубо поэтические находки, но меня гораздо больше позабавил идейный, сюжетный ход.
      Баллада длинна, поэтому приведу краткое содержание, без рифмы. Некий советский воин везет в Кремль важный пакет. Все обстоятельства против него, все транспортные средства под ним - от коня и собственной ноги до паровоза с аэропланом - ломаются, взрываются, падают под откос, но воин неудержим: и вот он, искалеченный, измотанный, в Москве, и вот он Кремль, и пакет доставлен по назначению. Концовку цитирую, Микула, зацени:
      
      И Кремль еще спит, как старший брат,
      Но люди в Кремле никогда не спят.
      Письмо в грязи и в крови запеклось,
      И человек разорвал его вкось.
      Прочел - о френч руки обтер,
      Скомкал и бросил за ковер:
      'Оно опоздало на полчаса,
      Не нужно - я все уже знаю сам'.
      1922
      Надо так понимать, что товарищ Сталин собезъянничал френч с товарища Ленина образца 1922 года, ведь не будем же мы всерьез думать про Энтиха, что тот написал об иудушке Троцком!? А с другой стороны - товарищ Ленин руки о френч, тем более собственный. вытирать бы не стал!.. По всему выходит - будущему тирану Сталину везли пакет.
       Но Ильф-то с Петровым, и с примкнувшим к ним Гаврилой, каковы?! Так нагло и жестоко отвалтузить революционного поэта, на две трети классика?! У-уййй... Опять... прерываю письмо: опять на двор бежать!..
      
      Моя судьба от рук отбилась.
      
       Лук тоскливо вздыхает, тоскливо подвывая, сбрасывает книгу с живота влево, на топчан... страницы помнутся... да черт с ними... некогда!..
      Там, в Питере, и вообще в средней полосе России, бушует поздняя весна во всей своей красе, а здесь, в Кызыл-Кумах, ближе к Аму-Дарье, давно уже благодатное лето: даже ночью термометр не опускается ниже двадцати. Если ночевать глубоко в пустыне, вдали от воды - то и там ночами зябко бывает, а ведь при дневной жаре лезет под сорок, но зато в оазисах - не погода, а рай земной! Бо́льшая половина экспедиции сейчас 'в поле', проводят в положенных местах изыскания и замеры, а некоторые остались здесь, на базе, посреди пустыни, где-то под Учкудуком. И младший техник Лук среди этих некоторых, но у него особая причина, унизительная и ужасная, просто бяка: на днях он подхватил неведомо где и неведомо как диарею, в просторечье - жесточайший понос! И Лук страдает. Изгнанный из университета, с клеймом неблагонадежного, без денег и жилья, с перспективой загреметь в ряды вооруженных сил на два или три года... Вот такая вот судьба... А теперь еще и это позорное изнурительное недомогание... Лук от еды категорически отказывается, его даже на двое суток с довольствия сняли; в организме одна вода бултыхается и зеленый чай. Ими он лекарства запивает, лекарства в экспедиционной аптечке скудные.
      Лук болеет лежа, валяется на своем одеяле в одних коротких трусах, которые из-за небольшого размера, отличного от 'семейных', почему-то именуются в народе 'плавками', но, выходя-выбегая за пределы барака, в основном в туалет (а больше и некуда), вынужден надевать треники, иначе здесь не принято. Многие в Павлопетровске именуют эту одежду - трико, и пододевают зимой под штаны вместо кальсон... Многие, но только не Лук: он почему-то не жалует слово 'трико' и презирает кальсоны. По пояс голый - это можно, в шлепанцах на босу ногу - да, а как иначе в такую жару?! - но обязательно в штанах, в данном случае - в старых линялых растянутых спортивках, у которых от спорта - разве что штрипки внизу, да отсутствие ширинки, а также пуговиц и отутюженных стрелок.
       Лук то и дело шныряет из маленького домика-барака в стоящий по соседству уличный деревянный туалет, 'типа сортир', а потом обратно, к себе на нары. Ну, а что ему еще остается на этом маленьком островке пространства, кроме как следовать кишечным позывам и размышлять о высоком?! В домике нет кроватей, вместо отдельных лежаков - один широкий на всех, рыл на пять, местным общепринятым обычаем именуемый нарами; в этот день Лук в домике и на нарах один-одинешенек - но это ничуть не скучно ему: и даже гораздо комфортнее морально, когда ты один, чем скакать туда-сюда под насмешки коллег по экспедиции. А они сочувствуют, разумеется, лицемеры чертовы, но в спину посмеиваются... Лук пару раз подслушал уничижительные эпитеты в свой адрес и не поленился сделать зарубку на своей злопамяти... Да, точно так же, как и они, то есть, не по полной программе всерьез, но... если будет оказия, рассчитается с каждым сходной монетой, а не будет оказии - ладно уж, простит. Между прочим, где-то месяцем позже, в самом конце календарной весны, Лук узнал от своего приятеля-шофера Искандера, что Козырев с Козюренком - главный начальник их маленькой экспедиции и, соответственно, Луков непосредственный начальник - даже совещались коротко на предмет... ну... того... маловероятной, но возможной Луковой смерти... Что ж, бывали прецеденты в Краснохолмских экспедициях, на памяти у каждого из них случались, и не однажды... Срывать график полевых работ, как всегда сверхважных и архисрочных, дабы отвезти больного в ближайший город Зарафшан - как-то так не очень хочется, в Ташкенте и в Питере их не поймут, да и в Москве... А места здесь, под Учкудуком, такие, что... одним словом, закрытые для посторонних и простых смертных места, поэтому с экстренной медицинской помощью здесь непросто. Лучше бы подождать естественного развития событий: если на внешний вид оценивать, то у парня все не так уж ахово, просрется - полегчает.
      И смерть не пришла, даже больница не понадобилась, так что уже на четвертые сутки, сразу же по возвращении команды геологов на временную базу, с Лука вновь, наравне со всеми, начали вычитать взносы на еду. И очень хорошо, даже замечательно: и жив остался, и денег... пару-тройку рублей, а то и больше, наэкономил за время болезни. Первые сутки Лук осторожничал, несмотря на зверский голод, ел понемногу и с разбором, избегая овощей и фруктов, потом все в норму вошло. А книжку он нашел на скамейке, в парке нового советского города Навои, основанного лет двадцать тому назад прямо посреди пустыни, в сотне километрах от древнейшей Бухары... Бесхозную, раскрытую, обложкой вверх, с каким-то сорным травяным мусором на обложечной спине... Тоже совсем еще нестарую, семьдесят четвертого года выпуска, но уже пожамканную, побитую водой... Нашел случайно, и точно так же впоследствии забыл-потерял, где-то под Самаркандом, в самом конце весны, когда они ночевали на походной стоянке неподалеку от термального источника... Луку навсегда запомнились бетонные десятиметровые ванны-купели, отлитые из бетона, широченные, глубина по пояс... Народу там немного, все такие же, как они, проезжие трудяги, автопутешественники сквозь пустыню... Плескайся хоть всю ночь напролет, абсолютно бесплатно. Да и еще вода там, как говорят, целебная... Ночью в глубокой пустыне даже летом бывает иногда знобко, градусов до пятнадцати, а тут горячая ванна, самой Природой подогрета! Лук не очень-то верит в лечебные свойства этой подземной воды, главное в ней для Лука, что она в меру теплая, и с утра очень даже бодрит.
      - Слушай, Искандер, Толик! Погодите эту хрень включать, дайте я новости послушаю. Там в Москве пленум проходит!
      - Чиво там проходит?.. Пленум-сопленум! Лук, ты явно перегрелся! Какая тебе разница, чего они тебе про пятилетку с рекордными надоями наболтают!
      - Там насчет проекта Конституции и гимна.
      - Какая разница, одна хрень! Ты, конечно, умный, Лук, студент и все дела, но точно, что слегка ку-ку! Чокнутый, короче, на почве перенесенной болезни!
      - Может я и чокнутый, но Клавдии Шульженко с Вуячичем подпевать не готов, в отличие от некоторых неграмотных шоферюг!
      - С кем, с кем подпевать? Как ты его назвал?!
      - С Ву... понимаешь, с Ву-ячичем! Виктором Вуячичем. Ну, будьте же людьми, всего делов - минут пятнадцать! Леня все быстро прошамкает!.. Покурите пока, парни, это правда недолго!.. А лучше еще раз искупайтесь, покуда горячая вода в источнике не закончилась.
      - Толик, ты когда-нибудь слышал про певца Хреначича? Нет? И я нет. Ладно, Толик, пойдем на улицу, перекурим это дело, видишь, наш чувак грамотей не в себе после длительного поноса! Лук, потом расскажешь нам, чего ты там такого интересного услышал...
      
      - А я, слышь, Коля, каждое утро обязательно в бассейне плаваю. Или в море, когда в отпуску, вот уже который год подряд. Врачи прописали. Главное, чтобы водица была прохладная, но - такая... знаешь... чтобы в меру. Очень с утра бодрит, настоятельно рекомендую.
      - Думаешь?.. Хм... Не, Леня, это ты у нас спортсмен и морж, а я предпочитаю легкую зарядку с утра, не отходя от кровати, и стаканчик крепкого цейлонского чаю. Тоже бодрит. Ну, что, пора бы нам места занимать? Что?.. Конечно, как скажешь, пойдем через пять минут, время еще есть.
       24 мая 1977 года. Очередной пленум ЦК КПСС посвящен обсуждению 'Проекта Конституции Союза Советских Социалистических Республик' и новой редакции государственного гимна. Ну, как обсуждению... Все происходит по давно устоявшимся канонам: Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев зачитывает доклад, потом выступают с одобрительными замечаниями ораторы, заранее подобранные и подготовленные, потом единодушное голосование 'за', потом те или иные формальности, рутинные оргвопросы, и на этом очередной пленум завершает очередную работу. Так бывает всегда. Вернее, почти всегда.
       Пленум проходит в Кремлевском Дворце съездов, в главном зале заседаний страны. Сам по себе Дворец - это величественный унылый прямоугольник в стиле послесталинского постампира, с узкими стенами-ребрами белого цвета и частыми ущельями высоченных оконных проемов, вытянутыми от фундамента почти до потолка; общий объем гигантского сооружения около 40000 кубических метров. Сердцевина дворца - громадный зал заседаний на 6000 мест. Там, за ним, есть еще один зал, тоже просторный, хотя и во многие разы меньше 'съездовского'. Но он для банкетов и иных празднований в привилегированном кругу, на которые пускают далеко не всех слуг народа. Согласно путеводителю, главный зал выглядит так: 'В плане зал образует квадрат, а его сцена, балкон и партер организуют единое архитектурное пространство. Зал декорирован вертикальными деревянными рейками, форма и крепление которых служат лучшему отражению звука. Расположение мебели и интерьеров также способствует улучшению акустических возможностей. Специальная техника позволяет осуществлять перевод на 12 языков. К основному залу примыкает банкетный, второй по размеру, из него открывается вид на Московский Кремль. Вокруг двух центральных пространств здания расположены остальные помещения: фойе, подсобные, артистические и технические комнаты...'
       Большую часть сцены главного зала дворца и страны занимают места для членов Президиума собрания. Это первые секретари ЦК компартий, председатели президиумов Верховных советов и председатели Советов министров Союзных республик, ветераны партии, передовики промышленности и сельского хозяйства, видные деятели науки и культуры, советские военачальники, космонавты, представители тех или иных общественных организаций, руководители зарубежных делегаций. Народу в президиуме полно, однако сцена очень уж велика, вмещает всех запросто, вместе с трибунами, графинами и микрофонами. Разумеется, бюсту Владимира Ильича Ленина также место нашлось: белый, двухметровый, в центре задника сцены, водружен на огромный постамент, на фоне красного знамени, украшающего фронтальную стену зала...
      На заседаниях политбюро, по четвергам, все участники занимают строго свои места, справа от генсека: Подгорный, Суслов, Кириленко, Пельше, Мазуров. А слева - Косыгин, Гришин, Громыко, Андропов, Устинов, Кулаков.
      В президиуме пленума все также рассаживаются в строго определенном порядке: в корне, по центру первого ряда, Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, по правую руку от него Председатель Президиума Верховного Совета Николай Викторович Подгорный, чуть дальше первый секретарь МГК КПСС Виктор Васильевич Гришин, за ним недавний любимец Брежнева, секретарь ЦК КПСС Федор Давыдович Кулаков... Подгорный крепко его не любит и за глаза именует его Давидовичем... Дальше Владимир Васильевич Щербицкий с Динмухамедом Ахмедовичем Кунаевым, еще кто-то...
      По левую руку от Брежнева - главный идеолог страны Михаил Андреевич Суслов, это если ему поручено вступительное слово, а в остальных случаях первый слева от генсека - Председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин; дальше угнездился Андрей Павлович Кириленко, главный конкурент Суслова за неформальное право называться в Политбюро секретарем номер два, за ним недавний любимец Брежнева Кирилл Трофимович Мазуров, попавший, наряду с Кулаковым, в негласную брежневскую опалу... То есть, оба они, Мазуров и Кулаков, знают, что время от времени Леонид Ильич выражает им недовольство, в глаза и за глаза, но степень этой 'осерчалости' Самого - до поры, до времени - им неизвестна. И оба верят, что расположение Генерального к ним обязательно вернется. А зря. У Леонида Ильича, пре всем его ленинском добродушии, при всей его отеческой отходчивости, мягкости характера, есть одна черта: да, он терпелив к недостаткам окружающих его людей и карать их не спешит, но если решил однажды, что плох, негоден, нелоялен оказался человек для соратника, единомышленника и друга, то это уже навсегда. Бесповоротно. Исподволь, про себя, составит приговор, а потом дожидается удобного случая, чтобы с теми или иными последствиями сбросить проштрафившегося, говоря языком поэта, 'с парохода современности'. Иногда он ждет год, и два, и дольше, терпения на подобные дела Брежневу хватает. И здесь уже пощады не жди: не расстреляют и, скорее всего, даже не посадят, но - отлучат 'от груди', без рассмотрения апелляций! Николай Викторович Подгорный хорошо знает эту подколодную личностную генсековскую черту и умеет ею пользоваться; он осмотрелся вокруг и уже пометил про себя, что сразу после пленума, в кулуарах, еще разок плеснет ложечку дегтя в осточертевшего своими выходками поганца Кулакова, посетует с лицемерными вздохами по поводу пьяных его загулов... Пора бы его укоротить, осадить, давно пора, и отставить от сельского хозяйства, и не только... вплоть до серьезных организационных выводов. И вообще пора бы основательно почистить состав Политбюро... сплошь заросло Ленькиными подхалимами.
      Пленум почти целиком и полностью посвящен завершающей стадии работы над проектом новой Конституции, с докладом выступает Леонид Ильич. Брежнева сегодня просто не узнать: бодрый, улыбчивый, к трибуне движется довольно твердым шагом, дикция почти безупречна, игривые легкие ямочки на щеках, которые так любят отмечать в своих репортажах западные журналисты, глаза искрятся чуть ли не по-ленински... Причину этой легкости и бодрости достоверно знают четверо: сам Брежнев, в категорическом, в приказном порядке обязавший дать ему перед этим важнейшим выступлением 'взбадривающее лекарство, чтобы оно посильнее кофе было, вот, как во Владивостоке', начальник 4-го Главного управления при Минздраве СССР Евгений Иванович Чазов, требуемое лекарство (психостимулятор на основе первитина) подготовивший в нужной дозировке, глава его личной охраны генерал-майор Александр Яковлевич Рябенко, лично присутствовавший при жестком разговоре своего подопечного с лейб-медиком Советского Союза, глава КГБ Юрий Владимирович Андропов, которому Чазов исправно докладывает обо всем этаком... обо всех случаях, связанных со 'злоупотреблениями' генсека... снотворными, алкогольными, адюльтерными... Кстати говоря, Чазов как бы и не обязан информировать кого бы то ни было о неких медицинских тайнах своего главного подопечного, но он делает сие на регулярной основе и поступает так добровольно, не из страха и вне интриг, сугубо из трезвого расчета! Он хоть и главный медик страны, однако любой из членов Политбюро, а тем более сам Брежнев, вполне способен прицыкнуть на него, одернуть, поставить на место... напрочь игнорируя все его профессиональные вердикты и советы... При этом, все-таки, прямо приказывать ему имеет право только Леонид Ильич, он сам однажды это определил вслух, громогласно, при всех... И кому прикажете жаловаться?! Чазову нужна мощная, надежная опора в высших эшелонах власти, и он ее обрел в лице Андропова, далеко не последнего по значимости бога в пантеоне Политбюро. Если бы Чазов видел в Андропове скрытого злыдня, интригана по отношению к Брежневу, то он бы поостерегся ему доверять, но нет: товарищ Андропов служит товарищу Брежневу искренне, без крамолы и подвохов... Лояльность его Леониду Ильичу проверена, и не один раз, поэтому, поступая так, Чазов убежден, что клятвы Гиппократа не нарушал и не нарушит.
      Все идет ладно в этом тихом океанчике, все как положено, без сбоев, без остановок: в нужных местах аплодируют, где надо - аплодируют стоя, переходя на овации... Борис Николаевич Пономарев, вечный кандидат в члены Политбюро, сидит-стоит с самого краешку Президиума, маленький, лысый, безмерно довольный, аплодирует вместе со всеми. А ведь первые бурные аплодисменты начались не просто так, но по его инициативе - еще бы! - это ведь он добился того, чтобы в самом начале брежневского доклада, посвященного делам внутренним, отнюдь не международным, прозвучали вполне антисталинские формулировки, его - Бориса Николаевича Пономарева! - авторские слова: "После Конституции 1936 года, все мы знаем, были допущены репрессии, нарушения законности, принципов ленинской демократии - вопреки только принятой Конституции. Партия осудила все это и это никогда не должно повториться". Ага! И Громыко, и Устинов, и даже сам Косыгин - точно так же послушно аплодируют этим Пономаревским фразам, голубчики! А ведь все трое, по мнению Пономарева, отъявленные тихушники-сталинисты, ностальгирующие по временам 'порядка и твердой руки'!
      И вот начинаются прения. Первым выходит к трибуне Качура Борис Васильевич, секретарь Донецкого обкома партии. И предлагает... И предлагает! Что он предлагает?! Что он предла...
      Подгорный даже не сразу всполошился разумом своим: вынырнул из ленивой полудремы, сидит, такой, и медленно постигает предложенное каким-то там Качурой из Донецкой области: объединить государственный пост Председателя Президиума Верховного Совета - его, Подгорного, законный пост! - и должность Генерального секретаря ЦК КПСС! - в лице Леонида Ильича Брежнева! То есть, это как??? Что-то непонятное... Что он, Качура этот, с ума сошел?!
      Но после Качуры подошел к трибуне пензенский секретарь Ермин, потом Аульбеков из Кокчетавской области, за ним куйбышевский секретарь, Орлов Владимир Павлович, Подгорный хорошо его знает, лично знает... Что это с ним сегодня? И, главное, все в одну дуду дудят!.. Совместить дорогому Леониду Ильичу два поста в одном!..
      Подгорный наклоняется к уху Брежнева, весь в растерянности, но еще наружно спокоен:
      - Леонид Ильич, Лень, что за дела?! Что-то я не совсем понима...
      - Да я и сам не знаю! Значит, народ чего-то от нас хочет... Погоди, дай дослушать...
       О! Вот она, ясность от народа! Ах, вы, сволочи! Вот оно что!!! Первый секретарь Ташкентского обкома партии, товарищ Мусаханов... как его там... Мирзамахмуд... Мирзарахманович - вон куда Брежневу подъелдыкнул!.. 'Леонида Ильича избрать, а товарища Подгорного освободить...' Оххх, и сукин же ты сы-ы-ын!..
       До Подгорного, наконец, дошло сегодняшнее СОБЫТИЕ, во всей его катастрофической полноте!.. Пираньи, сестры наши меньшие...
      Но то была ясность пробная, первая, так сказать, вступительная, а вся окончательная полнота пришла чуть позднее, с выступлениями товарищей по партии и Политбюро.
      Ага! Гришин туда же... За Гришиным Гришка... который Романов! Ах, и ты туда же, подлая тварь!.. Ого! 'Вывести из состава Политбюро'! И замыкающим - хохол Щербицкий все это повторил, подытожил, резюмировал, шавка брежневская! Все ясно теперь! Никто из них без Ленькиной поддержки и пикнуть бы не посмел против него, члена Политбюро, второго лица в государстве!.. Вот он - Дамоклов меч прозрения!
      - Михаил Андреевич, дай мне слово, я хочу выступить в порядке...
      Волжский окающий говорок-тенорок Суслова пресек все попытки Подгорного собственным участием оживить ход подготовленных и уже заканчивающихся прений:
      - Погоди пожалуйста. Ты же не записывался, потом получишь слово... - И тут же, явно вразрез этому своему обещанию, поставил вопрос на голосование.
      Не было даже воздержавшихся.
      Только многолетняя выдержка матерого партаппаратчика позволила Подгорному выдержать удар и не упасть навзничь от разрыва сердца на пол кремлевского Дворца съездов: сидит, такой, багровым синьором-помидором на все лицо, и понимает... что понимает... что-то такое важное он должен понять... что кричать нельзя, демарши устраивать нельзя... все хлопают в ладоши - и он должен хлопать вместе со всеми...
      - Я... мне... Михал Андреич, идти... куда... где...
       Суслов, довольный тем, что основное дело завершается без истерик и скандалов, одним движением сухой ладошки пригвоздил Подгорного к месту, соизволив тихонечко, чтобы не в микрофон, добавить:
      - Николай, спокойно, сиди, где сидишь, успеешь свои бумаги собрать...
       Низвергли Катушева из секретарей ЦК КПСС, но так... ласково, можно сказать, в щадящем режиме выпнули из очень важного кресла (освободив его для другого, зрелого партийного товарища, Константина Викторовича Русакова) в другое, которое тоже отнюдь не табуретка на кухне в коммунальной квартире: 'Пленум освободил товарища Катушева К.Ф. от обязанностей секретаря ЦК КПСС в связи с переходом его на работу в Совет Экономической Взаимопомощи'.
      Между прочим, на должность заместителя Председателя Совета министров СССР! Весомо! И все же, по единодушному мнению присутствующих и отсутствующих на пленуме экспертов кремлевской номенклатуры, это было заметным понижением в карьере еще не старого, даже не успевшего разменять свой 'полтинник' чиновника высшего кремлевского ранга. Другое дело, что в случае с Катушевым все было заранее предопределено, гласно, еще в марте, на заседании Политбюро, а вот Подгорный... Дзинь по башке! - и ты уже с народом, и сам простой народ, один-одинешенек. В мире нет таких бед и проблем, которые нельзя было бы разделить с друзьями. Но нет во власти таких друзей.
      
      - Картина Репина 'Приплыли'! Алексей, ты рассказываешь - любо-дорого слушать, мы словно сами на том пленуме побывали! Да прекрати, наконец, бумагами своими шуршать, успеешь на основной работе в них побарахтаться... Кстати, будь добр, избегай их носить с собой, тем более на наши встречи. Ну, мало ли, случайность какая... И загремим все вместе на ровном месте. Спасибо, что учтешь. Рассказываешь ты хорошо. Но... Ох уж, это всесильное ниспровергающее 'но'! Выбрали-то в будущие председатели не совсем Громыко! Вернее, даже, совсем не Громыко, а Леонида Ильича Брежнева! Как же так? Мы все четко спланировали, ты наш полномочный дозорный, всю дорогу на пульсе событий руку держал, мы тебе верили, почти как Дельфийскому Оракулу... Как же мы все, во главе с тобой, работником Общего отдела ЦК, сумели обмишуриться с кандидатами?! А? Это общий вопрос, я нас всех спрашиваю, господа хорошие, дорогие товарищи! Не снимая ответственности ни с кого из нас!
       Майский пленум завершился своим чередом, а зарницы от него все еще полыхают на просторах необъятной советской родины. В том числе и на заседании подпольной организации Программа Время, в обиходном просторечии ПрВр.
      По тому, как Валериан Дмитриевич Курбатов говорит, слегка ерничая и восклицая громче обычного-привычного, участники совещания чувствуют его растерянность и некоторую напряженность... Но проявляется внешне все это - разве что слегка: эмоции имеют право на бунт, но не имеют права на власть.
       Собрались, как обычно в особо важных случаях, у Тимофеевых дома.
      Теоретически, работникам компетентных органов - организуй они хотя бы наружное наблюдение за домом на Селезневской улице тридцать пять, корпус три - должны бы показаться странными квартирные сборища людей, исключительно мужчин, без жен и детей... Но, во-первых, постоянной 'наружки' там нет, ни со стороны КГБ, ни со стороны МВД: майор КГБ Калинин, член ПрВр, за это ручается, пробив информацию по своим 'смежным' каналам... разве что по ситуации может случайная оказия произойти, оперативным образом... так ведь от всех случайностей не убережешься, на то они и случайности... А во-вторых... вся Москва, как говорится, ездит, пьет и собирается во всевозможных местах, на мальчишники, на девишники... за всеми, что ли присматривать? Никакого личного состава на это не хватит.
      Участники, присутствующие на заседании, почти поголовно москвичи, за исключением Александра Зорина из Ленинграда и Владимира Кашина из Омска: сам хозяин дома Василий Григорьевич Тимофеев, его сын Микула, с недавних пор полноправный член ПрВр, Балоян Грачья Карапетович, Тишко Николай Семенович, Чугаев Андрей Ильич, Ставриди Серафим Ильич, Курбатов Валериан Дмитриевич, Терещенко 'Пал Палыч', Калинин Валерий Иванович...
      Весь сыр-бор разгорелся после подробного рассказа очевидца о том, как этот пленум проходил. Очевидца зовут Алексей Антонович Пермяков, он ровесник журналисту Кашину, ему в ноябре уже сорок три стукнет, чиновник средненькой руки из секретариата Общего отдела ЦК КПСС, член ПрВр. Получать те или иные лакомые кусочки из корзины внутрицековских привилегий, в виде продуктовых и прочих наборов, поездок в престижные санатории, дефицитные 'зрительские' билеты, пропуска и талоны - должность (а, главное, место работы!) ему позволяет, но влезать по уши в партийные и государственные секреты... увы, нет. Рабочий день московского чиновника, технического работника Общего отдела ЦК, хлопотен и долог: туда отрядили, здесь понадобился, там срочно должен быть... И в этой суете постоянно проскальзывают и просачиваются из внешнего цековского мира те или иные слухи, достоверные и не очень, время от времени на межкабинетных просторах объявляются воочию важные персоны, посетители к Константину Устиновичу Черненко, секретарю ЦК КПСС, всевластному повелителю Общего отдела...
      А тут, смотришь, какие-то бумажки с объявлениями на глаза попались... Все в дело годится, все пользу приносит подпольному реформаторскому движению, если держать разум, уши и глаза широко открытыми... Но главный источник 'инсайдерской' информации - это бесконечные внутренние шу-шу в кабинетах, в курилках, в коридорах, в буфете... Здесь, понимаешь, мелкий канцелярский винтик-шпунтик, анекдотами разгоряченный, красное словцо обронил, там коллега подхватил его и свое неосторожно добавил... Не всегда, отнюдь не всегда, но вдруг проскакивает посреди болтовни и сплетен информация такого уровня и такой значимости, что от нее и в Лэнгли бы не отказались, за большие деньги!..
      Алексей Пермяков на своей основной работе никогда не трясет беспечным языком на 'внутрипроизводственные' темы, пусть даже не имеющие прямого отношения к его прямым служебным обязанностям, но охотно подталкивает к этому других и сам внимательно выслушивает. И потом докладывает... Агентам-резидентам ЦРУ и деятелям прочих западных разведок от него ни единого бита информации не перепадает, а вот в ПрВр его очень ценят! Иной раз самому Курбатову, который как-никак фигура, который не кто-нибудь, а заместитель министра среднего машиностроения! - не под силу узнать то, что добывает для ПрВр их верный соратник Пермяков.
      Алексей Антонович не делегат пленума, конечно же, для этого он служебным ростом не вышел, но Пермяков один из тех, от кого зависит организационная работа всех частей невидимого механизма информационного, бумажного, и бытового обслуживания делегатов, рутинная, однако всем необходимая...
       Поэтому сегодня всем очевидно: ведущий заседание Курбатов расстроен и озадачен результатами недавнего Пленума ЦК КПСС, но шумит и гонит волну просто от захлестнувших его эмоций, а вовсе не потому, что у него есть хоть сколько-нибудь серьезные претензии к качеству работы Алексея Антоновича - и основной работы, и 'подпольной'. Эх... Пермяков преотлично это понимает... Но и сам кручинится тому, что невольно стал жертвой заблуждений, что в итоге дал неправильный прогноз своим товарищам по борьбе с режимом:
      - Я накаркал, но не вышло!
       Грачья Балоян повздыхал, пошмыгал мясистым носом, в ответ на краткую речь Курбатова, но все же решает, на всякий случай, дополнительно разрядить обстановку.
      - Я, как человек старшего поколения, хочу внести поправку в речь нашего дорогого и любимого товарища, Валериана Дмитриевича! Говоря о картине Репина 'Приплыли', он имел в виду известный сюжет: четверо черных монахов вдруг оказались прямехонько напротив импровизированного пляжа, где полтора десятка молодух плещутся в воде, многие из них голые. Монахи явно остолбенели, но взглядов от внезапно открывшегося перед ними зрелища не отводят. Да. Но только автор этой полупорнографической картины отнюдь не Илья Ефимович Репин, а Лев Григорьевич Соловьев, художник не столь маститый, но вполне профессиональный, по происхождению, между прочим, ремесленник из крестьян. Эту картину я лично видел в Сумском музее, там она одна из самых ярких достопримечательностей. И называется она не 'Приплыли', а 'Монахи', либо 'Не туда заехали'.
       Курбатов, правильно поняв намерения своего старинного друга и соратника, слегка подыграл ему - все путем, все нормально, пусть люди слегка дух переведут после его доклада. Никакой ведь трагедии не случилось, просто надобно учесть просчеты и неуклонно двигаться дальше, вот и все.
      - Грачья, пенек ты старый! Тебе уже под семьдесят...
      - Шестьдесят семь в декабре исполнится. Кстати, на год с копейками младше Русакова, нового секретаря ЦК.
      - Все равно, пора бы тебе уже подумать о душе, а не о голых тетеньках на пляже! Кстати, а почему ты подчеркнул интонацией слово черные?
      - Какие черные? Ты о чем?
      - Черные монахи?
      - А! Деревенский поп - он белый монах: и службы служит, и жениться может, в своем доме живет. А черные монахи дали обет безбрачия и живут в монастыре, общиной. Эти, которые на картине - явно черные.
      - Мерси за исчерпывающую справку. Так! Дорогие друзья! Все устали, всем перекур пятнадцать минут, а потом продолжим. За это время попробуйте собраться с мыслями, каковые соизвольте высказывать в порядке живой очереди... и в приемлемой среди интеллигентных людей форме. Время пошло.
       Какая там живая очередь?.. Старинная кабинетная мудрость гласит: если на совещании нет того, кто предоставленной ему властью погасит все неорганизованные реплики и выкрики с мест, того, кто невзирая на уместность либо неуместность этих реплик-поправок, за уши ухватит повестку дня и повлечет ее железною рукой к заключительному итогу, то сумбура и гвалта не миновать! Курбатов знает сию закономерность, наверное, лучше всех присутствующих, но он и людские слабости понимает, ибо разум, опыт, прожитые годы - все при нем. Выпустить из участников высокого собрания еще немножко пара - это только на пользу. После пятнадцатиминутного перекура, после десяти минут маловразумительных восклицаний и перекрикивания друг друга, он опять ухватывает бразды правления и своей волей назначает говорящего, из числа желающих, а также выстраивает их очередность... Он же определяет каждому регламент.
       Постепенно вырисовывается общая картина происшедшего прошлого-настоящего и предполагаемого совместного движения в будущее. От Пленума - в завтра!
       Пленум идет к финалу, ибо главное дело сделано, Подгорный снят, но до конца пленума еще далеко. Суслов довольно подробно пересказывает прямо с трибуны детали работы над текстом и музыкой нового государственного гимна. Музыка все та же, она практически не изменилась, а вот текст...
      'Нас вырастил Сталин - на верность народу
      На труд и на подвиги нас вдохновил...'
      'Мы армию нашу растили в сраженьях,
      Захватчиков подлых с дороги сметем!'
      Естественно, эти строки подлежали обязательной замене, как абсолютно устаревшие, несвоевременные. Для понимания этого факта кремлевскому руководству, понадобилось почти десять лет неустанной работы партийных чиновников и партийных, идеологически выверенных поэтов. Варианты следовали за вариантами, демарши одних несогласных единомышленников противостояли демаршам других несогласных единомышленников... И все они делали общее дело. Композиторы от них не отставали, соревнуясь в конструктивных предложениях по музыкальному сопровождению гимна, однако в итоге, поправочные результаты их титанического труда заметили, оценили и отметили только очень грамотные в музыкальном отношении специалисты - разумеется, и здесь во главе с чиновниками ЦК КПСС.
      Общее мнение Курбатова и Чугаева, основанное на сплетнях столичного бомонда (вся Москва только об этом и говорит), таково: главный 'текстовик' новой редакции гимна - по-прежнему Сергей Михалков. В принципе, оно и неплохо, старый конь борозды не испортит! Гораздо хуже было бы доверить изменения в главном гимне страны Белле Ахмадуллиной, Владимиру Высоцкому, Николаю Доризо, Булату Окуджаве или, извините за выражение, Корнею Чуковскому.
      Поведение Подгорного после того, как весь зал в едином порыве проголосовал за вывод его из состава Политбюро, тоже не осталось без пристального внимания некоторых делегатов пленума. Ведь, если 'по букве' номенклатурного статуса определяться, то даже и после единодушного голосования участников Пленума, Николай Викторович Подгорный до сих пор не свой в простонародной гущице - он все еще почти президент, он - Председатель Президиума Верховного Совета всея СССР! А с другой стороны - в этот день проходит не заседание Верховного Совета, где формально решаются подобные снятия-назначения, Пленум - это сугубо партийный форум, на котором товарищи коммунисты принципиально решают свои внутрипартийные вопросы. Поэтому товарищ Подгорный, отсидев положенное время после голосования и аплодисментов, формально оставаясь Председателем Президиума Верховного Совета, был вынужден в качестве уже бывшего члена Политбюро, переселиться вниз, в зал, к другим членам ЦК, где, кстати говоря, осел он почти рядом с товарищем Катушевым. Только есть небольшая разница в положении того и другого коммуниста, лишенных своих партийных должностей (кроме утешительного членства в ЦК КПСС): Константин Федорович уже назначен заместителем Председателя Совета Министров, а Николай Викторович еще не смещен со своей государственной должности... Это произойдет чуть позже, как уже запланировано в позапрошлом месяце: на сессии Верховного Совета 10-го созыва, где-нибудь в июне.
      Нельзя сказать, что заседание ПрВр, посвященное итогам майского Пленума КПСС, оставило в его участниках 'чувство глубоко удовлетворения', столь свойственного делегатам всех уровней коммунистической партии, но... Как утешительный результат - Подгорный, все-таки, ушел... И тлен полезен. Встретились, выслушали, обсудили, решили. 'Программе Время' следует перестроиться в связи с резко изменившимися обстоятельствами, опрокинувшими все предварительные прогнозы, и выработать новую общую программу. На это понадобится какое-то время.
      
