Першин Андрей Евгеньевич
Без наркоза

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Першин Андрей Евгеньевич (sport11@list.ru)
  • Обновлено: 15/06/2009. 28k. Статистика.
  • Глава: Публицистика
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    События, описанные в этой книге, являются плодом вымысла ее автора. Любые поверхностные аналогии с общеизвестными фактами, компаниями и персонами не имеют под собой основания равно как и попытки отождествление сочинителя повествования с его главным героем. Это первая книга о сегодняшнем кризисе.

  •   ***
      В поисках потерянной нужности
      
      В положении безработного самое ужасное - это то, что ты никому не нужен. Сначала от тебя отворачивается работодатель, затем семья и знакомые, друзья. Ощущение ненужности превращается в физический недуг, за которым следуют в паре всевозможные хвори и болячки..
      
      Итак, первый после увольнения звонок Жереху.
      
      Моим учителем в журналистской профессии был совладелец частного информационного агентства "ИФ" Слава Жерех. Он всей своей жизнью доказывал, что репортер - это тот, кто видит события своими глазами и лично беседует с их участниками. В свое время такой подход мне казался не наивным, а единственно верным. Для того, чтобы избавиться от романтического чистоплюйства, понадобились долгие годы
      
      Слава обнаружился не на работе и не дома, а в больнице - в военном госпитале имени профессора Вишневского в подмосковском Красногорске.
      
      По Москве в отличие от жены и сына я перемещаюсь на метро. Так быстрее и гарантированно надежнее. Правда, в последнее время в вагон становится все труднее втиснуться. Я был в командировке в Токио и видел, как там уминают людей в переполненное чрево метропоездов специально обученные люди - толкачи, работающие, между прочим, в кипенно белых перчатках . В Москве потребности в такой экзотике нет. Граждане обходятся без посторонней помощи, самостоятельно набиваясь в вагоны как сельдь в бочку.
      
      Одним из самых моих ярких воспоминаний детства были поездки на дачу по пятницам после рабочего дня в начале семидесятых. Фазенда находилась недалеко от станции Бронницы Казанской железной дороги, соседствуя с деревней Ивановка. Так вот, чтобы сеть в вагон нужно было ехать на Казанский вокзал к подаче пригородного состава. Мы жили неподалеку от остановки "Электрозаводская", на которой втиснуться в вагон можно было только построившись свиньей как псы-рыцари на Ладожском озере. На других станциях внутрь проникали только отдельные отчаянные личности. Однако по прибытии в Бронницы из вагона нужно было еще суметь выйти. Я своими глазами наблюдал, как на платформу выпал из электрички пожилой дачник в одном ботинке с оторванным правым рукавом пиджака и рюкзачком в руках. Но он ...улыбался. Улыбался широко и счастливо, по-детски открыто. Видно, человек уже не верил, что сумеет выбраться из транспортного ада живой да еще со скарбом на руках.
      
      Именно в подобном свете мне видится завтрашний день столичной подземки. Ведь уже сегодня бываю дни, когда на "Юго-Западной" перед вестибюлем станции выстраивается очередь, желающих опуститься под землю.
      
      Чтобы избежать неудобств, я отправился к Славе на машине. Но и тут пришлось отдать неизбежную дань пробкам, прежде всего на МКАД.
      
      Жерех занимал в госпитале, с главным врачом которого он был в приятельских отношениях, отдельную палату. От моих апельсинов с мандаринами он отмахнулся как черт от ладана. Зато поинтересовался, не хочу ли я выпить. Атмосфера больничной палаты и повод для встречи не предполагали банкетной части, поэтому я отказался.
      
      Узнав о том, что я остался без работы, Жерех громко матюгнулся, однако наводящих вопросов задавать не стал.
      
      Чтобы сузить тематику разговора, Слава сразу заявил, что в агентство меня не зовет.
      
