Прокудин Николай Николаевич
Растревоженное лихо...

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 07/10/2020.
  • © Copyright Прокудин Николай Николаевич (n-s.prokudin@yandex.ru)
  • Размещен: 23/12/2012, изменен: 23/12/2012. 454k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:


       Николай Прокудин.
       Новелла. "Сибирская трагедия"
       Ранним морозным утром Александр возвращался с ночного дежурства в пожарной части, усталый и голодный. До начала занятий в институте в этот день было ещё несколько часов, и он решил навестить родителей. К общежитию путь не близкий, а в отчем доме можно позавтракать и отдохнуть. Да и совет отцовский нужен. Сегодня вечером Александру предстояло ответ руководству на один непростой вопрос...
       Родительский дом, крепкий рубленый пятистенок, был одним из самых больших в шахтовой слободке, и виден он был издалека. Глядя на прочное, солидное строение каждый понимал, что люди здесь живут серьёзные и работящие, да и хозяин - человек основательный. Конечно, и семья в нём размещалась немалая. А была бы и ещё больше, кабы не умерли четверо из семи детей.
       Батя в последние годы перед выходом на пенсию работал маркшейдером, а до этого кем он только не вкалывал: и откатчиком, и забойщиком, и десятником, и мастером. Мать целыми днями возилась с большим, хлопотным хозяйством. В общем, не бедствовало семество в последние годы, не то что раньше.
       Александр обмел у порога валенки, вошел в сени, снял обувь и шагнул в горницу.
       - А, Саньша пришёл! - открыл глаза дремавший у печи родной дядька, и радостно поприветствовал племянника.
       - Здравствуй, дядя Проня, - отозвался Александр. - Тятя дома?
       - Чечас возвернуться должон! В лабаз Костя пошел, за карасином. И "шкалик" мяне обещал принесть. Что-то все кости ноют и ноги мерзнут, хочу кровь погонять, слегка разогреть организму старую.
       Дядя Проня, старший брат отца, по причине своего возраста редко выходил из дома. И зимой и летом не снимал валенки и толстую безрукавку из овчины. Мерзлявый стал с годами, да и судьба у дядьки сложилась непросто. После смерти в Туруханской ссылке его жены в начале пятидесятых годов, дядю Проню ввиду дряхлости и беспомощности отпустили на Родину. Но все трое его сыновей, как оказалось, погибли на фронте, дом конфисковали активисты, и жить было негде. Тогда отец разыскал брата Проню, привел его к себе и приютил. Сколотил одинокому брательнику небольшой топчан, постелил перину, обул, одел и строго наказал домочадцам: относиться к обездоленному с почтением и уважением. Разница в возрасте между братьями была довольна большой - двадцать лет. За эти двадцать годочков родились в семье, не много не мало, восемь душ детей, но до послевоенных лет дожили-выжили только они двое - старший и младший.
       Дед Проня летом обычно сидел на лавочке у ворот, скрестив руки на палочке и от восхода и до захода солнышка дремал, склонив голову на грудь. Так и проводил день за днём на солнцепеке - в фуфайке, в пимах и шапке. По большей части дремал, но и когда бодрствовал, то оставался неподвижным как скала, размышляя о чём-то, лишь только ветер трепал его шевелюру и ворошил седую бороду. Если прохожие спрашивали в шутку: "Дед, ты не замерз?", то он отвечал с усмешкой: "Но и не вспотел!"
       - Как жисть, Саньша? Чо нового? -- поинтересовался не из любопытства, а так для поддержания разговора дядя Проня.
       - Да помаленьку, без перемен. Остался год учебы в институте, да уж скорее бы доучиться! Пора работать.
       - Времечко летит быстро, не успеешь оборотиться, как уже дохтуром бушь! Станешь меня лечить. А ещё чего хорошего?
       - Ну, прямо не знаю, как сказать, хорошее это или плохое. Настойчиво предлагают мне в партию вступить, зав кафедрой так тот даже чуть не приказывает. Я ведь лаборантом на полставки работаю, а им нужен рост рядов. Для приема в КПСС одного преподавателя требуется вместе с ним принять трёх человек из технического персонала. А у меня и биография подходящая: в армии служил, бывший горняк, спортсмен.
       - Значит, говоришь, в партейные тянут, растудыт их через коромысло! В "большаки", значит! Чудно! А какая же биография годная, ежели отец у тебя был "сильно каторжным", да я - раскулаченный? В роду скрозь одни "враги народа". Сплошь ссыльные троцкисты и шпиёны...
       - Ну, дядя, другие времена! Со сталинизмом покончено, партия обновляется.
       - Ох-хо-хо! Она-то обновляется?.. - вздохнул дед. - И ты чо решил, паря, тоже обновиться?
       - Да вот с тятькой хочу посоветоваться - как быть?
       - Совет - дело хорошее, - согласился дед. - Отчего бы и не посоветоваться? Старших надобно уважить. Ране как жили? Мне годов было боле сорока, а отец порой кнутом мог огреть, ежели поперек слово како скажу. Суровый был мущщина. Быка двухлетку брал за уши и наземь валил, не кряхтя. Телегу за заднюю ось поднимал, и колесо в одиночку без помочьников менял. Во как! Таперича таких нет ....
       Дядя Проня, поговорив немного с племянником на полуслове умолк и опять задремал, негромко похрапывая. Александр сидел тихо, чтобы не мешать старику. В русской печке потрескивали дрова, часы-ходики монотонно отсчитывали время, в трубе глухо завывал ветер. А в доме было тепло и покойно. Вскоре Александр и сам задремал, тихо посапывая. Вдруг в сенях хлопнула дверь, и в избу в клубах холодного воздуха ввалился раскрасневшийся от мороза отец.
       - Здравствуйте, папа! - обрадовался бате Александр.
       - Здорово живешь, паря! Рад, что зашел проведать! Садись с нами, выпей чуток для сугрева. Закуси. Сейчас мать прибежит, на стол соберёт. Я ей ужо шумнул.
       - Спасибо, поесть поем, а пить не стану, в институт скоро.
       - А, ну да, ну да! Ты жа у нас грамотей! Учашщийся! Токмо учеба-то твоя, покуда сытым тебя не делает.
       - Дай срок, батя! - улыбнулся сын. - Всё образуется...
       Очнувшийся от старческой дремоты дядя Проня поинтересовался:
       - Что, Кинстентин, принес "казёнки"?
       - Принес. А карасина не купил. Не завезли. Вот жисть пошла! Водка есть, а карасина или мануфактуры какой, того же мясца, маслица - нет. За хлебушком - очереди. Молоко и сметана как водица! Советска власть, будь она неладна, озаботилась! В закромах Родины, как в газетенках нынешних пишут, видать товары наши осели. А где эти "закрома", нам, простым людям, не ведомо! Куммунисты всё, наверное, сожрали! Подчистую! При старом режиме без энтих закромов куды как сытней жили.
       - Слышь, Кинстентин, а Саньку тожа в "большаки" вербуют. Ноне за советом к табе явился, - встрепенулся окончательно проснувшийся дядька.
       - Н-да! Дела! - вслух удивился отец. - Тебя? В партейные? В куммунисты?
       - Ну да, других партий у нас, как известно, нет! Предложили вступить. Не знаю, что и делать, - грустно вздохнул Александр.
       - Вечно народ впопыхах куды-то вступает: то в говно, то в партию. Ты, Саня, садись, в ногах правды нетути. Проня, и ты сидай к столу живо, а не то баба придет, бубнить станет за пьянку. Шибчей! Покуда старуха не прибежала, мы один "шкалик" щас приговорим. А второй - опосля. Я их заместо карасина купил. Ты порежь, Санька, сало, хлебушко, лучок.
       Александр принялся быстро нарезать закуску. Сделал себе бутерброд и тремя укусами съел его.
       - Вот молодца! Ешь, не скромничай! А мы с брательником родителев наших помянем, уж больно ты мне душу разбередил своим спросом! Не люблю я на каверзные спросы отвечать, я их люблю задавать...
       Старики выпили, крякнули. Закусили и задумались, не торопясь пережёвывая закуску.
       - Ты послушай меня, Саньша. Я тяжёлую жисть прожил, много натерпелся. С утра до вечера работа, работа, работа! По душам покалякать некогда. Тебе уже двадцать шестой годок пошел. Большенький - свой ум нажил. Но ты вникни и в стариковское понятие о жизни. В партию эту проклятущую вступить, конечно, надыть, а то табе в дальнейшем туго будет, - принялся наставлять Саньку отец.
       -Точно-точно, туго будет! Он тут сдуру похвалялся, что его биография подходящша! Говорит, так начальники сказывали. Мы скрозь "ссыльнокаторжная" родня, а он им вишь глянулся! -- поддержал разговор дядя Проня, вытирая слезящиеся глаза.
       - Сына, ты спрашиваешь, чего делать? Соглашаться! Кто их знает, скока лет власть эта разбойничья продержится, могёт быть, ещё очень долго она проживет. Сорок пять годов держится и не валится никак! А ведь на чем стоит? На крови людской, на горе и смертях! Варнаки проклятые, навязались на нашу голову! Шибко жалею, что историю семьи нашей обсудить никак не удавалось ранее: то ты еще пацан несмышленый, то в армии, то шахта, то учеба. А история больно трагическая! У тебя имеется часок в запасе послухать?
       - Да, конечно, до начала занятий два часа, сын в яслях, жена на работе - так что свободного времени до лекции много, - согласился Александр.
       - До лехсцыи.... Хм. Тогда, Проня, по второй. Опосля разговоры говорить станем.
       Деды снова выпили, опять крякнули, закусили ломтями хлеба и нарезанным салом, толщиной в ладонь. Отец спрятал пустую бутылку под стол и продолжил:
       - До Октябрьского переворота наши предки жили-обитали в селении Тараданово, уже более ста лет род наш крестьянствовал: и отец Мартемьян, и дед Терентий, и отец деда и еще до него дед Сафон. Но случилась ента беда - "красная" напасть. Поначалу было спокойно: белые и красные объявились только в больших городах, да на узловых станциях. Воевали между собой, стреляли друг в друга, нас, простых землепашцев, это не касаемо. Нам ведь ничего от властей не надобно: ни при царе, ни при Кхеренском, ни при большевиках! Земли - бяри сколь хошь и обрабатывай, покуда силы есть, да урожай снимай! Тверёзые мужики завсегда хорошо жили, справно! А голью перекатной кто был? Пьяницы, шалопутные да бездельники-лежебоки. У тяти нашего земли под ногами лежало столько, что пешком не обойти. После обмолота три амбара стояли полные зерна. А ведь это только на семена и муку. А вот, слышь-ка, ишо несколько десятков возов завсегда на продажу оставалось, и батя зимой на базаре зерном приторговывал. Телеги дёгтем не смазывал, мёдом обходился, оттого что медку этого до конца ни съесть, ни продать никогда не удавалось. Ульев с полсотни было, отец бортничал в охотку, для удовольствия. А дёготь покупной экономил. Лошадок на дворе было с десяток, из которых пара исключительно для выезда. Коров голов двадцать, бычки, да штук тридцать свинок, а кур, гусей и уток никто не пересчитывал. Чаго их, птиц, считать-то?
       Но настала смута, пришла новая власть, все имущество продотряды отобрали. Хто только не брал власть в селе: белые, красные, зелёные. Грабили все. Вроде замирились, время прошло - новое добро нажили. Но опять пришли архаровцы, комбеды, имущество наше описали, пересчитали да налогом и обложили. Тятя всё сполна заплатил. Прошло два месяца, и вновь задание правителей -- повторный налог. Заплатили и его большевикам, до копеечки рассчитались. Но кровопийцам мало! Составили активисты список кулаков, богатеев и подкулачников. А кто составлял списки? Голь перекатная, пьяницы, да болтуны-бездельники. Мы одними из первых попали в этот кулацкий список. За что? Я ведь в Красной армии два года отслужил честно в двадцатые годы! И вот как-то утром явились в село войска. Окружили со всех сторон и пошли по дворам озорничать. ЧОНовцами* называлися. Дворов в дяревне много, около тыщщы. Из конца в конец пройдёшь пешком - устанешь. В кулаки и подкулачники определили тогда третью часть всего населения. На сборы дали полчаса, а потом согнали, значит, баб и детишков - тех кто попал в списки - на окраину села. Что успели прихватить с собой, с тем и вышли. Ни одёжи зимней, ни скотины. Всё добро осталось во дворах. В нашу избу ворвались два молодых красноармейца с винтовками: один встал посерёд избы, а сам глазищами по углам так и шарит. Другой прикладом детей из дома выпёхивает. Маманя хотела чугунок с картошкой варёной взять - не дали. Нельзя! Так и выставили за ворота с пустыми руками. Собралось за селом народу несчитано. Отделили от толпы около сотни мужиков, тех, кто когда-то на сходках много говорил, и провозгласили их активными подстрекателями к неповиновению новой власти, свели в овраг да и постреляли всех враз.
       Остальную тысячу народа: мужичков, баб, стариков, детишек - погнали к городу. Привели на берег реки и посадили на землю - баржу ждать. А на дворе конец осени: дожди пошли, подморозило, иней на траве, холодный ветер гуляет, а затем и снежок запорошил. Кажную ночь морозит. Детишки и старики стали простужаться, болеть. Еды не дают - ослаб народ... и пошел мор. А вокруг солдаты с винтовками и пулеметами, домой никого не пущают. Всю траву вокруг берега поели.
       Через трое суток баржу притянули, погрузили народ, как скотину, и повезли неведомо куда. А на берегу остались лежать десятки окоченевших мертвяков: в основном стариков и детей. На барже мой младшенький, Антоша, умер.
       Повезли нас из Сибири в Сибирь. В Нарым. Недаром говорят, что дальше Сибири не сошлёшь. В Нарым так в Нарым. Доставили, выгрузили - обживайтесь... А как обживаться-то? Вокруг Богом забытые деревеньки в пять домов. Окрест - одни болота: трясина, хляби, топи! Но делать нечего. Навалили деревьев, поставили сруб, напилили досок из половин стволов, сколотили полы и крышу домика. Поселились. Только начали обживаться, приехало начальство. "НКВДэшники". Выгнали нас сердешных из построенных лачуг, ругаются. Мол, пожили - хватит! Спозоранку всех ссыльных опять погнали по берегу Томи, дальше на север. Побрели мы в холодные края, оставляя за собой тела односельчан. К новому лагерю лишь половина добралась. Самые слабые - дети, бабы и старики - поумирали дорогой. Какой-то начальник указал нам на новое место для жилья. Смотрю: совсем гиблое, зловонное болото. Мы с отцом вырыли землянку, перекрыли крышу досками. Да только не успели жилье соорудить, как умер старшой сын - Иван. Десятилетнему трудно выдюжить - голод, холод и сырость, болезни разные.
       Живём, мучаемся, один за другим мрём. Прошёл год. Отец однажды отозвал меня в сторону и говорит: спасайся, Костя, беги, пока есть силы. Иначе - гибель! Обоснуешься и, Бог даст, нас выручишь! И я побёг. Шёл днями и ночами. Когда уставал, ночевал в стожках или сгребал листья в большую кучу и зарывался в неё. Утром просыпаешься, волосы покрыты инеем, а полушубок к земле примёрз. Передвигался украдкой, в сёла старался не заходить. Моя пища была скудной: ягоды, грибы да рыба. Но вот однажды не сдюжил, так сильно замерз, и отощал, что пришлось выйти к людям. Смотрю: мужик землю пашет под озимые. Подошёл, хлебца попросил. Он дал мне краюху и говорит: посиди под телегой, сейчас схожу, мол, из дома еще чего-нибудь принесу. Ушел, а через какое-то время скачут на лошадях милиционеры и ещё несколько вооруженных людей. До леса далеко, не добежать. Схватили, привели в село, допросили. Долго били, а я не сознаюсь. Тады оне посадили меня в холодную баню. Я лёг, прижав ухо к двери, и подслушал разговоры председателя сельсовета, милиционера и других активистов. А спорили они о том, кто меня расстреливать будет: то ли самим на месте прикончить, то ли отвести в город, а там пущай ЧК разберётся. Ежели решат чекисты, что виновен, то там и шлёпнут.
       Внутри у меня всё похолодело и обмерло: ну, думаю, пришла моя смертушка! Когда они ушли, разбежался, толкнул дверь плечом, но запор крепким оказался. Я заметался, как загнанный зверь. После успокоился, стал кумекать что делать. Мне-то еще и тридцати не было, по годам почти как ты ноне, и жить шибко хотелось. Огляделся... Стены и потолок бревёнчатые. Окон нет, пол дощатый. Я заполз под полок. Гляжу: доски, там где устроен сток воды, подгнили. Повезло! Оторвал три доски, всю ночь рыл землицу, чтобы под стену подлезть. Изодрав пальцы и руки в кровь, обломав ногти, под утро сделал лаз, разделся догола и протиснулся в него. Грязный, оборванный и голодный, из последних сил побёг в лес. Хищные звери и те добрее людей были. Видел я пару раз, как волки мимо прошли, не тронули. Чудом я спасся, верно, Бог помог!
       Опять целый днями шёл. К ночи падал без сил на землю и засыпал. Так и брёл без передыхов: днём отъедался ягодами и грибами, ночью пробирался на юг. Чтобы не заблудиться в незнакомых местах, не утонуть в болотах, я пробирался вдоль перелесков, да по проселкам. И надо же! Опять попался, язви их душу! Сказывали, в те дни случилось какое-то восстание местных крестьян. Мужики перебили отряд продразверстки, постреляли всех активистов-комитетчиков. Вот на их усмирение и стянули отряды ОГПУ. Шла большая облава по окрестным лесам: кто попадался с оружием в руках - расстреливали на месте, без оружия и без документов - просто задёрживали. Я и налетел на такой разъезд на просёлке. Их было двое. Один верховой, другой правил телегой. Верховой стрельнул в воздух, окликнул меня и подскочил. Смекаю, что убечь не получится: расстояние всего пятьдесят саженей - застрелит. Пропал, думаю... Оружия у меня не было, потому сразу и не шлёпнули. Посадили в телегу и повезли. В телеге какой-то избитый до крови мужичок лежал. Я его шёпотом спрашиваю: "За что схватили?". А он мне в ответ: "Зерно прятал, а чекисты нашли. Везут в тюрьму на допрос".
       Вот чёрт, думаю: не везёт так не везёт! И слышу разговор конвоиров: "Смотри, у этого мужика-то сапоги хромовые! Наверное, комиссара убил и снял. Давай пристрелим его (это он про меня говорит!), а сапоги сымем".
       "Давай, - согласился с ним другой. - Только кто стрелять будет? И кому сапоги достанутся?" Заспорили варнаки. Э-э! Смекнул я, что влип ещё хужее, чем в прошлый раз! Эти уже и сапоги мои делят. Я соседу снова шепчу: "Друг, давай бежать. А то всё одно, пропадем! Кокнут, однако!"
       А мужик совсем ослабевший, еле-еле шеволится. Поколотили, видимо, сильно. "Меня обещали посадить, а не расстрелять. Беги один", - чуть слышно ответил, бедолага.
       Тут телега поравнялась с берегом речки, заросшим высоким и густым ивняком и кустарником. Я в кусты прыгнул, перекатился кубарем, исцарапавшись в кровь о ветки, и прям с кручи сиганул в реку. Я ведь мужик сноровистый, не зря в двадцать четвертом годе в красной пехоте служил! Мяне просто так голыми руками не взять! Конный бросился за мной, стрелять начал. Пять раз стрелил, но промазал, а пока солдат в винтовку новую обойму перезаряжал, я уже переплыл речушку и в кустарнике укрылся. Они за мной не погнались, побоялись второго пленного упустить. На него-то документы сопроводительные выписаны, а я им - кто? Я как бы и не существовал для их начальства. Конвоирам, поди, только сапог моих было жалко. Короче говоря, ушел я опять от ЧэКи, чтоб им сдохнуть! Сызнова мне удача сопутствовала. А в тайге с кажным днём всё холодало. Как-то, совсем ужо замерзая, наткнулся на зимовье. Отогрелся, оклемался. Высушил одёжу, выспался. В избушке оказалось и крупы чуток, и муки, и сухарей. Через три дня пришел охотник. Я обмер: неужто убьёт? Нет, хороший человек попался: мясом накормил и дорогу "железке" показал. Так я вернулся поближе к родным краям. Сродственники пачпортом недавно умершего двоюродного брата снабдили. Так я избежал Мариинской тюрьмы. Ох, и повезло мне, спасся, ушёл от смертушки! А вот Проня там побывал. Расскажи, брат, я пока передохну, язык устал от разговоров. Выпью чуток казёнки.
      
       У сына в горле запершило от страшного рассказа бати. Тут дядя Проня вновь встрепенулся, разомкнул веки, разгладил бороду и хмыкнул. По щеке медленно потекла старческая слеза.
       - Санька, довелось и мне изведать, испытать муки нечеловеческие. Я ведь, кады раскулачивали нашу дярёвню, своим хозяйством жил, в отруб ужо лет десять как от тятьки ушёл. Дом, скотину, зерно описали и отобрали, сразу как водится. В коммуну вступать не схотел. У меня тогда, по случаю, завалялась пара чистых бумажек с печатью сельсовета. Вот я в город и подался на заработки. Год комбинат строил. Пожалился мне один знакомец, что он беглый и без бумаги ему не выжить. Я этому горемыке подписал фальшивый дакумент, справку сельсовета. Собрались мы обмыть его удачу, только вместе с ним незнакомый мужичок пришёл. Приятель проболтался, похвастался ему, что я могу помочь с документом, если что. Я пообещал. А назавтра меня пришли и забрали. Оказалось, что донёс на меня собутыльник. Притащшили на допрос. Следователь принялся показания выбивать: зажал мою руку между косяком и дверью, бац, сломал четыре пальца. Требовал подписать чистосердечное признание, что я злостный троцкист.
       А какой я троцкист? Я об Троцком ентом, ничего и не слыхал никогда! На кой ляд он мне сдался? Долго ли терпел мученья- не знаю, не помню. Потом ссал кровью, ребра сломали, почки в нутрях отшибли. Обессилел. И кады мяне под ногти иголки загнали, не сдюжил, сломался. Поставил роспись под протоколом допроса. Маракую, пущщай лучче расстреляют, чем так изгаляться надо мной будут. Троцкист так троцкист. Може, это каки хороши люди, раз за это звание так бьют? Жисть мяне не мила совсем стала. Но нет, не убили, дали пять лет. И свезли на Беломорканал. Выделели тачку, кирку, лопату. Ох, и перевёз я тогда на тачке земельки! Проходит пяток годочков, вызывают к начальнику лагеря: подписывай бумагу, что ознакомлен. Расписываюсь, а начальник обратную сторону листа и показывает: "Подписал ты бумагу на новый срок себе, еще десять лет получи от Советской власти". Вот спасибо, любезный! Помял я шапку в руках и отправился сызнова катать тачку и махать кайлом. Я сам не табашничаю, а когда увижу у кого в руках пачку папирос "Беломор", то слезы наворачиваются, сердце давит и кулаки невольно сжимаются.
       Вернулся я в сорок седьмом. Ни дома, ни семьи. Всех троих сыновей в сорок первом годе под Москвой убило. Где полегли - не знаю. Эх, телами сынов наших закрылись, заслонились советские куммунистические вожди. Какие из них солдаты были? Одна винтовка на троих, а то и на пятерых пацанов необученных. Военного в них было только то, что в шинели одетые. Кроме крестьянского труда ничего не знали. Немецкие танки, думаю, под Москвою, застряли в трупах наших сибиряков. Эх-хе-хе.... Старуха после войны сразу с горя и помёрла. Надеялась, что кто-нибудь да вернётся. После извещений о гибели двоих, про третьего написали, что пропал без вести, слегла и не встала. Но всё же в сорок втором пришла похоронка и на младшего. Мать слёзы выплакала и преставилась, сердечная. Соседи схоронили, позаботились. Ну а меня хорошо, что Костя-брательник посля лагеря приютил, а то умер бы где-нибудь под забором. "Враг народа" - без средств, без дома, без жены, без детей.
       У деда Прони вновь медленно потекла горестная слеза по морщинистой щеке и он умолк.
      
       Деды тяжко вздохнули, отец разлил ещё по чуть-чуть, и они торопливо выпили.
       - Ну да, слухай, сынок, далее, что было со мной, - продолжил свой рассказ отец. - Я добрался до Кемерово и спрятался у родственников на чердаке. Но сидеть вечно в тёмном углу нельзя. У родни сохранились документы моего среднего умершего брата Мена. Хорошо, что не выбросили его бумаги, не сожгли. По ним я и завербовался на строительство железной дороги Абакан - Тайшет. Дали мне лопату - работай мужик! Голыми руками перекидал, наверное, целую гору земли, но только не жизнь это обитать бобылём. Тайком приехал на поселение, чтобы вывезти жену, отца и мать. Всех спасти не получилось. Семейство к тому времени пухло от голода: что в огороде вырастили, давно съели. Забрал только жену, старики подняться не смогли. Их оттуда выпустили чуток позже, отправили на всё четыре стороны. Тятя и маманя скитались, так где-то на чужбине и померли, не знаем даже, как, когда и где голову сложили. До родного дома не доехали старики. По правде сказать, и дома-то у нас не стало: в нём сельсовет разместился. А хозяйство наше сразу растащила и разграбила местная голытьба.
       Ну так вот, работаю я по-маненьку на Советску власть, магистраль строю, жёнка дома по хозяйству. Но проговорился по пьяной лавочке, что я - это не я. Донесли. Как у нас умеют хорошо доносить! Я был на "железке", уполномоченный шасть к нам домой и начал бабу мою допрашивать. Старуха смекнула, что к чему, полезла со страха в тайник, схватила мои настоящие бумаги, спрятала под подолом, а затем в печку их сунула. А милиционер заметил, да как её отшвырнет в сторону! Достал из печи обгоревшие дакументы, обрадовался! Жену - в кутузку, меня после смены - туда же. Я под боем признался в милиции, что беглый из ссылки. А документ, не какого-нибудь убиенного, а брата моего родного, но давно умершего. Что со мной делать? Не везти же меня в ссылку - обратно в Нарым! А кто план будет выполнять? Тут своих каторжных мест вполне достаточно. Восстановил своё собственное имя, переписали мне бумажки и снова к лопате.
       Определили нас в Осинники на рудник. Свезло, могло быть хужее! Это была большая шахта, огороженная колючей проволокой, а рядом избушки да землянки. Я копал уголек, работал неистово, чтобы не отправили на далекий Север. Но сколько не старайся, а всё едино: то одного, то другого увозят в лагеря. Жили в вечном страхе, что придут ночью и арестуют. В тридцать четвертом годе убили их Кирова, и нас, лишенцев, согнали и отправили к самой шахте под охрану НКВД, уже за "колючку". Надо было кажный дён отмечаться в комендатуре и не опаздывать. Делать нечего, вырыли новую землянку, обосновались. Вначале родилась дочка, потом сына Фома, но он быстро помёр в том же тридцать седьмом году от лихоманки, а третьим был ты, Саньша. Если помнишь, ещё один, младшенький, родился после тебя, но тот захворал и преставился в войну.
       Так вот, продолжу. Наступил тридцать седьмой год - страшный год. Вышки поставили в углах забора, и колючая проволока в два ряда. Народ отовсюду здесь был. И отныне именовались мы "сибулагцами", сокращённо от Сибирского управления лагерей. Так до пятьдесят пятого года и отмечались. Синяя фуфайка, синяя фуражка, синие брюки. (Только в пятьдесят пятом году получил впервые паспорт на основании справки "форма N 281" о снятии со спецучёта.)
       Тем временем милиция и чекисты начали свирепствовать без меры. Врывались "вертухаи" в жильёв любое время суток. Могли прийтить средь ночи, учинить допрос и обыску с пристрастием. Дверь отворят настежь, пересчитают по головам, уйдут, а землянку наскрозь застудят, на дворе-то мороз Ты уже начал ходить, но во время ночных проверок охолонило тебя, обезножил и слёг. Год почти опосля не ходил, только ползал. Думали, не сдюжишь и помрёшь. Да, уж, жисть была! Не жисть, а мука проклятущшая! Скока же хороших людей похватали, сослали, расстреляли, сгноили в тюрьмах и лагерях, просто жуть...
       - Да, да, знаю. Генералы, ученые, партийные руководители ... по истории изучаем! - попытался вставить сын словечко.
       - Не болтай ерунды! Какие на хрен енералы! То, что расстреляли этих Тухачевских и Блюхеров, Бухариных да Рыковых - так им и надо! Энто их родная собачья власть! Они её породили, она их и побила! Сколько енти пострелённые в тридцатые годы большевики, ранее по России кровушки народной пролили! Целые реки и моря! Нет, я говорю о простых мужиках: крестьянах, рабочих, шахтёрах! - рассердился отец. - Милльёны невинных сгинули. Выдернули их землицы, словно сорную траву, потоптали сталинскими сапожищами. Будь он проклят, тараканище усатый!
       Александр смутился, и спорить не стал.
       - Ну да ладно. Слухай дальше. Шахтёрил я знатно, стал почти стахановцем, вкалывал до изнеможения, иначе не умею. Поначалу сам корячился на этих передовиков. Все на рекорды хотят иттить. Но стахановцем мог стать только вольный, а не "лишенец" как мы. Объявит какой-нибудь партейный: иду на рекорд, а нас, пять-шесть поднадзорных, ему дадут крепёж таскать, стойки ставить. Он -- передовик, а мы - никто. Мы - угольная пыль под ногами! За смену этот партеец сколько нарубит - всё на него запишут. Рекордист! Решил я сам стать ударником, сила есть, а сноровку приобрел к тому времени. Дела пошли хорошо. Твоя мать стала откатчицей работать, тягала волокушу с углём из забоя по штрекам к вагонеткам, а я такелажничал, стойки рубил. Накайлишь уголька, вылезешь из шахты, помоешься и в барак. Рабочий день - двенадцать часов, без выходных и отпусков. И никуда не выйтить. Опоздал на десять минут, и после третьего гудка в шахту не пустят. Прогул! Получи пять лет! Что хотели власти, то и творили с нами...
       Александр слушая отца, потупил глаза и незаметно смахнул набежавшую слезу, а отец продолжал горестный рассказ.
       - Однажды мы лаву не удержали. Обрезало четыре метра. Стойки ломались, как спички, не успевали их подрубать и новые ставить. Молодому парнишонке руку породой прижало. Он орёт: "Отруби её, а то совсем завалит рудой!" Я думаю: отрублю, отправят за членовредительство в лагерь. Стойку подсунули под пласт с напарником, он чуть отжал, а я Васькину ладонь выдрал из породы. Кожу оборвал, жилы чуть не лопнули, но вытянул ему руку (рука-то все одно позже высохла). Следствие начали. Горного мастера сразу на выходе из забоя забрали. Дали прикладом в зубы - и в "воронок", объявили вредителем (вернулся он с Севера лишь через семнадцать годочков, уже после смерти Сталина, не человек, а тень). Но меня по тому делу не привлекли, хотя ежели б схотели, то смогли б.
       В сороковом некоторое послабление пошло: разрешил комендант мне, как примерному горняку, домишко построить и из барака отселиться. Я за лето большущую избу поставил, люблю основательность. Вскорости курсы десятников закончил, стал бригадиром, одно время работал десятником на погрузке. Но всё под страхом: если вовремя вагоны не загрузишь - значит вредитель, сразу под суд. Так-то вот! В ту пору выучился я на горного мастера и почти всю родню, что на свободе была, вольнонаемными на шахту перетянул.
       А тут "ерманец" как попер войной! У меня "бронь", на фронт не забрали: уголёк-то нужен и армии и заводам. Война проклятая наш род сильно подкосила. Тех пацанов, что на поселении выжили, подчистую загребли на фронт в сорок первом. Под Москву бросили, под немецкие танки. Брат наш двоюродной, Матвей, как услышал про войну, так вспомнил молодость: " О, я с немчурой под Аршавой (Варшавой) бился!" Благословили мы детей на ратные подвиги. Н-да, эх, подвиги.... Повыдергали со дворов несмышлёных пацанов, и опустели улицы. А опосля ворохами пошли похоронки. Парнишки-то были необученные, ни стрелять, ни воевать не умели. Как чичас помню, сынок Сигитовых идет в строю, а сам по дороге говны замерзшие пинает и хохочет. Вояки...
       У брата Матвея два сыночка погибли сразу, а третий, Ефим, без ноги вернулся. Начали возвращаться инвалиды, да тяжело раненные. Волобаев, сосед, пришел с фронта, в чем только жисть теплилась? Худющий. И как жил - не понятно. Лобной кости почти не было, осколком снесло половину черепа. Фрол, другой брат наш двоюродный, в окружении оказался под Киевом вместе со всем с полком. Ни патронов, ни снарядов не осталось. Командир полка объявил приказ: выбираться за Днепр, кто как может. Не удалось ему и попал Фрол в плен. Куды его тока не заносило, как бывшего шахтера: в Польше, во Франции и в Африке у мавров в забое горбатился, потом на заводе в Бельгии трудился. За шкаликом всякое сказывал... Однажды деталь плохо сделал, ему немцы говорят: " Рой могилу!". Встал фриц перед ним, пальнул над головой, затем побил палкой и вернул к станку. Повезло - пожалели. Но покамест могилу рыл - враз волос побелел. В сорок пятом его американцы освободили, отпустили домой. Но наш СМЕРШ* решил, что он предатель, раз не умер на немецкой каторге. Трибунал милостиво пятнадцать годочков выдал. А исполнилось тогда хлопчику только двадцать шесть лет. Итого из короткой жизни: четыре - батрачил на фашистов в плену и после еще десять лет горбатился в лагерях на Дальнем Востоке, тока со смертью Берии ослобонили. В двадцать один год забрали на фронт, а в тридцать пять - вышел из лагеря окончательно калечным. Заикался, трясся, постоянно болел, помучился, помучился, да и помёр.
       Прошло пару лет апосля Победы над фрицем вернулся из нашего лагеря и третий двоюродный брат, Герасим. Тоже выжил чудом. Его обвинили в тридцать восьмом в заговоре против Сталина. Дали всего десять лет. Почему не набавили сроку? Кто знает, может, оттого что старый... Вернулся брательник в родные края и вскоре помер от чахотки.
       - А как тебя, батя, фронт миновал?
       - Меня в начале войны сильно покалечило. Повезло, и смех и грех. А не то тоже загремел бы на фронт и поди не вернулся бы. Нечаянно в забое ударил киркой по "недочету" (невзорвавшемуся капсюлю), он и бабахнул. От взрыва сломало руку и повредило позвонок, да глаз посекло каменной крошкой. Год лежал дома, еле-еле оклемался. Ты по малолетству этого не помнишь. Пенсий и больничных тогда не было и деньгу за болезти не платили. Выжили мы благодаря картошке. Только очухался и начал ходить - сызнова под землю загнали. А какой с меня ужо забойщик! Вот тут власти и разрешили стать десятником. Ну а как совсем выздоровел, стал учиться на горного мастера.
       - В начальники выбился! - хохотнул дядя Проня.
       - Скажешь тоже, начальник, - ухмыльнулся батя. - Однако произвол энтот продолжался. Наш дом стоял у меня на высоком пригорке - место хорошее, сухое! Корову завели, картошки по тыщщи вёдер копали, сена десяток возов накосил. Всё вроде справно. Детишков, вас то есть, кровинушек, уже двое народилось, в доме весело копошитесь. Сердце оживает, жисть вроде продолжается. Но возвертаюсь однажды домой из забоя, а дома - нет. Привели "НКВДэшники" во двор немцев пленных, сломали жильё, вынесли вещщи на снег, жонка и детишки рядом сидят. Снова сунули мордой в самое дерьмо. Начальство порешило поставить тут лесной склад, чтоб деревянные стойки в сырости не раскисали.
       - Народ не счёт! - буркнул дядя Проня.
       - Точно! Так не стало у нас ни жилья, ни еды, а мы сызнова попали в барак. Вот она кака сложна штука жисть! Думал, опять и ты, и сестра занедужите. Прошло несколько лет после того, как наш дом разрушили, но напряглись и новую избу сладили! Мы крепкие! Нет, не задавить большакам нас никогда! Да, вот такая была сытная и счастливая жизнь, сына при Сталине! Эх, Саня, Саня...
       Ну да ладно, ты ужо поди на лехсцию опаздываешь. Беги давай, а мы с брательником выпьем ещё чуток: за то чтоб горя боле не знать, не ведать!
       Отец тяжело вздохнул и наказал сыну:
       - В партию, сынок, вступай, лады, но всегда помни, сколько зла она нашему роду принесла, и никогда не забывай!
       Александр допил горячий чай, попрощался со стариками и отправился в институт.
       Морозный воздух обжигал нос, щёки и до слез щипал глаза. А, может быть, эти слезы текли от обиды за страдания родителей, за свое тяжёлое детство?..
      
       Послесловие.
      
       ...Забавная штука жизнь! Когда Константин Мартемьяныч вышел на пенсию в пятьдесят девятом году по инвалидности, то купил новенький автомобиль "Москвич - 403". В середине шестидесятых он решил наведаться в родные места. Село Тараданово стояло в полном запустении: ветер гонял пыль по безлюдным улицам, покосившиеся домишки уже наполовину вросли в землю, большинство изб стояли с заколоченными окнами. Несколько раз машина застряла в непролазной грязи, но он всё-таки добрался до отчего дома. В их родовой просторной избе по-прежнему размещался сельсовет. На лавочке у дверей сидел мужик в драных штанах и в засаленной ветхой рубахе. Константин узнал его, это был председатель сельсовета времен раскулачивания и коллективизации Тимоха Фролов. Тот тоже признал старого врага, нахмурился, сплюнул себе под ноги и грязно выругался. Бывший сельсоветчик долго глядел исподлобья на статного, ладного приезжего, бормоча что-то себе под нос. Константин с улыбкой смотрел прямо в глаза врагу, не здороваясь, но и не ругаясь. Наконец Фролов не выдержал и произнес с грустью:
       - Эх, Костя, вражина! Живучий чёрт! Мы тебя кулачили, разоряли, а ты опять в достатке. На машине ездишь! А я вот в лохмотьях хожу и пенсию копеечную получаю. И где справедливость в жизни? Нет её...
      
       Примечания.
       * ЧОН - части особого назначения
       * лавка
       * СМЕРШ - военная контрразведка.
      
       Пьеса.
       Чёрная комедия: "Заколдованный лейтенант"
      
       Действующие лица.
       Лёха Шишов - старший лейтенант, разведчик.
       Слава Епанчин - командир мотострелковой роты, капитан.
       Сидор Васильевич Петренко-Иванов - командир полка.
       Валентина - библиотекарь, ведьма.
       Жанна - официантка офицерской столовой, возлюбленная Шишова.
       Светлана - журналист, белая фея.
       Семен Золотарь - замполит полка.
       Владимир Мутин - особист полка.
       Погребняк - начальник штаба полка.
       Аманулло - главарь отряда моджахедов.
       Сева Рябоконь - прапорщик.
       Сабах ибн Низамутдинн - джинн, хранитель клада.
       Зибоев - сержант, переводчик.
      
      
       Первое действие.
      
