Овсянкин Е.И.
Архангельск купеческий. Часть 1

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 03/10/2019.
  • © Copyright Овсянкин Е.И. (oei@atknet.ru)
  • Размещен: 29/02/2008, изменен: 17/02/2009. 600k. Статистика.
  • Монография: История
  • Скачать FB2
    • Оценка: 6.24*16  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На основании различных источников автор рассказывает о становлении и развитии купе-ческого сословия древнего поморского города Архангельска. Впервые в одной книге прослеживается судьба деловых людей Севера с конца XVIII века до 20-х годов XX столетия. Много внимания уде-лено показу жизни выходцев из Западной Евро-пы, создавших в городе Немецкую слободу.Труд существенно переработан и дополнен в сравнении с первым печатным изданием. Пред-назначается для широкого круга читателей.

    • Е.И. ОВСЯНКИН

    АРХАНГЕЛЬСК КУПЕЧЕСКИЙ

    Архангельск

    Издательство “Архконсалт”

    2000

       На основании различных источников автор рассказывает о становлении и развитии купеческого сословия древнего поморского города Архангельска.
       Впервые в одной книге прослеживается судьба деловых людей Севера с конца XVIII века до 20-х годов XX столетия. Много внимания уделено показу жизни выходцев из Западной Европы, создавших в городе Немецкую слободу.
       Труд существенно переработан и дополнен в сравнении с первым печатным изданием. Предназначается для широкого круга читателей.
      
      

    Редактор Л.И. Климова

    Ответственный за выпуск В.А.Губин

      
      
      

    ВВЕДЕНИЕ

       Прошлое Архангельска издавна привлекает пристальное внимание российских историков. Рождение города и становление первого в Московском государстве морского порта, роль его во внешней и внутренней торговле России, казенное и частное судостроение  все эти и многие другие проблемы получили освещение в трудах как историковархангелогородцев, так и ученых, живущих в разных регионах России и за ее пределами. И это неудивительно. В XVII и в начале XVIII вв. новый город на Северной Двине был своеобразным центром общероссийского рынка, и без него нельзя представить историю нашего Отечества.
       Книги летописцев разных поколений остаются известными среди исследователейпрофессионалов, краеведов, студентов, всех, кто интересуется прошлым уникального поморского города.
       В большом потоке литературы достойное место занимают труды В.В. Крестинина, С.Ф. Огородникова, П.М. Трофимова, Г.Г. Фруменкова, А.А. Куратова, Г.П. Попова, Л.Д. Поповой и ряда других историков. Особого внимания заслуживают содержательные книги и статьи Н.Н. Репина, В.Н. Захарова, О. В. Овсянникова, В.П. Пузырева, коллективный сборник статей “Архангельск в XVIII веке” и др. Существенно обогатил историографию Русского Севера многотомный труд профессора В.Н. Булатова.
       Между тем, в многообразном комплексе вопросов, характеризующих становление и развитие Архангельска, до сего времени, на наш взгляд, не получила должного отражения история архангельского торгово-промышленного сословия.
       Сведения об архангельских купцах и предпринимателях, разбросанные в различных изданиях, пока еще довольно скудны. Наиболее важным исследованием этой темы являются книги С. Ф. Огородникова, не потерявшие своей ценности в наши дни. Однако главная работа этого историка “Очерк истории Архангельска в торгово-промышленном отношении”, вплоть до издания нашего трехтомника, была библиографической редкостью. К тому же многие аспекты ее требуют дополнения и обогащения свежими данными, добытыми новыми поколениями историков.
       Кроме того, в своей разработке проблем экономического развития автор ограничился в основном ранним периодом истории Архангельска. Оценивая рукопись труда ученого, Г.И. Минейко не без основания отметил: “Весь период времени, следующий за петровской эпохой, торговое развитие Архангельска занимает в очерке самое невидное место... Автор касается его как бы вскользь”.
       Активный сотрудник губернского статистического комитета, известный историк Г. Минейко оказался прав в том смысле, что вторая половина XVIII и даже XIX вв. остались как бы в тени эпохи петровских реформ. Кроме этого Минейко упрекнул автора в том, что, увлекшись анализом торгового значения города, он привел в рукописи крайне мало сведений о промышленном развитии города, непомерно много написал о засилье во внешней торговле иностранных купцов и т.д.
       Вне поля зрения последующих исследователей остался XX век. В трудах историков советского периода информация о северных купцах и промышленниках представлена чрезвычайно скупо или же однобоко, тяготела к обличению русских и иностранных бизнесменов, обвинению их в варварской эксплуатации трудовых людей и богатств Севера. Суждения о неминуемой гибели капитализма и установлении в последующем диктатуры пролетариата, господствовавшие в то время, делали изучение истории предпринимательства, а тем более конкретный анализ деятельности отдельных предприятий, акционерных компаний и в особенности “личного состава” торгово-промышленного мира, делом бесперспективным.
       Интерес к истории торгово-промышленного сословия Севера оживился в 80-е гг. ХХ века. Ряд публикаций, научно-практических конференций были связаны с 400-летием Архангельска, а затем  с переменами, которые стали происходить в нашем обществе в 80-90-е гг. Разнообразные статьи появились в краеведческих сборниках, в архангельской периодической печати. В этих изданиях содержались сведения о предпринимательской, благотворительной и общественной деятельности многих купцов. Среди авторов публикаций можно назвать имена профессора Ю.А. Барашкова, журналиста С.Н. Доморощенова, экономиста А.Ю. Вертячих и др. Т.С. Минаева защитила в то время кандидатскую диссертацию, посвященную истории морского порта в первой половине XIX века.
       Нельзя не отметить две характерные особенности статей и книг, посвященных этой теме. Во-первых, авторы по прежнему уделяли основное внимание раннему периоду истории города, главным образом, эпохе Петра I. Вторым направлением разработки этой проблемы явился анализ процессов проникновения и функционирования на Севере иностранных предпринимателей. Среди других укажем на ранее упомянутый труд В.Н. Захарова, а также работы А.В. Демкина, кандидатскую диссертацию В.В. Тевлиной .
       Истории собственно архангельского русского купечества во всех названных работах, по нашему мнению, уделено явно недостаточно внимания.
       Между тем, история российского бизнеса приобрела в наши дни не только теоретический, но и практический интерес. Логика социально-экономического развития России в конце ХХ века продиктовала необходимость возвратиться к осмыслению опыта общественно-экономической эволюции, прерванной в 1917 году.
       Знакомство с этим опытом, как справедливо отмечается в одном из первых обобщающих трудов по истории российского предпринимательства, позволяет глубже уяснить такие важные проблемы, как “национальная ментальность и ее проявления в отношениях с практикой предпринимательства, общее и специфическое в истории российской коммерции в сравнении ее с западноевропейской и американской, суть национальных традиций в отношениях между трудом и капиталом, а также между капиталом и государством, национальный тип корпоративности российского предпринимательства, мера его способности реагировать на социальные и духовные запросы общества, на политические процессы, происходящие в нем”.
       Понятно, что дать обстоятельный ответ на эти и другие вопросы невозможно без изучения истории торгово-промышленного сословия отдельных регионов России. “Созданию истории русского купечества,  справедливо отметила историк Н.Б. Голикова,  должно предшествовать появление целой серии предварительных исследований”. Без решения этой многогранной проблемы, подчеркнула далее она, нельзя считать раскрытым во всей полноте прошлое русского народа.
       Архангельск, начиная со второй половины XVI века, являлся крупным центром складывавшегося общероссийского рынка, местом, где формировались крупные капиталы в торговле, а затем и в промышленности. Из Москвы на Север шел наряду с Новгородским, Поволжским, Сибирским, Смоленским и Украинским важнейший торговый путь  Сухоно-Двинской или Беломорский.
       Длительное время этот речной маршрут, проложенный через Вологду по Сухоне и Северной Двине в Архангельск, а оттуда в зарубежные страны, как магнит, притягивал к себе крупнейших русских предпринимателей. К нему тяготели до 80 центров русских промыслов и торговли: Москва, Ярославль, Вологда, Кострома, Великий Устюг, Тотьма, города и посады Поважья и многие другие.
       В торговых операциях в Архангельске принимал участие широкий круг людей: российские и иноземные купцы, русские вельможи А.Д. Меншиков, П.П. Шафиров, П.И. Шувалов. Свою торговлю имели здесь русские цари.
       Исследования историков Б. Кафенгауза, Н.Н. Репина, Р.И. Козинцевой и др. свидетельствуют о том, что на архангелогородской (Маргаритинской) ярмарке начинали свою карьеру будущие крупные российские промышленники М. Г. Евреинов, И. И. Исаев и др..
       В Архангельске быстро сложился первый в Московском государстве центр военного и торгового судостроения, издавна прочно обосновались на временное и постоянное жительство купцы из западноевропейских стран, создав в черте города так называемую Немецкую слободу.
       Свою уникальность и общероссийскую значимость Архангельск не потерял и в тяжелое для него время, когда Россия после победы над Швецией получила выход на Запад через Балтийское море, и северный порт утратил свое первенство во внешнеторговых связях страны.
       В литературе, вышедшей в XX веке, пока еще не было специальной работы, посвященной истории архангельского купечества. В лучшем случае исследователи анализировали этот вопрос в связи с общими темами.
       Книга, предлагаемая читателям, является кратким очерком истории формирования и развития архангельского купечества, исследованием его роли в экономической и общественной жизни города, губернии и всей России. Основное внимание уделено периоду с 70-х годов XVIII века, когда был законодательно закреплен статус российского гильдейского купечества, до 1920 года, т.е. до того момента, когда частное предпринимательство практически было ликвидировано.
       Опираясь на сумму накопленных наукой знаний, учитывая бесценный труд поколений отечественных историков, собственные изыскания в архивах, автор стремился показать пути становления северного предпринимательства, его роль в развитии внутренней и внешней торговли через Архангельский порт. В поле зрения были такие вопросы, как численность архангельского купечества, участие его в создании промышленных заведений, развитии благотворительности и многие другие.
       Значительное внимание уделено жизни и деятельности поселенцев иноземной или Немецкой слободы, роли иностранных купцов в становлении торговли и промышленности в Архангельске. Специфический опыт архангельской экономики дает возможность взглянуть с позиций реальных фактов на такую важную проблему, как место и роль иностранных капиталов в процессе развития северного края и всей России.
       Во второй части книги автор попытался рассказать и о конкретных людях, являвшихся душой архангельского торгово-промышленного бизнеса. Многие из них играли заметную роль в общественной жизни города. С этой целью публикуются популярные очерки о русских купцах и о тех выходцах из западноевропейских стран, которые прочно вписали свои имена в историю Севера: династиях Бажениных, Поповых, Володиных, Беляевских, А.С. Чудинове, М.А. Ульсене, И.И. Буркове и ряде других. Хотя в ХХ веке Архангельск стремительно изменился, нельзя забывать о том, что облик и значение северного города долгое время определяло архангельское и российское купечество.
       Автор стремился предельно объективно рассказать в доступной для широкого круга читателей форме о поколениях людей, деяниями которых в решающей мере определялось развитие Архангельска: строились заводы и корабельные верфи, велась торговля, возводились церкви и жилые дома, появлялись сотни торговых заведений, осваивались новые земли и в результате происходило становление одного из крупнейших рынков всероссийского значения.
       Изложению истории северного купечества предпослана небольшая глава, повествующая о рождении предпринимательского мира всей России. По нашему мнению, историческая книга, в которой нет общероссийского фона, отсутствует понимание и ощущение общегосударственного масштаба изображаемого периода, не может считаться полноценной работой.
       Основным источником явились документы государственного архива Архангельской области, архива Регионального управления федеральной службы безопасности Российской Федерации по Архангельской области, а также работы справочностатистического характера, исследования российских историков и экономистов, пресса разных лет.
       Убежден в том, что трезвое осмысление богатого и далеко не однозначного, противоречивого опыта минувшего, поможет глубже понять сущность и уроки предпринимательской деятельности прошлого, а также вернее оценить реалии, сложившиеся в нашей жизни.
       Наш труд выходит вторым изданием, которое дополнено рядом новых сведений о деятельности северных предпринимателей. А первое издание быстро разошлось и получило положительную оценку в печати, среди учителей, профессорско-преподавательского состава высших учебных заведений. Отрадно, что книга выходит в составе своего рода уникального трехтомника, в который включены упомянутые выше работы В.В. Крестинина и С.Ф. Огородникова.
       Считаю своим приятным долгом засвидетельствовать искреннюю благодарность за помощь в работе над книгой работникам архангельских архивов: В.А. Волынской, Л.В. Гундаковой, О. И. Корнеевой, В.А. Радишевской, Т.А. Санакиной, Т.В. Титовой, С. Б. Хоровой, Н.Н. Паршиной, без содействия и консультаций которых не могли бы явиться на свет многие сведения, содержащиеся в этом труде.
       Выражаю мою душевную признательность библиографам-краеведам областной научной библиотеки имени Н.А. Добролюбова Е.И. Тропичевой, М.А. Смирновой, О. А. Соловьевой, З.В. Истоминой, Ф.С. Агапитову, а также сотрудникам архангельских музеев Е.П. Бронниковой и Т.В.Зелениной за эрудированные, дружеские советы и подбор старинных фотоснимков. Я искренне благодарю также профессоров В.Н. Булатова, В.И. Голдина, А.А. Куратова, А.В. Пластинина, Ф.И. Поташева, А.В. Репневского, историкаархивиста Н.А. Шумилова, издателя В.А. Губина, В.В. Телова, А. И. Серебренникова, а также уже ушедших из жизни журналиста Н.С. Федорова и фотографа Н.Г. Блохина за внимательное знакомство с рукописью, ценные замечания и советы по ее доработке.
       Самую глубокую благодарность за постоянную моральную поддержку и безграничное терпение я выражаю своей жене Лидии Ивановне Климовой  редактору книги.
      
      
      
      

    Часть первая

      

    ДЕЛОВОЙ АРХАНГЕЛЬСК

    В ИСТОРИИ РОССИИ

       Из истории российского купечества.  Рождение и становление архангельского торгово-промышленного сословия.  Сколько было в Архангельске торговых людей?  Наказ города Архангельска.  Для пользы делового мира Поморья (Из истории архангельских банков).  Первое окно в Европу (Внешняя торговля. Торговые пути-дороги. Торговля на русских морских судах).  От торговли - к производству. (Купцы и промышленность. История первой архангельской купеческой бумажной фабрики. Семейные фирмы, торговые дома, акционерные компании).  Ярмарки.  Немецкая слобода (У истоков иноземного поселения. Рождение Немецкой слободы. Дела торговые. Внедрение в промышленность. На службе общества. Репрессии против жителей Немецкой слободы).  На заре XX века.  В период интервенции.  “Обратить в достояние Республики”.  Трагедия деловых людей Севера

    ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО КУПЕЧЕСТВА

      
       Прежде всего, уточним некоторые понятия, которые автор намерен использовать в своей книге. Наиболее употребительными среди них являются наименования: гость, гостиная сотня, купец, торговец, предприниматель, гильдии, фирмы и ряд других.
       Что означали эти слова, какое содержание вкладывалось в них на разных этапах истории России?
       Российские исследователи справедливо отмечают, что понятийный аппарат в области торговли и промышленности вырабатывался длительное время и соответствовал достигнутому уровню развития экономической жизни государства.
       В Древней Руси купцами называли горожан, которые занимались в основном торговлей, осуществляя от своего имени предпринимательскую деятельность с целью получения прибыли.
       Первые упоминания о купцах относятся к Х в. Однако, понятие “купечество” окончательно выкристаллизовалось в первой четверти XVIII века. Оно стало употребляться по отношению к посадским людям, занимавшимся торговлей. Причем принадлежность к этому сословию достигалась путем взятия купеческого свидетельства одной из трех гильдий и утрачивалась в случае его невозобновления в установленный срок.
       Наряду с этим на Руси издавна употреблялось и понятие “гость”. Оно использовалось первоначально по отношению к людям, имевшими торговые отношения с заграничными рынками, т.е. ездившим “погостить” в заморские государства, а также по отношению к лицам, приезжавшим продавать и покупать товары из других стран. Этот термин известен уже в памятниках Х в. (договорах Олега и Игоря с греками).
       С XIII века на Руси бытовал также более обобщенный термин “торговец”. В ходу было и слово “гостинодворец”  так называли купца или его сидельца, продавца, торговавшего в рядах. Все эти слова сейчас устарели, в оборот введено понятие “предприниматель”, или “бизнесмен” (от английского слова business), означающее дело, занятия того или иного человека.
       В современной литературе под предпринимателем понимают того, кто самостоятельно и под свою личную ответственность руководит предприятием и единолично принимает решения о планировании и осуществлении всех производственных процессов. И в этом смысле слово “предприниматель” сейчас нередко распространяют на все поколения российского купечества.
       Термин “гильдия” в России был впервые упомянут в 1719 году в важном государственном документе  регламенте Коммерц-коллегии. Он происходит от немецкого слова Gilde, означавшее объединение купцов. Регламент Главного магистрата, появившийся в 1721 году, объявил обязательным создание гильдий во всех городах. Популярно объясняя смысл этого слова, В. Даль определил его как “торговые разряды”, на которые разделялись купцы по своим правам и платимым за это пошлинам.

    * * *

       С понятием “купец” связана многовековая история России. Летопись российского торгового сословия хранит важнейшие страницы нашего Отечества. Она нашла отражение во многих государственных документах, богатых материалах регионального уровня, касается судеб династий самых именитых людей нашей страны, тысяч представителей русского народа. Как же происходило становление российского купечества, развертывалась его практическая деятельность?
       Торговые люди на Руси, начиная с ХIXII вв., постепенно объединялись в особые группы населения, которые выделялись имущественным положением и пользовались поддержкой княжеской власти.
       Первая русская купеческая корпорация возникла в Новгороде в XII веке. Она вобрала в себя крупных оптовых торговцев воском и называлась Ивановская община (“Иванское сто”, появившееся при церкви Ивана на Опоках). Подобные корпорации торгующих людей имелись и в других городах Древней Руси (“Московское сто”, “Сурожане”).
       Именно в этот период расцвела торговля Великого Новгорода, ориентированная главным образом на внешний рынок. Основными партнерами новгородских гостей являлись представители северогерманской Ганзы, установившей торговую монополию на Балтике. Уже в XII  ХV вв. обнаружилось намерение иностранцев не пускать русских купцов на свои внутренние рынки. Ганзейцы, используя накопившийся у них опыт мореплавания, силу капиталов и формы организации, стремились покупать товары на территории Руси и прибыль от их продажи в Европе сосредоточивали в своих руках. Новгородцы в лучшем случае ограничивались торговлей в ближайших зарубежных городах: Нарве, Риге, Ревеле, лишь изредка прорываясь на небольших судах в Швецию и другие страны. Эта особенность торговых отношений иностранных купцов с Россией четко проявлялась вплоть до второй половины ХIХ века.
       Естественный рост купеческого сословия на Руси был прерван татаро-монгольским нашествием, нанесшим тяжелый удар по всему укладу хозяйственной жизни страны. Он возобновился в полной мере лишь в XIV в. Постепенно богатые и влиятельные группы купцов появились в Москве, Новгороде, Вологде, Н. Новгороде, Твери и других торгово-промышленных центрах древней Руси.
       Заметный урон процессу развития купеческого сословия нанесла опричнина. В период правления Ивана Грозного многие представители торгового мира в ряде ремесленных центров, в особенности в Твери, Новгороде и других, были истреблены физически, их имущество пополнило казну царя и его “слуг”. На некоторое время купцы слились с другими слоями посадских людей, обязанных платить подати и отбывать казенную службу.
       Однако в то же время от имени Ивана IV были даны первые жалованные грамоты торгующим людям. Царь поддерживал этим актом ряд именитых торговцев, в числе которых были представители знаменитого предпринимательского рода Строгановых, развернувших свою деятельность в Сольвычегодске и положивших начало освоению русскими людьми Урала и Сибири.
       В 1557 году Аника (Аникей) Строганов доказал царю необходимость этого шага России и получил от Ивана Грозного огромные массивы земель по Каме в Перми Великой. А наследники Аники явились инициаторами отправления за свой счет отрядов Ермака в поход за Уральские горы, сыграв, таким образом, огромную роль в присоединении к России Урала и Сибири.
       К началу XVIII века владения Строгановых составили более 10 млн. десятин, что превышало территорию Голландии, Бельгии и Дании, вместе взятых. У них было до 50 тыс. вольных и крепостных крестьян. Имея поташные промыслы и солеварни, они делали крупные торговые обороты, значительная часть их товаров шла через Архангельск на Запад. Как один из богатых торговцев своего времени, Аника Строганов по указу царя наблюдал за торговлей англичан на Севере. В 1570 г. Аникей и его сын Яков основали в Соломбале судостроительную верфь.
       Со школьных лет по картинкам в учебниках нам знаком внешний вид дома, сооруженного Строгановыми в 1565 году в Сольвычегодске. Эти необычные по своему внешнему виду палаты, простоявшие более двух веков, имели высоту более 20 саженей и длину 34 сажени (около 70 метров) и символизировали богатство именитых людей Севера. Как установили историки, этот рисунок не соответствовал настоящему виду хором, но он завораживал своей необычностью.
       Строгановы не оставались в долгу перед властями. Только в момент междуцарствия и в правление Михаила Романова они пожертвовали около 840 тысяч рублей, а всего до конца XVII века выделили государству огромную сумму в 2,5 млн. рублей серебром .
       В отличие от всех знатных людей своего времени, Строгановы, как заметил известный русский историк Н. Устрялов, имели особенное, “исключительно им принадлежащее, звание именитых людей”. Имена Якова, Григория и Семена  сыновей Аникия  особой статьей были внесены в Соборное Уложение 1649 года.
       Строгановы ни с кем не смешивались и в других важных документах. Так, например, грамотой царя Михаила Федоровича 1616 года, объявлявшей чрезвычайный сбор денег повелено: “с дворцовых, монастырских и боярских отчин взять сотные деньги; с гостей и торговых людей пятую деньгу; а со Строгановых с вотчин, промыслов и животов 40 000 рублей”.
       Григорий Дмитриевич (1656  1715) не раз выручал деньгами Петра Великого, за что три его сына (Александр, Николай и Сергей) в 1722 году удостоились баронского титула, а внук Александр Строганов (1733 1811) стал графом, президентом Академии художеств и членом Государственного совета.
       В более поздние годы один из потомков Строгановых - граф Сергей Григорьевич (1794-1882) был воспитателем наследника российского престола цесаревича Николая Александровича. Он основал знаменитое впоследствии Строгановское училище живописи, ваяния и зодчества.
       А его брат - граф Александр Григорьевич (1795 - 1891) стал видным государственным деятелем: министром внутренних дел, членом Государственного совета, новороссийским и бессарабским генерал-губернатором. Свою громадную библиотеку он завещал после себя Томскому университету.

    * * *

       Между тем, в конце XVI в. российские купцы объединялись, в зависимости от размеров капиталов, в привилегированные корпорации  гостей и торговых людей гостиной и суконной сотен.
       Самое почетное место принадлежало гостям. Этот термин стал названием высшей категории привилегированного купечества. Подобное звание получали от царя самые крупные торговцы с оборотом от 20 до 100 тысяч рублей в год (очень большая по тому времени сумма). Как правило, высший слой купечества состоял в основном из жителей Москвы. Особенности корпорации заключались в том, что она была оформлена как замкнутое сословное образование: гости не имели права передавать свой чин по наследству, а возможность получения его целиком зависела от воли властей, от которых они получали особый правовой статус, который сохранялся вплоть до царствования Петра I.
       Численность гостей в XVII веке колебалась от 25 до 40 человек. В целом за все время существования этой категории торговых людей в ее составе побывало 172 человека. Будучи приближенными, к царю, они отличались от других торгующих людей не только размерами капиталов, но и особым родом повинностей.
       Гости были обязаны исполнять казенные финансовые поручения в пользу государства: выезжать, в частности, в портовый город Архангельск и нести там таможенные и кабацкие службы, собирать непопулярную соляную пошлину. Одним словом, как бы ни был велик капитал торговца, но, если он не исполнял казенного поручения, то не мог носить звание гостя.
       В XVII веке, например, должность таможенного головы в Архангельске исполняли московские гости Василий Шорин, Аникей Чистый и Василий Федоров.
       Чести состоять гостями удостоились, кроме Аники Строганова и его потомков, холмогорцы Феофан Макаров, Михаил Косицын и Иван Кобелев, потомок семьи Савиных из села Лодьмы, расположенном в 50 верстах от Холмогор.
       В 1680 году архангелогородский купец Филатьев, ставший московским гостем, удивил столицу тем, что возвел храм на Ильинке  Никола Большой Крест. Построенный в несколько этажей, на подклете, он служил не только церковью, но и товарным складом.
       За гостями следовал торговый разряд гостиная сотня. Эта корпорация родилась в 60-е годы XVI века. Первоначально она также формировалась из москвичей. В соответствии с российскими традициями делить посадских тягловых людей на три разряда, гостиная сотня делилась на “лутчших”, “середних” и “молодших”. Она отличалась от гостей размерами капиталов. Сообразно с этим на нее падали менее тяжелые казенные службы: члены сотни избирались на должности целовальников или голов на кружечные и таможенные дворы в городах.
       Само название “сотня” имело только номинальное значение: в них бывало менее и более 100 человек. Очевидно, на первых порах была попытка определить их количество сотней человек, но позднее, когда появившееся определение вошло в житейскую практику, оно стало традиционным и сохранялось, независимо от роста числа членов корпорации. В 1649 году, например, в гостиной сотне состояло 158, а в первой четверти XVIII века в ней было уже 2100 купцов.
       Члены этих сотен пользовались привилегиями, имели самоуправление, т.е. выборных голов и старшин, вершивших общие дела торговых людей. В гостиной сотне в разное время состояли создатели первой в Московском государстве лесопильной мельницы на Вавчуге близ Холмогор братья Осип и Федор Баженины, а также выходцы из крестьян Кеврольского уезда Щепоткиных Иван и Богдан Семеновичи. Последний стал с 1649 года даже гостем.
       В новых исследованиях выявлены представители северных купцов, удостоенных этого звания и в более ранний период. В списках гостиной и суконной сотен в первой половине XVII века было немало выходцев из Соли Вычегодской, Устюга и других северных городов.
       Гостиная сотня, пополнявшаяся богатыми людьми с мест, представляла собой привилегированную группу торговцев, ориентированных в основном на внешний рынок. Но что еще более существенно, корпорации привилегированного купечества насаждались властью с той целью, чтобы наиболее рационально использовать влиятельную и богатую часть торговой верхушки страны в системе государственного аппарата, возложить на них круг обязанностей и определенную меру ответственности за успешную деятельность ряда важных хозяйственных и финансовых органов.
       По меткому выражению известного историка В.О. Ключевского, эти разряды торговых людей являлись “финансовым штабом московского государя”, своеобразным “орудием правительства в управлении провинциальным торгово-промышленным населением”.
       Многие торговые люди гостиной сотни исполняли важные государственные поручения. Так, например, Богдан Щепоткин (который имел второе имя Елисей) являлся таможенным головой в Холмогорах, подобные обязанности исполняли в Архангельске Юрий Конкин и другие.
       Эта верхушка посадского населения потеряла свой статус в начале XVIII в. В целом в купеческой корпорации гостиной сотни, просуществовавшей на Руси со времен царствования Ивана Грозного до Петра I, состояло, по последним данным, 2781 человек, а вместе с гостями через основные корпорации привилегированного российского купечества прошло 3036 человек.
       Однако вплоть до XVII в. в России не оформился самостоятельный “торговый класс”. Понятие “купечество” в то время означало лишь род занятий, а не специальную сословную категорию населения. В то же время можно сказать, что купеческие разряды, возникшие в далеком прошлом, являлись своего рода предшественниками деления торгующего сословия на гильдии.

    * * *

       Постепенный рост городов и увеличение числа людей, занимавшихся торговлей и промыслами, вынудили правительство более четко определять обязанности и права торгового сословия.
       При царе Алексее Михайловиче появился ряд законов, отразивших рост экономического значения купцов. Среди них Уложение 1649 г., а также Торговый (1653) и Новоторговый (1667) уставы. Был создан особый государственный орган  Приказ большого прихода. В обязанность последнего входило наблюдение за тем, чтобы соблюдать разумное налогообложение, которое способствовало бы пополнению казны и в то же время не разоряло до конца плательщиков налогов.
       Однако в целом в XVII веке процессы первоначального накопления в России находились в зачаточном состоянии. Обладатели капиталов вкладывали средства не в производство, а туда, где они обращались быстрее  в торговлю.

    * * *

       Наиболее заметные изменения в судьбе российского предпринимательства произошли в XVIII веке. Петр I, начав крупные преобразования в стране, постоянно искал средства для их осуществления и, в особенности для проведения активной внешней политики, а также для строительства флота, содержания и вооружения армии, создания отечественной промышленности.
       В XVII веке русский народ стал подразделяться на сословия, которые отличались друг от друга закрепленными законом казенными повинностями. Главной обязанностью дворянства являлась военная служба, обязанностью посадских людей и государственных крестьян  платеж податей и общественная служба по сборам налогов. Крепостные крестьяне, кроме податей, вносили оброк и отбывали барщину в пользу землевладельцев. Сохраняя сложившийся характер сословий, Петр осуществил в каждом из них значительные перемены.
       Меры, принятые реформатором относительно купцов, состояли в том, чтобы укрепить их положение, или, как говорилось в ряде петровских указов, собрать воедино “всероссийское купечество, яко рассыпанную храмину”.
       На деле это означало попытку оживить хозяйственную жизнь России. В начале XVIII века с этой целью царь издал ряд указов, рассчитывая на то, что торговля и промышленность будут способствовать обогащению государственной казны. В 1709 году купцам было запрещено переходить в другие сословия, чтобы “государевым податям умаления не учинилось”.
       13 февраля 1720 года Петр I дал Сенату указ, которым объявлялось о назначении князя Ю. Трубецкого обер-президентом Главного Магистрата. Его товарищем был определен известный купец Илья Исаев. 16 января 1721 года был издан регламент Главного магистрата.
       Главный магистрат был обязан устроить магистраты во всех городах, дать им инструкции и всемерно покровительствовать торговле и промышленности. В частности, ему предписывалось “всех купеческих и ремесленных людей, выбывших из посадов в крестьяне и другие “разные чины”, собрать и записать “в те же слободы и в тягло, из которых они отбыли”. Представители всех сословий, в том числе дворяне, получили право записываться в купечество и торговать всеми товарами везде “невозбранно”. Это право приобрели также крестьяне и “всякого рода разночинцы” при наличии у них промыслов на 500 рублей оборота. Такая норма позднее была распространена даже на беглых крестьян. Вследствие этих мер термином “купечество” стало обозначаться посадское население определенной состоятельности.
       Петр I предоставил купцам ряд льгот, положивших начало выделению их в постоянное сословие. Как уже отмечалось, в допетровские времена посадские люди делились по своей состоятельности на три статьи: лучших, середних и молодших.
       В 1721 году регламентом Главного магистрата объявлялось обязательным разделение всех городских жителей), исключение составили иностранцы, шляхетство, духовенство и “подлые” люди  чернорабочие и поденщики) на две гильдии.
       В состав первой гильдии вошли “банкиры, знатные купцы, которые имеют большие отъезжие торги и которые разными многими товарами в рядах торгуют, городские докторы, аптекари и лекари, шкиперы купеческих кораблей, золотари, серебренники, иконники, живописцы”.
       Ко второй гильдии были отнесены все торгующие мелочными товарами и харчевыми припасами, а также резчики, токари, столяры, портные, сапожники и им подобные”. Регламент Главного магистрата, объявлявший новое деление граждан, выделял особый разряд. В состав его вошли чернорабочие и лица наемного труда, “которые хотя и почитаются гражданами, но нигде между знатными и регулярными гражданами не счисляются”.
       Этот документ разрешал купцам покупать крепостных крестьян, если последние после приобретения их будут приписаны к фабрикам или заводам. Петровские реформы, введя новую систему деления городского населения на гильдии, положили конец существованию привилегированных корпораций гостей и гостиной сотни, т.к. с того времени эти старинные разряды высших торговых чинов, стоявшие ранее вне посадской организации, вошли в состав купцов. Петр I прекратил пожалования этими чинами, а затем, в соответствии с указами 1722  1728 гг., произошло их включение в состав купеческих гильдий и обложение подушной податью.
       Все посадские ремесленники, помимо этого разделения, были расписаны еще в цехи, т.е. в союзы людей, занимавшихся одним ремеслом. Деление горожан на цехи и гильдии Петр I позаимствовал из стран Западной Европы.
       Следует отметить, однако, что деление, установленное регламентом Главного магистрата, вскоре подверглось существенным изменениям. В 1742 году “подлые люди” по сути дела были переименованы в купцов третьей гильдии. При этом слово “купец” стало применяться с того времени по отношению ко всем посадским тяглецам, т.к. городское купечество стало распределяться не по видам их торговой дельности, а по размерам промыслов, т.е. капиталов. В конце концов, посадское население стало четко делиться на три экономические группы: купечество трех гильдий, цеховые ремесленники и подлые люди, т.е. чернорабочие.
       Царь внес также существенные перемены в устройство посадского самоуправления. До реформы посадский сход избирал земского старосту, ведавшего городскими (посадскими) делами. При Петре были учреждены магистраты, состоявшие из нескольких выборных горожан, число которых определялось размерами посада. Город, где насчитывалось более 2000 посадских дворов, состоял из президента, четырех бургомистров и 8 ратманов (советников). Все эти люди избирались из числа горожан на посадских сходах. В соответствии с положением, магистраты заведовали сбором податей с посадских людей и производством суда над ними. Городовые магистраты подчинялись Главному магистрату, учрежденному в столице и призванному заботиться о благосостоянии посадского населения.
       Регламент Главного магистрата утвердил текст присяги, который должны были принимать все бургомистры и ратманы. В ней особое внимание уделялось клятве царю Петру I верно “споспешествовать всему, что служить будет пользе и приращению к поправлению городского дела, особливо коммерции и мануфактуры”.
       Усовершенствование государственной машины, поощрение правительством наиболее зажиточной активной части горожан способствовало расширению социальной базы купечества, которое стало пополняться людьми из разных слоев общества и бывшими иностранцами. С этого времени купечество выступило как основная социальная прослойка в промышленной среде. А усиление роли государства в экономической жизни расширило контакты этого сословия с казной. Все эти меры служили тем широким целям, которые намечал преобразователь России.
       Главным экономическим явлением в жизни страны в тот период явился переход от мелкого производства к крупному, нередко от частного к казенному или же пользующемуся государственной поддержкой. Только в первой четверти XVIII в. в России появилось до 400 новых предприятий-мануфактур, куда впервые в истории страны перекачивался торговый капитал.
       Отечественные предприятия производили железо, военное снаряжение, оружие, канаты, ткани, паруса и многое другое, столь необходимое для быстро увеличивавшейся армии и морского флота. Однако почти все купцы, заводившие мануфактуры, продолжали вести торговые операции.

    * * *

       Положение торгового сословия постепенно усложнялось. Государство, в поисках новых доходов, увеличивало налоги, многие купцы и торговые люди при Петре I по царским указам были вынуждены совершить разорительное переселение из Архангельска и Москвы в Петербург. Так, по предписанию царя в 1710 году полагалось выслать из Архангелогородской губернии в столицу на вечное житье 555 семей, в том числе 23 семьи из Архангельска, в 1712 губерния должна была поставить на работу в Петербург 703 человека и 1739 рублей .
       В пору начавшихся преобразований страны страдали не только купцы. Тяжкие испытания выпали и на долю крестьян. Только за три года (1707  1709) в будущую столицу на временную работу было послано 10 010 северян . Это привело к тому, что в Архангелогородской губернии, занимавшей в то время огромное пространство, с 1678 по 1710 г. убыль крестьянских дворов составила 40% (с 99,5 тысяч дворов до 59 тысяч  в 1710 г.).
       “Убылые дворы и в них люди,  гласил один из документов той поры,  взяты в рекруты, в солдаты, в плотники, в СПб работники, в переведенцы, в кузнецы”.
       Окончательное оформление купеческого сословия завершилось сословно-податной реформой 7080 годов. Манифест от 17 марта 1775 г. провозгласил начало преобразования городского управления.
       Прежнее податное сословие городов делилось на две части  на купцов и мещан. К первым относились все члены прежнего сословия, объявившие за собой капитал не менее 500 рублей. Их освободили от подушной подати, заменив ее 1-процентным налогом с объявленного капитала. В мае того же года последовал новый указ, согласно которому купечество делилось на три гильдии: к первой причислялись купцы, объявившие капитал более 10 тыс. руб., ко второй  от 1 тыс. до 10 тыс. руб. и к третьей  от 500 от 1 тыс. руб.
       Остальные горожане прежнего купеческого сословия стали именоваться мещанами и должны были платить подушную подать по 1 руб. 20 коп. с души.
       В 1785 году было издано знаменитое Городовое положение (“Грамота на права и выгоды городам Российской империи”), уточнившее и закрепившее состав и привилегии гильдейского купечества .
       Документ существенно увеличил нормы капитала для 2 и 3-й гильдий. А купцы с капиталом более 50 тыс. руб. были выделены в разряд “именитых людей”. Купцы каждой гильдии получили определенные права и обязанности. Этот документ освобождал купцов всех гильдий от натуральной рекрутской повинности, а членов 1 и 2 гильдий  от телесного наказания.
       Городовое положение повысило социально-экономический статус купечества. Купцы первых двух гильдий не несли казенных служб, обрели право на устройство фабрик и заводов, а также на внутренний оптовый и розничный торг. Представители первой гильдии могли иметь морские суда и торговать не только в России, но и за рубежом. Купцы второй гильдии получили право строить или приобретать только речные суда, а пределы деятельности купцов третьей гильдии ограничивались мелочным торгом оптом и в розницу, содержанием постоялых дворов, бань и трактиров. Они могли также заводить малые речные суда, “станы и рукоделия” и действовать в пределах своего города и уезда.
       При этом образ жизни купцов также жестко регламентировался. В частности, купцам первой гильдии разрешалось ездить по городу в карете парою, второй  в коляске парою, третьей  запрещалось ездить в карете и впрягать в простую повозку или сани более одной лошади.
       Государство, вводя дифференцированные налоговые льготы, стремилось тем самым стимулировать объявление больших капиталов. Выгоды были настолько очевидными, что купцу, имевшему крупный капитал, стоило платить высокий налог, чтобы пользоваться ими. Власти надеялись на заинтересованность купцов. В Указе от 25 мая 1775 года подчеркивалось, что для объявления капиталов купцам предоставлялось "добровольное показание на совесть каждому", и поэтому "доносам и следствиям об утайке" "места иметь не должно".
       Таким образом, предпринимательство подвергалось жесткой и многосторонней регламентации, что в принципе не могло не сдерживать развития деловой активности. В соответствии с реформой городские жители четко разбивались на две категории: мещан и купцов. Отныне мещане, не располагавшие капиталом свыше 500 рублей, не имели права называться купцами.
       Постепенно правительство ввело ряд других изменений в законодательство о российском купечестве. Манифест 1807 года поднял планку для первой гильдии до 50 тысяч рублей капитала, у второй она достигла 20 тысяч рублей и у третьей  доведена до 8 тыс. руб. Вот каким образом с годами в России менялись размеры объявленного капитала для вхождения купца в ту или иную гильдию и размеры платы с него в казну:

    Динамика роста государственного обложения купцов

    (в ассигнациях)

    Год

    Минимальный размер объяв-

    ленного капитала

    (по гильдиям в тыс. рублей)

    Про­цент с ка­пи­тала

    Плата в казну с минимального капитала, по гильдиям, руб.

    Источники: ПСЗ. Том, 

    документа

      

    гильдии

      

    гильдии

      
      

    1

    2

    3

      

    1

    2

    3

      
       1775

    10

    1

    0,5

    1

    100

    10

    5

    ХХ, 14 327

    1785

    10

    5

    1

    -

    100

    50

    10

    ХХII, 16188

    1794

    16

    8

    2

    -

    160

    80

    20

    XXIII, 17 233

    1797

    -

    -

    -

    1,25

    200

    100

    25

    ХХIV, 18278

    1807

    50

    20

    8

    -

    625

    250

    100

    ХХIX, 22 678

    1810

    -

    -

    -

    1,75

    875

    350

    140

    ХХХI, 24 116

    1812

    4,75

    2375

    950

    380

    ХХХII, 24 992

    1818

      
      
      

    5,22

    2612

    1045

    418

    ХХХV, 27314

      
       В последующие периоды государство пошло на дальнейшее поощрение купеческой деятельности. Купцам разрешалось покупать землю, создавать “товарищества”, для них вводилась “бархатная книга знатных купеческих родов” ради “увековечивания в потомстве памяти родов первостатейного купечества”.
       Манифест 10 апреля 1832 года ввел в России звание почетного гражданина (личное и потомственное). Этой чести удостаивались за выдающиеся заслуги перед городом, наряду с чиновниками, учителями и врачами, купцы первой гильдии, которые смогли продержаться в ней не менее 10, а с 1863 года  20 лет. Вопрос о причислении к потомственному гражданству решался по докладу Герольдии Сенатом.
       Этот стимул способствовал удержанию купцов в гильдиях, т.к., кроме отмеченного выше, звание почетного гражданина пожизненно освобождало людей от рекрутской повинности, телесных наказаний и даже гильдейских сборов. Еще раньше, при Павле I, для наиболее активных купцов вводился чин “Коммерции Советника”, соответствовавший VIII классу Табеля о рангах. Эти люди могли также ходатайствовать о причислении их к “почетным гражданам”.
       Преобразования петровского периода, реформы Екатерины II и последующие меры окончательно утвердили сословное деление населения России на дворянство, духовенство, купечество, мещанство и крестьянство. Каждое из сословий обрело права и обязанности, передаваемые по наследству. Это деление с небольшими изменениями просуществовало до 1917 года.
       Гильдейская организация купечества, уже изжившая себя в Западной Европе, насаждалась в России сверху в интересах казны. Объективно она противоречила свободному предпринимательству, чуждому всяких ограничений. В то же время в условиях самодержавной власти “сословность” ограждала предприимчивых людей от произвола чиновников.
       Эта во многом архаичная система постепенно приспосабливалась к изменявшимся в стране порядкам.

    * * *

       После отмены крепостного права началось быстрое развитие капитализма, на путь предпринимательства становились тысячи активных людей, главным образом крестьян. Это вынуждало правительство менять законы, регламентирующие условия для занятий торговлей и промыслами.
       Вхождение крестьян в городскую жизнь являлось в России сложным процессом. Долгое время бывшие землепашцы, уже переселившиеся в города и даже приписанные к городскому сословию, числились по-прежнему жителями деревни и платили двойные подати. Эта практика вызывала естественное недовольство крестьян.
       Не менее сложной являлась и проблема вступления крестьян в купечество. До 1861 года правительство проводило непоследовательную политику в ее решении. Начиная с 1723 года земледельцы, за счет которых в основном росло население городов России, имели право записываться в купеческое сословие при наличии у них ценза в размере 500 рублей. Однако они должны были иметь при этом отпускные свидетельства от помещиков или от сельского общества и весьма значительный капитал. В течение ста лет (с 1762 по 1861 гг.) запись крестьян в купеческое сословие без таких документов и увольнительных писем от властей была запрещена.
       С 1863 года доступ в купечество открылся для всех сословий. Для этого достаточно было ежегодно платить гильдейский сбор (1-я гильдия  500 руб., 2-я гильдия  150 руб., 3-я гильдия была ликвидирована) и промысловые налоги. Эти меры открыли широкий доступ для вступления в купечество крестьянам, занимавшимся предпринимательской деятельностью, а также мещанам и евреям, так как принадлежность к купечеству давала им право на свободу перемещения, получение бессрочных паспортов, возможность со временем быть причисленными к категории почетных граждан и т.д.
       Преобразования, начавшиеся после 1861 года, привели к тому, что к концу ХIХ века сословная обособленность купечества утратила свое значение и превратилась в анахронизм. Этому в немалой степени способствовал принятый 8 июня 1898 года по инициативе министра финансов С.Ю. Витте новый закон о промысловом налоге. Главная цель его состояла в том, чтобы устранить неравномерность обложения налогом за право торговли и промыслов, привести доходы в соответствие с уровнем развития в стране торговли и промышленности.
       Вместо гильдейских и негильдейских были узаконены три группы предприятий и промыслов: предприятия торговые, предприятия промышленные и личные промысловые занятия. В свою очередь каждая из этих групп подразделялась на части в соответствии с признаками, указывающими на размер и доходность фабрик и заводов.
       Закон сохранил сословные купеческие свидетельства, но право получения их предоставлялось только лицам, взявшим промысловые свидетельства: для первой гильдии  по первому разряду торговых или по 1-3  промышленных предприятий, а для второй гильдии  по второму разряду торговых или по 4 или 5 разряду промышленных предприятий.
       Отныне было отменено обязательное приобретение купеческих свидетельств для желающих заниматься коммерческой деятельностью, купечество перестало быть синонимом российского предпринимателя. В мир бизнеса могли свободно входить лица некупеческого звания  крестьяне, дворяне и т.д. Этими законами купеческое сословие сводилось на нет. В купцы стали записываться на основании соображений, посторонних торговой деятельности. Евреи, например, записывались в состав купечества потому, что таким образом они получали право повсеместного жительства, вне зависимости от так называемой черты оседлости. Для русского купца имело значение получение званий потомственного или почетного личного гражданина, которое давало некоторые традиционные привилегии.
       Ряд правительственных мер привели к тому, что субъектом торговой и промышленной деятельности становился не “купец” с сословной точки зрения, а торговец или промышленник. Рост численности купеческого сословия во второй половине ХIХ века прекратился. Представители крупной торгующей и промышленной буржуазии переходили в категорию почетных граждан, в дворянское сословие. С другой стороны, значительная часть дворянского “благородного сословия” к этому времени обуржуазилась, становясь на путь промышленного и финансового предпринимательства.
       Достаточно привести такие примеры: главой ведущего банка России  Русско-Азиатского  стал бывший товарищ министра финансов А.И. Путилов, дослужившийся до чина действительного статского советника, т.е. до гражданского генеральского чина. А сын министра финансов при Александре III, камергер двора его императорского величества А.И. Вышнеградский сделался одним из руководителей Петербургского Международного коммерческого банка. И таких примеров было немало .
       Хотя до 1917 года все сословия в России формально сохраняли свои названия и некоторые права, но к началу ХХ века в стране в полной мере проявилась своеобразная сословная размытость. Купечество превратилось в составную часть российской буржуазии.
       Рассмотрим теперь вопрос о том, каким образом происходило становление архангельского купечества.
      

    РОЖДЕНИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ

    АРХАНГЕЛЬСКОГО КУПЕЧЕСТВА

      
       Архангельск создавался как первый морской порт Русского государства, крайне нужное для него “окно в Европу”. Начальные сведения об основании города содержатся в грамоте Ивана Грозного от 4 марта 1583 года, направленной двинским воеводам. Ознакомившись с чертежом будущего поселения, царь повелел: “как наша грамота придет... город делати наспех”. О немедленном начале строительства города напоминало окончание указа: "О наряде о городовом и о железе, указ вам учиним часа того". Иначе говоря, царь повелевал приступить к стройке немедленно, сразу же после получения воеводой этого документа.
       Историки Севера не раз дискутировали вопрос о причинах основания Архангельска .
       Точное и глубокое понимание проблемы возникновения городов встречаем в работах известного русского историка Ивана Забелина. Он писал, что города рождаются "не по прихоти счастливого капризного случая, но силою причин и обстоятельств более высшего или более глубокого порядка, для очевидности всегда сокрытого в темной, мало еще разгаданной дали исторических народных связей и отношений, которые вынуждают и самих князей-строителей ставить именно здесь, на известном месте тот или иной город. Главным двигателем в создании таких городов является всегда народный промысел и торг, ищущий для своих целей добрых сподручных путей или доброго пристанища и который, повинуясь естественным географическим путям и топографическим удобствам международного сообщения, всегда сам указывает, сам намечает, сам избирает место, где и устраивает узел своих работ и действий, именуемый городом".
       Мы полагаем, что это соображение ученого можно целиком отнести к Архангельску.
       Однозначный ответ на вопрос о причинах "к строению города Архангельского" давали видные отечественные историки В. В. Крестинин и С. Ф. Огородников, отмечая, что таковыми явились "заведенные на Двине Российские с Англичанами и Голландцами торги, посредством мореплавания сих иноземцев, как место для новой торговой пристани".
       Разумеется, верно, что город на Двине в духе традиций того времени ставился и как передовая сторожевая крепость для защиты Руси от иноземных захватчиков и грабителей. Для этого были все основания: постоянная угроза военного нападения со стороны скандинавских государств, набеги шведских, норвежских и иных ватаг требовали усиления северных границ Московского государства. Только в XVI веке были сооружены Сумский острог, крепости в Коле и в Соловецком монастыре.
       Внешняя опасность для Русского Севера со стороны неприятеля существовала и в более позднее время. В своем послании Екатерине II, направленном в 1779 году, генерал-губернатор А.П. Мельгунов после анализа состояния Архангелогородской губернии и ее центра справедливо заметил: “Город сей пограничьной, то в предосторожность неприятельского нападения с моря надлежит иметь знатные воинские команды”.
       И, тем не менее, определяющей причиной, вызвавшей к жизни новый город, явилось развитие экономики, стремление Русского государства быстрее завязать выгодные торговые отношения с европейскими странами, т.е. “прорубить окно в Европу”.
       Крепостные орудия архангельских укреплений не сделали ни единого выстрела по вражеским кораблям. Правда, инженерная защита города, несмотря на частые пожары и естественные разрушения крепостных сооружений, длительное время поддерживалась государством на должном уровне. Восстанавливались стены, привозились новые пушки взамен пострадавших в огне.
       Во второй половине XVII века в крепость превратилась часть Гостиных дворов, занявших одно из центральных мест на набережной Северной Двины. Но, воздвигая этот комплекс, строители главное внимание уделяли сооружению купеческих и царских складов  хранилищ товаров. При этом они действовали по прямому указанию Москвы. В царских грамотах не раз напоминалось о том, что “наперед города велено строить гостиные дворы”.
       Характерно, что архангелогородский губернатор С.М. Козьмин, обосновывая в 1765 году необходимость ликвидации шести башен гостиных дворов, писал о том, что надобности в них “более не предвидится”, да и сам тот город (губернатор имел в виду крепость - Е.О.) “никакой защиты не имел и не имеет, да и не для того строен” (выделено нами - Е.О.) Иначе говоря, губернатор четко понимал, что комплекс гостиных дворов “строен” был и оправдал себя лишь как хранилище товаров торговых людей.
       Таким образом, новое сооружение имело скорее не военное, а торговое, дипломатическое и даже политическое значение, превратившись со временем в некий символ морской России. Изумленные иноземные купцы, знакомясь с ним, разносили по всему миру вести о растущей мощи великой державы.
       Появление нового города на Северной Двине потребовало от высших и местных властей решения ряда проблем, важнейшей из которых было привлечение в него людей на постоянное местожительство.

    * * *

       Для несения военной службы в крепости из Холмогор и других мест было прислано 200 стрельцов (так назывались до конца XVII века воины русской армии). Они составили гарнизон города и стали его первыми жителями.
       Однако новое поселение по замыслам его основателей являлось, прежде всего, местом для морской пристани, для деловых сношений с иностранцами. Поэтому для него требовались не только воины, но и предприимчивые люди, способные основать здесь промышленные заведения и торговать. Для создания и становления в Архангельске предпринимательского сословия понадобилось длительное время.
       Государство, кровно заинтересованное в развитии торговли в Архангельске, вместе с возведением города, строит в 1587 году Гостиные дворы. Первые помещения для хранения товаров были деревянными, их не раз переносили с места на место из-за частых пожаров, но они всегда делились на две части - Русскую и Немецкую.
       Писцовая книга, составленная Мироном Вельяминовым в 1622-1624 гг., сохранила детальное описание этих дворов. "На посаде ж, - говорилось в писцовой книге, - двор государев гостиный: на том дворе государевых 84 анбара верхних и исподних, 32 лавки, на том же дворе московских и разных городов гостей и торговых людей 15 анбаров... Государев двор гостин немецкой, а на нем верхних и нижних 86 анбаров государевых да немецких заморских гостей 32 анбара, да подизбных 2 анбара".
       Кроме этого, значительная часть торговых помещений стояла непосредственно на посаде, т.к. мест на Гостином дворе недоставало, амбары многих иноземных купцов располагались по всему берегу. В 1634 году голландцы Петр фан Колен и Ян Палекорн просили отвести им под амбар порожнее место "против таможни, на берегу, идучи от Немецкого двора", сроком на четыре года для складирования бочек с икрой. Три года спустя голландский купец Елисей Ульянов (Меррик) просил о месте для амбара в городе на Жабьем болоте для хранения смолы. И это не единичные примеры.
       Вскоре после упомянутой выше переписи гостиные дворы сгорели. В этой обстановке и появился указ царя Алексея Михайловича от 26 июня 1667 года возвести выше упомянутые просторные каменные Гостиные дворы.

    * * *

       Каковы пути формирования архангельского купечества?
       Материалы обывательских книг, а также сведения, почерпнутые из различных источников, позволяют выделить четыре основных канала пополнения этой самой активной в то время категории населения Архангельска. Среди них: запись в купеческое сословие иностранцев и последующий затем переход их в русское подданство, переезд в северный город торговцев из других территорий России. Но чаще всего северными купцами становились разбогатевшие крестьяне губернии и выходцы из местного, т.е. городского мещанского сословия. Рассмотрим кратко механизм этого сложного, длительного и непрерывного процесса.
       Первой попыткой властей привлечь в город будущих торговцев явилось насильственное переселение властями в 1587 году в Новохолмогоры, как первоначально назывался Архангельск, 133 “жильцов” из окрестных двинских деревень, а также деревенского люда из-под Холмогор, из Емецкого стана и других, сравнительно отдаленных от нового поселения мест.
       Судя по грамоте двинского воеводы князя Василия Андреевича Звенигородского, “переведенцы” в Новохолмогорский посад, учрежденный в 1587 году, не были рядовыми бедными крестьянами. Все они являлись членами 26 купеческих товариществ (складничеств): 6  из двинских посадов и 20  из черных волостей. Так, из Холмогорского посада в новое поселение были направлены: из Верхней половины  Иван Иванов сын Косицын “с товарищи”; из Глинок  Степанко Фролов да Нестерко Яковлев “с товарищи” и т.д. Поскольку всего было переведено 133 человека, то, следовательно, в каждом из купеческих товариществ состояло в среднем по 45 “купцов-складников” .
       Переселенцы получили льготу: на пять лет освобождались от налогов, т.е. обретали “свободу”. Но за это время они должны были “дворы себе поставити и огородити и жить на посаде, в новом Колмогорском городе торговати”.
       Однако попытки властей заставить торговых крестьян приспособиться к новым условиям жизни и практической деятельности в первый период не увенчались успехом. Большинство бывших сельских жителей сбежало из посада, явочным путем возвратившись в родные деревни. Во всяком случае, к 1606 году, т.е. всего 19 лет спустя после переселения, на месте осталось только 30 “переведенцев”.
       Оценивая злосчастия первых архангелогородцев, историк В.В. Крестинин отметил, что одни из крестьян просто сбежали, другие поступили мудрее, заявив о том, что они “одолжали и осиротели”, хотя позднее оказалось, что “они де люди прожиточные”. Третьи ухитрялись “всякие подати” платить как архангелогородцы, но жить все-таки “по посадам и по деревням в старых своих дворах, верст за сто и за полтораста” от Архангельска.
       Можно согласиться с выводами исследователей о том, что на первых порах даже бывшие зажиточные крестьяне считали условия своей прежней сельской жизни более благоприятными для занятия торгово-промышленной деятельностью, чем пребывание в посаде, где царили “великие поборы” и посадское ярмо. Потребовалось немало времени, чтобы на новом месте поселения появилось все необходимое для ведения успешной торговли и того или иного промысла.
       В 1613 году центральные власти, учитывая жалобы населения на тяжесть налогов, отделили архангельский посад от холмогорского, обязав воеводу тем же указом возвратить всех беглецов, а вместо умерших привести их детей. В то же время в город Архангельский (название появилось в 1613 году) было зачислено около 80 крестьян, которые жили в городской черте без тягла. Но и эти меры не повлияли существенно на рост купечества. Перепись Фонвизина, проведенная в 1678 году, зарегистрировала всего лишь 223 посадских жителя. Таким образом, за столетие число основных обитателей города не увеличилось даже в два раза.
       В целом почти два века архангельское русское торговое сословие было маломощным и не проявило “искусства в коммерческих делах”. Оценивая деяния своих отцов и дедов, 15 видных архангельских купцов в своем прошении на имя Екатерины II, направленном в мае 1768 года, отметили, что “город Архангельский, для коммерции основанный в 1584 году, ... был не в состоянии, за малолюдством своим и недостатком, распространить знатным образом собственное купечество в последовавшем столетии”. Представители торговой общественности, среди которых были Иван Баженин, Антон Бармин, Петр Крылов, Александр Фомин и историк Василий Крестинин, констатировали, что годовой оборот городских купцов составил в тот момент всего 11 тысяч рублей, в то же время как приезжие торговцы выручали за свои товары от шести до семидесяти тысяч каждый.
       Это не значит, что за первые два века своего существования на Севере не появилось крупных предпринимателей из местных жителей. Чего только стоят дела холмогорцев Бажениных, которые первыми в России соорудили в Вавчуге пильную мельницу, оснащенную по последнему слову техники той поры, основали известную судостроительную верфь, предприняли смелые попытки проникнуть со своими товарами в западные страны!
       Примеру предприимчивых северян последовал их земляк, бывший “карбасник” Н.С. Крылов. Он, нажив капиталы в Холмогорах, по указу Коммерц-коллегии от 5 мая 1732 года, построил знаменитую Быковскую судоверфь в пяти верстах выше Архангельска, имел салотопню, канатные и лесопильный заводы, вел торговлю в Амстердаме и Гамбурге. Как отмечала позднее губернская газета, при помощи “природных дарований, трудолюбия и опытности из бедного карбасника вышел муж остроумный, искусный и твердый купец в делах внутренней и внешней торговли”.
       Однако основная масса архангельских посадских людей долгое время ограничивалась мелким розничным торгом.

