Овсянкин Е.И.
Архангельские Деньги

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 05/10/2023.
  • © Copyright Овсянкин Е.И. (oei@atknet.ru)
  • Размещен: 04/04/2008, изменен: 17/02/2009. 213k. Статистика.
  • Монография: История
    • Оценка: 6.77*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В книге раскрывается малоизвестная история выпусков денежных знаков для обращения в Северном регионе России. ћАрхангельские деньгиЋ : ћморжовкиЋ, ћчайковкиЋ, различные чеки и знаки – печатались в годы гражданской войны в Петрограде, Архангельске, Лондоне, Мурманске, Петрозаводске, Шенкурске, Вельске и Каргополе. В каталог внесены все денежные документы, выявленные по состоянию на 1 января 2008 года. Издание рассчитано на широкий круг читателей: коллекционеров – бонистов, историков, работников музеев и библиотек, краеведов, всех, кто интересуется историей Архангельского Севера. Выходит вторым, дополненным и переработанным изданием.

    • Евгений ОВСЯНКИН

    АРХАНГЕЛЬСКИЕ ДЕНЬГИ

    Из истории денежного обращения на Русском Севере

    Архконсалт. 2008

    Отв. за выпуск В.А. Губин

    Редактор Л. И. Климова

      
       В книге раскрывается малоизвестная история выпусков денежных знаков для обращения в Северном регионе России. "Архангельские деньги" : "моржовки", "чайковки", различные чеки и знаки - печатались в годы гражданской войны в Петрограде, Архангельске, Лондоне, Мурманске, Петрозаводске, Шенкурске, Вельске и Каргополе. В каталог внесены все денежные документы, выявленные по состоянию на 1 января 2008 года.
       Издание рассчитано на широкий круг читателей: коллекционеров - бонистов, историков, работников музеев и библиотек, краеведов, всех, кто интересуется историей Архангельского Севера. Выходит вторым, дополненным и переработанным изданием.
      

    В качестве иллюстративного материала в книге использованы

    купюры из фондов Архангельского областного краеведческого музея,

    А.В. Лойтера и архива автора

      
      

    Оглавление

      
       Введение
       Тяжёлое наследие
       "Моржовки" Сергея Чехонина
       Рождение "чайковок"
       Твёрдая валюта - "северные рубли"
       "Демократические деньги" со скипетром и державой
       Финансовый крах
       Перфорирование
       Кооперативные деньги
       Лагерные деньги
       Вместо заключения
      

    ВВЕДЕНИЕ

       В фондах Государственного архива Архангельской области хранится любопытное дело: “По вопросу о выпуске местных денежных знаков”. Документы, подшитые в папке, свидетельствуют об одной из интересных страниц истории Архангельского Севера - выпуске в обращение знаменитых "моржовок", положивших начало бурному деньготворчеству в этом регионе России. Позднее вслед за "моржовками" здесь появились "чайковки", кредитные билеты с надписью "Северная Россия", напечатанные в Англии, боны различных кооперативов и иные денежные суррогаты.
       Цветные бумажки, лишившиеся всякой ценности, донесли до нас неповторимый аромат эпохи. В их текстах и рисунках запечатлелись политические потрясения, зафиксированы финансовые трудности времен далёких социальных перемен, происходивших в стране. Они помогают полнее представить сложную социально-экономическую картину гражданской войны и интервенции иностранных государств, глубже разобраться в нюансах культурной и духовной жизни общества.
       Денежные знаки Севера, как и деньги всей России того времени, представляют немалый интерес и с художественной точки зрения, отражая образцы официальной графики трудных военных лет. Понятно, что орган, выпускавший в свет новые деньги (осуществлявший эмиссию-эмитент), с помощью эмблем, рисунков, текстов, орнамента выразил в денежных знаках и свою идеологию. Иначе говоря, по денежным купюрам можно узнать о намерениях и приоритетах власти. По меткому выражению одного из исследователей денежного обращения, деньги выступают невольным и в то же время уникальным свидетелем происходивших потрясений.
       Есть у денежных билетов той далёкой поры ещё одна особенность: они невольно наводят на раздумья о повторяемости исторических ситуаций. Местные российские деньги получали в момент рождения различные названия. Среди них были: боны, билеты, чеки, наряды, денежные знаки, казначейские билеты, купоны и т.д. До сих пор в нашей речи бытуют прозвища многих денежных купюр. Именно в то далёкое время тысячные купюры получили название “куски”, миллионные - “лимоны”. А были ещё бумажки с миллиардным номиналом, которые называли “лимонардами”.
       ...Сразу после окончания гражданской войны в России стала усиленно развиваться бонистика — "вспомогательная историческая дисциплина, изучающая вышедшие из употребления денежные знаки и боны как исторические документы, отражающие экономическое и политическое положение общества". В стране появились тысячи любителей-бонистов, занимавшихся увлекательным занятием — коллекционированием бумажных денежных знаков.
       Вспышка интереса к этому виду собирательства была в значительной мере обусловлена тем, что в тот период на руках у населения оставалось необозримое количество денежных знаков, выпущенных в разное время правительствами Российской империи, Временным правительством, а также белогвардейскими и советскими властями разных регионов России. По неполным данным, на территории бывшего СССР в те годы вошло в оборот до 20 тысяч наименований купюр.
       Составители первого советского каталога денежных знаков, объясняя причины проснувшегося в то время интереса к истории денежного обращения, в предисловии к нему отметили: "Бумаж­ные денежные знаки — показатель куль­турности и экономического развития народа — особо ясно передают собою этапы эволюции и роста страны. Оки­дывая одним взглядом собрание денеж­ных знаков какого-либо историческо­го периода, удается воссоздать харак­тер соответствующей эпохи, подчас в таких деталях, которые почти неулови­мы и недоступны в передаче словами". Короче говоря, денежные знаки, вышедшие из обращения, превратились в ценный познавательный и увлекательный материал для коллекционирования.
       В начале 1920-х годов ХХ века оформилось добровольное Всероссийское общество коллекционеров (ВОК), куда вошли отдельной секцией бонисты. ВОК стал издавать журналы, где печатались информационные материалы по бонистике. В общей сложности в то время появилось более 10 журналов ВОК. В этот период бонисты получили первые каталоги российских денежных знаков. Среди них каталоги А. М. Брайловокого, А. Кобякова и более известный - под редакцией Ф. Г. Чучина.
       Несмотря на то, что со времени упомянутой вспышки интереса к бонистике прошло много времени, история денег, имевших хождение на территории регионов бывшей Российской империи, в частности в Северной России, изучена слабо. И.С. Шиканова, видная исследовательница истории российских бумажных денег, верно, на наш взгляд, заметила: "В исторической литературе повезло лишь государственным выпускам, которые стали объектами исторической и специальной литературы. Большинство местных выпусков остаются пока за рамками серьезных исследований. Ими занимались лишь коллекционеры-любители или художественная литература, справедливо улавливающая колорит эпохи в диковинных местных деньгах".
       В частности, проблема денежного обращения на Архангельском Севере в интересующий нас период не стала объектом специального изучения. Первой попыткой осмыслить феномен местного деньготворчества в этом регионе предпринял А.А. Малахов, опубликовавший значимую статью в журнале "Советский коллекционер".
       К сожалению, выпустив свой труд и введя в оборот ценную информацию, автор не сделал ссылок на архив, что мешает проверить и подтвердить её достоверность. Это особенно касается сведений об общей сумме знаков, напечатанных в Архангельске и Петрограде. Сведения Малахова использованы в первой солидной книге по истории денежного обращения в России Л.Н. Юровского, а затем и в других работах.
       Современный этап исследования проблем денежного обращения в Северной России характеризуется появлением ряда новых публикаций. К их числу можно отнести труды О.В. Парамонова, И.С. Шикановой и других историков. К сожалению, никто из современных исследователей не прикасался к богатству фондов Государственного архива Архангельской области.
       Автор этой работы предпринял попытку собрать документальные свидетельства об обстоятельствах, вызвавших выпуск денежных знаков в Северной России, дать их описание, по возможности охарактеризовать и оценить их место среди других финансовых документов того времени, а также их роль в экономической жизни региона.
       Решить эти проблемы непросто. Упомянутый выше коллекционер архангельских денег А. А. Малахов ещё в 1925 году, касаясь только одной проблемы - их коллекционирования, писал: "Денежные знаки Северной России занимают в коллекциях бонистов далеко не последнее место как по интересу к ним, так и по количеству разновидностей. И они того заслуживают в большинстве своём как оригинальностью, так и большой редкостью некоторых экземпляров и даже типов, о которых совсем не упоминается в нашей специальной литературе". И далее он заметил: "Иметь в своей коллекции все боны Севера полностью — трудно осуществимая мечта даже для местных бонистов, так как некоторые разновидности теперь уже невозможно разыскать".
       В наши дни, спустя многие десятилетия после этого заявления, подобная мечта стала невыполнимой по отношению ко всем купюрам того времени. В редких коллекциях, доставшихся по наследству или хранящихся в музеях, имеется более или менее солидный, но, как правило, далеко не полный набор денежных знаков Архангельского Севера.
       Кроме этого, документальные данные о порядке изготовления северных денежных знаков, их эмиссиях в период интервенции и гражданской войны сохранились лишь частично. Очевидцы этих событий давно ушли из жизни, многие архивные дела вывезены за границу.
       И тем не менее архивные документы, публикации разных лет, разбросанные во многих изданиях, а также каталоги позволяют с достаточной полнотой напомнить о малоизвестной широкому читателю странице отечественной истории.
       Первое издание этой небольшой книги вышло в свет в 1995 году. Автор подготовил рукопись, собирая материал по истории Архангельского Севера в 1917-1920 гг., для местных бонистов и для собственных выступлений перед учащимися школ и студентами исторического факультета Поморского университета. Однако брошюра, несмотря на её значительные недостатки, оказалась живучей: она часто цитируется в диссертациях и литературе по истории Севера в 1917-1920 гг., используется педагогами Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Она значится в списке литературы к спецкурсам в ряде учебных заведений России. Кто-то запустил издание в интернет.
       Для нового выпуска книги автор более основательно изучил большинство публикаций на тему северной бонистики, появившихся ещё в 20-е годы ХХ века, и работы современных исследователей, многие архивные документы. В частности, представляют значительный интерес работы А.А. Малахова, И.А. Лукницкого, О. Парамонова, И.С. Шикановой и других исследователей и бонистов. Автор с благодарностью использовал также некоторые сведения, содержащиеся на сайте "Бонистика" (www.bonistikaweb.ru).
       Одновременно автор с доступной ему полнотой представил коллекцию денежных знаков Севера того времени, опубликовав ее частично в качестве приложения к новому изданию своей книги. Краткому повествованию об истории создания и обращении "архангельских денег" предпошлём небольшое вступление.
       Автор выражает сердечную благодарность работникам Архангельского областного и Шенкурского краеведческих музеев, Государственного архива Архангельской области за помощь в выявлении и сканировании важных документов, а также денежных купюр. Свою признательность я выражаю моим уважаемым рецензентам: С.Ю. Клочеву, А.А. Куратову, В. А. Любимову и Н. А. Шумилову. Сердечное спасибо М.Ю. Ананченко и И.П. Овсянкину за помощь в поисках необходимых сведений, а также оформлении моего труда.
       В качестве иллюстративного материала в издании использованы боны из личной коллекции А. В. Лойтера и архива автора.
       ТЯЖЁЛОЕ НАСЛЕДИЕ. Россия несколько раз за свою историю испытывала крупные финансовые потрясения. Наиболее чувствительно они проявились в период Первой мировой войны, а также революции и гражданской войны.
       Печатные станки Российской империи начиная с 1914 года штамповали новые деньги, не обеспеченные никакими ценностями. О масштабах этой работы свидетельствуют такие данные: если в 1914 году выпуск бумажных денег составлял 1 282 млн руб., то в 1917 уже 18 088 млн рублей. Ускоренный выпуск кредитных биле­тов привел к быстрому росту их массы в обращении. На 1 января 1914 г. их бы­ло в обороте 1 665 млн руб.; на 1 ян­варя 1915 г. — 2 947 млн; на 1 января 1916 г. — 5 737 млн, на 1 января 1917 г. - 9 225 млн руб., а на 1 января 1918 года астрономическая цифра. — 27 313 млн руб. Иначе говоря, масса кредитных билетов за короткий срок выросла более чем в 16 раз. С начала мировой войны до февральской революции из общей суммы военных расходов, равной 28 035 млн руб., посредством эмиссии бумажных денег правительство покрыло 8 317 млн руб., или почти треть.
       После начала Первой мировой войны быстро исчезли из оборота золотые, серебряные и другие монеты. Они осели на руках у населения. В связи с этим летом 1915 г. в России ощущался недостаток мелкой разменной монеты.
       Вместо металлических монет появились казначейские бумажные знаки достоинством в 1, 2, 3, 10, 15, 20 и 50 копеек. Одновременно с этим правительство приняло решение о выпуске денег-марок. Для изготовления этих своеобразных знаков использовались клише 10-, 15- и 20-копеечных почтовых марок, выпу­щенных в 1913 г. в связи с 300-летием дома Романовых. На их лицевой стороне были портреты ца­рей, а на оборотной красовался государ­ственный герб Российской империи с текстом в рамке. Текст на марках достоинством в 1, 2 и 3 коп. гласил: "Имеет хождение наравне с медной монетой", а на марках с номи­налом 10, 15 и 20 коп. — "Имеет хождение наравне с разменной серебряной монетой". Для издания знаков ис­пользовался тонкий картон с зубцами. Использование новых денег-марок было крайне неудобно из-за их малого размера. Как свидетельствуют очевидцы, во время расчётов такие деньги иногда легко уносил ветер. Видимо, поэтому их в народе прозвали "мотыльками".
       В 1915 году в дополнение к бумажным копейкам и маркам-деньгам в обращении появились кредитные билеты достоинством в 1 и 5 рублей, у которых номер был не шести-, а трёхзначным. Нумеровался не каждый экземпляр в отдельности, как до войны, а выпускались серии по сто штук с одинаковым номером.
       Для покрытия беспрецедентных по своим масштабам финансовых затрат российские власти широко использовали такую меру, как внутренние государственные займы. Первый внутренний 5%-ный заем 1914 года был выпущен на основании Указа императора от 3 октября 1914 года. Владелец облигаций получал пять процентов дохода в год. Прогрессирующий рост военных расходов заставил правительство уже в начале 1915 г. вновь прибегнуть к выпуску 500-миллионного займа. За счет проведения в 1914—1915 гг. четырех военных займов государство получило 2844 млн руб., из которых 2378 млн приходилось на 1915 г.
       А всего с начала войны и до Февральской революции царским правительством было выпущено шесть таких займов на общую сумму в 8 млрд. рублей. Осуществление этих операций дало возможность покрыть в среднем около 25% всех военных расходов казны в 1914-1916 гг. По своему удельному весу в финансовом обеспечении войны внутренние займы прочно занимали до Февраля 1917 г. второе место, уступая в этом отношении лишь бумажно-денежной эмиссии.
       Подобная практика поиска денежных средств широко применялась и на местах. Так, в Архангельске уже в 1916 году был выпущен третий заём города на сумму три миллиона рублей. Облигации на предъявителя приносили доход 6 процентов в год. Они выпускались с факсимильными подписями городского головы В. Гувелякена и членов городской управы С. Александрова, С. Попова и Н. Шалита.
       Несмотря на выпуск займов, на поток бумажных денег, захлестнувший страну, наличных знаков все равно не хватало, так как доходные статьи экономики сократились, а расходы на войну росли с каждым днём. Один день войны обходился российской казне от 25 до 59 млн рублей. Понятно, что такие нагрузки не мог выдержать никакой бюджет. Денежные знаки из-за отсутствия товаров оставались на руках у населения, началась быстро растущая инфляция - избыток денежной массы в обращении. Опыт истории свидетельствует о том, что ни одна власть в условиях длительных военных действий не смогла избежать этой беды.
       Последствия этого явления были велики и крайне опасны. Выдача зарплаты задерживалась. Неизбежным следствием сложившейся ситуации явилось катастрофическое падение покупательной способности рубля и рост цен. К февралю 1917 года ценность рубля, по некоторым данным, упала до стоимости прежних шести-семи довоенных копеек.
       Временное правительство России, пришедшее к власти после падения самодержавия, пыталось сдержать инфляцию, найти источники мобилизации ресурсов для продолжения войны, решить финансовую проблему.
       Одной из крупных мер явился выпуск знаменитого в своё время "Займа Свободы". На свет появилось десять разноцветных вариантов облигаций этого займа. На лицевой стороне красовалось здание Государственной думы и обращение, подписанное министром-председателем князем Г.Е. Львовым, обер-прокурором св. Синода В. Львовым и 8 министрами. В обращении говорилось: "К Вам, граждане великой свободной России, к тем из Вас, кому дорого будущее нашей Родины, обращаем мы наш горячий призыв. Сильный враг глубоко вторгся в наши пределы, грозит сломить нас и вернуть страну к старому, ныне мертвому строю. Только напряжение всех наших сил может дать нам желанную победу. Нужна затрата многих миллиардов, чтобы спасти страну и завершить строение свободной России на началах равенства и правды. Не жертвы требует от нас Родина, а исполнения долга. Одолжим деньги Государству, поместив их в новый заём, и спасем этим от гибели нашу свободу и достояние".
       Это был первый случай в истории России, когда внутренний заём официально получил ярко выраженное политическое название. За этой мерой стояло стремление сделать "Заём Свободы" в глазах широких масс своеобразным символом "новой России", происшедших в стране после февраля 1917 года невиданных перемен. Срок пребывания у власти Временного правительства оказался, однако, кратким, но выпуск облигаций не пропал даром. Декретом от 16 февраля 1918 года Совета Народных Комиссаров РСФСР облигации займа достоинством не свыше 100 рублей были выпущены в обращение Государственным банком по номинальной стоимости. Они значительный срок имели хождение в пределах Российской Федеративной Республики наравне с кредитными билетами.
       Вместе с этим после Февральской революции возросли объемы денежной эмиссии. К царским деньгам, которые продолжали печататься, добавились две новые купюры: в 250 и 1000 рублей, так называемые "думские" деньги" (на знаке в 1000 рублей изображалось здание Таврического дворца, где заседала Государственная дума). Кроме этого рисунка, новые деньги украшали еще два символа: герб Временного правительства (двуглавый орел без императорской короны, скипетра и державы) и свастика - крест с загнутыми под прямым углом концами. Этот знак в старину в ряде стран считался символом процветания и благополучия. В те годы свастика была своего рода декоративным элементом оформления и не несла в себе того поистине зловещего смысла, какой она приобрела в Германии после прихода к власти фашистов.
       А вскоре появились новые деньги: казначейские знаки в 20 и 40 рублей — "керенки", названные в честь председателя Временного правительства Александра Фёдоровича Керенского.
       Исследователи отмечают, что, вследствие спешности выпуска "керенок", правительство недолго мудрило с их оформлением. В основу их внеш­него вида был положен рисунок знаков почтовой опла­ты — русской марки консульской пош­лины номиналом 10 руб., которые выпускались до Фев­ральской революции. Эти марки и новые денежные знаки имели одина­ковые рисунки, единые размеры. Различие состояло в том, что надпись "Консульская пошлина", содержавшаяся на марках, на "керенках", была замене­на словами "Казначейский знак". Внизу на светлом поле, где изобра­жалась аббревиатура МИД, разместился текст: "Обязателен к обращению наравне с кредитными билетами". Кроме того, если на марках консуль­ской пошлины был изображен герб Рос­сийской империи, то на "керенках" — герб новой России в виде орла без коро­ны, скипетра и державы, за что он метко был прозван "раздетым" или "общипанным". "Керенки" не имели ни даты выпуска, ни подписей финансовых работников, ни номеров и серий — обязательных атрибутов полноценных денег. В обращение они поступали большими неразрезанными листами, каждый из которых содержал до 40 де­нежных знаков. Естественно, что "керенки" быстро обесценивались. Один из современников отмечал: "Население измеряет "керенки" аршинами и заворачивает в них колбасу". В деревнях позднее использовали листы с неразрезанными "керенками" для оклейки стен.
       Таким образом, в целом при Временном правительстве начался процесс окончательного распада денежной системы. Щедрое использование денежной эмиссии привело к тому, что количество денег в обращении в октябре 1917 г. по сравнению с довоенным периодом увеличилось более чем в 9 раз. Цены на хлеб к этому времени возросли по сравнению с 1914 г. в 16 раз, на картофель — в 20 раз, сахарный песок — в 27 раз, мясо - в 5 раз. В обращении, кроме кредитных билетов и новых денежных знаков — "керенок", выпущенных Временным правительством, использовались различные суррогаты (чеки, боны, марки, облигации государственных займов, обязательства казначейства). Перед страной возникла угроза полного финансового краха.
       В трудных обстоятельствах в то неспокойное время оказались окраинные территории России, к каким принадлежал Архангельский Север. После октября 1917 года банковское дело в его центре - Архангельске - переживало кризис. Советские власти закрыли частные банки, прекратили выплату процентов по вкладам. Банковские учреждения в губернии, как и во всей России, испытывали недостаток денежных знаков. К началу 1918 года в Архангельском Госбанке имелись лишь ценные бумаги на сумму три миллиона рублей. Комиссар Госбанка заявил о том, что "банк при потребности 1 миллион рублей в день фактически остался без денег".
       В январе 1918 г. Архангельское отделение Госбанка объявило: "в виду истечения запасов кредитных билетов от 500 р. и меньше отделением Государственного банка впредь до получения кредитных билетов из Петрограда будут производиться платежи лишь кредитными билетами тысячерублевого достоинства, запас коих весьма ограничен". В таких условиях о нормальном денежном обращении не могло быть и речи: размен подобных купюр представлял непреодолимую трудность. Во всей остроте проявился так называемый разменный кризис.
       Предприниматели всех рангов, рабочие комитеты, военные органы непрерывно требовали от властей присылки в свои коллективы комиссара финансов, угрожали забастовками. "Во избежание голодных бунтов и других гибельных последствий,  говорилось в письме архангельскому губисполкому от командования военной флотилии,  необходимо отпустить немедленно два миллиона рублей, дабы можно было удовлетворить самые неотложные нужды.." Такие письма в органы власти шли постоянно. Но реальных денег в банке не было.
       Первый председатель архангельского губисполкома А. Попов в своём докладе делегатам 2-го губернского съезда Советов (в конце июня 1918 г.) так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в губернии в начале 1918 года: "При нашем вступлении в управление губернией мы получили наследство в виде разных долгов прежнего Совета... К этому вскоре добавился денежный кризис. В банках буквально не стало денежных знаков. Рабочие на заводах заволновались. Стали требовать комиссара финансов для объяснений. Были прямые угрозы...". Финансовые затруднения вынудили органы власти сократить в губернии заготовку древесины. А это, в свою очередь, грозило остановкой работы архангельских лесозаводов, а их рабочим - безработицей.
       Руководители города и губернии пытались решить финансовую проблему. Они добивались поступления денежных знаков из центра. 2 марта губисполком предложил финансовой секции выпустить в обращение облигации Займа Свободы по номинальным ценам в купюрах до 100 рублей". На них ставился штемпель "Архангельское отделение Государственного банка".
       Принимались и принудительные меры. Так, 26 марта комиссар финансов губисполкома Г.А. Родионов вызвал в финансовую секцию старосту купеческого общества Х. Манакова и предложил ему "не позднее 12 часов 27 марта... дать ответ на вопрос, может ли оно немедленно собрать 3 млн рублей для неотложных нужд города". Власти представили даже список возможных заимодателей. Каждому из видных представителей торгово-промышленного сословия предлагалось дать городу в среднем от 1 до 125 тысяч рублей.
       Чрезвычайное заседание купеческого общества, состоявшееся 27 марта, первоначально отказалось выполнить эту просьбу, заявив, что "вследствие нарушения хозяйственной деятельности" пока нет таких средств. В то же время члены общества заявили, что по мере поступления средств они окажут помощь.
       В конце концов деловые люди города с пониманием отнеслась к требованиям новых властей. Они внесли в банк около 4 миллионов рублей.
       Чуть позднее появился приказ комиссара финансов архангельского губисполкома Г. Родионова, которым вводился единовременный налог на владельцев вкладов в банках, а также на владельцев ресторанов, столовых, промышленных предприятий и т.д. Владельцам вкладов, в частности, предписывалось своего рода прогрессивное обложение. Вкладчик, имевший вклад до 20 000 рублей, обязывался внести 5%, а имевший от 700 тысяч до 1 миллиона - выше 50% от общей суммы. Полученный доход предполагалось использовать "на неотложные нужды советской власти и начинания, направленные на улучшение положения неимущих классов населения". Позднее этот приказ был существенно изменен: ставки налога были уменьшены.
       Все эти и другие шаги не спасли ситуацию. Обстановка “денежного голода” породила совершенно новое явление в России  стихийное “деньготворчество”, т.е. печатание местных денег. Их выпускали муниципалитеты и различные кооперативы, магазины и аптеки, воинские части и железные дороги. Этот процесс явился своеобразной реакцией на "денежный голод" и на нерегулярность снабжения регионов страны денежными знаками. Одной из первых в России официальное разрешение Государственного банка на право печатания собственных денег получила Архангельская губерния.
       "МОРЖОВКИ" СЕРГЕЯ ЧЕХОНИНА. В начале 1918 года архангельские газеты систематически информировали читателей о денежном кризисе в губернии и о попытках местных властей найти выход из него. "В конце концов, - сообщала газета "Известия Архангельского Совета рабочих и солдатских депутатов", - все приходят к заключению о необходимости выпустить местные деньги". Вскоре эта идея начала воплощаться в жизнь.
       Управляющий отделением госбанка В.Тихонов позднее в специальной пояснительной записке так обосновывал необходимость выпуска денег в Архангельске: "Вскоре после Октябрьского переворота 1917 года и связанного с ним ослабления деятельности многих финансовых учреждений... снабжение денежными знаками Архангельского отделения Госбанка из центра стало производиться настолько неаккуратно и в незначительных количествах, а под конец и совершенно прекратилось, что в Архангельске стала ощущаться острая нужда в денежных знаках...
       Тревожное политическое положение, полная оторванность от центра, отсутствие денежных знаков, усилившийся спрос на них со стороны весьма многочисленных в Архангельске, возникших в разное время рабочих и военных организаций - всё это вместе взятое заставляло подумать о необходимости для Архангельской губернии, получившей исключительное значение во время войны для всей России, по примеру других мест, иметь собственное денежные знаки".
       9 января 1918 года в помещении городской управы собрались представители продовольственной управы, финансовой комиссии, земства, казенной палаты, кооперативов, продовольственной управы, революционного комитета и других организаций. В повестке дня был один вопрос: "Выпуск местных денежных знаков".
       Совещание под председательством городского головы, как отмечается в отчёте об этом мероприятии, "окончательно разрешило вопрос" о выпуске местных денежных знаков. Был утверждён состав специальной комиссии для выработки конкретных мер по печатанию денег. Комиссия сочла необходимым срочно начать изготовление денег мелкими купюрами, определила размеры будущих знаков и место их печатания. В частности, решили выпустить местные деньги купюрами в 3, 5, 10 и 25 рублей. Это было сделано потому, что именно в мелких знаках ощущалась особенно сильная нужда. Совещание высказалось даже по вопросу о размерах будущих знаков, отметив, что они должны быть в целях удобства населения и экономии бумаги "немного менее старого рублёвого кредитного билета". Первоначально в материалах совещаний новые денежные знаки назывались "квитанциями". По настоянию финансовой секции революционного комитета это наименование было пересмотрено на новое - "чеки". Постепенно родилось решение и о сумме предстоящего выпуска знаков: сначала фигурировала цифра 100 млн, а комиссар госбанка по согласованию с комиссаром финансового отдела губисполкома увеличил её до 120 млн.
       Намеченные меры одобрил первый губернский съезд советов, проходивший во второй половине февраля 1918 года. Он поручил губисполкому "принять все меры к скорейшему обеспечению губернии денежными знаками". Их санкционировал Государственный банк страны.
       Первоначально предполагалось использовать для печатания денег архангельскую типографию Павлова. Но местное полиграфическое оборудование было не в состоянии гарантировать новые знаки от подделок. К тому же в городе отсутствовала нужная бумага. Поэтому комиссия направила одного из своих членов в Петроградскую экспедицию изготовления государственных бумаг "для изыскания необходимых сортов бумаги и получения технических указаний для напечатания знаков".
       Документ, выданный работнику архангельского отделения госбанка Дмитрию Александровичу Миллеру, гласил: "Вследствие отсутствия денежных знаков и неполучения подкреплений из Петрограда прошу Вас, милостивый государь, направиться в Петроград по делу, связанному с выпуском денежных знаков". Миллер прибыл в Петроград 27 февраля. Позднее к нему не раз посылались помощники, в числе которых были счётчики, кассиры и другие специалисты финансового дела.
       Посланец Севера сумел организовать дело. Он закупил 37 стоп бумаги на Красносельской бумажной фабрике, а также нашёл типографию, согласившуюся напечатать архангельские деньги. В конце концов новый посланец Архангельска Константин Штром прибыл в Петроград с мандатом, подписанным главным комиссаром Госбанка Георгием Пятаковым. Штрому "разрешалось сделать фирме "Р. Голике и А. Вильборг" заказ на изготовление временных квитанций, заменяющих в Архангельске кредитные билеты мелкого достоинства". Дело завершилось подписанием соглашения с фирмой, которая приступила к выполнению заказа. Договор с товариществом содержал сведения о тираже выпуска чеков, стоимости работ, сроков выплаты средств фирме и другие условия. По распоряжению Пятакова архангельским властям был выделен кредит для печатания чеков в сумме 500 тыс. рублей. Образцы денежных знаков высылались в Архангельск для утверждения их губернскими властями.
       В марте 1918 года газета "Петроградское эхо" сообщила: "Питерские типографии изготовляют боны для отдельных областей и городов России. "Кустарное" производство бон самой провинцией породило лишь полное недоверие населения к этим деньгам: так аляповата и невнушительна оказалась их внешность... Наученные горьким опытом города начали обращаться за помощью к богатству столичной типографской техники. Одним из первых был Архангельск. Местное отделение Государственного банка заказало Петроградским типографиям для Архангельской губернии боны 3-,5-, 10- и 25-рублевого достоинства - с сопроводительной просьбой: по возможности затруднить подделку. Заказ этот выполняется и вскоре будет закончен".
       Товарищество "Р. Голике и А. Вильборг" отпечатало архангельские деньги. 29 апреля Д.А. Миллер получил первую партию чеков. Всего в советский период до начала интервенции было напечатано знаков на общую сумму 120 807 000 рублей. Правда, в обращение была выпущена лишь четверть напечатанных знаков (26 660 000 руб.). Как гласит отчёт банка, выпуск чеков в обращение "был прекращён по распоряжению руководителя известной советской ревизии Кедрова".
       По своим номиналам тираж знаков распределялся таким образом: 3-рублевых было выпущено на сумму 3 120 000 руб., 5-рублевых - на 20 052 000, 10-рублевых - на 36 360 000 и 25-рублевых ("моржовок") - на 61 275 000 рублей.
       Телеграмма, направленная комиссару финансов губернии Г. Родионову из Петрограда 17 апреля 1918 года, извещала о том, что к этому сроку напечатано знаков на сумму 10 млн рублей. Сообщалось также, что типография будет ежедневно печатать знаков на 2 миллиона рублей. Телеграмма посвящала архангельских финансистов даже в технологию производства купюр, отмечая, что каждый лист, на котором печатаются знаки, "должен проходить через печатающую машину шесть раз". Около десятка вооруженных матросов несколько раз выезжали в Петроград, организуя приёмку, охрану, погрузку и доставку в Архангельск необычного груза. Таким образом, губернским властям удалось частично на какой-то период ослабить денежный кризис.
       Комиссар финансового отдела губисполкома, подводя итоги работы по выпуску местных денег, 27 июля 1918 года с удовлетворением отметил: "Выпущенные в обращение чеки встречены населением с полным доверием, внесли большое облегчение при расплате с рабочими, ликвидировав, таким образом, назревавшие во многих местах эксцессы на почве отсутствия денежных знаков, главным образом мелких купюр. Они и по настоящее время охотно принимаются в платежи".
       Что же представляли собой новые деньги? Купюры в 3, 5 и 10 рублей были оформлены идентично друг другу. Различались только цифровые обозначения и надписи номиналов, а также окраска. Купюра достоинством в 3 рубля была зеленой, 5 рублей - синей, а 10 - красной. Подобный подход значительно удешевил и ускорил выпуск денег, так как для их печатания использовалось одно, чуть подправленное, клише.
       На общем фоне других знаков заметно выделялся чек номиналом 25 рублей, заказ на который был сдан фирме значительно позднее других чеков. Он был крупнее других по формату. Художник, приноравливаясь к сложившейся в России традиции и рекомендациям архангельских властей, подготовил клише размером чуть меньше царского кредитного билета рублевого достоинства.
       Но главное отличие состояло в том, что лицевая сторона его была выполнена известным русским художником Сергеем Васильевичем Чехониным. Художник мастерски разместил на малой площади купюры северные атрибуты  снег, торосы, белого медведя (слева), моржа (справа) и даже сети как символ рыбных богатств края. На другой стороне всех знаков разместились рамка с обозначением достоинства и виньетка с гербом Архангельской губернии - Михаил архангел с мечом и опущенными крыльями и поверженный чёрного цвета дьявол. Чек в 25 рублей стал, таким образом, не только денежным знаком, но и талантливым художественным произведением. На обороте купюр был опубликован порядок обращения знаков: "Временно выпускается Архангельским отделением Государственного Банка и в пределах Архангельской губернии обязателен к обращению наравне с кредитными билетами. Подделка преследуется законом".
       Из-за присутствия моржа на рисунке Чехонина чеки 25-рублёвого достоинства сразу же стали именоваться в народе "моржовками". Это название распространилось на все архангельские чеки. Год выпуска на денежных знаках не указан, дважды повторен трехзначный номер, поставлены подписи должностных лиц отделения Госбанка: и.о. Управляющего В. Тихонова, комиссара Р. Дмитриева и кассира Н. Ермолова.
       Как отметил исследователь О. Парамонов, "при нумерации чеков использовалась упрощенная система, применявшаяся для государственных кредитных билетов с 1915 г., когда в связи с исчезновением из обращения полновесной серебряной монеты и разменным кризисом стал обнаруживаться усиленный спрос на рублевые кредитные билеты. Суть новой системы нумерации заключалась в том, что трехзначный номер на билете обозначал порядковый номер серии, а не самой купюры". Каждая серия включала сто купюр с одинаковым номером.
       В оборот новые купюры вводили постепенно. В объявлении, опубликованном в местной печати 30 марта, говорилось о том, что по разрешению своего правления в Петрограде Архангельское отделение Госбанка выпускает в ближайшие дни особые денежные знаки, названные "Чеками Архангельского отделения Государственного банка". Эти денежные знаки, отмечалось в объявлении, "предназначены к обращению в пределах Архангельской губернии и обязательны к приему всеми правительственными и общественными органами, равно как и частными лицами и учреждениями по обозначенной на них цене, т.е. наравне с кредитными билетами соответствующих достоинств".
       Попутно замечу, что пример архангельских властей оказался заразительным. 30 мая 1918 года губернский комиссариат финансов получил письменную просьбу из Вельска. Уездные финансисты просили дать Вельскому уезду, входившему в то время в состав Вологодской губернии, "заимообразно на срок до 6 месяцев 500 000 рублей денежных знаков (бонами)" и "сообщить отделу, на каких условиях можно сделать просимый заём". Комиссар финансов Архангельского губисполкома Г. Родионов не возражал против этой меры, оговорив при этом условие, что подобная акция может быть осуществлена только через Вологодское отделение Госбанка.
       По примеру Архангельска решение о выпуске собственных денег - олонецких купюр (бонов) - принял в это время губисполком Олонецкой губернии. Весной 1918 года в типографии Мурманской железной дороги были отпечатаны пробные экземпляры купонов достоинством в 1, 3, 5, 10 и 25 рублей. Однако вследствие того, что в Петрозаводск поступило достаточное количество денег из центра, распоряжение о выпуске олонецких купюр было отменено. Клише и отпечатанные боны были уничтожены, но часть их попала в местное казначейство. В результате этого олонецкие боны ценятся у коллекционеров как большая редкость.
       Отметим попутно, что в 1918 году местные деньги печатались не только на губернском, но и на уездном уровне. В моей небольшой коллекции есть четыре краткосрочных боны Слуцкого уездного земства, вышедшие в свет в 1918 году. Все они, как и архангельские чеки, оформлены идентично друг другу и отличались только цифровыми обозначениями, надписями номиналов (1,3,5 и 10 рублей), а также окраской. Боны напечатаны на простой бумаге, имеют весьма примитивное полиграфическое исполнение.
       На лицевой стороне этих купюр, наряду с обозначением номинала, содержатся факсимильные подписи председателя и членов земской управы. А на оборотной стороне их напечатаны следующие условия выпуска:
       "1. Выпуск бон на сумму 500 000 рублей обеспечивается краткосрочными обязательствами и процентными бумагами Государственного Казначейства и недвижимым имуществом, принадлежащим земству, по оценке свыше 700 000 руб.
       2. Боны имеют хождение наряду с кредитными билетами.
       3. Боны по предъявлении обмениваются в кассе земской управы на кредитные билеты и служат законным платёжным средством без ограничения суммы платежа".
       Понятно, что выпуск подобных бон вызывался, как и во всей России,. острой нехваткой разменных знаков мелкими купюрами.
       Что касается архангельских чеков, то они ходили на Севере около двух лет. Как установил историк В. Баданов, значительное количество "моржовок" быстро распространилось даже среди населения Повенецкого, Пудожского и Каргопольского уездов Олонецкой губернии.
       Причем купюры с номиналом 5 рублей по непонятным причинам вообще не были выпущены в обращение. Поэтому они отлично сохранились до наших дней. Чуть позднее огромные листы этих знаков считались испорченной бумагой. По свидетельству очевидцев, они в 1922-23 гг. употреблялись на покрышку столов и на обертку.
       "Моржовки", появившиеся в обращении 7 мая 1918 года, прожили достаточно долгую жизнь. Они на какое-то время выручили не только советские власти города и губернии, но и использовались во времена белогвардейского правительства Н.В. Чайковского, которое на первых порах своего существования не изъяло их из обращения.
       В заключение рассказа об истории рождения "моржовок" кратко напомню читателю о судьбе их творца - талантливого художника Сергея Васильевича Чехонина (1878 - 1936 гг.). Он учился в школе княгини М. К. Тенишевой у знаменитого художника И. Е. Репина, стал известным живописцем, мастером портретной миниатюры, книжной и журнальной графики.
       В 1905-1907 гг. Чехонин публиковал политические карикатуры в журналах "Зритель" и "Сатирикон", издавал свой сатирический журнал "Маски" (1906). После октября 1917 года он вошёл в художественную коллегию отдела изобразительных искусств при Народном комиссариате просвещения. Чехонин создал первые проекты герба РСФСР, печати Совнаркома, рисунки ряда денежных купюр и серебряных монет, графические портреты советских руководителей. В 1918-23 и 1925-27 гг. являлся художественным руководителем Государственного фарфорового завода (названного позднее Ломоносовским фарфоровым заводом). Талантливы график разработал первые образцы "агитационного" фарфора (тарелка "Благословен труд свободный", блюдо "Герб РСФСР с цветами" и "Голод").
       С обложками и иллюстрациями художника выходили журналы "Пламя", "Красная панорама", "Москва", "Сирена", "Дом искусств", "Красный командир" и др. В числе проиллюстрированных им - книги: "2-й конгресс Коммунистического Интернационала", "Руслан и Людмила" А. Пушкина, "Десять дней, которые потрясли мир" Дж.Рида, детские книжки-тетрадки: "Тараканище" К. Чуковского и другие. В 1928 поселился во Франции. Работал в области художественной сценографии. Умер в г. Леррах (Германия) 23 февраля 1936 года.