       Cцена первая.
       Горы, идет бой в ущелье между афганскими мятежниками и нашими разведчиками. Солдаты и офицеры лежат за камнями и ведут огонь по отступающему противнику. Рядом убитые и раненые солдаты. Перепачканный кровью офицер докладывает по радиосвязи командованию.
       Шишов (громко кричит): "Рубка", "рубка", "рубка"! Мы нарвались на духовский караван! У нас один 0-21, двое "трёхсотые". Прошу поддержки! Подкиньте сотню "гостинцев"! Бейте по квадрату 24-6, прямо по вершинам, мы зажали духов в ущелье, а по нам сверху молотит группа прикрытия! Вызываю огонь на себя! Иначе нас перебьют...Ну и если что, то считайте меня коммунистом...(нервно хохочет)... Нет! Я пошутил, никем не считайте! Артиллерия - огонь! (и уже не в микрофон) Опасно, но авось обойдется, и я вас штабных крыс переживу...
       Голос дежурного по ЦБУ. Понял тебя! Держись, юморист! Укрой бойцов за камнями! Артиллерия не промажет, ручаюсь! Без паники!
       Начинает свою работу полковая артиллерия. На сцене слышны десятки взрывов, снаряды накрывают противника. Оставшиеся в живых мятежники отступают, оставив убитых и раненых. Огонь стих, офицер-разведчик поднимается из укрытия и ждет доклада прапорщика.
       Шишов (волнуясь): Докладывай. Какие мы взяли трофеи, дружище Рябоконь?
       Рябоконь (радостно). Много оружия, боеприпасов и примерно полтонны
       опия.
       Шишов. Ого-го! Отлично! За караван получим награды! Живее работаем! Пять минут и уходим! Раненых духов - добей...
       Рябоконь. Под трупами оставить сюрпризы?
       Шишов. Конечно! Подарки заклятым "друзьям" - святое дело... Под каждое моджахедское тело по мине!
       Сержант и прапорщик обыскивают мертвых, собирают в кучу оружие, достреливают раненых. Солдаты проверяют мешки, которые везли душманы на лошадях и ослах.
       Зибоев: (кричит) Командир! Тут главарь живой, но еле-еле дышит! Шлёпнем, пока о нём начальство не узнало!
       Шишов. Сержант, с чего ты взял, что он главарь?
       Зибоев. Он что-то лопочет о секретной миссии в Пешавар!
       Шишов. Сдадим живым твоего соплеменника! То-то обрадуются начальник разведки и полковой особист плененному главарю!
       Зибоев ( со злостью). Засунуть струну в печёнку, язык бы сразу развязал. А то лопочет какой-то бред сумасшедшего ...
       Шишов. А что именно? Переведи.
       Зибоев (презрительно). Говорит, что он смотритель за казной великого Шерхана, а караван этот идёт из Бамиана. Взможно, врёт...
       Рябоконь. Он жить хочет и скорее всего, говорит правду.
       Шишов. Давай посмотрю на его рожу! И верно, отпетый негодяй! Какая морда свирепая! Но если убьём его, то опять от командования получу взбучку...
       Шишов подходит, срезает с груди душмана разгрузку с магазинами, автомат, выворачивает карманы мятежника, разглядывает документы. Глядя на раненого, размышляет и наконец говорит:
       Шишов. Эй, Зибоев, как говоришь, его зовут?
       Зибоев. Бородатый сказал, что он Аманулло!
       Шишов. Проклятый душара! Тебе, бандитское мурло Аманулло, сегодня повезло! Пришла пора получать боевые награды! Сдадим живым в штаб полка! Попадет на допрос в ХАД, и пусть они сами отправят душмана в расход! Перевяжи ему раны, иначе этот "дух" раньше времени откинется... Как говорится, испустит дух...
       Зибоев. А с опиумом что делать? Можно я отсыплю себе в вещмешок чуток? Всего один стакан...
       Шишов (сердито). Боец, а в рыло не хочешь? Гауптвахта по тебе плачет!
       Зибоев (с обидой). Зря вы так...я снёс бы опий в дукан да на тушенку и водку обменял бы...
       Шишов (с угрозой). Тогда тебя отправят в дисбат! Головой отвечаешь за эти мешки! Живее в дорогу! Быстрее выстраивайте в колонну вьючных животных, пока они не разбрелись...
       Зибоев. Ну, как хочешь, командир! И ладно, мне и одного косячка чарза для веселья хватит...
       Шишов. Эх, ты, наркоша! Пропадешь. Бойцы, поторопитесь, пора уносить ноги! Сапер, ставь растяжки на тропах! Сбор через две минуты у ручья! Живее, живее! Скоро помощь каравану подоспеет, надеюсь, в темноте нас "духи" не найдут...
       Командир полка (голос по радиосвязи).
       Разведчики, я вами горжусь! Молодцы! Замполит, послать всем героям представления на ордена и медали.
       Слышится гул винтов приближающихся вертолётов, затем разрывы ракет на земле.
       Зибоев (радостно говорит молодым солдатам). Железки на грудь - это хорошо! Теперь я не наркоша, а герой! Но главное - быстрее уйти на дембель, вернуться домой живыми!
       Рябоконь (тихо говорит Шишову ). Командир! Понятное дело, оружие и наркоту сдадим на склад, но я такое нашел в караване... В поклаже одного верблюда чего только нет! Настоящий клад! Я чуть дара речи не лишился...
       Шишов (с раздражением). Да что особенного ты мог найти?
       Рябоконь (волнуясь). Например, мешочек гранатов...
       Шишов. Сева, не смеши! Гранаты на войне - это не клад, а боевые трофеи...
       Рябоконь. Командир, ты не понял! То гранаты не взрывающиеся, а те которые сверкают и переливаются. Драгоценные камушки! Ясно? Гранаты, бриллианты, топазы, рубины, сапфиры, изумруды, турмалины, опалы и аквамарины...
       Шишов. И как же ты их различаешь? Откуда тебе знать о драгоценных камнях? Может быть, это просто блестяшки?
       Рябоконь. Я не говорил? Я учился на гражданке, я - ювелир! Но вот если про клад прознает командир полка...этот жулик нас подставит! Отправит куда-нибудь на верную смерть - и всё шито-крыто. Как я понял, эти камушки ждали душманы в Пакистане! Мы перехватили чью-то казну...
       Шишов (задумчиво). Я с тобою согласен: лучше промолчим! Благодарности не дождёмся, а вот могилку нам начальнички организуют с салютом и под оркестр! И ты тоже о камнях не говори ни слова, никому!
       Тем временем со стороны гор за действиями разведчиков наблюдает джинн. Седобородый, бритоголовый джинн воет, в ярости заламывает руки и посыпает пылью голову.
       Джинн. О, проклятье! Мой клад опять украли! Отомщу всем! Дайте срок!
       (Грозит кулаком и идёт следом за разведчиками).
      
       Сцена вторая.
       Полк стоит на плацу в строю, солдаты и офицеры слушают матерные наставления командира.
       Петренко-Иванов (громко ругается): Ах, вы распельдосы! Поговорим теперь на "вы"! Всех вылюблю, высушу и вы... гм-гм-гм... Кто посмел своровать ящик моей тушёнки? Имущество командира - это святое! Мародеры! Привыкли грабить и убивать в кишлаках безнаказанно! Я уверен - тут поработала полковая разведка! Организовали ночную пьянку - и, видимо, нечем было закусить! Я же чувствую стойкий запах: от всех разведчиков сивухой разит! Кто зачинщик? А ну, выходи из строя, паразит! Шишов - разбойник, солдаты - негодяи, старшина - мерзавец! Воровство никому не прощу!
       Золотарь (поддакивая). Может, комсомольцев собрать? Нет управы на Шишова! Пора заняться воспитанием разведчиков! Разведка превратилась в шайку мародеров и налётчиков.
       Петренко-Иванов. (насмешливо)Замполит! Они сейчас все ни бэ, ни мэ...Несешь какой-то бред, ты сам-то трезв? В своём ты уме? Зачем им комсомольское собранье? Кого ты собираешься воспитывать? В тюрьме им уже давно прогулы ставят! Жесткие меры к ним надо принять. Этим головорезам необходим показательный расстрел! Каждого шестого - поставить к стенке! И непременно разжаловать наглеца Шишова!
       Золотарь (растерянно). А мы его по глупости намедни к ордену...Я сам наградной оформил ...
       Петренко-Иванов. Ты к ордену представил, а я сегодня награду отзову!
       Шишов (не выдержал и выкрикнул из строя с обидой): Вчера после боя обнимали-целовали и я был герой! А сегодня уже преступник? С головой всё в порядке? Хотя и так понятно: решили мою славу присвоить себе...
       Петренко- Иванов (со злостью). А ну, не забывайся, лейтенант! Мы долго закрывали глаза на твои выкрутасы!
       Золотарь. Упился самогонкой? Ночь напролет шароп лакал?
       Мутин ( с угрозой). Попомнишь меня, выскочка! Устрою тебе показательный процесс! Попадешь на тюремные нары!
       Петренко-Иванов. Для начала - десять суток гауптвахты! Чтобы прояснился рассудок!
       Худощавый осунувшийся от усталости офицер в почти белом, выжженном солнцем обмундировании вышел из строя, швырнул панаму на асфальт и негромко выругался.
       Шишов (бросает в сторону блокнот и с ненавистью произносит). Да пропадите вы пропадом! Воюйте сами! Отныне я в рейд - ни ногой! Пусть лизоблюды и прихлебатели сидят в засадах, ходят на караваны! Эх, трубы горят, опохмелиться бы... Напьюсь вусмерть! Но где с утра собутыльника найти?
       Медленно бредущего Шишова нагнал командир горно-стрелковой роты Епанчин. Дружески обнял его и принялся утешать. С крыши казармы за ними следит всё тот же джинн.
       Шишов. Дружище! Как удачно, что мы встретились!
       Епанчин (уговаривает приятеля). Чудак! Уйми, свой норов и не скандаль! Пойми, несчастный, тебя уничтожит командир! Поверь моему опыту, разжалуют и отдадут под трибунал!
       Шишов (машет рукой). Да ну их к дьяволу! Хочу перед гауптвахтой надраться. Сегодня будешь моим собутыльником. А этим подонкам я не покорюсь! Ненавижу тыловых крыс! Скорее идём - пузырь водочки скушаем, а будет мало - у Рябоконя в каптерке припрятана фляжка спирта!
       Епанчин. Эх, лучше б к женщинам в гости, чем с утра пораньше тупо водку пить... Я словно пёс настроен на случку или как лев в ожидании львиц! Пошли к связисткам, там немало красоток - целый модуль.
       Предложение ротного повисло в воздухе, потому что в этот момент вдоль плаца, по дорожке, прогнувшись под тяжестью чемодана, перемещается неопознанное "мимолетное виденье": стройная, фигуристая, со спадающими на плечи пшеничными волосами, длинноногая девушка. Каблуки её туфелек продавливают мягкий, разогретый солнцем асфальт не столько из-за тяжёлого чемодана, сколько из-за мощного породистого тела.
       Шишов. Зачем к соседям через колючку и минные поля топать? Взгляни, идёт по дорожке твоя мечта! Крадётся и глазками - туда-сюда. Она случайно не тебя, капитан, ищет?
       Епанчин (восторженно). Ух, ты! Даже перехватило дыханье! Какая в полк попала красотка! Ах, как покачивает бедрами грациозно! Взгляд оторвать невозможно. Богиня, фея, нимфа! А ножки! Она просто чудо!
       Шишов (насмешливо). Понравилась? Скажешь тоже - чудо... Просто телка!
       Епанчин (с обидой). Ты неотесанный болван и хам. О, посмотри, что за волшебная у неё походка! Афродита! Грациозно шагает, словно пантера!
       Шишов. Стоп, брат! Плоть успокоить, пожалуй бутылки будет мало... Она явно ищет себе кавалера! Или носильщика.
       Епанчин (одобрительно). Верно, идёт, словно танцует, виляет аппетитной попкой. А золотых копна волос - ну чисто лён! Найти б сейчас укромный уголок ... И не поймешь: то машет крылышками ангелок, или хвостом тряхнула дьяволица! Ах, Офелия!
       Шишов (с раздражением). Заладил: Офелия, да Афродита... Ты посмотрись в зеркало - рожа неделю небрита! Тоже мне - женишок... Напрасно в тебе проснулся галантный кавалер! Поверь, всё гораздо проще: пока не иссякнут денежные потоки - она твоя. Готовь афгани, брат, или чеки...
       Епанчин. Она изящная как куколка!
       Шишов. Невинная внешность обманчива! В Афган на заработки приехала дивчина. Ха-ха! У этой бабы всё, браток, на нужном месте. Для храбрости выпей двести грамм - и вперед на штурм...(с сомнением) С руками и ногами...эта девка точно не скульптура Венеры! Понимаю, похоть у мужчин возбуждает эта прелестная натура... Я б тоже взял её, коль был бы ходок... Но без любви - не хочу.
       Епанчин. Нет, впрямь, скажи, как на духу, дружище: считаешь, без денег красотке я не нужен?
       Шишов (ехидно): Эх, брат, любовный станок работает без устали меж этих дивных ножек... И у неё не только гибкий стан (громко смеется), по слухам, то не невинная дева, а секс машина! Не девка - ураган!
       Епанчин. Мечта всей жизни переспать с такой красавицей! Ночь в постели с ней - и можно умереть...
       Шишов. Однако это слишком патетично! Плати - и люби! Дешевле стоит идеал! Смелее, действуй, брат! А я не люблю продажных хищных баб. Гораздо интересней воевать.
       Епанчин. В этом мы с тобой разные.
       Шишов. Не зарься на неё, ну зачем тебе эта стерва? Вполне возможно, она не здорова! Потешишься разок, а потом будут тебе уколы в зад шлёпать! Залюблю да залюблю... хвастунов про подвиги постельные - не одобряю! А куколка эта все соки из тебя выжмет...
       Епанчин. Мы ещё посмотрим, кто кого! В постели я неутомим - люблю я это занятье! Надо срочно красавицу пригласить в кроватку! Эх, денег нет ни чека, ни афгани, ни копейки! Ты знаешь её имя?
       Шишов (осуждающе). А вдруг после бурной ночи придётся член лечить?...Секс-агрессор, боец невидимого полового фронта! Жертва военно-полевого романа. Мне тыловые рассказали по секрету: зовут её Жанна, к нам в полк сослана из штаба армии... Девой Орлеанской в шутку в штабе армии прозвали. Ночами долгими неутомимою была, а Орлеанская - поскольку родом эта Жанна из Орла.
       Епанчин (с сомнением). А ты не врёшь?
       Шишов (запальчиво). Штабные судачат: сожителем её был генерал! Разжалованная за разврат ППЖ заместителя командарма.
       Епанчин. ( с восхищением) Видимо, сильна девка! Уже теряю голову и мечтаю обнять этот тонкий, гибкий стан...
       Шишов. Ты всего лишь нищий капитан...
       Епанчин (с обидой). Мне не по зубам, говоришь? Ну а тебе? Неужели побоишься подкатить к молодухе? Тоже мне герой!
       Шишов. Сказал же - я пас. По скотски - не хочу - не хожу в бордели. Я умею воевать, а с бабами я скромен. Уж лучше с рюмкой коньяка, или со стаканом водки...
       Епанчин (решительно). Эту красотку я быстро объезжу и любовью досыта угощу! О как жажду поцеловать с головы до ног... Удачи пожелай! Я иду в атаку...
       Шишов (ехидно). Зачем, мой друг, тебе с любовью морока? Ведь дамочка ни по зубам, ни по карману. Поверь - она обычная шлюха...
       Епанчин. Все равно хочу её!
       Шишов. Зря ты затеваешь с ней игру в любовь. Но как даст тебе от ворот-поворот, заходи в каптерку. Рябоконь в изготовлении бражки - мастер!
       Шишов не спеша направляется к узкому пролому в стене, где жаждущими водки офицерами, проделан скрытый выход из полка, а Епанчин подбежал сзади к девице и попытался подхватить большой чемодан. Специально не удерживает, роняет его себе на ногу, и будто отдавив пальцы, прыгает на одной ноге, тихонько, подвывая. Девушка громко смеётся. Теперь старший лейтенант подхватывает чемодан двумя руками, и комично согнувшись под мнимой тяжестью, идет к общежитию.
       Епанчин (галантно.) Бонжур! Мадмуазель, я офицер и не могу позволить тащить тяжёлый чемодан! Нельзя девице утруждаться и ручки нежные мозолить! Позволь представиться: капитан Епанчин. Можно просто - Слава.
       Жанна (улыбаясь). А я Жанна. И верно, капитан, я очень устала, но кругом ни одного джентльмена. Сплошное пехотное хамло. А ты, как я посмотрю, галантный кавалер! Мерси! Держи чемодан, но за труд никакой награды не проси, не дам! Осторожнее, если уронишь и разобьёшь содержимое, то так врежу промеж ног!
       Епанчин. Помилосердствуй, ангелочек, зачем меня достоинства лишать, и превращать в никчёмного калеку? Чтоб мог тебя... лишь гладить?
       Жанна (возмущенно). Нахал! Сейчас не надобен мне ни самец, ни гладиатор. Устала я от вас, от кобелей ...
       Епанчин ( разводит руками). Увы, мадам! Других на фронте не бывает! Мы на войне дуреем. Нам женский пол на фронте прибавляет силы и отвлекает от жестокости войны!
       Жанна (строго). Мальчик! Я не мадам, зови меня мадмуазель...
       Епанчин. Я ошибся? Виноват, исправлюсь! Осмелюсь уточнить...Мадмуазель, вы точно девушка? В ваши-то годы...
       Жанна (с обидой). Хамить надумал? Мне всего двадцать пять!
       Епанчин. Я простой боевой офицер, но зато холост и хороший кавалер! Как жаль, что ты не любишь молодых, а предпочитаешь генералов, у которых чин! Однако же всё может измениться: вдруг с годами я стану маршалом!
       Жанна (грустно и задумчиво). О генерале слухи тоже долетели? Эх, прощай покой! Опять сведут мою жизнь к постели...
       Епанчин. На то они и слухи!
       Жанна (с обидой). Насколько ты желаешь быть мне близким? А не кажется ли, капитан, что это низко и подло при первой встрече сразу говорить, о том... о чём бы лучше промолчать?
       Епанчин. Признаюсь откровенно, хочу интимного контакта... Сударыня, я наповал сражён твоей небесной красой!
       Жанна Умерь свой пыл и не болтай! Надорвешь пупок, и чемодан не дотащишь. Потом не сможешь... и раза...
       Жанна грустно рассмеялась.
       Епанчин. Не подъёмны твои саквояж и чемодан! От штаба, верно, трудным был вояж? В этом "контейнере" складированы черепа и скальпы тысячи поверженных поклонников?
       Жанна (строго). Но-но, шутник! Учти, меня задёшево не купишь. Придётся долго утомительно просить... Я девушка приличная ... А если продаюсь за деньги, то за большие, даже очень большие!...Есть дельные предложения?
       Епанчин (с усмешкой). За афгани или за чеки? А может, мы заплатим золотом?
       Жанна (оценивающе смотрит на офицера): Приноси, а там поглядим, обдумаем..., возможно, ... что-то и получишь взамен.
       Епанчин. А чего размышлять, труд приятный и не тяжёлый! Бери новенькие купюры да добросовестно за них поработай...
       Жанна притворно пытается дать пощёчину, но лейтенант уклоняется, и девица, теряя равновесие и не устояв на высоких каблуках, падает к нему в объятия. Епанчин, пользуясь случаем, целует её, ставит на ноги и убегает прочь, осыпаемый градом беззлобных ругательств.
       Епанчин (с восторгом). Ну, надо же! Я получил бесплатно первый поцелуй! И верно, сладкая! Думаю, этот поцелуй не последний.
       Жанна (глядя вслед, произносит задумчиво). Эх, жалко только капитан! Был бы генералом или полковником - цены бы не было такому удальцу... А так, лишь головная боль. Забеременеть на фронте - этого мне только не хватало...
      
       Сцена третья
       Камера, с одним зарешёченным окошком под потолком, нары укрытые солдатским одеялом. Под нарами пустые бутылки из-под водки. Напротив лежанки два табурета. На одном уполовиненные бутылка водки и бутылка коньяка, банки и баночки с различными закусками, на другом - гордо восседает ротный Епанчин. На нарах, словно римский патриций, возлежит Шишов. Оба офицера в сильном подпитии. Через маленькое окно под потолком, снаружи, их подслушивает всё тот же джинн.
       Епанчин (пьяным заплетающимся языком). Отчаянный ты парень, Леха! Начальство - не боишься, спины не перед кем не гнёшь! Я тебя за лихость уважаю!
       Шишов (ещё более пьяным, чем у приятеля голосом). Карьеру делать на костях не собираюсь. Наоборот, домой с войны вернусь и сразу на гражданку! Сниму погоны, заброшу в шкаф портупею, иначе от военной жизни отупею! Больше не хочу тянуть армейскую лямку.
       Епанчин (кипятится). Ты даже не авантюрист, не анархист, мягко говоря, тебе всё пофиг..., а если сказать грубее...
       Шишов (примирительно). Не шуми, не гони волну! Лучше расскажи, как прошло знакомство! Признавайся, контакт наладил ...с той красоткой? Думаю, не совладал ...
       Епанчин. Отстань. Лучше откроем бутылку янтарного "Арарата". Божественный напиток!
       Шишов. А хвастал мне вчера: мол, я с девками прыткий...
       Офицеры выпивают молча без тоста, закусывают. Шишов приподнимается на локте, ставит наполненный стакан на ладонь и выпивает опять.
       Рассказывай!
       Епанчин. Отлипни, не скажу. О, как быстро на голодный желудок опьянел! Мне кажется, я заблудился в мыслях и словах...
       Шишов. Какие ещё к чёрту мысли! Трещит мой череп - который день не просыхаю!
       Епанчин. Как бы понятнее сказать тебе, что такое мысли, пьяница... Мысли - это мысли, брат: о доме, о семье, смысле жизни, о любви, о женщинах и даже о низком - о еде...
       Шишов (ехидно). Хм, вот славно! Твоя философия сводится к жратве! Как у бойца плохого, тот думает лишь о женской... Ну, да ты меня ведь понял, о чём думают завсегда наши солдаты...
       Епанчин. Пошляк ты! Циник и похабник! Мат и военные команды - вот твой язык.
       Шишов (выпивая ещё стакан водки, откровенно дурачится, смотрит сквозь стакан и действительно почти не узнаёт приятеля). Ну и что с того, что я хам? Ты вообще-то кто, малыш? С тобой мы не знакомы...
       Епанчин (пьяным голосом). Зовут меня Вячеслав! Я - капитан! А сам-то ты кто, нахал! Между прочим, старшему по званию грубишь!
       Шишов (заплетающимся голосом). Мы теперь и за стаканом будем соблюдать субординацию? Фиг тебе! Я - Лёха...Лёха - я!...Забыл только... какая же у меня фамилия...
       Епанчин (пьяным голосом спрашивает). Не помнишь как фамилия твоя?
       Шишов (растерянно). Фамилия? М-м-м... Не напомнишь? В башку - словно вбили клин!
       Епанчин. Может ... э-э скажешь, что ты ...э-э... капитан Епанчин?
       Шишов (почесав затылок). Пожалуй, нет, не так фамилия моя звучит...Хотя и не уверен в этом... Посмотри на личный номерок. Вот он на моей грязной шее, словно крест висит. (Подносит к глазам приятеля висящий на шее личный номер). Прочитай, какие там прописаны цифири? Башка совсем не варит! Не могу понять, на каком я свете...
       Епанчин (с зажмуренными глазами шевелит губами, силится что-то выговорить, отхлёбывает из горлышка и внезапно бодрой скороговоркой произносит). А я свой номер помню наизусть! Личный номер: П- 354647! На обороте нацарапано моей рукою: Вячеслав Е-пан-чин. И звание - капитан. И хватит меня спаивать, я давно выпил свою норму - и больше не наливай!
       Шишов (задумчиво заправляет свой номерок под тельняшку). Пока ты болтал, я имя свое уже забыл. Нет, я не Слава. Но точно и не Саша, и не Сережа! Такие имена родители дают своим чадам, не желая напрягать извилины. ( С радостью.) Вспомнил! Я вроде бы с утра был... Лёшка! А Епанчин - нет, не я. Хотя и жаль, капитаном, наверное, быть ...неплохо... (Закатывает глаза и быстрой скороговоркой произносит.) Стоп! Вспомнил и фамилию! Я - лейтенант Шишов! Мой номер: С-352789. Не забыл! А ты другую мне фамилию называл! За провокацию пей штрафную...
       Епанчин (вновь разливает по стаканам водку). Врёшь, каналья, ты не Шишов! Нашему Шишову вчера присвоили старлея!
       Шишов (сердито). Наверное, звание присвоили другому Шишову. Обидно, что мне звание не дали: ни "Красной звезды", ни маленькой звёздочки. Министр обороны меня обделил и позабыл! И х-х-х..хехе... с ним! Смелей пей водку, капитан: посуду греешь, балаболишь...Но, может, всё же то был я? И звание моё украли?
       Епанчин. Ты дебошир, ты разгильдяй, буян, и обитатель гауптвахты. Не брит, не мыт, вонюч и пьян, чёрен как горняк, который выбрался из забоя после смены! За что тебе давать старлея? За пьянки?
       Шишов (возмущаясь). Я после рейда даже не умылся толком: баня не работает, и в казарме нет воды! Утром построение - и сразу отправили на нары!
       Епанчин (с грустью). Сказать по правде, жалко мне того старшего лейтенанта Лёху.
       Шишов (сердито). Чего его жалеть? Звание моё присвоил - устроился, проходимец, неплохо...
       Епанчин. Вот мы сидим и пьём, а бедному Шишову в разведку завтра топать на реализацию разведданных. Опасное задание как раз для отчаянных сорвиголов и дураков! Намечена ночная засада в глубине Баграмской "зелёнки". Но чую, дело тут не чисто: шлют разведку на погибель.
       Шишов (со злостью). Пусть комполка и особисты жопы рвут! За рвение начальству дают ордена и звания! И бестолковый Лёха тот пускай им "каштаны" таскает из огня.
       Епанчин (горестно). Боюсь, дружище, как бы ты ни хотел забыться за стаканом, но бедняга Лёха ты и есть.
       Шишов (сердито). Ты ошибся! Я лучше буду жить в этом тюремном каземате! Прочти снова: вдруг другая фамилия нацарапана на личном номерке...
       Епанчин. Нет, брат, судьбу не проведёшь, завтра тебе в бой идти! Считай, что я сейчас - министр обороны, а значит, присваиваю звание и прикалываю звёздочки в твои погоны выцветшие под афганским палящим солнцем!
       Епанчин достает из кармана звёздочки и протягивает приятелю. Шишов опускает их в стакан, наполненный водкой, несколькими глотками осушает до дна. Затем выплёвывает звёздочки в открытую ладонь и кладёт в карман.
       Шишов (сердито). Плевать мне на приказ, в разведку не пойду! Другой Шишов пусть подставляет голову под пулю. А я отлежусь на грязных нарах!
       Епанчин. Но как же девиз российских офицеров? За царя, за веру и за Отечество?
       Шишов. С меня хватит! Весь год я воевал и рисковал зазря... ( Вновь выпивает водку.) Говоришь - не засада, а подстава? Интересно, какая сволочь эту авантюру затеяла!
       Епанчин ( с сочувствием). Я видел приказ: уходишь рано утром, в пять часов. Удачи тебе, друг! А другого Шишова в полку нет, поэтому трезвей, и постарайся отдохнуть до рассвета.
       Шишов ( с усмешкой) Вот досада! А ну-ка расскажи о комиссии московской. Показуха, как обычно?
       Епанчин. Конечно! Нам бессонные ночи, суета и пот, а начальству чеки, слава и почёт! Приехали, откормленные хари, холёные штабные московские тыловые крысы! Рожи красные и хмельные! Днем идет скупка товаров по дуканам, а вечерами в женском модуле кобелируют! Скоро закончат проверку и уедут домой, на Арбат. С одной стороны тебе повезло - на гауптвахте пересидел этот дурдом.
       Шишов (усмехаясь). Ложись на соседние нары, если так!
       Епанчин (примирительно). Не обижайся. Представь себе картину: мои пехотинцы, как последние болваны, малюют краской канализационные люки! Красные и белые пятна наносим размером с блюдце, словно рисуем мухоморы! Я, получив такой бредовый приказ, подумал, что начались глюки!
       Шишов (смеется). Забавно! Ты лично их раскрашивал?
       Епанчин. И я тоже. Размерял, примерял, рисовал. Не один я, этим важным делом занят целый взвод! На нашем театре военных действий, нравы психбольницы!.. Колючки выкосили, "обсерили бондюры..."
       Шишов. Бред какой-то, спьяну лопочешь! Что вы сделали, повтори-ка...
       Епанчин (смеётся). Утром наш татарин зам по тылу повелел: "Обсеривать бондюры"! Мы не поняли - недоумеваем... Оказалось, в переводе на нормальный русский - покрасить серой краскою бордюры...
       Шишов (хватаясь за голову). Маразм, дружище, кругом маразм крепчает...
       Епанчин (возмущаясь). Проклятье! Всему виною треклятая карьера! Эх, нет двенадцати генералов в моём роду, как у нашего командира Петренко-Иванова! Везёт негодяю, а у меня в родословной нет даже плохонького адмирала. Армейскую лямку смиренно тяну и терплю ... Награды, звания, если в Афгане не придут, в Союзе их и подавно никто не даст.
       Шишов. Но тебя ведь в прошлом месяце командиром роты назначили!
       Епанчин. Ну и что с того, что я стал ротным? Таких капитанов в пехоте пруд пруди! Как ни стараюсь служить усердно, но льстецы и блатные всегда впереди... Мои документы на два ордена, за боевые рейды по кишлакам, который месяц гуляют по штабам. Я кадровика спросил: куда девались награды? А он ответил: возможно, украли, мол, ищи сам...
       Шишов. Не отчаивайся, найдутся ордена.
       Епанчин. Ругаться, требовать своё - надоело! И ведь награждали за взятие больших трофеев: захватили склад с минами и за успешную засаду, а не просто так по разнарядке! "Звёздочки" мои не на паркете выслужил! С орденами в академию смогу легко поступить и тогда продвинусь по службе... И ты, Лёха, начальству понапрасну стал дерзить! Смирись! Карьеру поломают, не дадут дослужить спокойно!
       Шишов. В мечтах, конечно же, и мне хотелось дорасти до генерала, однако и зады начальникам я не буду лизать.
       Епанчин. Алексей! Конечно, каждому своё! Как в концлагере: кто-то ещё моется, а кто-то уже - мыло...
       Шишов. И я о том же: чинодралом становиться - дело не моё! Вот, взять, к примеру, полкового замполита: он ради своей карьеры, если понадобится, любого заживо сожрёт.
       Епанчин. И верно, брат, Золотарь - сволочь! Гнуснейшая тварь.
       Шишов. Ну да ничего, однажды он наткнется на растяжку! Давно хочу всю их подлую компашку грохнуть!
       Епанчин. Надо срочно выпить! Считаем, что я этого не слышал!
       Шишов. Шучу! Слишком много им чести! Ты же знаешь меня, на войне я зверь, но хладнокровно убивать своих, путь и сволочей...Не буду...
       Епанчин (восторженно). Да ты один целого взвода стоишь!
       Шишов. Начальство разве не замечает моего рвения? Знаешь, чем я командирам досадил? Наверное, тем, что все их афёры знаю! Действительно, про тёмные делишки могу поведать следствию!
       Епанчин. Откуда?
       Шишов. По распоряжению командира, мой взвод часто полковые топливозаправщики сопровождал, а Золотарь с замом по тылу топливо продавали! Бензин, солярка...Их кэп покрывает. Они всё на боевые потери по акту списывают. Без малого - сто тонн за год ушло афганцам! Я рапорт написал, а в результате - ни и следствия, ни дела. И особист наш, видно, в доле - тоже ни гу-гу...
       Епанчин (возмущенно). Тише ты! Не ори!
       Шишов (чуть понизив голос). Или, к примеру, в этот раз мы захватили опий, дюжину мешков, а мой старшина роты в акте расписался, что уничтожено лишь десять! Бойцы говорят по приказу Мутина два мешка унесли в особый отдел...
       Епанчин (протестуя). Тс-с! Опять орёшь! Не сносить нам головы!
       Шишов. Да я и так тихо говорю. А тонна спирта, сгоревшего как будто в результате подрыва? Этот спирт штабные вместо воды второй месяц пьют! Разве не забавно, в кромешной темноте духи попали, стреляя наугад в цистерну? Но мало того, что зам по тылу спирт выпил с дружками, так получил ещё за мужество медаль!
       Епанчин (переходит почти на шёпот). Ну и помалкивай, коль так много знаешь! Не то точно потеряешь свою буйную головушку...
       Шишов (возбужденно). А я не могу молчать, да и не хочу. Но вижу, нет толку выступать - круговая порука. Мешаю им, опасаются, что свидетелем на суде буду. Надеются, что духи помогут мне умереть? Потом посмертно маме вручат орден? Нет уж, спасибо! А у духов я давно в цене и за меня назначена награда... Да и сейчас скандал раздули ведь не из-за вонючей тушёнки! Теперь специально меня в пекло посылают!
       Епанчин. Воровство, самодурство, коварство и произвол! Живём с тобою, словно в зазеркалье! Ну, спасибо, просветил! Удружил, чтоб я теперь тоже спокойно спать не мог!
       Шишов. Выпьем, брат, ещё разок для укрепления нервов и закусим! А теперь мне, простаку, разъясни: раз ты такой умный: какой же негодяй затеял эту бездарную войну и зачем? Кому тут помогаем и кого защищаем?
       Епанчин. Официально нет ни зачинщиков, ни виноватых! Все руководители не причём, прикрылись коллективом - коллективным разумом! Один издох, другой вот-вот умрет, зато усопший успел ухватить звание маршала и пятую звезду Героя... Ты спрашиваешь: зачем война? А ты на карту посмотри: мы уже почти дошли до океана, к Индии! Наверное, второй Ильич решил расширить лагеря социализма загородку, а для ведения войны цену на водку поднял в два раза!
       Шишов (смеясь). Сами по состоянию здоровья не употребляют - и другим спокойно пить не дают!
       Епанчин. Так вот, армию вводили для помощи Хафизуле Амину, но в первый день сами себе заложили политическую мину! Бред какой-то: президент, приглашавший нас в Афганистан, его семья и свита были коварно убиты в ночь ввода войск!
       Шишов (качая головой). А ведь верно! Трагедия и политический "анекдот"!
       Епанчин. Но страдают простые афганцы. Увы, из средневековья к цивилизации и социализму нет ускоренного пути. Боюсь, что скоро мы сами с трудом унесём отсюда ноги! Угроблено туземцев миллион во благо идей марксизма-ленинизма! Аборигены, обутые в галоши маршируют к коммунизму... Трагикомедия!
       Шишов (с опаской). Крамольник! Ты гораздо опаснее меня! Я сторонюсь политики. А ну-ка сгинь, болтун, диссидент!
       Епанчин (с досадой). От диссидента слышу! Алкоголик! Задал вопрос - а я ответил. В моих словах ты не заметил здравого смысла и горькой правды? Сам меня спросил про смысл, но раз думать не желаешь - пей водку как и прежде пил!
       Шишов (словно прозрев, хватается за голову). И верно - у руля власти преступники! И этим отдать клад? Ни за что!
       Епанчин. Налей по новой! Вздрогнули! Ты опять начал болтать чепуху...Клад, да клад...
       Шишов (обнимает друга за плечи). Хочешь знать, зачем позвал тебя в этот зиндан?
       Епанчин. Да не тяни ты кота за хвост. Начал, так говори...
       Шишов. Я пригласил тебя в камеру не для того, чтоб ты мне читал морали, и не о бабах, и не о политике трепаться... Про клад хочу тебе по секрету рассказать...
       Епанчин ( раздраженно). Я с тобой - о серьезных вещах, а ты опять шутишь. Придумал какой-то клад. О мародерстве и грабежах разведки я ничего не желаю знать! Зачем мне этот геморрой?
       Шишов ( с обидой). Умолкни! То не грабёж, а боевой трофей! Мы взяли в караване баснословные сокровища, и я не стал их сдавать... Ведь разворуют всё командиры и тыловики. Жулью отдать драгоценные камни - жалко. Вопрос: как вывезти теперь сокровища домой? Опухла голова от раздумий!
       Епанчин. Можно, конечно, сдать государству. Получишь двадцать пять процентов, четверть суммы - это будет награда Родины за ратный труд.
       Шишов. Ты шутишь? Подарить сокровища шайке преступников, которые нас сюда на погибель загнали? Нет - шиш с маслом! Рубины и алмазы Рябоконь припрятал у сухого ручья, между больших камней. Мы поделим поровну: ему, тебе и мне - честно на троих. Но как вывезти в Союз?
       Епанчин ( оглядываясь на дверь). Тише! И в камерах бывают уши! Я подумаю. Потом поговорим, нас могут подслушать стукачи...
       Джинн, подслушав разговор, бурчит проклятия.
       Джин. Грабители! Мои сокровища надумали поделить! Ну, я вам покажу! Жестоко отомщу вам!
       Джинн отходит от окна и исчезает в темноте.
      
