Настоящим свидетельствуем, что литературное произведение "Джалинда сборник рассказов" было обнародовано на сервере Проза.ру 25 января 2016 года. При этом было указано, что его автором является Виктор Прядкин.
Адрес размещения произведения: http://www.proza.ru/2016/01/25/1182
Обнародование литературного произведения на сервере Проза.ру в соответствии со статьей 1268 ГК РФ было осуществлено на основании Договора, который заключили Прядкин Виктор Максимович и ООО "Литературный клуб". Авторские права на произведение охраняются законом Российской Федерации.
Единый номер депонирования литературного произведения в реестре: 216012501182.
Считать ненормальными...................................................
Тайна военного поезда Љ 576.............................................
Похмелье
Затерянный в тайге эвенкийский поселок встрепенулся. Его обитатели: охотники, рыбаки и оленеводы - обсуждали случившееся. Час назад улетел вертолет, который привез в этот забытый богом крохотный поселок урну и бюллетени. Эвенкийскому населению предстояло отдать свои голоса за единственного кандидата в депутаты Верховного совета СССР. Произошло доселе небывалое событие: все жители Усть - Джамку наотрез отказались голосовать. Нет, они были не против кандидата в депутаты как такового, более того, им было совершенно все равно, какая фамилия стояла в бюллетенях. Произошло неслыханное, вертолет не привез как обычно питьевой спирт.
Накануне, на очередном пленуме Джамкинского райкома партии, был переизбран первый секретарь райкома. Новый хозяин огромного северного района, равного по площади нескольким европейским государствам, взялся за дело круто. А поскольку он приехал из другого региона страны, как это часто бывает, не владел в полной мере особенностями местной обстановки, не понимал обычаи и традиции местных малочисленных народностей севера - эвенков и эвенов, поначалу своей деятельности наломал немало дров.
В это время вовсю шла избирательная компания, и для того, чтобы люди могли проголосовать во всех отдаленных уголках района, выделялся вертолет. Возглавлял эту выездную комиссию уже много лет подряд один и тот же человек - 55 летний чиновник Джамкинского райисполкома Кузьма Иванович Пущин. Набив на этом деле поначалу не мало шишек, умудренный опытом, Кузьма Иванович несколько последних избирательных компаний провел без "сучка и задоринки". И вот избрали нового первого секретаря райкома партии.
Стопроцентного голосования у эвенов Пущин добивался следующим образом. Прежде чем лететь в тот или иной эвенкийский поселок или стан, он брал бортовую машину, ехал в райповский магазин или склад, где ему давали под честное слово 15-20 ящиков с питьевым спиртом, расфасованным в пол-литровые стеклянные бутылки, из расчета: одна бутылка на одного голосующего. Загрузив на борт ящики со спиртом, винтокрылая машина взмывала ввысь. После того как голосующий бросал свой бюллетень в урну, ему выдавалась бутылка спирта, здесь же, прямо у урны, эвенки и рассчитывались деньгами за спирт. Все было по - честному: ни копейки лишней Кузьма Иванович с эвенков не брал. Проведя, таким образом, выборную компанию, он прилетал в райцентр, докладывал об успешном, без эксцессов, голосовании, и ехал в райповский магазин рассчитываться наличными за взятый под честное слово спирт. В общем, и "овцы целы и волки сыты".
Кто - то из райкомовских подхалимов доложил о непристойном методе агитации за кандидата в депутаты среди малочисленного народа севера новому первому секретарю. На "ковер" были вызваны оба - председатель райисполкома и Пущин. Первый секретарь устроил разнос и предупредил, что, если хоть одна бутылка спирта попадет в руки эвенков, он выгонит их к чертовой матери из партии, а затем - с занимаемых должностей. Вот тогда то, первый раз за десятки лет, вертолет отправился в рейс порожняком, с пустой урной и одними бумажками - бюллетенями.
Произошло то, о чем попытался сказать еще там, в кабинете первого секретаря Кузьма Иванович: голосование было сорвано. Более того, его предупредили:
- Куська, если твоя сам пумага в ящик просай без спирта, польшому начальнику - Прешнему, жалуйся путем, тогда секир пашка тебе и твоему начальнику, однако путет.
В общем, сообразив, что дело политическое и "пахнет керосином", первый секретарь в душе признал свою ошибку, времени на перевоспитание эвенков просто не было, и второй прилет вертолета со спиртом разрядил напряженную политическую обстановку, и выборы как всегда прошли успешно со 100% явкой избирателей. Но, как известно, беда одна не приходит, все-таки ЧП произошло.
Пожилой эвен - оленевод Егорша, среди сородичей слыл человеком загадочным, даже таинственным. Он был ближе остальных к цивилизации, даже умел мало-мальски читать. Он имел транзисторный приемник, но самым невероятным было то, что он однажды, после жуткой попойки понял простую вещь. Надо оставлять маленько спиртного, которое во многом облегчит страдание на следующий, после попойки, день. И уже на очередной пьянке, он отлил спиртного и припрятал на похмелье. В последующем он так и поступал. Вот это обстоятельство его и погубило.
Организм этих замечательных таежных северных людей абсолютно не был приспособлен к усвоению спиртного. Они не понимали и не чувствовали меры в его употреблении. Когда они принимали спиртное, то спирт для них становился дороже родителей, детей, жен, сестер и братьев, оружия и оленей, собак, нарт, добытых зверей, пушнины и других ценностей.
Когда в поселке после отлета вертолета весь спирт был выпит, и все взрослое население, включая женщин, валялось и ползало мертвецки пьяными, четверо эвенков, еще мало-мальски стоящих на ногах, вспомнили про Егоршу, живущего на окраине села. Когда они ввалились в зимовье, растолкали спящего и направили охотничий карабин в сторону Егорши, потребовав спирта, тот заявил, что весь выпил накануне. Может быть, все бы и обошлось, не ввяжись в дело жена Егорши. Она и показала место, куда спрятал муж бутылку, в котором осталось граммов 150 спирта. Видимо она надеялась, что и ей перепадет глоток драгоценного напитка. Однако те прямо с горлышка, выхватывая друг у друга бутылку, допили остатки спирта, не обратив на нее никакого внимания, и вышли из избы.
Выждав еще пару минут, Егорша снял со стены висевший пяти зарядный охотничий карабин и вышел из зимовья. В морозном воздухе уходящего дня, сухо щелкнули подряд четыре выстрела. Вернувшись в избу, Егорша по-хозяйски повесил на место карабин, а затем спокойно, не суетясь, снял со стены малокалиберную винтовку - промысловку, загнал патрон в патронник и, прицелившись, выстрелил в сторону жены, стоявшую в дальнем углу зимовья. Пуля попала туда, куда ее и посылал Егорша - прямо в печень. Он был превосходным стрелком: из этой винтовки белку стрелял только в глаз, чтобы шкурку не попортить. Он мог бы уложить жену наповал, но выстрелил в печень намеренно, чтобы вдоволь помучилась и подумала перед смертью о своем непристойном поступке. Предательства Егорша простить не мог.
Отмучившись, определенное время, в луже крови, в углу зимовья, навечно притихла жена. А там, на улице, мороз делал свое дело, закоченело еще четыре трупа, и набежавшая пороша уже засыпала их белым снегом.
Егорша никогда ни брал чужого, так учил его отец, а отца его отец, - в общем, предки. Он мог отдать свое, но, если его об этом попросят, а тем, кто не смог усвоить эту простую истину, и жить незачем. Так думал Егорша, сидя у огня и попыхивая дымом из курительной трубки.
***
Митька
Вторые сутки падает снег. С начало он хлопьями ложился на землю, покрытую снегом, выпавшим ранее. Сейчас он превратился в снежную порошу. В белесой мгле стояли окрестные сопки, поросшие смешанным лесом. Обширные участки невысоких пологих гор, заселили величавые сосны, среди них, лысоватой плешиной, белели застенчивые стайки берез, а дальше насколько видел глаз, расползалась лиственница. Лес в морозной мгле, в дремотной лени окунулся в тишину. Изредка в застойную тишину зимнего дня врывается стук дятла. Всюду нерушимая белизна зимнего покрова. Распласталась тайга по заснеженным холмам, выстлала пади, ушла сплошной чернотой за хребты. Стояла величественная тишина зимнего леса. Мороз отступил. Тихо падает снег.
На опушке леса, на суку огромной сухостойной лиственницы сидел черный ворон, и зорко наблюдал за застрявшим в сугробе мальчиком. Наконец мальчишке удалось преодолеть эту снежную гору и по-стариковски кряхтя, он выбрался на ровную покрытую снежным одеялом проселочную дорогу.
Ворон понял, что поживы не будет, иссиня-черный стервятник злобно каркнул, встрепенулся, и тяжело размахивая своими черными крыльями, низко стелясь над землей полетел выискивать другую добычу. С потревоженной ветки соседней сосны, посыпались мелкие снежинки и долго крутясь опускались на выпавший снег.