    * * *

       Между тем, объективные обстоятельства, а также и политика государства побуждали крестьян все решительнее приобщаться к торговым и промысловым делам.
       Участие деревенских жителей в торговле наблюдалось в России издавна. Это в особенности касалось земледельцев Севера, где очень часто случались неурожаи, и необходимо было находить дополнительные источники для содержания семей, для уплаты все возраставших государственных податей, восстановления некоторых орудий труда и т.п. Крестьянин реализовывал часть своей продукции путем обмена или продавал ее. Тем более что долгое время торговая деятельность в стране не ограничивалась.
       Во всех описаниях Архангельской губернии важное место занимала проблема крестьянской торговли. “В каждое ж лето,  говорилось, например, в подобном документе за 1768 год,  приплавляется из верховых деревень немалое число и з хлебом, рогатым скотом и смолою плотов елового леса”. Заметно были втянуты в товарно-денежные отношения крестьяне Архангельского уезда и всего Беломорья. Здесь издавна развивались такие промыслы, как солеварение, рыболовство и добыча зверей.
       Жители деревень поставляли на рынок продукты сельского хозяйства, а также соль, рыбу, шкуры и сало морских зверей. Часть из поморов имела свои морские суда, некоторые из крестьян нанимались кормщиками, матросами, во время ярмарки работали на погрузке и выгрузке кораблей. А “женский пол,  отмечалось в том же описании губернии,  упражнялся в вырабатывании из лну пряжи и ниток простых и золотничных, а из пряжи тонких полотен и салфеток и тому подобного, которые и продают как для внутреннего продовольствия, так и для заморского отпуска”.
       В этом же описании указывалось на большое значение в жизни северного крестьянства отходничества, т.е. заработка в других городах России: “Некоторые (крестьяне  Е.О.) отходят в Санкт-Петербург, Москву и другие города и вырабатывают портным, сапожным, столярным, плотничным, медным, каменьщичьим и купорным мастерствами, извозами, послугою кучерами, лакеями и тому подобным немалое число денег. А иные в Санкт-Петербурге, будучи на иностранных конторах, находятся артельщиками, которая из прочих работ за наивыгоднейшую почитается”.
       В 1788 году в губернии было выдано крестьянам 5976 паспортов, которые давали право быть в отлучке из своей деревни до трех лет. Все эти процессы получили еще большее развитие в последующее время. Достаточно отметить, что за 1860  1900 гг. в Архангельской губернии было выдано более 1 259 тыс. паспортов и краткосрочных свидетельств на жительство.
       Только торговля, промыслы, заработки в других городах позволяли крестьянам кормить семьи и платить налоги. Как отмечала газета “Архангельские губернские ведомости”, “смолокурение (в Шенкурском уезде  Е.О.) составляет почти единственный промысел крестьян, с помощью которого только и уплачиваются все подати и денежные повинности”.

    * * *

       С течением времени обстановка в государстве обострилась: началась острая конкуренция между купечеством и торгующими крестьянами. Перед правительством возникла дилемма  или упорно противиться развитию торговли сельских жителей под влиянием купцов, или же использовать это явление в собственных интересах. Избранная политика не отличалась последовательностью, но главная ее направленность состояла в том, чтобы перетянуть наиболее состоятельное крестьянство в города и сделать их купцами.
       Уже в XVII  XVIII вв. с этой целью началось ограничение крестьянской торговли. В указах от 14 ноября 1699 и 11 марта 1700 гг. говорилось о взятии крестьян, которые живут в городах на тяглых землях, в посады, а тех, которые “не похотят”, им в городе не жить и не торговать и лавок и кожевенных промыслов и откупов не держать. Лавки и мастерские им предписывалось продать. Одновременно указы обязывали крестьян привозными товарами торговать “оптом с возов и стругов, а не врозь и не из их наемных лавок”.
       Петр I спустя всего 12 лет попытался решить эту проблему в соответствии с требованиями жизни. Указ 1711 года повелел: “позволить всякого чина людям всеми товарами торговать невозбранно, с платежом всех обыкновенных пошлин”. На основе этого Правительствующий сенат объявил свободу торговли под условием платежа пошлины.
       Позднее, в 1745 году, крестьянская торговля была ограничена “знатными селами и деревнями, состоящими по большим дорогам и не в ближнем от городов расстоянии”. При этом резко сужался круг товаров, которые крестьянин имел право реализовывать. В их числе были лишь сохи, серпы, косы, топоры, овчинные шубы, телеги и т.п. продукция. Эти стеснения устанавливались с той целью, чтобы “купечеству обиды и в торгах их умаления не было”.
       Таможенный устав 1755 года несколько расширил узкие рамки этого закона, разрешив крестьянам торговать хлебом и другими съестными припасами. Новые льготы государство ввело в начале XIX века, предписав местным властям не чинить препятствий крестьянам в торговле хлебом и другими продуктами, дозволило вести их и оптом, и в розницу. Манифест 1801 года разрешил крестьянам свободно торговать даже “с заморскими странами”.
       Принципиальное значение для развития крестьянской торговли имели указ 1815 года, разрешивший земледельцам вести розничную торговлю не только в собственной, но и во всех соседних губерниях, и манифест 1824 года, который резко снизил размеры повинностей в целях “поощрения торговли, мануфактур и всякого рода промышленности”.
       Одна из глав последнего закона была целиком посвящена торгующим крестьянам, которые разделялись на шесть категорий в соответствии с объявленным капиталом. По сути дела этот закон приравнивал крестьян к купечеству.
       Крупные крестьянские предприниматели приобретали купеческие права первой и второй гильдий, т.е. имели возможность вести оптовую торговлю и сооружать крупные промышленные предприятия. Остальные крестьяне обретали права купцов третьей гильдии, или мелких торговцев. Еще в 1806 году богатые крестьяне получили право строить собственные мореходные суда.
       Расширение крестьянской торговли позволяло наиболее предприимчивым сельским жителям Севера скапливать капитал и переселяться в город, записываться в мещанство или купечество. Особенно сильный приток крестьян в Архангельск произошел в конце XVIII века.
       Историк В. Крестинин, отмечая рост посадского населения в период между III и IV ревизиями (1763 1782 гг.), писал: “Сие умножение посада (на 541 душу мужского пола) последовало при открытии Вологодского наместничества вступлением в гражданство 280 семей крестьян, обселившихся в городе...”. Согласно данным обывательской книги 1786 1788 гг., недавние крестьяне составляли 37% жителей посада.

    * * *

       Первые списки архангельских купцов свидетельствуют о том, что значительная масса их являлась выходцами из деревень. Заметим, что процесс вхождения в купечество был довольно длительным и сложным. Он являлся примерно одинаковым для всех категорий людей, желавших войти в это сословие, но больше всего формальностей приходилось преодолевать крестьянину. Юридически правительство обосновало эту процедуру еще в начале XVIII века, установив, что “записываться в посад крестьянам и прочим... вольно”, но в то же время оно обязывало их платить подати не только по купечеству, но и по своему сельскому состоянию.
       Практически вплоть до 1861 года, т.е. до отмены крепостного права, житель деревни, принявший решение записаться в городское сословие (мещанское или купеческое), должен был, по крайней мере, соблюсти пять правил.
       Крестьянин имел право подать прошение о переводе его в город при условии, если он уже “приобык к свойственным купечеству и мещанству промыслам или какому-либо употребительному в городах рукоделию”. Во-вторых, от него требовалось, чтобы до подачи заявления он “проживал или совсем обзавелся в городе”. Он должен был, в-третьих, обеспечить обработку земли, которой распоряжался до переезда в город. В-четвертых, будущий мещанин или купец обязывался представить в городскую думу документ от сельского общества о том, что на нем не было “поселянских повинностей” и “недоимок”, а также обязательство, что бывший крестьянин будет уплачивать до следующей ревизии все подати на месте его прежнего жительства. И, наконец, в-пятых, крестьянин должен был в момент вступления в городское гражданство внести авансом трехгодичную подать по тому и другому состоянию.
       Эти рогатки, установленные высшими властями, практически означали, что в гильдии могли вступать весьма состоятельные крестьяне. И такие на Севере находились во все времена.
       Уже в 1710 году шести хозяевам-крестьянам из важских дворцовых деревень удалось перейти в купечество. А за время с 1722 по 1764 гг. в это сословие было записано 205 дворов, входивших в Архангелогородскую дворцовую контору .
       По данным за 1786 год, в Архангельске значилось 18 купцов первой гильдии, т.е. деловых людей, объявивших свой капитал “по совести” в сумме более 10 тыс. рублей. Семеро из них были в недавнем прошлом торговыми крестьянами.
       А.И. Попов, выходец из Заостровской волости, к 42 годам сумел приобрести морской корабль, имел салотопный и пековаренный заводы. Позднее он и его сын Василий избирались на должность городского головы. 46-летний кегостровец В. Сидоров владел двумя лавками, а также пивным и пековаренным заводами.
       Во второй гильдии, насчитывавшей 20 человек, состояли бывшие крестьяне: Я.К. Ваганов, П.А. Долгошеин, Г.Е. Сидоров, брат купца первой гильдии Василия Егоровича Сидорова, а также А.К. Егоров, И.А. Истомин, А.П. Окольничников, Д. И. Попов  всего 7 человек.
       А в целом выходцы из крестьян составляли в тот момент четверть всех торговцев, около 40% владельцев фабрик и заводов, 45% цеховых ремесленников и до трети всех наемных работников.
       Крестьяне пробивались в купечество всех гильдий и в более поздний период, когда размеры капитала для вхождения в ту или иную гильдию заметно выросли, составив 50 тыс. рублей при вступлении в 1-ю гильдию, 20 тыс.  во 2-ю и 8 тыс.  в 3-ю.
       Иначе говоря, за 33 года (17751807) минимум капитала, нужного для вступления в 3-ю гильдию, был поднят в 16 раз, а для 1-й  в пять. Эта мера оградила купцов 1-й и 2-й гильдий от конкурентов и очищала гильдии от мелких, нередко разорившихся торговцев, пользовавшихся всеми правами купечества и принимавших участие даже в выборах в купеческое самоуправление.
       Увеличение размеров гильдейского состояния не уменьшило наплыва в архангельское купечество предприимчивых людей из глубин губернии. Так, в 1829 году среди 17 купцов 2-й гильдии все, кроме англичанина К.Ф. Моргана и “старожилов” Н.А. Лугового и Я. В. Спиридонова, были недавними крестьянами или холмогорскими мещанами. Среди них: выходцы из Холмогорского уезда И.Я. Демидов, Я.А. Кустов, братья Онегины, Плотниковы, В.И. Карбасников из Лявли, П.К. Куйкин, сын архангельского мещанина Козьмы Дмитриевича, до 1780 года экономического крестьянина Сумского посада, А.Ф. Черепанов из-под Архангельска. К этому списку можно добавить имена недавних мещан: вологодца С.М. Рынина, холмогорцев М.М. и С.И. Чернышевых и С.И. Попова из Колы.
       В 1863 году, после отмены крепостного права и ликвидации 3-й гильдии, среди 11 купцов 1-й гильдии значились пинежанин В.Ф. Браванов и холмогорец К.В. Шингарев. А среди 75 купцов 2-й гильдии их было 12 человек, в том числе будущий городской голова 38-летний пинежанин С.Д. Лемяхов, занимавшийся оптовой торговлей хлебными припасами. Как позднее отмечалось в его биографии, крестьянин Савин Данилович явился в город, не имея ни гроша в кармане.
       Наибольшее число бывших крестьян входило в 3-ю гильдию, где они составляли более трети (45 человек из 122).

    * * *

       Значительный интерес представляет процедура зачисления в купечество третьей гильдии выходцев из отдаленных селений. Покажем это на примере холмогорской жительницы Ирины Васильевны Бедановой. Судя по документам, она скопила свой капитал за долгие годы.
       Более десяти лет ее сыновья Гаврила и Алексей служили у видных архангельских купцов М. Чернышева и А. Пятунникова. В конце концов, они смогли купить дом в Архангельске, и в 1820 году Беданова подала заявление о принятии ее с сыновьями в состав купечества 3-й гильдии. Она объявила капитал по совести в размере 8 000 рублей, уплатила положенную пошлину в размере 418 рублей, имела на руках разрешение мещанского собрания села Холмогор, которое было подписано 28 мещанами. К заявлению было приложено ходатайство купцов, у которых служили сыновья Бедановой. Это была своего рода служебная характеристика молодых людей.
       Характеризуя 25-летнего Алексея, купец Чернышев отмечал, что Алексей “вел себя, как надлежит доброму гражданину. Поручения по моим коммерческим делам исправлял всегда исправно, отдавал свои отчеты порядочно. В продолжение всего времени ни в чем неблагопристойном мною замечен не был”. Среди документов было и решение архангельского купеческого общества. Лишь только после всего этого городские власти приняли решение о записи Ирины Бедановой в обывательскую книгу в качестве купчихи 3-й гильдии. Таким же образом оформляли свое “купечество” в городе и все остальные.
       Выявление более полных статистических сведений о числе крестьян, перешедших в купечество, потребует дополнительных усилий. Кроме того, статистика далеко не полно характеризует социальные сдвиги, которые происходили в России, в том числе и на Севере. Многие крупные предприниматели предпочитали оставаться в крестьянском звании. Подобное явление получило особенно широкое распространение после реформ 1860-х годов. Такие крупные представители делового архангельского мира, как А.С. Чудинов и Г.С. Щепоткин  основатели лесозавода в Цигломени, выходец из Патракеевки судовладелец И.И. Бурков, предприниматель из Вознесенской волости П.П. Амосов и ряд других весьма состоятельных северян навсегда остались в истории Архангельска торгующими крестьянами. Все эти и многие другие выходцы из деревень сумели создать крупномасштабное дело уже в конце XIX  начале ХХ вв.

    * * *

       Некоторая часть архангельских купцов в конце XVIII века и позднее учитывалась по группе, члены которой именовались “старожилами”. Этим понятием определялись люди, как правило, родившиеся в Архангельске или проживавшие в нем длительное время. В 1786 году среди купцов 1-й гильдии их насчитывалось шесть, а во 2-й гильдии  8 человек. Многие из них владели своим богатством по наследству. Большинство лиц этой категории также имели свои корни в крестьянской среде. Иначе говоря, 14 человек из 18 самых состоятельных архангельских купцов являлись по своему происхождению крестьянами.
       Колоритной фигурой в этой группе был, например, потомок известной на Севере фамилии, внук Федора Андреевича Баженина Иван Никифорович. В 1786 году он, объявив капитал в 11 600 рублей, имел наследственный дом, 11 лавок и амбаров, родовую деревню Вавчугу в Холмогорском уезде, неподалеку от которой располагались корабельная верфь, водяные мельницы, кузницы, сараи, амбары, фабрика парусных полотен, к которой была приписана по последней ревизии 91 мужская душа. Во владении Баженина были также пашенные и сенокосные земли и дома в Товре и Уемской волости.

    * * *

       Стремительное вхождение бывших северных крестьян в состав городского купеческого сословия имеет свое объяснение. Уже с середины XVI века в развитии Двинской земли проявлялись предбуржуазные отношения. В недрах черносошного крестьянства выделялась группа “лучших людей”, крестьян-богатеев, владельцев деревень, рыбных тоней, лавок, соляных варниц. Эти люди применяли наемный труд, владели морскими и речными судами, наживали солидные капиталы, которые вкладывали в дело. Задолго до основания Архангельска на Севере были известны фамилии Амосовых, Поповых, Шульгиных (Шуйгиных), Кобелевых, Дудиных, Косицыных, Болотных и других крестьян, успешно сочетавших занятия сельским хозяйством с промысловой деятельностью и скопивших значительные капиталы. Многие представителей из этих фамилий навсегда вошли позднее в историю архангельского купечества.

    * * *

       Портовый город манил к себе жителей многих регионов Русского государства. Поэтому в списках архангельских купцов заметное место занимали крестьяне, мещане и торговцы из столицы, Москвы, Вятской, Вологодской и других губерний. Приведем несколько примеров. В списке за 1786 год значатся А.М. Кентенус из Москвы, Х.Б. Родде из Ревеля, М.П. Прокопьев из Ярославля, И.И. Юренский из С.- Петербурга. Позднее в Архангельске оказались слободчанин А.В. Булычев, П.И. Вальстер из Нарвы, Н.К. Гартман из Риги, А.Д. Дьяконов из Вологды, Я.В. Догадкин из Костромской губернии, Е.И. Накрохин из Великого Устюга, С.И. Репин из Вятки, С.С. Спиркин из Рязанской губернии и многие другие.
      

    * * *

       Специфика архангельского купечества в сравнении со многими регионами России заключалась в том, что здесь почти с момента основания города значительную группу составляли выходцы из других государств. Причины появления этой категории деловых людей на Севере, их деятельность подробно рассмотрены в главе “Немецкая слобода”. Ограничимся здесь лишь некоторыми замечаниями.
       В соответствии с российскими законами, которые не раз менялись и уточнялись, деловые иностранные люди могли заниматься своим бизнесом, записавшись временно в категорию иностранных гостей или же приняв подданство российского государства. Им разрешалось вступать в купеческие гильдии, если они принимали вечное подданство России. Только это обстоятельство позволяло выходцам из других стран пользоваться теми же правами и льготами в торговле, какие предоставлялись русским купцам. Юридически эти бизнесмены становились, таким образом, полноправными гражданами России, хотя в ведении своих дел они во многом отличались от русских купцов.
       Списки архангельского купечества позволяют отчетливо проследить динамику вхождения иностранцев в российский бизнес, постепенного наращивания ими своего влияния. Документы свидетельствуют о том, как, пользуясь собственными кораблями, знанием иностранных языков, связями с предпринимателями западных стран, навыками в торговых делах и более солидными капиталами, иностранцы вытесняли русских из всех сфер промышленно-торговой деятельности.
       Уже в 1815 году среди купцов первой гильдии остался лишь один русский человек  коммерции советник Василий Алексеевич Попов. Все остальные десять человек были иностранцы (Х. Брюст, Ф. Кроп, В. Х. Грель, В. Брандт, Ф. Шольц, Ф. Морган, И. Гембри, Е. Гернет, А. Клефекер и Ф. Олдекоп). А в 1824 году из общего списка купцов (124 человека) почти четверть  29  составляли выходцы из других стран. Характерно, что наибольшее число их состояло в первой гильдии. Среди 8 первогильдийцев к тому времени по-прежнему был лишь один русский А. И. Амосов. Остальные являлись иностранцами: В. Брандт, С. Беккер, К. Амбургер, Е. Классен, Ф. Клефекер, Г. Молво и Я. Гольбом.
       Иностранцы составляли пятую часть общего списка 3-й гильдии (18 человек из 95). Количество их в этой гильдии значительно увеличилось к 1829 1830 гг. В обывательской книге за эти годы их значится уже 25 человек, в то время как общее число третьегильдийцев сократилось до 84 купцов.
       К 1859 году численность иностранных купцов еще более увеличилась, составив уже треть городского купечества (29 человек из 89). Правда, в 1892 году, т.е. в конце столетия, положение несколько изменилось: в состав купечества 1-й гильдии влились быстро набравшие силу видные местные предприниматели: А.В. Булычев, А.Ф. Беляевский, С.В. Ананьин и А.И. Жильцов. Но выходцы с Запада все еще преобладали. Среди 9 представителей этой торговопромышленной прослойки их было пятеро, т.е. большинство: Э.В. Брандт, Э.Е., Ф.Е. и А.Ф. Линдес и Э.Э Фонтейнес.
       Неслучайно архангельский губернатор, подводя итоги развития торговли в Архангельске в конце XIX века, заметил: "Более значительная торговля - заграничная, находящаяся в руках здешних немцев и иностранцев".
       К середине XIX века в Архангельске сложились многочисленные кланы из бывших иноземцев и их потомков. Абсолютное большинство из них имели большие семьи. Семья Фонтейнесов насчитывала 12, Ф. Шольца  13, Брандтов  14 человек. Характерно и то, что из 78 человек, удостоенных за свои деяния высоких званий потомственных и личных почетных граждан, половину составляли выходцы из-за рубежа.
       Но более всего влияние иноземцев проявлялось в их практической деятельности. Достаточно привести такие данные: в 1817 году в адрес Ф. Шольца пришло 85 кораблей с грузами из Западной Европы, фирма “В. Брандт и К®” обработала в ту навигацию 88 кораблей, “Беккер и Амбургер”  43 судна, Фанбрин  62, Клефекер  54 и т.д. Столько же судов с российскими товарами каждый из них направил за границу. В этом списке значится лишь пять русских купцов. Фирма “А. Попов  сыновья” сумела отправить 16 кораблей, а к ней прибыло 15 судов. Шесть кораблей пришло в адрес Афанасия Амосова, пять Якова Машковцева и по одному  Ф. Падорину и Ф. Ермолину.
       Тут, как говорится, комментарии излишни. Русские купцы не имели в своем распоряжении достаточного количества судов и тем более специалистов морского дела, чтобы самим вывозить российские товары, т.е. вести дело с подобающим размахом.
       Архангельск привлекал иностранных предпринимателей и в более поздний период. Уже в конце XIX века в городе появились норвежцы М. Ульсен и К. Стампе, основавшие в разное время три лесозавода, а также швед А.И. Андерсон. М. Ульсен и А. Андерсон быстро приняли русское подданство, стали архангельскими купцами 1-й гильдии. Норвежец Ф.Ф. Прютц совместно с подданным Великобритании Э.А. Ронассеном создал в 1913 г. “для экспорта леса и агентурно-комиссионного дела” товарищество “Прютц и К®”. Через короткий срок англичанин вышел из учредителей фирмы и все активы перешли к Ф.Ф. Прютцу, как “единоличному владельцу с правом производства, торговли под той же фирмой”.

    * * *

       Что же представляло собой архангельское купечество с точки зрения его имущественного положения, грамотности, знания основ коммерческого дела? Сведения обо всем этом читатель найдет в следующих главах книги. В обобщенном виде планы его, требования к властям изложены, в частности, в главе “Наказ города Архангельска”. Здесь позволим себе очень кратко коснуться состояния этих проблем в начальный период оформления купеческого сословия  в 1785 году.
       Пожалуй, наиболее обстоятельную характеристику архангельского купечества в последней четверти XVIII века содержит “Поименная ведомость о торгах, рукоделиях и о промыслах каждого и всех Архангелогородского посада граждан купцов 1785 года”.
       Документ включает перепись торгово-промышленного населения города и содержит сведения о 177 купеческих семьях, в которых насчитывалось 463 души мужского пола. Он примечателен тем, что содержит такие редкие данные, как знание иностранных языков и бухгалтерского дела, сведения о грамотности, о торговле, владении недвижимостью и т.д.
       Среди общего состава купцов насчитывались: 381 торговец, 8 “рукодельников”, или ремесленников; 43 человека значились как промышленники. Они располагали в момент регистрации почти сотней различных судов, которые использовались в основном для местного плавания. Лишь купцы В. Лукичев, А. Стукачев и А. Менсендейк вывозили на своих судах товары в другие страны. А в целом заморский торг на своих и иностранных судах вели 12 купцов (А. Попов, А. Свешников, С. Башмаков, С. Дорофеев, А. Менсендейк, Н. Ширкин, И. Лыжин и др.) На местные пинежские, поважские и двинские ярмарки, а также в различные города товар, в основном заморского происхождения, вывозили 45 архангельских купцов.
       Четыре семьи: Баженины, Лобановы, Алексей Свешников и Семен Крылов  владели корабельными верфями. Характерно, что значительная часть лавок, кузниц и других заведений не принадлежала купцам. Так, например, из 60 мучных лавок им принадлежало лишь 17, из 22 рыбных 10, из 21 мясной  7. Из 102 москательных купеческими были 43, из 17 ветряных мельниц  только одна. Остальные находились во владении мещан, крестьян, церквей и монастырей. Эти данные свидетельствуют о том, что внутренняя торговля в то время в значительной мере осуществлялась самими производителями без участия купцов, что купечество еще не вытеснило из торговли непосредственных производителей.
       Общая сумма объявленного купцами капитала составляла 150 415 рублей. Абсолютное большинство из них (153 торговых семьи) показали капитал от 500 до 1000 рублей. Лишь три семьи (братья Лобановы, Семен Крылов и вдова купца Голубина) объявили, что стоимость их имущества более 10 000 рублей. Правда, двумя годами позднее, в связи с введением более четких законов, эти же семьи купцов объявили общий капитал всех трех гильдий уже на сумму 420 915 рублей. 193 тыс. из них падали на 18 купцов первой гильдии, 102,2 тысяч  на 20 семей, входивших во 2-ю гильдию. Остальные средства приходились на долю купцов 3-й гильдии.
       Впечатляют сведения о довольно высокой грамотности сословия: только 4 купца оказались неграмотными. Северные торговцы постепенно приобретали умение говорить и писать на иностранных языках. Показатель этот был пока еще скромен: лишь седьмая часть  23 наиболее состоятельных дома  показали знание языка кем-либо из членов семьи.
       Купец Семен Крылов знал английский и голландский языки, бухгалтерию. Свободно говорил на европейских языках Иван Баженин, получивший в юности образование за границей. У Алексея Свешникова языкам обучались дети, и сам он владел ими, у Андрея Ласкина сын Алексей (будущий генерал) говорил по-французски, а Яков обучался немецкому. Все дети бывшего крестьянина из Заостровья А.И. Попова изучали немецкий язык. Заметим, что интерес к иностранным языкам у архангельских предпринимателей пробудился значительно раньше. В частности, образование в Амстердаме получили отец Семена Крылова Петр Никитич, известный купец А.С. Башмаков и ряд других деловых людей города.
       Отметим также, что решению этой проблемы стало уделяться внимание на самом высоком уровне. В делах архангельского государственного архива хранится личное письмо Екатерины II от 26 мая 1766 года архангельскому губернатору Е. Головцыну о выборе двух купеческих детей 11-12 лет “доброй надежды и не совсем испорченного воспитания” для обучения коммерции в Англии. После тщательного знакомства с детьми наиболее известных купцов губернатор остановил свой выбор на сыновьях известных купцов Баженина и Свешникова. Представляя императрице юношу Свешникова, Головцын заметил, что он обучался в здешней немецкой школе, превосходного воспитания, частично владеет немецким языком, неоднократно бывал с отцом на Ирбитской ярмарке и в других местах. Купеческие сыновья обучались за рубежом около трех лет: они возвратились домой в конце 1769 года.
       Архангельские купцы, будучи постоянно связаны с внешней торговлей, проявляли большую отзывчивость в ответ на правительственные решения об отправлении детей для обучения за границу. В то время как купечество многих городов решительно отказывалось от выполнения этих указаний, архангелогородцы охотно выезжали за знаниями в западные страны. Правда, уровень обучения был невысок. В частности за трехлетнее пребывание Степана Баженина и Василия Свешникова в Лондоне дело свелось в основном к обучению языкам.
       Весьма невысокими были данные об овладении купцами счетным и бухгалтерским делом (о знании их заявили лишь главы 14 семей).
       Таким образом, архангельское купечество пополнялось из разных источников: за счет северных крестьян, посадского населения, приезжих людей из различных городов России, а также торговцев из других стран. Но абсолютное большинство их составляли уроженцы и жители Архангельской губернии.
       Вместе с увеличением суммы объявленных капиталов для вступления в гильдии, ростом количества купцов, быстро росло и их богатство. Как уже отмечалось, в 1785 общая сумма объявленного купцами состояния составляла 150 415 рублей, через два года равнялась 420 915 рублей. А в 1823 году у 131 предпринимательской семьи общий размер капитала составлял уже 1 673 тыс. рублей, в том числе 406,5 тыс. руб.  у 1-й гильдии, 340 150  у 2-й и 832 105 рублей  у 3-й гильдии.
       Накопление значительных капиталов создавало реальные предпосылки для вложения средств не только в торговлю, но и в производство: судостроение, сооружение первых фабрик и заводов.
      
      

    СКОЛЬКО БЫЛО В АХАНГЕЛЬСКЕ

    ТОРГОВЫХ ЛЮДЕЙ?

       Наряду с выявлением источников пополнения купечества, важной задачей является уточнение его численного и именного состава.
       Как уже отмечалось, длительный период государство выделяло среди торгующих людей в основном две привилегированные группы: гостей и купцов гостиной сотни. В состав той и другой попадали, как правило, очень состоятельные торговцы, проживавшие главным образом в Москве и расположенных сравнительно неподалеку от столицы городах: Ярославле, Калуге, Твери и др.
       В числе выходцев из Двинской земли чести состоять гостями удостоились Аника Строганов и его потомки, а также холмогорцы Феофан (Фофан, Иван) Макаров (Макарьев), Михаил Косицын и Иван Кобелев, наследники семьи Савиных из села Лодьмы, расположенного в 50 верстах от Холмогор. Потомки последнего, в частности, основали соляную варницу Кобелиха в Неноксе. Позднее они переехали в Вологду, породнились с богачами Строгановыми и местными помещиками Лихаревыми.
       В состав гостиной сотни входили знаменитые холмогорцы: Осип и Федор Баженины. В конце XVII века в Архангельске насчитывалось 5 членов гостиной сотни. Но это была лишь капля в море на общероссийском фоне: в тот момент объединение этой категории предпринимателей насчитывало 1195 человек.
       Выше отмечалось, что Петр I, стремясь оживить хозяйственную жизнь государства, предоставил купцам ряд льгот, положивших начало выделению их в привилегированное постоянное сословие. В 1721 году специальным регламентом Главного магистрата объявлялось обязательным разделение всех городских жителей (исключение составили иностранцы, шляхетство, духовенство и “подлые” люди  чернорабочие и поденщики) на гильдии. Термином “купечество” стало обозначаться посадское население определенной состоятельности.
       Однако мера этой состоятельности некоторое время не была определена. К тому же названный документ впервые в истории освобождал купцов от личной рекрутской повинности при условии уплаты в казну по 100 рублей с человека. Это способствовало наплыву в состав торгующего сословия широкого круга людей, порой вообще не связанных с торговлей, но имевших деньги и заинтересованных в уклонении от воинской повинности.
       Сведения о числе архангельских купцов, действовавших в XVIII веке, весьма разноречивы. Так, в известном “Наказе жителей города Архангельска в комиссию об Уложении”, составленном в 1767 году, в городе значилось 993 купеческих души. 98 из них состояли в первой гильдии, 452  во второй и 413  в третьей. Цифры эти на деле не отражали подлинного состояния торговопромышленного состояния Архангельска.
       По данным 3-й ревизии (1762 год), в городе была учтена 2 301 мужская душа. Иначе говоря, согласно этим сведениям, почти каждый второй горожанин занимался торговыми делами. Но эта версия опровергается самим Наказом. В нем говорилось, что из 993 душ 277 являлись престарелыми, увечными и малолетними. Значительная часть была несостоятельной, а многие “разбрелись из города для пропитания в разные места”. Из 993 человек иметь какое-то “дело” могли лишь 342 человека. Очевидно, что только этих людей и можно считать активно действовавшими представителями торгово-промышленного мира.
       Совершенно иные сведения о купечестве содержались в магистратском описании города 1779 года. Авторы его, спустя всего 13 лет после составления Наказа, отмечали, что “нынешнее архангелогородское купечество по капиталам купцов первой гильдии не имеет, но состоит из двух токмо гильдий: второй и третьей. Во второй гильдии щитается 26, в третьей 120 семей, платящих капитальную подать”.
       В то же время упомянутая выше “Поименная ведомость о торгах, рукоделиях и о промыслах каждого и всех Архангелогородского посада граждан купцов 1785 года” содержит сведения о 177 купеческих семьях, в которых насчитывалось 463 души мужского пола. Таким образом, разница в числе городских купцов, зарегистрированных в течение относительно короткого времени (всего за 18 лет), весьма существенна.
       Подобное “разночтение”, на наш взгляд, объяснялось рядом причин: отсутствием до поры до времени четкой границы между купцами различных гильдий, их прав и обязанностей, системы налогообложения, обусловленного принадлежностью к гильдиям и т.д.
       Об отсутствии такой четкости свидетельствует, в частности, упомянутое выше магистратское описание города 1779 года. “Прямых гуртовых купцов,  отмечалось в нем,  от протчих отделить, почитай невозможно. Ибо нынешняя архангелогородских купцов торговля есть смешанная и производится частию гуртовыми и негуртовыми товарами совокупно, частию мелочными товарами, лавошными и заводскими, а частию товарами ж, вырабатываемыми самих торгующих руками. Первых счисляется 40 с включением в сие число нотариуса и аукциониста, вторых 73, третьих, которые состоят из рукодельников, серебренников, портных, сапожников и тому подобных, 17 семей. Достальные же 14 находятся в прикащиках у купцов, в таможенных досмотрщиках, в дрягилях, в извощиках и в других тому подобных промыслах под именем купцов”.
       В купцы практически мог записаться любой горожанин, занимающийся торговлей, промыслом, ремеслом, имевший мастерскую или промышленное заведение.
       Строго говоря, различие между гильдиями до реформы 1785 года было весьма условным. Эта условность особенно касалась размера объявленных капиталов. Как правило, он никогда не превышал минимума, который требовался для вступления в гильдию. Вследствие этого зафиксированный в документах капитал не отражал реального богатства того или иного предпринимателя.
       Яркое представление об этой стороне дела дают упомянутая выше “Поименная ведомость...” и составленная почти в то же время Городовая обывательская книга Архангельска. Так, например, крупные торговцы А.И. Попов, С.П. Крылов, К.А. Амосов, А. Стукачев, В. Сидоров, А. Менсендейк и другие зафиксировали свой капитал в ведомости всего лишь в размерах от 1200 (К. Амосов) до 2500 (А.И. Попов) рублей, а в обывательской книге каждый из них, претендуя на звание купца 1-й гильдии, объявил “капитал по совести” уже в сумме свыше 10 000 рублей. И это делалось практически спустя всего одиндва года.
       Окончательное юридическое оформление купеческого сословия началось после выхода Манифеста 1775 г., провозгласившего начало реформы городского управления и завершилось Городовым положением (“Грамотой на права и выгоды городам Российской империи”), увидевшим свет в 1785 году. Этот документ повысил и более четко определил социально-экономический статус купечества.
       В соответствии с новым законом, каждый житель города мог записываться в одну из трех гильдий при условии объявления капитала от 1 до 10 тысяч рублей и уплаты соответствующего налога. Купцы каждой гильдии получили определенные права и обязанности. Этот документ освобождал купцов всех гильдий от натуральной рекрутской повинности, а 1 и 2 гильдий  от телесного наказания.
       С того времени сведения о количестве купцов, размерах их собственности и семейном положении стали регулярно регистрироваться в городовых обывательских книгах и списках, ежегодно составлявшихся управами городской думы.
       Приведем данные об изменениях в численности городского купечества, составленные на основании различных источников.
      

    Численность архангельских купцов (по числу объявленных капиталов)

    Годы

    Гильдии

      
       Всего

    Источник

    1-я

    2-я

    3-я

      

    1765

    98

    452

    413

    963

       Яковцевский В.Н. Указ соч. С.53

    1775

    1

    24

    89

    114

       ГААО. Ф.1.Оп.1.Т.6.Д.11585. Л.4об.

    1779

    -

    26

    120

    146

       Архангельск в XVIII веке. С. 295.

    1786

    18

    20

    115

    153

       ГААО. Ф. 49.Оп. 4.Д.1.Л.79-98.

    1802

    10

    19

    104

    133

       ГААО.Ф.49.Оп. 4.Д. 15.Л.154-165.

    1810

    8

    17

    66

    91

       ГААО. Ф.47.Оп.1..Д.80. Л.1 - 8.

    1812

    14

    16

    70

    100

       ГААО. Ф.47.Оп.1.Д.102. Л.2 -12.

    1815

    11

    18

    58

    87

       ГААО. Ф.47.Оп.1.Д.127. Л.2об.

    1829

    6

    17

    84

    107

       ГААО.Ф.49.Оп.4..Д.30.Лл.114 и др.

    1849

    5

    16

    71

    92

       ГААО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 1. Л.114

    1852

    4

    16

    71

    91

       Пам. кн. Арх. губ. на 1852. С. 68.

    1860

    8

    16

    68

    92

       ГААО.Ф.49.Оп. 1.Т.2.Д.3414.Лл.1.

    1861

    7

    16

    92

    115

       Справ. кн. Арх. губ. на 1864. С.31.

    1863

    11

    76

    -

    87

       ГААО.Ф.49.Оп. 4.Д. 46.Л.144-262.

    1869

    14

    130

    -

    144

       Справ. кн. Арх. губ. на 1870. С.107

    1890

    11

    125

    -

    136

       АГВ. 1891. 1 июня.

    1912

    10

    36

    -

    46

       ГААО. Ф. 97. Оп. 1. Д.6.Л. 1
      
       Данные таблицы позволяют сделать некоторые выводы относительно численности северного купечества.
       Во-первых, удивляет астрономическая цифра 1765 года. Как уже отмечалось выше, до реформы 1775 года определить подлинное число лиц этой категории представлялось весьма затруднительным. Поскольку в тот период отсутствовало налоговое обложение купцов, то в их число, и, прежде всего, в низшие гильдии, записывалось большинство населения города. Резкое сокращение числа таких людей произошло в 1775 1785 гг., когда вместо так называемой подушной подати был введен налог в 1% с объявленного “по совести” капитала.
       Заметим, что постепенно, в особенности с начала XIX века, центральные и местные власти стали бдительно следить за порядком взимания налогов и переходом торговых людей из гильдии в гильдию. Обычно в конце года все купцы обязывались объявить капитал на предстоящий год в городском магистрате и казенной палате.
       Более того, министр финансов предписывал местным властям “неусыпно наблюдать за точным исполнением установленных правил, особенно усилить надзор перед наступлением срока объявления купеческих капиталов”. В середине 1823 года, например, он предупреждал местные власти о том, что “купцы часто перечисляются в мещане не потому, что не имеют капиталов или не производят торговли, но единственно для избежания платежа в казну процентных денег”.
       И это не было пустым звуком. Архангельская казенная палата, исследовав итоги объявления архангельскими купцами капиталов на 1824 год, выявила ряд конкретных нарушений. В частности, вдова Ф. Шольца, ведшего обширную торговлю, перешла без всякого предупреждения из 1-й гильдии в 3-ю. Купец Иван Демидов вместе с сыном записался в 3-ю гильдию, хотя имел лесопильный завод. А 10 купцов из 3-й гильдии перешли в мещанство.
       Казенная палата строжайше потребовала устранить нарушения, а с виновными “поступить по всей строгости законов”. В частности, Демидов, согласно существовавшим правилам, должен был немедленно перейти во 2-ю гильдию. “В противном случае,  говорилось в решении палаты,  он должен продать свои заведения имеющим право владеть таковыми, в течение шести месяцев”.
       В отношении всех остальных было указано, что “тот, кто не объявил своевременно о капитале и не уплатил следуемых с них процентных денег, исключить из купцов в мещанство и запретить им вести торг по купеческим условиям”. Палата распорядилась “взыскать однопроцентные сборы со всех наследников купцов, умерших в течение года, взыскать деньги и с тех, кто перешел в мещанство”.
       Министр финансов, предупредив о падении процентных сборов с купеческих капиталов, обязал губернские казенные палаты России “исследовать причины этого явления и освободить казну от понесенного ущерба”.
       Во-вторых, бросается в глаза относительная устойчивость общего количества купцов (от 90 до 144). Колебания в составе купечества, как уже отмечалось выше, обусловливалось до появления Указа от 17 марта 1775 года как нечетким определением его сословного статуса в государстве, так и общим состоянием экономики губернии, торговопромышленная жизнь которой вплоть до последней четверти XIX века развивалась медленными темпами.
       Всплеск деловой активности, особенно в торговле и судостроении, произошел в начале XIX века, в связи с чем увеличилось и число купцов.
       Но этот период длился недолго. Рост размеров капитала “по совести”, необходимого для вступления в гильдии, повышение налога с него (вместо 1% в 70-х до 4,75% в 1812 году) привел к некоторому сокращению числа купцов, в особенности  3-й гильдии (со 100 в 1803 году до 73  в 1840).
       Отмена крепостного права развязала свободу предпринимательской деятельности среди крестьян и мещан, и это обстоятельство вызвало новый приток в ряды купцов свежего пополнения. Резкое сокращение числа купцов к 1912 году объясняется преобразованиями после 1861 года, которые привели к тому, что к началу ХХ века сословная обособленность купечества утратила свое значение и превратилась в анахронизм.
       Этому в немалой степени способствовал принятый 8 июня 1898 года новый закон о промысловом налоге, который ликвидировал подразделение предприятий и промыслов на гильдейские и негильдейские. Вследствие этого было отменено обязательное приобретение купеческих свидетельств для желающих заниматься коммерческой деятельностью. Купечество с того времени перестало быть синонимом российского предпринимателя. В мир бизнеса стали свободно входить лица некупеческого звания  крестьяне, дворяне и т.д. Этими законами купеческое сословие сводилось на нет.
       В-третьих, наиболее устойчивым являлся состав 2-й гильдии, что, по нашему мнению, объяснялось более спокойным ведением дела этой категорией предпринимателей. Купцы 1-й гильдии, теснее связанные с внешней торговлей, имевшие морские корабли, чаще подвергались риску, были вынуждены переходить во 2-ю гильдию, а порой разорялись. Некоторая часть первогильдийцев, в особенности иностранного происхождения (а они с начала XIX века составляли большинство в этой группе), переезжала в другие города, а, получив звание почетных граждан, имела право вести свои дела, не записываясь в гильдии. Более других была подвержена различным переменам группа, принадлежавшая к 3-й гильдии. И это тоже понятно: наиболее предприимчивые из них переходили во 2-ю гильдию, другая часть, разорившись, переводилась в мещанское сословие.
       В-четвертых, архангельское купечество с момента своего рождения было многонациональным по своему составу. Выше уже приводились сведения о включении в его состав выходцев из западноевропейских стран, которые иногда составляли около трети общего числа всех купцов.
       В конце XIX - начале ХХ вв. возникло новое явление: в среде северных купцов заметно выросла еврейская прослойка. В 1912 году, например, среди них значились братья Данишевские, Ульянские, Биндеры, а также А.Я. Бер и Г.М. Пейсахов  отец сказочника и художника Степана Писахова. Из 46 архангельских купцов в то время до 10 являлись евреями. Появление этой категории предпринимателей объяснялось тем, что евреи, записываясь в состав купечества, получали право повсеместного жительства, вне зависимости от так называемой черты оседлости.
       И, наконец, исследователи давно подметили одну немаловажную особенность российского купечества: в нем фактически не сложилось династий, представители которых владели бы своим капиталом более двух-трех поколений.
       Автор популярной в свое время книги “Старый Петербург” М.И. Пыляев, оценивая практику, сложившуюся в российской столице во второй половине XIX века, не без основания отметил: “Имена старых купцов беспрестанно исчезают из списков купечества; насчитать много купцов, чей дед и отец были купцами 1-й гильдии, едва ли возможно; у нас купеческая фамилия почти всегда кончается со смертью основателя фирмы”.
       Это положение полностью относится к архангельскому предпринимательскому миру. Для выяснения причин этого требуется конкретный анализ деятельности каждой купеческой семьи.
       Уже во втором поколении потерпело крах “дело” самого крупного предпринимателя Архангельска Алексея Попова, сын которого Василий разорился. Два поколения длилась успешная деятельность рода купцов более позднего периода Беляевских: Андрея Филипповича и его сына Якова. Продолжению их дела помешала революция, вынужденная эмиграция Якова Андреевича. Но эта династия пресеклась бы и без социальных потрясений: у наследника торгового дома “Андрей и Яков Беляевские” не было детей.
       Пожалуй, дольше других, около двух веков, держалась на плаву династия холмогорцев Бажениных. По свидетельству историка В. Крестинина, только “строение кораблей на Вавчужской верфи продолжалось беспрерывно более 80 лет”. Баженины, перебравшись в Архангельск, продолжали заниматься бизнесом, участвовали в общественной жизни посада. Но после смерти Никифора Степановича, праправнука Федора Андреевича, у них тоже пресеклась мужская линия.
       Кроме того, начиная со второй половины XVIII века, потомки именитых членов гостиной сотни фактически отходили от торгово-промышленных дел, передав знаменитую некогда судоверфь в аренду купцам Лыжиным, а в 1785 году продали Вавчужскую верфь за 20 тыс. руб. Сам Никифор Степанович являлся лишь купцом 3-й гильдии, т.е. вел, по сути дела, мелкий розничный торг. Быстро пресекся род именитых купцов Крыловых, уже внук основателя династии Семен Петрович, проживший всего 40 лет, торговлей не занимался. Число подобных примеров можно умножить.
       Тем не менее, есть одна общая, и, пожалуй, наиболее весомая причина сравнительно быстрого увядания российских купеческих родов. Купеческое состояние не было наследственной категорией. Наследники получали в свое распоряжение лишь богатство, нажитое одним из предков. Нередко этот капитал вследствие какого-то несогласия между продолжателями рода дробился на мелкие части, терял свою силу. Крупные недоразумения из-за наследства начались, например, между потомками самых именитых на Севере купцов первого поколения Бажениных и Крыловых.
       Кроме того, в России богатство было индивидуальным, а не семейным, и поэтому наследодатель мог делать с ним все, что хотел: завещать большие суммы на благотворительные цели, сооружение церквей, школ, богаделен и т.п. Но главное состояло в том, что наследник должен был ежегодно подтверждать свое купеческое состояние, платить налоги и вести дело. Для этого требовались умение, предприимчивость и энергия. Только эти качества позволяли увеличивать капиталы, принимать смелые, нестандартные решения. А ими нередко не обладали наследники того или иного богатого предка, и поэтому потомки некогда именитого рода были вынуждены переходить в низшее состояние, как это случилось с наследниками дела Бажениных, многие же вообще прекращали предпринимательство.
       В целом можно сделать вывод о том, что купечество Архангельска, как и всей России, окончательно оформилось в сословную группировку во второй половине XVIII века. Наиболее ярким документом, свидетельствующим о наличии у купцов северного города своих интересов и планов, явился “Наказ города Архангельска в Уложенную комиссию 1767 года”, о котором мы сочли возможным рассказать отдельно.
      
      

    НАКАЗ ГОРОДА АРХАНГЕЛЬСКА

       30 июля 1767 года в Москве состоялось торжественное открытие комиссии об Уложении. Среди 460 депутатов, съехавшихся со всех сторон государства, был архангельский купец Николай Алексеевич Свешников.
       Вместе с представителем Архангельска в состав комиссии были избраны холмогорский купец Гаврило Рякшин, от Неноксы - купец Семен Коковин, от Усть-Цильмы крестьянин Иван Чупров, от ненцев Зиновий Ардеев и Выембой Пургин. В комиссии заседали и делегаты от других территорий Севера - всего одиннадцать человек.
       Комиссия для составления проекта нового Уложения, как она официально называлась в манифесте от 14 декабря 1766 года, включала в себя представителей высших правительственных учреждений и депутатов от общественных классов. 39% всего состава являлись посланцами городов.
       Манифест от 14 декабря ставил перед комиссией двоякую задачу: узнать от депутатов “нужды и недостатки населения” и подготовить проект нового Уложения (предполагалось, что оно заменит Соборное уложение 1649 г., которое к тому времени стало анахронизмом, т.к. не соответствовало действительному положению дел в государстве). Отметим сразу, что комиссия не исполнила своей задачи, не создала проекта нового документа. Это и не могло произойти по многим причинам.
       Задача огромной государственной важности требовала труда специалистов, какими не было абсолютное большинство членов собрания. Но главным препятствием, помешавшим довести дело до конца, явились глубокие различия между интересами и нуждами разных классов общества. Наказы и выступления депутатов, по оценке видного русского историка А.А. Кизеветтера, “отразили на себе общественные язвы и общественные идеалы XVIII столетия” .
       Ценным историческим документом является “Наказ жителей города Архангельска в Екатерининскую законодательную комиссию”, который, по нашему мнению, долгое время не получал должного отражения в трудах историков Севера. Между тем, по оценке историка В. Крестинина и первого комментатора наказа В.Н. Латкина, он по своему уровню “почитался между лучшими сочинениями сего рода”, представляя собой “нечто совершенно особенное в сравнении с другими наказами”. Это признание является весьма ценным для свидетельства уровня составителей наказа северного города. Тем более что исследователям в настоящее время известно несколько сотен подобных документов, поступивших в разное время в Комиссию о коммерции 1764 г. и Уложенную комиссию 1767 г..
       Главным составителем документа был Александр Иванович Фомин (17731802), европейски образованный человек. Наказ активно обсуждался городским обществом, под подлинником его стояли подписи 185 купцов. Первой среди них значилась подпись городского головы Ивана Баженина, второй  составителя наказа А. Фомина. Как отметил позднее В.В. Крестинин, “...в расположении нужд общества, представленных в оном наказе, все лучшие граждане имели участие”. Подлинник объемистого документа на 88 стр. имел, по сообщению приват-доцента С.-Петербургского университета В.Н. Латкина (правнука последнего представителя мужского пола династии Бажениных), форму книги, и насчитывал 62 параграфа. В основу его легли послания, составленные А.И. Фоминым и В.В. Крестининым и направленные еще в 1764 году в Комиссию о коммерции. Он начинался кратким введением, своего рода изложением полномочий депутата города, которому купцы вверили свои “общественные нужды, недостатки и всенижайшие ... прошения для представления оных, где надлежит, и притом приложить старание принести именем всех нас о поправлении сих нужд и недостатков”.
       Представляет большой интерес структура наказа архангелогородцев. Документ тщательно продуман. Он состоит из двух частей: “Нужды и недостатки архангелогородского гражданства” и “Всенижайшие наши прошения о поправлении общих нужд и недостатков архангелогородского гражданства”.
       Каждая из частей делилась на три главы. Названия первых глав таковы: “Нужды гражданства, происходящие от умаления народа”, “Нужды, оскудение гражданству причиняющие и следуемое от того худое кредита купеческого состояние” и “Нужды от недостатка в потребных гражданскому сожитию обучениях происходящие”.
       Во вторую часть входили главы: “Прошение о поправлении нашего гражданства умножением народа”, “О поправлении нашего гражданства способами, отвращающими скудость капиталов” и “О поправлении архангелогородского гражданства заведением школ”.
       В первой части содержался анализ ситуации, сложившейся в Архангельске. В суммированном виде наказ изложил общие нужды и недостатки “архангелогородского гражданства”: “1. Малолюдство купечества и уездных жителей; 2. Недостаток кредита и оскудение торговых промыслов и, 3. Недостаток в потребных гражданскому сожитию детских обучениев”, т.е. отсутствие школ, где бы обучались как все дети горожан, так и в особенности сыновья и дочери купцов.
       Наказ детально расшифровывал эти трудности. В нем сообщалось, что на просторах Двинского уезда, “который расстояния в одну сторону около тысячи верст имеет”, согласно ревизии 1763 года, проживало 31 456 крестьян и 993 купца. При этом поблизости от Архангельска обитало не более 9 тысяч человек. После рождения новых портовых городов на Балтике заметно сократился приток населения в Архангельск. Если по первой ревизии 1719 года в городе было учтено 2 875 душ мужского пола, то по 3-й  (1762 год)  2 301 душа. Заметим, что учитывали в то время только лиц мужского пола.
       Горожане сетовали на то, что малое количество жителей “не доставляет рукодельникам от их ремесла полного пропитания”. А сельские жители далеко не все приезжали в город “для покупки купеческих товаров и для продажи своих избытков”, так как они постоянно отлучались из мест проживания в Петербург, на торги в Холмогоры и Мезенский уезд, добывая “потребное себе ... способами, не зависящими от нашего города”.
       Что касается купеческого сословия, то, как уже отмечалось нами ранее, из 993 душ 277 являлись престарелыми, увечными и малолетними. Значительная часть из них была несостоятельной, а многие “разбрелись из города для пропитания в разные места”. Из 993 человек заниматься делом могли лишь 342 человека. Согласно городской регистрации, 39 из них значились по первой гильдии, 179  по второй и 124  по третьей.
       В наказе выделялись причины “упадка” промыслов и уменьшения доходов торговцев, а также общие проблемы развития города и торговли в нем.
       Одна из главных причин снижения торгового значения Архангельска, по мнению составителей документа, заключалась в отнятии “от купечества сального и смольного промыслов в казенное содержание”.
       Еще в 4050 гг. известный вельможа П.И. Шувалов добился передачи ему на откуп добычи морского зверя. Переход в казну и отдача в откуп традиционных источников дохода привели к разорению многих купцов, так как кроме сала и смолы, в тот момент в Северной России не было никаких доходных продуктов.
       Второй причиной бедности архангельских купцов являлась, согласно наказу, непомерная тяжесть различных повинностей: бесплатных и обременительных служб при казенных сборах, в полиции, в городовом управлении (141 “должность” приходилась на 342 человека). Почти половина наиболее сильных и грамотных купцов бесплатно занималась этими делами, не имея возможности из-за этой причины как следует вести собственное торговое и промышленное хозяйство.
       Жалобы на тяжесть этой повинности, ложившейся на плечи наиболее предприимчивой части крестьян, содержались в наказах многих волостей Двинского и Важского уездов. Так, в наказе Н.-Койдокурской волости выражалось требование освободить общество от ежегодного выделения людей в состав служб при казенных сборах, ибо, отлучаясь от своих домов на долгий период, они “приводили свои хозяйства в полное запустение”.
       Малочисленность сельского населения и горожан не позволяла увеличивать масштабы лавочной торговли. Вследствие этого, отмечалось в наказе, купцы “принуждены содержать в своих лавках всякую смесь товаров и этим подрывать торговлю друг у друга”.
       Особое внимание наказ уделял анализу недостатков в судостроении. Купцы жаловались на волокиту, которая сопровождала все хлопоты состоятельных торговцев, желавших соорудить свои суда. В документе подвергался обстоятельной критике адмиралтейский регламент 1765 года и ряд законов. В нем указывалось на такие недостатки, как отсутствие на Севере обученных шкиперов, трудности найма экипажей на купеческие суда, вынужденные, как правило, зимовать за границей. Наказ отмечал, что государственные узаконения затрудняли “российское купеческое мореплавание в иностранные государства” и даже приводили “оное плавание в невозможность”.
       Купцы сетовали на незаконную, по их мнению, торговлю иностранных и иногородних торговцев, которые вместо того, чтобы вести оптовую торговлю, занимаются розничной продажей своих товаров. В наказе подчеркивалось, что иностранцы торгуют в розницу тайно, используя наемных торговок, скупают у крестьян для “заморского отпуска холсты  салфеточные и гладкие полотна, сверх же того за долги обедневших граждан и вдов себе в службу покупают за самую малую плату”.
       Столь же непримиримо купцы были настроены против солдат и крестьян. Последние, отмечал наказ, “приплывая летом на плотах и судах, никогда не хотят продать своего привоза хлебных припасов и прочих деревенских припасов местным купцам оптом, а продают в розницу”. Многие из них подвозят часть своих товаров (весла, шесты, стяги, дрова и т.п.) непосредственно иностранцам на корабли. А некоторые живут в городских домах под чужими паспортами и не только торгуют в городе, но и “завели правильные торговые сношения со всеми, построили малые заводы: мыловарни, пивоварни, ветряные мельницы и т.п., занимаются разными ремеслами, не неся никаких обязанностей и этим успешно конкурируя с городскими купцами-ремесленниками”.
       Деловых людей города беспокоил крайний недостаток средств, вследствие чего торговцы, “не находя, где бы можно занять, хотя бы за немалый интерес денег, принуждены бывают от иностранных купцов забирать в годовой кредит товары с прибавкой против денежных цен не менее десяти процентов”.
       В наказе проявился весьма критический подход к состоянию образования. Было указано на жалкое существование начальных школ, отсутствие каких-либо учебных заведений для купцов, нехватку в городе учебников и недостаток “школьных мастеров”, т.е. учителей. Следствием этого являлась неграмотность купцов, незнание ими бухгалтерии  “опоры и факела купечества”, иностранных языков, русского и иноземного права торговли и т.д.
       Наказ подчеркивал, что до той поры, пока Россия не будет иметь просвещенных негоциантов, Европа “всегда успеет верх одерживать в своих прибытках”. А тремя годами раньше В. Крестинин в составленном им “донесении” в комиссию о коммерции так охарактеризовал картину состояния грамотности и культуры архангельских купцов: “если по предыдущему описанию сравнить состояние нашего купечества с купечеством просвещенных народов, то с устыдением признать сию истину должно, по достопамятному изречению государя императора Петра Великого, что купечество наше “яко дети, неучения ради”.
       Ценность наказа состоит в том, что в нем предлагались средства “поправления нужд и недостатков”. Во второй части его, по сути дела, изложены идеалы и основные цели архангельского купечества.
       Важными и неотложными признавались меры по “умножению жителей” города. Наказ предлагал правительству даровать ряд льгот лицам, пожелавшим поселиться в посаде: освободить их на десять лет от постойной повинности и полицейской службы, платежа податей, а крестьян принимать в город без всяких разрешений местных властей. Городской магистрат соглашался вносить за каждого крестьянина, переведенного в посад, 50 рублей выкупа.
       В случае если льготы не подействуют, правительству рекомендовалось применить принудительные меры: одновременно переселить из больших городов состоятельных людей и дать им упомянутые льготы, крестьян же насильно перевести из отдаленных мест и наделить землей поблизости от Архангельска. Увеличение населения позволило бы, по мнению составителей наказа, реорганизовать и управление городом.
       Магистрат предполагалось разделить на четыре экспедиции, наделив каждую из них определенными функциями: управлять городской коммерцией, судебными делами, ведать казенными и подушными сборами, заниматься полицейскими обязанностями. При этом Наказ требовал, чтобы магистраты избирались только из состава купечества.
       Верные сословному духу времени, авторы наказа добивались исключительных прав для купечества в сфере торговли и производства. В документе были сформулированы 12 конкретных “прав и привилегий”. Среди них: отмена телесных наказаний для купцов, наделение их правом ношения шпаги, освобождение от всяких казенных служб и постоев, льготы при взимании пошлин “с отпускных товаров”, а также уменьшение “оброка” за хранение товаров в казенных палатах. Наказ решительно выступал за отмену государственной монополии на торг ворванным салом и кожами, требуя передачи ее в вечное пользование местным купцам. Столь же непримиримо составители документа выступали против своих основных конкурентов  иностранных и иногородних купцов, требуя запрета для них продавать и покупать товары в розницу и иметь в Архангельске заводы и фабрики. Высказывалась просьба, чтобы только купечеству “единственно пользоваться торгами, мануфактурами и фабриками с полною выключкою от сего права всех чинов в государстве под конфискациею”, т.е. под страхом конфискации.
       Властно заявляли о своих притязаниях и местные судовладельцы, требуя “узаконить положение о том, чтобы русские корабли имели предпочтение перед иностранными и не оставались без фрахта”. Предлагалось также наладить страхование товаров, издать регламент о банкротах, “учредить для поправления кредита купеческий банк” и регулярную почту.
       Особенно интересен раздел наказа, посвященный “заведению школ”. Архангелогородцы сетовали, что их дети “из-за скудости со стороны родителей неучеными остаются, особливо женский пол, коему вверяется по замужеству воспитание детей и домашняя экономия”. А значит, нужно, чтобы “всех детей обоего пола все граждане учили грамоте в малых школах”.
       Остро выдвигался вопрос о создании школы по обучению “купцов и служителей, приготовляемых к торговому промыслу”. “Купецких детей” рекомендовалось учить правописанию и штилю купеческих писем, арифметике и знанию о весах и мерах других государств, бухгалтерии и купеческой географии, иностранным языкам, праву и навигации. Последний параграф Наказа напоминал о необходимости “учредить для купеческих детей и для способных из бедности большую школу”, каковая была представлена от архангелогородского гражданства в Комиссию о коммерции еще в 1764 году.
       В целом наказ отразил жизнь Архангельского посада в 60-е годы XVIII в., его потребности, желания, те идеалы, к достижению которых стремилось торгово-промышленное сословие, наметил пути решения проблем жизни города. Этот документ родился не на пустом месте. Он органично впитал в себя большинство положений, которые содержались в описании городских нужд, направленном из Архангельска в 1764 году в Комиссию о коммерции.
       Поэтому с полным основанием можно говорить о причастности к составлению наказа не только А.И. Фомина, но и историка В.В. Крестинина, который тремя годами раньше явился автором послания в Комиссию о коммерции и проекта об учреждении в Архангельске гимназии.
       Наказы и депутатские речи, выслушанные комиссией, показали, что архангельский посад выдвигал такие же требования, как и другие города России. Среди них: об открытии банков на местах, о запрете крестьянам торговать в посадах, иметь фабрики и заводы, требование дворянского отличия - права носить шпаги и ряд других. Вместе с этим документ отразил и специфику торгового порта страны: в нем говорилось о насущных нуждах, касавшиеся развития собственного судостроения, нормальных взаимоотношений с иностранными предпринимателями и т.д.
       Отдельные требования архангельского купечества были вскоре удовлетворены. В 1768 году власти ликвидировали государственную монополию на торговлю салом морских животных. Часть требований они учли при составлении Жалованной грамоты городам 1785 г. В частности, был отменен ряд обременительных для купечества служб, связанных с продажей соли, вина и других товаров, отменена и полицейская повинность.
       В целом “Наказ города Архангельска” является наиболее обобщенным источником для уяснения состояния и нужд, а также и общественных идеалов посадского общества второй половины XVIII в. Более того, он был, по определению известного знатока истории Севера Г.И. Минейко, своего рода “инструкциями, данными от общества выборным в Комиссию 1767 года”. Но нельзя не видеть и того, что, будучи формально документом, выражавшим интересы представителей всего города, он на деле выявил нужды и желания лишь одного сословия  купечества.
       Заметим, что рядовые крестьяне Важского и Двинского уездов, в свою очередь, жаловались на притеснения архангельских купцов. Так, наказ крестьян Н.-Койдокурской волости Двинского уезда требовал “дозволения крестьянам свой домашний скот, мясо, сало, свежую и сухую рыбу, все хлебные припасы, уродившиеся в деревне, продавать в городах Архангельске и Холмогорах в розницу с утра до вечера, дабы ... от своих трудов настоящее себе удовольствие могли получить, равно же подушные деньги и прочие государственные поборы во всякой исправности и свое время” вносить могли. Крестьяне Кегостровской, Мудьюгской, Варзугской и ряда других волостей, поддерживая эти же наказы, просили разрешить им использовать свои суда для подвозки товаров на иностранные корабли, немедленно восстановить права крестьян на сальный промысел. Крестьяне приморских деревень сетовали на то, что им приходится кормиться только заработками в Архангельске, что их семьи “находятся в великой бедности”, “едят хлеб с сосновой и березовой корой” и не могут платить подати. Ни одно из этих требований крестьян не было учтено в общем Наказе города Архангельска.
       Анализ документов, отражающих жизнь горожан конца XVIII  начала ХIХ в., показывает, что многие из упомянутых проблем “перекочевали” в более поздний период. Среди них традиционное соперничество между русскими и иностранными купцами, неприязненное отношение городских купцов к торгующим крестьянам и др.
       Приведу лишь один пример. В конце 1825 года специально созданная губернатором комиссия в составе пяти самых заметных и наиболее влиятельных в городе купцов: А. Амосова, М. Чернышева, А. Сидорова, А. Очапова во главе с архангельским городским головой А. Долгошеиным  составила обстоятельный документ о путях улучшения жизни горожан.
       Поддерживая на словах стремление правительства “к облегчению перехода людей в города”, деловые люди вместе с тем решительно отстаивали свое исключительное право на ведение торговли в Архангельске и во всей России. Они отметили в своем послании, что крестьяне, имея позволение вести торговлю по установленным свидетельствам, устремились только к оной, приезжая в Архангельск даже из далеких губерний. А местные крестьяне, по их мнению, “получают торговлею себе немалые прибытки”, приводя этим к упадку дел у купцов и мещан. Ссылаясь на то, что обработка земель может и без всякой торговли доставлять крестьянам “безбедное пропитание”, что последние получают большие преимущества перед горожанами, т.к. не несут никаких обременительных городских служб, купцы настаивали на том, чтобы крестьянин пользовался “городским торговым правом” только в том случае, если он запишется “в то состояние, в которое он по роду промышленности может принять”.
       Любопытно, что это решение, направленное против развития крестьянской инициативы, принимали бывшие крестьяне или их потомки во втором поколении. Купцы Амосовы являлись выходцами из Заостровской волости, Сидоровы  из Кегостровской, Чернышевы  из холмогорских крестьян, а Долгошеины  из кемских.
       Иначе говоря, городское купечество, не располагая достаточными ресурсами для самостоятельной экономической самозащиты, стремилось всеми силам укрыться под охрану государственной регламентации народнохозяйственных отношений, пыталось установить полную монополию на торги и промыслы законодательным порядком. Как показала практика, искусственно создаваемые привилегии и монополии плохо сдерживали мощный напор жизненных обстоятельств.
       Корпоративные привилегии купцов всех гильдий были подорваны лишь после отмены крепостного права, когда свободный доступ к предпринимательской деятельности получили все сословия России.
       Наказ жителей города Архангельска остался в истории как наиболее обстоятельный документ, выражавший интересы северного купечества, намечавший своеобразную программу развития экономики края. Недаром современники и историки единодушно отмечали высокие достоинства этого своеобразного сочинения, резко выделявшегося среди обилия подобных ему наказов “систематичностью плана и литературного изложения”.
      
