В октябре 1990 года на открытой веранде одного маленького кафе в Братиславе, в Словакии, ветер пронёс между столиками полосу жёлтых и багряных листьев. Красиво, - посмотрел на них и сказал словами словацкий писатель Петер Валчек. Мне знак, пора домой, пора заниматься творчеством, подумал я тогда.
Тот день был последним в Словакии, мой, и на прощенье со словацкими писателями в доме Петера Валчека мы пили словацкую водку до самого поезда, часов до двух ночи. Мы понимали, я возвращаюсь в страну, где ожидаются сплошные неизвестности и - трагедии для народа. Наши знания и истории, и жизни давали нам возможности предугадывания, проницательности, когда всего, само собой, мы угадать не могли.
Главное - все мы были счастливыми: коммунистические многие запреты кончились, мы хотим издавать свои произведения, начинать новые, встречаться в России и в Словакии, переводить и издавать друг друга в своих странах.
Через два дня в Москве я попал в снег. Так, романтически и с большими надеждами, начиналось то самое время России, те самые теперь проросшие дела, среди результатов которых стоят сегодня в растерянности многие миллионы людей и в границах России, и русские люди за границами, и - не только русские. Надо попробовать многое рассказать и дать возможность от чего оттолкнуться читателям для собственных пониманий.
Я уезжал домой, в больную страну...
2.
- Ты болеешь? Тебе плохо?
- Это плохо всей России.
3.
Я продолжаю жить в одном из старинных русских городов, на Вятке. Когда проходила по России волна переименования городов, в основном возвращение исторических их названий и убирание большевитстких коммунистических наклеек вроде Калинин, Андропов, Жданов, на опросе населения города Кирова выяснилось, - жители в большинстве не хотят возвращения исторического названия, Вятка. Но вобла воблой остаётся в любой реке, и карась карасём, и для меня в реке истории России есть всегда город Вятка. Киров, по партийной кличке которого город переназвали сталинисты, никогда здесь и не жил.
Вятские люди иногда прелестнейше разговаривают.
- У вас в магазине есть вино "Клюковка"?
- Есть. А оно как называется?
4.
Со шведским историком вятский историк стоял на одном из крылец чиновничьего здания, и шведский историк после прочтения вывески рядом со своей головой спросил:
- Союз писателей? А что здесь пишут?
- А то, что нигде не читается, - известил русский историк.
5.
И в 1998 году, среди стонаний и озлоблений людей со всех сторон, на Вятке почти каждый день разное, но... красивое небо.
6.
- Я построил квартиру в двести квадратных метров и на днях перееду в неё... Сегодня это означает, что в соответствии с ценами на строительство он украл полмиллиарда рублей. Никто не верит, что сегодня можно такие деньги заработать. Только украсть. В том же самом доме построил себе новую квартиру губернатор, перед этим поселив в четырехкомнатной квартире своего сына с молодой женой. Квартира в 300-400 миллионов рублей для сына губернатора образовалась на народные деньги, тоже украденные у вятского народа.
Наверное, во всём мире каждому человеку нравится понимать. Я понимаю, я понимаю, - живёт и чувствует человек, где-то в мире читая книгу, изучая математику, слушая другого человека.
7.
В России сегодня часто тянет не понимать ничего.
8.
Сегодня, 21 июля 1998 года, в Сибири, где кемеровские шахтёры заново перекрывают железную дорогу, требуя выплаты зарплат едва не за весь прошедший год, произошла первая драка между шахтёрами и железнодорожниками, пробующими освободить дорогу. Так, потихоньку, и начинается гражданская война, движение к ней... И одни обманутые натравливаются на таких же...
9.
Среди злости, злобы, половинчатого сумасшествия, уныния и всеобщей паники труднее трудного помнить, что ты - современный русский писатель.
10
- Ты у телефона? Слышишь? Я не хочу жить. Я не вижу смысла в сегодняшнем бардаке. Он затянулся у нас на восемь лет, и я не вижу теперь, зачем жить. Творческие люди не нужны здесь, я не хочу жить
- Живи без желания, как почти все в городе, из думающих.
