Панченко Юрий Васильевич
Культура на Вятке

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Панченко Юрий Васильевич (panproza5@mail.ru)
  • Размещен: 30/12/2008, изменен: 17/02/2009. 72k. Статистика.
  • Статья: Проза
  • Отстранение
  •  Ваша оценка:


    Юрий Панченко

    КУЛЬТУРА НА ВЯТКЕ

       Мой приятель рассказывает: - "Меня в детстве везли родители в поезде, я разглядывал столбы за окнами и провода. Неожиданно за окном промчался полустанок. Там стояли люди, скоростью поезда смазанные в общее пятно. Я их успел увидеть. И мне с самого детства интересно: а они меня увидели? Я для них - есть?"
       Для всего общества поезд несущийся - время. Во времени находятся люди, занимающиеся творчеством, продвигающиеся своими трудами в общем потоке культуры современной. Их видят? Они для общества остального есть? И есть ли сама культура в российской провинции? Чем она ниже культуры столичной, являющейся открытой дверью в культуру общемировую, и чем она начальнее и подлиннее шушеры той же самой, столичной? Какими речками, ручейками и реками собирается сегодня культура общемировая? Чем губится культура провинциальная, изначально, появительно находящаяся на помыслах чистых, искренних, благо рождающих?
       Как всегда в России, сегодня, осенью 2004 года, трудно писать в расчёте на немедленную публикацию: в газетах свои псевдополитические партии со своими личными в основе, шкурными интересами, в журналах то же самое, есть ещё и чиновники, рассчитывающие услыша­ть "слова благодарности" от обворованного, униженного в личном достоинстве народа, - у каждого шакалёнка своя наметка утащить кусок пропитательный себе, и, как всегда в России, единственное способно нужным быть для читателей - а читатели и есть народ, - правда, написанная без рассчёта на публикации, премии, и прочую ерунду.
       Совсем недавно на Вятке заканчивался фестиваль, собранный для молодых художников, поэтов, певцов, музыкантов, танцоров, прозаиков Фестиваль проводился на деньги одной из фирм, буржуйских, зарабатывающей на нечестности, как и другие наворовавшие в России, и для быстрого, в свою пользу блатного, заавансированного решения бюрократических проблем собирающей судьями в жюри фестиваля только областных чиновников, - своеобразная замаскированная взятка. Понимая такое, лживое отношение зажравшихся местных буржуев к культуре, фестиваль пробовать провести с самой большой пользой для творческой молодёжи получалось очень трудно, ведь люди творческие видели, понимали обман, глядя на жрущих в стороне, на красивом берегу, чиновников, слыша их пьяные штампование, пошлые тосты и видя одновре­менно: да, побыли на фестивале неделю, позанимались творчеством, а теперь нас выбрасывают за ненадобностью, за исполненностью нами своих ролей в качестве прикрытия корыстных расчётов этой фирмы и никакого движения вперёд, посыла на учёбу в институты, наделения стипендиями, создания помощи настоящей, действенной в любой форме не будет.
       Вот одно из использований культуры в провинции, по смыслу то же, что и отношение к проститутке: заплачено, попользовано и забыто. Ложь припрятывается за красивым, ну, как в природе бывает, - попробуйте насытиться мухомором, роскошным по виду, ядовитым по сути и предназначению.
       Для этой псевдо влияющей на течение культуры саранчи отдельный бар и не допускаются туда мгновенно ставшие посторонними участники фестиваля, для них же отдельный банкет после ухи на берегу с "нажиранием", извините, дорогим коньяком - кто же из культурных захочет в жару выпить бутылку коньяка за двадцать минут и котлету с вилки шлёпнуть себе на брюки? В это же время участники фестиваля заброшены, оставлены без обеда, "тарелок и вилок не хватает, дадим поесть художникам сухим пайком." "Нажирание", иначе не сказать, для псевдо полковников-налоговиков, для чиновников областных, не имеющих ума и способностей влиять на созидательное развитие жизни, для псевдо генеральных директоров, не имеющих директоров, им подчиняющихся, - все они больны самомнением, страданием от пустоты личной, - для них стоят иномарки служебные с трезвыми шоферами, знающими, сейчас ещё с любовницами везти начальников в лесок и маяться в стороне от пьяных пар до вечера, маяться зависимостью от проклинаемых молча...
       Как люди говорят. Мне нравится писать свои не художественные, не воображённые произведения по правилу такому: как люди говорят. Как говорят они со мной на улице, зная, никто не подслушивает. Как говорят со мной на своей кухне, на моей кухне. В стороне от города, на рыбалке или собирая в лесу грибы. Откровенно говорят. Так вот и можно передать словом правду, иное - бесполезно...
       И говорит человек, оскорблённый на том фестивале два года назад.
       "Я на своей машине с женой, с ребёнком поехал на фестиваль за сто с лишним километров от города, думаю, я художник, посмотрю, как работают молодые художники, помогу им советами, сам от них задором подзаряжусь, чего-нибудь напишу из тех мест. Только приехали, встречает буржуй, хузяин места, и сразу в бар, и барменше сказал наливать мне водку бесплатно, у них компания сидела. Напоили, отвели в какую-то комнату, бросили матрац на пол, спи. Я мучился, мучился после водки проклятой, всю ночь спать не мог. Жена попросила для ребёнка тарелку каши - нету. Для ребёнка половник каши пожалели, мало ли кто сюда едет, сказали. И зачем я ездил? С художниками не пообщался, сам не поработал, водкой-палёнкой отравили..."
       Народный артист России Валерий Барынин, присутствующей на фестивале и гостем, и организатором педагогической работы с молодыми певцами, спросил у меня: - "А кто руководит самим фестивалем? Ты и Евгений Деришев? Блестяще руководите. Никем вы не командуете, а все участники заняты делом, кто репетирует, кто картину пишет... Вы в стороне, вы здесь не полицейские, а фестивальники у вас с каким завидным энтузиазмом вкалывают! Правильно вы поступили, творческими личностями командовать нельзя, они - личности..."
       И когда саранча докачалась на ватных ногах до своих иномарок и разъехалась, мы, кто организовывал и проводил фестиваль, кто намаялся за те дни, сели пообедать, перед своим оттуда отбытием домой. В компании собрались писатель-краевед О.Виноградов, народный артист певец Валерий Барынин с женой, ещё один писатель, извините, я, лауреат государственной премии, заслуженый-перезаслуженый главный режиссёр Вятского драматического театра Е.Степанцев с женой, заместитель начальника областного управления культуры Е.Деришев, народный артист, наш земляк, артист Большого театра А.Ведерников, заслуженный деятель искусств, дирижер оркестра народных инструментов имени Шаляпина С.Голушков, заведующий пансионатом, хлопотун А.Татарников, его начальник, директор фирмы, а другой край стола занимали московские гости стаей многочисленной и среди них сидела пожилая женщина, представленная участникам фестиваля, молодым, как дальняя родственник вятских уроженцев, художников братьев Васнецовых. Скромно присутствовал и уважаемый мною композитор В.Михеев, всю жизнь проработавший в различных районах Вятской губернии и в провинции не потерявший своего дара композитора, заходил и уходил наш космонавт, наш уроженец Виктор Савиных, кем-то всё время вызываемый на улицу. Мы выпили по рюмке за окончание фестиваля и естественным образом начался разговор, как и что мы здесь сумели сделать.
       Нормальный шёл разговор, спокойный. Пока не заговорила наставительным тоном политрука московская гостья, представляющая себя живой связью со знаменитыми художниками, братьями Васнецовыми.
       - Заключительный концерт вы устроили омерзительно. Как посмел Валерий Барынин петь сразу после Александра Ведерникова, знаменитого на всю Москву?
       Барынин резко встал и вышел. За ним выбежала жена.
       - Как после ваших земляков, братьев Васнецовых в своём выступлении перед концертом Евгений Деришев посмел молодых художников призвать стать со временем не менее известными, чем мои родственники?
       У Деришева от неожиданной подлости брызнули слёзы, он поднялся и вышел.
       - Как посмели какие-то вертлявые плюгавки задирать ноги...
       Кто вам разрешил здесь хамить? - перебил я, потребовав ответить и не вставая со своего стула. Она продолжала говорить, возмущаясь поднятыми бровями в мою сторону, а я перебивал и требовал, - кто вас определил здесь главным судьёй? Почему вы оскорбляете всех по очереди? Вы жили здесь в лучших комнатах на правах почётной гостьи, какая в вашем горле кость поперёк встала? Вы здесь не в первый раз, приезжаете из Москвы с личным врачом, с кучей ваших приятельниц, а вы в Москву наших певцов, музыкантов, художников, поэтов в ваше нахваливаемое "Вятское землячество" хотя бы раз пригласили? Ваша Москва стянула все деньги из России, мы вас приглашаем в нищую провинцию, и вы вместо благодарности хамите напропалую!