      "Да не решаю я сейчас там ничего, а свой пакет акций отдал Мишке Прокурору",- выложил начистоту Жерех. И видимо уже совсем не надеясь на мою понятливость, добавил:
      
      "Зачем ты Мишку на хер послал да еще при людях, он тебе этого никогда не простит, раньше надо было думать".
      
      На вопрос о том, зачем я обматерил прилюдно владельца агентства Мишку, я ни в сам момент искрометного диалога, ни потом вразумительно не мог ответить. История произошла еще во время моей работы с Ефимычем, когда агентство "ИФ" опубликовало уже упоминавшееся ранее интервью Фрицева "Уолл Стрит мэгэзин", поссорившее Борьку с президентом и премьером. Подстава была явная и подлая, ведь даже ТАСС выдал этот текст только для служебного пользования, а не для печати. А поскольку американские журналы у нас читают единицы, то Борькина дурь могла остаться просто незамеченной, если бы не агентство "ИФ". При оказии я поделился этой мыслью с Прокурором, а он послал меня куда подальше, но тут уж и я за словом в карман не полез.
      
      Зная, что Жерех имеет большие связи в самых разных слоях нашего общества и элиты, я робко поинтересовался, не может ли он предложить мою скромную персону для PR-услуг какому-либо небедному олигарху или в крупную фирму. Надежду на Славины связи я питал довольно сильную, поскольку за глаза про Славу говорили, что он без проблем мог бы при желании стать депутатом Кнессета в Израиле, куда теперь можно ездить без виз. Однако Жерех тут же превратил мои мечты в прах.
      
      "Все мои связи кончились при историческом материализме - при ныне покойном первом нашем президенте, а при новых режимах я почти уже ничего сделать не могу. Но тебя буду иметь в виду", - заключил Слава.
      
      Не знаю, правду он сказал или нет, но я отчетливо ощутил, что Жерех мне не помощник. Кстати сказать, его сын - Женька - розовощекий тридцатипятилетний бутуз после агентства пошел работать в пресс-службу ныне почившей в бозе Партии пенсионеров. Может, действительно старик выдохся и зря я его гружу своим геморроем.
      
      На прощанье Жерех неожиданно поинтересовался:
      
      "Ты когда с Фрицевым в Белом Доме работал, никогда не вспоминал о 1993 годе? Ты ж там два года просидел и никаких ассоциаций не возникало?"
      
      "Да не только не возникало, я вообще об этом там никогда не задумывался. Да и потом здание так отремонтировали, что там ничего и не узнать..."
      
      По пути домой я подумал о том, что нужно составить на бумаге грамотный план поиска работы, желательно поэтапный и многовариантный..
      
      Под огнем
      
      (Путешествие на пятнадцать лет назад)
      
      
      1 Возвращаясь из Красногорска, никак не мог выкинуть из головы разговор с Жерехом. Он был настоящим мастером своего дела и наставником-практиком. В отличие от университетских профессоров Слава говорил, делай как я, а не делай, как я сказал.
      
       Именно это Слава доказал мне лично в ныне далеком октябре 1993 года.
      
      2.
      
      Мне "повезло" - 3 октября 1993 года я дежурил по отделу политической информации. Дежурный редактор пригласил меня на выпуск, чтобы выслушать отчет по телефону моих подчиненных. Звонили сын Жереха - Женька и корреспондент Антон Петренко. Срывающимися от волнения голосами, перебивая друг друга, они сообщили, что демонстранты прорвали кордоны милиции, вооружились автоматами, гранатометами и на грузовиках помчались на штурм Останкино. Часть дебоширов осталась в Белом доме, взяв в заложники десятки милиционеров.
      
      Когда я подошел к телефону, на проводе был Петренко.
      
      "Антоша, вы что там, водки напились, какие автоматы и гранатометы, какие десятки ментов в заложниках, какой штурм Останкино на грузовиках? Дай Жене трубочку, он, может, будет потрезвее", - проворчал я.
      