       РОЖДЕНИЕ "ЧАЙКОВОК".Особый пласт денежных знаков России составляют кредитные билеты, боны и чеки белогвардейских правительств. Свои деньги в годы гражданской войны выпускали генералы Деникин и Колчак, Врангель и Юденич, Родзянко и Шкуро. На Украине в изобилии штамповали гривны сменявшие друг друга правители: Центральная Рада, Петлюра, гетман Скоропадский.
       Деньги белогвардейских правительств претендовали на государственный размах и в большинстве своем выпускались под лозунгом "единой, неделимой России". Многие из этих знаков печатались за рубежом и имели весьма импозантный вид. На кредитных билетах казначейства Главного командования вооружёнными силами на юге России, или кратко говоря денег генерала Деникина, например, красовались изображения символов Отечества - башен Московского Кремля, а также памятников 1000-летия России, Петру Великому, Минину и Пожарскому.
       С царской купюры в 500 руб. на деникинские деньги перекочевало символическое изображение России в виде сидящей женщины в русском наряде. Правая рука ее опирается на хоругвь с гербом Временного правительства, левая держит якорь. Герб Временного правительства претерпел некоторые изменения: в лапы орлу дали георгиевскую ленту. На внешнем виде купюр сказывалось также влияние казачества: античные фигуры, украшающие деньги, получили вдруг казацкие усы и прически; классические античные топорики и другие символы прошлого нередко соседствовали с популярными у казаков историческими персонажами - портретами Ермака Тимофеевича или донского атамана Матвея Платова. На одной из купюр правительства Юга России изображён памятник генералу Скобелеву.
       Красивы билеты в 25 и 100 рублей, напечатанные по заказу Временного правительства в Америке. Они были доставлены в Россию, когда Временного правительства уже не было. Эти денежные знаки использовали адмирал Колчак и местные сибирские власти.
       А в целом во всей России в денежных отношениях царила чудовищная финансовая неразбериха. Архангельский журналист, известный в своё время на Севере бонист С. Лебензон (псевдоним И. Леонидов) в своих заметках "Из биографии советского рубля", опубликованных в преддверии 50-летия образования СССР на страницах областной газеты "Северный комсомолец", привёл два ярких свидетельства об этом своего рода денежном беспределе.
       Один из Владивостокских ресторанов напечатал деньги, на одной стороне которых на русском языке содержался текст: "Имеет получить пять рублей". А на обороте по-английски значилось: "Это ни на что не годится".
       История сохранила и такой факт. Сибирский писатель Антон Сорокин нарисовал и отпечатал личные деньги. На них было написано: "Король писателей Антон Сорокин. Директор банка Всеволод Иванов". На эти деньги Сорокин сумел купить на базаре продукты и угостил обедом омских писателей, в том числе будущего автора известной повести "Бронепоезд  14-69".
       О подобной ситуации с изготовлением фальшивых денег на Украине рассказал в своей "Повести о жизни" писатель К.Г. Паустовский. Он напомнил: "Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и на­стоящие.
       Не было ни одной типографии, где бы наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные петлюровские ассигнации — карбованцы.... Многие предприимчивые граждане делали фаль­шивые деньги у себя на дому при помощи туши и де­шевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь посторонний входил в комнату".
       Яркое свидетельство о финансовых трудностях находим в романе "Хождение по мукам" Алексея Толстого. Вот одно из его описаний торговли на базаре времен гражданской войны: "...Рощин подрядил фаэтон, который довёз его до большого базара, раскинувшегося на выгоне. Тут же Вадим Петрович стал торговать жареную курицу у нахальной бабы... За жареную курицу она заломила пять карбованцев и сейчас же не захотела отдавать за деньги, а только за шпульку ниток.
       - Да ты возьми у меня деньги, дура, - сказал ей Рощин, - нитки купишь, вон ходят, продают нитки...
       - Некогда мне с воза отлучаться, спрячьте деньги, отойдите от товара...
       Тогда он протолкался к чубастому военному человеку, увешанному оружием, который, шатаясь по базару, потряхивал на ладони двумя шпульками ниток. Мутно поглядев на Рощина, он прошевелил опухшими губами:
       - Не. Меняю на спирт.
       Так Рощину и не удалось купить курицу. На базаре шла преимущественно меновая торговля, чистейшее варварство, где стоимость определялась одной потребностью; за две иголки давали поросёнка и ещё чего-нибудь в придачу, а уж за суконные штаны без заплат продавец пил кровь у покупателя".