Мальчик проводил ворона долгим любопытным взглядом. Подтянул потуже взрослый поясной ремень, которым он подпоясывал старый заштопанный в нескольких местах дубленный овечий полушубок. Бросив взгляд на серые избы, стоящие на окраине поселка, он поправил старенькую заячью шапку-ушанку и вздохнув направился в сторону жилья.
Еще когда был живой отец, он научил мальчишку, которого звали Митей, некоторым охотничьим премудростям. Накануне, мальчишка поставил петли на зайцев. Но сегодня ему не повезло. В одну из петель попался заяц, но судя по многочисленным, уже припорошенным следам, зайца из петли вытащил волк и сожрал его тут же. "Сегодня снова придется, есть картошку в мундирах", подумал мальчишка. Он поправил петли и двинулся в обратный путь. С трудом переставляя ноги, обутые в огромные отцовские валенки, так же залатанные в нескольких местах и подшитые с низу подбойками от старых валенок. Утопая в свежевыпавшем рыхлом снегу, он двинулся в направлении поселка. Уже в сумерках добрался до калитки родного дома, где его никто не ждал.
Остывшая деревянная изба отдавала холодом. Мальчик вышел из избы и направился за дровами. Под навесом, где некогда, при жизни отца, хранились колотые и аккуратно сложенные в несколько рядов березовые дрова, сиротливо белела небольшая кучка дров. Эти дрова наготовил еще отец, когда был жив, но полтора года назад, в зиму он вступил в неравную схватку с выследившим его в тайге медведем - шатуном.
Подражая взрослым, мальчишка положил на согнутую в локте левую руку, три палена дров и придерживая их сверху правой рукой принес их в избу. Вернувшись к поленнице, он насобирал под навесом щепок и вновь вернулся в избу. Отщипнул от березовой чурки бересты, зажег ее в печи и стал обкладывать принесенными щепками. Вскоре начали весело потрескивать от огня разгоравшиеся березовые паления.
Четырнадцати летний мальчишка, сидел напротив раскрытой чугунной печной дверце на корточках. Он задумчиво смотрел на разгорающиеся в печи дрова, и по-взрослому размышлял. Что они будут делать с матерью, когда кончатся дрова?
Беда в эту семью пришла поздним декабрьским вечером, когда в дом, вместе с клубами морозного воздуха ввалились двое мужиков, Степан Гомонов и Николай Тепличный. Они, молча, положили на пол искореженное с поломанным деревянным прикладом двуствольное ружье и рваную шапку. Откашлявшись, Степан произнес:
- До зимовья он не дошел километра два. Возле Бродячего ручья, шатун его и подкараулил, по следам, метров 300 за ним следил, потом и набросился. Хоронить нечего, вот, и Степан рукой показал на изуродованное ружье и рваную шапку.
Старшего брата Митьки - Ваську, который в эту зиму учился в 9 классе, к осени определили в железнодорожное ремесленное училище в Сковородино. Мать Витьки, некогда красивая женщина, не заметила, как пристрастилась к спиртному. Она и раньше не прочь была пропустить рюмку другую, сейчас, уже не могла остановиться. Она работала в местной больничке санитаркой, но постоянные прогулы по причине пьянки, вынудили главврача ее уволить.
Пожалев женщину, ее принял на работу истопником и по совместителю уборщицей, начальник местного автохозяйства. Его уговорили это сделать шофера, нажимали на жалость к детям, но в тайне они имели еще и некие к ней интересы. Еще не совсем увядшая женщина, которой не было и сорока лет, легко шла на любовные утехи. Шофера частенько заруливали к этой избе погуливанить, а потом устраивались пьяные оргии с ее хозяйкой. Увозили ее из дома, чтоб не на глазах у сына. Вот и сегодня, мать ушла еще утром, темнеет, а ее все нет.
Вздохнув, Митька закрыл чугунную дверцу печки. Сняв старенький полушубок, он взял старое погнутое ведро, открыл крышку и спустился под пол. Там в небольшие кучки хранилась картошка. Набрав клубней, мальчик вымол их в тазике, загрузил в закопченную кастрюлю, залил водой и поставил на плиту.
Когда сварилась картошка, Митька слил воду и вывалил ее в большую миску. Достал пол-литровую бутылку, на половину, наполненную темно-коричневым подсолнечным маслом, и налил его в приготовленную алюминиевую чашку. Достал полбулки черствого хлеба и принялся за ужин. Он очищал клубни от тонкой кожуры, макал их в подсолнечное масло, посыпал солью и отправлял в рот, закусывая хлебом и запивая водой. Потом, он сходил за дровами, подложил, а печь. По избе уже разошлось приятное тепло. Он лег на кровать: "Завтра в школу" успел подумать он и провалился как в омут.
За окошком перестал падать снег, и сквозь редкие зимние облака пробился тусклый свет луны. Через пару часов облака отступили, и голубой волшебный свет разлился по горам и перелескам, глянул на притихшую заснеженную тайгу. Глубокая ночь, щедро политая трепетным блеском лунного света. Лунный свет скользнул по автомобильной дорога змейке вьющейся и убегающей в даль, до самого города Якутска. Луна глянула сверху на крохотный поселок, который делила пополам уходящая в бесконечную даль река, с бесчисленными замерзшими притоками. Заглянула в окошко и улыбнулась спящему мальчику. Где-то поблизости лаяла собака. Вдруг, через проемы окон, на мгновение изба осветилась ярким светом. Тут же, из углов вылезли и задвигались тени. Послышался гул подъехавшей грузовой машины. Хлопнула дверца кабины, и гул машины стал отдаляться. Скрипнула дверь, это вернулась домой пьяная мать. Жалобно проскрипели половицы. Охнула кровать, и вновь наступила тишина. Однако ничего этого Митька не видел и не слышал, он спал крепким сном.
* * *
Схватка
Декабрьское солнце заканчивало свой короткий небесный путь. Багровый шар, склоняясь к горизонту, наполнил оставшееся пространство неба, между огненным шаром и поросшими тайгой сопками, багрово-синим светом. Лучи уходящего солнца коснулись гольцов, с пологими склонами и широко раскинувшимися по ним каменными осыпями. Переметнувшись к югу, солнечные блики заиграли на макушках сосен. Засверкали миллиардами алмазных огоньков по, курящимся наледям, замерзших рек, пробившим себе русло в горах и продолжив свой путь средь теснин и ущелий. Пробежались по старым, заросшим осинником гарям, занесенными снегами.
Справа, у горизонта стояли лиловые ступеньки гор Станового хребта. Высоко в небо поднимаются его скалистые вершины. Широкой полосой тянутся на север его многочисленные отроги. С возвышенности видны причудливые горбы его угрюмых заснеженных вершин, скучившихся под хрустальным куполом синего неба. Словно огромные головы черкесов в снежных папахах, громоздятся они над глубокими ущельями.
Где-то там, у дальнего горизонта, где добывали себе белый ягель лиловые облачные олени, мирно потухал закат, сверкая снежинками на белых болотах. На ближних сопках сумеречно, пятнами темнели лиственницы. Темнели пятнами заросли сосны и ели, их вечная зелень просматривалась вблизи. Белели лишь заснеженные плешины гарей, да отдавали редкой проседью березы. Сквозь морозную дымку, маячили далекие хребты. А справа, на широкую седловину, выткнулся малорослый осинник.
Вечерело стремительно. В небе угасает день. Желтый свет уже бродит по легким облакам-барашкам. В морозном воздухе разливается какая-то грусть. Наступает час покоя. Гортанный крик ворона кажется последним звуком. На вершины гор уже лег пурпурный отблеск вечерней зари. В мутной дымке терялись лохматые контуры хребтов. Под толстым слоям снега и льда спали мари и реки. И вот, уже деревья слились с иссини - бордовыми вечерними сумерками. Приближалась ночь, лес уходил в ночной покой.
В трущобах непроходимой тайги, осторожно ступая, брел старый сохатый. Это был огромный около трех метров в длину, и не мене полутоны весом, шестнадцатилетний бык. Его высокие стройные ноги, огромная, но короткая шея имела небольшую гриву. Волосы на гриве темного цвета, раскинулись по обе стороны шеи. На загривке животного, возвышалось нечто вроде горба, спина прямая, крестец опущен. У него была продолговатая, но узкая голова с довольно длинными ушами. Его верхняя губа, длиннее нижней настолько, что отвешивалась наружу. Под горлом сохатого имелся нарост с кулак величиною. Его огромные, лопатестые, с двадцатью двумя отростками рога, величаво возвышались над головой. Большие живые темные глаза, смотрели настороженно. По сложению он напоминает что-то первобытное, дошедшее до нас из глубины веков. Лес с потемневшими от времени и сырости осинами, елями, березами с седой бахромой свисающих с елей и сосен комков снега, с валежником, прикрытым белым покрывалом, в присутствии сохатого кажется сказочным.