      

    ДЛЯ ПОЛЬЗЫ ДЕЛОВОГО МИРА ПОМОРЬЯ

    ИЗ ИСТОРИИ АРХАНГЕЛЬСКИХ БАНКОВ

       История банковского дела на Севере  почти незатронутая страница нашей истории. Между тем в ней есть немало ярких свидетельств служения деловых людей развитию своего края.
       ...7 мая 1817 года в экономической жизни России произошло крупное событие: император Александр I подписал устав С.-Петербургского коммерческого банка. В специальном манифесте, опубликованном по этому поводу, говорилось: “Желая открыть купечеству вящие способы к облегчению и расширению коммерческих оборотов, признали мы за благо вместо существующих ныне Учетных контор, коих действие по маловажности их капиталов и разным неудобствам, в образовании их замеченным, не приносит торговле ощутимой пользы, учредить Государственный коммерческий банк”. Уставной фонд банка определялся в 30 миллионов рублей.
       Открытие Центрального коммерческого банка властно диктовалось велением времени: быстро набиравшее силу русское предпринимательство нуждалось в коренной ломке крепостнической структуры старых финансовых учреждений.
       Попытки изменить в России денежное обращение, сделать возможным для купцов получение кредита начались еще в середине XVIII века. Тяжеловесная монета, применявшаяся в стране, стала серьезным препятствием для развития торговли. Перевозка денег с места на место, а тем более продвижение их в далекий Архангельск требовали громадных расходов. Достаточно привести такие примеры. Вес 100 рублей в медной монете был равен 6 пудам 10 фунтам, а 1000 - 62,5 пуда. Для доставки даже 1000 рублей требовалось две подводы. А в масштабах страны передвижение денежных масс являлось большой проблемой. В середине упомянутого века в Москву и Петербург ежегодно из внутренних районов России привозили до 11 млн. руб. в медной монете, общий вес которых составлял 625 тыс. пудов. Для перевозки такого груза требовались большая охрана и около 25 тыс. подвод.
       Немалые расходы по перевозке денег несли купцы. Это обстоятельство существенно уменьшало их прибыли, так как передвижение тяжелых денежных грузов являлось издержками обращения.
       Тяжелые медные деньги не отвечали запросам рынка, существенно затрудняли расчеты при ведении торговли. Подсчет значительной суммы требовал большой затраты времени. Для того, чтобы принять от купца 1000 рублей, требовалось пересчитать 20 тысяч пятаков, а 10 000 рублей - 200 тысяч и т.д. При подсчетах таких сумм допускались значительные ошибки и просчеты, что отрицательно сказывалось на торговле внутри страны.
       Купеческое общество неоднократно обращалось к центральным властям с просьбой об усовершенствовании финансовой системы.
       “Тяжелые медные деньги суть казне и народу убыточны, а для торговли разорительны,  отмечалось в одном из таких писем.  Торгующим те деньги полезны, которые скоры в приеме и в отдаче, легки в перевозках и способны к пересылкам по почте. Следственно золотые деньги выгоднее против серебряной монеты, а государственная банковая бумага имеет знатное преимущество и против золотых денег”.
       Трудности с перевозками медных денег вызвали к жизни стихийное обращение частных векселей. Вмешиваясь в этот процесс, государство еще в 1729 году ввело вексельный устав, утвердивший формы векселей и порядок их выдачи. В частности, устав разрешал казначейским конторам принимать от купцов медную монету и выдавать им векселя с тем, чтобы они могли получить по ним необходимые деньги в других городах.
       А в середине XVIII века в стране были учреждены Государственный банк для дворянства и купеческий банк при Коммерц-коллегии, выдававший ссуды купцам 1-й и 2-й гильдий, торговавшим в Петербургском порту. Но сфера деятельности последнего была ограничена, и банк, не оказав серьезного влияния на торговлю, был закрыт.
       В соответствии с манифестом Екатерины II от 29 декабря 1768 года в России были выпущены первые бумажные денежные знаки  ассигнации. Манифест довольно подробно обосновывал необходимость их выпуска.
       В нем, в частности, отмечалось: “Во-первых, удостоверились Мы, что тягость медной монеты, одобряющая ее собственную цену, отягощает ее же и обращение; во-вторых, что дальний перевоз всякой монеты многим неудобствам подвержен, и наконец, третье, увидели Мы, что великий есть недостаток в том, что нет еще в России, по примеру разных европейских областей, таких учрежденных мест, которые бы чинили надлежащие денег обороты и переводили бы всюду частных людей капиталы без малейшего затруднения и согласно с пользою каждого”.
       Перечислив причины введения в России ассигнаций, манифест подчеркнул большое значение денежного обращения, от положения которого во многом “зависят благоденствие народа и цветущее состояние торговли”.
       В связи с быстрым ростом спроса на государственные ассигнации, правительство в 1771 году приняло решение о создании в ряде городов разменных контор. В числе других такое финансовое учреждение появилось и в Архангельске. Эти конторы имели право размена медных денег на ассигнации. Чуть позднее в Архангельске в числе шести крупных торговых городов империи появились также конторы по учету векселей и товаров. Однако десятилетний срок их работы показал малую эффективность этих заведений.
       Между тем, острота проблемы нормализации денежного обращения и создания нормальных условий для торговли обуславливалась и тем, что в связи с серией войн, происходивших в начале XIX века, в России разразился длительный инфляционный процесс.
       Министерство финансов России, характеризуя экономическую ситуацию в то время, в одном из официальных документов отмечало: “Цены товаров сильно повысились, имущественные отношения утратили прочность, кредитные сделки крайне затруднились, производительная деятельность приняла характер спекулятивный; все народное хозяйство потряслось в своих основах. Огромные убытки несло в то время и государственное казначейство, получившее свои доходы в обесцененных ассигнациях”.
       На фоне подобной ситуации учреждение Государственного коммерческого банка, в ведение которого передавались учетные конторы, призвано было нормализовать и оживить торгово-промышленную жизнь страны.
       Создание нового банка позволило ввести более совершенную систему помощи купечеству. Существенно демократизировались формы управления этим учреждением: часть директоров банка назначалась из чиновников, а другая  избиралась “коммерческим сословием из купцов, имеющих достаточные сведения о положении и оборотах торговли”.
       Манифест и устав банка четко определили основные его цели. Он получил право принимать вклады для обращения под проценты, для трансферта или для перевода внесенных частными лицами вкладов от одного лица другому и просто хранить вклады в золотой и серебряной монете, как русской, так и иностранной, а равно в слитках серебра и золота. Банк получал право выдавать ссуды “под учет векселей и под российские товары”.
       Манифест заверял коммерсантов России в том, что император берет создаваемый банк под личное покровительство и ручается своим словом “за целость капиталов, какие ему вверены будут частными лицами за неприкосновенность по оным прав каждого”.
       Создание столичного банка способствовало совершенствованию банковской системы всей России.
       Одной из первых в стране была учреждена Архангельская контора коммерческого банка. 20 октября 1819 года Александр I подписал ее устав. Этим документом контора уполномочивалась осуществлять те же операции, что и центральный банк, т.е. принимать вклады, вести учет векселей и выдавать ссуду под товары, которые хранились в архангельском таможенном замке и в общественных буянах.
       Дирекция нового заведения приобрела у наследников известного архангельского купца Якова Ваганова двухэтажный каменный дом за 50 тысяч рублей. После переделки и ремонта в этом здании размером 22 на 40 саженей начал свою деятельность архангельский банк.
       В числе первых руководителей банка были управляющий, коллежский советник Г.Ф. Гусев, два директора от правительства: И.В. Ханыков и П.И. Смецкий, а также четыре директора от купечества: Е.И. Классен, Г.А. Давыдов, А.И. Плотников и Т.Е. Булычев. При этом архангельским был только один купец  А.И. Плотников, остальные представляли другие регионы России.
       Все служащие учреждения, в соответствии с обычаем того времени, вслед за своим управляющим подписали текст “Клятвенного обещания”  своего рода служебной присяги (ее чиновники писали собственноручно или же подписывали отпечатанный заранее в типографии текст).
       “Я, нижепоименованный,  отмечалось в этом документе,  обещаюсь и клянусь всемогущим Богом и перед святым его Евангелием в том, что хощу и должен его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Александру Павловичу  самодержцу Всероссийскому... верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови...”
       Принимавший присягу обещал также: “Всякую мне вверенную тайность крепко хранить и положенный на мне чин... надлежащим образом по совести своей исправлять, а для своей корысти, свойства, дружбы и вражды противно должности своей и присяги не поступать... В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь”.

    * * *

       Скромными были первые шаги деятельности архангельских банкиров. При открытии конторы основной капитал составлял 2 млн. рублей. В отчете по итогам первого года своей работы руководство банка докладывало в столицу: “За свои товары купцы пока предпочитают платить наличными... В течение года открыто только шесть счетов на сумму 348 410 рублей, выдано 289 векселей на сумму 1990 рублей. Не получила развития и такая форма, как взятие товаров под залог...” И, тем не менее, уже за первый год работы банк получил свыше 17 300 рублей прибыли. Через два года она увеличилась до 242 669 рублей. Стремительно увеличивался и основной капитал: вместо двух млн. в момент основания банка к 1823 году она составлял 7 млн. руб.
       Местные и иногородние купцы скоро поняли выгодность использования всех возможностей банковских операций. Уже через два года банк выдал 806 векселей на огромную по тем временам сумму 3 697 тысяч рублей.
       Бизнесмены быстро усвоили азбуку вексельного дела, смело брали в банке крупные суммы. Сохранилась любопытная переписка, которая ярко свидетельствует о масштабах сделок северных купцов и повышении роли банка.
       В начале 1830 года правление Петербургского банка потребовало от руководства Архангельской конторы объяснить причины выдачи крупных кредитов купцам Якову Грибанову, Ивану Плюснину и Андрею Долгошеину, сообщить о том, являются ли эти купцы кредитоспособными. А сумма долгов этих “гостей” была внушительной. Грибанов задолжал банку 490 тыс., Плюснин  300, а Долгошеин  280 тыс. рублей.
       Архангельский банк констатировал, что все три купца “состоят в полном кредите”, что “...долгие годы они ведут крупную торговлю в Архангельске, отпускают товары за море”.
       В навигацию 1829 года, отмечалось в сообщении, великоустюжский 1-й гильдии, затем Никольский купец Я.Ф. Грибанов, например, доставил в Архангельск 19 485 четвертей пшеницы, 20 300 четвертей льняных семян, почти 92 тысячи пудов ржаной муки, 30 тысяч пудов говяжьего сала, много ржи, овса, льна, рогож и других товаров. Даже по самым умеренным ценам он имел в наличии товаров на сумму не менее одного миллиона четырехсот тысяч рублей. Таким же образом обстояли дела и у компаньонов Грибанова.
       Особенно детально говорилось о делах архангельского купца Андрея Федоровича Долгошеина. Кроме наличного товара на сумму 373 200 руб. он имел в городе канатный завод, в 1829 году соорудил сахарный каменный завод. Произведенные 130 тыс. пудов сахара он быстро распродал в Архангельске, а часть направил в Москву и на Макарьевскую, т.е. Нижегородскую ярмарку.
       Видные маклеры, привлеченные для оценки ситуации, дали единодушное заключение о том, что все три купца имеют “благонадежный кредит” и что “состоящий на них долг по учтенным векселям нисколько не сомнителен”. В их донесении добавлялось, что все товары этих купцов российского происхождения и отменного качества.
       Не менее охотно пользовались купцы кредитами банка и в последующее время. В 1884 году, например, банк выдал их на общую сумму 2 093 тыс. руб. Наиболее крупными заемщиками банка были экспортеры леса, хлеба, льняного семени, а также овса, сала, смолы пека и других товаров. Торговцы смешанными товарами Фонтейнес и Линдес, например, взяли в том году кредит на сумму по 500 тыс. руб.
       Местные банки брали на себя нелегкие обязанности по борьбе с подделками денег и финансовых документов. В госархиве Архангельской области хранится несколько объемистых дел, связанных с этим явлением.
       Центральный банк России регулярно рассылал во все свои местные конторы служебные ориентировки о появлении в обращении очередной партии фальшивок.
       Финансовые службы империи напоминали всем банкам и службам, где принимались с рук крупные денежные суммы, приметы той или иной фальшивки для того, чтобы “дать возможность приемщикам отличать подделки от настоящих денег”.
       10 апреля 1850 года центральный банк с тревогой сообщал на места: “С недавнего времени начали появляться в обращении нового рода фальшивые кредитные билеты 10-рублевого достоинства, подделанные литографическим способом, довольно искусно”.
       Немало фальшивок попадало в архангельский край. В 1822 году местные финансисты выявили 6 поддельных банкнот, в 1823 - 8. Примерно такое же количество подобных знаков выявлялось и позднее. Их предъявили в банковские службы купец Дмитрий Ершов, офицер Иван Силов, купеческий сын Карл Ротерс и другие. Всего с 1821 по 1845 гг. было предъявлено более 120 фальшивок на сумму 2890 рублей.
       Как же в империи боролись с этой серьезной бедой?
       Естественно, что органы внутренних дел искали и находили виновников - производителей фальшивок. А банковские конторы в соответствии с предписаниями сверху действовали своеобразно: они довольно щедро платили за каждую доставленную в их распоряжение недоброкачественную купюру. За 25-рублевую фальшивку человек, доставивший ее в банк, получал 7 рублей 14 копеек, за 5-рублевую 1 рубль 42 копейки серебром. За 1822-1845 годы архангельская контора выдала подобных вознаграждений на сумму 755 рублей 74 копейки серебром. Получали вознаграждение все: и банковские работники и торговцы. Первым платили за бдительность в интересах казны, а вторым возмещали понесенный в ходе сделки ущерб.

    * * *

       Трудные обязанности выпадали в банке на долю купцов, избираемых от купеческого сословия в состав директората. В соответствии с уставом, из четырех директоров двое должны были присутствовать в конторе в положенные дни. Другие же два, гласил устав, “могут по собственным делам из Архангельска отлучаться, но не иначе как с согласия общего присутствия конторы, которая доносит о сем правлению банка”.
       Все кандидатуры на пост директоров от предпринимательского мира тщательно обсуждались на заседании купеческого общества. От директора  купца  требовались особые качества. Каждый из них помимо общей, государственной, должен был принести особую клятву, текст которой гласил, что “директор обязуется кредит каждого должника и вкладчика хранить в нерушимой тайне”. Кроме того, должность исполнялась на общественных началах. Вполне естественно, что за время пребывания на посту директора могло пострадать собственное дело.
       Нередкими были случаи отказа купцов исполнять обязанности директора банка. Но история сохранила и другое  имена тех, кто, не считаясь со временем, вкладывал душу в становление нового дела на Севере. Добрый след оставили самые известные среди деловых людей города люди: А.И. Плотников, Е.И. Классен, Г.А. Давыдов, и в особенности Петр Кузьмич Куйкин.
       Дважды, начиная с 1830 года, Куйкин избирался на должность директора. Это был опытный и влиятельный человек. К этому времени он уже исполнял обязанности ратмана городского магистрата, затем был бургомистром.
       Вскоре после вступления в должность директора банка Петр Куйкин попал, говоря современным языком, в экстремальную ситуацию. Во время эпидемии холеры в Архангельске в 1831 году умерли управляющий банком и директор, назначенный правительством. И тогда все обязанности взял на себя Куйкин. Архангельское купеческое общество и директорат банка представили Петра Куйкина к монаршей награде  Золотой медали на Владимирской ленте для ношения на шее.
       Отметив, что Куйкин “исправлял и исправляет должность с отличием, усердием и, будучи примерной нравственности, содействовал банковской конторе своими сведениями по коммерческим оборотам”, “считается в Архангельске почетнейшим купцом”, купеческое общество добавляло, что за семь лет директорства он не получил никакого вознаграждения. В духе времени в документе подчеркивалось, что Петр Кузьмич “предан совершенно Православной церкви и бывает ежегодно у исповеди и святого причастия, не принадлежит ни к одной вредной раскольнической секте (духоборцам, молоканам, иудействующим и т.п.)”.
       Летом 1840 года купеческое общество и правление банка сердечно поздравили Петра Кузьмича с награждением Золотой медалью с надписью “За усердие” на Аннинской ленте для ношения на шее.
       Более ста лет располагался архангельский коммерческий банк в бывшем доме купца Ваганова. Небольшой переулок, где находилась банковская контора, с той поры обрел название Банковский. Каменное здание на углу этого переулка и набережной Северной Двины сохранилось до наших дней.

    * * *

       Открытие архангельского банка явилось лишь первым шагом на пути к становлению кредитно-финансовой системы в Архангельске. Заметный след в истории города оставил Архангельский городской общественный банк. Он был создан по инициативе купца Василия Попова в 1848 году и существовал вплоть до первых лет советской власти.
       Банк начал действовать 11 мая 1848 года. Это событие почтили своим присутствием военный и гражданский губернаторы, городской голова, гласные городской думы. Служащие банка приняли клятву, обещая “действовать во всех делах по совести и без лицеприятия, хранить в тайне все, касающееся вверяемых банку частных коммерческих дел и счетов, и неуклонно исполнять все возложенные на них обязанности”.
       Работа банка находилась под контролем городской думы. На ее заседаниях избирался учетный комитет, который определял благонадежность векселей, анализировал списки людей, кредитующихся в банке. Членами этого органа имели право быть купцы первой и второй гильдий или лица, имеющие право голоса на городских выборах. В правилах работы комитета оговаривалось, что в его состав не могли избираться городской голова, члены городской управы, все лица, служащие в городском управлении на жалованье. Не допускалось одновременное избрание близких родственников, а также участников одной торговой фирмы и людей, состоящих в родстве с директором банка или его товарищами  заместителями.
       Городской банк не мог похвастать размерами своих оборотов. На его уставной фонд городская дума смогла выделить всего лишь 50 тысяч рублей. За полвека эта сумма увеличилась втрое, составив на грани XIX и XX вв. чуть более 150 тысяч рублей.
       Вплоть до 1864 года вся чистая прибыль, получаемая от операций банка, полностью причислялась к основному капиталу. А затем часть ее шла в доход города, другая  на покрытие убытков от неоплаченных векселей, а вся остальная сумма  в основной капитал.
       К городскому банку потянулись те, кто намеревался завести небольшое дело, кому требовался срочный кредит под залог недвижимости  жилого дома, лавки или иных строений. Уже в XIX веке банк был вынужден не раз уточнять свой устав. В частности, в 1857 году мелкие торговцы возбудили перед начальником губернии вопрос о расширении вексельного дела. В 1859 году они добились права купцам 3-й гильдии брать векселя под учет до 2000 рублей вместо прежних 1000 рублей, а мещанам и ремесленникам  до 500 рублей. Проект этого решения предварительно рассматривался на общем собрании купеческого и мещанского обществ.
       С этого времени банк быстро расширил вексельное дело. За первое десятилетие после упомянутого выше решения учет векселей удвоился (с 62,5 тыс. руб. до 118 тыс. руб. в 1869 году), а еще через десять лет достиг 573 тысяч рублей. Производились и такие операции банка, как выдача ссуд под вещи, под процентные бумаги, под недвижимое имущество.
       Все направления работы банка совершенствовались. Так, например, он выдавал сначала ссуды под залог имущества на 3 года. Число горожан, которые пользовались этой услугой, было значительно. В 80-е гг. XIX века их было около 70 человек. Размеры ссуд составляли от 100 до 8000 рублей. А купец К. Минаев однажды брал даже 45 тыс. рублей.
       Кратковременность ссуды не устраивала горожан, т.к. многие из них были малообеспеченными людьми и не успевали погасить свой долг за 3 года. Банк добился у городской думы увеличения этого срока до 10 лет с тем расчетом, чтобы человек, взявший деньги в банке, мог ежегодно погашать свой долг и проценты по нему и успевать за установленный срок постепенно рассчитаться с банком.
       Одним словом, банк обслуживал, прежде всего, потребности средних слоев  мелких торговцев, приказчиков, рядовых обывателей.
       Городской банк наряду с другими принял на себя еще одну важную функцию  на его счета поступали все благотворительные пожертвования от купцов и всех деловых людей города и губернии. Банк направлял выделенные средства на те цели, которые указывал тот или иной предприниматель в своем завещании. Здесь же скапливались также так называемые вечные вклады, т.е. средства, проценты с которых ежегодно отчислялись в адрес конкретных богаделен, учебных заведений, именных стипендиатов, церквей и т.д. В 1911 году сумма таких вкладов достигла достаточно внушительных размеров  62 180 рублей.

    * * *

       Как уже отмечалось, конец XIX  начало XX вв. ознаменовались значительным оживлением экономики Севера. Этому способствовало сооружение железнодорожных линий Котлас-Вятка и Вологда-Архангельск и связанное с ним увеличение потока грузов на экспорт.
       Усиление связей с иностранными государствами и предпринимателями, рост масштабов внешней торговли вызвали необходимость открытия новых банковских учреждений. Еще в 90-е годы в Архангельске открылось отделение Русского для внешней торговли банка.
       25 октября 1909 года в доме известного бизнесмена Вальнева, расположенном напротив Гагаринского сквера, торжественно открылось Архангельское отделение С.-Петербургского международного коммерческого банка. На его открытие прибыли губернатор И.В. Сосновский, вице-губернатор А.Ф. Шидловский, городской голова Я.И. Лейцингер, видные коммерсанты, иностранные консулы.
       Во вступительном слове директор нового банка Ф.Ф. Ландман четко определил свои проблемы. “Наша задача,  отметил он,  всеми силами способствовать развитию торгово-промышленных предприятий, обслуживанию их как здесь на месте, так и в остальной России и Сибири, равно как способствовать реализации продуктов экспорта на заграничных рынках и таким образом принести свою частицу стараний, как на пользу отечественной торговли, так и на пользу северного края в частности, имея конечной целью дать в общую массу народного достатка и свою, хотя, быть может, скромную долю прибыли на народные сбережения, помещенные в акциях нашего банка”.
       В состав учетного комитета банка вошли видные архангельские предприниматели: Алексей Васильевич Ананьин, Алексей Иванович Вальнев, Александр Александрович Люрс и Рудольф Карлович Пец.
       Международный коммерческий банк сыграл заметную роль в оживлении внешней торговли через Архангельск в начале XX века.
      

    * * *

       После октября 1917 года банковское дело в Архангельске переживало острый кризис. Советские органы власти сразу же закрыли два частных банка, прекратили выплату процентов по вкладам. Из-за кризиса в экономике все банки испытывали острый недостаток денежных знаков.
       Предприниматели всех рангов, рабочие комитеты, военные непрерывно требовали от властей присылки в свои коллективы комиссара финансов, угрожали забастовками.
       “Во избежание голодных бунтов и других гибельных последствий,  говорилось в письме архангельскому губисполкому от командования военной флотилии,  необходимо отпустить немедленно два миллиона рублей, дабы можно было удовлетворить самые неотложные нужды...”. Такие письма в органы власти шли непрерывно.
       Руководители города и губернии пытались решить проблему. Они добивались поступления денежных знаков из центра, пускали в обращение запасы старых кредитных билетов. Применялись и принудительные меры. Так, в апреле 1918 года комиссар финансов обязал членов торгово-промышленного союза и купеческого общества немедленно внести на свои текущие банковские счета 2 833 тыс. рублей. 178 состоятельных людей обязывались немедленно дать от 1 до 125 тысяч рублей “налички”.
       Обстановка “денежного голода” породила совершенно новое явление в России  стихийное “деньготворчество”, т.е. печатание местных денег. Одной из первых в России официальное разрешение Государственного банка на право печатания собственных денег получила Архангельская губерния.
       7 мая 1918 года в обращении в Архангельске появились знаменитые “моржовки”: на купюре 25-рублевого достоинства, оформленной известным русским художником С. Чехониным, были изображены различные северные атрибуты  снег, торосы, белый медведь и морж. Судя по документам, архангельские денежные знаки были отпечатаны на весьма внушительную сумму 100 миллионов рублей. До десятка вооруженных матросов ездили за ними в Петроград.
       “Моржовки” оказались непопулярными в народе, так как печатались на обычной бумаге и быстро изнашивались, но прожили достаточно долгую жизнь. Они на какое-то время выручили не только советские власти города и губернии, но и использовались во времена белогвардейского правительства Н.В. Чайковского.

    * * *

       Особая страница в истории банковского дела на Севере  период иностранной интервенции.
       Новое правительство  Верховное управление Северной области  с первых дней своего существования столкнулось с трудной проблемой: как наладить денежное обращение в Архангельске и на контролируемой им территории.
       В специальном обращении правительство известило население: “Большевистская власть перед бегством из Архангельска успела вывезти денежные знаки на десятки миллионов рублей... Вследствие этого в распоряжении Верховного управления Северной области оказалось недостаточное количество средств на текущие расходы”.
       В поисках выхода из создавшегося положения правительство приняло ряд шагов.
       Вскоре после падения советской власти, наряду с Государственным, возобновили свою работу архангельские отделения Московского народного (кооперативного), Петроградского международного коммерческого, Русского для внешней торговли банков.
       Регулируя работу банковских учреждений, власти ограничили выдачу средств в них мизерной суммой  не свыше 300 рублей в неделю. Выдачи, превышавшие эту норму, разрешались только финансовым отделом правительства. Ограниченные финансовые возможности сужали фронт действий для бизнесменов всех уровней.
       Новое правительство обратилось за помощью к предпринимательскому миру. С этой целью 6 августа состоялось общее собрание губернского торгово-промышленного союза, на которое явились члены биржевого комитета и ряда других организаций.
       В своих выступлениях перед собравшимися глава правительства Н.В. Чайковский и управляющий отделом финансов Г.А. Мартюшин призвали представителей делового мира поддержать идею выпуска Верховным управлением “Займа доверия” сроком на 6 месяцев на общую сумму 10 миллионов рублей. Собрание приняло решение: “Все свои свободные наличные денежные знаки обратить в краткосрочный пятипроцентный заем”. Предприниматели за короткий срок собрали полтора миллиона рублей наличными. Около двух миллионов  предоставили в распоряжение властей кооперативные организации.
       А 8 августа Верховное управление приняло специальное постановление “О краткосрочном займе”. Обязательства выпускались купюрами в размере 100, 500, 5000 и 10 000 рублей за подписью председателя правительства. Последнее обязывалось после нормализации денежного обращения и появления настоящих денег выкупить эти “обязательства” через шесть месяцев. На деле же этого не произошло  купюры огромного размера спустя полгода превратились в денежные знаки, получившие название “чайковки”.
       Однако эти денежные знаки, как и их предшественники “моржовки”, были крайне непопулярны. Союзное командование вообще не принимало их в уплату за свои поставки. Банки нуждались в более надежной и устойчивой валюте, которую можно было бы использовать при взаимных расчетах и осуществлении экспортно-импортных операций.
       После сложных дискуссий русские власти согласились с предложением английских специалистов выпустить специальные “северные рубли”. В постановлении Временного Правительства Северной области от 11 ноября 1918 года отмечалось: “Выпустить государственные кредитные билеты Северной России достоинством в 1, 3, 5, 10, 25, 50, 100, 500 рублей и разменные знаки достоинством ниже одного рубля, под обеспечение иностранной валютой по курсу сорок рублей за один фунт стерлингов”.
       Для выпуска новых знаков правительство учредило Государственную эмиссионную кассу. Билеты обеспечивались особым фондом в одном из лондонских банков (в фунтах стерлингов). Соглашение, заключенное между правительством и союзниками, предусматривало также, что “в качестве обеспечения гарантий союзников Верховное Управление Северной области предоставляет союзным правительствам, выдавшим гарантию, преимущественное право на эксплуатацию лесных богатств Северной области”.
       За сравнительно краткий период (с 16 декабря 1918 года по 8 июля 1919 года) эмиссионная касса области осуществила 10 выпусков этих денег на общую сумму 29 миллионов рублей.
       В целях борьбы с растущей инфляцией и учета денежных знаков весной 1919 года правительство приняло решение о перфорировании всех денег и ценных бумаг, находившихся в обороте в Северной области. На всех купюрах в банках особым штампом пробивался знак “ГБСО” (Государственный банк Северной области). Как отмечалось в постановлении Верховного управления, эта операция имела своей целью “предотвратить наплыв в Северную область печатанных большевистскими властями денежных знаков” и “установить количество находившихся в области денег”.
       Эта мера вызвала массовые протесты населения. Полевой военный прокурор Северной области С. Добровольский в своих мемуарах отметил: “В Архангельске эту меру встретили с большим возмущением, тем более что выполнение штемпелевки знаков было поставлено безобразно, так как она проводилась в кратчайший срок и вызвала скопление публики, которая, часами простаивая в хвостах, подвергала принятую правительством меру самой озлобленной критике. Правда, вскоре обыватель нашел довольно простой выход из положения. Так как способ штемпелевки был очень простой и состоял в пробитии маленьких отверстий, то приступили к перфорации домашним способом при посредстве шпилек и булавок, причем “перфорированные” таким образом деньги, даже при самой грубой подделке, имели свободное обращение”.
       Но ни примитивные “чайковки”, которые могла напечатать любая типография, ни “северные деньги”, поступавшие из Англии, ни штемпелевка денежных знаков не помогли правительству Северной области и его банкам создать нормально действующее финансовое хозяйство.
       На выручку властям то и дело приходил печатный станок. В обращение, как и ранее, выпускались ничем не обеспеченные “чайковки”. Правительство уже не скрывало своих целей, осуществляя очередные выпуски “Займа Доверия!”. В его постановлении от 10 июля 1919 года о выпуске денег на огромную сумму в 60 млн. говорилось о том, что это производится с целью покрытия “расходов области общего и военного характера”. Цена этих денег равнялась стоимости бумажки, на которых печатались купюры.

    * * *

       Власти Северной области предпринимали самые различные меры для пополнения казны. Они предписали торговцам, которые вели заграничную торговлю, сдавать всю валюту в банки. Каждый из вывозивших товар за границу писал прошение наподобие того, какое сочинил в июле 1919 года К.И. Кротов. “Честь имею покорнейше просить,  обращался он в банк,  выдать мне разрешение на право вывоза из Архангельского порта в один из портов Англии на принадлежавшем мне на корабле “Святой Николай” смолы в количестве 3000 бочек. Вырученная от продажи смолы в Англии валюта поступит в Ваше распоряжение”. Десятки таких заявлений хранятся в архиве госбанка.
       Однако подобный план получения правительством валюты практически не выполнялся. Нередко купец не мог сбыть свой товар быстро. Кроме того, он значительные суммы тратил на фрахт, на страховку, был заинтересован что-то приобрести для развития собственного хозяйства, иногда ему приходилось действовать за рубежом на бартерной основе. А часть наиболее заметных капиталистов оставляла вырученные средства в иностранных банках.
       Порой тот или иной предприниматель и правление банка обменивались нелицеприятными “любезностями”. Так, известный промышленник Е. Могучий, пообещав немедленно перевести вырученную за 550 пудов пеньки валюту, сообщил банку, что он получил в Норвегии в обмен на свой товар 12 000 пудов рыбы. Управляющий банком в резкой форме ответил, что поскольку разрешение было дано не на компенсационную сделку, а по валютному обязательству, то: “Ваша сделка на рыбу никакого отношения к делу не имеет, и требование банка о сдаче валюты остается в силе”.
       Но никакие угрозы правительства конфискацией имущества, арестом самих предпринимателей не действовали. Банк не получал требуемых средств.
       Управляющий банком Репман искал валюту по всей России. В архиве сохранилось его письмо, направленное в 6 банков страны (Московский, Петроградский, Сибирский и др.). Архангельский банкир просил своих коллег: “В Вашем распоряжении за границей находится значительная сумма иностранной валюты, принадлежащая Вам и Вашим клиентам, которые при существующих условиях им воспользоваться не могут.
       Полагаю, что эта валюта могла бы быть предоставлена Вами в распоряжение Областного Государственного банка заимообразно или за наличный расчет, чем Вы оказали вы большую услугу правительству и области”. Это обращение осталось гласом вопиющего в пустыне.
      

    * * *

       Архангельские деловые люди предприняли самостоятельную попытку нормализовать финансовое обращение в области или, по крайней мере, улучшить расчеты друг с другом и финансировать заграничные сделки предприняли.
       С этой целью уже в августе 1918 года они организовали новый Северный торгово-промышленный банк. Среди его учредителей были 12 крупных предпринимателей города: Я.А. Беляевский, И.Е. Володин, Г.Ф. Линдес, М.К. Кыркалов, Е.В. Могучий, А.С. Чудинов, М.А. Ульсен, М.В. Перешнев и др.
       Новый банк преследовал цель “облегчить торговые сношения Северной области России с внутренними и заграничными рынками”. Он получил на основании своего устава право вести такие операции, как учет “русских и иностранных векселей, и всяких других торговых обязательств, назначенных к платежу не далее девяти месяцев”, а также “производство ссуд и открытие кредитов” на такой же срок, осуществлять другие операции.
       Весь капитал банка в сумме пяти миллионов рублей внесли его учредители. Он составился из 20 000 акций по 250 рублей каждая.
       За короткий срок у этого банка появилась иностранная валюта. Он сумел создать корреспондентскую сеть в ряде стран, что позволяло деловым архангельским людям, прежде всего, основателям банка, совершать экспортные и импортные торговые операции.
       Несмотря на военные условия, развитие инфляции, банк сумел в течение довольно продолжительного срока осуществлять функции, определенные его уставом.
       Таковы некоторые штрихи истории банковской системы на Севере в период до установления советской власти в феврале 1920 года.
      

    * * *

       Первые решения, принятые архангельским губернским революционным комитетом в начале 1920 года, касались деятельности банков.
       Приказ губревкома от 14 марта 1920 года объявил о ликвидации 10 банковских учреждений, указав при этом на то, что “никаких обязательств по отношению к вкладчикам, поместившим свои капиталы в эти учреждения, РСФСР на себя не принимает”.
       Для представления о масштабах потерь приведем данные по счетам Московского народного банка. По состоянию на 1 марта 1920 года архангельский союз кооперативов имел здесь около 4 млн. рублей, продовольственный отдел губернского земства  12,5 млн. руб., Союз смолокуренных артелей Важской области  более 107 тыс. руб., фирма А.И. Беззубикова  почти 157 тыс. руб..
       Ревком, аннулируя все вклады, известил, что право на получение своих денег будет предоставлено лишь лицам, вклад которых не превышал 10 000 рублей при условии, если эти лица не занимались спекуляцией и не эксплуатировали чужого труда и “по представлении соответствующего удостоверения из профсоюзов, отделов труда и местных советов”.
       В эти же дни аннулировались так называемые “чайковки”. Приказ ревкома гласил: “Все денежные знаки, выпущенные белогвардейским правительством, с сего числа аннулируются и никакой силы и хождения на территории РСФСР не имеют”. Учреждения имели права сдавать эти знаки в банк лишь в порядке отчета без всякой компенсации. А “в целях оказания помощи трудящимся Архангельской губернии, служащим и рабочим выдавать пособие в размере полумесячного содержания”. Учитывая острый недостаток в денежных знаках, ревком спустя некоторое время пошел на уступки: его решением было временно разрешено “хождение и обязательный прием всех старых денег, которые когда-либо использовались на Севере в период интервенции, в том числе “моржовки”, керенки, думские и царские знаки. Исключение было сделано лишь для “чайковок”. И в этом проявился жесткий классовый принцип: непримиримость к "контрреволюционному" антисоветскому правительству.
      
      
      
      

    ПЕРВОЕ ОКНО В ЕВРОПУ

       Проблема торгового значения города на Северной Двине имеет два основных аспекта.
       Во-первых, Архангельск, сосредоточив в XVII  первой четверти XVIII вв. всю внешнюю торговлю страны, около 120 лет был единственным морским портом России, имевшим выход в Западную Европу. И это обстоятельство определяло судьбу сравнительно небольшого поселения, выделяя его как важный центр формирования общероссийского рынка, притягивавший к себе значительную часть всего русского купечества.
       Во-вторых, в то же время Архангельск с момента своего рождения являлся значительным центром внутренней, т.е. городской, региональной и общегосударственной торговли. Край снабжал многие регионы страны не только заморскими, но и своими собственными товарами, среди которых важное место занимали соль, рыба, сало, меха, кожи морских зверей и т.п.
       Рассмотрим обстоятельнее эти проблемы.

    ВНЕШНЯЯ ТОРГОВЛЯ

       Профессор В.Н. Булатов в своем труде “Русский Север” привлек внимание читателей к небольшой, по его определению, но “важной и принципиальной дискуссии”. Историк напомнил о том, что еще в 1646 году шведский полководец Яков Делагарди назвал Архангельск “первыми воротами Российского государства”.
       Однако позднее, ссылаясь на рождение Петербурга и потерю интереса правительства к беломорской международной торговле, ленинградский ученый В.В. Мавродин свел значение Архангельска лишь к роли небольшой “форточки” на берегах Белого моря.
       Неправомерность подобной характеристики архангельского порта вполне очевидна. Как бы предвидя подобную дискуссию, российский министр финансов С.Ю. Витте в июне 1894 года, во время посещения Архангельска, заявил: “Говорят Петербург был первым окном, прорубленным из России в Европу. Но город Архангельск может не без основания оспаривать такое сравнение и прибавить, что он  окно, сооруженное чисто в русском стиле”.
       Думается, что крупный государственный деятель России, каким являлся Сергей Витте, был, несомненно, более прав, чем историк В. Мавродин, попытавшийся умалить историческое значение архангельского морского порта.
       О выдающейся роли северного корабельного пристанища в судьбах Российского государства убедительно свидетельствуют разнообразные документальные данные. Они позволяют выделить одну важную закономерность в истории торговли в России, на которую справедливо указал в свое время историк П.Н. Милюков. “Чем дальше мы углубляемся в историческое прошлое России,  заметил он,  тем более внутренняя торговля отодвигается на второй план, и тем заметнее преобладает над ней торговля внешняя".
       Рождение Архангельска и превращение его в крупный внешнеторговый центр России обусловил ряд историко-политических и экономических факторов.
       Судьба города на Северной Двине определилась, прежде всего, его выгодным географическим положением: через Подвинье Русь впервые установила регулярные торговые связи с Англией, Голландией и другими странами Запада, что помогло иностранному капиталу проникнуть в глубь страны, открыть неведомые ранее торговые пути, создать на Севере новые ремесла и промыслы.
       В течение длительного времени Северный край играл роль своеобразного перевалочного пункта между двумя крупнейшими хозяйственными областями России: промысловой северо-восточной окраиной  важной сырьевой базой русской торговли  и поволжским земледельческим центром. Северная Двина с ее притоками  Вычегдой, Сухоной, Вагой и Пинегой  помогла связать внешний мир и Поморье с Московским краем. Сухоно-Двинской путь открыл выход на внешний рынок и богатствам Сибири, Урала, Дальнего Востока
       Водный путь позволял торгово-промышленному сословию десятков территорий и до 80 городов страны подвозить для продажи и обмена свои товары. А морские иноземные суда могли доставлять грузы буквально к центру города. Сюда же к началу ярмарочного времени приходили с рыбой и продукцией морских промыслов сотни мелких поморских судов с побережья Белого моря.
       Россия с незапамятных времен располагала богатейшими возможностями для экспорта. Со всех градов и весей к Архангельску по водным путям стекались лен, пенька, смола, юфть, продукция местных промыслов (рыба, звериное сало, шкуры моржей, тюленей, лесоматериалы, смола и т.п.). Российские купцы продавали и обменивали эти товары на дорогие ткани, предметы роскоши, вина, металлы, оружие, различные припасы для развивавшегося корабельного дела и т.д.
       Оценивая роль Севера в экономике России, видный русский историк С.Ф. Платонов справедливо заметил, что в это время “Север из глухой окраины государства стал одною из самых оживленных его областей. Вся страна в сношениях своих с культурным миром обратилась, так сказать, лицом к Северу. К северным гаваням  законным (казенным) и незаконным (контрабандным)  потянулось население, торговое и рабочее. Ожили не только пути, по которым шло вызванное торгом движение, но и целые районы, работавшие на эти пути или от них зависимые в том или ином отношении”.
       “В течение длинного ряда веков,  вторил Платонову историк А.А. Кизеветтер,  этот край входил в состав русской земли ... не в виде неподвижной мертвой гири, привешенной к русскому государственному организму и своей тяжестью тормозившей свободное раскрытие внутренних сил этого организма, а в виде жизнеспособной питательной его клеточки, существенно содействовавшей его общему внутреннему преуспеянию”. И далее он добавлял: “Этот чисто торгово-промышленный район послужил необходимым дополнением к московскому преимущественно земледельческому югу, т.к. основа хозяйственной деятельности жителей Севера состояла в разработке промыслов, главным нервом которой являлась добыча рыбы, соли, пушнины, выработка смолы, пека, золы, дегтя и древесины”.
       Вместе с этим следует отметить, что русские и иностранные торговцы с момента рождения порта на Северной Двине сталкивались здесь с рядом серьезных объективных трудностей.
       Главная из них состояла в том, что первый морской центр России был отдален как от русских промышленных городов, так и от западноевропейских стран. Иностранные купцы могли совершить за навигацию лишь один рейс на далекий Русский Север. В подобной же ситуации находились и русские торговцы. Суровый климат давал возможность осуществлять эти плавания лишь в весьма ограниченные сроки  в течение четырех-пяти месяцев. И это почти вдвое удорожало фрахт.
       В нелегком положении оказывались русские купцы и торгующие крестьяне, доставлявшие грузы к Архангельску. Они, начиная с осени, скапливали свои товары в Вологде, Великом Устюге, Верховажье и других торговых центрах на берегах рек, с тем, чтобы весной, после окончания ледохода на реках, сплавить их к устью Северной Двины и здесь на ярмарке продать или обменять на западноевропейскую мануфактуру, галантерею, бакалею, краски, металлы и мн. др. А затем большая часть приобретенных товаров по зимнему пути, частично по воде направлялась обратно для реализации в Москве, Ярославле, в Нижнем Новгороде, в Перми, в сибирских городах. Экстенсивный характер крупной торговли требовал участия в подобных мероприятиях большого числа людей и быстрого оборота товаров и прибылей, непомерных транспортных издержек, удорожавших товары.
       Исследователи подсчитали, что провоз одного пуда груза по 1500-верстному пути от Москвы до Архангельска в конце XVII - первой половине XVIII в. стоил 19 коп. А цена пуда ржи в центре России составляла всего 1,25 коп. Достаточно сравнить эту скромную сумму с ценой доставки пуда ржи до северного порта, чтобы в памяти невольно всплывает известная пословица: "За морем телушка - полушка, да рупь перевоз".
       К этим обстоятельствам добавлялись такие моменты, как малонаселенность северной окраины России, слабость и медленный рост здесь купеческой прослойки, незнание ею на первых порах азов коммерческого дела и иностранных языков, отсутствие у местных негоциантов необходимых капиталов и своих морских судов.
       Совокупность этих условий приводила к тому, что внешней торговле через Архангельск долгое время были свойственны преимущественный вывоз сырья и привоз фабрикатов, пассивная роль, которая выпадала на долю русского купечества в оборотах внешней торговли, полной зависимостью его от иностранных посредников.
       Внешняя торговля России через Архангельск, являясь проблемой общегосударственного значения, характеризовалась рядом взлетов и падений. С некоторой долей условности можно выделить несколько периодов в ее становлении и развитии.

    * * *

       В течение примерно 120 лет после своего основания Архангельск (до появления Петербурга), являясь единственным морским портом России, непрерывно увеличивал масштабы внешней торговли и играл в ее решении основную роль.
       До 1720 года к причалам города ежегодно пришвартовывалось от 10-12 до 40-50 и даже 100 иностранных кораблей. Здесь же, в Соломбале, действовала основная российская казенная судостроительная верфь.
       В продолжение второго, сравнительно краткого, периода деятельности порта (примерно с 1720 до 1762 года) происходило падение внешнеторговых оборотов. Это было обусловлено рядом ограничительных актов, введенных Петром I по отношению к северной торговле. В 1713, 1720 и 1724 годах царь издал жесткие указы, конечная цель которых состояла в том, чтобы обязать русских и иностранных купцов перевести основные потоки товаров из глубин России к Балтике и даже переселить часть архангельских купцов на постоянное жительство в город на Неве.
       Третий этап развития внешней торговли на Севере длился около полувека. 31 июля 1762 года Екатерина II подписала указ, уравнявший Архангельск со столичным портом. Этот документ отменил запреты на доставку некоторых грузов в Архангельск, а также повышенные по сравнению с Петербургом пошлины на отпускные товары.
       Следствием этих мер явилось оживление торговли в северном порту, увеличение числа иностранных судов, приходивших к нему. С двух-трех десятков численность их постепенно вновь перевалила за сотню и более кораблей.
       А в начале XIX века политические обстоятельства, связанные с международным положением России в эпоху континентальной блокады, вновь на короткое время переместили центр русской внешней торговли к Архангельску. Окраинное расположение старинного порта на какой-то период превратилось во благо. Английские купеческие суда, не имевшие возможности идти к Петербургу, втайне от Наполеона совершали регулярные рейсы на север. Значительная часть кораблей приходила под американским флагом. Недаром архангельский историк С.Ф. Огородников назвал это краткое время “золотыми годами Архангельского порта”.
       Четвертым периодом можно считать вторую половину XIX века. Временный бум “золотых” лет оказался преходящим: после некоторого взлета торговых отношений наблюдалось постепенное затухание практически всех сторон экономической жизни: торговли, промышленности. О Севере стали говорить как о заброшенном и забытом крае. Даже энциклопедический словарь, изданный в конце XIX столетия, давал читателю такие горестные сведения: “Город чиновничий и торговый, местного дворянства нет, иностранные купцы издавна играют большую роль. Теперь они постепенно оставляют Архангельск, в котором торговля не развивается благодаря отсутствию путей сообщения”.
       Отставание Архангельска в своем экономическом развитии произошло вследствие того, что он остался на какой-то период за пределами развернувшейся в стране промышленной цивилизации. Долгое время его не касались развитие сети железных дорог, введение парового речного и морского транспорта. Такое состояние было обусловлено также мощной конкуренцией удобного для западных стран и более дешевого для части русских купцов прибалтийского торгового пути. В столице, а также в Риге, Ревеле, в отличие от Севера, рождались и действовали крупные торговые дома и акционерные компании. Столица империи к тому же вскоре стала крупным промышленным центром, поставлявшим часть своей продукции на внешний рынок.
       Богатые природные ресурсы Северного края лежали под спудом, была забыта огромная роль, которую сыграл когда-то Архангельск в экономической жизни России. Единичные лесозаводы, возникшие в течение века и ориентированные в основном на экспорт, не делали погоды.
       И лишь в конце XIX века начинается заметный подъем в развитии торгово-промышленной жизни Севера, продолжавшийся вплоть до революционных потрясений 1917 года.
       Этот процесс характеризовался быстрым ростом числа лесозаводов, появлением первых акционерных компаний в лесной промышленности, на морском и речном транспорте, сооружением железных дорог ВологдаАрхангельск и ПермьКотлас, значительным увеличением внешнеторгового оборота.

    * * *

       Несмотря на все взлеты и крутые падения в развитии внешней торговли через Архангельск, это явление общегосударственного значения имело свои постоянные особенности. Рассмотрим некоторые из них.
       Прежде всего, отметим, что становление торговли через Архангельск происходило довольно медленно. Так, в навигации 1589 году приняло участие только 14 кораблей, в том числе 6 английских, 4  голландских и 4 датских. В 1600 году новый порт посетило 25, а еще через четыре года 29 судов. И лишь в середине века дело сдвинулось: в Архангельск стали ежегодно приходить до сотни кораблей. Стоимость русского экспорта через порт определялась в 1 264 675 рублей.
       Во-вторых, внешняя торговля через Архангельский порт проявила удивительную живучесть. Она, несмотря на всякие ограничения и вмешательство властей сверху, никогда не прекращалась и всегда имела активный баланс. Как только улучшалась внешняя конъюнктура, объемы внешней торговли через Архангельский порт резко возрастали. Приведем некоторые данные.
      

    Товарооборот Архангельского порта в 1730  1900-е гг.

    Год

    Иностранные корабли

    Стоимость товаров в руб.

      

    прибывшие

       Выбывшие

    импорта

    экспорта

    1710

    154

    н.с.

    1 606 580

    3 672240

    1730

    38

    43

    108 779

    288 252

    1740

    114

    120

    94 704

    570 955

    1750

    47

    49

    178 954

    310 492

    1760

    32

    37

    177 325

    530 866

    1770

    68

    72

    336 420

    878 779

    1780

    131

    143

    321 398

    1 474 592

    1790

    101

    104

    923 141

    1 844 414

    1800

    141

    147

    164 156

    3 367 973

    1810

    309

    368

    904 695

    11 361 677

    1841

    244

    245

    284 842

    2 749 793

    1887

    243

    240

    877 000

    6 087 000

    1900

    518

    509

    2 157 640

    12 591 728

    1908

    733

    653

    2 664 618

    17 932 792

      
       Сведения, приводимые в таблице, позволяют сделать вывод о том, что в торговле через Архангельский порт сумма экспорта почти постоянно преобладала над суммой импорта.
       Эта ситуация объяснялась тем, что в течение XVIIXVIII и в XIX вв. Россия проводила жесткую линию меркантилизма и протекционизма, возведенную Петром I на уровень государственной экономической политики. Император придерживался модной в то время теории, сущность которой состояла в том, что каждый народ для того, чтобы не беднеть, должен сам производить все, им потребляемое, а чтобы богатеть, должен вывозить как можно больше и ввозить как можно меньше. Это стремление нашло свое воплощение во многих законодательных актах, изданных в XVIII веке: царских и сенатских указах, указаниях Коммерц-коллегии и т.д.
       Более того, именно в это время родился один из замечательных трудов, написанных экономистом-самоучкой И.Т. Посошковым и предназначенный для передачи царю - это “Книга о скудости и богатстве”.
       Рассуждения первого русского экономиста можно свести к нескольким чисто меркантилистским положением: 1. Необходимо стремится к притоку денег в страну и к сокращению вывоза денег за границу; 2. В этих целях следует всемерно развивать внешнюю торговлю и отечественную промышленность для покрытия внутреннего спроса и, в особенности, для производства товаров на вывоз; 3. Для того чтобы деньги не уходили из страны надо ограничить потребление иностранных изделий, в особенности заграничных предметов роскоши; 4. Для расширения внешней торговли государство должно применять принудительные меры регулирования и поддерживать купечество посредством предоставления кредита, организацией компаний и т.п.
       Защищая интересы купечества И.Т. Посошков писал в своем труде: "Купечества в ничтожность повергать не надоб­но, понеже без купечества никакое, не токмо великое, но и малое царство стояти не может. Купечество и воинству товарыщь, воинство воюет, а купечество помогает, и всякие по­требности им уготовляет.
       И того ради и о них попечение неоскудное надлежит имети. Яко бо душа без тела не может быти, тако и воинство без купечества пробыть не может; не можно бо ни воинству без купечества быть, ни купечеству без воинства жить.
       И царство воинством разширяется, а купечеством украша­ется, и того ради и от обидников велми надлежит их охраняти, дабы ни малыя обиды им от служивых людей не чинилось. Есть многие несмысленные люди, купечество ни во что ставят и гнушаются ими и обидят их напрасно. Нет на свете такова чина, коему бы купецкой человек не потребен был”.