       Хозяин фирмы просто не знал, как меня остановить, я заявил, что в случае присутствия таких гостей на следующем фестивале меня здесь не будет и с хамством не соглашусь никогда. Московские приживалки-нахлебницы орали в мою сторону уже хором.
       Вспомним не наивный вопрос: а они нас - видят?
       Сидевший напротив меня, нетерпеливо махавший мне рукой главный режиссёр драматического театра Евгений Степанцев дождался моей паузы, встал, резко протянул указывающую руку в сторону наживающейся на родственных связях и потребовал ответить:
       - Позвольте, вы кто такая? Как мне объяснили здесь, вы носили почти всю жизнь немецкую фамилию и срочно после отыскания вас нашим писателем-краеведом переменили фамилию, а по существу являетесь посторонней для родственного дерева Васнецовых! Правильно тут было сказано, кто вам позволил всех унижать и оскорблять? Мы каждый вечер в течении недели проводили прекрасные музыкальные вечера, вечера русских романсов, вчера Евгений Деришев, я и писатель Панченко вместе провели вечер с шутливым названием "На троих", я рассказывал о смысле театральной работы, Панченко прочитал неожиданно прекрасную главу из нового романа, Евгений Деришев игрой на рояле погрузил зрителей в историю советских песен от пятидесятых годов до наших дней, Валерий Барынин имел полное право петь когда хочет и за кем хочет, присутствующий среди нас артист Большого театра...
       Влетевший в зал Барынин грозно утвердил одной фразой: - "Не вы меня возвели в народные артисты, не вам меня и опускать", и сел на место. Рядом села его жена. Вернувшийся Евгений Деришев разводил руками и повторял: - "Да, друзья, не ожидал я этакой благодарности от наших уважаемых, я подчёркиваю, уважаемых гостей..."
       Ни пить, ни есть никто больше не смог. Разошлись.
       Я сам понял, среди этой мерзости больше не хочу быть, хотя мы с Деришевым придумывали фестиваль и трижды его провели с одной целью: насколько можно помочь молодым творческим деятелям. Помогли. В ответ увидели сволочизм совсем с неожиданной стороны.
       Дирижёр С.Голушков приготовил машину, старенький "Москвич", в дорогу. Мы ждали. Появился ещё расстроенный, но и какой-то другой Деришев с большим пластиковым пакетом, полным чего-то. "Друзья, поехали домой, после просёлка, когда доедем до асфальта, я вам чего-то расскажу", - сказал он и мы поехали. "Опять какая-то гадость"? - спрашивал я его. Он настойчиво молчал. После начала асфальта остановились, мы все пошли к придорожным берёзам. Он раскрыл пластиковый пакет и сказал: - "Меня позвал к себе Виктор Савиных, нагадили вам, говорит, за замечательное дело, а вам от меня подарок вроде премии, мужской подарок. Молодец Виктор, недаром в космосе несколько раз побывал, и здесь сам видел, кто благодарности достоин.
       В пластиковом пакете оказались булочки, бутылка коньяка, бутылка дорогой водки, большая рыбина холодного копчения, большой кусок и дорогие, в красивой коробке шоколадные конфеты. Мы выпили за справедливость настоящего вятского мужика, дважды Героя Советского Союза космонавта Виктора Савиных, нашего земляка и приятнейшего в общении человека.
       С фестивалем простились навсегда. Так хамство способно быстро уничтожить хорошее, перспективное для творческих людей дело. Хамство с прибавлением трусости нажившихся на лжи и обмане.
       "И мне с самого детства интересно: а они меня увидели? Я для них - есть?"
       А может быть всё-таки главнее видеть точную суть происходящего и отказываться сотрудничать с теми, кто на беде общероссийской и отдыхает в барских условиях, и одновременно настырно делает себя авторитетным, уважаемым - правда, такими же, как и он сам, - пользуясь обворованной культурой бессовестно, как и всем остальным в наше гнилое, безнравственное время...
       Хамство в провинции проявляется то и дело в местах неожиданных, и проявляется потому, что окультуренность, переходящая от одного поколения к следующему, просто отсутствует, ведь у многих поколения прежние культурой были обделены всю детскую, юношескую и взрослую жизнь. Один из местных капиталистов, наворовавший из общенародного, но не ставший капиталистом богатым благодаря личным экономическим способностям, для хождения в потребовавшуюся ему власть откупил на вечер концертный зал в областном городе, заплатил за кон­церт музыкантам, певцам, танцорам. Артисты старались работать, не халтурили. Больше и больше нравился концерт, больше и больше появлялось среди зрителей желающих немедленно отблагодарить артистов подношением букетов цветов.
       И здесь я увидел, вместе со всем залом, чего не встречал ни в одном городе. После первого же врученного артистам букета капиталист выслал к сцене свою охрану, и ни одну женщину с букетом на сцену не пропустили. Вместо букетов, даримых от души, перед окончанием концерта на сцену влез этот обожранец, не пожелавший поделиться с народом радостью общения с артистами, и, ненавидимый многими в городе за свои рестораны-фабрики-магазины-пароходы, представляете чего заявил? "Мы вместе построим наше светлое будущее!" В зале люди находились взрослые, отлично знающие, светлым будущим совсем недавно в пропаганде называли коммунизм. У этого обожранца, из комсомольца ставшего капитализмом, иного в уме не оказалось. А его культура уровня бытового - запретить женщинам подойти к любимому артисту на полминуточки, - "жрать - так жрать, я заплатил за всё и сожру сам." Культура в его уме, в его поведение конечно отсутствует, родители ничего не передали из культурного, в комсомоле не наделили тоже, сам не самообразовывался - точку нужно поставить тут всё понятно. При наложении подобных обожранцев на перспективы развития местного общества и всего государства российского выводы нулевые. Не печальные, а нулевые. Искать живое надо в стороне другой.
       Как люди говорят. В данном случае говорит в очереди за пальто после концерта мой знакомый директор: - "Хорошо проходил концерт, настроение поднималось, вериться начиналось, что-то хорошее у нас впереди возможно, если артисты замечательные сохранились. А вылез этот на сцену - мне словно на праздничный стол, на скатерть накрахмаленную лопату навоза швырнули. И всё очарование от концерта пропало. Дааа, когда же мы по-человечески, культурно жить начнём? Я вот на днях вернулся из командировки в Германию, там у них..."
       Про там у них как-нибудь потом, сейчас - как у нас. Тут, у нас.
       И всё-таки, а сколько бы штрафа заплатил "там, у них, в Германии" подобный комсомолец-капиталист-обожранец за хамское унижение достоинства женщин на глазах всего концертного зала? Сколько бы голосов избирателей он получил или - месяцев тюрьмы? Что во власть не попал бы ни за что - точно. Там, у них. Вернёмся. Посмотрим, что тут, у нас.
       Тут, у нас на Вятке, на серьёзных выборах он занял какое-то место. После этого и нужно подвести итог словами: дорогие сограждане, вы видите, что происходит на ваших глазах? Вы видите, что происходит с вами? Вы понимаете свой общекультурный, следственно - человеческий, цивилизованный уровень? Он перед папуасами или за папуасами?
       Желающие могут обижаться и продолжать соглашаться с унижением своего, личного, единственного своего человеческого достоинства, присутствием в человеке его от животного отличающего. Когда единственное - есть...
       У людей культурных достоинств бывает много, много и разных направлений...
       На тех точках жизни общества, где культура профессиональная обязательна, сегодня на Вятке она отсутствует сплошь и сплошь. Особенно сегодня, когда в жизни общественной уничтожен именно профессиональный подбор кадров. Когда кадровые проблемы решают не имеющие личной бытовой культуры обожранцы, наворовавшие и продолжающие жить кабинетным, офисным воровством. Не созидающие государство на Вятской части России, а живущие тем же, чем живут глисты в больном организме. Организм, к сожалению, общегосударственный, Вятка от России не отделима не территориально, не национально, не исторически.
       Правда горька бывает, а ещё горше - самообольщение, произрастающее на стебле лжи. Так что пусть всякий выбирает желаемое себе...
       Посмотрим на кадры. Но - помня об итоге, что выйдет, если прекрасного столяра посадить рулить прекрасным скоростным самолётом; на какой минуте самолёт разобьётся, если и взлетит со столяром в кабине управления процессом движения?