Сохатый остановился, прислушался. Он стал изучать окружающий ландшафт. Стайка красногрудых клестов, роняя снежную пыль, с приятным свистом расселась на покрытых смолистыми шишками ветвях огромной ели. Ветер качнул сонную, заснеженную тайгу. Расклинивая небесную синеву, беззвучно, будто тайком, пронеслись, куда - то к реке несколько синиц. Укрывшись пластами свисающего снега, дремала ель, по стволу которой двигались поползни. Цепляясь по сучьям, сверху сорвалась, упала к ногам лося обглоданная шишка. Повернув голову, сохатый увидел, как закачалась, освободившись от тяжести, ветка, как перемахнула, затаилась в густой вершине проворная лесная проказница белка. Повсюду на снежном покрове видны следы. Ночью здесь пробегал жировавший в осиннике заяц-беляк, оставил на снегу круглые орешки помета. Устремляясь ввысь, стояли задумчивые величавые заснеженные лиственницы. Где-то в глубине тайги, гулкой дробью отозвался дятел. На сухостойной лиственнице, примостившись на суку, и приподняв свои красные веки, на сохатого с любопытством смотрел отдающий чернотой глухарь. В глубине чащи шумно взлетел спугнутый кем - то рябчик. Глянув на каркающего ворона, и не предав этому значения, сохатый медленно двинулся вперед. Старый рогач потерял бдительность. Крик ворона волки изучили давно. Волк постоянно прислушивается, не каркает ли где-нибудь ворон. Он никогда не ошибается, если ворон кричит по-пустому. Ухо волка знакомо с мотивами голоса вещуна-ворона; он знает, когда тот найдет какую-либо добычу, и за каркает особенным образом.
Уловив в интонации ворона, знакомый долгожданный оттенок, вожак стаи волков подал сигнал. Вскоре вся стая в количестве семи волков бесшумно, не отвлекаясь на мелочи пробиралась на крик ворона. У волка отлично развиты зрение, слух, обоняние. Большая лобастая голова, толстая шея, объемистая грудная клетка, подтянутый живот, высокие сильные ноги - словом, это выносливый бегун на короткие и длинные дистанции. На короткой дистанции он может развить скорость 60, а в броске - до 80 километров в час.
На пути сохатого стояла молодая двухметровая осина. Рогач, упираясь грудью в ствол дерева навалился на него. Осина поддалась, и, наклонившись, оказалась у него между ног. Так постепенно пробираясь, пропуская дерево между передними ногами, он добрался до вершины и стал с особенной жадностью скусывать ее нежные веточки. Но вдруг, его внимание привлек посторонний шорох. Он замер и стал долго смотреть в ту сторону, настораживая чуткие уши, водить ими, прислушиваться, нюхать. Но вдруг, словно ужаленный, встревожился, торчком поставил срезанные вкось уши.
И вдруг, в одно мгновение, сделав прыжок, он соскочил с наклоненного дерева. В следующую секунду, сохатый, закинув свои рога на спину, несся как стрела по густые чащи тайги. Он ловко лавировал между деревьями и легко перепрыгивал огромные валежины. Он ломал грудью небольшие деревья, а глубокий снег был для него не помехой.
Волчья стая уже час преследовала сохатого. Первоначальный тактический план волков не удался. Стая решила выгнать лося из тайги на замерзшее и покрытое наледью русло реки. Если бы удалось его вытолкать на скользкий лед, он стал бы их легкой добычей. Однако опытный горбач разгадал их намерение и преодолев заслон из трех хищников, выскочивших ему на пере рез, продолжал бегство по берегу реки. Неудавшийся маневр не остановил волков. Хищники, сменили тактику и все силы бросили на то, чтобы преградить ему отход в глубь тайги. Все разом они переместились влево, отрезая ему путь в сторону тайги. Семь волков бежали большим полукругом, тесня сохатого к реке, к замерзшему руслу. Они настойчиво преследовали сохатого потому, что теперь, они знали, куда он бежит. Сохатый был обречен, и дальнейшая его судьба будит зависеть от их, волчьего терпения.
Сохатый мчался к своему заветному месту. Клубы горячего пара, вырываясь из открытого рта, окутывали голову сохатого. Вот показалась, излучена реки, уже видно скалистый обрыв правого берега. Еще немного, и он спасен. Вот и знакомый подход к отстою, узкой площадки в скалистом берегу. Сохатый становится задом, там тупик, скалы и обрыв к реке. Волкам с заде к нему не подобраться. А спереди, волков ждет ужасный удар копытом, который может волка расчленить на две части. Однако они об этом прекрасно осведомлены и до определенного времени соваться не будут. Но и уходить, с этого места, на что надеется сохатый, не собираются, терпение у них адское.
А между тем, закончился короткий зимний день. Все скованно холодным дыханием северной ночи. Тихо. Погасли последние отблески заката. На замершую реку, тайгу, горы, текут бледные лучи звезд. Звезд становится все больше, они горят все ярче, словно торопятся воспользоваться темнотой до появления луны. Вот уже в темно-синем небе ослепительным холодным светом горит звездным светом ночной купол неба. Вот уже отчетливо виден Млечный путь, огромный ковш Большой медведицы. Черные силуэты скал, похожие на древних старцев, склонились по берегам застывшей реки, отбрасывая причудливые тени. Мороз крепчал. Из расщелин гор, из дебрей тайги выползает ночь, бесшумно шагая, вместе с луной она начала повсюду разбрасывать таинственные тени.
В прогалине высокоствольных лиственниц появилась полная луна, разливая холодный голубоватый свет. Отовсюду с пологих сопок спускалась тайга, молчаливая, таинственная. Посветлели холмы за рекой. Надвинулись черные стены провалов, едва различимые вдали. Звезды начали светить еще ярче. Их трясущейся, мигающий робкий свет, сливался с серебристо-матовым лунным светом. Окрестности засверкали, бликами, искрящихся кристаллов снежинок, переливающегося лунного света. Темный лес нахмурился, стал таинственный и загадочный. Словно дремучий дедушка, река кряхтела, отдавая сухим кашлем трескающегося на морозе льда и по-стариковски курила паром. Это по трещинам, выдавливаемая, в сотни тон льдом, растекалась по наледям вода.
Кто разнес по тайге худую весть, поди узнай? Может черный ворон разболтал или вездесущая белка? Но к месту отстоя сохатого, стали подтягиваться непрошеные нахлебники. Освещаемая лунным светом, неслышно пробирается цепочкой другая стая волков. Такого упускать нельзя, а вдруг да удастся поживиться свежим мясом. А на другом берегу реки, из глубин тайги, осторожно крадется поближе к чужой добычи росомаха.
Между тем, законная претендентка на добычу, загнавшая на отстой сохатого, стая волков, приняла новую тактику. Теперь главная задача не упустить добычу. Четыре волка постоянно дежурят в трех метрах от сохатого. Остальные рыщут по окрестностям в поисках пищи. Потом меняются с дежурными волками, давая им возможность размяться, напиться воды из наледи, а если повезет и закусить зазевавшимся зайчишкой. В прочим, если даже не удастся перекусить, не беда. Два - три дня можно обойтись и без еды, а это контрольный срок. Дольше, ноги сохатого не смогут удержать вес в 450 килограммов, и животное рухнет в низ, прямо на лед замерзшей реки. Так что, волчье терпение того стоит.
Тайгу прикрыла ночь. Давно погасла вечерняя заря. Темно-синим пологом растянулось звездное небо. Темнеющий по берегам реки лес, только с виду казался безжизненным. Там, в его глубинах текла своя, размеренная лесная жизнь. Вышли из своих снежных укрытий зайцы. Ночь, это время их кормежки. В то же время зайцы становятся легкой добычей для волков, росомах, лисиц и других хищников. Чтобы облегчить передвижение по глубокому снегу, зайцы-беляки постепенно набивают тропы, которыми пользуются регулярно в течение зимы. Вот здесь их и поджидают затаившиеся хищники.
Но кокой бы не была длинной зимняя ночь, ей тоже приходит конец. Постепенно чернота стала уступать серо-светлым тонам. За горами сочится рассвет. Там, на востоке, начал светлеть горизонт. И вот! Из-за темных вершин ельника, уже брызжет багряный свет зори. Горизонт окрасился зарею, и словно из-под земли, из таежных дебрей вздымался нежными лучами багряный свет. Вот он уже осветил излучину застывшей реки, ее дымящиеся наледи. Темный лед тянется и дальше за поворот. Он почти прозрачный и такой гладкий, будто его поверхности коснулась рука полировщика. Это наледь, но уже замерзшая. Ее вспучило буграми, порвало. Местами образовались глубокие трещины. Продолжив свой извечный путь, луч света засверкал по отвесным скалам, уходящим в глубь замерзшей реки. Осветил понуро стоящего сохатого и стаю волков, ожидающих своего часа.