      В начале июня Василий Григорьевич нашел, наконец, время для сына, чтобы отдельно и обстоятельно обсудить с ним накопившиеся у Микулы вопросы. Он теперь не только родной сын Василия Григорьевича, но и его младший соратник по борьбе с нынешней ситуацией в стране, удручающей и очень сложной...
      Тимофеев-старший рассказывает о своем понимании сегодняшнего дня, делая это так, как считает нужным, а Микула подбрасывает вопросы, иногда и возражения, и Василий Григорьевич на них отвечает, старясь не раздражаться, не растекаться мыслью по древу, но аргументированно и честно.
      Да, Микула правильно заметил: отцу весьма не нравится то, что происходит в стране, а также он недоволен тем, во что превратилась ПрВр... когда-то, в конце шестидесятых, подававшая в глазах отца такие большие надежды!
      О пленуме и его итогах. Все надежды ПрВр на то, что замена одного из трех высших официальных лиц государства на кого-то другого, расшатает сложившиеся основы и освежит внутриполитическую обстановку, позволит маневрировать, расти и шатать дальше, обернулась не то что пшиком, но ровно противоположным финалом: все окостенело еще больше.
      Довелось ему, Василию Тимофееву, как-то присутствовать на совещании... и даже не на одном, а на целой серии, посвященных некоторым важным вопросам государственной обороны, причем, очень и очень высокого уровня: а зале чуть ли не рота замминистров, министров ряда отраслей, кураторов из ЦК КПСС... вплоть до полновластного члена Политбюро товарища Кириленко! Тот, в основном, видел себя главным спецом по контролю над строительством и сельским хозяйством, но и обороны не чурался. Кстати сказать, Гречко он откровенно недолюбливал и на Устинова эту неприязнь перенес. Но насчет Устинова руки у него коротки, Устинов потяжелее будет и положением, и связями с Леней. Сам Кириленко к настоящему времени уже растерял берега, ориентиры, память и большую часть разума, с ним все ясно, давно уже!.. Но министры!..
      - Чтобы не умствовать абстрактно, вслед за Марксом и Энгельсом, предлагаю рассмотреть одну из проблем на одном из конкретных примеров... Ну... Например, есть такой Антонов. Э-э... Не Сергей Антонов из 'девятки'... а другой... Алексей... впрочем, не важно, тебя это не касается... Готов?
      - Аск!
      - Чего?
      - Готов, пап.
      - Выдохни ветер из головы, господин шутник. И я продолжу, с твоего разрешения. Тот же Антонов, питерский уроженец, министр по электротехническому ведомству, один из обязательных участников этих совещаний!.. И я, и Курбатов не раз пересекались с ним по некоторым общегосударственным проектам: он в довольно солидном возрасте, года на три-четыре постарше Курбатова будет, но тоже умнейшая башка! Не боится брать на себя ответственность, будучи 'простым членом ЦК', не трусит перед секретарями ЦК, спорит с ними чуть ли ни басом, защищая дело, которому он служит круглые сутки... И что? Послушать его в кулуарах, так главная головная боль Советского Союза - это товарищ Байбаков и его Госплан! Они, дескать, тормоз всему, поскольку не позволяют ни маневрировать с фондами, ни корректировать календарные планы даже в пределах года, я уж не говорю о пятилетке: всюду 'хальт, цурюк, ферботен!' ... 'Уже сформировано!' ... 'План - это закон!' ... 'Выполнить план - честь, перевыполнить - доблесть!'. Представим себе фабрику, говорит нам товарищ Антонов, точнее, две фабрики, выпускающие галоши: фабрика 1 выпускает галоши для левой ноги, фабрика 2 для правой ноги. Одна перевыполнила план на двадцать процентов, другая на десять процентов. Спрашивается: на хрена и кому нужны галоши на левую ногу, в сравнении с фабрикой номер два, производящей правые галоши, перевыполненные на десять лишних процентных пунктов?
      - Где-то я уже слышал этот пример, и, если хочешь, могу вспомнить - где. Это...
      - По фигу. Не хочу, не надо ничего вспоминать, время пустотой захламлять. Ты меня слушаешь, не надоело?
      - Еще бы. Пап, а что не так в его словах? Правильно ведь говорит.
      - Хм... Госплан и поставлен на то, чтобы такой дурости не случилось, чтобы выполнение плана обеих фабрик, равно как и перевыполнение оных планов - было сопряжено между собою, желательно с точностью до пары галош. Компре не ву? Сын мой?
      - Да, Логично. То есть, ты за Госплан?
      - Никоим образом. Тот Госплан, который возглавляет Николай Константинович Байбаков, которого, в свою очередь, от и до контролирует его босс и покровитель Алексей Николаевич Косыгин, мне глубоко отвратителен, как и министру Антонову. Не Байбаков отвратителен, а Госплан, я имею в виду. Хотя... и сам Байбаков, между нами говоря, не шибко просвещенный товарищ. Я слышал, что вокруг него так и вьются экстрасенсы, специалисты по биополям, самородки-лекари нетрадиционной медицины... Впрочем, его сомнительные увлечения до лампочки мне, свое прямое дело он знает.
      - Тогда что не так с Антоновым и аргументами его? Ты же сам сказал, что он далеко не дурак?
      - Не то, что не дурак, он - умница, работяга, золотая башка. Но он узкорылый технарь, он только и знает, что приборы строить, да под них заводы приборостроения. Все макроэкономические категории, все общественно-политические законы ему нужны постольку-поскольку, чтобы с их помощью обосновать перед вышестоящими органами, перед тем же Госпланом, необходимость предоставить ему фонды, плановые и дополнительные, насчет материальных поставок, заработной платы, всяких там НИОКР, чтобы вышестоящие органы помогли ему прищучить смежников и в зубодробительном порядке заставить их сделать то, что они должны по разнарядке, утвержденной Госпланом, а лучше бы и сверх того! То есть, он пытается бороться с ненавистным ему Госпланом его же, госплановскими, приемами. Казалось бы, все логично: куда ему деваться - он ведь живет и работает в тех реалиях, в которые помещен еще в сталинские времена, где, кстати сказать, он был на весьма хорошем счету... Потерпи, пожалуйста, с репликами, поскольку я и так их предвижу по сверканию твоих глаз! На хорошем счету в сталинские времена были не только Берия с Ежовым и Хрущевым, толковые работники ценились всегда. Я хочу сказать, что наш наглядный пример, Алексей Константинович Антонов, по моему глубочайшему убеждению, просто не способен был бы перестроиться в реалиях свободной экономики, где нет диктата Госплана, но есть диктат свободного рынка. Он - дай ему волю приказывать - сам бы захотел превратиться в подобие Госплана, где все, кто ниже его, беспрекословно выполняют спущенное им сверху, то есть, от него.
      - Да? Ты уверен, пап?
      - Еще как уверен. Говорю, мы же с Курбатовым сталкивались с ним на всяких там межминистерских коллегиях. Жесткий малый, хваткий и очень уверенный в себе... Хотя, чисто из инстинкта интеллектуального самосохранения, нам иногда следует в этом сомневаться.
      - В чем сомневаться?
      - Во всем: в уверенности в себе, в своей правоте, в должном количестве разума своего - сомневаться! Любого касается, в том числе и тебя... Но насчет тебя - это так... простительная родительская ремарка. Продолжу. Возраст, бесконечный стресс, лавина из рутины, без малого полувековая выучка, все это сказывается определенным образом на любом человеке, даже если он супермен. Система всех гнет под себя, не исключая, повторюсь, и нас с Курбатовым. Если смоделировать ситуацию по тому же Антонову, иначе говоря, отменить Госплан, оставив товарищу министру прежние полномочия, плюс положенный ему титул члена ЦК, то экономика отрасли... да и страны в целом - рухнет за считанные месяцы! И чем лучше и предприимчивее все эти Антоновы, лишенные госплановской узды, будут трудиться, тем быстрее наступит всеобщий крах. Такой вот парадокс плановой экономики. Ибо все будут стараться в разные стороны, каждый по над своим куском, нимало не заботясь о едином общем.
      - Пап! Слушай, раз уж ты дозволил мне подавать реплики и вопросы, а не только смиренно выслушивать, сложив в полупоклоне руки на груди...
      - Без клоунских красот, пожалуйста! Ну, ну, говори, подавай свои реплики.
      - Из твоих слов получается, что ты самый рьяный байбаковец и есть.
      - Почему это?
      - По тебе получается, что Госплан собирает воедино разрозненные усилия курбатовых и антоновых, а без него все рухнет. Но на Западе почему-то не рушится, хотя там - кстати, и с твоих же слов - все именно так: всяк за свой кусок волчит, на чужое плюет.
      - Там рынок, в рамках общепринятых законов и единых правил, всех выстраивает в необходимые производственно-финансовые шеренги, и делает это куда как гибче нашего Госплана. Увы. Что же до моего трепетного отношения к Госплану - этого нет. Просто я уверен, я знаю и понимаю, что 'корень зла' в нашей экономике пророс глубже, чем постоянные дурацкие несостыковки в Госплане. Да и не только в экономике. Чтобы страна стала развиваться темпами, хотя бы приблизительно сравнимыми с теми, что выдают на-гора США и другие развитые капиталистические страны, типа Германии и Англии, нам необходимо переформатировать всю нашу систему управления государством, политическую и экономическую... Подчеркиваю: в равной степени и ту, и другую, синхронно политическую и экономическую. С самого-самого низу и до самого-самого верха! Но сделать это так, чтобы саму страну, Российскую Империю, Советский Союз - называй, как угодно, суть одна - чтобы ее не разорить и не разрушить! Иногда мне кажется, что это невозможно.
      - Ага, но только иногда, а не на постоянной основе?
      - Иногда... Но все чаще, сын мой. Нет, не думай обо мне плохо: я патриот своей страны, и не желаю ей зла. Просто я все чаще сомневаюсь даже и в своей возможности влиять на события должным образом, и в самой идее нашей ПрВр, в которую я невольно и так опрометчиво тебя вовлек.
      - Я сам вовлекся, пап, личным своим хотением, добровольно.
      - Ну, да, ну, да... Я продолжу? Ты по-прежнему не устал?
      - Нисколько. С чего бы? Мы же только начали.
      - Хорошо. Лия! Лиечка?! Где ты, душа моя?
      - Я здесь, мой повелитель. Ты не забыл, что обещал посмотреть-пошатать-починить ножку под нашей кроватью, одну из несущих опор, как ты однажды выразился?
      - Забыл! Я же не Микула, чтобы все помнить. Будем ложиться спать - напомни еще раз пожалуйста. Гм... Мы тут с сыном ведем всякие приватные разговоры об экономике...
      - Ой! Я тебя умоляю... Я не собираюсь их слушать, не волнуйся, у меня своих разговоров полно, и на работе, и по телефону.
      - Ладно. Тогда мы перейдем на кухню, чтобы лишний раз в кабинете не мусорить. Там есть возможность чаю нам попить?
      - Приходите ровно через три... нет, через пять минут, и у вас такая возможность появится, прямо на столе, со свежем кипятком, со свежей заваркой и всем прочим... в подогретом виде.
      - А ты?..
      - Я на диете до вечера. Посуду, чур, моете сами.
      - Конечно сами! Вон у нас Микула вымахал! Он же и помоет, он все умеет, его в армии научили. Через пять минут мы на кухне!
      - ...Идея о том, что место Подгорного займет Громыко, а на освободившееся место 'мистера Нет' взойдет кто-либо другой - помоложе и не столь кондовый - благополучно провалилась. Идея, повторю, была довольно незатейлива и заключалась в том, что любые кадровые подвижки в высшем составе советского руководства пойдут на благо стране, ее будущему, так, как мы в ПрВр это видим. Кадровые подвижки произошли, Подгорного скинули, а стало только хуже. Теперь у нас Леонид Ильич глава Партии и Верховного Совета, в одном лице. Были, как я понимаю, недоуменные вопросы в этой связи: как же так? - Договорились же господа коммунисты, что недопустимо совмещение двух главных постов в одних руках?!
       Нытикам и критиканам аргументированно объяснили, что нарушения никакого нет, что да: нельзя совмещать посты Председателя Совмина и Генсека! - но этого никто и не собирается делать!.. Вслед за этой нехитрой казуистикой пошли привычные камлания о ведущей роли Партии, о шестой статье будущей Конституции, о растущем авторитете Советского Союза на международной арене и лично Леонида Ильича...
       Но если вдруг!.. Предположим, что вышло бы по нашему щучьему желанию: Громыко - председатель, а некий Александров-Агентов - министр иностранных дел. Более того, усилим гротеск: Косыгин, с подорванным в байдарке здоровьем, также уходит на пенсию, а на его место выбирают-назначают сравнительно молодого по их меркам Курбатова нашего, Валериана Дмитриевича! Нет!.. еще раз усилим: на место Косыгина возьмем и назначим некоего товарища Тимофеева, Василия Григорьевича. Который, ненавязчиво подчеркну, гораздо моложе Косыгина, гибче и выше разумом, ни единой мыслью не сталинист и вообще видная фигура в некоем подпольном движении любителей социального прогресса! Многое ли изменится? Вопрос риторический, предполагающий ответ того, кто его сам себе задал... Чего смеешься, Микула?
      - Извини пожалуйста... Просто показалось невероятно хипповым представить все тобою сказанное... А я бы хотел!
      - А вот я не знаю! Хипповым - это забавным?
      - Вроде того.
      - Понял. Устаревающий сленг, хиппи закончились. Или все еще так говорят, если по тебе судить?
      - Хиппи уходят, панки пришли. Ты прав, папа: 'стебово' все еще говорят, а 'хиппово' почти нет, разве что я и другие старцы постармейского возраста.
      - Угу. Слушай, старец, ты мне пока еще плесни кипятку, заварку я сам сдозирую... Сейчас, отвечу на звонок... Я быстро... ..........Не надоело дожидаться?
      - Нет. Я тебе даже конфеты оставил.
      - За это отдельное спасибо. Итак, продолжим. Предположим, назначили брежневского помощника Александрова министром иностранных дел, а меня премьер-министром. Мы оба засучили рукава и взялись за работу, пылая сердцами и реформаторским рвением. С чего начинается работа новых лиц на новом месте? Это вопрос.
      - Э-э... С изучения рабочих документов и планов, которые на столе, с целью составить прикидочный план работ на первое время.
      - Каких именно планов на какие именно работы?
      - Ну... там... Сначала всякие неотложные дела, не терпящие отлагательств, и постепенно составление планов на перспективу, среднесрочные и долгосрочные.
      - Голова у тебя на плечах есть, язык по-комсомольски подвешен. А видения современной ситуации нет. Первое, чем занимается новый министр и премьер-министр: кадровая чистка 'ближней' команды сотрудников, с последующей и быстрой заменой 'чужих' на 'своих'. Любой 'номенклатурщик', то есть, любой служивый человек, достигший определенных номенклатурных кочек и вершин, действует не в одиночку: за каждым, при всяких кадровых перемещениях, тянется шлейф из прежних соратников. Свои подтягивают своих, низвергая прежних: 'Ваше наше ступенькой ниже!', и практически всегда это не случайная прихоть, но желание видеть под рукой привычные инструменты. Помнишь солженицынский рассказ 'Один день Ивана Денисовича'?
      - Пап!..
      - Да, извини, пожалуйста, конечно, помнишь. Цитировать не надо, верю: там Шухов, работая на каменной кладке, всегда заботится о том, чтобы простой стандартный строительный мастерок всегда был при нем. Он даже выкрал его из системы тюремного соцстроительства, потому что мастерок этот был ему 'по руке'. Точно так же происходит все в кадровом строительстве, хоть у нас, хоть в Америке: приходит новый босс, тянет за собой свою прежнюю команду, которая ему 'по руке' ... И прежние привычки! Что весьма немаловажно, когда мы говорим о косности и прогрессе, о новациях. Да, немаловажно, а все-таки не более чем фон, орнамент, в сравнении с той тяжестью, которая ложится на плечи нового руководителя, менеджера, в виде инерции всей государственной махины, ее ранее набранного хода! Любой толковый руководитель, хозяйственник он или политик, от председателя колхоза до Алексея Николаевича Косыгина, хорошо чувствует и понимает неумолимость вышеупомянутой государственной инерции.
      - А Брежнев?
      - Вероятно, и Брежнев когда-то понимал. Но даже и раньше, когда еще он был с ясным разумом, Брежнев в своей привычной деятельности - всегда тактик, а не стратег. Его задача на любом посту - выполнять директивы и успешно встраиваться в окружающее властное пространство. Полагаю, в качестве областного первого секретаря он был более или менее на месте, ничем не хуже большинства других функционеров. А дальше пошла стагнация, за нею деградация. Но о Брежневе и прочих пустяках мы позже поговорим, подозреваю, что, к великому сожалению, у нас еще будет на это время: наша медицина достаточно хороша, чтобы поддерживать его на плаву еще n лет или m месяцев.
      - Брежнев! Ничего себе пустяки!
      - Брежнев, при всей его рыхлости и дряхлости - фигура значимая, спору нет. Но в сравнении со значимостью существования гигантской страны, с ее многовековой историей, с огромным населением... и с очень большими запасами очень разрушительного ядерного потенциала...
      Брежнев, Ленин, Хрущев со Сталиным, все вместе - не более чем муравьи, восседающие на слоне... Тэк-с... Тэкссс. Микула, мои сравнения, насчет слона и муравья, скорее всего, хромают по логике и масштабу, но, надеюсь, что мысль тебе понятна.
      - Если честно, то не совсем. Ты хочешь сказать, что усилия отдельных людей ничтожны и бесполезны в масштабах самого существования государства и государственного строительства, то есть Фатум - всему голова?
      - Нет, сын, я так не считаю, и, повторю, наверняка был неточен в своих формулировках, раз ты меня понял иначе, нежели я бы того хотел. Но это хорошо, что ты не замалчиваешь возражения, а споришь со мною, это помогает мне думать... и формулировать мысли более точно, более четко. Государство - это, прежде всего, социальный организм: нет людей - нет государства. Люди живут - и уже одним этим фактором воздействуют на среду обитания, в том числе на социальную. В нашем случае влияют на жизнедеятельность государства, одни из нас больше, другие меньше. Но представим себе некое государство. В нем живет четверть миллиарда человек...
      - Больше, почти триста. Это мы, Советский Союз.
      - Пусть так, сие не принципиально для наших рассуждений. В нем живет почти триста миллионов человек, это помимо нашей выбранной для очередного примера человеко-единицы. Уместно предположить, что еще четверть миллиарда сходных факторов, человеко-единиц, собранных вместе, могут очень сильно нивелировать, стереть, погасить влияние одного из этих факторов. Добавим сюда макрофакторы: разницу в языках, обычаях, в возрасте, в демографической ситуации, в уровне образования... Получается беспорядочное броуновское движение частиц, хаос, который будет иметь место до тех пор, пока частицы эти не попадут в некое электрическое, магнитное, гравитационное, либо еще какое поле, которое превратит этот хаос в упорядоченную структуру. Если структура уже создана, в виде государства, или племени, или религиозного движения, отдельной человеко-единице становится сложно ее изменить. А хочется. Как тут быть?
       Беседовать с отцом очень интересно и не всегда просто для Микулы, но эта нелегкая радость того стоит. Сегодня Тимофеев-старший, словно бы опровергая стереотипы о 'косноязыких технарях', разошелся не на шутку, полное впечатление у Микулы, что он сидит где-то в аудитории, выпучив внимательные глаза, и внимает хорошо отработанной лекции знаменитого университетского профессора: слова привычно складываются в готовые фразы, те в силлогизмы и образы - только успевай обрабатывать своим головным мозгом смыслы, в них заключенные. Однако, ведь, и от себя что-нибудь хочется вставить, свои пять копеек, раз уж это умная беседа двух просвещенных современников, а не монолог...
      - 'Как тут быть'... Ну... если это вопрос?
      - А... Хорошо, считай, что это вопрос: как быть, чтобы изменить существующее полумертвое положение вещей?
      - Полагаю, следует создать свое магнитное поле, пусть маленькое, на первых порах, но способное расти, чтобы со временем, превратиться в силу, способную втянуть в свою орбиту всю предыдущую гравитацию, либо иное какое поле, обладающее скрепляющей силой и способностью расширяться, расти.
      - Блестяще! Лиечка, ты к нам? Очень хорошо! Наш сын проявил себя недурным философом, только что! Не желаешь послушать, тут пока без секретов?
       Микула попытался уклониться от маминого поцелуя в нестриженую макушку, но не успел.
      - Мой дорогой гениальный сын! Я бы с удовольствием, но вишу, вся такая несчастная, на телефоне. Дорогой, ты случайно не знаешь, кто такой Н. Потапов из газеты 'Правда'?.. А ты, Микусь?.. Тоже нет? Жаль, мы тут с Анджелой спорим насчет театральной рецензии на 'Мастера и Маргариту' - это псевдоним, или нет, и если псевдоним - то чей?.. Записную книжку мою... А, вот она!.. Потом расскажете, я философию просто обожаю...
      - Ты прав и насчет поля, и насчет превращения в силу... Но я, как уже говорил, что чем дальше, тем больше сомневаюсь в способности нашей ПрВр, 'Программы Время', быть или стать такой силой. Имеется в виду перспективной силой, способной расти и захватывать в свою идеологическую, духовную орбиту все большие круги населения. По последней переписи, нашей внутренней переписи, на конец семьдесят шестого года, нас в ПрВр состоит - по всему Советскому Союзу! - девяносто четыре человека, мы даже до сотни числом не дотягиваем.
      - Количество - это принципиально?
      - Нет, но принципиальна динамика. По итогам двух десятилетий существования, мы по-прежнему кучка неонародовольцев, с незаряженными бомбами в рукавах. Невероятно большая удача для нас еще заключается в том, что 'компетентные органы' до сих пор нас не вскрыли, и не повязали, и не навесили каждому расстрельную статью.
      - Пессимистично звучит, пап.
      - Как уж есть. Отступать все равно уже некуда, раз впряглись. Будем дальше действовать в заданном направлении. А ты учись, пока возможность есть, в том числе и официально, для диплома. Образование - самый надежный из всех социальных допингов. Но я все откатываюсь мыслью куда-то в стороны, а до главного внутреннего вывода все никак языком не дотянусь... Все, знаешь ли, надеюсь, что это просто депрессия во мне ворочается, а не то, что я будущее провижу по результатам размышлений.
      - Скажи, пап!
      - Как говорили некие Монморанси: 'Делай, что должен, была не была!' Но, идя своим путем, я лично считаю, я убежден, что переструктуризация нашего общества, выход из продолжающейся стагнации и последующего загнивания - произойдет через социальную катастрофу. Война ли то будет, или революция, или просто разруха без войны и революции... Постепенной мирной коррекции, без боли и беды, малой кровью - нам не видать как собственных ушей. Мировая история пока не знает исключений из этого правила. Но... Да минует нас чаша не наша!
      