11.
Что я пишу в этой работе - происходило в период примерно с 1990 года и до дня сегодняшнего, июля 1998 года, и будет происходить завтра, несколько отодвинуто от сегодняшней недели...
12.
Художник Валерий Жигальцев, работавший и по дереву, - токарные игрушки, фигуры, и по бересте, купил в ларьке водку, выпил, с отравлением попал в реанимацию и, не приходя в сознание девять суток, умер на десятые. За смерть человека не ответил никто. Россия...
13.
На улицах города Вятки бледно-кобальтовыми цветками светится вырастающий сам по себе цикорий.
14.
Трудное десятилетие показало, - Евгений Деришев, известный не для одной Вятки человек, способен поделиться и последней сигаретой, и последней порцией водки по-братски, поровну. Может он единственный из чиновников, кто ничего за времена гадкие не украл: как вошёл в "перестройку и демократию" в довольно старой двухкомнатной квартире, - он и семья, - так и выйдет в той же квартире "из перестройки и демократии." В его кабинет можно попасть всегда, был он на месте. К чиновничьему хамью записываться "положено," то есть придумано и навязано ими, надо за полгода вперёд.
15
Семь лет назад моему тестю, офицеру в отставке, в вагоне-ресторане не дали хлеб. Запомнил накрепко как тяжёлое оскорбление со стороны государства, - государственным служащим он был всю взрослую жизнь.
16.
Дом возле облисполкома. Мелом на стене написан призыв к бунту против нынешней власти: - "Народ, выходи на рельсы!" Выйти на рельсы в Вятке означает перекрыть движение поездов на Москву с Дальнего Востока, Сибири, Урала.
Сквозь пикет учителей, требующих зарплату, я заходил в горисполком. Не зная, кто я и принимая меня за чиновника, смотрят ненавидящими глазами, в основном - женщины.
17.
Саша Солодянкин, директор частной строительной компании, заложил сегодня, 22 июля 1998 года, новый жилой дом. Двадцать первый за десять лет работы.
18.
Без писателей, без литературы художественной любой народ и нем и глух. Поколения уходят. Что остаётся от них без литературы? Кто расслышит не говорящего?
19.
Стою на тротуаре, разговариваем со знакомым, - никто из чиновников старается ничего не решать, не делать, вворачиваются от возможной ответственности и - так далее. Подходит бабушка лет семидесяти.
- Вы не подскажите, это тот дом, где губернатор для своего сына квартиру украл?
- Тот, тот. Здесь скоро вывеску повесят с объявлением, в этом доме украл квартиру для своего сына, а потом и самого, для справедливости.
20.
Лето, и то сегодня несколько странное. В одну и туже минуту голубое небо, облака, и тучи, и светит солнце и одновременно гремит гром. Гром при ясном солнце...
21.
Григорию Явлинскому, политику, прислали отрубленные пальцы сына пианиста, завёрнутые в записку с требованием прекратить заниматься политикой.
22.
- Вы что-нибудь пишете? - часто спрашивают меня знакомые на улице. Скучнеют, если отвечаю отрицательно.
Иногда просто трудно ходить по городу. Встречается человек и начинает рассказывать очередной узнанный вариант трудной, отворачивающей от радости жизни. А я не священник, враньём не успокаиваю, как делают они, рясовые выпрашиватели денег сразу крупными суммами, и на прощанье говорю - держитесь, как-то в России общая жизнь всё равно переменится. Люди часто говорят - переменится кровавым переворотом государственного строя и кровавым сопротивлением награбивших, наворовавших.
23.
Дождь, холодно. Художник на улице продаёт небольшие картины, пейзажи, в основном. Просит меня постоять, присмотреть, чтобы не украли горный пейзаж под названием "Наши уходят из Чечни." Сам идёт в рюмочную напротив погреться водкой. Ворчит, вернувшись, о горькости выпитой водки - вместо закуски за отсутствием денег самая дешёвая сигарета, - и знакомое всё, очень знакомое...