Наступило утро. Утро прозрачное, безветренное. Потухли ночные звезды. Небо над тайгой в легкой дымке и кажется низким. Над горой с двугорбой вершиной холодное солнце, а против него на западе, прильнув к другой поросшей тайгой сопки, дремлет уже никому не нужная луна.
Хищники понимали, что ждать осталось не долго. От их опытного глаза не ускользнула мелкая дрожь в ногах старика. Скорей всего, до вечера он не дотянет. И потому, к обеду, вожак подал сигнал, и волки начали беспокоить добычу. Схватка вошла в свою новую фазу. Конечно, можно и дальше не утруждая себя караулить, мясо само упадет. Но нет терпения, поскорей нужно набить брюхо свежим с кровью мясом. И потому, вожак принял решение ускорить развязку. Они подбирались поближе к стоявшему сохатому. А он, значительно ослабевший за длинную зимнюю ночь, начал отчаянно отбиваться передними ногами. В свою очередь ослабевшие задние ноги, принимали полу тонную нагрузку на себя. Волки виртуозно уклонялись от смертельных ударов. Эта возня длилась недолго. Сохатый еле удерживался на ломких ногах. В его позе, в том, как он держал гордо приподнятую голову, не было страха. Большие круглые глаза, в которых пылала уже вечерняя заря, смотрели на мир печально, беззлобно. В них было столько мольбы, столько жажды жизни! Он понял свою ошибку. Нужно было прорываться в глубь тайги, там его спасение. Волки не смогли бы долго его преследовать по глубокому снегу. Теперь уже всюду смерть. Завязалась последняя схватка. Время бежит. Заканчивается короткий зимний день. Гаснет закат. Уплывают в темень не расчесанные вершины лиственниц и мутные валы далеких гор.
Когда солнце окончательно склонилось к закату, сохатый рухнул на лед реки. Толи силы отказали, толи оступился на узком выступи отстоя, отбиваясь от волков. Меж тем, из мутной бездны горизонта медленно приближалась ночь.
Еще светлеет холодная просинь неба. На ослепительной белизне зимнего покрова хищники оставили следы разбойничьего набега. Неизвестно, кто и как разнес по тайге весть о гибели старого сохатого, и на его тризне уже побывало немало гостей. Больше всех наследили колонки. Вот один из них гнался за горностаем: два-три прыжка, лунка в снегу, капля крови. Долго просидела здесь лиса. И ей и росомахи удалось стащить часть кишок, пока волки рвали и глотали куски мяса. Кой что перепало и сигнальщику ворону.
На запорошенном снегом, истоптанном льду, остались от таежного красавца, разбросанные мраморные кости. Они еще отливали розовой нежностью, казалось в них еще теплится жизнь. Было съедено все, даже шкура, выплевывалась за ненадобностью только шерсть. Снег, на котором оставались пятна крови, был так же съеден, а кровь, попавшая на лед, слизана. Ничего кроме голых костей не осталось от таежного великана. Лишь в стороне, угрюмо торчали, утратившие свое величие, огромные лопатообразные ветвистые рога.
* * *
На дражном полигоне
Огромное, в сотни тонн, плавающее металлическое чудище, называемое драгой, предназначено для промывки золотоносного песка. Для работы драги готовят специальные площади, которые называются полигонами. Смысл подготовительных работ, заключается в том, чтобы убрать верхний слой грунта, в котором отсутствует рассыпное золото. Для этого используется землеройная техника, чаще бульдозера. Чтобы начать данный вид горных работ, необходимо еще одно производство. Следует очистить эту площадь от древостоя и кустарника. Вот при подготовке полигона для одной из драг прииска и произошла эта история.
В тот год, для очистки полигона из числа дражников организовали две бригады из четырех человек каждая. Каждая бригада была обеспечена бензопилой "Дружба", с опытными пильщиками. Заранее, в место предстоящих работ было доставлено срубленное из лиственничных стволов зимовье. Зимовье, компактно находилось на огромных санях, которые зацеплялись за трактор тягач. Волоком зимовье доставляли в любое место. Внутри зимовья находилась внушительных размеров печка-буржуйка, сваренная из толстых металлических листов.
В распоряжение этих бригад, была выделена грузовая машина - вахтовка, приспособленная для перевозки людей в зимний период. По первоначальному плану, вахтовка должна была отвозить рабочих на полигон и возвращаться обратно в поселок. Затем вечером вновь ехать туда и привести рабочих обратно. Однако назначенный мастер, настоял на том, чтобы машина на весь день оставалась в бригаде: "Мала ли, что может случиться, до поселка 25 километров?", связи никакой нет. В те годы сотовых телефонов, транковой связи не было и в помине. Не было и компактных переносных радиостанций.
Питанье людей, входивших в бригады было организованно следующим образом. В состав рабочих была включена женщина повар. Звали ее Надей, в то время ей было лет 35-40. Надя с вечера запасалась необходимыми продуктами. Утром за ней заезжали на машине и забирали с собой. По дороге на водокачке заполняли две алюминиевые фляги водой. Такие фляги раньше применялись в колхозах для перевозки молока. Узкая горловина герметично закрывалась, за счет резиновой прокладки и специального зажима.
Прибыв на место, первым делом разжигали печь, обеспечивали кухню сухими колотыми дровами. Все шли работать, а Надя приступала к подготовке обеда. Готовила Надя очень вкусно и старалась. Наработавшись на свежем морозном воздухе, у здоровых мужиков аппетит был "волчий". Надя готовила первое блюдо, борщ, гороховый или какой-нибудь другой суп и второе. Мясо присутствовало во всех блюдах. На третье чай. Мужики были довольны таким питанием и никаких претензий или нареканий с их стороны не было. Первые дни правда Надя вдоволь помучилась. К печке подойти было невозможно, ее бока накалялись до красна. В зимовье было как в бане. Но уже на третий день привезли кирпич, печку им обложили со всех сторон. Стало намного комфортней, хотя жара стояла сильная, дверь была постоянно приоткрытая, и из нее валил пар.
Постепенно трудовая жизнь на полигоне наладилась. Сам будущий полигон представлял собой участок, в десятки гектаров, заросший древостоем.
Лес, который предстояло спилить, был смешанный. Березовый, переходил в участки, где росли осины, ель, сосна, а потом вдруг начинался чисто сосновый или лиственничный лес. Последний можно было использовать в строительстве. Стройные уходящие ввысь сосны и лиственницы, у бесхозяйственных руководителей были распилены на дрова.
Сам участок, который решено было превратить в полигон, являлся охотничьими угодьями. Место было очень красивое, на берегу реки Уркан. В весенне-осенний период в реке было много рыбы, хариус, ленок, таймень, налим. В прибрежной тайге, в изобилии водились косуля, лось, заяц. Из пушных: - белка, соболь, колонок, лиса. Здесь добывали рябчика, глухаря. На речных плесах реки, останавливались на отдых и кормежку при перелете: - гуси, утки и другая перелетная водоплавающая птица.
Стоял не тронутый зимний лес. Он кормил птиц, зверьков, животных. В нем по мимо зверей живет не мало пернатых: рябчики, глухари, коростели, сойки, снегири, синицы, поползни, дятлы, вороны. Вот, в гулком морозном воздухе слышна барабанная дробь. Это трудится большой пестрый дятел. Он стучит клювом, словно деревянным молотком, в ветвях старой сосны. Здесь у него кузница, импровизированный станок для обработки сосновых шишек. Потрошеные шишки, потрепанные и помятые, валяются на снегу. Покончил с одной - полетел за следующей. За короткий зимний день их надо успеть раздолбить несколько десятков, достав из каждой до полусотни жирных сосновых семян. Дятел не может жить без леса, так как питается насекомыми, живущими на деревьях. Своим острым клювом он достает из-под коры насекомых и их личинки и тем самым "лечит" деревья.
Прыгает с ветки на ветку белка. Хоть и нет в этом лесу ни орехов, ни грибов, но она запасла их еще летом и осенью, а теперь отыскивает свои кладовые. Тут и снег ей не помеха. Найдет по запаху припрятанные во мху орехи, раскопает снег и лакомиться. С удовольствием ест она семена из еловых шишек, которых зимой в лесу много.