       С исчезновением из российской жизни коммунистической идеологии на Вятке появилось несколько новых радиостанций, вертящихся в эфире на "УКВ" круглые сутки. Все они одинаковы по содержанию: пошлые песенки без мелодий, пение под трень-трень-трень, и вместо стихов выдыхи, вздохи, "куда ты делся, я тебя жду и тоскую", - запомнить что-то красивое невозможно из-за его отсутствия. Между песенками примитивнейший трёп со слушателями по телефону, "как вас зовут, вы чего съели на обед, пойдёте ли гулять на улицу", - маленькие дети и подростки разговаривают намного интереснее. Море разливное пошлости с подругой своей, тупостью об ручку, с вталкиванием в подсознание: "ты, любой человек, для нас ничтожество, все твои желания низмен­ны и мы их в эту сторону регулировали и регулировать намеренны и дальше, не уходите с нашей радио волны." А полностью вся эта лажа вдобавок утоплена в пошлейшей рекламе. И как слушать после того, если вам интересны новости мирового значения, обсуждения тем, интересующих миллионы людей в мире, если вы слушаете радио Китая, Словакии, Чехии, Франции, Англии, Америки, Японии, - всё на русском языке, и, не доверяя по привычке информации официальной, московской на всякий случай то и дело включаете цэрэушную, как пишут много лет в газетах, радио "Свободу"? Если вас очень устраивает отсутствие рекламы на этих международных радиостанциях и вам рассказывают с точек зрения национальных темы вот какие: новое в технике, медицине, культуре, страницы истории, проблемы сохранения природы, ложь и правда в журналистике, всемирное объединение интеллектуальных людей, проблемы выхода цивилизации из кризисов и так далее. И отрицание пошлятины работает автоматически.
       Культура общечеловеческая всегда сохраняет культуру личную. Достоинство, воспитанное культурой, сохраняет в человеке личность, несогласие уподобляться скоту двурогому. Или свинорылому.
       Свобода хамства так же отвратительна и так же губительна для интеллектуального, как партийная, направленная на обеспечение корыстных интересов идеологическая зашоренность и цензура.
       "А сейчас мы объявляем конкурс о том, кто из наших радиослушателей посношался с девушкой или парнем в самом необычном месте! Рассказывать будете в прямом эфире, победителей ждут призы!"
       Понятны суть и смысл деятельности этих местных, вятских радио?
       Как люди говорят. После каждого моего материала, через Москву опубликованного на всю Россию, и на улицах города, и в коридорах местной власти, и по телефону мне обязательно говорят: - "прекратите писать правду, вы выйдете из подъезда своего дома и вас застрелят. Не гуляйте по вечерам один, смотрите внимательно, чтобы вам не устроили провокацию, чтобы вас не убили".
       Но - но. Мне без разницы, что думают о моих материалах те, кто в разных городах современной России убивает писателей и журналистов Мне интересно только то, что - писатель своим талантом работает на время будущее. Когда он способен...
       Без "Окаянных дней" И.А.Бунина история России была бы не полна.
       Как осознавшие говорят. В час ночи телефонный звонок и без предисловий откровенным текстом: - "Я не хочу жить. Что-то сломалось в душе, я ушёл с радио. Пять лет проработал, жалко, и ушёл. Не хочу больше врать. Не могу рассказывать о мерзавцах наоборот, какие они прекрасные руководители, как они день и ночь заботятся о народе. Жизнь на Вятке беднее и беднее, беспросветнее, и годами гово­рить в эфир враньё - не могу больше. И жить не хочу, в душе что-то обломилось. Человеком себя не чувствую, невозможно больше себе в душу плевать и плевать, на совесть свою не обращать внимания".
       Я уехал с ним на следующей день в лес, на берег реки. Жгли костерок, разговаривали. Мерзость бессовестности, произрастающая на лжи, для человека, имеющего несколько высших профессиональных образований, для человека, попробовшего закрыть глаза на происходящее и среди распада нравственного в людях попробовать исхитриться, удержаться в чистоте - убийственна. Заработок заработком, но вот в душе что-то неожиданно лопается и человек начинает искать способа прекратить свою жизнь, затравленный болотом пошлости, цинизма современного кабинетного ворья...
       Глаза Казенина. Они - противоядие. Они - пожелание и требование размышлять, понимать, не лгать и стоять на своём месте, обозначенном судьбой ещё от рождения. Казенин Владислав Игоревич - портретиком на стене моей квартиры, голосом в телефонной трубке и встречами в его рабочем кабинете - председатель Союза композиторов России, весь в званиях почётных и орденах, но прежде всего для меня - композитор, а ещё упреждающее все посты и регалии - он и заместителем министра культуры СССР работал и членом президентского совета - упреждающее есть главное, со всякой бесчестностью не соглашается никогда. Мы то ли дружим уже несколько лет, то ли с уважением выстроены наши отношения, не знаю, не уточняем с ним: мы откровенны в беседах и понимаем проблемы сохранения культуры через действия частные.
       В его рабочем кабинете в Москве находятся две святыни, почитаемые им: книжный шкаф, стоявший там при Шостаковиче, и большой чёрный рояль, "на нём играл сам Шостакович", с уважением к памяти своего великого друга говорит Владислав Игоревич голосов тёплым, не громким, как доверяя тайну.
       Казенин - вятский. Его отец, настоящий деятель культуры, в войну Отечественную у себя в квартире собрал эвакуированных из Москвы, из Ленинграда, из других городов композиторов, певцов, музыкантов, у него в комнатах, на кухне, в коридоре жили и творчески продолжали работать с выездом на фронты великий скрипач Давид Ойстрах, Клавдия Щульженко, и всех перечислять - на страницу не уместится. Евреи, русские, украинцы, молдаване, - отец Казенина научил и сына определять качество человека не по национальности, а по делам и по таланту.
       В условиях войны отец Казенина сохранял культуру, и то же самое делает Владислав Игоревич. Почти каждый год он собирает группу хороших певцов, композиторов, привозит их на родную Вятку и здесь они выступают на концертах, свободно общаются со зрителями, проводят педагогические занятия не только в областном городе, но и в маленьких городках, и их зрители, их участники общения - в основном дети и подростки. Владислав Игоревич надеется, что среди детей маленького русского городка отыщется талантливый человек, судьбой награждённый композиторством, и неизвестный пока никому - станет заниматься продолжением современной культуры. И это делается на фоне небритой хари, с разинутым ртом сунутой в оптику телекамеры, искажённой и оптикой, но прежде гнилыми мозгами, на фоне трень-бреньковых попсовых дураков, себя самозванно называемых звёздами, на фоне проституток, проехавших по другим странам под видом любым и наедрыживших денег на подержаную иномарку, но тут, в местах родных, на этих гнилых радио подаваемых как героинь коммерческого и жизненного успеха.
       Я вырастал в посёлке, где слово "композитор" было нарисованным портретиком в учебнике, а музыкальные концерты передавало радио, посреди посёлка укреплённое на столбе. Получается и обратное: среди композиторов, знакомых мне, среди певцов сидим мы в очередной раз на Вятке, за несколько часов до прощального концерта слушаем друг друга, сверяем свои взгляды на происходящее вокруг нас.
       Я: - Владислав Игоревич, я недавно услышал в песне, самодеятельной, подростки сами сочиняют, такую строчку: - "Культура сделает шаг, и наша жизнь переменится в лучшую сторону, в лучшую сторону". Когда перестройка начиналась, весь этот бардак начинался, нам всё твердили из Достоевского "красота спасёт мир". Пришла красота. Мы увидели блядей, красиво одетых, в красивых машинах, увидели московское и местное ворьё в красивых квартирах, но это Россию не спасает. Если культура сумеет сохраниться в условиях разрушения нашей страны, в условиях уничтожения страны и через упадок культуры, переменится наша жизнь?
       Казенин: - Я не совсем уверен, потому что компонентов, необходимых для жизни любого человека - их очень много... Культура - ведь это слово, понятие очень объёмное. Культура - не только произведение творца, есть культура поведения, культура отношений, не только между людьми а и людей к природе, к истории, извините меня - культура общественных отношений... Вот надо как-то к этому гармонически стремиться, чтобы у нас всё было гармонично. Я не сказал бы красиво, хотя бы прилично, понимаете? Потому что вот... мы заходим, например, в какой-нибудь клуб какой-нибудь области России, в этом клубе стоит разбитый инструмент, пианино, на котором играть - нет, нельзя, или стоит старый рояль, на котором по клавишам выцарапано "до,ре,ми,фа,соль,ля,си," где кресла в зале все порезаны, потому что на них была кожа. Нельзя войти, извините меня, в туалет, негде перед концертом помыть руки. Это ведь всё тоже культура общества, общежития нашего, я тут слово применяю в смысле изменённом, имея ввиду наше общее житие.
       Я: - Да, наше общее житие. У нас в деревенском магазине один мужик спрашивает второго: - "Ты в очках ходишь, почему сегодня не надел?" "Я очки специально не надел, - отвечает, - чтобы червяков в грибах не видеть!" Неожиданная зашита от гадкого...
       Казенин: - Да, своеобразная. Много сейчас говорят о культуре языка, о культуре общения людей. Ведь это тоже всё идёт от родителей, от школы, весь этот мусор словесный, когда в одной фразе ребёнок шесть раз говорит "ну-ну". Я спрашиваю "как живёшь?" "Ну". "Учишься как?" "Ну". "На концерт наш придёшь?" "Ну". Понимаете? Что это, русский язык? Я не говорю о языке Достоевского, Толстого... Культура без культуры языковой не бывает. И без культуры общения. Вот сейчас везде у нас торговля. Может быть, многие товары появились в продаже, но посмотрите, как в некоторых городах с тобой разговаривают, эти продавцы. Ведь хочется бежать из таких магазинов, не то чтобы в них чего-то купить. Продавец должен привлекать и своим внешним видом, одеждой, разговором, ведь это тоже всё реклама, работа окультуренная.