Знаю, где видел. В фильме по произведениям Михаила Булгакова, где он описывая бедствия русской эмиграции. Но сейчас такое здесь, в самой исторически давней России.
24.
Моя жена создала две - родители детей говорят очень хорошие, - книжки сказок: "Сказки старой Вятки" и "Кикиморские сказки". Тиражи раскупились полностью, люди спрашивают, когда она напишет продолжение. Работы для неё нет. Чтобы чем-то помогать семье, ходит в лес, собирает грибы. Сушим на зиму, жарим и варим. Зимой грибы невозможно будет купить, сушёные, из-за цен. И никому в голову не приходит помочь человеку с уникальным талантом.
25.
Год назад я отвечал на три вопроса.
Чем на Вятке писателю нравится жизнь сегодня?
Я живу так же, как и другие люди. И, как бы ни было трудно, не хочу возвращения старой системы угнетения человека однопартийным государством. На Вятке появились в свободном пользовании очень многие замечательные книги русских писателей, запрещённых до 91-го года. Народ читает и имеет возможность свободно думать, сравнивать, выбирать. Поэты и прозаики, живущие в России и бывшие под гнётом запрета, все сумели напечатать свои книги. И ничего, небо не рухнуло. Зато творческие люди впервые после 17-го года увидели и осознали, что свобода для творчества - единственное нормальное условие. Да, есть желающие вернуться к запретам, репрессиям. А очень многие люди самых разных занятий в разговорах со мной говорят: трудно сегодня, но того, что было до 91-го года, и близко не надо. Вот и видно - люди думают. Люди почувствовали возможность выпрямить спины, жить собственным умом, делать дело и не надеяться на культовых вождей. Конечно, жёсткое время выздоровления России кладёт свою печать на всё и на всех, но оставались и остаются умеющие делать хоть что-то доброе для других, не только для себя. Пусть станет таких людей как можно больше, тогда над Вятской землёй образуется не лживое, а реальное поле доброты. И такое будет потому, что человек по природе своей осознано или интуитивно хочет жить в хорошей квартире, слышать вокруг хорошие слова, видеть хорошие картины, слышать хорошую музыку, - для хорошего в человеке... Поэтому лучше продавать семечки на улице, чем горбатить на очередного вождя в концлагере за Полярным кругом.
Что в России сегодня самое опасное?
Разрыв между государством и человеком. Государство создаётся для совместной жизни всего населения, и всё население через разные формы собственности работает на кого? Вот тут конкретная тётя Маша, работающая штукатуром на стройке и без зарплаты живущая, ответа найти не может. Нет для неё даже положенного по законам со стороны государства. Заводы остановлены - особняки построены, дети оставлены без детских садиков - острова куплены, старики на морозе гармошкой зарабатывают подаяние на хлеб - советник Президента скрывается от суда за взятки, замминистра обороны в тюрьме за то же самое, при голодной армии. Конкретная тётя Маша со стройки видит и знает, спасается матом. Что же для неё государство - защитник? Для чего государству налоги платить, если оно и оскорбляет недостойной жизнью и не защищает от несправедливости? Государство - для народа или для кого-то там, наверху? Как бы не тянуло свалить все причины на "очередные трудности", на издержки создания новой России, от такого раздрая может рухнуть любой строй, ведь плюющее на него государство человеку становится ненужным, как царь когда-то не понадобился, - Пугачёву и Разину.
Как недавно, в 91-м году, народ на Вятской земле не кинулся защищать коммунистический режим.
Народ молчит, но умный, знает и понимает. Пока удивляет своим терпением, но и оно оттого, наверное, что к прежнему не хочется. А чем лучше бесплатная, как нигде в мире, работа? Или ощущение ненужности собственной стране? Причём в количестве громадном, уже и статистика сообщает, - в России три процента населения доверяют правительству.
Что делать?
Перестать обманывать людей. Прекратить "проводить в жизнь" всё, что уничтожает человека. Например - армию сделать отличимой от тюрьмы, для солдат, а работу оплачиваемой, а квартиры - для всех нуждающихся, а налоги - дающими возможность делать дело, а производство из погубленного - передовым в мире.