Тут и там видны заячьи следы. Про зайца говорят - "трусливый". Но правильнее сказать - "осторожный". Он ночью бегает, корм ищет, а днем - лежит, отдыхает, кормиться веточками деревьев, гложет кору с их стеблей. Подойдет время, ложиться спать, он начинает "путать" следы. Петляет, возвращается по своему следу, делает большие прыжки в сторону, чтобы хищник, например, волк, его не нашел. Зайцу не обойтись без маскировки. Этот зверёк совершенно беззащитен перед голодными хищниками. Конечно, частенько ему удаётся убежать от врага, но всё-таки как удобно оставаться незамеченным. Поэтому его и не отличишь от снега
Тонкими ветками деревьев кормятся зимой лоси, косуля. Лиса тщательно обнюхивает снег. Это она норки мышей под снегом отыскивает. Так мышами в основном и кормится всю зиму. На мышей, есть еще охотники. Живёт под корнями деревьев, среди камней, зверек. По внешнему виду напоминает хорька, отличаясь более светлой рыжей окраской; губы и подбородок ярко-белые; мех густой и пушистый, но с более грубой остью, это колонок.
В дуплах поваленных и стоящих деревьев, в каменных россыпях, под корнями, живет еще один охотник за грызунами, это соболь. В рацион этого зверька входят белки, он охотится на зайцев. Из птиц соболь чаще всего нападает на рябчика и глухаря, но в целом птицы являются второстепенным кормом. Охотно питается растительной пищей- орехи, рябина, голубика. Охотно поедает ягоды брусники, черёмухи, шиповника, смородины.
В тот год стояла морозная, снежная зима. В легкой дымке небесного пространства видны соседние отроги, и синева неба простирается до далекого горизонта. Небо было чистым и глубоким. В зимнем, заиндевевшем лесу было тихо. В морозной тишине слышался только хруст и треск наледи на реке. Да где-то в отдалении одиноко отбивал свой утренний час дятел. Всюду стояла величественная тишина зимнего леса. И вдруг, в девственную тишину ворвались посторонние звуки. Вгрызаясь в ствол сосны, истошно завыла бензопила "Дружба". И вот столетняя красавица сосна уже наклонилась, затряслась, а потом стремительно ухнула в низ. В морозном воздухе послышался треск ломающихся ветвей. Поднявшееся в верх снежное облако, засверкало тысячами алмазных бликов в отражении лучей холодного зимнего солнца. Мимолетно пронесся запах хвои.
А потом, в звонком морозном воздухе чутко отдавались удары топоров о промерзшую древесину.
Вальщик подпиливали ствол. Помощник, держа в руках длинную деревянную рукоятку, на конце которой была закреплена металлическая рогатина, толкал ствол в нужное направление. Свалив пару десятков деревьев, вальщик садился на пенек и курил. В это время остальные члены бригады топорами освобождали сваленное дерево от веток. Рядом горел огромный костер, в который бросали срубленные сучки и ветки деревьев. Сырые, мороженые сучки горели с треском так, словно они были сухими. Мужики знали один секрет, сырые ветки нужно укладывать в костер не внахлестку, а стараться укладывать плотней, ближе друг к дружке. Правда, в начале костер должен хорошо разгореться при помощи сухих дров.
Покурив и заправив пилу бензином, вальщик ее заводил и приступал распиливать освобожденный от ветвей ствол на метровые чурки. Мужики носили эти чурки и складывали в поленницы. Заготовив, таким образом, достаточное количество дров, мастер сообщал об этом начальству. Затем приезжали грузовые машины, которые мужики загружали метровыми чурками, и дрова увозились.
В один из дней, бригада вышла на сосновую рощу, в которой вперемешку стояли старые усыпанные шишками ели. Вальщик леса Ильич, когда начал валить очередную ель, не обратил внимание на небольших кричащих птичек, кружившихся возле дерева. Причина, по которой волновались птички, а ровно и их пребывание на этой мести, стало ясно, когда дерево стали очищать от ветвей. У самого ствола, было расположено плотное и толстое, птичье гнездо. Оно ничем принципиально не отличалось от гнезд других мелких птиц. Веточки, лубяные волокна, мох - тот же материал, что и у "летних" видов. Необычным было то, что в гнезде зацепился и каким - то чудом остался один уже успевший замерзнуть птенец. Позже мужики нашли в снегу еще два крошечных замерзших тельца. Птенцы были опушенными не более, чем их теплолюбивые родственники. Видно было, что вылупились они совсем недавно. На невиданную картину сбежались посмотреть все. Еще бы! Иначе, чем чудом природы - это явление не назовешь. Стоял мороз за тридцать градусов. Все с укоризной смотрели на Ильича:
- Честное слово, я не знал про гнездо. Если б знал, соседние бы не стал валить, не то, что это. Правда слышал про такое и не верил. Как так в мороз птенцов выводить? А теперь вот убедился, что чудеса бывают.
Однако никакого чуда на самом дели не было. Этими птицами являются клесты. Клесты всю зиму кормятся семенами ели и сосны. У этих растений семена созревают к зиме. Поэтому, и корма больше всего для клестов бывает в это время года. Природа мудра, эти птицы и выводят своих птенцов зимой. Кругом снег и лютый мороз, а в гнезде - малыши. Но стужа им не страшна, потому что они всегда сыты.
Клесты подвешиваются к ветке, и перекусывают черешок шишки, перехватывает ее клювом, при этом немыслимо изогнувшись, втаскивает шишку на ветку. Плотно зажав шишку лапками кончиком вверх, птица обрабатывает ее - засовывает под чешуйку кривой ножнице образный клюв и раздвигает челюсти. Чешуйка оттопыривается, и клест языком извлекает семечко за "крылышко". С елки, или сосны на которой кормятся клесты, сыплется целый дождь откушенных "крылышек" и часто шлепаются почти целые шишки. Клест не дает себе труда вынуть все семена до единого. Едва начав обработку шишки, он бросает ее и отрывает следующую.
Уцелеть птенцам в лютый мороз помогает тепло взрослой самки, которая после откладки первого яйца уже не сходит с гнезда, предоставляя самцу кормить еловыми или сосновыми семенами ее и вылупившихся птенцов. Как установили орнитологи, в сорокаградусный мороз температура в гнезде клеста +38,8 градусов по Цельсию! Но еще более удивительные чудеса происходят дальше. Только когда птенцы подрастут, самка начинает ненадолго оставлять их, чтобы покормиться. Тогда малыши замирают, тесно прижавшись друг к другу, и впадают в оцепенение: все жизненные процессы у них замедляются, дыхание становится слабым и редким, температура тела падает. Однако стоит самке вернуться, как птенцы отогреваются. Такова защитная реакция на охлаждение. Молодые клесты, покидающие гнезда в марте, отличаются от взрослых птиц, особенно красных самцов, тускло-зеленой окраской и прямым, не перекрещенным клювом.
Это был обычный рабочий день. Обе бригады собрались в зимовье на обед. Обеденный столик был небольших размеров, и больше пяти человек вместить не мог. Поэтому обедали по очереди. В этот день когда все и произошло, за столом сидела вторая смена. Остальные, уже пообедавшие, занимались кто чем, кто - то просто курил. Кто - то рассматривал газету, разговаривали. И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался взрыв, и тут же послышался дикий крик Нади. Понять, что - то невозможно. Все зимовье наполнилось густым белым водяным паром. Ничего не видно, продолжает истошно кричать Надя. Сколько длилась это неразбериха, никто не знает, может минуты, а может секунды. Когда всеобщее оцепенение прошло, кинулись к Наде. Стало ясно, что она обварилась кипятком или паром. Она перестала кричать лишь тогда, когда ее вывели на улицу. Мороз и обкладываемый на обожженные места тела снег сделали свое дело. Надю усадили в машину и отвезли в приисковую больницу.
Позже выяснили. Для мытья посуды, Надя всегда просила, кого ни будь из мужиков, поставить флягу с водой на печь. После того, как обед заканчивался, и мужики расходились по своим рабочим местам, она принималась мыть посуду. Горячую воду она черпала ковшом из фляги, которая стояла на печки. Вот и сегодня, кто - то из мужиков, по ее просьбе поставил флягу на печку. На случившееся повлияло три фактора. На четверть заполненная водой фляга, очень горячая печь и закрытая на зажим герметическая крышка. В стоящей длительное время на печи фляги, вода с начало нагрелась, затем закипела и образовывавшийся пар стал создавать давление. Никто на флягу не обращал внимания. И когда Надя, взяв в руки тряпку начала открывать зажим на фляге, паровым давлением крышку вырвало. Надя получила серьезные ожоги рук, лица, груди.
Позже Надю отвезли в областную больницу, где ей было сделано несколько операций по пересадке кожи. А в бригаду выделили другую повариху. И вновь надрывно урча, бензопила за 3 минуты лишала жизни дерева, которое росло 50-100 лет, а потом его сожгут в печи. Люди вторгались все дальше и дальше в чащу леса, тем самым лишая "братьев своих меньших", среды обитания. Недолго осталось жить лесу.
Впоследствии, этот райский уголок был перепахан драгой. И сейчас, на месте некогда красивого живописного уголка природы, возвышаются голые пустые отвалы камней, между которыми уныло сверкают мутной водой котлованы. Ни рыбы, ни зверей, ни птицы.
