Миша, сын пенсионерки Нины Ивановны, пропал лет десять назад. Ребенком его снимали с пассажирских поездов, подростком он исколесил на электричках круг с центром в их городке и многокилометровым диаметром. В юности, женившись, осел, и мать надеялась, что ветер странствий в голове утих. Но в один прекрасный день Миша исчез, и никто не удивился: пропадали многие устойчивые и не склонные к перемене мест, а Мише, казалось, сам бог велел. Тоску по сыну Нина Ивановна заглушала трудом и смотрелась белой вороной среди погрязшего в безработице городка. Она ни минуты не сидела без дела - служила уборщицей в забегаловке, вязала носки на продажу, огород засадила особенным сортом чеснока, и за урожаем приезжали хозяева общепита со всей округи. На один род деятельности у Нины Ивановны не хватало нервов: она не могла выходить с горячими блинами и бутылками местного пива на станцию, к проходящим поездам, слишком ныло сердце от мысли, что Мишенька вскочил когда-то в такой скрипящий зеленый вагон... и нет от него вестей, и где он, что с ним - неизвестно.
Она часто проверяла почтовый ящик, хотя все знали режим визитов их почтальона - раз в день ранним утром. Когда она как-то, возвращаясь с огорода, автоматически откинула жестяную крышку, сидящая на скамеечке соседка Татьяна ядовито напомнила:
- Не смотри, не высмотришь. Варька утром пробегала, я видела.
- Все вкалываешь? Расслабилась бы - всех денег не заработаешь. Куда тебе столько?
И выразительно сплюнула. Нина Ивановна испугалась, что Татьяна взялась подсчитывать деньги в чужом кармане, и не дай бог, пойдут слухи и попадут в неприятельские уши. Она возразила:
- Какие деньги? Копейки. Только дом поддержать, - она помедлила, не смея выговорить вслух мечту. - Если Мишенька вернется, ему деньги нужны будут.
- Эк, свежо предание! - хмыкнула Татьяна недоверчиво. - А приедет, так конечно. Детки - такие гадюки... никаких денег не напасешься, все мало, как в прорву.
Не торопясь, поговорили, как трудно зарабатывать деньги. На улице было безлюдно, а потом внимание женщин привлек Богдан, пятилетний сынишка матери-одиночки, который появился у канавы и стал прыгать на месте с удручающей монотонностью.
- Как Любка его одного отпускает, - проговорила Татьяна брезгливо. - Он же ничего не соображает - как дерево. Под машину попадет. Да, - она понизила голос, - мне кажется, она специально так делает. Баба с возу - кобыле легче. Шофера жалко, который на это налетит.
Богдан был нездоров до такой степени, что это бросалось в глаза. Нина Ивановна не разбиралась в психических недугах, но она не замечала за Богданом признаков общения с внешним миром.
- Богданчик! - несмело позвала она мальчика, но тот не реагировал, а скакал и размахивал руками. - Богдан! Данечка!
- Ай, - отвернулась Татьяна. - Бесполезно.
Но Нина Ивановна не сдалась. Она громко похлопала в ладоши. Хлопок Богдан услышал - остановился, обернулся и пустил слюни. Темные большие глазки мальчика не выражали ничего.
Поперек канавы простиралось внушительное песчаное пятно, оставшееся от выбранной хозяевами кучи. Богдан, которого заинтересовали хлопки, подошел, двигаясь извилистой траекторией, и уставился на руки Нины Ивановны. Та придвинулась к мальчику и энергично погладила его по спинке.
- Чего ты, - удивилась соседка. - Все равно не понимает.
Поглаживание сразу успокоило Богдана. Он притих, перестал дергаться и стоял, охотно покоряясь вмешательству. Татьяна удивилась.
- Надо же.
- Они любят, когда их по спинке гладят, - пояснила Нина Ивановна. - Помню, Мишка разойдется, я его по спинке глажу... как кошку... они любят.
- Пе-сок, - раздельно повторил за ней Богдан, опять пустил слюни и присел и подобрал палочку.
- Ладно, пойду, - сказала Татьяна и ушла.
Нина Ивановна блаженно вытянула уставшие ноги. Она подозревала, что Татьяне был неприятен, даже страшен ненормальный ребенок, но Нине Ивановне, привыкшей к странностям собственного сына и хлебнувшей с ним мучительных хлопот, мальчик не докучал. Она сидела, смотрела по сторонам, прикидывала, сколько в этом году выручит за чеснок, и скоро забыла, что Богдан копошится рядом. Надо было идти.