    * * *

       Сводные данные об экспорте товаров через Архангельский порт убедительно подтверждают неуклонное следование царя политике меркантилизма. В течение всего XVIII века сальдо торгового баланса было в пользу России. Приведем несколько данных.
       Если в 1730 году цена товаров, вывезенных за границу, превысила стоимость привезенных почти на 80 тысяч рублей, то в 1810 году перевес в пользу России составлял уже свыше 10 млн. рублей. Такое же соотношение наблюдалось и в другие годы. Абсолютное большинство иностранных судов (до 80 процентов общего состава) шли в России пустыми. Так, в 1817 году, например, из общего числа 408 кораблей, прибывших в Архангельск, были: 5  с товаром, 29  с товаром и балластом, 37  с рыбой, выменянной на хлеб, 2  с углем, а 334  с балластом, 1  без товара и без балласта. Такое положение во внешней торговле через Архангельск в значительном мере сохранялось и в последующие годы.
       Исключение из этого правила составило время с 1807 по 1812 годы, т.е. сразу же после заключения Тильзитского мира. Архангельск в том момент, по мнению Г. Минейко, “сослужил великую услугу государству, сделавшись единственной открытою гаванью, как для вывоза наших, так для ввоза колониальных товаров, проникавших в этот отдаленный и безопасный от крейсеров порт под американским флагом”.
       В течение нескольких лет стоимость привозимых и отпускаемых из Архангельска товаров почти уравнялась, а в 1811 году она составила 13,8 млн. руб., в то время как вывоз  лишь 9 млн. руб. В последующий период отпуск товаров в несколько раз превышал ввоз.
       Объяснение этого феномена во внешней торговле следует искать в изменении конъюнктуры, в частности понижения торговых пошлин на ввозимые товары.
       Рассматривая внешнюю торговлю как важнейший источник получения валюты и монетного сырья, высшие власти требовали, чтобы иностранные купцы покупали русские товары “на свои деньги, а не на русские”.
       Рядом царских указов запрещался ввоз из-за границы денег российской чеканки, с тем, чтобы избежать притока в страну фальшивых монет.
       С точки зрения регулирования внешней торговли представляет большой интерес царский указ “О сборе таможенных пошлин у города Архангельского с приходящих кораблей и с торгующих на ярманке”, изданный 2 июня 1700 года. Этот пространный документ, насчитывавший 69 тщательно продуманных положений, расписывал буквально все стороны коммерческих сношений иностранных и русских купцов, производимых в северном порту.
       Указ строго предписывал “бурмистрам с товарищи” к городу Архангельскому кораблей “без таможенного досмотру не пускать”, собирать пошлины “вправду” со всех: “с русских людей мелкими деньгами, а с иноземцев золотыми и ефимками”. Все “неявленные” товары, как русскими, так и иностранными купцами брать “на великого государя бесповоротно”.
       Указ обязывал таможенников бдительно смотреть за всем: принимать меры против провоза “морового поветрия”, фальшивых денег, розничной продажи вина, осуществлять контроль за весами, гирями, аршинами, пропускать к Москве только тех иноземцев, которые имеют жалованные грамоты и т.д. Предписания сверху обязывали таможенную службу особенно строго следить за валютой, вырученной за проданный товар и поступавшей из-за рубежа в специальной укупорке. Один из указов от 12 марта 1710 года строжайше обязал “ефимки и серебро принимать у города Архангельского на счет и на вес” и отправлять в Москву на денежный двор “для переделки в мелкие деньги”.
       В то же время целовальники должны были к “приезжим торговым иноземцам привет, бережение и ласку во всем держать, ни в чем их не жесточить и неправды им в торговле никакой не чинить”.
       Голландский художник и писатель де Бруин, посетивший Архангельск год спустя после выхода в свет упомянутого указа Петра I, со знанием дела осветил работу порта, и в частности таможенной службы. Он отметил, что таможенный начальник, избираемый из числа купцов гостиной сотни, имеет четырех помощников, а также необходимое количество местных людей, которые “обязаны трудиться в продолжение года без всякого вознаграждения и повиноваться приказаниям таможенных начальников и их помощников, по отношению ко всему тому, что касается доходов великого князя”. Эти люди имеют войско для того, чтобы препятствовать провозу запрещенных товаров.
       Де Бруин узнал, что за навигацию 1701 года в Архангельск приходило 103 купеческих судна, в том числе 50 голландских, 33 английских, а также датские, бременские и т.д. По его данным, царь должен был получить за навигацию 130 тысяч рублей пошлин. Половину из них купцы платили иностранной валютой, а другую золотыми червонцами.
       Итоговые данные о сборах пошлин в архангельском порту свидетельствуют о том, что таможня успешно справлялась со своими задачами. В течение почти всего XVIII века приход казны таможня вела по двойной бухгалтерии: в ефимках на вес и в рублях. Причем первая доля превосходила вторую в десятки раз. В 1724 году, например, доход составил 38 пудов, 33 фунта и 94 золотника ефимок и всего лишь 1171 рубль. В 1728 году  104 пуда, 27 фунтов ефимок и 4503 рубля, а в 1741  уже 185 пудов, 5 фунтов, 47 золотников ефимок и 51 466 рублей. Подобное соотношение с некоторым увеличением сбора рублей сохранялось вплоть до последней четверти века. Таможня получала немало ефимок и в начале XIX века. Лишь в 1810 году рублевый сбор стал преобладающим, приблизившись к двухмиллионному рубежу.
       Если поддерживание активного баланса внешней торговли, налаживание четкой системы таможенного учета можно считать мерой со знаком “плюс”, то целый ряд общегосударственных указов, изданных Петром I, нанесли северной торговле тяжкий удар.

    * * *

       Важной особенностью внешней торговли через Архангельск являлось постоянное и жесткое вмешательство в нее со стороны государства.
       Это с особой силой проявилось во времена Петра I. Ставя главной целью получить с купцов как можно больше денег для казны, царь создал целую систему управления торговлей и промышленностью. Если до Петра Россия вообще не знала подобных органов, то в первом десятилетии XVIII века одна за другой появились Берг-, Мануфактур-, Коммерц-коллегии и Главный магистрат. Эти учреждения явились своеобразными институтами государственного регулирования национальной экономики, органами осуществления торгово-промышленной политики царя на основе идей меркантилизма.
       Одной из форм вмешательства являлась торговля самой казны с иностранцами. Исследователи разделяют все товары, которыми торговало государство, на две группы: на одни оно присваивало себе монопольное право на продажу, а товары другой группы оно реализовывало, как обычный купец, иногда пользуясь с этой целью привилегией первоочередной продажи.
       К праву продажи второй группы товаров власть прибегала лишь в тех случаях, когда испытывала нужду в деньгах или в иностранных товарах.
       Иначе говоря, государство, стремясь получить максимум доходов от продажи ходовых товаров, действовало примитивным, но эффективным способом  введением монополии на заготовку и сбыт продуктов, пользовавшихся наибольшим спросом у зарубежных покупателей.
       Для государства подобная система была выгодна тем, что казна, заключив договор с тем или иным откупщиком, сразу же получала значительный доход, не неся расходов по взиманию налогов и пошлин. А откупщики охотно шли на этот шаг, т.к. он сулил большие выгоды, позволял не только вернуть с лихвой откупную сумму, но и извлечь немалый доход. Таким образом, откуп становился своеобразным промыслом: между промысловиками или купцами Севера и государством появилась ватага людей, работавших на вельможу и на себя. Среди откупщиков, действовавших в разное время на Севере, были отдельные купцы, иностранцы и царские вельможи.

    * * *

       Не затрагивая все грани этой проблемы, отметим некоторые ее моменты, выявленные исследователями разных поколений.
       Во-первых, на разных этапах развития северной торговли власть видела в продаже товаров, взятых казной в свое ведение, средство для решения общегосударственных интересов, связанных, в частности, с обороной страны.
       Первый случай подобного рода зафиксирован еще в 1588 году, когда русское правительство объявило “заповедным товаром” воск, который царская казна повелела продавать иностранцам лишь в обмен за “зелье, ямчугу, серу и свинец”, т.е. товары, имевшие отношение к военному делу. Устанавливая такой порядок продажи воска, ставшего в то время дефицитным на Западе, русское правительство хотело тем самым понудить иностранных купцов доставлять в Архангельск товары, нужные для обороны страны. И это ему удавалось. Данные, сохранившиеся за 1604 год, свидетельствуют о том, что Россия в ту навигацию ввезла 4157 пудов меди, 1274 пуда “пищального зелья”, 303 пуда олова, 120 пудов свинца, а также некоторое количество железа, ртути и “горячей серы”.
       Монополия казны на тот или иной товар находилась под неусыпным оком государевых служб. С этой точки зрения показательна царская грамота 1630 года гостю Тараканову с товарищами, закупавшими хлеб для казны: “Велено вам покупать на нас хлеб на Вологде и в других городах: рожь, ячмень, пшеницу, крупу гречневую, просо толченое, семя льняное и ссыпать хлеб в амбары, а весною на судах везти к Архангельску и продавать немцам, амбары же, куда хлеб ссыпать, и суда велено вам делать деньгами нашей казны. Но теперь бил нам челом игумен Антониево-Сийского монастыря, что монастырь этот обыкновенно закупает хлеб на Вологде, потому что своею пашнею прокормиться ему нельзя, а вы, по нашей грамоте, хлеба ему покупать не велите. Так вы бы Сийского монастыря старцам покупать хлеб велели по-прежнему; только бы берегли накрепко, чтоб монастырские приказчики, крестьяне и всякие люди немецким гостям, купцам и их уговорщикам, которые скупают хлеб на немцев, хлеба никакого не продавали, а которые станут немцам хлеб продавать, тех сажать в тюрьму, а хлеб отбирать на нас”.
       Продажа товаров, взятых в казенное ведение, широко применялась в случае финансовых затруднений, которые возникали из-за недостатка средств для расчетов с иностранными поставщиками, а также сырья для монетных дворов. Эти обстоятельства особенно давали себя знать в период правления Петра I. Этой стороной внешней торговли в Архангельске увлекся даже сам царь. В 1703 году, например, из государевых товаров было продано 6302 пуда черной икры, 3307 пудов клея-карлука, 3334 пуда поташа и 2036 бочек смольчуги. Такой вид торговли продолжался 26 лет.
       Характеризуя это направление деятельности реформатора, видный русский историк П.Н. Милюков отметил, что царь последовательно взял в казну продажу соли, табака, мела, рыбьего жира, ворванного сала, щетины, поташа, смолы и ряда других товаров.
       Иногда Петр I давал архангельскому вице-губернатору разовые поручения о заготовке товаров для собственной потребности. Так, в письме из Амстердама 21 декабря 1716 года П.Е. Ладыженскому "изготовить чрез нынешнюю зиму и к будущей весне поставить к городу смолы... две тысячи бочек на некоторые наши собственные нужды в отпуск в Венецию, и за оную смолу смоляным промышленникам заплати деньги из губернских доходов". Указ был принят к немедленному исполнению.
       Один из иностранцев, свидетелей этого явления в России, писал: “Здешний двор совсем превратился в купеческий: не довольствуясь монополией на лучшие товары собственной страны, например, смолу, поташ, ревень, клей и т.д. (которые покупаются по низкой цене и перепродаются с большим барышом англичанам и голландцам, т.к. никому, кроме казны, торговать ими не позволяется), они захватывают теперь и иностранную торговлю. Все, что им нужно, покупают за границей через частных купцов, которым платят только за комиссию, а барыш принадлежит казне, которая принимает на себя и риск”.
       Однако эта политика не приносила той выгоды, на которую рассчитывал царь. Установление жесткой монополии приводило к волюнтаристскому повышению цен на эти товары, а самое основное  к резкому ограничению торговой деятельности русских купцов. Следствием этого стала дезорганизация свободного, основанного на рыночной конъюнктуре торгового предпринимательства. Вольная продажа товаров купцами была, в конце концов, более выгодна для государства. Вице-губернатор А. Курбатов, например, доносил из Архангельска о том, что в губернии происходит запустение соляных варниц, так как казна не выплачивает промышленникам деньги, а добываемая ими соль становится дороже того, что им выплачивает казна.
       Ограничениями в торговле тяготилась большая часть русского купечества. Президент Коммерц-коллегии П.А. Толстой докладывал в 1715 году о том, что откупы приводят к оскудению народа, который принужден отдавать откупщику свой товар за половинную цену, потому что он никому его свободно продать не может. Он доказывал, что только свободная торговля повысит благосостояние всех подданных, а государство может выиграть за счет увеличения пошлинных сборов и от умножения налогов.
       Относительную пользу монополии царь наблюдал на примере передачи в пользование звериного промысла, издавна кормившего многие поколения северян.
       20 января 1703 года Петр I подписал Указ о передаче промысла “ворваней, моржей и иных морских зверей и сала” в компанию А.Д. Меншикову вместе с другими перекупщиками “впредь бесперекупно”. Сотоварищами “безродного баловня” стали братья Петр и Павел Шафировы, купцы И. Григорьев и С. Копьев.
       10 июня появился еще один указ, которым компании передавались в полное распоряжение все промысловые угодья. Отныне ни один “сальный скупщик” не имел права покупать продукты промысла помимо компании. Компанейские приказчики, среди которых был известный архангельский купец Никита Крылов, откровенно эксплуатировали добытчиков зверей, скупая у них по самой низкой цене весь товар и тут же втридорога перепродавая его на иностранные корабли, добиваясь при этом барыша размером до 300400%. Промысел становился невыгодным и постепенно хирел, т.к. промышленникам было разрешено лишь одно: “для промысла ездить повольно”. А заинтересованности заготовлять больше не было никакой: весь товар отбирали по твердой цене агенты Меншикова. Компания стала добывать продукции в три раза меньше, чем это делали вольные промышленники.
       Разгневанный Петр I, убедившись в невыгодности дела для казны, приказал передать его “в компанию купецким людям” для того, чтобы государство получило от него весомую пользу.
       На призыв государя откликнулся известный московский купец Матвей Григорьевич Евреинов (его племянник Даниил Федорович Евреинов был зятем Осипа Баженина и владельцем Вавчуги), и стал добиваться предоставления ему северных промыслов “в вечное владение” на тех же условиях, какими пользовалась компания Меншикова. Именитый московский гость сумел получить промыслы сроком на 30 лет.
       И вновь северные промышленники попали в тяжкую кабалу: они были обязаны всю добычу продавать только новой компании. На удивление, царь быстро одумался, и компания действовала только в течение нескольких месяцев.
       В январе 1722 года Петр приказал “промысел сала ворванья моржевого, китового и прочих морских зверей и рыбу ловить и сало топить и продавать и за море отпускать до нового указу всем промышленникам невозбранно”.
       А еще раньше, 8 апреля 1719 года, повинуясь духу времени, Петр I издал указ, который гласил: “Милосердуя к купечеству российского государства, указываем казенными товарами быть только двум: поташу и смольчугу (и то для бережения лесов), а прочие товары, которые продаваемы были из казны, уволить торговлею в народ, токмо с прибавочной пошлиной”.
       Во-вторых, несмотря на то, что указ Петра от 8 апреля 1719 года стал своего рода государственной декларацией, напоминавшей о том, что впредь “никаким монополиям для всенародной пользы быть не велено”, наследники реформатора вновь раздаривали право на монопольное использование звериного промысла.
       Столь лакомый кусок никогда не оставался без внимания царских “прибыльщиков” и именитых сановников. В разные годы возникали на правах откупа компании по ловле китов, семги и т.д.
       После Меншикова и Евреинова в 4050-х годах XVIII века монопольное право на добычу морского зверя на Севере сумел вырвать на 20 лет граф П.И. Шувалов с единовременной выдачи ему из казны 6000 рублей.
       В 1760 году на откуп генералу Нарышкину была отдана важская смола, около 20 лет до этого находившаяся в свободной торговле.
       В-третьих, Р.И. Козинцева, тщательно проанализировав состав купцов, бравших товары на откуп, пришла к выводу, что абсолютное большинство из них были иностранцами. Среди других фигурировали А.Р. Стейлс, И. Любс, Х. Брандт, К. Гутфель, О. Вилкинс, В. Вейд, Е. Меер и другие. Они приобретали исключительное право скупать у казны в разные годы поташ, смолу, щетину, лен, парусные полотна и многие другие товары.
       Ряд из упомянутых выше лиц были представителями сильных западноевропейских компаний или купеческих объединений.
       А. Стейлс и С. Рагузинский получали монополию за особые услуги, оказанные Петру I. Это положение откровенно афишировалось в царских указах. Так, например, в жалованной грамоте голландцу Гутману, дарованной 18 сентября 1702 года, отмечалось, что привилегия дается купцу “за его к нам службе и радение”. Последнее выразилось в том, что Гутман платил пошлины со 100 тыс. руб., поставлял России “лекарство дешевой ценой, покупал много русских товаров”. Поэтому царь разрешал “торговать и содержать дворы повольно” не только самому Ивану Гутману, но и его детям, зятьям, братьям, сродникам и “их людям”.
       О выгодах откупной системы для того или иного купца говорит такой пример. Во второй половине XVIII века Коммерц-коллегия отдала монополию на вывоз смолы через Архангельск иностранцу Карлу Ренгольдту. Согласно контракту, заключенному на 8 лет, казна должна была поставлять в Архангельск ежегодно до 30 тысяч бочек смолы (по 8 пудов в бочке) по цене 1 руб. 24 коп. бочка. Ренгольдт внес в казну задаток в сумме 5 тыс. ефимок. За пять лет ему было доставлено в порт 150 тысяч бочек, но 29 675 из них после сдачи на склад купца сгорели. За казной оставался долг 90 тысяч бочек. В 1762 году все монополии в государстве были отменены и вследствие этого поставка смолы прекратилась. Ренгольдт хлопотал перед Сенатом о возобновлении монополии, но ему было отказано. Тогда иностранец предъявил казне счет на общую сумму 147 505 рублей, включая убытки за сгоревшие бочки в сумме 53 440 рублей.
       Завязалась длительная тяжба. Анализ переписки свидетельствует о том, что на каждой бочке смолы Ренгольдт наживал 95 копеек чистой прибыли. А по всему контракту за 8 лет он получил бы прибыли 228 тыс. руб. Норма его прибыли составила бы 76,5% .
       Купцы - откупщики являлись своего рода фаворитами и в поставке для России особо дефицитных товаров: оружия, сукна для армии, меди и ефимок для монетных дворов, необходимых материалов для судостроения и т.д. Масштабы этих поставок были весьма внушительны.
       Сошлюсь на данные, выявленные московским историком В.Н. Захаровым. В течение десятилетия (с 1701 по 1710 гг.) в Архангельск было доставлено почти 115 тысяч фузей и фузейных стволов, 2732 карабина, более 88 тысяч фузейных замков, почти 20 тыс. пар пистолетов, более 200 тыс. шпажных и палашных клинков. Казна скупила в тот год на ярмарке более 84% меди, чуть меньше свинца и около трети везенного иностранцами сукна. Понятно, что такое количество оружия, металла, сукна имело жизненно важное значение для успешного ведения войны со Швецией. И чтобы заставить иностранного купца пойти на такую небезопасную торговлю, его нужно было чем-то заинтересовать.
       Справедливости ради надо заметить, что Петр I не жаловал тех иностранцев, которые не выполняли условий договора на предоставленный откуп. Так, своим указом от 1 февраля 1704 года царь, отметив, что Карлус Гутфель не вывез положенного числа бочек смолы и нанес этим казне утрату, отменил для него ранее установленные льготы и обязал “взять с него пошлинные деньги как с обычных купцов”. Одним словом, крепкий на руку государь, нуждавшийся в средствах, не щадил не только русских, но и иностранных торговцев.
       В-четвертых, система откупов являлась подлинным бедствием для архангельских купцов. Особенно резко они выступали против упомянутого выше монопольного права на добычу морского зверя.
       Первые протесты северных купцов против этого вида откупа начались еще в XVII веке. В известной грамоте царю, написанной в 1646 году, говорилось, что Петр Марселис и Еремей Фелц “откупили ворванное сало, чтоб твои государевы торговые люди холмогорцы и все поморские промышленники того сала, мимо их, иным немцам и русским людям никому не продавали, а себе берут они в полцены, в треть и в четверть, потому что мимо их никому покупать не велят, и оттого многие люди холмогорцы и все Приморье, которые ходят на море бить зверя, обнищали и разбрелись врознь, и твоя государева вотчина, город Архангельский и Холмогорский уезд и все Поморье, пустеет; а когда этим салом позволено было торговать с разными иноземцами и всяких чинов людьми, то с этого сального торгу сбирали таможенных пошлин тысячи по четыре и по пяти и больше; торговые люди этим промыслом кормились и были сыты, а теперь от этих откупщиков твои пошлины пропали, многие люди обнищали и податей не платят, и уезды поморские запустели, от этого промысла теперь не соберется и двухсот рублей в год”.
       О масштабах бедствия, постигшего промышленников позднее, из-за предоставления этой монополии графу Шувалову, свидетельствует данные, приведенные в свое время видным исследователем истории купеческих капиталов России В. Н. Яковцевским.
       В год получения монополии Шувалов продавал “пуд ворванного сала, купленного им от 35 до 40 коп. по 80 коп., получая, таким образом, всегда двойную прибыль”. В 1748 году подручные графа скупили 2447 бочек сала за 12 235 руб., или по 5 рублей за бочку. Постоянное снижение закупочной цены привело к тому, что промысловики отказались от этого вида промысла ввиду его невыгодности. В 1767 году Шувалов смог закупить всего лишь 1811 бочек сала в среднем по 3 рубля за бочку. Но сразу же после отмены монополии в 1768 году заготовка сала составила 11 058 бочек по цене 6 руб. 84 коп. за одну бочку.
       История сохранила сведения об общих масштабах заготовки сала. За 20 лет (17481767 гг.) Шувалов закупил 100 866 бочек на сумму более 403 тысяч рублей. В среднем закупщики графа скупали ежегодно более 5 тысяч бочек по цене 4 рубля за одну бочку. Первое десятилетие вольного торга (17681777) дало поразительное увеличение заготовки продукции: промысловики доставили на рынок более 87 000 бочек сала, или по 8700 в год по цене 8 рублей бочка.
       Таким образом, монополия своими низкими ценами тормозила развитие промысла, доставляя в то же время громадные барыши перекупщикам и главному монополисту.
       Откупная система, возникшая как метод организации торговой деятельности в России, превратилась в XVIII в тормоз развития торговли и ремесла. Она в корне подорвала основу внешней торговли архангельских купцов. Об этом убедительно говорила уже упоминавшаяся купеческая челобитная, направленная в 1768 году Екатерине II.
       Подчеркнув, что шкуры и сало морских зверей всегда были “единственною подпорою архангелогородского купечества”, составители прошения на Высочайшее имя отмечали резкое падение торговых оборотов, что привело их “в неоплатные долги и убожество”, сокращение посадского населения между первой и второй ревизиями в полтора раза. По итогам торгов в 1767 году оказалось, что русские купцы первой гильдии смогли отправить за море товаров всего на сумму 99 466 рублей и получить “заморских грузов” на 11 243 рубля. И это в то время как 10 иностранных купцов, проживавших в Архангельске, отправили на Запад товаров на 427 870 рублей и получив оттуда  на 131 807 рублей. Иначе говоря, архангелогородцы отправляли “за море” в 4 раза меньше, чем иностранцы, а получали товаров в свой адрес  соответственно в 11 раз меньше.
       Характерно, что эта челобитная была направлена сразу же после начала работы знаменитой Уложенной комиссии со специальным нарочным для вручения депутату от города Архангельска Н.А. Свешникову. Прошение было рассмотрено в Комиссии о коммерции. Сенатским решением монополия на сальный торг была в 1768 году отменена, скупка продуктов северных промыслов объявлялась вольной, а вывоз  привилегией архангельского купечества.
       Ликвидация монополии на торговлю ворванным салом вдохновила архангельских купцов. В 1778 году они предприняли попытку создания компании по торговле этим товаром. Проект компании, в частности, предусматривал, чтобы “каждый промышленник был бы принужден отдавать ей свой товар и натурально по той уже цене, какую компания предписать рассудит”. Нетрудно понять намерение крупных купцов захватить выгодный торг в свои руки и навязать рядовым промышленникам свои условия.
       Столь же непримиримо архангельские купцы боролись и против других откупов, в особенности тех из них, которые предоставлялись иностранцам.
       Система откупов превратилась в тормоз развития ремесла и торговли. Он утесняла своими монопольными ценами, как непосредственных производителей, так и массы средних и мелких купцов. Под давлением купечества правительство было вынуждено во второй половине XVIII века отменить не только монополию на сальный торг, но и всю систему.
       Следует отметить, однако, что и сами архангельские купцы активно участвовали в различных откупах. Широкое распространение, например, получили так называемые питейные сборы.
       Так, например, в конце XVIII века откупом архангельских питейных заведений 4 года владел Федор Лобанов, а затем Я.П. Никонов. Он значился старожилом города, имел пивоваренный завод и лесопильную мельницу в Великоустюжской волости.
       Оптовый торговец, выходец из Холмогорского посада Иван Федорович Лыжин перекупил винный откуп у известного купца-иноземца А. Фанбрина. Откупами различных видов пользовались и другие купцы.
       Правительство бдительно следило за своевременным поступлением средств от винных откупов и возобновлением платы за них. Так, министр финансов Е.Ф. Канкрин в своем отношении от 11 ноября 1830 года требовал от архангельского губернатора иметь “о сем деле особенное попечение и, если паче чаяния, какой-либо откупщик не явился и не взял... разрешения к открытию откупа с 1 января, по необходимости распорядиться к учреждению казенного управления без потери времени”.
       Откупная система продажи вин была введена в России в 1767 году и с коротким перерывом просуществовала до 1862 года, когда она была заменена акцизной системой. Откупщик, как правило, заводил контору, на его содержании была специальная команда с отставным офицером во главе. Она имела право производить обыски, пускать в ход оружие при ловле тайных производителей вина  корчемников.

    * * *

       Следует отметить еще одну особенность внешней торговли России. Она касалась поведения русских купцов. Начиная с середины XVII века, они непрестанно жаловались на иностранцев, считая их действия в России главной причиной своей бедности и разорения.
       С этой точки зрения особенно любопытна большая жалоба царю, поданная русскими купцами в 1646 году. В ней отмечалось, что все немцы стали на путь обмана. Многие из них, не имея жалованных грамот, нарушают правила торговли: едут со своими товарами в глубь страны, сами через своих агентов разъезжают по уездам и закупают товары, закабаляя русских людей. “Немцы,  говорилось в жалобе,  построили и покупили себе у Архангельского города, на Холмогорах... и в других городах дворы многие и амбары, построили палаты и погреба каменные и начали жить в Московском государстве без съезду... Русские товары, которые мы прежде меняли на их товары, теперь они покупают сами, своим заговором, рассылают покупать по городам и в уезды, закабаля и задолжа многих бедных должных русских людей, и закупя те товары, русские люди привозят к ним. А они отвозят в свои земли беспошлинно... Всеми торгами, которыми искони мы торговали, завладели английские немцы, и оттого мы от своих вечных промыслов отстали...”
       Купцы буквально призывали царя: “Воззри на нас, бедных, и не дай нам, природным своим государевым холопам и сиротам, от иноверцев быть в вечной нищете и скудости, не вели вечных наших промыслишков у нас, бедных, отнять”.
       Через три года после казни короля Карла I в ходе английской буржуазной революции голос купцов был услышан. Царь повелел англичанам “торговать с московскими торговыми людьми у Архангельского города; в Москву же и другие города с товарами и без товаров не ездить”. При этом царь сослался на то, что раньше английские купцы пользовались льготами по просьбе “Карлуса короля для братской дружбы и любви; а теперь великому государю нашему ведомо учинилось, что англичане всею землею учинили большое злое дело, государя своего Карлуса короля убили до смерти: за такое злое дело в Московском государстве вам быть не довелось”. Жалобы русских купцов на иностранных не прекратились и в более поздний период.
       Подобные заявления имели под собой основание. Дело в том, что удельный вес иностранцев во внешней торговле России был весьма велик, так как, во-первых, в число российских купцов входили иностранные купцы, записавшиеся во “временное российское купечество”; во-вторых, многие русские купцы, порой в весьма отдаленных местах, торговали на капиталы иностранцев, т.е. были по существу их агентами.
       К тому же, как это отмечали в своих жалобах купцы, иноземные торговцы всячески пытались обойти русские законы. Они проникали далеко за пределы портовой территории, занимались розничной торговлей, что им было запрещено. Для достижения этих целей они широко использовали также свое право записи во временное русское купечество, а после накопления капитала покидали Россию.
       Рядом указов в 1724, 1740 и в 1755 гг. иноземцам разрешалось выезжать за пределы российского государства при условии уплаты десятой части своего капитала. Однако они обходили и этот порядок, заранее переводя свои капиталы за границу, что вызывало нарекания русских купцов.
       Последние требовали от правительства решительного изгнания иностранцев с внутренних рынков. 20 июня 1805 года купечество в своем письме просило правительство “высочайшим указом повелеть... записывающихся на время иностранных, а равномерно и иногородних гостей существование совсем уничтожить, а пользоваться в городах торговлею одному коренному ... купечеству и мещанству, иностранным же товары свои продавать только у порта оптом, а не в розницу”. Запись иностранцев во временное русское купечество была отменена лишь в 1807 году.
       Второй путь нарушения российских законов иностранцами состоял в том, что они привлекали на свои средства русских купцов, которые становились агентами заграничного капитала в России. Это приобрело настолько широкие размеры, что также вызвало массовые протесты русских купцов.
       В одном из коллективных доношений в Сенат они с тревогой писали о том, что иностранные торговые компании “приобрели в России права наравне с подданными и имеют в торговых городах России своих факторов или комиссионеров, кои, будучи временно записаны в гильдии, производят торговлю внутри государства иностранными товарами, обратили к распродаже оных преимущественно большую часть российского купечества... в настоящее время весьма немного осталось торговых домов, которые выписывали бы за свой счет иностранные товары”.
       Разумеется, учитывая некоторые основания для подобных жалоб, следует ко всем этим требованиям русских торговцев подходить конкретно. Внутреннее состояние Московского государства долгие годы было неудовлетворительным: царская казна пустовала, народ, в том числе и купцы, томился под тяжестью налогов, частых неурожаев и различных бедствий. Но деловые люди внешнее явление принимали за причину и по-прежнему обвиняли в своей бедности и разорении иностранных купцов. Требовалось время для налаживания стабильного развития страны.

    * * *

       И, наконец, наиболее ощутимый удар по внешней торговле на Севере был нанесен искусственным прерыванием товаропотока к Архангельску из внутренних городов России. Система этих своеобразных карательных акций против торговли на Севере с особой силой проявилась во времена Петра I после основания Петербурга. Удары по первому порту России следовали по нарастающей.
       Рядом строгих мер царь ограничивал экспортно-импортную торговлю Архангельска. В 1710 году было запрещено вывозить через Архангельск хлеб. Через три года последовало предписание: русские купцы должны были везти пеньку и юфть не в Архангельск, а в Петербург. Это распространялось также на икру, клей, поташ, смолу, щетину и ряд других товаров, составлявших предмет государственной монополии. В последующие годы стеснение Архангельской торговли продолжалось. В 1716 году купцам повелевалось вывозить через Петербург не менее 1/6 отправляемых в Европу товаров, в 1718 - уже не менее 2/3.
       В октябре 1721 г. Петр дал указание Сенату решить вопрос о переводе торговли в Петербург с учетом того, чтобы “большая часть российских товаров вывозилась из Санкт-Петербурга, а к протчим портам определить некоторую часть из тех мест, которые по удобности пути и по близости к тем портам подлежат, и сделать расписание, из каких городов водяным путем и каким реками куда возить”.
       Это указание на первых порах не встретило поддержки как со стороны многих видных деятелей из ближайшего петровского окружения, так и Коммерц-коллегии, которая заявила, что “всегда опасно и страшно весьма есть в материи купечества генеральную перемену учинить”. Адмирал Ф.М. Апраксин заметил, что царь “такими переменами разорит все купечество и возьмет себе на шею вечные, никогда не осушаемые слезы”.
       Резкое недовольство этими мерами высказали и иностранные купцы, в частности обитатели архангельской Немецкой слободы. Голландский резидент Деби во время неоднократных встреч с Петром I настаивал на том, чтобы не переводить торговлю из Архангельска в Петербург. Он выставлял при этом самые различные доводы: плохие помещения и дороговизну их на новом месте, недостаток рабочих для передвижения грузов, неизведанность морского пути к новому порту и т.п. Но Петр был неумолим. Сославшись на то, что “приложение принципов всегда трудно, но с течением времени все интересы примирятся”, он последовательно ограничивал деятельность Архангельского порта.
       Ломая сопротивление купцов и даже большинства сенаторов, царь постепенно ввел ряд дискриминационных мер по отношению к торговле через Архангельск. Решающее значение имел указ “О трактах к портовым городам”, изданный 2 декабря 1721 года.
       Круг купцов, получивших право торговать здесь, был по существу ограничен поморскими пунктами и селениями, прилегавшими к “водяному ходу Двины без переволок землею”. Одновременно вводился запрет на вывоз из северного города в центр страны импортных товаров, а на экспортные грузы, производимые вне Поморья, добавлялась увеличенная против Петербурга пошлина, усиливался государственный контроль за всем, что везли к Архангельску. 6 апреля 1722 года последовал еще один указ, которым разрешалось пропускать к Архангельску товары “токмо для нужд местных жителей, а не для отпуска за море”.
       Ограничение архангельской торговли вызвало тяжелые последствия для населения. Перелом ее в пользу Петербурга произошел уже в 1722 году, когда в Архангельск прибыло только 60 кораблей, а в город на Неве 119. Положение еще более резко ухудшилось через два года. Вот какими данными характеризовалась обстановка с приходом кораблей в русские портовые города :
      

    Порты

    1714 год

    1720 год

    1722 год

    1724 год

       Архангельск

    165

    122

    60

    22

       Петербург

    16

    75

    119

    180

       Рига

    -

    188

    230

    273

       Ревель

    -

    49

    67

    97

       Нарва

    -

    36

    69

    115

      
       Сразу же после смерти Петра I Верховный Тайный совет, Комиссия о коммерции, Сенат несколько раз рассматривали вопрос об архангельской торговле и приняли ряд мер к смягчению условий торговли на Севере для русских и иностранных купцов. Поэтому объемы товарооборота в Архангельском порту, стали, начиная с 1730 года, возрастать, правда, очень непоследовательно. Приход судов колебался от 45 до 96 в 1741 году.
       Однако притеснения внешней торговли через Архангельск продолжались и в дальнейшем. Это особенно проявилось в ходе таможенной реформы 1753-1757 гг. Важнейшей частью этого мероприятия была отмена внутренних таможенных пошлин, являвшихся серьезным препятствием на пути расширения и углубления внутреннего рынка. Ликвидация поборов с купцов и крестьян на дорогах, перевозах через водные преграды и т.п. создавала более благоприятные условия для внутренней торговли.
       Пытаясь компенсировать потери от введения этой меры, правительство приняло решение вместо внутренних брать повышенные пошлины с ввоза и вывоза товаров. Одним словом - сбор 13 копеечных сборов с рубля был перенесен на внешнюю пошлину. Это нововведение, по мысли чиновников, поставило Архангельск в привилегированное положение: пошлины здесь стали собирать в меньшем размере, чем в Петербурге. Дело в том, что, добираясь со своими товарами в столицу водным путем, купцы платили пошлину за провоз товаром Ладожским каналом в размере 2% цены провозимой продукции. Вместе с 13-копеечной пошлиной размер взимания с них пошлины в Петербурге стал составлять 15% против 13% в Архангельске. Это нарушало прежние узаконения, которыми определялось в целях развития торговли через Петербург брать в Архангельске пошлины на 2% больше, чем в столице.
       Поэтому специальным указом от 23 января 1754 года повелевалось взимать в Архангельске с товаров, поступавших из близлежащих городов (Вятка, Великий Устюг, Вычегда, Вага, Соликамск), по 15% внутренних пошлин, а с товаров, привозимых из более отдаленных районов,  по 17% пошлин. Всем остальным портовым и пограничным таможням, кроме Архангельской и Петербургской, предписывалось взимать по 13% внутренних пошлин.
       Уравнение Архангельска в правах с Петербургом произошло лишь через пять лет, вскоре после очередного дворцового переворота. 31 марта 1762 года Екатерина II подписала указ, который гласил: “Для поправления коммерции... порт города Архангельского всеми теми преимуществами и выгодностями снабдить, какими Санкт-Петербургской пользуется, и всяких товаров привоз и отпуск безпрепятственно позволить с равною против Санкт-Петербурга и протчих портов свободою и пошлиною”.. Императрица лишь узаконила те тенденции, которые проявлялись в течение примерно двух десятилетий, и расширила права северного порта.
       Указ Екатерины II имел важное значение для оживления работы Архангельского порта. Напомним, что после известных указов Петра I, затруднивших торговлю через северный порт, оборот Архангельска за 1718 1726 гг. сократился с 2941 тыс. руб. до 321 тыс. руб., т.е. более чем в девять раз, а оборот столицы вырос с 487 тыс. руб. до 3953 тыс. руб., т.е. более чем в 8 раз.
       Спустя 20 лет после принятия екатерининского указа картина существенно изменилась:
      

    Внешнеторговый оборот России в 1783 г.

    Порты

    Привоз

    Вывоз

    тыс. руб.

    %

    тыс. руб.

    %

    Архангельск

    435,6

    16,8

    1439,0

    38,7

    Балтийские

    601,9

    23,2

    1099,5

    31,8

    Всего

    2491,5

    100

    3458,2

    100

      
       Данные таблицы свидетельствуют о том, что Архангельск, занимая шестую часть по импорту и почти сорок процентов по вывозу товаров, не сдавал своих позиций и даже превосходил прибалтийские порты в вывозе товаров.
       И это притом, что он оставался сравнительно небольшим городом. В нем, как уже отмечалось выше, насчитывалось всего около 12 тыс. человек. Масштабы крупных торговых оборотов по-прежнему определялись тем, что к городу по Северной Двине спускались на плотах и других средствах передвижения по воде товары из российской глубинки.
      

    * * *

       В целом правительственное регулирование внешней торговли носило двойственный характер. С одной стороны, оно вызывало постоянное недовольство всего купечества, а с другой  порождало в нем веру в государственную, царскую власть как в силу, способную решить все насущные проблемы. История архангельского предпринимательства хранит десятки различных челобитных посадских людей и купцов с просьбами не только оградить их от засилья иноземных торговцев, но и о даровании различных льгот.
       С просьбами к царям обращались первые насельники города, именитые холмогорцы Осип и Федор Баженины, другие архангельские купцы в более поздние времена. И эти просьбы не оставались без внимания, о чем уже говорилось выше. Выделим некоторые примеры положительного решения высшими властями ряда насущных проблем, связанных с развитием торгово-промышленной жизни города.
       Так, одним из своих указов, изданных в 1700 году, Петр I, отметив “усердное и радетельное отношение” купцов Бажениных “к корабельному строению”, удовлетворил все их просьбы. Своим Указом царь повелел купцам “в вотчине своей у водяной пильной мельницы для отпуску от города Архангельского и за море указных товаров, корабли и яхты строить иноземцами и Русскими мастерами повольным наймом из своих пожитков; Бажениным разрешалось также “принимать и держать свободно шкиперов, штурманов и матросов как из иноземцев, так и из русских, которые “похотят у них на кораблях для науки морской службе быть”; царь разрешал держать на готовых кораблях “для опасения от воровских людей пушки и зелье”, ввозить беспошлинно из-за моря все нужные для корабельного дела припасы. Этими льготами потомки Бажениных пользовались не только в XVIII, но и в XIX веках. Только благодаря царским привилегиям Баженины смогли поддерживать деловую активность своей династии на протяжении около 80 лет.
       Весьма ощутимые льготы предоставил архангельским купцам и обывателям вскоре после посещения Архангельска император Александр I. Император признал нужным “к вознаграждению невзгод, проистекающих от суровости климата и отдаленности мест, даровать Архангельскому городскому обществу некоторые льготы и облегчения”. В Указах, изданных в начале марта 1820 года, жители города были освобождены от обременительной повинности  воинского постоя. Навсегда получили освобождение от пошлинного сбора речные мелкие суда и плоты.
       Особые привилегии выпали на долю купечества всех гильдий и мещанского сословия. Они обрели право в течение 20 лет не платить сборов и податей, установленных по сословному признаку. Это право распространялось и на тех, кто вновь записывался в это состояние.
       Принципиальное значение имело разрешение купцам нанимать крестьян в качестве приказчиков (“сидельцев купеческих из крестьян”) без установленных законом свидетельств, а с самих приказчиков не взыскивать никаких пошлин.
       Очевидно, как и во все времена, губернские власти, в ожидании Высочайшего визита, готовили серию различных докладных с просьбами о неотложных нуждах города и губернии. В частности, среди других император рассмотрел развернутую записку архангельского военного губернатора А.Ф. Клокачева “О сахарном производстве в Архангельске”.
       Суть проблемы состояла в том, что во время континентальной блокады, начиная с 1809 года, в Архангельск впервые стали прибывать американские корабли, на которых доставлялось от 100 до 120 тыс. пудов сахарного песку. По просьбе властей архангельские купцы Афанасий Амосов, Василий Попов и Вильгельм Брандт за короткий срок построили шесть сахарных заводов, истратив на эти цели до миллиона рублей. Купцы стали производить около 120 000 пудов сахара, который продавался в Архангельской губернии, а главным образом в соседних городах и на Макарьевской и Ирбитской ярмарках.
       Но сахарное производство в Архангельске процветало очень короткий срок  около десяти лет. Вскоре завоз песка на Север почти прекратился, так как после ликвидации блокады сахарный песок стали ввозить в основном в порты Балтики.
       Производство сахара в Архангельске стало практически невозможным из-за дороговизны его доставки на рынки сбыта и высокой таможенной пошлины. Военный губернатор в своей докладной просил императора снизить в Архангельском порту размер ввозимой пошлины в два раза для того, чтобы уравнять архангельских заводчиков с петербургскими и возобновить производство.
       Указом от 7 марта 1820 года император, “приемля в уважение затруднения сообщений и перевозок для распродажи их во внутренние губернии”, удовлетворил просьбу архангелогородских купцов. Благодаря этой мере самый крупный сахарный завод, основанный Брандтом, производил продукцию до конца 50-х годов XIX века. Число подобных примеров можно умножить.
       Объективно в этом сложном процессе сталкивались две тенденции: правительство стремилось получить от внешней торговли максимальные выгоды для государства; купеческое же сословие, со своей стороны, добивалось свободы действий и получения льгот. Постоянные челобитные северных торговцев в адрес царя были вполне объяснимы: северянам приходилось торговать в сложных климатических условиях, в обстановке острой конкуренции с иностранцами, под нажимом представителей откупщиков на местах, при отсутствии налаженной кредитно-финансовой системы. Это своеобразное противоборство шло с переменным успехом для той или иной стороны.
      
      

    ТОРГОВЫЕ ПУТИ  ДОРОГИ

      
       Во всех старинных отчетах архангельский магистрат выделял три вида торговли архангельских купцов: продажу и покупку товаров у иностранцев, поездки на ярмарки в другие посады и торг среди горожан.
       Заметим сразу, что объемы упомянутых торгов были невелики. Это обусловливалось спецификой сравнительно небольшого города: даже к концу третьего века своего существования, т.е. к началу 1900 года, население его составляло чуть более 20 тысяч человек. А отсюда неизбежно следовала вторая слабость древнего посада: в нем не родилось сколько-нибудь заметной отрасли хозяйства, способной производить товары на продажу. Исключение составили лишь морские суда, которые сооружались на купеческих судоверфях Баженина, Крылова, Брандта, других предпринимателей и пользовались некоторое время спросом у иностранных и русских купцов. Но этот вид товара могли производить только отдельные богачи и в сравнительно небольшом количестве. Возможность производства на экспорт второго ходового товара Севера  пилопродукции  появилась сравнительно поздно, после сооружения лесозаводов.
       Подобная экономическая ситуация не позволяла до поры до времени создать сильное в экономическом плане городское купечество. В магистратском описании города 1779 года, подготовленном для генерал-губернатора А.П. Мельгунова, в частности, подчеркивалось, что в Архангельске имеются купцы только второй и третьей гильдий, в которых соответственно насчитывалось 26 и 120 семей, платящих “капитальную подать”. Составитель описания считал, что по состоянию дел в торговле невозможно отделить “гуртовых”, т.е. оптовых купцов, от всех остальных.
       146 купеческих хозяйств магистрат делил на три группы. В состав первой (сорок человек) входили купцы, производившие смешанную (оптовую и розничную) торговлю. Вторая, наиболее многочисленная группа (73 человека) состояла из торговцев мелочными товарами. Третья часть лиц, записавшихся в купечество (17 человек), по сути дела, представляла собой мелких ремесленников, или “рукодельников”, как тогда их называли, т.е. сапожников, портных, серебренников и им подобных мастеров.
       Кроме того, под именем купцов действовали еще 14 семей, занимавшихся извозом, мелким промыслом, работавших приказчиками у состоятельных купцов. Это было время, когда статус купеческого звания не был еще установлен окончательно.
       Поэтому роль более или менее состоятельного архангелогородского купечества сводилась в основном к посредническим функциям. Они перепродавали товары, закупаемые ими лично или через своих представителей в других регионах страны или поблизости от Архангельска. Среди товаров заметное место занимали смола, соль, рыба, сало гретое, продукция звериных промыслов, холсты местной выработки и т.д.
       Упомянутые выше возможности архангельского купечества особенно заметно проявлялись в ходе внешней торговли.
       Надо отдать должное северным торговцам. Уже в XVI веке они предприняли первые попытки продавать свою местную продукцию за границей. История сохранила удивительный факт: в 1556 году холмогорский городской голова Фофан Макаров, а также Михаил Косицын и 8 русских торговцев, погрузив на два английских судна товаров на 26 тысяч фунтов стерлингов, отправились вместе с русским послом Непеей для того, чтобы завести торговые связи с Англией.
       Объем и характер торговых сделок архангельских купцов с иностранцами представлен в данных об участии их в Архангелогородской (с1844 года - Маргаритинской) ярмарке. Так, в 1710 году они продали товаров на сумму 10 970 рублей, заняв по этому показателю лишь 23 место среди купцов 80 городов. Вологодские торговые люди продали товаров в 8 раз больше, чем их архангельские конкуренты. Даже каргопольцы доставили в город на Северной Двине товаров на 13 223, холмогорцы  на 3825, устюжане  на 7178 рублей.
       Архангелогородцы, таким образом, занимали в то время весьма скромное место в продаже товаров, всего 0,8% от общей суммы реализованной продукции, составлявшей в тот сезон 1 398 094 рубля. Среди 44 купцов, оборот которых составил на ярмарке свыше 5000 рублей, был единственный архангелогородец Дмитрий Филатов.
       Однако другие сведения дают основания для вывода о том, что, имея весьма небольшую долю в продаже товаров, архангельские торговые люди активнее других участвовали в торгах с иностранцами. Продавая товаров на сумму, меньшую, чем один процент, они по числу заключенных сделок занимали 10,6%, по числу покупателей  7,3%, а по доле в покупках  3,3%. Архангелогородцы явно преобладали в мелкой торговле (до 100 рублей). Их доля в этой форме сделок в продаже составляла 69,8%, в покупке иностранных товаров  71,6%.
       Подобная ситуация объяснялась тем, что условия портового города позволяла многим архангелогородцам, даже не располагавшим значительными средствами, непосредственно вступать в сделки с иностранцами и закупать необходимое небольшими партиями. Незначительность крупных сделок свыше 1000 руб. (около 1,1%) свидетельствует о слабых возможностях архангельских торговцев, отсутствии у них значительных капиталов. И, тем не менее, поведение северных торговцев в сравнении с тем, каким оно было в XVII веке, свидетельствовало об их деловой активности. Они постепенно учились торговому делу, запасались в меру своих возможностей необходимыми товарами для продажи их горожанам и для возможного обмена или продажи их в других городах.
       Архангельск входил в число пяти пунктов (Вологда, Москва, Ярославль, Устюг), купцы, которых продавали наиболее разнообразный ассортимент товаров. Торговые люди севера реализовывали пеньку, холсты, воск, меха, веревки, пух и перо. Вместе с тем, они в то время специализировались главным образом на продаже продукции животноводства, т.е. мяса, сала говяжьего и кож. Этот вид товара составлял около 80% от общей суммы продаж. Его было реализовано на 3870 рублей. Все остальное продавалось в мизерных размерах. Учитывая, что в продаже участвовало только 14 крестьян из Двинского уезда, можно сделать вывод, что продавцами выступали посадские люди, закупавшие товары в окрестных деревнях.
       Профессор Н. Репин установил, что таможенные книги Архангельска за 1725 год зафиксировали многочисленные факты продаж крестьянами хлеба, пушнины, скота, дров, досок, смолы архангельским и холмогорским купцам. Следовательно, производство и частичная обработка экспортной продукции осуществлялась непосредственно в деревнях, жители которых очень рано стали втягиваться в товарно-денежные отношения.
       Историк выделил три группы крестьян, так или иначе вовлеченных наряду с купцами в торговую деятельность.
       Первая из них реализовывала часть своей продукции скупщикам для получения денег, которые требовались им на уплату податей. Именно эти крестьяне производили смолу, лен, щетину, говяжье сало и многое другое, что шло на экспорт и охотно приобреталось архангельскими торговцами.
       Сошлемся в качестве примера на продажу смолы. Этот товар, долгое время пользовавшийся огромным спросом на международном рынке, в основном производился в Важской области. Уже c XVI века началась более или менее регулярная продажа северной смолы на рынках Лондона, Антверпена и Амстердама. Область занимала одно из первых мест по поставке этого вида продукции на мировом рынке.
       В XIX веке из Архангельска за границу вывозилось ежегодно около 100 тыс. бочек смолы. Подобный уровень не снижался вплоть до начала ХХ века. В 1890 году, например, в 29 портовых городов Европы было отправлено 113 446 бочек смолы, а также 18 650 бочек пеку и 6 570 пудов скипидару. Львиная доля этой продукции вывозилась за границу тремя архангельскими фирмами: “Г. Линдес и К®”, “Грибанов, Фонтейнес и К®” "А. и Я. А. Беляевские. До 60 процентов крестьянства Важской области имели доходы от этого занятия.
       Крестьяне второй группы являлись скупщиками товаров, связывая тем самым непосредственных производителей и тех купцов, которые занимались экспортом.
       Эта часть крестьянства справедливо требовала свободы торговли, предоставления равных шансов для всех конкурентов, что соответствовало объективному ходу развития производства. Однако в этой ситуации основная часть городской буржуазии  купечество  стала решительно на защиту своих сословных интересов и консервацию старых порядков.
       Завязалась долгая и упорная борьба. Она давала знать себя в любом городе России, проявилась в крестьянских наказах в Уложенную комиссию 1767 года, в острых дискуссиях, которые развернулись во время ее работы, в ряде сенатских решений и высочайших Указов. По подсчетам исследователей, жалобы на конкуренцию крестьян содержались в донесения купцов в Комиссию по коммерции 42 городов России. В Архангельске эта ситуация возникала даже в XIX веке, о чем говорилось ранее.
       Третья группа крестьян сама совмещала свою внутреннюю торговлю с внешней. По данным Н. Репина, в 1710 году среди участников торговли с иностранцами в Архангельске принимал участие 91 крестьянин из 30 сельских пунктов, в том числе 35 из сел Поморья. Правда, на долю последних приходилось лишь 8% товарооборота торговцев из сел и деревень, но это был показатель приобщения наиболее зажиточной части северных крестьян к серьезным рыночным сделкам.
       С другой стороны, активизация поморских крестьян была обусловлена слабостью и малочисленностью местных купцов. Постоянно наступая на права крестьян, запрещая им торговать в городе в розницу, они в то же время были не в состоянии обеспечить скупку товаров в окрестных деревнях. В этих условиях все попытки местных крестьян торговать самостоятельно, тем более с иностранцами, требовали определенной смелости и риска.
       Напомню, что многочисленными указами, изданными в течение XVIII века, дворянам, фабрикантам и крестьянам запрещалась самостоятельная торговля. Они могли реализовывать ту или иную продукцию оптом и только купцам. Так, в указе от 1769 года, например, говорилось: “Крестьяне, привозя сюда в город сено, овес и солому, могут оное беспрепятственно и без всякого платежа целыми возами, а не мерою или весом в розницу продавать, но ежели будут они в розницу и попудно продавать, то до онаго их не допущать”. Таможенный устав 1755 года запрещал крестьянам участвовать во внешней торговле: “крестьянство для торговли к морским пристаням не допускать”.
       Группа крестьян, занимавшаяся внутренней и внешней торговлей, являлась своеобразным резервом для пополнения архангельского купечества. Именно из этой среды вышли все наиболее видные архангельские купцы, делавшие позднее погоду в северной коммерции: Амосовы, Поповы, Крыловы, Бармины, Лыжины, Денисовы и многие другие.
       Все они до вступления в посад и купеческое сословие являлись в своих селах крупными торговыми хозяевами, имевшими лавки, речные и морские суда, рыбные тони и даже деревни, широко использовали в хозяйствах наемный крестьянский труд.
       Документы более позднего времени позволяют судить о том, что архангельские купцы не ограничивались торговлей с иностранцами на местной ярмарке, но вели масштабную торговлю со странами Запада в основном на заморских судах.
       Так, в 1767 году они отправили на запад товаров на 99 466 рублей, в 1775  на 28 395, а в 1777  на 33 095 рублей. К ним из-за моря доставляли на несколько более скромную сумму  около 11 тыс. руб.
       В упомянутой выше “Поименной ведомости о торгах... Архангелогородского посада граждан купцов 1785 года” отмечено, что заморский торг вели 12 городских купцов (А. Попов, А. Свешников, С. Башмаков, С. Дорофеев, А. Менсендейк, Н. Ширкин, И. Лыжин и др.).
       Судя по документам, они не ограничивали свою торговлю узкой специализацией. Антон Менсендейк, например, отправлял за море льняное семя, говяжье сало, мягкую рухлядь, смолу, рогожи, свечи, щетину, а из-за границы привозил в основном свинец и олово. А.И. Попов с сыновьями торговал мукой, льняным семенем и рогожами.
       Столько же архангельских купцов вело торг с иностранцами в 1797-1802 гг. Среди них Алексей Попов, вдова Егора Латышева, Михаил и Гаврила Плотниковы, Александр Башмаков, Антон Менсендейк и другие. В их адрес из-за границы приходило от 1 до 27 кораблей в сезон. Мы не располагаем сведениями о спецификации товаров, вывезенных и полученных ими в это время, но большинство из них торговали на весьма солидные суммы. Товарооборот фирмы “Алексей Попов с сыном” составлял от 50 до 230 тысяч рублей ежегодно. Примерно в таких же объемах производил торговлю Егор Латышев, а затем его вдова.
       Антон Менсендейк, имевший лучшие связи со своими компаньонами за границей, торговал на сумму от 205 до 870 тысяч рублей. В течение 1797 по 1802 год он получал в навигацию товаров общей стоимостью от 7 500 до 83 600 рублей, а отправлял на сумму  от 60 до 628 тысяч руб.. Вполне возможно, однако, что столь значительный товарооборот включал стоимость грузов компаньонов Менсендейка, ибо он являлся российским подданным и имел значительные льготы в обложении пошлинами и большими возможностями в торговле на внутреннем российском рынке.
       Архангельские купцы средней руки сами непосредственно реализовывали закупленные у иностранцев товары и сами же возили их на ярмарки, расположенные вдали от Архангельска. В ведомостях о торгах за 1785 год, например, отмечается, что купцы Г. Сидоров, И. Дружинин ездили с заморскими товарами  сукном, сахаром и другими  на Пинежскую и Благовещенскую ярмарки. Даже в наше время поездка в село Благовещенское, расположенное в 460 верстах от Архангельска, является нелегким делом. А организовать обоз с товарами в зимнее время и продвигаться в столь отдаленный край в XVIII веке  это сейчас даже трудно представить. Нет возможности судить о размерах товарооборотов таких купцов. Очевидно, они не были большими.
       Как отмечалось в магистратском отчете за 1775 год, торговые люди из Холмогор и Архангельска ездили в декабре на Пинежскую-Никольскую ярмарку “с товарами невысокой цены для продажи их крестьянам и покупки у них деревенских товаров”.
       Весьма вероятно также, что архангелогородцы не только продавали свои товары, но искали там производителей смолы и другой дефицитной продукции и договаривались с ними о поставках ее в Архангельск.
       Очевидцы сохранили колоритные описания подобных сделок на таких ярмарках. “Обычно цены на смолу устанавливаются около Евдокиевской ярмарки, происходившей в селе Благовещенском около половины ноября,  писал один из них.  В это время сюда съезжаются как скупщики, так и смолокуры. До установления цен скупщики стремятся раздать смолокурам побольше задатков. Кредитуясь по мелочам у скупщиков, забирая у них продукты... смолокур не только находится в постоянной кабале у скупщика, но никогда не может определить точно, сколько он еще должен”. Опыт конца XIX века свидетельствовал о том, что скупщик получал до 30% прибыли.
       Но подобным же образом действовали купцы и в более ранние времена. Широкие закупки товаров делал непосредственно у производителей Никита Крылов. В его биографии отмечается, что купец вел “предварительные закупки у мелких промышленников, предварительно ассигнуя их”. Так, в 1720-е годы он приобрел 1500 бочек смолы у верховажских и устьянских крестьян, солидную партию пряжи у вязниковцев Ф. Макарова и Я. Макарова. Жители Шуи обязались поставить Крылову 300 пудов “самого доброго” льна и 100 пудов юфти. Торговая книга купца сохранила записи о сделках в те годы с казанскими предпринимателями, которые высылали в Архангельск партии олова, красок, бумаги и других товаров.
       Только в навигацию 1722 года Крылов получил по Северной Двине почти 40 тысяч аршин холста-хряща, более 1280 пудов ржаной муки, 60 мер ржи, 4010 рогож, 14 пудов толокна, 1750 белок и много других товаров. Эти данные свидетельствуют о широте связей архангельского купца и о том, что он не специализировался на продаже каких-то отдельных видов товаров, выступая как своего рода торговец-универсал.
       В документах нередки упоминания и о том, что ряд купцов вели торг на Нижегородской и Ирбитской ярмарках, проезд к которым также требовал немалой энергии и времени.
       В целом выездную торговлю в городах Москве, Вятке, в поморских селениях, на всех северных ярмарках в 1785 году производили 45 архангельских купцов. Около 60 из них получали товары из других регионов России.
       Документы хранят сведения и о том, что купцы с малолетства возили на ярмарки своих детей, приучая их постепенно к торговым делам. Рекомендуя сына купца Свешникова для учебы в Англии, губернатор писал Екатерине II о том, что он не раз бывал с отцом на Ирбитской ярмарке. Василий Попов, сын известного купца Алексея Ивановича, прошел азы торгово-промышленной жизни вместе с отцом на Никольской пристани, что располагалась на реке Юг в Вологодской губернии. Будучи еще подростком, он четыре года подряд приобретал здесь навыки хлебной торговли. Уже в 1789 году архангельская казенная палата дала разрешение совсем еще юному сыну купца “вести все его коммерческие дела, заключать подряды на поставку материалов и припасов, заключать контакты и договоры и подписывать их общей фирмою”. Такие примеры были не единичны.
       Попутно заметим, что подобная форма обучения будущих крупных предпринимателей была характерной даже в более позднее время. Отличный знаток купеческой жизни П.А. Бурышкин в своей книге “Москва купеческая” отметил, что в России для ведения низших форм торговли “никакой подготовки не требовалось”. Тот или иной расторопный крестьянин, хорошо зная нужды села, при наличии некоторой инициативы и средств находил быстрый выход в торговлю, “набивал руку” и в случае удачи расширял масштабы своего дела. И предприниматели, и торговые служащие начинали обычно свою деловую карьеру “с мальчиков”.
       Анализ сведений об архангельских купцах за 1861 год подтверждает это наблюдение. Так, например, обитатели Немецкой слободы, известные в городе купцы П.К. Люрс, Ф.Ф. Шольц и К.И. Мейер получили образование в Архангельском евангелическом училище. А местные жители, потомки поморских крестьян И.Е. Торопов и А.А. Чертов имели только домашнее воспитание. Чуть выше было образование Е.А. Плотникова: он учился некоторое время в народном училище. И это не помешало им стать купцами 1-й гильдии, т.е. вести масштабное “дело”, занимать высокие должности в магистрате, в городском общественном банке. Егор Андреевич Плотников в разное время побывал на самых различных постах, не раз избирался городским головой.
       Вплоть до начала ХХ века роль коммерчески профессионального образования для торговли почти сводилась к нулю. Подобная ситуация, заметил П. Бурышкин, являлась отчасти причиной, отчасти следствием слабого развития коммерческого образования в России. Купцы Архангельска указывали на необходимость специальной подготовки предпринимателей еще в наказе в Уложенную комиссию. Но дело сдвинулось с мертвой точки лишь в конце XIX века.
      