      Г Л А В А 11
      
      В слезах восторга слишком много сахара. Лук считает себя человеком язвительным, умным, здравым, объективным... А восторгаться никем и ничем не любит, презирает эту эмоцию, считает ее исключительно дамской - им, женщинам и девушкам, безусловно можно ею пользоваться, им простительно. Мужчинам же сия эмоция в минус, как нарисованные брови или накрашенные губы. Лук даже к самому себе относится без восторга: всегда и обязательно чем-нибудь недоволен! То он струсил, понимаешь, в очередную драку лезть, то пожадничал, то напился, что вообще позор, то поспешил в выводах и глупейшим образом ошибся в умственном силлогизме... А главный недостаток - лень! 'Лень-матушка'! Другому кому она, быть может, и матушка... Гению же - не пристало ни лениться, ни собой восторгаться. Лук убежден, что он гений. Нет, ну понятно, что на планете не он один такой... Есть Заболоцкий, есть Бах, Чарли Чаплин, Микеланджело, в науке Бор и Эйнштейн... Есть, в связи с этим, далеко не полным, перечнем гениев, одна мелкая досадная разница: они все состоялись, а Лук еще нет! Но, вот, знаменитого кинорежиссера Эйзенштейна гением Лук не считает, несмотря на его всемирное признание таковым. Не любит результаты его творчества - и все тут, даже и разбираться в причинах своей нелюбви не желает! Особенно ему неприятен 'Броненосец Потемкин'. В этом смысле, если уж говорить об искусстве кино, к понятию 'гений', по мнению Лука, гораздо больше подходят Куросава, со своими 'самураями', Билли Уайлдер, тот же Чарли Чаплин в 'немом кино', из наших - Карелов и Мотыль...
      - Кто-кто? Какой еще Карелов?!
      - Не важно. Есть такой... Был.
      Будучи постоянным посетителем 'Кинематографа' в ДК имени Кирова, Лук пересмотрел великое множество так называемых 'трофейных' фильмов, то есть, достаточно старых, как правило зарубежных, чаще всего американских, которые в советском прокате не встречаются или бывают очень редко. Смотрит Лук это старье, тратит дефицитные студенческие полтинники, а то и рубли, вместо того чтобы вкусно поесть или модно прикинуться (купить у 'фарцы' что-либо из дефицитных шмоток), и незаметно для себя получает солидное 'зрительское' образование. Луку зазорно думать, что он простой лупоглазый зевака, что он выбрасывает время и деньги на просмотр чужих произведений искусства, вместо того чтобы творить свои, вот и выдумал самоутешение: он, Лук, не просто смотрит фильмы, но анализирует, сравнивает, он учится вприглядку!.. Думать и творить, творить и думать! Без восторгов и экзальтации. Но чтобы научиться чему-то полезному, пусть даже заочно, вприглядку, необходимо смотреть внимательно, во все глаза, на действительность, реальную и выдуманную кем-то, а по результатам просмотров - анализировать, постигать.
      Вот, например. Все в Советском Союзе знают, что есть такой американский фильм 'Великолепная семерка'. Многие смотрели. Большинству тех, кто видел, фильм нравится, но официальным кинокритикам, учителям и лекторам общества 'Знание' - категорически не нравится, со времен Хрущева так повелось.
      Фильм очень забавный, по жанру - вестерн. Одно время Лук даже пытался выучить надменную походку Юла Бриннера... Получалось довольно глупо, и он остыл... А есть, в пару к 'Великолепной семерке', еще один знаменитый фильм, японский боевик 'Семь самураев'. Там семь героев - и тут семь героев. Дураку понятно, что ушлые и беспринципные штатники из Голливуда содрали свой сюжет с японского, почти один в один, достаточно оба фильма посмотреть и сравнить.
      Лук и посмотрел: сначала 'Семь самураев', дважды, а где-то через полгода, зимой семьдесят шестого, американскую версию самураев, пресловутую 'Великолепную семерку', тоже дважды, почти подряд, но зашел на второй круг отнюдь не как досужий бездельник, а чтобы запомнить все важные для сравнения детали и тонкости.
      Да! 'Великолепная семерка' - это очевидный римейк японского истерна 'Семь самураев', тут и к гадалке не ходи! Лук опытный зритель и опытный читатель кинорецензий, в 'Журнале Кино', в газетах, он уже знает, что 'римейк' - это реинкарнация ранее существующего произведения, типа, новый пересказ старого сюжета на новый лад, но в том же ключе, на том же творческом языке: если это спектакль - то римейк спектакля, книга - римейк книги, а в данном случае - кинематографическими средствами, то есть новый фильм по мотивам старого... Истерн - это слово Лук выдумал сам, специально для отечественного фильма 'Белое солнце пустыни'. Он, он и только он автор этого слова! Но никто Луку не верит: кого ни спроси - все еще раньше слыхали этот термин, 'вестерн по-восточному', еще задолго до того, как Лук в Ленинград понаехал. Врут, сволочи завистливые, но теперь уже никому ничего не докажешь - повсеместным стало! Ну и ладно, он еще что-нибудь этакое придумает...
      Непросто разуму, даже высокому, сравнивать беспристрастно оба фильма: у Куросавы черно-белый, несколько наивный, как бы лубочный, но с довольно странными японскими реалиями... Американский - он и есть американский: хорошие парни против плохих парней, где хорошие, с шутками и прибаутками, побеждают в результате бешеной стрельбы. У хороших - белые здоровые зубы, у плохих - как правило не очень. Да, и еще можно подумать, что сто лет назад простых ковбоев, сиречь пастухов коровьих, навозом пропахших, обшивали лучшие портные Голливуда! То есть, наивняк там тоже имеется, и его много, но он американский, от японского отличен...
      Из всех основных актеров 'семерки', Луку более всего 'показался' восьмой, некий Уоллах, который играл бандитского главаря Кальверу. Лук заметил его еще в спагетти-вестерне 'Плохой, хороший, злой', там он был для Лука на втором месте, но зато после самого Клинта Иствуда!
       Очень понравился Луку маленький кусочек-диалог в 'Семерке', глубинное понимание которого возвысило его, Лука - в своих же собственных глазах! - до уровня тонкого ценителя и знатока:
      - Откуда ты? - вопрошает Стив Мак-Куин Юла Бриннера.
      - Додж... А ты?
      - Тумпстон.
       Подумаешь, два каких-то случайных названия 'левых' штатовских городишек!.. Никто и не запомнит! Но знатоки во главе с Луком, пересмотревшим хренову тучу старых американских вестернов, знают!.. Ого-го! - Они-то знают, что эти два города - Додж-сити и Тумпстон-сити - самые бандитские на Среднем и Диком Западе, и эти два парня, главные герои начинающегося фильма, явно побывали в передрягах! Но одеты с иголочки и даже не хромают. Наверное, и здесь выйдут победителями!
      Принципиальных различий в сюжетах обоих фильмов довольно много, если присмотреться. В 'Семерке' все социально равны: крестьяне, бандиты и ковбои, которые, по своему положению в обществе, точно такое простонародье: пастухи-скотоводы; но в 'Самураях' совсем иначе: есть простые крестьяне, а есть боевые дворяне, профессиональные воины - самураи! Среди которых один придурковатый самозванец, фальшивый самурай, а на деле крестьянин с поддельными документами подростка.
      В 'Семерке', в сравнении с 'Самураями', вычеркнута великолепная, ошеломляющая по силе сцена, когда крестьяне, почуяв временную безнаказанность, мотыгами забивают пленного бандита. С радостными криками!
      Но ведь это еще не окончательная победа!.. Поэтому вековая народная крестьянская мудрость - и в жизни, и в кинематографическом искусстве - старается заботиться о поголовье своих подданных, учит их действовать с минимальными потерями, даже во время бури эмоций, словно бы говоря им:
      - Дети мои! Нехорошее, неправильное занятие - хранить и накапливать в себе злобу, чтобы проявлять ее по каждому поводу! Поэтому срывайте ее только на тех, кто посмирнее в данный момент и ответить не сумеет. В противном случае она, может быть, и притихнет вплоть до полного бессилия, как, например, чуть погодя, перед вернувшимися в деревню бандитами Кальверы, но прирастет. А бунтовать самим вообще не стоит, лучше стравливать тех и других в свою пользу.
      Вот еще одна, довольно философская, разница в фильмах: японские крестьяне, как оказалось, скрывают продовольственные излишки не только от бандитов, но и от самураев. То есть, напарили тех и других! Ну, а что? Если уж смешивать, а не только сравнивать жизнь с 'целлулоидом', то следует признать: в этом смысле честнее оказались мексиканские крестьяне и японские кинематографисты.
      Ну и, самое главное... В финале фильма проблема выбора для юного сына человеческого между Любовью и Судьбой, драмой и трагедией, решается по-разному:
      - юный самурай уходит прочь от любви в ронины, в бродячие самураи.
      - юный ковбой обречен до конца дней своих на семейное счастье и мотыгу.
       Лето, июль. Пустыня. Вечер. Ужин закончен, Нина Ивановна, повариха, как всегда на высоте, все было вкусно и вволю, для желающих - с добавкой. Лук, подстелив кошму, свернул ноги калачиком и сидит на краю походной стоянки, на пологом гребне глиняно-песчаного холмика. Бархан или не бархан, все одно пустыня Кызыл-Кум. В качестве десерта Лук умял в одиночку половинку небольшого арбуза, загодя купленную им на базаре, теперь тупо смотрит на коричневые арбузные семечки в песке, похожие при свете автомобильных фар на больших мертвых клопов россыпью, и горько ухмыляется мыслям своим: вот и он такой же самурай... пока еще молодой, но уже бродячий, никому не нужный мизантроп... без образования, без студенческого билета, почти без денег, может уже и без любви... Вполне вероятно, что все знакомые университетские девчонки его забыли... за эти четыре месяца. Например, Таня Шувалова, особенно она. Их всех можно понять. Да и вообще... Вернется он в Питер - где ему жить? И на что жить - опять у родителей денег просить? Те рубли, что он в пустыне заработал, большая их часть, неистраченные в походе, покуда на сберкнижке лежат, но они очень быстро закончатся... В Павлопетровск Лук не вернется ни под каким видом. Если он по тем или иным причинам не сумеет восстановиться в универ, то уж армия до него обязательно дотянется, и лучше тогда из призываться Питера, чем из Павлопетровска...
      Все члены экспедиции после сытного ужина давно утихли, праздников в календаре поблизости нет, значит, водки до самой пятницы в экспедиции не будет, что очень даже хорошо и замечательно: осточертело слушать пьяные эти посиделки с песнями и криками... Да, товарищи геологи сейчас залягут спать; утром же, сразу после завтрака, сгоняют за барханы, добрать образцы в отмеченных по карте местах, дел на завтра немного, на часок-другой, покуда полуденная жара не нагрянет, потом пережидать, пока она сойдет...
      Закемарить бы и Луку сейчас, чтобы ночь быстрее прошла, но ему не спится. Ему одиноко и тоскливо. еще две недели, и его путешествие в Кызыл-Кум завершится: по каким-то своим высоким соображениям, начальство Краснохолмской экспедиции выпинывает его прочь. Лук-то рассчитывал до конца июля 'в поле' поработать, чтобы с началом августа вернуться в Питер, дабы подавать документы на восстановление... с потерей курса. Да черт бы с ней, с потерей года, лишь бы вообще восстановили!.. Выгонять-то его выгоняют из экспедиции, но по-доброму: в принципе, младшим техником Луком - как им самим, так и его работой - все довольны, и Козырев, и Козюренок... И в коллектив он нормально влился, и, вдобавок, малопьющий... Главное, что Луку пообещали дать положительную характеристику 'с места работы' - на служебном бланке, с подписью, с печатью, все как положено. Это необходимо для документов на восстановление. О, Искандер нарисовался, покурить вышел... Искандер - штатный шофер экспедиции, на шесть лет с чем-то старше Лука, на редкость порядочный парень! Со своими вихрями в башке - но очень хороший чувак, семейный, дочке четыре года. Он, как и Лук, тоже не бухарик, и они сдружились.
      - Лук, я присяду? Или ты гусей пасешь, а людей гоняешь?
      Любому мизантропу необходимо общение, иначе он несостоявшийся мизантроп. Лук вместо ответа подвинулся, очистив посадочное место на кошме (без кошмы стремно в пустыне сидеть, змеи, скорпионы с каракуртами так и шастают!), кивнул нечесаной головой:
      - Не, гусей не гоняю, просто задумался о своем.
      Искандер понимающе кивает. Шлепанцы он скинул, прежде чем на кошму усесться - но он не как Лук, он ноги калачиком сворачивать не любит: присаживается по-зековски на корточки, ему так удобнее. Вчера Искандер объяснил ему доверительно, что дело в фонде заработной платы, а не в том, что Лук для кого-то из начальства плох: просто скоро август, работы будет поменьше, пора избавляться от лишних ртов, то есть, от лишних штатных единиц. Так всегда дела делают, он с питерскими Краснохолмскими экспедициями пятый год ездит, порядки насквозь изучил. К сентябрю кто-то один из них, из трех водил, тоже лишним окажется: он, Искандер Нугаев, Володя Маматов или Толик. Толика вряд ли сократят, Толик на калым для невесты круглые сутки готов пахать, и все это знают. Плюс непьющий, смирный и безотказный. Скорее всего Маматова скинут, потому что вроде бы они с Козыревым сдружились поначалу, плюс собутыльники, но в последнее время капитально разосрались, Козырев его едва терпит.
      - Духовная пища его была проста: пожрать и нажраться.
      Ага, в точку! А вот Искандер ни с кем никогда не ругается - зачем? Осенью вернется в Ангрен, к любимой Верке под бочок, и до весны будут они тихо жить-поживать в своей трехкомнатной, с друганами встречаться, Алину растить да воспитывать... А в марте снова в поход!.. Лучше всего бродить-кочевать с ленинградскими экспедициями. Искандеру его 'полевая' работа очень нравится и совсем не в тягость.
      А сам Искандер из крымских татар, потомок ссыльных в сталинское время, но родился уже здесь, в Узбекистане. Женат на русской и тихо мечтает, вслед за отцом, вернуться когда-нибудь в Крым, который он еще не видел ни разу в жизни.
      - Лук, расскажи чего-нибудь, а? Тебя слушать интересно, особенно когда ты без щелчка в голове, и что-нибудь умное такое разворачиваешь, а не про эти свои... цаптивые... никак не запомнить...
      Плохо скрытая насмешка под видом комплимента больше похожа на бокал неядовитых помоев, но Лук не сердится: и сам такой, и настроение сегодня меланхолическое.
      - 'Симультанирование сукцессивного эйдетического ряда во вторичных перцептивных образах'. Чего тут сложного? - обычная курсовая работа, моя, на кафедре общей психологии...
       Искандер, в полном восторге от услышанного, хрюкнул в кулак и затряс головой:
      - Во-во-во! Надо будет записать и наизусть выучить: я так в гараже ругаться буду, мужики сразу офигеют, но оценят! Нет, ты нормальное чего-нибудь расскажи, про кино, что ли, вот как тогда, помнишь, про ковбоев и самураев?..
      - А, это... Даже не знаю... сходу не сообразить... про кино... Хорошо. Ты видел фильм 'В джазе только девушки'? С Леммоном и Кертисом?
      - Спрашиваешь! Высше! Про 'лимоны' я не знаю, я их фамилии никогда не запоминаю, а фильм, конечно, видел, раза три, наверное! Фильм угарный! Я бы еще посмотрел. Это как два переодетых парня под видом теток от бандитов скрывались? Вообще говоря, у нас такие штуки с мужиками, которые под баб косят, называют 'бесакалбазлык'.
      - Чего? Как называют?
      - Бесакалбазлык. Потому что выглядят эти двое как два накрашенных пидора.
      - Не, у них с этим делом все нормально, и по роли, и в жизни. Лучше смерть в бою, чем секс без женщин!
      - Ну и хорошо, коли так. А фильм здоровский, я по полу от смеха катался.
      - Ну, вот. А я его видел в 'Кинематографе', еще не порезанный... ну, там были моментики... вырезали потом в прокате...
      - Какие?!
      - Да-й... Не важно какие... Как там Мерилин Монро с Кертисом целуется, как на эстраде буферами и жопой трясет...
      - У, я бы посмотрел!..
      - Я бы тоже, и лучше бы в живую... и без платья... и поближе... и вплотную... Ну, короче. Помнишь там момент, когда 'Коломбо Белые Гетры', чикагский главарь, со своими бандюганами поселяется в отеле... забыл название (Семинол-Ритц - Прим. авт.) ... Там гангстерская сходка должна была проходить?
      - Ну... Помню, да.
      - А организаторы сходки, для того чтобы не было всяких недоразумений, вроде пальбы по окружающим, их досматривают и оружие отбирают...
      - Помню, помню, еще бы! Там еще был такой стеб: в одной штанине шпалер, а в другой патроны... А у этого целый автомат в корзинке с клюшками спрятан!..
      - Да. А один гангстер, контролер-стремщик от принимающей стороны, все время подбрасывает и ловит монетку. Помнишь?
      - Н-нет, честно говоря... Ну, вроде так, смутно... Ну, помню, и что?
      - Коломбо перехватывает у него монетку и раздраженным голосом делает ему замечание... Угу, и в 'Кинематографе' я видел фильм не дублированный, а с закадровым переводом... Короче, когда наши дублировали фильм, они в этой сценке с монеткой ни хрена не поняли, и их дубляж был невразумительный: что это, типа, за дешевые фокусы? И в закадровом переводе та же невнятная фигня: как вы додумались до такой дешевки? И то, и другое - вообще не к месту! Потому что там и там переводчики были не в курсе чисто голливудских шуток и намеков. А спросил-то он: 'кто тебя надоумил на эту дурацкую привычку?' В этой фразе весь юмор. Сейчас все объясню. И соль была вот в чем... Так... тут надо предварительно кое-что рассказать... 'В джазе только девушки' - это кинокомедия.
      - Ежу понятно, что комедия, и что?
      - Фильм этот - не простая, а пародийная кинокомедия, пародия на старые, еще довоенные, популярные гангстерские фильмы. Трофейные, судя по всему, с войны достались Советскому Союзу. В первую очередь, это пародия на 'Маленького цезаря' и на 'Лицо со шрамом'. А я их оба видел! Особенно 'Лицо со шрамом' с Полом Муни, Джорджем Рафтом и Борисом Карловым - ух, класс!.. Из 'Маленького цезаря' сценарист и режиссер сдернули обстановку гангстерского банкета...
      - Это когда из торта чувак с автоматом вылезает?
      - Д-да, но я имею в виду просто внешний вид 'зала заседаний': стол буквой 'пэ', гирлянды и украшения в зале... А из 'Лица со шрамом', кроме расстрельной сцены в гараже, они нарочно взяли забавную примочку, мелкую особенность: там гангстер Рино, один из главных персонажей, всю дорогу, весь фильм, подбрасывает монету и ловит ее. Играет того гангстера юный Джордж Рафт, который, так же, как и Пол Муни, после этого фильма стал знаменит на всю Америку! Потому что Пол Муни первый сыграл Аль Капоне... вернее прообразом для Тони Трамонте, которого играл Пол Муни, был Аль Капоне. Короче, Джордж Рафт постоянно подбрасывал монетку, так? И знающие люди из Штатов говорят... вернее пишут в рецензиях, что эта примочка, подбрасывать вверх и ловить десятицентовую денежку, вошла на какое-то время в моду в американском гангстерском мире. А гангстера Коломбо Белые Гетры, у которого также прообразом Аль Капоне, как раз тоже играет Джордж Рафт, но уже пожилой! Который лет за тридцать до этого сыграл бандитика этого, Рино, который породил моду на подбрасывание! То есть, этой 'дурацкой привычке' этот чувак-бандит из 'В джазе только девушки' научился не у кого-нибудь, а именно у Джорджа Рафта, в том фильме, когда тот был молодым актером! А Рафт-Белые-Гетры, когда он старый, типа, еще и недоволен дурацкой привычкой, которую он же породил! Режиссер замкнул на Рафте такое вот сюжетное кольцо!
      - Ну... Я, примерно, понял... Ни фига себе! Лук, и откуда ты все это знаешь?
      - Странствуя по свету, я не закрывал глаз... - Лук ничем не рискует, выкрав эту звонкую фразу из наследия американского писателя О.Генри, потому что Искандер читать не любит, считает это пустым занятием для чокнутых на всю голову чудиков вроде Лука.
      - Еще давай! Погоди секунду, за сигаретой сгоняю... Все, я здесь.
      - Хорошо, на сон грядущий старая-престарая легенда, может слышал?
      - Нет, не слышал. Давай.
      - Сразу предупреждаю: хрень собачья, для дураков и маленьких детей, но лично знаю пиплов, которые в нее свято верят. Короче... Подозреваю, что и у вас Узбекистане сохранились еще люди, очевидцы, которые своими глазами видели и помнят эту жуткую, умопомрачительную и очень правдивую историю о том, как в простого советского солдата-пограничника, проходящего срочную службу в Средней Азии, влюбилась змея. Здоровая такая, метра три, ядовитая. Она приползала к нему по ночам и наблюдала за ним, когда он стоял на посту или был в дозоре, обвивала ноги, прижималась, когда он спал, но не кусалась! А он в ужасе отталкивал ее, и пугался, и плакал, боялся спать ложиться, и писал рапорты по команде в вышестоящие инстанции, но ему никто в мире не верил, даже старшина роты! И вот он зачах и умер от вечного страха перед змеей, или, может, от разрыва сердца, но не от укуса - это точно! - и его похоронили. А когда однажды пришли на кладбище, то у его могилы обнаружили эту самую змею, которая обвилась вокруг надгробного памятника и умерла от горя.
       Искандер внимательно, ни словом, ни вскриком не перебивая, выслушал душещипательный рассказ, но в самом конце испортил весь ожидаемый эффект своим равнодушным замечанием:
       - Слышал, конечно, сто раз, у нас девки еще в школе и в пионерлагере друг друга этой страшилкой пугали. Я тоже не так чтобы верю, дурь какая-то. Но змей боюсь. Каракуртов не очень, а змей - да! А еще чего-нибудь?
       Лук опять собой недоволен: попал впросак на ровном месте со своим тупым рассказом. Следовало бы думать, что уж где-где, а в 'кызылкумных' краях эта сказка известна куда более, чем в остальном мире.
      - На фиг! Потом вспомню что-нибудь и тогда расскажу. Видишь, свет гасят: как раз в темноте каракурты набегут, и никакая кошма не поможет. Пора на боковую.
      - И то верно, мне завтра вставать рано, повариха обещала разбудить... Погоди, стой!..
      - Чего?
      - Насчет трофейного кино. Что за Алькапона такой? Кто это?
       Лук зарычал, воздев в черное небо, поближе к ехидной лунной улыбке, сжатые кулаки... уронил их бессильно вдоль растянутых штанин-треников...
      - Потом, после как-нибудь объясню... Да это и не важно... Слезай с кошмы, на ночь оставлять нельзя, черепахи украдут... О, злонравное человечество, полное тьмы и невежд! Ужо тебе!..
      
      - ...А Виктория Петровна - где, не вижу? Куда-нибудь с Галочкой пошла?.. А, вот ты где! А правнучка где?
      - Здесь я, здесь, куда же я от тебя денусь. Галочка с няней, они там умываются, переодеваются. Ой, как же хорошо здесь, в Крыму!
      - Не спорю. Витя, ты не против, если мы сегодня, как обустроимся, вечерком кино посмотрим, но не простое, а трофейное?
      Виктория Петровна улыбается покорно, кивает: она совершенно не против! Главное, что они, наконец, на месте, в Крыму, доехали благополучно, и вроде бы здоровье сразу на поправку пошло, и у нее, и у Лени... Так, ведь, еще бы! Крым - это Крым, здесь даже воздух целебный! И сразу диабет куда-то отступил.
      - Нисколько не против. Небось, опять эту Марику Рок смотреть будем? Я гляжу, ты в нее просто влюбился на старости лет!
       Брежнев добродушно усмехается в ответ шпильку со стороны супруги.
      - Угадала. И ничего я ни в кого не влюбился! Потому что у меня есть ты. А фильмы с нею - это же моя молодость! Память о войне... и до войны... Тут тебе и музыка, и улыбки, понимаешь, и танцы... Что выбираем? Что бы ты хотела?
      - Да все, что пожелаешь, я все с удовольствием посмотрю... если не засну.
      - Не заснешь, я разбужу. Ну, тогда... Саша!.. Где Саша Ряб... А! Вот ты где! Всех сегодня пропускаю, никого не вижу... глаза натрудил в дороге... Саша, дай там знать, киношникам-механикам, чтобы приготовили этот... где она играет эту... Настасью...
      - Будет сделано, Леонид Ильич! 'Средь шумного бала'! Очень хороший, душевный фильм.
      - Верно. Хоть его и фрицы делали... еще до войны, а фильм получился неплохой. Именно, что душевный. Про нашего композитора Чайковского, кстати сказать. А нынешние только и знают, что пиф да паф! И музыка теперь черт знает какая, трень-брень с 'арлекинами' с этими!.. Ну, предположим, в музыке я не самый большой специалист, но если насчет 'пиф-паф', то я, грешным делом, и сам кое-что умею, причем в мирное время! И еще как получается иной раз! Саша, помнишь, как я тогда кабана, с одного выстрела... матерый такой кабанище...
      - В Завидово, осенью? Еще бы я не помнил! 'Помню'... Тот ваш выстрел, Леонид Ильич, в пословицу вошел! На все Политбюро той кабанятины в подарки хватило, и мне еще досталось, из ваших же рук, приличнейший кусок!.. Ох, мы его ели!.. Рука у вас твердая Леонид Ильич, глаз цепкий, настоящий охотничий!
       Александр Яковлевич Рябенко, бессменный глава личной брежневской охраны, внимательно слушает рассказы и распоряжения Леонида Ильича, вдумчиво поддакивает ему в нужных местах - он эту киноху трижды уже видел, а сегодня вечером суждено в четвертый раз смотреть... Ну и что такого? - служба есть служба. Хорошая музыка и хорошие танцы, это не утомляет. Но вряд ли досмотрит Леонид Ильич до конца нынешний вечерний фильм: мало того, что все только что с дороги, значит, уже слегка подустали, так Леонид Ильич еще и за шофера сегодня поработал, роллс-ройсом рулил собственноручно... как всегда упорно жал 'на газ'... На 'зилах' он себе за руль садиться не разрешает, поскольку ЗИЛ - государственная машина, зато 'роллс' - его личная, подарок английской королевы, поэтому: 'ты, Алексей, давай-ка, на мое место пересядь, а я на твое. Сегодня я твой водитель, я тебя возить буду. Ох, и соскучился в Москве по рулю!'
       Рябенко пускается рысью вперед, поручения передавать, а сам веселится мыслям своим: ведь наверняка, что из абсолютно всех крупных политических деятелей всего мира - социалистических стран, капиталистических, любых - один только Леонид Ильич умудрился 'за баранкой' Роллс-ройса посидеть! Роллс-ройс - машина особого класса, она только и исключительно представительская, и без шофера ее ни в одном гаражном хозяйстве мира не бывает! Есть 'Роллс' - значит, есть и шофер к нему в комплекте! А, вот, чтобы ездить на нем по своим надобностям в кино, или на шашлыки, или в министерство - ни одному президенту, банкиру, либо королю, не позволено! За шофера примут.
       Крым. Нижняя Ореанда. Вечер. Да, уже вечер - настоящий крымский, ароматный, теплый, звездный!.. Жара ушла, осталось чудо. И вот опять Марика Рок (она же по роли Настасья Петровна Ярова, она же актриса и певица Марика Рекк) танцует и поет на фоне романтической любви между великим русским композитором Петром Ильичом Чайковским и русской аристократкой Екатериной Муракиной...
       В зале домашнего кинотеатра на этом киносеансе всего три с половиной зрителя: сам Леонид Ильич, Виктория Петровна под боком, сзади глава охраны Рябенко - и киномеханик Дима за его спиной, в полузакрытой будочке. Димы почти что и нет в маленьком зале.
       Проходит с полчаса из положенных фильму полутора. Виктория Петровна вроде бы дремлет: клюет, клюет себе носом... вдруг - раз! Вздернула голову и поворачивает ее влево... Потом назад и вправо, где Рябенко сидит. Кивок...
       Ага, значит, все в порядке, Леонид Ильич погрузился в сон. За пятьдесят совместно прожитых лет Виктория Петровна хорошо изучила своего благоверного, и если уж посмотрела на Сашу Рябенко, то, значит, уснул Леонид Ильич, а не просто веки смежил. Рябенко правильно понял сигнал от Виктории Петровны: пора! Он, в свою очередь, условленными заранее жестами дает команду киномеханику: стоп. Кинопроектор останавливается, беззвучно зажигается тихий, осторожный свет: в две матовые сорокаваттные лампочки по задним углам зала...
       Виктория Петровна бережно потряхивает за левое плечо Леонида Ильича:
      - Леня! Леонид Ильич, просыпайся! Ау.
      - Брежнев реагирует пусть и не сразу, но довольно быстро: он прерывает похрапывание, правой рукой поправляет очки... чуть было с носу не упали... Оглядывается через плечо на кинопроектор, на своего лейб-охранника...
      - Что?.. Саша, фильм - все уже?
       Рябенко слышит вопрос Брежнева, обращенный непосредственно к нему, но он словно бы оглох на время, он тупит, не реагирует на слова, ни звуком, ни движением, только глаза чуть левее сместились, смотрят не на своего подопечного, а на Викторию Петровну. Конечно же, с 'технической' точки зрения ему ничего не стоило бы кивнуть Леониду Ильичу. И все бы сошло за правду, все шито-крыто: киномеханику невдомек все эти мелкие межличностные хитрости, ему они до лампочки, он их и не разбирает у себя в будочке, а Леонид Ильич воспринял бы кивок от своего телохранителя как должное, проверять бы не стал... НО! Есть на белом свете Виктория Петровна, супруга Брежнева! В первый момент она была бы, наверное, благодарна главному охраннику за вовремя оказанную помощь, но потом - вовсе не обязательно, тем не менее, очень даже возможно! - она бы отметила про себя, что Саша Рябенко Ленечке соврал... прямо в глаза!.. По ерундовому поводу, для его же блага, но - соврал! И вполне возможно, что не в первый раз, и не в последний... А почему бы не просветить на сей счет, не остеречь любимого человека? Вите своей он поверит больше, чем охраннику, с его оправданиями. Да, Саша Рябенко Виктории Петровне тоже не чужой, столько лет рядом, но ведь он - не семья, и он офицерскую присягу на честность давал... Да, разумеется, она тоже лукавит иной раз, тоже не все и не всегда говорит Леониду Ильичу, как оно, там, на самом деле в их семейном быту, сплошь и рядом такое бывает, к примеру, насчет детей, Гали и Юры, или по поводу ее, Виктории Петровны, самочувствия... Но она жена, спутник жизни, Витя, мать его детей, ей - можно! Ей - и только ей! А чужая ложь постыдна!
      И Александр Яковлевич Рябенко, человек умный и опытный, прошедший огонь, воду и все служебные трубы, замер на несколько секунд, подобно статуе командора, смоделировал в уме вполне возможные мысли впереди сидящего человека, жену 'подопечного', прикинул на весах ту и эту вероятность... последствия оных... и настойчиво смотрит на Викторию Петровну: ей - и только ей ответ держать.
      - Да, мой дорогой. Ты все проспал, но я тебе потом расскажу, чем там дело кончилось.
       Леонид Ильич зашевелился в кресле, подтянул спину повыше, словно бы собираясь встать без посторонней помощи, закашлялся коротко...
      - Витя! Не надо мне ничего пересказывать, я этот фильм уже видел, и даже не все проспал, а просто временами задремывал... но я все слышал. Ну, что, тогда спать пойдем. Отпуск, можно считать, начался неплохо. А, Саша? Ты где?.. Дай-ка руку... Во-от...
      - Ну и отлично! - мысленно откликнулся на это предложение Саша Рябенко. - Рука теплая, достаточно твердая. Дышит спокойно. Похоже, сегодня ночью обойдемся без перекура и, главное, без таблеток! Одна-две не в счет, а больше у него и нет.
      Уж кто-кто, а по этой части Рябенко в курсе, как никто другой. Ему ведь еще исподтишка и Чазову докладывать. Эх, увы, стареет Леонид Ильич, прямо на глазах дряхлеет, даже обкуривать реже просит.
       Нижняя Ореанда, Южный берег Крыма, государственная дача "Глициния" - любимое место летнего отдыха Брежнева. Государственная дача, пусть даже при развитом социализме, где все люди относительно равны между собою гражданскими правами и трудовым достатком, слегка отличается от простых советских дач, принадлежащих простым советским людям. Общая площадь 'Глицинии' - совсем даже не пресловутые 6 'общенародных' соток, а гектаров, этак, тридцать, из которых большую часть занимает превосходный парк. Парк разбит на склоне пологой горы, но и не слишком крутого уклона вверх все равно хватает, чтобы Леонид Ильич туда не восходил, плутая между кипарисами. Да он ни разу и не пытался. Однако, и остальной территории вполне хватило, чтобы на ней разместилась сама дача, с полутора десятками комнат, с обеденным залом на 40 персон, плюс каминный зал и два бассейна с морской водой, с торчащими стоймя дельфинами. В одном вода дополнительно подогревается, в другом нет. Леонид Ильич выбирает, как правило, с неподогретой. А если в море искупаться - вот он, пляж! Полста метров от дачи, купайся - не хочу! Час в море проплавать, среди прохладных, или даже холодных волн - Леониду Ильичу это нипочем. Охрана мерзнет и выдыхается раньше него. Или можно загорать на крымском ласковом солнышке. Но Леониду Ильичу больше нравится плавать и в домино козла забивать, нежели загорать.
      Новомодной и дешевой пластмассы при постройке дачи даже близко нет! Все интерьеры отделаны ценными породами деревьев и иными натуральными материалами. Со вкусом, на совесть, лучшими столичными дизайнерами. Вы скажете: барская роскошь! Нет, даже Леонид Ильич, далекий от пристрастий к роскоши в личной жизни, с этим утверждением не согласится: это государственная необходимость! И вот почему!
      В свое время, и уже довольно давно, возникло такое понятие в современном политическом мире: "крымские встречи"! Потому что, благодаря лично Леониду Ильичу, сложилась в советском дипломатическом этикете важная традиция, даже две: первая - неустанно заниматься делами, работать, трудиться, пусть и во время законного летнего отпуска! Жизнь и международная обстановка говорят: надо! - И Леонид Ильич им безропотно подчиняется. Нет, ну, может быть, он и ворчит, и сетует по этому поводу среди своих и близких, но дальше Виктории Петровны и Саши Рябенко эти вздохи-охи не идут. А вторая традиция такова: на даче в Нижней Ореанде Брежнев не просто работает, как в Кремле или на Старой площади, он терпеливо и неустанно принимает здесь, в 'Глицинии', посланцев из множества зарубежных стран: лидеров стран социалистического блока, первых лиц капиталистических стран, видных деятелей мирового коммунистического движения. Одни одно ему предлагают, другие другое... Но чаще просят - на свои нужды - у великого, могучего и доброго Советского Союза, в лице Леонида Ильича. Кому и отказать можно, а кому и помочь надобно! Их всех - что, в сарае, что ли, принимать? Советский Союз - не нищий, советский народ - гостеприимен.
      Была еще одна удивительная традиция в международной политике СССР, но уже с месяц, как она за ненадобностью отпала...
       Совсем недавно, почти вчера, когда Леонид Ильич еще не был Председателем Президиума Верховного совета, всякого рода 'высоких зарубежных гостей', из числа официальных лиц, он принимал почти неофициально, 'для беседы', почти что просто поболтать на темы разрядки, политической ситуации во всех частях мира... Понятно, что Леонид Ильич - реальный глава Советского Союза, и переговоры с Брежневым никак не пустая болтовня о погоде, но партнеры, геополитические соперники, а зачастую и союзники, пусть даже из социалистического лагеря, склонны хитрить, хвостом вертеть, а иногда и прямо обманывать! Подпишут, например, международный договор: с одной стороны их премьер, или президент ставит подпись под документом, а с нашей стороны - Леонид Ильич Брежнев. Когда все хорошо идет - тогда все в порядке, но вдруг случись что не так, что-то не заладилось в отношениях - возьмет другая сторона и подотрется данным договором, поскольку он, договор этот, по их вдруг пробудившимся традициям, понятиям и законам, никакой юридической силы не имеет! С Советским Союзом так шутить не стоит, никому не посоветуем, но - всякое ведь случается в подлунном мире, или может случиться...
       Однако, Брежнев - это Брежнев: для начала, предварительно задокументированная, с его высочайшим росчерком на бумаге, ясность о происходящем должна быть у всех, а вот потом уже будут подписаны официальные документы официальными лицами, типа Косыгина, или Подгорного, или Громыко...
      Выходили из положения так: приехали зарубежные гости, и встречающая сторона, им предоставляет, в числе всякого прочего, программки, где почти все мероприятия расписаны буквально по минутам - 'от трапа и до трапа', что называется. Всему там есть регламент - и деловым завтракам, и экскурсиям... И вдруг непонятный внешне пункт, не предусмотренный ни одним распорядком зарубежных протоколов: 'резервное время'. Что за резервное время?! А есть такое: Леонид Ильич вас примет. Или не примет, если некие обстоятельства будут этому препятствовать. Но 'не примет' - огромная редкость, можно сказать, из ряда вон выходящее событие при заранее оговоренных намерениях сторон, поэтому вскоре весь зарубежный мидовский протокол поставил в своих традициях и порядках зарубку: есть 'резервное время' в программе - ждите, будет вам Леонид Ильич! Но теперь он официальный 'президент', и протокольная надобность в 'резервном времени' отпала сама собой.
      