       Теперь насчёт рекламы. Ну почему во всех русских городах реклама идёт на чужом языке? Что, у нас нет русского языка? Или все мы в совершенстве знаем английский? Зачем нам в России, в русских городах - в Смоленске, в Омске, в Рязани обязательно, чтобы висели все эти плакаты и любая реклама на иностранном языке? У нас, по-моему, неплохой алфавит, не плохие слова, через них можно объяснить и понять. Язык тоже часть национальной культуры, я не должен читать и. говорить на иностранном в своей стране.
       Теперь - культура моды, одежды. Ну конечно, можно дойти и до того, чтобы не закрывать уже никакое место на теле мужчины, на теле женщины. Но ведь тоже надо об этом как-то думать, чтобы одежда на человеке выглядела гармонично. Я не говорю красиво, - прилично, хотя бы. Потом, по-моему, некоторые популярные среди девушек формы одежды могут повлечь серьёзные, и очень серьёзные последствия, со временем, их начнут преследовать простудные болезни. Снег не растаял, а они ходят - голые поясницы, голые животы. Говорят, это мода. Ну, что такое мода? Это когда действительно удобно, сочетаемо с климатом, симпатично. А не уродливо. Не может быть мода Австралии, Италии такой же, как в России. Погода слишком разная. Я из Рима возвращаюсь в Москву, весной, мне нужно пальто, а там я ходил в рубашке. И гляжу - бедные девочки! Сегодня вы животы, пупки сексуально показываете, украшенные ещё чем-то, а лет через пять с вами будет - не приведи судьба в тот ряд болезней. Создавать себя как личность, набираясь культуры, или превращать себя в ходячий манекен - разное.
       Я: - Может быть, мы стали слишком консервативными, а может - слишком рафинированными? И не воспринимаем новое? И должны согласиться что с небритой харей вылезать на всероссийский телеканал - хорошо? Выбритое мужское лицо харей назвать язык не поворачивается, а не бритое, похожее на похмельное только харей, рожей и называю...
       Казенин: - Я не думаю, что мы относимся к критиканам, и нам ничего не нравится, всё кругом плохо и тому подобное. Если говорить о самом главном, о том, что произошло за последние пятнадцать лет, с 91-го года, понимаете, мы, творцы, деятели культуры, действительно получили самое главное, чего необходимо художнику, мы стали свободны. Подлинно свободны. Свободны в выборе темы, выборе жанра, выборе художественных образов. Никто над нами не висит ни репертуарными планами, как раньше министерство культуры разрабатывало необходимые темы, которые должны быть затронуты Союзом композиторов - прекратилось, как и у вас, в Союзе писателей. Свобода не просто даётся, для творчества она необходима. Она - самое главное, чего мы добились. Не пишем никакие доносы наверх о том, что мы будем исполнять в концертах, программы решает сам композитор, а не репертуарный отдел министерства.
       Я: - Получилось, пришла свобода для всего населения, и для культурного, и для обойдённого всеми достижениями культуры, накопленными за двадцать веков?
       Казенин: - Да, мы ведь все живём в едином времени. Кто-то понимает философию, а кто-то, извините, обучаться чтению не хочет. Пред­полагаю, у людей случаются и другие обстоятельства, жизнь разнообразна, но сама культура накапливалась и развивалась столько веков не затем, чтобы гармонию, гуманизм поменять на хаос, на жестокость.
       Я: - Вятские, провинциальные дети, особенно живущие в районах, маленькие городках, чем отличаются от детей столичных? В столице или же здесь поколением будущим сохранится наша культура?
       Казенин: - Очень хорошо вы спросили. Понимаете, волей-неволей столичные дети испорчены телевидением, прежде всего. Потому что беда в том, - я смотрел телевизор в преддверии Нового года, прыгая с программы на программу, это, извините меня, был какой-то обезьянник, понимаете? И когда мы говорим о музыке, любого жанра, всё-таки в ней должен присутствовать какой-то вкус, профессионализм, и убеждённость в своём деле композитора, исполнителя, режиссёра, антуража и так далее. Я не против разных жанров, должна быть и попса, всё должно быть, но всё-таки я опять-таки... Дело не в контроле, - свобода, демократия... Дело не в свободе, а дело в профессионализме, и в каком-то уровне культуры! Потому что любой, кто посмотрит телевидение, скажет "а! это хорошо! я вчера был ребёнок, а сегодня буду делать так же!" И тогда через несколько лет у нас не будет ни пианистов, ни настоящих вокалистов, ни дирижёров, ни оркестрантов, а останется только попса, и она в жанре кривого зеркала начнёт олицетворять нашу культуру. Вот это страшно, вы понимаете?
       Я подхожу к киоску, и смотрю, что продают сегодня. Я редко увижу литературную классику, например, я искал том Некрасова. Я не мог в Москве найти том Некрасова. Попса в музыке, попса у вас в литературе. А где Державин, где Лесков, где Ахматова? Даже Пушки­на нет! Но вот все эти развлекательные, за последние года растиражированные колоссальными тиражами попса литературная про бандитов, про проституток, про унитазы - друг мой, ну неужели это уровень литературной культуры страны Толстого, Чехова, Глинки, Чайковского, Пушкина и так далее? Вот что пугает. Пускай будет дискотека, попса для определённого слоя возрастного, но рядом и непременно - высокое, образцовое искусство! Тот же джаз. Великолепное, понимаете, музыкальное творение людей. Блестящее. Та же наша народная музыка, где она сегодня? Я езжу по всей России и не видел за последние года ни одного народного танца, народный танец заменён тоскливыми подтанцовками бесполого и безнационального происхождения.
       Глобализация, обсуждаемая в Европе и двигающаяся пока по другим направлениям, если коснётся культуры, искусства, мы увидим смерть народной музыке, народной, национальной культуре, смерть. Сотрёт глобализация в культуре все национальности, все границы, а это не допустимо. Потому что чётко национальны французское шансонье, или английская народная песня, или шотландская волынка, или скандинавская хоровая песня, танец финский, кавказская кабардинская пляска, - всё разное, это всё такие драгоценные капли культуры мировой - собирались, копились веками. А вдруг потеряется? Не нужна станет никакая вятская дымковская игрушка, не нужны будут вятские деревянные поделки, кукарские кружева, уржумская мебель, выплетенная из лозы в доме народного мастера, - всё сойдёт на усреднённый ширпот­реб, не национальный, размытый. Вот это ужасно.
       Я: - Владислав Игоревич, в юности я часто проводил время, по праздникам, в семье донских казаков, переселённых при Сталине с Дона в казахстанский Карлаг. В этой семье собирались донские казаки со всего посёлка, после рюмки водки, после разговоров о жизни они начинали петь свои народные донские песни, таким образом связывая себя, через одно из направлений культуры, с Родиной, со своими предками, народными обычаями. Почему-то здесь, на Вятке, вместо народных, вместо чисто вятских песен при застолье поют с магнитофонов какие-то "Стрелки", "Горбыли", "Торбы с горы" и прочие "Ася-Ася-Ася, кому ты отдалася, я тебя хочу, я к тебе лечу". Пошлейшее содержание, пустота для души. В редкой компании можно услышать, как при застолье поют песни пятидесятых, сороковых годов, - "Вот кто-то с горочки спустился", "Оренбургский пуховый платок" со словами замечательными: - "и тебя, моя мама, согреет оренбургский пуховый платок". А народную, с замечательным смыслом песню "Вятка-река" я слышал только в исполнении артиста Большого театра вятского уроженца Александра Ведерникова.
       Казенин: - Ну вот видите, какова общая культура личности или группы людей, таковы и песни. Размыв национальной культуры идёт, не мы с вами его выдумали и говорим не для запугивания кого-то, а с надеждой, люди сами одумаются, людям осточертеют не выражающие их настоящие настроения ширпотребные штамповки. Жаль, искренне жаль мне тех, кто проводит мимо гармоничного, мимо настоящего, способного и настроение создать, и помочь человеку в его поисках гармоничного, помогающего ощущать себя на высоте.
       Продолжим о кадрах, с точки рассудочного понимания: какие танцоры - такие и пляски. Анализируя "продукцию" вятских радиостанций, я специально не называл, кто на них работает, с каким образованием, профессиональным или посторонним, с какими идейными, культурными, политическими замыслами. Без того понятно, кривые стулья делаются криворукими не специалистами. Или кривоголовыми. Думающих, имеющих свою точку зрения, совесть, нравы свои, образующее нравственность, та жижеболотина принуждает к нежеланию жить.
       Пройдено, узнано, подтверждено.