    * * *

       Одной из главных сфер деятельности городского купечества была внутригородская торговля. Здесь было обширное поле применения своих сил для средних и мелких торговцев, хотя лавки, палатки и шалаши имели и крупные купцы. На этой почве сталкивались интересы посадских людей, крестьян, церковников и других категорий населения, пытавшихся добыть средства к жизни при помощи реализации продукции, произведенной лично ими или перепродажи иностранных товаров.
       Как распределялись торговые и промышленные заведения в городе, сколько их было в разное время, кому они принадлежали?
       Ответить на эти вопросы не так просто. Статистика тех лет скупа и весьма несовершенна. Данные о торговле скапливались в органах городского управления, в таможне, у губернатора. Но все они страдают неточностями и нередко противоречат друг другу.
       Характерными с этой точки зрения документами являются уже упоминавшаяся выше “Поименная ведомость о торгах, о рукоделиях и о промыслах каждого и всех Архангелогородского посада граждан купцов 1785 года” и “Городовая обывательская книга Архангельска на 1786  1788 гг.”, которая дает наиболее ценные сведения о деятельности посадского населения Архангельска и его социальной структуре.
       Как известно, Городовое положение 1785 года окончательно завершило в России городское устройство, разделив горожан на шесть разрядов, или состояний. Первыми из них значились “настоящие городские обыватели”, т.е. лица, имевшие в городе “дом, или иное строение, или место, или землю” (вносились в первую часть книги). Вторая часть книги предназначалась для внесения горожан, записавшихся в гильдии, т.е. купцов (в нее вносились “все те, какого кто бы ни был рода, или поколения, или семьи, или состояния, или торга, или промысла, или рукоделия, или ремесла, кои за собой объявят капитал”). В третью часть документа заносились люди, “вписавшиеся в цехи”, т.е. ремесленники: мастера, подмастерья и ученики, “кои вписалися в цех своего ремесла”. Четвертая часть сохранила имена “иногородних и иностранных гостей”. Для записи именитых граждан предназначалась пятая часть книги, в которой фиксировались имена городских голов, магистров и бургомистров, заседателей совестного суда, дважды прослуживших на городской службе. Сюда же вносились банкиры, оптовые торговцы и кораблевладельцы, а также ученые и художники, имевшие “чины академий или академические звания”.
       В Архангельске последняя категория была малочисленной. Все остальные “посадские” записывались в шестую часть книги. К ним относились старожилы города, которые “кормились” “промыслом, рукоделием или работою”.
       Магистратские описания города тех лет существенно различаются по количеству населения. Исследователи справедливо считают наиболее достоверными данные, приведенные историком В. Крестининым в “Топографическом описании города 1782 года”. Из 12 100 человек, учтенных им, 818 составляли члены всех купеческих семей и 2215  лица мещанского сословия. Остальная часть населения состояла из духовенства, военных и чиновников. Таким образом, из общего числа лишь 3033 человека, или 25% общего числа горожан, являлись своего рода хозяйственным ядром города.
       Упомянутые документы дают возможность показать масштабы внутригородской торговли. Согласно различным данным той поры, в городе вели торговлю около 200 семей, что составляло 20% учтенного населения (“Поименная ведомость... об архангельском купечестве за 1785 год” отметила, что торговлей занимался 381 человек). Как правило, документы указывали на наличие в городе семивосьми торговых рядов, на которых располагались 254 лавки и 5 шалашей.
       Весьма своеобразна статистика распределения лавок по их принадлежности разным сословиям:
      

    Название

    рядов

    Количество лавок и шалашей,

    их принадлежность

      
       купеческие
       мещанские
       церковные
       всего
       Мучной

    17

    13

    30

    60

       Рыбный

    10

    11

    1

    22

       Мясной

    7

    14

    -

    21

       Кожевенный

    -

    -

    20

    20

       Железный

    17

    -

    -

    17

       Москательный

    43

    8

    51

    102

       Серебряный

    -

    10

    -

    10

       Медный

    -

    7

    -

    7

    Всего

    94

    63

    102

    259

      
       Данные таблицы и документы дают возможность сделать выводы о характере внутригородской торговли.
       Во-первых, поражает число лавок, принадлежавших монастырям и церквям. Объясняя эту ситуацию, магистратское описание города за 1779 год разъясняло: “Монастырское и церковное владение лавками введено в прежние годы по недостатку в посадских людях знания прав церковных и гражданских, ибо по содержанию 19 главы Уложения владеть городскими лавками монахи и церковники права не имеют”.
       Магистрат заключал: владение этими лавками должно быть возвращено законным хозяевам или “гражданству”, т.е. откровенно признавал незаконность торговой деятельности священнослужителей.
       Во-вторых, на пятки купцам в городской торговле наступали посадские люди, т.е. мелкие торговцы: производители различных изделий или же их перекупщики. Они были на равных с купцами в продаже муки и рыбы, в два раза превосходили в реализации мяса, уступали лишь в продаже москательных товаров (к последним в русской торговле относили краски, пряности и аптекарские материалы). И в то же время магистрат жаловался на упадок и жалкое состояние мещанских лавочных торгов. В числе причин подобного состояния указывалось на “невежество посадских разумов”, т.е. незнание основ коммерческого дела, а также отсутствие возможностей получить банковский кредит.
       Среди торгующих людей значилось большое число безлавочных торговцев, продававших товар с лотков или в разнос (более 40 человек).
       В-третьих, магистрат в своих описаниях города, являвшихся официальными документами, особое недовольство выражал поведением жителей, живших в солдатских домах. Их обитатели, а в особенности иногородние купцы, поселявшиеся в этих домах во время ярмарки, нарушали, по его мнению, правила торговли: продавали товар в розницу, тайно, привлекая с этой целью людей военного чина.
       Далее в документах немало говорилось о “безобразиях” в городской торговле: беспорядочном расположении рядов, близостью кузниц, бани и опасностью в связи с этим городских пожаров.
       В целом же, как в конце XVIII века, так и в более позднее время внутригородская торговля обеспечивала горожан, прежде всего, продуктами питания, предметами первой необходимости: обувью, одеждой, красками, тканями, сахаром и т.п. товарами.
       В отличие от крупных купцов, торговавших оптом многими товарами, мелкие торговцы (купцы и мещане) специализировались на продаже одного-двух товаров. Так, например, купец А. Опарин, объявивший в 1785 году капитал на сумму 500 рублей, вел мелочный торг сахаром. Вдова известного в прошлом купца Костогорова, имевшая капитал 600 руб., ограничивалась в конце жизни мелким лавочным торгом.
       Старожил города М. Мякинин, как это значится в Обывательской книге за 1786 год, имея капитал в размере 100 руб., владел сначала лавкой и вел торговлю свежей рыбой. Через 10 лет его дом, очевидно, сгорел, а он вел лишь “мелочный торг”. Еще десятилетие спустя его вдова Устинья добывала себе средство к жизни “от пряжи льна”.
       Одним словом, для абсолютного большинства купцов средней руки торговля была не средством разбогатеть, а образом жизни. Требовались долгие годы, чтобы купец третьей или второй гильдий, играя на различии в ценах, на удачных сделках смог скопить средства для того, чтобы перейти в более высокую гильдию.

    * * *

       ...В конце XVIII века Архангельск посетила страшная беда: огромный пожар 26 июня 1793 года стер с лица земли большую часть города. Огонь уничтожил около 1000 домов, почти все лавки, банковскую контору, 4 церкви, три монастырских подворья.
       И, тем не менее, Архангельск проявил удивительную живучесть. Горожане всех сословий  купцы и мещане  продолжали заниматься своим делом. Погорельцы восстанавливали жилища, купцы торговали хлебом, рыбой, различными припасами.
       Не замерла и внешняя торговля. Уже в 1797 году, через четыре года после пожара, порт принял 107 иностранных кораблей, в 1800  141, в 1802  216, а в 1811  даже 452. Соответственно столько же, а в некоторые годы и значительно больше кораблей уходило за границу. Если стоимость привезенных грузов в эти годы составляла в среднем от 264 до 614 тысяч рублей, то товаров, отправленных за рубеж, от 3 071 тыс. в 1797 году до 5 233 тысяч рублей  в 1802 году.
       Торговая жизнь Архангельска продолжалась. Как уже отмечалось выше, в первой четверти XIX века, в особенности в годы континентальной блокады, город вновь стал первоклассным торговым портом России, возродив частично, правда, на короткий срок, свою былую славу. Окраинное расположение Архангельска на какой-то период превратилось во благо.
       Российское правительство сразу же после основания Архангельска и особенно после посещения его Петром I проявило стремление вести внешнюю торговлю на собственных российских кораблях. Расскажем об этом подробнее в следующей главе.
      
      
      

    ТОРГОВЛЯ НА РУССКИХ МОРСКИХ СУДАХ

      
       Вопрос о рождении российского торгового флота привлек пристальное внимание историков С. Ф. Огородникова, Г. П. Попова и в особенности Н. Н. Репина. Опираясь на документальную основу и труды своих предшественников, исследователи дали анализ решения этого важного общегосударственного дела, как на Севере России, так и в Петербургском порту.
       Значимость этой проблемы хорошо понимал Петр I. Уже во время первого посещения Архангельска в 1693 году он принял решение наладить здесь отечественное судостроение с целью прорыва русских купцов на рынки европейских государств.
       Сохранились сведения о том, как молодой царь, будучи в Архангельске, в одежде голландского корабельщика часто посещал городскую биржу и запросто заходил в гости к иностранным купцам. Последние поведали молодому государю о секретах механизма коммерческих дел. “Мы берем хороший процент за свои хлопоты,  объяснял Петру один голландский шкипер.  И русские всегда будут находиться в руках у нас, потому что мы на своих кораблях приезжаем к вам и увозим ваш товар. Что положим за него по взаимному согласию между нами, по той цене и покупаем. Будь у русских корабли, да езди они со своими товарами к нам, этот барыш достался бы им”.
       Профессор Н. Н. Репин отметил, что выход в рейс “Святого Павла”, спущенного на воду со стапелей Соломбальской судоверфи 20 мая 1694 года, “можно считать началом русского торгового мореходства на более совершенных по тому времени судах”.
       Тогда же из Голландии в Архангельск пришел купленный царем 44-пушечный фрегат “Святое пророчество”. Еще через пять лет, в 1701 году, под руководством Елизария Избранта в Соломбале было построено сразу шесть трехпалубных кораблей.
       К этому времени царственный моряк удовлетворил просьбу купцов Бажениных завести собственную корабельную верфь для сооружения кораблей, пригодных для торговли с заморскими странами и каботажных перевозок.
       Казалось, намерение Петра I стало осуществляться, или, во всяком случае, были созданы предпосылки для реализации его честолюбивых планов.
       Однако первый опыт отправки русских судов в самостоятельное плавание окончился неудачей. Казенное судно “Святой Павел” захватили французские власти, поскольку оно пришло под враждебным в тот момент Франции голландским флагом. Корабль “Святое пророчество” зарубежные власти задержали из-за отсутствия паспорта, а позднее его продали голландским коммерсантам Гутманам.
       В 1704 году в Амстердам и Лондон отправились еще три русских судна. И это событие явилось “последним свидетельством коммерческого предпринимательства казны в начале XVIII века”.
       И, тем не менее, почин был сделан. По отзыву современников, значение этого опыта состояло в том, чтобы возбудить соревнование среди своих подданных, “дабы сии впоследствии и сами заводили ... торговые сношения”. Этот план частично удалось претворить в жизнь. С 1703 года на Севере началось заграничное частное судоходство, которое оказалось жизнеспособнее государственного. Первыми стали отправлять на Запад собственные корабли братья Федор и Осип Баженины, а в 1727 году ушло в Амстердам судно их земляка Никиты Крылова. Начиная с середины века, заграничную торговлю поддерживали от шести до 15 русских кораблей ежегодно.
       Первые попытки прорваться в торговый мир западных стран встретили огромные трудности: откровенное нежелание правительств этих государств пустить русские корабли для свободного торга, а также нападения морских разбойников  пиратов. Только у Бажениных каперы за короткий срок захватили три корабля, два их судна пропали в море. Купцы понесли огромные убытки.
       Несмотря на все трудности, жизнь на море не замерла. В 1715 году в море вышли уже пять баженинских кораблей. Около восьми десятилетий холмогорцы продолжали поддерживать связи со странами Европы. Живучесть дела расторопных братьев опиралась на два фактора: они умело пользовались льготами, предоставленными им Петром Великим, и опирались на мощь собственной судостроительной верфи.
       Систематически отправлялись на Запад и корабли других купцов. В упомянутой выше “Поименной ведомости о торгах... Архангелогородского посада граждан купцов 1785 года” отмечено, что трое из 12 городских купцов  В. Лукичев, А. Стукачев и А. Менсендейк  вывозили товары на своих судах. Причем, если А. Менсендейк имел лишь один морской корабль, пригодный для заморской торговли, то А. Стукачев  четыре.
       В целом за девять лет (с 1782 по 1790 гг.) с товаром “за море” ушло 1088 кораблей, в том числе 416 английских, 180 гамбургских, 122 голландских, 104 датских, 48 бременских, 27 данцигских, 21 прусских и 122 русских. Русские корабли, таким образом, по общему их числу делили третье место с голландскими. В дальний путь уходило ежегодно 12-14 судов.
       Разумеется, это было пока еще каплей в море. Исследователи справедливо делают вывод о том, что “попытка казны извлечь выгоды от торговли на своих судах и вовлечь в это предприятие русских купцов не удалась ни в XVII, ни в XVIII в.”
       Эта проблема “перекочевала” в XIX век. Архангельские купцы и в новом столетии по-прежнему имели мало собственных судов. Даже в лучшие времена лишь самые крепкие архангельские русские и обрусевшие купцы из Немецкой слободы имели не более, чем по два десятка судов, но таковых были буквально единицы. 23 кораблями владел в XIX веке В. Брандт, 26  имел в своей собственности купеческий дом Поповых. Однако после смерти В. Брандта его корабельное дело замерло, затем наследники покинули город, а торговый дом Поповых разорился.
       В ежегодном отчете за 1841 год на имя императора архангельский губернатор, отметив, что население Приморского края, привыкшее к мореходству, “держится” в основном торговлею и промыслом, не без горечи констатировал, что “распространение внешней торговли требует не только опыта в мореходстве”, но и наличия собственных кораблей, которые “до сего времени по большей части заменяются иностранцами”.
       Этот вывод опирался на реальную основу. Так, за шесть лет  с 1797 по 1802 гг.  число русских кораблей, приходивших с грузами из-за рубежа, составляло в среднем от одного до семи, в то время как иностранных  от 100 до 200. В целом за это время в Архангельском порту пришвартовались 21 российский и 434 иностранных корабля.
       Картина изменилась с годами, но несущественно. Вот официальные данные архангельской таможни, которые позволяют судить о числе кораблей, доставивших товары русским и иностранным купцам в 1817 году:
      

    Торговые дома,

    купцы

    Корабли (кол-во)

    Цена товаров (в руб.)

    приход

    отпуск

    привоз

    Отпуск

       Б. Амбургер

    43

    44

    426 831

    3 454 356

       В. Брандт и К®

    88

    89

    247 144

    3 566 886

       Ф. Шольц

    85

    85

    36 412

    2 945 323

       Г. Клефекер

    54

    54

    49 191

    2 767 924

       Р.Фанбрин и К®

    62

    60

    187 137

    2 285 380

       А.Попов-Сын.-я

    15

    16

    81 850

    1 387 400

       Аф. Амосов

    6

    7

    362

    596 027

       Я.Машковцева Сын.-я

    5

    5

    68 996

    281 895

       Л. Штоп

    4

    5

    26 737

    319 472

       Синцов

    -

    1

    -

    215 382

       Я. Гольбом

    5

    5

    3 750

    115 363

       Ф. Ольдекоп

    2

    2

    4 218

    114 618

       Шкиперы и пассажиры

    н.с.

    Н.с.

    22 740

    394 860

       Остальные

    39

    3.

    н.с.

    н.с.

       Итого

    408

    376

       1 148 193

    18 451 104

    Общий оборот

    19 599 297

    Таможня собрала различных сборов

    1 526 430 рублей

      
       Из таблицы видно, что в продолжение навигации в порт прибыло 408 и отправлено с грузом 376 кораблей. Из-за позднего прихода часть из них осталась на зимовку в Архангельске. 37 судов, пришедшие в адрес “кольских и кемских судовщиков”, очевидно не прошли досмотра архангельской таможни. Это были суда малой вместимости, они, по-видимому, ходили в традиционные рейсы за рыбой в Норвегию. Показательно, что абсолютное большинство  331 корабль  явилось в порт с балластом, только пять  с грузом, остальные с тем и другим. Из 408 кораблей 54 принадлежали архангельским предпринимателям, 210 являлись английскими, 58  норвежскими, 15  голландскими, 3  американскими, 7  датскими, 14  прусскими, 9  шведскими,18  гамбургскими и т. д. Российские суда, следовательно, даже с учетом мелких судов каботажного плавания составляли одну седьмую часть (около 14%) от общего числа всех кораблей, доставлявших товары на север.
       На фоне пяти крупных иностранных предпринимателей весьма скромно выглядел торговый бизнес даже самых влиятельных в то время архангельских купцов. 16 судов с товаром на сумму 1,4 млн. рублей отправил за рубеж торговый дом А. Попова с сыновьями, семь  Афанасий Амосов с грузом общей стоимостью около 600 тыс. рублей .
       Оценивая ситуацию, сложившуюся в то время в Архангельском порту, архангельский историк С.Ф. Огородников отмечал: “Вообще иностранные фирмы так прочно овладели заграничною торговлею Архангельского порта, что совершенно заслонили собою местное русское купечество, которое, увы, к концу 30-х годов, из самостоятельных некогда деятелей превратилось, не по своей вине, в простых поставщиков товара на конторы, т.е. в то опять первобытное состояние, из которого только что были извлечены могучею волей Петра I и Екатерины II”.
       Что же мешало русским купцам занять более достойное место в создании собственного флота и мировой торговле? Вопрос этот не так прост. Он до сих пор вызывает споры.

    * * *

       Надо отдать должное действиям властей: правительство предпринимало немало усилий для решения этой сложнейшей проблемы. Однако Петр I, очевидно, недооценил на первых порах всех трудностей, которые поджидали его подданных на этом пути.
       Уместно напомнить о том, что многие иностранные правители задолго до петровских времен всячески стремились помешать России установлению деловых связей со странами Запада и тем более завести ей собственное кораблестроение.
       Ярым противником усиления своего великого соседа выступил в свое время польский король Сигизмунд. Под угрозой смертной казни он воспретил приезжать в Нарву западноевропейским купцам. В ряде писем королеве Англии Елизавете он сетовал на то, что начало торговли ее страны с Россией крайне опасно для всех государств Запада.
       В послании от 13 марта 1568 года, например, король утверждал, что русский царь  московит “враг всех свободных народов... Благодаря недавно заведенному мореплаванию, обильному снабжению не только оружием..., но еще более важнейшими вещами  художниками, которые не перестают выделывать для него оружие, снаряды и другие подобные веши, до сих пор невиданные и неслыханные в этой варварской стране. Зная все это, мы полагаем, не должно надеяться, чтобы мы оставили такое мореплавание свободным”. В заключение король недвусмысленно подчеркивал: “До сих пор мы являлись победителями его только потому, что он дикарь в искусстве и невежда в политике. А если морские сообщения продолжатся, что останется ему неизвестным? С военными снарядами и кораблями он будет,  сохрани Бог  побивать или покорять всякого, кто станет ему противиться”. Следует отметить, что подобные сетования не оставались без внимания: английская королева отпускала в Россию знающих людей крайне неохотно и в весьма ограниченном количестве.
       Понятно, что энергичные меры, которые предпринял Петр I для развития флота в России, не на шутку напугали многих иностранцев.
       Еще в 1703 году царь выразил пожелание о том, чтобы Голландия взяла с целью подготовки к мореплаванию на свою службу из Архангельска 4000 русских матросов. Однако голландцы под благовидным предлогом не пошли на это. Посол России в этой стране А.А. Матвеев, разъясняя смысл этой меры иностранцев, доносил на родину о том, что “им то зело ненадобно, чтоб наш народ морской науке обучен был”. Еще ранее посол сообщал государю: “Очень неприятно им нынешнее строение у Архангельска ваших кораблей, от чего опасаются ущерба своему купечеству”.
       Более определенно высказались по этому поводу английские министры Вальполь и Гуcкидсон. Первый из них говорил в парламенте: “Если Россия возьмет себе в образец Данию, учредит, ободрит и поддержит торговые товарищества, то наша и голландская торговля в состоянии ли будут устоять от этого поражения? Если держава, которая не знает, куда и как употреблять своих людей, примется за умножение своих морских сил и купеческих кораблей, тогда пропадут Голландия и Англия. Возможность, какую имеет Россия к построению судов, оправдывает мое беспокойство”. “Нужно,  вторил Вальполю Гускидсон,  употребить все зависящие от нас меры, чтобы остановить в России развитие торгового флота и купечества”.
       Такой же подход иноземцы проявляли и позднее в ответ на просьбы российского правительства оказать помощь в обучении купеческих детей коммерческому делу. В делах Комиссии о коммерции хранится немало жалоб купцов о том, что иноземцы “всячески стараются содержать российских в неведении и удалении от непосредственной торговли с иностранными”.
       Подобный подход иноземцев не обескуражил реформатора: времена изменились, Россия стала иной. По указам Петра Великого в ряде западных стран создаются торговые консульства, которые должны были помогать продаже русских товаров. В частности, регламент Коммерц-коллегии предписывал: “в иностранные земли определять консулов и факторов в те места, где коммерция происходит”.
       Стремясь приобщить русских купцов к современным методам торговли и противостоя иностранцам, Петр I издал указ, предписавший “Московского государства и городовым всяких чинов купецким людям торговать так же, как торгуют иных государств торговые люди, компаниями, и чинить отпуск товарам в компаниях к городу Архангельскому...”.
       Северным купцам удавалось иногда создавать подобные объединения. Одно из них под руководством Федора Баженина действовало с 1707 года. После распада компании из-за потери кораблей именитые холмогорцы с 1710 года отправляли хлеб в “Дацкую землю” вместе с каргопольским купцом Михаилом Марковым и Яковом Неклюдовым.
       Однако широкого распространения русские купеческие компании не получили. Как правило, архангельские торговцы создавали небольшие торговые фирмы, в которых объединялись близкие родственники: отец с сыновьями, купеческие вдовы с детьми и т.д.
       В начале XIX века в Архангельске были известны семейные объединения: “Алексей Попов с сыном”, “Кузьма и Афанасий Амосовы”, “Алексей и Гаврило Плотниковы”, “Вдова Егора Латышева с сыном”. Несколько семейных торговых дома имели в тот период вологодские купцы (три принадлежали купцам Митрополовым, один Осипу Ханжину с сыновьями и один  братьям Ягодниковым).
      

    * * *

       Возможности русских купцов в этот период были ограничены не только малым количеством кораблей, но и отсутствием собственных опытных мореходов и даже простых матросов. Перипетии решения сложной “кадровой” проблемы, сложившейся в русском торговом флоте, не раз затрагивались исследователями, в частности  в упомянутых выше работах профессора Н. Н. Репина и историка архангельского порта Г. П. Попова.
       Первым к решению этой проблемы приступил Петр I. В 1700 году, жалуя известных купцов Бажениных рядом льгот, он дал им право брать “для морского хождения шкиперов, штурманов и матросов” из числа иностранцев и русских. Тогда же он приказал зачислять в команды первых кораблей, отправляемых с Соломбальской верфи, по 3-4 русских матроса “для спознания морского ходу, корабельной оснастки и немецкого языка”.
       Чуть позднее царь проявлял явное нетерпение. Известен указ Петра о том, чтобы на кораблях, изготовленных в России, “были матросы русские”. Царь допускал использование иноземцев только в качестве шкиперов.
       Однако решить эту проблему в то время было невозможно. Как установил Н. Репин, Баженины, например, лишь частично использовали русских крестьян в качестве матросов. В 1726 г. они отпустили на своих кораблях лишь 5 русских, в 1727  4, в 1730  2. А в 1742 году Денис Баженин всю команду набрал из иностранцев. Через 20 лет к К. Баженину и Н. Крылову приехало 80 голландских матросов.
       Вопрос об обучении купеческих детей морскому и торговому делу, выдвинутый Петром I, решался медленно. В 1703 году русский посол А. Матвеев писал из Амстердама о том, что он “пересмотрел” “русских робят”, которые учились голландскому и французскому языкам под надзором вице-адмирала Крюйса, находившегося на русской службе, и нашел их изрядно выученными как письму, так и порядку здешнему. Число учеников скоро пополнилось: в Голландию явилось 16 холмогорцев, отправленных по царскому указу на корабле, принадлежавшем Осипу Баженину. Корабль захватили французы, пассажиров нагло ограбили, но Матвеев, несмотря на это, доставил юных северян к Крюйсу, чтобы он “роздал их в науку, кто куда годится”.
       Подобные меры не делали погоды на российском флоте.
       Жители Поморья, издавна привыкшие к морскому делу, плавая в основном на небольших судах, могли, полагаясь на приобретенный с годами опыт, свободно действовать лишь в каботажном плавании, в крайнем случае, плавать вдоль берега в Норвегию. А штурманов, способных вести купеческий корабль в заморские земли, на Севере попросту не было. Российское правительство в течение XVIII  первой половины ХIХ вв. издало ряд указов, регламентирующих комплектование команд российских судов. В частности, оно разрешало нанимать на суда иностранцев, но не более четверти состава команды. Затем этот “потолок” был повышен, но это не меняло сути дела: русских шкиперов и штурманов не находилось.
       Суть проблемы хорошо изложил директор архангельской таможни в 1781 году. Он рапортовал в Петербург своему начальству: “На отправляющихся от Архангельского города в чужестранные порты российских купеческих кораблях шхипоры бывают выписываемы теми российскими купцами из иностранных и иностранные обученные, а в норвежские гавани и местечки на небольших судах от здешних купцов отправляемые бывают шхипорами или кормщиками из здешних купцов и мещан, тако ж и из крестьян  навигации не обученные, а единственно по одной привычке, ибо в здешнем месте, за неимением для партикулярных людей навигаторской школы, на купеческие корабли из российского народа в шхипоры и штурманы обученных навигации сыскать негде”.
       Нанимая на свой корабль даже небольшое количество русских матросов, купец был вынужден искать их буквально по всему Северу. Яркое представление об этой стороне дела дает “Обязательство”, составленное купцом первой гильдии Алексеем Поповым в 1818 году.
       На свое судно, отправляемое в заграничный рейс, он нанял отставного матроса Игнатья Колобова, архангельского мещанина Алексея Казакова, вятского мещанина Григория Бабинцова, крестьянина архангельской округи Григорья Тяпнина, вельской  Максима Пятина, сольвычегодской  Антипа Байбородина и яренской  Илью Козлова. Нетрудно представить себе масштабы купеческих поисков нужных матросов и хлопот, если Попов отправлял в отдельные годы до 20 и более кораблей.
       Кроме того, весьма “отяготительным для купечества затруднением в составлении экипажа” из русских матросов было то, что наниматель должен был оплачивать за крестьянина государственные подати и общественные повинности. С купца строго взыскивалось за побеги матросов, за их гибель и т.д. Достаточно отметить, что за “оставление матроса российской нации в чужих землях” купца ждал штраф 150 рублей и 3 года каторжных работ. А подобные случаи были нередкими.
       Серьезный инцидент с русскими матросами произошел в 1818 году на корабле “Санкт-Петербург”, принадлежавшем В. Брандту. Представитель известного предпринимателя, жившего в то время в Гамбурге, нанял семь архангельских мещан и крестьян: Степана Чернышева, Демида Ильина, Дмитрия Герасимова, Никифора Панкратова, Федора Мишина, Степана Тетерина и Осипа Лукина.
       После прихода судна в город Лит все моряки сбежали. Часть из них была найдена при помощи местной полиции. А двое явились в Лондон к российскому консулу Дубачевскому с жалобой на то, что во время рейса шкипер Кольман и его коллега Стирман жестоко издевались над ними, “довольствовали плохой пищей”. Между тем, корабль был нагружен и вышел в Америку с неполным экипажем. В Америке история повторилась: двое северян опять сбежали с корабля. При этом один из них, Никифор Панкратов, нанялся на работу, а второй вскоре попал в больницу и умер.
       Более трех лет шла переписка по этому делу и обсуждение непростой ситуации.
       Русская сторона: министр финансов, городовой магистрат, губернское правление, военный губернатор  настаивала на тщательном расследовании инцидента и, в случае доказательства вины, привлечь шкипера Кольмана к ответственности.
       Брандт и в особенности его компаньон в Архангельске Егор Классен, напротив, утверждали, что Кольман соблюдал все условия договора, заботился о матросах. Шкипер обвинил моряков в том, что они “утечку сделали из-за своих выгод”, “из-за более высокого жалованья на иностранных кораблях”. Причинами бегства матросов, заканчивал он свое объяснение в магистрат, являются “их распутство и надежда на то, что во время отсутствия их купец будет платить государственные и общественные подати их родственникам”.
       Узнав о том, что Брандт уволил со своего судна шкипера Кольмана, магистрат почувствовал свою правоту и потребовал объяснения от купца. Но последний объявил, что Кольман не прогнан, как это пытался представить магистрат, а “уволен по его собственному желанию, как вольный человек, который имеет право сам собой распоряжаться”.
       Одним словом, длительное разбирательство закончилось ничем. Судя по документам, правительство затребовало от американских властей возвратить оставшегося в их стране матроса Панкратова, как самовольно сбежавшего. Жена последнего три года спустя, жаловалась на то, что она, получив от купца за мужа 175 рублей, пришла вместе с детьми “в самобеднейшее состояние”, т.к. с нее власти требовали подати за мужа. Купец Брандт, представив свидетельство о смерти погибшего матроса, остался при своем мнении.
       Отголоски этого, как и других подобных инцидентов (а их было немало), нашли свое отражение в докладе военного губернатора А.Ф. Клокачева, представленном Александру I во время его пребывания в Архангельске летом 1819 года.
       Губернатор, в частности, сообщая о многих трудностях для купцов при составлении экипажа своих судов, констатировал: “Ежели бы не было столь отяготительного для купечества затруднения... то, без сомнения, больше судов здесь строилось бы и отправляемо было за море, а тем более в частную и государственную пользу обращалось... и самый отвоз российских товаров в иностранные места производился бы несравненно больше тогда на российских судах, что в вящую обратилось бы государственную пользу”.
       Своим распоряжением от 7 марта 1820 года император в числе других льгот, дарованных городу, признал необходимым: “Не делать препятствия в отправлении от Архангельского порта российских купеческих судов, если на оных и не будет находиться определенного числа российских матросов, дозволяя нанимать иностранцев в таком количестве, сколько потребно будет”. При этом Александр I отметил, что это право предоставляется лишь на 10 лет в надежде, что за это время “архангельское купечество приложит старание образовать для их мореходства достаточное количество матросов и шкиперов из подданных российских”.
       Разумеется, за срок, отведенный государем, ситуация не изменилась. 8 мая 1839 года министр финансов Е.Ф. Канкрин направил архангельскому военному губернатору прошение архангельских и петербургских купцов, в котором последние, как и их предшественники почти 60 лет тому назад, жаловались на то, что “по малозначительности корабельной промышленности (в России  Е.О.)...опытных шкиперов и штурманов сыскать нельзя”. Отметив, что в случае увеличения нормы набора русских матросов (с 1840  до половины, а с 1850  до трех четвертей состава команд и обязательности брать шкиперов только из русских), они во время зимовок в зарубежных странах будут вынуждены платить жалованье и содержать много русских матросов, что значительно ухудшит коммерцию российских купцов. В своем прошении купцы настаивали на том, чтобы они могли “вооружать свои корабли без положенной пропорции российских подданных”.
       Архангельский военный губернатор контр-адмирал И. И. Сулима, проверив по поручению Министра финансов состояние дел в Архангельске, убедился в сложности ситуации.
       Доклад таможни свидетельствовал о том, что в порту были взяты на учет 36 кораблей. 16 из них являлись судами, приспособленными для дальнего плавания, а 20  для каботажного, т.е. для организации рыбо-звериного промысла и хождения в Норвегию. 13 кораблей имела фирма “В. Брандт и сыновья”, 3  принадлежало фирме “Грибанов, Фонтейнес, Люрс”. Экипажи кораблей, в зависимости от размеров последних, насчитывали от 9 до 28 человек. На этих судах плавало 180 иностранных и около 60 русских матросов. Два судна были полностью укомплектованы иностранными специалистами. Это означало, что архангельские купцы игнорировали предписанные правительством правила найма специалистов. На всех кораблях, занятых в каботажном плавании, экипажи целиком набирались из русских, в основном из архангельских крестьян.
       Документы свидетельствуют о том, что только в 70-х годах ХIХ века в связи с ростом числа морских учебных заведений проблема набора специалистов на русские суда получила, наконец, желаемое решение. В 1869 году в составе экипажей всех видов судов Архангельской губернии плавало 717 русских шкиперов, 105 штурманов, 180 кормщиков, 3424 матроса. Среди них были лишь два иностранных шкипера и 3 матроса. Число русских моряков быстро росло. В 1872 году, т.е. всего через три года в губернии насчитывалось уже 914 шкиперов, 4501 матрос. Появились первые шесть машинистов. А всего на судах плавало свыше 5700 северных моряков.
       И только в 1877 году губернские власти признали: “Все команды судов состоят из русских подданных  шкиперов и штурманов, а также матросов из мещан и крестьян, изучивших мореплавание с детства”.
       Однако решение этой жизненно важной проблемы произошло с опозданием: экономика Севера в это время, в особенности внешняя торговля, испытывала кризис.
       На первый взгляд, внешняя торговля продолжала функционировать. В среднем за десять лет (18451854 гг.) из Архангельского порта вывозилось товаров на сумму 4 832 000 рублей, а за пятилетие (18561860)  6 138 000 рублей. На запад отгружались такие товары, как овес, льняное семя, лен, кудель, доски и смола. Архангельская таможня ежегодно приносила в казну до 1 600 тыс. руб. дохода.
       И, тем не менее, начиная с 30-х гг. во многих губернаторских документах сквозило ощущение надвигавшейся беды в экономике. Губернаторы сталкивались с сокращением добычи соли, прекращением морского судостроения и в особенности уменьшением объемов внешней торговли. В обозрении о состоянии губернии за 1885, в частности отмечалось: “Упадок архангельской торговли, преимущественно заграничной, замечается уже давно. Но никогда архангельская заграничная торговля не падала так низко, как в 1885 году”. В тот торговый сезон из порта на Северной Двине было вывезено товара только на 5 764 774 рублей, или меньше, чем в 1884  на 1 525 368 рублей.
       Назревшие нужды развития русского торгового флота потребовали немало усилий для их решения в ХХ веке.
      
      

    ОТ ТОРГОВЛИ  К ПРОИЗВОДСТВУ

    КУПЦЫ И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

       Прежде чем характеризовать промышленное развитие Архангельска, следует сделать несколько предварительных замечаний.
       Во-первых, во всех официальных документах промышленные заведения города и губернии долгое время именовались заводами, независимо от их размеров. Так назывались судостроительные верфи. Заводами именовались и крошечные по масштабам производства и численности работающих на них людей канатные, пековаренные и иные, по сути дела, мелкие кустарные мастерские.
       Во-вторых, долгие годы перелив торгового капитала в заводскую промышленность Севера вследствие ряда особенностей его развития осуществлялся медленно. Поэтому в Архангельске вплоть до второй половины ХIХ века не появилось крупных частных предприятий, кроме судостроительных верфей.
       В-третьих, документы свидетельствуют о том, что почти вся промышленность северного города вышла из торговли. Первыми заводчиками чаще всего становились купцы, большинство из которых не прекращали своих торговых дел даже в случае удачной работы сооруженного ими того или иного промышленного заведения. Вместе с этим, часть заводов города и губернии создали выходцы из богатых промысловых крестьян.
       Практически весь промышленный капитал городского купечества и разбогатевших крестьян находился в неразрывной связи с торговлей и со всей феодально-крепостнической системой хозяйства страны.
       Так действовали известные на Севере владельцы лесозаводов Яков Макаров, Андрей Чудинов. Точно так же поступали пинежские богачи Володины: имея лесозавод и солидное пароходство, они фактически монополизировали всю торговлю в Пинежском уезде, осуществляли самостоятельно экспорт древесины.
       Оценка общего состояния городской и губернской промышленности в отчетах, которые ежегодно направлялись губернаторами на имя императора, была почти одинаковой как в начале, так и в конце XIX столетия. В отчете за 1896 год, например, отмечалось: “Заводская и промышленная деятельность губернии находится на низком уровне развития, по недостатку, с одной стороны, предприимчивости и капиталов, с другой  технического образования в среде местного населения. И, наконец, вследствие неудовлетворительности путей сообщения. Собственно “заводов”, как это принято понимать в обычном смысле, т.е. заведений, действующих посредством механической силы и при значительном количестве рабочих, в губернии немного”.
       Еще более выразительная характеристика состояния промышленности в городе давалась в энциклопедическом словаре, вышедшем в конце ХIХ века. В статье о городе на Северной Двине отмечалось: “Заводская промышленность незначительна, фабрик нет. Поэтому жизнь и движение в Архангельске замирают на 6-7 месяцев, когда замерзает река”.
       Подводя итоги промышленного развития губернии, ее руководители не без основания делали вывод о том, что в сложившейся ситуации "развиваться заводской промышленности более или менее удовлетворительно здесь невозможно".
       Несмотря на такую горестную оценку состояния архангельской торговли и промышленности, предпринимательская деятельность в городе не прекращалась.
       Достаточно отметить, что в том году в губернии насчитывалось 4939 заводов и кустарных заведений, на которых трудилось более 11650 рабочих. На них вырабатывалось продукции почти на три миллиона рублей.
       Из архангельского порта ушли за границу 1 157 кораблей и пароходов. Фирма "Грибанов, Фонтейнес и К®" отправила в другие страны 56 кораблей, "Линдес и К®" - 45, Русанова - 34, "Брандт и К®" - 26, Я. Беляевского - 19 и т.д . Так что экономическая жизнь губернии при всех ее трудностях не стояла на месте.

    * * *

       В литературе утвердилось стремление характеризовать общее промышленное развитие страны или региона с помощью трех основных показателей: количества промышленных заведений, общей численности работников и стоимости произведенной продукции.
       Видный исследователь истории акционерного дела в России Л.Е. Шепелев справедливо заметил, что все эти показатели относительны. Сокращение числа заводов и мастерских, например, могло означать не только падение производства, но и его концентрацию. Уменьшение числа рабочих может являться показателем роста технической оснащенности промышленных заведений. Весомый недостаток имеет и третий показатель: увеличение стоимости продукции могло иметь в основе конъюнктурный рост цен на произведенную продукцию.
       Если к этому добавить отсутствие налаженной статистики, то становится ясным, что определение уровня и темпов промышленного развития Севера, и в частности Архангельска, является довольно сложным делом. Объективными критериями для определения торгово-промышленного значения Архангельска и его порта могут быть сведения о количестве судов, приходивших в Архангельск с верховьев Северной Двины и из-за границы, обороте архангелогородской ярмарки и т.д.
       Что касается определения уровня промышленного развития, то вышеприведенные показатели являются более адекватными для измерения масштабов производства города и губернии в конце XIX  начале XX вв.
       Частное предпринимательство на Севере, как и во всей России, всегда встречало на своем пути серьезные препятствия. Северный крестьянин был крепко привязан к сельской общине, а городские жители  к посаду. Без разрешения сельского схода и городских властей ни те, ни другие не имели возможности изменить свой образ жизни и даже свободно передвигаться. Это стесняло мобильность населения, мешало его перемещению даже в пределах своей губернии. Кроме этого, вплоть до второй половины века в стране не существовало кредитной системы, позволявшей предпринимателю находить необходимые для начала или увеличения своего дела средства в банке, а страна, следовательно, не могла мобилизовать капиталы для инвестиций в народное хозяйство.
       Как уже отмечалось, на Севере к этим факторам примешивались чисто местные обстоятельства: слабое развитие своего морского торгового флота и современных путей сообщения внутри губернии: железных дорог и пароходного движения на Северной Двине.
       Компенсирующую роль на Севере в создании и поддерживании торгово-промышленной активности сыграли два фактора: правительственная политика и иностранные предприниматели, которые чаще, чем русские, обладали необходимыми коммерческими навыками, нужными капиталами и проявляли большую готовность к риску.
       Одной из важных, если не самой значительной сферой приложения капиталов северных купцов долгие годы было судостроение, сыгравшее немалую роль в развитии международной торговли и обогащении формирующейся буржуазии.
      

    * * *

       Проблема казенного, купеческого и крестьянского судостроения издавна привлекает пристальное внимание северных и российских историков. Мы коснемся этого вопроса лишь в той мере, в какой он связан с темой нашей работы.
       Сооружение больших и малых судов являлось жизненной необходимостью для предпринимателей Севера. Без них невозможно было заниматься рыболовством и звериным промыслом, перевозить соль, добытую в Неноксе, для реализации ее в Архангельске и Холмогорах, проникать к богатствам Сибири, заниматься торговыми делами.
       Исследователи давно установили, что поморские промышленники бесстрашно осваивали промысловые богатства морей уже в XIVXV вв.. С этой целью искусные плотники под руководством кораблестроителей сооружали крупные суда-кочи, способные поднимать до 2-2,5 тысяч пудов груза и “малые кочи” грузоподъемностью 700-800 пудов.
       Основание Архангельска, расширение масштабов внешней торговли сделало проблему судостроения еще более актуальной, выдвинув в порядок дня сооружение больших морских кораблей, способных ходить в западные страны. Поэтому, по нашему мнению, является несостоятельным утверждение известного исследователя Н. Носова о том, что в XVIII веке архангельские купцы переключили часть своих капиталов в судостроение только вследствие того, что не могли конкурировать с иностранными, московскими и вологодскими торговцами.
       Север располагал исключительно благоприятными условиями для развития судостроения. Обилие лесов позволяло сравнительно дешево приобретать лес. Здесь сложились веками накопленные традиции: жители Поморья издавна строили разнообразные речные и морские суда. Каждое лето в Архангельск стекалась масса людей, отлично владевших плотничьим ремеслом. А географическое положение губернии позволяло сразу же использовать новые корабли по прямому назначению: продавать их российским или зарубежным купцам, отправлять на звериный или рыбный промыслы, за границу, т.е. быстро получать коммерческую выгоду.
       Сохранились сведения о том, что еще в 1581 году, т.е. до основания Архангельска, в устье Северной Двины было сооружено крупное морское судно. Через два десятилетия предпринималась попытка создания судоверфи в Соломбале. Однако, дальше намерений дело не пошло.
       Только масштабность начатых деяний и дальновидность Петра I позволили сдвинуть с места решение этой проблемы, быстро основать в Архангельске судостроительную верфь и в течение первого года ее работы построить торговый корабль. Известный русский просветитель И.П. Челищев, соратник А.Н. Радищева, в книге, повествующей об итогах своей поездки по Северу, писал: “Надлежит знать, что первый государев купеческий корабль, построенный на Двине, отправлен с русскими казенными товарами в Англию в 1694 году”.
       Соломбальская судоверфь стала важным центром купеческого и военного судостроения.
       Стратегический замысел царя был верен: примеру государства последовали предприимчивые северные люди. Первыми среди них оказались уже упоминаемые нами холмогорцы Осип и Федор Андреевичи Баженины.
       26 января 1700 года братья обратились к царю с челобитной, испрашивая разрешения “строить... корабли и яхты, для отпуску... досок и иных русских товаров за море, дабы в нашей Великого Государя Державе то корабельное строение множилось”. Баженины обещали царю использовать свои корабли “для отвозу ...государевой казны хлебных запасов и вина в Кольский острог и для посылки на море китовых и моржовых и иных зверей промыслов”.
       2 февраля 1700 года в свет появилась “Жалованная грамота гостям Бажениным...” Царь предписывал купцам “в вотчине своей у водяной пильной мельницы для отпуску от города Архангельского и за море указных товаров, корабли и яхты строить иноземцами и русскими мастерами повольным наймом из своих пожитков”.
       В документе содержалось важное положение: царь выразил надежду на то, что “усердному радению в корабельном строении за Бажениными последуют иные всяких чинов люди и будут так же верно, как они, радение свое обретать и служить”.
       За время существования Вавчужской верфи предприимчивые поморы спустили на воду около 120 торговых и промысловых кораблей грузоподъемностью от 15 до 400 ластов: флейтов, галиотов, пинков, лихтеров и гукоров.
       Баженины не оказались одинокими. Их примеру последовал еще один холмогорец  Никита Савинович Крылов. По некоторым сведениям, он работал одно время на верфи у Бажениных, затем содержал карбасы для перевозки грузов от Архангельска до Холмогор и обратно. Нажив капиталы, он в соответствии с указом Коммерц-коллегии от 5 мая 1732 года построил знаменитую Быковскую судоверфь в пяти верстах выше Архангельска, имел при ней канатный и лесопильный заводы. В течение двух десятилетий Крылов ежегодно строил от одного до трех и даже шести судов.
       В 1761 году в двух верстах от Быковской верфи появилась Гомовская, или Фразеровская, верфь, названная по имени ее владельцев Уильяма Гома (Хома) и Генри Фразера (Фрезера). Здесь также сооружалось ежегодно до 4 кораблей. Позднее, в 80-е годы, верфь была передана в аренду известному архангельскому купцу А.Н. Свешникову, который сумел при помощи опытного русского корабела С.М. Негодяева-Кочнева построить за 6 лет 13 кораблей.
       В эти же годы Прокопий Пругавин по указу Коммерц-коллегии от 1 марта 1766 года основал верфь в Маймаксе. Позднее судостроением занимались Амосов, Зыков, Бармин, Попов, Фанбрин, Голубин и другие.
       Северные верфи в этот период напоминали невиданную до той поры строительную площадку. Достаточно отметить, что на казенной Соломбальской верфи работало более шести тысяч человек. С 1795 по 1813 год в Архангельске было сооружено 17 линейных кораблей, 9 фрегатов, 3 шлюпа, 12 канонерских лодок, 30 иолов и 4 плавающих батареи и яхта, т.е. 76 единиц различного типа боевых судов. В оснащении этих кораблей и судов, подвозе к ним разнообразного снаряжения и продовольствия участвовали десятки частных поморских судов, сотни поморов, выполнивших огромную по своим масштабам работу. Боевая эскадра крупных кораблей, на каждом из которых было более чем по 500 человек, сумела дойти до Балтики  места своего назначения.
       Не менее активно шла работа на купеческих верфях, на большинстве из которых работало до 200 человек. Ряд обстоятельств способствовал росту судостроения на Севере: льготные условия приобретения древесины, спрос на архангельские корабли со стороны западноевропейских торговцев и стремительный выход русских купцов на зарубежные рынки.
       О крутом взлете архангельских купеческих домов свидетельствовал тот факт, что в конце XVIII века 8 из 12 (с оборотом от 350 до 700 тысяч рублей) являлись русскими. Это были фирмы Алексея Попова с сыном, Козьмы и Афанасия Амосовых, Матвея Стукачева, Ивана и Якова Лыжиных, Гаврилы Ласкина и других. Заметные роль играли также иностранцы, принявшие российское подданство: Антон Менсендейк, Христиан Родде, Виллиам Блумребдер. Почти все они вели торг в компаниях со своими соплеменниками. Так, Менсендейк торговал вместе с англичанином Артуром Кейли и Эдуардом Блигендоком, Виллиам (Вильгельм) Блуменредер (архангельский купец из Саксонии) с датскими купцами А. Беккером и Карлом Лофтусом.
       В целом за время с 1777 по 1790 гг. на архангельских верфях было сооружено более 100 морских кораблей на общую сумму более 1 миллиона рублей. 23 из них было спущено на воду в 1782-83 гг. Причем около 80 кораблей купили иностранные купцы. Самым крупным покупателем была фирма Фанбриных (9 судов). 8 кораблей купил Эдмунд Егерс. По одному-три  А. Свешников, И. Чернышев, А. Менсендейк. Примечательно, что последний назвал один из своих кораблей именем начальника архангельской таможенной службы (“Моисей Радищев”). Корабль обходился купцам в 10-16 тысяч рублей.
       Особенно энергично сооружались корабли на верфях губернии с 1808 по 1816 гг. За этот срок было построено 62 больших корабля и 7 бригов. Пик пуска на воду купеческих судов пришелся на 18091810 гг. Флот города пополнился 42 судами. В последующие годы сооружалось по 4-5 кораблей. 10 из них сошли со стапелей Крыловской верфи, 6  Фразеровской, 3  Маймаксанской. Корабли успешно строились в Холмогорской округе. Только в районе Сии вошли в строй 6 судов, а три в  Пиньгише, отдаленной от Архангельска вверх по течению Северной Двины на 200 верст.
       Попутно заметим, что самым крупным заказчиком выступал купец Алексей Попов с сыновьями. За это время он купил на верфях 30 судов и два брига, израсходовав на эти цели, по данным магистрата, 925 тысяч рублей. 8 кораблей построил архангельский купец Ф. Ермолин, 5  М. Куницын, 4  С. Митрополов и т.д.
       Всего за 145 лет (с 1700 по 1840-е гг.) на казенных и частных верфях, по подсчетам историков, было сооружено около 1000 различных кораблей.
       Однако корабельный бум начал постепенно стихать, Во второй четверти XIX века послания губернаторов в столицу все чаще стали констатировать полный “упадок кораблестроения”.
       В упомянутой выше переписке (сообщение от 9 августа 1840 года) Архангельский военный губернатор сообщал министру финансов о том, что в существующих трех верфях уже “с давнего времени не было построено ни одного корабля”, тогда как раньше эта промышленность приносила губернии большие выгоды. Архангельские торговые дома, отмечал губернатор, “занимались этим постоянно не только для себя, но и для купцов из других городов”. При этом он связывал упадок кораблестроения с отсутствием русских матросов, способных самостоятельно совершать рейсы за границу. Торговые суда в этой ситуации, подчеркивал он, были попросту не нужны ни архангельским, ни иногородним купцам.
       А 20 лет спустя один из историков с горечью отмечал: “В настоящее время все бывшие в Архангельске верфи, стоявшие на Быку и на Маймаксе, пришли в конечное запустение, и на местах их виднеются одни лишь бренные остатки прежней, некогда славной тут деятельности: тлеющие фундаменты корабельных мастерских и эллингов, и груды щепы и брусяного леса,  так проходит земная слава!”.
       Причины упадка этой отрасли, очевидно, были более глубокими. В связи с изменившейся международной конъюнктурой резко упал спрос на корабли и со стороны зарубежных купцов, продажа их иностранцам прекратилась. Кроме того, на смену старому парусному деревянному флоту постепенно приходили более совершенные металлические корабли с механическими двигателями. И в этих условиях корабли старой конструкции потеряли свое значение.
      

    * * *

       Развитие судостроения вызвало к жизни ряд сопутствующих ему отраслей хозяйства: лесопиление, производство канатов и якорей, смолокурение и пековарение.
       Историки уделили немало внимания созданию на Севере первой в России лесопильной мельницы, основанной братьями Бажениными в родовой вотчине в деревне Вавчуге, на речке того же названия, впадающей в Северную Двину в 13 верстах от Холмогор. Судя по документам, это заведение было создано “с немецкого образца”, однако “без заморских людей, собой”. “Немецкий” в данном случае, очевидно, надо понимать в его старом московском смысле, т.е. “европейский”.
       Важно подчеркнуть, что лесопилением на Севере издавна пытались заняться голландцы, которые добивались позволения приезжать в Московское государство и “на Двине-реке и у Архангельского города самим лес рубить и у русских людей покупать лес большой, дубовый и сосновый, корабли из него делать у Архангельска, а другой лес возить к себе за море”.
       Но ни русские торговцы, ни иностранцы не сумели заняться в тот период лесопильным производством. Честь зачинателей его выпала на долю купцов Бажениных.
       Баженинские пильные мельницы представляли собой сложное по тем временам техническое сооружение. На них имелись две рамы с пилами. Они были оборудованы подъемными приспособлениями, семисаженными санями с железными полозьями для распиловки бревен на доски, ворот для подъема древесины и многое другое. По описанию мельницы, в 1724 году на ней было 8 наемных рабочих.
       Важным толчком для расширения начатого дела сыграло посещение Вавчуги Петром I в 1693 и 1694 гг. Петр I даровал предприимчивым братьям ряд льгот, в частности разрешил вырубать ежегодно до 4000 годных для кораблестроения деревьев. По приблизительным подсчетам, каждая из двух рам была способна распилить за год до 1500 бревен. Это были весьма высокие результаты в сравнении с вытесыванием досок топорами или при ручной распиловке.
       Пильные мельницы возникли при верфях Н. Крылова. В 1728 году в Двинском уезде действовали две казенные "пильные мельницы". Одна из них, как сообщалось в отчете губернской канцелярии, была сооружена в 1721 году на окраине города на Бору вместо "обветшалой Моссевской мельницы, что располагалась на острове". (Это сооружение было построенно в свое время иноземцем Артманом). Второе подобное казенное предприятие - водяная мельница располагалась, по сведениям того же источника, в 12 верстах от Архангельска на реке Ширше.
       На нужды судостроения работали многие заводы самого Архангельска. С этой точки зрения представляют интерес общие сведения о промышленных заведениях года, численности работающих на них и размерах капиталов. В 1807 году, т.е. в начале XIX века, на заводах города в среднем работало от 187 до 272 человек, производивших продукции на 257 625 рублей.
       Дадим сведения о некоторых заведениях в таблице:
      

    Завод

    Количество

    Число

    рабочих

    Годовая производительность (в рублях)

       Сахарный

    1

    20-40

    143 855

       Канатные

    5

    30-45

    45 550

       Пековаренные

    6

    5-9

    16 995

       Прядиленные

    7

    34-66

    13 825

       Салотопные

    5

    3

    В бездействии

       Солодовенные

    3

    9

    6 170

       Кожевенные

    5

    13

    4 270

       Кузницы

    19

    19

    н.с.

       Красильные

    6

    8

    20 000

       Кирпичные

    3

    7-10

    950

       Глиняной посуды

    6

    13

    н.с.

      
       Как видно из таблицы, почти все заводы представляли собой мелкие мастерские, на каждом из них работало от 1-2 до 9 человек. Исключение составлял сахарный завод, где трудилось до 40 работников. Значительная часть заводов  около 30  была связана с выработкой продукции для судостроения. К ним относились 5 канатных, 6 пековаренных, 7 прядиленных заводов и часть кузниц. За пределами нашей таблицы остались две лесопильных и 3 мукомольных мельницы, находившихся за чертой города. Лесопилки располагались, как правило, возле судоверфей.
       Общее оживление торгово-промышленной жизни в начале века вызвало увеличение числа различных заведений. По данным военного губернатора, уже к 1816 году число сахарных заводов выросло с 1 до 6, кирпичных с 3 до 8, появилось 6 кожевенных заводов, 4 пивоваренных, 2 мыловаренных и т.д.

    * * *

       Особое значение для судостроения того времени имело канатное производство. Витье веревок, по мнению исследователей, издавна было исконным народным промыслом на Севере. Но делать канаты русские люди научились у англичан. Это случилось во второй половине XVI века, когда в Холмогорах был основан канатный завод. 7 мастеров в течение года перерабатывали на нем более 90 000 фунтов пеньки, ибо провоз сырой пеньки обходился дорого.
       Уже в начале XVII века в Архангельске купцы П. Сорокин и Г. Бусин имели “канатный станок”, который сгорел в 1618 году.
       Крупный казенный канатный завод в Архангельске был создан под руководством Е.Е. Избранта на рубеже XVII и XVIII веков. По данным П. Кротова, это было солидное сооружение, включавшее 4 постройки: огромный сарай длиной до 390 м., амбар  склад длиной 13 м., а также бани для сушки канатов и специальное помещение с медным котлом для смоления готовой продукции.
       Этот завод, очевидно, являлся в тот период одним из самых крупных в России. Достаточно сказать, что он занимал территорию, расположенную напротив Соломбальской судоверфи, равную примерно 10 гектарам. На нем трудилось, включая мастеров и приказчика, около 100 человек. Любопытно, что завод по наказу Ф.М. Апраксина был передан в декабре 1706 года в частное владение Избранта с повелением снабжать корабельное строение веревками и канатами “по той цене, по чему ему... станут”. В 1711 году, после смерти Избранта, завод был возвращен обратно в казну.
       По условиям того времени, для работы одного прядильного колеса нужно было от 4 до 8 рабочих. Опыт казенного архангельского завода подтверждает это: на нем было 8 колес. Следовательно, все остальные имели по одному колесу. Не исключено, что прядиленные и канатные заводы работали в тесном контакте, т.е. прядиленные обеспечивали канатные заводы необходимым сырьем.
       Крупные канатные заводы имели купец А. Голубин (под его началом трудилось до 50 человек), вдова купца Костогорова и др. На таких заводах производился ряд сложных операций: прядение льна, изготовление веревок и канатов, их смоление и сушка. На территории завода обычно размещались амбары для чески и прядения пеньки, для выделки веревок и канатов, для их хранения, пековарни и специальные пековые сараи, где смолили продукцию.
       Число канатных заводов в 70-е годы XVIII века увеличилось в Архангельске с 7 до 12.
       В одном из отчетов губернского магистрата отмечено, что купец Голубин на заводе его покойного тестя Ивана Татаурова изготовил и продал “за море” канатов и веревок 1720 пудов по цене 1308 рублей, вдова купца Ивана Костогорова  2225 пудов на 2575 руб. Купцы Андрей Стукачев, Михаил Плотников, Иван Карпов и вдова Ф. Лебедева реализовали свою продукцию  веревки для звериных промыслов  общим весом 843 пуда на сумму 1150 рублей.
       Очевидно, кроме архангельских заводов, изготовлявших продукцию для верфей и на экспорт, подобные предприятия имелись и в уездах губернии. Известен указ Петра I о разрешении “канатным прядильщикам на их заводы в Двинском и в Мезенском уездах смолы курить по 200 бочек, или сколько им в год на те заводы понадобится, своими работными людьми”. Сведения о существовании этих заводов пока не введены в научный оборот.
      