       Сцена четвертая.
       В комнате Особист и Замполит. Они спорят, продолжая пересчитывать деньги и делить добро. Внезапно в комнату врывается командир полка. Командир хватает за шиворот замполита.
       Петренко-Иванов. Рассказывайте, негодяи: куда подевали украденный опий? Засажу обоих в тюрягу, чтоб воровать в обход меня больше никто не посмел! Задумали аферу провернуть втихаря? А я вас должен прикрывать даром, что ли?
       Золотарь (умоляя). Прости, командир, нас бес попутал. Я честно собирался долю принести, но не успел... А откуда вам про наркоту стало известно?
       Петренко-Иванов. Мои стукачи работают старательно! Говоришь, бес попутал? А в морду не желаешь? Забыл, кто в гарнизоне хозяин? Или хочешь лес валить на зоне?! Сейчас вот этой саблей порублю в капусту. Канальи!
       Командир снимает со стены саблю, поднимает её над головой и с угрозой направляется к своему заместителю.
       Золотарь (молит). Отец-родной, пощади. Долю отдадим! Просто не успели тебя позвать. Поверь!
       Петренко-Иванов. (брызгая слюной) Проныры, жулики, проходимцы! Разве вам под моим началом плохо служится?
       Мутин (вмешивается). Васильич! То моя идея - я зачинщик. Спрячь саблю в ножны! Тоже мне, нашёлся, Будённый! (командир бросает саблю на пол). Без моего прикрытия - тебя давно бы замели органы! А с опием само собою вышло, экспромт - мы решили: зачем добру задаром пропадать? Ведь можно с выгодой наркоту сдать в дукан ...
       Золотарь. Сожгли и так почти полтонны дури - план выполнен! Командир, ты же служить вечно не будешь! Когда на пенсию уйдешь, деньги понадобятся. А знаешь, сколько на черном рынке опий стоит? В Крыму мы на такие деньжищи сможем построить несколько домов!
       Петренко-Иванов. Однако заработанные таким путем деньги принесут много зла! Наркотики - это страданья и мученья для людей!
       Мутин ( сердито). Не надо мне мораль читать. Народ российский разве водку не пьет? А самогон!? Лакают горькую до умопомраченья, уж сотни лет русский мужик тянется к бутылке ...Пьянство - не болезнь?
       Золотарь. Командир, ты сегодня не в духе! Мы же запасной аэродром готовим для жизни на гражданке! Посмотри, что творится в стране! Затеяли дурную "перестройку"! Сидор Васильич, по слухам, в обществе вот-вот грядут большие перемены и неизвестно, что нас ждёт. А с деньгами открываются большие перспективы.
       Мутин. Вояки скоро станут не нужны, зато в цене будут люди хваткие и инициативные... Кто прозевает старт - останется ни с чем! Нам нужно быть дружней и держаться вместе, тогда нигде не пропадём.
       Петренко-Иванов. Деньги зарабатывать надо - я не возражаю! Но помните, мы все заодно и давайте без обмана! Замполит, гони живей пайсу от наркотического "урожая"! И никогда не забывайте, кто в полку главный! Ну, и где же моя доля? Сколько мне чеков отсчитали?
       Золотарь. М-м-мильён афгани!
       Петренко-Иванов. Всего миллион "афошек"? И ты, комиссар, и ты, чекист, - жульё! Отравители народа ... Признавайтесь, сколько моих денег прикарманили?
       Золотарь. Позвольте, командир, а сколько же вы хотите?
       Петренко-Иванов. Гораздо больше миллиона! Давайте подсчитаем тити-мити... Вздумаешь обманывать - скручу в бараний рог!...
       Начинается торг.
       Золотарь. Милльён афгани и сверху - двести чеков.
       Петренко-Иванов. За кого ты меня держишь, Сема! За бессловесного осла? Беру всё чеками! Триста тысяч чеков!
       Золотарь (возмущаясь). Я не ослышался? Грабёж! Двести. И надо бы накладные расходы вычесть...
       Петренко-Иванов. Триста! Не торгуйся!
       Золотарь (жалобно). Двести двадцать! О боже! У меня голова кругом от вас.
       Петренко-Иванов. Триста! Не торгуйся! Иначе отобью почки!
       Мутин. Двести сорок и баста
       Петренко-Иванов (миролюбиво). Ладно, двести пятьдесят! Но денежки сразу на бочку! Складывай купюры в дипломат!
       Золотарь (с обидой). Служим вам верой-правдой, а в ответ - слышим одни угрозы ...
       Петренко-Иванов. Ждете благодарности? Верно, ругаюсь - но я же простой солдат...
       Золотарь. И всё бы хорошо, но появилась проблема! Командир, помогите, это по вашей части: наш новый начальник штаба, майор Погребняк, всюду стал совать свой нос. Не то стукач, не то дурак: расспрашивал меня, не знаю ли чего о пропаже опия.
       Мутин. Надобно его отправить вместе с разведкой. Одним махом устраним и Погребняка, и опасного болтуна Шишова! Духи в Баграмской зелёнке их встретят засадой! Мало ли что с ними может приключиться... А коли не убьют, а только ранят - тоже неплохо, долго будут по госпиталям валяться. Я по своим агентурным каналам им организую "горячую" встречу...
       Петренко-Иванов. Вовка, мерзавец! Ты мне всю разведку изведёшь!
       Мутин. Помилуй бог, но на кону миллионы!
       Петренко-Иванов. Ладно, ладно... но действуй аккуратно ...и не переусердствуй. Всех убивать - не надо, солдат не трогать...
       Мутин. Вас понял, шеф, так и сделаем. Шишова ликвидируем, а Погребняка - ранят! Продолжу: пленный душман постоянно твердит в бреду о кладе великого Шерхана! Допрашиваю духовского главаря и день и ночь. Устал его пытать!
       Петренко-Иванов. Удивительно, что он вообще ещё жив! И что сказал пленный про клад? Словам его веры нет, под пыткой мало ли что скажешь.
       Мутин. Думаю, говорит правду! Чутьё меня не подвело: разведка захватила настоящий клад! Наш пленник - человек не простой: он крупный полевой командир! Клад стоит миллионы и даже не в чеках - а в долларах! А драгоценности забрал проходимец Шишов!
       Петренко-Иванов (командир восклицает). В долларах! Ух, ты! Тогда Шишова пока что нельзя устранять! Надо подождать, пусть он себя выдаст и покажет место тайника... Когда всё изымем, тогда можно и в расход...(Немая сцена)
      
       Сцена пятая.
       Комната офицеров. За столом сидят Шишов и Епанчин. Под окнами стоит джинн и подслушивает.
       Епанчин. У меня к тебе срочное дело! (Сердито.) Пить не надоело?
       Шишов (тупо озираясь). А каким иным способом страх и совесть успокоить? Посоветуй. Взрываем, сжигаем, стреляем, а для каких стратегических и высоких целей - не понимаю. Как потом дальше жить?
       Епанчин (легкомысленно). На гражданке-то? Проще простого! Попробуй просто жить и любить баб.
       Шишов. Вот и люби их сам, а я-то тут при чём? У меня другие хобби: карты, охота и рыбалка. Мужикам от коварных баб одни страдания. Они нам только портят жизнь... Достаточно лишь изредка снять напряжение, главное - не увлекаться всерьёз, а заниматься этим как бы между делом.
       Епанчин. Дурак ты, братец!
       Шишов. Мне вовсе не нужна любовь. Избранница, к примеру, сегодня идеал: свежа, стройна и хороша собою. А через тридцать лет? Кто этот бегемот в замызганном халате? Кто эта злая фурия, сварливая мегера? А если сам состарился, а жена молода, то сделает тебя рогатым..., рано или поздно.
       Епанчин. Никто тебя любить не заставляет! Не хочешь, не люби. Веди неспешно разговор с самим собой и со своим "дружком" (громко смеется). Приятно говорить о женщинах! Ты - почти евнух, ты - отшельник, а я...
       Шишов (отмахиваясь). А ты неисправим, готов валяться у любой распутницы в ногах...
       Епанчин. Как бы тебе доходчивее объяснить... Ты по натуре бирюк и неотёсанный мужлан. Бабы - это для тебя адское наказание! А для меня они - голубки, киски, рыбки, нимфы! Ох, эти женщины! О, неземные существа! Теряю голову при виде красотки. Ты - дикий варвар в половых вопросах ... К девушкам у тебя подход каменотёса: рубить, долбить, тесать...
       Шишов. Болтун ты и хвастун.
       Епанчин. Ничуть! Одну недавно я пытался очаровать, да сам попал в плен её чар. Но ты споил меня на гауптвахте. Я ведь совсем забыл, что назначил ей свиданье... и не пришёл.
       Шишов. Ты сам пил. Я насильно не поил.
       Епанчин. Не помню имени, но аромат её духов запомнил - узнаю из тысячи. (Хватается за голову.) Дай вспомнить... Женя? Ира? Оля? Серафима? Нет! Отшибло память. А всё ты, пьяница проклятый!
       Шишов. Стареешь, брат, становишься рассеян. Напоминаю, зовут девицу - Жанна.
       Епанчин. Точно! Вслушайся, как звучит восхитительно - Жанна! Не ошибся? Не Вика, не Марианна, не Кристина? Она меня в гости позвала... Как она хороша, но только души у неё нет! Глаза холодные - в них ледяное пламя. Нужен поэт, чтоб такую женщину воспеть в стихах.
       Шишов. Ах, ты пройдоха! Уже зажал небось девицу в тёмном уголке?
       Епанчин. Не насмехайся! Она вонзила мне в сердце кинжал...
       Шишов. Прекрати! Давай забудем на минуту баб и поговорим о деле...
       Епанчин (задумчиво). Ах, да, ты о трофеях. Рассказывай, что у тебя в заначке осталось? Чем я за водку рассчитаюсь в магазине? Банкет на гауптвахте стоит денег и я должен продавщице Зине сто чеков ...
       Шишов. С похмелья ты совсем забыл, о чём я тогда говорил? Вот тебе камушек - это гранат! В потаённый карман его положи, и в Кабуле продай ювелиру. Это, брат, драгоценность! На сдачу потешишь себя - денег хватит, чтоб Зинка тебе пару раз дала...
       Епанчин (протестуя). Юморист! Наши продавщицы страшны, словно жертвы атомной войны! Я столько не смогу выпить водки ...Ту Зинулю не пожелаю и врагу! Хочу Жанну!
       Шишов (смеется). Как прикажешь. За большие деньги будет тебе и Жанна.
       Епанчин уходит из комнаты. Шишов ложится на кровать и начинает играть на гитаре. Епанчин быстро возвращается.
       Епанчин. Подъём! Идём в гости к женщинам! Нас ждут, возможно, и тебе тоже что-нибудь перепадёт.
       Епанчин тянет за рукав упирающегося приятеля.
       Шишов (упираясь). Может, ты один? Без меня быстрее уложишь в постель свою Жанну.
       Епанчин. Нет, отправимся вместе! С красоткой в комнате живет соседка.
       Шишов. А кто подруга? Она тоже хороша собой? Я ею овладеть сумею, или надо крепко напиться?
       Епанчин. Библиотекарша, не молоденькая, она лет тридцать как не девица. Внешность...скажем так - на любителя... Признаюсь честно - я её боюсь!
       Шишов. С чего бы? Ты же герой!
       Епанчин. Она похожа на злую колдунью или Бабу Ягу! Гадает, ворожит, предсказывает. Робею под её пристальным взглядом и ничего с собой поделать не могу... Ну, всё, пришли. Смешно, но я действительно дрожу, и боюсь ворожею эту... (Стучит в дверь) .
       Шишов (шепчет). Неужто, Валентина так страшна? А может быть, она больна проказой?
       Епанчин. Прекрати! Бабе чуть за сорок пять! Не красавица, но не с лица же воду пить.
       Шишов. Она явно не в моём вкусе. Пусть лучше старый прапор Рябоконь берёт её на абордаж! Я лучше напьюсь.
       Епанчин вновь стучится.
       Епанчин. Замолчи же! Ау, девчата! Гостей ждали?
       Из-за двери раздаётся сварливый голос Валентины: Гостей примем, ежели нам позолотят ручки...
       Шишов (бурчит). Им только деньги подавай!
       Епанчин (входя в комнату). Обязательно одарим! За это ты нам погадаешь?
       Валентина. Ворожба моя верна! Плати чеки и слушай.
       Жанна красит ногти, сидя на койке, и украдкой смотрит на вошедших. Офицеры выставили на стол закуску, коньяк и осторожно уселись на краешках стульев. Под кроватью лежит следящий за Шишовым джинн. Епанчин платит. Гадалка что-то пробормотала, раскинув карты по столу, считает их, перекладывает, перетасовывает. Затем взяла руку Епанчина и принялась рассматривать ладонь. Внимательно смотрит ему в глаза и выносит приговор.
       Валентина. Тебе везёт! На ладони, вижу, начертана вечность, а линия жизни стремится в бесконечность. На руке написано: богатство и любовь, которая словно молодое вино взволнует кровь! Без малого тебе до ста лет, целовать девиц в уста. Счастливчик!
       Епанчин. Не врёшь? Я останусь жив на этой войне! Нет подвоха в твоём гаданье? Тебе верить-то можно?
       Валентина. Конечно, тебе жизнь покажет, что я была права... Через семьдесят лет навести меня и за правдивое предсказанье не забудь отблагодарить! Всё сходится, если только в возрасте Христа случайной смерти сможешь избежать.
       Епанчин. Порадовала! Спасибо, милая старушка! Значит, для духов, я недосягаем. В Афгане не страшны ни пули, ни осколки?
       Валентина. Старушка! Так меня обидеть! Ах, мерзавец! А ну-ка сейчас вмиг перегадаю - и пеняй на себя.
       Епанчин. Прошу прощения, готов вину загладить любой ценой. Можно поставить магарыч!
       Валентина. Берегись! Вижу, мерцает твой силуэт в полумраке и как будто могила рядом с ним. Наказать, чтобы обзываться было неповадно? Ну, да ладно, живи! Проживешь девяносто шесть лет! Тебя ни пули, ни осколки не зацепят, но в мирной жизни захвораешь, смерть крылом слегка заденет...
       "Тулук кыссс!
       Аших пысссс..."
       Могу продать от вражьей пули и от нечистой силы оберег и "заговор"...
       В комнате стоит полумрак, на столе горит свеча, шторы, мебель, коврик искрят и потрескиваю, полы скрипят сами собой. Обстановка очень таинственная. Жанна хихикает в сторонке и явно посмеивается над зачарованными гаданьем офицерами.
       Епанчин. Конечно же, куплю и для себя, и для Лёхи, и для Рябоконя! Держи, дорогая ворожея, полсотни чеков, всё равно их пропьём...(Гадалка получает свернутые деньги и прячет в карман.) Удачно в гости зашли! Приговорила меня к долгой жизни! А вдруг случайная катастрофа? Эпидемия? Или начнется в стране мор? И почему не ровно сто лет?
       Валентина. С точностью до года я срок тебе отмерила! Слушай меня: круглым датам никогда не верь - в настоящем гадании так не бывает!
       Шишов (встревает в разговор). Откуда ты всё это знаешь, старушка? Смотрела на мою ты руку одно мгновенье! Ты ведь не цыганка, и фамилия твоя - вроде бы русская...
       Валентина. Ах ты, невежа! И ты туда же! Какая я вам старушка? Мне через месяц всего сорок пять! У-у, злыдень! Хочешь превратиться в жабу? А может, сделать так, чтобы ты влюбился в уродину? Или продать тебя в рабство к нечистой силе?
       Шишов (примирительно). Остынь, не горячись. Извини.
       Валентина (с гордостью). Я пять лет прожила на Кубе, училась там у колдунов и проникла в сокровенные тайны магии! Меня обучили заклинаниям, посвятили в тайны добра и зла! А цыганская кровь во мне тоже течёт! Среди колдуний Карибских островов я в авторитете! Секретным таинствам Вуду у сильной ведьмы обучалась. Нас, настоящих колдуний, на земле осталось мало - всего пять или шесть... Владею знанием сантерии и кандобле, обрядами кимбанда и умбанда. Могу покатать тебя ночью на метле. Хочешь? (Валентина смеется, а Шишов, протестуя, машет руками.) Или тебе нужно обязательно увидеть диплом колдуньи с печатью?
       Шишов (громко рассмеялся). Но ты, наверное, каждому клиенту обещаешь сто лет жизни, и офицеров искушаешь надеждой...
       Валентина (резко взяла ладонь лейтенанта, взглянула и так же резко отвела в сторону). Увы, приятель, но тебе такого не скажу! Лет пятьдесят или чуть больше... Всему виной твоя будущая роковая любовница... Высосет она из тебя все жизненные соки...
       Шишов. А кто она?
       Даже в полумраке было заметно, как офицер стал резко бледнеть, и руки Шишова задрожали. Он вскакивает из-за стола, роняя стул.
       Валентина. А этого пока не знаю...Не трепещи! Здесь не убьют. Жизнь будет коротка, но весела. Вот так-то, парень, долголетие не всем людям дано.
       Шишов (внезапно громко кричит). Ты всем так говоришь! Но каждый день нашего брата убивают и в "черном тюльпане" отправляют домой!
       Валентина (вздыхая). Я твёрдо знаю, на ком печать смерти лежит - говорю о смерти лишь тому, кто наверняка погибнет... Зачем обманывать несчастных? Мне врать нельзя. Кто приходил и слушал предсказанье, то получил, от Бога или черта - не знаю, наказанье. Кому погибнуть суждено - тех давно нет.
       Шишов. Все кому гадала выжили?
       Валентина. Два месяца, гадая, я твержу: будет жизнь! Но вот вчера один такой пришёл... я ему предсказала гибель, а он не поверил. И смерть он сразу же свою нашел - сегодня разорвало миной.
       Епанчин. Прапорщик Кущак! Фугас взорвался на дороге, когда бедняга ехал с заставы к выносному посту...
       Шишов (с удивлением). Признайся, командир полка здесь был?
       Жанна (с гордостью в голосе). Начальники напились и в полночь к себе в комнату позвали гадалку. И до самого утра им тетя Валя ворожила!
       Валентина. От счастья, что жизнь пообещала, начальники спирт из ковша пили! Я даже испугалась, не вкралась ли ошибочка в гадание? Вдруг они нечаянно умрут с перепоя? Но нет, всё обошлось. Что им, скотам, сделается!
       Шишов. Вся эта шайка существует на свете, потому что ты им разрешила жить?
       Валентина говорит и говорит вкрадчивым завораживающим голосом, а сама тем временем всё раскладывает и раскладывает карты. Собирает, перекладывает и вновь собирает. Затем внимательно осматривает голову Епанчина и продолжает гадание.
       Валентина. К моему величайшему сожалению, но вполне возможно, что так и есть - я подарила им жизнь. Однако продолжим гадание. Славушка, судя по макушке, суждено женатым быть не раз, но первые два раза, вижу, неудачные... Хочешь получить мой мудрый наказ?
       Епанчин. Скажи, сколько будет всего жён у меня, такого любвеобильного? Пять или шесть? Или за мною по пятам будет бродить толпа девиц, и ни одну из них не выберу.
       Валентина. Молчи, распутник, иначе напущу чёрную проказу! Сказала же - больше чем два раза! Детишек наплодишь немало в этом мире. Макушка непонятная, запутанная. И быть тебе богатым и известным!
       Шишов. А ещё говорят, что везет только дуракам! Но умнику Епанчину, и жить предстоит больше чем девяносто лет, и будет много жён, и слава и почет! А как же я? Ставлю мою судьбу на кон! Хочу я тоже славу и богатство! Выбрасывай! Чёт? Нечет? Как карты лягут?
       Епанчин. Лёха, подожди, не мешай! Валечка, продолжай!
       Валентина. Больше ничего не вижу. Хватит и того, что я тебе сказала.
       Звучит резкая и протяжная сирена.
       Епанчин. Проклятье, сигнал тревоги! Общий сбор на построение! Давайте завершим вечер у нас. Мы купили угощение... Ждём ровно в семь! Вот ключ в нашу спальню.
       Шишов (бурчит Епанчину). У нас в комнате не прибрано, бардак везде. Я заранее тебя предупреждаю, что в ваши шуры-муры - не играю...
       Валентина (завершившая гадание, усмехается и произносит тихо). Как знать, ведь всё бывает в этой жизни ... в любви мужчины так непредсказуемы...
      
       Сцена шестая.
       Зашторенная комната. Валентина и Жанна сидят за столом, говорят о жизни.
       Валентина. Расскажи, милая, как тебя угораздило попасть в наш гарнизон? Как такая красавица попала в полк из штаба армии?
       Жанна. Сама не ожидала. У меня любовником был стареющий генерал. Слабый, неумелый. В койке нужен был молодой самец или гусар: чтоб мчался рысью, аллюром, галопом! Сломался генерал быстро, постельного не сдюжил темпа, загнала словно старую клячу на скачках. Генерал глотал валидол, витамины кушал, крепился. Но всё равно заездила его! И сразу потянулась молодежь ко мне в кровать гурьбой! Загуляла...
       Валентина. Ах, какая ты страстная! Я в молодости такой же была чертовкой!
       Жанна. А то! Но сколько веревочке не виться... Я в раж вошла и сразу же попалась! Однажды генерал-ревнивец застукал меня с рослым лейтенантом из охраны. Скандал! Летёху - в горы, на дальний пост, а меня к вам в полчок, на перевоспитанье.
       Валентина. Старый негодяй! Сам ни гам и другим не дам! А молодость проходит...
       Жанна. И не говори, соседка. Ох, расстроилась я, выйду - покурю.
       Жанна выходит в коридор, и вдруг из ниоткуда появляется джинн.
       Валентина (с испугом). Ты кто такой!? Чудище! Я тебя не вызывала! Сгинь!
       Джинн. Зато я тебя знаю, колдунья! Наслышан! Я джинн, Сабах ибн Низамутдинн! У меня к тебе есть одно секретное дельце!
       Валентина (машет руками). Ох, чур, меня. Доигралась! Нечистая сила ко мне явилась! Какое может быть дело ко мне? Не пугай и не томи - говори скорее.
       Джинн. Думаю, оно тебя заинтересует. Валюша, ты хочешь заработать миллион?
       Валентина. Кто же не хочет. А что надо сделать подлого?
       Джинн. Ну почему именно подлого?
       Валентина (с усмешкой). Такие деньги платят только за подлости и мерзости...
       Джинн. Угадала! Следует приворожить одного из офицеров, того, что приходил сегодня к вам. Любого из них. У них в руках мой клад: первые драгоценные камни начали собирать ещё во времена Александра Македонского, часть - при царе Ашоке, кое-что принадлежало самому Чингиз-хану, затем кладовую пополняли Султан Бен Тала, бек Али Аль Маруф, индийские магараджи. Но настоящий хозяин клада - царь Шерхан, это он сумел собрать все сокровища воедино. Теперь ценности в руках этих недавно ушедших от вас оболтусов. Клад надо вернуть! Я вознагражу тебя за службу. Согласна? Ваша задача: подготовить почву, влюбить мальчишку и вернуть мне клад.
       Валентина (чуть подумав). Конечно, согласна. Я уже слышала про драгоценности от прапорщика, но не поверила, думала, пьяный бред.
       Джинн. Сокровища не вымысел! Эх, жаль, но я сам против этих офицеров бессилен! Не успел. Они теперь защищены, у каждого есть священный оберег от злых сил, который ты им продала!
       Валентина. Прости меня, я же ничего не знала! Если это так, то я приложу все силы, чтобы помочь тебе и самой заработать. Есть у меня одна хитрая задумка...
       Джинн (оглядываясь). Вот держи состав снадобья и запоминай слова заклинаний. (Джинн протягивает мешочек гадалке и что-то долго шепчет ей на ухо.) Ну как? Запомнила? Слово в слово? Не перепутаешь? (Валентина бормочет тихо слова заклинаний.)
       Валентина. Переписать можно? Вдруг что-то забуду.
       Джинн. Запиши, я продиктую.
       Валентина быстро записывает, а джинн поправляет её.
       Валентина. Всё верно?
       Джинн. Да, ты молодец! Прилежная ученица. Только не проболтайся никому о нашей тайне. Иначе я тебя саму уничтожу!
       Валентина (в ужасе). Клянусь, не обмолвлюсь, клещами не вытянут тайну!
       Джинн исчезает в воздухе, а Валентина в страхе дрожит. В комнату возвращается Жанна. Валентина начинает уговаривать соседку идти в гости к офицерам. Женщины спорят.
       Валентина. Поговорим об одном деликатном деле?
       Жанна. Говори. О чем?
       Валентина. О кладе. Жанночка, мой вчерашний мужчина сболтнул лишнего. Тот прапорщик был сильно пьян! Я в транс его ввела и выведала эту тайну под гипнозом. Теперь Рябоконь и не вспомнит, что сболтнул лишнего... Поверь, он про драгоценности не врёт, я чую, дело верное...
       Жанна. Не может быть! Откуда же на нас свалилось такая удача? Рубины, бриллианты, топазы, гранаты! У меня голова кругом. Я ни разу в жизни не держала в руках ни сапфира, ни изумруда. Как же к этим олухам попали богатства? Я готова за сокровища отдать свою душу и тело!
       Валентина. А много стоит твоя душа?! Не смеши!
       Жанна. А тело?
       Валентина. Это другое дело! Твоё тело - в цене и можно дорого продать!
       Чтобы клад стал нашим, придется тебе много постараться: соблазнять, очаровывать. Я не гожусь, нужна в этом деле красивая молодица!
       Жанна. Ладно, подруга, уговорила. Кого должна я очаровать? Их двое, но мне больше по нраву Епанчин. Колдуй! Хочу, чтобы капитан и камушки отдал и со мною жил. Ты уверена в силе колдовства Вуду? Пообещай, что после ворожбы буду богатой как королева!
       Валентина. Верь мне, красотка, всё так и будет!
       Жанна (мечтательно). Надоело быть шлюхой! Знать бы наверняка, что стану счастливой! С детства устала жить в бедности, а я ведь была первой ученицей в школе и хорошей девочкой. Но вместо института - оказалась в постели с поселковым бандитом. Нищета проклятая! Одно моё богатство - красота. Она меня всегда выручает, но красота и моё проклятье: мужчины во мне видят лишь смазливую куклу. А вдруг ты наколдуешь мне беду? Ладно, была, ни была! В долгу не останусь.
       Валентина. Соседка! Капитан и так уже любовной страстью ослеплен, без колдовства. Весь дрожал и трепетал, когда смотрел на тебя. Но и Шишова ты зря боишься, может, лучше с ним попробовать! Дурака легче окрутить.
       Жанна. Нет, разведчика боюсь! Шишов мрачный, и взгляд у него злобный. Почувствует подвох и побьёт, чуть заподозрит что - не пожалеет.
       Валентина. Напрасно ты так думаешь, он только с виду страшный, а на самом деле парень добрый.
       Жанна. Сказала же нет, не хочу его! А еще я страшусь мести полкового командира! Сидор Васильевич очень крут! И его дружки - так и вьются вокруг меня да облизываются.
       Валентина. Успокойся и забудь ты этих пьяниц. Ещё разок подумай: может, давай приворожу болвана Лёшку Шишова? Его легче будет оставить с носом.
       Жанна. О, нет! Он мне противен, для него я слишком хороша!
       Валентина. Но я считаю, этот умный капитан опасен!
       Жанна. Нет, Епанчин! Его приворожи. Он настоящий мачо. Когда желанье есть, мужским причиндалам в брюках тесно! Мужик сразу голову теряет и думать начинает иным местом...
       Валентина. Хорошо, как скажешь - тебе жить! Я зелье приготовлю, но запомни: может погибнуть в муках тот, кого ты хочешь выбрать для утехи плотской ...
       Жанна. Ну и пусть! Отстань! Напрасно ты за разведчика хлопочешь... Я мечтаю, помимо денег, о нежном и галантном кавалере! Мне нужно всё - и деньги и любовь. Я же сказала - надоело быть шлюхой!
       Валентина. О деле надо думать, похотливая утроба! Ладно, заколдую, будет капитан твоим до смерти...
       Валентина достает из шкатулки несколько пакетиков, пузырьков, собирает всё это в одну кучку, надевает черный платок на голову и накидывает темную шаль на плечи, тщательно перемешивает травы и шепчет.
       Шафран, калган, гвоздика,
       мускат, маис, анис,
       щепотка базилика,
       ирис и барбарис.
      
       Яд кобры и тарантула,
       копчёный скорпион,
       слизь мерзкой, старой жабы
       и выжатый лимон.
      
       Цветы лаванды,
       корицу, розмарин,
       подсыплю для дурмана
       полынь и кокаин.
      
       Пусть парень ошалеет,
       забудет обо всём,
       немного белладонны -
       и разум усыплён.
      
       Миндаль, куркум, кебебу
       и розы лепесток,
       протертый померанец,
       лаврушечки листок.
      
       Фиалка и лаванда.
       Приготовлена баланда...
       Ах, да чуть не забыла,
       репей и лебеду!
       Иначе я накличу
       себе на голову беду!
       Валентина пробормотала заклятье, торопливо помешала ещё раз зелье, высыпала снадобье в один пакетик.
       Жанна (шепотом). Надо попробовать запомнить рецепт снадобья! Обведу вокруг пальца колдунью.
       Валентина (громко): Получай зелье для твоей любовной утехи, ( и тихо) но драгоценностей от меня утаить не получится.
       Жанна (бормочет, отвернувшись в сторону). С удовольствием дала бы тебе отраву!
       Валентина. Мои условия: драгоценностей треть моя! И слушаться меня во всём!
       Жанна (торжественно). На любую сделку согласна! Я не обманываю друзей! Добуду сокровища - честно поделим!
       Валентина. Запомни - теперь нас связывает страшная тайна, о ней молчи до смерти, иначе будешь обречена на адские мучения!
       Жанна (шепотом бормочет): Проклятая колдунья, чердынская вещунья! Богатство ей подавай! Да чтоб ты околела!
       Валентина (тоже тихо говорит, отвернувшись): Я знаю, что ты шептала про себя! Если перехитрить меня вздумаешь - жестоко отомщу!
       Колдунья добавляет еще снадобье и шепчет:
       Веточку багульника,
       таволгу, крапиву.
       Станет он удачливым,
       будет он счастливым.
       Женщины собираются и идут в гости, едва они вошли в комнату, как в этот момент в коридоре раздаются громкие голоса офицеров. Под кроватью тут как тут джинн.
       Жанна. Они идут! Скорее, Валечка, колдуй...
      
       Валентина.
       Сотворю обман!
       Напускаю дурман.
       (высыпает снадобье, шепчет над чашкой, а в комнате в это время сгущается туман)
       Мужчина - раб заклятья,
       слуга дурной любви
       и чтобы ты не делал,
       для суженной живи!
      
       Теперь ты червь бездушный,
       безвольный человек.
       Никто не расколдует!
       Заклятью срок - твой век.
      
       Мемори- кэрра- пертра,
       Фуэмтос- кантрат- мос,
       Контасио- робэро
       Сопанто- рандрэос!
      
       Колдовство прочитано -
       и снять печать нельзя!
       Тебя приворожила.
       Пеняй, брат, на себя!
      
       Люби свою хозяйку,
       хоть испусти ты дух,
       принадлежи всецело!
       Но коль прочтешь над телом:
      
       Умри, любовь, навеки!
       Закрыл Вуду веки!
       Тебя я проклинаю!
       Свободным стать желаю...
      
       Посыпь бесчувственное тело солью,
       тогда получишь волю!
       Чтоб сделать "отворот"
       прочесть наоборот:
      
       "Соэрдэнар-отнапос,
       Орэбор-оисатнок,
       Сом-дартнак-сотмэуф,
       Артреп-аррэк-иромем"
      
       Дверь широко распахивается, входят офицеры.
       Епанчин (радостно восклицает). Ура! У нас в барышни в гостях! Сейчас устроим пир! Я счастлив, что вы навестили холостяцкую берлогу! Скорей к столу!
       Шишов (тихо бурчит). Всё же явилась старая карга и опять заведет шарманку: о чародействе, о магии, о силе сглазов, о превратностях судьбы и о напастях разных... Тьфу, гадостью уже какою-то в комнате разит. Василиск, исчадье тёмных сил! Пахнет тленом, ладаном и полынью. Кажется, ведь она родом из Чердыни? Я про эти места слышал что-то нехорошее...
       Валентина меняется в лице, услышав последние слова разведчика, лицо исказилось от гнева. Она вдруг резким движением, мгновенно и незаметно подсыпала порошок и во вторую чашку с питьём.
       Валентина (мстительно). Пусть проклятье падет и на тебя!
       Жанна. Милые ребята, мы немного покомандовали и по хозяйству распорядились - отведайте душистого чая на травах...
       Шишов. К черту чай! Дамы, хочу вам предложить коньяк... Чай - вода. Чтоб не болеть, надо пить в Афгане спиртное, и обеззараживаться - вот мой рецепт здоровья!
       Разведчик отодвигает чашки, водружает на стол бутылки коньяка, водки, свинтил пробки, налил в стаканы спиртное.
       Епанчин. Дорогие женщины, милые создания, я искренне рад вас видеть вновь. Война без удовольствий - настоящий ад! Без женской ласки - жизнь скучна!
       Валентина (кривляясь). Как жаль, что нет шампанского или сухого вина! Женщины нехотя выпивают по рюмке коньяка.
       Жанна (нежно). Отведайте прекрасный цветочный чай! Славушка, всего одну чашечку! Попробуй, какой восточный букет! А запах! Чудо!
       Епанчин. Увольте - слишком жарко... Прошу, не спорьте. Вот коньяк, вот водка! Хотя ради тебя, Жанна, готов выпить и отраву.
       Валентина (бормочет). Как скажешь, милок, твоё желание сейчас исполнится...
       Жанна хихикает.
       Епанчин (отодвигает чай, поднимает стакан с водкой и торжественно произносит). Твоё здоровье, милая!
       После четвёртого тоста офицеры объявляют перерыв.
       Шишов. Минутный перекур! Дамы, прошу прощенья, оставим вас на минутку одних, сбегаем за закуской... купим в дукане фрукты и конфеты.
       Офицеры быстро выходят.
       Жанна (шепчет колдунье). Скорее сыпь зелье в спиртное! С сегодняшнего дня буду ему госпожой! Я заметила, лицо горит, глаза блестят, капитан уже сам не свой.
       Валентина вновь что-то шепчет и высыпает щепотку снадобья в рюмку. Едва она успела подмешать порошок, как в этот момент слышатся голоса. Это в коридоре разговаривают замполит и особист.
       Золотарь. Товарищи офицеры! Покажите свою комнату и не топчитесь скромно у дверей! Идет борьба с алкоголизмом, а вы, как я посмотрю, уже в стельку пьяны?
       Мутин (с подозрением). А что сейчас в вашей комнате происходит? Я слышал странный шум. В конце концов, когда же вы за ум возьмётесь?
       Женщины в панике хватают рюмки, бутылки и забираются в шкаф. Начальники входят.
       Золотарь (принюхиваясь). Фу-фу! Довольно странный спёртый дух! Вчера пролили бражку или это самогон?
       Шишов (показывает на чай). Чем пахнет в комнате? Чай ароматный пьём на травах! Напрасно вам всюду мерещится спиртное.
       Золотарь (берёт кружку и произносит, глядя на особиста, рисуясь).
       А я не верю, возьму и попробую, что за дрянь лакают молодые офицеры...
       Чифир? Бурда? Наркотик?
       Пробует содержимое кружки и выплевывает на пол. Раздаётся грохот, летят искры и под потолком клубится дымок.
       Мутин (пригибаясь). Ой! Что-то громыхнуло? Опять обстрел в Кабуле?
       Епанчин (ехидно). Не бойтесь - это лампочка взорвалась.
       Шишов (весело). И мы тут совершенно не причём!
       Золотарь. Ох, башка гудит, как будто саданули чем-то тяжёлым!
       Шишов. Сдается мне, это громыхнули чьи-то газы!
       Золотарь (хватаясь руками за стол, громко кричит). Караул! Со мною что-то происходит! В глазах пелена. Отраву в чай подмешали?
       Мутин. В санчасть скорее, Сема! А если ты умрешь, я с ними поквитаюсь...
       Шишов (надменно): Не надо угроз!
       Особист подхватывает приятеля и выводит на свежий воздух.
       Епанчин (задумчиво). Как думаешь, что с ним?
       Шишов (машет рукой). А ну его, пустое! До чертиков допился, мерзкий политгад!
       Епанчин. Ура! Девчата, живей выбирайтесь из шкафа на свободу! Ваш ароматный чай встал поперек горла Золотарю.
       Валентина (выбирается из шкафа отходит в сторонку и бормочет)
       Ох, беда! Дело приняло непредвиденный оборот...Возможно, Золотарь тоже попал под действие зелья! Что же с ним будет?
       Жанна (нервно). Ну, что же вы стоите? Пейте!
       Жанна протягивает рюмку Епанчину, но Шишов нетерпеливо выхватывает её, смотрит пристально ей в глаза и выпивает до дна. Раздается оглушительный треск, взрывается вторая лампочка и в комнате становится темно. Джинн выглядывает из-под кровати и радостно потирает руки.
       Жанна (шепчет в ужасе). О боже! Выпил снадобье совсем не тот! Ах, бестолочь! Идиот! Ну, держись, ты у меня теперь попляшешь! Сейчас как возьму тебя в оборот!
       Валентина (в ужасе). Пахнет серой! Кажется, открылись врата ада! Ах, что я натворила! Что будет, что будет!? О, мерзкий и коварный джинн!
      
       Сцена седьмая.
       Комната женщин. В ней полный погром. В кровати лежит пьяный Шишов, который тормошит обнажённую Жанну. На полу валяется женское бельё, деньги, драгоценности.
       Шишов. Дорогая Жанночка! Милый ангел, источник наслаждения и любовь всей моей жизни! Моё наваждение!
       Жанна. Любимой тебе не стану! Ты надоедлив как репей, прошу, хоть сегодня - не пей! Противно с пьяным миловаться.
       Шишов (целует ей руки). Бесценная моя! Умоляю, не груби. О, сколько злобы в твоей душе и нежном теле!
       Жанна (презрительно). Назойливые ласки мне опостылели! Забудь про любовь, давай поговорим о деле! Я хочу рубины и изумруды! Что замолчал? Я не дешёвка, мне нужны настоящие сокровища! Когда ты бросишь их к моим ногам?
       Шишов. Хочешь рубины и изумруды? Нет проблем! Будь ласковей, и я их в зубах принесу!
       Жанна (зевает). Давай поговорим по-деловому, без нежностей телячьих. Выкладывай подарки и только после этого продолжим сексуальные утехи!
       Барахтаются в кровати. Пауза.
       Шишов. Моя взяла! Добился!
       Жанна. Ненасытное чудовище! Кобель! Я уже без сил... Ты меня желаешь опять? Пятый раз? С ума сошел! А ожерелье забыл жемчужное отдать?
       Шишов (протестует). Я подарил тебе всё, что у меня было!
       Жанна (сердито). Врешь! Признавайся! Где припрятал драгоценности? Сколько у тебя золота? Ведь ты захочешь сладкого ещё... За так не дам, похотливое животное!
       Шишов. Поверь, что было, я тебе отдал! Никаких рубинов и топазов у меня нет! (Хватает её крепко за руки.)
       Жанна. Поди вон! Насильно не возьмешь! Дам по физиономии!
       Шишов (обнимает за колени, целует ноги). О! Сжалься, милая! Побалуй лаской!
       Жанна (сурово). Сказала же, без бриллиантов - ко мне больше ни ногой!
       Шишов. Я оплатил сполна любовный гонорар! Разве этих денег недостаточно за одну ночь? Ты забираешь последние мои силы... В последнем бою меня сильно контузило.
       Жанна (с презрением). Найди себе другую - дешевую девку! Не дави на жалость! Я - девушка дорогая и милостыню телом не подаю! Неси рубины - тогда дам!
       Шишов. Богиня! Пожалей, не гневайся, не прогоняй! Дозволь побыть с тобой, хотя б ещё немного...
       Жанна. Сказала - нет! Слово моё твердое, как алмаз! Неси драгоценности - и будет тебе сладкое.
       Шишов. Я из-за любви к тебе поссорился с лучшим другом и, наверное, потерял его!
       Жанна. Вернись к другу и спи с ним...(громко смеется)
       Старший лейтенант выскакивает в ярости из комнаты, хлопает дверью так, что, кажется, рухнет дом. Из-под кровати выползает джинн и идёт за ним следом. Спустя минуту в комнате появляется командир.
       Петренко-Иванов (говорит слащавым голосом). Жанночка! Это я твой котик! Несу подарки! Хочу любить тебя страстно!
       Жанна (недовольно). Ну что еще там у тебя? Помятые афгани? Бумажки, мишура? Я не приемный пункт макулатуры? Хочу топазы и изумруды!
       Петренко-Иванов (озирается по сторонам). Милая, откуда у меня драгоценности? Это бабские сплетни! Нет ничего! Вот тебе пятьсот чеков! Поверь, что я не скупердяй! И ты меня не бесплатно утешаешь! Шишова под суд отдам за мародерство! Так и знай!
       Жанна (с презрением). А мне плевать. Что ты, что он, что кто-нибудь третий... Мужчины опостылели мне все. Шишова - хоть расстреливай! Мне всё равно. Он дурак, ты - негодяй...
       Командир грубо хватает её за руку и уводит к себе.
      
       Сцена восьмая.
       Обнажённая Жанна спит на кровати командира. В комнате полумрак. Стук в дверь, затем в комнату входит Епанчин, который, не глядя, докладывает.
       Епанчин (громко). Товарищ подполковник! Разрешите войти? Пехота соседнего полка попала в засаду, они в горах сбились и не смогли сориентироваться. Просят помощи...(Тут он замечает два сплетенных тела и пулей вылетает обратно в коридор). Тьфу, чёрт, чуть не влип в неприятную историю! Лучше я начальнику штаба доложу. Надо бы Лёхе про эту мерзкую тварь рассказать, что она делает за его спиной! Совсем пропал парень, от любви и разум потерял! И на нашей мужской дружбе - из-за какой-то потаскушки пришлось поставить крест.
       Жанна (просыпается, зевая и потягиваясь, садится на кровать, по-турецки скрестив ноги). Кажется, кто-то стучался, что-то говорил или даже заглянул? Возможно, он хотел увидеть меня голой.
       Петренко-Иванов (зевая). Да кто сюда посмеет войти? Ерунда, показалось! Ох, башку от водки ломит! Вот незадача! После вчерашней пирушки не осталось ли чего выпить? Эх! Ничтожных двадцать грамм на донышке...
       Жанна (укоряет). Пьёшь и пьёшь, и с каждым разом всё меньше толку от тебя в постели! Скоро будет невозможно с тобой заниматься любовью. А бывало раньше, когда ты меня в штабе армии навещал, не мужик был - лев! Опохмеляйся, а я пройдусь, подышу свежим воздухом. Вечер такой хороший...
       Девушка уходит, а командир на минуту засыпает и всхрапывает. Встрепенувшись и окончательно проснувшись, подсчитывает вслух расходы.
       Петренко-Иванов. Потратил три тысячи чеков ей на подарки! Но чертовски хороша! Ох, в постели огонь-девка! Виртуозна! Такой и заплатить не жалко!
       Трясущимися руками достает бутылку коньяка из шкафа, лежа пьёт из горлышка и начинает дремать. Вскоре встрепенувшись, он оглядывается по сторонам, потягивается, громко зевает. Нацеживает ещё полстакана коньяка, выпивает и произносит вслух мстительно.
       Уф! Кажется, оживаю! Итак, какую же пакость сделать этому Шишову? Заслать в засаду к черту на кулички? Скотина, путается с Жанной, а ещё гранатой мне по пьянке угрожал! Мерзавец! Скорей бы найти спрятанный им клад и уничтожить наглеца!
       Командир с трудом натягивает на себя полевую форму, дрожащими пальцами пытается зашнуровать ботинки, но не справляется и заправляет шнурки внутрь. Качаясь, бредёт к комнате лейтенанта. Она заперта изнутри. Толкает плечом, дверь не поддаётся. За дверью слышны стоны и знакомый голос в возбуждении произносит что-то восторженное.
       Проклятье! Опять Жанна развлекается с Шишовым! Слышу знакомый голос! Ну, я тебе покажу утреннюю разминку!
       Жанна лежит в кровати лейтенанта и равнодушно смотрит в потолок. Потный офицер пыхтит и старается изо всех сил. Наконец возня затихает.
       Жанна (говорит жеманным голосом). Ты вчера мне богатства обещал? Где подарок, Лёша?
       Шишов (устало). Вот тебе швейцарские часы.
       Жанна (со злостью). Скупердяй! (пренебрежительно) Часы...
       Шишов. Вот отрез красивой ткани, вот колечки...
       Жанна. Вот зануда! Засунь часы себе, знаешь, куда!? И пусть они там у тебя тикают!
       Шишов (удивляясь). Афгани, чеки, жемчуг! Тебе для любви этого мало?
       Жанна (раздраженно). А рубины и сапфиры, а большой изумруд? Ты в постели проболтался, что для меня полную шкатулку драгоценностей припас!
       Командир стоит под дверью и подслушивает. В коридор заглядывает особист, следом протискивается замполит.
       Мутин (подленько хихикая). Командир, что там такое происходит? Жанна и разведчик резвятся?
       Петренко-Иванов (злобно). Цыц! Тихо ты, болван! Заткнись и не мычи! Сейчас мы узнаем, где он прячет камни!
       Начальники скрываются за казармой.
       Шишов (выходя из комнаты): Милая, я быстро, одна нога здесь, другая - там. Не уходи...
       Лейтенант выбегает из комнаты, но, оглянувшись, замечает засаду. Шишов (в ярости). Ах, вы, канальи! Выследить вздумали! Ну, делать нечего, пора со всеми рассчитаться...
       Петренко-Иванов (потирает руки). Не обманул душман! Клад действительно есть, и сейчас Шишов принесёт его нам прямо в руки!
       Шишов решительно уходит. Вскоре он возвращается с вещмешком за плечами.
       Мутин (выходит из-за угла, встает у него на пути и направляет пистолет). Стой, лейтенант! Что несёшь? Покажи, иначе буду стрелять!
       Шишов (высокомерно). Не лейтенант, а старший лейтенант! Па-а-апрошу меня не оскорблять!
       Золотарь (подбегает к ним и не желая показать, что боится, пытается строжиться). А ну, не пререкаться! Опять пьян? Что в мешке?
       Шишов. Личные вещи. А в чём дело? Опять везде носы пропитые суем?
       Петренко-Иванов (присоединяется к приятелям и приказывает). Шишлв! Предъяви вещи к осмотру! Живо!
       Шишов (показывает кукиш). Ах, ты крыса тыловая! А это видел?
       Мутин (снимает пистолет с предохранителя). Неповиновение командованию!
       Шишов. А мне на твои приказы наплевать! (Выхватывает из бокового кармана гранату и швыряет её под ноги начальству, а сам бросается в сторону). На, лови гостинец!
       Замполит спотыкается и закрывает своим телом особиста, командир прикрывается ими обоими, все падают. Взрыв. Вопли и стоны. Раненый в руку Шишов убегает. Вскоре он уже стоит на коленях и протягивает мешок с драгоценностями, лежащей на кровати обнажённой красотке.
       Шишов (умоляя). Богиня, прими дары и будь моей навеки!
       Жанна в ужасе не сопротивляется. Шишов из последних сил забирается на кровать и начинает, окровавленный, заниматься любовью, рыча и плача от боли. Спустя время снаружи громко стучат в дверь, и наконец, выламывают её. В комнату врывается командир, начальник штаба полка, солдаты. Шишова стаскивают с кровати и связывают. Входит Епанчин.
       Петренко-Иванов (поясняет начальнику штаба). Старший лейтенант Шишов - преступник! Он хуже врага! Предатель! Гранату швырнул в командование полка! Я чудом остался жив, а замполит и особист получили легкие ранения...ммм...мягких тканей... (тихо в сторону) Ох, и кто ж мог подумать, что любовная интрижка доведет до побоища.
       Майор Погребняк и солдаты выводят связанного разведчика.
       Шишов (со злобой). Жаль, не оказалось под рукой эФки, а была лишь РГДшка. (смеётся) Золотарю лишь задницу немного нашпиговало осколками!
       Петренко-Иванов (приказывает Епанчину): Сопроводить Шишова в Кабул на гауптвахту! С вами поедет начальник штаба полка. Осторожнее, в городе участились нападения. Да повнимательнее, а не то подстрелят свои: как-никак комендантский час.
       Не успевший предупредить друга об измене Жанны, капитан Епанчин тяжело вздыхает, и пытается предупредить друга.
       Шишов (сдает документы, и, обернувшись, кричит): До свидания, любимая, всё равно будешь моей! Я тебя найду!
       Командир, не глядя внутрь, забирает из рук Жанны мешок, берёт её крепко под руку и уводит прочь из комнаты.
       Джинн (заламывает руки). О, горе, мне горе! Мои сокровища растаскивают!
       Джинн мечется и не знает за кем ему следовать.
       Епанчин (шепчет Шишову). Лёха, я по-прежнему твой друг, несмотря на все обиды! Когда мы будем мимо посольства проезжать - беги! Я велю водителю чуть притормозить... Прыгай из кузова и лезь через забор, иначе погибнешь!
       Шишов (недоверчиво). Выстрелишь в спину?
       Епанчин. Дурак! В лучшем случае сядешь на пятнадцать лет, но выйдешь ли живым из тюрьмы? Или и того хуже, тебя по суду военного трибунала пустят в расход. Эта Жанна - шлюха, она за твоей спиной для командира раздвигает ножки! Вот из-за кого ты страдаешь!
       Шишов не верит и машет головой, протестуя.
       Добрых слов не понимаешь? Я сегодня утром случайно вошел в комнату к командиру и увидел, что Жанна с ним спала! Оба лежали нагишом... Раскрой глаза! Сокровища она выманивает. Змея подколодная! Ты словно околдован этой продажной сучкой. Лёха, очнись!
       Шишов (из его груди вырывается стон). О! Теперь всё ясно! А я-то думаю, что такое странное со мной творится? Живу в тумане, будто провалился в мир иной. Теперь я догадался, откуда это наважденье и эта страстная любовь... Это наверное какое-то колдовство! Всё понимаю, но и без Жанны не могу жить ... ( стонет ) Таких страданий не пожелаю и заклятому врагу!
       Выходят. Джинн крадётся за ними. За сценой слышен гул мотора отъезжающей машины, затем шум, крики, стрельба. Спустя время командир в кабинете слушает сбивчивый доклад начальника штаба.
       Погребняк (тяжело дыша). Командир, два арестованных сбежали! На повороте нас БТР комендачей к дувалу прижал... Шишов моментально расшвырял солдат и за борт прыгнул, и пленный душман следом за ним! Они в посольство через забор сиганули... Я в беглецов расстрелял весь магазин и, кажется, попал. Возможно, смертельно ранил. Виноват, недосмотрел...
       Петренко-Иванов (яростно). Майор, лучше бы тебе сразу застрелиться! Как прикажешь доложить? Что старший лейтенант Шишов иностранный шпион? И предъявим контрразведке миллион афгани трофейных?
       Погребняк (растерянно лепечет). Доложим как есть! Преступники пытались бежать и убиты при побеге! Но мы не сумели тела забрать, они лежат на территории иностранного государства. А выдавать трупы посол отказался...
       Петренко-Иванов (мстительно). Прощайся с должностью, майор!
       Погребняк (возмущаясь). За что?
       Петренко- Иванов (гневно). Ты лично отвечал за конвоирование! Не желаю гадать: мертвый Шишов или живой! И Епанчину я покажу кузькину мать! С роты снять! Отправить его на самую опасную заставу! Уверен, сговор был, и капитан спасал от тюрьмы своего дружка!
      