    * * *

       Интересная страница в истории российской бонистики — денежные документы Северной России, часть которых печаталась по решению архангельского белогвардейского правительства в архангельской типографии, а другая - в Лондоне.
       Это правительство, называвшееся сначала Верховным Управлением Северной области (сокращённо ВУСО), появилось в Архангельске 2 августа 1918 года после антисоветского переворота и последовавшего затем вторжения в Архангельск иностранных войск. Новые правители во главе с народным социалистом Н.В. Чайковским оказались в трудном положении. Перед ними, как и перед их предшественниками, встала та же проблема: как наладить денежное обращение в Архангельске и на контролируемой ими территории. Верховное Управление получило в наследство пустую казну, в результате чего экономическая жизнь области была парализована.
       В одном из первых обращений ВУСО известило население: “Большевистская власть перед бегством из Архангельска успела вывезти денежные знаки на десятки миллионов рублей... Вследствие этого в распоряжении Верховного управления Северной области оказалось недостаточное количество средств на текущие расходы”.
       Конкретизируя это обращение, директор Архангельского отделения Госбанка в одном из документов отмечал: "При своём бегстве советская власть захватила с собой всю наличность госбанка, сберегательной кассы, казначейства, таможни, всех частных банков; увезены все ценные бумаги, векселя, книги; из казначейства увезены все гербовые чеки, все вексельные бланки,...., увезены даже местные архангельские денежные знаки, имеющие хождение только в пределах Архангельской губернии...".
       По состоянию на 13 августа в кладовой основного финансового учреждения Северной области - Архангельского отделения Госбанка насчитывалась мизерная сумма различных денежных знаков - всего на 90 тысяч рублей.
       Положение в уездных центрах оказалось несколько иным. В Онеге, например, сразу же после захвата её англо-французским отрядом в кладовой Онежского казначейства было выявлено кредитных билетов на сумму более 330 тыс. рублей, разменных знаков на 120,5 тыс. рублей и другие ценности на общую сумму почти 503 тысячи рублей. Одним словом, вся касса досталась антисоветским силам.
       В других уездах наблюдалась противоположная картина. Так, после вступления советских войск в Шенкурск в начале 1919 года оказалось, что белогвардейские власти при своём отступлении увезли все деньги уездного казначейства в сумме 45 549 рублей, а также процентные бумаги на сумму 2 362 000 рублей.
       Верховное управление в упомянутом выше обращении напоминало населению о том, что средства "для новой власти нужны безотлагательно для формирования отрядов Народной Армии для борьбы с большевиками, для восстановления подорванного большевистской деятельностью городского и земского самоуправления, для подкрепления средств Госбанка и Казначейства".
       Белогвардейское правительство, стремясь упорядочить обстановку в финансовом деле, приняло ряд неотложных мер. Вскоре после падения советской власти, наряду с Государственным банком, возобновили свою работу архангельские отделения Московского народного (кооперативного), Петроградского международного коммерческого, Русского для внешней торговли банков.
       Новые власти, регулируя работу банковских учреждений, ограничили выдачу средств в них мизерной суммой  не свыше 300 рублей в неделю. Выдачи, превышавшие эту норму, разрешались только финансовым отделом правительства. Ограниченные финансовые возможности сужали фронт действий для бизнесменов всех уровней.
       Верховное управление сочло необходимым использовать временно "моржовки", отпечатанные в Петрограде, за исключением купюр пятирублёвого достоинства.
       В объявлении Архангельского отделения Государственного банка о последних купюрах говорилось: "Отпечатанные в Петрограде, но не выпущенные в обращение в пределах Архангельской губернии чеки (денежные знаки) 5-рублёвого достоинства в качестве денежных знаков хождения иметь не могут, никакой ценности не представляют и обмену в отделениях госбанка и казначействе губернии не подлежат...".
       Таким образом, советские "моржовки" продолжили свою жизнь. Через короткое время после прихода к власти Верховное управление приняло решение об обязательной регистрации находящихся на территории Северной области чеков Архангельского отделения Государственного банка. Этим шагом правительство надеялось предотвратить спекуляцию и распространение "моржовок", увезенных с собой органами советской власти. Незарегистрированные знаки теряли силу с октября 1918 г..
       Регистрация производилась путем наложения краткого текста штемпелем на оборотной стороне купюр в 3 и 25 руб. оранжевой и в 10 руб. — черной типографской краской. Текст гласил: „Зарегистрировано. Подписи: Управляющий Отд. Гос. Банка и Кассир". Над текстом и под ним были толстые линии; над верхней линией — герб Временного правительства, в большинстве неясный, имеющий вид розетки. Регистрация производилась в типолитографии Павлова. О количестве зарегистрированных чеков сведений не сохранилось.
       Значительный запас "моржовок" был в своё время получен местными властями Мурманска. Они были рекомендованы ВУСО для временного использования. В отличие от Архангельска, здесь чеки выпускались с особой круглой печатью, наложенной фиолетовой краской на лицевой стороне чека, с правой стороны. Текст печати таков: в центре - "г. Мурманск на Мурмане", по кругу — "Финансовый Отдел при Мурман. Испол. К. Сов. Р. и К. Д.". Иначе говоря, процедурой штемпелевания и проставлением печатей новая власть "прощала" советским знакам их большевистское прошлое.
       Количество чеков, обменённых на другие денежные знаки и изъятых из обращения, по причине их обесценения, осталось неизвестным.Нет даже указаний на то, производился ли вообще учет сумм при этой регистрации. В публикациях исследователей приводятся сведения : было изъято не менее 75% всего выпущенного количества чеков, притом среди изъятых — 80% совершенно истрепавшихся.
       Верховное управление Северной области в поисках выхода из финансового тупика обратилось за помощью к предпринимательскому миру. С этой целью 6 августа 1918 года состоялось общее собрание архангельского торгово-промышленного союза, на которое явились члены биржевого комитета и ряда других организаций.
       В своих выступлениях перед собравшимися глава правительства Н.В. Чайковский и управляющий отделом финансов Г.А. Мартюшин призвали представителей делового мира быть "Миниными, спасать Россию", поддержать идею выпуска Верховным управлением "Займа Доверия" сроком на 6 месяцев на общую сумму 10 миллионов рублей.
       Собрание приняло решение: "Все свои свободные наличные денежные знаки обратить в краткосрочный пятипроцентный заем". Предприниматели за короткий срок собрали полтора миллиона рублей наличными. Около двух миллионов предоставили в распоряжение властей кооперативные организации.
       А 8 августа Верховное управление приняло постановление "О краткосрочном займе". В нём отмечалось: "Ввиду недостатка денежных знаков в Северной области... признать необходимым до получения необходимого количества денежных знаков выпустить краткосрочные 5%-ные обязательства под наименованием "Займа Доверия" сроком на 6 месяцев на сумму 10 млн рублей". Предполагалось выпустить обязательства номиналом 100, 500, 1000, 5000 и 10 000 рублей за подписью председателя правительства и управляющего финансовым отделом Северной области. 9 августа была открыта предварительная подписка и начат приём денег.
       Директор Архангельского отделения Госбанка предпринял энергичные меры по изготовлению обязательств. В письме владельцу типолитографии он, в частности, писал: "ввиду чрезвычайной важности переданного в Вашу типографию заказа на изготовление облигаций "Займа Доверия", имеющего государственный характер и притом крайне спешный, прошу Вас принять все зависящие меры к скорейшему выпуску указанного заказа, не останавливаясь перед затратами на сверхурочные работы, которые должны быть доведены до максимума, чтобы в ближайшие 2-3 дня заказ мог быть выполнен".
       Куракин проявил исключительную разворотливость с налаживанием пропаганды новых денежных знаков. Он направил редактору "Вестника Верховного Управления Северной области" такой текст: "Свидетельства Займа Доверия отпечатаны. Получить их можно во всех банках, сберкассах и казначействах". Банкир просил редактора немедленно начать печатать этот текст в течение недели "наверху сразу после названия газеты по всей длине строки крупным шрифтом".
       На каждом новом денежном знаке имелась надпись: "5% краткосрочное обязательство Верховного управления Северной области". Текст печатался только на одной странице. Наряду с купюрами крупного номинала, правительство Н. Чайковского выпустило бумажные "разменные знаки" малого формата достоинством от 10 до 50 копеек. На этих знаках не было обозначения названия и времени выпуска. На всех знаках, наряду с подписью управляющего отделом финансов и областным Государственным банком князя И. Куракина, воспроизводилась также хорошо читаемая факсимильная подпись главы правительства Н.В. Чайковского. По свидетельствам очевидцев, на первых порах их именовали "верховками" по названию правительства Северной области - Верховное управление Северной области. А нередко из-за вытянутой формы длиной почти 34 сантиметра их называли "рельсами".
       Эти денежные документы, за исключением номинала и цвета, имели одинаковый текст, в соответствии с которым правительство обязывалось после нормализации денежного обращения и появления настоящих денег, но не позднее 15 февраля 1919 года уплатить предъявителю ту или иную сумму, обозначенную на купюре. Забегая вперёд, отметим, что на деле этого не произошло. Купюры необычно большого размера спустя полгода превратились в денежные знаки, получившие название "чайковки".
       После появления в печати постановления "О краткосрочном займе" финансовый отдел ВУСО издал обращение к населению, в котором просил всех граждан не позднее 15 сентября 1918 года внести подписную сумму русскими денежными знаками и иностранной валютой.
       "Долг каждого гражданина, - говорилось в обращении, - придти на помощь Верховному Управлению и внести все свои свободные денежные средства на поддержание общего дела. Наличные денежные знаки нужно вносить немедленно...
       Граждане, выполните ваш гражданский долг".
       Одновременно финансовый отдел обязывал руководство квартальных комитетов представить в отдел подробные списки всех граждан по каждому кварталу, подписавшихся на "Заём Доверия" с указанием суммы подписки и сроков взноса этой суммы. Подписка, таким образом, превращалась в принудительный, жестко направляемый и контролируемый властями акт.
       Темп выпуска облигаций "Займа Доверия" нарастал. Если в кладовой Госбанка области в середине августа пока еще не было ни единой купюры "Займа Доверия", то в начале сентября их насчитывалось на сумму 2 млн рублей. В течение всего последующего периода существования белогвардейского правительства сумма наличных купюр "Займа Доверия" постепенно увеличивалась. Во всяком случае, она никогда не опускалась ниже уровня 2 млн. В конце 1918 года, например, в кладовой госбанка общая сумма составляла 2 038 000 рублей. К тому времени у банка появилась иностранная валюта в размере более 36 млн. Появилась первая партия новых кредитных билетов на сумму 619 615 рублей. На них выделялась надпись "Северная Россия". Об этом виде денег речь пойдёт ниже.
       В середине декабря 1918 года общая сумма выпусков "Займа Доверия" составила уже 36 миллионов рублей. К этому времени было осуществлено четыре выпуска этих "обязательств". В решении правительства о втором выпуске (от 18 октября 1918 года) указывалось: "Облигациям придать внешний вид, сходный с облигациями первого "Займа Доверия", выпустить их с обозначением, что заем заключается не от имени Верховного управления, а Времен­ного Правительства Северной Области, за подписями Председателя Правительс­тва — Н. В. Чайковского и Временного Уп­равляющего Отделом Финансов и Управ­ляющего областным Государственным Банком князя И. А. Куракина и за скрепою кассира банка..." В постановлении далее подчеркивалось: "облигациям выпускаемого займа присваивается право "обязательного хождения их в обращении наравне с сериями государственного казначейства".
       12 февраля 1919 года правительство разрешило дополнительно выпустить облигации еще на 25 миллионов, чтобы довести общую сумму до 70 миллионов рублей. Если первый заём был добровольный, то затем он приобрел принудительный характер. Характерно и то, что обязательства, вышедшие в оборот после создания Временного правительства Северной области, имели прежнюю дату — 15 августа 1918 г.
       Как уже отмечено выше, через четыре месяца после первого выпуска обязательства превратились в деньги — в знаменитые "чайковки". За два дня до обещанного погашения займа правительство опубликовало постановление, согласно которому эта операция (оплата обязательств на сумму 70 млн рублей) поручалась областному Государственному банку. Но оно публично через прессу признало тот факт, что погасить обязательства в указанный ранее срок невозможно из-за отсутствия реальных денежных знаков и констатировало: "...с 15 февраля 1919 года обязательства "Займа Доверия" должны иметь в пределах Северной области хождение и быть принимаемы при всех платежах, как казенными учреждениями, так и частными лицами по их номинальной стоимости наравне с общегосударственными кредитными билетами".
       По официальным данным, Временное правительство Северной области осуществило несколько выпусков "Займа Доверия" на общую сумму 130 миллионов рублей. Постановление о наиболее крупном выпуске - на 60 миллионов рублей - было принято 10 июля 1919 года. Эта партия займа выпускалась в старой форме, а знакам присваивалось право хождения в пределах области "наравне с другими общегосударственными денежными знаками".
       Как заметил в своей монографии А.А. Малахов, "сведений о дальнейших выпусках этого займа никаких не имеется, так как он выпускался в период времени с 1 августа 1919 г. по 20 февраля 1920 г. (день занятия Архангельска советской властью) без всяких особых постановлений. При этом купюры в 5 и 10 тыс. руб. печатались и при Временном правительстве без изменения, "под фирмой Верховного Управления".
       А. Малахов в своей работе констатировал далее, что ему удалось собрать в архивах архангельских финансовых учреждений данные о том, что за время с 15 августа 1918 г. по 19 февраля 1920 г. (19 фев­раля — день бегства генерала Миллера и перехода власти в руки комитета профсоюзов) было вы­пущено обязательств "Займа Доверия" на сумму 430 607 400 руб. (50- рублевых — 24121000 руб., 100 - рублевых — 37850400 руб.; 500 - рублевых — 144757000 руб.; 1000 - рублевых — 99999000 руб.; 10 000 -рублевых — 73 880 000 руб.).
       По его утверждению, после восстановления советской власти в Архангельске в 1920 году из обращения было изъято и уничтожено этих знаков на сумму около 250 млн руб. Эти данные, по нашему мнению, нуждаются в документальном подтверждении. Автор, к сожалению, не сослался на источник, из которого он их почерпнул. В своей краткой публикации, названной им монографией, он заявил о том, что в ней содержатся "исчерпывающие... сведения и данные о дензнаках Северной России", какие "удалось собрать на месте, насколько они сохранились в архивах архангельских финансовых учреждений после всех пертурбаций до и во время и после интервенции "союзников". Эти сведения со ссылкой на работу Александра Малахова появились в книгах, изданных в более позднее время.
       Анализ сохранившихся документов подтверждает верность суждения Малахова о том, что купюры "Займа Доверия" появлялись в свет помимо решений ВПСО, т.е. после июля 1919 года - времени последнего официального решения о выпуске купюр этого займа. Так, в директиве управляющего отделом финансов в августе 1919 года областному Госбанку предписывалось выпустить в свет дополнительным тиражом значительную массу новых знаков. В частности, к 18 августа 1919 года было выпущено купюр на общую сумму 68 304 200 рублей. К этому сроку, кроме того, было заготовлено, но пока не выпущено в оборот купюр на сумму свыше 38 млн рублей. 60 млн рублей из этой суммы было разрешено использовать "на общие нужды", 27,5 млн рублей на обмен старых знаков. В общей сложности в тот момент было обменено "моржовок" на 600 тысяч и "керенок" почти на 27 млн рублей.
       Если допустить, что эта масса выпускалась в соответствии с решением от 10 июля 1919 года, то она всё равно значительно превышала установленные масштабы. Мне даже с помощью специалистов Государственного архива Архангельской области не удалось пока выявить сведений, подтверждающих данные Малахова о масштабах выпуска чайковок. Но косвенные сведения подтверждают его вывод о том, что значительная часть этих купюр печаталась без решения правительства, и они по этой причине не попали в официальные документы.
       Так, например, мной обнаружены многочисленные просьбы директора Архангельского отделения Госбанка коменданту города о выдаче ночных пропусков нескольким рабочим-печатникам "для прохождения по городу в ночное время", так как они "привлечены к работе по печатанию денежных знаков". Такие просьбы банкир направлял в конце 1919, в январе и даже в феврале 1920 года. Очевидно, эти рабочие как раз и печатали деньги, которые не попали в официальную отчётность Временного правительства Северной области.
       В то же время общие суммы запасов купюр "Займа Доверия", хранившиеся в кладовой госбанка, были сравнительно невелики. Они не дают основания делать вывод о большом потоке этого вида денежных средств, который должен был бы поступать в банк при ежемесячном печатании их на сумму около 60 млн рублей. Во второй половине 1919 года по состоянию на каждый день их регистрировалось в конце дня в среднем от 6 до 9 млн рублей. 2 января 1920 года, в последний день подённой регистрации денежных средств, их имелось всего на сумму 7 827 тысяч рублей.
       Интересно, что в отчёте ВПСО за август - декабрь 1918 года (по неполным данным, доход области составил 26 977 тысяч рублей, расход - свыше 83 653 тысяч) отмечено, что "дефицит вместе с расходами, отнесенными за счёт союзных держав, был покрыт разрешённым правительством к выпуску Займа Доверия на сумму 14 000 000 рублей". Отчёт завершен весьма любопытным признанием: "...выпущенный в разное время... "Заём Доверия" на сумму 41 миллион рублей, при условии покрытия указанных расходов союзными правительствами, является вполне обеспеченным".
       Обязательства "Займа Доверия" были непопулярны. Союзное командование вообще не принимало их в уплату за свои поставки. Банки нуждались в более надежной и устойчивой валюте, которую можно было бы использовать при взаимных расчетах и осуществлении экспортно-импортных операций. Для населения они были неудобны тем, что купюры "Займа Доверия" печатались на простой белой бумаге большого формата — размером 33x13 см и поэтому быстро изнашивались.
       ...Значительная часть "чайковок" хранится в коллекциях современных бонистов и довольно высоко котируется при обменных операциях. Наибольшую ценность для коллекционеров представляют купюры первого выпуска, предпринятого в августе 1918 года. Надпись на облигациях всех достоинств гласит: "5% краткосрочное обязательство Верховного Управления Северной области". Повышенная ценность этих купюр объясняется их редкостью (они выпускались очень короткое время, т.к. само правительство с таким названием существовало со 2 августа по 28 сентября 1918 г.). С 28 сентября белогвардейское правительство стало называться по-иному: "Временное Правительство Северной области". Поэтому все последующие выпуски обязательств "Займа Доверия", повторяя форму, в какой они выпускались ранее, изменили основную надпись: "5% краткосрочное обязательство Временного Правительства Северной области". Бонисты выделяют небольшие отличия в отдельных банкнотах, опечатки, смешение красок и т.п. В частности, в 500-рублевой купюре одного из выпусков нет буквы "И" после слова "финансов", она помечена фиолетовым номером, а слово "предъявителю" стоит под цифрой "5%". Один из выпусков облигаций того же достоинства имеет черный номер, на знаках есть буква "И" после слова "финансов", а слово "предъявителю" стоит под словом "краткосрочный".
       В своей "монографии" Малахов сделал резонное замечание о том, что поиски подобных различий не имеют смысла для коллекционеров. "Многие бонисты, — отметил он, — собирая "чайковки", классифицируют их по разновидностям номеров: различают мелкие, средние и крупные, черные и цветные цифры номера на купюре. Но имеет ли это какое-нибудь значение? По нашему мнению — ровно никакого. Ведь в типографии, которая ставила номера, могло быть до 100 вариантов разных шрифтов нумераторов и разного цвета штемпельных подушек. Какой же интерес собирать коллекции уже не денежных знаков, а оттисков номера на них?"
       Вскоре "чайковки" были "подкреплены" специальным выпуском так называемых "северных рублей", отпечатанных в Англии и являвшихся твердой валютой, которую русские власти использовали при расчетах с иностранцами. Как это произошло?
       ТВЁРДАЯ ВАЛЮТА — "СЕВЕРНЫЕ РУБЛИ". Щедрое печатание крайне неудачных по форме и внешнему виду "чайковок" не устранило острой финансовой проблемы в Северной области. Курс рубля был неустойчивым, все товары стремительно дорожали. Правительство, торгово-промышленное сословие, а особенно союзное командование нуждались в более надежной и устойчивой валюте для взаимных расчетов и экспортно-импортных операций, которую признавали бы иностранные государства.
       После сложных дискуссий русские власти согласились с предложением английских специалистов выпустить специальные "северные рубли".
       Первоначально британское правительство предложило на рассмотрение ВПСО проект реформы денежного обращения, включавший такие положения: " Новые деньги будут распространены на той части Северной России, которая в дружественных отношениях с союзниками. Они будут выпущены в качестве денег всякого управления, которое может от времени до времени представлять собой правительство страны, и будут обеспечены созданием резервного фонда...
       Кредитные билеты будут выпущены самостоятельным конверсионным бюро.... Это бюро будет русским, а не союзным по своему составу и будет прерогативой местного правительства, но выпуск и погашение кредитных билетов должны им производиться, строго согласуясь с правилами... и по совету британского финансового советника, который будет прикомандирован к конверсионному бюро".
       Британское правительство определило и условия, по которым должны были выпускаться кредитные билеты. Среди этих условий: в обмен на валюту в Лондоне установление твердого курса 40 руб. за I фунт стерлингов; обмен старых рублёвых билетов по курсам, которые будут объявляться конверсионным бюро. Британское правительств выражало уверенность в том, что при этих условиях союзники будут иметь возможность производить немедленно все военные и иные расчёты. При этом оно заявило о том, что не извлекает никаких выгод из этой ситуации. "Русский народ и лица всех национальностей, — говорилось в его предложениях, — которые желают иметь торговые сношения с Россией, получают громадное преимущество устойчивого курса, отсутствие которого служило серьезной помехой деловым сношениям".
       Обобщая эти и другие предложения английского правительства, комиссия финансово-экономического Совета при ВПСО пришла к заключению: "...вводить новую денежную единицу, сводящуюся, в сущности говоря, к девальвации общегосударственного рубля, и притом девальвации неустойчивой, представляется невозможным на такой небольшой территории, каковой является Северная область".
       Последовало резюме: "Основной денежной единицей в Северной области, по нашему мнению, должен оставаться общегосударственный кредитный билет, который, несмотря на сильное обесценивание его, главным образом за границей, все же имеет и. вероятно, будет иметь внутри государства известную ценность и служить общим орудием для товарообмена на всей территории Российского государства".
       "По нашему контрпроекту, — отмечалось далее в докладе комиссии, — для нужд экспортной и импортной торговли, для обеспечения союзникам немедленных расчётов по военным и другим потребностям, а равно и для увеличения в Северной области денежных знаков конверсионное бюро выпускает боны, которые обеспечиваются особым резервным фондом в ф.ст., хранящимся в английском банке".
       Кроме этого, в докладе комиссии указывалось: "...для нужд внутренней областной про­мышленности и торговли необходимо предоставить возможность местному отделению Государственного Банка с преобразованием его в самостоятельный областной банк выпустить облас­тные денежные знаки на сумму до 300 миллионов рублей, зару­чившись предварительно твердым обещанием союзников в том, что при образовании объединенного Русского правительства, дру­жественного союзникам или при заключении всеобщего мира, они со своей стороны примут все меры к тому, чтобы то русское правительство, которое в то время будет существовать, признало эти знаки равноценными с общегосударс­твенными и произвело обмен на эти последние. При этом условии есть все основания ожидать, что к этим областным денежным знакам население отнесется с доверием и они будут иметь беспрепятственное обращение даже и за пределами Северной области".
       Таким образом, ВПСО, несмотря на тяжёлое положение Северной области, сумело частично отстоять интересы области и отвергнуть некоторые положения проекта, предложенного английским правительством. Что же получилось в конечном итоге?
       В постановлении Временного Правительства Северной области от 11 ноября 1918 года предписывалось: "Выпустить государственные кредитные билеты Северной России достоинством в 1, 3, 5, 10, 25, 50, 100, 500 рублей и разменные знаки достоинством ниже одного рубля, под обеспечение иностранной валютой по курсу сорок рублей за один фунт стерлингов".
       Для выпуска новых знаков правительство Северной области учредило Государственную эмиссионную кассу в составе четырёх членов и председателя — особого финансового советника, назначаемого Временным правительством по соглашению с Великобританским правительством. Прообраз этой кассы фигурировал в проекте британского правительства под именем "конверсионного бюро".
       Английский банк выделил эмиссионной кассе на выпуск 30 000 000 северных рублей (75 000 фунтов стерлингов). По условиям займа эмиссионной кассе (она действовала до 15 сентября 1919 года) разрешалось выпустить до трети дополнительных кредитных билетов, не обеспеченных соответствующим фондом. Северные рубли получали право "хождения наравне с золотою монетою".
       Соглашение, заключенное между правительством и союзниками, предусматривало, что, кроме особого фонда в Английском банке, кредитные билеты "обеспечиваются всем достоянием государства". А Верховное Управление Северной области известило о том, что оно, в свою очередь, "в качестве обеспечения гарантий союзников... предоставляет союзным правительствам, выдавшим гарантию, преимущественное право на эксплуатацию лесных богатств Северной области". Посол Франции в России Ж. Нуланс также оставил свидетельство об этой акции русской стороны. Он, в частности, заметил, что "Архангельский Госбанк предлагал в качестве гарантии залог в виде определённых товаров или огромный массив северных лесов".
       Правительство Северной области, информируя население об этой акции, известило: "Отсутствие денежных знаков и вообще затруднительное финансовое положение Северной области вынудило Временное правительство прибегнуть к помощи союзников. С этой целью было заключено соглашение с правительством Великобритании относительно выпуска кредитных билетов Северной России".
       Забегая несколько вперед, отмечу: несмотря на кажущуюся самостоятельность, которую правительство сумело отстоять при решении вопроса о введении северных рублей, в целом оно полностью зависело в финансовом отношении от британского правительства. Английские власти в последующем властно регулировали выпуск "Займа Доверия", а также систематическое повышение курса фунта стерлинга. Своего рода обобщением этой политики явилась нота английского консула в Архангельске Ф.О. Линдлея от 7 апреля 1919 года.
       Комментируя условия английской стороны по вопросу предоставления Северной области ежемесячного займа в размере пяти миллионов рублей в месяц в течение первого полугодия 1919 года, он полагал, что знаки "Займа Доверия" при условии предоставления упомянутого займа впредь "не должны выпускаться без разрешения Правительства Его Величества".
       Далее консул не без иронии разъяснил, что британское правительство "не считает возможным продолжать свои операции по курсу, который давно перестал выражать рыночную цену того, что теперь нужно считать большевистским рублём". Британское правительство, продолжал Линдлей, дало " распоряжение поднять курс немедленно до 56 рублей за фунт стерлингов", и этот курс "должен поддерживаться до конца апреля, когда можно будет ожидать дальнейшего его повышения".
       В ноте также жёстко ставился вопрос об условиях выплаты русскими властями долга в 30 млн рублей. "Правительство его Величества уверено, — говорилось в ноте, присланной на имя генерала Миллера, — что Ваше превосходительство не откажет прислать мне официальную ноту, подтверждающую принятие на себя Временным Правительством ответственности за уплату со временем сумм в 750 000 ф. ст., соответствующих 30-ти миллионам новых рублей, как за себя, так и за будущее Русское Правительство".
       Таковы вкратце обстоятельства, при которых были введены в обращение "северные рубли".
       "ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ДЕНЬГИ" СО... СКИПЕТРОМ И ДЕРЖАВОЙ. В инструкции правительства Северной области государственной эмиссионной кассе отмечалось, что "государственные кредитные билеты... изготовляются в Англии по образцам и с соблюдением условий и порядка, установленных Временным правительством Северной области по соглашению с представителем Великобританского правительства".
       На деле новые знаки печатались по образцу царских кредитных билетов и в тех же цветах, но на более толстой бумаге. Выпусков знаков "Северная Россия" было два: в 1918 и 1919 гг. Номинации купюр двух выпусков несколько отличались друг от друга. Первый выпуск имел номиналы 500, 100, 25, 10, 5 рублей, а также боны 50, 25 и 10 копеек. А второй - 500, 100, 25, 10, 5, 3, 1 рубль и 50 копеек (см. приложение  1).
       С первым выпуском произошел неприятный для демократического правительства казус. Северные правители или их британские советники, проявив явную торопливость, без долгих размышлений пустили в печатный станок клише билетов, которые в точности повторяли царские, так называемые романовские, или николаевские, кредитки. На них красовались все основные регалии императорской власти: двуглавый орел, скипетр и держава. Разница состояла лишь в том, что портреты царей на купюрах крупного достоинства были заменены аллегорическим изображением женщины. Как выявили современные исследователи, автор этого рисунка не был оригинален. Женская голова, украсившая билет с номиналом 500 рублей, использовалась в оформлении банкнот Южной Африки, печатавшихся в 1900-1920 гг.. Существенная разница, отличавшая эти знаки от царских, состояла лишь в том, что на билетах всех достоинств на верхней кромке лицевой стороны была поставлена хорошо читаемая надпечатка крупными буквами: "Северная Россия". В первом выпуске знаков красовалось также упоминание о том, что они, вопреки решению правительства о местном значении новых денег, имеют хождение по всей территории России.
       Власти, очевидно, предполагали, что старые, царские деньги будут пользоваться большим доверием, чем какие-либо новые. Однако использование рисунков "николаевских" денег поставило правительство Чайковского в двусмысленное положение. Получалось, что оно, выступая за Учредительное собрание, за республиканский строй и отвергая власть Советов, в то же время проповедовало монархизм, пользуясь для этой цели старыми деньгами, "имеющими хождение по всей империи".
       Впрочем, выявленные нами сведения не позволяют точно установить, кто же был виновен в появлении денег с подобными знаками. Логично предположить, что заказ со всеми вытекающими последствиями сделало правительство Северной области, о чём говорилось в его инструкции государственной эмиссионной кассе.
       Однако иностранные представители в своих воспоминаниях по-своему истолковали эту акцию. Посол Франции Нуланс засвидетельствовал: "В начале октября в Архангельске высадился высо­кий, худощавый, загорелый человек, называющий себя билль-брокером из Лондона, г-н Харвей. Его багаж со­стоял из денежных знаков, которые были напечатаны в Англии в такой спешке, что забыли удалить с них им­ператорскую корону, фигурирующую на старых руб­лях. Господин Линдлей заметил это упущение, и в последний момент было решено сделать оттиск, который затушу­ет царскую эмблему. Что касается изображения Ека­терины Великой, то его заменили на изображение гос­пожи Харвей".
       "Г-н Чайковский, — отметил он далее, — финансовые трудности которого бы­ли столь серьезны, что он не мог выплатить зарплату управленческому аппарату и железнодорожникам, при­шел ко мне поделиться своей радостью со слезами на глазах от переполняющих его чувств".
       "Наконец,— сказал он мне,— у нас будут деньги, эквивалентные золоту, и правительство будет иметь свою собственную сумму, которой оно сможет распоря­жаться по-хозяйски".
       Это признание содержит существенные неточности. В октябре Харвей не мог прибыть в Архангельск с деньгами, так как решение об их издании было принято правительством только в середине ноября, а введение "северных рублей" в оборот состоялось только в декабре. Как уже говорилось, современные исследователи установили, что изображение женщины, появившейся на купюрах крупного достоинства, было заимствовано из других источников. Причём заменен был не только портрет Екатерины II, но и Александра III.
       По-иному рассказал об этом событии генерал Айронсайд. "Когда купюры прибыли, — отметил он, — было обнаружено, что они были отпечатаны со старых имперских печатных форм и что двуглавый орел увенчан коронами. Правительство отказалось пустить их в обращение в таком виде из страха перед пропагандой, которую могли развернуть большевики. Пришлось изготовить резиновые штампы и на каждой купюре — вплоть до пятидесятикопеечной — уничтожать изображение корон перед выпуском в обращение. Это стоило громадных усилий и привело к отсрочке распространения новых купюр. Введение британского рубля сильно обесценило другие деньги, особенно царские, которые были накоплены у многих людей". Свидетельство генерала, очевидно, более соответствует истине.
       Как бы то ни было, но на новые билеты пришлось срочно накладывать механическим штемпелем (часть и типографским способом) гриф чёрной краской, закрывающий орла или корону и орла, а также слово "Империи" (у купюр в 10, 25, 100 руб.). При этом герб запечатывался только на оборотной стороне знака, на лицевой же оставался без изменения. Однако часть денег, уже вышедших из казначейства, так и осталась в неприкосновенном виде.
       А чуть позднее (в 1919 г.) в свет вышли новые копии "николаевок" с рядом существенных изменений: регалии царской власти на них были устранены. Все купюры оснащались уже "ощипанным" орлом — без короны, скипетра и державы. Известно, что двуглавый орел после удаления с него титульных гербов и эмблем монархического характера был принят весной 1917 года Временным правительством для употребления как герб свободного Российского государства. Этот же, чуть стилизованный орел украшает сейчас денежные знаки и государственный флаг Российской Федерации.
       Современные бонисты отмечают еще одну оплошность при выпуске "северных денег", допущенную, вероятно, вследствие торопливости, с которой готовился их выпуск. В одной из серий билетов 10- и 25-рублёвого достоинства были серьёзные опечатки: вместо слов “государственной” значилось “городской”, в слове “эмиссионной” пропущена одна буква “с”. На этих же билетах подписи управляющего отделом финансов и члена Государственной эмиссионной кассы были напечатаны на лицевой, а не на обратной стороне знака, а короны не были покрыты чёрной краской в углах.
       Появление подобных денег вызвало замешательство местных властей и финансовых работников. В архиве сохранились телеграммы из ряда уездов, направленные в Архангельское отделение Госбанка с требованием разъяснить, как поступить при предъявлении таких билетов к платежам. Временное Правительство Северной области было вынуждено принять 11 марта 1919 года срочное постановление "о признании действительными кредитных билетов Северной области, изготовленных в Англии с опечатками".
       Общая сумма выпущенных в обращение кредитных билетов „Северная Россия" неизвестна, так как, по имеющимся сведениям, все дела эмиссионной кассы были увезены в Англию. По данным Архангельского банка, представленным по требованию архангельской казённой палаты, за период с 16 декабря 1918 года по 8 июля 1919 года эмиссионная касса области 10 раз предоставила правительству заём "северными рублями" на общую сумму 29 миллионов рублей. По банковским отчётам видно, что "северные рубли" банк получал небольшими партиями начиная с 16 декабря 1918 года.
       По состоянию на 26 декабря 1918 года архангельское отделение госбанка имело на счету "северных рублей" на сумму 619 615 рублей. К концу мая банк получил всего 26 млн рублей по номиналу, что составляло 33 975 000 рублей по существовшему в тот момент обменному курсу. Согласно этому документу, последний заём в эмиссионной кассе правительство получило 8 июля 1919 года. На основании косвенных данных исследователи, в частности А. Малахов, сделали вывод о том, что таких денег было выпущено в обращение значительно больше — на сумму около 40 млн рублей. Архивные документы не подтверждают этого предположения. Сумма в 29 млн рублей, о которой сказано выше, получена от банка в ответ на просьбу Архангельской казённой палаты от 4 октября 1919 года. Как известно, последние части иностранных войск покинули Архангельск в середине сентября. По всей вероятности, эта сумма и является окончательной.
       Следует отметить, что "северные рубли" сыграли определённую роль в покрытии огромного дефицита бюджета Северной области. В обзоре её государственных доходов и расходов за первое полугодие 1919 года сообщалось, что дефицит бюджета за этот краткий срок вследствие громадных военных расходов составил 105 200 000 рублей. При общем доходе 28 123 048 расход правительства составил 139 348 845 рублей. В обзоре отмечено, что "недостающая на покрытие расходов сумма была израсходована за счёт кредитных билетов Северной России по номинальной стоимости 26 млн (по курсу 33 975 000) рублей и Заём Доверия на сумму 71 250 796 рублей".
       ..."Северные рубли" быстро исчезали из обращения. Союзное командование не признавало ни "чайковок", ни каких-либо иных денег, кроме северных рублей. Придерживали на руках эту валюту и представители делового мира. Поэтому банк Северной области боялся даже открывать счета на взносы, производимые в "северных рублях" с условием выдачи такими же билетами. "Ввиду отсутствия наличности, - докладывал правительству управляющий банком князь И. Куракин, - открытие подобных счетов крайне рискованно".