    * * *

       Особую группу архангельских предпринимателей составляли судохозяева. Деятельность владельцев крупных и даже мелких морских судов носила ярко выраженный товарный характер. Для отправки товаров за границу, на рыбный или звериный промысел, помимо кораблей, необходимо было иметь орудия лова, нанимать команды, расплачиваться с ними и реализовывать продукцию.
       В 1775 году во владении архангелогородцев насчитывалось 58 кораблей, в том числе 8 гукоров грузоподъемностью от 25 до 70 ластов, 7 галиотов  от 40 до 60 ластов и более мелкие суда. Десять лет спустя 46 судохозяев владели уже 99 кораблями разных размеров и назначения. Небольшая группа купцов (А. Менсендейк и А. Стукачев) отправляли свои корабли с грузом за море. Остальные использовали их для проведения звериных промыслов, рыбной ловли, подвозки товаров для догрузки иностранных кораблей на Бар, для доставки богомольцев к Соловецкому монастырю и т. д.
       Поименная ведомость на 1785 год содержит сведения о том, что купец Иван Ершов имел два морских судна, Алексей Свешников  четыре. По одному судну для ловли рыбы или местных перевозок имели Петр Шмаков, С. Болотный, А. Латышев, а купеческая вдова Голубина  9 морских судов и одну кочмару.
       XIX век Архангельск встречал, имея на своей территории, не считая морских судов, 80 заводов. Среди них три судоверфи, 12 канатных заведений, 8 пековарен и смольных печей, 10 кожевенных изб и 8 пивоварен. Абсолютное большинство из них  69 заведений  принадлежали купцам и лишь 11  ремесленникам города.
       По подсчетам У.М. Поляковой, основная производственная прослойка города составляла 812 человек, или 80% от 1023 семейств, учтенных в обывательской книге 1786-1788 гг. Состав этой категории населения по ее имущественным признакам делился следующим образом:
      

    Группы населения

    Количество

    %

       Крупные торговцы-предприниматели (купцы I и II гильдий)

    59

    7

       Средние и мелкие торговцы и производители товаров (купцы III гильдии и посадские с капиталами от 100 до 400 руб.).

    179

    22

       Средние и мелкие предприниматели (купцы III гильдии и посадские с капиталами от 100 до 400 руб.).

    99

    12

       Мелкие цеховые ремесленники и наемные работники

    475

    59

       В том числе с капиталами от 20 до 50 руб.

    (280)

    (34)

    Итого

    812

    100

       Учтенная группа торгово-промышленного населения Архангельска четко делится на несколько прослоек. Крупное купечество составляло лишь 7% от общего ее числа, а вся торговая прослойка  20% учтенного городского населения: 201 семья из 1023.
       Значительную часть населения города составляли наемные работники (361 человек). Наиболее крупными группами среди них являлись, по наименованию того времени, прядильщики, мореходцы, торговые приказчики, а также горожане, занимавшиеся “черными работами” и находившиеся “в услужении” у городских жителей.
       Основное пополнение наемных работников Архангельска происходило за счет крестьян. Среди прядильщиков они составляли до 60%, а среди мореходцев, работавших по найму, до 45%.
       Развитие Архангельска в последней трети XVIII века характеризовалось притоком в него крестьянства. За 60-70 гг. в число посадских было зачислено почти 400 человек. Неудивительно поэтому, что недавние жители деревни существенно пополнили все основные категории торгово-промышленного сословия города. Среди владельцев заводов они составили около 40%, цеховых ремесленников  45%, наемных работников  32% и четверть всех торговцев.
       Это был период, когда бывшие крестьяне сравнительно быстро создавали крупные купеческие состояния.
       Ярким примером явилась судьба уже упомянутого выше крестьянина пригородной Заостровской волости Алексея Попова. Он вступил в посад в 1774 году и стал купцом 2-й гильдии.
       Практическая деятельность этого смекалистого помора носила разносторонний характер. Он начал дело с торговли продукцией местных крестьянских промыслов: закупал и продавал говяжье и ворванное сало. Затем, расширяя объемы сделок, он переключился на торговлю хлебом, рогожами, смолой и пенькой. Подключив к делу подросшего сына Василия, купец создал фирму “Алексей Попов и сын”.
       Уже в первой четверти ХIХ века фирма имела в своем распоряжении 26 кораблей, четыре завода: два сахарных, канатный, кирпичный, якорный и завод для обработки сукна. Сахарные заводы были довольно внушительными сооружениями. Трехэтажное здание одного из них имело размеры 16 на 7 саженей, т.е. примерно 33 на 14 метров. В его собственности имелось также несколько жилых домов с большими участками земли, 12 льняных и 22 амбара для пеньки.
       В это же время успешно продолжали свою деятельность потомки знаменитых холмогорцев Бажениных. По данным обывательской книги за 1786 год, 56-летний Иван Никифорович Баженин имел в Архангельске наследственный дом, 11 лавок и амбаров. Ему принадлежала родовая деревня Вавчуга, возле которой располагались корабельная верфь, водяные мельницы, кузницы, многочисленные сараи, фабрика парусных полотен. Он владел также домами в Товре и Уемской волости, пахотными и сенокосными землями. Правда, Баженин, будучи занят на городской службе (10 лет он исполнял обязанности городского головы) и постоянно проживая в Архангельске, сдавал свою верфь по договору в аренду купцам Ивану и Якову Лыжиным, на дочери одного из которых был женат Степан Баженин.
       Широкой известностью в Архангельске пользовалась купеческая семья Стукачевых. Основателю династии Андрею Ивановичу в 1786 году исполнилось уже 79 лет. Купцом первой гильдии стал его сын Матвей. Это были весьма состоятельные предприниматели. Они имели два дома в городе, один дом в деревне Мечке, возле которой располагались принадлежавшие им лесопильная и мукомольная мельницы, кузница для выковки якорей. Они были также собственниками 4 морских кораблей, один из которых ходил с грузами в заморские государства, остальные  на звериный промысел. Стукачевы имели в Архангельске 3 лавки.
       Потомственным купцом являлся 40-летний Алексей Николаевич Свешников. Он имел собственную корабельную верфь (бывшую Фразеровскую), соляные заводы в Ненокском усолье, несколько кораблей, которые отправлял в Голландию и Англию с собственными грузами и на звериные промыслы. Корабли сдавал иногда во фрахт заинтересованным купцам. Был женат на дочери купца Д. Баженина.
       Можно привести и другие примеры, показывающие состоятельность многих архангельских купцов. У всех богатых предпринимателей в конце XVIII века было нечто общее. Все они, как правило, вели оптовый торг. В то же время почти все они владели заводами или верфями и торговали с западными странами, т.е. были своего рода универсалами.
       Характерно, что именно эти, уже не раз упомянутые выше купцы, были удостоены почетного звания именитых граждан. Среди 13 архангелогородцев, удостоенных этой чести, почти все были предпринимателями, проявившими себя в период промышленного оживления жизни города. Среди них: К.А. Амосов, С.П. Крылов, И.Н. Баженин, Г.А. Ласкин, А.Т. Менсендейк, А.И. и В.А. Поповы, А.Н. Свешников, М.А. Стукачев, А.И. Фомин.
       Кстати заметим, что само звание именитых людей, введенное Жалованной грамотой городам 1785 года, действовало сравнительно короткий срок и было упразднено в 1832 году. По мнению исследователей, это произошло потому, что оно предполагало объединение разнородных групп .
       Называться именитыми имели право: лица, дважды избиравшиеся в высшие городские сословные должности, ученые, художники, капиталисты с капиталом более 50 000 руб., банкиры с капиталом от 100 до 200 тыс. руб., а также оптовые торговцы и судовладельцы, “отправляющие свои корабли за море”.
       Назначение звания состояло в том, чтобы выделить богатую часть горожан, для которых, при условии сохранения этого звания в третьем поколении, открывался путь в дворянство. Но неоправданность этой меры было вынуждено вскоре признать и правительство: в 1807 году правительство отменило звание именитых для купцов. Поэтому никто из архангелогородцев  именитых граждан не воспользовался главной законодательной привилегией, т.е. не обрел дворянства. Более того, роды Бажениных, Крыловых, Свешниковых, Стукачевых, Фоминых, холостяка Менсендейка вскоре или пресеклись, или прекратили свою предпринимательскую деятельность. А Я.С. Шунгин уже в 1800 году разорился и перешел в мещанское сословие.
       ... Конец XVIII  начало XIX вв. было временем, когда купец или промышленник, имея в виду, прежде всего быстрое извлечение прибыли, совершал операции в самых разных сферах. Коммерческая сторона дела во всех видах деятельности была аналогичной, так что способный предприниматель мог управлять любым делом. Правда, постепенно усложнявшаяся сфера деятельности предпринимателей вынуждала их менять управление своим разраставшимся хозяйством. Этим и было вызвано появление таких форм использования своей собственности, как отдача в аренду верфей и кораблей.
      

    * * *

       ...После краткого взлета торгово-промышленной жизни Архангельска к середине ХIХ века активность ее серьезно уменьшилась.
       Общее состояние фабрично-заводского производства в 1841 году характеризовалось такими данными:

    Фабрики и заводы

    Число заведений

    Произ.-во товаров (в руб.)

    Число рабочих

       Бумажные

    1

    2 970

    7

       Канатные и прядиленные

    7

    34 299

    87

       Сахарные

    1

    119 585

    45

       Кожевенные

    11

    17 796

    32

       Замшевые

    1

    500

    4

       Салотопни

    5

    4 860

    14

       Пековаренные и дегтярные

    12

    31 555

    29

       Коптильные

    2

    186

    2

       Красильные

    4

    710

    5

       Кирпичные

    4

    1 843

    36

       Саженные

    1

    30

    1

       Пивоваренные

    1

    6 955

    10

       Размол костей

    1

    360

    3

       Лесопильные

    2

    33 453

    106

    Итого

    53

    255 105

    381

      
       Нетрудно заметить, что наиболее крупными во всей губернии были три завода: сахарный и два лесопильных, на которых работало в среднем от 45 до 53 человек. Они давали значительно больше половины всей продукции, производимой в губернии. Продукция первого реализовывалась в основном на Севере, частично вывозилась на ярмарки в другие города. На всех остальных заводах и фабриках трудилось в среднем от одного до 12 человек. В основе их деятельности лежал ручной труд.
       Оценивая ситуацию с развитием ремесел и промышленности в губернии, губернатор П. Степанов в своем послании за 1841 год отметил, что она “развита еще весьма мало. Причина незначительности ее заключается в том, что жители губернии достаточно обеспечены в содержании своем временными занятиями и промыслами... Многие горожане служат у купцов приказчиками, занимаются браковкой товаров, погрузкой и разгрузкой. Выручкой, полученной во время сезона, они обеспечивают себя на целый год”.
       Анализ не блещет глубиной выводов и не отражает всей сложности положения, и даже широты понимания губернатором важности проблем развития северной промышленности. Своеобразными являлись и идеи губернатора о перспективах ее развития. В отчете, в частности, выдвигалось предложение о сооружении в Холмогорском уезде поташного и стеклянного заводов и о вывозе леса из Мезенского уезда за границу, так как он “остается без всякого употребления”. При этом руководитель губернии считал необходимым дать частным лицам, которые захотят заняться этими делами, максимум льгот, а еще лучше  “принять издержки на сооружение заводов за счет казны”.
       А следующий архангельский губернатор маркиз А.И. де-Траверсе, наоборот, высказался против государственной поддержки экономического развития Севера, посчитав, что следует “вообще развитие в северном крае промышленности оставить в настоящем положении, предоставляя лишь местным жителям способы улучшать и распространять их промышленность”. Тут, как говорится, не прибавить, ни убавить. Губернатор, чуждый интересам неизвестного ему края, не видел никаких перспектив его развития.
       Целый комплекс причин привел к тому, что ситуация в экономической жизни города почти не изменялась. В 1862 году, т.е. 20 лет спустя, в Архангельске насчитывалось лишь 21 предприятие, на которых трудились 177 рабочих. Только два из них по статистике той поры считались “машинными”: водочный и один из пяти канатных заводов. Ни одно промышленное заведение не имело в своем составе более 20 человек. На сахарном заводе, например, осталось всего 13 рабочих, на пивоваренном 7 и т.д..

    * * *

       Несколько иначе обстояло дело со строительством речных и морских судов в Поморье и приречных селениях губернии.
       В 1860 году в губернии было выстроено 1427 различных видов морских и речных средств передвижения, в том числе 16 шхун, 35 лодей, 28 раншин, 39 шняк, 822 карбаса и 472 лодьи.
       Если в 1850 году насчитывалось 756 кораблей, шхун, лодей и других судов, то к 1859 году их численность увеличилась до 1 294. В течение 10 лет количество судов и их тоннаж возросли почти вдвое, а число новоманерных шхун утроилось. Кроме этого, жители губернии владели в тот момент большим числом различных речных мелких судов. В 1861 году им принадлежало 11 268 речных судов. Число их, несмотря на значительные потери, практически не уменьшалось. За время с 1852 по 1861 гг. в среднем за год строилось около 1278 различного типа речных судов.
       Вдвое  с 5912 до 11 846  возросло за это время и число работников по найму у владельцев судов.
       Поддержание на необходимом уровне количества различных судов являлось жизненной необходимостью для поморских жителей губернии. В 1861 году почти 21 тысяча из них, или каждый седьмой взрослый человек, участвовал в зверином и рыбным промыслах, среди них  2892 судохозяина.
       Начиная с марта, жители Поморья отправлялись в становища, где занимались этим сложным и рискованным делом. После вскрытия Двины многие из них с рыбой отправлялись в Архангельск. Особенно много поморских судов скапливалось ко времени открытия Маргаритинской ярмарки. Ежегодно летом сюда приходило более 600 различных судов. Более 100 из них, как правило, побывали к тому моменту в Норвегии. Поморы отвозили в Варде, Тромсе и другие города хлеб, пеньку, крупу и другие товары, выменивали на них соль, треску, сайду. Часть из товаров, приобретенных за границей, они продавали в Архангельске, а остальные увозили домой, а на ярмарке запасались мукой и другими припасами с таким расчетом, чтобы их хватило на год.
       Но в целом общее состояние фабрично-заводской промышленности в Архангельске и во всей губернии почти не изменилось вплоть до начала 80-х годов. В 60-е годы исчез последний сахарный завод, который поддерживал долгое время купец Брандт. В начале 1861 года (с учетом Архангельского уезда) действовало четыре лесопилки, на которых работали свыше 270 рабочих. Они принадлежали купцам Брандту, Фонтейнесу и Шольцу. На них распиливалось ежегодно до 75 000 бревен для отправки за границу. А в остальном все оставалось без перемен.

    * * *

    ИСТОРИЯ ПЕРВОЙ АРХАНГЕЛЬСКОЙ

    КУПЕЧЕСКОЙ БУМАЖНОЙ ФАБРИКИ

      
       Переход бывших купцов-торговцев к созданию собственных промышленных заведений - заводов и фабрик являлось сложным и для многих из них не всегда удачно складывавшимся процессом. Очевидно, для промышленного предпринимательства требовались несколько иные деловые качества, чем для ведения торговых операций.
    Оборачиваемость капитала в этой сфере происходила значительно медленнее, чем в торговых делах. К тому же требовался быстрый учет всех новинок, применявшихся конкурентами, чтобы держаться “на плаву”, не отставать от конкурентов.
       Поэтому в конце обзора некоторых особенностей экономического развития города и всей губернии, а также деятельности отдельных предпринимателей того времени, хочу особо выделить, говоря современным языком, судьбу промышленного комплекса на реке Мечке, т.е. примерно в тех местах, где нынче действует акционерное общество Архангельский целлюлозно-бумажный комбинат.

    * * *

       Примерно за полвека существования этого комплекса четко проявились три особенности деятельности архангельского купечества. Это, во-первых, проявление инициативы, поиск новых, необходимых для губернии видов производств; во-вторых, в то же время предприимчивые люди не всегда поспевали вовремя применить более эффективные методы работы и, в-третьих, энергичное вмешательство в частное предпринимательство (особенно в случае неудачного ведения хозяйства) органов государственной власти.
       Длительное время, начиная с XVIII века, здесь, почти в 30 километрах от города, успешно вели свое дело известные архангельские купцы Стукачевы. Они имели на реке Мечке лесозавод, мукомольную мельницу и кузницу для выковки якорей. Однако в начале XIX века вследствие ряда причин купцы ликвидировали свое хозяйство.
       В 1815 году землю, некогда принадлежавшую Стукачевым, выкупил архангельский купец 3-й гильдии, выходец из Кегостровской волости Архангельской округи Иван Яковлевич Демидов.
       46-летний купец вел в то время значительную торговлю в Архангельске, имел в центре города большой каменный дом, был известным человеком: более 12 лет служил бургомистром в городском магистрате, исполнял обязанности городового старосты и пристава. Одним словом, он разбогател и обрел общественный вес.
       Демидов решил заняться новым в городе делом - соорудить бумажную фабрику. Убеждая в необходимости этого шага губернатора Андрея Перфильева, он ссылался на то, что во всей губернии нет ни единой бумажной фабрики, и что бумагу в Архангельск завозят из-за границы и из Вологды. Купец был убежден в том, что можно “получать выгоды от продажи сего изделия”. 8 июня 1816 года архангельский губернатор предложил губернскому правлению всячески “благоволить” постройке бумажной фабрики и никаких препятствий ему в этом деле не чинить.
       21 июня 1816 года Иван Демидов получил разрешение на постройку бумажной фабрики. Как видно из документов, дело о разрешении нового сооружения решалось очень быстро.
       Что же представляла собой бумажная фабрика той далекой поры, какова была технология получения крайне дефицитного по тому времени продукта - бумаги?
       Иван Яковлевич проявил на первых порах завидную изворотливость. Фабрика, сооруженная за короткие сроки, занимала до двух десятин земли. На этой территории размещались деревянные одноэтажные сооружения общей длиной более 12 саженей. В их состав входили три флигеля, два амбара для сушки и хранения бумаги. Внутри основного “цеха” стояли три котла для варки сандала и клея, четыре чана для производства массы.
       К моменту пуска в строй на фабрике работали 17 человек, в основном бывшие крестьяне. В их числе был один мастер и 4 подмастерья.
       В течение примерно 45 лет (с 1820 по 1865 гг.) это, единственное в своем роде, купеческое детище губернии снабжало своей продукцией различные конторы, сахарные заводы и учебные заведения губернии, вывозилось на торги в другие регионы.
       Сырьем для приготовления бумаги, как и на всех фабриках той поры, являлось тряпье, которое собиралось в основном в Архангельске и его окрестностях. Клей, необходимый для производственного процесса, варился непосредственно на фабрике из обрезков кожи и оленьих рогов. Сандал для окраски бумаги закупали за границей. Для отбеливания массы, а также для удаления из нее грязи и жира использовались квасцы и известь.
       Тряпичная масса тщательно разбиралась, варилась в воде с известью, затем измельчалась, опять варилась и так до той поры, пока не получалась однородная масса. Эта масса попадала далее в руки черпальщиков, которые брали ее определенной формой, равномерно распределяя по сетке. При помощи кусков сукна и пресса, в конце концов, получали прочные листы бумаги, которые пропитывали клеем, вновь сушили и прессовали.
       Учетной единицей выпуска продукции служила стопа - 480 листов, которая в свою очередь, делилась на дести, содержавшие по 24 листа каждая. В 1824 году на фабрике Демидова было выработано 1450 стоп писчей и 450 синей, оберточной, сахарной и чайной бумаги. Бумага продавалась в специальном магазине в Архангельске, ее приобретали владельцы сахарных архангельских заводов.
       Успешная работа бумажной фабрики вдохновила купца на строительство на той же речке двух лесопильных заводов и двух мукомольных мельниц. Лесопилением занимались один мастер и до 25 человек рабочих. Общая стоимость всего имущества и оборудования определялась к 1834 году в солидную сумму - 44 тыс. рублей.
       Механизмы всех трех производств приводились в действие водой. Вода крутила барабаны с ножами, рубившими тряпье, вращала жернова для размола зерна и помогала распиливать сосновый лес длиной около трех саженей, толщиной 8 вершков.
      

    * * *

       Как же сложилась судьба первой в губернии бумажной фабрики?
       Во-первых, деятельность этого заведения продолжалась довольно значительный срок - около 45 лет. На нем производилось ежегодно около двух тысяч стоп различных видов бумаги. В 1824 году, например, на фабрике Демидова было изготовлено 1450 стоп писчей и 450 синей, оберточной, сахарной и чайной бумаги. Это означало, что здесь вырабатывалось ее до миллиона листов. Некоторое время спустя после пуска в строй фабрики Иван Демидов стал купцом 2-й гильдии с объявленным капиталом 20 000 рублей.
       Во-вторых, фабрика на первых порах приносила некоторую прибыль ее владельцам. В течение 1851 года один из ее владельцев, купец В. Брандт получил доход от продажи бумаги около 12 тысяч рублей - немалый по тем временам капитал.
       В-третьих, постепенно в районе реки Мечки сложился весьма внушительный промышленный комплекс. Помимо бумажной фабрики в его состав входили сооруженные на этой же территории, мукомольная мельница и два лесопильных завода, на которых было занято значительное количество северных крестьян. Только на бумажной фабрике работал мастер и до 20-25 человек вольнонаемных чернорабочих.
       В-четвертых, нельзя не отметить, что выработка бумаги производилась крайне примитивным ручным трудом, без применения каких-либо машин. В ежегодных отчетах всех владельцев предприятия единодушно отмечалось, что “на фабрике никаких улучшений и изобретений сделано не было”. Единственным средством приведения механизмов в действие являлась сила воды, при помощи которой вращались барабаны для измельчания тряпичной массы, а также действовали пилы на лесопильных заводах. И так продолжалось в течение всего периода существования фабрики.
       В-пятых, первой бумажной фабрике на Севере не повезло: она несколько раз меняла своих хозяев. Ее создатель Иван Демидов умер в 1833 году. Все его разросшееся к тому времени солидное хозяйство на реке Мечке: два лесопильных завода, мукомольня с двумя мельницами и бумажная фабрика перешли в вечное владение наследнику Демидова - его 23-летнему сыну Афанасию Ивановичу.
       Новый хозяин имел большие планы. Свидетельством этого является водяной знак фабрики, который мы воспроизводим в нашей книге. На знаке сохранилась надпись: “Архангельского купца Афанасья Ивановича Демидова бумажная фабрика”, а также гербы России города Архангельска, вензель с инициалами купца “АД” и другими атрибутами.
       Однако деятельность Афанасия Ивановича была краткосрочной: она продолжалась менее четырех лет. В 1837 году купец умер в возрасте 26 лет. После его кончины на наследниках остался крупный долг городской казне.
       Наследникам Афанасия Ивановича, а ими оказались женщины (мать, жена купца и его сестры), пришлось заложить всю принадлежавшую семье недвижимость: строения не Мечке, каменный дом в центре города и флигель в Соломбальской гавани.
       После этого фабрика перешла в руки родственника Демидовых, известного архангельского торговца и судовладельца Степана Попова, приобретшего право использовать ее до окончания арендного срока - до 15 ноября 1845 года.
       После наступления этого срока все предприятия на Мечке на 15 лет взял в аренду могущественный предприниматель того времени Вильгельм Брандт. Его ежегодные отчеты о работе бумажной фабрики содержат по сути дела те же сведения, какими они были и при основателе фабрики.
       “На фабрике, - гласил один из них, - особых машин не имеется, выработка бумаги производится посредством устроенного в оной механизма, приводящего в действие водою... Улучшений на фабрике произведено не было и особых изобретений не сделано. Фабрика размещается в одном деревянном строении. Число чанов для выпуска материи и черпания бумаги оставалось также прежним - четыре”. И, тем не менее, как уже отмечалось выше, Брандт получал доход от фабрики: в 1851 году он составил 11600 рублей.
       В 1861 году новым владельцем фабрики стал архангельский купец Александр Чертов. Это был достаточно состоятельный человек, выходец из Емецкой волости. Он имел в центре города два каменных дома, вел торговлю, занимался частными и казенными подрядами. Чертов заключил с Архангельской палатой госимуществ контракт на владение всеми заведениями сроком на 12 лет на условиях ежегодного платежа в пользу казны 2032 рубля.
       Согласно описи, составленной палатой госимущества, при заключении контракта 1 января 1861 года, в состав имущества входили два лесозавода, две мукомольных мельницы, бумажная фабрика, а также амбары, дома, флигели, кузница, баня, конюшня и ряд других строений.
       Однако купец оказался не в состоянии справиться со сложным и новым для него хозяйством. Ряд причин способствовал тому, что предприятия Чертова, в особенности лесопильные заводы, оказались неконкурентоспособными. Дело в том, что Архангельские лесопромышленники в то время сооружали лесозаводы, оснащенные паровыми котлами, т.е. использовали самые передовые методы обработки древесины. Мечкинские же заведения действовали по старинке: приводились в действие силой воды, которой из-за мелководья реки недоставало для нормальной работы. И они не могли конкурировать с новыми предпринимателями лесопильного дела.
       К тому же мечкинские заводы требовали больших накладных расходов. Владельцам сложного хозяйства приходилось содержать каскад плотин. Четыре речных заграждения, шириной от 15 до 26 саженей требовали тщательного ухода и больших дополнительных издержек, значительного числа рабочих. Недостаток воды позволял распиливать в течение года не более 10 000 бревен. К тому же крайне неудобным был подвоз, как древесины, так и тряпичного сырья. Дорого обходилась и транспортировка готовой продукции в Архангельск, отстоявший от реки Мечки на расстоянии около 30 верст.
       Все это привело к тому, что Александр Чертов обратился в палату государственных имуществ освободить его от содержания Мечкинских заводов. В августе 1865 года все заводы были остановлены. Однако отрешиться полностью от владения имуществом было не так-то просто. Начался длительный процесс описи всего имущества, составления акта и поиска желавших взять его в арендное пользование.
       Архангельская губернская палата приняла, в конце концов, решение продать все недвижимое имущество. Трижды в течение 1866 года в газетах Архангельской, Вологодской, Костромской и Олонецкой губерний помещались пространные объявления о продаже имущества мечкинских заводов или отдачи их на содержание.
       Но все было тщетно - деловых людей, пожелавших совершить эти действия, не нашлось ни на одной территории.
       Перечислив упомянутые выше особенности заводов, Архангельская палата госимуществ сообщала в лесной департамент, что она не находит “способов продать заводы и строения с землей в частную собственность... ибо нельзя надеяться, чтобы здешние лесопромышленники, имея свои собственные и совершенно новые паровые заводы, пожелали взять в оброчное содержание Мечкинские лесопильные заводы”.
       А тем временем, купец Александр Чертов, содержатель этого хозяйства, умер, оставив наследникам огромный долг на сумму свыше 14 тысяч рублей. В погашение долга жене Чертова пришлось продать два каменных дома и другое имущество.
       В течение этих лет власти были вынуждены неоднократно производить переоценку мечкинского имущества. В 1866 году, например, цена ее составляла 7769, а через три года уже 2967, а без земли всего - 1777 рублей. В конце концов, власти приняли решение продать всю недвижимость “с землей или на снос, все вместе взятое или же по частям”.
       Обосновывая необходимость подобного шага, управление государственных имуществ Архангельской губернии объясняло, что торги не имели успеха “по причине дурного устройства и невыгодного местоположения означенных заводов”. Указывая, что дальнейшее оставление этого имущества в ведении казны принесет ей одни неоправданные издержки, оно просило разрешения на продажу имущества “со всеми строениями... на снос, без земли в полном составе или по частям, не стесняясь оценкой, за возможную выгодную для казны цену”.
       Вопрос о продаже всего имущества бывших заводов на снос решался на высшем уровне, т.е. для этого требовалось согласие царя. Директор лесного департамента министерства государственных имуществ с неким облегчением сообщал 3 апреля 1869 года управлению государственных имуществ Архангельской губернии: “Я имел счастье всеподданнейшим докладом испрашивать Высочайшего его Императорского Величества разрешения на продажу Мечкинских лесопильных заводов со всеми строениями, хозяйственным оборудованием на снос, без земли в полном составе или по частям, не стесняясь оценкой... В 31 день марта с.г. и последовало высочайшее соизволение. Предлагаю принять это к надлежащему исполнению и о результатах продажи своевременно доносить”.
       Между тем, общая цена всех строений к этому времени упала до 2892, а на снос без плотин - всего до 1702 рублей.
       В ответ на новое предложение дружно откликнулись крестьяне окрестных деревень: Мечки, Ширши, Чевакинской, Горки и ряда других. По сути дела все имущество пошло, как говорится “с молотка”, за гроши. Достаточно отметить, что Яков Пестов купил сарай за 30... копеек, а большое строение для рубки тряпок за полтора рубля. Две лесопильные рамы ушли всего за 27, а мукомольная мельница - за три рубля. Последним, уже в январе 1871 года, был снесен и увезен в деревню сушильный сарай бумажной фабрики. Общая выручка от подобной реализации былого комплекса составила всего 501 рубль. С того времени пространство общей площадью в 6 десятин 1266 саженей было вновь причислено в число Княжеостровской земельной площади.
       Такова вкратце во многом поучительная история Мечкинской бумажной фабрики - этого своеобразного предшественника целлюлозно-бумажных комбинатов нашей области.
       Тем не менее, опыт сооружения и работы первой бумажной фабрики не пропал даром. В июне 1864 года купец 2-й гильдии Иван Иванович Гернет обратился с письмом на имя императора Александра II, в котором он писал: "Состоя уполномоченным Беломорской компании, желаю устроить с ее согласия, на ее земле, находящейся в Архангельском уезде по реке Маймаксе, собственный свой бумажный паровой завод для выделки преимущественно бумажного толя и бумажных войлоков". Он просил "учинить" распоряжение о дозволении "устроить таковой завод".
       Губернское правление быстро прислало купцу ответ, в котором заявило: "никаких препятствий для сооружения завода оно не имеет". Правда, тем временем Гернет изменил решение. Значительную часть своего капитала он вложил в лесопиление, соорудив вместе с крестьянином Петром Амосовым лесозавод в Соломбале.
       Несколько позднее подобный объект пытался построить в Архангельске или на территории нынешнего Плесецкого района купец первой гильдии А.Ю Сурков, но вследствие ряда причин он не смог претворить в жизнь свой план.
       Идею о строительстве целлюлозно-бумажного предприятия вынашивал уже в ХХ веке владелец Цигломенского лесозавода Андрей Чудинов. Но окончательно этот замысел на территории бывшей Архангельской губернии удалось реализовать значительно позже, лишь в годы Советской власти. Она нашла свое воплощение в сооружении сначала Соломбальского, а затем Архангельского и Котласского целлюлозно-бумажных комбинатов.
      
      
      

    СЕМЕЙНЫЕ ФИРМЫ, ТОРГОВЫЕ ДОМА,

    АКЦИОНЕРНЫЕ КОМПАНИИ

       Важную роль в развитии предпринимательства в России сыграли реформы, осуществленные в России в первой трети XIX века.
       Во-первых, в это время значительно расширились возможности заниматься торгово-промысловой деятельностью для крестьян. Указами от 23 февраля 1806 года и 29 декабря 1812 года они получили право вести оптовую и розничную торговлю в городах, в том числе - импортными товарами. Для предпринимателей из крестьянства были введены шесть разрядов приобретаемых ими свидетельств. Первые три разряда давали соответственно права купцов 1-й, 2-й и 3-й гильдий. Это означало, что владелец свидетельства 1-го разряда мог вести любую торговлю на внутреннем и даже на внешнем рынках.
       Во-вторых, в стране появилась законодательная основа для создания крупных торговых и промышленных объединений. По императорским указам от 1 января 1807 и 6 декабря 1836 в России начала развиваться акционерная форма предпринимательства. Акционерные общества, учреждавшиеся для эксплуатации торговых и промышленных заведений, позволяли соединять капиталы, увеличивать масштабы того или иного дела и, таким образом, обеспечивать более быстрый темп развития экономики. Постепенно в российском законодательстве были выработаны две основные организационные формы предприятия с коллективным собственником: торговый дом и акционерное общество.
       Прежде чем анализировать конкретные виды северной торговли, обратим внимание на некоторые понятия, связанные с ее организационными формами. Среди них на разных этапах истории фигурировали складничество, фирма, торговые дома и акционерные компании.
       Специфические условия края, использование речных и морских судов для добычи и доставки продуктов обмена на рынки издавна способствовали зарождению на Севере складничества, т.е. объединения той или иной группы людей для совместного ведения торговли и промыслов.
       Складничество среди русских купцов, связанных с ведением промыслов и внешней торговлей, упоминается в источниках с XIII века. Торговцы-складники (чаще всего это были родственники или близкие люди) выступали как единое торговое объединение. Доход они делили из расчета внесенных каждым из них паев, т.е. количества товаров. Соглашения между складчиками могли быть разовыми или же длительными.
       Резонно предположить, что эта народная, стихийно родившаяся форма объединения торговцев явилась своего рода предшественницей более совершенных, узаконенных государством торговых домов и акционерных компаний.
       Петр I, изучив опыт западных стран, в своих указах (в 1706 и 1723 гг.) повелевал “купецким людям торговать так же, как торгуют иных государств торговые люди компаниями, и чинить отпуск товаров компаниями к городу Архангельскому”.
       Подобные предписания, как будет отмечено ниже, северные купцы пытались претворить в жизнь еще при жизни реформатора, но, как правило, компании вследствие ряда причин медленно прививались на российской почве. Кроме того, Высочайшие указания пока содержали лишь самые общие пожелания. Никаких узаконенных форм объединений торговых людей еще не было.
       Среди упомянутых выше понятий выделяется понятие фирмы. Об этом следует сказать особо. Дело в том, что оно, в отличие от других, появилось еще в XVIII веке, широко употреблялось в документах и в обыденной жизни вплоть до революции 1917 года.
       Строго говоря, под фирмой всегда понималось имя купца, которым он, вступая в коммерческие сделки, подписывался в торговых документах. Это слово происходит от иностранного глагола firmare  утверждать, ставить подпись.
       Понятие “фирма” впервые появилось в Западной Европе в средние века и распространялось как на юридические лица, так и на единоличные торговые заведения. На деле понятие “фирма” означало замену имен многих “товарищей” одним  товарищем-распорядителем, если она объединяла несколько складчиков. Название фирмы становилось, таким образом, важнейшим признаком отличия ее от других. Под своим именем фирма становилась известной широкому кругу лиц, обретала в торговом мире определенную имущественную ценность, ограждавшуюся законом от посягательств третьих лиц, могла даже передаваться ближайшему родственнику. Понятие фирма выражалось в подписи, которую ставили не только на документах, исходящих из предприятия, но и на бланках бумаг; создатели имели право обозначать название фирмы на вывеске и на товарном знаке.
       По мнению специалистов, российское законодательство “почти игнорировало не только понятие, но и само слово “фирма”. Однако вопреки всему, как уже отмечалось выше, это понятие широко использовалось в практике российского предпринимательства, с ним считались и власти. Приведу лишь два примера.
       В 1795 году купец первой гильдии Михаил Иванович Плотников просил у императрицы позволения производить свои торговые дела “как при здешнем порте, так и в прочих Российской империи городах от общего с сыном имени под фирмою “Михайло Плотников с сыном Иваном”. Сообщая далее, что отныне все дела их будут совместными, глава фирмы просил разрешения сделать об этом соответствующее распубликование в печати.
       Поскольку в то время в Архангельске еще не было типографии, то 20 июня 1795 года в издательстве Московского университета было напечатано такое извещение: “Архангельское наместническое правление чрез сие объявляет, что архангельский первой гильдии купец Михайло Иванов сын Плотников, приняв к себе сына своего Ивана для произведения коммерческих дел товарищем, доверяет ему производить торговлю от общего имени под фирмою “Михайло Плотников с сыном Иваном”.
       Подобным же образом утверждали свое новое торговое дело сыновья известного архангельского купца Алексея Попова  Иван и Василий, испрашивая после смерти отца, последовавшей в 1805 году, Высочайшее позволение вести его под фирмою “Алексея Попова сыновья”. Характерно, что когда в 1809 году братья решили разделиться и вести дела отдельно друг от друга, то старший сын Василий Алексеевич добился права сохранить прежнее название фирмы. Свое право на наследование ее имени он обосновывал тем, что в течение 16 лет состоял с отцом в одной фирме, был его старшим сыном и делал это, как он писал в своем заявлении, в знак “должного сыновнего почтения и незабвенной памяти родителя своего”.
       После законодательного закрепления в России новых типов торгово-промышленных объединений в форме торговых домов и акционерных компаний слово “фирма” в сочетании с именем ее владельца употреблялось, как название его заведения, хотя по своей юридической сущности оно могло быть торговым домом или акционерным обществом.

    * * *

       Понятие акционерная компания было известно российскому законодательству также с XVIII века. Но окончательно правовое оформление этого вида предпринимательства закрепил императорский Манифест от 1 января 1807 года “О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий”.
       “Желаем,  говорилось в этом документе,  чтобы верноподданное наше купечество, особливо для преобладания во внешней торговле, впредь производило свой торг в образе товариществ”.
       Император придавал своему манифесту принципиальное значение. Отметив, что высшая власть в России всегда отмечала купечество, документ констатировал, что прежние отличия, тем не менее, пока еще “не могли возвысить целого состояния” и что “новый памятник должен означать бытие его в составе Государства, а новые выгоды и отличия, даруемые купечеству, должны утвердить “на вечные времена” новые способы, а также “распространить и усилить торговые предприятия”.
       Манифест установил в качестве основной формы ассоциированных предприятий торговый дом, который мог быть двух типов (“полное товарищество” и “товарищество на вере”). В том и другом случае каждый партнер нес ответственность за долги фирмы всем “имуществом своим движимым и недвижимым”. Но между ними было и существенное различие. В “товарищество на вере” могли приниматься негласные компаньоны или вкладчики, финансовая ответственность которых за объединение ограничивалась только размером их инвестиций. Кроме того, последние “не имели права обязываться от имени торгового дома”. На деле подобный подход приводил к тому, что состоятельные коммерсанты, основывая свой торговый дом, ради безопасности следили за тем, чтобы лишь они одни или члены их семей являлись совладельцами фирмы.
       По русским законам для создания полного товарищества требовалось: наличность торгового предприятия, общая фирма, в которой должны быть названы имена одного или нескольких товарищей с указанием на то, что в торговом доме принимает участие ряд лиц (“и К®”) и установление коллективной ответственности за действия каждого из товарищей. Кстати, формула “и К®” использовалась и в названиях фирм, у которых был единственный собственник.
       Манифест 1807 года предусматривал обязательную регистрацию торговых домов в магистратах и городских думах, оповещение об этом всех купцов “печатными листами”. Этот закон оставался неизменным вплоть до октября 1917 года.
       В манифесте 1807 года говорилось и о “товариществах по участкам”, т.е. об акционерных компаниях. Однако положение об этом виде объединений формулировалось пока в самой общей форме, а возможности их создания предусматривались как исключение, только с разрешения императора и с правом допуска в них “участников из всех состояний”, в том числе лиц, которые не принадлежат к купечеству.
       Уместно отметить, что манифестом 1807 г., было проведено четкое разграничение отечественных и зарубежных купцов. Последние должны были регистрироваться в качестве "иностранных гостей" ("заезжих купцов"), если они желали пользоваться соответствующими правами. Возможность записаться в одну из трех купеческих гильдий имелась только у российских подданных. Иностранцы не могли пользоваться гильдейскими привилегиями и лишь в виде исключения получали право на торговлю, производство или судоходство. В то же время, согласно указам более позднего времени (1826 и 1827 гг.), иностранные предприниматели, уже имевшие в России промышленные предприятия и не зарегистрированные в качестве иностранных гостей, должны были также записываться на срок до 10 лет в одну из двух высших купеческих гильдий (не будучи при этом обязанными принимать российское подданство). Но последнее становилось обязательным по истечении этого срока. Кто не хотел этого сделать, должен был продать свои предприятия. Нетрудно понять, что эти меры подталкивали иностранцев к ускорению принятия российского подданства, к обретению России в качестве второй родины.
    Предприниматели России, руководствуясь этими законами, начиная с 1799 по 1836 г. создали 58 компаний, 41 из которых открыла свои действия. Первой среди них в XIX веке была Беломорская компания.
       Оживление, начавшееся в промышленной сфере, вынудило правительство срочно разработать закон о создании акционерных компаний. 6 декабря 1836 года Николай I утвердил “Положение о компаниях на акциях”.
       Закон явился выражением своеобразного государственного попечительства о развитии промышленности в России. Он, отметив, что “учреждение компаний на акциях, общими законами дозволяемое, не было доселе определено положительными правилами”, рассматривал компании как наиболее удобную форму использования свободных частных капиталов. Закон гласил, что отныне “каждому раскрыт... свободный путь участия в выгодном помещении капитала на общих для всех единообразных правилах”. В последующее время в закон вносились различные дополнения и уточнения, но в принципе он являлся главным документом, на основе которого происходило акционирование российских промышленно-торговых предприятий.
       Что же конкретно вносил нового закон 1836 года? Кроме торговых домов, законодательство с этого времени предоставляло право основывать акционерные общества. Как и торговые дома, эти объединения также имели две формы: акционерное общество и товарищество на паях. Товарищество на паях давало возможность ограничить число пайщиков узким составом членов семьи и знакомых. Акционерное же общество могло иметь неограниченное число анонимных пайщиков. Как уже отмечалось, этот род объединения допускал к сотрудничеству в нем не только купцов, но и лиц “всех состояний”.
       Основное различие между торговыми домами и акционерными обществами состояло в том, что участники торгового дома (“товарищи”) в случае несостоятельности фирмы могли лишиться не только средств, вложенных в дела фирмы, но и всего принадлежащего им имущества. Участники же акционерной компании (“акционеры”) или товарищества на паях (“пайщики”) несли ответственность в пределах их вкладов в основной капитал предприятия. Отсюда вытекало существенное различие, как в порядке учреждения, так и в регламенте деятельности этих предприятий. Для оформления торгового дома было достаточно засвидетельствования городской управой и извещения об этой акции в местной печати. А учреждение акционерной кампании могло осуществляться только с разрешения царя или правительства. Указывая на это, закон оговаривал, что разрешение правительства “не заключает ручательства его в успехе самого предприятия”. Для начала деятельности компании требовалось создание и утверждение ее особого устава, т.е. внутреннего закона.
       Поскольку круг акционеров мог быть очень широким, то акции компании могли переходить из рук в руки, обращаться свободно на бирже. Поэтому размер основного капитала компании закреплялся законом как гарантия ее кредитоспособности. В этом смысле встречающиеся в литературе термины “акционерное общество”, “акционерная компания” и “товарищество на паях” (с 1836 года) трактовались как тождественные.
       Закон, подписанный Николаем I, установил именной тип акций. Он, в частности, гласил: “Во всех без изъятия компаниях, которые после издания сего положения учреждаться будут, дозволяются только именные акции, т.е. с точным обозначением на ней лица получателя: звания или чина, имени, отчества и фамилии”. Закон ввел ряд ограничений в размерах землевладения, а также для акционеров и членов правлений по национальным и вероисповедным признакам. В частности, вводилось такое правило: учредителям разрешалось приобретать не более одной пятой части всех акций. Поскольку оба типа акционерных компаний вплоть до 1917 года находились под строгим надзором правительства, это давало бюрократии широкую возможность для вмешательства в предпринимательскую деятельность. Заметим также, что российские предприниматели средней руки предпочитали создавать торговые дома, так как этот вид объединения меньше, чем акционерное общество, подвергался государственному контролю и в то же время позволял успешно привлекать новые капиталы.
       Исследователи пришли к выводу о том, что как для русских, так и для иностранных создателей акционерных компаний существовали три основные трудности, связанных с их основанием и деятельностью.
       Первая из них состояла в сложности и длительности процедуры утверждения устава создаваемой компании или общества. Учредители были обязаны выработать проект устава компании, в котором следовало указать цель компании, название фирмы, под которой она будет действовать, размер основного капитала, органы управления, а также другие нормы, которые не противоречили закону. Устав акционерной компании в России и даже последующие изменения его обязательно утверждались императором.
       Во-вторых, в России не были четко определены права акционеров на приобретение земли. Формально акционерным обществам разрешалось приобретать участки до 200 десятин за пределами городских территорий. Для покупки земли сверх этой нормы требовалось новое специальное разрешение, что также требовало немалых хлопот и отнимало массу времени.
       И, наконец, в-третьих, в России действовали дискриминационные правила по отношению к иностранцам и лицам иудейского вероисповедания. Тех и других сначала запрещалось включать в состав правлений обществ, поэтому предприниматели действовали через обходные пути.
       Всего в течение ХIХ века в Архангельске зарегистрировано более 70 различных объединений. Это были в основном торговые дома, капиталы которых составлялись ближайшими родственниками или хорошо знакомыми между собой людьми. Многие из них создавались на короткие сроки, меняли названия в связи с вхождением в их состав сыновей создателей фирм и т.д.
       Еще в начале века объявили о своем существовании фирмы “Менсендейк и К®”, “Артур Кейли и К®”, “Брандт, Родде и К®”. Несколько новых фирм возникло в Архангельске в 20-е годы, после того как по указу императора Александра I городское купечество получило ряд очень важных льгот. В 1823 году жители Архангельска, купцы первой гильдии, имевшие капитал по 50 тыс. руб., Ф.А. Клефекер (выходец из Гамбурга) и Г.Н. Молво (уроженец Нарвы) основали торговый дом “Клефекер и Молво”. Тогда же в Архангельске появился внук знаменитого Родиона Фанбрина. В 1789 году его дед стал российским подданным, был купцом 1-й гильдии, руководил фирмой “К® Родион Фанбрин  сыновья”. Внук же вследствие расстройства дел переселился из Петербурга в Архангельск и записался в 3-ю гильдию.
       Заслуживает внимания достаточно сложная процедура вступления иностранцев в права иностранных гостей и получения ими права на создание своей фирмы. Покажем это на конкретном примере. 10 апреля 1829 года великобританский подданный Давид Морган обратился к “Господину архангельскому Градскому главе” с просьбой: “На основании Высочайшего манифеста 1 генваря 1807 года на сей текущий 1829 год имею [желание  Е.О.] производить торг в Архангельске по званию и по праву иностранного гостя, для чего объявляю капиталу 50100 рублей, доказываю свое состояние наличными деньгами. В семействе никого не имею. А мне 20 годов”. Молодой торговец, объявив далее об уплате положенной пошлины в размере 250 рублей, просил “записать в число иностранных гостей”.
       Через две недели последовало разрешение генерал-губернатора С. И. Миницкого. Получив этот документ, Морган уже вместе со своим земляком, великобританским подданным Феликсом Кларком, 1 мая подали заявление в городскую думу с просьбой разрешить им открыть торговый дом “Кларк, Морган и К®”, заявив при этом, что торговать они будут одни и никто из живущих в России участвовать вместе с ними в торговле не будет.
       Подобным же образом создавалась торговая фирма “Менсендейк и К®”. В октябре 1802 года архангельский военный губернатор предложил губернскому правлению “издать надлежащее постановление о приеме купцом Антоном Менсендейком товарищами в свою контору английского купца Ивана Гембри и архангельского временно записавшего купца Федора Олдекопа”. 23 октября был издан Высочайший указ об утверждении фирмы, а затем по своеобразной цепочке этим делом занимались городской магистрат, таможня, холмогорская, онежская полицейские власти и другие органы. В это же время возникли фирмы “Гернет и Клефекер”, “Маккензи и К®” и др.
       Окончательно вопрос об открытии деятельности фирмы разрешался только после указа императора, по сути дела издаваемого от Высочайшего имени местными органами власти. Многие документы свидетельствуют о гибкости в ведении коммерческих дел, быстроте реакции выходцев с Запада на все перемены в экономической жизни России, малейшие изменения в ее законах.
       В отличие от выходцев с Запада русские купцы действовали по преимуществу в одиночку. С некоторой долей условности архангельскими торговыми фирмами в начале XIX века можно считать семейные объединения “Алексей Попов с сыном”, “Кузьма и Афанасий Амосовы”, “Алексей и Гаврило Плотниковы”, “Вдова Егора Латышева с сыном”. Несколько семейных торговых дома имели в Архангельске в тот период вологодские купцы (три принадлежали купцам Митрополовым, один  Осипу Ханжину с сыновьями и один  братьям Ягодниковым).

    * * *

       Начало XIX века ознаменовалось первой значительной попыткой создания (в августе 1803 года) Беломорской акционерной компании с общим капиталом 444 тыс. рублей, 30 тыс. из которых составили собственные средства основателей дела, 139 тыс. сумма от продажи акций, 150 тыс. дало правительство на 8 лет и 42 тыс. вложил известный государственный деятель граф Н.П. Румянцев. О важности события свидетельствовал тот факт, что император Александр I лично утвердил правила ее деятельности и даже приобрел в знак одобрения этого начинания 10 акций. В составе организаторов дела были русские купцы К. Анфилатов, А. Попов и иностранец К. Дорбекер, проживавший в Архангельске.
       Получив ряд существенных льгот, компаньоны приступили к делу: ловле рыбы и развитию зверобойного промысла. Компания приобрела 5 различных судов, около двух десятков карбасов. Руководящее положение в ней занял помор Влас Ермолин. Начало работы было успешным: в течение первого года компаньоны смогли заготовить 3 тыс. пудов ворванного сала, 14,5 тыс. пудов трески и другой рыбы, 7,5 тыс. пудов семги и другой продукции.
       Однако в последующие годы компанию постигла серия неудач: гибель судов от штормов и потери их от нападения французских и английских пиратов. Все это, а также недостатки организационного характера привели к банкротству компании, и в 1813 году она прекратила свое существование.
       Историк В.П. Пузырев, исследовавший деятельность Беломорской компании, оценил ее создание как “первую попытку организации и использования на морском транспорте России акционерной, торгово-промышленной компании, первой судовладельческой компании капиталистического типа, действовавшей независимо от правительства на основе хозяйственного расчета”.
       В отличие от первых объединений подобного типа, создававшихся крупными вельможами в XVIII веке, компания не ограничилась скупкой и перепродажей продукции морских промыслов. Она сама заготовляла морского зверя, организовывала ловлю рыбы, закупая с этой целью собственные суда и оборудование, пыталась осуществлять бартерные сделки с Норвегией, доставляя туда хлеб.
       После краха ее деятельности долгое время на Севере не предпринималось подобных попыток. По-прежнему рождались мелкие семейные фирмы. Порядок учреждения их после издания законов в 1807 году в течение всего века был предельно кратким. Так, например, 18 декабря 1881 года И.М. Шубный известил городскую управу о том, что: “учреждено между собою полное товарищество торговать хлебом и другими товарами под фирмою торговый дом “И.М Шубный с сыном” и что все документы действительны за подписью И.М. или Д.И. Шубных.
       Еще более лаконичным было сообщение А.Ю. Суркова и Е.И. Шергольда, известивших 26 марта 1881 года городскую управу о том, что ими “учреждено между собою полное товарищество для производства винокурения под фирмою “Сурков и Шергольд”.
       Несколько пространнее сообщали 14 апреля 1887 года о начале своей деятельности братья Мерзлютины: “Честь имеем оповестить Вас, что между нами составлено товарищество полное и бессрочное для производства всех родов внутренней торговли, что мы, товарищи, архангельские 2-й гильдии купцы Яков, Григорий и Василий Максимовы Мерзлютины жительствуем в г. Архангельске; на нашей печати изображено: “Торговый дом братьев Я.,Г., В. Мерзлютиных в Архангельске”. Уполномочие править и распоряжаться делами товарищества и выдавать, передавать и принимать векселя и совершать всякие договоры принадлежит каждому из нас”. Далее следовали образцы подписей братьев.
       Данные городской управы свидетельствуют о том, что за 1866-1898 гг. в Архангельске было зарегистрировано 17 торговых домов. Причем 14 из них были созданы, начиная с 1881 года.

    * * *

       Анализ документов показывает, что все подобные торговые дома создавались сначала родственниками: братьями, отцом или купеческой вдовой и их сыновьями и т.д. Иногда складывание капитала происходило и в том случае, если один из создателей фирмы имел морской корабль, а другой был хорошо знаком с компаньонами в западных странах. На такой основе, например, сложилась фирма “А. Менсендейк и К®”. Антон Менсендейк имел свой корабль, но он являлся уроженцем Архангельска, т.е. обрусевшим иностранцем, а его “товарищи” отлично знали рынок западноевропейских стран, имели там развитые коммерческие связи. В фирме “Грибанов и Фонтейнес” соединились морской корабль купца Грибанова и связи А.И. дес Фонтейнеса с иностранными купцами. К тому же Грибанов был женат на сестре своего компаньона.
       Подобный тип объединения не обязывал “товарищей” извещать власти о размерах своего капитала, публиковать отчеты о своей практической деятельности. А в случае смерти главы фирмы его наследник, как правило, сообщая об этом событии, не менял названия фирмы. Так поступил, например, уже в начале ХХ века после смерти своего отца, купца первой гильдии А.Ф. Беляевского его сын Яков.
       Не изменила своего названия известная фирма “Амосов, Гернет и К®”. После смерти одного из основателей заведением управляли наследники крестьянина Петра Амосова и Д.И. Мейер, урожденная Гернет. Причем паи между ними распределялись поровну.
       Иногда владельцы фирм передавали свои права ближайшим родственникам. Так, Фанни Линдес передала фирму “Г. Линдес и К®” своим сыновьям Ф.Ф. и Э. Ф. Линдесам.
       Фирмой “Г. Шмидт” после смерти купца Геппа Шмидта владели его вдова Э.Ф. Шмидт и дети: сын Эрнест, дочери Эстер, Паула, Луиза. Делами товарищества управляли сын Г. Шмидта и Б.Ф. Пец  по доверенности семьи.
       Долгое время в городе действовала фирма, основанная В. Брандтом. К делу отца присоединились его дети, которые стали позднее совладельцами крупнейшей в России компании по изготовлению льняных изделий в селе Меленки Владимирской губернии на 6000 веретен, преобразованной в 1873 году в паевое товарищество с основным капиталом 2 млн. руб. Можно привести и многие другие примеры.
       Значительно сложнее обстояло дело с регистрацией и работой товарищества на паях или акционерного общества. Извещение о создании подобного типа объединения содержало более пространную информацию. Забегая несколько вперед, сошлюсь на пример с созданием известного лесозавода “Стелла Поларе”.
       20 октября 1903 года правление только что созданного предприятия извещало: “Для содержания и развития действия принадлежащего торговой фирме “Ульсен, Стампе и К®” лесопильного завода в Архангельской губернии Печорском уезде учреждено товарищество на паях под наименованием “Товарищество лесопильного завода “Стелла Поларе” с основным капиталом руб. 564 000, устав коего Высочайше утвержден 10 мая 1903 года.
       Товарищество, открыв свои действия, имеет честь довести до Вашего сведения, что первым собранием пайщиков членами правления избраны: Мартин Абрамович Ульсен, Рудольф Карлович Пец и Дмитрий Иванович Вальнев, кандидатами к ним Адольф Францевич Шольц и Карл Карлович Стампе”.
       Правление объединения регулярно публиковало годовые отчеты о своей деятельности и протоколы общих собраний пайщиков. Эти документы дают представление о многих сторонах работы лесозавода. К 1905 году капитал товарищества был разбит на 445 паев. Пайщиками состояли 12 человек. Среди них: М.А. Ульсен с сыном Михаилом, располагавшие 116 паями, 100 паев имел Д.И. Вальнев, 60  В.В. Мейер, 30  Р.К. Пец, 50  А.Ф. Шольц, 25  А.К. Кизель, 8  А.М. Починков. 25 паев принадлежало известным лесозаводчикам Кыркаловым. Каждый из пайщиков ставил свою подпись под протоколом собрания. Первые успехи работы лесозавода обнадежили “товарищей”, и они вскоре увеличили основной капитал до 750 тыс. руб.
       Нетрудно заметить, что члены правления (они же являлись и учредителями компании) владели более чем половиной всех паев, что позволяло им оперативно принимать необходимые решения, т.к. в соответствии с уставом они располагали большинством голосов. Кроме того, фирма (в данном случае лесозавод), на основе которой создавалось акционерное общество, действовала уже 20 лет. Иначе говоря, его учредители лишь расширяли масштабы производства, привлекая с этой целью капиталы богатых людей.
       В состав его пайщиков и членов правления входили весьма состоятельные и влиятельные в промышленном мире русские предприниматели: Вальнев, Кыркалов и Починков. Это новое явление стало наблюдаться в конце ХIХ  начале ХХ вв. Экономические интересы оказывались выше былого противостояния между русскими предпринимателями и жителями Немецкой слободы.
       Можно сказать, что вплоть до конца ХIХ века на Севере преобладали мелкие семейные фирмы и торговые дома. Для создания крупных акционерных компаний не было условий.
       Один из историков Севера в середине XIX века отметил, что пока для северных торговцев приемлема только простая форма складывания капиталов. Но тут же он добавлял: “Когда поучимся, да поприсмотримся ко всему, что и как ведать и делать надлежит, ну, тогда другое дело,  тогда можно будет смело приподняться и до формы акционерных компаний”.
       Тем не менее, уже в XIX веке на Севере появились ряд крупных акционерных компаний.