      В эти дни, по счастью, никого из посторонних и зарубежных гостей не было и не предвидится. Вот, Костя Черненко навестил. Но не своею волей, конечно же, в 'Глицинию' он нагрянул - Брежнев его персонально пригласил! Позагорать, отдохнуть, козла вместе забить, телевизор посмотреть... кое-какие дела обсудить, как без этого?..
      - Слушай, Костя!..
      - Да, Леонид Ильич!
      - Это... Во-первых, что так дышишь тяжело, а? Словно сам в футбол играл?
      - Да... покашливаю немножко. Лекарства забыл принять, скоро пройдет.
      - Но ты там смотри!.. Ты нам живым-здоровым нужен! И мне, и Саше с Володей, чтобы полный комплект бойцов к доминошкам был!.. - Переждав восхищенный хохоток обоих охранников и старательные, но сиплые, смешки своего верного Кости, Брежнев - а он и сам рот до ушей, настроение отличное! - продолжил:
      - А то смотри!.. Если в футбол соберешься играть - меня захватить не забудь! Так уж я сегодня порадовался! 'Спартак' не играл в этом мачте, так я за 'Динамо' болел! Костя, угадай с двух раз - за какое 'Динамо' я болел? А? Что скажешь?
       Черненко осторожно прислушался к хрипам в груди и опять попытался рассмеяться:
      - Леонид Ильич, так я же рядом, в соседнем кресле сидел! Вы болели за Киевское 'Динамо', конечно же. Как и я...
      - Угадал. 2:0 победили, молодцы! Нет, но ты видел, как Блохин с Веремеевым первую банку закатили?! Просто любо дорого! Блохин настоящий герой этого матча!
      - Прекраснейший гол, Леонид Ильич! И второй ему под стать. Блохин вообще большой мастер, вы абсолютно правы. Но ведь и тбилисцы тоже бились как львы! Хороший футбол получился, боевой! А Кипиани-то как играл! еще бы чуть-чуть...
      - Да, замечательный футбол вышел, почаще бы такие смотреть. Погоди, Костя, я вот что... Сейчас я отлучусь... на минуток на десяток... не больше... От силы на четверть часа, а ты пока здесь, на веранде посиди, позагорай, отдохни... Без меня чай не пей, лучше вместе попьем, у меня к тебе разговор. Что?.. Да, верно, сейчас уже не позагораешь - значит, так посиди, вечерним морем полюбуйся. Я только Андрею Громыке позвоню, с днем рождения поздравлю. Я ему обещал, что позвоню.
      Верандой Леонид Ильич упорно именует высокую белую ротонду, которая стоит на коротеньком полупутье от основной дачи к морскому пляжу. Впрочем, и веранда в доме есть, зимой или во время дождя лучше загорать и 'забивать козла' там.
       Брежнев искренне обещал вернуться через считаные минуты к своему верному визави, но... как это нередко случается с власть имущими... особенно, если эта власть велика и неоспорима... Сначала в туалет пришлось зайти, потом очки опять куда-то подевались... потом текст приветствия, референтами заготовленный заранее, чтобы самому голову не ломать над осточертевшими дежурными фразами... А как же Громыку не поздравить? - Обида на всю жизнь! Нет, это исключено, так со старинными товарищами и коллегами не поступают... И чтобы побольше теплоты... Угу... Давай-ка листок сюда... Что, он уже на связи? Сейчас, сейчас... Гм... гм... Дорогой Андрей Андреевич! Дорогой друг сердечный!..
       Поздравление прошло своим чередом, равно как и ответные благодарственные излияния за поздравления. Дикция у Громыко ясная, фразы несколько суховаты, но оно всем привычно - дипломат, все-таки, привык к официальным оборотам речи. А потом, уже без официоза - ничего так... разговорились... У Громыко день рождения, но он даже и сегодня о делах не забывает: доложил о новостях генсеку... теперь уже и Председателю Президиума Верховного Совета... сегодня месяц и два дня, как он официально в новую должность вступил...
      Доложил Андрей Андреевич довольно быстро и коротко, понимая приличия, о наиболее... таких... о самых ярких событиях по своей МИДовской 'епархии'. Да он бы и не стал, но Леня сам спрашивает. У Ливии с Египтом что-то серьезное назревает... вот-вот полыхнет. Похоже, прав Громыко: и дипломаты, и разведка в унисон одно и то же докладывают. Каддафи слабоват против Садата, увы. Да и черт бы с ними со всеми, с египетскими этими африканцами, понимаешь!.. Договор о дружбе, заключенный с покойным Насером, денонсировали, от строительства социализма отказались. А до этого сколько денег и оружия из нас высосали!.. Они теперь с американцами шашни крутят... Ох, уж, Садат этот... Ну, и пусть тогда сами расхлебывают.
      А самой любопытной показалась Брежневу новость об Америке, о Соединенных Штатах. Несколько дней, вернее, ночей тому назад, на восточном побережье, в Нью-Йорке произошла грандиозная авария энергосистемы! Весь Нью-Йорк в одно мгновение остался без электричества! Это было ночью. Витрины погасли, светофоры тоже, уличного освещения нет, сигнализация в банках и магазинах не работает: воруй не хочу! Ну, и преступные элементы не замедлили воспользоваться этим выгодным предложением: грабежи, разбой, поджоги, массовые беспорядки!.. Просто вселенский кошмар!
      - Что?.. Нет, Леонид Ильич, это уже позади, уже днем, четырнадцатого, они там все, в основном, починили, беспорядки прекратились, власти разогнали мародеров. Но - вот так вот!.. Из песни слова не выкинешь - было! Свободное демократическое общество, в кавычках!
      - Как?.. А, да, хороши кавычки. У нас, к счастью, такого нет и быть не может. Ну, что, Андрей ты наш Андреевич, еще раз поздравляю, береги себя, ты нам нужен!..
       Константин Устинович почти наизусть знает повадки своего шефа: Володя Медведев, охранник Брежнева, несущий дежурство на веранде, которая ротонда, выслушал что-то короткое по рации, видимо, от Рябенко, хлопнул себя по карманам - побежал!.. Это у Леонида Ильича очки 'для чтения' закончились или пропали... Нет, меньше, чем за полчаса Брежнев не управится с поздравлениями и прочим, так что можно и самому отлучиться... но буквально бегом, на пару минут... Он успеет, обязательно должен успеть вернуться раньше, а то нехорошо заставлять себя ждать начальству, тем более что Сам специально насчет 'важного разговора' предупредил... Брежнев по пустякам такие предложения не делает! К добру или к худу?..
       Оказалось - еще как к добру!
      Но перед тем, как сообщить ошеломительную, хотя и долгожданную, весть, Леонид Ильич не преминул всласть помурыжить Константина Устиновича, своего бессменного начальника Общего отдела!.. Когда Брежнев, наконец, вернулся на веранду - он вдруг захотел попить чайку... да с незаметными для собственного внимания заедочками... Сладкое полюбил в последнее время: конфетки, мед... Врачи утверждают, что мед не только полезный, но и диетический продукт. Брежнев ест-пьет - и Черненко вместе с ним, потому что его никто никуда от начальства не отпускал. Человеческий организм состоит, в основном, из воды и лишнего веса. Но как тут откажешься? А калории-то не дремлют - вот они, тут как тут, прокрадываются в организм, незаметно для Леонида Ильича!
      Потом Брежнев внезапно вспомнил о делах - с ним это бывает - и пришлось держать отчет по весьма важным вопросам, коротко, сжато - но почти на память, а не по заранее подготовленной справке: вперед, Костя, докладывай, не пропуская ни одного пункта. Хорошо, что как раз сегодня Леонид Ильич в отличной форме: весел, бодр, выспался без таблеток! А ведь это большая редкость по нынешним временам. И Черненко бодр: уже откашлялся, отдышался, хлебнул вволю крымского вечернего воздуха - тоже вроде как полегчало! Охрана отошла подальше, чтобы не слышать разговоров, содержащих военные и государственные тайны, распределилась, говоря охотничьим языком, 'по номерам', оставаясь при этом и в поле зрения, и в секторе наблюдения за подопечными.
      Докладывать пришлось по трем пунктам, но максимально коротко, буквально тезисами, чтобы уложиться в десяток минут, вместе с вопросами, с пояснениями - больше Брежневу не выдержать, вечер, все-таки.
      1. Самое главное дело: о том, как у товарища Челомея движутся дела по так называемой 'транспортной ракете', и движутся ли? Резюме: распечатать и разослать всем членам Политбюро, а также кандидатам в члены Политбюро соответствующие материалы с проектами предложений, организационных, финансовых... Особо заслушать мнение товарищей Устинова и Кисунько.
      2. Второй ядерный взрыв на Таймыре. Подземный ядерный взрыв, экспериментальный, с целью протестировать возможность образования с помощью взрывов природных подземных емкостей для хранения газа. Резюме: в этой связи еще раз предметно, с соответствующими документами заслушать, на соответствующей межминистерской коллегии, возражения норильчан и дополнительно обсудить рентабельность, окупаемость, а также радиационные опасности... если они есть. Или если их нет, как об этом докладывают эксперты на местах от двух предыдущих взрывов.
      3. еще одна коллегия, так сказать, специальная, по совместной линии КГБ и министерства обороны. Завершение дела об некоем Огороднике. Рассылка соответствующих материалов насчет награждения всех лиц контрразведки, причастных к операции разоблачения. А награды, Костя, слышишь меня? А награды чтобы не простые, а боевые. И Грише Григоренко, и Тушину, и другим... Тушин Вадим Тиберьевич - кто это?.. А по линии внешней разведки... И это тоже ратные дела... К примеру, им всем орден не трудового Красного знамени, а боевого Красного знамени! Вот так! Понимаешь, о чем я? Чтобы колодка и планка не сине-голубая, а красно-белая! Что?.. Поделом ей. Как, как ты ее назвал? Марта Петерсон? Скатертью дорога. Насчет награждения - самый приятный пункт. Пусть товарищи на секретариате прочтут вкруговую и одобрят. Либо сделают какие замечания. Все. Фу-х, устал! Теперь о нас с тобой...
       Константин Устинович способен не моргнув глазом выслушивать от Брежнева любые упреки, нагоняи, насмешки... Как будто бы он, Черненко, не понимает унизительные брежневские рассусоливания насчет цвета орденских колодок и планок! Да, Брежнев воевал и у него два ордена Красного знамени, оба с красно-белыми планками, а у Черненко 'Красного знамени' три, но - все три - трудового, то есть, сине-голубые цвета колодок... Потому что Черненко всю войну провел в Сибири. Да, не на передовой, и что теперь? Он тоже там не спал, а воинскую службу нес, но... Поближе просит пересесть. Ну же, ну, не томи?!.. И опя-ять его понесло...
      - И вот еще что, Костя. Ты выясни по Таймыру насчет радиации: как же так? - взрыв был, сильнее чем в этой... Хиросиме... а радиация куда девалась? Что там насчет радиационного фона, там же люди живут?
      - Завтра... сегодня же вечером подготовлю все необходимое по данному вопросу!
       Брежнев ходить вокруг да около более не стал, свои ведь люди, надобно их беречь:
      - Нет. Сегодня ты отдыхай, друг ситный, это не к спеху, поработаешь завтра. А я вот что хотел тебе сказать. Костя! Засиделся ты в заведующих Общим отделом, и я, и другие товарищи хорошо это понимаем, но... - Брежнев сделал многозначительную паузу, обозначив ямочки на дряблых щеках, и у Черненко вновь заколотилось-застучало сердце, как после быстрой ходьбы по 'завидовскому' снегу. - Но! Хоть я иной раз и пошумлю на тебя... для пользы дела... но нет никого лучше тебя, чтобы все эти дела вести, просто нет! Уж я искал и все искали!.. Год с лишним назад мы тебя дополнительно еще малость загрузили, избрав секретарем ЦК: смотрим, взвешиваем - а ты справляешься! Еще и лучше все стало в вашем 'общем' делопроизводстве... Тут мы... время от времени... с товарищами рассуждаем, понимаешь, обсуждаем разные кандидатуры, кого, куда, когда... и созрело мнение, что пора тебя выбрать кандидатом в члены Политического бюро Партии. Что ты на это скажешь, Костя? Не тяжеловато будет с дополнительным весом на плечах? А?..
       Ни один мускул не дрогнул на бронзовой физиономии Черненко, но выдал Костю яркий отсверк в глазах. Брежнев такие вспышки-молнии под чужими бровями без всяких очков выцеливает мгновенно, повидал на своем номенклатурном веку. Это хороший знак, значит, человек готов дальше трудиться и, при этом, понимать, кто ему друг и защита, а кто завистник.
      - Леонид Ильич! Я коммунист! Партия прикажет, я и на райкомовском уровне буду работать изо всех моих сил! И я даже не знаю, что сказать еще... Справлюсь ли?.. Вот мой главный вопрос самому себе. Но я готов выполнять все, что партия велит.
      - Как юный пионер... Ты - справишься. И Юра Андропов, и Дима Устинов, и Миша наш, который Суслов, все о тебе самого высокого мнения. И Косыгин не против. Нам сейчас нужен приток новых свежих сил в Политбюро. Все стараются работать... или почти все... Но некоторые не тянут, как оно положено по должности, выдохлись... Или зазнались, как один наш недавний товарищ... Кстати, как он там на пенсии? Все в порядке у него?
       О Подгорном спрашивает, даже не маскируясь. Пришлось доложить, снова по памяти - она пока верно служит товарищу Черненко, - что с пенсией, с прикреплением в кремлевскую больницу и прочими привилегиями у Подгорного все в порядке, жалоб нет, или пока нет. Большего он, к сожалению, не знает, поскольку между ним и Подгорным нет и никогда не было никаких отношений, кроме чисто служебных...
      - Ну, и хорошо, что не было. Тем более, что он по-прежнему член ЦК КПСС, а это высокое доверие партии для пенсионера, пусть даже Союзного значения. Стало быть, ты не против нового назначения, новой нагрузки?.. А ведь все старые обязанности, слышь, Костя, все старые обязанности при тебе останутся, ты так и знай!..
       Черненко смотрит на пухлый дрожащий палец генсека у себя перед носом и, наконец, не выдерживает, улыбается во все болезненно-желтоватое, словно бы загорелое под искусственным солнцем, лицо:
      - Я не подведу вас, Леонид Ильич! Никогда не подводил, а буду стараться еще больше!
      - А я это заранее знаю, что не подведешь. Ты у нас молчун, больше работаешь, чем языком мелешь... А тут, уж если к слову пришлось, кроме тебя есть у нас кандидаты в кандидаты в члены Политбюро! Один такой... уж так просится, уж такой соловей поет!.. 'Леонид Ильич... да Леонид Ильич!', 'Ах такой вы у нас распротакой, дорогой-любимый Леонид Ильич!', 'Ах, возьмите меня к себе в Политбюро, хотя бы кандидатом!' Нет уж. Ему, Ване-соловью, между нами говоря, и секретарем ЦК многовато будет... было бы многовато, но уж пусть работает: по крайней мере, на своей должности он давно, и свое дело худо-бедно знает. Не ворует, не интригует с кем ни попадя... А там посмотрим.
       Голова у Черненко мягко кружится, как после стаканчика брежневской зубровки... ему бы сейчас прилечь, расслабиться, куда-нибудь на травку, а лучше на кушетку у себя в комнате и просто лежать, лежать... улыбаться, пока никто не видит... Это Леонид Ильич над Ваней Капитоновым подтрунивает, над заведующим отделом организационно-партийной работы в ЦК КПСС. Прав Леонид Ильич, никакой гордости в человеке: так пресмыкаться перед всеми, кто повыше него... Одно дело - уважение к тем, кто старше по должности, это нормально, это необходимо, но вот так вот, как Иван Васильевич!.. А перед своими подчиненными наоборот: просто Иван Грозный, понимаешь, ни дать ни взять!.. Тьфу!..
      - Ваше личное доверие, Леонид Ильич, я - всем сердцем... я - оправдаю! Не подведу, честное партийное!
      - Давай, Костя, старайся. Пойду, отдохну чуток, умаялся. А завтра еще доминошки покрутим! Двое на двое давай попробуем: мы с тобой - и Саша с Володей. А?
      - С удовольствием, Леонид Ильич!
      - В октябре у нас по графику очередной пленум - там все правильно решим, я надеюсь. Подготовка, в основном, на тебе, и держи меня в курсе.
      
       Споткнулись на ровном месте! Уже возвращались на базу 'Гушсай', под Ангреном, но кружным путем, взяли километров полста севернее городишки-поселка, с нуля возведенного, под забавным названием Учкудук, сквозь который почему-то проезжать им было нельзя, погнали всем караваном через плоские предгорья Букантау, чтобы потом уже топить и топить по 'бетонке' до самого Ангрена! И 'топили' по пустынному шоссе под сотню километров в час, покуда не застряли в пробке.
       Для Лука это прощальный пробег: в Ангрене он соберет манатки, получит окончательный расчет, выправит проездные и иные документы (характеристику 'с места работы', Козыревым подписанную - НЕ ЗАБЫТЬ!!!), с оказией добраться до Ташкента, это несложно, ребята обещали подбросить... И на самолет, в Москву. А оттуда поездом в Питер. До сегодняшнего дня Луку все как-то хотелось оттянуть неизбежное расставание с грозной и ставшей почти родной пустыней Кызыл Кум, а тут вдруг... когда застопорились на дороге... вдруг засвербело внутри: скорее бы! Домой, в Питер! Ну, когда же?!.. Ох-х, а где он там, дом, в Питере том?.. Что-нибудь придумает...
       Откуда взяться транспортной пробке в пустыне?! А она есть, факт налицо! То ли происшествие, то ли спецоперация какая-нибудь... Впереди очередь из самых разномастных машин и телег - метров на триста-четыреста! Но все до единого - гражданские моторы, военных там нет. Через триста метров дорога сворачивает за невысокую скалу, и дальше ничего не видно, однако оттуда слышен какой-то глухой шум... гул... Искандер и Лук вызвались пройти и посмотреть. Можно, только осторожно: чуть что - бегом назад, к машинам! Понятно?
      - Понятно! Мы быстро! Толик, и ты с нами? Пошли!
       Сходили, посмотрели. Для Лука, да, пожалуй, и для Искандера с Толиком, все увиденное - диво дивное, чудо расчудесное! На дворе с самого утра висит-дрожит жара, хорошо за тридцать, уже под сорок, бетонная дорога впереди - в одну сторону, которая сзади, пустынна, плывет и колышется аж до самого горизонта, а оттуда сюда - точно такая же автомобильная пробка из встречных автомобилей! А между ними, между пробками - прямо поперек бетонному шоссе и поверх него - ревущий, просто бурлящий поток воды коричневого цвета! Откуда он такой взялся???
      - А я че, справочное бюро? Лук, мне-то откуда знать? Вон, у Толика спроси!
       Но и Толик в ответ улыбается кроткой улыбкой и плечами пожимает. Все трое - и они далеко не одни - стоят на берегу странной реки, ни на каких картах не обозначенной: народу на странном берегу человек этак с сотню... Нашлись знатоки, помогли справкой:
      - Это леднички растаяли, с гор к нам потекли.
      - А надолго это?
      - А черт его знает, не каждый год случается! До завтра - уж точно водичка не иссякнет. Придется ждать.
      - А почему ждать? Вроде бы неглубоко, человеку по колено, и если не легковушка, то грузовик уж точно вброд перейдет!
      - Да ты что! А ты, молодой человек, сам попробуй, подойди поближе - и вперед!
       Мужик, сосед по толпе, который взялся с подначкой отвечать Луку, возрастом где-то под полтинник, судя по левой, в сравнении с правой, загорелой руке и по шлепанцам на босу ногу, еще по ряду мелких примет - коллега Искандеру и Толику, профессиональный шофер. А речь вполне интеллигентная, да еще без матюгов.
       Лук поэтому не стал язвить в ответ, спорить, взглядом сверлить - шмыгнул носом и пошел к новоявленной речке. Уже в шаге от воды его решимость послужить первопроходцем резко поубавилось: булыги в воде, размером с пудовую гирю, поток гонит вниз по течению как резиновые мячи! И вода стонет-рычит не шибко-то миролюбиво... Но Лук не любит сразу же отступать, без большой конкретной угрозы... Лука вообще легко брать 'на слабо'! Сделал еще шажок, осторожно протянул руку - в воду макнуть... Ой, мама!.. Н-на фиг!.. Последние слова Лук выкрикнул в голос и быстрым шагом назад, к своей 'референтной группе' собеседников.
      - Ну, че?
      - Что скажешь, вьюнош дорогой?
       Лук примирительно ухмыльнулся в ответ подначивающим улыбкам шоферюг, своих и чужого:
      - Чего, чего... Ледоход - это взбесившийся от скуки ледостав. Руку едва не оторвало, такое течение сильное! И вода просто ледяная! Значит, точно, ледниковая! Ну, что, двинулись назад, мужики? А то начальники нам сейчас, наверное, уже нахлобучку готовят.
       Луку три с лишним месяца назад, здесь же, в пустыне, исполнилось двадцать лет. Искандеру двадцать седьмой давно уже идет, Толику двадцать три с чем-то, но Лук то и дело сбивается на лидерские повадки: предлагает, отвергает, призывает... Руководит, в общем, несмотря на то что его должность младшего техника - в экспедиции самая маленькая. И как ни странно - такие замашки приносят свои плоды: не всегда, но часто его старшие приятели-шоферы поддаются Луковскому влиянию. Вот и сейчас: кивнули согласно и пошли все вместе к машинам, начальству об обстановке докладывать.
       Конечно же, и главный начальник Козырев, и младший командир Козюренок не примут на веру слова простонародья, в лице младшего техника и двух шоферов, сами пойдут перепроверять добытые сведения, делать-то все равно нечего, но это уже их забота, они начальники, у них голова большая, пусть они и решают, что там дальше.
      - А мы пока лежа отдохнем, в тени грузовика! Лук, слушай!
      - Слушаю.
      - Надо отвечать: слушаю и повинуюсь!
      - Чиво, чиво ты брякнул?..
      - Ты что, про Аладдина не смотрел?.. Ну, ладно, что ты сразу в бутылку полез, как тот джинн, я же пошутил. Я - наоборот, хотел спросить про Ленинград...
      Лук тотчас перестал щетиниться, примирительно кивнул Искандеру:
      - Джинн из бутылки - лютая настойка. Особенно столетней выдержки. Давай спрашивай, все, что смогу - отвечу.
       Начальники совещались недолго и дружно решили: нечего тут высиживать: надо разворачиваться, потом доехать до развилки, а там южнее, забирая, сделать крюк - это километров шестьдесят, и на другую дорогу, там их несколько на выбор...
       Больше всех были недовольны шоферы: талоны на бензин есть, но это дефицитный товар, продать можно, если правильно отчитаться, а как тут 'правильно' отчитаешься, когда такого кругаля давать! Лучше бы подождать на месте сутки, или даже двое... Куда спешить, спрашивается? Но Лук, хоть и втихомолку, одобряет решение на объезд, ему уже не терпится в Питер! А бензин - пусть Маматов, Искандер и Толик с этого подкармливаются, Лука не колышет: 'Мне быт не свят!'
       Хороший народ в Узбекистане. Лук здесь всяких успел повидать, и русских, и не русских, и узбеков, и таджиков, и немцев, и татар, и даже греков... Такой шурум-бурум из национальностей намешан... И порядки хрен знает какие, от Советской власти весьма далекие иной раз... Едут они, предположим, по бетонке, видят населенный пункт, совхоз, под гордым названием 'Путь к коммунизму'. А надо продуктов купить магазинных, в том числе и пару бутылок водки... Вроде бы как и не пить на сей раз, но в виде жидкой валюты, на распровсякий случай... А время неурочное, воскресенье, магазин закрыт. Да фигня! Геологи народ опытный: шу-шу, а где у вас, а кто у вас... Постучались в калитку добротного дома: там живет магазинщик, при нем две тетки, типа, двоеженец, как успели на него настучать сельчане... Важный такой, фигура в местном сельском бомонде! Бровью повел, одной жене ключ бросил - побежала, открыла, продала... Вот такой вот местный путь ко всеобщему коммунизму! А все же, все вместе - нормальный народ! Лук всегда, спустя многие десятилетия, вспоминал эти места и людей - с теплом на сердце!
       Нет, но это потрясающе! Искандер не нашел ничего лучше, как спросить об уровне радиационной опасности в Ленинграде! То, что они вдоль и поперек изъездили пустыню, собирая образы радиоактивного грунта на урановых месторождениях, это ничего! Искандер ведет грузовик, кузов которого доверху, почти до самого тента набит ящиками, каждый из которых излучает радиацию: только радиометр включи - так застрекочет! А ему ленинградскую радиацию подавай! Но Лук сделал серьезное лицо, как давеча Искандер, слушая про змею, а Искандер спрашивает... вернее рассказывает страшилку, историю, которой сто лет в обед! А Лук-то все удивлялся доверчивой 'змеиной' аудитории!.. А она - вот она!
      - Ну, короче. Как люди мне рассказали, так и я пересказываю. Короче, прилетели туристы в Ленинград. А туристы эти были японцы. С тех пор, как у них во время войны пол Японии выкосило атомными бомбами...
      - Точно, что пол Японии?
      - Ну, этого я не считал, Лук, чего ты к словам придираешься. Может, поменьше, с миллион, или два. Все равно много! Половину взрывом поубивало, а другие от радиации умерли. Поэтому в Японии по закону у каждого должен быть при себе этот... Ну, вот как у тебя, когда вы с Козюренком камни ищете, только поменьше, карманные такие.
      - Счетчики Гейгера.
      - Во, типа того. Короче, привезли их на Дворцовую площадь, сфотографироваться. Они вылезают такие, потом - бац! - счетчики достают. Один, другой, пятый десятый... Все достали свои счетчики и уставились на них. А экскурсовод стоит, такой, понять ничего не может. Постояли с минуту, потом, ни слова ни говоря, загрузились в автобус - и в аэропорт! И больше их в Ленинграде не видели. Как считаешь - правда это или нет?
      - 'Хохотало эхо ядерного взрыва'. Нет, вранье. Народу там действительно тьма погибла, особенно в Хиросиме. Нам в универе целую лекцию прочитали, я кое-что запомнил, не все, правда... В Хиросиме и в Нагасаки погибло в общем итоге более двухсот тысяч человек. В Хиросиме за одну только первую секунду взрыва было убито народу - тысяч под сто! Но только вот какая штука!.. Уже через несколько лет, года через два или три, японцы отстроили эти города и продолжили там жить. Не боясь никакой остаточной радиации.
      - Ты что, серьезно?
      - Так нам рассказывали. Ребята с филфака... с филологического факультета, где языки изучают, говорили, что специально спрашивали у японцев насчет этого. Те подтвердили, и радиометров никто у них не видел. Да ты на себя, погляди, Искандер, дорогой! Сам, редиска, на ящиках с радиацией спишь, а сам во всякую фигню веришь! Впрочем, у нас в Питере тоже есть подобная байда, новая 'мода' на страх родилась, чуть дождь - у многих паника: дескать, в Ленинграде... да и не только в Ленинграде, особо опасные радиоактивные дожди! Точно такая же дурь, как с японскими счетчиками Гейгера!.. Ах, да, я еще забыл про одну популярную мульку: сын-моряк приехал на побывку... предположим, в Ангрен...
      - А почему сразу в Ангрен?
      - Хорошо, в Ташкент или в Новосибирск. А он уже лысый и в постели с подругой ничего не может. А через год присылают сообщение о безвременной кончине. Потому что служил на атомной подводной лодке!
      - И че, думаешь неправда? А у меня у шурина друг тоже на подлодке плавал, так он рассказывает...
      - Искандер! Все рассказывают. И все врут. Посмотри на наших начальничков: они уже четверть века по пустыне радиометрами щелкают - и все как огурчики! Козырев вообще на молодой женат.
      - Так Козырев от радиации водкой предохраняется! Вот и жив-здоров, и нам пример.
      - Угу. Мне в этом смысле больше пример Козюренка нравится: не пьет и при этом живчик! У него на девок молодых усы так и шевелятся!
      - Хм... тоже верно. Эх, елки-палки!.. Куда ни плюнь - все врут, что в газетах, что по телевизору! Где правду искать?..
      - Нет больше 'Правды', 'Советская Россия' продана, 'Известия' не поступали, остался 'Труд' за две копейки и 'Советская женщина' за полтинник.
       Старый анекдот, но все с готовностью посмеялись.
      - Так что, Искандер? Добросишь меня до Ташкента? Если нет, заранее скажи, чтобы потом не дергаться, что я на рейс опоздаю.
       Не опоздал.
      