       На Вятке сегодня, в областном городе, выходит то ли восемь, то ли десять, а может и пять газет, число их всегда меняется в зависимости от финансов держателей право издавать газету или же в зависимости от их корыстных интересов по поводу проползания во власть, здесь "умно" называемых интересами политическими, - написал без кавычек и рука задерживается, тянется по править: "политических". За любой местной "политикой" стоит только одна цель, с помощью проползания во власть обогатиться лично и обогатить своих родственников. Ума не достаточно даже для того, что... побудь ты в местной власти, покажи себя деятельным, толковым, перейди на уровень власти общероссийской, - нет, натыкание на вопрос: а сколько москвичам заплатить взяткой нужно?
       Содержание провинциальных насквозь местных газет - бурда из рекламы и пустых сплетен, на какой улице почему столб упал; газеты можно не читать годами, потому что работающие в них больше автобусного кондуктора ничего не знают и рассказать даже под пистолетом не смогут, не то что по всплеску души, ума.
       Когда вам на русском языке по радио из различных столиц мира, из Европы, Азии, Америки подробно рассказывают, о чём пишут известнейшие в мире газеты - а проблемы в них серьёзнейшие всегда, - ну как вам читать, что один из крысёнышей из чиновничьей местной касты "на обед себе приготовил картофель-фри", и что дочь гаишника, подарившего ей - бедный папа вкалывает день и ночь, - уже второй автомобиль, любит ходить в кафе с котёнком на руках. Что даёт такая "информация", напоминающая кучу мусора рядом с переполненным мусорным баком? Что расскажут вам подхалимские вопросы и ответы местного "члена правительства" - он любит ходить в гости? Расскажут вместо того, поче­му при этом члене в правительстве и при членах других народ живёт беднее и скучнее, а на тех членов между собой давно привык...
       Да, и не надеяться и относиться к ним, как члены - к народу.
       Страницу местных сплетен с прибавкой семи страниц рекламы газетой головой нормальной, мировые границы культуры понимающей никак не назовёшь, общее необыкновенно жадное стремление к деньгам и только к деньгам пережевало и уничтожило журналистику бывшую советскую, умевшую влиять на жизнь общества, и превратило в буквенный мусор, на него и внимания люди не обращают, без конца повторяя, что газеты рыжие, жёлтые от напечатанных женских голых тел проблем решать не могут. И сегодня на Вятке уже нет ни одной газеты чисто журналистской, написанной профессионального статьями объяснительными для нашей жизни, со статьями аналитическими, со статьями, показывающими нашу жизнь следствием того-то и того-то, - любого умнейшего разведчика из ЦРУ посылай сюда с заданием по газетам собрать информацию общественной ситуации на Вятке - обчитавшись названий своих же американских фильмов, старых, в Америке забытых, плюнет от тоски и благодарности у себя дома не заработает.
       Хотя бы и потому, что в редакциях сидят люди с образованием всего - средняя школа, и не до класса окончательного, им семь-восемь классов показались труднейшими, и такие сидят журналистами, без стыда и без образования таковыми себя называя, и они называют себя редакторами, не умея объяснить значения этого слова но точно зная: время сейчас то, где именно редактор может украсть денег больше, из крутящихся в редакции, чем все остальные, - главная и единственная причина для захвата любым способом места редактора. Удивительно и то ещё, что иные газеты, устроенные для "политики", мною уже объяснённой, при оплате их полностью каким-нибудь буржуем на него же не работают по тупости оплатчика и по - да хоть к расстрелу приговори всех "журналистов" вместе с "редактором", прыгать червы не умеют, только ползать, ползать в навозе, не на виду...
       "Здесь как Мамай прошёл" означает пустоту. Уничтожая коммунисти­ческую печать, не создавали другую или же другие, - я не о том, за которую я политически, я об уме и умении, - сегодня здесь печать не государственническая, ни антигосударственническая, ни путинская, ни белая, ни серая, - она навозная. А кем унаваживается, я уже рассказал.
       На Вятке работает одиннадцать телеканалов московских и, обрывая их программы, подключаются четыре местных "телекомпании", как они значительно себя сами называют. Показывают они в основном новости, одни и те же по несколько дней подряд, наверное рассчитывая, что "автобус на центральной улице на ровном месте провалился" ну никак понято с первого прочтения не может быть. Как и в местных газетах, здесь отсутствуют все темы, названные мною прежде, где я говорил о местных газетах, а если какие-то подобия передач не новостей появ­ляются, все они подкопирные, попугайно сдутые с передач московских, но когда на московские поглядишь "теле-шоу", плюнешь и со словами "идите вы к чёрту" канал выключаешь, что подкопирное, разжиженное отсутствием и таланта и опошленное присутствием не скрываемой кражей подделкой слушать и смотреть? Не верится? Слушайте, смотрите, - от телекамеры почему-то долго идёт чья-то задница, и показывается только задница широкая, с сумку челночницы, и появившееся над задницей останавливается возле нового дома. У крыльца стоит женщина, на каждом слове сомневающаяся, правильно ли она выговаривает слова, и колдобным текстом рассказывает глупейшее: она заработала на квартиру в этом новом доме, и мечтает за год заработать на загородный коттедж и переехать жить туда, на природу. Кому рассказывает? Жителям, не знающим, где заработать можно на квартплату и пропитание, и рассказывает в городе, - полным полно здесь старых полусгнивших домов, построенное до века двадцатого, поделенных на коммуналки, существую­щих без центрального отопления, без нормальных туалетов и ванных комнат. Телеконторе наплевать, деньги они делают на рекламе, хоть строительной фирмы, хоть фирмы, существующей как "политическая" партия.
       И идя пустошью по следам мамаваева современного погромища государства российского, на таком теле-меле-канале я разговариваю с руководителем. Он почему-то всегда смотрит в стол, он бормочет про "режиссёрские находки", "виртуальной концепции", не умея разъобьяснить суть "виртуальной концепции", он одеждой сильно напоминает... Я спрашиваю попозже, кто он по образованию, по занятиям прежним, и мне в сторонке от него говорят точное, видимое по его одежде: он полгода назад бал барменом, работал за стоиков, а сюда его поставил после ресторана купивший телеканал буржуй, и работать с собой он привёл свою "команду", вчерашних официанток, перед этим уволив не­которых специалистов-профессионалов, "чтобы не было конкуренции."
       Понятно, почему котлеты и прокисшие, и не дожаренные?
       Ещё об одной стороне той же проблемы, об отношении чиновников провинциальных к культуре. Как раз сегодня показали новости - заседание областной думы, придумывающей распределение бюджетных денег на следующий, 2005 год. Говорили о сельском хозяйстве, водоснабжении, медицине, повышении зарплат. О затратах на культуру не сказали ни слова.
       "Какая культура, когда людям питаться нечем" проблемы сохранения России не решает. Культура, деятели культуры для провинциальных чиновников давно и, может быть, надолго наметила двухполюсное отношение: безразличное к местным артистам, музыкантам, писателям, художникам, и подхалимское, унизительное перед московскими, а особенно иностранными. Не знаю, почему так, но так есть. Впрочем, объяснённое ещё великим русским писателем Грибоедовым, и не исправленное до дней наших через все века.
       До времени недавнего начальником областного управления культуры здесь работал чиновник, имевший образование зубного техника. Кто его заменил по желанию теперешнего губернатора? Имеющий то ли комсомольское, то ли коммунистическое политическое образование. Один досидел в кабинете до пенсии, досидит и другой без толку для развития направления культурных. Надеяться не на что и не на кого, и пишу я это не для изменений быстрых, - их в разворовываемой стране быть не может, - пишу затем, что лет через двадцать появится в России страну восстанавливающий вождь, займётся кадрами, поставит зубного техника в медицинский кабинет а политического комиссара отстранит с должности за отсутствием коммунистической идеологии, впихиваемой в национальную русскую культуру.
       И отметить, - чиновники обычно всегда там, где ничего уметь не на­до, кроме как подхалимски улыбаться в сторону начальства и презирать всех остальных, отметить надо и для того, чтобы напомнить и по­радоваться выводу простейшему и вернейшему: никакой губернатор не способен кого-либо назначить писателем, музыкантом, художником, актёром, - понимаете, талант всегда назначается судьбой, природой. Хорошо что тут ничего не переменить, иначе давно бы от культуры в России остались воспоминания, предания, легенды.
       Как - если бы чиновники знали, где перекрывается кран с воздухом для всех, для всех в мире живых людей и талантливых - в первую очередь... Как люди говорят. И - как знаю сам.
       "Идёт охота на волков, идёт охота," - предупреждающе для понимающих пел В.Высоцкий, пел откровенно, когда и ему запрещали.
       Среди вятских чиновников своими многими умениями всегда выделялся Евгений Тимофеевич Деришев, чем и досаждал им много лет. Он работал заместителем начальника областного управления культуры, был в той бумажно-кабинетной касте пожалуй единственным профессионально образованным - закончил с отличием Ленинградский институт культуры, умел дирижировать оркестром русских народных инструментов, играть на рояле - в переводе на остальных чиновников нужно знать, что подобного они не умели никогда, - мог собрать артистов, организовать концерт от районного до показываемого в столичной Москве, он помогал через свои многочисленные личные связи с известнейшими артистами, музыкантами, художниками Москвы, Ленинграда помочь молодым деятелям поступить на учёбу в необходимый институт, он именно в годы резкого развала и обнищания всех направлений провинциальной культуры здесь, на Вятке, удерживал материальное обеспечение как только мог, без конца находя и кланяясь, если вынуждали, буржуям-спонсорам. Он стал одним из тех, кто современной культуре не дал раз­валиться окончательно.