      Абсолютно трезвый Женя подтвердил все слово в слово.
      
      "Вот что, ребята, перезвоните через 10 минут, нам тут посоветоваться надо", - оборвал я беседу.
      
      Разум отказывался верить в саму вероятность такого развития событий. Слава Богу, на выпуск позвонил Жерех-старший. Я кратко пересказал ему то, что услышал от ребят. Резюме патрона было коротким: отправляй дежурных корреспондентов в Останкино, авось, там ничего не будет, а мы встретимся у входа в Белый дом, где, похоже, и развернутся главные события.
      
      Если бы Жерех мог предположить, что будет в Останкино через пару часов, то он бы, наверное, избрал другой вариант диспозиции. Антошка и Женька до раннего утра бегали в телефонные будки передать реляции с поля боя, в перерывах помогали грузить раненых в машины "Скорой помощи".
      
      Мы с Жерехом встретились перед Белым домом в четвертом часу пополудни. Все пространство было заполнено пьяным люмпен-пролетариатом. Воздух сотрясался от гортанных криков победы.
      
      Под ложечкой заныло - быть большой беде.
      
      "Коля, завтра тут будет много крови" - заметил Слава, который был на 20 лет меня старше. Однако и мой собственный жизненный опыт однозначно говорил: эти люди перешли грань допустимого, и они за это заплатят своими жизнями и здоровьем.
      
      Ночь мы провели в здании, вход и выход из которого были свободны. На подмогу занявшим Белый дом прибывали все новые люди: немногочисленные отряды вооруженных военных из подмосковных частей, молодежь, предприниматели. Вечером вырубили свет, В коридорах как в церкви горели свечи.
      
      Под утро на пустых обеденных столах в буфете на пятом этаже, который выходит окнами на Рочдельскую улицу, мы расположились на ночлег с Жерехом. Проснулись от треска автоматных очередей. В 8.00 за окном послышался рев БМП с солдатами на броне. Помимо бойцов, на БМП видели с автоматами в руках цивильно одетые люди в кожаных куртках и джинсах. Их сугубо гражданский вид никак не вязался с военной операцией. Потом стало известно, что на броне в штатском были офицеры спецслужб, которых вызвали по тревоге прямо на место штурма, поэтому многие из них даже не успели надеть камуфляж.
      
      А в это же время, если глянуть из окна чуть подальше, на Пресне было спокойное солнечное утро: Молодые мамы катали коляски с младенцами, пенсионеры выгуливали собак...
      
      Первые пули спецназа нашли жертв среди зевак. Через пару минут по громкой связи прозвучал зычный голос вице-президента: "Не стрелять. Это - провокация!" Однако его не послушались. Ответный огонь последовал без всякой команды свыше.
      
      Из оставшихся в здании нескольких журналистов радиотелефон (тогда это было устройство весом почти в пять кило с ремнем через плечо) имелся только у меня. Электричество и городские телефоны в доме уже давно отключили, поэтому мой аппарат был для пишущей братии единственным средством связи с внешним миром, который обрушил на нас шквал огня.
      
      Атаки в Белом доме ждали, но, пожалуй, никто не мог предположить, что она начнется без формального предупреждения через громкоговоритель. Возможно, втайне многие белодомовские сидельцы даже надеялись получить предложение сдаться, чтобы пойти на достойную, по их мнению, капитуляцию. Однако власти им такого шанса не дали. К началу боевых действий в здании и вокруг него на баррикадах было несколько десятков пьяных казаков, два немногочисленных отряда боевиков из Приднестровья и Абхазии, а также несколько полностью дезориентированных офицеров российской армии, прибывших по собственному почину с оружием в руках из ближайших воинских частей. Плюс личная охрана вице-президента и спикера Верховного Совета. Всего "под ружьем" было чуть более ста человек. В здании находилось много безоружных сочувствующих, сотрудников аппарата парламента и просто случайно затесавшихся людей, в том числе молодых.
      