       Конец первого действия.
      
       Действие второе.
      
       Сцена первая.
       Современная Москва. У входа в ресторан стоит Аманулло и убеждает Шишова.
       Аманулло (умоляя). Друг, заклинаю тебя в сотый раз! Похищенный клад следует вернуть обратно в Афганистан! Я устал скитаться по свету и хочу домой. Или ты думаешь, мне нравится следовать за тобой тенью?
       Шишов (раздраженно). Вот привязался, душара! В мозгу уже звенит, который год про клад зудишь!
       Аманулло (возбужденно). Я твой верный друг! И ты мне должен помочь!
       Шишов. Вот навязался на мою шею! Зануда! Я во французский иностранный легион - ты завербовался вместе со мной, я на Балканы воевать - и ты туда припёрся, я в Африку - и ты там опять...
       Аманулло (с улыбкой). Заметь, и везде тебя спасал от смерти не раз! О, Лёша, прошу тебя: верни сокровища. Они - проклятие и смуту несут моему народу... То была моя ошибка, я потревожил джинна - могущественного Сабаха ибн Низамутдинна! Ограбленный джинн свирепствует, несёт беды и несчастья всей стране, злым силам помогает, и, возможно, он заодно с самим сатаною...
       Шишов (болезненно морщится и хватается за голову). В сотый раз повторяю: я плохо помню те события, но я согласен помочь. Перестань повторять как попугай клад да клад. Надо всё обдумать.
       Аманулло остаётся на улице, а Шишов входит в зал ресторана и садится за столик к постаревшему боевому другу, а ныне директору кладбища Рябоконю.
       Шишов (развязно). Привет, Рябоконь! Сева, а ты заматерел! Как богатый купец: кабак, торговый центр, джип!
       Рябоконь (самодовольно). И много чего ещё! Вилла, яхта, самолет, тысячи гектаров земли в Подмосковье...
       Шишов. Вроде бы простому прапору так жить не по чину!
       Рябоконь. И верно, Леша! Живу почти как король! Богаче креза самого!
       Шишов. Нечистую силу лишний раз не поминай! Не буди лихо, пока оно тихо...
       А джинн уже тут как тут, выглядывает из-за угла и потирает руки.
       Рябоконь. Пустое! Я не боюсь ни Бога, ни нечистой силы! У меня специфический бизнес, и к потусторонним силам отношусь с юмором!
       Шишов. С чего бы это?
       Рябоконь. Основной доход приносит кладбище и погребальная контора с названием "Последний путь". Похороню тебя как генерала, только в завещании укажи мою фирму... Элитное местечко в наше время дорого стоит! Упокоение - по высшему разряду - это не для всех.
       Шишов. А рэкет не беспокоит?
       Рябоконь (самоуверенно): Плевать! Однажды сунулись бандиты, мы их из автоматов покрошили. Я же старый боец - на мне много кровищи! Мы ведь положили в боях "за речкой" сотни духов...
       Шишов (насмешливо). Ладно, успокойся и не привирай! Тоже мне, супермен нашёлся! Ты что в Думе или на митинге? Я пришел по делу к другу, а ты тут хвост распушил как павлин. Какое у меня дело, догадался?
       Рябоконь (торжественно). Всё помню, и не от чего не отказываюсь. Я свято чту нашу фронтовую дружбу.
       Шишов. Рад слышать! А то мир стал подлым и изменчивым! Про коварство людей не зря столько книг написано. Хотя бы взять пьесы Шекспира! Сплошные злодеи: Яго, дядя принца Гамлета, дочери старика Лира... Добра не помнят люди, память коротка - у родственников, партнеров, друзей...
       Рябоконь (ухмыляясь). Скажешь тоже... Шекспир! Я кроме "Букваря" и "Му-му" книг почти не читал.
       Шишов. Вот и хорошо что не читал, а то взял бы с кого-нибудь дурной пример...
       Рябоконь (с пафосом). Вот-вот, я друзей не обижаю. Но как же ты меня отыскал? Уже и не чаял встретиться...хотя много лет твою долю хранил.
       Шишов (улыбаясь). У нас длинные руки...
       Рябоконь (алчно смотрит на товарища). Желаешь, чтобы целиком долг тебе отдал или по частям? Могу преумножить твоё состояние, если оставишь мне на сохранение. А то мигом деньги промотаешь. Я-то свой первоначальный капитал благодаря сокровищам нажил.
       Шишов. А как ты их вывез?
       Рябоконь (ухмыляется). В цинковом гробу! Епанчин идею подсказал! Солдат без вести пропал, его разорвало на фугасе, а "тело" надо было к родным доставить. Вот я и повёз пустой гроб, вернее - драгоценный. Ну а дальше - дело техники. После этой "операции" я и занялся похоронными делами.
       Шишов. Хитрецы! Ты, наверное, часть драгоценностей растранжирил? Сокровища нельзя продавать! Они прокляты! И проклятие может пасть и на нас! Необходимо клад вернуть обратно, и мне не нужна доля.
       Рябоконь (несколько раз крестится). Я как чувствовал, что с ними не ладно. Несколько камушков продал, а потом когда разбогател, то выкупил обратно. Ты что же всё вернешь обратно азиатам? Не врёшь?
       Шишов (торжественно). Клянусь!
       Рябоконь. А на что будешь жить?
       Шишов. Проживу как-нибудь. Раньше как-то жил.
       Рябоконь. Так не пойдёт! Я тебе должен помочь. Российскими рублями или валютой? Теперь нет ни чеков, ни советских деревянных...
       Шишов. Шутник! Прости, брат, много срочных дел, я тороплюсь... Ценю твоё радушие и уважительный приём. Если не жалко, подкинь монет, мне надо дело завершить: найти стерву Жанну и негодяя Петренко-Иванова.
       Рябоконь ( обиженно). Почему в долг? Мы же фронтовые друзья. Я войну не забыл и помню, как ты меня раненого вынес из-под ураганного огня в Панджшере, когда попали в засаду...
       Шишов (отмахивается небрежно). Пустое, друг. То было давно - на войне, словно в другой жизни!
       Рябоконь. Но память на двоих у нас одна. А как ты жил эти годы? Где скитался? Так много разного болтали о тебе...
       Шишов (грустно). А у меня после ранения и контузии, словно отшибло память, сплошные провалы. Живу как в тумане. Один вопрос к тебе...
       Рябоконь. Отвечу - задавай любой!
       Шишов. Откуда узнали жулики то, что знали только трое: я, Славка и ты?
       Рябоконь. Не трое...и не четверо...побольше. Повинюсь, меня тоже чуть не заколдовала одна подлая баба! Пыталась приворожить. Ты её должен помнить, змеюку подколодную! У-у-у, ведьма!
       Шишов (громко восклицает). Валька?
       Рябоконь. Ты догадался! Да, так и есть! Со мной тогда она спала за чеки, и будущее на картах нагадала, обещала счастье богатство...
       Шишов. И как? Сбылось?
       Рябоконь (самодовольно). Как видишь, спасибо, всё исполнилось! Остался жив-здоров, и в банке миллиард! Жена-красавица, детишки. А где ты скрывался эти годы?
       Шишов. Я в бегах. Эх, ты, "новый русский"! Пока ты, Рябоконь, первый свой миллион зарабатывал - я воевал за французский иностранный легион. Потом подвизался наёмником, как говорят про таких, "дикий гусь". Мне сам чёрт не брат. Но вернемся к той давней афёре. Валька-ведьма выведала..., а кто ...же пятый?
       Рябоконь. А ещё знал о кладе хозяин каравана Аманулло! Басмач под жестокими пытками в бессознательном состоянии про клад проговорился командиру. Отсюда и пошли все наши беды...
       Шишов (смеется). Этот душман теперь за мной по пятам ходит, как личный телохранитель, и про возвращение проклятого клада твердит каждый день.
       Рябоконь (с раздражением). Постой, не перебивай. Так вот, начальники задумали сокровища заграбастать себе, но "конфискация" не удалась. Вмешались бабы со своей стороны. А твоя Жанна повела собственную игру!
       Шишов. И Жанна!
       Рябоконь. Вот-вот, в заговоре участвовали и Валентина, и Жанна. Но коварный план колдунье не удался, промашка вышла. В их сеть попал не Славка ловелас, а ты - женоненавистник Лёха! Зелье, было предназначено не для тебя. Ты его нечаянно выпил и помешался на этой девке, но где спрятаны сокровища, Жанне не сказал!
       Шишов (задумчиво). И верно, я начинаю понемногу припоминать, но в голове обрывки тех событий, как порванная лента кинофильма! Командир и его шайка следили за мной, они хотели добраться до сокровищ захваченного каравана. Задумано было хитро. О коварство! (хватается за голову).
       Рябоконь (оглядывается по сторонам и шепчет). Туман в голове - это последствия колдовства! Валькина работа!
       Шишов (восклицает). Я в Жанну до беспамятства влюбился, как мальчишка! Только о ней и думал.
       Рябоконь. Это же был напиток колдуньи!
       Шишов (догадывается). Вот почему была перед глазами пелена, и голова каждый день ужасно болела! Когда я догадался, что попался, то набил вещмешок разной мишурой из клада, самыми дешевыми камнями, и понес мешок открыто, мимо командиров. Решил отвлечь и сбить со следа. Мне это удалось.
       Рябоконь (в восторге хлопает товарища по плечу). Ты молодчина! Обхитрил всех!
       Шишов (смеётся). Они клюнули на яркую приманку: чекист, командир и замполит попались на мою удочку! Я как почувствовал подвох и загодя все ценные камни к тебе в тайник на хранение отдал!
       Рябоконь. Благодаря тем драгоценностям они и создали себе первоначальный капитал. Но это мелочи, так как начальники в основном обогатились за счёт наркоторговли. Петренко-Иванов, наш бывший комполка, нынче мультимиллионер ...
       Шишов. Теперь понятно с чего это вдруг я страстью воспылал к "орлеанской" девке! Расскажи, что знаешь про приворот и колдовство.
       Рябоконь. Почти ничего, только то, что уже рассказал.
       Шишов (нервно). Припоминаю: тогда Жанна мне не велела пить какой-то чай... А потом я выхватил у неё из рук рюмку...и хлебнул...
       Рябоконь (горячится). Зельем и заклинаньем одурманен твой разум.... Колдовство Вуду!
       Шишов (недоумевая). Неужели это правда? Меня опоили и погубили жизнь! Я думал Вуду - это так: легенды, сказки, мифы - вздор!
       Рябоконь. Когда тебя Петренко-Иванов с сатрапами схватили, я учинил колдунье допрос! Потом месяц в водке топил злость. Ну, да ладно, дела былые, быльём поросли... Протяни руку - под столом чемоданчик. В нём ровно миллион евро. Забери и езжай во Францию, в Тулон.
       Шишов (удивленно). Почему именно в Тулон?
       Рябоконь. Наш бывший командир в окрестностях Тулона со свитою живёт: с ним Мутин, Золотарь и Жаннка-куртизанка. У ног её парижский "высший" свет, она теперь - бомонд! А на самом деле - содержанка Петренко-Иванова.
       Шишов (резко). Стоп! Хватит глушить водку!
       Рябоконь. Я тоже считаю, что дела надо решать на трезвую голову.
       Шишов. Вернусь - тогда и выпьем. Через две недели, максимум - через месяц. О моих делах узнаешь из газет... Сева, прошу, срочно собери все драгоценности, они честным людям приносят одни несчастья. За них пролито столько крови!
       Рябоконь. И нашей кровушки тоже, между прочим!
       Шишов (раздраженно прерывает). Помолчи и послушай. Клад этот ещё в стародавние времена проклял царь Шерхан. Умоляю, поверь, помоги вернуть драгоценности в Афган. Моджахед Аманулло уверяет, что злобный джинн ходит за мной по пятам. Я чахну! О боже, как болит моя душа!
       Рябоконь. Будет сделано, как ты просишь. Удачи тебе! Драгоценности положу в камеру хранения на Курском вокзале. У меня там забронированная для разных делишек ячейка тринадцать. Шифр 1985.
       Шишов. Символично! Шифр - это год когда мы были на войне?
       Рябоконь. Точно! Приедешь и забёрешь. Вот только не знаю, встретимся ли снова?
       Шишов. Встретимся.
       Рябоконь (с сожалением). Верится с трудом...
       Джинн сидит в камине ресторана, слушает разговор, потирает руки и радуется.
       Джинн (восклицает). Я всё ближе к цели! Сокровища уже рядом...
      
       Сцена вторая.
       Москва. Высотный дом. Квартира на 13-м этаже. Заметно постаревшая Валентина возится со снадобьем и смотрит по телевизору передачу об астрологии...
       Валентина (ворчливо). Мой талант уникален: колдую, ворожу, предсказываю будущее, снимаю заговоры, навожу порчу! Но я безвестна, в нищете живу и не могу открыться. А по телевизору каждый день магов-шарлатанов показывают. Несправедливо! До чего ж я этих проходимцев ненавижу! За что им и слава, и почет? (Раздается громкий звонок в дверь и старуха ворчит еще громче.) Кого это нечистая сила принесла? На улице такое ненастье! Кто этот незваный гость? Жаль, что сама себе я не могу предсказывать судьбу.
       Она открывает дверь и в квартиру, отталкивая гадалку, врываются Шишов и Аманулло. Гадалка шокирована и смотрит на них с ужасом.
       Шишов (сердито). Привет, старушка! По глазам вижу - узнала, ведьма. Можешь не хвататься за свой кухонный нож! Разочарую, я не с того света!
       Валентина (злобно). Как же, как же! Ты всё так же свеж и молод, лицо твоё не изменили ни страдания, ни годы мытарств по свету. Словно и не прошло двадцати лет...
       Шишов (насмешливо). Старая карга, быть может, это твоё зелье сохраняет и оберегает меня? Увы, трудностей и бед в моей жизни было предостаточно.
       Валентина. Ну, проходи. Чай будешь пить, гость незваный? Или кофе?
       Шишов (с ехидцей). Второй раз быть отравленным? За что такая честь!
       Валентина (протестуя). Помилуй! Это всё наветы и наговоры злых людей! Я ведь не Мама До!
       Шишов. А я не папа Боа! Бесполезны твои оправдания, им грош цена, я в курсе всех твоих делишек.
       Валентина (испуганно). О боже! Как холодны твои глаза и как они сверкают! В них я читаю приговор! (Внимательно смотрит). Признайся, хочешь убить меня? Но прежде выслушай, я дам тебе один совет...
       Шишов. Страна Советов развалилась и мне не нужны советы! Сегодня ты ответишь за мою исковерканную жизнь! (Брезгливо морщится.) Какая ужасная вонь стоит в твоей квартире!
       Валентина (со злостью). Ненавижу! Будь ты проклят! Я в нищете живу, обманута, забыта всеми. Целый день сижу в четырех стенах, как в камере-одиночке. Чем так прозябать - лучше умереть!
       Шишов. Вот-вот, сегодня сбудется твоя мечта. Уф, притомился я с дороги, пригласи присесть, что ли.
       Валентина. Садись на табурет.
       Шишов. Но учти: в твоём доме не стану, ни пить, ни есть! Пытать тебя прикажешь или по-доброму расскажешь, как снять чары! Признавайся, ведьма, как на духу!
       Валентина (шепчет, оглядываясь). Без пытки всю правду расскажу. Слушай меня внимательно: если ты убьёшь Жанну, только тогда перестанет действовать приворот. Но если она выживет, то сила проклятья удвоится...
       Шишов (с сомнением). А что-нибудь сказать при этом я должен? Говори всё до конца!
       Валентина. Запоминай слова: "...Прощай, моих очей очарованье, развеиваю чары злого заклинанья..."
       Шишов (с иронией). Так просто? Не может быть! А ну не лги! Сожгу живьём, как ведьму на костре!
       Валентина. Вот тебе перо, уколи мой палец и кровью текст перепиши. Но это дело ты до начала святок закончи! Вот, слушай приворот:
       Мемори- кэрра- пертра,
       Фуэмтос- кантрад - мос,
       Контасио- робэро
       Сопанто- рандрэос!
       А теперь повтори с конца и всё наоборот...(и шепчет в сторону с ненавистью): Попался голубчик! Как только Жанну ты разыщешь - в последнюю мою ловушку попадешь! Чтобы заклятье снять - надо знать ещё один секрет! (тихо хихикает) Думаешь, что до смерти испугал, лишь только прикрикнул на старушку! Так я тебе всю правду и выложила. Жди!
       Шишов (читает записанный текст неуверенно и сбивчиво).
       "Соэрдэнар-отнапос
       Орэбор-оисатнок
       Сом-дартнак-сотмэуф
       Артреп-аррэк-иромем"
       Начудила, ведьма! Язык можно сломать!
       Валентина. Ошибешься - сам умрёшь. Запомни - эти слова надо произнести над бездыханным трупом Жанны.
       Шишов (с сомнением). Почему подругу так легко предаёшь?
       Валентина (со злостью). Она мне не подруга! А за подлость и обман эту дрянь хочу наказать. Мне не досталось и гроша. Она и её полюбовник командир полка оставила меня в нищете доживать свой век. Поделом ей, плутовке, пусть воздастся за всё...
       Шишов (насмешливо). С тобой не поделилась? Ах, Жанна! Обманула старую ведьму! Ну, до чего девка обстряпывает ловко делишки! На этом закончен разговор. Как умирать будешь, старая ведьма? Выбор у тебя невелик: крест или плаха? А может, сбросить тебя с балкона попросту, без затей?
       Валентина. Эх! Если смерть мне суждена, то лучше полететь словно птица...
       Шишов (со смехом): А есть в твоем хозяйстве ступа или на худой конец метла, чтоб тебе помогла подняться ввысь. Я вижу только веник да дырявый таз...(опять со смехом) Учти, полет без дублей! Стартуешь сразу, это тебе не кино. Иди на балкон, карга!
       Валентина. Сказок начитался? Смертоубийство шуточками прикрываешь?
       Шишов. И верно, сегодня я проказник! Корыто сойдет за ступу, а веник - за волшебную метлу! Хватит причитать! Пришел час рассчитаться с тобой! Как говорится, время летать! Завтра в храм схожу и зажгу свечу за упокой твоей души! А ты молись: вдруг тебе волшебно повезёт?..
       Валентина (трясет кулаками перед лицом Шишова). Запомни, окаянный, тебе назло я не умру!
       Шишов. Если выживешь - так тому и быть.
       Валентина (кричит громко в темноту). Помоги своей ученице, всемогущий Вуду! Я преданно служила темным силам!
       На балкон выходит Аманулло, видя нерешительность Шишова, он сталкивает бормочущую заклинания колдунью вниз вместе с корытом.
       Аманулло. Решил тебе помочь, ты слишком долго с ней беседовал.
       Оба свешиваются с балкона, смотрят в чёрную пропасть ночного двора.
       Шишов. Ну, ты злодей! Азиат!
       Аманулло. А ты болтун.
       Шишов. Эх, не зги не видно! Ты слышал, как упало тело? Неужто, вправду, улетела на метле? Колдунью действительно спасла нечистая сила?
       Аманулло. Надеюсь, разбилась! Хотя как знать, возможно, эта ведьма нас переживет...
       Моджахед выталкивает за дверь Шишова, разливает бензин, поджигает квартиру и уходит. Следом за ними поодаль идёт джинн.
      
       Действие третье.
       Париж. Кафе на Монмартре. За столиком, за чашкой кофе с газетой в руках сидит седой, заметно погрузневший, но все ещё моложавый мужчина. Это Епанчин. Внезапно к нему подсаживается другой мужчина, стройный, с бритой головой. Это Шишов. На лавочке в сторонке Аманулло. На трубе, на крыше дома напротив сидит джинн. Наблюдает.
       Епанчин (изумлённо). Лешка! Шишов? Не может быть! Двадцать лет ни весточки, ни слуху, ни духу, и вдруг явился! Не поверишь, но я сегодня утром думал о тебе...
       Шишов. Боялся, что при встрече буду скандалить и драться?
       Епанчин (с восторгом). Ничуть не изменился, как и не расставались! Мой старый друг из военного прошлого...
       Шишов (с иронией). Я уверен, эти годы ты напряжённо ждал, когда я объявлюсь, чтобы "отблагодарить" тебя?
       Епанчин. Постой, что ты мелешь? Ты же мой фронтовой друг!
       Шишов (с горькой иронией). Ты сказал друг? А с чего это вдруг?
       Епанчин. А разве ты уже забыл? Несмотря на нашу размолвку из-за женщины я тебе жизнь спас!
       Шишов. Ты предательски едва не убил: спину мне из пистолета прострелил... Я чудом выжил!
       Епанчин (восклицает протестуя ): В тебя стрелял начальник штаба! Как ты мог такое подумать! Ну что ты за человек! Неблагодарный!
       Шишов. Теперь рассчитаемся за устроенный побег? Миллион в валюте желаешь получить? Долю от клада?
       Епанчин (сердито). Честное слово, сейчас врежу по твоей наглой морде! Какие счеты?
       Шишов. В прошлом. Да, были как братья! Но что было, то было. Я теперь простой наёмник, к тому же нелегал. Без Родины и дома скитаюсь до намеченного ведьмой срока... А ты - живой свидетель и...что мне прикажешь делать с тобой?
       Епанчин (возмущается). Ах, даже так? Значит, я для тебя теперь неудобный свидетель? Наверное, в заднем кармане лежит ствол? Вот зачем ты явился!
       Шишов. Угадал, но не напрягайся, было бы желание, давно бы устранил! Не сам, конечно. Душмана Аманулло помнишь? Вот он тебя бы и убил...
       Епанчин. Твоё появление, не скрою, для меня шок. Как возвращение с того света покойника.
       Шишов (усмехается). А ты думал, о моём приезде напечатают объявление в газете? Мол, назначается встреча с беглецом, которого разыскивает Интерпол? Готовьте операцию по захвату?
       Епанчин. Тебя разыскивают? За что? Неужели всему виной украденные сокровища?
       Шишов. Сокровища тут ни при чем. Меня ловят полиция и спецслужбы многих государств за разные дела. Сам знаешь, во время войны много чего случается...
       Епанчин. Убил кого-то не того? Чем занимался эти годы?
       Шишов (устало). Воевал. Работы для хорошего солдата много, пока государства воюют друг с другом, её хватает. Вот и кочуют наемники из одной заварушки в другую. Конечно, в Париже живу не под своей фамилией! Приехал сюда нелегально, снимаю крошечную мансарду, похожую на собачью конуру... Разрешите представиться: Алекс дэ Сошофф. По документам - доктор права, а по жизни рантье. Я решил завязать с тяжёлым и опасным ремеслом - годы берут своё. Работы стало меньше, а наёмников всё больше. Бизнес наш молодеет, и этот опасный труд падает в цене. Теперь ты знаешь подлинную историю моей жизни.
       Епанчин. В России ты давно не был?
       Шишов. Ну почему же, недельку погостил! Одну зловредную старушку в "космос запустил"...
       Епанчин ( с интересом). Случайно не к Вальке колдунье ты зашел в гости?
       Шишов. Угадал! Теперь она больше никого не заколдует.
       Епанчин. Что с ней стало?
       Шишов (тихо). Ведьма умерла! Она упала...
       Епанчин. Как говорил Президент о подводной лодке: "Она утонула"?
       Шишов. Нет, случайно с 13-го этажа верхом на венике улетела...
       Епанчин. Жестоко. Ну да, поделом. Какие теперь планы у последнего янычара? Что будешь делать в Париже?
       Шишов (зло). Снимать с себя проклятье и долги раздать!
       Епанчин (раздражённо). Поясни! Хватит ходить вокруг да около.
       Шишов. Помнишь тот вечер, когда Жанна и Валентина зашли к нам в гости?
       Епанчин. Конечно, как будто происходило вчера! Свечи, гаданье на картах, душистый чай...
       Шишов. Это был не чай, а проклятое зелье! Дружище, я выпил этот напиток вместо тебя. Роковая случайность! Игра судьбы.
       Епанчин (удивляясь). А что, Валентина действительно настоящая колдунья?
       Шишов. Была, приятель, была! Крепко она меня заколдовала!
       Епанчин. План мести начал с расправы над беспомощной старушкой?
       Шишов. Славка! Эта, как ты ласково выразился старушка, была опасной ядовитой гадиной! Силу она имела страшную, а душу чёрную. Ладно, давай, помянём бабусю, плесни-ка водочки в стопку...(Молча выпивают). Она покаялась и написала мне предсмертное письмо: то ли совесть проснулась, то ли слегка тронулась умом.
       Епанчин. И что в письме? Говори яснее, тайны надоели!
       Шишов. Рассказала, что и как происходило на самом деле! Теперь знаю точно, я тогда стоял на краю могилы!
       Епанчин (встревожено). Значит, ты серьезно болен?
       Шишов. Теперь почти здоров! Я же говорю: я просто зачарован, заколдован.
       Епанчин. Путано изъясняешься, чего-то всё время ты недоговариваешь.
       Шишов. Поверь мне, я всё ещё во власти приворота.
       В этот момент к столику подходит симпатичная девушка.
       Светлана (с обидой). Шеф, вот ты где! Пьёшь с приятелем кальвадос, а я в офисе тружусь - информационную сводку готовлю ...
       Епанчин (извиняясь). Виноват, дорогая! Я встретил боевого товарища! И рад представить вас друг другу! Алехина Светлана - известный журналист...
       Шишов. А про меня не будем уточнять... Скажем так, в прошлом друг Вячеслава, а ныне бизнесмен, и как все деловые люди немного аферист...
       Светлана смеется и заинтересованно смотрит на Шишова. Алексей заметно взволнован появлением красивой и молодой особы.
       Светлана (оценивающе). А вы симпатичный! Настоящий мачо!
       Епанчин (с ехидцей). Любимец девушек и головная боль для их мамаш...
       Светлана. Шрамы на лице, седина на висках, небольшая щетина. Но почему в глазах смертельная тоска?
       Шишов (смущенно сам себе). Опять бьёт бес копытом мне в ребро...
       Светлана (говорит тихо): Назло Епанчину соблазню этого мужчину!
       Епанчин (услышав эти слова). Ой, девица, берегись, не ошибись в выборе! Парень он непутёвый.
       Светлана (весело смеясь): Увы! Блондинки не дружат с головой... Я девочка большая - поздно меня учить! Ну, сколько ж можно блюсти себя и беречь? Для кого? Всё одна, да одна...
       Шишов осторожно прячет в сумку пистолет с глушителем, который лежал у него на коленях завернутой в газету. Встаёт и раскланивается.
       Шишов (грустно). Жаль, но взаимностью я вам ответить пока не могу. Я раб давней и смертельной роковой любви, но скоро её встречу. Надеюсь, покончить с ней навсегда. Сударыня, вы ангел и я, искренне рад нашему знакомству. Великодушно извините, но вынужден откланяться и уйти...
       Епанчин. В Париже много дел?
       Шишов (с иронией). Вступаю во владение замком и землёй вокруг него.
       Епанчин. Смотри, чтобы жандармы тебя не замели.
       Шишов. Надеюсь, ещё встретимся! Оревуар, мадмуазель! И вам, мосье Епанчин, до свиданья!
       Шишов, оглядываясь по сторонам, торопливо уходит. Аманулло идёт позади, а по крышам скачет джинн.
       Светлана. Скажи мне правду, кто этот несчастливый господин?
       Епанчин (задумчиво). Бродяга, скиталец, странник. Я же сказал: когда-то он был моим близким другом. И вот через двадцать лет вдруг объявился.
       Светлана (с сочувствием). Чувствую, что вокруг него витает зло! Я попробую ему помочь освободиться.
       Она громко щёлкает пальцами вслед уходящему Алексею по периметру его силуэта, а затем водит ладонями вокруг удаляющейся фигуры, собирая нечто невидимое, и скатывает собранное, словно в снежки, и с отвращением выбрасывает это нечто в урну.
       Епанчин (сердито). Начиталась всякой ерунды! Будь они неладны эти твои книги по чёрной и белой магии! Хватит уже изображать из себя добрую фею.
       Светлана. Можешь не верить, но я ему помогаю освободиться от власти злых сил.
       Епанчин. Будем надеяться, что твоя добрая магия ему поможет, хоть я в это и не верю. Пока человек осознанно не захочет спастись, ему ни состраданием, ни добрыми намерениями не поможешь. Так что можешь зря руками не махать.
      
       Сцена четвертая.
       Замок в готическом стиле. Поздний вечер. За столом сидят подельники, играют в карты: Петренко-Иванов, Мутин и Золотарь.
       Петренко-Иванов (хватается за сердце, а затем сжимает голову ладонями). Ох, худо мне! Аж, сердце сжимается! Это к беде!
       Золотарь (небрежно). Не трусь! Боятся нужно нас, а не нам! Попробуй лучше в пулю отыграться. Сдаю по новой?
       Петренко-Иванов. Жулики, шулера! Опять крапленые карты взяли! Впрочем, не до карт мне сегодня. Как-то тревожно!
       Мутин. Будь, по-вашему, шеф! Сейчас спустим собак и удвоим охрану! Возможно, вы правы, и где-то притаился враг. Я приму меры, а вы усмирите свою мегеру! Словно сорвалась с цепи - невозможно ничего ни сказать, ни сделать. На всех кидается как дикая кошка.
       Золотарь. Эта её злоба неспроста, не нагулялась, видно, в Париже. Шеф, дайте вы ей прикурить!
       Петренко-Иванов (вскакивает и кричит). Цыц, мерзавцы, в мои семейные дела не лезьте! Семён, ты сам виноват: зачем ты после Афгана поменял ориентацию? Наверное, Жанне смотреть на тебя тошно! Вот она и бесится.
       Золотарь (со злобой). Попрошу не вмешиваться в мою интимную жизнь!
       Петренко-Иванов. И я со своей женою тоже сам разберусь! А вот оружие при себе этой ночью иметь, точно не помешает...
       Мутин. Велю охране в спальню принести АКМ и пистолет, раз твоё сердце недоброе чует. Раздаю карты. Мне сегодня везет! Объявляю - "Сталинград"...
       Петренко-Иванов (радуется). У меня четыре пики на руках! А ты попал, Вовка, опустошу сегодня твой кошелёк.
       Становится темно, слышен лай собак. У высокой ограды поместья вооруженные автоматами Шишов и Аманулло.
       Шишов. Я сегодня так хорошо себя чувствую, что готов горы свернуть!
       Аманулло. Наконец-то ты здоров, полон сил и решителен! Пора за дело браться.
       Шишов. Наверняка, везде расставлены ловушки и есть сигнализация, идём след в след. У входа в дом разделимся. Ты тихо снимаешь внешнюю охрану замка, я попробую вскрыть входную дверь, затем врываемся внутрь и всех устраняем! Потом идём в хранилище к драгоценностям...
       Аманулло. Приказывай, что мне делать: всех убить? Пленных не брать?
       Шишов. Перебить только мужчин. Женщину не трогать. Хотя, пожалуй, бывший командир полка Петренко-Иванов нужен живым!
       Аманулло. Берём его очень живым или можно взять чуть-чуть живым?
       Шишов. Это уж как у тебя получится. У меня к нему разговор...
       Аманулло (восклицает). Об этой встрече я давно мечтал! Двадцать лет тренировался - и метал ножи в живые мишени.
       Шишов. Почему автомат не берёшь?
       Аманулло. Стрельбы не будет! Только сабля, кинжал и удавка...
       Шишов. Ну а я проведу массовый отстрел...
       Аманулло. Мне нравится твой веселый настрой. Возьмём драгоценности, и я сразу же улечу домой!
       Оба перелезают через забор, перебегают через парк, затем Аманулло уходит вперед, и в темноте слышатся несколько негромких хрипов, лай собак, переходящий в вой. Всё стихает. Аманулло возвращается.
       Шишов. Досадно, замок сложный - никак не открыть. Значит, тихо не получится.
       Выстреливает из гранатомета в запертую входную дверь. Оба врываются через образовавшийся провал, на бегу стреляя в охрану. Когда стрельба стихает, в дом украдкой входит радостный джинн.
       Шишов. Вперёд! У нас на всё двадцать минут. Скоро сюда примчится полиция, дело не дадут завершить!
       Аманулло. Сейчас я им покажу!
       Шишов. Ступай к олигарху и его дружкам. Своим бывшим мучителям спуску не давай. А я найду Жанну.
       Аманулло. Поквитаюсь со всеми, за жестокие пытки электротоком, за иголки загнанные под ногти, за долгие побои!
       Шишов осматривается, открывает одну дверь, затем другую, идёт через комнаты и наконец, находит спальню Жанны. Входит в неё и едва не получает по голове большой хрустальной вазой. Чудом успевает уклониться, толкает Жанну. Она пугается, пронзительно вскрикивает, падает и ударяется головой о стену, теряя сознание. Шишов склоняется над ней, заносит кинжал, но замирает не в силах нанести смертельный удар.
       Шишов. Нет, убить такую красавицу я не смогу! Рискну прочесть заклинание над живой, пока она в обмороке.
       Бросает кинжал и произносит заклинания громко, читая по бумажке.
       "Мемори- кэрра- пертра,
       Фуэмтос- кантрад - мос,
       Контасио- робэро
       Сопанто- рандрэос!
       Соэрдэнар-отнапос
       Орэбор-оисатнок
       Сом-дартнак-сотмэуф
       Артреп-аррэк-иромем"
       Жанна громко застонала, задергала руками и ногами, стала извиваться всем телом. Шишов ещё раз занес над ней кинжал и вновь бросает его в сторону и произносит последние фразы:
       ...Прощай, моих очей очарованье!
       Развеял чары злого заклинанья...
       За окном сверкает молния, в небе что-то полыхает и раздаётся грохот. Пахнет серой...
       Шишов (шатается, трясёт головой). Уф-ф! Наконец-то чары сняты. Я свободен! Пусть будут прокляты мои враги!
       Жанна. С души моей ты снял тяжкую ношу! Алёшенька, прости, если сможешь! А я теперь жизнь новую начну и брошу распутство. Спасибо, что жизнь сохранил, что пожалел. Своим великодушием ты спас и себя! Моя смерть от твоей руки убила бы и тебя!
       Шишов. Вот как! Валентиной была задумана последняя ловушка! Ах, коварная здодейка!
       Жанна. Возьми ключи и шифр от сейфа, тут восемь букв и восемь цифр. А я сегодня же уйду в монастырь. Прощай, бедлам, прощай, безумный мир...
       Шишов (иронично). Ну-ну, смотри, монахов и монашек не испорть...
       Жанна (с обидой). Я искренне, а ты...
       Шишов. Иди-иди, быстрее, пока я не передумал...
       Жанна мгновенно немного осунулась, сгорбилась. Женщина, шаркая ногами, медленно направляется к выходу из замка. Шишов провожает поблекшую красавицу долгим взглядом. Вбегает Аманулло и кричит.
       Аманулло. Командир, я очистил путь. Скорее к сокровищам Шерхана...
       Шишов. Я с тобой! Бьюсь об заклад, сейф хорошо охраняют, наверное, тут целый взвод прячется.
       Стреляя в охранников, они прорываются к кабинету олигарха. Бывший полковник и вся шайка его прихвостней ведут огонь из пистолетов и автоматов, но погибают от разрыва гранаты, выпущенной из гранатомета.
       Аманулло. Как жаль, что у них лёгкая смерть - мгновенная. Такие мерзавцы должны были бы помучиться сначала.
       Шишов. Быстрей к сокровищам!
       Душман и Шишов подбегают к сейфу, Шишов читает по бумажке код от сейфа, делает манипуляции с замками и вскрывает его. Афганец выгребает в походную сумку драгоценности.
       Аманулло. Дело сделано, но здесь только малая часть сокровищ! Где остальное?
       Шишов. Остальные в Москве у Рябоконя.
       Аманулло. Так что же ты молчал? Скорей за ними!
       Шишов (качает головой). Нет, теперь наши пути расходятся. Поезжай в Москву и забери из ячейки на вокзале основную часть сокровищ. Рябоконь тебе их добровольно возвращает. Вот инструкция, в ней написано, что и как тебе следует сделать. Держи ключ. Прощай, дружище!
       Аманулло (смахивает слезы с глаз). Жаль расставаться. Зови, когда понадобится помощь ...вдруг...Меня найти легко, мою семью в Бамиане все знают.
       Шишов. Договорились! Поезжай быстрее домой! А я в Париже немного задержусь. Хочу настоящей любви - теперь её я перестал бояться. Буду радоваться жизни и изменю свою судьбу. Удачи тебе!
       Аманулло обнимает приятеля и уходит, а следом за ним бредёт, приплясывая, седобородый джинн.
      