26.
Красивая женщина с телеэкрана бесстыдно сообщает всей России - из её половой щели не капает на белые трусики: она пользуется прокладкой с крылышками. Женщина переворачивается в воде бассейна, раздвигает ноги и показывает белые трусики в промежности, вздутые половые губы - всей России. Порнография - масло рекламы...
27.
В Вятке самые лучшие дни - перламутровое небо без солнца и тепло, и задумчиво до желания обязательно сделать что-то... сверх сделанного прежде.
28.
Наворовавший миллиарды "предприниматель" заявляет со страницы газетки: - "Народ и собственность едины".
При Брежневе и далее народ читал со всех заборов: - "Народ и партия едины". Нет, не удержатся на таком вранье "дерьмократы", как называет их, толстомордых, народ.
Ещё оскорбительнее народу нищему заявил со сцены выступающий наворовавший из бывшего государственного имущества, - "Мы построим светлое будущее!" Прямиком - один из бывших лозунгов, призывавший построить коммунизм...
29.
- Почему начальники в России не бывают худыми?
- Жрут и воруют, воруют и жрут, жрут...
30.
Сижу у окна, всю зиму пишу роман. И всю зиму в полдень вижу суетливого человечища по фамилии скучнейшей, он преподаёт историю в институте и каждый день присеменяет в детский сад, купленный какой-то фирмой. В бывшем детском саду устроен "колледж", как модно сейчас. Для начала директриса слетала в Америку за счёт родителей обучающихся и осознала, как "правильно" надо учить русских детей.
Спросил у знакомого преподавателя института:
- А что, он читает каждый день лекции и детям?
- Да не читает. Жена его там за директора, вот и он бегает туда у детишек супы и котлеты съедать, на обеды специально. Сегодня, говорят в городе, его жена, сумевшая обмануть "предпринимателей", обманщиков всех остальных людей, находится под судом.
И проели родительские деньги, и прокатали, и истратили на издание паршивых книжек "профессора" - мужа.
За слова, что он лучший в городе историк, один интеллигентный человек выгнал обжиральщика из своего дома с требованием никогда впредь не бывать. И в России поступают по-русски, некоторые, в ком честь и совесть есть.
31.
Я работал над росписью стены, когда по радио услышал: умер Микаэл Таривердиев. Сразу остановилось творчество внутри и потянуло моментально к людям, знающим, кем и чем был Таривердиев...
Он был в Вятке. Я тогда не дорос до того, чтобы с ним говорить. Однажды в Москве, в Союзе писателей, стоял буквально за ним в очереди за кофе, а заговорить, познакомиться не... мне слишком нравится его элегантная, интеллигентная музыка. Тогда, в Союзе писателей, с чашками кофе я отошёл за другой столик разговаривать с кем-то - вспомнить не могу, с кем. Так получается...
32.
В газете великолепного качества цветная фотография голой дочери Василия Макаровича Шукшина: тяжелеющая от жира и возраста задница, лицо повыше. Как бы на это посмотрел сам Шукшин?
33.
По мраморной лестнице Союза писателей поднимается лауреат всех инородных премий Битов с глазами, ожидающими и требующими, чтобы все с ним подобострастно здоровались. Мне он - ноль, я прохожу мимо пустоты. Не могу читать написанное им "ни про что".
34.
Аман Тулеев высокий и широкий, рука у него крепкая, надежная. Разговариваем в Совете Федерации, он просит оставить автограф на моей книге, ему подаренной. Говорим как-то сразу на "ты".
- Аман, когда в России прекратиться бардак?
Да ты знаешь... ну когда наш народ поймёт, что его наё......ют со страшной силой? Только тогда, как народ поймёт и на хер выгонит всю сволочь от завода до Кремля.
35.
Из письма немецкой переводчице Катарине Гельхаар.