      
      Г Л А В А 12
      
      Бокс - это драка выродок. С самого раннего детства я так считаю, лет, этак, с семи-восьми! Еще сызмала родилось в моей душе тягостное недоумение, переходящее в негодование, которое не ослабло до сих пор и, вполне вероятно, пребудет со мною навсегда: вот, показывают в кино или по телевизору спортивные состязания: проходит боксерский поединок, бой тяжеловесов. Каждый из мужиков-поединщиков (их двое на ринге) около центнера весом, перчатки на кулаках едва не лопаются, лица тоже боксерские.
      Между прочим, если обсуждать конкретных мастеров бокса мирового уровня, то мне больше всего по душе трое: Кассиус Клей, который с некоторых пор стал Мухаммедом Али (здесь мы с Микулой единодушны, в остальных молотобойцах не совпадаем), отчаянный Джерри Кварри и наш Игорь Высоцкий, с его острыми надбровными дугами...
      Итак, вышли эти абстрактные двое мужиков на ринг и уже машутся в полную силу. И вдруг какой-то колпак-чувачок - тем двоим ростом до подмышек, горбатый, толстый, плешивый - командует ими на ринге как хочет! То свистит, то кричит, увидит, что один другого одолевает - обязательно вмешается, дабы испортить радость победы, не позволить добить лежачего! А они, каждый из них, вместо того чтобы дать ему в пятак, чтобы он утих - слушаются, не то ведь он их оштрафует... Вот она - власть вещей и денег над человеческим духом. Это нечестно, я полагаю, неспортивно. Да только нет никому никакого дела - что и как я по этому поводу считаю, мелкая человеческая пылинка, утонувшая в бесконечности времени и пространства... А пылинка эта перемещается в данный момент вечности по воздуху - из Ташкента в Москву.
      Сижу, такой, глазею в иллюминатор на облака внизу, на синее небо вокруг - и это меня настраивает... хотя, правильнее будет сказать - сбивает на философский лад, о чем бы суетном я ни задумывался. Ну, например, Большой бокс... Или вообще спортивные состязания, 'большия и малыя...', или непременный их атрибут: феномен спортивного "боления". При этом, подчеркну, Большой Спорт, как весьма заметную часть общечеловеческого быта, я не люблю и считаю, что глупее Большого спорта лишь его достижения. И вообще такое словосочетание: "Большой спорт" - это окси(ю)морон, типа "белой тьмы" или "жаркого льда". Но... Слишком уж далеко уплывать от реальности в отвлеченные абстракции не стоит, разум еще послужит мне, и он готов это делать.
      Давным-давно, года полтора назад, посчастливилось мне посмотреть в 'Кинематографе' старинный фильм: "Ночные гости" ("Вечерние посетители", с несравненной Арлетти в главной роли), снятый в оккупированной фашистами Франции в начале сороковых годов двадцатого века. Время действия - средневековье, сюжет - мистика.
      По ходу сюжета, владетельный барон задает в своем замке роскошный пир, посвященный предстоящему бракосочетанию своей дочери с высокородным соседом - и гости благодарно жрут. Однако, гостеприимный хозяин понимает, что "не хлебом единым", что надобно развлекать гостей музыкой и спецэффектами. И вот, некий приглашенный для организации развлечений тип выстраивает перед гостями бродячую труппу карликов-уродов, снимает с них капюшоны, дабы изувеченные лица их, а также нелепые фигуры были видны во всей "красе" - и гости начинают смеяться, простодушно, весело, до колик.
      Очень хорошо помню, как приятно мне было осознавать, что я выше, культурнее и толерантнее к чужим недостаткам, нежели эти хохочущие недоодухотворенные ублюдки...
      Мне бы тогда вынуть бревно из своего глаза!.. Потому что, с детства не любя этот пресловутый Большой Спорт, я при этом бываю зритель и болельщик. Стыдновато за себя, но факт.
      Большой спорт... Большая Ущербность, елки-палки. Аналогия полная. О, нет! - при всей моей непоследовательности, я не всеяден в спорте, не нужны мне всякие там хоккеи на траве, дзюдо, пинг-понги, велосипедные гонки! Футбол и хоккей - также стараюсь не смотреть и почти не смотрю. Но мне подавай танцующих гиппопотамов - Сумо (есть в Японии такой довольно странный вид борьбы), театр одного домкрата - Штангу, и, конечно же, Профессиональный Бокс. Все это, разумеется, в супервесовых, в самых зрелищных категориях.
      Что разумом перед самим собой вилять?! - бедолаги-спортсмены потеют, надрываются, калечат себя и коллег всего лишь ради моего развлечения, и только! А я, вместо того чтобы пристыдить мировую спортивную общественность во главе с неким Кубертеном, их к тому поощряю, требуя экстремальных зрелищ! Хорошо, хоть денег не плачу за личное присутствие на зрительских трибунах... Да и откуда у меня деньги?! Тех, что на сберкнижке - хорошо бы хватило, пока я куда-нибудь на работу не устроюсь... О чем это я... опять уплыл в сторону... Спортсмены рвут жилы, чтобы меня, зеваку-зрителя развлечь, и чтобы добиться для себя славы, денег...
      Или кто-то не согласен? Или мы все - зрители, спортсмены, тренеры, судьи, барон Кубертен - кому-то там постороннему доказываем беспредельные возможности человеческого организма и фармакологии? Чушь!
       'Беспредельные'... - ну и словечко! Есть в нашем обществе целые социальные прослойки, где слово 'беспредел' - одно из самых ругательных, хуже матерщины...
      Ну, и, если уж пошла речь о рекордах, что там с запредельными возможностями организма?! Не уверен, что человечество, даже выборочно, в лице своих рекордсменов, сумеет прыгнуть без шеста на пять метров вверх, пробежать стометровку за три секунды (разве только марсиане очень подначат бегунов поджопниками из лазерных бластеров), или, к примеру, оно, человечество, сможет само запугать недружелюбных пришельцев, тех же марсиан, новомодным бодибилдингом... особенно женским... Мда... Почему-то мне кажется, что тот средневековый барон из старого французского фильма и его развеселые гости легко бы адаптировались в сегодняшнем дне и рассуждали бы о духовности почище пресловутого Кубертена!
      Игровые, не рекордные виды спорта, типа бокса и штанги, уродливы не так явно, поэтому обречены и дальше жить вместе с нами, с жадными до зрелищ зеваками... За деньги, естественно.
       'Хлеба и крови!'
       Когда обед раздавать будут? - Стюардессы-бортпроводницы едва шевелятся!.. 'Терпение!' - как говаривал кардинал Мазарини королеве Анне Австрийской! Я ведь, в данную минуту вечности философ: могу и о феномене "боления" порассуждать, коротая время бесполезными умствованиями, если уж не заснуть и не поесть...
      Итак, начинается игра, соперничество двух команд, или двоих единоборцев (футбол, бокс, теннис, домино, шахматы, да что угодно...) Знать никого я не знаю, мне все равно - "Днепр" бурлит предо мною, или всего лишь "Динамо", просто мне в этот час почему-то не избежать их присутствия на экране: геологи собрались обедать всей полевой командой, все скопились в одной комнате, и мне деваться некуда. Вынужден смотреть. Но я уже знаю по опыту, что сейчас наступит миг... Магический, странный момент, без преувеличения чудесатейший из мигов жизни человеческой, - когда чужой пыхтящий, потеющий и сопящий мирок в поле моего зрения вдруг(!) перестает быть симметричным: вон тот поляк в белых трусах - пусть отметелит того ямайского негра в красных! Забей его в кляксу и победи! Еще! Брататься с соперником и секундантами соперника - это на потом! Еще! Добивай!
      Это называется: я "заболел".
      Стук ложек-вилок, звон тарелок, мухи над лагманом, чужой диалог, на узбекском ли, на русском, даже вполголоса - все меня раздражает! Отвечаю невпопад, мышцы по всему телу напряжены, волнуюсь - аж слюна летит! - лишь бы вон та красно-белая шайка homoногих пинала по мячу точнее этих, одетых в трусы и майки другого, сине-белого, цвета. Либо наоборот! Чудо? - чудо. Глупость? - гм... Да, но я и не оправдываюсь... Однако же мне воистину любопытен странный механизм появления той странной "искры", которая отделяет - для меня, для моего сознания! - случайных "наших" от случайных "чужих". Одновременно присутствуют два разновекторных движения моего разума: четкий эмоциональный выбор по случайным признакам - и критическое осознание глупости самой эмоции и самого факта этого выбора, только что случившегося со мною и с вами. Именно что глупости! Ну не от разума же "болезнь" сия!
      Наверное, такие же фокусы сознание с подсознанием проделывают, переплавляя мое или ваше либидо во влюбленность...
      - С молоком. Да, кофе с молоком. Спасибо! - Обед невелик, но достаточен, чтобы перенастроить мысли на более созерцательный лад... Так и задремать недолго... и хорошо бы! Чертовы облака! Всю землю заслоняют, ничего внизу не рассмотреть!
      Если бы у меня была возможность, подобно птице, летать когда, где и сколько хочу, да еще в комфортных условиях (но без механических летательных посредников камерного типа, вроде нашего ТУ-154), уж я бы попутешествовал над Землей: с севера на юг, с запада на восток, повыше, пониже и сикось-накось - куда глаза глядят, под настроение... И не исключено, что я бы много и часто смеялся увиденному и осмысленному.
      Например, границы. Их нет на реальной земной поверхности, в отличие от изображения на географических картах... На самолетах? Да, летал, смотрел, вот и сейчас лечу-смотрю, но здесь, сквозь иллюминатор и громкую заботливость бортпроводниц, в кресле сидючи, я, скорее, осознаю полет, нежели чувствую и вижу...
      А ведь границам, самому факту существования границ, я бы как раз и смеялся... Мамма дорогая! Что есть такое - эти дурацкие кордоны-рубежи?! Пять тысяч лет назад - где проходила граница между Францией и Германией? Ну, хорошо - а тысячу лет назад? Вопрос заведомо абсурдный. Но если поближе? Лет двести-триста назад?.. Минуточку! Так двести или триста? В зависимости от даты - и ответы будут разниться. И еще: на нашей высоте десять километров мы пролетаем над нашей суверенной советской территорией?.. Или она уже ничья, высота эта? По логике вещей, вспоминая американского летчика Пауэрса, и двадцати километров мало, чтобы попасть в стратосферную заграницу... на нейтральную воздушную полосу. А если тридцать? Пятьдесят? Пятьсот пятьдесят километров над уровнем моря? Надо будет у Микулы спросить: он либо сам что-нибудь такое помнит, либо у отца переспросит...
      Про мою Советскую Россию и весь Советский Союз - вообще молчу: самая стабильная ее граница, по земли и по воде, ста лет не продержалась; да и вообще! - иные морфологические ударения в иных словах тверже и определеннее стоят, нежели государственные границы всех стран мира. Недавно только я отучил себя говорить тво́рог вместо правильного творо́г. И 'булка хлеба' - тоже так больше не говорю, сие удел Москвы и Павлопетровска, а я уже питерский!
       Вот я, конкретный я, сейчас конкретно лечу и думаю: скажи какой-нибудь Юрий Жуков из телевизора, что сегодня, и завтра, и через сто, и через тысячу, и через пять тысяч лет граница между США и Канадой ( Швейцарией и Италией, ГДР и ФРГ) будет все та же, что и сейчас, в 1977 году - не то что я, но даже американский Джимми Картер с этим... с Пьером Трюдо из Канады смекнут что к чему и захихикают недоверчиво. А я их правильно пойму!
      И в данную минуту мне забавно до слез наблюдать из надоблачного поднебесья, как там внизу людишки-комаришки чего-то рассчитывают, строят планы, прогнозы, пьют за будущее и пересматривают прошлое, пашут нейтральную полосу, а того и не ведают, что за каких-нибудь два с половиной десятка веков даже от некоего Экклезиаста Соломон Давыдыча одно только имя осталось, без возраста, гражданства и размера сандалий... А ведь как он пари́л идеями своими, мудростью своей, как пари́л... Но здесь я с ним, пожалуй, готов согласиться: думать о вечности свысока, мыслить неспешно глобальными категориями - это приятно, улыбка сама наворачивается на гордое чело.
      Единственное плохо: любая падлоносная мелочь, типа заживо гниющего мусоропровода в парадняке, липкий мотивчик из переносного магнитофона, или заноза под ногтем - мешают настроиться на философский лад, распыляют в никуда и без того жалкие крохи времени, доставшегося нам, смертным, во временное пользование. Сколькожечертпоберионможетхрапеть!!! Жирдяй хренов... Представляю, каково приходится тем, кто в соседнем кресле сидит!.. Неужели когда-нибудь и я вот так растолстею, поседею, и мне стукнет сороковник... Ничто не может скрыть или замедлить процесс чужого старения... А как насчет своего - замечу ли?
      Еще час с небольшим - и Москва! Но в Москве я долго не задержусь, день, от силы два, потому что июль почти закончен, впереди август, и все мои заботы, планы, волнения - там, в Ленинграде! А в Москве у меня только одно дело, кроме традиционного визита на Красную площадь: звякнуть Тимофеевым, с попыткой дозвониться до Микулы... И, если повезет с этим - встретиться, конечно! Хвастаться, вроде бы, как бы и нечем, но все равно... Микула поймет, насмешничать не станет. Кстати, а его какого черта в армию понесло?! Отец не мог отмазать, что ли?.. А может, Микула и сам не захотел откосить, вроде как из высокого патриотического принципа... Три двушки заготовлены заранее, авось... Но это все лирика, главное дело впереди, на грядущие месяцы-недели - обустроиться в Питере. Где??? - Вот вопрос вопросов. Сначала надо попытаться в общежитии на Детской, а там видно будет. В июле в общаге должны быть свободные места, с большим запасом, но... на каком основании внедряться? По 'нелегалке', типа, с чужим пропуском?..
      
      - Сегодня у нас какое, пятнадцатое?
      - Да, Леонид Ильич, пятнадцатое августа, понедельник. Через час двадцать минут приземлимся в Москве. Полет проходит штатно, без происшествий.
      - Это очень даже хорошо, что без происшествий, происшествия нам не нужны. Но я в Москве ненадолго задержусь, буквально дня на три, на четыре... И вообще не стал бы отпуск прерывать, но есть такое слово: надо! Я обещал товарищу Тито встретиться с ним, обсудить кое-что, дела международные, и эти... торговые... Награду ему вручить... этот... Володя, напомни, я еще вчера тебе говорил... этот...
      - Орден Октябрьской Революции, Леонид Ильич!
      - Да, точно, Октябрьской Революции. А потом обратно в Крым, отпуск догуливать буду. Мне по закону положены тридцать восемь дней отдыха? - положены, вот я их и отгуляю. Тем более, что и там покою мне не дают, словно целину пахать заставляют. А куда денешься - работешка такая. Мне тут Галя Дорошина рассказала между делом, я поручил проверить... Слышал эту историю, Володя?
      - Какую, Леонид Ильич?
      - Этой весной, на острове... Как его...
      - Испанская территория Тенерифе, Леонид Ильич. Двадцать седьмого марта.
      - Во-во. Шестьсот погибших!.. Представляешь себе?
       Медведев понимающе кивает. Он уже дважды слышал от Леонида Ильича упоминание об этой чудовищной катастрофе: в конце марта, сразу же, после того как это произошло, и этим летом, когда они в Крым летели. Беспокоится Леонид Ильич, хотя раньше полетов никогда не боялся. Хорошо хоть, не развивает эту тему, вспомнил и тут же опять забыл.
      Глава брежневской охраны Рябенко спит в специально отведенном для этого закутке, отдыхает после суматохи двух последних суток, вызванной тщательной подготовкой к предстоящему возвращению в Москву. Предусмотреть необходимо все: дорогу в аэропорт, безопасность внутри самолета, безопасность в воздушном пространстве, дорогу из аэропорта... И все время на ногах! И каждый чих проконтролировать лично!
      По всей трассе следования, от Крыма и до Москвы, для любого непредвиденного случая в дороге, должны быть заранее подготовлены отделения милиции, с заранее мобилизованным личным составом, а также, медицинские учреждения с обязательным стационаром, с отдельной палатой и дежурным персоналом наготове, телефонные пункты со всеми необходимыми видами связи, вплоть до телетайпа. На длинной трассе должны быть подготовлены целых три медицинских стационара, в начале пути, в конце и где-то посредине. Но и этого недостаточно, когда речь идет о подготовке безопасного маршрута столь высокого уровня: есть основной маршрут, о нем знают немногие - по пальцам перечесть, даже в окружении охраняемого лица, а есть парочка запасных, подготовленных с такою же неусыпной тщательностью. Александр Яковлевич по-прежнему здоров и вынослив, но он человек, и у него есть предел физических сил! Володя Медведев на то и заместитель, замещает, чтобы ему вовремя и загодя отдохнуть, а потом вовремя и до нужного момента сменить... Почти трехчасовой полет до Москвы - с точки зрения личной охраны - самое безопасное время для 'подопечного', стало быть...
      - А где Чазов наш, Евгений Иванович?
      - Он в Москве, Леонид Ильич, готовит все к вашему прибытию. Сейчас, наверное, уже во Внуково.
      - А Саша Рябенко где? Спит?
      - Так точно, Леонид Ильич! Разбудить?
      - Не-ет! Ни в коем случае, пусть отдыхает, он заслужил! А мне, вот, чего-то не спится. Думаю, может... Когда мы прилетим, напомни?
      - Через час семнадцать минут, Леонид Ильич, идем строго по расписанию.
      - Угу. Думаю, может, козленка пока забьем, пока время есть?
      - Как скажете, Леонид Ильич!
      - Хорошо, так и сделаем. Володя, ты сходи за домино, и мы пересядем вон туда, к тому столу, где два дивана, чтобы все уселись. И позови... Кто у нас сейчас бодрствует из охраны?
      Медведев Владимир Тимофеевич, неофициальный первый зам Рябенко, отвечает без заминки, мгновенно, словно бы заранее предвидел вопрос:
      - Отдыхают Валера Жуков и Валера Пестов. Бодрствуют Володя Собаченков, Володя Богомолов, Курпич Игорь и Володя Пещерский.
      По установленной форме ответов Медведев обязан назвать прикрепленного офицера полным именем и по воинскому чину, да только отвечать так Брежневу, когда тот расслаблен и добродушен - это себе дороже: как раз нагоняй получишь, мало не покажется!
       Брежнев помолчал, подрожал брыльями, весь в недолгих раздумьях:
      - Угу. Вот, двух Володь и давай, Собаченкова и этого... Пещерского Володю, и сам третьим Володей садись, напротив меня! Чего смеешься?
      - Все Володи оказались, Леонид Ильич.
      - А-а... Да, кстати говоря. А то, что Ванька Жуков отдыхает, так оно и к лучшему: бывало, так лупцанет доминошкой, что, кажется, вот-вот стол вниз провалится... Поэтому пусть отдыхает.
       Офицера охраны Жукова, настоящего русского богатыря, шебутного и не очень-то дисциплинированного брежневского любимца, зовут Валерием, но Брежнев предпочитает Ванькой называть, видимо, руководствуясь осевшими в памяти осколками чеховских рассказов... Брежнева никто не поправляет.
      - Погоди, Володя, ты куда уже помчался? Я еще не договорил, а он уже... это... Вот что я хотел спросить, узнай там у референтов... или у пилотов... Где проходит граница Советского Союза - на какой глубине, в воде, если это море, и где на воздухе? На сколько километров вверх поднята наша граница, вот что мне нужно знать. И у других как? У всех одинаково, или у каждого по-разному?
       Лично для себя, по своим предпочтениям, которые никто не обязан знать или выполнять, Медведев больше любит летать на ИЛ-62, который и больше, и комфортнее, да и надежнее, наверное... ну, может, чуть помедленнее 'ТУшек' и чуть менее современный... На сегодняшний рейс выбран ТУ-154.
       Все предусмотрено в этом авиалайнере для комфортных полетов первых лиц государства: рабочая комната для генсека, комната отдыха для него же, салон для свиты и обслуживающего персонала: врачей, охраны, стенографисток, машинисток, помощников, референтов... Аэробус может вместить до двухсот пассажиров, но борт ?1 почти всегда принимает гораздо меньше: редко когда пятьдесят человек, а сейчас и того не будет, сорока не наберется. Есть даже буфет и отдельный маленький салон для членов Политбюро. Но сейчас этот салон пустует, и там спит на диванчике Александр Яковлевич Рябенко - ему сегодня (да и обычно, если на борту больше нет никого из 'высоких' сопровождающих генсека, ранга секретарей ЦК) позволено. Референты заметались, застигнутые врасплох брежневским вопросом насчет предельной высоты воздушных границ... 'Ландыш', срочно!..
       Пока товарищи офицеры, Леонидом Ильичом выбранные в партнеры по домино, себя в порядок привели, пока Медведеву коробочка с домино в ладонь прыгнула - на все про все одной минуты хватило, да и ее не прошло! А звоночек из брежневского кабинета уже звенит, Медведева к себе требует... вот ведь нетерпеливый какой!.. Поступил ответ с 'Земли': граница, проходящая по воде - продолжается вертикально вниз, до самого дна. По воздуху же - подобного документа, признанного международной юрисдикцией, обозначающего верхнюю государственную границу, пока не существует. Де факто она примерно сто километров, то есть, самая нижняя из возможных орбита искусственного спутника Земли. Американцы считают, что это должна быть высота порядка пятидесяти американских миль, около восьмидесяти километров. Наши ученые предполагают, что эта граница должна проходить несколько повыше, примерно в ста километрах над уровнем моря.
      - Так это не порядок получается, граждане дорогие! А также господа! - значит, надо Андрею Андреевичу Громыке поднять этот вопрос в ООН и настоять, чтобы по нашим расчетам устанавливали границы, а не по американским. Кто в космос первый полетел? - мы, наш советский Юра Гагарин! А они будут тут еще свои правила нам устанавливать! Что стоишь, Володя... который Медведев! Вон вас сколько Володь выстроилось! Сели дружно! Медведев Володя напротив меня, а ваша пара Володей напротив друг друга... Руки прочь, товарищи офицеры, я сам размешаю.
       Ну, и, спрашивается - не все ли равно Леониду Ильичу, против кого ему соревноваться, доминошного козла забивая?! Но и Рябенко, и Медведев отлично знают: нет, не все равно! С секретарями ЦК, с членами Политбюро (пусть и не со всеми подряд, там тоже все не так просто) - можно играть! С охранниками, с шоферами, с садовником - да! - присаживайся, родное сердце, только знай свое место и громко не стучи костяшками по столу! А вот Мазурову не бывать за таким столом, и Демичеву, и Капитонову!.. Тот же Подгорный - раньше: да, Коля, вперед, заходи с пусто-пусто! А нынче: заслуженно отдыхайте, товарищ Подгорный! Косыгин - сам к доминошникам не сядет, и Суслов тоже. Пельше не умеет. Референты, помощники, спичрайтеры - счастливы были бы войти в эти немудрящую игру, пусть даже на положении 'забитых козлов' - но им не по росту, не по чину! Поесть бок о бок, запросто, без чванства, за одним столом с каким-нибудь, там, Александровым, который Агентов, со своим любимым придворным фотографом Мусаэльяном, он тоже Володя, между прочим, - это запросто! Приблизиться к ним же на расстояние вытянутой руки, с семью черными костяшками в генсековской ладони - у-у!.. Нет, это будет должностное панибратство, а не демократическое братство доминошников.
      Вот такие у нас тонкости-хитросплетения народно-кремлевской табели о рангах!
      
      Лука приняли в обеденно-доминошное братство далеко не сразу. Бытовка небольшая, но чтобы разместиться и погреться в сидячем положении всей бригаде места хватает, а у 'доминошного' стола уже тесно, даже зрителям не воткнуться.
      Есть в Ленинграде такая организация: СМУ-19 'Ленметростроя'. Лук теперь там и работает, в трудовой книжке он каменщиком записан, по факту - простой разнорабочий. Устроился в самом начале осени, когда окончательно рухнули надежды на восстановление, когда из стройотрядов и с каникул в общагу на Детской улице широким потоком стали возвращаться студенты, на свои законные места... Луку там жить больше негде. Но ведь надо же как-то перекантоваться до призыва... или до следующего лета, работать... Лук мыкнулся туда... сюда... нашел первую попавшуюся вакансию, обрел трудовую книжку... Предоставили общагу. Если судить по университетским нормам совместного проживания, то условия на Благодатной 47 просто королевские: комната на двоих. Небольшая, метров тринадцать. Удобства на этаже, как и в универе. Сосед у Лука - его товарищ по бригаде, Володя Габрусенок, из Белоруссии, каменщик 4-го разряда (а у Лука всего лишь второй), два года как дембельнулся.
      Ну, что ты, судьба в полоску, долго будешь меня испытывать?!
      Полутора месяцев не проработал разнорабочий каменщик Лук - прибегает комендантша по этажу: военкомат тебя обыскался, во всесоюзный розыск объявили! Держи повестку! И не вздумай на этот раз!.. Не врет, стервоза, про всесоюзный розыск ему еще родители сообщили, изрядно встревоженные... Пришлось успокоить: повестки затерялись где-то в песках Кызылкумов, теперь, вот, еще одна... Луку тошно идти в военкомат, но родителей жалко; опасно также дергать министерство обороны за усы: не только посадят, но и крест на дальнейшей учебе организуют... Пришлось сдаваться, а еще оправдываться, плести всяческую ахинею с пятое на десятое... долг комсомольца... романтика первопроходцев... увидеть своими глазами белое солнце пустыни... просто как-то не подумал, что будут искать...
      А там, в военкомате - подарок... ПОДАРОК!!! - Дескать, поздравляю, хмырь ты болотный-пустынный, проскочил на этот раз... Ступай-ка, товарищ призывник, домой, жди весны, а на осень призыв укомплектован. Но уж весной - просто не сомневайся: по таким как ты умникам, с незаконченным высшим, просто плачет стройбат!.. Я лично позабочусь.
      Он лично позаботится. Да хрен бы с тобой, дорогой товарисч капитаннн, весной я еще что-нибудь придумаю, дабы надежно откосить...
      Там же, в военкомате, произошел один странный... мелкий... забавный... весьма непонятный и чуточку тревожащий случай. В общем зале, где толстогубый военком Лука поздравлял и стройбат ему обещал, сидит на стуле у стены другой военный, офицер, в звании капитан-лейтенант - черная морская форма на нем. Ничего не делает, даже газету не читает: вошел в помещение, скромно уселся, никого ни о чем не спрашивая, и просто сидит, спокойно по сторонам посматривает, словно ждет кого-то. Но Лук, покуда в своей скорбной очереди томился, обратил внимание, что своим присутствием сей флотский товарищ как бы слеггонца примораживает военкомовскую братию: капитан резко убрал матюги из приветственных речей будущим призывникам, тетки-прапорщицы забегали с бумагами, даже губы при нем не красят...
       Капитан-лейтенант не стар, лет двадцать пять, двадцать семь ему, в левом уголку рта, под черными усиками, змеится нечто вроде улыбки, особенно когда он внимает диалогу военкома и Лука.
       Лук, весь из себя осчастливленный результатом, выходит из кабинета в коридор - и капитан-лейтенант вдруг за ним!
      - Минуточку, товарищ! Товарищ, вьюнош молодой!..
      - А?.. - Лук оглядывается через левое плечо: да, так и есть, морской к нему обращается, ладонью поближе подманивает, хорошо, хоть, не пальцем, не щепотью - 'цып-цып-цып'... Голос понизил, когда Лук послушно подошел, говорит вполголоса, как бы доверительно... Ой, не к добру!..
      - Молодой человек... Лук, по-моему, да?.. Я позволю себе отобрать у вас буквально минуту вашего драгоценного времени, а то и менее... Хочу вместить в эту минуту преамбулу, сентенцию, резюме и напутствие. Готовы ли внимать?
       Лук чувствует подвох, Лук пока еще не до конца верит своей удаче, поэтому боится, что она вот-вот рухнет под ботинки этому... флотскому, чтоб ему, краснобаю... Молотит языком витиевато, по-профессорски, не уступит в этом даже Бодалеву с Веккером... Три года на море еще кошмарнее, чем два на земле! В три раза хуже, в полтора раза длиннее! Только не это!..
      - Готов.
      - Благодарю. Мне показалось, уж извините за прямоту, что вы себя воображаете вторым по хитрожопости после Макиавелли.
      - Ч-что?!
      - Да. Эволюция homo sapiens породила целое направление особей, предпочитающих легкий путь: то есть, желающих полагаться в своей повседневности на так называемую хитрость, на букет врожденных инстинктов, берущих начало и гнездящихся в стволе спинного мозга, но не на разум, большая и лучшая часть которого принадлежит головному мозгу. Поэтому их так и называют: хитрожопые. Не идите на поводу у толпы и у спинного мозга, молодой товарищ Лук, не ищите легких путей. До свидания.
       Пронесло. Бегом на волю, на улицу!
      Лук смущен... Не самим этим фактом, что его демагогические хитрости так легко, буквально походя, расколол незнакомый человек, какой-то там флотский офицеришка с 'невысокими' погонами, но... озадачен некоей несообразностью, странностью... Следят, что ли, за ним? - Ага! еще бы! Все разведки мира охотятся за отставным студентом третьего курса, каменщиком второго разряда из общежития метростроя на Благодатной улице! Установили наружку с видеосъемкой... Лук даже не поленился оглянуться: нет, нигде нет ничего такого, ни следящей 'Волги' с антеннами, ни случайных прохожих, целенаправленно идущих за ним и параллельно с ним - по той и по этой стороне Московского проспекта... Угу... в темных очках и поднятыми воротниками... Никого. А жаль. Будем считать, что скучно стало товарищу краснофлотцу, и обидно, что не дотянуться граблями до очередного матроса срочной службы... Вот и пугает, развлекается... Опа!.. Даже очереди нет!
       При Луковой зарплате каменщика второго разряда, денег на жратву вполне хватает, а на кутежи, кинематографы и шмотки - не очень. В карты играть осточертело: проигрывать Лук очень не любит, а выигрывать 'в долг', якобы под будущую отдачу - тоже не шибко-то отрадный пустоцвет... Но как иначе разбогатеть?! А, вон он - возле станции метро 'Московские ворота' стоит газетный киоск с рекламой 'Спортлото', окошечко открыто - значит, работает... и практически без очереди! Значит, Судьба подталкивает: вперед! Лук самому себе давно грозился поучаствовать, да все лень, да и денег жалко... Но один раз можно попробовать... И главное - опробовать!
       Лук недавно придумал оптимальную стратегию игры в Спортлото! Она тоже отнюдь не волшебная палочка: обыграть государство - в игре по его же правилам - дело дохлое, разве что случайность... Вот Лук и выдумал тактику игры, которая немножечко увеличивает шансы игрока, в сравнении с другими играющими. Тоже фигня, тоже с мизерными шансами, но зато по науке... мммматстатистике, бббблин... Первый посыл: надо вписывать в клеточки наиболее редкие цифры, вернее, их сочетания, то есть, числа, от одного до сорока девяти. Вероятность факта выигрыша та же, а вот сумма возможного выигрыша возрастет, потому что сумма выигрыша будет делиться на меньшее количество дураков-везунчиков, зачеркнувших правильные числа. Второй посыл: вычислить эти наиболее редко встречаемые, но при этом обойтись без ЭВМ, без научных институтов, без психологических и социологических опросов... И вывод из этих двух посылов: заполнять билет предыдущими 'джекпотовыми' числами, теми, которые только что выиграли, потому что обыватель-игрок, следящий за результатами тиражей, ни за что на них не поставит. То есть, к примеру: в одиннадцатом тираже выиграли числа: 1, 2, 10, 14, 48 и 49. Значит, в двенадцатом тираже лучше всего ставить на них же!!!
      Математическая вероятность выигрыша у них точно такая же, как и любых других, но игроки, бормоча всякие антинаучные благоглупости про два снаряда в одну воронку, будут ставить на иные числа. То есть, делить выигрыш ни с кем не придется, кроме государства. Даже если не шесть выпадет, а три - выигрыш все-таки чуть больше получится.
       Лук сумел себя уговорить, купил и - превозмогая собственные предрассудки, а они, как оказалось, тоже в нем живы! - зачеркнул числа-победители предыдущего тиража, все шесть. Не выиграл ничего, и к Спортлото навсегда остыл: ему вполне хватило гордости собой за выдумку оптимальной стратегии игры.
      - Беломор, одну пачку. Чего там, опять какой-то пленум? И газету 'Известия', пожалуйста!.. За среду, сегодняшняя? Ага, давайте!
       'Известия' Лук предпочитает всем остальным центральным газетам, 'Правду' недолюбливает: трескотни там гораздо больше, чем в 'Известиях', а полезной информации практически столько же. Лук, став рабочей косточкой, вновь закурил и не очень этим доволен: надо бы бросить, да все как-то не собраться. Слабак!
       О прошлом пленуме, который прошел в начале октября, Луку было очень интересно читать: Черненко и Кузнецов стали кандидатами в члены Политбюро, Кузнецов Василий Васильевич, совсем уж старый гриб, 'избран' первым заместителем Председателя Верховного Совета, Леонида Ильича Брежнева. Иркин отец, Василий Петрович Диденко, стал членом ЦК - о, это круто! Как она там?.. Наверное, у нее все хорошо... Эх...
       А вчерашний пленум, который декабрьский, какая-то лабуда! Все доклады, отчеты... и ни хрена толкового, одна говорильня!
      