Добытые крупинки золота сдадут, в замен получат бумажные деньги, а вскоре и их израсходуют. Ни леса, ни денег.
* * *
Встреча в тайге
Стояла любимая пора года Максима Михайловича, последняя декада августа. По этим северным местам, это уже не лето, но еще, ни осень. Небеса стали глубинными, посветлела синева неба. Текучая вода в речушках, ключах и реках, стала не такой шумной, как летом, она мелодично перекатывалась через камни и другие препятствия, не шумела как весной и летом, а тихонько шептала. Исчезли комары и мошка.
Максим Михайлович, загрузил в багажник своей "Нивы" две плетеные из прутьев корзины, емкостью полутора и двух ведер и другие принадлежности. Выросший в таежном поселки, ни раз голодным блудивший в детстве и юности по тайге, он усвоил простую истину, тайга требует к себе серьезного отношения, с ней шутить нельзя. Вот и сейчас в багажник машины был уложен небольшой, но острый топорик, нож, закопченный котелок. В корзине лежала сумка, в которой в чистую бумагу был завернут внушительный шмат свиного соленого сала, головка лука и чеснока. Мешочек с сухарями, банка говяжьей тушенки, соль, сахар, чайная заварка и спички были упакованы в водонепроницаемую, герметично закрытую банку. Все это неприкосновенный запас на всякий случай. Туда же был уложен сшитый из овечьей шкуры мешочек, в котором находился китайский, со стеклянной колбой термос с кипятком. "Вечных" металлических термосов, Максим Михайлович не признавал. Вода в горячем виде в них оставалась 3-4 часа, в то время как в китайских, крутой кипяток держался сутки. Чайную заварку в термос с кипятком, он тоже никогда не засыпал. При отсутствии притока воздуха, чай терял свои вкусовые качества, а запах напоминал распаренное в чугунке сено, отваром которого, его мать в детстве отпаивала приболевшего теленка.
Вскоре, белая "Нива" уже мелькала на трассе Амуро-Якутской дороги. Максим Михайлович ехал на свое любимое место, обнаруженное им несколько лет назад случайно. Путь до него, был не близкий, километров 30 от города Тынды по АЯМу и километров шесть в сторону, по старой заброшенной лесовозной дороги, это на машине, дальше нужно было идти пешком. Путь преграждало небольшое болото, проехать которое даже на "Ниве" было невозможно. Вот это обстоятельство и отпугивало грибников и ягодников, и потому людей здесь практически никогда не было.
Пройдя метров 150 в обход болота, нужно было перейти небольшую таежную речку, с чистой, как слеза холодной водой. А дальше начиналась таежная кладовая. Место, выпиленного десятки лет назад лиственничного леса, занял молодой смешанный, с преобладанием березы лес. На возвышенности в дебрях берез росло несметное количество различных грибов с преобладанием подберезовиков, подосиновиков, белых грибов, груздей и многих других. Кроме того, все пространство смешанного леса занял густой покров брусничника. В начале сентября здесь поспевала великолепная, непохожая ни на какую, другую, обладающая целебными свойствами ягода - брусника.
По низменностям, где в бесконечных петлях шумела таежная речушка, вся местность поросла голубичником. В конце августа, ее кусты бывают усыпаны крупными синими, отдающими голубизной, сладкими ягодами. Это поспела еще одна замечательная, и тоже целебного свойства ягода - голубица. И здесь же, в конце августа, большими семьями, росли в невероятном количестве великолепные грибы - маслята. А по ту сторону речушки, в заболоченной низменности, поросшей мохом, поспевала еще одна удивительная и также лечебная ягода - клюква.
Проделанный длинный путь, стоил того, никогда Максим Михайлович не возвращался с пустой или полупустой емкостью, взятой для грибов или ягод. Небольшое болото, стоящее на пути в этот таежный уголок, стало настоящим препятствием для грибников и ягодников. Доехав до него на машинах с высокой проходимостью, они не удосуживались выйти из автомобиля, разворачивались и уезжали на поиски грибов и ягод в других уголках тайги.
Максим Михайлович бережно охранял местонахождения этого места в тайне, по этой же причине никогда никого ни брал с собой в напарники. О его местонахождении знал лишь его сын да жена, которые из за длительного пути, так же редко посещали это место.
Свернув с трассы, он на первой скорости стал пробираться по тому месту, которое несколько лет назад называлось дорогой. Машина урча, преодолевая ямы и бугры приближалась к намеченной цели. Вот и знакомое болото. Максим Михайлович загнал "Ниву" на место, где она ни раз уже стояла и раньше.
Продукты, топорик, нож, котелок и термос он переложил в рюкзак, который одел за плечи. В корзинах, которые он взял в обе руки, лежали лишь ситцевые накидки, для того, чтобы обвязать корзины сверху, когда они будут наполнены ягодами и грибами да складной, остро отточенный нож, для обработки грибов.
Он всегда так делал, набрав корзину ягоды, устраивал для себя не большей отдых, пил горячий чай со смородиновым листом, перекусывал на легке и принимался за сбор грибов. Когда корзина с грибами была набрана, он снова пил чай, потом обвязывал корзины ситцевыми накидками, укладывал рюкзак и отправлялся в обратный путь, к машине. Это было нелегко, наполненные доверху корзины с голубицей и тяжелыми маслятами оттягивали руки. Приходилось часто останавливаться для отдыха. Но зато, потом, семья на всю зиму была обеспечена витаминами и маринованными маслятами.
Обойдя болото стороной, он приблизился к речке, перешел на ту сторону по перекату, вступая на торчащие из воды большие камни-валуны. Прошагав еще около ста метров он вышел на старую заброшенную лесовозную дорогу на которой проросли небольшие деревья, березки, осинки, черемуха. Дальше стоял чистый лес. Прямо на этой дороги и по ее сторонам, небольшими стайками росли маслята. То тут, то там, из земли торчали темно-коричневые полушарии их шляпок.
Пересиливая себя, Максим Михайлович ни стал останавливаться для их сбора, а прошагал еще метров 60 в сторону от заброшенной дороги. За несколько лет, у него выработался целый ритуал, которому он следовал каждый год неукоснительно. Вот и знакомая, не большая полянка, на которой почти по центру стоял огромный лиственничный пень, служивший обеденным столом. Чуть в сторонке от пня чернело старое кострище, оборудованное на половину обгоревшим таганом. Почти впритирку к пню, лежал отпиленный с обеих сторон, освобожденный от коры полутораметровый толстый ствол. Он заменял стулья вокруг костра. В другом конце полянки виднелся скелет небольшого шалаша. Стоит нарубить ветвей и наклонно навалить на перекладину - укрытие от дождя готово. А при необходимости можно и заночевать, выложив лежанку из лапника-стланика, который рос тут же, неподалеку.
Этот таежный стан ему достался от лесозаготовителей. Максим Михайлович лишь поддерживал его в надлежащем виде. Очищал от поросли полянку, ремонтировал таган и шалаш. И все таки, стол - пень и кострище с таганом и шалаш, было не главным на этом стане. Чуть в сторонке располагалось крохотное, не более метра в диметре и сантиметров 30 в глубину озерцо, любовно обложенное вокруг камнями валунами. Из озерца вытекал такой же крохотный ключик, который петляя, терялся, где то в лесных дебрях. Это был подземный источник чистейшей и очень холодной воды. Максим Михайлович подозревал, что вода если и не минеральная, то наверняка минерализованная. В ней ощущалась по вкусу легкая кислинка. В жаркий летний день, утолять жажду из этого родничка - неописуемое удовольствие. Вот из-за этого ключика, видимо и был оборудован стан.
Максим Михайлович снял рюкзак, напился воды из ключика, посидел на валежине. Принял решения костра не разводить, а затем взяв с собой одну из корзин и складной ножик отправился за маслятами.
Вокруг догорало короткое северное лето. В прочим, это было уже начало осени. Большая часть листвы на голубичном кустарники была окрашена в красно-малиновый цвет. Поспевшие крупные ягоды дополняли синевой яркую гамму цвета этого кустарника. Изредка краснели листья на осинах и черемухе. Сверкали в солнечных лучах, нежной желтизной, вперемешку с зелеными, желтые листья на березках. В отчасти пожелтевшей траве, с поднятым хвостиком, шныряли работяги бурундуки, издавая резкий отрывистый свист. У них горячая пора, день - год кормит. Нужно запастись необходимым количеством семян, стланиковыми орехами и другим кормом на всю длиннющую зиму, иначе их ждет голодная смерть. Над поздними цветами, без устали трудились шмели и осы, издавая гул, без запаса меда им также не пережить зиму. Где то, в глубине леса, беспокойно насвистывал рябчик. Это мама пытается собрать, уже научившихся летать, но еще неопытных птенцов, становящихся легкой добычей у хищников. Глупые птенцы громко хлопая крыльями собирались на зов матери. Небо было необыкновенно чистым, ни облачка и просматривалось далеко ввысь. Лес был наполнен звенящей тишиною, которую изредка нарушал крик птиц, да шелест загрубевшей листвы на кронах деревьев, при мягком дуновении ветерка. Яркое солнце грело по летнему. Отсутствие мошки и комаров обеспечивало пребывание в лесу особый комфорт. Дышалось легко и свободно, на душе присутствовала, какая - то особенная умиротворенность.