У нас положение с литературой ужасное. Издаются книги о ворах, о проститутках, разный бред разных политиков и генералов, а для литературы художественной настала зима, её просто нет в изданиях и в продаже. Писатели пишут свои книги в надежде на будущее, в литературе остались самые стойкие. В этом есть и хорошая сторона, именно в этом, потому что ушли от литературы прежние приспособленцы и халтурщики. Трудное время уничтожило посторонних людей в литературе, но и хорошим, настоящим писателям жить тяжко: нет встреч, общений творческих, своевременных изданий.
Вы знаете, в такое время помогают думать книги Ремарка, - совершенно неожиданно и закономерно, он ведь писал о том же самом, - о сигаретке, выкуриваемой частями, о куске хлеба, оставляемым голодным человеком для ребёнка... Странно и нужно переплетаются разные времена века в литературе.
36.
Городские газоны от самого горисполкома до любой окраины города уже много лет подряд зарастают лебедой, крапивой, сиреневыми цветками репейника, описанного Л.Толстым в "Хаджи-Мурате."
Русишь культуришь...
37.
Люди голодают, тут пострашнее... На моих глазах человек порылся в мусорном баке, достал из него и съел котлету без страха отравиться и заболеть. Нищие роются во всех мусорных баках, причём один отходит в следующему - другой человек подходит и находит что-то для себя. Непонятно, что. Здесь все причитания на тему "не надо опускаться" бестолковы, люди с крепкой психикой и то вдруг начинают жаловаться: давят дурные предчувствия, ожидание чего-то неясного, но плохого, руки опускаются, делами заниматься нельзя. А у многих психика оказалась намного слабее, и они первыми начали рыться в мусорных баках, ночевать в подъездах, замерзать зимой в сугробах до смерти. В Советском Союзе всё-таки люди привыкли к тому, что государство заботится о человеке. Сейчас - или плати за сложную операцию деньги в крупной сумме, или умирай, например, от болезни сердца.
38.
Иногда даю своему сыну деньги: - отдай вон той бабушке, у неё на хлеб нету, а смотри, какая старенькая, - отдай вон тому дедушке, у него на хлеб нету...
А иногда у самого меня нету даже на автобус. И ни на что.
39.
Вятская народная откровенность:
- Ой, ничего не знала и всё забыла!
40.
Где нужно специальное промышленное приспособление, вятский человек умеет обыкновенной отвёрткой вынуть подшипник из углубления. Присядет в сторонке, чтобы не мешали советами, и готово.
41.
Евгений Деришев утвердил на Вятке, что за галстуком бабочкой требуется на лице содержание: творческий человек, деятель искусства. Пробовавшие походить среди народа с такими же галстуками наворовавшие денег как-то сами увидели бесполезность культурного элемента для их лиц и перелезли в американские хамоватые по форме майки с надписями "хочу", в расстёгнутые воротники мятых рубашек...
Поняли разницу между внешностью и содержанием?
42.
Губернатор даже за столами президиумов постоянно сам себя обнимает руками. Видимо, нервничает в ожидании не прибываемой любви народа.
43.
В самый разгар горбачёвской перестройки с поэтом Олжасом Сулейменовым я и один из кавказских поэтов хотели зайти в гостиницу "Москва", Олжас там жил как депутат съезда народов СССР. Швейцар не пропускал, пропуск был только у Олжаса. Олжас представляется: я, Сулейменов, первый секретарь Союза писателей Казахстана, депутат, делегат всесоюзного съезда, лауреат... выдал целый список своих должностей и отличий. Швейцар: - "посторонних пускать не велено".
Старик, - Олжас оглянулся по сторонам, посмотрел, чтобы чужих близко не было, - ты видишь, ведь я не блядей с собой веду, а двух писателей!
Олжас Сулейменов единственный из близких мне людей, кто близко знал, кто запросто общался с Юрием Гагариным, был с ним на "ты", играл в волейбол, пил водку рядом на банкетах... Он его знал не по газетной болтовне. И знает. И любит с благодарением за те их года...
На месте гибели Юрия Гагарина на обелиске стихотворная строка Олжаса Сулейменова: "Земля, поклонись человеку". Эта строка - величественнее никто не сказал во всём СССР - при жизни Юрия Гагарина была и названием поэмы Олжаса, и Гагарин при своей жизни успел прочитать поэму Олжаса, посвящённую ему. Через Олжаса я почти, я почти был близко от Гагарина, - чуть-чуть и...