Она привстала, бросила мимолетный взгляд на ребенка, на песчаную поверхность, и у нее потемнело в глазах. Каракули, которые Богдан бездумно выводил палочкой, определенно складывались в слова, тем более что почерк был Нине Ивановне хорошо знаком: ясный, старательный, с излишне круглыми буквами и необычным уклоном влево. Так писал ей Миша, когда гостил у родственников.
"Дорогая мама, - неторопливо, но уверенно выводил Богдан. - Здравствуй. У меня все хорошо. Я живу в деревне у фермеров. Они муж и жена, относятся ко мне хорошо. Я помогаю с лошадями, ухаживаю. Есть свиньи..."
- Богданчик, - пролепетала Нина Ивановна, когда обрела дар речи. - Ты умеешь писать?
Ребенок не отвечал, но Нина Ивановна видела, что это лишний вопрос: конечно, пятилетний ребенок писать не умел, почерк на песке был взрослый, хоть и не слишком уверенный. Это писала усталая рука человека, отвыкшего держать карандаш, а не маленький мальчик, будь он хоть семи пядей во лбу. Нина Ивановна провела рукой по глазам. Она обнаружила, что сидит на скамейке, и ноги ее не слушаются.
- Богданчик... Мишенька... - лепетала она. - Богданчик... скажи Мишеньке... где ты, милый? Какой город? Какая деревня? Приезжай, Мишенька, ради бога!
Она так взвыла, что испугала Богдана. Он бросил палочку, огляделся, испуганно засунул в рот палец и пришел в возбуждение: запрыгал прямо по буквам, разбрасывая песок. Нина Ивановна бросилась спасать письмена, но было поздно, тем более что за сыном уже двигалась неверным шагом его мать.
- Чего вы тут? - спросила она хмуро, подозревая неладное. - Чего он?
- Люба, - проговорила Нина Ивановна, пытаясь унять дрожь в голосе. - Чего ж ты сына не лечишь? Хоть бы в поликлинику сводила... его лечить надо, к доктору.
Люба оскалилась, демонстрируя черные прогалы в местах отсутствующих зубов.
- Еще чего, - сказала она. - Меня, может, саму вперед лечить надо. - Нина Ивановна была согласна с этим тезисом. - Да стой спокойно, зараза! Кому говорят! - она бесцеремонно схватила вырывающегося сына за руку и поволокла с собой.
Придя домой, Нина Ивановна дрожащими руками кое-как вытащила из комода Мишины старые письма, когда-то умилявшие ее примитивностью выражений. Почерк был тот же, но ничего похожего на фермеров, лошадей... свиней... не было в помине. Она не спала всю ночь, еле дождалась утра, но надо было идти на работу. Швабра валилась из рук Нины Ивановны, ведро опрокидывалось - она боялась, что Богдан заболеет или что мать не отпустит его на прогулку. По дороге с работы она зашла в магазин и робко попросила у знакомой продавщицы взвесить конфет.
- Сколько? - спросила та.
- Одну, - ответила Нина Ивановна.
- Чего одну? Кило одно?
- Нет... конфетку одну.
Продавщица гневно затрясла золотыми сережками и закрутила пальцем у виска.
- Вы что, ей-богу, сбрендили совсем? Я тебе на каком калькуляторе посчитаю? Или бери сто грамм, или ничего вешать не буду. Охренели уже от скупости...
Нина Ивановна превозмогла себя и решилась - купила самую маленькую шоколадку за тридцать пять рублей.
- Вон баба Шура, - крикнула ей вслед продавщица. - На одну пенсию живет, а вчера и беленькой бутылку взяла, и настойку!..
Не вступая в пререкания, Нина Ивановна удалилась. Она кружила по одноэтажным улицам и пустырям, но, если раньше Богданчик попадался ей на каждом шагу, портя настроение напоминанием о неприглядных болезнях, то сейчас его нигде не было, хоть плачь. Попадались редкие личности, которые, казалось, сто лет не выползали на свет божий, - Нина Ивановна мельком перебросилась словами с тремя кумушками и столкнулась на тропинке между заборами и канавой с участковым, который с перекошенным от значительности лицом куда-то целенаправленно следовал, занимая пышной ватной курткой тропинку и прилегающее пространство. В другое время Нина Ивановна не обратила бы на него внимания, но сейчас она застряла на пути начальственного лица, не торопясь уступать место.
- Игорь Петрович, - напомнила она ему. - Про Мишу ничего не слышно?
Игорь Петрович не сразу понял, о чем речь, - пропавший Миша давно вылетел у него из головы.
- Опять кур таскают? - ответил он вопросом на вопрос, преисполняясь важностьи и морщась.
- Игорь Петрович! - Нине Ивановне почудилось, что участковый спит на ходу. - Какие куры? Я кур не держу. Я про Мишу, сына, помнишь? Не слыхать ничего у вас?