       Сцена пятая.
       Кафе на бульваре в Париже. За столиком сидят Епанчин и Светлана. К ним мчится с огромным букетом цветов Шишов.
       Шишов (приветливо улыбается). Друзья мои, здравствуйте! Внезапным вторжением не помешаю вашей беседе?
       Светлана и Епанчин вскакивают, улыбаются, затем приглашают сесть за столик.
       Епанчин. Искренне рад тебя видеть живым и здоровым!
       Светлана. Я рада что вы живы! Видимо, мои старания оказались не напрасными!
       Она вдруг делает к нему шаг и порывисто целует Шишова в губы. В ясном небе что-то гремит. Заклятие рассеивается окончательно. Шишов трясёт головой, покачивается, но удерживается на ногах.
       Шишов. Как долго зло торжествовало, но я всё равно, в итоге выиграл битву! Наконец-то свободен! Позвольте, Светлана, предложить вам руку и сердце.
       Епанчин ( с хитрой улыбкой). Если б я был просто её начальником - сказал бы, что возражений нет, но я Светлане родной дядя, и поэтому скажу иначе: я вас - благословляю...
       Шишов (возмущаясь). Старый негодяй! Ты - её дядя? Дать бы тебе промеж хитрых глаз...
       Светлана (счастливо улыбается, и глаза её сияют). А меня, как принято в странах Востока, - не спросили.
       Шишов. Помилуй, царица, богиня! Спрашиваю!
       Светлана (радостно). Тогда отвечаю - согласна! И желаю, чтобы меня вечно любили...
       Шишов. Отныне рассеялись злые чары! Злодеи получили по заслугам. Понял я - любовь не купишь и не украдёшь, и приворотным зельем не добудешь... Она придёт нежданно, сметая все преграды, иль налетит как ураган и унесёт тебя в счастливую страну. Невозможно насильно заставить любить. Чувствую прилив сил, пришла настоящая любовь! О, Боже, я безумно счастлив!
       Епанчин. Всё хорошо, что хорошо кончается. Поверь мне, Алексей! Твоя жизнь только началась!
       Старые друзья на радостях обнимаются. Затем Шишов дарит цветы Светлане и они целуются.
       Занавес.
       * 021- убитый
       * трехсотый - раненый
       *зиндан - тюрьма.
       * дукан - магазин, лавка
       *афгани, афошки - афганские деньги.
       * чеки - замена советских денег в Афганистане,
       * ХАД - госбезопасность Афганистана
       * особист - офицер контрразведки
       * душман\моджахед - повстанец
       * ЦБУ - центр боевого управления
       * "Черный тюльпан" - самолет по перевозке погибших.
       * эФКа, эРГДшка - гранаты
       * ППЖ - полевая походная жена
      
      
       Повесть-антиутопия. "Второе азиатское нашествие"
      
       Пролог
      
       Очередная война, как это всегда бывало в тысячелетней истории нашей непредсказуемой, безалаберной, авосьной страны, началась внезапно. Удивительно, что такая страна до сих пор присутствует на карте мира: несмотря на то, что держава российская многократно подвергалась всяческим нападениям и разорениям, и не единожды была предана своим же правительством, и тем не менее... Жива "курилка", полеживает на боку, покуривает, пьёт горькую и поплевывает в потолок. Эх, необъятна матушка-Россия - ни конца, ни края ей нет! В центре никто толком не знает, что творится на подступах к дальним границам. Живут чиновники мифами и сказками в своём маленьком мирке, ограниченном МКАД, имея лишь смутное представление о далеком электорате на другом конце страны. Да и какое дело московским "царям" и "боярам" до жизни в глубокой провинции. Ведь главное дело жизни сановных людей - бесконечные реформы. Но по большей части реформы эти неуклюжи, бестолковы и даже вредны для организма государства. Особенно досталось армии: как только враг у порога - так жди реформ или того хуже - репрессий. "Элита" в армии обычно не служит, поэтому её хлебом не корми, дай поэкспериментировать: то поменяют форму одежды, то новую организационно-штатную структуру придумают, то перевооружаться заставят, а то и вовсе сокращать примутся...
       Царю-батюшке, а по-нынешнему - президенту, невтерпёж, аж руки чешутся сделать свою армию лучшей в мире. Реформирует он её и удивляется: отчего это она только хиреет? А хиреет она потому, что армия ­- живой организм и ведёт себя как больной: страдает и корчится от интенсивного лечения, которое прописали ей доктора-теоретики.
      
       Это очередное нашествие врага случилось как гром среди ясного неба. Власть, народ и страна в целом к войне как всегда оказались не готовы. Почему как всегда? Ну, а скажите на милость, к какой войне и когда Россия была готова? К пришествию варягов? К монголо-татарскому нашествию? К войнам с ляхами? К Ливонской войне? К Северной? К вторжению Наполеона? К Крымской кампании? К обеим мировым войнам? К сегодняшним локальным войнам?
       Вот и на этот раз на дремлющую державу внезапно обрушилась беда вселенского масштаба - агрессия бесчисленного войска недавних друзей. Эх,...этих бы друзей...за...и в музей!!! Вторжению способствовали и бездарные дипломаты, и правители-самодуры, и дубоватые генералы. За годы, предшествующие азиатскому нашествию, горе-руководители сами изо всех сил нарывались на крупные неприятности. Они умудрились поссориться и с бывшими дружественными нам странами, и с нейтральными соседями, и с заморскими сильными политическими партнёрами. И вроде бы совсем недавно врагов, сколь-нибудь серьёзных, даже на горизонте не наблюдалось. Так нет же! Сами всех обидели и от себя отворотили, намутили и намудрили.
       Потучневшие генералы мучились бездельем и пытались доказать необходимость своего существования, требовали выделения им новых средств, так как наскучило играть в виртуальную войнушку. Заскучали "лампасные" в кабинетах и поэтому принялись раскачивать землю, подбрасывать угольки в тлеющий костёр под "милитаристским котлом", пытаясь погреть руки на военных заказах. Оружием, которое шло потенциальному противнику, торговали официально, а иные жульнически приторговывали им из-под полы. Вот и допрыгались...
       И вроде бы "Богом данная" власть в последние годы сплачивала и отупляла электорат, обращая его в послушное стадо, вела подготовку к мировому пожару, руководители государства старательно нагнетали политическую истерию. Спецслужбы устраивали скандалы и международные провокации, военная верхушка имитировала усиление военно-патриотической работы, совершенствовали устаревшее вооружение и технику. В итоге все вместе довели дело до "ручки", создали эпоху "нового застоя".
       Чем занимались гражданские чиновники в губерниях рангом пониже? Они тоже были заняты имитацией дел: проводили в жизнь "мудрые" мысли и волю президента, а под шумок продолжали делить имущество. Средства массовой информации успешно зомбировали население. Недоброжелательные соседи радостно потирали руки и приговаривали: "Мы же вас предупреждали, что бывшим чекистам и "новым русским" веры нет!"
       Итак, государственные мужи пребывали в делах и заботах, стояли на страже мира, законности и порядка, но только результат получился "как всегда": хотели как лучше, а получилось...
      
       Глава 1. Эмигрант
      
       Яркий солнечный свет с трудом проникал в комнату сквозь выцветшие синие занавески. Эту душную крошечную комнатушку наш герой Максим Озоруев снимал почти полгода, с тех пор как продал собственную просторную квартиру. Свою квартиру он сбыл по случаю, а потому продал её быстро и дешево. Мебель отвёз в комиссионку, а оставшиеся вещи раздал соседям и бездомным.
       Уже долгие месяцы Максим обивал пороги посольства Новой Зеландии в надежде получить разрешение на выезд для постоянного места жительства и наконец - свершилось! Почему именно Новая Зеландия? А потому, что более дальней от "кремлевских правителей" цивилизованной страны (это условие при выборе было обязательным) на карте мира он не нашёл. А иначе Максим мог бы запросто и на Фиджи укатить или в Вануату, но народ там жил уж слишком примитивно и дико. К неутешительному выводу, что жизнь на Родине бесперспективна, опасна и потеряла для него всякий смысл, наш герой пришел примерно год назад.
       До этого Озоруев долго и без особого успеха служил в армии: дважды героически воевал в Азии и на Кавказе, за что получил несколько орденов и медалей, а с ними ранения и контузии. Однако армейская карьера из-за его ершистого характера не заладилась, хотя вначале Максим без особого труда дослужился до майора. Но в мирное время стремительный должностной рост прекратился. И вскоре жена ушла к другому, а он остался один. Впрочем, холостяцкая жизнь была ему не в тягость: походы в горы, охота, рыбалка, случайные женщины. Не желая за гроши гнуть спину и заниматься подхалимажем перед вороватыми генералами, перессорившись со всеми командирами и начальниками, Макс повесил "шашку" на гвоздь, снял портупею и уволился по сокращению штатов из рядов Вооруженных сил.
       Некоторое время бывший майор подрабатывал частным извозом, потом охранял банк, а затем резко поменял образ жизни. Как-то во время одного из финансовых кризисов Озоруев получил зарплату акциями, о которых затем легкомысленно забыл. Но спустя несколько лет акции эти резко взлетели в цене, и у Максима на руках оказалась приличная сумма денег. После кризиса, на экономическом подъёме, ему опять крупно повезло. Но всё в этой жизни кончается, и везение - тоже. Бывший майор совершил настоящую стратегическую ошибку: он вышел из тени, нарушив главную заповедь, о которой ему не раз толковал родной дед: "В Совдепии нельзя ни в коем разе высовываться!" По правде сказать, дед Саня был мудрецом только на словах, а сам же он всегда высовывался, спорил и ругался. Не раз и подолгу сидел он в лагерях, был репрессирован и амнистирован, часто судился - при "тирании" и во время "оттепели". Дедуля так и скончался, не покорившись безбожной власти.
       И вот, как только Макс организовал малый, а потом уже и не очень малый, бизнес, так сразу и получил по "сопатке". Не сумел вписаться в систему отношений с бюрократическим аппаратом: не дал "на лапу" тому, кому следует. И началась круговерть, навалились все: налоговая, милиция, пожарная инспекция, санэпидемнадзор, какие-то комиссии и прочая коррупционная контролирующая "нечисть". Эх, надо было ему чаще перечитывать сочинения классика, а по совместительству и бывшего вице-губернатора, Салтыкова-Щедрина!
       Новый современный вариант "истории города Глупова" Максиму не понравился. Короче говоря, наш "новый русский" майор очень быстро разорился, вернее, ему успешно помогли это сделать. И тогда Озоруев не на шутку разозлился. Одним словом, в нём проснулся мелкобуржуазный частный собственник! Нет бы жить да радоваться избавлению от имущественых оков! Бывший майор обиделся и с убытками закрыл созданное им производство, так и не успев как следует обогатиться. Осерчав на весь чиновный народ, он через своих друзей-приятелей перевел оставшиеся деньги в южные края, а точнее - в зарубежный банк, и в течение длительного времени безуспешно пытался легально перебраться поближе к своему "похудевшему" капиталу. В последние дни Максим нервничал и поэтому выглядел неважно. Нервничал он потому, что сомневался: успеет ли он выехать из страны, а ну как вожди опять опустят по всем границам "железный занавес"? Вдруг выкинут такой фортель? Лучше побыстрее свалить и держаться от них подальше...
      
       Это раннее майское утро не предвещало ничего плохого. За окном ни тучки, ни облачка, а по-весеннему яркий солнечный свет делал мрачную и неубранную комнату более уютной, что примиряло хозяина с действительностью. Пластиковый стеклопакет был единственной приметой нового времени в подготовленной к сносу хрущобе. Городские воробьи бодро чирикали под окнами, мешая спать нетрезвым и ленивым обитателям этой ветхой пятиэтажки.
       Максимушка Озоруев сладко, до хруста, потянулся всеми конечностями, затем протер глаза и неторопливо почесал волосатую грудь. Громко зевнув и крякнув, он промычал собственную, не совсем приличную, вариацию на тему "Марша энтузиастов". Окончательно очнувшись от сна, без пяти минут эмигрант начал неторопливо перебирать одежду. Валявшиеся на полу грязные трусы и носки он брезгливо отбросил в сторону.
       Спал Озоруев, как обычно, на французский манер, нагишом, поэтому прежде чем натянуть чистое бельё, внимательно оглядел своего "дружка": не заболел ли он после знакомства с очередной дамой несколько "облегчённого" поведения. Визуально вроде бы, все в порядке, а на деле - как знать, как знать... Но мысленно он успокоил себя: мол, девушка была чиста и невинна, "аки младенец". Сеанс самовнушения удался. И отбросив все мрачные мысли, он радостно улыбнулся новому дню. Откинув на постель простыню и отложив свежие трусы в сторону, квартирант босиком прошлепал на общую кухню.
       Многочисленные соседи по коммуналке отсутствовали уже несколько дней. Раньше в соседних комнатах жила шумная компания гастарбайтеров: три огромных хохла-каменщика из Закарпатья, тощий высокий маляр молдаванин, который был всегда "под мухой", маленький узбек-дворник и таджик-грузчик. "Интернационал", блин! Пролетарии всех стран соединились в одном: пили всё, что горит, часто и помногу. Однажды соседи шумно ввалились в квартиру, упаковали свои безразмерные баулы, а в полночь исчезли. Почему исчезли жильцы, было непонятно, но как мысленно шутил Макс, они умчались продолжать пропивать украденные из прихожей вещи: большой телевизор, стиральную машину и огромный холодильник. Жульё! Неделей раньше Озоруев привёз и лично разместил "агрегаты" в коридоре, а утром их как корова языком слизнула. После возвращения "интернационала" с рабочих объектов Максим провел дознание с "пристрастием", но, даже получив по физиономии, никто не хотел признаваться в краже. Макс решил отнестись к пропаже философски: меньше с собой добра придется тащить за кордон. Но теперь пропали и сами соседи. Впрочем, факт пропажи вороватых гастарбайтеров не особо волновал Максима.
       Без них стало гораздо спокойнее: никто не пил, не курил, вокзальных чумазых девок по ночам не приводил. На несколько дней он стал хозяином просторной квартиры, что само по себе было неплохо. Ведь десятиметровая комнатушка давно "жала ему в молодецких плечах".
      
       Макс поставил на конфорку эмалированный чайник, на другую - сковороду, зажёг газ, затем тщательно вымыл три куриных яйца, разбил их над сковородкой, посолил и стал ждать, когда яичница будет готова. Как единственный жилец квартиры, он мог никого не стесняться и смело разгуливать нагишом. Озоруев неторопливо расстелил на столе салфетку, расставил посуду, чинно сел за стол и принялся медленно жевать надоевшую яичницу.
       "Эх, для приготовления пищи не помешало бы на полгодика обзавестись хоть какой-нибудь женой", - подумал Максим с иронией.
       После завтрака он принял душ, слегка размялся, потом бесцельно побродил по опустевшей квартире в поисках чего-то очень нужного, но так и не вспомнил, чего именно. Наверное, искал "вчерашний день". Так и не натянув на себя трусы, Озоруев уселся на кровать, задумался над каким-то пустяком и даже слегка задремал на сытый желудок.
      
       Пустые сонные размышления прервал истошный вой многочисленных сирен. Озоруев вздрогнул и проснулся. Выйдя голышом на кухонный балкон и приставив ладонь козырьком ко лбу, он стал вглядываться вдаль, а потом посмотрел вниз - никакой причины для тревоги он не обнаружил. Странным ему показалось лишь одно: обычно шумная улица в это воскресное утро была безлюдной. Неужели горожане в одиннадцать утра по-прежнему крепко спят? Непонятно. Но раз так пронзительно гудят ревуны - значит, всё-таки случилось что-то из ряда вон. Хотя в период весеннего политического обострения, возможно, вояки проводят какие-то учения, готовятся к чрезвычайным ситуациям.
       Озоруев взял в руки пульт и впервые за неделю включил телевизор: на "Первой кнопке" транслировали чёрно-белый балет - запись восьмидесятых годов прошлого века. На экране дюжина бестелесных девушек семенила худенькими ножками в такт знаменитой на весь мир музыке. Время от времени они расцепляли руки и высоко закидывали тоненькие ножки, изо всех сил изображая маленьких лебедей. Макс снова щёлкнул пультом - вторая программа. На экране те же девушки. Он стал быстро нажимать на кнопку, но на всех каналах шло "Лебединое озеро". "Вот так па-де-де!" - хмыкнул Озоруев и задумался: "Неужели умер очередной всенародно избранный Президент?"
       Эта первая пришедшая в голову мысль успокоила, потому что либералу и демократу Озоруеву нравилась смена "задниц" на троне: ведь обычно за смертью вождя следовали большие политические перемены. Поэтому плановая или внезапная кончина очередного олигархического правителя его нисколько не волновала. Вдруг "белых лебедей" сменила телевизионная заставка, и полились звуки бравурных маршей в исполнении военных оркестров.
       "Что-то новенькое, - подумал Максим. - Эх, неспроста гремит милитаристская какофония в информационном державном пространстве". Озоруев поморщился как от зубной боли и выключил громыхающий ящик. Бывший майор не собирался скорбеть со всем народом, его не трогали очередные временные трудности покидаемой им страны. Он вспомнил, что пора собираться в дорогу, и начал, не торопясь, укладывать нехитрые пожитки. На дно дорожной сумки он положил альбом с фотографиями и самое святое - шкатулку с орденами и медалями - память о боевом прошлом. Сверху кинул рубашки и шорты, любимые книги Э.М. Ремарка "На западном фронте без перемен" и "Три товарища" - для чтения во время перелета. Вот собственно и всё. Зачем тащить лишнее барахло, когда екобходимое можно купить на месте? "Может, ещё сходить во двор и бросить в банку горсть земли с клумбы? - промелькнуло у него в голове. - И как там сказано у поэта: "Прощай, немытая Россия... И вы, мундиры голубые!..."
       Неделю назад в консульстве ему наконец-то поставили в паспорт въездную визу, билет на самолет был куплен и теперь можно сказать твёрдо: "Адью, Родина!" Возвращаться же обратно из страны, где растут плоды киви и бегают птицы киви, он не собирался. На побережье его ждало бунгало в окружении диких зарослей и старенький джип из магазина подержанных машин. А ещё его ждал небольшой счет в банке. Этой суммы, пусть и новозеландских, но долларов, вполне хватит лет на десять скромной жизни в небольшом городке. А если старательно экономить, то можно перекантоваться и лет двадцать. Конечно, придется вести жизнь отшельника: семью-то он точно не потянет. А вот лет так через пять может он сдаться властям: живу я здесь, извиняйте, граждане, я теперь ваш, буржуинский! Я к вам пришёл навеки поселиться.
       Максим зевнул, потянулся и энергично потряс руками, но дрёма никак не проходила. Ах, да! Надо ещё не забыть экипировку туриста! Будущий эмигрант достал с антресолей большой рюкзак, запихнул в него альпийский спальный мешок (тёплый, набитый гагачьим пухом, такой в магазинах не найти!), пятнистую куртку, маскхалат, горные ботинки, нож-стропорез, фляжку, котелок и примус. Кроме того, в огромный, специально сшитый мешок сложил спиннинг, ружье для подводной охоты, арбалет для охоты на диких животных и помповое ружье - полный джентльменский набор для охоты и туристических вылазок в горы. Экс-майор Озоруев к походной жизни и общению с дикой природой готов! И только одно обстоятельство, впоследствии ставшее роковым, мешало ему сняться с якоря: Максим слишком долго ждал разрешения на провоз оружия через границу. Это разрешение должны были выдать сегодня.
      
       Неожиданно наступила тишина. Максиму стало не по себе. В голову пришла шальная мысль: "Бросить всё к чертовой матери и мчаться куда глаза глядят!" Но куда и зачем? "Без паники, брат, спокойствие! - одернул он самого себя. - Документы получены, билеты куплены, уеду по-любому!"
       Автоматически Макс проверил, на месте ли билеты, деньги и документы. Вроде бы взял всё. Он вновь включил телевизор: на экране опять выплясывали лебеди. "Чтоб вас! Наверное, на второй круг пошли", - усмехнулся Озоруев. А лебедушки не переставали изящно дрыгать ножками и махать руками-крыльями. Но вот опять балерины исчезли, и вновь появилась заставка под звуки военных маршей. "Врубили фанфары милитаризма! И чего они надрываются? Ведь не война же началась, в самом деле..." - с раздражением подумал отставной майор. "Чур, меня, чур!"
       Мистика! Но в этот момент в коридоре раздалась трель звонка. Затем кто-то довольно сильно саданул ногой в тонкую деревянную дверь. И нет бы Максу взять да и не обращать внимания на истошные звонки и настойчивый стук в дверь, послать подальше незваного гостя. Вместо этого Озоруев подошёл и стал интересоваться: кто же там так нагло колотит в дверь ногой? А зачем, спрашивается? Ведь он никого не ждал.
       Услышав за дверью человеческий голос, незваные "гости" стали ломиться в квартиру с удвоенной энергией. Эх, была бы дверь металлическая! Но дверь висела обычная, довольно хлипкая, и вскоре она с грохотом треснула под очередным ударом...
      
       Глава 2. Всеобщая мобилизация, или спасайся, кто может
      
       Воцарившийся демократическим путем и при помощи избирательных технологий Президент самого большого по площади "демократизированного" и суверенного государства спал мертвым сном. Правильнее было бы сказать мертвецким, потому что на самом деле Президент был скорее жив, чем мертв, но зато сильно нетрезв. Обычно он почивал спокойно и крепко, сном усталого человека, но вчера излишне расслабился и принял с друзьями сверх нормы, обмывая очередной миллиард, спрятанный в Швейцарии. Совесть Президента перед самим собой была чиста, а мнением других он, как и прочие сатрапы на земле, никогда не интересовался.
       Звали Президента Матюхин Василий Васильевич, но в народе его называли любовно и ласково - наш секс-символ Вася. И внешность для вождя нации у него была более чем подходящая: крепкий, коренастый, с простым лицом человека из народа и с такими же простыми мыслями. Матюхин второй год вел страну твердой рукой к победе русского капитализма и торжеству идей панславянского империализма, как завещали предшественники. Чего-чего, а имперских амбиций у него было хоть отбавляй. Весь прошлый вечер, до полуночи, ещё на относительно трезвую голову, на огромной карте мира он совместно с военным министром, а также с руководителем собственной администрации, председателем Совета безопасности и начальником охраны чертил стрелки предполагаемых наступлений на вероятных противников в Европе и в Америке. Шли в бой виртуальные танковые корпуса и моторизованные армии, летели армады самолётов, эскадры пересекали океаны. На бумаге у этих действующих и отставных генералов всё получалось как всегда гладко. Армия туда - армия сюда, корпус вправо - корпус влево. Конечно, война - это потери, как же без них: дивизией больше - дивизией меньше. Главное - это натиск. В атаку! Ура! Даешь Ла-Манш! Даешь Вашингтон! Конечно, враг разгромлен и в панике трусливо бежит. Васек радовался выигранным на всех фронтах будущим сражениям и запланированной тотальной победе. Льстецы в мундирах и пиджаках не уставали повторять штампы прошлого: мол, единственные настоящие союзники Президента - это армия и флот. И они, эти верные союзники, в любую минуту готовы выступить по первому приказу на защиту интересов державы, а значит, и Главнокомандующего, и Председателя Совета Наступления. Кто только не грозил нашей "осажденной крепости"! Друзей у страны, как обычно-"кэгэбычно", не было, одни монголы придерживались нейтралитета, а вчерашние друзья, по словам соратников, либо злорадствовали, либо тихо роптали, либо откровенно и люто ненавидели соседа и бывшего старшего брата.
       А про тех, что живут за Амуром, Президенту даже думать не хотелось, уж очень страшно размышлять о крепнущей мощи соседа.
       Матюхину нравилась новая должность, гораздо лучше самому командовать, чем охранять вождя. Эх, хорошо быть самодержцем, ну просто замечательно! Еще несколько месяцев назад Василий возглавлял другую структуру - Совет Обороны, но теперь придумавшие это название чиновники за пораженческие настроения сняты с должностей и строго наказаны. Какая может быть оборона? Даешь Совет Наступления! Накануне вечером приговор вступил в силу, теперь и глава администрации, и шеф протокола, и герольдмейстер были сосланы в Мордовские лагеря или отправлены за Урал валить лес, где им вертухаи быстро показали Кузькину мать и "козью морду".
       Министр наступления и одновременно заместитель Совета Наступления Иван Сергеев преданно улыбался Президенту. Но было в его улыбке и что-то зловещее, ядовитое. Человек он был хитрый, льстивый, но неумный. К тому же считалось, что Сергеев предан Президенту душой и телом. По крайней мере, сам Матюхин верил в это безоговорочно. А для изворотливого царедворца главное - это демонстрировать свою преданность и скрывать свои мысли. И министр соответствовал этому требованию полностью. Стоило первому лицу государства сделать какую-нибудь гадость, или изречь несусветную глупость, как министр сразу превращал ее в квазиглупость и сверхподлость.
       Так, например, буквально вчера, перед сном Президент звонил своему министру и напоследок поинтересовался, как обстоят дела в Вооруженных силах: какова их оснащенность, укомплектованность, степень обученности и морально-волевые качества? Ответ как всегда порадовал Главнокомандующего: мол, всё тип-топ, от тайги до Британских морей мы по-прежнему самые сильные! "Ну, и слава Богу", - истово крестя лоб, подумал Верховный, известный своей неожиданно пробудившейся религиозностью и отправился почивать "на лаврах".
       И вот, спустя считанные часы по окончании победоносного "исторического совещания", как гром среди ясного неба, пришло сообщение о начале вторжения на Дальнем Востоке. Известие о войне, как и зима в середине января, пришло неожиданно.
       Однако будить вождя никто не решился до утра... Пусть отдохнет.
      
       ***
       Настойчивые удары в дверь повторились. Озоруев глянул в глазок, но за дверью никого не увидел. На лестничной площадке стоял полумрак, потому что лампочка давно перегорела, а сквозь грязные стекла давно не мытых окон дневной свет в подъезд проникал слабо.
       Озоруев огляделся в прихожей по сторонам в поисках орудия самозащиты. Таким надежным оружием в борьбе с неизвестным противником ему показалась старая тяжёлая кочерга. С этой кочергой наперевес он открыл замок, отодвинул засов и отскочил на два шага назад...
       Материальных ценностей в квартире не наблюдалось. Наличных денег не было, основные средства хранились в тьму-тараканьском Кингстоне, поэтому ограбления Максимушка ничуть не боялся.
       Как только прозвучал щелчок щеколды, дверь мгновенно широко распахнулась, и в квартиру ввалились двое в форме и двое в штатском. Между хозяином и ворвавшимися незнакомцами состоялся диалог примерно следующего содержания:
       - Здрас-с-сте! Вам кого? - задал глупый вопрос совершенно трезвый Максим.
       - Тебя! - буркнул мужик в пиджаке. - Гражданин Озоруев?
       - Он самый. А вы из милиции?
       - Нет, хуже!
       - Хуже не бывает...
       - Максим Александрович? Пожалуйте за нами! Живо с вещами на выход!
       - За что? Что я сделал? Я неделю из комнаты не выходил! - возмутился Озоруев. - Покажите решение суда, ордер на обыск и санкцию на арест! За что задерживаете и на каком основании? Я вне политики!
       - Чудак ты на букву "м", кто же тебя посадит! Ты же майор запаса! - буркнул высокий холеный военный. - Так?
       - Верно.
       - Не боись, мил человек. Мы никого не сажаем, мы тебя всего лишь в армию обратно призываем, - ухмыльнулся молоденький лейтенант-милиционер. Это был местный участковый, Озоруев его узнал, потому что обращался к нему однажды за справкой.
       - Ребята, вы ошалели? У меня билет на руках на самолет! С часу на час лечу в Новую Зеландию!
       - Новая Зеландия подождет! Мы тут рядом, а Зеландия твоя где? Далече! Не спорь, брат, и слушайся! Окажешь сопротивление - по законам военного времени запросто к стенке поставим, - призвал квартиранта к порядку участковый. - Имеем полное юридическое право. И моральное тоже...
       - Ежели что, то шлепнем, не сумлевайся, - заверил Максима из-за спины участкового товарищ в штатском.
       - Какого военного времени?
       - А такого - какого надо!
       Озоруев удивленно таращился на мобилизационно уполномоченных. Такого оборота событий он никак не ожидал. Пытаться повторять рассказ о необходимости вылета за рубеж больше не имело никакого смысла. Максим понял, что действительно лучше держать язык за зубами: не ровен час, объявят австралийским или гвинейским шпионом и заберут в кутузку. А скорее всего шлепнут где-нибудь в ближайшей подворотне без суда и следствия. Как говорится, по законам военного времени.
       "Ладно, при случае, все равно сбегу из-под конвоя или на призывном пункте..." - подумал майор в запасе и, тяжело вздохнув, перебросил через плечо собранную загодя сумку с вещами. Эх, укомплектовал он её для иных целей, но что поделать, такова "селяви". Рюкзак и ружьё временно задержанный брать не стал, а как бы невзначай ногой задвинул своё имущество в угол. "Руки надо иметь свободными, - подумал Макс. - После побега заскочу на минуту в квартиру, заберу оставшиеся шмотки и стрелой в аэропорт".
       Максим с сожалением вздохнул, оглядывая пустые стены, запер квартиру и сунул ключ в задний карман брюк. Незваные гости взяли его плотно в "коробочку" и вывели по грязной лестнице во двор. Там перед мусорными баками их уже поджидал старенький автобус. Стекла в этом специализированном транспортном средстве были заменены на накладные металлические листы, и поэтому старый армейский ПАЗик больше напоминал автозак. Схожесть автобуса с тюремной машиной была очевидной. "Будь они неладны, со своей мобилизацией! - с досадой подумал Озоруев. - Ну почему мне так не везет! Не могли её что ли объявить завтра?"
       Устроившись удобнее на потертом сиденье, мобилизованный начал балагурить.
       - Братцы, в чем дело? По какому случаю объявлен призыв? Зачем застарелых "партизан" на службу вызывают? Широкомасштабные учения?
       Сопровождающие удивленно переглянулись.
       - Майор, а ты не шутишь? Телевизор надо смотреть, радио слушать. Ты что, с Луны свалился? - удивился штатский.
       - У меня на телевизор времени нет.
       - И экстренный выпуск "Вестей" не видел?
       - Я не смотрю советское телевидение, - ухмыльнулся Озоруев.
       - Российское, - строго поправил его участковый.
       - Какая разница, - отмахнулся Максим. - Формат один и тот же: либо пропаганда, либо жвачка для тупоголовых.
       - Вот, взгляните, товарищи, каков фрукт! И этим людям мы должны доверять защиту нашей Родины! Позор! - искренне возмутился нервный особист.
       Остальные конвоиры переглянулись и тоже осуждающе покачали головами, но промолчали. В машине наступила гнетущая тишина. Максу не сиделось спокойно, он поёрзал и вновь начал ёрничать.
       - Отцы родные, а куда путь держим? Далеко ещё до места сбора?
       - Куда надо - туда и держим, - отрезал милиционер, начиная тихо ненавидеть этого странного типа. Надо же! Не смотрит телевизор - нигилист какой-то! Сериалы про ментов и бандитов, спецназ и террористов ему, видите ли, надоели. Игнорирует отечественные фильмы. Заграничные штучки ему подавай!
       - Радуйся, что не пешком идем, - буркнул один из штатских.
       - Эх, пропало моё кругосветное путешествие... - грустно сказал в ответ Максим.
       Но не разделяли его чувств государевы люди. Они лишь презрительно скривили физиономии. Дальнейший путь проходил в гробовом молчании. Так как боковых стекол не было, то дорогу Максим мог рассмотреть лишь через лобовое стекло. Навстречу "автозаку" двигался плотный поток дорогих иномарок, владельцы которых спешно направлялись в сторону международных аэропортов столицы, не проявляя при этом никаких признаков патриотизма. Паника среди представителей "элиты" и кругов ура-патриотической буржуазии явно нарастала с каждой минутой.
       "Как всегда не успел! Эх, я, шляпа, надо было валить вчера! - стал упрекать себя экс-майор. - Дался мне этот винчестер! Зачем брать с собой ружье? Подумаешь, подарок. Ведь и без него бы прожил. Ловил бы себе рыбу, говорят, так питаться даже полезнее..."
       Один из штатских не удержался и с сарказмом произнёс:
       - Любопытно, как вы, господин Озоруев, имея такие долги перед Родиной, собирались улететь за границу?
       - Какие долги? - не понял Макс.
       - Алименты не уплачены за два года...
       - Не ваше дело! Я их плачу не через кассу, - огрызнулся Озоруев.
       - А исполнительный лист что, ненастоящий?! Да и по налогам недоимка в тысячу рублей. Не видать вам Новой Зеландии как своих ушей, пока не рассчитаетесь, - подвел итог ехидный особист.
       Такой осведомленности Озоруев никак не ожидал, он окончательно замолчал и всю дорогу сидел в глубокой задумчивости.
      
       Глава 3. Призывной пункт
      
       Маленький, мгновенно поникший человек в мятой пижаме с всклоченными жиденькими волосами в полной растерянности стоял возле гигантской карты вверенной ему страны. Перышко от экологически чистой подушки прицепилось к липкому от пота лбу Президента. В данный момент Василий Матюхин находился в загородной резиденции, в потайном подземном бункере. Голова раскалывалась после вчерашнего кутежа: ведь он с соратниками почти до утра отмечал потенциальную победу российского оружия. Лишь в полдень камердинер из службы охраны разбудил Президента и впустил его помощника с донесением о том, что пешие орды противника, словно саранча, сминая всё на своём пути, движутся по всем дорогам Дальнего Востока. Василий снова сильно вспотел, он несколько минут молчал и, наконец, с усилием спросил у замершего позади него помощника:
       - А есть сегодня хоть какие-то хорошие новости?
       Вышколенный помощник подобострастно щёлкнул каблуками и сделал шаг вперед.
       - Так точно! Есть!
       Президент с надеждой взглянул на него.
       - Какие?
       - По докладам с мест, партийные комитеты мобилизуют население, с тем чтобы дать достойный отпор вероломному врагу. Подпольные обкомы организовывают партизанское движение. Народ целиком и полностью одобряет политику правительства и лично... - отрапортовал холёный помощник.
       - В жопу болтовню про одобрение! Не звезди! - оборвал его Матюхин. - Прекрати нести эту х..., вернее, чушь о партийцах. Докладывай о реальной обстановке на фронтах! Откуда взялись сотни тысяч вооруженных китайцев в нашем глубоком тылу?
       Оптимизм со слащавого лица помощника моментально исчез, и он унылым голосом начал более конкретный доклад.
       - Известное дело, откеда. Нелегальная эмиграция и завезенные рабочие для строительства нефтепроводов и газовых трубопроводов! В прошлом месяце мы провели выборы, и азиатское большинство пришло к власти демократическим путем. Победили они практически во всех муниципалитетах, не говоря уже о законодательных собраниях губерний. Все эти новые депутаты, по паспорту Ванины, Сюнины, Лисины и прочие, на деле оказались Ваны, Сю и Ли. За месяц победители сменили всех нелояльно относящихся к ним чиновников, руководителей отделений милиции, почт, телеграфов и прочих госучреждений. Деловую переписку вдруг стали вести с использованием иероглифов, а вчера местные чиновники заявили, что не станут отвечать на наши телеграммы и письма на русском языке, мол, не понимают нашей кириллицы. Этой ночью вновь избранные народом руководители открыли границу и ввели безвизовый режим с Китаем - и миллионы переселенцев хлынули на нашу территорию, словно полчища саранчи. Верные федеральному центру части пытались сдержать незаконное проникновение, но были разбиты с тылу "пятой колонной" предателей. Силы возврата "северных территорий" сформированы из официально оформленных граждан, так сказать, поселенцев "хуацяо", законным путем получивших гражданство. Эти поселенцы организовались в полки и дивизии, в результате сформировалась боеспособная армия.
       - Не выражайся! - одернул Президент.
       - Извиняюсь за "хуацяо", но так вьетнамцы называют осевших в их стране китайцев. Разрешите, продолжу доклад об обстановке?
       Президент рассеяно кивнул.
       - Милиция в этих областях состояла в основном из желтолицых, даже в армии большая часть контрактников была из этих "хунхузов"!
       - Опять ругаешься?
       - Да нет, что вы, это сибиряки так прозвали китайцев в прошлом веке. Продолжаю. Когда по команде из центра азиаты подняли мятеж и открыли границу, то одновременно на протяжении тысячи километров многомиллионный людской поток пересек границу. Узкоглазые контрактники первыми перешли на сторону соплеменников и подняли мятеж в войсках, они и составили костяк вражеской армии. А толпы многочисленных переселенцев беспрерывно форсируют реку Амур: плывут на плотах, лодках, баржах и даже пытаются пересечь реку вплавь, в основном с плацдармов на островах, которые мы им отдали. Толпы вооруженных и невооруженных азиатов устремились в города и поселки, заполонили дороги, тропы и трассы. Транспортные узлы были парализованы в считанные часы, на Дальневосточном фронте за один день произошла настоящая военная катастрофа. Теперь мятежники через дипломатические каналы и силой оружия принуждают нас к миру. Натурализованные китайцы экстренно и организованно провели референдум о независимости, местные и региональные органы власти одобрили его результаты. Русскоязычная часть милиции разоружена, распоряжения из центра саботируются, ведь даже самыми мелкими чиновниками служат сплошь азиаты. Отвечают на правительственные телеграммы эти наглецы только на своём языке. Уцелевшая часть армии, состоящая из русских, пока что дезорганизована и героически воюет, окружённая врагами, показывая примеры массового героизма.
       - Про массовый героизм, вероятно, врёшь?
       - Не вру! Просто выражаю искреннюю надежду. Да кто ж знает, что там происходит сейчас. Из окружения вестей не поступает: глушь, тайга... Мобильная связь, телевидение и телеграф не работают.
       - Ладно, продолжай...
       Помощник Президента покраснел и прокашлялся.
       - Приморский край полностью отрезан от остальной части страны. На морских подступах к Владивостоку японцы и корейцы. Сегодня на рассвете полностью прекратили сопротивление защитники Хабаровска...
       - О, Боже, пал Хабаровск! - схватился за голову Верховный. - И суток не продержались! Все просрали!
       - Так точно, через сутки пал.... Ещё позавчера трудно было бы себе такую катастрофу представить. Амурская флотилия противника высадила многочисленные десанты в Благовещенске, Комсомольске-на-Амуре, Николаевске-на-Амуре. Обе железнодорожные ветки перерезаны, и снабжение военных частей в Приморье полностью прекращено...
       - А наш флот? - истерически взвизгнул Президент. - Что докладывают адмиралы? Где главком флота?
       - Говорят, Главком ночью застрелился... Но тела его ещё не нашли. Слухи...
       - Кто говорит?
       - Би-Би-Си говорит.
       - Вечно вам то одна баба сказала, то "Бибиси"...
       - Часть блокированного флота моряки затопили, а оставшиеся суда так и стоят запертыми в местах дислокации. На рейд не смог прорваться ни один наш корабль... Бухты заминированы, на Русский остров высажен десант противника...
       - Погодь, бля...погодь! Как это флот прорваться не сумел? Ты сошел с ума?
       - Азиатские водолазы и боевые пловцы вывели из строя крупные надводные корабли...
       - Кто именно? Какой национальности пловцы?
       - А бог весть...все они желтолицые и узкоглазые, а под водой, да ещё в водолазном костюме, хрен разберешь, какой они национальности.
       - А подводные корабли?
       - И подводные тоже... - тяжело выдохнул помощник.
       - Почему не пустили в ход авиацию и почему не бомбим противника? Что делает их авиация?
       - Сейчас их авиация бездействует, как, впрочем, и наша. Сначала силами ПВО мы сбили все воздушные объекты, попытавшиеся пересечь границу, однако потом и наша авиация была уничтожена диверсантами прямо на аэродромах. Эх, но теперь и системы ПВО у нас тоже нет. Я же докладываю, мы не знаем толком, что творится в этом регионе. Одни слухи да сообщения иностранных информационных агентств. Достоверных сведений от разведки до сих пор не имеем.
       - Кошмар! Катастрофа!
       - Мировая пресса сообщает, что японцы под шумок захватили и Курилы, и половину Сахалина... Конфисковали...
       - Как это конфисковали?!
       - Я бы сформулировал иначе - прихватизировали... Объявили аннексию исконно японских земель... Я утром в Интернете прочел...
       - Негодяи!
       Помощник вновь нервно закашлял.
       - Что ещё скажешь? Ну же! Не тяни!
       - Однако Владивосток и с суши тоже полностью блокирован незаконными переселенцами...
       Президент остекленевшими глазами посмотрел на помощника.
       - Что еще сообщишь?
       - Якуты, коряки и чукчи подняли бузу - требуют независимости. Буряты тоже зашевелились, особенно буддисты. Митингуют, гоношатся, а чего хотят - непонятно.
       - Якуты решили алмазные копи себе забрать? Ну, ужо я им покажу козью морду! - выругался Президент. - Пошли телеграммы за моей подписью, что я их всех в тундре голодом уморю!
       - Э-э-э...м-м-м... На Забайкальском фронте положение не такое отчаянное, но и там наши дела плохи. Верные вам войска проводят планомерное отступление и успешно отходят на заранее подготовленные позиции.
       - Как далеко они... м-м-м..., по слухам, отошли?
       Помощник раскрыл папку и заглянул в неё:
       - Войска с боями отступили на линию Оловянная - Балей - Сретенск - Могоча - Тында.
       - Это что же получается, вооруженный противник на протяжении всей границы смял наши войска и глубоко проник на российскую территорию? Это война?
       - Никак нет! Противник через границу прошел безоружный, оружие нарушители получили на наших складах! Войны вроде бы нет, потому что нам ее никто не объявлял, просто нет прежней границы и нет регулярной армии восточнее Шилки и севернее до самого БАМа. А вот с Монголией граница не прорвана, и обстановка в этой дружественной нам стране хоть и напряженная, но пока остается стабильной.
       - Порадовал! - с сарказмом произнес Президент. - Хотя бы второго монгольского нашествия не ожидаем...
       - Не совсем...Сепаратистские и националистические движения, которые там окопались, активизировали свою деятельность.
       - И что?
       - Повторю, буряты гоношатся, а монголы им подпевают, у националистов есть идея - создать содружество Великая Бурят-Монголия или Монгол-Бурятия. Но это не совсем точная информация, и опять по всем вопросам разведка молчит. Одним словом, есть информация, они хотят создать великий Буддистан. А вот граница в Горном Алтае стабильна, пограничники отразили все попытки прорыва толп переселенцев и диверсантов, наступление ополчения противника захлебнулось. Саперы успели установить несколько эшелонов минных полей! Ядерное минирование нашей приграничной территории в этом районе тоже успешно завершено, и мины готовы к взрыву.
       - Быстро вызвать ко мне начальников разведки и контрразведки, председателя военного суда и прокурора страны! - скороговоркой произнес Василий. - Пора начинать зачистку Кремля и Москвы.
       Помощник вытянулся в струнку и радостно доложил:
       - Приказ выполнен до приказа! - и его лицо расплылось в злорадной улыбке.
       - Твоя улыбка неуместна! На фронт захотел, болван? Или желаешь сразу на дыбу?
       Помощник изменился в лице, не на шутку испугавшись, испарина выступила на его холеной физиономии, и было видно, что угрозы Президента он воспринял серьёзно.
       - Виноват, господин Президент! Больше не повторится!
       - Смотри у меня, каналья!
       Помощник, пятясь, покинул кабинет, и в помещение тотчас вошли генералы. По всему было видно, что силовики тоже растеряны.
       - Начальник разведки! Как вы могли прошляпить внезапное нападение врага? Что делала ваша агентура и резидентура? Что делал лично ты?
       Седой генерал вытянулся по стойке смирно, что-то хотел сказать, но внезапно стал хватать ртом воздух, положив ладонь на сердце, после чего рухнул замертво. Подскочившие к нему генералы наклонились над телом, пощупали пульс, проверили сердцебиение и дыхание.
       - Кажись, готов! Бля... - выругался прокурор. - Ушел от возмездия...
       - Итак, с разведкой все ясно! Просрали, и спросить не с кого! Ну что же, продолжим. Начальник контрразведки! Доложите, почему так много диверсий в тылу? Каким образом десанты противника сумели проникнуть на нашу территорию до самого устья Амура?! Где ваши истребительные и заградительные отряды?
       - Разрешите доложить? Необходимые меры приняты! Отряды по борьбе с паникерами и пораженцами созданы и начали работу от Екатеринбурга и до Иркутска! Не мешало бы и в столицах произвести чистку...
       - Что мешает? Проводите...
       - Вот списочек... Ознакомьтесь... Ровно две тысячи смутьянов! Журналисты, писатели, профессура, ученые, философы, политиканы-оппозиционеры.
       Президент бегло взглянул на список и решительно подписал.
       - Мерзавцы! Всех в расход! Что ещё?
       - Господин Президент! Семьи руководящего состава своевременно и без эксцессов эвакуированы в Лондон и в Париж! - доложил министр по чрезвычайным ситуациям.
       - Не рано?
       - Я считаю, что в самый раз.
       - Слава Богу! Молодец! Хоть один знает свое дело и может хоть чем-то порадовать...
      