      После начала пальбы, чтобы сориентироваться в обстановке, Жерех кинулся в закрытый сектор здания, где были приемные вице-президента и спикера парламента. С этого момента вплоть до выхода из Белого дома наши пути разошлись.
      
      Из кабинета Председателя Верховного Совета РСФСР по телефону, работавшему от стоявшего рядом генератора, Жерех сумел связаться с агентством, а уже оттуда по АТС-2 перезвонили в приемную премьера, который знал Жереха лично. Именно глава кабинета в тот момент фактически управлял ситуацией в городе и стране или полагал, что обладает таким контролем.
      
      Идея у Жереха была простая - попытаться не допустить кровавой бойни. Вице-президент и спикер ухватились за это предложение. Предварительная договоренность состоялась. Премьер сказал, что ему нужно 20 минут для того, чтобы довести соответствующую команду до атакующих войск.
      
      Сигналом к прекращению огня должен был послужить выход из здания парламентера с белым флагом. От этой почетной миссии отказались под разными предлогами все, кроме Жереха.
      
      Однако время для осуществления миротворческой миссии было уже упущено. Спецназ к моменту завершения телефонных переговоров ворвался на первый этаж здания. Стабильная двусторонняя связь с атакующими порядками отсутствовала. За 20 минут маховик операции уже нельзя было остановить. Если военные вообще пытались это сделать.
      
      
      
      3.
      
      10:00. Как и было оговорено, Жерех с белым флагом в руке двинулся вниз по лестнице по направлению к 20 подъезду, чтобы выбраться наружу. И тут на его пути встали бойцы передового отряда регулярных войск. Первый встречный солдат прикладом автомата сшиб Жереха с ног. Затем журналиста ударили дубинкой по спине, отбили почки. Сломали два ребра.
      
      Между тем информация о миротворческой миссии Жереха покинула пределы Белого дома. Сам же несостоявшийся парламентер был схвачен наступавшими и вместе с несколькими сотрудниками обслуживающего персонала Белого дома (также безоружными) спущен в подвал. Военные располагали неподтвержденной информацией, что подземелье заминировано по приказу генерала Макашова. Для проверки решили использовать "пленных", которых в свете электрических фонариков под дулами автоматов гоняли по темным подвалам. Так на войне для разминирования опасного участка используют стадо коров, загоняя их на нашпигованную взрывчаткой территорию.
      
      Время от времени военные для острастки постреливали в потолок, в результате несколько пленных "саперов" получили легкие ранения от отлетевших рикошетом пуль. Мин обнаружено не было. Жереху удалось затаиться в одном из закоулков подвала и через несколько часов выскользнуть наружу.
      
      Утром 4 октября всего этого я не знал. После 11:00 по зданию распространился слух, будто Жерех убит. Основанием для такой молвы послужил обнаруженный путем визуального наблюдения труп человека с белым флагом, который лежал на одной из окружавших здание баррикад. Как выяснилось впоследствии, узнав о провале миссии Жереха, вице-президент и спикер отправили еще одного парламентера из числа верных им лично людей. Он был расстрелян в упор автоматчиками. По чистой случайности на убитом была такая же, как на Жерехе, рыжая кожаная куртка.
      
      В этот момент редакция запросила меня по радиотелефону о судьбе Жереха. Короткими перебежками я добрался до места, откуда было видно баррикаду. Труп с белым флагом и нарукавной повязкой лежал спиной к окну. Рыжая куртка была похожа, а вот брюки и ботинки явно не жереховские, да и комплекция совсем не та. Кричу в трубку:
      
      "Где Жерех, не знаю. Застреленного парламентера видел. Это - не Жерех. Отбой".
      