      Невежливо говорить: стадо. Гораздо лучше: единомышленники. В зале пленумов, в Первом корпусе Кремля, установили, наконец, опоры в виде перил, лично для дорогого Леонида Ильича и для его не менее зрелых соратников, чтобы тем легче было подниматься на трибуну без одышки. Зал полон, все ждут, пока появятся члены и кандидаты в члены Политбюро... Вот, они, родные, пошли! Ого, что это?! Божечки мои кремлевские, что все это значит?! - Руководители партии и народа идут, как всегда, гуськом, но впереди не Леонид Ильич Брежнев, а Михаил Андреевич Суслов! А где... Нет его! Что случилось???
      Волнение в зале довольно быстро улеглось, поскольку ничего особенного не случилось: Леонид Ильич слегка простудился - сами знаете, очередная эпидемия гриппа... Но у Леонида Ильича даже не грипп, а просто недомогание на почве простуды. К выступлению Леонид Ильич основательно подготовился, текст в секретариат передал, в перерыве текст доклада будет роздан всем участникам, поэтому перерыв перед прениями будет достаточно большой, чтобы все единомышленники успели освоить и осознать, сориентироваться. Поэтому, будем считать, что, несмотря на простуду, Леонид Ильич все равно принимает участие в пленуме.
      Лук, зевая, прочитал в Известиях о том, как "С большой речью на Пленуме выступил генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев.", но Лука жестоко обманули в очередной раз: Леонид Ильич на пленуме так и не появился.
      Да, и обыкновенная прозаическая простуда на самом деле имела место, но случился в комплекте с нею и очередной таблеточный запой: Брежнев раздобыл у кого-то с полсотни таблеток 'ноксирона' и понеслось... Пяток таблеток принял, зубровочкой запил, стаканчиком, не больше, просто чтобы лучше усваивались...Через несколько дней Брежнева удалось поставить на ноги, но не раньше, чем его таблеточные запасы иссякли. Как они к нему попали - ни Рябенко, ни Андропов, ни Чазов дознаться так и не смогли. Грешили на тех же 'именинников' пленумовских, на Черненко и Кузнецова - но это всего лишь догадки...
      Беседовали один на один: Валериан Дмитриевич Курбатов и Василий Григорьевич, начальник одного из 'курбатовских' главков и, с недавних пор, основной его заместитель по делам ПрВр. Пили чай, даже не кофе, хотя у Курбатова позыв нарезаться коньяком возникал не раз за время долгой беседы. Сначала говорили о пленуме (в основном, Курбатов говорил, как участник и очевидец этого пленума) потом перешли к общим вопросам, внешним и внутренним.
      Что там Брежнев якобы вещал с больничной койки, нет смысла ни обсуждать, ни анализировать, сплошная сушеная болталогия, состоящая из общих слов и лозунгов. Министр финансов Гарбузов тоже достойно выступил: отдолдонил свое, как пономарь, отметив отдельные недостатки, но оно и понятно, 'министр денег' в социалистическом хозяйстве лицо настолько подневольное, что сам ничего не решает, ему приказано доложить то-то и то-то, он и выполняет. А вот доклад председателя Госплана Байбакова - совсем иное дело, Байбаков сам по себе фигура очень даже значимая в масштабах страны, а у него за спиной еще и Косыгин Алексей Николаевич! Да, его защищает Косыгин, который заметно сдал после той аварии на речке, но по-прежнему второй человек в стране, пусть и не очень любимый Первым. Косыгин прикрывает Байбакова, а тот - Косыгина! У них с Байбаковым этакий номенклатурный симбиоз: Байбаков при Косыгине - как та лиана, что обвилась вокруг ствола тропического дерева, на его плечах подтягивается поближе к солнечному свету и питается его соками. А случись гроза с молнией - лиана, при попадании молнии в дерево-хозяина, выполняет роль антенны заземления: принимает удар на себя и отводит электрический ток в землю, но сгорает при этом. Товарищ Байбаков до сих жив, он всех нас еще переживет, но, чувствуя защиту второго лица государства, позволяет себе говорить - причем, с самых высоких трибун - нечто вроде жесткой и неприятной правды.
      А ему просто деваться некуда! Тот Его Величество Государственный План, который закон законов для всех нас - не более чем филькина грамота, если судить по фактажу его происхождения, прохождения в инстанциях и выполнения на местах. Вся промышленная и производственная статистика, а также торговая, проектная, научно-исследовательская - насквозь пронизаны приписками, а иногда и откровенным враньем! Если Госплан с самой высокой трибуны эти отдельные недостатки вовремя не вскроет, то...
      - Валериан Дмитриевич, эти прописные истины мы с вами знаем наизусть, познали на нашей собственной шкуре, нет смысла нам с вами здесь, в нашей беседе, их повторять.
      - Нет, Вася, есть смысл, увы, он есть. Мы, познав на своей шкуре все милые особенности планового социалистического хозяйства, научились выстраивать бастионы из отписок, научились сваливать все на смежников, вскрывая их роль в нашем невыполнении плана - Вот и Байбаков использует точно ту же методу, но на своем, то есть, на максимально высоком уровне. Все. Плыть за правдой и Золотым руном больше некуда. Наши 'социалисты', Тишко и Ставриди все еще в плену иллюзий, они считают, что если засучить рукава и заменить шило на мыло, то многое в нашей экономике можно еще поправить.
      - А вы с ними не согласны, окончательно?
      - Самообман, Вася - одна из форм самоудовлетворения.
      - Чего?.. Не понял?..
      - Онанизм - это эротика в собственном соку. Извини за грубое сравнение. Они тешат себя несбыточным, изначально провальным принципом всеобщего равенства и братства. Надели шоры на глаза и бегут с ними в желаемое будущее. Да и ты тоже, находясь под двойным защитным зонтиком - с моей стороны, и будучи в привилегированной производственной структуре 'средмаша' - не можешь до конца прочувствовать всей величины и тяжести нынешних внутренних проблем.
      С твоего разрешения, продолжу свой горестный рассказ свидетеля высоко собрания. Байбаков, думая прежде всего о сохранности собственного седалища, лупил с трибуны четко и без оглядок, я бы даже сказал дерзко! Но дерзость сия не от хорошей жизни. Наши полувожди в президиуме только и знали, что головы вскидывали, в ответ на его те или иные острые пассажи... Один лишь Косыгин сидел спокойно, словно каменный будда... Но и он, как я догадываюсь, живет, отлично понимая все высказанное, и в принципе не знает, не представляет 'куда ж нам плыть', по выражению классика, и что со всем этим делать... При Сталине, при его порядках - знал, а теперь нет. Поэтому товарищ Косыгин, также совсем даже не от сытости и лени, пытается конструировать для себя 'сталинский зонтик': у Леонида Ильича - даже на больничной койке - голова самая большая, вот, пусть он ею и думает, а наша обязанность выполнять директивы! Если что вскроется особо неприятное - не расстреляют, как в старые добрые времена, а вкатят выговор или отправят на пенсию. Ну, а пока этого нет, пока не вскрылось - надо засучить рукава и работать, затыкая, затирая, где только можно, основные, самые крупные прорехи, язвы, дыры. Вершиной всего декабрьского камлания явилось эпохальное постановление пленума 'О проектах Государственного плана экономического и социального развития СССР и Государственного бюджета СССР на 1978 г.'. Типичная надгробная плита, замаскированная под скрижали Моисеевы. Зачем нам дъявол? - мы сами лживы. А фарисеи - всегда они.
      У Ставриди, кстати говоря, но это сугубо между нами, обнаружилось онкологическое заболевание, которое врачи, по своей манере, милосердно врать, обозвали обострением язвы, так что мы его скоро потеряем... Тишко явно устал, и его гораздо более заботят проблемы зрения, слуха и пищеварительной системы... Но это я так... побрюзжать... Кто мы? Зачем мы? Я имею ввиду нашу 'Программу Время'... Вася, ты еще не разочаровался в нашем деле, в нашем движении за прогресс и счастье народное?
      - Я - нет.
      - И я нет. Зато подобное вполне может произойти среди наших с тобой сторонников по ПрВр. Мне с каждой новой встречей, на каждом следующем нашем заседании все труднее людям в глаза смотреть. Планов полно, а дел, конкретных успехов - полный ноль, сами на месте топчемся и все вместе воду в ступе толкем... толчем, да. НЕ отвлекай своими поправками, я только в полную силу речи вошел, как тот Собакевич. Мы можем вспомнить Кортеса, но можно и Махатму Ганди. Или Сергея Радонежского, или Чингисхана, или Петра Первого, или Авраама Линкольна, или мать Терезу, или Гарибальди - кого угодно можем вспомнить, насколько нам с тобой эрудиции хватит. И обратить самое пристальное внимание на одно важнейшее обстоятельство, объединяющее их всех, таких между собою разных: старики, молодые, душегубцы, святые - они все были верны идеям своим и убеждениям, и ни от кого их не прятали. Ханжи так не поступают: они в личинах высокой морали, когда речь идет о других, но втихомолку иные для собственных нужд. И всегда, всегда, всегда проигрывают, теряя, в конечном итоге, лицо и ставки, на которые шла игра. Не кажется ли тебе, Василий Григорьевич, что мы сами такие вот ханжи и фарисеи, и наших соратников подпихиваем на эту незавидную роль?..
      - Это вопрос, Валериан Дмитриевич?
      - Увы, нет. Более всего это похоже на констатацию грустного факта. А еще ханжей объединяет дряхлость. Не обязательно старость, ибо старость - это всего лишь возраст, а дряхлость - состояние ума и личности. Хотел было подкрепить свои рассуждения политическими реалиями сегодняшнего дня, однако удержался, поскольку - опять процитирую классика - равно бесплодно молоть общественные истины в кругу сторонников и в кольце противников.
       Ханжи мы или нет, но мы, не только наша ПрВр, а все общество в целом, этим ханжеством и фарисейством, в общем смысле этого слова, всерьез заражены и отравлены. И не только наш дорогой бровастый 'и лично' резко постарел, одряхлел, похож на больную медузу - Весь Советский Союз чем дальше, тем больше становится аутентичной копией Леонида Ильича: рыхл, дряхл, говоря словами Герцена. Сколько он продержится в таком состоянии? Не Брежнев, а Советский Союз? До две тысячи десятого года, как мы раньше напрогнозировали? - Теперь сомневаюсь: как бы нам уже на пороге двухтысячного года не рассыпаться всей страной на мелкие кусочки... Ну, я-то, предположим, об этом не узнаю, а тебе предстоит проверить на собственной шкуре эти мои весьма пессимистические каркания. О!.. И у меня начинается старческая амнезия... еще до моей гневной филиппики ты порывался что-то спросить, а я уже забыл - что именно?
      - Это не горит, то есть, не очень актуально. Я хотел узнать об атмосфере предыдущего кремлевского шабаша, месяц назад который был, в начале ноября?
      - А, ты об этом? А зачем тебе, из зависти, что ли? Шучу, шучу...
      - Не из зависти, чему там завидовать?.. Сам не знаю, Валериан Дмитриевич, затрудняюсь формулировать... Сам хочу что-то понять... сыну передать...
      - Ну... С размахом праздновали, юбилей все-таки, шестидесятилетие залпа Авроры. Как сын? Все в порядке?
      - Да, нормально. Не так далек день, когда о восстановлении надо будет думать...
      - Парень он у тебя что надо. Продолжу. Два дня гужевались и гудели, второго и третьего. Мне подарили, как и многим, цветной телевизор и письменный прибор дивной канцелярской красоты. Прибор я в домашнем кабинете пристроил, а телевизор Ануш кому-то из родственников переподарила, благо на нем не висело адресной дарственной таблички с гравировкой. На 'полтинничный юбилей' подарки вручались поскромнее. Дворец съездов представляешь, бывал?..
      - Да.
      - Глупый вопрос, с потугой на риторический, извини. Скопилось там 'знатного' народу!.. Честно говоря, даже удивительно, что меня туда позвали! Вместимость зала шесть тысяч человек, но было там явно больше, наших и зарубежных. Тут тебе и ЦК КПСС, и Верховный Совет СССР, и Верховный Совет РСФСР, и сотня делегаций со всех стран мира. Я с Каманиным рядом сидел, который начальник отряда космонавтов. Ворчливый дядька, но мы с ним за долгие годы эпизодических встреч ни разу не ругались по совместным делам, не спорили... Да и не так часто нам доводилось - точек соприкосновения не так уж и много. Но - поладили. Кстати говоря, на всех космонавтов там не хватило свободных мест. В основном, из числа первых и которые дважды герои. Представляешь, Терешкова была, ну, это само собой, а Титова, космонавта номер два, не было! Он у и Каманина не в фаворе, не только у ЦК, это я доподлинно знаю. Он, Каманин, мне сам однажды после пары рюмок 'Двинского' обмолвился: говнистый парень - и в семье, и в быту, и в коллективе. Хоть и герой по праву. Попович был, а Николаева, по-моему, тоже не было. Почему - не знаю. Зато были наши бывшие советские 'президенты', в полном составе, то есть, оба: Подгорный и Микоян. Не так далеко от нас с Каманиным, но - сзади! Мы где-то на третьем ряду, а эти - поленился вычислять. Николай Петрович правильно сказал: позорище, могли бы и в Президиум позвать. Остальное действо - обычное унылое... сам понимаешь... Заседание открыл Суслов, с огнедышащим докладом выступил лично Леонид Ильич Брежнев. Вася, ты о Кулакове хотел спросить, как я понимаю?
      - Да. По непроверенным данным, дела его плохи, Леонид Ильич невзлюбил его крепко. То есть, наша ставка на него тоже бита.
      - Ну, может быть, получается так. На фоне наших кремлевских старцев он выглядит вполне молодцевато, в мешки под глазами я не всматривался, в перегар не внюхивался, он от меня далеко и высоко сидел. Я твое мнения понимаю и принимаю, и учитываю, дальше будем думать.
      
      Василий Григорьевич Тимофеев приобрел, стараниями сына Микулы, тяжелейший камень на сердце... Хотя Микула в этом не виноват. И дело даже не в дуэли, где от руки Микулы погиб человек, капитан КГБ, член подпольной организации ПрВр Изотов... по жизни получается, что Микула, подобно той лиане из рассказа Курбатова, притягивает к себе всяческие громы и молнии... Он несколько раз собирался с духом рассказать Курбатову последний случай с Микулой, да так и не собрался. Да что Курбатову - любимой Лиечке не признался! И Микуле запретил, но тот и сам рад молчать. А эпизод дикий и чрезвычайно странный, благодаря всем его участникам!
       Редкий и от этого еще более счастливый денек: с работы отпустили пораньше, у родителей внезапные выходные, которые они поехали отмечать-отдыхать а пансионат неподалеку от Барвихи. Микула до понедельника один в квартире - этим надо воспользоваться! Девчонки! Вы где?! Щ-щас буду выбирать и приглашать! Самую красивую! Самую умную - то есть, без отягощений всяческими ненужными примочками. В предстоящем для свидания смысле - самую предсказуемую! Предсказуемость - в хорошем смысле этого слова, чтобы синонимом к слову надежность! Где моя записная книжка?.. У меня ее нет. Колодец, например, любят именно за предсказуемость, а если бы он стал удивлять ведропользователей - его бы забросили, либо прочистили бы нутро до полной потери индивидуальности. И это было бы правильно, потому что удивительное из колодца чаще походило бы на фрагменты дохлой кошки, нежели на парное молоко или винный погреб... А на хрена мне записная книжка, если все телефонные номера, виденные мною в последние двадцать лет, у меня в памяти прочно сидят! Приду домой, поем и начну предварительные созвоны...
       Под дверью своей квартиры Микула привычно прислушался... Да и откуда в квартире посторонним звукам взяться, когда предки на даче. Он им час назад в пансионат звонил... Но... Звуки в квартире, тем не менее, какие-то есть... и это не говорильник кухонного радио, это иные звуки... Обыск?! Нет, без него и без родителей обыска бы не было, да и дверь закрыта.
       Микула мягкою рукой добыл из кармана ключи, придерживая связку, чтобы не дзинькала... Тихонечко-тихонечко вставил ключ в замок, потянул дверь... Угу. Открылась с первого же ключа, а ведь он и родители всегда запирают на два... Дверь беззвучно отворилась, и Микула, не успев впитать в себя страх перед неизвестностью, беззвучно же прокрался в прихожую. Дверь за собой прикрыл, просто прикрыл, чтобы язычок не щелкнул...
       На кухне кто-то есть... шурш оттуда идет, словно кто-то ящички в кухонном столе двигает...
      Микула потом так и не сумел объяснить себе, почему он не испугался по-настоящему и почему взялся действовать так, а не иначе. Логики в этом, даже после долгих самокопаний, он найти не сумел, а отец, внимательно выслушав рассказ Микулы, тем более... Через блеклое отражение в оконце стеклянной кухонной двери он увидел спину какого-то парня, перебирающего внутренности кухонной посудной стенки... Ворюга, скокарь... Или, быть может даже...
       Микула вошел на кухню - парень, скорее мужик за тридцать, резко обернулся и остолбенел. Микула небрежно сбросил на диван походную сумку, туда же полиэтиленовый пакет с молоком и хлебом...
      - Ф-у-уух! Представляешь, я думал, что та дура с авоськой так никогда и не закончит эту дуру кассиршу расспрашивать... Так можно и до ночи простоять с подобными интервью, мало того, что очередь на километр... Который час? Есть уже четыре?.. Микула снял посудное полотенце с крюка, осмотрел его...
       Человек, проникший в квартиру Тимофеевых, продолжал стоять столбом, взирая на вошедшего... хозяина квартиры, видимо, явно будучи не в силах понять происходящее перед ним, такое обыденное, казалось бы, но такое дикое... неожиданное!.. Куда логичнее было бы услышать нечто вроде 'Ой, а кто вы такой?! А что вы здесь делаете?! Я милицию вызову!..' Он открыл рот, закрыл рот, затряс, было, головой, силясь собраться с мыслями и что-то сказать.
       Микула добился того, чего хотел своей престранной импровизацией, неожиданной даже для него самого, а главное, он понял, что чувак-взломщик действует один, других посторонних звуков в квартире нет: парень на кухне в одиночку шуршал и что-то сам себе бормотал. Дистанция удовлетворительная - меньше метра.
       Замешательство противной стороны - самое милое дело в экстремальных ситуациях: Микула шмыгнул носом, сделал полупоклон в сторону газовой плиты и ударил слева-снизу в челюсть - полотенце уже обнимало кисть левой руки... Спасительное полотенце! - ибо удар был столь силен и жесток, что незнакомец выключился, будучи еще на ногах, а ударялся головой, спиной и боками о столовую мебель уже без памяти. Упал, ничего не разрушив.
       Вот тут-то Микула впервые почувствовал страх: не дай бог, он его убил!.. Нет... шевелится, мычит... Но весь в надежной отключке, очевидно, что без притворства. Ошмонать парня по всем карманам... восемь... девять карманов: четыре в куртке, четыре в джинсах райфл, один в рубашке... И десятые полкармашка в джинсах над левым карманом. Автомобильные права, кошелек с двенадцатью рублями, связка ключей, связка... отмычек, похоже... Ключи свои, а отмычки 'рабочие'... Баул на молнии - емкий, но пустой. Видимо, недавно проник воровать.
      Запомнить все увиденное - это так легко! И права, и все остальное... Угу, нокаут продолжается, но рассвет уже забрезжил.
       Что там в сумке наплечной? Домашнее Тимофеевых барахлишко? Нет, какая-то чужая дребедень... Изъять.
      - Але, чувак! Просыпайся, да?
       Игорь Андреевич Михеев, пятидесятого года рождения, похоже, что уроженец города Горький. Глаза открыты, но зрачки по ним плавают...
      - Игорек, ты меня слышишь?.. Не надо притворяться, проснись.
       Игорь Андреевич вдруг взвыл и постарался слабым рывком высвободить предплечья из рук Микулы. Не вышло. Дальнейшее Микула стеснялся потом вспоминать: вел он себя... не то чтобы плохо, но как-то так... эпатажно... демонстративно... пожалуй, даже и дешево, аккурат по заветам всяких третьесортных кинобоевиков... 'Кто тебя послал?! На кого работаешь?! Говори! Ну???' Ой, йее... Что с тобой случилось, Микула? Нервы? Или это уже глупость прогрессирует...
       Одна глупость почти всегда влечет за собой другую. Микула где-то с полчаса бил и допрашивал 'Игорька', но тот лишь матерился, причем довольно однообразно, перемежая угрозы мольбами не бить и простить его... Микула в одном из вопросов сам его скокарем обозвал, и тот немедленно согласился... Бли-инн... Короче говоря, после получаса домотканых пыток, практически бесплодных, Микула за шиворот выволок воришку на лестничную площадку (предварительно убедившись через дверной глазок, что там пусто), вызвал лифт и пинком загнал туда 'скокаря Михеева'. Документы и бумажник (без денег) отдал, в карман куртки сунул, а баул и сумку оставил, на предмет дальнейшего изучения. Все. Ну, и кто это был? Домушник, скокарь, или... Только бы не КГБ! Вот теперь, при последнем предположении, Микуле стало по-настоящему страшно.
       Костяшки пальцев правой ноют, зудят... свез малехо, когда бил, но чуть-чуть. Скорее бы отец приехал и решил, что со всем этим делать дальше... Тоже мне - боец Микула!..
      
       Был бы Микула рядом - так Луку никакие драки нипочем, но Микула далеко, в Москве, ни дозвониться до него, ни достучаться, ни звонком, ни письмом... Самому придется граблями шевелить.
       В конце первой же недели проживания на новом месте, в общаге, Лук влез в драку. Совершенно по-глупому, на ровном месте. Пошел вечером на кухню, чайник ставить, а там какой-то полупьяный абориген, постарше Лука года на три, ненамного побольше Лука ростом и габаритами, в матерной форме потребовал от Лука убрать чайник с этой плиты на другую, 'чтобы не мешал'. Чему там этот чайник мог помешать, Лук не понял, и раздувать предложенный конфликт не захотел, но, все же осмелился на реплику в виде вопроса: мол, нельзя ли повежливее? Слово за слово, начали браниться... парень первый перешел на адресную ругань... Ну, Лук не выдержал некоторых оборотов речи и дал парню в морду. Тут на крики явилась комендантша и вроде бы погасила пожар из слов и действий, разогнала по комнатам. Того крикуна комендантша назвала по имени, Колей.
       Володи Габрусенка не случилось дома в этот вечер, спросить совета было не у кого... Но Лук понимал, что скорее всего, продолжение последует.
       И четверти часа не прошло: нетерпеливый стук в дверь, почти сразу же просовывается незнакомая морда и предлагает Луку пройти 'на этаж', мол, поговорить надо.
      На этаж - это временно свободное пространство наверху, этажом выше, где строители затеяли ремонт... Луку противно за самого себя, рукам холодно, коленки дрожат... Надо идти. Откажешься - от местного будущего все равно не спрячешься. Факт есть факт: он первый к чужому рылу прикоснулся, поэтому струсить сейчас - ну нельзя, просто не будет ему дальнейшей жизни в этой небольшой общаге, заклюют... Пошел.
       Там все в папиросном дыму, их четверо... Вот тут-то и взмолился Лук, возмечтал про себя, чтобы здесь, бок о бок с ним, стоял проверенный друг и непобедимый махальщик Микула... Но нет его рядом.
       Пошел матерный базар со стороны приглашающих, И Лук понял, что вчетвером его метелить не будут, что ему предлагается немедленная драка один на один, по-честному... Только Лук ни на грош не верит в такую честность: они же все 'под банкой', где уж тут контроль над собой? - увидят, что Лук побеждает, вступятся за своего, а если этот 'Колюня' сильнее окажется - тоже хорошего не жди!
      - Гонг!..
       А, ты, сволочь, мокрогубая, еще и цирк с боксом тут устаиваешь!.. - успел озлиться мыслями Лук в сторону одного из новоявленных секундантов, и едва не пропустил первый удар от Колюни: тот решил не заморачиваться матерными прелюдиями, сразу буром попер!
       Коридор достаточно длинный, чтобы отступить, но узковатый для маневра. Лук, отступая, пропустил удар в область глаза и скулы, тут же нанес ответный... даже два! Оба попал - и опять едва не пропустил коленом в пах... Какие тут могут быть джентльменские правила... среди досок и мешков с известью, под светом электрической лампочки ватт на сто... Все эти мысли с переживаниями пришли к Луку чуть позже, когда он безнадежно пытался заснуть на своей кровати...
      Драка идет, и наверняка длится гораздо меньше одного трехминутного боксерского раунда, но у Лука уже легкие огнем горят, и полное впечатление, что это поганое взаимное месилово, под брань и вскрики, длится вечность и не кончится никогда...
      - Та-ак!!! Что?! Все в милицию захотели?! - Женские матюги всегда кажутся нелепыми, но эти, от комендантши, воспринимаются Луком как музыка небесных сфер. Избавительница!.. - Каждому будет по полторы декады 'суток', мать вашу перемать! Выгоню, на хрен, из общаги к чертовой матери, и вас двоих, и вас, уродов! Тебя, Митяй, давно пора, тебя, Вовочка... Всех, всех к чертовой матери! Надоели вы мне хуже горькой редьки, алкашня чертова!..
       Это комендантша привычно прибежала на привычный шум - вот она никого из местных не боится: все ровно наоборот! Маленькая, жирная, голосистая, лет тридцать пять ей, но голос визгливый и одновременно хриплый, как у старухи... Если бы Лук мог - расцеловал бы ее, свою спасительницу-избавительницу, не побрезговав! Но тут она вряд ли бы на это согласилась: бровь у Лука рассечена, нижняя губа тоже кровоточит - на фига ей такие вампирские расцелуи?!
       Погнала всю шайку, вместе с Луком, на родной этаж, не поленилась по комнатам разогнать... Колюню и Лука - к умывальнику, чтобы умылись... 'И если еще до утра кого увижу или услышу - пеняйте на себя!'
       Откуда у нее такая власть над умами и душами простых метростроевских работяг? Она же не рефери на ринге? - Все объясняется очень просто: эти общаговские ребята-метростроители - все как один, без исключений (а теперь и Лук точно такой же, как они!), простая 'понаехавшая' 'лимита', иногородние, для которых общага - единственный родной дом, они здесь прописаны. Съехать из общаги, снять где-нибудь комнату себе они могут, а прописку где взять?.. Даже если и не выселят: стукнет комендантша в ментовку и на работу, начальничкам - тоже радости очень мало, премий лишат, на учет поставят... Вообще уволят, если жалобы на тебя неоднократно поступали!.. Назад, в деревню, мать-перемать, в глушь, в Саратов...
      - Как жить дальше? Что делать завтра? - с этим тягостным набором мыслей Лук и уснул. А завтра была суббота, выходной. Если бы Лук верил в Бога, он бы перекрестился перед тем, как выполнять принятое решение, но... Бога нет, и правды на земле нет, одна лишь вселенская тоска, и все в этом мире устроено предельно паршиво. Десять часов утра, в умывальной комнате никого нет, и Колюни в том числе... Можно, конечно просто выждать, авось пронесет и все про все забудут... Нет, не проскочит. Не забудут. Тук-тук-тук...
       Это Лук обреченно стучится в чужую дверь здоровыми костяшками пальцев левой руки, в комнату номер тридцать пять, где живет Колюня с неизвестной Луку фамилией. Дверь открывается на четверть - оттуда выглядывает тот самый мокрогубый... стало быть, сосед Колюнин. Лук торопится первым открыть рот, дабы продолжить свою инициативу в контакте. Но говорит вполголоса, почти шепотом
      - Э!.. Позови сюда Колюню, мы с ним вчера не договорили до логического конца.
      - Чиво? Чиво, мля?! Че ты тут?! Че надо?!
      - Не ори! Тебе повторить, что ли? Коляна зови! Он мне еще не за все ответил!
       Мокрогубый... Митяй, вроде бы, его зовут... вытаращил глаза на борзого новичка и не в силах быстро сообразить, как реагировать... И голова после вчерашнего потрескивает...
      - Че, тебе еще мало, что ли? Опять в рог захотел?..
       Лук обострившимся чутьем ощутил, что чувак в замешательстве, и Лука отпустило: откуда только и силы взялись, влились в организм, вместе с дополнительной наглостью. Он уже утратил страх и теперь действительно вообразил, что сам справится со всеми проблемами и противниками, хоть в одиночку, хоть как...
      - Да ты глухой, чувак! Он меня послал вслух, и он за это по полной ответит. На всю оставшуюся катушку! Понял? Или ты по данной теме за него впрягаешься, вместо него?! - Лук приподнял голос погромче. - Тогда пойдем, вон в бытовку, поговорим. Комендантша ушла, я проверил! Так что вперед, не ссы!.. - Лук ухватил Митяя за рукав тельняшки, но тот резко выдернул руку, замычал громкими угрожающими матюгами... не 'посылочными'... но за порог не вышел.
      Как это могло дальше продолжиться и чем закончиться - Лук так и не узнал, но вряд ли чем-то хорошим для него... Тот же и Митяй выше Лука на полголовы, заметно тяжелее... Могли бы отмудохать вплоть до больницы... Но... Просто повезло. Сзади подскочил Володя Габрусенок, стал за локти оттаскивать Лука от чужой двери... Высунулись из своих комнат другие соседи... Поднялся небольшой гвалт со всех сторон... По счастью, ни комендантши Люси, ни других представителей общажной администрации на месте не оказалось, здесь Лук не соврал... Одним словом, беспримерная наглость новичка, его лютый нахрап... ну, плюс плохое, с похмелья, самочувствие противной стороны, свое дело - в пользу Лука - сделали: совместными усилиями даже удалось заставить Колюню пробормотать нечто вроде извинений 'за посыл по адресу'... Оговорился, типа. И у него, между прочим, лицо сохранилось чуть лучше, нежели у Лука: из явных следов - только небольшой бланшик под левым глазом... А вчера ведь кровью сплевывал!
      Все присутствующие вроде как понимают в блатной тематике, сами не совсем пионеры... По трезвому ли, по пьяному делу, сгоряча ли, на работе - сплошь и рядом такие посылы идут, и все в порядке, просвистело и забылось среди своих... Но если кто-то вдруг, особо чувствительный, и опять же еще не из вполне своих, да еще в ситуации 'не по делу' - услышит подобное в своей адрес... - это правда, извини, Колюня, здесь вся правда - на его стороне... Как тебя, Лук? Правда, Колюня, ты уж прости, братишка, на этот раз правда на стороне этого... Лука. Признай, извинись, выпьем мировую, все будет путем...
       Даже неглубокой общажной дружбы с аборигенами и сколько-нибудь весомого авторитета в этом маленьком метростроевском мирочке Лук так и не снискал, но его уже до самой армии больше не задирали, посчитали психом-ку-ку, с которым связываться глупо.
      Свое чутье и начитанный чужой опыт подсказали в то утро Луку правильный ход: дескать, он бы и выпил мировую, раз так положено, он и не против, зла больше ни на кого не держит, но ему сегодня, прямо сейчас, на свиданку бежать, он уже и так почти опаздывает. Хватит и того, что он припрется на встречу с хорошей девушкой в таком вот виде - Лук показал под общий облегченный смех на свою распухшую губу и на поврежденную бровь... Прижился.
      В этот день он действительно встречался с Таней Шуваловой: она, увидев и потом осторожно потрогав ваткой с перекисью Луково лицо, только вздохнула - мужчины примитивный народ, типичные неандертальцы.
      Р-р-р-р... психопаты кругом... Весь подлунный мир - это дебилы, параноики, шизофреники... Он один, Лук, один на всем белом свете полностью вменяемый! Хотя... с другой стороны... шизофрения в обществе - это как раз нормально, как и любая другая патология. Совсем иное дело - пусть на одну секунду - представить себе хомо сапиенса коллективного без патологий, типа алкоголизма и наркомании, без онкологических и венерических заболеваний, психозов и спортивных передач, преступности, педерастии и педофилии, самоубийств и войн... Вот это уже было бы настолько ненормально, что неизвестно - выдержала бы сие человеческая цивилизация? Да, я, Человек Разумный, повинуясь эволюции, пересек границу, навсегда отделившую Меня от животного мира. Но животный мир этого так и не заметил.
      