Участковый включился в реальность и почему-то обиделся.
- Появится информация - сообщу, - буркнул он, обращаясь к Нине Ивановне во множественном числе. - Что думаете, утаю, если появится? Всем вам сразу надо... возьми да подай.
Нина Ивановна не стала напоминать, что "сразу" растянулось почти на десять лет и что она по отношению к властям, не обнадеживаясь их возможностями и рвением, являла образец терпения. Она поинтересовалась существенным:
- Игорь Петрович, а фермеры у нас в районе есть?
- Какие фермеры? - не понял тот.
- Такие - на сельском хозяйстве. С лошадями, свиньями...
Участковый рассердился.
- На моей территории, - сказал он, напирая внушительным корпусом и оттесняя Нину Ивановну с дорожки, - никаких фермеров нет. Зато вчера два колеса прокололи... одни дураки машинами ворота загораживают, а другие им шины режут. Дураков хватает у нас! А фермеров нету...
Приняв информацию к сведению, Нина Ивановна освободила проход человеку при исполнении. Богдана она обнаружила на площадке между заколоченными складскими лабазами. Он был занят делом: зверски гримасничая, выдирал травинки из дерна, потом бежал на середину асфальта и, повизгивая, швырял добычу в пролом. Ребенок был неопрятен, грязен, фланелевая рубашечка пестрела пятнами, так что Нина Ивановна досадливо вздохнула. Она знала, как трудно держать в чистоте мальчишку, днюющего и ночующего на улице, но такое небрежение материнскими обязанностями выходило за рамки, и Нине Ивановне казалось с горечью: если бы нашелся Миша... она бы пылинке не дала сесть на сыночка.
Появления Нины Ивановны Богдан не заметил: продолжал рвать, бегать и швырять, а Нина Ивановна бегала за ним следом, причитая:
- Богданчик, Данечка, это я, баба Нина. Не узнал? Смотри, что принесла... - она поманила ребенка шоколадкой, но тот не реагировал - возможно, он, не избалованный матерью, просто не знал, что это. Но Нина Ивановна была настойчива - ей требовалось не только завладеть вниманием Богдана, но еще отвести его к месту, где он проявил бы способности медиума. На пыльном сухом асфальте это было проблематично. Деликатная борьба с мальчиком, который был силен не по годам и, когда ему что-то не нравилось, наносил обидчикам сильные удары, продолжалась какое-то время, пока тот не распробовал угощение и не сменил гнев на милость. Тогда он радостно запрыгал, измазался коричневыми слюнями и позволил Нине Ивановне отвести себя к песчаному оазису.
- Данечка... - проговорила Нина Ивановна, погладив ребенка по спинке и не заметив, что тот притих и издал довольные звуки вроде урчания. Она сидела со слезами на глазах и подбирала слова, обращенные к сыну, но оказалось, что накопленные чувства не выражаются словами. Прошло несколько минут, и Нина Ивановна, заплакав, взмолилась: - Данечка, скажи Мишеньке... пусть приедет... или адрес скажет, я приеду, привезу деньги, у него же, наверное, денег нету?.. Я привезу... пусть только скажет куда... Приезжай, Мишенька, родной, что же, у нас не хуже, чем у фермеров...
Мальчик бессмысленно смотрел под ноги и колотил палочкой, которую Нина Ивановна вложила в неразумную руку, по земле.
- Адрес... - лепетала Нина Ивановна. - Мишенька, адрес... только скажи, родной, я никому... если неприятности... никто, кроме меня, не найдет...
Богдан подпрыгнул. Нина Ивановна подумала: может, ей вчера померещилось? Сосед самогон гнал и дурными парами отравил округу? Потом Богдан сел, уставился в сторону дремлющей кошки и принялся бездумно водить палочкой. На песке стали - сначала медленно, потом быстрее - появляться слова.
"Дорогая мама, - читала Нина Ивановна. - Здравствуй. Я по тебе соскучился. Обычно у меня много работы, и скучать некогда. Но иногда бывает".
- Миша, - заплакала пораженная Нина Ивановна. - Пожалей маму... плохо мне без тебя. Только бы знать, где ты... хоть весточку...
В глазах ребенка появился смысловой просвет. Он перестал писать и удивленно уставился на палочку.
- Богданчик, - испугалась Нина Ивановна. - Ты что?..
- Пе-сок, - отчетливо произнес Богдан, вскочил, вырвался и убежал.
На другой день, когда Нина Ивановна сузила поиски Богдана вокруг кривого домика матери-одиночки, она наткнулась непосредственно на нее, стоящую в дверях с неукротимой злобой в глазах, с трясущимися черными прядями волос, под стать заправской ведьме.