       Я с ним близко познакомился, когда в 1991 году, сразу как иностранцам разрешили приезжать на Вятку, ко мне приехали три чехословацких писателя. Вместе с Е.Деришевым, прекрасно знающи историю Вятки культурной, мы показывали всё, о чём просили гости, ходили по земляному тогда полу собора Трифоновского монастыря, по золе, разбросанной во дворе монастыря на месте, где сейчас асфальт и клумбы с цветами, ходили по улицам с отсутствующим в центре города асфальтом, - на Коммунистической, рядом с горисполкомом, он и сегодня отсутствует наверное для изображения достижений В.Кисилёва, временного градоначальника, - мы встречались с художниками, молодыми писателями, с артистами местных театров и самое главное - мы впервые беседовали с иностранными писателями откровенно, без "установок идеологического отдела обкома КПСС", на любые их вопросы отвечали как думали в те дни, где бы беседа не происходила, в кафе или на лесной прогулке. Те несколько дней обозначились первым распахнутым в сторону правды окном, озоном суждений и взаимных доверий.
       К Е.Деришеву в служебный кабинет без останавливающей кого угодно секретарши, как у его начальника, посетители заходили и без предварительной записи, лишь бы он был на месте, а не в отъезде. Он всегда вставал навстречу посетителям, что в этом сундучном доме удивляло, он всегда вставал и провожал до дверей, что удивляло тоже. На его старом рабочем телефоне были стёрты все цифры, так много звонил и по городу, и по районам, и по всей стране.
       Деришева как человека, всегда умеющего и говорящего "да, сделаю" - умеющего сделать, знали и знают, и при мне много раз благодарили за прошлое - Ольга Воронец, Людмила Зыкина, малоизвестный тогда Игорь Тальков, Евгений Дога, Владислав Казенин, сын певца А.Ведерникова, дирижёр Большого театра Ведерников, Николай Калинин, Гуляев, Марк Бернес, - я специально не пишу звания всех этих заслуженных и народных, всемирно известных людей, - два дня работал со своим оркестром на Вятке В.Спиваков, и два дня помогал ему и всему оркестру Е.Деришев, - разместить в хорошей гостинице, всех накормить, проверить готовность концертного зала, организовать охрану, пожарную безопасность, - всё то, о чём зрители никогда и не думают, делал он, обеспечивая блестящую работу знаменитых и малоизвестных артистов с целью единственной, - культурно просвещать вятское население. Культурно изменять свои родные места.
       Насколько великолепно он знает места родные, я узнал случайно. Мы большой группой деятелей культуры проводили Шаляпинские дни, в сутки требовалось работать в нескольких районах, спали мало, дремали в автобусе на ходу. В далёком Полянском районе кто-то засом­невался, а туда ли мы едем? Справа зелёный лес, слева такой же зелёный лес... Разбудили задремавшего Е.Дерешева. Он посмотрел на лес, на дорогу, и спросил водителя; - "дорогой друг, вы куда едете? Развернитесь, семь километров проскочите назад и сделайте левый поворот. Мы на вас не обижаемся, понимаем, здесь указатели отсутствуют".
       Маршрут, поворот оказались точными. Из той недельной поездки запомнились ранние летние рассветы и вежливость руководителя нашей группы, - с кем бы он не разговаривал.
       Мы вместе работали в одних и тех же концертах, он руководителем, организатором, я читал свои стихи. Работали в воинских частях, колхозах, университетах, библиотеках, в городах и районах. Вместе проводили переговоры в посольствах иностранных государств, в кабинетах министерства культуры России, встречались с известнейшими политическими деятелями, генералами, часто общались с людьми - они и сегодня присутствуют на экранах всероссийского телевидения. Приехали с ним в дальнюю вятскую деревушку - сообщили нам, утонул в реке наш общий знакомый, дядя Коля. Евгений Тимофеевич, настойчиво умевший отстаивать интересы всей области, заплакал. Ну что ему колхозник после губернаторов, генералов? Нет, было так.
       Чиновники рядом с ним вели себя так: приехал известный человек из Москвы - очередь на рукопожатие, подхалимские улыбки с надеждой попасть за один стол с москвичей где-нибудь на тайном банкете, собранном втихую в кабинете иногда прямо в областном управлении; приехал человек из района - да ты никто, с твоей помощью связей для вероятного продвижения в Москву не сделаешь. "Должность надо уважать", не раз говорили мне чиновники. "Личность надо уважать", слышал я всегда от Е.Деришева. И оскорбительно для себя он воспринимал устроенное чиновничьей кастой: учителя получают 2 тысячи рублей за месяц работы, а популярные московские артисты, зазываемые чиновниками для своего личного прославление - восемь тысяч долларов за час прыганья, "пенья" по фонограмму, да с опусканием на колени перед никому в Москве неизвестным мэром...
       О чём болела душа Е.Деришева, чему он радовался?
       После одного из многочисленных за последние двадцать лет концертов в застолье коротком провожаем гостей, китайского художника с переводчиком, артисты Большого театра присутствуют здесь, на Вятке, с нами Почётный гражданин города Ю.Деревской, построивший здание цирка и миллионы квадратных метров жилья, переданных людям бесплатно в стране прежней, и говорит Е.Деришев: - "Друзья, я счастлив тем, что здесь, где в тридцатые годы в лагерях Вятлага томились тысячи невинных людей, где в глухих местах нашей области расстреливали людей ни за что, мы восстанавливаем культуру, чем изменяем и нравы, и души нашего народа".
       Я написал о нём во времени прошедшем вот почему. За двадцать лет нашей часто совместной деятельности он из двухкомнатной квартиры, где живёт с женой, дочерью и внуком, не переехал в дорогую большую новую квартиру, как многие из чиновничьей касты, не нажил ни дачи, ни автомобиля. И все эти года видел аплодисменты от зрителей и зависть, злобу со стороны чиновников. Ну кто ещё из них мог сесть за рояль, аккомпанировать певцу? Кто так подробно знал современную историю культуру области? Кто проводил вечера в гостиницах с Евгением Леоновым, с Муслимом Магомаевым?
       И начались странные истории. Попробовали запретить дирижировать оркестром. Попробовали устроить "уголовное дело о взятке". Развалилось. Уволили с приходом нового губернатора: а как можно было над популярным талантливым, известнейшим деятелем поставить нового руководителя, никому не известному культурными качествами и имеющего партийное образование?
       Убрать созидающего из культуры можно. Заменить на бесполезного, но зачем? А "имямцам", правильно не умеющим говорить, культурные не нужны, "раздражают они сильно".
       Тоже одна из причин, почему провинция местами, и частыми, болото бездонное, утонуть в нём - дважды два.
       Последние пятнадцать лет ближайшей общей истории России чётко показали, чиновничьей касте наплевать на народ, им нужно украсть как можно больше, пока есть право распоряжаться бюджетными деньгами, пока есть возможность за взятку "дозволять". Откуда бы тогда взялась в мире обворованная, нищая Россия? Не я же её придумал, в мире и без меня отлично известно, чем живёт чиновничья жуть кабинетная. И чужеродные оттуда выбрасываются, выталкиваются, но какой будет написанная история там остающихся?
       А все они сами собой приговорены на презрение...
       Что же касается судьбы провинциального деятеля культуры? Всё касается, как мы увидели на примере труда Евгения Деришева. Но вот не замечено злыми: наше будущее образовано нашим прошлым, и у некоторых образовано давным-давно.
       Зимой 2003 года я сидел в местном концертном зале на юбилейном концерте Вятского оркестра народных инструментов, как раз перед тем событием мэром города, его подсобачниками заново была организована травля Е.Деришева с очередным отстранением от дирижирования, с запретом появляться на репетициях оркестра.
       Концерт раскачивался, на устремительный полёт пока не выплывая. Начало его поручили дирижировать ну просто слабому дирижёру, и мнения своё я сверял с одним из педагогов, музыкальных, в таких делах понимающим, он не зря три десятка лет преподавал в училище искусств.
       Второй дирижёр поднял восприятие звучания оркестра на более значительную высоту, зрители в зале на музыку уже реагировали и вниманием, и аплодисментами, собранными погуще.