       ***
       Военный автобус, дребезжа ржавым корпусом на ямах и ухабах, густо дымя выхлопной трубой, как мог стремительно передвигался по улицам притихшего города, затем он свернул с шоссе, юркнул в проулок и, наконец, замер перед закрытыми металлическими воротами. Сквозь лобовое стекло сидевшие в автобусе могли разглядеть высокий бетонный забор и угрюмое кирпичное здание. На заборе висела красная табличка с надписью: "КПП и Военная комендатура". Сонный дневальный, спотыкаясь на каждом шагу, выбежал из будки, распахнул обе створки ворот, украшенных двуглавыми орлами, и пропустил транспорт во двор. Автобус уже поджидали, и к военному "автозаку" сразу же подошёл какой-то начальник. На голове этого руководителя возвышалась повседневная фуражка с высокой тульей а-ля "латиноамерикано" и диаметром она была не меньше, чем тазик средних размеров. Полдюжины ремней и ремешков крест-накрест опоясывали его тучное тело. Чего только ни висело на этих ремешках: портупея, полевая сумка, планшет с картами, бинокль, АПС (автоматический пистолет Стечкина) в деревянной кобуре и даже кортик. А на могучей шее висел свисток. Видимо, генерал (а по звёздочкам на погонах - генерал-лейтенант) в далеком прошлом командовал дивизией береговой обороны, отсюда у него и кортик. Сразу было понятно, что генерал настоящий, и не только по погонам, но и по внешнему виду: породистый, красномордый, с тройным подбородком, с необъятной талией и с холкой, как у племенного быка. Длинные руки с широкими лопатообразными ладонями и пальцами-сардельками свисали ниже колен. С первых фраз выяснилось, что Озоруев никакой не "экс" и даже не майор! Бери выше! Генерал, не выслушав доклада сопровождающих, сграбастал руку Максима своими необъятными лапищами, стал её трясти в приветствии да так, что едва не оторвал, и вдобавок чудом не сплющив ладонь мобилизованного офицера.
       - Рад! Искренне рад прибытию, подполковник Озоруев! Наконец-то дождались тебя, дружище! Где ты пропадал? Мы уже обыскались! Половину Москвы на ноги подняли!
       Максим с трудом освободил ладонь и подумал, что обладателю таких толстых и неуклюжих пальцев металлический рубль с поверхности стола ни за что не поднять. "А ведь и правда, не подцепит монету!" - ехидно ухмыльнулся мобилизованный, но вслух произнес другое:
       - Господин генерал, ошибаетесь: я майор и к тому же давным-давно в запасе. Уволен вчистую, по болезни. Так что напрасно искали меня: был майор, да весь вышел! Пустые хлопоты...
       - Э-э-э, дорогуша, неправда ваша! - не согласился военноначальник. - Я военный комендант города. Уверяю тебя, ты никуда не вышел, и к тому же ты уже не майор. Приказом Министра Наступления час назад майору Озоруеву М.А. присвоено очередное воинское звание - подполковник, и ты назначен на должность командира батальона укрепрайона обороны юго-востока Бурятии. Вернее, по новым веяниям - района наступления! Вполне вероятно, что в твоем подчинении будет целая маневренная группа. Мы на тебя возлагаем большие надежды, подполковник! Сейчас представлю тебя батальону и вперед: на марш, в бой, на защиту восточных рубежей Родины! Поздравляю с новой звёздочкой, можешь прокалывать погоны! С тебя причитается - готовь стакан! И давай без господ, а запросто, по-свойски, будем обращаться друг к другу по-старому - товарищ! А звание обмоем, когда вернёшься.
       - Спасибо, не надо мне ваших новых погон. И я совсем не хочу быть ни господином, ни товарищем подполковником, а тем более - комбатом, - попытался отказаться Макс. - У меня две контузии, ранение, перелом позвоночника, песок в почках и ...
       - Не надо подробностей из твоей медицинской карты, комбат. Ни твоя анатомия, ни твоя физиология никого не интересует в военное время. Ты ведь по документам годен к службе?
       - Ну, в принципе... - начал мяться Озоруев, в душе злясь на свою нерешительность. Мысленно он обозвал себя мямлей.
       Военный комендант с воодушевлением продолжал:
       - Пробил твой час, подполковник! Война, товарищ! Враг у порога, даже не у порога, а он уже ворвался в наш общий дом. Родина в опасности! Вся Россия, весь наш народ глядит на тебя с надеждой, подполковник! Заодно, песочек из почек порастрясёшь... Как говорится, движение - жизнь!
       - Всё-то вы знаете...
       Новоиспеченному комбату сделалось нехорошо, перед глазами появилась какая-то рябь, потом закружились плац и деревья, в голове неприятно зашумело. Это было следствие шока. Вместо далекой, но спокойной Новой Зеландии окопы на далеком неспокойном Дальнем Востоке! У Максима стало сухо во рту, по спине и лбу покатился холодный пот.
       - С кем в этот раз воюем? На кого наступаем? - растерялся Максим. - Разве это не учебная тревога?
       - Никак нет! Война с проклятою ордой! - болезненно поморщился генерал. - Второе нашествие Чингиз-Хана, можно сказать, а то и того хуже. Слушать мою команду, комбат! Принимай батальон! Держи предписание, а чемодан с документацией и портфель с секретными пакетами и бумагами получишь у мобистов. Твои орлы стоят на краю плаца. Иди, знакомься с личным составом. А я побегу: дела, знаешь ли, дружище, дела-делишки...
      
       Максим внимательно пригляделся: огромный заасфальтированный плац столичной комендатуры, площадью не менее гектара, разлинованный на белые квадраты и линии, и в обрамлении голубых елей был пуст. Макс с трудом разглядел вдалеке три силуэта в тени высоких деревьев. Один человек лениво отгонял назойливых мух и комаров, два других спали полулёжа на вещевых мешках. Нескладные фигуры рекрутов совсем не были похожи на героев, жаждущих воевать, стоять насмерть и побеждать. Никакого батальона на горизонте не наблюдалось. Если это мотострелковое подразделение, то на плацу должно быть полтысячи душ, а если танковый батальон, то сотня. Но тут и половины отделения не насчитывалось. Макс сообразил: что-то тут не так и чего-то генерал явно не договаривает.
       - А где народ-то? - спросил Максим и посмотрел на начальство, но дать ответ было некому. Генерала исчез, словно его здесь никогда и не было. Вслед за генералом буквально растворился в воздухе товарищ в штатском. Смылся по своим ментовским делам и участковый милиционер. Позади Максима стоял лишь тот молодой офицер из комендатуры, который доставил Озоруева под конвоем.
       - Ну, капитан, удружил! Что же ты, падла, про войну промолчал, когда давеча в квартиру вошёл?
       - Товарищ майор, не выражайтесь! Я при исполнении...
       - Какой я тебе майор?! Я уже час как подполковник! Слышал, что генерал сказал?
       - Виноват! Так точно, товарищ подполковник, я слышал слова генерала и весь к вашим услугам.
       - То-то же! А я ещё и не начинал тебя ругать! Так что не зли меня, капитан. Где мои бойцы? Где офицерский состав батальона? Где вооружение и техника?
       Капитан покраснел, лицо его покрылось пунцовыми пятнами, и он окликнул стоящего в сторонке полного мужчину лет сорока.
       - Вот сотрудник райвоенкомата, работайте с ним. Я тоже умываю руки...
       Пухлый сотрудник увлёк Озоруева в сторону деревьев.
       - Не извольте беспокоиться, я сейчас всё поясню!
       Они быстрым шагом направились к бойцам, расположившимся под ёлками. Толстяк на ходу сосредоточенно изучал какие-то списки, напряженно шевелил губами, то бледнея, то багровея, и непрерывно обливался потом. Наконец, он остановился возле помятых личностей, и Максим с недоумением осмотрел "воинство".
       - Это весь призывной контингент! Других солдат для вас нет, товарищ майор, - виновато стал оправдываться толстяк, вытирая лоб платочком.
       - Подполковник!
       - Виноват, товарищ подполковник. Докладываю: это те, кого мы сумели призвать в нашем районе столицы. У остального приписного состава либо справки об инвалидности, либо часть из них отсутствует по месту жительства.
       - Интересное кино! А из каких мест должен был комплектоваться мой батальон?
       - Очень тяжелый случай. Народ с Рублевского шоссе и его окраин.
       - Фью... - присвистнул новоиспеченный комбат и почесал затылок. - А при чём здесь я? Вот и ищите комбата с Рублевки! Я-то с какого тут боку-припеку? Я в действующем резерве власти не состою, да и с деловыми, конкретными рублевскими пацанами не близок!
       - А вот и нет. Согласно временной прописке, вы, товарищ подполковник, зарегистрированы в какой-то халупе! Странно, конечно, что её не снесли с элитной территории. Бабка, хозяйка жилплощади, дала адрес вашего реального временного проживания, там вас и взяли тёпленького! Всё по закону. Так что получается, формально и вы с Рублевки.
       - Чертова старушенция! Кто ведьму за язык тянул!
       Работник военкомата ухмыльнулся.
       - Это наш новый особист постарался, он любого расколет, даже старую каргу. А комбат нам дозарезу нужон был до обеда! Вот он и постарался!
       - Зачем? Особист хотел меня сожрать на обед?
       - Нет, в смысле по времени, по срокам. Дела надо было кому-то передать! Батальон с воза - военкомату легче!
       Проклиная судьбу-злодейку и роковое стечение обстоятельств, хмурый Озоруев плелся за военкоматчиком. "Партизаны" не обращали внимания на приближение начальства и дремали.
       - Понимаю: солдат спит - служба идет, - буркнул Максим.
       - Сейчас разбудим, - заверил его толстяк и внезапно заорал что есть мочи:
       - Встать! Живо строиться! Смирно! Бойцы, вот ваш комбат - подполковник Озоруев. Прошу любить и жаловать.
       "Партизаны" повскакивали на ноги, их буквально подбросило от внезапного вопля военкоматчика. Протирая глаза и толкая друг друга, они построились в ряд. Удивительно, но факт: мобилизованные были абсолютно трезвы, даже пивом от них не пахло. Максим обошел строй сзади, поискал глазами других, возможно, спрятавшихся бойцов, и заглянул под разлапистые ёлочки, но никого не обнаружил. Затем комбат почти минуту молча смотрел на мобилизованных, гипнотизируя их взглядом, словно удав, а те в ответ буквально поедали начальство глазами. "Дисциплинированные и зашуганные", - подумал новоиспеченный подполковник и гаркнул во весь голос, напугав даже военкоматчика:
       - Здорово, бойцы!
       - Здра... - недружно ответили испуганные "партизаны".
       Озоруев внимательно оглядел каждого. Рядом стояли два молодых человека, абсолютно схожей наружности.
       - Близнецы? - спросил для порядка Максим. - Однояйцевые?
       - Ага! - хором откликнулись молодые люди и пошутили в ответ:
       - Но у каждого яиц по два.
       - Как зовут? Фамилия?
       Высокий, веснушчатый паренек с кепкой набекрень откликнулся:
       - Мы Авесалом и Нестор. А фамилия наша - Емельяновы.
       Второй близнец, но только без кепки, похожий на первого, как две капли воды, пихнул брата в бок.
       Озоруев удивился таким странным, давно вышедшим из обихода именам и переспросил: верно ли он их понял.
       - Да вы не мучайтесь, гражданин начальник, называйте нас Авось и Небось! Так проще для запоминания. Нас все так зовут. Наш папаша имена специально подбирал позаковыристее, а нам вот теперь с ними жить и мучиться.
       Озоруев удивился, но ничего не сказал: всякое бывает. Что поделать, коли батька у пацанов такой юморной. Да и имена эти звучали не чуднее чем Даздрапема или Смертимпер...
       Парни выглядели настоящими здоровяками: круглолицые, кудрявые, косая сажень в плечах, высокие и статные - одним словом, "кровь с молоком".
       - Заметные фигуры, да дуры! Не успели вовремя спрятаться? Какого года рождения?
       - Нам по двадцать пять исполнилось! - дружно, почти хором, ответили близнецы. - Мы не местные, скобари, работали на даче у одной бабки, она нас по доброте своей и прописала. Да вот незадача - забрали и в армию, забрили опять!
       - Не опять, а снова... - буркнул второй близнец.
       - Угу, нам постоянно не везёт, - буркнул первый.
       - Отставить разговорчики, бойцы! Не угу, а так точно! - рявкнул комбат. - Понятно?
       - Так точно! - одновременно ответили братья.
       - Никитишна прописала? - догадался Максим.
       - Она самая. Хорошая бабка, добрая.
       - Эх, и меня прописала, проклятая. Лучше бы отказала, - вздохнул Озоруев, мысленно сочувствуя и себе, и братьям. Теперь взгляд комбата остановился на третьем солдате. Этот мобилизованный был полной противоположностью братьям-здоровякам. Хлипкий интеллигент, близорукий, в роговых очках с толстыми стёклами, на голове шляпа, которая давно потеряла всякую форму. Протёртые почти до дыр брюки "ботаника" пузырями топорщились на коленях.
       - Как фамилия, умник?
       Мужчина даже не встрепенулся, продолжая думать о чём-то своём. Пришлось комбату ткнуть его пальцем в грудь и повторить:
       - Ваша фамилия, милейший!?
       Интеллигент встрепенулся и ответил:
       - Израиль Соломонович Шмуклер. Но можно просто, без церемоний - Изя. Осмелюсь доложить, я кандидат наук. Физик-теоретик института прикладной физики РАН. К вашим услугам.
       - Круто! - охнули братья в один голос. - Влип, яйцеголовый!
       - Настоящий доцент, додик!
       - Нельзя отзываться на имя Изя! - отрезал военкоматчик. - Запомните, отныне вы не Изя, а рядовой Шмуклер! И потом, у меня вы числитесь банкиром, и вы не Израиль, а Самуил.
       - Так я за него. Я дальний родственник банкира. Самуил Абрамович убыл по делам бизнеса, меня в его квартире зацепили, а я не стал спорить: хочу выполнить свой священный патриотический долг. Вам ведь всё равно, кто призван, главное - галочку поставить.
       Озоруев с изумлением уставился на добровольца, покачал головой, хмыкнул и подумал: "Чего-чего, а доморощенных мыслителей-философов у нас в избытке. Ишь ты, физик-патриот нашёлся!"
       - Молодец, теоретик! Но ты у нас так и останешься, как в бумагах написано - Изя! - и Озоруев одобрительно потрепал солдата по плечу.
       - Должон быть ищшо один индивидуум, - уточнил, глядя в свои бумаги, дежурный офицер.
       - Ага! - дружно подтвердили братья. - Был, но он за пивом побёг, сейчас вернётся.
       - Василий Степанович Дормидонтенко! - прочитал военкоматчик по бумажке.
       - Точно-точно, Васёк его имя! - закивали братья кудрявыми головами. - Как нашего нового Президента - Васей зовут.
       Озоруев затосковал: не успев встать в строй, часть его батальона уже подалась в бега. С кем прикажете наступать на грозного врага? С кем идти на войну?
       В это время через забор перевалился и шумно рухнул огромный мешок. Неожиданно "мешок" матюгнулся, поднялся, отряхнулся от пыли и мусора, кустарник затрещал под мощным напором солдата, и он оказался на плаце. Перед Максимом предстал человек, одетый в мятую бесформенную гимнастерку.
       - Лёгок на помине! - в унисон прокомментировали появление бойца братья. - Это и есть наш Вася. Надо же, вернулся, а мы думали: убёг! Степаныч, становись на место!
       Небритый мужчина с помятым лицом и бегающими воспаленными глазками, присоединился к компании, вернее, попытался встать в строй. В руках он сжимал две банки пива.
       - Ефрейтор Дормидонтенко. По штату - старший гранатометчик, - представил его работник военкомата.
       Максим покачал головой и категорично сказал:
       - Ни гранат, ни гранатомета этот гвардеец у меня не получит. Его место кобылам хвосты крутить или в крайнем случае отправим поваром в хозвзвод.
       - Возражаю! Он должен служить согласно штату в гранатометно-пулеметном взводе...- вякнул военкоматчик, но сразу осекся под недобрым взглядом комбата.
       - А где ты был, когда этот штатный гранатометчик в бега подался? Самовольщика поощряешь, понимаешь ли...
       - Ладно, пусть будет по-вашему, поваром так поваром.
       Теперь в строю стояло четверо бойцов.
       - А где остальные? - спросил Озоруев. - Показывайте оправдательные документы уклонистов.
       Прямой вопрос, который задал Макс, смутил, но не поставил в тупик армейского чиновника. Толстяк передал Озоруеву пухлую пачку бумажек. Максим начал перебирать справки, узнавая, кто именно был приписан и счастливо избежал участи стать пушечным мясом на благо Отечества. И кого тут только не было: банкир, предприниматель, министр, шоумен, артист, сотрудники аппарата администрации президента и министерств.
       - Ужас! Что же такое со здоровьем элиты? Как я вижу, сплошь больные люди управляют страной...
       - Не моего ума... - уклонился от ответа чиновник. - Моё дело - отчетность...
       - Как прикажешь пятью боевыми штыками удерживать линию обороны протяжённостью три-пять километров?
       - Не хотите удерживать оборону - переходите в наступление, - хохотнул военный чиновник. - По-суворовски действуйте! Ведь лучший вид обороны - наступление!
       - А если серьезно?
       - Ну, если серьезно, то для усиления к вам прибудет рота молодого пополнения из Санкт-Петербурга. Как говорится, добровольцы с родины всех выдающихся людей государства. Волонтеры уже экипированы и ждут вас на железнодорожной станции в Воскресенске. Теперь можете получать для батальона обмундирование, сухой паёк на неделю и в путь.
       - Можем? - ехидно передразнил его Озоруев. - А что, есть другой вариант? Можем и не получать?
       - Такого варианта пока нет. Пока... Но... а это мысль... - пробормотал появившийся сержант.
       - Никаких мыслей я вам не позволю! - прервал его Озоруев. - А где наше оружие и боеприпасы?
       - Оружие получите на месте, в районе боевых действий. Сейчас могу выдать только одну ракетницу для подачи сигналов подразделениям, фонари и штык-ножи. Радиостанций тоже нет в наличии. Извиняйте...
       Озоруев изумленно посмотрел сначала на чиновника военкомата, а потом на сержанта-кладовщика, почесал затылок и махнул рукой. Воевать он всё равно не собирался, планируя покинуть этот "кастрированный" батальон на первом же полустанке.
       Жуликоватый кладовщик принес пять комплектов зимнего и летнего обмундирования и предложил расписаться за пятьсот пар сапог, пятьсот комплектов х/б и пятьсот штук противогазов.
       - Дудки! - комбат показал ему огромную фигу и поднес её к носу тыловой крысы.
       - Как хотите, - сержант пожал плечами и добавил: - Сам за вас могу расписаться.
       - Я тебе распишусь! Выдать всё, что положено батальону!
       Комбат хотел было врезать ему по челюсти, но передумал. Зачем кипятиться, ведь призыв на войну он воспринимал по-прежнему как плохую шутку. И для него лично это дурацкое шоу, устроенное ребятами из "Арбатского военного округа", скоро закончится. Он совсем не собирался бежать в атаку с патриотическими воплями: "За Родину!", "За президента Васю...!". Нет, в эти игры он больше не играет... Озоруев нехотя надел новую полевую форму, затянул портупею, повесил через плечо командирскую сумку. Кожаные ремни радостно скрипнули при этом. Несмотря на внутреннее сопротивление всему происходящему, верх взял воспитанный годами долгой службы "офицерский стержень". Комбат проследил, чтобы и его бойцы переоделись.
       - Остальное имущество доставить к месту погрузки эшелона! - велел Максим и вышел со склада.
       Немного подождав пока кладовщики выполнят его распоряжения и построив бойцов в колонну по одному, комбат повел их к воротам комендатуры. Там мобилизованных поджидала колонна грузовых машин с продуктами и вещевым имуществом, и всё тот же "тюремный" автобус. Автоколонну охранял взвод ОМОНа с автоматами, в касках и в бронежелетах. Батальон погрузили в призывной "автозак" и под конвоем с ветерком доставили на вокзал к эшелону.
      
       Глава 4. "Прощание славянки"
       Президент слушал доклады главного военного прокурора, руководителя контрразведки, министра наступления и внутренних дел. Речи министров и генералов были деловиты, а в словах сотрудников администрации даже звучали оптимистические нотки.
       - Господин президент! В стране покой и порядок! Стабильность поддерживается! - частил директор института, занимавшегося стратегическими исследованиями внешней и внутренней политики. - Никакой паники: предчувствия катастрофы у населения нет! Всякое бывает в жизни, а на войне тем более. Эта военная кампания проходит в соответствии с русской традицией: бежим, отступаем до Москвы. Затем мы наступаем, гоним и громим сильного врага...
       - Отходим до Москвы? - насторожился Президент.
       - Ну, на этот раз, конечно же, нет. Думаю, супостат дойдет не дальше берегов Байкала... Зачем ему дальше наступать? Оккупантам необходимо время, чтобы освоить захваченную территорию и не подавиться нашими просторами... А дальше...
       Президент взглянул на карту и театрально всплеснул руками:
       - Вдумайтесь, болваны! До Байкала! Из ума выжили? Скажете тоже...до Байкала... А не дай Бог, дальше двинут? Эти ненасытные, они проглотят половину страны и не подавятся.
       - В глубину России у Байкала не двинут, если в другом месте не прорвутся. Я имею в виду через Алтай...в Сибирь...
       - А если прорвутся? Эй, министры-силовики! Все резервы бросить к алтайскому участку границы и удержать во что бы то ни стало! Прорыв противника с юга на Барнаул приведет к тому, что мы потеряем и Восточную Сибирь! И потом, посылать войска на Дальний Восток - значит признать наличие войны с китайцами! Но раз нам войны не объявляли, то вывод один - никакой войны и нет. Итак, решено: объявляем это нашествие локальным внутренним военным конфликтом. Проводим антитеррористическую спецоперацию.
       - Как же тогда удерживать позиции на Дальнем Востоке? Я так понимаю: вы решительно приказываете резервы туда больше не посылать?
       Президент на минуту задумался. Больше всего он опасался обвинений именно в нерешительности и насмешек за спиной, как в детстве: мол, что с него взять - Тюха-Матюха!
       - Я же сказал уже - не посылать! Два раза необходимо повторять? Но кого уже отправили - пусть следуют на Восточный фронт, однако больше - ни одного батальона! Приказываю держаться из последних сил. Организовать в тылу врага партизанское движение, а на Байкале выставить заградотряды... Сколотить из беженцев и отступающих новые части. Регулярные и ополченческие войска нам нужны в центре России: надо Кавказ удержать и западную границу оборонить. Немедленно свяжите меня с посольством США... Пора просить помощи у естественных союзников. Господа, который час в Вашингтоне, кто знает?
       Министры дружно посмотрели на дорогие швейцарские часы, естественно, каждый на свои, и принялись подсчитывать разницу во времени.
       - Не хочется быть невежливым, разговор не получится, если я разбужу нашего американского друга среди ночи в неурочный час... - буркнул Президент.
      
       ***
      
       Так как в воинский эшелон по бумагам должен был погрузиться целый батальон, то подали пять теплушек плюс один классный вагон и два вагона под имущество, в которые загрузили продукты и обмундирование. Теплушки из-за отсутствия личного состава остались пустыми, а мобилизованные разместились в четырёх купе штабного вагона: одно занял командир, другое - не совсем трезвый Дормидонтенко, два оставшихся - остальные солдаты: Шмуклер и близнецы. Рота ОМОНовцев внимательно следила за отправкой войска на фронт. Готовились сопровождать "многочисленный" батальон, потому и нагнали столько милиции. Крупноголовые, лобастые и плечистые милиционеры подогнали к вагонам группу грузчиков-таджиков. Мобилизованные "добровольцы" встали возле своих купе и через окно наблюдали за действиями грузчиков и милиции. Правоохранители не покидали погрузочную площадку до самого отправления. Электровоз дал протяжный сигнал и дернул вагоны. Подполковник милиции с суровым квадратным лицом провожал эшелон тяжелым взглядом и нехотя взял под козырек. Братья скорчили рожицы провожающим "ментам" и захихикали, Изя тихо молился непонятно какому богу, а Озоруев молчал, хмурился и теребил мочку правого уха.
       Оркестр, состоящий из дюжины нетрезвых музыкантов, громко заиграл марш "Прощание славянки". Крепко запьяневший Дормидонтенко, который успел принять на дорожку еще граммов двести, внезапно приободрился, подхватил мотив и пропел громко в открытое окно гнусавым голосом, коверкая слова марша:
       "В жопу клюнул жареный петух!
       Остаюсь на сверхсрочную слу-у-ужбу!
       Портупею я буду носить!
       И в солдатской столовой пита-а-аться
       И добавку второго просить..."
       Милицейский чин, наблюдавший снаружи за отправкой эшелона, услышав непатриотичный текст, погрозил ему кулаком, но промолчал. "Что взять с убогого?"
       Электровоз вновь резко дернулся, и поезд медленно отчалил. Колеса стали неторопливо, со скрипом вращаться, затем завертелись быстрее и уже через несколько минут бойко и равномерно постукивали на стыках рельс.
      
       Вокзал исчез из поля зрения батальона и добровольцы взгрустнули. Озоруев прошелся несколько раз по коридору. В купейном вагоне, помимо служивых, находились две женщины-проводницы. Пассажиры по очереди стали знакомится с хозяйками вагона: одну звали Клава, вторую - Рита. Клаве было далеко за тридцать. Красавицей её, конечно, не назовешь, но в полумраке коридора, она казалась вполне привлекательной женщиной: выпуклые бедра, аппетитная попа, грудь колесом. Жизнь Клаву, видимо, потрепала изрядно, поэтому на лицо был наложен макияж толщиной в мизинец. А Рита была девушка в самом соку, намного моложе своей напарницы: стройная, фигуристая, с торчащими, словно крупнокалиберные пули, сосками, которые были отчетливо видны сквозь форменную рубашку.
       Максим сходу оценил разницу в годах: Рита была лет примерно на десять моложе, чем тертая жизнью подруга. Радушная Клава, гостеприимно напоив новых пассажиров горячим чаем, без обиняков предложила будущим фронтовикам за малое вознаграждение свои нехитрые услуги интимного характера. Рита осуждающе фыркнула и тут же скрылась в купе проводников. Озоруев в иное время не преминул бы воспользоваться подвернувшимся случаем "размяться" с безотказной женщиной, но только не в этот неудачный день. Шмуклер скромно замялся, потому что был крайне экономным человеком, а Дормидонтенко давным-давно не нуждался в подобных услугах. Оставались только однояйцовые близнецы, которые с восторгом и воодушевлением приняли предложение Клавдии и взялись за дело с юношеским азартом. Комбат не стал препятствовать явному нарушению воинской дисциплины - пусть порезвятся напоследок.
       Вагончик размеренно покачивался, а братья энергично увеличивали амплитуду его движения. Порою они так шумели и стучали, что Максиму приходилось колотить в стенку соседнего купе, утихомиривая энтузиазм резвых близнецов.
      
       ***
       Несколько часов воинский эшелон медленно полз от разъезда к разъезду, стоял на сортировках и узловых станциях Москвы и ближе к вечеру, наконец, покинул столицу. Впереди был Воскресенск.
       Озоруев с неподдельным интересом ждал встречи с пополнением и решил не бежать, как крыса с тонущего корабля, сразу, а незаметно исчезнуть на станции. Он хотел воочию убедиться, что добровольцы существуют и в наше безыдейное время. Вероятно, думал он, это небольшой отряд оболваненных пропагандой патриотически настроенных недорослей-"нашистов", которые мало годятся для военной службы и разбегутся, едва раздадутся звуки первых выстрелов. Однако увиденное превзошло все его ожидания: на перроне стояла огромная шумная толпа одинаково одетых мужчин. Едва поезд затормозил, как кто-то невидимый подал команду, и добровольцы в полевой форме быстро повзводно построились в две шеренги.
       "Что ж неплохо для призывников-"партизан"! - удивился про себя подполковник. - Хоть чему-то их уже обучили! Либо они не всё забыли на гражданке".
       Макс вышел из вагона, сделал несколько шагов навстречу строю и замер в нерешительности и недоумении. Действительно, комбату было от чего опешить. В первой шеренге стояли исключительно азиаты с одинаковыми жёлтыми лицами. Плосконосые, широкоскулые, с раскосыми глазами. Откуда набрали столько бурятов и тувинцев в Северной столице? А может быть, это узбеки, казахи и киргизы?
       Подполковник принял доклад от молодого лейтенанта, помощника военного коменданта станции, и, заложив руки за спину, пошел вдоль строя. И вторая шеренга состояла из азиатов - ни одной славянской морды лица!
       Максим, хмуря брови, молча дошагал до правофлангового бойца. Офицер на почтительном расстоянии следовал сзади. Стояла гробовая тишина, которую нарушало только щебетание воробьев, сидевших на заборе.
       - Как твоя фамилия? - спросил Озоруев самого высокого новобранца. Солдат не ответил, а лишь закрутил головой, надеясь хоть что-то понять. - Повторяю: как твоё имя?
       Один из бойцов прокричал какие-то слова на родном для солдата языке, и верзила рявкнул:
       - Ван!
       - Иван? Я не имя, а фамилию спрашиваю!
       Переводчик снова перевёл, и боец громко ответил:
       - Мин!
       - Иван Мень? Бурятский еврей, что ли? - удивился Озоруев и позвал на помощь Шмуклера. Исполнительный Шмуклер мгновенно очутился рядом с командиром и забросал вопросами псевдоиудея. Новобранец ничего не смог ответить. Тогда к подполковнику приблизился сопровождающий команду лейтенант и доложил:
       - Товарищ подполковник! Я, конечно, дико извиняюсь, но это не бурятский еврей!
       - А кто он по-твоему? Хакас? Калмык? Шорец?
       - По списку это Ван Мин! Не знаю, какое из двух слов имя, а какое - фамилия. По мне, что Ван, что Мин. Но уверяю вас - это чистокровные китайцы! Жаль, но на всю команду есть только один переводчик!
       - Ван Минь, говоришь? Не шутишь?
       - Никак нет!
       - А откуда взялась эта пятая колонна диверсантов под Москвой?
       - Это простые строители, они возводили новый микрорайон в Питере и вызвались служить новой Родине. Все как один граждане России, добровольцы: паспорта, военные билеты, приписные, честь по чести! Натурализовались, черти, в прошлом году!
       - Лейтенант! Ты случаем не напомнишь мне, с кем мы воюем? Мне сегодня сообщили, что вроде бы с Китаем...
       - Точно так! Вернее не совсем, с самим Китаем мы не воюем, но конфликт с китайцами...
       Максим взял лейтенанта за портупею и увлек его за собой, подальше от добровольцев.
       - Так какого тогда хрена они здесь, если мы с китайцами конфликтуем! Не понимаешь смысла моих вопросов?
       - Прекрасно понимаю, не дурак! Я не виноват, они сами вызвались идти на фронт! А я человек маленький, кого велели мне сопровождать и передать вам, того и сопровождаю, и передаю! Мое дело доставить их и сдать в целости и сохранности, согласно спискам! Вот я вам их и доставил! А руки не распускайте: пересчитайте и распишитесь в акте приемки!
       - В акте? Гм-гм, - хмыкнул комбат. - Сколько, ты говоришь, нам рыл привез?
       - Доставил и передал всех до единого! Сто восемьдесят человек или рыл, пусть будет по-вашему.
       - Ого! Настоящая китайская рота! Не только по национальному составу, но и по количеству бойцов. Ладно, давай бумаги, черт тебя подери, распишусь в акте приемки. Но чтобы через минуту духу твоего здесь не было!
       - Исчезну даже раньше! - заверил старший команды, обрадовавшись такому повороту.
       Лейтенант принял обратно второй экземпляр, дружески помахал переводчику, с радостью откозырял подполковнику и исчез, как и обещал.
      
       Озоруев задумчиво посмотрел на новобранцев. Конечно же, это настоящая диверсия, только вот чья? Идти с ними не то, что в бой, даже ехать одним эшелоном он не хотел, уж лучше остаться впятером, чем с таким пополнением следовать на фронт.
       - Шмуклер! У меня создается странное ощущение, что мы живем в каком-то Зазеркалье! Они там наверху совсем спятили?
       Шмуклер равнодушно пожал плечами и задумчиво потеребил нос.
       - Мое дело маленькое...
       - Нет, брат, шалишь! Ты не прав! Сейчас тебе будет не всё равно. Назначаю тебя начальником штаба и по совместительству начальником строевого отдела. А вот теперь докладывай своё мнение: что мы должны сделать с этой ордой?
       - М-м-м... - замялся новый начальник штаба. - Переводчика оставить: на фронте пригодится, а остальных - отправить по домам!
       - Видали, какой сразу стал умный! - ухмыльнулся Макс. - Я бы тоже их отправил подальше, так ведь они не уйдут! Пойми, это же добровольцы!
       Шмуклер хитро посмотрел на китайцев.
       - Больно они бравые и холёные, - почесал затылок "ботаник". - Силы не равны. Нас мало, а их много, надо этих добровольцев немного приморить.
       Подполковник с изумлением взглянул на подчинённого.
       - Как уморить? Газами? Предлагаешь в химпромном Воскресенске соорудить свой небольшой Бухенвальд?
       - Это легко организовать! Я думаю, потрудиться у газовых камер и у печей крематория среди местных националистов и скинхедов желающих нашлось бы немало!
       - Ну, Шмуклер, ты даешь! Твоему несчастному народу китайцы-то разве сделали что-то плохое? Вашу нацию вроде бы только немцы притесняли, да арабы сейчас террор устраивают!
       Начальник штаба не ответил на колкость, а быстро изложил свой коварный план.
       - Я не собираюсь их истреблять и морить на месте. Пусть они совершат марш-бросок в район сосредоточения! Пешком, с полной выкладкой - в Сибирь и далее! Сильнейшие - дойдут, слабые - умрут. Так рота и сократится.
       - Точно! Ну, Шмуклер, ты голова! Пока они дотопают до места, либо война закончится, либо мы сами что-нибудь придумаем, чтобы остаться в живых и тылы обезопасить. Китайского толмача брать с собой тоже не будем, пусть шагает вместе со всеми и переводит на ходу в случае необходимости.
       Подполковник сделал шаг вперед, приосанился и принял важный вид. Затем жестом подозвал переводчика и начал отдавать приказы. Китаец повторял для азиатских бойцов то, что говорил комбат.
       - Здравствуйте, товарищи солдаты!
       - Нихао! Нам-ха-ням-гам-дям...
       - Идет священная война за независимость нашей Родины!
       - Шино-сино! Кам-нам-лам-гам-бам-бум-лам... - продолжал выкрикивать переводчик какую-то китайскую абракадабру.
       - Наша задача - отбить наступление вероломного противника и отбросить врага от границ России! И вы главная надежда отчизны, вы её защитники! Неприятель у ворот! Мы сейчас отправляемся в бой. Наш батальон будет драться с интервентами насмерть. Вы идёте во втором эшелоне! Вагонов для транспортировки войск не хватает, но это не должно стать помехой для выполнения приказа! Бойцы, слушай мою команду! Приказываю совершить пеший марш-бросок по маршруту Воскресенск - Улан-Удэ! Срок прибытия - через шестьдесят дней!
       - Товарищ подполковник! Не слишком ли быстро? Четыре тысячи километров за два месяца? - попытался возразить новоиспечённый начальник штаба.
       - Нормальная скорость, пусть поспешают, больше шансов, что они выдохнутся. Ведь не на прогулку вышли эти добровольцы! Тяжело в ученье - легко в раю!
       Строй стоял, словно Великая китайская стена, и бойцы молча переваривали в уме переведённое на родной язык распоряжение нового начальника. Узкоглазая физиономия переводчика не выражала никаких эмоций.
       - Переводчик! Назначаю тебя старшим команды, - продолжал Озоруев отдавать команды. - Как твоя фамилия?
       - Ли.
       - Молодец, Ли! Командуй.
       - Р-р-равняйсь! Сми-ирна! Налево! Шагом марш! - гаркнул Озоруев, а переводчик перевёл.
       Рота повернулась и дружно зашагала в указанном направлении.
       - Бегом марш! - рявкнул подполковник, и его опять продублировал Ли. Добровольцы рысью побежали на Восток. Едва пыль, поднятая их сапогами, улеглась на придорожную траву и арьергард азиатских бойцов скрылся из виду, как Максим помчался к начальнику станции. Там его опять поджидали товарищи в штатском.
       - Подполковник Озоруев? - поинтересовался один из них, небольшого роста блондин с абсолютно бесцветными рыбьими глазами.
       - Я!
       - Вы что это такое вытворяли на перроне? Доложите, куда вы отправили мотострелковую роту?
       - Теперь она стала пехотной ротой. Совершает марш-бросок к китайской границе, согласно моему приказу!
       - Был такой приказ?
       - Так точно, был! Устный. Я его только что им отдал, а сейчас, если это нужно, составлю приказ в письменном виде.
       - Хорошо, - согласился после некоторых мучительных раздумий рыбоглазый блондин. - Но теперь слушайте еще один приказ...
       - Чей приказ? Ты кто таков? - осторожно поинтересовался подполковник. - Предъяви документики.
       Блондин показал бордового цвета книжицу с тиснённым государственным гербом и продолжил:
       - Приказ...чей надо приказ! Будете много знать, долго не проживете! Так вот, комбат, с вами следует старший лейтенант Неумывакин.
       Озоруев энергично покачал головой и возразил:
       - Никак нет, дорогой товарищ! С нами вовсе не следует никакой Неумываев.
       - Неумывакин, - поправил Максима второй штатский, как две капли воды похожий на первого: такой же невзрачный блондин, только ростом он был поменьше.
       - И Неумывакин со мной не следует.
       - Верно, пока не следовал, потому что товарищ Неумывакин стоит перед вами и вас давно дожидается. Вот он, собственной персоной, прошу любить и жаловать...
       Высокий блондин указал пальцем на своего сослуживца, того, который делал поправку в фамилии. Выходит, это сам Неумывакин уточнял свою фамилию.
       - А если любить его не хочется? У нас в вагоне проводница Клавка есть для любви!
       - Тогда можно просто жаловать! А ещё лучше - бояться. Товарищ Неумывакин назначен начальником военной контрразведки вашего батальона и всего укрепрайона, того самого, куда вы направляетесь. Ему также вменяется в обязанности руководить военно-полевым судом. Учтите, комбат, паникеров, трусов и предателей будем расстреливать на месте, по законам военного времени! А точнее, Неумывакин будет судить, а вы расстреливать.
       "Эх, этого мне только не хватало... Эти мерзавцы словно прочитали мои мысли о бегстве! - расстроился комбат. - Ну, ты посмотри-ка, навязали на мою голову вертухая! На пять штыков выделили отдельного особиста! Сколько же их в стране развелось?"
       - Начальник станции! Командуйте отправление эшелону! - велел невысокий штатский в плаще и серых ботинках. Он обнял и расцеловал второго блондина. - Прощайте, товарищ Неумывакин! Родина на вас надеется.
       - А может, лучше скажем "до свидания", товарищ капитан?
       - Возможно, и так! - не стал возражать откомандированному чекисту старший по званию особист. - С богом!
       Выйдя на обезлюдевший перрон, Озоруев громко скомандовал в пустоту:
       - По-о-о ваго-о-онам!
       Электровоз вновь дал гудок и резко дернул состав. Вагоны заскрипели и медленно сдвинулись с места. Озоруев пропустил вперёд Неумывакина и запрыгнул в тамбур следом за ним.
       Эшелон всю ночь петлял по просторам Московской области, шёл почти без остановок, медленно, но упрямо продвигаясь на восток, и, наконец, вырвался к городу Владимиру.
      