45.
После полуголодного военного детства Евгений Деришев в своей деятельности узнал примерно восемь тысяч артистов, певцов, музыкантов, художников, скульпторов, писателей, поэтов, без званий и до Заслуженных, Народных, начиная от легендарного Утёсова. Как пел один мой знакомый - "Куда кого уводит март, апрель..."
46.
Разговариваю с одним из чиновников города о политической ситуации в России и возможных вариантах развития событий. Фразы через три повторяет: - "Это не для печати. Это не для печати". Один из борцов за счастье народа, по своей предвыборной программе.
47.
Это какое же количество высших местных чиновников наворовало, если очередь дошла до редактора одной из карманных газет губернатора, вертящегося в конторе фирмы, строящей самое дорогое в городе жильё?
48.
Вахтёр на фабрике, пожилая женщина с деревенским лицом, читает книгу философа-диссидента А.Зиновьева "Зияющие высоты". Книга трудная, а она удивляется - "правильно писатель предсказал нашу жизнь, дальше война у нас будет, умный писатель". Сегодня посмотришь - и образованные люди читают бандитско-проститутскую муть, лишь бы уйти от размыслительной деятельности.
49.
Мне пришло письмо из Парижа с надписью на конверте: Россия, Г.Киров /Вятка/ писателю Юрию Васильевичу Панченко. Ни улицы, ни дома, ни квартиры. Принесли домой.
Я почувствовал, так начинается настоящая известность... Всё-таки в городе полмиллиона населения...
50.
Неожиданный ответ на мою общественную деятельность. Выступает Замахов С. П., "простой житель города".
- Огромное социальное неравноправие между людьми! Да что теперь говорить, сами заслужили такую жизнь и деградировали всем народом, всей нацией, кроме редких исключений, например, таких как Юрий Панченко. На вид так себе мужичок, то ли татарин, то ли казах, но ведь и правильно говорит, чувствуется, пожил он в тягости и унижении, хлебнул горечи.
Только ни татарином, ни казахом я, Панченко, никогда не был. И в бытовой фразе - историческое опасение к инородцам, что немцам, что азиатам...
Зато в редкие исключения я попал, вроде как орден дали.
51.
Лет за тридцать последних лет город так мощно отсосал население из деревень вятских, что областной центр вырос втрое и по существу основное население - крестьяне, проживающие в городе первым поколением. Крестьяне они и по поступкам, и по устной речи, и по страху ко всему новому, начиная с нового человека. Как ни гордятся здесь - "мы вятские", - а познакомиться культурно часто не умеют, зайдут в помещение с другими людьми и молчат. И что сплошь и рядом - не отвечают на обыкновенное "здравствуйте." Поздороваешься - смотрят исподлобно и молчат, опасаясь чего-то, а чего? Шут их знает...
А молчат и опасаются так, будто их обманывали и обворовывали веками, и сплошь и рядом, двор за двором, и завтра обворуют.
52.
Александр Солодянкин снёс гнилые деревянные дома на углу улиц Горбачёва /какого-то большевика 17 года/ и Свободы и застроил весь угол хорошими домами "в количестве пяти штук", как писали в ведомостях прошлого века. В принципе - памятник его своей не бестолковой жизни.
Десять лет назад начинался экономический поворот, дающий свободу действия и хотя бы некоторую независимость от замшелых чиновников. Солодянкин создал один из первых в городе производственных кооперативов. Мы с ним ездили за инструментами для новой работы, покупали материалы и грузили, в машине он с яростью говорил: - "Я сдохну от голода, но никогда больше не буду работать в госорганизации, мне осточертели парторги и секретари райкомов, ни черта не понимающие в производстве и указывающие, тем не менее, без конца.
Солодянкина нельзя выбирать в депутаты Госдумы, наш город без него очень много и безвозвратно потеряет. Потому, что...