      
      Г Л А В А 13
      
      
      Хочешь понять себя - начни менять мир. С моей стороны было бы наглостью считать себя скромным, но мне странными кажутся мечты и желания некоторых (на самом деле очень многих!) людей - стать кем-то вроде очередного Бхагаван Шри Раджниша, гуру, сеющего по миру невнятные мудрости, за деньги и бесплатно. Сначала стать - а потом сеять. Вполне может быть, что я и сам был таким же когда-то, еще до очередной реинкарнации, но с уверенностью подтвердить не могу, вытерлось из памяти за давностью столетий. Однако ныне чувствую себя хорошо, всего лишь на двадцать один год... даже чуточку меньше... на несколько дней... уже часов...
      Вы слышали когда-нибудь звук хлопка одной ладони? Только не ладонью в ладонь, и не ладонью обо что-нибудь внешнее, а просто: хлопок в ладоши, но одной ладонью? Я слышал и считаю, что это вовсе не трудно: вот, я поднимаю левую, наиболее успешную в этом упражнении, кисть руки и резко разгоняю четыре пальца ее по направлению к ладони... и еще... и еще... Пятый, большой палец, не участвует непосредственно в этом упражнении, он координатор и наблюдатель.
      Хлопок, хлопок и хлопок.
      Я проделывал это, и не раз, перед адептами дзенпознаний, но они сопротивлялись увиденному и услышанному:
      - Да это вовсе не такой хлопок!
      - Почему не такой?
      - Потому не такой.
      - Почему потому?
      - Звучание не такое. Хлопок - это вот... - показывает двумя руками. - А у тебя - вот... - пытается повторить за мною, но безуспешно. - Все равно, у тебя не так.
      - Как не так?
      Оппонент набирает побольше воздуха в возмущенную грудь и терпеливо разъясняет:
      - Хлопок одной ладонью звучит иначе, нежели хлопок двумя руками.
      - А требуется, чтобы он точно так же звучал? Чика в чику?
      - Именно.
      - Хорошо, - говорю я, будто бы соглашаясь, но весь исполненный коварства, - я потренируюсь.
      Оппонент послушно ведется.
      - Тренируйся хоть до конца двадцатого и последующих столетий, все равно у тебя не выйдет.
      - Вы уверены? Ты уверен?
      - Да, потому что просто механическими упражнениями - истины просветления добиться невозможно, потому что суть хлопка двумя ладонями по определению не воспроизводится хлопком одной, в том-то и смысл мудрости.
      - Разве в этом есть смысл? Разве у мудрости есть какой-то иной смысл, кроме нее самой? В чем же ваш смысл? - высший ли, низший ли - пытаться познавать то, что предварительно определено вами же самими, как не познаваемое? Или, наоборот, не пытаться?
      - Ты дятел.
      Дискуссия угасает. И опять не сложилось у меня постигнуть трансцендентальное иррациональное... Впрочем, я тоже не последователен во взглядах своих. Я, например, считаю, что бренность всего сущего и бесконечность Времени-Пространства - непобедимые противники нашего бытия, но это еще не повод, чтобы не бросить им вызов!
      - Какой? - спросит кто-нибудь кого-нибудь.
      В любом из нас - из числа более или менее вменяемых землян, глубоко внутри, либо у самой поверхности, но обязательно - дремлет гений, однако почти во всех он видит только лежанки для сна. И задача каждого, как я считаю, мытьем и катаньем, огнем и мечом, за весьма небольшой кусочек Времени, Им же дарованный, авансом розданный от себя всем живущим - разбудить и выкурить этого гения наружу! А иначе, представ в конце пути перед Вечностью, осрамишься перед Нею же.
      В этом смысле, очень забавно спрогнозировать результат эксперимента, в ходе которого человеку на заре жизни вручали бы мешок со всем временем, с запасом его предстоящей жизни, в виде звонкой монеты различного достоинства, с обязанностью собственноручно расплачиваться за решения, влияющие на продолжительность жизни и качество ее...
      Например: ежесуточная абонентская плата постоянна и неизбежна - 24 часа, или 1444 минуты, или, если в секундах, 86400 секунд; спишь ты или кино смотришь - она взимается неотвратимо, бесперебойно. Однако, помимо этой платы есть и дополнительные расходы:
      - сигарета - 5 минут,
      - простуда - 40 минут за каждый день болезни при температуре 38 градусов,
      - пьянка и обжорство в течение двух суток (с подробной разбивкой по элементам) - 9 часов на круг,
      - недосып 15 минут, пересып - 15 минут,
      - татуировка на лбу или предплечье - 11 секунд,
      - публичное авторское выступление на вечере поэтов, с последующей доброжелательной аргументированной критикой и мордобоем - 3 часа 14 минут 16 секунд,
      - скандал с домашними - один час, четыре минуты
      - косметическая операция на бедрах и ягодицах - четыре месяца...
      И так далее...
       О, в какие скопидомы-гарпагоны превратились бы многие живущие на этой Земле! В скучные, дистиллированные, зашоренные, нелюбопытные (чтобы не подцепить вдруг лишний раз затратную эмоцию), вечно трезвые и полуголодные, с многопудьем диагностических медицинских приборов на борту...
      Живем мы, как правило, впервые, поэтому плохо умеем. А запасец-то все равно невосполним, а мешочек-то убывает с каждым вдохом... Ужасно, правда? Но все лучше, на мой взгляд, нежели беспечное мотовство гедониста и зеваки, а 'под вечер' - похмельная голова-одинешенька, спрятанная в преждевременном песке из задницы.
      Жизнь! Ее легко пропить, проширять и проесть, можно разменять на деньги, безделье, карьеру или уют, но если обуяла тебя гордыня творца, если есть в тебе наглость первопроходца, если силен в тебе дух искать истину и свет поперек всему, но в угоду собственному "я" - ставь Ее на кон, другого раза не будет...
      М-да. Недолюбливаю пессимистов.
      ...Ты можешь рассматривать достигнутую бесплодную старость как награду за выслугу лет, или как месть за измену идеалам юности, но трамплином для новой, именно твоей жизни, она уже не станет, даже и не надейся. Однако, и унывать не стоит, улыбнись: рано или поздно всесильная Природа, наделенная бесконечным запасом терпения и любопытства, слепит из твоих молекул что-нибудь очень уж хорошее, такое достойное-предостойное, что даже сегодня, авансом, можно этим гордиться. А бессмертных линчевали бы!
       Но ставить на кон - это в пятницу, послезавтра, четырнадцатого апреля, согласно повестке в военкомат... И ведь не обманули, сволочи, дождались весны и загарпунили! А вдруг и на этот раз проскочит, и в августе Лук восстановится на дальнейшую учебу в универе?.. Это было бы хорошо, так хорошо, что... Пора вставать, умываться... и бежать на встречу с Таней: они сегодня днем идут смотреть фильм 'Сказ про то, как царь Петр арапа женил', с Высоцким в главной роли, билеты уже куплены. Это они так отпразднуют, типа, Луков день рождения. А ближе к вечеру, точно в шесть, он должен быть на Стрелке Васильевского острова, ровно посередине 'губы', там, внизу, где когда-то была пристань для парусников... Тане он просто намекнул, что есть важное дело, и она, с некоторым сомнением в глазах (какие могут быть важные дела в день рождения, да еще за два дня до армии?!), просто кивнула, не выспрашивая лишнего, но Лук пока и сам не знает - дело это, либо очередная блажь? Не так давно, меньше года назад, у них с Микулой случилась кое-какая почтовая связь: это было в середине августа, когда рухнули все надежды вернуться осенью в универ, и они, Лук и Микула, вместе решили последовать Луковой конспирологической идее: организовать - на не определенно долгие годы вперед! - место встречи, или места встречи, заранее оговоренные, чтобы, потерявшись на просторах Времени и Пространства, иметь шанс друг друга найти, даже при полном отсутствии всех мыслимых средств связи. И оставлять там друг другу зашифрованные сигналы, имеющие смысл только для Лука и Микулы! С Луком-то все понятно, однако и Микуле Здравомыслу эта диковатая мысль почему-то показалась весьма забавною, и он горячо ее поддержал!
       Созвонились по междугородней связи, Лук из Ленинграда, по автомату Межгорода, и Микула из Москвы, по автомату Межгорода (оказывается, и так можно! А Лук три с лишним года сюда, на Герцена. ходил, домой звонить и такой примочки не знал!), Микула почему-то не захотел использовать для этого свой домашний телефон, а у Лука его и вовсе нет... И, после недолгих препирательств, обошедшихся каждому из них в три рубля монетами, по пятнадцать копеек (сначала Микула свои двадцать пятнариков истратил, потом Лук свои, перезвонив), решили так: три места в Питере, три места в Москве. Три даты. Каждой дате соответствует определенное место. В определенную дату следует навещать определенное место... с плавающим графиком совпадений... в определенное время... и там либо встретиться, либо оставить другу, если потребуется, то или иное зашифрованное сообщение, то есть фразу или числа, понятные лишь им обоим. Лук загорелся, было, разработать для этой шифр 'пляшущие человечки', примерно, как у Конан-Дойла, но Микула его аргументированно высмеял, и от этой идеи они благополучно отказались. Как раз сегодня - одна из дат: их общий день рождения. Место - именно сегодня выпадает на Стрелку Васильевского острова. (в Москве это пятачок у метро Новослободская, где-то у стены, под правым ее боком), время - 18-00, примерно с четверть часа ожидания.
      
      - Четверть часа, ровно пятнадцать минут, ноль-ноль секунд! Отдай и не греши. И только потом, в организованном порядке, сворачиваться и действовать дальше, установленным регламентом. Вопросы, товарищи офицеры?
       Среди невнятного гудения с мест, в котором угадывалось 'да', 'понятно', 'все понятно' - раздался голос:
      - У меня вопрос.
      - Кто? Задавайте?
      - Капитан Яновский. Какой смысл в том, чтобы сканировать ситуацию в течение пятнадцати минут после того, как... объект контроля и охраны... покинет потенциально возможный участок, где возможны эксцессы... покушения?
      - Хорошо, капитан Яновский. Сергей Иванович, если не ошибаюсь?
      - Так точно!
      - Без казармы, Сергей Иванович, мы в ОТО, а не на плацу. Хорошо. Я уже испугался малость, что никто мне этого вопроса не задаст. Итак. Мы все с вами - офицеры 'девятки', или говоря казенным языком, 20-е отделение 1-го отдела 9-го Управления Комитета госбезопасности. Ныне Оперативно-технический отдел, напоминаю, если кто забыл. Помимо выездной охраны максимально приближенной к 'телу', существует охрана 'внешнего периметра', то есть, непосредственно вы, парни. Руководит всеми нами, всем Девятым управлением, Юрий Васильевич Сторожев, а лекции, консультации, накачки, нахлобучки провожу я: Михаил Степанович Докучаев. Напомнив эти азы, отнюдь не заканчиваю нашу вольную беседу, но, в надежде, что это пойдет на пользу делу, отвлекусь на несколько минут от нашего с вами диалога напоминаниями об основных правилах нашей службы, равно во внешнем периметре и внутреннем. И уже после этого непосредственно отвечу на заданный вопрос. Приоритеты просты и незыблемы, напоминаю:
      - спрогнозировать угрозу,
      - избежать угрозы,
      - отразить угрозу.
      Последний пункт: 'отразить угрозу' - будучи приведенным в действие, свидетельствует, как правило, о недостаточно высоком уровне работы наших периметров охраны подопечного на предыдущих этапах. Почему? Потому что, если дело до этого дошло, до стрельбы, до готовности прикрывать собою, своим телом, охраняемый объект, а также и до прочего героизма, то... сами понимаете... лопухнулись и недосмотрели. Именно так.
       Леонид Ильич совершает поездку (и мы вместе с ним) по городам Сибири, Дальнего Востока, делает остановки по пути следования, общается с людьми. Его дело общаться, руководить на местах, а наше - защищать. Если предположить злой умысел со стороны враждебных государств или со стороны неких заговорщиков, или просто от людей с нездоровой психикой, то уместно предположить, что возможные злоумышленники обладают не только средствами для непосредственного нападения на охраняемое лицо, но также и умом, пусть извращенным, однако же умом, и в добавку к нему - опытом, квалификацией, техническими средствами. Предположим, на пути всего следования есть несколько пунктов остановки. Сергей Иванович... Нет, лучше вы... м-м... Леонид Викторович. Рожков?.. Леонид Викторович, будьте так добры, назовите нам эти пункты поименно? Дайте перечень, и, желательно, в порядке следования.
      - Слу... А!.. Киров-Тюмень-Новосибирск-Красноярск-Иркутск-Чита... Песчанка... Сковородино...Хабаровск-Владивосток-Комсомольск-на-Амуре. Дальше не знаю.
      - Дальше никто не знает (из Комсомольска-на -Амуре опять во Владивосток, и оттуда самолетом в Москву - Прим.авт.), кроме Юрия Васильевича Сторожева. А может, даже, и он пока еще не в курсе. Все верно, итого: одиннадцать пунктов остановки. Предположим, что вероятный противник, не обладая всей полнотой информации, намерен восполнить ее недостаток усиленным наблюдением, чтобы действовать наверняка, пусть не в первом, а в третьем, или восьмом, или десятом пункте. Ему важно все, от первого и до последнего клочка информации. Но и нам важно все... возможное необходимое. Вот, мы с вами - считается, что мы высокие профессионалы. Вполне возможно, что некоторая доля истины в данном определении наличествует. Однако зазнаваться никому не следует. Если мы профессионалы, то разумным будет предположить, что и против нас выйдут на поле битвы - пусть даже невидимое простому взгляду поле битвы - тоже высокие профессионалы. Смотрите: в любой отрасли человеческого знания существуют люди не просто умные, но талантливые, с выдумкой, виртуозы. Если они есть в живописи, в балете, почему бы им не найтись в 'убойных отделах' наших противников?
      Даже среди уголовников, даже среди психов есть разнообразные профи очень высокого полета, и мы об этом должны помнить. Плюс возможное наличие у них административного ресурса. Я отнюдь не считаю, что в администрации Новосибирского или Кировского областного, городского совета затаились заговорщики, но мы в своей непосредственной деятельности должны учитывать все, вплоть до этой маловероятной случайности. Кстати говоря, простые уголовники, с политикой никак не связанные, тоже бывают профи, да еще с 'административным' ресурсом, о котором я только что упоминал, то есть, в результате служебных утечек информации, много знающие из того, что знать им как бы и не положено. Свежий пример, как раз по нашу душу. Буквально пару недель назад... Надеюсь, про 'подвиги', в кавычках, так называемых 'Красных бригад' вы слышали? Слышали. Захватили они первого человека в стране, похитили(!) Премьер-министра Италии Альдо Моро! Похитили - это значит, что у наших с вами коллег из-под носа увели! Сейчас там идут расследования... и обнаруживается тот самый административный ресурс, иначе говоря: должностные лица выболтали секреты, или продали их преступникам! Продали, выдали... Красного они там цвета, коричневого... Пойдем далее. Большинство преступников 'попадается', оставляет изобличающие следы, как вы все, разумеется, помните - отнюдь не на месте преступления, а в стадии подготовки эксцесса или отступления с места преступления. В нашем случае, несанкционированное слежение за нашим подопечным - уже начало преступления, стало быть... Подопечный скрылся в вагоне, поезд тронулся, цел и невредим, по исправным рельсам - а представители нашего отдела продолжают прощупывать, с том числе и с помощью спецсредств, только что покинутое место. Основное напряжение ушло, предполагаемые преступники временно расслабились и сворачиваются с места неудавшегося происшествия - а мы нет! Стопроцентной вероятности чего бы то ни было нет ни в чем, но если в пределах наблюдаемой зоны находились-затаились злоумышленники, то вероятность того, что мы заметим их шевеление, или иной СЛЕД, ЗНАК - резко повышается в результате этого нашего с вами пятнадцатиминутного слежения на только что покинутом объекте. И было бы преступной халатностью с нашей стороны, стороны защиты, не воспользоваться этой прибавкой. Предвижу возможный вопрос: на сколько повышается вероятность обнаружения возможной подготовки? Не знаю точно, и никто не знает, статистики нет, как тут посчитать? Но это не теоретическая блажь кабинетных тактиков и стратегов, а данность, подкрепленная многолетней практикой. По опыту нашего подразделения, навскидку - процентов на пятнадцать. Получается, по минуте ожидания на каждый процент повышения вероятности. Но это сопоставление - так... совпадение, отвлеченная болтовня... До перерыва у нас с вам еще четверть часа, то есть, очередное числовое совпадение, и мы должны успеть уложиться в программу, несмотря на заданные вопросы и высказанные ответы. Так... для наглядности вешаем карту-схему всего маршрута...
       Леонида Ильича сопровождают в этой поездке другие высокопоставленные товарищи, секретари ЦК КПСС, первые лица регионов, министры, среди которых есть член Политбюро, министр обороны, Дмитрий Федорович Устинов. В начале апреля на маршруте следования возможны иные неожиданности (в Красноярске Брежнева встретит Косыгин - Прим. авт.), к которым мы также должны быть готовы. Министру обороны положена своя выездная охрана, мы с ними работаем в плотном контакте, мы в этом контакте ведущие; да, наш защитный зонтик распространяется также на него и на других сопровождающих лиц, но в самом главном приоритете - Первое Лицо Государства. Переходим к конкретике: к некоторых изменением в штатном расписании, в маршруте, в порядке вспомогательных действий... О!.. Это уже после перерыва. Перерыв.
      
      - Одиннадцать остановок! С выходом к народу! Но... Валериан Дмитриевич... Вы... точно знаете... по поводу... И Рожков действительно собирался... Кстати, Докучаев - однофамилец нашим Докучаевым?..
      - Родственник. А зачем Рожкову об этом врать? Он бы мог просто рассказать все, что видел и слышал, безо всей этой дурацкой достоевщины... Да, увы, оказывается, что и в знаменитой 'девятке' служат люди с неустойчивой психикой, да еще и 'двурушники' ... Хотя... Василий... Вася, успокойся, н-не возмущайся, я неправильно выразился, никакой он не двурушник, а наш товарищ по борьбе с режимом. Просто психика у парня... пусть и в пределах нормы, раз он в 'девятке' служит, но... или обостренное чувство совести... Это мы уже циники прожженные, а он еще молодой человек, тридцати лет не прожил... Но теперь у нас проблемы. И совсем уж нешуточные.
      
       Лук был, как всегда, в своем репертуаре. Он, стоя возле 'южного' гранитного шара, первый заметил Микулу, когда тот еще только подходил к спуску на 'подкову' Стрелки со стороны Дворцового моста, но вместо того, чтобы двинуться к нему навстречу, как он только что собирался, сам весь в ликующем нетерпении, отвернулся, якобы внимательно глядя в сторону Петропавловской крепости... Потом обернулся, это уже когда Микула почти вплотную подошел... театрально поддернул брови повыше...
      - Не, ну ты в своем репертуаре! Микула, ты опять опоздал на... полторы минуты. - Лук для убедительности ткнул в левое запястье, на циферблат часов, которые, как успел заметить Микула, отставали минуты на три, часовая и минутная стрелки часов даже еще не слились в единую вертикальную черточку.
      - Дэ?.. Что-то припомню со своей стороны никаких предыдущих опозданий... - Микула первый не выдержал всех этих 'равнодушных' кривляний: - Лук! Друг! Скотина ты этакая! Здравствуй же!
       Друзья стиснули друг другу ладони в крепком рукопожатье, потом обнялись. Но буквально через секунду объятия расцепили. Подумали они примерно одно и то же, но Лук, как более невоздержанный на язык, высказался вслух:
      - Харэ обниматься! Это Брежнев пусть с мужиками целуется-обнимается, а мы люди порядочные! Ну, здорово, дружище! Наконец-то встретились! Года три, больше?..
      - Где-то так. Лук, не ори. Люди же смотрят... и слушают. Привет!
       Этот день в Ленинграде был очень теплым, под вечер едва ли не летним, плюс пятнадцать градусов, народу на улицах хватало. Но кто будет обращать внимание на двух обычных парней, хохочущих, но явно, что трезвых и не так уж и громко орущих... Где-где, а на Стрелке почти всегда людно: горожане, туристы, иностранцы и отечественные, фарца вокруг них шныряет...
       Друзья испытующе смотрят друг на друга: как время-то мчится! Был юноша неполных восемнадцати лет, а теперь взрослый мужик стоит перед тобой... скалится в ухмылке! У Лука усики проросли, Микула уже регулярно бреется... еще бы не взрослые! - третий десяток лет сегодня разменян, одновременно, двадцать один год на плечи каждому лег!..
       С пятого на десятое идут первые фразы общения, логика и разум, которыми каждый из них гордится, куда-то попрятались под напором дурацких вопросов-ответов, оба взволнованы встречей, у обоих рот до ушей.
      - Черт побери! Ты уже отслужил свое, а мне, похоже, послезавтра предстоит...
      - А, фигня! Прорвемся... Вот что, Лук!.. Мы же не будем так стоять?..
       Конечно же, они так не будут!.. Лук, ощупав в кармане мобилизованные под возможную встречу два червонца с мелочью (куда их... солить, что ли...), предложил пройти на Съездовскую линию, это десять минут хода, в ресторан 'Мишень': он там был два раза, ему понравилось: делают шашлыки, цены разумные... Не в парадняке же им праздновать такую встречу? Надо бы отметить по-культурному...
      - По-культурному? Думаешь, нам кто-нибудь поверит? Впрочем... А почему бы и нет, собственно говоря?! Лук? Хорошее, выдержанное вино, смакуя вкус и букет, не спеша, с интеллигентным, умеющим говорить и слушать собеседником, в чистой, необоссанной парадной...
      Лук захохотал в голос, и пришлось опять одергивать его невоздержанность, успокаивать. Но Микула, очень довольный произведенным эффектом, тут же предложил другу еще один вариант, куда как более заманчивый: они пойдут на улицу Блохина, там он снял на два дня квартиру, завтра уже отчаливать в Москву, по пути они затарятся чем-нибудь пожрать... и закусить... И вволю поговорят, благо очень даже есть о чем... Десять минут ходу.
      Отлично! Самое то! Все за! Вперед!
       Накупили полуфабрикатов в местной кулинарии, Микула, на правах флэт-хозяина, вызвался подогреть-поджарить, до стадии готовности, а Лук на это немедленно согласился... Из бухла выбрали они - Лук предложил, и никто его не оспорил - одну бутылку молдавского 'Каберне', красное, ноль семь литра. Вполне достаточно, чтобы слегка отметить и, при этом, не нажраться. Пить-гулять - время не то, настроение не то... причем, у обоих, хотя и по разным поводам. Каберне? - Пусть Каберне, главное, чтобы нашлось, чем заедать. Микула-то может хоть стакан сорокапятиградусного джина 'Советский' выпить и не дрогнуть при этом ни единым мускулом лица, не хуже индейца Гойко Митича, а вот Луку без рвотных позывов ничего крепче 'сухаря' в горло не идет.
      - До сих пор?!
      - До сих пор. Тридцатник щелкнет - совсем завяжу, публично зарок дал!
      И вот они уже на месте. Квартиру Микула снял у некоего Фарида Махмудовича, по отцовским связям, снял практически даром, с условием свет и газ оплатить, ничего из квартирного имущества не портя... Квартира двухкомнатная, коммунальная, но в другой комнате жильцов нет вот уже несколько лет, поэтому она как отдельная... Сколько?.. За два дня - червонец. Если бы за месяц - конечно, дешевле было бы.
      - Класс! Мне бы такую!.. Хотя, нафига... за два дня до конца света... Все равно, дорого. Ну, за встречу!
      - За встречу!
      - Вкусная курица! Ты, оказывается, еще и в повара вырос! Небось, и шашлык можешь?
      - Нет, не могу. Рецептов с десяток знаю, вернее, помню, но сам не готовил.
      - О, пока не забыл!.. Пока я! - не забыл... раз уж ты у нас здесь есть, надобно тебя использовать в качестве живой справки: шашлык - из какого языка слово? Откуда взялось?
       Микула послушно порылся в памяти.
      - Нет, места рождения этого слова я не нашел нигде. Оно больше в ходу на востоке, на Кавказе, в основном, у нас в стране, в соцстранах встречается... На Западе оно неизвестно.
      - Что, серьезно? У них нет шашлыков? Быть того не может!
      - Да, может. Нечто вроде шашлыков есть, но откликается на 'барбекю'.
      - Как?! Никогда в жизни своей не слыхал. Барбекю... Хм... надо запомнить.
      - Кстати!!! Лук! Помнишь, как звали одноногого Сильвера в 'Острове Сокровищ'?
      - Помню. Гм... Одноногий... нет: Долговязый! И нечто вроде Капеллана... и Окорок.
      - Молодецус, Лук, все правильно помнишь. Только это русский перевод, а его родная кличка, на языке оригинала: как раз Барбекю! Джон Сильвер Барбекю! Не, ну ты понял теперь, почему у нас не дословно ее переводили?
      - Врубаюсь, само собой. Без сноски бы никто не понял, проще нагнать отсебятины. А по мне - лучше бы так и перевели: Шашлык! Джон Серебряный Шашлык! А?! А кто переводил?
      - Некий Н. К. Чуковский, сынишка этого... Корнея. Но ты хотел о чем-то своем рассказать, похвастаться?
      - Не люблю Корнея, тяжелый психопат какой-то. Ладно хрен с ними со всеми... У меня, в моей жизни на этот час особо хвастать нечем...
       Первым, по просьбе Микулы, рассказывал Лук, а Микула слушал, старясь не перебивать, хотя вклинивался то и дело с замечаниями, подколами, случаями из собственного прошлого... Да, и с женским вопросом все ништяк, и вареную собачатину он ел, блюдо 'кэджангук' в корейском ресторане, в Ташкенте, в предпоследний день... и во всесоюзном розыске побывал... Но все как-то несуразно получается. Не так, как мечталось...
      Потом пришел черед Микулы рассказывать-докладывать... Кое-что, касательно конкретной деятельности ПрВр, он скрыл, но в целом раскололся перед другом, наплевав на конспирацию и клятвы, слишком уж много тяжести и чернухи скопилось в его душе... Лук не подведет... не должен бы! (И Лук его не подвел. - Прим. авт.)
       Как ни странно, одну из гирь этого накопленного многопудья Луку с души Микулы снять удалось! Это насчет убийства, которое, по мнению Лука, по искреннему его убеждению, было не совсем и убийство, в моральном осознании этого слова. Тот же и Пушкин, будучи тяжело раненым, пытался выстрелить в Дантеса вовсе не для того, чтобы прострелить тому коки, ладонь или ухо! Смертельная обида - смертельная дуэль! Да, жутко понимать, что именно ты человека насмерть завалил, жизни лишил, это-то да!.. Но! Люди, миллионы, десятки миллионов людей войну прошли, совсем даже не с рогатками в руках! Тоже ведь, небось, не шибко сладко вспоминать, как ты нажал на курок трехлинейки Мосина, или дернул за рычаг бомбометателя в своем самолете, или ткнул штыком, а чья-то семья, за тысячу километров от тебя, кровью окрасилась, лишившись отца, или брата, или сына, или мужа... Да, враги, но тоже ведь живые люди. Навсегда утратившие жизнь. Тоже, что ли, их всех жалеть, а себя клеймить-винить? По совести если - кого из них, из честно воевавших, убийцами считать?! Война всегда была среди людей, всю историю человечества.
      - Угу. Лук, ты друг! Обрати внимание: кратко - но в рифму! Эх, если бы все в обществе как ты рассуждали, мне бы и терзаться не пришлось... Но мало кто из людей, тем более не воевавших, с тобой согласятся.
      - Къто? Къто??? Общество??? Какое, на хрен, общество? Я сам себе фонарик и очаг! Кто оно такое, чтобы его слушать и всерьез воспринимать ярлыки этого самого общества? Ханжи чертовы! Вот, смотри... хы... общество. Если бы я взялся ловить на удочку с крючком зайчика или воробушка - меня бы осудили многие, почти все в ОБЩЕСТВЕ, кроме самых угрюмых нонконформистов. Да что там зайчика - за крысу с голубем, крючком истерзанных, меня, ловца-удочника, не пустили бы с этим уловом на порог приличного дома, разве что только на кухню с черного входа, брезгливо кривясь, для товарно-денежных обменов, да и то через кухарку... А бессловесную рыбу - уди ее крючками в губы, в жабры, в глаза, души ее сетями и силками, бей острогой, отнимай икру-детишек, ешь ее поедом в любой пост - никто не назовет тебя плохим и кровожадным. Просто скажут: человек любит рыбу. Только и всего. Микула, пойми! Если бы этот... капитан... я уже навсегда забыл фамилию... был бы чуть ловчее... то мне было бы глубоко плевать на его муки совести! Пусть уж лучше ты ими пострадаешь, а я вживую посочувствую твоим страданиям! Это не разбой, не убийство по найму, не палачество, не пьяная неосторожность, не подлый удар из-за угла исподтишка - имела место дуэль! Честная, с обоюдным риском! Бери стакан в руку, запьем и болт на все положим! Хочешь, половину греха сбрось на меня?! Я выдюжу. Мне бы тоже на душе было кисло... Но самим фактом - пройденной дуэли! - я бы гордился!
       Микула криво, но благодарно усмехнулся в ответ на утешения Лука... Одно дело грех на словах делить, другое - свой личный осознавать, вспоминать вновь и вновь... но - действительно, чуть полегчало. И не от кислятины этой винной, от искренней поддержки друга...
       Рассказывать об антисоветской сущности своей было уже проще, хотя Микула себя антисоветчиком не считал. Тогда, в декабре, на самом пороге семьдесят восьмого года, Микула и его отец провели беседу, целый марафон серьезных... и задушевных бесед... Где? Понятно, где, на домашней кухне, с выключенным отводным кухонным телефоном, под чаек-кофеек, вечер за вечером, покуда Тимофеева-старшего опять не угнали в срочную служебную командировку расшивать очередные узкие места... под самый Новый год... Василий Григорьевич старался беседовать с сыном на равных, отнюдь не свысока... И как ни странно данный факт осознавать, но в последний год равенство получалось у них все легче. Наверное, это Микула повзрослел... Или он, Василий Тимофеев, поглупел, поддавшись зрелому возрасту... Лучше пусть первое! Было что обсудить, было.
       ПрВр потеряла в конце декабря разу двоих своих ветеранов: Ставриди Серафима Ильича и Тишко Николая Семеновича. С интервалом почти в неделю. Онкология и сердечный приступ. Все, как и предсказал в недавнем диалоге Валериан Дмитриевич.
       Для Тимофеева-старшего тот разговор, нечто вроде совещания тет-а тет, не закончился, он продолжил его заочно, выбрав Микулу в качестве замещающего спарринг-партнера.
       То ощущение надвигающейся катастрофы, о котором тогда поведал Курбатов, в полной мере, пусть и не сразу, но постепенно, день ото дня, охватило и Василия Григорьевича Тимофеева. Нет, внешне все устойчиво, каждый последующий рабочий день вполне похож на предыдущий, хотя и никогда не повторяющийся в деталях. Полная аналогия - облака, неповторимые, но одинаковые. Если им на смену придут тяжелые тучи, либо наоборот, безоблачное, до самого Солнца, небо - тогда будет разница, а так - рутина. Однако же в этой рутине таятся грядущие безумные перемены, ранга именно глобальной катастрофы, тут Курбатов не преувеличивает. И дело даже не в приписках, не в унылой бесхозяйственности на местах, не в старости Брежнева и не в трескучих фразах со всевозможных трибун!
      С крутой горы вдруг покатился трактор... или танк, потерявший управление: все попытки его остановить или оседлать бесполезны, потому что этот танк, набрав инерцию и скорость падения, больше похож на тупой и тяжелый валун, нежели на сложный управляемый механизм. Давить и разрушать может, остановиться и выполнять команды - не может. Раздавит тебя и дальше запрыгает... туда... вниз...
      Косыгин Алексей Николаевич - не более чем эфемерная подмога Леониду Ильичу. А Леонид Ильич уже рыхл, дряхл... В шестидесятые была кое-какая надежда на Алексея Николаевича, на его так называемые реформы... Он по-прежнему у руля народного хозяйства, только здорово сдал после того происшествия на байдарке: устает быстро, память не та. Но даже будь он в полной силе, омолоди его на десяток лет, верни ситуацию в стране туда же, в то далекое время - поправится что-то? Нет. Он будет продолжать давить на те же привычные рычаги, по пути на край той же пропасти, разве что делать это интенсивнее и старательнее. Замени Косыгина... да черт бы с ним, с Косыгиным... замени Брежнева на Курбатова... да возьмем еще резче: заменим Брежнева на нашего дорогого Тимофеева Василь Григорича, молодого, по государственным меркам, общепризнанного гения-управленца в структуре Средмаша - выправит он ситуацию? Вырулит на безопасную и верную дорогу? Вопрос риторический, ибо ответ на него прост, прям и неизбежен, как траектория набравшего силу и скорость падения танка-валуна: увы, нет!
      Мы все с ревностью и подозрением следим за другой Мировой Сверхдержавой, имя которой: Соединенные Штаты Америки. И с завистью, и с досадой посматриваем поверх кордонов, что тут греха таить! Эффективность их финансово-производственных механизмов, хоть в сельском хозяйстве, хоть в горнорудной промышленности, хоть в банковской сфере - выше нашей! Но почему?! Наши банкиры, дипломаты, капитаны промышленности - в основной квалифицированной массе своей - ничуть не глупее и не хуже американских! При этом производительность труда, равно физического и управленческого, у них выше в разы! Во многие разы!..
      С отцом беседовать интересно, и очень, только после каждого разговора на душе - оседает противный и мокрый холодок предчувствия, этакая ожеледь...
      - Микула, тебе что-нибудь говорит вот это, например, двухлетней давности сообщение: первого апреля вступили в силу Ямайские соглашения 1976 года, закрепляющие систему 'плавающих курсов' валют стран - членов МВФ и заменяющие оценку золотых резервов в долларах на оценку в единицах СДР (специальные права заимствования). А?
      - Я читал, пап, соответственно помню. Однако тогда в смысл не вдумывался, да и сейчас не очень...
       Оказалось, со слов отца, весьма важная штука: страны МВФ проявили гибкость и отказались от привязки к так называемому золотому стандарту! И тем самым успешно, пусть временно, вырулили из очень неудобных ситуаций, связанных с эмиссией не обеспеченных золотом денег... А наши вынуждены были в ответ приспосабливаться, в роли вечных догоняющих... Неуклюжих и всегда отстающих, если судить не эмоциями, а строго по результатам. И в политике, и в экономике тех же США с давних пор существует так называемая система противовесов... Конгресс, Сенат, Президент, законы отдельных штатов, Военно-промышленный комплекс, Большой Бизнес - никто из них по определению не может прямо командовать остальными, ибо есть сдерживающие механизмы, предохранители, в лице других ветвей власти... С одной стороны, это иногда сковывает те или иные возможности отдельных лиц и организаций, но с другой, что более важно, делает жизнедеятельность всего этого организма более гибкой, система лучше приспосабливается к изменениям и, что сверхсуперархиважно, способна к самоорганизации, к самокоррекции. Это факт. У нас тоже есть все эти гибкости и противовесы, но они, увы, совсем иного свойства. У нашего дорогого Леонида Ильича эти 'противовесы' - обычные крысиные игры номенклатуры: кто, с кем, за кого, против кого. В экономике - тоже есть весы: с одной стороны Госплан и План Пятилетки, а с другой полуфеодальные полуавтономные министерства, типа МО, МИД и КГБ, приписки, 'близость к телу', плюс к этому 'специфика национальных республик'... Вместе они превращаются в танк, в котором все меньше горючего, неисправные перископы и прицелы, изношенные гусеницы, приближающийся обрыв... На пути к которому 'и лично Леонид Ильич', руководя на местах, выйдя из поезда, в течение пяти минут 'раздает наказы'. Вот мелкий иллюстративный пример, связанный и с нашим министерством, не исключительно с ним, но в том числе... Нет, сначала другой, по крысиным номенклатурным играм.
       Недавно по линии КГБ случился большой внутренний праздник: взяли целую разветвленную сеть американских шпионов, с весьма важным фигурантом из наших завербованных, неким Александром О (Александром Огородником - Прим. авт.), которого повязали с поличным. На одной чаше весов тот факт, что родная сестра этого О. была замужем за племянником Сергея Соколова, не кого-нибудь, а маршала Советского Союза, 1-го замминистра самого Устинова, Министра обороны СССР! Доказан также в этой связи канал утечки важных сведений насчет назначения Устинова после смерти Гречко.
      На другой чаше весов предстоящий 'юбилейный' дождь из наград профессионалам войны. Карать или миловать высокопоставленных лиц из числа причастных и невиновных? Если одного Брежнева награждать - как-то нескромно получится... Тем более, что с мая семьдесят шестого он уже маршал... Выход найден: генерал-полковнику Варенникову присвоили генерала армии, генералу армии Соколову, несмотря на сомнительную женитьбу его племянника, присвоили маршала Советского Союза... Человек заслуженный, боевой офицер, во время и после войны делом доказавший стране свою недюжинную профпригодность. При чем тут сомнительные знакомства жены племянника?! Но злые языки уверяют, что здесь, в этих колебаниях на весах Фемиды, перевесили добавочные соображения наградного толка: Брежнева тоже пора награждать чем-то таким... очередным и очень достойным... Очередным, после маршала, званием - все же страшновато, весь мир засмеет! А орден Победы - самое то, ведь не генералиссимуса же ему присвоили! Дурость, бесстыдство со стороны челяди - это да, но и они, якобы манипуляторы, бессильны против инерции, набравшей силу стихии. Вырежи всех до одного, пришедшие им на смену сделают примерно то же самое. Все что они смогли - разделить свою рабскую ответственность с шакальим стадом воспевателей-журналистов и представителями народных масс на местах, всем сердцем одобряющих вручение ордена 'Победы' 'за успешное проведение боевых операций в масштабе одного или нескольких фронтов, в результате которых в корне меняется обстановка в пользу Красной армии...' Молодец полковник Брежнев!
      Теперь самый другой иллюстративный пример, куда более серьезный по глупости и ее последствиям.
       Ровно восьмого марта завершилась Белградская встреча представителей государств - участников СБСЕ. Все восемь государств европейского социалистического лагеря, а именно: СССР и дальше по алфавиту - Болгария, Венгрия, ГДР, МНР, Польша, Румыния и Чехословакия внесли на рассмотрение Комитета по разоружению проект конвенции о запрещении ядерного нейтронного оружия. Внесли - а толку-то? Американцы наплевали на объединенные социалистические инициативы и продолжили свое дело. Спрашивается: на хрена Советскому Союзу - именно в данном аспекте! - ввязываться в очередной виток гонки вооружений??? Ну, нейтронная бомба. Да, смоделировали, проверили: людей выкосила, зданий сооружений не тронула. Мощность - от нескольких до одной килотонны...
      Мы, если поднапряжемся, то сделаем себе нечто подобное: самые эти нейтронные заряды, их носители и так далее... Но на хрена, повторюсь??? Предположим, сошли они с ума, там в Штатах, захотели 'снизить порог' ядерной войны, долбанули по одному из наших объектов однокилотонной нейтронной бомбой... А мы взяли, да ответили, чем бог послал на вооружение Советской армии: полноценным зарядиком, мегатонны на полторы! Нет, конечно, мы не собираемся кого-то бомбить первыми, но в ответ - непременно! И если противник будет знать, что мы не поддались на изготовление 'гуманной' нейтронной бомбы и готовы шарахнуть в ответ большой и грязной - разве снизится порог ядерной войны? Да он повысится от этакой лютой для всего мира перспективы! Мир, представив последствия, покроется гусиной кожей и станет прочнее, надежнее. Что тут - Ньютоном нужно быть, чтобы понять? Но нет! - Разрабатываем! Вбиваем 'на фук' гигантские средства! Ладно, мы из ума выжили, вместе с Брежневым, Кириленко... Но, ведь, и они на Западе точно такими же дебильными рассуждениями гирю безумных расходов себе на шею вешают! Но у них есть аргумент, в виде оправдания: поскольку их экономическая модель по факту оказалась жизнеспособнее нашей... по крайней мере в мирных условиях... то есть смысл экономически измотать СССР, чтобы потом посговорчивее стали, не сейчас, так через десяток лет... То есть, выруливая из этих долгих примеров к резюме, итожим: системы выверенных временем и опытом противовесов, которые превращают государственный организм в систему, способную к самоочистке и к саморегулированию - у нас нет. А та, которая есть - наоборот: всех заставляет разгонять этот танковый трактор, а себя уверять, сидючи внутри, что при достигнутой скорости мы не падаем, но взлетаем. 'Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.' Не поспоришь, не с кем.
       Микула и Лук давно уже выпили семисотграммовую бутылку сухого вина; если и настигло их опьянение, то довольно легкое и не очень надолго: через пару часов и Лук, и уж тем более Микула, как гораздо более массивный и к выпивке устойчивый, почувствовали себя трезвыми. После некоторого колебания, все же однозначно решили: не добавлять, хватит! Дальше чаем будем наливаться. И беседовать, спешить абсолютно некуда. Лук, правда, выбежал на улицу, чтобы сделать звонок, и наугад, но очень удачно обнаружил работающий телефон-автомат (в квартире телефона не было), позвонил Тане, в нескольких словах сообщив о сути важного дела: встреча с Микулой, почувствовал понимание с ее стороны и вернулся. Едой они затарились на четверых, заварка в шкафу нашлась - что еще нужно для холостяцкого мальчишника на трезвую голову?
       Готовясь к встрече, Микула долго сомневался - рассказывать Луку насчет ПрВр, или наплести что-нибудь вполне правдоподобное... Но - рассказал, стараясь не упоминать имена и конкретные события. Все эти рассказы и вопросы с обеих сторон были совсем не похожи на политические и научные доклады, времени до утра хватило и на безыдейный треп об армии (Микула опытом делился), о Павлопетровске и общих знакомых, о женщинах, разумеется!.. Из амурных хвастливых воспоминаний обоим было вырваться не так-то просто... Много было отвлеченных тем.
      - Что?! Ты в натуре смотрел 'Крестного отца'? И как?!
      - Да, смотрел, по видеомагнитофону. Отцу на работе выпала оказия, он и купил, в специальной секции ГУМа. Дорого!.. Ты в курсе, что есть на свете видеомагнитофоны?
      - Микула!.. Сейчас на дуэль вызову! По очереди будем драться вот этой пустой бутылкой!
      - Извини, я на всякий случай спросил. Я, между прочим, оба фильма смотрел, 'Крестный 1' и 'Крестный 2'. Оба выше всех похвал! Второй даже лучше первого, ей-богу!
      Лук немедленно потребовал от Микулы рассказать содержание 'второго крестного', слушал и только вздыхал, завидуя...
      - Между прочим, Лук... О мелодии из 'Крестного отца' даже не спрашиваю...
      - Даже не спрашивай, не испытывай мое долготерпение... Знаю, слушал.
      - Короче говоря, передаю отзыв одной маминой знакомой, музыкантши. Я ее сведения потом проверил - все четко, так и есть. Оказывается, Нино Рота, композитор, для 'Крестного отца' сам у себя слямзил эту мелодию: до этого она была в кинокомедии Эдуардо де Филиппо 1958 года 'Fortunella', с Джульеттой Мазиной.
      - Мазину знаю, в Кинематографе что-то смотрел, неореализм, но фортунеллу не видел.
      - Угу. Сюжет не важен, но музыка там звучит. Цитирую: 'сыграна стакатто', шустро, в этаком водевильном темпе, типа как у нас 'Весь покрытый зеленью, абсолютно весь', композитора Зацепина...
      