    * * *

       Руководители белого движения в целом понимали, что общая экономическая конъюнктура в подвластных им губерниях болезненнее всего отражалась на валютных отношениях. Министр финансов правительства адмирала Колчака И.А. Михайлов, например, откровенно признавал: "Безобразная и неупорядоченная погоня за валютой со стороны ведомств, предприятий и отдельных лиц взвинчивает цены на иностранную валюту, болезненно подрывая курс нашего рубля".
       Финансовый вопрос, в особенности валютная проблема, приобрел особую остроту и в Северной области. Можно сказать, что решение его по сути дела превратилось в войну государственных органов с промышленно-торговым сословием Севера, прежде всего Архангельска. Это ярко проявилось после того, как стало известно о сроках ухода из Архангельска союзных войск, а главным образом после того, как они покинули Север. Покажем это на конкретных фактах и событиях, происходивших в тот момент в этом регионе России.
       Как уже подчеркивалось, вопреки первоначальному курсу северного рубля, установленному соглашением с английским банком, белогвардейское правительство под давлением союзного командования вынуждено было соглашаться с постоянным повышением курса фунта стерлингов. Уже спустя два месяца после появления в Архангельске свежих денег Куракин с тревогой сообщал правительству "о требовании союзников при расчете на выпущенные ими рубли Северной России повысить курс фунта стерлингов с 40 до 48 рублей". Специальная комиссия, созданная при Госбанке для установления твердого курса на иностранную валюту, заявила о том, что "понижение стоимости рубля не вызвано ни экономическим положением России, в частности Северной России, ни расценкой рубля за границей". Комиссия, вынужденная встать на позиции союзного командования, в то же время выразила решительный протест против обесценивания северного рубля.
       Чуть позднее, в мае 1919 года, Куракин в своём докладе на заседании Совета министров колчаковского правительства так говорил по поводу этой проблемы: "Был установлен курс 40 рублей за фунт стерлингов. Затем в течение целого ряда месяцев происходило давление на нас, чтобы систематически повышать этот курс. Мы указывали на губительность и суровость этого шага. Мы писали политическому представителю британского правительства, что наше положение трудное, и просили его повременить с повышением курса. Знаков не хватало. Позже мы вновь обратились к союзникам и доказывали, что единственным выходом из положения является оказание нам известной ссуды. В ответ на это, после целого ряда переговоров - нам была предложена ежемесячная ссуда, которая будет причислена к общероссийскому долгу".
       Вопреки желанию правительства Чайковского, законы экономической жизни, а главное, требования союзников привели к тому, что в апреле 1919 года курс фунта стерлингов был 56 рублей, 1 мая — 64, а 21 мая - уже 72 рубля. Из документов явствует, что комиссия по установлению курса иностранной валюты действовала на основании указаний из Лондона. Как уже говорилось, об этом требовании решительно заявлял в своей ноте консул Линдлей, а на заседании 2 августа 1919 года в присутствии председателя комиссии А.А. Репмана после оглашения телеграммы Ротшильда был без обсуждения установлен курс фунта стерлингов 80 рублей.
       Уместно отметить, что многие заинтересованные лица, в том числе иностранные послы, зная о предстоящем повышении курса северного рубля, закупали перед этой акцией значительные суммы денег, т.е. пытались, нарушая законы местных властей об обращении иностранной валюты, нажиться на русской беде. В частности, в своей информации об этой процедуре работник госконтроля ВПСО сообщал: "За день до последнего повышения курса северного рубля было выдано 151460 рублей. Из них 100 000 рублей американскому консулу". По данным государственного контроля ВПСО за 1919 год, этим путём казне был нанесён убыток в размере 628 910 рублей.
       Крупные нарушения валютной дисциплины допускало Общество снабжения, созданное под эгидой ВПСО. В обход законов, требовавших приобретения валюты только через комиссию по установлению на неё твёрдого курса, представители Общества скупали иностранные деньги непосредственно у банков, частных лиц и экспортёров. В целом общество приобрело таким незаконным путём валюты на 1 044 275 рублей больше, чем ему было разрешено. В своём представлении правительству государственный контроль Северной области требовал примерного наказания членов правления общества.
       Правительство Северной области, пытаясь упорядочить финансовое положение региона, предприняло с этой целью ряд мер. 16 июня оно своим решением изъяло из обращения "керенки", что вызвало массовое недовольство населения. Тогда же были уничтожены изъятые из обращения, за ветхостью, "моржовки" на сумму 600 000 рублей. Эту денежную массу заменили срочным выпуском обязательств "Займа Доверия" на огромную сумму - 60 миллионов рублей.
       Ввиду приближения вывода иностранных войск правительство прекратило с 15 сентября 1919 года действия государственной эмиссионной кассы и изъяло из обращения северные рубли достоинством в 1,3, 5, 10, 25, 50, 100 и 500 рублей и все разменные знаки достоинством ниже одного рубля. Вследствие этого власти столкнулись с непростой проблемой обмена кредитных билетов Северной России. Они пытались маневрировать, меняя цену на эти деньги. Сначала банк получил предписание обменивать их по курсу 200 рублей за 100 северных рублей. Чуть позже цена на валютные рубли понизилась до 160 рублей за такое же количество, а с 15 ноября 1919 года по 1 января 1920 она составила уже один рубль общегосударственных за один рубль северных. Подобная финансовая чехарда обуславливалась сложной обстановкой в Северной области. Кратко расскажем о ней.