Работая в кооперативе одним из директоров, он начал создавать своё производство. По собственному разумению, как Пётр Первый. Снимал под контору комнату по чужим коридорам. По человеку набирал коллектив. Искал деньги не в бюджетах, а там, где они начинали появляться первыми результатами новых экономических условий жизни города и области. Начинал строительство жилых домов.
У него не было и нет длинноногой секретарши, подающей запотевшую "Смирновскую" престижную водку из бара, сделанного под сейф. Чай заваривает сам, на работе. Он доступен напрямую, без записей на приём и без ожидания в приёмной, отсутствующей. Догнал его - и решай дело. Визитно одетый, он в десять - среди рабочих, выгружающих бетон, в десять тридцать встречает иностранных инженеров. После обеда улетает в командировку, на следующий вечер неожиданно возникает среди рабочих и своих помощников. Однажды многие на стройке удивились, увидев, как дружески его обнимает зарубежный театральный режиссёр.
Пять лет назад его контора находилась в неоштукатуренном подвале на стройке. Как штаб в Сталинграде сорок второго года. Рядом с директорским столом лежали рулоны толи, батареи отопления, стояли бочки краски, двери и оконные рамы. Всё больше и больше людей, находя работу у него среди сильной безработицы, обретали возможность обеспечивать свои семьи, когда кругом шли сокращения и государственные предприятия распадались.
Он не сочинял лживые листовки и никогда не просил голосовать за него. Его знали и знают по делам, а не по словам, на листовках часто лживых специально. Для посетителей и деловых обсуждений у него сегодня паркетно-доверительный кабинет с кожаными представительскими креслами. Но на переговорах убеждают не дорогие кресла, а сделанное им и его людьми.
Все эти самостоятельные годы он жёстко говорит: - "Я не благотворитель. Я делаю, как должно быть.
Но делает - благо.
Мы с ним стояли на стройке. Рядом ложились на места многотонные блоки фундамента. Потрепаться с начальником подошёл рабочий, пьяный - на опасной работе, - с утра. Через минуту пьяный был уволен.
Хочешь зарабатывать - работай хорошо и честно. Принцип Солодянкина. Давая работу, очень многих он удержал от нищеты, разводов, психического провала. У него трудятся те самые простые люди, соль и сила Вятской земли...
Он ненавидит столетние сгнившие дома, где в коммуналках люди мучаются без горячей и холодной воды, без свободы от соседской ругани, без заботы государства о них. Он заменил им государство. В два-три дня сносит очередную полуразвалину, сначала проведя труднейшие переговоры с обозлённым на весь мир населением и переселив его, злое от бесчеловеческой жизни население коммуналок, в отдельные квартиры, новые. Верующие бабушки читают о нём молитвы, прося для него здоровья и благополучия. Чтобы продолжал работать. Чтобы и переселил в светлые и тёплые квартиры.
Саша Солодянкин вырос в селе на палатях русской избы, спал всё детство на печи, с детства знает цену уюта. Ещё и потому, что в детстве не видел ванной комнаты, водяного отопления, душевой лейки. Лейка для него была тогда предметом для полива грядок, а грядки, устроенные бабушкой, одной из возможностей для пропитания.
Ему хорошо жить сегодня, в кошмарное местами время потому, что в очень большой степени он чувствует себя хозяином, способным изменить и улицы города, и жизнь для людей на своём пути передельшика. Он не считает, скольких переселил в новые хорошие квартиры. Он не считает снесённые дома, выпрямленные тротуары, счастливые улыбки новосёлов. Он не соглашается, чтобы о нём рекламно шумели по местному телевидению и выбирали в чиновничьи президиумы для пустословья. Ему не до мелочей: перестраивает город и жизнь. И говорит одно и тоже - "Только бы не мешали. Только бы не вернулись к власти прежние коммунисты. Я сам знаю, что делать и как делать."
И многое сделал. Местные историки в следующем веке будут разыскивать его простое имя. Человека, выросшего на лежанке русской печи. Александр Солодянкин из Иванушек, сошедших с печи, когда потребовалось России крепких и толковых призвать к делу.
53.
Если есть ум, то зачем нужен бог?
54.