      - Грачья, друг мой, не долби мне мозг напрасными догадками!
      - А я что, а я ничего! У нас в Советском Союзе нет глубоких ученых-аналитиков, способных с помощью методов, разработанных современной наукой, давать хоть сколько-нибудь адекватные прогнозы... По крайней мере, на поверхности общественной жизни их точно нет, а в глубинах - кто их там разыщет? Ты же сам рассказывал... Вот и стараемся сами...
      Тимофеев, а в большей степени Курбатов и Балоян - имели неоднократную возможность встречаться и обсуждать самые разнообразные проблемы в весьма высокопоставленными интеллектуалами, из числа академиков общественных наук, деятелей искусства, референтов, помощников политических деятелей на уровне ЦК КПСС. Кого ни возьми - хоть Арбатова, хоть Бовина, или Аграновского-писателя, каждый из них в приватной беседе смелый и решительный вольтерьянец! Молотят правду, как они ее понимают, сплеча и от души, отнюдь не заботясь, что сексоты их 'услышут' и донесут 'куда надо', поскольку те, кому донесут, мыслят примерно так же и теми же категориями, да еще и покровительствуют вольтерьянцам! Кто именно? Да кто угодно: хоть Щелоков, хоть тот же Андропов... Тот же низвергнутый Полянский... Кто?.. Шелепин?! Нет, это был как раз вольтерянец сталинского замеса.
      Берия, кстати говоря, был вольнодумец... И Хрущев, как оказалось, когда он залез на самый верх, в зону личной безопасности... как ему казалось... Короче говоря, вся эта властная и околовластная шобла-вобла, включающая вашего покорного слугу, готова осмеивать и сметать, реформировать и ниспровергать... На словах. А чуть до практики дошло - вливаются в общее стадо и цоб-цобе... идут, куда скажут...
      - 'Куда скажут' - кто именно скажет? Картер, масоны, подпольные сталинцы?
      - Да уж не мы, не ПрВр, не 'Программа Время'! А вышли бы мы шириной морды в верховные правители, подкрались бы венцу с серпом и молотом, водрузили бы на себя... Примерно бы то на то и вышло. Вместо Косыгина Валериан Дмитриевич Курбатов, вместо Брежнева - ваш покорный слуга Тимофеев: па-а-ехали с горки на неисправном танке!
       Изнутри можно увидеть, рассмотреть то, что никакому Киссинджеру с Бзежинским не доступно, с их пониманием текущего момента. Ведь они только на словах готовы разнести на радиоактивные часточки весь СССР, раздирбанить Советский Союз на три десятка национально-феодальных уделов, утопить в лапотной нищете соперничающую с ними сверхдержаву... Но у них свои трактора и танки: на словах они беспощадные бескомпромиссные ястребы, а чуть ближе подвинуть к Карибскому кризису - сразу про 'детент' лопотать начнут, в свою воловью упряжку покорно встроятся, и поехали умасливать кремлевских склеротических старцев с подагрическими пальцами рук... что трясутся на пульте рядом с Красной Кнопкой. Лучше наступать на грабли, чем на Москву, и они этой истины придерживаются.
       Иногда, при помощи аналогий, можно и самому увидеть дополнительную ясность, и другим ее расшторить! Если взять мировые религии, в качестве очередного примера... На круг, основные: Марксизм-Ленинизм, Христианство, Ислам, Буддизм, со всеми их ответвлениями - существуют они... кроме первого упомянутого, сотни и тысячи лет, проповедуют - все до единой! - любовь к ближнему своему, справедливость, добро и мир. За пару тысяч лет битвы за добро, за всеобщую любовь пора бы и добиться осязаемых результатов, не правда ли?! А на деле?..- Ну, и вот вам всем первый результат, в качестве предварительного подарка: Хиросима и Нагасаки! Резюме: справедливость охотно принадлежит сильным.
      Если бы я был писателем-фантастом, вроде Рея Бредбери или братьев Стругацких, или, того лучше, мог бы заказать кому-то из них тему очередного романа, я бы предложил нечто вроде... Представим себе общество, всю человеческую цивилизацию планеты Земля в виде многоголового и многорукого, тысячехвостого всеподавляющего супермонстра, против которого отдельный человек, любой степени личной успешности, вдруг по каким-то причинам восстает и начинает неравную битву, надеясь победить монстра сего, или, хотя бы, отстоять перед ним свои собственные идеалы, рубежи сознания и т.п. Хвосты, лапы, руки и головы монстра, в его, героя, представлении - это враги, против которых он бьется не на жизнь, а на смерть. А для каждого из его врагов - которые суть другие щупальца, ноги, руки и головы этого же монстра, в том числе и принадлежащие нашему персонажу - тоже смертельные и бескомпромиссные недруги. Инозвездный разум, наблюдающий за всем этим со стороны, видит несколько другую картину мироздания, отличную от вышеописанной: это скучающий мегамонстр играет сам с собой в нескончаемую игру многочисленными своими щупальцами и головами, чтобы как-то скоротать доставшуюся ему вечность.
      
      - Микула когда вернуться должен, завтра?
      - Завтра к вечеру. Кажется, я его уже целую вечность жду, нашего маленького бедного птенчика. И наготовила всякого всего! Вася, будр добр, тоже найди время для семьи, хотя бы на завтрашний вечер!
      
      - Мика, выключи, нафиг, этот говорильник, достал уже прогнозами погоды и сводками с заснеженных полей! Стой, стой, погоди, музыка пошла! Она мне нравится! Знаешь, кто и что играет? Очень эту штучку люблю, там такая флейта, что...
      - Знаю, мне тоже. В смысле, мне тоже нравится.
       Лук не сомневается в памяти друга, но все-таки его не оставляет надежды уесть и подловить на неточности. Так у них с детства повелось, и Микула почти никогда не возражает против подобных наскоков - что с Лука взять?! Ехидна типичная!
      - Ну, и что? Раз ты знаешь, скажи?..
      - Ансамбль Рококо.
      - А точнее?
      - Какой же ты... Композиция 'Ветерок', автора не знаю. Ансамбль 'Рококо' был создан Анатолием Дмитриевичем Быкановым в шестьдесят пятом году. Ансамбль студийный, с концертами не выступает. Состав ансамбля довольно текучий, в основном там играют музыканты Большого симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Инструменты: челеста, арфа, флейта, гобой, клавесин, скрипка, фагот, ударные...
      - Еще, еще давай! Кррруто!.. 'А из зала мне кричат: давай подробности!'
      - Галич, 'Товарищ Парамонова'. Мне продолжать? Тогда чуточку заткнись. Постоянного состава нет, но чаще всего там играют: Александр Васильевич Корнеев, флейта, Тамара Быканова челеста...
      - У! Челеста мне нравится, и флейта еще больше! Извини, перебил!..
      - Наталья Цехановская, арфа, Николай Варюхин, ударные, Василий Калинин, шестиструнная гитара... еще один флейтист, Алексей Пакуличев. Руководитель сейчас - Корнеев, наверное, он и на флейте играл а 'Ветерке', но мне не докладывал.
      - Ух, ты! Микула, ты крут! Я даже не знал, что там сейчас главный Корнеев. Про Быканова знал, а про него нет.
      - Пользуйся. Моей маме очень нравится его классический репертуар. Там, у Баха есть одна пьеса: 'В долине слез, как тень скитаясь', мамина любимая: Иван Семенович Козловский там поет, а на флейте как раз Александр Васильевич Корнеев.
      - Погоди, запишу... Ручка есть?.. И у меня нет. Ладно, так постараюсь запомнить... Стоп. Есть. Записываю.
      - Запиши заодно про Элвиса Пресли, если тебе это имя хоть что-то говорит...
      - Это ты меня достал уже! Конкретно! Знаю, в прошлом августе помер! Я по 'Голосу' слышал, дескать стал жирным, скучным, пел в Лас-Вегасе для стареющих дамочек сладенькие баллады. Слушай, Микула, а это Рококо - оно джаз?
      - Насколько я понимаю, нет. Обычная эстрада. Легкая стилизация, под эпоху рококо.
      - А чем джаз отличается от эстрады?
      - Если Утесовский джаз, то ничем... отсутствием голоса у вокалиста. Джаз, как высказался однажды некий чувак с амбициями нотного философа, это музыкальный принцип, диаметрально противоположный бритве Оккама, его задача - в слабых музыкальных долях плодить новые сущности.
      - Как это понимать? Про Оккама я знаю, остальное - мимо.
      - Я тоже мимо. Про джаз я тебе могу цитировать три часа подряд, но сам нимало не врубаюсь, что это все означает. Просто повторил то, что другие изрекают и сами понимают. Но ты знаешь мое отношение к музыке, и к джазу, и к року, и к классике...
      - Это какое? Не знаю. Мика, не томи, скажи, будь так добр?!
      - Единственно умное в музыке - отсутствие текста. Тебе надоело уже про наши с отцом беседы слушать?
       Лук спохватился и дернул Микулу за рукав.
      - Извини, дружище! Клянусь чем хочешь - не надоело ничуть! Просто отвлеклись немножко. Походы в туалет сбили нас тобой на отвлеченные темы, вот и все. Я остатки курятины подогрею, прямо с картошкой, а ты рассказывай дальше. У меня вообще башка кругом идет от твоих рассказов. Может мне дезертировать к чертовой матери, в бега податься от армии подальше?..
      - Пока присягу не принял - ты не дезертир. Но мой совет: сдайся и до дна испей чашу сию. Жизнь на этом не заканчивается. Между прочим, ты сейчас невольно подвел меня к финишной стадии скорбных моих рассказов.
      - Почему скорбных?
      - Ладно, просто грустных, не одухотворяющих. Итак, мы остановились на том, что наш Советский Союз стал очень похож на нашего дорогого Леонида Ильича: рыхл, дряхл. Что дальше? Что еще добавить?
      - Добавить? Слово дохл, что ли? Ха! Секи, Микула, слова-то какие подобрались: рыхл, дохл, дряхл!.. Офигеть! А еще есть такие?
      - Какие такие?
      - Ну, чтобы сокращенное прилагательное и заканчивалось на 'хл'?
      - Вполне возможно, что есть, откуда мне знать?
      - Но ты же все на свете помнишь?!
       Микула вытаращил глаза, глядя на друга почти по-луковски, потом задумался... Наконец, он нашел подходящий, как ему показалось, к данному случаю контраргумент.
      - Я-то помню. Но ведь и ты не вполне беспамятный. Если я попрошу перечислить всех Владимиров или Сергеев, кого ты знаешь лично, либо по произведениям искусства, где такие имена встречаются, ты замучаешься перечислять, даже если дать тебе для этого не одну минуту, как ты мне сейчас, а, предположим, час, два, три... Когда закончишь, я непременно ткну тебя носом в Сергея Ольхова или в Сергея Есенина... которых ты не помнишь, да?.. Которых ты отлично помнишь, но о которых ты просто 'забыл' упомянуть... поскольку твое внимание, как и внимание любого человека, неспособно размазаться на миллионы факторов, деталей, да еще за ограниченный кусочек времени. Так и у меня: скажи слово 'дохл', я тут же вспомню, благо выбор невелик, один из вариантов упоминания, скажем, в словаре Ожегова: ' ДОХЛЫЙ,' большими буквами, а дальше всякие разные окончания, среди которых слово дохл: '-ая, -ое; дохл, -ла, -ло. 1. О животных: мертвый, издохший. Дохлая мышь. 2. перен. Слабосильный, хилый (прост. пренебр.)' Извини, что я бормочу всякую аббревиатурную невнятицу... Гм... Как говорят всякие, извини за выражение, художники: 'Я так вижу!'
       Лук расхохотался.
      - Это называется эйдетический образ. Убедил, художник. Знаешь, я когда-нибудь, в память о нашей сегодняшней встрече, сочиню что-нибудь умопомрачительное в своей простоте... и одновременно вычурности... и одновременно дикости - с этими твоими словами: дохл, дряхл, рыхл... Насчет Брежнева и Советского союза. Типа, стихотворение! Может быть даже однострочник.
       Микула встрепенулся, словно бы что-то вспомнив, но он и так ничего не забывал, просто нашел, наконец, подходящий предлог для последнего, самого важного, признания другу... До этого все как-то не решался, ходил вокруг да около...
      - Однострочник? Это как тогда, в пятом классе, когда ты с покойным стариком Брюсовым соревновался? 'О, закрой свои бледные ноги'?
      - Не понял?
      - 'Вампир закусывал клопами.'
      - А, вспомнил! Впрочем, никогда и не забывал. Кстати, тоже убедительно ты зацепил. Да, сочиню типа того.
      - Уверен, что будет здорово! Твое антисоветское о Брежневе: 'Семимильным шагом время мчит...' - мне здорово понравилось. Лук... Тут такое дело... Насчет памяти о нашей сегодняшней встрече. Сядь на табурет и не падай. Сейчас расскажу остальное... Погоди. Сначала тебе от меня подарок... Хотя нет, сначала послушай, вдруг откажешься... Готов слушать?
       Лук удивленно пошевелил ушами, усмехнулся преувеличенно бодро, но Микула видел, как Лук напрягся в ожидании...
      - Ну? Не ссы, Микула, колись, чего у тебя там еще? От подарка лучшего друга отказаться? - Да никогда. Ты же меня знаешь.
       Рассказал. После смерти Ставриди и Тишко дела в ПрВр пошли вкривь и вкось, а если точнее, просто... практически сошли на нет. А тут еще ЧП произошло, буквально днями, уже в апреле. Вернулся из командировки офицер КГБ, член ПрВр, Леня Рожков (пересказывая Луку, Микула старательно пропускал все имена, фамилии, звания персонажей рассказываемой истории, и Лук нисколько не возражал: если чего не знаешь - и под пытками не выдашь). Собралось заседание, на котором присутствовало около полутора десятков человек (точное число Микула тоже на всякий случай 'не помнил') и товарищ Рожков, взяв очередное слово, как на духу рассказал всем участникам совещания о том, как собирался прямо на своем боевом посту - участника периметра внешней охраны - грохнуть Леонида Ильича во время его поездки по городам и весям Дальнего востока и Сибири! Совсем как тот народоволец, который подумал, что вместе со взорванным императором в России исчезнут все несправедливости и проблемы.
       По счастью, задуманное сделать не удалось, поскольку в данной ситуации сработал эффект вышеупомянутого танка-валуна: некий добрый молодец хочет сделать нечто поперек, но система - в данном случае система тотального и перекрестного контроля - заставляла капитан Рожкова предельно бдительно сечь по сторонам, в поисках возможных злоумышленников, вместо того чтобы самому таким злоумышленником стать! Там, в девятке так все организовано, что ты, неосторожно поведя стволом в неправильную сторону, даже ойкнуть не успеешь перед собственной смертью! А в итоге получилось, что наш капитан Рожков, разболтал довольно широкому кругу лиц о том, что все они вдруг оказались не просто партизаны-подпольщики, жаждущие мирного переустройства родной страны, а террористы-заговорщики! Безусловный 'вышак' каждому, плюс навсегда искалеченные судьбы родных и близких - и самого капитана Рожкова, и всех остальных членов ПрВр, до единого человека. Леня Рожков отнюдь не глупец, но совсем дурак с этими его публичными признаниями. В тот вечер, совместными усилиями Курбатова и Калинина, также майора КГБ, члена ПрВр, ситуацию удалось пригасить, ввести в берега успокаивающими заверениями, но, по опыту человеческой истории, отныне есть смысл готовиться к 'засветке': вероятность того, что кому-то в ближайшие годы надоест играть в штирлицев и захочется выслужиться перед родиной - резко возрастает, на порядок, как минимум. Тот же Ставриди Серафим Ильич, самый располагающий к себе старичок в мире, приказал долго жить, и теперь его соратники и почитатели его красноречия лишились еще одной весомой причины держаться прежних убеждений...
       После того памятного дня, когда Микула поймал в квартире неведомого скокаря и выкинул его прочь, предварительно обыскав и отметелив, Василий Григорьевич целую неделю осторожно выяснял, 'нажимал на кнопки' личных и служебных связей... Никакого Игоря Михеева, уроженца города Горького, в картотеке МВД не оказалось. Соваться в информационную систему Горького Тимофеев поостерегся, трудно было бы, в случае чего объяснить столь специфический интерес. Поэтому случай затерся, но не забылся, небольшую зарубочку в сознании оставил. Все дверные замки пришлось заменить. А теперь, вот, дважды и по-серьезному лопухнулся Рожков: во-первых, затеяв на свой страх и риск одиночное покушение и, во-вторых, рассказав об этом на собрании ПрВр. Тимофеев-старший с неделю размышлял над возникшей проблемой, основательно, всерьез, как он привык это делать на своем 'родном' рабочем месте... И ничего путного не придумал. Кроме как попытаться вывести из-под возможного удара жену и сына. Лия Петровна в обычное свое неведение играть не захотела и заявила четко: вместе, рука об руку. На эшафот - значит на эшафот, если уж на вечную ссылку в Сибирь надеяться нельзя. Но с одним условием, которое не торгуется. Микула должен быть выведен из всего этого. 'Микула, это я тебя говорю. Я твоя мама, категорически на этом настаиваю. Это моя мольба. Иначе... иначе папе придется вдовцом дожидаться эшафота... с последующей встречей со мной'.
       Микула не стал рассказывать другу о своих колебаниях на сей счет: никто, даже родная и до последней капли крови любимая мама не вправе управлять его личной судьбой, даже с помощью шантажа на уровне жизнь-смерть. Но отец, догадавшись о бурях в душе сына, выход нашел: на случай общего провала, будем заранее переводить его... Микулу почти на нелегальное положение. Время, скорее всего, у них пока еще есть, стало быть, Микула поедет в Сибирь, в долгосрочную командировку... и там постепенно затеряется на просторах Родины с новыми документами, которые помогут ему выправить староверы Докучаевы - им не привыкать к подобным проблемам, староверы еще со сталинских времен научились жить в подполье.
      Официально Микула - по прежним документам - быть может, помрет, но, разумеется, не для отца с матерью... И не для Лука. В Москве ему теперь долго не жить, и в Павлопетровске тоже.
      - Лук!.. Ты... понимаешь...
      - Да. На этот счет можешь верить мне: даже под пытками буду терпеть, насколько это в человеческих силах. Вытерплю, в случае чего!
      - То, что нужно. Только надеюсь и рассчитываю, что ни терпеть, ни предавать, ни молчать не придется. А настанет пора - и я тебя найду. Все 'пароли-явки' московские в силе, но наша с тобой вероятность встретиться... когда-нибудь... все-таки, в сто раз реальнее здесь, в Питере. У тебя есть дополнения и свежие идеи по местам встречи, по времени, сигналам - кроме ныне существующих?
      - У меня нет.
      - И у меня нет. Лук, а Лук?
      - Ну?
      - Палку гну, деревня! Лук, ты веришь, что я реально хочу сохранить Советский Союз, уберечь его от развала, надеюсь, что это возможно... пока еще... несмотря на то что мои, во главе с отцом, убеждены в обратном?
      - Верю, сам такой. Я за Союз! Но в армию не хочу. О, как я туда не хочу!!! Но пойду. Отдам два года, черт меня подери!
      - Сочувствую. И уверен, что все будет тип-топ. Когда на дембель - весной восьмидесятого, аккурат к Олимпиаде?
      - Это если на флот не подгребут. В любом раскладе, вернусь в Питер и буду жить в Питере! Тем более, что и встретиться должны. Знаешь, что, Мика?
      - Ну?
      - Ну, и кто деревня?! Ты что-то говорил про подарок?
      - Точно. Вот он.
      Микула полез в спортивную сумку - она уже была у него на коленях, вынул оттуда книгу.
      - Это мне?
      - Угу. Книжечка не проста. В ней определенным способом сокрыты всякие-разные письмена, своего рода манифест и программа той организации, о которой я тебе говорил. Можешь не отколупывать ногтем обложку, не найдешь все равно, разве что случайно. Отец задергался очень, когда я ему рассказал про попытку квартирной кражи и дал мне задание, ничего по смыслу не объясняя: книжку уничтожить. Просто уничтожить любым радикальным способом, включая сожжение, как самый надежный.
      Волею случая мне и без него известно, что там и как, и я решил ослушаться, книгу сохранить... Не знаю зачем... как бы на неопределенное будущее. Там ничего такого страшного и тайного - нечто вроде манифеста организации, написанного чем-то вроде симпатических чернил. О существовании самой книги никто, кроме отца не знает, а теперь кроме нас троих никто не знает... Поэтому даже в пиковом случае на нее никакие сыскари и дознатчики не обратят внимания, поскольку теперь 'ейным' ни к чему не причастным владельцем будешь ты. Возьмешь? Или страшно?
      - Безусловно! Ужели ты сомневался! Тем более такую книгу: Квятковский, 'Поэтический словарь', Москва, 1966... Да она мне как родная будет! Не затопчу, не потеряю! На время армии я ее у одной близкой подруги заначу, там надежно. Подпишешь?
      - Аск! Давай ручку. 'Луку от М.' Числа ставить не буду. На всякий случай. Отца увидишь - не проболтайся, она ведь уничтожена.
      - Ну, поставь, хотя бы, апрель 1977?
      - Стоп! 78, наверное?
       - А, ну да!
      - Ладно. Давай еще по чашечке, от рассказа в горле пересохло.
      - Давай... Слушай, Мик! Времени сейчас - половина пятого утра. Скоро все мосты сведут, а там и рассвет... Пойдем, поболтаемся по городу? Надо же как-то попрощаться, и нам, и с ним... Сумку и книгу здесь пока оставим: засветло вернемся, да я вообще тебя провожу!
      - Отлично, договорились. И вот что: раз уж ты у нас поэт, да еще вооруженный таким мощным справочником по стихосложению, то будь добр, не забудь к нашей грядущей обязательной встрече стихотворение-однострочник написать, как ты грозился, там, где рыхл-дохл...
      - Не боись, не забуду.
       И они вышли в пасмурное предрассветное питерское утро, чтобы потом, ближе к полудню, расстаться-попрощаться на Московском вокзале, чтобы однажды вновь найти друг друга и встретиться на Стрелке Васильевского острова... через... какое-то количество лет.
      
      
      ЭПИЛОГ
      
      Пухл-жухл-рыхл, дряхл, чахл, затхл... тухл...
      

  • Комментарии: 2, последний от 05/03/2022.
  • © Copyright О'Санчес (hvak@yandex.ru)
  • Обновлено: 18/12/2023. 859k. Статистика.
  • Роман: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.