    * * *

       Положение оккупированного иностранными войсками региона в 1919 году, и особенности со второй половины его, катастрофически ухудшалось. Безудержно росли цены на продукты питания и падали нормы выдачи их по карточкам. Генерал Миллер не переставал обращаться к союзникам с просьбами о помощи продовольствием. В телеграмме русскому поверенному в делах в Лон­доне Саблину и русскому агенту Ермолину, отправленной 7 ноября 1919 года, он жаловался: "Продовольственное положение Северной области является трагическим". Сообщая о том, что запасы муки, переданные союзным комитетом снабжения в количестве около 170 000 пудов, недостаточны, Миллер делал вывод: "Население Северной области будет обречено на все ужасы голодной смерти”.
       Далее он добавлял: "При эвакуации английские войсковые части и младшие начальствующие лица, возможно, что и без ведома главнокомандования, уничтожили громадное количество предметов снабжения и специального иму­щества, предназначенного к передаче нам...".
       Свидетельство об этом необычном явлении зафиксировал в своих мемуарах полевой военный прокурор Северной области С.Ц. Добровольский. "Снятие с фронта английских частей, — отметил он, — сопровождалось порчей и уничтожением военного имущества. На глазах русских солдат и офицеров началось сожжение аэропланов, утопление в реке снарядов, патронов, муки и консервов... Подобная акция английским командованием объяснялась просто: мол, русские войска снабжены всем необходимым, а уничтожается лишь излишнее имущество для того, чтобы оно не попало в руки большевиков. Англичане не верили в то, что русские войска смогут удержаться без союзников на Севере". А.И. Солженицын не без иронии заметил по этому поводу: "Сквозь всю гражданскую войну поведение недавних союзников России поражает корыстью и слепым равнодушием к Белому движению - наследнику союзной императорской России.... За всякую помощь свою белым войскам союзники драли вознаграждение - золотом от Колчака, а на юге России черноморскими судами.... И даже до позорности: англичане, уезжая с архангельского Севера, часть царской амуниции вывезли, остальное утопили в море, только бы не досталось белым".
       По минимальным меркам для нормального снабжения армии и населения области после ухода иностранных войск требовалось 1250 тонн муки, 250 тонн галет, 600 тонн крупы, 250 тонн сахара, 1 миллион банок мясных консервов, 200 тонн маргарина или масла, 15 тысяч шинелей и многое другое.
       Однако русские “ходоки” за рубежом не смогли выхлопотать удовлетворения хотя бы одной просьбы Миллера. В начале 1920 года Саблин сообщил из Лондона: “Несмотря на неоднократные просьбы в течение двух месяцев, я не могу получить решительно никакого ответа, снова вхожу с ходатайством, но заранее уверен, что в связи с новой политикой Англии... достать снаряжения не удастся”.
       Правительство союзников, пользуясь ситуацией, занимало откровенно торгашескую позицию. Министр иностранных дел Великобритании ответствовал главе Временного правительства: "Всякое увеличение [снабжения] будет зависеть от ряда соображений, в том числе от возможности... правительства изыскать необходимые средства" (выделено мной.— Е. О.). Он заканчивал свое послание жестким тоном, требуя, чтобы Миллер сообщил ему, каким образом правительст­во "предполагает изыскать необходимые средства". Английские власти сообщали о том, что "все ассигнованные для Деникина запасы уже отправлены и потребные вам заказы придется купить".
       Союзники требовали платы за все поставки, в том числе и за хлеб. Характерно высказывание члена союзного комитета снабжения г. Гаррисона на совещании по вопросу о снабжении продовольствием местностей, сделанное еще во время пребывания союзников на Севере. В присутствии Миллера, губернского комиссара Игнатьева и других ответственных лиц он заявил о том, что северное правительство может получить 100 000 пудов хлеба только "под отчет и гарантию правительства". Он при этом заметил: "...необходимо обратить внимание на финансовую сторону этого дела. Чрезвычайно важно вселить в население мысль, что хлеб поступает от союзников и что за это следует платить деньги..." Гаррисон выразил опасение, что если снабжать хлебом будет правительство области, то "как бы население не стало проявлять склонности к бесплатному получению хлеба". Решение совещания предусматривало, что раздача хлеба должна производиться после получения гарантии правительства о "платеже денег за отпускаемый хлеб".
       Но платить было нечем. В конце своих просительных депеш честолюбивый генерал добавлял слова о том, что "...покупать не имеем средств".
       В поисках выхода из сложившейся ситуации влас­ти прибегли к целому ряду мер, позволивших пополнить доходы казны. В первую очередь были увеличены налоги. С 15 до 75 копеек за тонну возрос корабельный сбор, на четверть повысилась плата за билеты на публичные зрелища.
       Буржуазия, воспользовавшись ситуацией, начала усиленно сбывать "чайковки", т.е. местные деньги, вы­пущенные правительством Чайковского. Ску­пая за "бумажки" ценности, мест­ные торговцы продавали их за границу на валюту, причем оставляли ее в банках иностранных госу­дарств.
       Казна пустела. В этой ситу­ации генерал Миллер встал на путь конфискации священной частной собст­венности. Он издал приказ о необходимости всему торгово-промышленному сословию, ведущему торговлю со странами Западной Европы и Америки, немедленно сдавать вырученную валюту в Государственный банк.
       Госбанк Северной области, реализуя это постановление, разослал во все финансовые учреждения специальный циркуляр. "По дошедшим до банка сведениям, — говорилось в нём, — в течение последнего времени состоялись продажи леса за границу. Областной банк просит вас в каждом отдельном случае сообщать безотлагательно имеющиеся у вас сведения о фирме-продавце и получателе или посреднике, о количестве проданных товаров, о цене его, а также о времени отправки проданного товара и условиях платежа". Банк требовал также сообщать "обо всех поступлениях иностранной валюты по поручениям здешних экспортёров".
       Торговцы, добиваясь права на продажу своих товаров за границу, клялись сразу же вырученные средства передать в распоряжение правительства. Приведём для примера просьбу купца И.Н. Кротова. Он просил выдать ему "разрешение на право вывоза из Архангельского порта в один из портов Англии" на принадлежавшем ему корабле "Святой Николай" смолы в количестве 3000 бочек смолы. И заверял: "Вырученная от продажи смолы в Англии валюта поступит в Ваше распоряжение". Десятки подобных просьб хранятся в архиве Архангельской области. Однако почти каждый торговец чуть позднее находил повод для неуплаты положенной по закону валюты. В их сообщениях в банк и правительственные органы были указания на то, что "товар расходился плохо, была реализована лишь небольшая часть груза". Другие ссылались на дороговизну расходов на фрахт, страховку и что, мол, вследствие этого выручка составила малую сумму. Епимах Могучий сообщал банку о том, что ему пришлось за свой груз получить в Норвегии 12 000 пудов рыбы. Были и другие отговорки.
       Банк на подобные донесения реагировал очень жёстко. Так, например, Могучему он ответил, что " поскольку разрешение было дано не на компенсационные сделки, а на валютное обязательство, то Ваша сделка на рыбу никакого отношения к делу не имеет, и требование банка о сдаче валюты остаётся в силе". Упомянутому выше купцу Кротову руководство банка предписало "внести деньги по обязательству в 10-дневный срок".
       Отдел финансов правительства, реагируя на попытки торговцев уклониться от уплаты валюты, сделал такое объявление: "Ввиду недостатка валюты область переживает острый продовольственный кризис, а поэтому Временное правительство требует безусловного выполнения валютных обязательств, ибо интересы всей области не могут быть принесены в жертву интересов отдельных лесопромышленников или их заграничных агентов". Оно устанавливало 10-дневный срок выполнения торгово-промышленным сословием обязательств, предупреждая, что "в случае неуплаты валюты имущество их будет конфисковываться".
       Однако все попытки правительства решить непростую проблему натыкались на сопротивление промышленников. Тогда в печати, начиная с августа 1919 года, стали появляться приказы о конфискации имущества лиц, "выбы­вших за пределы Северной области вопреки действующим в области законам, обязательным постановлениям и правил". В частности, постановления ВПСО от 26 и 28 августа 1919 года предусматривали конфискацию имущества подобных лиц с обращением его стоимости в доход казны. Никакие сделки по имуществу, совершенные после выхода в свет этого постановления, не признавались. Миллер издал ряд приказов, которые обязывали всех предпринимателей, занимавшихся внешней торговлей, сдавать вырученную валюту в областной банк. Но дело практически не сдвинулось с места. Бизнесмены тратили свои средства на закупку товаров за рубежом, а нередко оставляли их в иностранных банках, как они это делали и раньше, так как без этого не было возможности проводить торговые операции.
       Тогда 29 октября появился знаменитый приказ генерал Миллера "О валюте". В нем говорилось, что "в целях успеха ведения войны" он считает необходимым в порядке исключительных прав, предоставленных ему, как Главнокомандующему, подвергнуть лиц, не сдавших иностранную валюту банку Северной области, "лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы сроком от 4 до 6 лет и, сверх того, отобранию всего принадлежащего им имущества в казну..." Дела виновных подлежали рассмотрению военного суда .
       Согласно этому приказу 19 декабря 1919 года был наложен арест на движимое имущество И. И. Данишевского. Данишевский был вла­дельцем крупного пакета акций в Североокеанском акцио­нерном обществе, владел двухэтажным домом и двумя флигелями. Вина его состояла в том, что он, по­лучив разрешение на вывоз товара (5700 пудов смо­лы и 25 764 пуда пеку) и выручив за них свыше 316100 лир, не внес их в Северный банк. Кроме того, Данишевский вывез за границу 7578 пудов ани­сового и свекловичного семени, получив при этом 24 638 долларов, которые также оставил за границей. Виновному грозило уголовное наказание. Однако обнаружилось, что наказывать некого: владелец этих средств не только перевел деньги в зарубежные банки, но и сам успел выехать в Аме­рику.
       Отдел финансов Временного правительства не раз обращался к начальнику милиции с требованием принять неотложные меры по отношению к лицам, не сдавшим валюту. Так, в одном из списков значились фамилии 18 предпринимателей, которые в общей сложности имели 683 971фунт стерлингов. Только 8 человек из 18 внесли некоторые суммы. Крупными должниками, по данным банка, являлись фирмы Шалита, Э. Уллая, Х. Фрейнкель, К. Стюарта, К. Блумберга и ряда других.
       Начальник архангельской городской милиции в ответ на приказ правительства о принятии мер относительно передачи валюты в его распоряжение лишь констатировал, что большинство лиц, о коих шла речь, давно получили паспорта на выезд в разные страны, часть из них уже отправила в разные государства свои семьи, а некоторые выехали их Архангельска вместе с союзными войсками.
       Миллер пытался достать непокорных лиц даже за границей. В телеграмме генералу Саблину он, отметив, что лесопромышленник Б.С. Ульянский выехал из Архангельска, не уплатив в казну 5210 фунтов стерлингов, ходатайствовал о выдаче его русским военно-судебным властям. Саблин уклонился от выполнения этой просьбы, стремясь, как он выразился в ответной телеграмме, "избегнуть открытого отказа" со стороны британского правительства. Одновременно он сообщил Миллеру о том, что "со стороны как англичан, так и русских поступают жалобы на меры, предпринимаемые правительством относительно экспроприации валюты". Более того, Саблин отметил, что эти меры "приравниваются общественным мнением к методам советской власти, поддерживают желание коммерческих кругов завязать торговые отношения с большевистской Россией даже преимущественно перед сражающимися с большевиками окраинами".
       Но Миллер был непреклонен. В телеграмме, направленной Саблину уже 18 января 1920 года, он настаивал на том, чтобы "подобные меры были применены в равной степени как к русским, так и к иностранцам". В частности, он просил содействия в получении валюты от фирмы “Карл Стюарт”.
       Применение принудительных мер вызвало рост недовольства в среде предпринимателей. Архангельские представители торгово-промышленного мира доказывали, что изъятие валю­ты не позволит им вести свои дела. Они требовали от­мены приказа от 29 октября. Торгово-про­мышленный союз, выражая протест, заявил, что он стоит "за свободу торговли и предоставление ему из­вестной части валюты для необходимого оборота".
       Денежная вакханалия затрагивала не только торгово-промышленный мир, но и все слои населения, вызывала их возмущение.
       ...Весной 1919 года Анна Афанасьевна Беляевская, жена известного в городе купца, в своём иске в суд дала чёткую характеристику ситуации с денежным обращением в Архангельске. Иск был вызван тем, что правительство приняло решение об увеличении налога на недвижимость в пять раз.
       Беляевская писала: "Цены на недвижимость в Архангельске растут по причинам общим для всей России, и, прежде всего, вследствие падения стоимости денег. Это падение денег в Архангельске имеет официальное мерило. В городе на равных правах обращаются две валюты: русские, в виде общероссийских рублей, и английские, в виде северных рублей. В то время как до войны нормальное соотношение русских и английских денег было около 9 рублей 50 копеек за фунт стерлингов, оно теперь составляет 80 рублей за фунт стерлингов. Другими словами, русские деньги пали более чем в восемь раз. Между тем сами английские деньги ныне не имеют их прежней покупной стоимости...".
       Крайне любопытен тот факт, что Анна Афанасьевна выиграла дело: суд отменил увеличение налога на недвижимое имущество Беляевских, "как не имеющее юридической силы".
       Суждение Беляевской о существовании в Архангельске двух валют подтверждается рядом постановлений правительства. С мая 1919 года представители сил, на которые опирались власти, - старшие офицеры, чиновники, - стали получать содержание в "северных рублях", "как обладающих постоянным курсом". Размеры окладов в форме этих денег исчислялись по меняющемуся курсу. В то же время постановление признавало необходимым все "дополнительные выдачи": пенсии, суточные, командировочные, пособия семьям и т.п. выплачивать только государственными знаками, т.е. свидетельствами "Займа Доверия". Реальная стоимость последних стремительно падала.
       ФИНАНСОВЫЙ КРАХ. Ни примитивные "чайковки", которые могла напечатать любая типография, ни "северные деньги", поступавшие из Англии, не помогли Временному правительству Северной области создать нормально действующее финансовое хозяйство.
       В Архангельске, в окрестных деревнях повторялась та же ситуа­ция, какая наблюдалась после революции: у населения скапливались деньги, а банк испытывал в них острую нужду. Область не располагала надлежащим рынком товаров, который помогал бы изымать у населения деньги, т.е. наладить денежное обращение. На выручку властям вновь приходил печатный станок. Как и ранее, выпускались ничем не обеспеченные "чайковки", при помощи которых правительство затыкало дыры: выдавало заработную плату, денежные пособия солдатским семьям и т.д.
       Правительство уже не скрывало своих целей, осуществляя очередные выпуски "Займа Доверия". В уже упомянутом выше постановлении его от 10 июля 1919 года о выпуске "чайковок" на огромную по тем временам сумму в 60 миллионов рублей гово­рилось о том, что это производится с целью "покрытия дефицита по расходам об­ласти общего и военного характера". На деле же цена их равнялась стоимости бумажки, на которой печатались купюры. Этим обязательствам, как и их предшественникам, присваивалось право хождения "наравне с другими общегосударственными денежными знаками".
       Не оправдались надежды и на выпуск твердой валюты — "север­ных рублей", система выпуска которых, по определению генерала В. Марушевского, хотя и помогла области, но была навязана англичанами насильно. В августе 1919 года "северные рубли", "прожив" на свете менее года, прекратили свое существование. В срок до 15 сентября эмиссионная касса обменивала эти билеты на чеки в фунтах стерлингов или выдавала удостоверения для обмена их на кроны в Норвегии или фунты стерлингов в Англии.
       Денежные билеты "Северная Россия", в особенности купюры высших стоимостей, являются очень редкими. Дело в том, что в срок до 15 октября 1919 года Госбанк и казначейство обменивали эти билеты на чеки в фунтах стерлингов. В соответствии с постановлением правительства курс обмена несколько раз менялся не в пользу Северной области.
       Это обстоятельство лишило Север всяких запасов "северных" дензнаков. Местные купцы, заводчики усиленно переводили их на фунты в Лондон, а мелкие спекулянты и агенты выкачивали купюры из населения, платя от 2 до 5 раз дороже против курса (т. е. до 10 руб. местных за северный рубль) и перепродавая их, для перевода на те же фунты стерлингов. Вследствие спекуляции, ко времени прекращения функций эмиссионной кассы (под английским управлением) в Архангельске, т.е. к 15 ноября 1919 г., билетов "Северной России" в области почти не осталось: они уплыли в Англию.
       Любопытное свидетельство о судьбе значительной части "северных рублей" находим в воспоминаниях главнокомандующего союзными войсками на Севере России генерала Э. Айронсайда. Он поведал о том, что перед эвакуацией из Архангельска английских войск отдал приказ уничтожить все банкноты, которые власти не успели выпустить в обращение. "Это оказалось не так-то просто, - признался генерал, - поскольку купюры были плотно упакованы, а свертки отсырели. Мы выехали в открытое море и утопили в самом глубоком месте, какое только смогли отыскать. Мы с адмиралом лично удостоверились в том, что это было сделано".
       Как уже отмечалось выше, 13 ноября правительство ещё раз вернулось к решению этой проблемы. Постановление гласило: "изъятые из обращения 15 октября северные рубли разрешить обменивать на общегосударственные ... с 15 ноября по 1 января 1920 года по курсу один рубль северных на один рубль общегосударственных".
       Нетрудно понять закономерность в действиях правительства. Постановление об изъятии из обращения "северных рублей" появилось в тот момент, когда союзные войска готовились покинуть Архангельск. Твердая валюта вводилась, главным образом, для расчетов с союзным командованием. К тому же иностранные офицеры, уезжавшие на родину, были кровно заинтересованы обменять северные рубли по наиболее выгодному для них курсу. А после окончания интервенции правительство, очевидно, искало способ изъять осевшую у населения твёрдую валюту для собственных нужд.
       Одной из попыток выйти из кризиса, установить более жесткий контроль над хождением денежных знаков на территории Северной области явилось так называемое "перфорирование".
       ПЕРФОРИРОВАНИЕ. Правительство Северной области в течение всего периода своей деятельности пыталось найти выход из финансового хаоса. Меры, принятые по изданию облигаций "Займа Доверия", лишь частично разрядили обстановку. По области, особенно в первый период, "гуляло" обилие самых различных денежных знаков, что создавало огромные трудности при совершении населением торговых сделок. Ни один чиновник нового "государства" не мог дать ответа на вопрос о том, сколько рублей имелось у населения на территории бывшей губернии. Тре­бовались решительные меры для ликвидации или хотя бы для сокращения масштабов денежного беспредела. Для решения этой задачи правительство придумало ориги­нальный выход.
       Генерал В. Марушевский писал позднее, что, стремясь "учесть количество денег, обращавшихся в области, и огра­дить северную казну от громадно­го притока не имеющих цены де­нег из Советской России", прави­тельство объявило регистрацию де­нег.
       Регистрация путём перфорирования денег и ценных бумаг проводилась по постановлению правительства Северной области от 14 апреля 1919 года. Эта операция, как указывалось в постановлении, имела целью "предотвратить наплыв в Север­ную область печатанных большевистскими властями денежных зна­ков" и служила "установлению количества находящихся в области денег". В документе отмечалось далее, что эта мера "рассматривается как временная для достижения поставленных целей".
       Перфорации подвергались кредитные билеты царских выпусков всех достоинств от 50 коп. до 500 руб. включительно. Среди них находим такие купюры, как кредитные билеты царской России стоимостью в 25 рублей, выпущенные еще в 1909 г. На этих билетах был размещен портрет императора Александра , а на 50 рублях 1898 г. выпуска - Николай , Екатерина II - на 100 рублях образца 1910 г., Петра  - на 500 рублях образца 1912 г.
       Следы перфорации сохранились также на "керенках", билетах государственного казначейства разных выпусков и разных достоинств, облигациях "Займа Свободы". Словом, регистрировалось всё не аннулированное до августа 1918 г., что только нашлось в финансовых учреждениях губернии или представлялось туда для этой цели в указанный период времени. Исключение из правила составили "чайковки" (как "свои"), чеки или "моржовки" (уже зарегистрированные ранее методом наложения штампа) и "северные рубли" (как принадлежащие правительству лишь номинально). Срок окончания регистрации и перфорирования устанавливался 15 мая, а для уездов — 1 июня.
       Постановление вводилось в действие по телеграфу и содержало предупреждение о том, что все неперфорированные (не пробитые штемпелем) знаки после указанных сроков не будут приниматься банками к размену и не будут больше иметь обязательного хождения в пределах Северной области.
       Для пер­форации в отделениях банков были установлены прессы, в которые вставлялись специальные приспособления со стальными иг­лами на конце. Иглы, расположен­ные в определенном порядке, про­бивали банкноту насквозь, и на ней появлялись четыре таинст­венные буквы внушительных размеров (15х40 мм) "ГБСО", которые расшифровывались прос­то: "Государственный банк Север­ной области".
       А. Малахов, описывая процесс перфорации, заметил, что она "... производилась в отделении Государственного банка ручным прессом, в который вставлялась т. н. "шпация" с усеченными на концах стальными иглами, а не просечками. Иглы вставлялись в разные шпации, разной толщины, круглые и овальные, почему и проколы получались разные: на одной купюре дырочки круглые, на другой — овальные, на одной — мельче, на другой — крупнее. Кроме того, в пресс для прокола вкладывались пачки купюр разной толщины — от 1 до 100 штук. Населению нужно было представлять для регистрации свои деньги, которые возвращались после регистрации в таком же порядке и те же самые. Прокалывалось же сразу столько купюр, сколько было представлено данного достоинства, будь хотя бы одна, но не более 100. Из-за этого проколы получались более или менее отчетливые, хорошо или плохо пробитые, с большими или маленькими заусеницами.
       Были проколы и фальшивые, главным образом, на мелких царских купюрах и "керенках". Но они легко отличались от подлинных тем, что имели, в большинстве, вид прокола простой иглой или гвоздем и всегда — неровные: дырочки расположены не ровно, а как попало, вкривь и вкось".
       Благие намерения правительства, продиктованные насущной необходимостью, не встретили, однако, понимания со стороны населения. Неразбери­ха и неорганизованность приводи­ли к тому, что долгое время жите­ли уездных городов и деревень до­вольствовались лишь расписками, выданными властями вместо отоб­ранных денег. У некоторой части населения эти расписки оставались на руках вплоть до той поры, пока на территорию не вступали красноармейцы. Неудобство акции было очевидным, и реакция населения на действия правитель­ства — соответствующей.
       Об остроте проблемы свидетельствовали многочисленные телеграммы и письма в Госбанк с просьбой об отсрочке перфорирования или о решении других сложных проблем, возникших у многих жителей области. Ярким примером служит, например, письмо известного пинежского предпринимателя А.А. Плюснина, наследника известного пинежского торгующего крестьянина Г.С. Щепоткина. В своем заявлении в Госбанк от 14 мая он писал о том, что в селе Карпогоры, где находился его дом, при отступлении вместе с белой армией он надежно упрятал деньги различных выпусков на сумму 551 000 рублей. Он просил разрешить (в случае своего возвращения) использовать эти средства без всякой пробивки в банке.
       Подобных писем и телеграмм поступало множество. Первоначально управляющий банком давал на подобные просьбы однозначный отказ. Чуть позднее он стал допускать послабления в законе, отмечая, что "неперфированные деньги могут иметь в области хождение только по добровольному соглашению".
       Особое недовольство перфорацией выказывали кре­стьяне прифронтовых районов. И это естественно. В деревнях все денежные зна­ки предварительно собирались у населения на продолжительный срок, что мешало нормальной торговле. Один из деятелей белогвар­дейской администрации, полевой военный про­курор Северной области С. Добровольский, называл эту акцию даже в качестве одной из причин крупного восстания на Пинеге в 8-м Северном стрелковом полку белой армии.
       "Нетрудно понять причины этого неудовольствия, — подчеркнул Добровольский в своих мемуарах, — особенно в прифронтовой полосе, где население переходило то к красным, то к белым и где оно, следо­вательно, нуждалось в денежных знаках, имевших значение для обеих сторон, а ему как раз "портили" самые ценные с его точки зрения деньги". Мемуарист свидетельствует далее о том, что и "в Архангельске эту меру встретили с большим возмущением, тем более что выпол­нение штемпелевки было поставлено безобразно, так как она прово­дилась в кратчайший срок и вызвала скопление публики, которая, часами простаивая в хвостах, подвергала принятую правительством меру самой озлобленной критике".
       Прокурор, как и А. Малахов, констатировал: "...вскоре обыватель нашел довольно простой выход из положения. Так как способ штемпелев­ки был очень простой и состоял в пробитии маленьких отверстий с изображением очередного номера штемпеля, то приступили к пер­форации домашним способом при посредстве шила, шпилек и булавок, причем "перфорированные" таким образом деньги, даже при самой грубой подделке, имели свободное обращение".
       Общее количество различных знаков, отмеченных штампом "ГБСО", по мнению исследователей, установить невозможно. Как сообщала правительственная газета "Вестник Временного правительства Северной области", в срок до 1 мая 1919 года только в Архангельске было пробито около 15 миллионов рублей. Однако полных сведений о том, сколько и каких знаков было зарегистрировано путем перфорации, не имеется. Это и понятно. С самого начала регистрации создалась такая неразбериха, что вести учет было невозможно. Отдельные лица, правления акционерных товариществ, банки доставляли для перфорирования десятки, сотни тысяч и даже миллионы рублей. В такой обстановке регистрация была отменена, как не достигшая своей цели. По замечанию Добровольского, "большинство населения совершенно уклонилось от штемпелевания, особенно крупных билетов, так как нештемпелеванные стали приниматься охотнее, и даже их расценивали дороже в сравнении со штемпелеванными равного с ними достоинства". К середине лета 1919 года стало очевидно, что эксперимент провалился.
       Операция по перфорированию была прекращена постановлением ВПСО от 30 июня, так как, по его заявлению, к этому сроку "основная задача перфорирования - единовременный учёт находящихся в обращении в области денежных знаков - уже достигнута". Этим же постановлением правительство сочло возможным разрешить обязательное хождение в области ряда неперфорированных знаков. В их числе были думские деньги в 250 и 1000 рублей, царские купюры всех видов, а также казначейские знаки стоимостью в 50 копеек и ряд других.
       Между прочим, с последствиями перфорирования пришлось встретиться советским властям после освобождения ряда территорий. Так, в докладе заведующего финансовым отделом губисполкома А.А. Германа главному комиссару Народного банка республики от 5 января 1919 года отмечалось: по мере освобождения территории губернии выявилось, что на руках у населения оказалось большое количество чеков Архангельского отделения Госбанка, или "моржовок". В их числе - много таких, которые были в 1918 году проштемпелеваны ВПСО. У части населения были также квитанции о приеме денег для перфорирования, но этого белогвардейские органы на местах не успели сделать. Первоначально уездные органы не знали, как поступать с просьбами населения об использовании подобных знаков. В конце концов советским властям пришлось идти на уступки, разрешая временное обращение таких купюр без выпуска их в свет в последующее время. Бонистам пока удалось выявить перфорированные знаки более сорока наименований.
       Почти одновременно с проведением штемпелевания с 15 мая 1919 года были изъяты из обращения казначейские билеты достоинством в 20 и 40 рублей, т.е. "керенки". Акция была осуществлена по постановлению Омского правительства от 15 апреля 1919 года. Как отметил прокурор Добровольский, в Омске "были проведены... энергичные мероприятия к аннулированию керенок, что вызвало страшное неудовольствие сибирского крестьянства и, как потом оповещалось большевиками, послужило одним из поводов падения адмирала Колчака".
       Общую ситуацию с перфорированием денег к лету 1919 года отразила телеграмма управляющего Архангельским банком в Устьцильму. В ней он сообщил своим коллегам: "Регистрация-пробивка отменена. Все имевшие 15 апреля хождение денежные знаки, безразлично пробитые или не пробитые, имеют хождение. Исключение составляют 20-40-рублёвые "керенки", которые подлежат изъятию на основании постановления правительства от 16 июня. Никакие ходатайства относительно 20-40- рублёвых "керенок" не будут удовлетворяться". Замечу к слову, это решительное указание банкирам приходилось нарушать. Так, уже в августе по приказу Миллера у солдат Олонецкого полка пришлось вопреки всяким постановлениям принять "керенки" на сумму 14 180 рублей и выплатить деньги. Этот пример не единственный.
       Коллекционным материалом северных бонистов являются, наряду с государственными знаками, лотерейные билеты, выпущенные Объединенным комитетом архангельских общественных организаций. Эта акция была предпринята по решению Временного Правительства Северной области от 11 апреля 1919 года. Её целью являлся сбор средств "для всемерной помощи действующим против большевиков воинским и партизанским отрядам, семьям воинов и партизан, пострадавшим в борьбе, и военнопленным, возвращающимся на родину". Она получила название "Лотерея на усиление средств объединённого комитета архангельских общественных организаций".
       Было выпущено 90.000 билетов (3600 серий по 25 шт. в каждой) на сумму 4 500 000 руб. Цена билета составляла 50 руб. Лотерея состоялась, и выигрыши были выплачены. Билет имел довольно невзрачный внешний вид неопределённого цвета. Художественной ценности, по нашему мнению, не представляет.
       По-своему любопытны также красиво оформленные облигации займа города Архангельска, выпускавшиеся городской управой в годы мировой войны. В моём распоряжении имеется облигация третьего займа в 3 миллиона рублей. Она увидела свет в 1916 году, т.е. накануне Февральской революции. На ней были факсимильные подписи городского головы В. Гувелякена, членов управы: С. Александрова, С. Попова и Н. Шалита.
       Облигации стоимостью 100 рублей выпускались на предъявителя, приносили доход 6 процентов годовых, которые регулярно выплачивались даже в годы войны. Выплата дивидендов по городскому займу явилась причиной громкого политического скандала, разгоревшегося ещё весной 1918 года.
       Нарком известной советской "ревизии" М.С. Кедров специальным приказом от 18 мая обязал городские власти прекратить выплаты по купонам городского займа. А за нарушение декрета Совнаркома об этом запрете он наложил на гласных городской думы штраф в размере незаконных, по его мнению, оплаченных купонов и вышедших в тираж облигаций.
       Городская дума категорически отказалась выполнить этот приказ, признав его незаконным. Кедров отметил в своём приказе, что декрет Совнаркома "имеет цель пресечь в корне дальнейшее получение буржуазией нетрудовых доходов, питавшихся от эксплуатации пролетариата и беднейшего населения".
       Кедров, напомнив этот классовый постулат, обратился в специальной листовке к населению с риторическим вопросом: "Нужна ли пролетариату и беднейшему населению города Архангельска такая, не стоящая за его интересы и потворствующая капиталистам соглашательская Дума?".
       Своим приказом от 15 июня Кедров объявил о роспуске думы. Он предложил губисполкому совместно с финансовой секцией Ревизии приступить "в срочном порядке к ликвидации Архангельской городской думы, как учреждения, не соответствующего духу и организации советской власти".
       Таким образом, финансовый вопрос ещё задолго до вторжения в Архангельск иностранных войск приобрёл исключительную остроту. Способ его решения, применённый Кедровым, не прибавил авторитета советским органам власти.
       КООПЕРАТИВНЫЕ ДЕНЬГИ. Денежный голод вынудил заниматься выпуском различного рода кредитных документов даже кооперативные организации и акционерные общества Севера. В их числе были союзы кооперативов Архангельской губернии, горо­да Вельска, Северный морской кооператив, Союз смолокуренных ар­телей Важской области. К настоящему времени выявлено до 40 на­именований различных суррогатов "кооперативных" денег, имевших хождение на Севере в годы гражданской войны.
       Пожалуй, наиболее солидно подошел к решению проблемы сво­их финансовых затруднений Союз смолокуренных артелей Важской области. Правление этого Союза размещалось в Шенкурске, а учре­дительный съезд его состоялся ещё 6 января 1914 года. К началу 1918 года Союз достиг значительных успехов в своей деятельнос­ти. Постепенно он охватил своим влиянием не только Шенкурский уезд Архангельской губернии, но и часть Вельского и Сольвычегодского уездов Вологодской губернии. К этому времени он объединял сотни кооперативов с общим числом населения около 50 тысяч че­ловек.
       На балансе Союза были четыре парохода, шесть барж, 24 различ­ных обрабатывающих предприятия, в том числе лесопильный завод в Шенкурске, а также типография, кузница, пекарня и многое дру­гое. Оборотный капитал составлял около 660 тысяч рублей. На свои средства Союз построил и содержал коммерческое училище.
       Испытывая трудности в выплатах денежного содержания ввиду недостатка денег в стране, правление Союза смолокуренных артелей на своём заседании 25 января 1918 года постановило выпустить кредитные документы в 25, 50 и 100 рублей на сумму 200 000 рублей. Обосновывая необходимость этой операции, правление Союза в своем обращении заявляло, что оно гарантирует их ценность товарами, стоимость которых определялась в тот момент капиталом в 2,5 мил­лиона рублей.
       Во избежание подделки все билеты (на общую сумму 200 тыс. руб.) были пронумерованы и подписаны членами правления и ревизионной комиссии Союза смолокуренных артелей Важской области. Кредитные билеты были хорошо исполнены: на их аверсе (лицевой стороне) надписи выполнены 10 шрифтами, содержался текст: "Кредитный билет Союза смолокуренных артелей Важской области". Жирным крупным шрифтом был напечатан номинал документа. Цифры номинала печатались также на всех четырёх углах купюры. На реверсе (обратной стороне) содержалась над­пись с изложением 4 правил их обращения:
       На обороте денежных знаков были напечатаны такие правила:
       "1. Кредитные документы Союза выпущены согласно совместному постановлению от 25 января 1918 года правления Союза и ревизион­ной комиссии на сумму 200 000 рублей, обеспеченных потребитель­скими товарами и смольными продуктами Союза.
       2. Кредитные документы должны приниматься во всех состоящих
    в нашем Союзе кооперативных организациях наравне с государ­-
    ственными кредитными билетами.
       3. По миновании денежного кризиса в Российской республике и
    реализации товаров кредитные документы будут заменены государ­ственными кредитными билетами.
       4. Кредитные документы Союзом принимаются в платеж за това-­
    ры от кооперативов и отдельных лиц наравне с Государственными кредитными билетами".
       Эти документы выпускались купюрами мелкого досто­инства: в 25, 50 и 100 рублей. В целом для маленькой типографии, какой была типография Союза, денежные боны были оформлены на достойном уровне.
       Извещение о выпуске "своих денег" заканчивалось таким образом: "Кредитные документы должны вращаться в районе нашего Союза. По таким кредитным документам каждая потребительная лавка Союза должна отпускать владельцу кредитного документа товары наравне с прочими государственными знаками, ибо Союз в свою очередь будет ее принимать от обществ потребителей как деньги.
       По миновании денежного кризиса все кредитные документы правлением Союза будут оплачены государственными деньгами и уничтожены".
       Вспоминая об этом эпизоде в деятельности Союза смолокуренных ар­телей Важской области, его основатель А.Е. Малахов писал позднее: "Когда не хватало денежных знаков, [союз] печатал свои расчётные деньги, которые ходили наряду с правительственными между членам союза, а иногда и за его пределами".
       Кроме Шенкурска, денежные документы выпускали губернский союз кооперативов, северный морской кооператив, Товарищество "Чудинов и КЊ" и многие другие учреждения.