       В концертном чёрном фраке на сцену вышел специально приехавший из Москвы президент ассоциации оркестров народных инструментов, художественный руководитель и главный дирижёр Национального академического оркестра народных инструментов России имени Н.П.Осипова, Народный артист России, Лауреат Государственной премии РФ, награждённый орденом "За заслуги перед Отечеством" профессор Николай Калинин. Он ещё и не прошёл к дирижёрскому пульту, остановился на краю сцены, а к нему из зала уже пошли люди с букетами цветов. На первых рядах, как всегда в провинции, сидели губернатор, его чиновники, мэр города, его чиновники, присвоившие народные предприятия директора, ставшие самыми богатыми без труда и без совести, они ждали от великого человека тортовых речей с благодарениями в свой чиновничий адрес за приглашение его на Вятку, его, только-только вернувшегося из Китая, где он, само собой, был не туристом.
       Калинин заговорил вот как: - "Я не согласен с тем, что узнал, увидел в вашем городе. Да, сегодня прекрасный праздник, мы отмечаем юбилей Вятского оркестра народных инструментов, но почему вы так поступаете? Деришев в зале присутствует? Нет? Почему вы не пригласили сюда человека, стоявшего у истоков создания вашего оркестра много лет помогавшего в его развитии, в достижении успехов? Почему наиболее деятельного человека понадобилось вам затоптать, отстранить от работы в оркестре? Вы оскорбили не только его, вы унизили вятских слушателей, любяших свой оркестр. Так поступать с вятскими деятелями культуры вы способны, но чего же в итоге вы добьётесь? Упадка, разорения? Как президент ассоциации оркестров национальных инструментов я обязан об этом говорить, всегда видел и вижу свою роль в сохранении судьбы, творческой, любого талантливого человека на благо России".
       В зале - полёт пылинки все услышали. Калинин прошёл к пульту и начал дирижировать. Музыка взлетела и показала небесную прозрачность, и то, что на себе несла, отдачу изображаемого настроения душе каждой. Награда, почётные звания, не они стали главным, а важнее - праздник мастера, передаваемый через дирижёрскую палочку всем.
       Встретившись не с чиновничьей кастой после концерта, а с друзьями, вятскими музыкантами, встретившись и со мной в очередной раз Николай Николаевич опять заговорил о подлости по отношению к Е.Деришеву и попросил меня тогда же передать Евгению Тимофеевичу слова благодарности, признания и поддержки.
       Выдающегося Н.Калинина специально так откровенно выступить никто не просил, да и зная его, подтверждаю: против совести своей он не жил, не выступал и не работал. В жизни и творчестве. В отношениях к людям творческим.
       Спасибо ему за пример честности и после его неожиданной смерти, вослед, навсегда спасибо...
       Живущим заветы мастеров, его, мастера, продолжать...
       Мастерством владеющим.
       И иногда, как тот мужик в деревне русской сказал, специально не надевающих очки, "чтобы червяков в грибах не видеть".
       Малайзия. Кроме специалистов из министерства иностранных дел, наверное, и в надетых очках мало кто знает, где такая страна находится. И как выглядит: голубое небо, яркое солнце, светлые высоченные дома этажей в сорок, дороги как оконное стекло по своей ровности, гладкости, тротуары без ям, трещин, без валяющегося мусора и на прощанье тоскливейшее - ну почему мы так не живём, но живём ровно противоположно, живём не культурно и хамски на своей земле? Почему дома в наших областных городах серы, с обвалившейся штукатуркой, с дикими берёзками и крапивой, выросшими на карнизах, на краях полуобвалившихся балконов? Почему на центральных, даже на центральных улицах стоят дореволюционные дощатые халупы с крышами латаными и кусками толя, и кусками ржавого железа, и полуобломанным шифером? Почему только областные конторы чиновников выглядят дворцами, постоянно ремонтируемыми, с бредовыми среди строительства капитализма орденами Ленина на фасадах? Почему трубы водоснабжения гнилые, канализационные - гнилые, а дороги в городах - яма на яме, и тротуары - яма заменяется лужей, а лужа - разливной не просыхающей грязью? И над грязью - рекламными щиты с полуголыми бабами, с автомобилями, выдаваемые за "твоё лучшее счастье?" Почему наши городки районного значения страшнее и хуже, и люди в них живут в основном без канализации, с дощатыми туалетами, с отсутствующими сегодня банями? Почему деревни наши - самый чёткий образ убогости и понимания: да, сошли сюда культурного человека в ссылку - жить не захочется.
       И, смотря новости всероссийские, видишь такое повсюду, и в европейской части, и в стороне кавказской, и в стороне сибирской, - мы так жить и будем? И поколениям следующим на проклинание оставим? С заветами - живите не для себя, не для устройства блага в своей стране, а оказывая гуманитарную помощь странам другим, а прощая долги странам другим, а, прежде того, выдавая безвозвратные деньги многомиллионные на бредовые "революции" странам другим?
       Когда у управителей России достанет ума заниматься только своей страной, но не лживым приобретением "авторитета на международной арене"? Когда народ русский на самом деле раз и навсегда сумеет заявить ворам любого масштаба: хватит. И заживёт иначе?
       Я не знаю. Ни надевая очки, ни снимая очки, "чтобы червяков в грибах не видеть", я не знаю.
       Я хочу жить иначе. И что же, ждать остаётся, когда захочет всякий по образованию, по устройству психологическому своему, всякий живущий на земле российской?
       Не дождаться насчёт "всякого". Это только анатомия человека устроена по общей схеме, с делением на детскую, мужскую и женскую. А душа человеческая, а образование культурное, а запросы, имеющиеся помимо жвачно-отсыпательных, помимо барахлистых - всё разное, и догона одних другими, и выравнивания для требования всеобщего в России просто не дождаться, показано ещё Радищевым, и Салтыковым-Щедриным, и Львом Толстым, и всею когортой умных, передовых...
       Не "руководящих жизненными процессами", конечно, а живущими жизненными развитиями всего общества.
       Взвой, Россия, взреви, пока в отсталости среди мира остального не пропала, и шагни вперёд. Путь есть. Единственный. Через культуру, но не через зверства, злобу и зависть по отношению к лучшим.
       Человек, стань человеком...
       Без красивого, без поэтичного люди жить сами по себе не соглашаются, душевное выравнивая с природным.
       Вятская деревушка. Наполовину опустевшая домами, наполовину жива домами бревенчатыми, серыми, растрескавшимися, и дорога единственная через деревушку - две колеи жидкой грязи, а нашли остаточные жители высокий берег реки, под берёзами врыли скамейку, и приходят сюда, здесь беседуют, а перед ними и внизу, и далеко природный театр, - внизу река, а на том низком берегу деревья отдельные, и синие дремучие леса, и облака те дальние пониже берега, пониже скамейки, и душа над ними, над облаками, приподнятая красотой непридуманой, с детства родной-родимой...
       Вот только бы...
       Нет. Лучше остановиться. Я ведь о том, что и не разглаженный жизнью человек, всю взрослую жизнь умывавшийся из жестяного рукомой­ника, и до того, в детстве так же, - место алтарное для глаз своих, для души своей найдёт, сам найдёт...
       И как душа русская пробивчивости к ирреальности светлой ищет не только глазами, не только созерцанием, а и действием...
       С детства я думал - народная поэзия осталось в истории одним из этапов развития литературы профессиональной, а вот стоит мощный лес, и как смогли вырасти на краю его берёзки, осинки, никем не сажаемые, не поливаемые людьми, профессионально разведением лесов занимающихся?
       Зимой прошлого года, в большие морозы мы группой городских писателей тёмным предрассветным временем выехали в Шабалинский район здесь, на Вятке, он за двести километров от областного города. Приехали часа через два - районный Дом культуры, холод, денег на нормальное отопление нет, зато на втором этаже зал, и по стенам развешены картины местных не профессиональных художников, и вышивки, и резьба по дереву не на заказ, по человеческому желанию исполнение...
       Из четырёх, из пяти соседних районов начали прибывать литераторы на праздник, все - поэты. Собрались в небольшой комнате, пили чай, для знакомства кратко говорили о себе, читали свои стихи. Чтобы не смущать их принадлежностью к Союзу российских писателей, я сидел поотстранённее, слушал и наблюдал. Кто они? Тут врач районной больницы, тут тракторист, тут зоотехник, и учительница районной школы, и пожилая домохозяйка, "в колхозе отработала я всю жизнь", и лесник, и всякой сельской профессии человек, имеющей её для пропитания семьи "а поэзию я считаю своим настоящим в жизни делом".
       В зале на районный литературный праздник собрались сельчане. Зал - может плюс два градуса в нём было, снятая шуба сейчас же потребовалась обратно. И сельчане сидели в пальто, шубах, один глава района, праздник собравший и поведший его, сидел за столиком на сцене в пиджаке, сизый лицом от холода. Не Москва с жарой от сомитов, но и не московская пустопорожняя болтовня ни о чём.
       Люди выходили на сцену, читали стихи. Свои. Надсона, Саши Чёрного, Мандельштама, чего для районного уровня ну просто поразительно стало. "Я себя не считаю настоящим поэтом, и всё равно прочту мои сочинения..."