      В Овальном зале, где собрались почти все безоружные белодомовские сидельцы, меня разыскал охранник спикера, провел к шефу. Глава распущенного парламента с мертвенно белым лицом и словно от наркотиков неестественно горящими глазами сказал:
      
      "Передайте родным мои соболезнования в связи с гибелью Славы Жереха"
      
      Я машинально пожал протянутую руку и выдавил:
      
      "Соболезнования неуместны. Я не верю, что он погиб"
      
      Спикер, словно не слышал меня, прошел дальше и сел в кресло, отключившись от действительности.
      
      4.
      
      Миновал полдень. У радиотелефона сели батарейки. Здание начали методично обстреливать подкалиберными снарядами танки с набережной с противоположной стороны Москвы-реки. В верхних этажах начался пожар.
      
      Неожиданно со стороны гостиницы "Украина" через парадный подъезд, который обороняли боевики из Приднестровья, пришли два парламентера - офицеры с белым флагом и без знаков различия. Сказали, что представляют группу "Альфа". Первым их встретил депутат Иона Андронов, который резко заявил, что никто с ними говорить не будет. Немного поколебавшись, "альфисты" попросили отвести их туда, где находятся члены Верховного Совета. Военных сопроводили в Овальный зал, где находись спикер, вице-президент, депутаты.
      
      "Альфисты" сразу признались, что пришли без команды сверху, потому что приказ о штурме им не по душе. Тем не менее, один из военных с нажимом подчеркнул, что приказ все равно будет выполнен до конца. Помимо атаки с земли, есть планы выбросить на крышу вертолетный десант. "Альфисты" сказали, что не хотят кровопролития. Выход у белодомовцев один - сдаться.
      
      Однозначного ответа военным не дали. Вместо этого началась долгая и бурная дискуссия с выходами ораторов на сохранившуюся в зале трибуну. Окончания дебатов офицеры ждать не стали. Напоследок они заметили, что, если решение о сдаче созреет, то с белым флагом надо идти через парадный подъезд со стороны Москвы-реки. Спустя пару часов так и получилось...
      
      После ухода "альфистов" будущее белодомовских сидельцев стало прозрачным как вода в граненом стакане. Значит, мне нужно передать информацию и покинуть здание, чтобы вместе с захваченными в нем людьми не угодить в фильтрационный пункт, который был развернут неподалеку - на территории краснопресненского стадиона.
      
      В одной из комнат здания я наткнулся на дюжину голодных и до смерти перепуганных мальчишек и девчонок в возрасте 10-14 лет из Донецка, которых накануне затащил в Белый дом их преподаватель-коммунист. Дети были членами никому не известной самопальной организации "Комсомол Украины и России".
      
      5.
      
      В здании с отключенными городскими телефонами оставался всего один действующий кабель - внутренний телефон ТАСС в комнате на пятом этаже, где размещался корпункт агентства.
      
      До прихода в агентство "ИФ" я работал в ТАСС. Позвонил, попросил бывших коллег мои материалы передавать в "ИФ" (ТАСС своих корреспондентов отозвал из Белого дома накануне), а уже потом разрешил использовать в своих целях.
      
      Через час информация о детях из Донецка, оказавшихся под огнем в Белом доме, легла на стол президенту Украины Леониду Кравчуку. Еще через час последовал запрос посольства Украины в Москве российским властям относительно судьбы комсомольцев.
      
      В то время, когда я диктовал материал, в потолок комнаты ударил снаряд из башенной пушки БТР, завалив помещение битой штукатуркой. Надо было выбираться наружу. Двигаясь к выходу, я видел защитников здания, которые переодевались в заранее припасенную гражданскую одежду и избавлялись от оружия.
      
      За минуту до того, как покинуть Белый дом, я узнал, что тяжело ранен корреспондент агентства "Постфактум" - молодой красивый парень Дима. Пуля пробила ему щеку и вышла навылет через шею. Коллеги сдали его на руки врачам "Скорой помощи", которая дежурила у 20 подъезда. Для выноса нетранспортабельных раненых использовали 7 подъезд. Во внутреннем дворике стояли носилки с окровавленными людьми. За ручку таких носилок вместо санитара ухватился я.
      