От обилия ягоды - голубики и грибов - маслят у Максима Михайловича кружилась голова. Стала делема, с чего начать - ягод или грибов? Решил с маслят, поскольку нежная голубика при длительном нахождении в корзине, за счет собственной тяжести могла преждевременно дать сок.
Максим Михайлович вновь вышел на старую, уже заросшую молодыми деревьями лесовозную дорогу и стал собирать маслят, потихоньку продвигаясь вперед. Маслят было столько, что если их собирать подряд, можно было набрать не то, что корзину, а двухсотлитровую бочку. Но он посылал в корзину только тех, головка которых в диаметре не превышала полутора сантиметров. Потом, уже зимой, эти красивые грибы- пуговки, становились украшением и одновременно деликатесом любого, самого изысканного праздничного стола.
Прошло не более полутора часа и двухведерная корзина была доверху наполнена крохотными темно-коричневыми с выпуклыми шляпками маслятами. Попеременно меняя руки, он понес тяжелую корзину на стан.
Прибыв на стан, он насыпал в большую кружку листового цейлонского чая, добавил веточку и пару листиков дикой черной смородины и залил все это кипятком из термоса. Находящийся в овчинной шубе термос надежно держал температуру. Пока заваривался установленный на пеньке - столики в кружки чай, Максим Михайлович насобирал в полиэтиленовый мешок с литру голубики, отрезал хлеба положил сверху плоско отрезанный кусок сала. Съев и закусив луком этот своеобразный бутерброд, он с наслаждением ел сладкую голубику и запивал крепким, ароматным, горячим чаем.
Перекусив и отдохнув, он взял порожнюю полутора ведерную корзину, углубился в голубичный кустарник у кромке леса и стал собирать ягоду. Набрав литров пять ягоды он услыхал как за его спиной послышался негромкий шумок напоминающий звук переломанной сухой веточки. Оглянувшись, он обомлел, не далее трех метров от него огромный бурый медведь объедал кусты с ягодой. В тот же миг, медведь тоже обнаружил человека. Видимо медведь находился с подветренной стороны, а человек вел себя тихо. Увлеченный поеданием спелой сладкой ягоды, медведь его и не обнаружил раньше.
Медведь встал на дыбы, издал своеобразный звук, и сделал глубокий выдох. Вонь, исходившую при выдохе из пасти зверя, Максим Михайлович ощутил мгновенно. В эту минуту медведь видимо оценивал создавшуюся обстановку, и приняв решения атаку на человека не производить, опустился на передние лапы, сердито поворчав, развернулся на 180 градусов и смешно подкидывая огромный зад добежал до кромки леса, а затем скрылся среди зарослей берез. Все произошло настолько молниеносно, что ужас, который охватил его, пришел тогда, когда медведь уже скрылся в чащи леса.
Максим Михайлович схватив корзину быстрым шагом двинулся на стан. Придя на место, он обессиленный опустился на валежину. И здесь началось чудное, пальцы обоих ног вдруг потеплели. Затем, тепло, волной прошло по ступням, и стало медленно подниматься вверх. Теплая волна прошла по всему телу, а потом он почувствовал как нагрелись корешки волос и тепло исчезло также внезапно, как и началось.
Он решил больше не испытывать судьбу. Ворчание медведя было воспринято им как предупреждение. Косолапому не понравилось, что на его угодьях появился еще один нахлебник. У него сейчас тоже день - год кормит, нужно накопить определенное количество жира на предстоящую зимовку. Голубица и брусника сейчас его основной рацион.
Добравшись благополучно до машины, уложив корзины и рюкзак, он завел двигатель и тронулся в обратный путь. Всю дорогу до дома, Максим Михайлович думал о том, что ему здорово повезло с медведем. То, что он на него не набросился, есть причины. Возможно, медведь и раньше наблюдал за ним и сделал для себя вывод, что этот двуногий ведет себя правильно и для него не опасен. Наверняка люди этому медведю не причиняли вреда и он не испытал от них боли, например не был ранен охотниками или браконьерами. Несомненно, медведь был сытым, обилие ягоды тому подтверждение.
Меж тем он знал, что косолапый, пожалуй, самое непредсказуемое животное. Был случай, когда охотник подобрал в тайге крохотного медвежонка и вырастил его до взрослого возраста. Медведь кормился буквально с рук человека, а потом в один из дней внезапно набросился на хозяина, который его выкормил и разорвал на куски. А вот ему повезло, быть может и потому, что вел он себя в тайге надлежащим образом, и не причинял дикой природе вреда. Знать, не судьба еще помирать. Потом, правда еще долго болела, почему то левая рука и левая нога. Знакомый врач объяснил ему, что это результат запоздалого шока. Действительно, по - настоящему страшно ему стало, когда медведь уже убежал.
* * *
Браконьеры
Окончив Ленинградский горный институт, Глеб Отрадных был распределен и направлен в распоряжение объединения "Амурзолото", а уже оттуда в один из золотодобывающих приисков этого предприятия. Директор прийска приказом назначил его механиком на одну из драг: "Поработаешь, посмотрим, на что способен, а там видно будит". Глебу, который привез с собой молодую беременную жену, сразу же была представлена двухкомнатная со всеми удобствами квартира в новом двухэтажном кирпичном доме. Это был первый дом в поселке со всеми удобствами, построенный специально для молодых специалистов и являлся гордостью директора прииска. Быстрыми темпами рос дражный флот, драги оснащались новейшим электронным оборудованием. Главный привод и носовые лебедки работали на постоянном токе, в электрических схемах применялись управляемые диоды-теристоры. Для обслуживания этого сложного оборудования требовались соответствующие инженеры, каковым и являлся Глеб.
Затерянный в глубинах таежных дебрей поселок, имел скудный набором развлечений для молодежи. Телевидение отсутствовало, небольшой клуб, где четыре раза в неделю демонстрировали художественные кинофильмы да в субботу и воскресенье организовывали танцы. На праздники концерт художественной самодеятельности, иногда устраивались концерты заезжими гастролерами. Летом стадион, танцы на открытом воздухе да купание в старых дражных котлованах.
Основной бедой у горняков было пьянство, пили поголовно и старые и молодые. Впоследствии, эта беда не обошла и Глеба. Родившемуся и выросшему в огромном городе парню, здесь все было в диковину. Прежде всего заработки. Если драга выполняла план, люди получали приличные деньги, такие, что бедному студенту Глебу и не снились. Но больше всего Глеба поражала окрестная тайга, где в изобилии водились всевозможные животные и птицы, ягоды, грибы, орехи. Это позже, по этим местам, как по стволу дерева топором срывая кору, пройдет БАМ со всеми своими негативными атрибутами и тайга опустеет. В те же годы, в каждой семье имелось покрайней мере гладкоствольное ружье, и почти все, за редким исключением официально или подпольно добывали зверя и птицу. Основная часть населения и стар и мал, занимались браконьерством. Многие даже имели трехлинейные винтовки производства 30-40 и более поздних годов выпуска, неизвестно откуда и как приобретенные. Большая же часть подпольных охотников имела так называемые вкладыши. Вкладыш, это искусно выточенный из металла особой прочности, токарем высокой квалификации, с нарезными линиями обрезок ствола. Он вставлялся в охотничье гладкоствольное ружье 12 или 16 калибра. Калибр вкладыша был расточен под патроны для автомата Калашникова или трехлинейной винтовки. Как правило многие имели и тот и другой вкладыш. Патроны целыми цинковыми коробками приобретались неведомыми путями в воинских частях за большие деньги. И это того стоило, потому, что дармовым мясом были обеспечены круглый год. Вкладыш имел еще одно преимущество, его как правило прятали в укромном мести в тайге. Идет такой охотник с одноствольным ружьем 12 калибра, навстречу проверяющие, (иногда такие рейды-проверки устраивались) в составе комиссии охотовед, милиционер и кто нибудь из общественности. Останавливают, проверяют охотничий билет, осматривают ружье:
- Куда путь держим?
- Да за рябчиками решил погоняться.
- Ну, желаем успеха, извините за задержку, служба.
Мужик же ехал на искусственную солянку, которая у каждого своя. Прибыв на место, он вынимал из тайника и вставлял вкладыш, из этого же схрона доставал патроны и лез на лабаз подкарауливать добычу.