    * * *

       Самостоятельную попытку нормализовать финансовое обращение в области или, по крайней мере, улучшить расчеты друг с другом и финансировать заграничные сделки предприняли архангельские деловые люди. С этой целью уже в августе 1918 года они организовали новый Северный торгово-промышленный банк. Среди его учредителей были 12 крупных предпринимателей города: Я.А. Беляевский, И.Е. Володин, Г.Ф. Линдес, М.К. Кыркалов, Е.В. Могучий, А.С. Чудинов, М.А. Ульсен, М.В. Перешнев и др.
       Новый банк преследовал цель “облегчить торговые сношения Северной области России с внутренними и заграничными рынками”. Он получил на основании своего устава право вести такие операции, как учет “русских и иностранных векселей, и всяких других торговых обязательств, назначенных к платежу не далее девяти месяцев”, а также “производство ссуд и открытие кредитов” на такой же срок, осуществлять другие операции. Весь капитал банка в сумме пяти миллионов рублей внесли его учредители. Он составился из 20 000 акций по 250 рублей каждая.
       За короткий срок у этого банка появилась иностранная валюта, он сумел создать корреспондентскую сеть в ряде стран, что позволяло архангельским деловым людям, и прежде всего основателям банка, совершать экспортные и импортные торговые операции.
       Несмотря на военные условия, развитие инфляции, банк сумел в течение довольно продолжительного срока осуществлять функции, определенные его уставом. Таковы некоторые штрихи истории банковской системы на Севере в период до установления советской власти в феврале 1920 года.

    * * *

       Первые решения, принятые архангельским губернским революционным комитетом после вступления в Архангельск частей Красной армии, касались деятельности банков. Приказ губернского ревкома от 14 марта 1920 года объявил о ликвидации 10 банковских учреждений, указав при этом на то, что “никаких обязательств по отношению к вкладчикам, поместившим свои капиталы в эти учреждения, РСФСР на себя не принимает”.
       Аннулируя все вклады, ревком известил, что право на получение своих денег будет предоставлено лишь лицам, вклад которых не превышал 10 000 рублей, при условии, если эти лица не занимались спекуляцией и не эксплуатировали чужого труда и “по представлении соответствующего удостоверения из профсоюзов, отделов труда и местных советов”.
       В эти же дни изымались из обращения так называемые “чайковки”. Приказ ревкома гласил: “Все денежные знаки, выпущенные белогвардейским правительством, с сего числа аннулируются и никакой силы и хождения на территории РСФСР не имеют”. Учреждения имели право сдавать эти знаки в банк лишь в порядке отчета без всякой компенсации. Предписывалось “в целях оказания помощи трудящимся Архангельской губернии, служащим и рабочим выдавать пособие в размере полумесячного содержания”. Учитывая острый недостаток в денежных знаках, ревком спустя некоторое время пошел на уступки: было временно разрешено “хождение и обязательный прием всех старых денег, которые когда-либо использовались на Севере в период интервенции, в том числе “моржовки”, "керенки", думские и царские знаки". Исключение было сделано лишь для "чайковок". Эти знаки попросту изымали из обращения. По данным А. Малахова, советскими органами было изъято и уничтожено купюр на сумму около 250 млн рублей.
       В этих актах проявился жесткий классовый принцип- непримиримость к контрреволюционному белогвардейскому правительству.

    * * *

       После окончания гражданской войны на Севере процесс местного деньготворчества не прекратился. Наиболее интересным явлением того времени был выпуск бон, осуществленный губернским союзом кооперативов. В 1930 году исследователь И.А. Лукницкий опубликовал в журнале "Советский коллекционер" содержательную статью, посвященную этому событию. Воспользуемся этой публикацией, чтобы рассказать о забытой странице финансовой истории Севера.
       В марте-апреле 1922 года правление союза кооперативов испытывало большие неудобства расчета со своими служащими неустойчивыми денежными знаками, обесценивавшимися с каждым днем. Для облегчения расчётов оно приняло решение отпечатать в собственной типографии специальные чеки. Заказ в типографию был сделан бухгалтерией правления 8 августа 1922 года. Для печатания чеков использовали остатки продовольственных карточек союза различных цветов и белая тонкая бумага. Чеки печатались книжками по 100 штук и поступали в обращение.
       Первый выпуск был осуществлен тиражом 12400 экземпляров пятью номиналами различных цветов: 50, 100, 300, 500 и 1000 рублей. Чеки имели внушительный размер (11,75х9 см). Каждый из них был окружён рамкой, составленной из узорчатых прямоугольников и квадратов. На ободке вверху имелась надпись: "Архангельский союз кооперативов" (в скобках "Архгубсоюз"). Каждый чек был снабжен подписями председателя правления и главного бухгалтера или его заместителя.
       Причём чеками выплачивалась только половина причитающейся зарплаты, остальная часть - общегосударственными знаками. Чтобы сотрудники доверяли чекам, всем покупавшим товары на "свои" чеки в магазинах Архгубсоюза выдавалась 5%-ная скидка. Для избежания утечки чеков на руки посторонним гражданам строго запрещалось передавать их кому-либо. Продавцы магазинов требовали при покупке товаров предъявлять удостоверения о работе в системе союза кооперативов.
       В 1922-1923 гг. правление осуществило еще три выпуска знаков. "Чеки" были переименованы в "наряды". Причём слово "наряд" в первый раз печаталось на слове "чеки". В 1924 году в связи с нормализацией в стране денежного обращения кооперативные суррогаты стали ненужными, все наряды были изъяты из обращения и погашены.

    * * *

       Таким образом, более ста наименований различного достоинства насчитывает список денежных знаков, выпущенных в обращение на территории Архангельской губернии и Северной области в 1918-1920 гг. и в первые годы послевоенного периода. Есть полное основание заявить о том, что редкая территория России имела столь богатое "денежное хозяйство".
       ЛАГЕРНЫЕ ДЕНЬГИ. Прочитав рукопись моего труда, профессор Поморского университета имени М.В. Ломоносова Анатолий Александрович Куратов посоветовал мне ввести в будущую книгу небольшой раздел о так называемых лагерных деньгах. После некоторого раздумья я согласился с этим предложением. Тем более, что Север с момента создания концентрационных лагерей явился одним из основных центров, где находилась весомая часть этих зловещих учреждений, в том числе знаменитые Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН).
       Приведём для начала несколько сведений о Соловецких лагерях и их предшественниках, возникших на Севере.
       Попытки создания первых концентрационных лагерей в Архангельске и Вологде были предприняты ещё в 1918 году. В Архангельске дело ограничилось мобилизацией буржуазии на сооружение укреплений на острове Мудьюге. А в Вологде за колючей проволокой оказалось 1238 человек. Изоляции в особых местах подверглись лица, подпавшие под определение "буржуазия". В эту категорию, по определению советских властей, входили мужчины в возрасте от 17 до 45 лет: "бывшие офицеры, чиновники военного и мирного времени, фабриканты, заводчики, лесопромышленники, купцы, все лица, живущие эксплуатацией чужого труда или своих капиталов".
       Власти пытались решить при помощи этой меры две цели: использовать буржуазию "для рытья окопов" и обезопасить тыл "от возможных белогвардейских выступлений".
       Ради справедливости следует отметить, что подобные репрессии проводились и белогвардейским правительством Н.В. Чайковского, появившимся в Архангельске 2 августа 1918 года. Антисоветские деятели, опираясь на силу иностранных штыков, за 18 месяцев пребывания у власти в Архангельске также успели применить весь набор средств насилия по отношению к жителям Севера: организовали концентрационный лагерь на острове Мудьюге и жуткую каторжную тюрьму на Иоканьге, предали суду и различным наказаниям сотни людей. Немало северян в тот период было расстреляно. Среди них большевики-подпольщики во главе с К.И. Теснановым, военные моряки А.А. Терехин, Н. А. Дрейер, профсоюзные активисты во главе с авторитетным руководителем рабочих Н.В. Левачевым и многие другие.
       Белогвардейские власти широко применяли и массовые расстрелы. 13 человек заключенных пали от пуль 19 сентября 1919 года на острове Мудьюге. Годом раньше во дворе казарм Восстания были расстреляны 11 солдат-новобранцев. Прах 49 жертв белогвардейского террора покоится с 1 мая 1920 года на мысе Пур-Наволок, где сооружен обелиск "Жертвам интервенции. 1918-1920".
       ...3 марта 1920 года, т.е. спустя 10 дней после освобождения Архангельска от антисоветских сил, приступил к работе губернский карательный отдел губисполкома. Вскоре после вступления в губернский центр частей Красной армии было арестовано более 2606 человек. Среди тех, кто оказался в заключении, были члены белогвардейского правительства Н.В. Чайковского, бывшие офицеры, редактор газеты "Северное утро" М. Леонов, многие бизнесмены Севера. Более трех месяцев, в частности, томились в тюрьме летом 1920 года крупные представители архангельского делового мира Я. А. Беляевский и М.А. Ульсен. Чуть позднее возникло групповое "дело торгово-промышленного союза", по которому проходило более 60 бывших купцов, промышленников и торговцев.
       Для изоляции арестованных в феврале 1920 года на территории Архангельской губернии были наспех организованы лагеря принудительных работ в Холмогорах, Пертоминске и Архангельске. Уже в сентябре 1920 года в них находилось 1312 заключенных. Но положение в местах изоляции значительной массы "преступников" явно не устраивало карательные органы: эти лагеря располагались недалеко от населенных пунктов, слабо охранялись, начались побеги заключенных. 28 июля 1921 года появился жесткий приказ Всероссийской Чрезвычайной комиссии, который предписывал: "Убегающие из Холмогорского лагеря заключённые объявляются вне закона со всеми вытекающими из этого последствиями".
       В конце концов соединили новые учреждения в одном пункте, переведя туда политических и уголовных преступников. Такая концентрация могла, по мнению руководства репрессивных органов, улучшить постановку дела с охраной заключенных при меньшей затрате средств на её содержание.
       Самым подходящим местом для решения этой задачи были признаны Соловецкие острова ввиду их удобного, совершенно изолированного от основной территории России, географического положения.
       Принято считать, что лагерный период в истории Соловков продолжался 16 лет (1923-1939 гг.). Это утверждение нуждается в уточнении. Архивные документы свидетельствуют о том, что здесь уже с лета 1920 года существовала колония малолетних преступников, куда было завезено более 40 человек. Тогда же на Соловки попали бывшие офицеры и другие категории арестованных. По данным архива ФСБ, в 1920 году здесь находились в заточении бывшие офицеры северной белогвардейской армии С. Воробьев, Н. Жилинский. Сюда же был сослан в административную ссылку бывший партийный работник И.П. Булатов. Иначе говоря, место для будущего массового водворения арестантов, которых позднее свозили со всей России, обживалось заранее.
       Соловецкий лагерь принудительных работ особого назначения оставил наиболее зловещий след в истории репрессивной политики государства. Само слово Соловки превратилось на долгое время в некий символ этой политики. Официально он был создан постановлением Совета Народных комиссаров СССР от 2 ноября 1923 года. Этим документом, подписанным А.И. Рыковым, в распоряжение СЛОНа были переданы все угодья, здания, живой и мертвый инвентарь, ранее принадлежавшие Соловецкому монастырю, а также Пертоминскому лагерю и Архангельскому пересыльно-распределительному пункту. В пользование ОГПУ передавалась радиостанция, находившаяся на островах. Постановление обязывало ОГПУ "немедленно приступить к организации труда заключенных, для использования сельскохозяйственных, рыбных, лесных и пр. промыслов и предприятий, освободив таковые от уплаты государственных и местных налогов и сборов". В положении о Соловецких лагерях отмечалось, что они создаются "для изоляции особо вредных государственных преступников, как уголовных, так и политических, деяния которых принесли или могут принести существенный ущерб спокойствию и целости Союза Советских Социалистических Республик". В эти лагеря заключались лица, "направленные туда исключительно распоряжением ОГПУ для отбытия наложенного на них судебными или административными органами наказания или срока изоляции".
       В состав Соловецких подразделений входили 5 отделений, расположенных на территории архипелага Соловецких островов в Белом море, и Кемский пересыльный пункт, находившийся на острове Революции, близ города Кеми. Руководство всеми частями и отделениями Соловецких лагерей, расположенных на острове, именовалось "Управлением Соловецких Лагерей Особого Назначения Объединенного Государственного Политического Управления".
       Представляют интерес сведения о числе заключенных. В соответствии с докладом начальника УСЛОНа за 1924 год, в то время в лагере содержалось 3 тыс. человек. Весьма значительным был контингент политзаключенных (около 350 человек). Они размещались в трех отделениях (бывшем Савватиевском, Муксалминском и Андзерском скитах монастыря). До 40 человек среди этой группы составляли анархисты, около 130 - эсеры и 170 - социал-демократы.
       К 1928 году численность заключенных увеличилась до 23 тыс. человек. В это время расширилось и само понятие Соловецких лагерей. По сути дела это были пять лагерей, которые именовались отделениями. Существовал также отдельный Кемский пункт.
       Во всех этих подразделениях к марту 1930 года числилось 57 325 человек, в том числе 54 973 мужчины и 2 352 женщины. 30 066 человек из этого количества были осуждены ОГПУ и 26 700 - органами Наркомата юстиции. 559 заключенных томились в лагерях без всяких приговоров. Непосредственно на Соловецких островах в то время находилось 15 834 человека. 16 667 заключенных содержалось на острове Революции (быв. Поповом острове). Все остальные располагались на ст. Май-Губа, в Кандалакше и на разъезде Белый Мурманской железной дороги.
       Труд заключенных широко использовался на сооружении дорог, на лесозаготовительных, деревообрабатывающих и других работах.
       Приказом ОГПУ от 4 декабря 1933 года Соловецкие исправительно-трудовые лагеря были расформированы, с передачей всего состава заключенных, аппарата и имущества Беломоро-Балтийскому комбинату ОГПУ. Начальник последнего получил приказ о создании на Соловецких островах специального отделения (лагеря) с содержанием в нем контингентов по особой инструкции. В последние три года существования лагеря здесь функционировала Соловецкая тюрьма особого назначения. Таковы вкратце некоторые сведения о создании и деятельности зловещего Соловецкого лагеря особого назначения.