Напечатанное неделю назад в газете о отрублении пальцев сыну политика Явлинского оказалось ложью, по извещению в следующем номере той же газеты. Такая сегодня печать.
55.
Из письма, дошедшего из Казахстана. "Итак, Юра, время - чертям сенокос. Все любят и знают участкового рэкетира, но не ведают, как выглядит участковый мент (милиционер). За рекой на дачах ночами постреливают. В республиканской газете материал о нашей курортной мафии с ноткой удивления, сколько бандитских группировок и наркоманов на такой небольшой городок. На дверях нашего подъезда очередная цидуля одной из сект, здесь их море, есть даже экзотические бахаисты: - "Бог любит вас и у него есть удивительно прекрасный замысел относительно вашей жизни".
Почему-то это извещение вызывает безудержное желание улепетнуть отсюда зайцем.
Везде проруха, слегка регулируемый беспредел, всеобщая бестолочь. В газете "Караван" один деятель договорился до того, что воскликнул: - "Нам теперь нужен свой Соломон-Сулейман!" Пастухов, известный тебе, мечтает уехать куда угодно, от Калининграда до Сахалина, только бы в Россию.
56.
Иван Алексеевич Бунин написал книгу "Окаянные дни", здесь её в первый раз издали перед 91 годом, в разгар перестройки. Вот сижу я сейчас, как он в тогдашнем крахе и бардаке, и пишу новые похожие дни, тоже окаянные. Сколько же поколений российских писателей вынуждены проходить через одно и то же?
57. По ночам который год подряд на улицах города не включают электричество, экономят. Это ещё не плохо, в других городах электричество не подают в дома, кварталами. А вчера за долги отключили шестьсот километров Транссибирской магистрали, застыли на рельсах за своими электровозами пассажирские и грузовые поезда, сразу около восьмидесяти. Попробовали отключать воинские части - выставили охранение с автоматами, у трансформаторных будок. Чем не картина из 1918 года, когда тоже не знали. Куда когда какой поезд доедет?
На Урале из-за отключения электричества за долги едва не взорвался цех металлургического завода.
58.
Наверное, вся эта книга для сына, чтобы он жить не боялся. И для других людей, умеющих и знающих потребность думать. Жить общиной, то есть общими потребностями и интересами, но не стадом.
59.
На студии местного радио двое, полагающих, что они сейчас хозяева эфира и значит хозяева жизни, а я буду говорить как нужно им, долго мотали мне нервы, делая из сегодняшнего всеобщего уныния оптимизм. Я им сказал: в конце концов, все ваши политики, бунтующие шахтёры, повышения цен, скандалы в Государственной думе, ельцинские глупые высказывания, последние порванные ботинки прохожего, разницы настроений между наворовавшими и ограбленными, в конце концов, всё превратится в несколько произведений искусства. Посмотрите назад, в историю, и убедитесь.
Замолчали.
60.
С заслуженным артистом России Володей Мочаловым сидели у доцента Вятского университета Виктора Низова, пили водку под приятный разговор. Часов в десять пошли по улице, по домам. Разговариваю с Низовым, оглядываюсь, где Мочалов, а двое старшин заталкивают его в милицейскую машину. Сразу влез на парапет, перемахнул через заграждение и спокойно начал разговаривать с милиционерами. "Вы знаете кто это? Это заслуженный артист России, человеку последний раз зарплату выдали полгода назад. Голодный, от пары соток развезло, такая жизнь. Отпустите его, никакой порядок не нарушал." Я и не подумал, что и меня могут забрать под "тоже пьяный". Подошёл Виктор Низов, представился, тоже начал объяснять, что не правильно они поступают. "Вы кто"? "Я - писатель. А я - доцент". "Такие люди, а ходите по городу пьяными", - с обидой сказал старшина и отпустил Мочалова с нами. "Да не по воздуху же нам летать..."
А вообще было бы забавно, если бы в милицию попали мы трое: заслуженный артист России Владимир Мочалов, доцент, историк Вятского университета, автор нескольких сборников статей по истории Вятки Виктор Низов и писатель Юрий Панченко.