       ...Никогда не жалуйся на судьбу и не жалей себя. Потерял деньги - не страшно, возможно, снова заработаешь столько же и даже больше! Разбил машину - не беда, главное - остался жив! Оглянись вокруг и задумайся. Вот идет дряхлый старик, у него всё в прошлом, и поэтому ему гораздо тяжелее. Или вот слепец с тростью - ничего не видит. А вон, погляди, инвалид без ног - этот и ходить не может! Ну, подумаешь, призвали на фронт - радуйся жизни, ведь в этот момент сотни и тысячи уже где-то погибли, а ты ещё дышишь, жив и здоров...
      
       Глава 5. Крушение планов побега
      
       Прошли очередные сутки необъявленной вялотекущей войны. Президент в установленный срок явился на Совет Безопасности, но, к своему глубочайшему удивлению, в огромном зале заседаний, никого не обнаружил. Референт по списку доложил, кто и где находится в данный момент: часть руководства в отпуске по семейным обстоятельствам в Швейцарии, часть во Франции, но в основном патриоты сконцентрировались в собственных квартирах и особняках в Лондоне.
       - Что они там делают? - удивился президент.
       - Налаживают агентурную сеть, готовят явки и каналы для перекачивания валютных резервов. Действуют строго по плану "Б".
       - Что за план "Б"? Почему я ничего не знаю об этом плане? - Возмущению президента не было предела. - Мерзавцы!
       - Потому что у вас нет к нему допуска.
       - Как нет допуска? - президента поразило это открытие, словно удар молнии. - Ведь я Верховный Главнокомандующий!
       Референт ещё раз уточнил есть ли в списке фамилия Президента и отрицательно покачал головой. Матюхин выхватил из рук референта лист бумаги, прочитал длинный перечень фамилий и лично убедился, что референт не врёт.
       - Мы сегодня же внесем вас в список, и вы ознакомитесь с совершенно секретным планом.
       - А министр наступления? А Генеральный прокурор? Они-то какое отношение имеют к резидентуре? Какого характера их миссия в Лондоне?
       - Самая непосредственная, родственная. Помогают своим сыновьям-банкирам легализоваться и закрепиться.
       - А министр внутренних дел? У него вроде бы нет сына, у него дочь!
       - Дочь замужем за вице-президентом Газового банка.
       Вконец расстроенный лидер страны выругался и запустил в помощника пресс-папье из уральского малахита, но тот успел уклониться, и тяжелый предмет просвистел мимо цели и раскололся пополам после удара о стену. Президент выставил референта из зала, несколько минут тупо смотрел на распростертую во весь необъятный стол карту, а затем выбежал прочь. Василий нырнул в потайную дверь в стене, скрытую портьерой, и спрятался в комнате, где мог побыть наедине со своими мыслями. Во втором кабинете он отдышался, достал из холодильника бутылку водки, выпил половину прямо из горлышка, рухнул на кожаный диван и закурил.
       "Всеми покинут, позабыт, позаброшен..." - пронеслись в голове невесёлые мысли.
       ***
      
       Утром воинский эшелон остановился. Озоруев успел выспаться, хотя вначале долго ворочался и долго не мог уснуть. Мысль о немедленном побеге преследовала его часа два, и он хотел даже выпрыгнуть на ходу, но ему было стыдно подчиненными - пусть и "потешными", но все же солдатами.
       Максим спал чутко, сразу проснулся и прислушался к тишине вагона. Бойцы еще спали, действуя по старому армейскому принципу: солдат спит, а служба идет. Особенно громко храпели близнецы, которых загоняла неутомимая Клавка. Крепкая разбитная бабенка дала молодцам передышку только перед рассветом. "Пора", - решил Максим, мысленно пожелал удачи солдатам, вышел в тамбур, отворил входную дверь и обомлел: возле вагона дежурили вооруженные автоматами милиционеры. Лица их были угрюмы и сосредоточены.
       "Спасу нет от сатрапов", - подумал Макс, разозлившись.
       Милиционеры были экипированы в каски и бронежилеты, а вдоль состава, словно оловянный солдатик, стоял на часах приставленный к батальону Неумывакин.
       - Обложили, суки, ментяры позорные! - в сердцах произнёс Озоруев.
       - Шо ты казав? - переспросил мордатый сержант с усами как у Тараса Бульбы. - Поуторы мяне, хлопчику, я нэ расслышав!
       - Спросил, который час...
       - Вертайся у вагон! Мы нэ справочное, справок немае...
       Усатый милиционер пообещал врезать ему дубинкой по ребрам, если Макс сейчас же не закроет дверь. Такого поворота событий Озоруев никак не ожидал. Оказывается, их бдительно охраняют, вернее, стерегут! Шокированный этим открытием Макс вернулся в купе и теперь по-настоящему затосковал. Вскоре вагончики тронулись, и когда милицейская рожа проплывала за стеклом, то новоиспеченный подполковник не удержался от соблазна и показал вокзальному "держиморде" левой рукой кукиш, а правой средний палец. Изумлению "легавого" не было предела. Побагровевшая вмиг физиономия замерла на месте. Но оправившийся от первого потрясения представитель закона быстро догнал вагон и с размаху ударил по окну резиновой дубинкой. Резина чмякнула, стекло щелкнуло, хрустнуло, но выдержало, однако на месте удара появилась паутина многочисленных мелких трещин.
       Потрясенный комбат только и смог произнести вслух:
       - Сволочь!
       И как теперь смотреть на мелькающие за окном пейзажи? Как увидеть юных красоток, машущих нам на прощание платочками? Придётся сменить купе... Максим собрал вещи и переместился в центр вагона. Из первого купе пришел Неумывакин и пожурил подполковника за отсутствие выдержки.
       - Такое поведение неуместно для комбата! Стыдно! Сотрудник милиции мог применить к вам табельное оружие, согласно Закону о пресечении экстремистской деятельности!
       - Значит, я еще и экстремист?
       - А вы как думали! Он ведь при исполнении...
       - А я, получается, погулять на фронт еду? Бабочек ловить и в носу ковырять?
       Из кубрика близнецов высунула нос Клавдия и поинтересовалась, позевывая, не передумал ли комбат насчет развлечения.
       - Отстань от меня! Не передумал! Иди на... к братьям!
       - И пойду! - пообещала проводница, демонстративно выпятив ещё крепкую грудь.
       Обиженная таким пренебрежительным отношением к своим услугам женщина захлопнула дверь и принялась тормошить заспанных братьев. Оплата-то почасовая, время поездки идет, а тут упущенная прибыль.
      
       Назначенный на должность комбат Озоруев еще несколько раз предпринимал попытки тихо покинуть вверенный ему воинский коллектив, но каждый раз нарывался на новую неприятность. В него целились, тыкали стволами, толкали прикладом, один раз даже стукнули по ноге дубинкой. Всюду по пути следования эшелон встречали угрюмые милиционеры, а по перрону рыскал приставленный к ним особист. Прыгать на ходу во время движения эшелона, рискуя свернуть себе шею, Максим не хотел. Подполковник решил на время оставить попытки к бегству. "Эх, воевать так воевать. Ну и раз боевых действий не избежать, тогда может быть пора и мне браться за Клаву? Вдруг это будет в последний раз? А может, Рита согласится и не откажет старому воину в женской ласке?"
       Подумал и сделал. Комбат постучался и решительно вошёл в купе, где сидела девушка. Завязался долгий приятный разговор. Вскоре на столике появилось припасенное проводничкой шампанское, затем хороший коньяк. Комплимент за комплиментом, и вот они уже плавно подошли к брудершафту. Потом страстный поцелуй, кровь закипела вместе с шампанским - и любовь-морковь насытила обоих... Глядя на комбата, Шмуклер тоже не выдержал и направился к жадной до денег и секса проводнице, которой пришлось работать без передышки уже на три "фронта"...
      
       Эшелон медленно пробивался сквозь заторы на узловых станциях, не задерживаясь на разъездах и полустанках, он двигался только вперёд. Навстречу, на Запад, спешили переполненные составы с молчаливыми беженцами. Иногда, когда поезда стояли рядом, можно было услышать из этих вагонов тихий плач или стон. Раскачиваемый резкими рывками локомотива воинский эшелон едва не сносило с путей на изгибах старой дороги. Рельсы на некоторых участках были положены ещё до революции. Колеса то весело постукивали на стыках, то натужно скрипели при торможении. Единственный воинский эшелон без особых препятствий миновал Урал. Вскоре на одной из станций у них тихо отцепили вагон с продовольствием, на другой - украли вагон с обмундированием. Не успели мобилизованные очухаться и протрезветь, а состав уже передвигался по Западной Сибири. Снова крепко выпили, протрезвели, и вот уже за окнами замелькали пейзажи Восточной Сибири. Недельный ускоренный марш - и эшелон прибыл на конечную станцию.
      
       На рассвете поезд остановился на маленькой, богом забытой станции, и старинный, почти музейный паровоз, тянувший их от Слюдянки, шумно стравив пар, "испустил дух". Вышел из строя паровой котёл. Вскоре в дверь штабного вагона снаружи громко постучали, причём чем-то тяжелым. Озоруев открыл дверь вагона и шумно вдохнул свежий утренний воздух. Ноги подкашивались, руки не слушались, в голове шумело. Рита оказалась не только жгучей брюнеткой, но и просто жгучей женщиной. Максим нерешительно шагнул на платформу.
       Едва комбат вышел из вагона, как ему начал крепко пожимать руку встречавший эшелон военный комендант в чине старшего лейтенанта. Однако этот военный с недоумением взирал на прибывший "карманный" батальон.
       - С нетерпением ждем вас!
       - Спешили как могли, - вяло ответил Озоруев.
       Солдаты уже выбрались из вагона и уселись на вещмешках. Комендант пересчитал прибывших глазами и тихо вымолвил:
       - Основательно вас "кастрировали", нечего сказать! Потрепало на марше! - хмыкнул комендант. - Всего пять человек?
       - Шесть, - буркнул комбат, - хотя особист не в счет...
       - Ну, да как говорится, воевать надо не числом, а умением!
       - Это конечная станция? - удивился Озоруев, оглядываясь по сторонам.
       - Извиняюсь, конечно, за неувязочку, надо было ещё километров десять проехать, но дальше путей нет. Взорвал кто-то железку!
       - Нет так нет. А что нас мало, так это не наша вина, а начальства. Извини, брат, так получилось, - ответил Максим трясущемуся с похмелья местному военноначальнику и поинтересовался: - А где нам можно вооружиться?
       Старший лейтенант был удивлен постановкой вопроса, он задумался, нервно пожал плечами и замолчал на полчаса. Комендант тупо и очумело уставился в небо и, пока батальон выгружал личные вещи из вагона, беззвучно хватал ртом воздух. Очнувшись от первого потрясения, он стал метаться по перрону, как загнанный зверь.
       - Ну, так что скажешь насчет получения оружия? - не выдержал комбат затянувшейся паузы.
       Старлей вместо ответа почесал затылок рукояткой пистолета, и, не найдя нужных слов, пошатываясь, побрел прочь к зданию вокзала. К нему пристроился Неумывакин, который подхватил старшего лейтенанта под локоток и на ходу стал ему что-то горячо доказывать.
       И только тут Озоруев обнаружил пропажу вагонов с имуществом. Вместо них были прицеплены другие пустые теплушки без дверей. Комбат витиевато выругался, а затем смачно плюнул под ноги.
       - А шут с ними! - буркнул Максим. - Будем живы - не помрем! Украли, так украли.
       Батальон тем временем попрощался с радушными проводницами. Бойцы рассчитывались с любвеобильной Клавой, причём последними деньгами. Клавдия, войдя в положение защитников отечества, при окончательном расчете сделала им тридцатипроцентную скидку. А Рита нежно поцеловала Озоруева и пообещала обязательно вернуться и найти его, как только сдаст вагоны.
       - Я непременно приеду! Жди меня!
       "А вот это не обязательно", - подумал Максим, который не хотел обременять себя очередным семейным счастьем.
       Паровоз отбуксировали в сторону, его заменили на тепловоз, и поезд тронулся в обратную дорогу. Зареванные проводницы стояли в дверном проеме последнего вагона и махали цветастыми платочками. Оставшиеся на перроне воины долго смотрели вслед удалявшемуся составу.
      
       Вскоре поезд скрылся за горизонтом. Военный комендант, получив инструкции особиста и слегка опохмелившись, вернулся на перрон и расшумелся:
       - Дык вас чо, совсем без оружия прислали?
       - Ну да, сказали, что нас вооружат в районе обороны, - подтвердил Максим. - Думал, именно ты и поможешь в этом деле.
       - Ну, ты, паря, даешь! Хм-хм, оружие и боеприпасы, говоришь, обещали, гм-гм, что на месте дадут... Да у меня у самого только две обоймы с патронами к моему пистолету. А тут еще вы, как снег на голову, свалились. Сплошная головная боль! Вы хотя бы сыты?
       - Вагоны с продовольствием мародеры похитили в пути, - буркнул комбат. - Доели сухой паек ещё вчера вечером, пора бы и подкрепиться.
       - Конечно! Мы хотим жрать! - пробурчал Дормидонтенко. - Голодными воевать не будем, не дождетесь!
       - И хрен с вами, не воюйте. Я вас встретил? Встретил! Прибытие в командировочных листах отметил?
       С этими словами старлей шлёпнул печать в документах и вернул комбату.
       - Готово! Отметил. А дальше вы сами по себе, а я сам по себе. Ищите еду и транспорт самостоятельно! Найдёте, куда пристроить продовольственные аттестаты, значит, вам повезло, а не найдёте, так пеняйте на себя и живите на подножных кормах до места назначения. А лучше всего без заминки сразу топайте в район обороны. Удачи!
       - А где он, наш район обороны? - решил уточнить комбат. - Укажите на карте.
       - Там... - вяло махнул рукой в неопределенном направлении комендант. - Двигайте куда хотите! Я вам не указ. Можете, как все, топать к Байкалу и пробиваться в Иркутскую область.
       - Как так в Иркутск? Мы же оттуда только сейчас приехали на станцию, - буркнул Шмуклер. - Нам велено к фронту!
       - Верно. И я вам официально говорю: не советую, постреляют вас на обочине шоссе без суда и следствия. Маршируйте лучше в обратном направлении относительно потока беженцев - к Селенге.
       - А где Селенга?
       - На востоке, - хитро прищурил глаз комендант. - Может, вам компас подарить?
       - Ладно, идем на восток, давай компас, - буркнул Максим.
       - Ну и прекрасно! Следуйте как велено - на фронт! - ехидно улыбнулся комендант, передавая Максиму компас.
       - А если вдруг решим идти не на фронт, а в тыл, то почему нельзя обратно вернуться по железной дороге? - осторожно спросил Дормидонтенко.
       - Тоннель взорван час назад, и ваш эшелон был последним, прорвавшимся на станцию. - Даже и не знаю, успели предупредить машиниста? Разгонится и врежется в завал, не ровен час...
       - Кем взорван? Противником? - удивился Озоруев. - Зачем тогда наш эшелон назад поехал в... никуда?
       Старший лейтенант скривился, словно от сильной зубной боли, и ответил:
       - Неужели вы настолько наивны? Ну, конечно же, подорван нашими. Заградотрядом. Началась паника: мол, передовые отряды диверсантов попытались прорваться к Слюдянке, но, думаю, всё это враньё. Главная цель - преградить путь к отступлению пораженцам и дезертирам. Ну а эшелону предписано вернуться назад, вот мы и исполнили приказ...
       - Не повезло нам! А ведь мы могли и не прорваться, - изрек пьяный Дормидонтенко. - Чо его не взорвали пораньше? Козлы!
       - Уймись, Степаныч, - попытался урезонить подчиненного комбат.
       - А если нам попытаться отступать по дороге на автомобиле? - не унимался Дормидонтенко. - Какой смысл нам, безоружным, пропадать в этой глуши?
       - По дороге на автомобиле тоже не уехать. Машин в поселке совсем нет! Одна, предназначенная для эвакуации комендатуры и военкомата, в подчинении у меня, а вторая - под жопой у начальника милиции. Взять вас с собой не могу, сами должны понимать: секретные документы, архив, военное имущество, личные вещи, семья. Машина забита до отказа! Вообще-то, можно было бы вас подбросить до укрепрайона, но у меня приказ отступать, и вам, скорее всего, предстоит топать на фронт пехом. Судьба...
       - А такси в городе есть? - сделал последнюю попытку найти выход из создавшейся ситуации хитрец Степаныч. - Или частники какие-нибудь...
       - Какое тебе такси? Кто мог, давно сбежал. Уже прошла последняя колонна беженцев из Читы. Из Бурятии народ тоже ушел. Завершают отступление государственные службы из Улан-Удэ и Петровска. Если уже не сбёгли. Но и на их машинах вы местечко вряд ли найдете.
       - А если...
       - Хватит болтать! Лично для вас никаких если! Приказ министра наступления: паникеров и пораженцев расстреливать на месте! Вы и километра не проедете, как попадете на заградотряд! Я думаю, ваш особист как раз уже докладывает по телефону, названивает своему начальству о ваших антивоенных настроениях.
       - Вот собака! А мы его салом кормили и водкой поили, - искренне возмутился Дормидонтенко.
       - Запомни, ефрейтор! Сколько этого волка не прикармливай, он всё равно останется настоящим дзержинцем! - хохотнул Озоруев.
       - Прощайте и не надоедайте мне больше со своими идиотскими вопросами. Я должен продолжить уничтожение и эвакуацию документов...
       - Погоди, начальник, а где же жрачка? - не успокаивался Дормидонтенко. - Выходит, ты решил драпануть, даже не накормив доблестных бойцов? Можно сказать, обрекаешь на мученическую голодную смерть спасителей отечества!
       Максим одернул пьяницу и затолкнул его в недружный малочисленный строй.
       - И всё же, старлей, подумай, где нам взять оружие?
       - Добыть в бою, дорогие товарищи! Могу подарить портрет Президента для поднятия боевого духа. И как говорится, трехцветный флаг вам в руки...
      
       Комендант, слегка приседая на кривых ногах, убежал на вокзал, и мобилизованные остались совсем одни.
       - Селенгирск, - прочитал по слогам название станции Дормидонтенко. Краска на большой табличке, которая висела над главным входом в вокзал, облезла и буквы затёрлись. Это здание и вокзалом-то назвать было нельзя. Так, обшарпанный домишко с флигелем и пристройками.
       - Эка, куда меня черти занесли! И как отсюда выбраться живым и невредимым? - ругнулся Озоруев. - Быть или не быть? Жить или не жить? Вот так и возникают шекспировские вопросы.
       Маленький городок, в котором они высадились, был скорее похож на рабочий поселок, а станция выглядела как после нашествия Мамая. Всё, что можно сломать, было сломано, что можно украсть и унести, украдено. На улицах стояла мёртвая тишина, вдоль дорог валялись брошенные в панике вещи. Ветер гонял в небе сотни газет, обрывков бумажек и клубы пепла. Возле каждого административного и делового учреждения догорали костры, и серый пепел стелился по земле ровным слоем, словно её припорошило серым снегом. Город казался совсем безлюдным: ни машин, ни играющих во дворах детей, ни спешащих по своим делам пешеходов, ни старушек на лавочках. Странный город-призрак. Но вдруг, нарушив тишину, взвизгнули на повороте тормоза, и вдали промчалась машина.
       - Сбежал-таки комендант, вот сука! - грязно выругался один из братьев и зло сплюнул в дорожную пыль.
       Никто из бойцов не отреагировал на реплику. Провинциальный городишко тоже молчал. Озоруев тупо озирался по сторонам. Три воробья купались в пыли, ленивая собака брела по шпалам - и больше никого. Ни тебе оркестра, ни тебе девушек с цветочками, ни официальных лиц. Какое-то "молчание ягнят". Обыдно, да, панымаешь ли...
      
       Личный состав "батальона" протопал по дороге метров двадцать, и тут бойцы увидели привокзальную "забегаловку".
       - Разойдись, - скомандовал комбат, и ополченцы шумной гурьбой ввалились в буфет. Удивительно, но это общепитовское заведение функционировало. Дородная буфетчица что-то вязала на спицах. Завидев посетителей, она отложила вязанье, вернулась к стойке и смерила бойцов оценивающим взглядом.
       - Ну чего уставились и мнётесь в дверях?! - произнесла она суровым голосом. - Пиво пить будете? Или поглазеть на меня пришли?
       - Удивлены, что вы не сбежали!
       - А куда я кегль пива дену? В канаву вылью? Сейчас вам продам товар и уеду! Долго топтаться будем?
       Вояки хмыкнули и купили на последние деньги пива, воблы, сухариков и семечек.
       - Мадам! А на чем вы покинете город? - спросил буфетчицу Шмуклер. - У вас есть машина?
       Дама презрительно посмотрела на Изю и, не удостоив его ответом, разлила по кружкам пенную жидкость.
       - У вас есть транспорт? - не унимался ополченец.
       - Есть, но не про вашу честь! Успеется, уеду, - буркнула она в ответ.
       - А если мы вам заплатим?
       Но хмурая буфетчица даже не взглянула на начштаба и вернулась к прерванному вязанию.
       - Мадам... - попытался повторить вопрос неугомонный Шмуклер.
       - Какая я тебе мадам! Сейчас как в морду дам!
       - Сударыня, это грубо и как-то не по-европейски. Хотя и почти стихи.
       - А мы в Азии живем! Обложить по-нашему? По-азиатски?
       - Спасибо, не надо. Сударыня...
       - Ты чо, педик, чо ли? - Буфетчица смерила Шмуклера оценивающим взглядом с головы до ног. Оценила, покачала головой. - Кажись, нет, вроде, натурал...
       - Пардон! Молчу! - и Шмуклер ретировался от греха подальше.
       Озоруев одним глотком осушил половину кружки и неторопливо огляделся, оценивая обстановку. В забегаловке из мебели находились лишь три высоких стола, за которыми можно было пить и есть только стоя. Так что те, кому было уже тяжело стоять на ногах, видимо, вынуждены были покидать заведение. В углу пылился обычный кухонный стол, а на нем - табличка "Для служебного пользования". Но стульев рядом с ним тоже не наблюдалось.
       Бойцы посмотрели на этот неприбранный стол.
       - Учтите, есть и пить стоя не буду! - громко заявил Дормидонтенко.- Я разве конь? Не хочу стоя пить....
       Буфетчица продолжала вязать, сохраняя олимпийское спокойствие.
       - Какие у тебя варианты? Пить пиво, лежа у дороги? - поинтересовался Шмуклер.
       - Я не конь! - повторил упрямо Дормидонтенко. - И не слон...
       Братья мигом выбежали во двор и притащили откуда-то деревянные лавки. Ополченцы уселись на шаткие деревянные скамьи и принялись, не спеша, расслабляться, смакуя кисловатый пенный напиток. Неумывакин приплелся следом за поднадзорными, но пить вместе со всеми не стал. Особист вновь пробормотал что-то о сознательности, патриотизме и воинском долге перед родиной, после чего схватил со стола булочку и вареное яйцо, сунул под мышку папку с документами и рванул по главной улице.
       - Очевидно, побежал разыскивать местное отделение ВЧК, - ухмыльнулся Дормидонтенко. - Соскучился по своим гнида...
      
       Час спустя, когда компания выпивала по четвертой, а кто-то и по пятой кружке, в пивную вошёл милиционер. Это был седовласый майор, с огромным животом, который нависал над потрескавшейся от напряжения портупеей. Судя по выпирающему "момону", он был частым посетителем заведения. Милиционер, не глядя ни на кого конкретно, представился начальником городской милиции.
       - Майор Церенжапов! Предъявите ваши документы!
       - Не понял? Церен што? Жопов? - громко икнув, переспросил сильно опьяневший Дормидонтенко. Пиво быстро сделало своё дело, превратив добровольца в свинью.
       - Для глухих и тупых повторяю: Церенжапов. Хочешь на нары, морда, на пятнадцать суток? А может, желаешь схлопотать по этой самой морде?
       - И-к! Мечтаю отсидеть пятнадцать суток! - громко рыгнул Дормидонтенко. - Пока будем сидеть на "кичмане", глядишь, и война закончится. А в морду бить защитника Отечества ни-и-и-зя-я-я!
       - Шел бы ты лесом, майор! У нас бугор - подполковник! - хором выкрикнули близнецы.
       Озоруев поморщился, дурацкие словечки подчиненных ему не понравились, но он тоже был не доволен излишним вниманием к их скромным персонам со стороны милиции. Однако Озоруев не стал вступать в пререкания, потому, что у милиционера был важный аргумент в разговоре: на плече, стволом вниз, висел заряженный автомат. Комбат вынул из полевой сумки бумаги и бросил их на грязный стол.
       Седовласый мент, дыша на Озоруева чесноком и перегаром, почти что обнюхал предписание, осмотрел командировочные, проверил военный билет. Затем обратился к ополченцам с патриотической речью:
       - Ишь, защитнички нашлись! Мать вашу! Хватит по тылам прохлаждаться, когда наши из последних сил воюют и вынуждены отходить на заранее подготовленные позиции под напором вражеской армии!
       Буфетчица пробурчала из-за стойки: мол, гражданин начальник ей последних посетителей распугивает и лишает выручки, но милиционер и ухом не повёл в её сторону, продолжая качать права.
       - Остальные тоже предъявите документы!
       Мобилизованные швырнули свои документы на стол и продолжали невозмутимо цедить пиво.
       -Уговорил! Всё настроение испортил. Сей минут выметемся! - согласился комбат. - Сейчас пивка пропустим по крайней кружке - и в путь.
       - А скажи на милость, где фронт-то, гражданин начальник? Подскажи, мы люди не местные... - полюбопытствовал Дермидонтенко.
       Милиционер насупился, хотел что-то сказать, но его опередил изрядно захмелевший Авось.
       - Продай автомат, дядя, нам очень нужно оружие!
       - Я те сейчас продам! - пригрозил служитель правопорядка. - Живо упеку в камеру! Шагайте отседова!
       - Мы бы с радостью, да только куда идти? - развёл руками комбат.
       Милицейский майор махнул неопределенно рукой.
       - Туда, куда надо! Я вам не проводник и не справочное. Сами ищите фронт. На шум канонады идите - точно не промахнётесь. Мне некогда. Уезжаю я, выставлять заградотряд! Не вздумайте драпать! Поймаю - шлепну! - пригрозил милицейский майор.
       Затем милиционер под ропот протестующих бойцов "конфисковал" чужую кружку пива и быстрыми большими глотками выпил её, зычно крякнул и, громко топая сапогами, вышел во двор, где долго справлял малую нужду под кроной пихты. Затем он растворился среди деревьев, и вскоре послышался шум отъезжавшего автомобиля.
       Бойцы через окно проследили за хамоватым милиционером.
       - Ну вот, ещё один силовик исчез! - обиделся на милиционера Шмуклер. - Все патриоты как один дали деру! Где наш походный трибунал? Куда девалась военная контрразведка? Мы ведь пропадем без его пистолета.
       - А действительно, где наш патриотический человечек? - вновь в один голос пробасили близнецы.
       - Сбежал последний патриот! - притворно вздохнул Шмуклер. - Остались на рубеже обороны одни масоны, морды жидовские и алкаши...
       - А вот и нет! Я, например, не жид и никакой не масон, - не согласился с ним Озоруев. - И уж тем более не алкаш.
       - Это еще надо доказать! - хохотнул Дормидонтенко. - Шнобель у вас, гражданин начальник, самый что ни на есть, настоящего сиониста Пидорова, вернее - пианиста Сидорова!
       Максим невольно посмотрел на свое отражение в тусклом зеркале, окинул взглядом свой греческий профиль, потеребил за кончик носяру и ответил подчиненному с нотками назидания в голосе:
       - Попрошу не путать мою европейско-эллиническую породу с азиатскими семитами и даже селевкидами!
       Дормидонтенко, и так-то не особо владеющий русским языком и имевший слабые познания в истории, сразу заткнулся и уважительно посмотрел на начальство. Этот горький пьяница слабо разбирался во всех перипетиях еврейского вопроса, лишь краем уха он слыхал о каких-то "Протоколах сионских мудрецов", и хотя ему лично евреи ничего плохого не сделали, но всё равно относился семитам резко отрицательно.
       Шмуклер почти не реагировал на эти банальные рассуждения о еврейском вопросе. Но доцент решил оставить последнее слово за собой, поэтому он сладко заулыбался и сказал:
       - Я тоже не масон, я ученый, поэтому мне приятно иметь дело с образованными людьми! Уверен, что с комбатом нам свезло! Наш подполковник - цельный и волевой человек, к тому же культурный и образованный.
       На этом неприятный разговор и завершился. Шмуклер не подал вида, что сердится, но горький осадок на душе у него остался. Доцент с грустью размышлял о том, что напрасно он подался на эту войну, всё равно он чужой русакам и лучше было бы поступать как соплеменники: сидеть дома или уехать в "землю обетованную". "Как ни старайся -я буду для этих дормидонтенков лишь русскоговорящим..." - подумал Изя и тяжело вздохнул.
      
       Глава 6. Следы военной катастрофы
      
       Президента Васю среди ночи разбудила и подняла на ноги резкая трель красного телефона. Это активизировалась и ожила "горячая линия" с Америкой!
       - Мистер Президент! Хэллоу! - бодро поздоровался наш президент с не нашим. - Хау ду ю ду?
       - Хэллоу! Вери велл! Всо о кэй! - вяло ответил ему голос на другом конце провода. - Как обстоят дела, мой друг Васьылый? Как здоровье супруги?
       - Наши дела обстоят хорошо!
       - Как это карашо? А мне директор ЦРУ доложил, что пал ваш Дальний Восток? И Чита тоже...
       - Читу удерживаем! Чита - это наша неприступная крепость...
       - Слава господу Богу нашему! Держись, друг Васьылый...
       - Мистер Президент! Мы держимся, но нужна ваша помощь и помощь всего демократического мира. Россия и Америка должны совместными усилиями остановить интервенцию общего врага!
       - Мы? Должны? Общий враг? Удивительные вещи ты мне говоришь, Васья. Кажется, совсем недавно это были ваши лучшие друзьйа и союзники по антизападной коалиции, и ты Васьылий, как это по-русски: вылизал им сапоги до блеска...м-м-м... как блудящий кота свои яйки... Я правильно сформулировал?
       - Кто старое помянет, тому глаз вон...
       - Ну, ладно-ладно. Забудем. Северную половину Сахалина-то удержайт?
       - Удержим... если поможете, например, подкинете дивизию морской пехоты...
       - Поможем! О кей. Я вышлю авианосец, канонерки и эсминцы, ну и морпехов.
       - Спасибо, мистер президент...
       - Но есть вариант более выгодный! Я предлагайт продать часть этого острова нашей страна, вернее, передайт в концессию примерно на сто лет... Иначе какой резон гибнуть американским морским пехотинцам за ваш интерэс? Нам плевать на выгоду компании "Роснефть". Как я объясню сенаторам и конгрессменам выгода наш государства, если отправим войска на Дальний Восток? А вот если они там будут защищайт международные нефтяные компаний, тогда - другой разговор... Подумайтэ, Васьылий...
       - Я подумаю...
       Матюхин швырнул трубку на рычаг аппарата и выругался.
       - Проклятые торгаши и международные ростовщики! Повязали по рукам и ногам путами!
      
       ***
       Комбат допил пиво и велел заканчивать отдых. Озоруев оглядел захмелевших бойцов и нахмурился.
       - Оправиться! - скомандовал бравый подполковник, а сам подумал: "Эх, подкинул черт вояк... Бери Боже, что нам не гоже..."
       Солдаты без лишних слов гурьбой выползли во двор и сразу же облюбовали всё ту же одинокую пихту, недавно помеченную милиционером. Дверь в пивнушку за ними с шумом захлопнулась, и изнутри лязгнул тяжелый засов. Вскоре буфетчица вышла через служебный выход, переодевшись в куртку-косуху и просторные джинсы. Бой-баба! Тетка вывела во двор мотоцикл, лихо оседлала железного коня и нажала на газ. Мотоцикл умчался по улочке на запад, а бойцы, разинув рты от удивления и не прерывая процесса, смотрели с грустью ей в след.
       Облегчившись, Озоруев скомандовал: "Строиться!" и сам зашагал во главе колонны. Отсутствие особиста не осталось незамеченным. Неумывакин, действительно, основательно задерживался, но его искать не стали, о его пропаже никто не переживал. Хотя нет, конечно же, переживали: ведь только у Володи Неумывакина был пистолет с патронами. Мало ли какие лихие люди в дороге попадутся? Вдруг шайка мародеров или грабителей-дезертиров? Возьмут и отнимут последние харчи, и как потом жить дальше? Озоруев положил травматический пугач и ракетницу в боковые карманы. Вещевые мешки, туго набитые консервами и сухарями, мешали идти быстро, но есть что-то надо! Налегке брёл только пьяный Дормидонтенко.
       Эх, путь-дорога! Кто знает, сколько предстоит прошагать до расположения дивизии или полка? Озоруев задал ритм (левой, левой, левой!), и батальон поначалу бодро зашагал в ногу, но вскоре бойцы устали и ковыляли как придется.
       - Не хватало ещё строевую песню ему исполнить, - бурчал анархист Дормидонтенко. - Службист! Дорвался до власти, офицерюга! А ведь по-первости прикидывался своим парнем...
       Солдаты вышли из мертвого города на вольный простор и остановились. Впереди, за огородами, и далее, за вспаханным полем, между отрогами тайги лежал широкий тракт, а по нему на запад спешила вереница легковых автомашин, набитых вещами, так что над багажниками высились настоящие холмы из шмоток. Это спешили беженцы. Вскоре далеко за горизонтом раздался громкий взрыв. После взрыва по дороге промчались десяток авто, и суета на трассе полностью прекратилась.
       Когда бойцы дошли до разбитого шоссе, только устойчивый запах бензина напоминал о недавнем движении по дороге. Пехотинцы двинулись дальше на восток. Через час они вошли в тайгу. Пихты и ели ветками нависали вплотную над обочинами. Не пройдя и километра, батальон наткнулся на военную технику. Чуть впереди, сразу за поворотом, по направлению к фронту, посреди дороги сгрудилась колонна брошенных в панике бронемашин. Замыкающим колонны стоял с опущенной к земле пушкой древний танк Т-55.
       - Привет, старичок! - обратился к танку-ветерану Озоруев и, поравнявшись с ним, ласково погладил танк по нагретому солнцем корпусу, вспомнив свои молодые курсантские годы. - Я на таком учился более тридцати лет тому назад!
       - Нечего сказать, современная техника, - хмыкнул Дормидонтенко. - Как говорят старые танкисты, неприхотливая и надежная в эксплуатации машина - это минимум электроники и максимум мускульной силы! Зато, если подобьют, легко ремонтировать, главное дело, быстро оттуда выковырять обгоревшие трупы, чтобы не завоняли... Дырку заварить, заполнить башню новым экипажем и вперед - снова в бой!
       - Это ты точно подметил! - согласился Озоруев. - Чем быстрее отскрести от брони изнутри говно и мясо, тем меньше вони и неудобств сменщикам...
       Комбат громко воскликнул "оп-ля!", наигранно кряхтя, неторопливо залез на танк и прошёлся по трансмиссии. Хозяева танка по-прежнему не подавали никаких признаков жизни. Тогда Макс, заметив валяющуюся под ногами кувалду, взял ее в руки и несколько раз с силой стукнул по башне.
       - Бум-бум-мм-м! - глухо изнутри отозвалась неодушевленная броня, а человеческих голосов он так и не услышал. Видимо, в танке не было ни одной живой души. А мертвые? Кто знает, что скрыто за задраенными люками... Он заглянул в ящики и нашёл ключ, открыл командирский люк, заглянул внутрь: башня чернела пустотой.
       Озоруев окинул взглядом следующую машину. Предпоследним на обочине дороги со спущенными колёсами стоял свежевыкрашенный бронетранспортер устаревшей модификации. Все люки этого БТР-70 были открыты настежь. Максим спрыгнул с танка и подошёл к бронемашине. Заглянул в один из люков, ни живого, ни мертвого - никакого. Бойцы обыскали бронемашину и обнаружили в ней автомат с пустым пристегнутым магазином. Боезапаса к пулеметам тоже не было, но Озоруев нерасстраивался: не беда, не в этом, так в другом БТРе что-то да найдётся. Ополченцы побрели дальше в сторону фронта, осматривая по пути каждую единицу техники. Насколько глаза могли охватить горизонт, обезлюдевшая дорога, была забита брошенной техникой: бронемашинами, танками, автомобилями. Колонна тянулась далеко к горизонту, и казалось: это лежит приготовившийся к броску гигантский стальной удав. Бойцы предпринимали тщетные попытки "оживить" хоть какую-то из машин или найти что-то полезное внутри. Напрасно Озоруев надеялся поживиться - техника стояла без топлива, без боеприпасов, без экипажей. Судя по масляным пятнам и нагару на земле, машины долго тарахтели двигателями на холостых оборотах, а затем, исчерпав запасы топлива, одна за другой заглохли. Видимо, после этого экипажи организованно, по команде, ушли в тыл, или без всякого приказа попросту разбежались. Непонятно было только одно: куда они могли удрать, раз позади заградотряд чекистов, а впереди противник. "А может быть, никаких кордонов нет и в помине, и дорога назад в европейскую часть России открыта? И слова милиционера - одна пустая угроза, и тогда можно отправиться на Запад?" - размышлял комбат. Он задавал сам себе вопрос за вопросом, но не находил на них ни одного ответа.
       Чем дальше они шли, тем Озоруев сильнее недоумевал: "И где же боеприпасы? Солдаты все патроны расстреляли в воздух? Однако стрелянных гильз на дороге и на обочине не наблюдалось. Выходит, войска шли на войну без снарядов и патронов?"
       Макс беспрестанно крутил головой в надежде найти хотя бы охрану покинутой техники. Тщетно - вокруг ни одной живой души.
       "Грустная картина, - подумал он, - можно сказать, трагическая. Как в хрониках о сорок первом годе".
       Озоруев велел братьям забраться в крытый грузовик, наполненный ящиками.
       - Эй, вы там аккуратнее шурудите: вдруг груз заминирован, - предостерег комбат разбушевавшихся в кузове бойцов. Те ломиком безжалостно взламывали ящики, совсем не боясь взлететь на воздух.
       - Авось обойдется, - махнул в ответ фаталист Авессалом.
       Фаталисты, бездельники и поху...сты! Что бы он ни говорил братьям, те на все его замечания отвечали "авось" и "небось". Недаром же к ним с детства приклеились соответствующие их характерам прозвища.
       Братья Емельяновы быстро выяснили, что грузовик почти под завязку набит пустыми снарядными ящиками. А где же сами снаряды? Куда они-то девались? Артиллеристы выстрелили по противнику или пальнули в воздух? Или вороватые тыловики снаряды давно украли и продали? Огорчению Озоруева не было предела.
       - Брателлы, живо вниз, оставьте в покое пустую тару! Лучше добудьте бензин! Хоть одну канистру! Искать, искать, искать! Бегом-марш! Марш!
       Нестор-Небось почесал затылок и с возмущением спросил у комбата:
       - А почему мы? Опять начальство русский народ притесняет! Почему Изю не гоняете?
       Авось моргнул несколько раз длинными девичьими ресницами и поддержал брата:
       - И верно, опять жидовская морда сачкует, а мы пашем!
       Максим нахмурился и поднес по очереди свой крупный кулак к курносым носам близнецов.
       - Между прочим, "жидовская морда" мною назначена начальником штаба батальона! И он два часа нес половину нашего продовольственного запаса, да ещё и канцелярию: печатную машинку и бумаги. Потел, надрывался, но никто из вас не изъявил желания ему помочь или заменить. А ну, марш на поиск бензина! По машинам, черносотенные рожи!
       Братья хотели заикнуться о бездельничающем пьянице ефрейторе Дормидонтенко, но кулак начальства был перед глазами, передумали и пошли выполнять задание.
       Дормидонтенко ухмыльнулся, радуясь тому, что комбат встал на его защиту, но не тут-то было.
       Озоруев тотчас нарушил его покой.
       - Чему ухмыляешься, каторжное мурло? Обленился, разгильдяй! А ну, живее костер разводи, сейчас будем обедать. Война войной, а обед по распорядку! Или ты собрался меня голодом морить?
       Дормидонтенко бросился на поиски дров, благо они были под рукою: снарядные ящики валялись вокруг. Работал он плохо, потому что его мучило похмелье. Трясущимися руками Степаныч разбивал кувалдой пустую тару и на полусогнутых дрожащих ногах таскал дрова к месту для привала. Для привала выбрали полянку по тенистыми березами. Посадив несколько заноз в ладони, ефрейтор постепенно разозлился.
       "Я ещё могу понять, когда на марше сквалыга комбат зажимал фронтовую норму пайка", - рассуждал сначала про себя Степаныч, но не удержался и начал говорить вслух.
       - Ну, оно, конечно, так: экономия, придержал, чтобы не отстал кто по пьянке в пути от эшелона, но теперь-то в самый раз выдать страждущим воинам! Коли мы добросовестно прибыли на фронт, знать, пора выдавать фронтовую норму - сто грамм! Я, можно сказать, из-за этих бесплатных наркотовских ста грамм только и согласился пойти на войну! А если суммировать не выданные за эти дни сто грамм, долг набегает больше литра! Ведь только из-за этой наркотовской дармовой выпивки я не убег от мобилизации!
       - Наркомовских, - поправил его Шмуклер.
       - Чего? - угрожающе пробубнил ефрейтор, недовольный посторонним вмешательством в ход мыслей и сжал кулаки.
       - Я говорю: не наркотовских, а правильно говорить - наркомовских.
       - Да пошёл ты, умник, куда подальше, - вновь выругался Степаныч.
       На самом деле комбат водку не жалел и не зажимал, её просто у него не было. Ни водки, ни спирта. Одно из трех: либо водку в суматохе забыли загрузить в вагон, либо загрузили, но украли в пути вместе с вагоном, либо запас горячительного тайком от них выпили тыловики и сами расписались о получении. Третий вариант был вероятнее первого и второго. Комбата занятого мыслями, где же найти оружие, боеприпасы и бензин, не занимали вопросы о пропавшей водке...
      