    * * *

       В последний период появилось несколько содержательных публикаций о так называемых лагерных деньгах. В их числе статьи Р.В. Полчанинова, О.В. Парамонова, Ю. Чуракова, Д. Харитонова, А. Куратова и ряда других авторов. Воспользуемся их данными, чтобы кратко напомнить об этой малоизвестной странице нашего прошлого.
       Бонистам известны четыре выпуска специальных денежных знаков, обращавшиеся на территории лагерей ОГПУ. Три из них были осуществлены в 1929 и один в 1932 годах. По имеющимся данным, централизованный выпуск денежных знаков для лагерей после 1932 года не производился. Однако, как предполагают специалисты, подобные расчетные знаки выпускались на местах и позднее по решению лагерной администрации. Естественно, что подобный шаг мог быть сделан только с ведома и по разрешению руководства ОГПУ - НКВД.
       Все авторы публикаций по истории лагерных бон отмечают, что главная цель выпуска подобных денежных знаков состояла в том, чтобы предотвратить возможность использования их за пределами лагеря в случае побега заключенных.
       Боны первых двух выпусков имели факсимильную подпись члена комиссии ОГПУ Г. Бокия, а последний - начальника ГУЛАГа (Управления лагерями) ОГПУ М. Бермана. Денежные знаки в начальный период носили название "расчетных квитанций". Это название потом перекочевало и на последующие выпуски. Квитанции были хорошо защищены от подделок (изданы с использованием цветной печати высокого качества и водяных знаков), имели дату выпуска и упомянутые выше подписи, а также подпись начальника финансового отдела ОГПУ. Лагерные квитанции изготовлялись на предприятиях Гознака. Для них использовалась та же бумага, что и для общегосударственных денежных знаков начала 20-х годов.
       Авторы оформления бон тщательно продумали их своеобразную систему. По данным Ю. Чуракова, номиналы от 50 копеек до 10 рублей имели серию и номер. Серия включает в себя две заглавные буквы русского алфавита. Во всех выпусках первая буква соответствует определенному номиналу банкнот. О - 5 рублей, Г - 3 рубля, П - 1 рубль, У - 50 копеек. Эти четыре буквы представляют собой аббревиатуру ОГПУ. 10 рублей имеет букву А (этот номинал был только в последнем выпуске).
       Вторая буква серии соответствовала номеру выпуска: А - первый выпуск, Б - второй, В - третий и Г - четвертый. На первых трех выпусках год издания расположен на лицевой стороне, там же название лагерей - Лагеря Особого Назначения ОГПУ. Дизайн четвертого выпуска несколько иной. Изменено название лагерей - Исправительно-Трудовые Лагери ОГПУ. Год выпуска напечатан на оборотной стороне. Появился новый номинал - 10 рублей. Все боны выпускались стандартными размерами 55х75 и 75х105 мм.
       Ю. Чураков предполагает, что каждый номинал во всех выпусках мог печататься тиражом до 1.000.000 экземпляров, но до нашего времени их сохранилось очень мало. Очевидно, существовал строгий контроль, предотвращающий вынос знаков за пределы лагерей. Сейчас относительно известными коллекционерам являются боны с обозначенной ценой 2, 5 и 20 копеек первого выпуска с подписью Г. Бокий. Все остальные знаки встречаются очень редко.
       Приведем список известных выпусков бон ОГПУ, выявленных бонистами в разное время. Первый выпуск, 1929 года, вышел с подписью Г. Бокия. Он имел водяной знак - так называемые "окна", вторая буква серии - “А”. Применительно к конкретным номинациям это выглядело следующим образом: знак 2 копейки, без серии и номера, имел коричневый цвет, подпись I типа. Бона в 5 копеек, без серии и номера, была оранжевой, имела подпись I типа. Купюра в 20 копеек, без серии и номера, зеленого цвета, имела подпись I типа. Знаки с номиналом 50 копеек, 1, 3 и 5 рублей были многоцветными.
       Второй выпуск, 1929 года, вышел также за подписью Г. Бокия. Он имел водяной знак - "звезды", вторую букву серии - Б, 50 копеек серии УБ. Выпуск включал также боны достоинством в 1, 3 и 5 рублей соответственно серий ПБ, ГБ и ОБ.
       Третий выпуск, 1929 года, вышел за подписью Л. Когана. Имел водяной знак - типа "окна", вторая буква серии - “В”. 20 копеек без серии и номера. 50 копеек, серия УВ. 1 рубль, серия ПВ. 3 рубля, серия ГВ. 5 рублей, серия ОВ.
       Выпуск 1932 года (четвёртый) в основном повторял в оформлении предыдущие выпуски, но они отличались некоторыми деталями. Он вышел за подписью М. Бермана, имел водяной знак - типа "окна", вторая буква серии - Г. Номиналы бон: 20, 50 копеек, а также 1, 3 и 5 рублей. Кроме квитанций мелкого достоинства, в том году появились боны более крупного номинала - десятирублевые серии АГ, имевшие красно-коричневый, многоцветный рисунок.
       По данным исследователей, Соловецкие лагеря особого назначения имели собственные бумажные боны. Они выхо­дили в виде денег без водяных знаков достоинством в 2, 5, 20 и 50 копеек, 1,2 и 5 рублей с надписью: "Имеют хождение только в пределах Соловецких Лагерей Особого Назначения". На них были те же подписи, что и на бонах других лагерей: Г. Бокия (выпуски 1929 и 1932 гг.), Л. Когана (2-й выпуск). Некоторое время в ходу была также бона достоинством в 10 рублей. Боны в 5 и 20 копеек ("горизонтальные") были размером 75x52 мм, боны достоинством в 50 копеек и рублевые (1,2, 5, 10 рублей) — 75x102 мм ("верти­кальные").

    * * *

       Появление и функционирование лагерных денег имеют свою непростую историю. Как отмечает Р. Полчанинов, ссылаясь в основном на воспоминания бывших заключённых, "они были введены в употребление чуть ли не с самого начала существования СЛОН" и назывались сначала "расчётные квитанции". Эти денежные документы были отпеча­таны на половине писчего листа типографским способом, с указанием разных сумм, до которых данная квитанция могла быть действительна,— например, "квитанция на сум­му до 5 рублей" или "до 10 рублей". На расчетные квитанции записывались имя и фамилия заключенного и сумма. Эти записи скреплялись лагерной печатью и подписями заведующего "расчетной конторой" и бухгалтера.
       Заключенные получали расчетные или денежные квитанции либо взамен денег, взятых у них при аресте, либо в счет денег, присланных им родными или друзьями. Мно­гие заключенные, за исключением штрафных и не выполнивших нормы, стали получать "премиальное возна­граждение" от 2-3 до 15-20 и 25 рублей в месяц. Во время нэпа цены были сравнительно низкие, и на эти деньги можно было покупать продукты в лагерных ларьках или в розничном магазине, который находился при Управлении лагерей в здании бывшей монастырской гости­ницы в Соловецком порту.
       После покупки на квитан­ции делалась пометка, на какую сумму заключённый взял товаров и сколько у него оста­лось на квитанции денег. Работники магазина или ларьков выписывали на купленные товары в двух экземплярах счета с указанием номера расчетной квитанции, имени и фамилии заклю­ченного, а также когда, что и на какую сумму было продано. Один экземпляр счета оставался в магазине или ларьке, а второй отправлялся в рас­четную контору, которая вела учет личных денег заключенных.
       Время потребовало упрощения этой сложной системы, появившейся в самом начале массовых арестов. В 1929 г. и родились на свет лагерные боны, просуществовавшие до 1932 г., когда расчетные квитанции были заменены государственными денежными знаками. Это значительно упрощало расчёты заключённых, работу карательных органов.
       Вспоминая о процедуре хождения лагерной валюты на Соловецких островах, бывший заключённый М. Розанов писал: ""На острове, как и всюду в концлагерях, до 1933 г. премиальное вознаграждение за ра­боту выплачивалось лагерными бонами финан­сового отдела ОГПУ. Советские деньги хожде­ния не имели. На самом острове они расце­нивались заключенными вдвое дешевле лагер­ных. На боны в ларьках часто свободно про­давались худшие сорта свежей рыбы, разные овощи, тюлений жир, кости, колбаса, набитая всякой съестной дрянью, и кое-когда молоко. Но не торопитесь хлопать в ладоши и умиляться доброте ГПУ. Москва об этом ничего не знала. Продукты отпускались в ларьки через сложную систему бухгалтерских операций из фондов сверхпланового улова, урожая и удоя. В отче­тах Москве стояла графа: "излишки, реализо­ванные на внутренних рынках". Сюда и прята­лась незаконная продажа продуктов заключен­ным. Соловецкое начальство знало про эти махи­нации, но молча благословляло их. Кому не хва­тало пайка, тот мог купить картофель, капу­сту, свеклу, морковь, лук и полкилограмма "мослов" (костей) и приготовить борщ или под­жарить картофель на тюленьем жиру. Нужда научила очищать жир от противного запаха и вкуса".
       Примерно такие же сведения привёл в своих воспоминаниях В. Шаламов. "За работу не платили никаких денег, - отметил он. - Но ежемесячно составляли списки на "премию" - по усмотрению начальников, и по этим спискам давали два, три, редко пять рублей в месяц. Эти два рубля выдавались лагерными бонами - деньгами вроде "керенок" по размеру, с подписью тогдашнего деятеля лагерей Глеба Бокия. Тем, кто имел деньги из дома, начальник разрешал выдачу - или квитанцией, или бонами. Бонами стали рассчитываться с конца 1929 года. “Касса  2” - так назывался по-бухгалтерски расчет этими бонами. А квитанционный, тюремный расчет был отменен”.
       В 1933 году Наркомфин СССР добился запрещения выпуска и хождения лагерных знаков, как "незаконного суррогата". В местах заключения стали использовать обычные советские деньги.
       Такова в общих чертах история лагерных денег. Сведения и даже изображение некоторых знаков имеются в таких солидных изданиях, как "Катало­г денежных знаков России и Балтийских стран 1769-1950" Н. Кардакова, а также книга Ю.А. Бродского "Соловки. Двадцать лет Особого назначения" и ряде других.
       ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. Я завершал подготовку к изданию этой книги в то время, когда в Российской Феде­рации отмечалось 60-летие со времени проведения в стране денежной реформы 1947 года. И поскольку я был очевидцем этой акции, то поделюсь личными впечатлениями. Как свидетельствуют исследования историков и воспоминания ветеранов, мои собственные наблюдения, реформа 1947 года имела некоторое сходство с процессами, описанными в данном издании.
       Прежде всего, хочется обратить внимание на суть финансовых преобразований, проведенных в послевоенном году. В многочисленных в журнальных и газетных статьях, в материалах интернет-сайтов содержатся разные суждения о реформе 1947 года. 60 лет спустя молодые историки и журналисты "награждают" её такими эпитетами, как конфискационная, шоковая, антинародная, рассматривают как очередное ограбление народа и т. п. В целом можно сказать, что в наши дни почти преобладает негативная оценка этого крупнейшего события в истории страны.
       А какой на самом деле была реформа? Какой она осталась в сознании людей, переживших её? Что вызывало у народа в момент её проведения наибольший интерес?
       Можно частично согласиться с вышеприведенными характеристиками упомянутой реформы. Да, денежная реформа 1947 г., беспримерная по срокам решения сложных задач, была конфискационной. Иной она и не могла быть. Еще на заре XX века министр финансов России С. Ю. Витте утверждал: "При денежной реформе государство должно выигрывать, иначе какой же смысл ее проводить?" И государство выиграло, изъяв в 1947 году огромную денежную массу у спекулянтов и взяточников.
       Реформа, безусловно, была и "шоковой", т.е. внезапной и жёсткой. Иначе невозможно быстро изъять огромную массу денег. Только своего рода хирургическое вмешательство позволяло решить сложнейшую проблему. В ходе подготовки к денежной реформе ставилась задача провести её как неожиданную акцию. Об оперативности её свидетельствует то, что всю денежную массу, имевшуюся у населения, власти сумели обменять на новые купюры в течение кратчайшего времени - всего одной недели: с 16 по 22 декабря. Шкала наличного обмена была 10:1, то есть за старый червонец - новый рубль. Но сбережения граждан, имевшиеся на счетах в сберкассах, подлежали льготной пе­реоценке: суммы до 3000 рублей оставались в сохранности (из расчета 1:1); вклады от 3 до 10 тыс. пересчитывались по шкале 3:2; более крупные - по принципу 2:1.
       Вполне естественно, что и часть честных тружеников понесла потери, но они в значительной мере компенсировались улучшением качества жизни. Разумеется, не эти моменты, в общем-то, неведомые для большинства населения, вызывали наибольший интерес к реформе у простого человека. Все мы, свидетели того времени, ликовали, в первую очередь - по поводу отмены карточек! Отлично помню, с каким волнением и радостью мы, студенты педагогического института, обитавшие в огромных комнатах, получавшие мизерную стипендию, встретили сообщение по радио о предстоящей реформе. Даже не верилось, что можно будет войти в любой магазин и купить всё, что на прилавке. Цены на некоторые продукты и товары немного повысили, но на хлеб и крупу они стали ниже, чем были по карточкам. По решению правительства появилась надбавка к зарплате - 80, а к нашей стипендии - 60 рублей.
       Сразу же после объявления по радио постановления правительства мы, проживавшие тогда в общежитии Архангельского педагогического института, впервые за долгие годы свободно купили хлеб, сахарный песок, маргарин и наелись досыта. А собрав по карманам мелочь, которая не подвергалась уценке, мы отоварились в ближайшем киоске пивом и устроили настоящий пир. Радости нашей не было предела. Мы восприняли денежную реформу однозначно - как огромное облегчение нашей жизни. Так оценивали реформу все мои знакомые, архангельские родственники, да и, наверное, абсолютное большинство населения страны.
       К этому можно добавить, что начиная с 1948 года ежегодно в течение семи лет про­водилось снижение цен на продовольственные и промышленные товары. На колхозных рынках цены за этот период снизились в четыре раза. В городах появились специализиро­ванные магазины - булочные, молочные, мясные и рыбные.
       Уместно напомнить, что после отмены карточек в конце 1947 года при зарплатах большинства городского населения в 500-1000 рублей килограмм ржаного хлеба стоил 3 рубля, пшеничного - 4 рубля 40 копеек, килограмм гречневой крупы - 12 рублей, сахара - 15 рублей, сливочного масла - 64 рубля, подсолнечного масла - 30 рублей, кофе - 75 рублей; литр мо­лока - 3-4 рубля; десяток яиц - 12-16 рублей; бутылка пива "Жигулевское" - 7 рублей; пол-литровая бутылка "Московской водки" - 60 рублей. В целом после отмены карточной системы государственные розничные цены в 1948 г. были на 17% ниже их предреформенного состояния, а рыночные цены снизились более чем в 3 раза.
       В чём же проявилось, на наш взгляд, некоторое сходство причин и особенно­стей претворения в жизнь реформы 1947 года с теми процессами, которые имели место в годы гражданской войны и после её завершения?
       Осуществление денежной реформы, как показывает опыт истории, неизбежное в любое послевоенное время, всегда требовало от властей полной ясности ситуации, т.е. сведений о количестве денежной массы в регионе или в стране, разумного и быстрого регулирования процессов изъятия, выпуска новых денег и т.д.
       Как отмечено в моей книге, новая власть на Севере - Верховное управление Северной области - приступила к введению своих денежных знаков в августе 1918 года, что называется, с чистого листа. На свет появились отпечатанные в Архангельске знаменитые "чайковки". Однако вскоре обстановка резко усложнилась, так как новых, т.е. быстро напечатанных собственных денег, было недостаточно. Правительство разрешило к хождению в регионе, наряду с "чайковками", советских денег - "моржовок", царских "николаевок", а также "керенок" и "се­верных рублей", отпечатанных позднее в Англии. Денежную массу в области в изобилии пополняли купюры, поступавшие в прифронтовую полосу из советской зоны. Процесс стал неуправляемым, быстро появлялась излишняя денежная масса, так как в работу то и дело включалась печатная машина. Всё это потребовало наведения порядка в запутанном и усложнившемся денежном хозяйстве. В результате прави­тельство было вынуждено произвести регистрацию денег путём перфорированиея, о чём подробно рассказано в книге.
       Нечто подобное, только в больших масштабах и в неизмеримо более слож­ной обстановке, проявилось в СССР после окончания Великой Отечественной войны.
       Во-первых, во время войны, как и в период революции и гражданской войны, интенсивно работал печатный станок. По подсчетам специалистов, если накануне войны в СССР в обращении находилось 18,4 миллиарда рублей, то к 1 января 1946 года - 73,9 миллиарда рублей, или в 4 раза больше. Денег выпустили значительно больше, чем нужно было для товарооборота, и лавина не обес­печенных товарами рублей вызвала рост цен на рынках в 10 - 15 раз.
       Во-вторых, огромное количество денег обращалось в то время вне государственной казны. Они осели у спекулянтов всех мастей. О масштабах проблемы можно судить по постановлению Всесоюзного Центрального Совета Профсоюзов от 1 февраля 1943 года. В нем говорилось: "За время войны в торговых снабженческо-сбытовых и производственных организаци­ях значительно возросли расхищение и разбазаривание продовольственных и промышлен­ных товаров, злоупотребления с карточками, обмеривание, обвешивание и обсчет покупате­лей... В результате значительная часть товаров, выдаваемых государством для снабжения ра­бочих и служащих, попадает в руки воров и спекулянтов".
       Кроме этого, требовалось также изъять из оборота фальшивые советские рубли, которые в большом количестве печатали и распространяли на оккупированных фашистской Германией территориях.
       Уместно отметить интересный факт с точки зрения истории бонистики. Парадокс истории состоял в том, что на оккупированной немцами территории СССР во время войны законным платёжным средством оставался советский червонец по курсу 10 рублей - 1 рейхсмарка. Зарплату полицейским и иным предателям, сотрудничавшим с немецкими властями, в то время чаще всего платили советскими "сталинскими" рублями образца 1937 года с портретами Ленина, а также красноармейцев и советских лётчиков.
       Во введении к моей работе указано, что власти, выпускавшие в свет свои деньги, с помощью эмблем, рисунков, текстов и орнамента всегда выражали собственную идеологию. Это особенно ярко проявилось и при печатании денег в 1947 году.
       Историки свидетельствуют, что при подготовке денежной реформы 1947 года Сталин лично просматривал все предлагаемые эскизы. Отвергнув эти эскизы, он посоветовал худож­никам поучиться у предшественников. В конце концов все знаки получили новую окраску. В целом дизайн пореформенных ("сталинских") денег, ходивших в СССР на протяжении 1947-1961 гг., повторял цветовое решение купюр царской поры: на свет появились желтые рубли, зеленые "трешники", синие "пятерки" и красные "десятки". Художники, подражая царским деньгам, сохранили даже верти­кальное расположение рисунка, добавив различные завитушки. Казначейские билеты выпуска 1947 года имели номинал 1, 3 и 5 рублей, а билеты Государственного банка СССР (они перестали называться червонцами) - 10, 25, 50 и 100 рублей.
       Но самым заметным в новых купюрах было их идеологическое содержание. Номи­нал первого выпуска обозначался словами на 16 языках союзных республик, входивших в то время в состав Советского Союза. На втором выпуске этих денег (1957 год) число витков ленты в гербе СССР и надписей на них на языках союзных республик сокра­тилось до 15. Это произошло вследствие того, что 16 июня 1956 года Карело-Финская ССР была преобразована в автономную республику РСФСР.
       На билетах Госбанка, как и на довоенном выпуске, были помещены портреты В. И. Ленина, на оборотной стороне 100-рублевого билета - изображение панорамы Московского Кремля со стороны Москвы-реки. Эта купюра самого крупного достоинства была наиболее выразительной и красивой.
       Таким образом, в целом денежная реформа 1947 года существенно укрепила систему государственного кредита. Она нанесла удар по спекулянтам, державшим свои накопления на руках, и лишила возможности использовать фальшивые деньги. В результате реформы были ликвидированы последствия войны в области денежного обращения, без чего невоз­можно было отменить карточную систему и перейти к торговле по единым ценам. Денежные знаки явились также средством пропаганды советской государственной системы.
       Понятно, что решить подобные задачи, пусть на ограниченной территории, властям Северной области оказалось не под силу. С такими мас­штабными проблемами можно было справиться, только опираясь на возможности мощной экономи­ки, сильную власть, способную направлять и контролировать обстановку в стране или в регионе.