    * * *

       Своего рода поворотным событием в этом деле явилось учреждение в 1858 году акционерной кампании Северодвинского пароходства. Одним из основателей ее был Афанасий Васильевич Булычев, ставший первым директором-распорядителем компании.
       Первоначально Булычев являлся купцом 3-й гильдии, заявив свой капитал в сумме 2400 рублей. Он прибыл в Архангельск из селения Слободского Вятской губернии. В числе учредителей компании были также родственник Афанасия Васильевича, купец 1-й гильдии Филипп Тихонович Булычев из города Орлова Вятской губернии и Коммерции советник, крупный никольский купец Илья Яковлевич Грибанов.
       Первоначальный капитал нового объединения составил 150 000 рублей. 750 акций стоимостью по 200 рублей каждая приобрели 27 человек. 90 акций имел И. Грибанов, по 70  Ф.Т. и А.В. Булычевы, по 54  В. Брандт и М.В. Изергин. Крупные паи имели также К. Люрс, фирма “Грибанов, Фонтейнес и К®” и другие. Таким образом, состав акционеров позволяет судить о том, что значительную помощь русским купцам, выходцам из города Орлова Вятской губернии, оказали бывшие иностранцы. В частности, К.В. Брандт, располагая связями в Западной Европе, помог правлению безвозмездно перевести капитал бельгийскому заводу за два первых парохода, доставить последние в разобранном виде в Архангельск.
       Правление компании сумело собрать два парохода: “Юг” и “Двина”, собственными силами построить несколько барж грузоподъемностью от 15 до 50 тыс. пудов груза.
       26 июля 1858 года через газету “Архангельские губернские ведомости” акционеры впервые заявили о планах своей практической деятельности. В объявлении говорилось: “Контора учредителей Северо-Двинского пароходного общества, предполагая не позже 25 числа будущего августа месяца отправить в первый раз пароход “Юг” с буксирною баржою из Архангельска в Устюг и попутные прибрежные селения и обратно имеет честь покорнейше просить желающих отправить свои грузы адресоваться заблаговременно в Архангельске в оную контору и в Устюге”.
       Акционеры сдержали свое слово. 23 августа 1858 года пароход “Юг” вышел в первое пробное плавание вверх по реке. На борт первенца парового судоходства на Северной Двине поднялись военный губернатор Б.А. Глазенап, начальник губернии Н.И. Арандаренко, представители городских властей. Испытания вселили уверенность в новое дело: пароход шел со скоростью 15 верст в час, машины работали надежно. Испытания завершились торжественным обедом на судне. А назавтра, 24 августа, пароход с двумя баржами на буксире, грузом на них около 4000 пудов и 65 пассажирами под личным управлением А.В. Булычева отправился в рейс на Великий Устюг. Несмотря на многие трудности: отсутствие каких-либо знаков на реке, частые отмели, низкий уровень воды, плохую погоду, пароход прошел расстояние за 91 час.
       В навигацию 1858 года пароходы доставили из Архангельска в Котлас 86 059 пудов груза и 487 человек пассажиров. Рейсы оказались удачными и принесли более 2700 рублей чистой прибыли.
       2 января 1859 года на общем собрании акционеров Ф. Булычев, подводя первые итоги работы, с законным правом мог назвать учреждение Северодвинского пароходного общества началом “новой эпохи... в летописях края”. К этому времени правление, помимо двух пароходов, располагало 11 баржами, планом расположения будущих пристаней и т.д.
       Собрание приняло ряд важных решений. Первую прибыль единогласно перевели в основной капитал, размер которого постановили увеличить на 450 000 рублей, выпустить с этой целью 2250 акций. Предвидя резкий наплыв заказов на перевозку грузов, акционеры решили удвоить число барж, купить еще 2-3 буксирных парохода. Выявились и первые сложности. Основной поток пассажиров выпадал на весну и осень. А летом пароходы нередко ходили полупустыми. Поэтому содержание пассажирских судов на линии являлось делом невыгодным. Акционеры склонились к той мысли, что необходимо пока ограничиться перевозкой на баржах. Как бы то ни было, но начало большому делу было положено: просторы Северной Двины летом 1858 года огласили первые пароходные гудки.
       По уставу пароходное общество учреждалось для перевозки грузов и пассажиров от Соловецкого острова по Белому морю, Кубенскому озеру, рекам Северной Двине, Вологде, Шексне, Волге, Каме и Вятке. Обществу разрешалось строительство и приобретение пароходов как в России, так и за границей, возведение жилых, складских и конторских помещений, комплектование кадров, назначение агентов в тех местах, где будет признано нужным, прием грузов от казны и частных лиц для доставки их по назначению. Правление общества летом находилось в Архангельске, а зимой переводилось в Великий Устюг или в город Орлов Вятской губернии.
       В 1859 году началось регулярное сообщение первых пароходов между Архангельском, Котласом и Великим Устюгом. Сообщения в печати о первом рейсе в ту навигацию поражали воображение. Для сравнения новой формы доставки грузов с прежней приведем лишь один пример.
       2 мая архангельский купец И. Антуфьев приплавил к Буяновской дамбе старинным способом  на барке  большую партию муки. Он находился в пути 16 суток. А пароходы “Двина” и “Юг”, доставившие по 3 баржи, проделали этот же путь менее чем за трое суток. В обратный путь они забрали с собой, кроме груза, 720 пассажиров.
       Три года спустя пароходы осуществили 11 рейсов, буксировали 15 барж с грузом 68 тыс. пудов, перевезли 3000 пассажиров. В 186876 гг. акционеры купили у той же фирмы “Коккериль и К®” еще три парохода, а в 1883  первый пассажирский пароход “Вычегда” для северных рек.
       В это же время начало функционировать пароходство и на реке Вятка. С 1874 года по ней открылось пассажирское движение двумя пароходами: “Ф. Булычев” и “Почетный”. С открытием пароходного движения значительно расширилась предпринимательская деятельность Афанасия Булычева: он увеличил масштабы хлебной торговли, устраивал пристани на реках. В 187778 гг. акционеры предприняли смелую попытку (правда, не смогли довести дело до конца) соорудить железную дорогу от Казани до Котласа для соединения Волжского и Северодвинского бассейнов.
       Открытие пароходного движения стало крупнейшим событием в истории Севера. Известный общественный деятель того времени Г. Минейко справедливо писал, что начало деятельности этой кампании “составит эпоху в истории промышленности и торговли” Северного края”.
       И это действительно было принципиально новым событием на речном транспорте. Создание пароходства решало, по крайней мере, три важных задачи.
       Во-первых, в течение всей навигации устанавливалось постоянное, удобное и дешевое сообщение между Архангельском и территориями, тяготевшими к Северной Двине.
       Во-вторых, вместо громадных неуклюжих барок, которые служили купцам только для одного плавания вниз по реке и продавались в Архангельске по бросовой цене на дрова, на Северной Двине появились современные баржи. Они эксплуатировались не менее десяти лет. Тем самым достигалась экономия древесины, из которой изготовлялись ежегодно сотни плотов и громоздких барок, а само движение стало не односторонним, как в старое время, а двусторонним.
       В-третьих, значительно ускорялась и удешевлялась доставка товаров в Архангельск и вывоз из него закупленных грузов, меньше становился риск предпринимателей во время плавания.
       В-четвертых, пример Булычева оказался заразительным. Число паровых судов на Северной Двине стремительно росло. В 1880 году по ней ходили уже 23, в 1890 - 63, в 1900 - 119, а в 1909 - 289. А всего в начале ХХ века на реке работали суда 15 пароходств.
       Успешный опыт деятельности речного пароходства побудил его основателя Афанасия Булычева положить начало морскому сообщению "На Белом море и Северном океане между Архангельском, промышленными берегами вообще и Норвегией".
       Пространное обоснование своей идеи купец изложил в послании архангельскому губернатору 18 января 1867 года. "Потребности постоянных пароходных сообщений между Архангельском и норвежским берегом,  писал он,  сознаются здесь давно уже всеми жителями беломорских берегов и составляют весьма насущную потребность в настоящее время. Бесспорно, это подтвердил каждый, а в промышленном классе, встречающем нужду в содействии пароходов, беспрестанно слышится жалоба на этот важный недостаток. И сколько людей и капиталов погибло, может быть, по неполучении скорой помощи, которую бы по удаленности от населений могли бы оказать только пароходы".
       Это ходатайство предпринимателя решительно поддержал архангельский губернатор С.П. Гагарин, отметивший в рапорте министру внутренних дел, что "Учреждение пароходства на Белом море... прослужит на пользу поднятия производительных сил Русского Севера - условие, которое по важности своего влияния на край уступает место разве только проведению железной дороги с Двины на Вятку".
       К сожалению, проект А.В. Булычева не был поддержан. Но в целом пример созданного им пароходства оказался заразительным. Вслед за ним стали появляться и морские суда с механическим двигателем.

    * * *

       Честь основателя пароходного движения по Белому морю принадлежит инокам Соловецкого монастыря.
       В 1861 году монастырь купил у известного купца Брандта пароход "Волга", сразу же переименованный в "Веру". В течение года монахи переоборудовали грузовое судно в пассажирское и начали перевозить богомольцев и доставлять грузы при помощи новой техники. На следующий год священнослужители сами построили в собственном доке пароход "Надежда", оборудованный новым двигателем, доставленным из Шотландии.
       Многие монахи тем временем прошли подготовку в архангельском порту, получив звание машинистов и шкиперов. Они успешно справлялись со своими обязанностями: летом плавали по морю, а зимой ремонтировали суда в собственном доке. Так возникло самостоятельное пароходство Соловецкого монастыря. Монахи быстро приспособили техническое новшество для своих сугубо земных дел.
       За первые десять лет эксплуатации "Вера" и "Надежда" совершили около 200 рейсов между Соловками и Архангельском, перевезя более 50 тысяч паломников. Позднее монастырь приобрел другие пароходы.
       В сентябре 1881 г. в Архангельск из Финляндии прибыл новый железный винтовой грузопассажирский пароход "Соловецкий". В 1886 г. монастырь заключил контракт на строительство в Швеции еще одного парохода  "Михаил Архангел", который прибыл на Север весной 1887 г.
       Надежная работа монастырских пароходов, на практике подтвердила возможность успешного пароходства в северных морях. Она, естественно, привлекла к себе интерес поморских предпринимателей.

    * * *

       В 1870 году попытку основать собственное морское пароходство на Севере предприняли судовладельцы и рыбопромышленники западной части побережья Белого моря. В январе 1870 года они обратились с просьбой к архангельскому губернатору Н.А. Качалову о разрешении создать “срочное морское пароходство” при условии правительственной поддержки. 16/28 мая Александр II утвердил устав нового акционерного общества  “Товарищества Беломорско-Мурманского срочного пароходства”.
       Общество создавалось “для способствования развитию торговли и промыслов на Мурманском берегу и в Беломорье”. Среди 9 учредителей его были купцы Базарный, Митрофанов, несколько мещан, которые и собрали основной капитал в сумме 50 тысяч рублей, разделенный на паи по 500 рублей каждый.
       Уставом предусматривалось, что пароходы будут совершать регулярные рейсы между Архангельском и норвежскими портами с заходом в ряд становищ. Акционеры приобрели два пассажирских парохода: “Качалов” и “Великий князь Алексей” и чуть позднее  морской буксир. Каждый из пароходов должен был совершать 12 рейсов в навигацию. Император, утверждая устав пароходства, предписал выдавать товариществу в течение 10 лет пособие из казны в виде порейсовой платы до 30 тысяч рублей в год.
       Товарищество быстро наладило рейсы по мурманской линии и вдоль беломорского побережья. Но акционеров ожидали крупные неприятности. Один за другим пароходы терпели крупные аварии, компания понесла убытки. Все попытки вдохнуть душу в организованное дело не увенчались успехом. В начале 1875 года пайщики приняли решение о закрытии действий своего товарищества.
       Однако жители Поморья уже почувствовали удобство нового вида транспорта. Кроме того, они воочию наблюдали регулярные рейсы пароходов, принадлежавших Соловецкому монастырю. Перспективность этой пароходной линии чувствовали и российские предприниматели.
       В 1875 году группа москвичей-бизнесменов: надворный советник Ф.В. Чижов, инженер генерал-лейтенант барон А.И. Дельвиг, капитан 2 ранга К.Ф. Литке, коммерции советник Т.С. Морозов и потомственный почетный гражданин В.И. Смолин создали “Товарищество Архангельско-Мурманского срочного пароходства”. 6 мая 1875 года был утвержден устав новой компании. Правление товарищества находилось в Петербурге. В Архангельске открылась его контора.
       Располагая сначала тремя пароходами: “Архангельск”, “Кемь” и “Онега”, преодолевая трудности, неся потери, пароходство начало свои действия. Большой пароход “Архангельск” работал на линии до норвежского города Варде, остальные обслуживали побережье Белого моря. С 1884 года компания стала получать прибыль. Позднее она открыла рейсы до устья реки Печоры и на Новую Землю. В начале ХХ века пароходство располагало уже 14 современными грузопассажирскими судами. Стоимость его имущества в 1911 году составляла 2 448 тыс. рублей, акционеры получали хорошие дивиденды  по 40-48 рублей на один пай.
       Важную инициативу проявили опытные северные бизнесмены Я. Беляевский, М. Криличевский и Ф. Линдес, основавшие “Северное пароходное общество КотласАрхангельскМурман”. Уже через два года это пароходство имело в распоряжении 12 речных и морских пароходов, 55 барж и 20 различных судов.
       Вскоре общество стало крупнейшим на Севере. В начале XX века оно имело 600 тысяч рублей основного капитала, закончило сезон 1906 года с крупной прибылью  93 341 рубль. Имущество его оценивалось в то время в 1 573 714 рублей.
       Трудно переоценить значение для развития экономики Севера рождение современного речного и морского транспорта. Достаточно отметить, что в 1900 году по Северной Двине в Архангельск пришло 1131 судно, доставлено более 3030 плотов. На речном транспорте в тот сезон трудилось 12504 человека.
       Сильный речной флот на Севере сыграл важное стратегическое значение в годы Первой мировой войны, когда Черное и Азовское моря на юге, Балтийское  на северо-западе были блокированы немцами и турками, утратили международное значение и оказались пригодными лишь для внутренних перевозок. Значительную часть общей нагрузки приняли на себя Белое море, речной флот северного бассейна и Архангельск  единственный в то время порт, открытый для судов союзных с Россией держав.

    * * *

       Часть разбогатевших архангельских предпринимателей нашла применение своим капиталам за пределами Архангельской губернии. Наиболее ярко это проявилось в деятельности купцов 1-й гильдии Э.В. Брандта, Э.Е. Линдеса и А.Ю. Суркова.
       В 1869 году Брандт и Линдес основали упоминаемую выше крупную фирму по изготовлению льняных изделий в селе Меленки Владимирской губернии на 6000 веретен. В 1873 году она была преобразована в паевое товарищество с основным капиталом 2 млн. руб. (400 паев по 5000 рублей).
       Пять лет спустя акционеры приобрели льнопрядильную и ткацкую фабрики бывшего торгового дома “А.М. Волков с сыновьями”. О размахе дела свидетельствовали такие данные: в 1914 году товариществу принадлежали фабрики, которые производили продукции на 5 млн. руб. в год. Общий баланс предприятия составлял 6 375 850 руб., а чистая прибыль  свыше 351 тыс. руб. На предприятии было занято 4860 рабочих.
       Известный архангельский купец Сурков в 1897 году учредил в Архангельске “Северное общество целлюлозного и писчебумажного производства”. Фирма создавалась “для устройства в вологодской губернии Кадниковского уезда фабрики для производства химическим и механическим способами древесной массы (целлюлозы) и изделий из нее, а также торговли предметами означенного производства”. Позднее предприятие называли “Сокол” по деревне Соколово Вологодской губернии. В состав учредителей, кроме А.Ю. Суркова, вошел торговый дом “А.Н. Беляев и К®”. Директором-распорядителем акционерного общества стал сын А.Ю. Суркова Арно.
       Архангельский губернатор, сообщая об этом факте в столицу, в своем отчете за 1900 год отметил, что А. Сурков был вынужден покупать землю для устройства своего завода в Вологодской губернии вследствие того, что в Архангельской губернии продажа земли, принадлежавшей преимущественно казне и царской фамилии, не разрешалась. Общество приобрело в собственность 3 участка земли в количестве 7193 десятины недалеко от станции Сухона Вологодско-Архангельской железной дороги. Основной капитал в момент его учреждения составлял 1 125 000 рублей, разделенных на 4500 акций по 250 рублей каждая.
       Компаньоны добились значительных успехов. Предприятие ежегодно выпускало 700 тыс. пудов целлюлозы и около 100  бумаги. Уже в 1903 году чистая прибыль составляла 32,8 тыс. руб. Вырос и основной капитал, составивший в 1913 году 2,25 млн. руб. (9000 акций по 250 руб.). Общий баланс его равнялся 6 036 тыс. руб. Акционеры получали ежегодный дивиденд до 12%. На выставке северной промышленности в Ярославле в 1903 году акционерное общество удостоилось почетной награды  большой золотой медали.
       Общество (сокращенно “Сокол”) занимало третье место в России по размеру выпускаемой продукции (после известных целлюлозных фабрик Вальдгоф и Вискоза). Правление настойчиво стремилось к расширению своего дела. В 1912 году оно, в частности, возбудило вопрос о выделении ему без торгов для сплошной вырубки от 600 до 1000 десятин леса в год и разрешении ввоза машин без пошлин. Правление мотивировало свои предложения тем, что оно должно быть “конкурентоспособным с заграничными и финскими заведениями”.

    * * *

       В отличие от пароходных компаний, лесозаводы до начала ХХ века были сравнительно небольшими. Долгое время развитие лесопиления тормозилось из-за отсутствия механических и электрических двигателей. Сила ветра, которая первоначально использовалась для распиловки леса, или пилорамы, установленные на реках, были малопроизводительны. Слабыми были и первые паровые двигатели. Поэтому сначала лесозаводы, как правило, создавались силами одного-двух предпринимателей. Такими являлись, к примеру, заводы, созданные в Соломбале купцом Я.Е. Макаровым, а также норвежцем М.А. Ульсеном вместе со своим соплеменником К. Стампе. Невелик был сначала и лесозавод, сооруженный А. Сурковым и Е. Шергольдом. Продукция этих предприятий шла частично на строительство жилых домов и производственных объектов в городе. А большая часть производимой продукции с весомой выгодой для купцов вывозилась за границу.
       Всплеск акционирования в лесной промышленности произошел уже в ХХ веке. Только крупный капитал давал возможность соорудить большой лесозавод, развернуть заготовку древесины, ее буксировку к лесозаводам. К тому же после появления железной дороги значительно расширились возможности реализации продукции лесозаводов: она могла направляться и в центральные губернии.
       Несмотря на создание ряда больших по масштабам торговых домов, появление первых лесозаводов и даже акционерных компаний, промышленная деятельность архангельского купечества к концу ХIХ века не получила существенного развития. Оценка общего состояния промышленности, которая ежегодно давалась губернаторами в посланиях на имя императора, ничем не отличалась от суждений по этому поводу в начале ХХ века. Как уже выше было сказано, в отчете о состоянии губернии за 1896 года, например, отмечалось, что “собственно “заводов”, как это принято понимать в обычном смысле, т.е. заведений, действующих посредством механической силы и при значительном количестве рабочих, в губернии немного. К числу таких заводов можно отнести: лесопиление, водочное, пивоварение, канатные и некоторые другие; прочие виды производств носят характер кустарной промышленности”.
       Как видим, этот анализ, по сути дела, дает почти такую же оценку ситуации, какой она была в отчетах губернаторов первой половины столетия.

    * * *

       Более весомых успехов в развитии промышленности и ее акционировании деловые люди Севера достигли в ХХ веке.
       Этому в немалой мере способствовало решение острой для Севера транспортной проблемы  сооружение двух железных дорог: Пермь-Вятка-Котлас и Вологда-Архангельск.
       Дискуссия о строительстве “чугунки” началась еще в 1868 году. Газета “С.-Петербургские ведомости” поместила пространную статью А. В. Журавского, который с глубокой тревогой за судьбу древнего Поморья писал: “Если Белое море не будет немедленно соединено с Волгой железной дорогой, то Север разорится вконец, станет в тягость и русскому обществу, и русскому правительству. Казенные недоимки, и теперь уже громадные, дойдут до страшной цифры; казна и общество должны будут постоянно кормить голодный народ. Но это еще не главное: русская беломорская торговля, и ныне уже ничтожная, окончательно перейдет, с богатейшими морскими помыслами, в руки иностранцев; переселение с Севера, чему уже теперь видим начало, примет опасные для государства и общества размеры... На случай же войны Север, без железной дороги, окажется беззащитен”.
       Решению транспортных проблем Севера во многом помог крупный государственный деятель России, министр финансов С.Ю. Витте. В своих воспоминаниях он рассказал о том, как летом 1894 года он вместе с художником А. Борисовым и чиновниками спустился на пароходе от Котласа до Архангельска и совершил плавание до Мурманска.
       В середине июня 1894 года Архангельск торжественно встретил высокого гостя. Накануне прибытия в город городская дума “за сочувственное отношение и заботу о нуждах севера” присвоила С.Ю. Витте звание почетного гражданина г. Архангельска. В дни пребывания в городе министр финансов посетил многие лесозаводы, контору госбанка, казенную палату и ряд других учреждений. Он по достоинству оценил значение Архангельска в истории России.
       Витте решительно поддержал идею о сооружении железной дороги Пермь-Вятка-Котлас, просьбу архангельских купцов об открытии в городе коммерческого училища, об установлении телеграфной связи губернии с Мурманским берегом, выразил твердую уверенность в блестящем будущем Северного края.
       Итогом поездки явился доклад министра императору Александру III. Витте решительно высказался за сооружение военного морского порта в Мурманской гавани и прокладке туда железнодорожной магистрали. В своих мемуарах Витте с удовлетворением отметил, что по его настоянию удалось провести железную дорогу от Вологды до Архангельска и проложить путь от сибирской магистрали через Пермь к Котласу, что позволяло доставлять сибирский хлеб на Север и в случае необходимости экспортировать на Запад.
       ...Узкоколейная железная дорога от Ярославля до Вологды была введена в строй еще в 1872 году. А 2 декабря 1893 года председатель правления Общества Московско-Ярославской железной дороги Савва Иванович Мамонтов обратился к министру финансов С.Ю. Витте с ходатайством о продолжении железнодорожной линии до Архангельска. Витте немедленно представил эту просьбу Александру III. Император 3 декабря 1893 года повелел создать комиссию для изучения вопроса о сооружении стальной колеи на Север. В июне 1894 года он подписал дополнение к уставу Общества “О сооружении Вологодско-Архангельской железной дороги”. Этим актом предписывалось строительство железнодорожной узкоколейной линии в один путь от Вологды до Архангельска, Общество переименовывалось в Общество Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги.
       В целях привлечения средств для сооружения дороги, приобретения подвижного состава общество выпустило шесть 4% облигационных займов, в том числе пять внутренних и один внешний. На облигациях первых четырех займов стоят подписи директоров С. Мамонтова, К. Арцыбушева и Н. Мамонтова.
       Внутренние займы были реализованы в России с помощью Государственного банка и государственных сберегательных касс, внешний - размещен в Германии и отчасти в Голландии.
       Займы гарантировались Российским правительством.
       ...В 1899 году вошла в строй магистраль Пермь-Вятка-Котлас, а двумя годами раньше, 17 ноября 1897 года, в Архангельск пришел первый поезд. А год спустя управление Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги известило, что “На Вологодско-Архангельской линии от станции Вологда до станции Архангельск-пристань взамен временного движения открыто с 22 октября 1898 года постоянное правильное движение для перевозки пассажиров, багажа и грузов большой и малой скорости”.
       Протяжение линии от Вологды до Архангельска составило 596 верст в один путь шириной 0,5 сажени или 1,5 аршина. Пропускная способность дороги составляла 3-4 пары сквозных поездов в сутки. Перед началом движения по дороге на ней имелось 30 шестиосных поездов, 38 пассажирских, 6 багажных, 400 товарных вагонов, а также 100 платформ и 10 цистерн.
       С 1 апреля 1900 года дорога была выкуплена в казну, а еще через два года передана в заведование Министерства путей сообщения на общих основаниях. С начала 1907 года соединенным Московско-Ярославско-Архангельской и Санкт-Петербурго-Вятской дорогам было присвоено наименование Северные железные дороги.
       19 лет путь между Вологдой и Архангельском был узкоколейным. Лишь после начала первой мировой войны за короткие сроки эту дорогу пришлось “перешить” на широкую колею.
       Архангельск получил, наконец, выход в центр России.

    ЯРМАРКИ

       Повествуя об истории архангельского купечества, нельзя не рассказать хотя бы кратко о северных ярмарках. Ярмарки (от немецкого слова Jahrmarkt  ежегодный торг) являлись одной из древних и наиболее распространенных форм делового сотрудничества русских торговцев друг с другом и со своими потребителями. Сезонные виды обмена и торговля товарами возникли в далеком прошлом и развивались в рамках народных обычаев и традиций. В Древней Руси ярмарки были связаны с храмовыми или монастырскими праздниками и, как правило, проводились возле крупных монастырей или церквей.
       Историки заметили, что традиция, когда церкви и торг располагались рядом, вызвала к жизни слово “погост”, т.е. место, где торговали купцы или “гости”. Лишь позднее слово изменило свою семантику и стало означать “кладбище при церкви”.
       Задолго до рождения Архангельска успешно действовала знаменитая холмогорская ярмарка  своего рода центральное северное торжище, регулировавшее торговое движение по Северной Двине. Долгие десятилетия Холмогоры играли двоякую роль в развитии меновой торговли. Во-первых, эта ярмарка являлась экономическим центром для всего Севера, и, во-вторых, она помогала соединять Север с центральными областями государства. В Холмогоры свозились все товары, которыми промышлял северный край: соль, рыба, меха, кожи, ворвань, дичь. Сюда же с юга привозили для обмена товары, в которых нуждались жители далекого Поморья, прежде всего хлеб и сукна.
       Подобные же торговые центры появились на побережьях северных морей. Сохранилось яркое описание ярмарочного дня, проводившегося летом 1557 года на Мурмане в районе Вайда-губы. Англичанин У. Бэрроу писал о том, что 29 июня в день Великого Петра он наблюдал “большое народное сборище по случаю торга; с одной стороны, были там русские, карелы и лопари, подданные могущественнейшего государя, царя России, а с другой, - норвежцы и люди из Финмаркена, подданные короля датского, они меняли рыбы на разные товары”.
       Исследователи полагают, что подобные корабельные пристанища, к которым прибывали иностранные корабли для торговли с поморами, располагались и в районе устья Северной Двины.
       После сооружения архангельской корабельной пристани властям России потребовались немалые усилия для того, чтобы централизовать всю торговлю, создать здесь единую для всего региона сезонную международную ярмарку. И эта цель, в конце концов, была достигнута.
       Уже в 1585 году Кольский воевода объявил иностранным купцам о том, что его государь “Федор Иванович... в своей государевой вотчине, в Коле волости, торговати велел трескою и палтусом и салом трескиным и китовым, а за иными товарами ездить надо на Двину, где государем построен новый город”. В ответ на повторные запросы воевода, вновь указав на появление государевой пристани на Двине, решительно заявил: в Коле “торгу быть не пригоже, то место убогое”.
       Дело, очевидно, было не в “убогости” известного торгового центра. Власти явно покровительствовали новой корабельной пристани на Северной Двине, а, кроме того, весьма слабой была и защита тех отдаленных мест, о которых вел речь Кольский воевода. Известный авантюрист Г. Штаден, проживший в Коле около двух лет, неслучайно заметил: “Кола сама по себе не защищена”, ее можно взять “отрядом в 800 человек, из них половина мореходцы, другая половина - стрелки”.
       Между тем, Архангельск, пользуясь поддержкой центральный властей, постепенно превратился в центральный пункт торговой жизни Севера, затмив собой не только торговлю на Коле, но и значение Холмогор.
       Можно согласиться с мнением О.В. Овсянникова о том, что Архангельск стал административным и экономическим центром региона лишь сто лет спустя после своего основания. А до той поры он являлся своего рода “международным корабельным пристанищем” на время летней торговли, или, точнее говоря, мощной и долгое время единственной в России внешнеторговой ярмаркой.

    * * *

       Российские власти всемерно содействовали созданию и проведению ярмарок. Особое значение “большим и малым ярманкам” уделил Петр I. Регламент Главного магистрата, принятый по инициативе царя, ссылаясь на опыт других стран, напомнил, что ярмарки приносят огромную пользу
       В специальной главе, посвященной “ярманкам”, говорилось, что они “умножают казенные сборы”, помогают “купцам и торговым людям в торгах и ремеслах” снабжать необходимыми продуктами жителей, живущих вдали от моря. Ярмарки, отмечалось далее в документе, развивают в государстве торги и промыслы, “а в народе происходит из того всякое довольство”.
       Указ предписывал Главному магистрату приложить всяческое старание “об умножении ярманок и торгов в городах и уездах в пристойных местах, а больше в таких, к которым водяной ход есть свободный”.
       В связи со складыванием Всероссийского рынка развивались и другие сферы торговли: стационарная, развозно-разносная. Но значение ярмарочной формы торговли в России не уменьшалось и в более позднее время. Это были своего рода периодические съезды торговцев и потребителей в определенном месте. Они постепенно превратились в форму междугородного, межгубернского и межуездного обмена товарами, выступали в то же время центрами спроса и предложения, а также и своеобразными регуляторами цен. В начале ХХ века в Российской империи числилось 18 452 ярмарки, 378 из них действовали в северном экономическом районе.
       Живучесть российских ярмарок объяснялась рядом специфических условий России. Наиболее обстоятельная характеристика природы этого организма содержалась в хозяйственно-статистическом описании России начала 1860-х гг.: “Дробность производства, сосредоточение главных отраслей мануфактурной промышленности в немногих центрах, огромные пространства, редкость населения, плохие пути сообщения, недостаток капиталов  все это придает нашей торговле совершенно особый вид и характер. В России истинно коммерческими пунктами, в которых торговля получила вполне правильное развитие, можно назвать только Москву, Петербург, Ригу, Одессу и несколько других, уже менее важных внутренних и приморских городов. В остальных же местах постоянная торговля имеет большею частью незначительные размеры, а важнейшими проводниками торговой деятельности, как в городах, так и в селениях служат ярмарки, превращающие иногда, хотя и на короткое время, самые незначительные места в важные торговые пункты.
       На ярмарках у нас совершаются почти все операции по оптовой торговле; тут товары переходят из рук фабрикантов и гуртовщиков в руки розничных торговцев; тут же фабриканты запасаются многими продуктами, необходимыми для их производства, тут совершаются всякого рода расчеты, сделки и другие биржевые операции; наконец, тут потребители могут входить в прямые непосредственные сношения с первыми руками и производителями”.
       Отметив далее большое значение базарной торговли, этот документ подвел итог: “Таким образом, наша внутренняя торговля имеет характер торговли временной и кочевой, переносящей с одного места на другое громадные массы товаров и заставляющей наших купцов и их агентов находиться в постоянном движении”.
       Подобная оценка значения ярмарок для жизни Севера почти дословно повторялась в справочных книгах и обзорах Архангельской губернии в течение всего XIX и даже XX вв. В обзоре за 1910 год, например, подчеркивалось, что время не изменило сущности ярмарочной торговли. “Обособленность Архангельской губернии от центра России, трудность и медленность товарных движений,  говорилось в этом документе,  создают здесь неблагоприятные условия для постоянной торговли и тем самым сохраняют за ярмарками их прежнее значение главных, а местами и единственных рынков, где население может находить сбыт продуктов своих промыслов, удовлетворять покупкою насущные потребности своего хозяйства”.
       По масштабам своей торговли в России не знала себе равных Нижегородская ярмарка, оборот которой составлял от 125 до 170 млн. руб.
       Одной из крупнейших являлась и архангелогородская (с 1844 года  Маргаритинская) ярмарка, работавшая в период с 1 сентября по 1 октября. По сообщению губернской газеты, она получила свое название в честь Святой Маргариты, так как память о ней праздновалась церковью 1 сентября .
       В официальном сообщении об этом событии губернская газета сообщила 4 октября 1844 года: "Вновь открытая в городе Архангельске, с 1 сентября по 1 октября, ярмарка, с согласия господина Архангельского военного губернатора наименована ярмаркою Св. Маргариты, так как память сея Святые празднуется в день начатия этой ярмарки, то есть 1 сентября".
       Можно сказать, что с возникновением Архангельска начался новый этап в истории внешней торговли России. Страна включилась в систему складывавшегося мирового рынка.
       Северная Двина закипела торговым движением, которое во много раз превзошло все, что видел этот древний путь в предшествующие века. В европейские страны через пристань на Северной Двине шел экспорт сырья и продукции, предназначенной для дальнейшей обработки, а в нашу страну ввозились ткани, оружие, вина, бумага, краски и многое другое.

    * * *

       Рост объемов торговли возле новой пристани на Северной Двине происходил постепенно. Обратимся к некоторым данным.
       Исследователи не раз обращались к анализу выписок Архангелогородской таможни за 1710 год, составленных на основании уже утраченных сейчас таможенных книг. Обработка этих сведений, проведенная Р.И. Козинцевой, В. Захаровым и Н.Н. Репиным дает возможность узнать об участниках ярмарки, о размерах их сделок с иностранцами и размерах товарооборота.
       Общая сумма продаж западноевропейскими купцами составила в тот сезон 1 233 141 руб., а закупка 1 428 063 руб., товарооборот ярмарки, таким образом, был свыше 2 700 тыс. руб.
       Заморские гости доставили в Архангельск более 500 наименований своих товаров. 38 голландцев, 27 гамбуржцев, 14 англичан, а также представителей других стран (всего 94 человека) продали различных тканей на 506 тыс. руб., в том числе на 218 тыс. руб. металлов, много сахара, вина, красок.
       Представляют большой интерес данные и о масштабах торговых сделок русских купцов, доставивших свои товары на продажу в Архангельск из 80 городов и поселений. Из общей суммы продаж, равной более 1 428 тыс. руб., треть  459 621 руб.  составила пенька, 537 790 руб.  юфть (около 40 процентов). Иностранцы приобрели также большие партии льна, канатов и веревок, сала говяжьего, меда, мехов и другой продукции .
       Ассортимент товаров, закупаемых обеими сторонами на Маргаритинской ярмарке, определялся потребностями того или иного государства. Англия и Голландия, как морские державы, приобретали материалы, необходимые для оснащения флота: пеньку, лен, холст и т.п. А Россия в начале XVIII века, находясь в состоянии военных действий со Швецией, активно закупала оружие, сукно для пошива солдатского и офицерского обмундирования. Казна, в частности, с этой целью скупила более 84% меди, чуть меньше свинца и около трети сукна.
       Вот каким образом характеризовалась, например, поставка оружия в Россию (в основном через Архангельск) в начале XVIII века:

    Поставки европейскими купцами оружия в Россию

    Год

    Фузеи, стволы

    к ним (шт.)

    Карабины

    (штук)

    Фузейные

    замки (шт.)

    Пистолеты

    (пар)

    Палашные

    клинки (шт.)

    Шпажные

    клинки (шт.)

    1701

    2 786

    796

    3 723

    124

    84

    1 672

    1702

    423

    -

    400

    -

    11 996

    4 814

    1703

    9 511

    -

    9 438

    -

    5 098

    40 762

    1704

    3 457

    -

    532

    40

    5 503

    22 805

    1705

    6 814

    -

    3 562

    1 918

    1 241

    24 228

    1706

    16 458

    100

    37 506

    5 304

    -

    12 258

    1707

    28 101

    743

    21 919

    7 177

    14 820

    26 289

    1708

    10 140

    1 096

    11 169

    1 304

    11 049

    8 861

    1709

    1 788

    -

    -

    3 677

    12 815

    148

    1710

    34 903

    -

    -

    -

    -

    -

    Всего

    114 381

    2 732

    88 249

    19 544

    62 606

    141 837

      
       Данные свидетельствуют о том, что поставки основного вида оружия пехоты  фузей (кремневых ружей) были весомыми. Безусловно, это обстоятельство имело немаловажное значение для успешного ведения Петром I Северной войны.
       В период своей работы ярмарка как бы выявляла все виды деятельности Архангельского порта: внутреннюю торговлю, масштабы привоза своих товаров поморами и, наконец, общие объемы внешнеторгового оборота.
       Многие документы, а также рассказы очевидцев рисуют колоритную картину доставки в Архангельск грузов российскими купцами. Так, по словам иноземца Родеса, во время архангельской ярмарки даже в Москве замирала торговая жизнь: так много купцов выезжало оттуда на Север. Казна высылала сюда большое количество своих товаров. Коллинс свидетельствовал о том, что “царь ежегодно отправляет в Архангельск огромное количество мехов, мыла, пеньки, льна и меняет их там, на шелковые ткани, бархаты, парчи, атласы, сукна”.
       Но, пожалуй, самое яркое описание торговли в этом крае оставил А. Мейерберг, австрийский посол в России. В своей книге “Путешествие в Московию” он писал: “Северная Двина совсем завалена торговыми грузами, везут то выделанные воловьи кожи, то следующие еще к выделке лосиные, то коноплю и смолу, то льняное семя и сало, то воск, то приготовленную на Волге белужью, осетровую и других рыб икру, то липовую, ясеневую, вязовую и ивовую очищенную золу для суконного и мыловаренного дела, то медвежьи, волчьи, лисьи, беличьи, рысьи, хорьковые, куньи, собольи и другие меха; все для англичан и голландцев, приезжающих каждый год туда морем в известную пору лета. Они берут все эти вещи, да еще слюду, добываемую из гор на берегах Двины, и вытопленное из тюленьего жира масло и, либо, уговорившись сначала об обмене на свои товары, либо тут же сторговавшись в цене, отдают за то привезенные по Средиземному морю и океану: сахар, шафран, соленые сельди, мальвазию, испанские и французские вина, сукна разного рода и цвета, голландское полотно, зеркала, ножи, сабли, пистолеты, ружья, пушки, медь, свинец, олово, шелковые ткани, аксамит, камку, золотой и серебряный атлас, полотняные, бумажные и шелковые чулки, пряденое золото, жемчуг, перлы, рубины,....наконец, огромное количество золотых и серебряных денег. Все это отвозилось вверх по реке, к г. Вологде, а потом по зимней дороге в Москву в продолжение восьми дней пути”.
       Размах ярмарочного дела в Архангельской губернии ясно виден из документа, составленного в губернском центре в конце 1779 года. Он получил довольно необычное название: "Описание торгов, которые бывают в Архангельской губернии, составленному по запросу Академии наук". Императорская Академия просила губернскую канцелярию для составляемого ею календаря прислать сведения "обо всех ярманках и торговых людей сборищах, бывающих в городах и других местах...", а также уточнить "в которое именно время и где оные бывают, сколь долго продолжатся, какие товары и из каких мест привозятся". Академия оставляла за архангельской канцелярией право на некоторую инициативу в сборе и подаче сведений, добавив в конце сообщения, что она может сообщить и о том, что ей "заблагорассудит присовокупить для лучшего публике об оных сведений".
       В пространном обзоре содержатся данные о многочисленных торгах и ярмарках, имевшихся в то время на территории Архангельской, и даже в Вологодской губерниях.
       Прежде всего, составитель документа секунд-майор Аникей Резанов отметил, что в городе Архангельском еженедельно круглый год бывают "торговые дни", на которые "собирается из ближних здешних деревень крестьяне", которые привозят на продажу "съестные и хлебные припасы", рыбу, птиц, ячневую муку, "земляные плоды, какие в здешней стороне водятся" и мн. др..
       Но настоящая торговая жизнь в Архангельске развертывалась летом. Резанов выделил потоки товаров, которые стекались в то время к городу на Северной Двине.
       Естественно, что основное внимание составитель уделил показу размаха торгов в губернском центре. Он выделил два потока товаров, которые стекались летом к Архангельскому городу.
       Первый из них шел с верховьев Северной Двины. "Вешним временем, по вскрытии реки, - говорится в документе, - начинают приплывать сюда из верхних городов и уездов на плотах и небольших крытых карбасах разной хлебной припас, а на плотах скот.., а потом на барках и каюках и плотах всякий хлеб и протчий товар и продажа оного с тех судов продолжаетца все лето и осень...".
       В специальном "известии" начальник торговой таможни детально описал многообразие товаров, которые доставлялись по реке. Он детально перечисляет поставщиков разнообразных грузов. Среди них купцы устюжские, вятские, вологодские, важские и многих других "внутренних российских городов". Они доставляли рожь, муку ржаную и ячменную, пшеницу, семя льняное, сало говяжье, лен, рогожи, юфть, воск, щетину, смолу, клей, мягкую рухлядь, а также китайские и азиатские товары.
       Кроме чисто русских товаров по реке доставлялись и товары заграничные, приобретенные в Китае и азиатских странах.
       Второй поток товаров поступал в Архангельск с моря, т.е. путем, по которому приходили на торги поморские и иностранные суда.
       "Из поморских мест, - отмечалось в упомянутом документе, - летом временно на судах привозится морская соленая рыба, то есть семга, палтасина, треска и сельди, а в осеннее время особливо множество тех поморских же судов приходит с тою же соленой рыбою и с сухой треской и всякими сухих же тех же морских рыб головами и вязигою, и продажа продолжается во всю осень с тех судов".
       Начальник портовой таможни упомянул также, что с Новой Земли и далекого Шпицбергена и других островов поморы привозили на судах "кость моржовую и тюленью", ворвань, шкуры песцов, кожи оленьи и "протчие промыслы".
       Видное место в документе заняло сообщение о приходе в город иностранных судов "из аглинских, нидерландских, и лежащих на Северном море немецких, дацких, шведских и норвежских, а иногда и из французских, португальских и гишпанских гаваней". На этих судах иностранные купцы привозят "серебро в иностранной монете, разные вина, сахар, ткани, ртуть, олово, свинец, железо листовое, стекло" и многие другие товары".
       Составитель документа Аникей Рязанов не забыл дать анализ работы местных ярмарок и торжков.
       В числе других он называет Благовещенскую, Холмогорскую, Пинежскую, Важскую и Устьвашскую (в Мезенском уезде) ярмарки.
       Весьма любопытно, что определение ярмарка по отношению к архангелогородскому торгу в то время еще не привилось, и городской староста Иван Дружинин по этому поводу заметил: "Архангелогородские торги от вскрытия до замерзания рек, продолжающиеся пять месяцев, собственно ярманкою названы быть не должны, ибо оные состоят подобно портовому Санкт-петербургскому торгу". Наименования Архангелогородская, а затем и Маргаритинская ярмарка, как об этом говорилось выше, появились значительно позднее.
       Важные сведения общего характера, сохранившиеся в сообщениях иностранцев и дошедших до нашего времени российских документов подтверждаются конкретными данными о количестве барок, плотов, баркасов, лодок, спускавшихся с верховьев Северной Двины и приходивших к началу торговых операций в Архангельске.
       Возьмем, например, 1841, далеко не самый удачный для торговли год. По Северной Двине сверху в губернский центр пришло 2103 различных судов, в том числе 153 барки, 543 карбаса, 547 плотов и т.д. Они доставили в северный порт товару на 3 273 284 руб. На этих судах в город прибыли более пяти тысяч человек, в том числе 1196 крестьян и купцов из Архангельской губернии, 3820  из других городов. В тот сезон из приморских населенных пунктов в Архангельск пришло более 850 судов.
       Если к этому добавить 244 иностранных корабля, бросивших свои якоря в порту на Северной Двине, то можно хотя бы частично представить себе шумное многолюдье, наблюдавшееся в то время в небольшом городе, размах торговых сделок, совершавшихся на пристанях, в лавках, палатках, а порой и прямо на судах.
       Нельзя не сказать также о том, что Архангельск никогда не терял торговых связей с Сибирью. Большой торговый путь на Восток издавна шел от Великого Устюга. Устюжские и сибирские купцы постоянно обменивались своими товарами.
       Причем эта торговая связь Сибири и Севера не ослабла и после того, как вследствие ряда причин торговые пути постепенно переместились в направлении к Петербургу, к Балтике. Еще долгое время сибирские транспорты с мехом по-прежнему шли к своему конечному пункту  портовому городу на Северной Двине.

    * * *

       Северные коммерсанты до появления пароходов проявляли размах и творчество в поисках средств доставки своих товаров. Так, родственник известного архангельского купца А.В. Булычева  основателя Северо-Двинского пароходства  вятский бизнесмен Егор Никитич Булычев с сыновьями, начиная с XVIII века, вел большой торг в Архангельске.
       Всю зиму к пристаням Ношуль и Вымско-Быковской подвозили товары, здесь же строились деревянные барки длиной в 11,5 саженей. Затем сразу после прохода льда, когда на берегах рек еще лежал снег, владельцы караванов пускались в плавание. Они стремились использовать возможности весеннего разлива, чтобы быстрее достичь Северной Двины, так как реки Луза и Юг быстро мелели. Несмотря на холод, помещения для сна из-за боязни пожаров не отапливали. Для приготовления пищи на барках готовились особые места, обитые железными листами, на которых складывали кирпичные печки с котлом.
       Один из наследников купца Филипп Тихонович предпринял смелый эксперимент. Вступив в наследование, он нашел вместимость прежних барок малой, и стал впервые сооружать барки длиной по 25 саженей, т.е. более 50 метров. Эта мера встретила сначала недоверие со стороны купцов. Но затем они быстро поняли преимущества этой инициативы. Караван Булычева из пяти новых барок отлично преодолел дальнюю речную дорогу. На каждой из барок находилось по 55 тыс. пудов сыпного груза и кудели и по 80 человек команды . Как уже рассказывалось выше, этот предприимчивый вятич вместе со своим родственником архангельским купцом Афанасием Васильевичем Булычевым учредили в 1858 году Северо-Двинское пароходное общество.
       Кроме Маргаритинской, в Архангельской губернии издавна действовали Евдокиевская (с 25 февраля по 10 марта в селе Благовещенском Шенкурского уезда), Сретенская (со 2-го по 10 февраля в Шенкурске), Никольская и Алексеевская в Пинеге (первая  с 4 по 12 декабря, вторая  с 23 по 31 марта), Никольская в Онеге (с 6 декабря по 1 января), а также Крещенская в Мезени (с 10 по 20 января) и Рождественская  в Емецке. Время проведения ярмарок имело свое объяснение: Маргаритинская действовала осенью, так как товары к ней доставлялись по реке и морям, а все остальные  зимой, когда замерзали реки и болота, а, значит, облегчался гужевой подвоз грузов и обеспечивалась их сохранность. Кроме того, как отмечалось в упоминаемом выше документе: "Описание торгов, которые бывают в Архангельской губернии, составленному по запросу Академии наук" (1779 г.), еженедельные мелкие торжки происходили возле всех монастырей Севера и многих церквей.
       Многие документы отмечали, что каждая ярмарка на Севере имела товар, который являлся главной статьей их торговли. Таким товаром для Маргаритинской ярмарки, например, являлась рыба. В 1900 году, например, сделки на этот товар составили 88% всей ее торговли . На Евдокиевской ярмарке преобладали мануфактурные товары, смола и лошади, Никольской  предметы оленеводства, рыбного и звериного промысла, Сретенской  бакалейная и в особенности хлебная продукция и т.д.
       Вот некоторые данные об общих объемах продажи товаров на основных ярмарках губернии в 40-е и 70-е годы ХIХ века:
      

    Среднегодовая продажа товаров на основных

    ярмарках Архангельской губернии (в рублях)

    Ярмарки

    18481850 гг.

    18711873 гг.

    Увеличение в %

       Маргаритинская

    377 384

    1 588 500

    320

       Евдокиевская

    335 823

    670 530

    99

       Никольская

    62 665

    272 256

    334

       Алексеевская

    30 407

    50 373

    65

       Сретенская

    4 834

    22 056

    356

    Итого

    811 203

    2 603 715

    220

      
       Сведения, приведенные в таблице свидетельствуют о наличии двух крупных ярмарок: Маргаритинской и Евдокиевской. Долгое время (вплоть до 1851 года) обороты их были равны, достигали от 352 тыс. пудов в 1844 году до 525 тысяч - в 1851 г.
       В целом же за 20 лет общее количество продаж выросло более чем в два раза. Даже на самой мелкой из всех ярмарок  Сретенской (в Шенкурске) - уровень реализации товаров увеличился в 3,5 раза. А торговый оборот Маргаритинской ярмарки в начале ХХ века составлял полтора  2 млн. руб.. Вплоть до конца XIX века не сдавала своих позиций Евдокиевская ярмарка. Более того, в некоторые годы она по своим оборотам превосходила главную в губернии  Маргаритинскую ярмарку. В 1877 году, например, в село Благовещенское было доставлено товаров на 931 855 рублей и продано на 785 тыс. руб. А на Маргаритинской  соответственно товарооборот составил всего лишь 695 и 537,7 тыс. рублей. В 1871, 1873, 1875, 1880 гг. на ярмарку было доставлено товаров более чем на 850 тыс. рублей. Дважды - в 1872 и 1876 гг. - этот уровень превысил 930 тысяч рублей .
       На Евдокиевской ярмарке был представлен, говоря современным языком, весь северо-западный регион. В 1839 году ярославский купец Иван Горшков привез товара на 53 тысячи рублей, на пять тысяч рублей доставил добра шенкурский купец Гаврила Попов, на две тысячи  вельская мещанка Парасковья Потеряева. А рядом с ними успешно торговали мелкие ремесленники и посредники, доставлявшие различных изделий на сумму от 100 до 300 рублей. Заметное место среди этой категории торгующих занимали жители Каргополья .
       Представляют интерес цены, которые складывались на той или иной ярмарке. Докладывая об итогах только что закончившихся торгов в селе Благовещенском начальнику губернии, шенкурский уездный исправник сообщал 23 марта 1879 года о том, что “из-за отсутствия у народа денег” цены на самый важный местный товар  смолу  были низкими: от 2,3 до 2,6 рублей за бочку. Для сравнения отметим, что цена лошадей, которых было доставлено на ярмарку 1700, составляла от 10 до 100 рублей за голову. Шкуры (волчьи, медвежьи, коровьи) стоили от 4 до 20 рублей штука, пуд ржи  75-85 копеек, мука высшего сорта  10-16 рублей мешок, сахар  8,4 рубля пуд, масло коровье  5-10 рублей пуд, говядина до 2 рублей пуд.
       В селе Благовещенском силами удела был сооружен гостиный двор, насчитывавший 300 номеров, около 40 купцов обычно проживали во время ярмарок в домах крестьян.
       Обстановка на местных ярмарках была далеко не идиллическая. Среди наиболее заметных происшествий во время торгов были кражи. Вот одна из многих картинок, оставшаяся в донесении Шенкурского исправника в 1870 году: “В ночь на 28 февраля во дворе крестьянина Благовещенского прихода Николая Павловского похищено с воза крестьянина Кадниковского уезда Матвея Денисова шорного товара на 122 рубля. В ночь на 2 марта неизвестно как ушла из двора пономаря Благовещенского прихода Павловского лошадь крестьянина Пинежского уезда стоимостью 90 рублей. Виновные пока не найдены”.
       Своего рода феноменом Маргаритинской ярмарки служила, как уже это отмечалось выше, торговля, производившаяся на ней поморами. Этим именем на Севере издавна назывались люди прибрежного края Архангельской губернии, т.е. население, которое проживало в Архангельском, Мезенском, Кольском и Кемском уездах, а также в Сумском посаде. Поморы издавна пользовались рядом льгот. В частности, они могли без различия гильдий, начиная от рядового крестьянина-промысловика до купца, беспошлинно и в любом количестве вывозить из Архангельского порта на собственных судах хлеб, а также привозить соленую рыбу как норвежского, так и собственного лова. В этом случае они платили пошлину только за соленую сельдь и сушеную треску.
       Начиная с марта, поморы двигались в становища, где занимались рыбным промыслом. А после вскрытия Северной Двины многие из них с рыбой собственного лова и закупленной у других промышленников направлялись в Архангельск. Некоторые из них совершали этот рейс не один раз. Абсолютное большинство поморских промышленников приезжали к Архангельску со всех становищ на раншинах (такое название судов происходит от слова ранний), лодьях, кочмарах и шхунах в период ярмарки. Часть поморов подходила в этот момент из Норвегии, куда они ежегодно возили хлеб, пеньковые товары, крупу, выменивая на них соль, треску, палтасину, оленьи шкуры и многое другое.
       В течение ХIХ века в среднем ежегодно в Архангельск приходило более 600 судов из прибрежной территории и более 100 из Норвегии.
       В начале октября все поморы на своих небольших торговых и промышленных судах возвращались с закупленными товарами к себе в родные поморские деревни.
       В заключение заметим, что ярмарки на Севере действовали значительный период после событий 1917 года. Любопытное свидетельство о Сретенской ярмарке оставил в своих воспоминаниях ушедший из жизни в 2001 году полковник медицинской службы, выходец из Шенкурского уезда Григорий Андреевич Кулижников.
       “Близилось Сретенье и с ним Сретенская ярмарка в нашем уездном городе Шенкурске, который отец именовал не иначе как Посадом.... На эту ярмарку он решил съездить и меня взял с собой.
       Собрались мы затемно. В пошевнях мешки с рожью и житом, прикрытые сеном. Отец в полушубке и тулупе, я укутан в мамину шубу... Дорога больше лесом, потом деревнями и длинным лугом и опять лесом. На речке перед Посадом водяная мельница... Отец уверенно правил к подворью Тонковых, где всегда останавливался. Тонковы  недавние крестьяне, перебравшиеся сюда вместе со своим домом...
       Ночевали мы на полу, расстелив тулуп и накрывшись шубами. Утром поехали к Сретенской церкви. Возле нее на площади бесчисленное число подвод со всяким добром и скарбом. Чего только тут не было! Мешки с зерном и мукой, новые сани, телеги, колеса, конская сбруя, дуги, ушаты, бочонки, шайки, ведра деревянные, корзины-плетухи из соснового голтья и бересты, зобенки, туеса, прялки, щетки шерсть чесать, точила, лопатки для заточки кос, поковки разные: ухваты, ножи, копачи, заступы, вилы, косы-горбуши, серпы, топоры - всего не перечислишь. В торговых рядах на обочине овощи, мясо, масло. Целый день мы бродили и мерзли, не продав ни единого фунта ржи и жита. Отец молчаливым, сердитым поехал на ночь к Тонковым.
       Но назавтра счастье ему улыбнулось: оптом все продал. Купил сушки, баранок, и мы, напившись, чаю со вкуснящими баранками, направились домой”.
       Но, разумеется, самым важным видом северной торговли являлся обмен товарами и продажа их иностранным купцам. Анализ этого вида деятельности дан в разделе “Внешняя торговля”. Здесь напомню лишь о том, что, начиная с 20-х годов XIX века, она не увеличивала своих объемов. Сказалось уменьшение у иностранцев спроса на товары Северо-восточной России. К тому же зарубежные потребители имели возможность дешевле и легче получать их из портовых городов Прибалтики, куда протянулись железные дороги, где был возможен более ранний и интенсивный подход судов, сосредоточились крупные торговые и промышленные капиталы.
       Все это привело к тому, что архангельский губернатор сделал в 1886 году вывод о резком падении в Архангельске заграничной торговли. Как уже отмечалось выше, перспективы ее усиления были связаны с развитием речного и в особенности железнодорожного транспорта. В частности в материалах к отчету губернатора за 1898 год говорилось: "Только быстрота сношений и усовершенствование путей сообщения, расширение пароходства, сооружение железных дорог и устройством телеграфа можно вырвать этот обширный край из экономического застоя, в каковом он долго находился, можно оживить промышленную и торговую деятельность, вызвать к жизни его естественные богатства".
       Резонно предположить, что губернатор видел верную перспективу экономического развития северного края.


    НЕМЕЦКАЯ СЛОБОДА

      
       Заметную роль в развитии торговли и промышленности в Архангельске, в становлении купеческого облика города на Северной Двине сыграли иностранные купцы, или “немцы”  так называли на Севере, как и во всей России, всех иноземцев.
       Вскоре после основания порта здесь стала формироваться смешанная, в основном голландско-немецкая колония, получившая название Немецкая слобода. С той далекой поры вплоть до первых лет советской власти это понятие бытовало среди жителей города.
       Иноземное поселение являлось, говоря современным языком, одним из городских микрорайонов. Слобода, располагавшаяся ниже древнего Гостиного двора, примерно от нынешней улицы Свободы до улицы Логинова (старое название Успенская), и врезавшаяся в глубь городского массива, сначала на один квартал от набережной Северной Двины застраивалась красивыми ухоженными домами, имела свои церкви, превратилась в своеобразный благоустроенный городок западноевропейского типа. Историк В. Крестинин не без основания называл слободу “вольным немецким архангельским посадом”. Слобода производила благоприятное впечатление на всех путешественников, посещавших Север. Доски добротных мостовых здесь не прогибались под ногами прохожих, а утопавшие в зелени особняки соперничали друг с другом в богатстве отделки.
       К ХIХ веку Немецкая слобода расширилась и ограничивалась улицами Набережной Северной Двины, Обводным каналом, Свободы и Шубина. Следует отметить, что иноземное поселение в Архангельске никогда не имело формального статуса, и границы расселения иностранцев были весьма условны. В слободе находилось немало домов и русских купцов.
       Архангельский военный губернатор, в частности, отмечал в одном из документов, что в Немецкой слободе проживают “большею частию торгующие иностранцы и архангельские капиталисты”.
       Прежде чем анализировать деятельность обитателей Немецкой слободы, коснемся двух общих проблем: историографии истории этого поселения в Архангельске и тесно связанной с ним роли иностранного капитала на Севере, а также периодизации существования слободы.
       Богатое прошлое Немецкой слободы лишь сравнительно недавно стало предметом научной разработки. До сего времени в трудах историков, как на это справедливо указывал О.В. Овсянников, были слабо отражены многие аспекты этой многоплановой проблемы: численный и национальный состав иноземной поселенческой структуры, взаимоотношения ее жителей с русскими купцами и “посажанами”, влияние первых на жизнь городской общины, масштабах их торгового и промышленного бизнеса и т.д.
       В оценках деятельности бизнесменов  обитателей Немецкой слободы, как, впрочем, и вообще иностранного капитала в России  наблюдались крайние точки зрения, которые обусловливались конкретной социально-политической и экономической ситуацией в стране.
       Немало негативных оценок в адрес иноземцев высказал в своем содержательном труде “Очерк истории Архангельска в торгово-промышленном отношении” С.Ф. Огородников. “Иноземцы,  отмечал он,  особливо англичане, платили русскому народу таким презрением, забылись до того, что принимали дарованные преимущества как должное, считали дозволенными всякие средства, ведущие к обогащению, лишь бы ослабить приютившее их государство и сделать берега его недоступными для кораблей других народов”.
       Противоположную точку зрения по вопросу о роли иностранных инвестиций занимал Г.И. Минейко. В своем отзыве на рукопись книги С. Огородникова он обвинил автора в “смешивании торговых интересов края с национальностью”, в том, что автор оценивал положение торговли “не по мере развития ее оборотов, открытия новых торговых путей, новых рынков, новых статей обмена, а по мере участия в этой торговле русского купечества”. По сути дела Минейко выступил против политики государственного регулирования торгово-промышленной деятельности русских купцов, за абсолютную свободу торговли.