      Уже снаружи меня остановили двое спецназовцев с автоматами. Чужие пальцы скользнули по рукам, ногам, телу. "Ты кто?"
      
      "Журналист, - удостоверение начальника отдела оперативной политической информации "ИФ" подозрений не вызвало, - Ребята, мне надо в редакцию. Передайте по рации, чтобы ваши не стреляли.
      
      "Да у нас и рации-то нет. А потом, кроме наших, есть еще и ваши - снайперы на крышах. Так что бить по тебе будут и те, и другие".
      
      Рядом с нами неожиданно остановилась боевая машина пехоты, из башенного орудия которой велся беспорядочный огонь по верхнем этажам. К БМП подлетел армейский капитан и стал барабанить прикладом автомата по броне. Не сразу, медленно открылся люк водителя. Из него дохнуло густым перегаром и папиросным дымом.
      
      Офицер заорал, что было сил:
      
      "Прекратить огонь. Наши уже заняли это крыло. По своим долбите"
      
      Водитель после секундного размышления выдохнул :
      
      "Да пошел ты".
      
      Затем последовала матерная тирада.
      
      Люк захлопнулся. Пушка вновь стала бить по окнам верхних этажей.
      
      В обмен на початую пачку сигарет военные дали совет: бежать зигзагом до обгоревшего остова автобуса, под прикрытием корпуса машины отдышаться, а затем пулей - к воротам стадиона.
      
      Все сделал, как научили. На трибунах превращенного в фильтрационный пункт стадиона отдыхали десантники, которые на меня никакого внимания не обратили. Бросились в глаза двое в стельку пьяных бомжей, валявшихся на земле. Они не могли никак взять в толк, что происходит. Пить начали с захватившей Белый дом толпой, а похмелье пришло в разгар штурма. Через 20 минут, пройдя три линии оцепления, я был в здании "ИФ" на Тверской.
      
      События 3-4 октября на этом для меня не закончились. За репортажи из Белого дома мне вручили премию Союза журналистов в размере одного миллиона рублей (тысяча долларов). Потом президент страны распорядился наградить меня орденом "За личное мужество". Жереху такой же точно орден глава государства вручил в Кремле лично. Потом руководство агентства подарило мне автомашину ВАЗ-21053.
      
      Проанализировав все эти события в совокупности, мой родной дядя Герасим Викторович, пришел к выводу, который довел до меня в лапидарной форме в ходе беседы по телефону:
      "Кому война, а кому мать родна"
      
      ***
      
      
      
      В поисках альтернативы
      
      
       Одна из газет с восхищением описала историю тридцатидвухлетней женщины, которая, потеряв работу экономиста, поменяла профессию. Дама наплевала на два своих высших образования и сделала единственную ставку на выживание семьи. Ее супруг тоже оказался не у дел, а ребенок готовился пойти в этом году в школу.
      
       За месяц женщина окончила курсы парикмахеров, и была принята на работу в мастерскую рядом с одним из столичных вокзалов. Пропагандируемый пример хорош как образец самопожертвования, а не выгодного трудоустройства, но далеко не для всех. Этим самым исключением являются люди, не согласные отказываться ни от достигнутого уровня достатка, ни от профессии, которой были отданы многие годы жизни. Такой выбор равноценен публичному признанию краха всех жизненных и профессиональных ориентиров.
      
       Бродя по улицам, я много раз мысленно примеривал на себя чужие амплуа. Встречающиеся почти на каждом углу бомжи у меня вызывали не только отвращение и сочувствие, но и в некотором смысле слова восхищение. Они были независимы от обязанностей и прав, но слишком, причем смертельно уязвимы со стороны огромного количества факторов, включая милицию, скинхедов, голод и холод, болезни.
      