Искусственная солянка изготовлялась следующим образом. Зимой охотник примечал, по следам на снегу где обитают дикие козы и кабарга замечал это место. Летом привозил сюда мешок крупной технической соли. Пробивал при помощи лома 2-3 скважины и заполнял их солью. Под действием влаги, соль растворялась, и почва вокруг и на глубину до 1 метра становилась соленой. Животные потом прибегали на это место полизать солоноватую почву. Тут их и подстерегала пуля браконьера. Рядом, на крупном дереве, на высоте 2-3 метров устраивался лабаз, место для ожидания. Таким образом, косуля, в просторечии здесь ее называют козой, не могла учуять человека. У всех таких подпольных промысловиков имелся мотоцикл. Очень удобная для браконьерства техника. На мотоцикле можно проехать по любой тропинки, перебраться через любую топь, в конце концов, перенести или перекатить через любую преграду.
Дождавшись добычи, браконьер производил выстрел с короткого расстояния, спускался в низ, освежевывал козу или кабаргу. Получалось 15-20 килограммов чистого мяса. Отходы - внутренности, шкура и т.д., закапывались в стороне в землю. Для этого имелась лопата и лом. Иногда, ямы готовились предварительно, чтоб во время охоты не терять драгоценное время, здесь главное вовремя смотаться.
Добытое мясо укладывалось в рюкзак, рюкзак за плечи. Заводился мотоцикл и проказник был таков. Такая варварская охота производилась либо ночью, либо на заре. Описанная добыча осуществлялась только весной, летом и осенью. Потому, что если добудешь много мяса, оно просто пропадет. А так, 15-20 килограммов распределил в домашний холодильник, наделал котлет, съел. А потом завел мотоцикл и снова в лес, за очередной порцией мяса, к тому же оно постоянно свежее.
Глеб, быстро усвоил местные привычки, обзавелся друзьями, купил мотоцикл, ружье, вступил в общество охотников, тайно приобрел вкладыш, который стоил как настоящее ружье и обзавелся собственной солянкой. Рядом с солянкой росли три огромных старых лиственницы, на которых Глеб с помощью товарищей устроил обширный лабаз из досок и даже небольшой навес от дождя.
В ту злополучную ночь с Глебом на охоту напросился соседский 12 летний пацан Вовка, и Глеб не устоял, взял его с собой. Солянка Глеба находилась в 20 километрах от поселка. Прибыли на место, погода была пасмурной, но дождя не было. Стояли последние дни августа. Поднялись на лабаз. Глеб зарядил ружье и положил его под правую руку. Рядом, с правой стороны уселся Вовка. Соблюдая тишину и стараясь не двигаться, начали ждать. Предыдущую ночь, Глеб почти не спал, вышло из строя электрооборудование на драги, сменный электрик не мог устранить поломку самостоятельно, вызывали его. А потом еще изрядно выпили, поспав пару часов, решил ехать на охоту, кончилось мясо.
Стояла величавая тишина, нарушаемая изредка шумом, издаваемым уже начавшими желтеть листьями на макушках деревьев, которые приводил в движение порывистый ветер. Где то внизу, шумела на перекате вода реки Уркан. В глубинах тайги надрывно ухал филин. Прошумела своими огромными крыльями сова. У нее сейчас самая пора охоты, никто ее не видит, а она все и всех. Прислонившись боком к стволу лиственницы, Глеб не заметил, как уснул, под убаюкивающие шорохи ночной тайги.
Проснулся он от выстрела, который прогремел буквально под ухом. Встрепенувшись, и протерев глаза, он глянул в низ. В слабом свете приближающейся зори он увидел, как в предсмертных конвульсиях бьется огромный с величественными рогами сохатый. Не часто, но такие случаи были, когда на подобные солянки приходили сохатые, но их никогда не убивали. Во первых, куда девать полтонны мяса?. Во вторых, если поймают, за него нужно нести серьезную ответственность. Сохатого добывали только зимой, а если случалось в теплое время, и только группой в 4-5 человек и с мужиками, которые умеют держать язык за зубами.
Первое, что пришло ему в голову, это вопрос, что делать?
- Вовка! Твою мать! Что ты наделал?
Вовка, не ожидал такой реакции, наверное, он думал, что его будут хвалить за меткий выстрел, сидел и испуганно смотрел на Глеба. А внизу перестал биться в конвульсиях сохатый. Лишь только его огромные застекленевшие глаза смотрели на окружающий мир с удивлением. Он так и не понял откуда прилетела сверкнувшая молния.
* * *
Март
В глубине студеного, с редкими звездами ночного неба, затухали огни Млечного пути. Над Олекминским Становиком, ущербная луна отдавала бледным холодным светом. Заканчивала свой тихий сон морозная ночь. На востоке, хамелеоном, менял свой окрас горизонт. Бледнея, сумрак оттеснял черноту в глубь небосвода. Светлые тона нахраписто, заполняли пространство, причудливо меняя свой цвет. В серо-розовой мгле раскрывается сонная земля. Стыдливо розовеют очертания пологих гор, поросших редкостойным ерниковым лиственничными и сосновыми рединами. Небо ширится, наполняясь голубизной. В разбавленной черноте, в уже подернутом бирюзой, посеревшем куполе небосвода, слезой дрожит последняя звезда.
Где-то там, за далекими горами Станового хребта властно нарождается день. Его кроваво-красный язык уже виден на горизонте. Брусничным соком наливается заря.
Вдруг, багровым пламенем заполыхал огонь рассвета. Свекольным отваром брызнули багряные подтеки на снежные вершины гор. Сквозь сонные лиственницы расплескался холодный рассвет, и на озябшую землю полились потоки солнечного света. Лес в морозной мгле, еще в дремотной лени, нежится в первых лучах утреннего солнца. Пожар на горизонте потух внезапно, в полном разливе, народился яркий солнечный день.
Пришедшая с осени волшебница зима, медвежачьей силой схватила за горло студеной рукой эту северную землю. Заковала в толстый лед реки, озера, мари, ручьи и болота. Выгнала птиц, медведей загнала в берлоги. Казалось, нет силы, способной вырвать эту землю из цепких, леденящих когтей зимы. Но зима, за долгие месяцы властвования, поверив в свое всемогущество, потеряла бдительность. Не заметила, как рыжей лисой, осторожной росомахой уже крадется весна. Красивая и умная, она давно поняла, что не прогнать ей силой ледяной правительницы. Одолеть зиму она решила лаской, теплом и добротой. Обвенчавшись с солнечными лучами, нарядившись в золотистые цвета, алой зорей она опустилась на бесчисленные отроги Станового хребта. По лощинам и склонам гор прокралась в речные долины на замерзшие русла рек и озер, неслышно пробежалась по угрюмым марям и болотам, заглянула в густые заросли ельника.
На опушке леса, ослепительной белизной засверкал ноздреватый снег. Лютая вьюга кружила долгие зимние хороводы, оставляя после своего веселья сугробы. Нахохленные, облаянные со всех сторон февральскими ветрами, стоят они, злобно ощетинившись, покрывшись миллиардами ежовых иголок.
В глубине леса насытившийся лютыми морозами за долгую зиму, лежит отяжелевший, заматеревший толстым слоем снег. Тяжелый и пористый, он рассыпается на отдельные крупинки, утрачивая свою былую зимнюю привлекательность. Здесь в глубине леса он ни тот, что лежит на открытой местности. Серо-грязным его сделали мельчайшие кусочки коры, хворостинки, еловые и сосновые иголки. В течение всей долгой зимы ветер заставлял их падать на поверхность снега с деревьев. Обгрызенные белками сухие сучья, однолетние еловые побеги, раздробленные дятлами сосновые шишки - весь этот разнообразный отпад в лесу прячется под многослойным снежным слоеным пирогом.
Мудрая природа все предусмотрела. При таянии снег оседает, и все, что было в него погружено, оказывается лежащим на поверхности. В ясные солнечные дни отпад ускоряет снеготаяния. Каждое дерево, словно боец перед сражением обвозилось окопом. Это протаявшие в снегу воронки, кое-где до самой земли. Солнечные лучи, не отражаясь с темных поверхностей стволов, их нагревают, окружающий снег тает ускоренно.
Пробуждается от зимней спячки, обласканный мартовскими лучами солнца северный край. Добротой, красотой и лаской, повенчанная с теплыми солнечными лучами, Весна укрощает Зиму. Стоит разгрести снег, разбить трухлявый пень, отодрать на сушине кору - и убедиться, что зарождается в мерзлой земле ростки травы, оживают личинки насекомых.
Обрюзгли, оделись в бахрому заячьи тропы, кое-где пробивается на ружу потерявший золотую оправу прошлогодний лист. Томно прокричал сидевший на старой сушине иссиня-черный ворон. Эхом пролетел между деревьями и устремился в голубую высь, дробный стук дятла. Гулко треснул лед на реке с береговыми проталинами, словно раззявленная пасть волка. Юркнула в глубины залежалого снега полевка, ускользнув от мышковавшей лисы. Март.