       Их никто не просит сочинять. Они сочиняют. Они верят, что заняты делом замечательным. Я и не думал до того дня, - как много в деревнях русских людей, пробравшихся, процарапавшихся к поэзии. Без специальных учебников, без семинаров с известными поэтами во главе. Без надежды увидеть свои стихи напечатанными.
       Глава района собирал все их прочитанные стихи для выпуска общим сборником. Чтобы дать им побольше места, я для того сборника, редкого, не дал ничего из своего, неудобно было забирать для себя их страницы. Зачем голодных объедать?
       Они и сегодня пишут, они выпустили уже второй сборник... Чего-то хорошее культура с людьми делает? Название одного из общих их сборника стихов: - "Душа хотела б стать звездой..."
       И когда второе десятилетие тянется тошнотворное погибельное время для государства российского, в деталях, в частностях что же крысячье губит его изнутри, какие современные Святополки?
       Кому-то "душа хотела б стать звездой", кому-то выполнить желание искривленной психики, успеть при жизни памятник поставить себе, лично различимому...
       Жил-был на Вятке юноша в пламенных комсомольцах, сначала в должности журналиста, попозже редактором комсомольской областной газеты пламенно выполнял все просьбы, указания, пожелания двух обкомов, комсомольского и кэпээсэсного, уча молодёжь становиться честной, справедливой, созидательной и за партийные оглобли не выходить, проклиная "рвачей, тунеядцев и противных для советской молодёжи диссидентов". Поучительные пьесы писать начал, реанимируя советского партий­ного святого Н.Островского, главным видившим не жизнь созидательную, а непременную гибель "за советскую власть". К карьеризму способным юноша оказался, книжки начали у него выходить, комсомольские премии в карман деньгами ложиться, знакомства появились повыше Вятки, в московских мозгокрутных верхах, а там и билет члена Союза писателей появился, в СССР гарантирующий материально обеспеченную сытую кормушку поблизости от самого Кремля с той ещё кормораздачей, и сама Москва окружила вождика идеологического тысячами квартир вокруг квартиры его, но уже московской...
       В горбачёвские языкотрёпные поверх и предательские для прежнего государства дела скрытные быстро сделал он фонд, ездил по стране с речами о высоконравственных проблемах воспитания детей. Вдруг в московской газете - время гласности наступило, - появилась статья: куда-то в Африку он продал пару вагонов детской обуви. Вдруг сотрудники его фонда заявили по телевидению о его нечестности и объявили голодовку с требованием из фонда его изгнать. Удержался. Фонд из "имени Ленина" - как пионерская организация по имени, - после августа 91-го года превратился просто в детский. Речи остались те же, плач бесконечный о трудной судьбе детей позабытых, позаброшенных. Беспризорников в стране появлялось больше и больше, мальчишки и дев­чонки мыли окна машин богатых воров, питались на помойках, а этот - не нужно его имя для памяти, - наезжать начал в город, родной по месту рождения. Сам учредил в своём фонде академию, сам стал академиком. Дом, где родился когда-то, освободил ото всех, обнёс капитальным забором, приготовил под открытие своего музея. Объявил местную литературную премию, сам решал, кому давать из своих денег, сам привозил то начальника своего литературного, то ещё кого-то, в ком лично заинтересован, сам вручал. При жизни Льва Толстого не наблюдалось Толстовских чтений - этот и чтения имени себя сделал с принуждаемо собираемыми, принуждаемо хлопающими "великому земляку" школьниками. По его сочинениям, с его настойчивыми "рекомендациями" вставленными в местные школьные программы, начали писать сочинения. Когда мой сын спросил, кто это такой и что он хорошего написал уровня того, что сочинение заставляют писать, я сказал ему: - "откажись писать, лучше двойку получи, потом исправишь". Так и сделали.
       Как пишут газеты, беспризорных, голодных детей в России - под миллион. Как может накормить ну хотя бы одного из них библиотека, отремонтированная на его деньги и названая именем его бессовестным памятником при жизни?
       Один из примеров излома культуры в провинции, попытки заставить литературу русскую работать на корысть, на карьеру автора не читаемого, плачущего о судьбах бездомных детей и деньги, добываемые с предлогом помощи детям нищим, тратящего на прославление, самопрос­лавление лично себя.
       Всегда грустны дела лживые, всегда противны и не принимаемы совестью распзнающих...
       Засомневаюсь в правоте своей, подумаю, суждения мои не верны. И восприятия происходящего в культуре на Вятке - мои не верны. Тогда попробую согласиться:
       Собирать помощь для детей СССР и продавать детскую обувь вагонами в Африку - дело хорошее, требует уважения.
       Быть академиком, не показав людям ни одного открытия - хорошо.
       Подготовить дом для личного музея - тоже хорошо.
       Не на свои, не на личными трудами заработанные деньги выдавать премии привозимым на Вятку московским начальникам, ремонтировать дом и открывать библиотеку имени себя - хорошо, как и устраивать насильное "изучение" своих книг.
       Нет, не стыкуется. Не я придумал, давным-давно в России народ складывал по мнению индивидуальному в общее, что же хорошо и что же - плохо. Начни соглашаться чёрное принимать за белое, придётся соглашаться, что питерские милиционеры, со стрельбой грабящие инкассаторов, совсем не преступники, а кандидаты для орденов и медалей. А вспомнишь, преступления бывают разные, уголовные и нравственные. Со значением слова преступление - переступил за черту, отделяющую светлое от тёмного, позволенное от запретного...
       Хороший был анекдот во времена Брежнева: - "Давайте сядем в вагон, дружно будем его раскачивать и думать, что мчимся вперёд".
       Давайте. Давайте включим в вятской провинции - телевизор, попереключаем каналы. Оттопыривая попку на камеру, танцует в узких трусиках девушка. На семи каналах злые хари с пистолетинами, тут убивают, там уже убили, и девушку с оттопыренной попой изнасиловали и за­душили, на других каналах народные и заслуженные артисты - голод и для них не тётка, - рекламируют всякую дрянь, американские отвёртки и минералку из-под крана, на канале, где люди без пистолетов, пятьсот сорок вторые сутки брешут ни о чём московские бездельники, сегодня обсуждается тема легко ли проснуться среди ночи и опять заснуть, и хлопают они по команде, как дрессированные зверушки в цирке, и тупые вопросы им задаёт сыгравшая когда-то в кино проститутку, зарабатывающую в постели доллары с лицом героическим...
       Выключим. И заинтересуемся, а кому нужно через телевидение народ превращать в быдло? Взращивать в народе привыкание к отрезанным головам, распоротой ножами груди, к конвульсиям умирающих и вырванным из глазниц глазам? Зачем в местных газетах нужно заманивать подарками семнадцатилетних девушек и публиковать их фотографии - почти голыми? Так начинается скромность или проституция? Подготовка девушки к семейной порядочной жизни или собирание материала для сутенёров, продающих российских девушек во все бордели за границами?
       Это - баланда внешняя, впущенная в Россию с целью заменить культуру подлинную, но - кем впущенная и зачем? И почему чиновник дума­ющий, человек с остатками совести говорит: - "мы в своём кругу людей, управляющих делами на Вятке, за Вятку тост пробовали поднять, а глаза отводят и не пьют". Неужели совесть настолько достаёт, и хмель всякий перешибает?
       Не уничтожив культуру, невозможно уничтожить нацию, И когда смотришь отсюда в сторону Москвы в дали туманные с мыслью, с надеждой, с тревогой единственной, - где гуманитарная помощь провинции? - нет, не будет её, знаешь заранее, вместе со всем народом пройдя время распада Отечества.
       Московские чиновники списывают некоторым странам громадные долги, шлют в разные, на виду оказавшиеся бедой страны помощь громадными самолётами, выдают награды присосавшимся к кремлёвской кормуш­ке, хотя и живущим за границей, и так теперь получается, - вы, Евтушенко, живите в Америке, а тут мы вам орденок за "большой вклад в развитие российской..." - кто из них остановит уничтожение российской культуры через провинцию, уничтожаемую и со стороны сельского - бывшего, - хозяйства, и со стороны заводов бывших и фабрик, и со стороны распадающегося, прогнившего жилья, прогнившего водоснабжения, уничтоженного нищетой воспитания в детских садиках, обворованных нравственной сволочью школьных программ, где выбрасываются русские классики и на их место вставляется московское ворьё, вообразившее себя творцами и сотворенного не имеющего, - да, с уничтожения производства, армии, флота, продуктового обеспечения начинается уничтожение государства, но не напрасно без громких объявлений второе десятилетие подряд в России, в любой её провинциальной области уничтожается культура: без неё народ на самом деле становится слепым и безголосым быдлом.
       Не знающим исторической опоры своей. И - себя в дне современном. И не готовым к сопротивлению.
       Дух, душа, духовный из гнезда одного словесного, понятийного, а культура венком над ними, проявлением протуберанцев душевной жизни народа.
       На "нет" же и суда нет.

    1 ноября 2004 г. Вятка

      
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Панченко Юрий Васильевич (panproza5@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 72k. Статистика.
  • Статья: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.