    * * *

       ...Много десятилетий минуло со времени, когда свершились события, о которых ведется речь в этом издании. Ситуация с денежными знаками той поры радикально изменилась: то, что некогда являлось чисто условной ценностью, стало весьма значимым в наше время. Лю­бые знаки и боны 1918-1923 гг. и более позднего времени - как общероссийского, так и регионального уровня - ценны главным образом потому, что они являются оригинальными памятниками нашей истории, многоплановым источником для исследования политической, экономической политики правительств, а также и социальной психологии населения, как в эпоху революционных потрясений, так и в годы мирного строительства страны.

    * * *

       Издание содержит кроме основного текста каталог денежных знаков Архангельского Севера, обширное приложение документов, список литературы и именной указатель.
      
      

       Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 221. Оп. 5. Д. 19. Л. 3.
       См. Малышев А.И., Таранков В.И., Смиренный И.Н. Бумажные денежные знаки России и СССР. М.: "Финансы и статистика". - 1991. С. 111; Сенкевич Д. Классификация бон // Советский коллекционер. - 1963. -  21.
       Большая советская энциклопедия.- Т. 3. 1970. - С.559.
       Вопросы истории. 1985. -  6.. - С. 172.
       Бумажные денежные знаки, выпущенные на территории бывшей Российской империи за время с 1769 по 1924 г./ Под ред. Ф. Г. Чучина. Изда­ние уполномоченного по филателии и бонам в СССР. М., 1924.- С. 7.
       А. М. Брайловский. Денежные знаки русской революции 1917—1922. Тифлис, 1922; В. Кацитадзе. Каталог денежных знаков русской революции. Тифлис, 1924; А. Кобяков. Обзор бон, чеков и пр., выпущенных на территории бывшей Российской империи. Журнал “Русский коллекционер”. - 1922. -  1—4; Чучин Ф.Г. Бумажные денежные знаки, выпущенные на территории бывшей Российской империи за время с 1769 по 1924 гг. М., 1924.
       Шиканова И.С. Страницы отечественной истории в бумажных денежных знаках: очерки по истории бонистики XIX-XX вв / И.С. Шиканова; Гос. ист. музей. М.: Нумизмат. Литература. - 2005. - С.5-6.
       Малахов А. Денежные знаки Северной России (Монография) //Советский коллекционер. - 1925. - 11-12. С.11-12, 13-14. С.17-19.
       Советский коллекционер. 1925.  11-12.
       Овсянкин Е.И. Денежные знаки Северной России 1918-1923 гг. Архангельск: АО "Архконсалт", 1995.
       Малахов А.А. Указ. соч.
       Лукницкий И.А. Выпуски бон Архгубсоюза// Советский коллекционер. - 1930. -  2. С. 46-48. Публикации А. Малахова и П. Лукницкого содержатся на интернет-сайте "бонистика", которым мы благодарно воспользовались в нашей работе.
       Парамонов О. Моржовки. Денежные знаки Северной России // Родина. - 2002. -  2.
       См. Шиканова И.С. Указ. соч.
       См. Малышев А.И., Таранков В.И., Смиренный И.Н. Указ. соч.;. Финансовая энциклопедия. М.: Госиздат. - 1928. - С.86.
       Страхов В.В. Внутренние государственные займы царской России периода Первой мировой войны. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук. М., 2000. - С. 13-15.
       Текст обращения легко читается в публикуемых нами облигациях.
       Этот символ являлся эмблемой германских фашистов.
       См. Малышев А.И., Таранков В.И., Смиренный И.Н. Указ. соч. - С. 82.
       Известия Архангельского Совета... - 1918. - 27 марта.
       Там же. 1918.- 6 января.
       Там же. 1918. - 30 марта.
       Там же. 1918. - 29 июня.
       ГААО. Ф. 221. Оп. 1. Д. 1 Л.7.
       Там же. Оп 5. Д. 31. Л .7-10; Д. Оп. 1. Д. 8. Л. 56.
       Известия Архангельского Совета...- 1918. - 9 июня.
       ГААО. Ф.213 Оп. 1 Д. 94. Л. 7.
       Там же. 1918. - 11 января.
       ГААО. Ф. 213. Оп. 1. Д. 113. Л. 78.
       Там же.
       Там же.
       Известия Архангельского Совета... - 1918. - 23 февраля.
       ГААО. Ф. 221. Оп. 5. Д. 19. Л. 1.
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 113. Л. 25; Мандат выдан 25(12) февраля 1918 года.
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 112. Л. 18.
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 113. Л. 87, 88.
       Там же. Л. 18 об.
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 113. Л. 79.
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 113. Л. 79
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 113. Л. 79об.
       В моей брошюре "Денежные знаки Северной России..." ошибочно указано, что на купюре воспроизводился герб города ( на самом деле воспроизведён герб губернии).- С. 7.
       Известия Архангельского Совета... - 1918. - 30 марта.
       ГААО. Ф. 221. Оп.5. Д. 19. Л. 22.
       Там же. Ф. 221. Оп. 5. Д. 19. Л. 21.
       Баданов В. Олонецкие деньги. 1918. //Карелия. - 2006. - 22 июня.
       Лунин Н. П., Эфрос А. М., С. Чехонин. М.; Пг., 1924; Голынец С. В. Сергей Чехонин: Серп и Молот и Тараканище // Вопр. искусствознания. 1994.-  1. - С. 285-299; Шелохаев В. Энциклопедия русской эмиграции. 1997. Статья "Чехонин Сергей Васильевич".
       Паустовский К.Г. Повесть о жизни. Собр. соч. Т. 3. М., 1958. - С. 608.
       Толстой А.Н. Собр. соч. Том шестой. М., 1984. С. 138-139.
       ГААО. Ф. 213. Оп. 1. Д. 101. Л. 2 об.
       Там же. Оп. 1. Д. 22. Л. 1 об.
       Там же. Л. 9.
       ГААО. Ф. 221. Оп. 4, Д. 95. Л 3об.
       Вестник ВУСО. - 1918. - 11 августа.
       Северное утро. - 1918. - 21(8) августа.
       Собрание узаконений и распоряжений Верховного Управления и Временного Правительства Северной области (впредь СУР ВУ и ВПСО). 1918. Ст. 62; Голос Отечества. - 1918. - 15 сентября.
       Вестник Верховного управления Северной области. - 1918. - 11 августа.
       СУР ВУ и ВПСО. 1918. Ст. 16.
       ГААО. Ф. 213. Оп. 1. Д. 118. Л. 67.
       Там же. Л. 19, 29.
       Вестник ВУСО. - 1918. - 17 августа.
       Там же. 1918. - 6 сентября.
       ГААО. Ф. 213. Оп. 1. Д. 222. Л. 23об.
       См. Овсянкин Е.И. На изломе истории. Архангельск. 2007. - С. 521.
       СУР ВУ и ВПСО. 1918. Ст. 154; Вестник Временного правительства Северной области. - 1918. - 21 окт.
       СУР ВУ и ВПСО. Ст. 330.
       Там же. 1919 г. Ст. 329.
       Там же. Ст. 503.
       Малахов А. Указ соч. Советский коллекционер. 1925.  11-12. С. 12. Автор заметок не назвал источника, из которого он почерпнул эти сведения. Он сам заметил в своей работе, что все сведения о выпуске архангельских денег были вывезены союзным командованием в Англию. Эти же данные приводят в своих работа Л.Н. Юровский и И.С. Шиканова (см. приложение  4);
       Официальные сведения ВПСО, приведенные в книге Минца И. "Английская интервенция и северная контрреволюция".М - Л. 1931. С. 230 и в моей работе "На изломе истории", Архконсалт. 2007. С. 321 приведены иные данные. Общие итоги всех выпусков составляли, по официальным сведениям ВПСО, 130 млн. рублей.
       См. приложения  3 и 4; Во время работы в госархиве Архангельской области мне удалось найти сведения, подтверждающие данные Малахова о выпуске "моржовок". Документы белогвардейского правительства в своё время из Архангельска перекочевали в Москву, частично вывезены за границу.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 7. Д. 61. Л. 2, 2об.
       Там же. Ф. 213. Оп. 1. Д. 217. Л. 11 и др.
       Наш подсчёт прост: по постановлению правительства Северной области от 10 июля купюр Займа Доверия выпускалось на сумму 60 млн рублей, а всего, начиная с августа 1918 года, на 130 млн рублей. Если признать верными данные Малахова, то выходит, что за август-сентябрь типография должна была отпечатать обязательств на сумму 320 млн рублей (450-130= 320), или на 64 млн рублей ежемесячно.
       ГААО Ф. 213. Оп. 1. Д. 222. Л. 63, 67, 87, 88.
       Там же. Ф. 678. Оп. 1. Д. 21. Л. 236 об, 237.
       ГААО. Ф. 678. Оп. Д. 21. Л. 10, 10об.
       Там же. Ф. 1073. Оп.1 Д. 27. Л. 7,8; Документы частично из другого архива использованы И.С. Шикановой в указ. соч. - С. 100-103.
       СУР ВУ и ВПСО. 1918. Ст. 198.
       Там же. .
       Там же. Ст. 198, 259.
       "Вестник ВУСО". - 1918. - 31 августа.
       Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919) глазами её участников. Архангельк. - 1997. - С. 118.
       Вестник Временного правительства Северной области. - 1919. - 21 мая.
       ГААО. Ф. 1073. Оп.1 Д. 7. Л. 18,19, 20.
       СУР ВУ и ВПСО. 1918. Ст. 259.
       Скипетр (в старину скиптр) принадлежал к древнейшим символам власти. Прообразом для него послужил пастушеский посох. При венчании на царство и других торжественных случаях московские цари держали скипетр в правой руке. Скипетр, который использовали русские императоры в XIX и XX веках, был изготовлен к коронации Павла I в виде золотого жезла высотой 81 см, осыпанного алмазами и драгоценными камнями. Вершину его украшает знаменитый бриллиант Орлова стоимостью в 2,5 миллиона рублей/ /Россия державная. Церемониал, атрибуты и структура верховной власти от великих князей до императоров. М.: Белый город. - 2007. - С. 319, 329, 330.
       Держава в России в старину носила название яблоко Царского чина. Она имеет форму шара, увенчанного крестом и представляет собой символ владычества над землёй. Держава сделана из золота; ее обручи состоят из бриллиантовых листьев. Посредине находится большой миндалевидный бриллиант. Сверху держава украшена большим овальным сапфиром, окружённым бриллиантами, вверху бриллиантовый крест. Высота ее 31,5 сантиметра. Во время коронации цари держали ее в левой руке// Россия державная. Церемониал, атрибуты и структура верховной власти от великих князей до императоров. М.: Белый город. - 2007. - С. 320, 330.
       Шиканова И.С. Указ. соч. - С. 102.
       Заброшенные в небытие. - С. 119.
       Там же. - С. 280.
       Вестник ВПСО. - 1919. - 15 марта.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 4. Д. 488. Л. 161.
       Там же. Ф.213. Оп. 1. Д. 222. Л. 23 об.
       Там же. Л. 145, 204.
       В письме казённой палаты областному Госбанку содержалась просьба: "сообщить подробные сведения об условиях займа ВПСО у английского правительства, сколько и когда получено от эмиссионной кассы в счёт означенной суммы кредитных билетов Северной России. Сколько уплачено процентов по ссудам и другие сведения, имеющиеся в банке по этому делу". ГААО. Ф. 13. Оп.4. Д. 488. Л. 159.
       ГААО. Ф. 678. Оп. 1. Д. 21. Л. 782,783, 785 и 787об.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 7. Д. 45. Л. 56об.
       Вестник ВПСО. - 1919. - 19 июля.
       ГААО. Ф. 17. Оп. 7. Д. 1. Л. 18.
       Цит. по: Родина. - 2003.-  5/6. - С. 11.
       СУР ВУСО и ВПСО. Ст. 411, 429;См. Овсянкин Е.И. На изломе истории. - С. 520.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 7. Д. 6. Л. 2.
       Там же. Ф. 678. Оп. 1. Д. 21. Л. 120а, 732.
       Там же. Ф. 678. Оп. 1. Д. 46. Л. 501.
       СУР ВУ и ВПСО. Ст. 472.
       ГААО. Ф. 56 Оп 1. Д. 737 Л. 108.
       Там же. Ст.503.
       Там же. Ст. 553.
       Там же. Ст. 553, 583, 64.
       Интервенция на Севере в документах М.: Партиздат. - 1933. - С. 83.
       Добровольский С.Ц. Борьба за возрождение России в Северной области. / Белый Север. - Вып. 2. - С. 90.
       Солженицын А.И. Двести лет вместе. Ч 2. Гл. 16.
       ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 84. Л. 17.
       Там же. Л. 49.
       ГААО. Ф. 50. Оп. 110. Д. 32. Л. 19.
       ГААО. Ф. 1073. Оп. 1. Д. 12. Л. 6-9.
       ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 84. Л. 40.
       ГААО. Ф. 13. Оп.3. Д. 7. Л. 21, 28.
       ГААО. Ф. 16. Оп. 6. Д. 44. Л. 2.
       Там же. Ф. 16. Оп. 6. Д. 73. Л. 4.
       СУР ВУСО и ВПСО. Ст.548; ГААО. Ф. 221 оп 4. Д. 95 л. 73.
       ГААО. Ф. 2834. Оп. 1 Д. 46. Л. 73. Приказ Миллера  265.
       ГААО. Ф. 69. Оп. 14. Д. 895. Л. 2-3.
       ГААО. Ф. 1866. Оп. 4. Д. 8. Л. 389.
       ГААО. Ф. 1866. Оп. 4. Д. 8. Л. 383-389.
       ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 84. Л. 50.
       Там же
       Русский Север. - 1920. - 4 янв.
       ГААО. Ф. 69. Оп. 14. Д.297. Л. 8.
       Там же. Ф. 2834. Оп. 1. Д. 46. Л. 88. Приказы Миллера от 14 мая.
       СУР ВУ и ВПСО. 1919. Ст. 503.
       Марушевский В. В. Год на Севере (август 1918- август 1919 гг.) // Белый Север. 1918-1920 гг.: - Мемуары и документы. Вып. I. - С. 206.
       ."Барон Архангельска" Эдмунд Айронсайд. Перевод с англ. Т. П. Тетеревлевой // ГАНДВИК TV  47. - 1994. - 21-27 ноября 1994. - С. 21.
       СУР ВУ и ВПСО.1919. Ст. 614.
       Белый Север. Вып. I. - С.282.
       СУР ВУ и ВПСО. 1919 г. Ст. 392; Вестник ВПСО. - 1919. - 16 апреля; Документы ВПСО определяли понятия регистрации и перфорирования как одинаковые по смыслу и содержанию. В постановлении от 30 июня 1919 года, например, отмечалось: "...основная задача перфорирования - единовременный учёт находящихся в обращении в области денежных знаков..."// СУР ВУ и ВПСО. 1919 г. Ст. 490.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 7. Д.31. Л. 41, 41об.
       Там же. Л. 40.
       Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области// Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Вып. II. Под ред. В.И. Голдина. Архангельск. - 1993. - С. 129-130.
       Вестник Временного правительства Северной области. - 1919. - 3 мая
       СУР ВУ и ВПСО. 1919. Ст.490.
       ГААО. Ф. 221. Оп. 4. Д. 95. Л.6-10.
       СУР ВУ и ВПСО. 1919. Ст. 472.
       ГААО. Ф. 13. Оп. 7. Д. 31. Л. 97.
       СУР ВУ и ВПСО. 1919. Ст.389.
       Листовка "Приказ ревизии народного комиссара М.С. Кедрова 15 июня 1918 года, г. Архангельск.  96. (По финансовой секции)". Хранится в архиве автора.
       Север. - 1918.- 2 марта.
       Важская область. Ежемесячный культурно-просветительский, литературно-художественный журнал. -1918. -  1-2. Обложка. Автор выражает благодарность директору Шенкурского краеведческого музея Л.Е. Князевой за предоставленную ксерокопию кредитного документа смолокуров с номиналом 100 руб.
       Малахов А. Русская кооперация и коммунисты. Издание русского книжного магазина Н.Н. Макарова в Лондоне. - 1921.- С. 91.
       ГААО. Ф.13. Оп. 6. Д. 488. Л.15-57.
       Там же. Ф. 221. Оп. 5. Д. 56. Л. 68.
       Известия временного комитета профессиональных союзов. - 1920. - 20 февраля.
       Куратов А.А. Хронология и метрология в истории России и Русского Севера. - Архангельск: Поморский университет. - 2006.
       Значимые сведения о Соловецких лагерях содержатся во введении к первому тому книги "Поморский мемориал". См. Овсянкин Е. Жестокая народная трагедия / Поморский мемориал: Книга памяти жертв политических репрессий / Отв. Ред. Ю.М. Шперлинг. - Архангельск: Изд-во Поморского госуниверситета. - 1999. - С.6-20.
       Российский Государственный военный архив (Далее РГВА) . Ф.9. Оп. 4. Д. 27. Л. 11.
       Там же. Л. 9.
       ГАРФ. Ф. 3811. Оп. 1. Д.597. Л. 92; Среди расстрелянных Д. Хабаров, К. Наумов, А. Гурьев, Ф. Опарин, И. Комашко, С. Овсянников и др.
       ГААО. Ф. 32. Оп. 5. Д. 84. Лл. 118-401.
       ГААО. Ф. 215. Оп. 3. Д. 38. Л. 1об.
       См. Звенья. Исторический альманах. М., 1991. - С. 303.
       ГААО. Ф. 215. Оп. 3. Д. 6. Л. 123.
       Там же. Ф. 32. Оп. 5. Д. 84. Регистрац. номер. 2137 с пометкой: "25 мая 1920 г. отправлен на Соловки".
       Сведения официальной справки ФСБ. Хранится в архиве автора.
       Полчанинов Р.В. Советские концлагерные деньги/Север. - 1990. -  9. - С. 121-122; Чураков Ю. Денежные знаки в Советских Лагерях Особого Назначения ОГПУ в 1929 - 1932 годах//Таганский вестник - 1996. -  16; Парамонов О.В. Об условиях обращения и относителдьной стоимости расчётных квитанций лагерей ОГПУ. / Таганский вестник - 1996. -  11; Харитонов Д. К вопросу датировки расчётных квитанций лагерей ОГПУ// Таганский вестник - 1996. -  9; Куратов А.А. Хронология и метрология в истории России и Русского Севера. Архангельск: Поморский университет. - 2006 и др.
       Среди исследователей нет единого мнения о количестве выпусков лагерных денежных знаков. Некоторые авторы статей полагают, что было не четыре, а три выпуска этих документов.
       Куратов А.А. Указ соч. С. 73.
       Полчанинов Р.В. Указ. Соч. С. 121.
       Там же. С. 122.
       Цит. по: Харитонов Д. Указ соч.; Шаламов В. "Вишера. антироман." М.: "Книга". 1989. С. 13.
       См. Бродский Ю.А. Упомянутое в тексте издание. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). - 2002._- С. 128-129.
       При подготовке заключения мной использованы материалы интернет-сайтов, а также публикации ряда изданий: Родная газета. - 2007. - 13 декабря; Крушинова С. Метаморфозы сталинского рубля //Домашняя жизнь. - 2007. - 17 декабря; Любимский Л. "Последняя жертва". Была ли антинародной послевоенная денежная реформа?//Санкт-Петербургские ведомости. Выпуск  236. - 2007. - 14 декабря; Крединс Н.Е. Денежные ре­формы в СССР 1922—1924 годов и 1947 года.// Финансовый менеджмент. - 2007. -  6.
      
      
      
      
      
      
       46
      
      
      
  • Комментарии: 1, последний от 05/10/2023.
  • © Copyright Овсянкин Е.И. (oei@atknet.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 213k. Статистика.
  • Монография: История
    • Оценка: 6.77*7  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.