    * * *

       Региональный подход к анализу этой проблемы отразил общественное мнение, сложившееся в то время. Роль иностранного капитала в России всегда являлась одной из наиболее дискуссионных проблем отечественной историографии.
       Впервые вопрос о работе в стране иностранных акционерных компаний и оценки их роли возник в 1863 году в связи с попыткой создания Англо-русского банка. Открытие банка не состоялось, но перед государственными чиновниками встали такие вопросы, как порядок утверждения подобных обществ, экономическое значение для страны иностранных капиталов и т.д..
       Особенно жаркие споры вокруг проблемы иностранного капитала разгорелись в конце XIX  начале XX века, когда в России началось массовое создание акционерных компаний. В патриотической прессе преобладало враждебное отношение к иностранным инвестициям.
       Не было единой точки зрения на эту проблему среди членов Государственной думы, т.е. уже в XX веке. Видный промышленник А.И. Коновалов, выступая на одном из ее заседаний в 1913 году, отмечал, что причинами слабого притока иностранных капиталов в Россию “является отсутствие правовых политических условий..., архаичность многих наших законов, недостатки нашего трудового законодательства и, отсутствие уверенности... в существовании твердой экономической политики”.
       Для подобного заявления российских парламентариев были основания. Дело в том, что формально порядок утверждения акционерных обществ в России по закону от 6 декабря 1836 года был одинаков как для русских, так и для иностранных подданных. Но этот закон не давал определения самого понятия “иностранное общество”, вследствие чего среди исследователей до сего времени не существует единой точки зрения об этой категории организации промышленного производства или торговли.
       Изучение вопроса о роли иностранного капитала в советское время почти не велось, т.к. скудные данные о вложениях иностранцев служили лишь для обоснования распространенного в то время тезиса о полуколониальном характере экономики России. Иностранный капитал нередко изображался главным виновником отсталости нашей страны, выход из которой могла дать только социалистическая революция.
       В работах архангельского экономиста П.М. Трофимова, например, отмечался хищнический характер иностранного капитала. Иностранцы на Севере, по его мнению, “разоряли и подрывали русские торговые и промышленные предприятия”, проводили здесь колониальную политику.
       Подобная тенденция дает о себе знать и в наши дни. Профессор О. Платонов во вступительной статье к объемистой книге “1000 лет русского предпринимательства...” отметил: “Большая часть иностранцев, приезжавших в Россию в XVIXVII веках, были люди авантюрного, а порой даже мошеннического склада, люди, которым нечего было терять, их цель была ловля “счастья и денег”. Причем на русских людей они зачастую смотрели, как на объект наживы, нередко пытались их надуть”.
       С другой стороны, как раньше, так и в наши дни некоторые историки и экономисты дают только панегирические оценки роли иностранцев в развитии российской экономики.
       Не остались в стороне от освещения этой многогранной проблемы и иностранные исследователи. В отличие от русских историков, они отмечают исключительные трудности ведения торгового бизнеса в России. Среди них: отсутствие постоянных торговых партнеров, произвол чиновников, торговые сделки с необычным предпринимателем  государством и т.п. Как отметил один из иностранных историков, западноевропейский купец, рискнувший заниматься бизнесом в России, должен быть скорее “авантюристом”, чем обычным купцом.
       В последний период вопрос о роли иностранного капитала стал вновь активно обсуждаться российским обществом, является предметом пристального внимания ученых.
       Принципиальная позиция, сформировавшаяся в ходе дискуссий и занятая нашими исследователями по этой всегда актуальной проблеме, стала более взвешенной. Она состоит в том, что иностранные капиталовложения “сыграли важную роль в становлении некоторых отраслей промышленности”, что “иностранные предприниматели несли с собой не только капиталы, но и складывавшиеся веками в более развитых странах навыки капиталистической организации промышленности, торговли и кредита, а также выработанные там технические идеи ...и способствовали установлению и развитию связей российской экономики с мировым рынком”. Но, с другой стороны, исследования убедительно показывают, что “не нужно идеализировать значение прямых иностранных капиталовложений. Они отнюдь не преследовали благотворительные цели”.
       Подобная оценка, однако, не означает полной ясности ситуации, которая имела место в экономике отдельных регионов. Как справедливо заметил один из первых исследователей этой проблемы А.Г. Донгаров, “то, что когда-то было коммерческой тайной для современников, сегодня остается в значительной степени тайной для историков”.
       Мы еще вернемся к этой оценке при конкретном анализе участия иностранного капитала в развитии экономики Севера.
       Пока лишь отметим, что вплоть до недавнего времени на серьезное изучение проблемы иностранного капитала в России было наложено своеобразное “табу”.

    * * *

       Что касается проблемы периодизации истории архангельской Немецкой слободы, то, упреждая изложение событий, отметим: накопленные сведения о ней позволяют выделить несколько этапов в жизни и деятельности ее поселенцев.
       Первый из них длился с момента основания города до эпохи Петра I, т.е. около 120 лет. Это было время сравнительно стабильного развития внешней торговли в Архангельске, который являлся единственным в России центром притяжения иностранных купцов. Шел процесс постепенного увеличения численности иноземных поселенцев на Севере и внедрения их в жизнь города на Северной Двине.
       Вторым периодом жизни слободы следует считать эпоху Петра I. Великий реформатор, предельно упростив правила приезда иностранцев в Россию, оживил жизнь Немецкой слободы. Наряду с новыми поселенцами с Запада здесь оказалась также часть “московских немцев”, прибывших для работы на Соломбальской судоверфи и для торговли.
       Третий этап развития иностранной торговли и соответственно жизни Немецкой слободы длился более 40 лет (с 20-х годов XVIII века до 1762 г.). Этот отрезок времени можно характеризовать как период заметного упадка и затухания деловой жизни на Севере, вызванных рядом ограничительных мер по ввозу товаров в Архангельск из центральных регионов России. Он продолжался здесь до отмены ограничений на внешнюю торговлю. Значительная часть иностранцев в те годы покинула город. Некоторые из них перебрались в Петербург. В Немецкой слободе остались лишь самые стойкие купцы, наладившие крепкие связи со своими клиентами в провинции, а также купеческие вдовы.
       Примерно с 1760-х годов торгово-экономическая жизнь в Архангельске характеризовалась заметным оживлением, продолжавшимся до конца первой четверти XIX века. В это время наблюдался взлет местного купеческого судостроения, быстрый рост могущества русских и иноземных торговых домов. Значительная часть иностранцев вступила в это время в российское подданство.
       Все последующие десятилетия вплоть до конца века деловая жизнь Архангельска характеризовалась упадком. Обанкротилась значительная часть русских торговых домов. А выходцы с Запада безраздельно господствовали во внешней торговле, успешно внедрились в судостроение, стали заниматься лесопилением.
       И, наконец, в последней четверти XIX века начался заключительный период в жизни Немецкой слободы. В 70-80-е годы на Север прибыла последняя волна иноземцев. В их числе были наиболее заметные архангельские предприниматели: А.А. Сурков, М.А. Ульсен, К.К. Стампе, А. И. Андерсон и другие.
       Это было время начавшегося подъема промышленности и торговли Севера, что было обусловлено проведением железной дороги из центра до Архангельска, развитием речного парового судоходства и притоком капитала в ведущую отрасль хозяйства  лесную промышленность.
       После революционных потрясений 1917 года, последовавшей затем гражданской войны Немецкая слобода прекратила свое существование. Часть бывших обитателей иноземческого поселения выехала на родину своих предков. Многие потомки “немцев” навсегда остались на Севере. И в настоящее время в Архангельске встречаются фамилии Шергольдов, Гувелякенов, Пецев и ряд других. Потомки некогда именитых фамилий давно обрусели и, как правило, забыли язык своих предков.
      

    У ИСТОКОВ ИНОЗЕМНОГО ПОСЕЛЕНИЯ

      
       Процесс вхождения иностранцев в экономическую и культурную жизнь Архангельска и формирование здесь постоянного их обитания  Немецкой слободы  был длительным и достаточно сложным. Представителей диаспоры, смешанной из разных народов, объединяли в основном два фактора: экономика и религия.
       Труды историков последних лет позволили установить, что понятие “Немецкая слобода” появилось в Архангельске в конце XVII века. А в постоянном обиходе и в деловых документах оно стало употребляться лишь в начале XVIII столетия.
       Рождение и становление архангельской Немецкой слободы, судьбы ее поселенцев определялись, на наш взгляд, тремя факторами: мотивами действий иностранных предпринимателей, политикой Российского государства и тесно связанным с нею ходом социально-экономического развития Севера.
       Не подлежит сомнению, что основным мотивом стратегии в деятельности иноземного купечества на севере Московского государства являлся поиск экономической выгоды.
       По замечанию русского историка, академика С. Платонова, в основе мероприятий иностранцев по освоению Русского Севера лежали причины коммерческие, и поэтому “в результате всех изысканий англичан и голландцев явились не научные трактаты, а торговые договоры с московским правительством”. Иноземцы, по его мнению, стремились “использовать (и по возможности монопольным способом) исследованный край”.
       Они были,  заметил один из краеведов  “не бескорыстными служителями..., а искателями счастья, влекомыми жаждой обогащения”. "Это были люди исключительно личных расчетов и практических домогательств,  вторил этому утверждению другой исследователь. - Каждый из них хлопотал о своих выгодах, всякий гнался за наживой или почестью и немало не стеснялся подставлять другим ногу, если тот не принадлежал к его кружку". Иначе говоря, в Россию ехали различные люди с единственной целью: за хорошими заработками. Используя богатый опыт в бизнесе, они намеревались поправить здесь свои пошатнувшиеся на родине дела.
       Верность этих слов вполне подтверждается анализом конкретных событий и фактов. Узнав о богатстве Севера России, иноземцы с поразительной быстротой проникали в неведомые им ранее земли, осваивались в новой обстановке, добирались до Мезени, Печоры и даже Сибири.
       Голландский посол, юрист и географ в своей книге “Северная и восточная Тартария”, изданной в 1692 году, дал подробное описание Пустозерска с приложением детального плана города. Еще в начале XVII века здесь были представители английской торговой компании.
       Сюда вслед за англичанами пытались проникнуть и другие иностранные купцы. Русское правительство, чтобы воспрепятствовать этому, в 1620 году закрыло морской путь в Сибирь. Знаменитый Пустозерский острог стал играть роль военно-сторожевого поста, способного воспрепятствовать проникновению иноземных предпринимателей в Северо-восточные районы и в Сибирь.
       Первым местом, где нашли применение свои силам английские купцы на Севере, явились Холмогоры. Пользуясь льготными условиями, данными Иваном Грозным, они уже в 1560-е гг. имели здесь, по свидетельству английского путешественника Томаса Рандольфа, не только склады для хранения товаров, но и “собственную землю и много хороших домов с конторами для собственного удобства”. Более того, английский купец Ричард Грей основал в Холмогорах канатную фабрику (канатный двор). Семь английских мастеров, используя силы свыше ста местных крестьян, плели канаты, которыми оснащались корабли Великобритании. Только в 1558 году здесь было изготовлено 70 тысяч пудов русских канатов и веревок.
       Английские специалисты высоко ценили холмогорскую продукцию. “Один здешний канат,  писал один из них в “Московскую компанию”,  стоит двух данцигских, потому что данцигцы пускают в дело старые канаты и гнилой материал, вследствие чего в непогоду канаты их оказываются недостаточно прочными”.
       Масштабы торговой деятельности “Московской компании”, созданной в Англии, непрерывно расширялись, и в 70-е годы XVI века она ежегодно направляла на Север России от 6 до 10 кораблей. Компания добилась права беспошлинной торговли во всем Московском государстве, монополизировала торговлю в Казани, Астрахани, в Нарвской гавани. Она стала владеть недвижимостью в этих городах, иметь канатные заводы не только в Холмогорах, но и в Вологде, искать руду, нанимать русских рабочих.
       Однако, начиная с 1570-х гг., англичан потеснили голландские купцы. В 1578 году в Пудожемском устье Северной Двины появился корабль из Нидерландов Яна ван Валле. Вслед за ним на Двину пришли и другие голландские суда. А в 1580 году Ян ван Валле в обмен на колокол тоже приобрел у Антониево-Сийского монастыря двор в Холмогорах. К 1600 году выходцы из этой страны, по утверждению голландского историка Я.В. Велувенкампа, стали “ведущей западной нацией в торговле с Московией”.
       Историк А.В. Демкин, скрупулезно проанализировав большой массив различных документов, впервые в историографии предпринял попытку определить численность западноевропейских купцов, которые поддерживали деловые связи с Россией в течение XVII века. В списках фамилий иностранных купцов и их приказчиков значится 1361 человек. Почти половину из них (644 купца) составляют нидерландцы. Многие из них торговали с Россией 10  30 лет. На втором месте по своей численности идут английские торговцы (319 человек). 210 купцов и их приказчиков являлись выходцами из Гамбурга. В качестве особой группы исследователь выделил так называемых московских торговых иноземцев, 113 из которых занимались внешней торговлей.
       Последняя группа купцов занимала особое положение. С одной стороны, московские иноземцы выполняли различные торговые и дипломатические поручения российского правительства, платили налоги и принимали присягу.
       В то же время они, представлявшие нередко второе и даже третье поколение иностранцев, осевших в России, пользовались правами западноевропейского купечества: свободно торговали и передвигались в России при наличии проезжих грамот, не были подсудны местной администрации и обладали не тяглым статусом личных дворов.
       По данным А.В. Демкина, некоторые фамилии западных купцов действовали в России в течение всего XVII века. Поскольку в течение столетия внешняя торговля России осуществлялась только через архангельский порт, то можно уверенно говорить о том, что абсолютное большинство западноевропейских купцов начинали свой бизнес на Северной Двине.
       Преобладание во внешней торговле с Россией небольшой страны было весьма внушительным. По сведениям Я.В. Велувенкампа, в Архангельск в течение XVII века ежегодно приходило 35 и более голландских судов, около 200 амстердамских купцов регулярно вывозили товары из города на Северной Двине. А общий ввоз грузов из России составлял около 7% от общего объема голландского импорта из Европы.
       Стремительное завоевание северного рынка голландцами было объяснимо. В дальний путь в Поморье отправились те же самые купцы, которые давным-давно торговали с Россией через Нарву и по достоинству оценивали выгодность торговых связей с этим богатым государством. Военная ситуация, сложившаяся на Балтике, потеря Россией прибалтийского плацдарма побудили бизнесменов быстро изменить место своей торговли. Они понимали, что такие дефицитные товары, как мачтовый лес, смолу, юфть, поташ, пеньку, можно выгодно закупить только на Севере России.
      
      
       12
      
      
       165
      
      
      

    ПРИМЕЧАНИЯ

    Введение

       Крестинин В.В. Краткая история о городе Архангельском. СПб., 1792; Огородников С.Ф. История Архангельского порта. СПб., 1875; Очерк истории Архангельска в торгово-промышленном отношении (Далее: Очерк истории Архангельска...). СПб., 1890; Трофимов П.М. Очерки экономического развития Европейского Севера России. М., 1961; Архангельск 1584  1984: Фрагменты истории / Сост. Е.Ф. Богданов, Ю.И. Калмыков; Науч. ред. Г.Г. Фруменков, А.С. Щукин). Архангельск, 1984; Куратов А.А. Историография истории и культуры Архангельского Севера. Вологда, 1989; Он же. Источниковедение истории и культуры Архангельского Севера. Архангельск, 1992; Он же. История и историки Архангельского Севера: Вопр. источниковедения и историографии: Моногр. Архангельск, 1999; Попов Г.П. Ногою твердой стать при море... Штрихи к портрету Архангельского порта. Архангельск, 1992; Попова Л.Д. Архангельск: Очерк истории строительства: Конец XVI  нач. XX в. Архангельск , 1994.
       Репин Н.Н. Внешняя торговля и социально-экономическое развитие России в ХVII в.: Арханг. и Петерб. порты. Омск, 1989; Он же. Торговля России с европейскими странами на отечественных судах: Конец ХVII  середина ХVIII в. // Исторические записки. 1985.  112. и др.; Овсянников О.В. Люди и города средневекового Севера. Архангельск, 1971; Он же. К топонимике и топографии старинного Архангельска // Вопросы топонимики Подвинья и Поморья. Архангельск, 1991.С.55-112; Он же в соавт. С Фирсовой Л.Д. Архангельские гостиные дворы // Памятники Архангельского Севера. Архангельск, 1991. С.108-123; Захаров В.Н. Западноевропейские купцы в России: Эпоха Петра I. М., 1996; Пузырев В.П. Паруса над студеным морем: Судостроение, промыслы и торговое судоходство на Белом море в XVIII в. М., 1993; Архангельск в XVIII веке / Сост. и отв. ред. Ю.Н. Беспятых. СПб. ,1997 и др.
       Булатов В.Н. Русский Север: [В 3 кн.]. Кн. 1: Заволочье: ( IX  XVI вв.). Архангельск, 1997; Кн. 2: Встречь солнца: (XV  XVII вв.). Архангельск, 1998; Кн. 3: Поморье (XVI  начало XVIII в. Архангельск, 1999.
       Огородников С.Ф. История Архангельского порта.; Очерк истории Архангельска ...
       Архангельские губернские ведомости (далее: АГВ). 1888. 22 окт.
       Отчет комиссии о присуждении премии за составление истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении. Доклад пред. Комиссии Г.И. Минейко. Архангельск. 1888. С. 4,5, 21 и др.
       См. Барашков Ю.А. Рубрика “Старый Архангельск” в еженедельниках Арханг. телекомпании "Двинская хроника",“Газета АТК” и др. 1995  1998 гг. Эти публикации Ю.А. Барашков собрал воедино в книге "Двинская хроника", подготовленной совместно с Валинг Гортер-Гронвигом и изданной в Финляндии в 1999 г.; Доморощенов С.Н. Наследство: Ист. - краевед. сб. очерков о мезенской жизни в течение ста с лишним лет. Мезень,1992; Вертячих А.Ю. Капитал в Архангельске: вчера, сегодня, завтра. М., 1994; Минаева Т.С. Архангельский морской порт в первой половине XIX века: Автореф. дис....канд. ист. наук. Архангельск, 1996.
       См. например, сборник: Архангельск в ХVIII веке / Сост. и отв.ред. Ю.Н. Беспятых.
       Захаров В.Н. Указ. соч.; Демкин А.В. Западноевропейские купцы и их приказчики в России в 17 в. М.,1992; Он же. Западноевропейское купечество в России в 17 в. М. ,1994; Тевлина В.В. Иностранное предпринимательство на Европейском Севере России во второй половине XIX  начале XX вв: 1861  1917 гг.: Автореф. канд. дис. Петрозаводск, 1994.
       Предпринимательство и предприниматели России от истоков до начала ХХ века (Далее: Предпринимательство и предприниматели в России...). М., 1997. С.3.
       Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI  первой четверти XVIII в. / Отв. ред. Л.А. Тимошина. М., 1998. Т.I. С. 3.
       См. Кафенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства в России: последняя треть ХIХ в.  30-е годы ХХ в. М.,1994; Репин Н.Н Указ. соч.; Козинцева Р.И. Внешнеторговый оборот Архангельской ярмарки и ее роль в развитии всероссийского рынка // Исследования по истории феодально-крепостнической России. М.;Л., 1964. С.116-163.
      
       ______________________________________________________________

    Из истории российского купечества

      
       См. Отечественная история. 1998.  3. С. 14 15.
       В современной литературе пока не установилось единого толкования понятия предпринимательства. Проанализировав многие точки зрения на суть этого явления, историк А.А. Галаган дал ему такое определение: “Предпринимательство - экономически свободная новаторская деятельность, связанная с риском, ответственностью и конкурентной борьбой, имеющей целью достижение новых результатов, удовлетворение личных и общественных потребностей”. (См. Галаган А.А. История предпринимательства российского. От купца до банкира. М.: “Ось-89”. 1997. С. 10).
       Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. I. С. 350.
       Термин “сурожане” появился в XIV в., когда главным центром южной торговли стал Сурож (Судак), вследствие чего за гостями - вначале выходцами из Крыма, а затем и русскими - закрепился бытовой термин “сурожане” .
       Историк С.В. Бахрушин в обстоятельной статье “Торги новгородцев Кошкиных” убедительно раскрыл многолетние торговые отношения купцов Кошкиных в конце XVII  начале XVIII в. со Швецией, куда новгородцы систематически вывозили лен, рогожи, солод и другие товары // Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1954. . Т. II. С. 174 223.
       См. Голикова Н.Б. Указ. соч. С. 23.
       Быховский И.А. Архангелогородские корабелы. Архангельск, 1988. С. 13.
       См. Овсянников О.В. Средневековые города Архангельского Севера: Люди, события, даты. Архангельск, 1992. С. 316317, 320.
       См. Рыжов К. Сто великих россиян. М., 2003. - С. 99; Устрялов Н. Именитые люди Строгановы. СПб., 1842. С. 22.
       Памятники русского права. М., 1957. С. 90; Устрялов Н Указ. соч. С.4.(Соборное Уложение 1649 года, Глава Х, ст. 94).
       Там же. С. 4.
       См. Ключевский В. О. Сочинения. М., 1959. Т. VI. С.163; Деловой мир России. СПб., 1998. С. 133; Голикова Н.Б. Указ. соч. С. 117, 150, 184 и др.
       См. Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1954. Т. II. С. 88.
       См. Голикова Н.Б. Указ. соч. С. 35, 73.
       Там же. С. 218220.
       Там же. С. 164.
       Деловой мир России. С. 131.
       Копанев А.И. Крестьяне Русского Севера в XVII в. / Под ред. Н.Е. Носова. Л.,1984. С. 170171; Голикова Н.Б. Указ. соч. С. 283.
       См. Соловьева Т.Б., Володихин Д.М. Состав привилегированного купечества России в первой половине 17 века: По материалам росписей гостей, гостиной и суконной сотен. М., 1996. С.26, 28, 36 и др.
       Там же. С. 12.
       См. Голикова Н.Б. Указ. соч. С. 451.
       Полное собрание законов Российской империи c 1649 года (Далее  ПСЗ). Собр. 1. М., 1830. Т. VI.  3520, 3708 и др.
       Там же. Т.VI.  3708.
       Там же. Т.VIII.  5300.
       См. Предпринимательство и предприниматели России...С. 21; По данным С.М. Соловьева, к 1725 году в России насчитывалось 233 фабрики и завода. См.: Соловьев С.М. Сочинения. Кн. IX: История России с древнейших времен. Т. 1718. М., 1993. С. 472.
       Соловьев С.М. Сочинения. Кн. VIII: История России с древнейших времен. Т. 1516. М., 1993. С. 453.
      
       Колесников П.А. Северная деревня в XV  первой половине ХIХ века: К вопр. об эволюции аграр. отношений в Рус. государстве. Вологда, 1976. С.249.
       Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформа Петра Великого. Изд. 2-е. СПб. 1905. С. 186; Сотни крестьян мобилизовывались на работу и на вечное жилье в Петербург и другие места даже из таких отдаленных уездов, как, например, Мезенский. См. Новиков А.В. Лешуконье. Архангельск, 1999. С. 4050.
       ПСЗ. Т. XXII.  16 187.
       Там же. Т. XX. 14327.
       Там же. Т. XXVI.  19 347.
       См. Рындзюнский П.Г.. Городское гражданство дореформенной России. М., 1958. С. 42, 167. В стоимость торгового свидетельства купца входили пошлины с капитала (по 4% с купцов 1-й и 2-й гильдий и по 2,5% с купцов 3-й гильдии, платящей наивысший оклад), сбор на поддержание путей сообщения (по 10% от размера пошлины с капитала для купцов всех гильдий). Купцы 1-й гильдии  евреи платили не 600, а 540 р. за гильдейское свидетельство (они первоначально могли жить лишь в черте оседлости).
       См. Бурышкин П.А. Москва купеческая: Мемуары /Вступ. ст., коммент. Г.Н. Ульяновой, М.К. Шацилло. М., 1991. С.21.
       _________________________________________________________
      

    Рождение и становление архангельского купечества

       Акты археографической комиссии (Далее  ААЭ). СПб., 1836. Т.1. С. 380.  318. Указ опубликован в хрестоматии "Архангельский Север в документах истории (с древнейших времен до марта 1917 года). - Архангельск, 2004. - С. 66-67.
       См. Куратов А. А. Ранняя история Архангельска в свете археографии и палеографии. Архангельск, 1984. С. 6; Анализ некоторых итогов этой дискуссии попытался дать историк В.Н. Булатов в своем труде “Русский Север”. См.: Булатов В.Н. Русский Север. Кн. 3. Архангельск, 1999. С. 155  162.
       Забелин И. И. История города Москвы. М., 1995. С. 6.
       Крестинин В. В. Краткая история о городе Архангельском. . С. 249; Огородников С. Ф. Очерк истории города Архангельска ... С. 46.
       Архангельск в XVIII веке... С.310.
       Там же. С. 275.
       Архангельский Север в документах истории... С. 96-98.
       Морозов А. Родина Ломоносова. Архангельск: Сев.-Зап. Кн. изд.-во. - 1975. - С.83.
       Крестинин В.В. Указ. соч. С.162165.
       Там же. С. 168175.
       Там же. С. 169.
       Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России: Изыска- ния о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 281283.
       Там же. С. 170175.
       Там же. С. 248  249.
       АГВ. 1853. 1 авг.
       Архангельск в XVIII веке. С.278.
       Там же. С 282.
       См. Яковцевский В.Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России. Изд. АН СССР. М., 1953. С. 37.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 9. Д.587. Л. 36об.; История северного крестьянства. Т. 2: Крестьянство Европейского Севера в период капитализма. Архангельск, 1985. С. 89.
       АГВ. 1870. 9 дек.
       ПСЗ. Т. IV.  1775.
       Там же. Т. IV.  2349, 2433.
       Там же. Т.XII.  9201.
       Там же. Т.XIV.  1048.
       Там же. Т. ХХVI.  19812, 19943.
       Там же. Т. ХХХIII,ХХХIХ.  25856, 30115.
       Там же. Т.ХХIХ.  22315.
       См. Полякова У.М. Городовая обывательская книга Архангельска 17861788 гг. как источник для изучения социального строя северного города // Материалы по истории Европейского Севера: Север. археогр. сб. Вологда, 1970. Вып. 1. С. 125.
       ПСЗ т. ХХVIII.  21484. О правилах для записки крестьян в купечество 24 октября 1804 г.
       Индова Е. И. Роль дворцовой деревни первой половины XVIII в. в формировании русского купечества // Исторические записки. 1961. Т. 68. С. 191192.
       ГААО. Ф. 49. Оп. 4. Д.1. Л. 79-98; Как установили историки А.И. Копанев и Н.Е. Носов, предки архангельских купцов Амосовых, Поповых, Дудиных и ряда других являлись богатыми двинскими крестьянами  владельцами многих деревень, рыбных тоней, соляных варниц, речных и морских судов. См. Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. С. 257, 258,263 и др.
       ГААО. Ф. 49. Оп. 4. Д.1. Л. 79-98
       См. Полякова У.М. Указ соч. С. 148.
       ГААО. Ф. 49. Оп. 4. Д. 30. Л. 114 и др.
       Там же. Ф. 49. Оп. 4. Д. 46. Л. 144262.
       Там же. Ф. 49. Оп. 1. Т. 2. Д. 2230. Л. 1035.
       Там же. Ф. 49. Оп. 1. Д. 1. Л.4.
       См. Носов Н.Е. Указ. соч. С. 241, 256, 257.
       ГААО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 127. Л. 27.
       Там же .Ф. 47. Оп. 1. Т. 2. Д. 2367. Л. 1822.
       Там же. Ф. 49. Оп. 4. Д. 30. Л 129об.  130.
       Там же. Оп. 1. Т. 2. Д. 3252. Л. 4244.
       Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 747. Л. 9.
       Игнатов Н.И. Наш Север. СПб., 1897. С. 273.
       Там же. С.4, 4об. и др.
       Там же. Ф. 2.Оп. 1. Д. 844. Л. 185, 185об.
       Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1412. Л. 1.
       Там же. Ф. 1. Оп. 2. Т. 1. Д. 68 Документ выявлен и впервые использован архивистом В.А. Волынской (См. сб.: Русский Север в документах архива. Архангельск, 1998. С.711).
       Там же. Л. 49об. 50.
       См. АГВ. 1853. 1 авг.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Т. 4. Д. 6887. Л. 113.
       См. Козлова Н.В. Организация коммерческого образования в России в XVIII в. // Исторические записки. 1989.  117. С. 288311.
       ГААО. Ф. 49. Оп. 1. Д. 2354. Л. 111.
      

    Сколько было в Архангельске торговых людей?

      
       Архангельск в XVIII веке. С. 295-296.
       Там же. С. 296.
       ГААО. Ф. 49. Оп. 1.Т.2. Д. 2244. Л. 1об.
       Там же. Л. 1; Д. 2367. Л. 49, 49об.
       См., например: Аксенов А.И. Генеалогия московского купечества XVIII в.: Из истории формирования русской буржуазии. М., 1988. С. 142.
       Пыляев М.И. Стапрый Петербрг. Репринтное воспроизведение издания 1889 года. Л.: Титул. 1990. С.360.
       ГААО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 75. Л. 1  6. Дело о наследстве Н.С Крылова.
      

    Наказ города Архангельска

      
       Н.А. Свешников умер в мае 1771 года. Вместо него в состав комиссии избрали купца С. Башмакова. См. В. Крестинин. Указ. соч., С. 49.
       См. Архангельский Север в документах истории... С.185-186.
       Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912. С. 209.
       Исключение составляет статья “Наказ города Архангельска в Екатерининскую Уложенную комиссию 1767 г.”, опубл. в сб.: Человек и мир в культуре России XVIII века. Архангельск, 1997. С. 37-45.
       Первые публикации этого документа см.: Наказ от жителей города Архангельска // Сб. Рус. Ист. О-ва. СПб. 1907. Т. 123. С. 444480; Латкин В. Наказ города Архангельска в Екатерининскую законодательную комиссию 1767 года // Юрид. вестн. 1886. Т. ХХIII.С.419431 (Излож. содерж. с коммент.); Копия документа, на которую мы ссылаемся в своей книге (“Список с наказа избранному в комиссию для сочинения проекта нового уложения города Архангельского депутату Николаю Свешникову  купцу архангелогородскому” объемом 48 листов), хранится в Госархиве Архангельской области. (ГААО. Ф.1. Оп. 1. Т.4. д. 7251).
       См. Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1964. С.216.
       Крестинин В. Указ. соч., С. 32.
       ГААО. Ф.1. Оп. 1. Т.4. д. 7251. Лл.1, 19 об.
       Там же. Л.1-1об.
       См. Материалы по истории Европейского Севера СССР: Север. археогр. сб. Вологда, 1970. Вып. 1. С. 86; В. Крестинин приводит в своем труде иные данные: по первой ревизии  1 118 душ, по третьей  всего 968. (Крестинин В. Указ. соч. С.251). Очевидно, в первом случае в обсчет введены сведения по Соломбальскому селению. Крестинин же учитывал данные только по Архангелогородскому посаду.
       ГААО. Ф.1. Оп. 1. Т.4. д. 7251. Лл.2-3; В 1765 г. в городе значилось 963 купца, в том числе 98  в 1-й, 452  во 2-й и 413  в 3-й гильдии.
       Там же. Л. 44 об.
       Там же. Л. 3.
       Там же. Л. 11.
       Там же. Л. 8, 9, 19.
       Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 97.
       ГААО. Ф.1. Оп. 1. Т.4. д. 7251. Л. 22 об. 23.
       Там же. Л. 22, 28об.
       Там же. Л. 18 об.
       Там же. Л. 3030об.
       См. Полякова У.М. В.В. Крестинин и общественная борьба в Архангельском посаде в 60  90-х годах ХVIII в. // История СССР. 1958.  2. С.8283.
       Минейко Г.И. Отчет комиссии о присуждении премии за составление истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении. Архангельск, 1888. С. 23.
       ГААО. Ф.1. Оп. 1. Т. 4. Д. 7253. Л. 2, 123, 126об., 128 и др.
       Там же. Ф. 49. Оп.1. Т.3.Д. 2545. Л.16об.,17.
      

    Для пользы делового мира Поморья

      
       ГААО. Ф. 16. Оп.1. Д. 4а. Л. 2224об.
       Яковцевский В.Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России / Изд. АН СССР. М., 1953. С. 39; Юхт А.И. Русские деньги от Петра Великого до Александра I. М., 1994. С. 254.
       См. Юхт А.И. Указ соч. С. 254.
       Там же.
       ПСЗ. Т. XVIII.  13219.
       См. Бумажные денежные знаки России и СССР/А.И.Малышев, В.И.Таранков, И.Н. Смиренный; Под ред. В.И. Таранкова. М., 1991. С.17, 24.
       ГААО. Ф. 16, Оп. 2. Д. 4а. Л. 1-2.
       Там же.
       Там же. Д. 2. Л. 3.
       Там же. Д. 40. Л. 4.
       Там же. Ф. 16. Оп. 2. Д. 5. Л. 1об.
       Там же. Л. 5.
       Там же. Ф. 16. Оп. 1. Д. 114. Л. 1,2.
       Там же. Л. 2
       Там же. Ф. 13. Оп. 4. Д. 150. Л. 9.
       Там же. Ф. 16. Оп. 1. Д. 4а. Л.2
       Там же. Ф.49. Оп. 2. Д. 2947. Л. 1. Первое письмо “об учреждении Градского банка” В. Попов написал в декабре 1841 г.
       Там же. Ф.8. Оп. 1. Д. 1. Л.1
       Там же. Ф.50.Оп. 1.Д. 601. Л. 52.
       Там же. Ф.49. Оп.1 Т. 2. Д. 3245.
       Справочная книга по Архангельскому Городскому общественному управлению 18701910 г. Архангельск, 1910. С. 440448.
       ГААО. Ф. 8. Оп.1.Д.60, Л. 610.
       Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1246. Л. 1.
       Известия Архангельского Совета. 1918. 27 марта.
       ГААО. Ф. 221. Оп. 5.Д. 31. Л. 7.
       Вестник ВУСО. 1918. 11 авг.
       Там же. 1918. 11 авг.
       Об истории этих денег рассказано в книге Е.И.Овсянкина “Денежные знаки Северной России 19181923 гг.” Архангельск, 1995.
       СУР ВПСО, 1918. Ст. 198.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 4. Д. 498. Л. 161.
       Вестник ВПСО. 1919. 16 апреля.
       Белый Север. 1918 -1920 гг. Мемуары и документы. Вып. II. /Составитель В.И. Голдин. - Архангельск, 1993. С. 129—130.
       СУР ВПСО, 1919. Ст. 503.
       ГААО. Ф. 16. Оп. 6. Д. 44. Л. 2.
       Там же. Оп. 6. Д. 73. Л. 4.
       Там же. Ф. 13. Оп. 4. Д. 488. Л. 143.
       Устав Северного торгово-промышленного банка. Архангельск, 1918. С. 3,4, 8.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 6. Д. Л. 1757.
       Там же. Ф. 221. Оп. 5.Д. 56.Л. 68.
       Там же. Л. 68.
       Известия Архангельского губревкома. 1920. 14, 26 марта.
      

    Внешняя торговля

      
       Булатов В.Н. Указ соч. Кн. 3. С. 155  156.
       Там же. С. 155.
       Хорова С. Сергей Витте в Архангельске // Правда Севера. 1999. 22 июня.
       Цит. по: Галаган А.А. История предпринимательства российского. От купца до банкира. М.: Ось-89, 1997. С. 21.
       Платонов С.Ф. Проблема Русского Севера в новейшей историографии //ЛЗАК. Л., 1929. Вып. XXXV. С. 112113; Он же. Москва и Запад в XVI  XVII вв. Л. 1925; Кизеветтер А.А. Русский Север: Роль Север. края Европ. России в истории Рус. государства. Вологда, 1919;
       Кизеветтер А.А. Русский север... С. 4.
       Некрасов Г.А. Внешняя торговля России через Ревельский порт в 17211756 гг. М., 1984. С. 70.
       См. Галаган А.А. Указ. соч. С. 26.
       Энциклопедический словарь / Под ред. И.Е. Андреевского. СПб., 1890. Т. III. С. 214.
       Флоря Б.Н. Торговля России со странами Западной Европы в Архангельск //Средние века: Сб. М., 1973. Вып. 36. С. 143144; По полсчетам ученых, русский рубль конца XVII в. был в 17 раз дороже конвертируемого царского рубля начала XX в., когда фунт хлеба стоил 0,5 коп., калач - 5 коп., лошадь - 15 руб., дом-пятистенок - 25 - 30 руб. По приблизительным подсчетам, рубль конца XVII в. равняется 10 млн. нынешних (конца ХХ в.) руб.
       Источ.: ГААО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 844. Л. 186  187; Ф. 1. Оп. 12. Д. 30. Л. 5556; АГВ. 1902. 14 дек.; Сведения частично опубликованы: Некрасов Г.А. Указ. соч. С. 252.
       См. Книга о скудости и богатстве И.Т. Посошкова. Ред., вступит..статьи и примечания Б.Б. Кафенгауза. М., 1937. С.44, 192.
       ГААО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 844. Л. 186187.
       Там же. Л. 185 об.
       Отчет комиссии о присуждении премии за составление истории города Архангельска... С. 19.
       Памятная книжка для Архангельской губернии на 1861 год. Архангельск, 1861. С.45 46.
       ПСЗ. Т. 5.  2793.
       Там же.  3546.
       Там же. Т. IV.  1795.
       Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 4144.
       Курс рубля по отношению к ефимку в XVIII веке был относительно устойчив  с колебаниями в 17071756 гг. от 90 до 107 коп. и даже 230 коп.  в 1799 г. Он не был единым во всех портах. См. Некрасов Г.А. Указ. соч. С. 238239.
       ГААО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 844. Лл. 186187.
       Обстоятельное изложение этой проблемы дано в работе Р.И. Козинцевой “Участие казны во внешней торговле России в первой четверти XVIII века” //Исторические записки. 1973.  91. С. 207337; См. также: Троицкий С.М.. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М., 1966,
       Флоря Б.Н. Указ. соч. С. 137, 150.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1990. Кн. V. Тт. 9-10. С. 289290.
       Сидоров М. Картины из деяний Петра Великого. СПб, 1872. С. 1415.
       Архангельский Север в документах истории... С.135.
       Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого. С. 164.
       Там же. С. 391.
       Козинцева Р.И. Указ. соч. С. 335.
       ПСЗ.Т. IV.  1988. 13 авг. 1704 г.
       ПСЗ. N/ VI.  3841. 30 окт. 1721 г.
       Морозов А.А. Родина Ломоносова. Архангельск, 1975. С. 228230.
       ПСЗ.T. V.  3428.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1993. Кн. XI. С. 484.
       Козинцева Р. И. Указ. соч. С. 331.
       ПСЗ. T. IV.  1911. 18.09. 1702 г.
       См. Яковцевский В.Н. Указ соч. С. 122123.
       Захаров В.Н. Указ. соч. С. 108, 116, 225.
       Козинцева Р.И. Внешнеторговый оборот Архангелогородской ярмарки и ее роль в развитии Всероссийского рынка //Исследования по истории феодально-крепостнической России. М., 1964. С. 122.
       ПСЗ. T. IV.  1925.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1990. Кн. V. С. 457458.
       Яковцевский В.Н. Указ. соч. С. 161.
       Крестинин В. Указ. соч. С. 248253.
       Там же. С. 66.
       ГААО. Ф. 51. Оп. 1. Т. 4. Д. 48. Л. 1.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1990. Кн. V. С. 456,459, 476.
       Репин Н.Н. От дискриминации к фритредерству: правительственная регламентация торговли через Архангельск в 2060 годы ХVIII в. и ее результат //Архангельск в ХVIII веке. СПб., 1997. С. 229.
       Там же. С. 230231.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1993. Кн. VIII. Т. 1516. С.451.
       ПСЗ. Т. VI.  3860.
       Там же. Т. VI.  3930.
       Пузырев В.П. Указ. соч. С. 151.
       ГААО. Ф.2.Оп. 1. Д. 844. Л. 186.
       ПСЗ. Т. ХIV.  10 179; Волков М.Я. Таможенная реформа 17531757 гг. // Историче - ские записки. 1962. Т.71. С.134157.
       ПСЗ. Т. ХVI.  11630.
       Эти проблемы обстоятельно рассмотрены в упомянутой выше работе Репина Н.Н. От дискриминации к фритредерству...: //Архангельск в ХVIII веке. С. 228247.
       Яковцевский В.Н. Указ. соч. С.65.
       Там же. С. 66.
       ПСЗ. Т. IV.  1749.
       Там же. Т. XXXVII.  28188, 28289, 28193.
       Памятная книжка Архангельской губернии на 1909 год. Архангельск, 1909. С. 4245.

    Торговые пути-дороги

      
       Архангельский Север в документах истории... С. 271.
       Архангельск в ХVIII веке. С.296
       Гамель И. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. СПб., 1865. С. 56; Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России: Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 282.
       Козинцева Р.И. Указ. соч. С. 125.
       Там же. С. 133.
       Токарский М.А. Кустарное смолокурение в России. СПб., 1895. С. 88-89.
       Репин Н.Н. Участие “разночинцев” во внешней торговле России ХVIII века // Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1994. С.253-258.
       ПСЗ. Т. XVIII.  13247.
       Там же. Т. XIV.  10486.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 2. Т. 1. Д. 68.
       Там же. Л. 34-35.
       Пошман А. Архангельская губерния в хозяйственном, коммерческом, философическом, историческом, топографическом, статистическом, физическом и нравственном обозрении. Архангельск, 1866. Т.1. С.106, 131,132 и др.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Т.6. Д.11584.Л. 16об.
       Тарновский К.Н. Мелкая промышленность России в конце XIX - начале XX вв. М., 1995. С. 189.
       АГВ. 1853. 1 авг.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 2. Т. 1. Д. 68. Л. 3-52.
       Там же. Ф. 51. Оп. 1. Т. 2. Д. 863. Л.2.
       Бурышкин П.А. Указ. соч. С. 105-106.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. Д. 714. Л. 4-20об.
       ПСЗ. Т. XXII.  16188.
       См. Полякова У.М. Указ соч. С. 124.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 2. Т. I. Д. 62. Л. 49-53.
       Архангельск в XVIII веке...С. 292.
       Полякова У.М. Указ. соч. С. 133.
       Пошман А. Указ соч. Т. II С. 132-136.
      

    Торговля на русских судах

      
       См. Репин Н.Н. Торговля России с европейскими странами на отечественных судах: Конец ХVII  середина ХVIII в. // Исторические записки.  112. М., 1985; Попов Г.П. Ногою твердой стать при море... Штрихи к портрету Архангельского порта. Архангельск: Сев. - Зап. кн. изд - во, 1992.
       Цит. по: Кучепатов Ю.Н. Архангельский морской порт. Архангельск, 1968. С. 25.
       Репин Н.Н. Указ. соч. С. 142.
       Там же. С. 144.
       Там же. С. 143.
       Там же. С. 163.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 2. Т. 1. Д. 68.
       АГВ. 1853. 25 марта.
       Репин Н. Указ. соч. С. 143.
       ГААО. Ф.1. Оп. 12. Д. 30. Л. 61об.
       Пошман А. Указ. соч. Т. II. С. 105.
       ГААО. Ф.2. Оп.1. Д.844. Л.185об.
       Там же. Ф.2. Оп.1. Д.844. Л.185об.
       Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 844. Л. 185.
       Так, например, В.Н. Захаров, признавая, что у русских купцов было мало кораблей и капиталов, что они встречали мощное противодействие иностранцев на Западе, в то же время высказал суждение о том, что основной причиной слабой внешнеторговой активности русских являлось их стремление охватить прежде всего внутренний рынок страны // Отечеств. история. 1998.  6. С. 19.
       Гамель И. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. СПб., 1865. С.83,84, 85; См. также Цветаев Д. Указ. соч. С. 5.
       Соловьев С.М. Сочинения. М.,1993. Кн. VIII. Т. 1516. С.46, 42.
       Сидоров М. Картины из деяний Петра Великого. СПб, 1872. С. 17.
       См. Исторические записки. 1989. Т. 117. С.300.
       ПСЗ. Т. VII.  4453.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1991. Кн. VII. Т.14. С.571.
       Репин Н. Указ. соч. С. 158159.
       ПСЗ. Т. IV.  1749.
       Огородников С. История Архангельского порта. С. 14.
       ПСЗ.T. VI.  3863.
       Исторические записки. 1985. Т. 112. С. 172173.
       Соловьев С.М. Сочинения. М., 1993. Кн. VIII. Тт.1516. С. 48.
       Попов Г.П. Указ соч. С. 251.
       Там же. С. 255.
       ГААО.Ф. 47. Оп. 1. Д. 153. Л.12, 27, 57 и др.
       Попов Г.П. Указ соч. С. 257.
       ПСЗ. Т. XXXVII.  28 187.
       ГААО. Ф.2. Оп. 2. Т. 1. Д. 1834. Л. 1415об.
       См. Справочная книжка Архангельской губернии на 1870 год. Архангельск, 1870. С.117118.
       Попов Г.П. Указ соч. С. 278.
       Обозрение Архангельской губернии за 1885 год. Архангельск, 1886. С. 11.
      
      

    Купцы и промышленность

      
       Обзор Архангельской губернии 1885. Архангельск, 1886. С.8.
       Энциклопедический словарь / Под ред. И.Е. Андреевского. СПб., 1890. Т.III. С. 214.
       АГВ. - 1887. -  19, 7 марта.
       Там же.
       Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 19041914 гг.: Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1987. С. 13.
       См Булатов В.Н. Указ. соч. Кн. 2. С.48-66.
       Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России...С. 275.
       Трофимов П.М. Указ. соч. С. 73.
       Челищев П.И. Путешествие по Северу России в 1791 году. СПб, 1886. С. 98.
       Там же.
       ПСЗ. Т. IV.  1749.
       См. Архангельск 1584 1984: Фрагменты истории. Архангельск, 1984. С.59.
       Пузырев В.П. Паруса над Студеным морем. М., 1993. С.36.
       Пузырев В.П. В период наполеоновских войн // Соломбальская верфь. Архангельск, 1993. С. 32-33.
       АГВ. 1853. 11 апр.
       Там же. 1853. 11 апр.; 1876. 21 апр. С. 45.
       ГААО. Ф. 47. Оп. 1.Д. 63. Л. 1-17.
       АГВ. 1853. 15 авг.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 12. Д. 23. Л.18 об.
       Там же. Ф.2. Оп. 2. Т. 1. Д. 1834. Л.18 об.
       Памятная книжка для Архангельской губернии на 1861 год. Архангельск, 1861. С. 103.
       Соловьев С. М. М., 1990. Кн. V. С. 140.
       Любомиров П.Г. Очерки по истории русской промышленности XVII, XVIII и начала XIX века. М., 1947. С.695.
       Архангельский Север в документах истории... С.153-154.
       ГААО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 64. Лл.11-12, 20.
       Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 844. Л. 308.
       См. Кротов П.А. Соломбальская верфь в начале XVIII столетия // Архангельск в XVIII веке. Спб., 1997. С. 76.
       Там же. С. 84.
       Полякова У.М. Указ соч. С. 136-137.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Т. 6. Д. 11584. Л.18об.
       ПСЗ. Т. V.  30, 77.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Т.I. Д.11584. Л. 19-20.
       Там же. Ф. 1. Оп. 2. Т. I. Д. 68; Волынская В. Указ соч. С.10.
       Таблица позаимствована у У.М. Поляковой. Указ. соч. С. 149.
       Там же. С. 130, 149.
       Там же. С. 148.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 12. Д. 23. Л.2-16; Ф. 49. Оп. 1. Т.2. Д.2997. Л.2-5; Ф. 47. Оп. 1.Д. 153а.Л.1;
       См. Аксенов А.И. Происхождение, судьбы и семейные связи московских купцов  именитых граждан // Источниковедение отечественной истории. М., 1984. С. 211213.
       ПСЗ. Т. XXII.  16188.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 12. Д. 30. Л.64. Данные в отчете губернатора именуются как сведения по всей губернии. На деле это показатели состояния экономики города Архангельска
       ГААО. Ф. 1. Оп. 12. Д. 30. Л.62.
       Там же. Л. 95.
       Сидоров М. Север России. СПб., 1870. С. 71.
       Памятная книжка ...на 1862 год. Архангельск, 1862. С. 251
       АГВ. 1861, 11 марта.
       Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Архангельская губерния. Составил Н. Козлов. СПб. 1865. С.90-91.
       Памятная книжка для Архангельской губернии на 1861 год. Архангельск, 1861. С.111, 112, 137; АГВ. 1861. 11 марта. С. 83.
      
       Для описания деятельноти “Мечкинского комлекса” мы воспользовались публикацией новодвинского архивиста В. Аксеновской (См. Забытое - рядом, или история одного предприятия //Бумажник 19 июля - 23 августа 1997 года), "“Первая на Севере бумажная фабрика” //Поморский летописец. Альманах. Вып. 1.  Архангельск: Поморский университет. 2002. С. 98-109. Нами привлечены также архивный материал, изученный в госархиве Архангельской области.
       ГААО. Ф. 4. Оп. 9. Д. 141. Л. 141.
       Там же. Ф. 4. Оп. 9. Д. 141. Л. 1-2.
       Там же. Ф. 68ю Оп. 3.Т.1. Д. 104. Л.1.
       Там же. Ф. 115. Оп. 7. Д. 200. Л. 2, 6.
       Там же. Ф. 115. Оп. 7. Д. 200. Л. 54.
       Там же. Л. 68.
       Там же. Л. 588, 647об.
       Там же. Ф. 4. Оп. 15. Т. 2. Д. 526. Л. 1.
      

    Семейные фирмы, торговые дома, акционерные компании

      
       ПСЗ.Т. III. . 1706.
       ГААО. Ф. 4. Оп. 3. Д. 231. Л. 1,3, 13.
       ПСЗ. Т. ХХIХ. . 22418. 1 янв.1807 г.
       Там же. 2. Т. XI.  9763; См. Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. Л., 1973. С. 1718.
       Там же.
       Там же.
       Там же.
       Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 19041914 гг.: Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1987. С. 197.
       ГААО. Ф.4. Оп. 3. Д. 353. Л. 15.
       Там же. Ф. 49. Оп. I. Т. 2. Д. 2264. Л. 11об.; Д.2324. Лл.1-6; Д. 2650. Л. 114.
       Пузырев В.П. Беломорская компания // Север. 1994.  1. С. 151.
       Под флагом России: История зарождения и развития морского торгового флота. М., 1995. С. 164 166; Пузырев В.П. Указ соч. С. 154.
       ГААО. Ф. 50. Оп. I. Д. 455.
       Там же. Ф. 50. Оп. I. Д. 455. Л. 4. 14 ноября 1902 г. Николай II утвердил новый устав этого завода, получившего название “Товарищество Архангельского пивоваренного завода Суркова”. (Основной капитал 300 000 рублей, разделенный на 300 паев). Создано “Для содержания и развития пиво медоваренного завода в Архангельске и для торговли продуктами его производства”. ГААО. Ф. 13. Оп. 5. Д. 127. Л. 5255.
       Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 619. Л. 2-3.
       Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 902. Л. 59-62.
       Там же. Ф. 8. Оп. 1. Д. 126. Л. 2.
       Там же. Ф. 50. Оп.1.Д. 902. Л. 58.
       Там же. Ф.50.Оп.1. Д. 1058. Л.1.
       Неосновательным является утверждение П.М. Трофимова о том, что эта фирма возникла на шведский капитал (См. Трофимов П. Очерки экономического развития Европейского Севера России. с.130.
       Памятная книжка для Архангельской губернии на 1861 год. Архангельск, 1861. С. 128.
       ГААО. Ф. 49. Оп. 1. Т.2. Д. 3337. Л. 2.
       АГВ. 1859. 21 февр. С. 54.
       Там же. 1858. 30 авг.
       Там же. 1859. 21 февр.
       Там же. 1859. 9 мая.
       Справочная книжка для Архангельской губернии на 1860 год. Архангельск, 1860. С.54.
       Цит. по: Попов Г.П., Давыдов Р.А. Указ соч. С. 74—77.
       АЕВ. 1911. 1 окт. С. 791.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 5. Д.926. Л. 105106об.
       Акционерно-паевые предприятия России. СПб.,1912. С. 9; Попов Г.П., Давыдов Р.А. Указ соч. С. 81—84.
       Акционерно-паевые предприятия России. С.103; Обзор Архангельской губернии за 1900 год. Архангельск, 1900. С. 101.
       ГААО. Ф. 323. 1907. Д. 2-а. Л. 3, 4-а; Русское судоходство. 1901.  1. С. 170.
       Обзор Архангельской губернии за 1900 г. С. 51.
       Деловой мир России. СПб., 1998. С. 243.
       ГААО. Ф.1.Оп. 5. Д. 127. Л. 65; Обзор Архангельской губернии за 1900 год. С. 9.
       Деловой мир России. С. 338.
       Лесопромышленный вестник. 1914.  9. С. 126.
       Обзор Архангельской губернии за 1885 год. Архангельск, 1986. С.8.
       Цит. по: Попов Г. Рельсы идут на Север // Правда Севера. 1997. 13 нояб.
       Хорова С. Сергей Витте в Архангельске // Правда Севера. 1999. 22 июля.
       Витте С.Ю. Воспоминания. М.,1960. Т. 1. С. 391403.
       ПСЗ 3-е. Т. XIV.  10816. С. 480 - 486.
       См. Теребов В.Н. 4% облигационные займы Общества Московско-Ярославско_Архангельской железной дороги (1895 - 1899). Саранск. 1998. С. 5.
      

    Ярмарки

      
       См., например, Галаган А.А. Указ. соч., с. 14.
       См. Архангельск в XVIII веке. С. 108109.
       См. Платонов С.Ф. Прошлое русского Севера: Очерки по истории колонизации Русского Севера. Пг., 1923. С.55.
       Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. М., 1925. С. 69.
       ПСЗ. Т.VI.  3708.
       Советская историческая энциклопедия. М., 1976. Т. 16. С.979.
       Военно-статистический сборник. СПб., 1871. Вып. 4: Россия. С. 528529.
       См.: Справочная и памятная книга Архангельской губернии на 1875 год. Архангельск, 1875. С. 208; Обзор Архангельской губернии за 1910 год. Архангельск, 1910. С. 102.
       АГВ. 1844. 4 сентября.
       Захаров В.Н. Западноевропейские купцы в России: Эпоха Петра I. М., 1996. С. 108, 116; Козинцева Р.И. Внешнеторговый оборот Архангелогородской ярмарки и ее роль в развитии Всероссийского рынка // Исследования по истории феодально-крепостнической России. М.; Л., 1964. С. 116163.
       Захаров В.Н. Указ. соч. С.225.
       См. Кизеветтер А.А. Русский Север... С. 47.
       ГААО. Ф. 1. оп. 1. Д. 13263. .Л. 1,1об.
       Там же. Л. 6об.
       Там же. Л.6.
       Там же. Л. 30.
       Там же. Л. 17, 33.
       Там же. Л. 18; Подобные суждения о наименовании Архангельской ярмарки "портовой", о сходстве ее с Петербургской "ярманкой" появлялись значительно раньше. См. ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Т. 6. Д. 11584. Л. 16.
       ГААО. Ф. 1 Оп. 12. Д. 30. Л. 55, 56, 56об.
       1000 лет русского предпринимательства: Из истории купеческих родов. М.,1995. С. 370371.
       Памятная книжка Архангельской губернии на 1907 г. Архангельск, 1907. С. 2425
       Обзор Архангельской губернии за 1900 год. Архангельск, 1900. С. 42; Маргаритинская ярмарка возродилась в октябре 2002 года. За три дня на ней побывало 20 тысяч человек, которые закупили товаров на 5,5 млн. рублей. В ней приняли участие 140 предприятий города и области. //Правда Севера. 2002. - 11 октября. Известия. 2002. - 11 октября.
       Справочная и памятная книжка Архангельской губернии на 1875 год. Архангельск, 1875. С.212.
       АГВ. - 1852. -  41. - 367-368; Общее количество всех ярмарок в губернии было значительно больше, чем указано в таблице. В ней не взяты во внимание мелкие ярмарки с оборотом от 2 до 14 тысяч рублей. В 1860 году в губернии насчитывалось 13 ярмарок, на которые купцы и крестьяне привезли товаров на сумму 1 936 023, а продали 1 703 109 рублей. См. Архангельский Север в документах истории (с древнейших времен до 1917 года). Архангельск. 2004. - С. 243.
       Советская историческая энциклопедия. Т. 16. С.981.
       АГВ. 1878. 18 февр.
       См. Крестьянская живопись Поважья. Каталог./ Сост. Т.М. Кольцова. - М., 2003. С.259; Сведения, приводимые в разных источниках, существенно расходятся.
       Овсянкин Е. Ярмарки на Ваге // Важский край. 1991. 25 июня.
       ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Д. 1617. Л. 7.
       Овсянкин Е. Ярмарки на Ваге // Важский край. 1991. 25 июня.
       Кулижников Г. Меты-зарубки. М., 1999. С. 55-57.
       ГААО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 208. Л. 1-2.
      

    Немецкая слобода

      
       Историк Д. Цветаев отметил, что первоначально московские власти всех людей, прибывших с Запада , называли “латинами” или “иноземцами”. Со времени Ивана IV протестанты обрели наименование “лютеры” или “немцы”, а католики  “римляне” или “латины”. См. Цветаев Дм. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований: Ист. исслед. М., 1890. С. 2.
       Крестинин В. Указ. соч. С. 3.
       Борисова Л. Тропинки к храму // Летописец Севера: Ист.-краевед. сб. Архангельск, 1990. С. 34, 38.
       См. Архангельск в XVIII веке. С. 124126.
       Огородников С.Ф. Очерк истории города Архангельска ... С. 88.
       Минейко Г.И. Отчет комиссии о присуждении премии за составление истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении. Архангельск, 1888. С. 4.
       Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: Очерки. М., 1997. С. 102 (Далее: “Иностранное предпринимательство...”). Это издание является одной из первых серьезных работ, посвященных роли иностранного капитала в России..
       Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904-1914 гг: Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1987. С. 195.
       Трофимов П.М. Указ соч. С.82.
       1000 лет русского предпринимательства: Из истории купеческих родов / Сост., вступ. ст., прим. О. Платонова. М., 1995. С. 29.
       Оценивая рукопись книги С. Ф. Огородникова “Очерк истории Архангельска в торгово-промышленном отношении”, Г.И. Минейко резко критиковал автора за “странные и наивные сетования” на преобладание иностранных торговых фирм в Архангельске, как будто бы это явление не было общим для всей внешней торговли России, как будто бы Архангельск был каким-то исключением. См. Минейко Г.И. Указ. соч. , с. 5.
       См. Захаров В. Н. Указ. соч. С. 10.
       См. Предпринимательство и предприниматели...С.102103.
       Донгаров Г.А. Иностранный капитал в России и СССР. М., 1990. С 19.
       См. Бовыкин В.И. Введение к книге “Иностранное предпринимательство...”. С. 14.
      

    У истоков иноземного поселения

      
       Архангельск в XVIII веке. С. 120  121.
       Платонов С.Ф. Прошлое Русского Севера: Очерки по истории колонизации Поморья. Пг., 1923. С. 67.
       Минейко Г. И. Указ. соч. С. 5.
       Цветаев Д. Указ соч. С. 9.
       См.; Гамель И. Указ. соч. С. 39; Булатов В.Н. Указ. соч. Кн. 3. С. 103.
       Готье Ю.В. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. Л., 1937. С. 237-238.
       См. Захаров В. Н. Указ соч. С. 10.
       Архангельск в XVIII веке. С. 102.
       Демкин А.В. Западноевропейские купцы и их приказчики в России в ХVII в. М., 1992. С. 5, 6, 10,11.
       Там же. С.212.
      
      
  • Комментарии: 1, последний от 03/10/2019.
  • © Copyright Овсянкин Е.И. (oei@atknet.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 600k. Статистика.
  • Монография: История
    • Оценка: 6.24*16  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.