- Ты чего это, - угрожающе крикнула Люба, уставляя руки в бока. - Чего парня приманиваешь?
Нина Ивановна умоляюще сложила руки.
- С ним заниматься надо, Люба, - сказала она заискивающе, заглядывая Любе за плечо и высматривая Богдана в мутном окошке. - Хороший мальчик... может, головка прояснится у него.
- У него головка-то умней, чем у вас, старых кошелок! - насмешливо доложила Люба. - Нечего заниматься! Или присматриваешь на органы его сдать... смотри... я заявление напишу!
- Что ты говоришь, ей-богу... - испугалась Нина Ивановна.
- Я знаю, что говорю! Я разберусь еще с вашей мафией!..
И, глядя вслед поспешно уходящей Нине Ивановне, она хрипло прокричала на всю улицу:
- Давай, давай!.. Топай!..
Вечером случайно заглянувшая соседка застала Нину Ивановну с сердечным приступом. В ход пошли капли, лекарства, потом позвали знакомую медсестру Ирину, но Нина Ивановна, порывавшаяся вставать и куда-то лететь, улеглась только после резонного Ирининого замечания:
- Ты чего хочешь - чтобы сын к материной могиле вернулся?
Ирина вспомнила о пропавшем сыне наугад, не вкладывая в слова особенного смысла, но Нина Ивановна смолкла, как по команде, послушно выполнив все Иринины предписания. Только один раз она негромко посетовала:
- Хоть бы адрес узнать... пойти...
Два дня она просидела на бюллетене и старательно восстанавливала здоровье, чтобы в любой, сколь угодно далекой перспективе сын вернулся к живой матери. На третий день ей показалось, что звякнул почтовый ящик, она выглянула на крыльцо, и дочка подруги, гулявшая с завернутым ребенком, весело крикнула ей:
- Теть Нин, Мишка-то ваш... видели его?
- Кого? - вздрогнула Нина Ивановна.
- Мишка-то ваш, говорю, вернулся! Изменился... я не узнала.
Нина Ивановна задергалась.
- Куда... где?
- А он вчера к Женьке... говорит, прямо с поезда.
Женька была Мишиной школьной любовью, к которой он бегал иногда и от законной супруги. Нина Ивановна ахнула, но не удивилась: события последних дней успели настроить ее на необратимое Мишино возвращение. Она только выдохнула:
- Да что ж мне-то... мне-то...
- Сказали, вы болеете. Наверное, чтоб не волновать. Куда он денется? Придет.
- Тьфу! - Нина Ивановна гневно плюнула и обнаружила, что прикипела к месту: ноги отказывались двигаться, а фигура сама поворачивалась в разные стороны - то к дому, чтобы взять ключи и запереть дверь, то к улице, чтобы стремглав бежать к Женьке. Пребывая в смятении, она не сразу заметила, что Богдан, сидящий на корточках у канавы, тихо встал и подошел к ней.
- Ни-на, - проговорил он и замер ее у ног так, что она, рванувшись, едва не наступила на него.
- Тьфу! - повторила Нина Ивановна с досадой, что возникла помеха на пути к Мише. - Уйди ты, проклятый! Брысь!
Мальчик отлетел в сторону, а Нина Ивановна, удерживая в груди пытавшееся вырваться сердце, побежала. Женькин дом выглядел глухим и безлюдным. Нина Ивановна заколотила в дверь, внутри долго возились и не открывали, потом, сопровождаемый затхлым духом, вылез морщинистый Женькин отец.
- Уехали! - старик в сердцах выругался. - Сманил, гад. Она-то... дура... пальцем поманил - а она растаяла! Всю ночь праздновали, а с утра - фьюуу!
- Куда... уехали?
- Спросила, куда! На кудыкину гору!
- А... повидаться?
- Как же! Больно надо!
Не выдержав, Нина Ивановна осела на крыльцо. У нее кружилась голова, происходящее казалось тревожащим, болезненным сном - то ли дурным... то ли хорошим... Женькин отец исчез, потом вышел и протянул ей пухлый измятый конверт.
- На тебе, - буркнул он. Нина Ивановна не поняла, и он объяснил: - Сынок твой оставил. Письма, говорит, писал... отдайте, мол, мамаше. Не отправлял, мол, денег не было... Воспитала... рвань.
Нина Ивановна дрожащими руками вытрясла обрывки каких-то листочков с расплывчатыми от воды буквами. Развернула один и стала читать:
"Дорогая мама. Здравствуй. У меня все хорошо. Я живу в деревне у фермеров. Они муж и жена, относятся ко мне хорошо. Я помогаю с лошадями, ухаживаю. Есть свиньи..."