       Работа грузчика в небольшом частном магазине могла сочетать в себе здоровое физическое начало и массу свободного времени. Но оплата такого труда была мизерной в виду небольших объемов работ. Роль грузчика в круглосуточном супермаркете меня не прельщала, да и места там были уже заняты детьми гор и пустынь Средней Азии.
      
       Таким образом, налицо было прямое противоречие между желаниями и возможностями. С течением времени становилось все более очевидным, что без жертв это противоречие разрешить не удастся.
      
       Многократно ловил себя на мысли о том, что многие гораздо менее чем я квалифицированные и полезные для дела люди сумели сохранить рабочие места. Знания, опыт, наработанные навыки и технологии - это полдела. Вероятно, намного важнее, что называется, прийтись ко двору.
      
       В "Сигме" в составе кадровой комиссии по приему на работу новых сотрудников я всегда отдавал предпочтение молодым. Даже если они и были зелеными специалистами, но их можно было научить, причем научить именно так, как это было необходимо данной фирме и ее руководству. При этом базовые огрехи в фундаментальной подготовке исправить было уже практически невозможно. С этим и многим другим приходилось мириться...
      
       В "Сигме", например, мирились и я в том числе, с человеком по фамилии Михайлов. Звали его за глаза старик Михайлов. Было Михайлову на момент моего увольнения 58 лет. Он пришел в "Сигму" на стадии организации холдинга, только сняв погоны майора КГБ. Старик Михайлов утверждал, что трудился в этом серьезном ведомстве в отделе технических разработок. И даже по случаю какой-то круглой годовщины конторы был награжден Орденом Красного знамени.
      
       В "Сигме" пытались первоначально использовать тогда еще не старого Михайлова как агента влияния. Безуспешно. Потом перебросили в службу внутреннего контроля. Потом поставили заниматься сувенирной продукцией.
      
       На всех постах старик Михайлов проявлял редкое усердие в неразрывном сочетании с некомпетентностью. Его любимым занятием было написание отчетов о своей работе. Ветеран приписывал в этих бумагах себе мыслимые и немыслимые заслуги, зачастую указывая проекты, к реализации которых он не только не имел, но и иметь не мог даже теоретически никакого значения.
      
       Старика жалели. Он частенько рассказывал о том, что у него на иждивении больная жена и 18-летний сын-студент. Я даже предложил ему не утруждать себя написанием отчетов, поскольку жизнь и деятельность старца, а в последнее время его перекинули на рекламу, были как на ладони.
      
       Сила Михайлова была в том, что он раз и навсегда разжалобил сердце матери одного из акционеров, с которой он пересекался одно время по работе. Сердобольная матрона просила сына пощадить старика-кормильца, не брать грех его увольнения на душу.
      
       И эта тактика срабатывала. Во время банковского кризиса 2004 года старик Михайлов все же был уволен по причине полной бесполезности. В это время его покровительница отдыхала в Испании на вилле сына, и старец физически не мог упасть ей в ноги. Но сразу же после возвращения мадам на родину Михайлов добился аудиенции, и был на другой же день восстановлен на работе.
      
       В нынешний кризис Михайлов снова попал в список на сокращение, но на этот раз его благодетельница была на месте. И бывший спецагент вновь остался на своем бесполезном посту. Вместо него сократили 24-летнюю девушку, которая тянула на себе всю работу и при этом вела себя исключительно скромно и тихо.
       Я относился к старцу как своему подчиненному с уважением и пониманием. Но казус Михайлова не мог служить мне примером по двум причинам. Его благодетельница относилась ко мне с подозрением и недоверием, а потому просить ее о чем-либо было бесполезно. Кроме того, взрослому мужику как-то не к лицу выступать в роли просителя или приживала. Чувство собственного достоинства потерять легко, а вот восстановить невозможно...

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Першин Андрей Евгеньевич (sport11@list.ru)
  • Обновлено: 15/06/2009. 28k. Статистика.
  • Глава: Публицистика
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.