       Постепенно, сломав несколько спичек, ефрейтор всё же сумел разжечь костерок трясущимися руками. На огонек вернулся Изя, который перестал обижаться на матерки пьяного товарища. Он подвесил котелок с кашей с помощью сложного сооружения из шести автоматных шомполов, которые нашлись в одной из машин. Новый начальник штаба сел на остов снарядного ящика и задумался, глядя на пламя костерка. А задуматься ему было над чем:
       "Надо же так умудриться вляпаться в историю! Я последний живущий в Москве еврей и попал под всеобщую мобилизацию, которая почему-то коснулась лишь пятерых человек со всей столицы. Хорошо ещё комбат не тупой службист, а вроде бы даже интеллигентный человек. Да и дело своё, как мне кажется, знает хорошо. Молодец: о подчинённых пекётся, первым делом обед для подчиненных организовал. Надеюсь, с ним не пропадем..."
       Дремавший Дормидонтенко встрепенулся и посмотрел на костер.
       - Изя, не спи, помешивай кашу! Попробуй её на вкус, доцент! - напоминал Шмуклеру ефрейтор и, снова пробормотав ругательства, мгновенно засыпал. - Сожжёшь закуску - пришибу! - повторял он свою угрозу каждый раз, когда просыпался.
       Шмуклер не спорил, а меланхолически кивал головой в ответ, даже не пытаясь поставить на место зарывавшегося подчиненного. Он неторопливо водил ложкой по стенкам котелка и тихо мечтал о свидании с родным Сионом.
      
       Близнецы вернулись ни с чем. Нет, конечно, они пришли не с пустыми руками, явиться совсем без трофеев они бы не посмели. В опустевших кабинах Авось и Небось нашли противогазы и комплекты химзащиты. Прорезиненные плащи могли вполне пригодиться солдатам, чтобы укрыться от вероятного дождя. Помимо плащей были и другие находки: кто-то из водителей в панике бросил два штык-ножа, три саперных лопатки и пистолет. Пистолет, видимо, потерял какой-то недотепа офицер. Последней находке Макс обрадовался больше всего: уж теперь-то будет, чем отбиваться от шаек мародеров, дезертиров и прочей нечисти, которая всегда сопутствует воюющей армии.
       "Да мало ли от кого защититься! - размышляя Максим. - А ну как набегут волки? Или стая голодных бродячих собак? Или диверсанты появятся. Хотя в случае нападения патронов хватит лишь застрелиться..."
       Глазастый Небось нашёл пачку галет и мешок сухарей, банку тушенки и открытую банку со сгущенкой.
       - Что за ерунда происходит! - возмутился вслух Изя. - Ну, какой идиот послал войска в бой без оружия и боеприпасов! Тут не меньше дивизии, судя по технике! Как можно было отправить подразделения без запаса топлива и продовольствия?
       - Картавый, на кой черт тебе это оружие? Почему тебя так заботит отсутствие патронов? - грубо перебил Шмуклера проснувшийся Степаныч. - Хлопцы, вы бы хоть флакон одеколону нашли! Пошарили бы у офицеров в вещах! Не может не быть одеколона в их тревожных командирских чемоданах! Или вы, братики, выпили одеколон втихаря без меня? Что молчите, господа-товарищи?
       Братья обиделись и на господ, и на товарищей, и на подозрения в крысятничестве и, несмотря на протесты комбата, в ответ на обвинения слегка отдубасили ефрейтора. Досталось ему и по почкам, и несколько раз по ребрам.
      
       Обед прошёл в гнетущем молчании. Поколоченный братьями ефрейтор Дормидонтенко со злостью скреб ложкой по стенкам котелка, бурча проклятья и угрозы адрес Авося и Небося. А Шмуклер с дрожью внутри переживал за качество сваренной им каши. Изя был уверен, если что-то не так, то опять заведут разговоры об отравлении русского народа ксенофобами и космополитами. Братья, получив по выговору от комбата в виде пинков под зад, притихли и жевали пищу молча. И Озоруев был не настроен много разглагольствовать. Он мучительно размышлял над стоящей перед ним дилеммой: шагать далее на фронт или бросить к чертовой матери этих недотёп подчиненных и тайком бежать в тыл, пробираться к Байкалу, а там за Алтай, в Казахстан, а уже оттуда всякими правдами и неправдами пробираться в Новую Зеландию.
       - О чем думаете, командир? - осторожно поинтересовался Шмуклер, словно прочитав потаённые мысли начальства.
       - Эх, друг мой, Изя! О дальних странах! О родине птицы киви...
       Шмуклер удивился такому ответу, потеребил нос и не стал продолжать опасный разговор. И так всё было ясно, ведь он тоже размышлял о далеком Израиле, где уже несколько лет жили его жена и дочь.
       "Что я тут забыл, в Бурятии, когда меня давно ждут родные у берегов Мертвого моря? Я же чистокровный еврей, а не монголоид!" - подумал Изя, но сразу же отогнал эту позорную пораженческую мысль.
       - Встать! Смирно! - внезапно раздался за их спинами визгливый вопль особиста. - Мерзавцы! Почему прохлаждаемся? Враг стоит у ворот Родины, а они кашу трескают!
       - Принесла нелегкая! - буркнул Степаныч. - А я грешным делом надеялся, что "дзержинец" свалил вместе с комендантом вокзала.
       - Гражданин начальник, вы не правы! Враг совсем не у ворот, и если посмотреть на карту, то Россия напоминает лежащую на спине женщину, - предположил Авось. - Наши бывшие закадычные азиатские друзья, а ныне коварные враги сейчас находятся примерно в районе "аппендикса". И меня волнует вопрос, как этот "аппендикс" будут удалять: вместе со мной или без меня? И выживем ли мы после этого катаклизма? Кинут ядреную бомбу и поминай, как звали...
       Особист что-то пробурчал и, вымещая досаду на свою неудачную карьеру, пнул ногой пустой ящик.
       Озоруев жестом пригласил "контрика" присесть к костру. Чистюля-чекист расстелил газетку на перевернутый ящик и аккуратно примостился на ней свой зад. Братья протянули начальству миску с кашей, ложку и краюху хлеба.
       - Гражданин начальник! А ничего, что вы своим галифе на газетке устроились? - сладким голосом проворковал Дормидонтенко. - А вдруг на первой странице портреты нашего вождя присутствуют, а вы их попираете своей ...! Позвольте взглянуть на издание...
       Особист густо покраснел и взвизгнул:
       - Молчать! Это вам не тридцать седьмой год! Нет таких статей в УК РФ!
       Озоруев улыбнулся и покачал головой, как бы поддерживая Степаныча:
       - А вот и неправда! Ваши действия можно квалифицировать как проявления экстремистской деятельности и попытки опорочить честь и достоинство Президента и прочего руководства страны! Терроризмом попахивает, милейший мой, знаете ли...
       Бойцы откровенно посмеивались над растерявшимся контрразведчиком. Особист моментально вскочил, спрятал газету в полевую сумку и, уже плюнув на всё, уселся на промасленный ящик.
       - Много разговариваете, товарищи солдаты! - огрызнулся он и с жадностью накинулся на кашу. Видимо, в контрразведке его несколько часов кормили только баснями. Пережевывая пшено, особист с набитым ртом пробубнил: - Слишком много себе позволяете, бойцы!
       - Вкусно? - спросил вкрадчивым голосом Шмуклер.
       - Терпимо, - буркнул чекист набитым ртом.
       - Собственными руками приготовил!
       - Молодец! - не отрываясь от пищи, поблагодарил Неумывакин.
       Шмуклер расцвел в улыбке, протянул ему пару сухарей и продолжил разговор:
       - Не боитесь отравиться? Надеюсь, мне это в будущем зачтётся?
       - Когда зачтётся? - не понял особист, прервав процесс пережёвывания. - Что зачтётся?
       - Все хорошее! А вдруг... Ну, когда будете решать вопрос в трибунале о моем расстреле...
       Старший лейтенант отвел взгляд от котелка и с изумлением уставился на Изю.
       - За что расстреливать?
       - Да, мало ли... - уклончиво ответил Шмуклер. - Всякое бывает, вдруг чего недоброе надумаете...
       В вашей конторе ведь как обычно делается: был бы человек, а статья найдется... дай вам волю...
       Неумывакин отложил в сторону ложку, достал из кармана носовой платочек, тщательно вытер тонкие губы и спросил:
       - Приступим к обвинительной части? В принципе, на год пребывания в штрафном батальоне ты уже наговорил! Будем продолжать, доцент?
       Шмуклер побледнел, руки его задрожали, и он уронил на землю свою пустую миску.
       - Я ведь только пошутил...
       Озоруев нахмурился и решил немедленно вмешаться:
       - Товарищ старший лейтенант! Предлагаю не плевать в колодец! Думаю, пригодится водицы напиться! Будете пиратничать по отношению к личному составу, оставлю без котлового довольствия! Переведу на подножный корм...
       Бойцы дружно и одобрительно закивали головами. Дормидонтенко - потому, что из-за своих проблем с соблюдением законов не любил всех до одного правоохранителей, Шмуклер - потому, что угроза особиста была направлена в его адрес лично, а братья просто решили поддержать коллектив.
       - Закончить прием пищи! - скомандовал комбат и первым поднялся на ноги: - Продолжить движение! Приказываю продолжать искать оружие и боеприпасы!
      
       ...И батальон вновь зашагал вдоль колонны устаревшей техники, брошенной на произвол судьбы, оставляя за собой поднятую пыль...
      
       Глава 7. Батальон на марше
      
       Закончив разговор с заокеанским руководителем, наш Президент впал в прострацию. Несколько минут он стоял, застыв на месте, крепко сжимая трубку, с выпученными глазами и замерев. Затем Василий в ярости бросил трубку, его лицо исказила гримаса праведного гнева и Президент начал швырять всё, что попало под руку. Массивное малахитовое пресс-папье ударилось о стену, другой письменный прибор оказался на полу, а бумаги с Указами разлетелись по полу кабинета и, как опавшие листья, зашуршали под ногами.
       - Мерзавец! Сахалин и Камчатку ему подавай! Мало вам нашей Аляски? Чтоб ты подавился, сволота! Может, еще и Чукотку с Якутией тебе подарить? Ублюдок! Колонизатор в пробковом шлеме! Мерзкий янки!
       Президент подошел к двери и резко распахнул её, но коридор был пуст. Наверное, померещилось...
       Василий вернулся к столу, нажал на кнопку селекторной связи.
       - Слушаю, - раздался бодрый голос помощника.
       - Срочно соберите на заседание Совета Безопасности руководителей ведомств, кто еще остался в стране! На всё про всё даю вам час времени.
       - В списке... только трое. Вы, начальник госбезопасности и министр наступления.
       - Значит, будем заседать втроём! - рявкнул Матюхин.
       - Какие ещё будут распоряжения?
       - Раз нас только трое, тогда подать в кабинет два литра водки и закусить... На троих!
       - Будет сделано!
      
       ***
      
       Солдаты деловито собрали свои пожитки и поспешили в путь. Одну за другой они безрезультатно обыскивали машины, не находя ничего, что может пригодиться на войне. Наконец, удача им улыбнулась: топливные баки одного БТР были почти полны, в пулемете имелась заправленная патронами лента, а в десанте - несколько ящиков патронов.
       - Есть! - истошным голосом завопил Небось. - Я нашёл броневик на ходу и в нём боеприпасы!
       - Ура! - дружно заорал "батальон".
       - Авось! Садись за рычаги! Небось - за пулемет! По местам! - скомандовал повеселевший комбат. - Живее грузимся и в путь.
       Дормидонтенко забрался в десантное отделение и сразу расстелил спальный мешок на днище, чтобы поспать. Шмуклер вскарабкался на верх машины, свесив ноги в открытый люк, а Озоруев сел рядом с башней, ухватившись рукой за ствол пулемета.
       - Укажите моё место в боевом порядке, - тихо произнес Неумывакин, продолжая скромно стоять подле колеса бронемашины.
       - Деточка, твое место возле ... - грубо пробурчал ефрейтор Дормидонтенко, высунув голову в открытый боковой люк. Но Степаныч всё же благоразумно скомкал слова из популярного фильма и не договорил. Люк громко захлопнулся, и особисту путь внутрь машины был отрезан, оставалось карабкаться наверх.
       - Не скромничайте! Живее рассаживайтесь по местам!- поторопил комбат, и едва старший лейтенант занес ногу, чтобы залезть на броню. Машина взревела двигателем м особист поспешил на броню, но чуть замешкался. БТР резко рванул, словно застоявшийся жеребец, с места в карьер и Неумывакин упал навзничь. Если бы не добряк Шмуклер, схвативший его за плечи, то особист, возможно, свалился бы прямо под колеса и на том завершил паскудную жизнь.
       - Второе доброе дело в зачёт! - напомнил Шмуклер, улыбнувшись особисту.
       - Отстань! - отмахнулся Неумывакин. - Не до твоих пошлых шуточек! Тоже мне последователь Аркадия Райкина нашёлся!
       - Тогда я умываю руки, товарищ Неумывакин, и больше не стану совершать никаких добрых дел для вас.
       Особист посмотрел исподлобья на шутника, но промолчал и пистолет убрал в кобуру. Теперь-то он был не один в батальоне при оружии, и его запросто могли завалить кто-то из бойцов из автомата.
       "Подожду прибытия своих коллег и расстрельной команды полкового трибунала, а потом поквитаюсь с ними", - мстительно подумал особист.
      
       Шоссе, по которому мчалась машина, находилось в ужасном состоянии, как впрочем, почти все дороги в далеких российских провинциях.
       "И куда только подевались денежки дорожного фонда?" - недоумевал Озоруев, но особо не злился. - "А может, оно и к лучшему? По хорошим дорогам противник давно бы был в Иркутске! Думаю, если бы мы не достроили трассу Чита - Хабаровск, то тогда китаезы и полпути не преодолели бы на запад".
       Бронетранспортер без конца то раскачивало на рытвинах, то подбрасывало на ухабах и кочках, но невозмутимый Авось продолжал нажимать на газ, и машина мчалась, не снижая скорости.
       - Тише, извозчик, не дрова везешь! Не спеши, не на пожар! Ты же не на "Хаммере" катишь! - рявкнул комбат на водителя. - Мы не торопимся раньше времени умереть! С такой ездой и до поля боя не доберемся, погибнем в пути...
       Озоруев залез внутрь машины и витиевато матюгнулся, но водитель, не снижая скорости, только невозмутимо произнёс:
       - Больше скорость - меньше ям! Нам, татарам, - покуям!
       За этот экспромт лихач мгновенно получил от комбата чувствительный удар сапогом в спину, но качество вождения от этого не улучшилось. Несколько раз машина едва-едва не опрокинулась, но каждый раз она сохраняла равновесие, а затем мчалась еще быстрее: скорее всего, по-другому гонщик Авось ездить не умел. Комбат высунул голову из люка и с любопытством озирался по сторонам. Когда-то давным-давно он проезжал по Бурятии, но то было веселое путешествие на поезде и в нетрезвом виде. Минут пять Максим праздно глазел по сторонам, но вспомнив, что теперь он комбат и отвечает за жизнь вверенного личного состава, стал смотреть вперед, придав лицу озабоченное, сосредоточенное выражение.
       "Пора задуматься, как выжить в этой дикой ситуации: оружия мало, боеприпасов почти нет, да и батальона ведь тоже нет, как нет других войск, с которыми надо бы взаимодействовать. А навстречу нам выступил сильный, многочисленный и хорошо вооруженный противник. Как быть? Драпануть не выйдет: заградотряд перестреляет всех из пулеметов. Но и вперёд двигаться бессмысленно!"
       Вскоре БТР выскочил к мосту и Озоруев громко заорал:
       -Водила, тормози! Стой, каналья! Ну!
       - Не нукай, не запрягал, - буркнул лихач.
       Тогда, для убедительности своих слов, комбат вновь ткнул носком сапога в спину Авосю. А ведь было от чего заорать благим матом: одна часть моста рухнула в воду, а другая часть провалилась в реку и висела на арматуре. Это наши саперы, спешно отступая, ликвидировали водную переправу.
       - Холера их побери! - ругнулся Авось. - Я по таким мостам не ездок!
       Озоруев соскочил с бронемашины и подошел к месту подрыва. Фермы моста чудом уцелели, но искорёженные железяки и проволока торчали в разные стороны. Максим, осторожно ступая, встал на самый край берега и посмотрел вниз. Тёмные воды реки Селенги спокойно текли к Байкалу. Реке было всё равно, что происходит вокруг: мир, война, катаклизм, стабильность... Она ранодушно несла свои воды к гигантскому озеру, как делала это из года в год и сто лет назад. Ей было главное - быстро домчаться и впасть в великое озеро. Работа у неё такая... А вот Озоруеву было далеко не всё равно, сейчас "откинуть копыта" на её живописных берегах или продолжать жить долго и счастливо. Вода пробудила инстинкты, что Озоруев с удовольствием и проделал облегчая организм.
       "Лучшей нет красоты, чем поссать с высоты",- вспомнил он шутку горных стрелков, бытовавшую на афганской войне.
       Застегнув брюки, комбат поднял к глазам бинокль и осмотрел противоположный берег. Никакого движения: ни беженцев, ни отступающих солдат, ни наступающего противника.
       Макс ещё минуту постоял на раскачивающемся над стремниной обломке моста, затем небрежно плюнул в воду и вернулся к своим бойцам.
       - Товарищ подполковник! - обратился к нему Авось. - Докладываю: по обе стороны моста оборудованы долговременные земляные огневые точки, типа "дзот". В них, кажется, есть люди. Разрешите узнать, кто они такие?
       - Сходи, узнай, - разрешил Озоруев, поглощённый своими мыслями. - Только осторожно, вдруг подходы заминированы?
       Авось тут же помчался выполнять распоряжение. Он спрыгнул вниз и скрылся из виду за поворотом траншеи.
       Озоруев подошел к брустверу и внимательно осмотрел сооруженные кем-то наспех земляные укрепления. Вправо и влево тянулись длинные окопы, старательно отрытые в полный профиль, а перед ними была натянута рядами колючая проволока, раскинуты "мзп" (малозаметные препятствия) типа "паутина", виднелись ячейки позиций миномётчиков, оттуда торчали минометные трубы, пулеметные гнезда, несколько блиндажей. Сработано неплохо, только нет маскировки. Но почему вокруг так безлюдно?
       "Вот беда-то, видно, и тут никого. Эх, наверное, мы одни на всем фронте! Выходит, нас всего шесть дураков?" - с грустью подумал Озоруев.
       Неожиданно в окопах началось шевеление: сначала показалась над бруствером одна взъерошенная голова, затем другая, третья. Эти заспанные и одетые не по уставу люди лениво двинулись навстречу вновь прибывшим.
       - Есаул Петр Бунчук! - представился первый из подошедших не то гражданских, не то военных людей. В такой одежде ряженые по рынкам с плетками ходят, либо служат в ансамблях песни и пляски.
       - Какой такой есаул? - переспросил комбат. - Кавалерия?
       - Казаки! - гордо произнес есаул. - Командир первой казачьей сотни пластунов, второго казачьего добровольческого полка, Забайкальского казачьего войска, честь имею! И ...слухаю вас...
       - Командир батальона, хрен знает какого мотострелкового полка, куй знает какой дивизии, подполковник Озоруев. Можно просто Максим.
       Казак искренне обрадовался и засиял.
       - О! Имя как у пулемёта! Тебя бы такого бравого да на революционную тачанку посадить! Ай, молодца! Дай я тоби расцелую, казаче! Прибыл к нам на подмогу? Ай, уважаю, ай, люблю! Вы одни пришли на помощь, а то все бегут в тыл или драпают в леса. И мои казачки, глядя на это безобразие, разлагаются, тоже помышляют последовать их примеру - еле сдерживаю. Такой вот бардак вокруг. Расскажите, братцы, хоть, что в стране творится? Радио молчит, газет неделю не видели...
       Озоруев неодобрительно покачал головой и с грустью поведал трагикомичную историю формирования своего батальона.
       - Понятно. Значит, вас мало, но вы в тельняшках?
       - И тельников нет. Только полосатые кальсоны на Шмуклере, - ухмыльнулся Максим и возобновил расспросы. - Есаул, сколько у тебя бравых казачков? Как я понимаю, вы все пешие?
       Бунчук почесал нагайкой затылок, с досадой вскинул чуб и откинул его назад, к макушке.
       - В первом взводе пятнадцать штыков, во втором четырнадцать, в третьем одиннадцать. Коней нет, но есть мотоциклы и автомобили-тачанки, на уазике установлен пулемет ДШК, на джипах - два ПК, на пикапе "Тойота" миномёт "Василек". Оружия много, боеприпасов тоже, а вот умеющих с ним обращаться, да тех, кто пороху понюхал, почти нет. Где добыть подготовленные кадры, не знаю. А этот твой Шмуклер - еврей? Чи ни?
       - Еврей.
       --Натурально, жид? И на войну подался из Москвы в наши края?
       - Что значит натурально?
       - Ну, я про то, шо он морда жидовская?
       - Мой Шмуклер - классный парень, хороший мужик. Я тебе за него морду набью, если обидишь! Он доброволец!
       Последний вопрос атамана о национальности подчинённого Озоруеву не понравился, желая переменить тему, указав пальцем на разрушенный мост, он уточнил:
       - А подрыв моста, это чьих рук дело? Твоих?
       - Нет, не я - армейцы. Сапёры за неделю подготовили этот район обороны, подкрепления не дождались, вчера взяли, не спросясь, взорвали мост и разбежались. Мы третьего дни заняли эти окопы и блиндажи, пока подрывники ковырялись, прикрывали их работу. Потом бабахнули и смылись. Эх, хорошо, что теперь у нас есть кадровый военный! А то какой из меня командир... Я сельский участковый оперуполномоченный, мой заместитель - агроном, а командиры взводов - колхозные бригадиры.
       - А где полевая артиллерия, где эскадроны? Где твоя конница?
       - Нет ни хрена! Ни полка, ни эскадронов. Одни мы, одинешеньки на всем белом свете... Полки и дивизии - это для красного словца и громкого звучания.
       - Дружище, атаман! Извини, но я особо помочь не смогу и долго у тебя не задержусь! Передохну и в путь-дорогу. Мой участок не здесь! Мне предписано держать оборону южнее, я думал тут через мост перебраться и в штаб дивизии попасть в Улан-Удэ, а теперь вижу: путь туда окончательно отрезан.
       - Ты очумел, комбат! Какой к черту штаб дивизии! За рекой Красной армии нет: кто смог, уже сбежали на Запад, кто не успел, пошли вдоль реки, к Байкалу. Штабы и тылы драпанули пару дней назад, а разбитые полки отходили на север ещё от Читы, вроде как прикрывают от противника БАМ. А если говорить честно, не для московских начальников, то нашу армию просто со всех сторон окружили и оттеснили в тайгу. Азиаты ловят теперь деморализованных вояк в лесах или гоняют как зайцев по полям.
       - Всё так плохо?
       - Нет, не просто плохо, дорогой мой друже, а ужасно - настоящая военная катастрофа! Давай прогуляемся вдоль траншей.
       - От лишних ушей?
       - Да...
       Казачок повел Максима прочь, подальше от прислушивающихся к их разговору бойцов, аккуратно придерживая при этом комбата под локоть. Отойдя метров на тридцать, он начал уговаривать:
       - Брат! Останься! Как я буду держать оборону с этими неумехами?
       - Ты что разве не видел: я сам под дулом пистолета хожу! Эта гнида, приставленная особым отделом, за мной во все глаза наблюдает, чуть что - сразу дело пришьёт - невыполнение приказа! Поэтому я завтра отправлюсь в свой район обороны, прикрою твой фланг. Да и пока моста нет, твоим казакам опасен только воздушный десант. Но ведь авиации в небе нет. Так что не боись, атаман. Погоди, к тебе со временем ещё немало отступающих прибьётся. Так ты сколоти из них несколько взводов. Будут среди них и военные спецы, уверяю тебя, брат!
       - Жаль, что не останешься... Ты мне сразу по нраву пришёлся! Я в людях хорошо разбираюсь... Закуривай...
       Бунчук достал пачку папирос, зажигалку и предложил комбату закурить.
       - Спасибо, я вообще не махорю... я старовер...
       - Да ну? Молодец! А я вот никак не могу отделаться от дурной привычки.
       Атаман потряс зажигалкой, торопливо прикурил, глубоко затянулся и, задумчиво глядя на реку, принялся умело пускать дым колечками.
       - Ну, что, есаул, пошли, оценим обстановку, - подмигнул Озоруев казаку.
      
       Максим не спеша прошёлся вдоль линии обороны в сопровождении есаула, осмотрел укрепления. Казаки расположились основательно и домовито: выносные ячейки для стрельбы и стоя, и лёжа, окопы полного профиля, полевая кухня у дальнего блиндажа, командный пункт, склады с боеприпасами и провиантом.
       - В каждом взводе по два поста наблюдения. Остальные бойцы, свободные от наблюдения, отдыхают, - доложил атаман.
       - Вижу у тебя два миномета, а мины к ним есть?
       - Есть, пятьсот штук. А еще у меня огнеметы "Шмель", противотанковая пушка в лесочке с сотней снарядов к ней, и танк в овраге замаскирован, а к нему полный боекомплект, да только вот беда - солярки мало.
       - Петро, а средства ПВО у вас имеются?
       - Конечно! Зенитное орудие, комплекс "Игла", несколько пусковых установок "Стрела". Казаки мои вооружены автоматами, карабинами и ружьями, патронов много, и гранатами богаты - десятка по два на брата. Но ума не приложу, как мы армаду многомиллионную остановим? Думаешь, долго сможем удерживать оборону? Часа два-три непрерывного боя?
       - Если генералы нас не предадут, если удастся сколотить пару рот пехоты из отступающих "пораженцев", то день-другой продержишься, точно.
       Есаул почесал "репу" и буркнул:
       - А что потом?
       - А потом, Петр, ты умрешь... Или отойдёшь ко мне, в мой укрепрайон. Ты хорошо местность знаешь?
       - А то, как же! Я тутошний и пятнадцать годочков работаю в милиции. Само собой и охотник, и рыбак, все тропки, все стежки-дорожки знакомы... В случае чего отступить сможем, гарантирую, лишь бы не окружили.
       Озоруев вспомнил про свою многочисленную китайскую роту, топающую по просторам России (а сколько ещё там таких рот марширует?) и покачал головой.
       - Вот безопасность тылов, я тебе, казаче, не гарантирую, могут и в спину ударить, поэтому для спокойствия лучше подступы заминировать! Противопехотные мины есть?
       - Мины? Противотанковые мины, те точно есть! - ответил атаман. - Двести двадцать штук в складе лежит. Минируй - не хочу! Сколько душе угодно! Вроде бы и противопехотные были.
       - Могу по дружбе помочь установить минные поля, - предложил Максим.
       Есаул заулыбался и закивал в знак согласия чубатой головой.
      
       Озоруев велел Авосю загнать БТР в отрытый сапёрами полукапонир. Солдат выполнил приказ так умело, что из окопа оставалась торчать только пулемётная башенка. Комбат приказал батальону спешиться. Особист, прежде молчавший, осмотрелся и постепенно осмелел. Он вновь почувствовал себя начальником и потребовал у есаула, чтобы ему предоставили отдельный блиндаж под помещение для отдела военной контрразведки.
       - Где я его вам возьму, пустой блиндаж? Вот разве что тот, где у меня склад с шанцевым инструментом? Занимай и пользуйся!
       - Приказываю освободить склад от инструмента! Живо! - раскомандовался Неумывакин.
       Казаки недовольно заворчали, но, не желая связываться с представителем спецслужб, вынесли из землянки амуницию, лопаты, топоры, ломы. Старший лейтенант повесил над входом плащ-накидку и юркнул внутрь. Больше особист не выходил из землянки: то ли спал, то ли доносы строчил, то ли по радиостанции шифровки отправлял. Но его отсутствие прошло для всех незаметно.
      
       Максим расположил штаб батальона в отдельной землянке: стол, стул, печатная машинка, разместился в ней сам, да и остальных бойцов поселил здесь же, в тесноте, да не в обиде. Спали, ели, пили вместе. Хозяйственные казаки раздобыли новым приятелям одеяла и даже подушки. Не жизнь - красота, воюй - не хочу! Но воевать Озоруеву и не хотелось.
       Есаул в честь братания и знакомства к вечеру организовал шашлык из мяса подстреленного накануне кабанчика, выставил гостям персональное ведро самогона, да и своих не забыл - порадовал сослуживцев двадцатилитровым жбаном первача. Пили все, кроме самых молодых бойцов. Их выставили в охранение. Часовых ночью не меняли, потому что заменить было некем - не хмельных же на часы ставить.
       Выпив в третий раз по полкружки первача, Озоруев разоткровенничался:
       - Ты понимаешь, есаул, я на эту войну попал случайно! Дурак-дураком, и надо было мне дверь им открыть!
       - Кому им? - спросил осоловевший казак.
       - Ментам поганым.
       - Но-но! Я тоже мент!
       - И хрен с тобой, ты ментяра нормальный, боевой! А те менты в тылу московском отсиживаются, проклятые взяточники и мародеры! Это мы с тобой в окопе вшей будем кормить, а те московские держиморды от войны откупились... Поверишь, брат, у меня сейчас билет в кармане лежит, без точной даты, на самолет до другой части света. Даже до другого полушария Земли! А я вместо того, чтобы в Новой Зеландии жрать бананы и киви, буду на бережке Селенги в окопе вшей кормить!
       - А как же защита Родины? Это ведь священный долг!
       - А никак! Ты видал рядом хоть одного начальника или его сыночка? Министра, депутата, мэра, прокурора? Вернее, прокуроры и судьи как раз тут как тут, позади нас, в тылу! Трибунал, особое судебное совещание...
       Я, мой друг Петруха, прошел две войны и скажу тебе авторитетно: начальства в окопах под пулями на опасных участках фронта не встретишь. Они только горлопанят, речи красивые толкают, народ призывают на подвиги, а сами в торжественной обстановке ордена и звания получают и, естественно, под шумок, много воруют. Бонзам на войне нажиться - первейшее дело! Как говорится, кому - война, а кому - мать родна! Мать их, так их, раз так и раз эдак!
       - Это всегда так: холопы бьются, паны гуляют. В этом я с тобой согласен, Максим! Но что прикажешь делать? Бежать без оглядки? Совесть не позволяет. Я в этих местах родился и живу, куды мне бечь? Однако, ты, комбат, - настоящий карбонарий, смутьян! В одном не соглашусь с тобой, не все начальники поголовно жулики и трусы, не надо под одну гребенку грести. Бывают и мэры честные, и порядочные вице-губернаторы попадаются...
       - Не согласен? Тогда ответь мне, где твой начальник милиции? А где мэр? Молчишь? То-то же! Да, бывали исключения и в далеком прошлом, как Гаврила Державин и Салтыков-Щедрин, да и во времена поближе пару-тройку хороших руководителей встречал...
       - Вот видишь, соглашаешься. Да ну их всех на хрен, я за себя тут стою! Раз я решил, что буду Родину защищать насмерть, значит, так тому и быть!
       Озоруев пьяно рассмеялся милиционеру прямо в лицо:
       - Но ты ведь сейчас не стоишь, а почти лежишь! Защитничек хренов! Вертикально на ногах, поди, уже не удержишься! Тоже мне, насмерть-стояльщик! - съязвил Максим.
       Сотник нахмурился, собрал глаза в кучу, попробовал приподняться, но не сумел. Он безнадежно махнул рукой и неожиданно рассмеялся:
       - Твоя правда: ноженьки ватными стали! Давай ещё выпьем за боевое содружество!
       - Выпьем! А разве есть, что пить? - огляделся Озоруев.
       - Обижаешь! К чему-чему, а к этому делу мы готовы основательно!
       Есаул резко свистнул, на свист подбежал длинный худющий казак. Получив строгий приказ, он метнулся куда-то в темноту. Не прошло и пяти минут, как посыльный воротился с бутылью, наполненной мутной жидкостью.
       - Это точно можно пить? - с сомнением глядя на содержимое ёмкости, спросил Макс.
       - Не только можно, но и нужно! - ответил, ощеряясь в пьяной улыбке, атаман и разлил по кружкам пойло.
       Дальнейший ход событий Озоруев не помнил напрочь, словно его шибанули чем-то тяжёлым по башке...
      
       Глава 8. Бой с похмелья
      
       Президент крепко сжимал холеными пальцами пустой стакан и напряженно молчал. Два других члена Совбеза тоже помалкивали, не пытаясь прервать ход мысли высокого руководства, и ждали, когда их, наконец, пригласят выпить по второму разу. Они не подозревали, да откуда они могли знать, что с первого дня войны Президент деморализован и паниковал. Какая бы мыслишка, даже самая незначительная, ни появлялась у него в голове, она сразу же ускользала от него. Поэтому Василий и сейчас только изображал заботу о судьбе России. Он молчал со значительным видом, и граненый стакан подрагивал в холёной пухлой руке. На самом деле Василий проклинал тот день, когда на него пал выбор предыдущего президента стать главой государства. Будь оно неладно, это престолонаследие! Недавно его предшественник мучительно выбирал среди соратников, кому дать "порулить" страной, чтобы этот сменщик не обидел отошедшего на покой властителя, да и лишней власти не хапнул, потому и выбрал бывшего личного охранника.
       "Эх, благодетель, на мою погибель посадил ты меня на шаткий трон! Ведь теперь гнев народный падёт на мою голову! Я вынужден с государственными делами мучиться, а он на Лазурном берегу загорает, да в Альпах на горных лыжах катается. О-о-о! На кого бы всё свалить и самому бежать из страны? Может, на министра наступления? Или лучше вручить "черный чемоданчик" начальнику охраны?"
       - Друзья мои! Какие будут предложения? - спросил Василий у соратников, выйдя из оцепенения. - Что предпримем для предотвращения военной катастрофы?
       - А разве так уж все катастрофично? Мое мнение - нет никакой катастрофы! - выкрикнул министр наступления. - Господин Президент! Вы вспомните: Гитлер под Москвой стоял в двадцати пяти километрах от неё, а Наполеон даже в самом Кремле жил! И ничего, сдюжили, победили врага с божьей помощью! А этим азиатам до Москвы как до Северного полюса!
       - Дожидаться, когда они к Москве подойдут?
       - Нет, просто напоминаю родную историю...
       - Не увиливай! Предлагаешь подождать, когда их войска растянутся по фронтам от океана и до Волги?
       - Я предлагаю не впадать в отчаяние, ведь до нефтегазовых районов Сибири им ещё долго топать.
       - Молчи, дуралей! - резко оборвал его президент. - Вот у меня оперативная сводка. Читай!
       Министр взял из дрожащих рук президента листок бумаги и начал, шевеля пухлыми губами, медленно читать.
       - Вслух! Не один ведь! - буркнул третий член Совета.
       Министр злобно взглянул на товарища и озвучил текст.
       - Наблюдением замечено передвижение пехоты противника в районе Нижнего Новгорода...
       Президент подпер щёку кулачком, уставился на министра злыми глазами и ехидно спросил:
       - Ну, и как твои вояки могли пропустить колонну противника? Молчишь? Читай дальше!
       - Противник маневрирует и перемещается по области силами до нескольких батальонов, а возможно, и полков....
       Министр оторвался от бумажки и спросил президента:
       - А куда они следуют и почему так странно маневрируют? К Москве? Из донесения ничего невозможно понять.
       - А почему ты сам ничего не знаешь, министр? Это я у тебя хочу спросить...
       - А я отвечаю за наступления, а не за тылы. Тылы - работа особистов!
       - В том-то и дело, что идут не к Москве! - сбавил тон Василий. - Перед вашим приходом мне доложили, что они уже подходят к Южному Уралу! Какого черта им на Урале надо? Почему наступают не на Москву, как все нормальные интервенты?
       - Они же азиаты, - попытался вставить словечко министр безопасности. - У них свое мышление и свой ритм жизни, свое представление о правилах ведения войны и способах достижения победы.
       - И что из того, что они азиаты? Монголы тоже азиаты, но до Москвы доходили! Вспомни того же хана Батыя, хана Мамая, Тохтамыша! Те были азиаты как азиаты, всегда Москву старались взять и сжечь.
       - Получается, что это второе великое нашествие азиатов, - покачал головой министр в задумчивости, не характерной по должности.
       - А ведь верно! Второе китайское нашествие! - обрадовался Президент. - Вот и название для войны придумали!
       Теперь ему будет легче сочинить обращение к нации и общаться на переговорах с иностранцами.
       - Трудно вести войну, не зная, как она называется! Так и запишем: "Второе китайско-азиатское нашествие"...
       - Шеф, тогда были монголы, - попытался вставить словечко министр наступления.
       - Замолчи, дуралей! - грубо оборвал собутыльника Президент. - Лучше полнее наливай, а думать и перечить - не твое дело! Не могли тогда монголы прийти одни на Русь без покоренных ими ранее китайцев! Монголов ведь было мало, а китайцев всегда много! Это означает, что тогда в рядах многотысячных туменов были и китайцы, например специалисты по обращению со стенобитными и метательными орудиями для штурма крепостей. Наш народ должен твёрдо знать, что враг этот давний, жестокий и коварный. Того супостата за триста лет измором победили и этого одолеем!
       - За победу над врагом! За нашу победу! - торжественно произнес тост министр безопасности...
       - Лет через триста - по старой традиции, - буркнул Матюхин и залпом выпил водку. - Хотелось бы пораньше...
      
       ...К утру самые стойкие пластуны казачьей сотни, и бойцы батальона сидели за столами, чуть живые от выпитого. Даже часовые на постах умудрились украдкой приложиться к зелью и тоже еле-еле держались на ногах. Как говорится, подходи и бери тепленькими...
       Яркие лучи солнца проникли в землянку через открытый вход, и один самый нахальный лучик пощекотал лицо разметавшегося во сне по топчану спящего комбата. Максим отмахнулся от озорника и с трудом попытался разомкнуть тяжелые веки. Некоторое время он усиленно щурил глаза, но никак не мог их открыть, ему было дурно, его мутило, а по голове будто кто-то невидимый стучал чем-то тяжелым. Черепная коробка отзывалась на эти удары глухим болезненным гулом. В конце концов, после титанических усилий, глаза начали понемногу открываться. Прищурившись, присмотрелся: бойцы его батальона лежали вповалку и дружно по-богатырски храпели. Озоруев сумел подняться и сесть. Стало ещё хуже: голова, казалось, вот-вот отвалится и упадёт вниз, ощущения были столь реальными, что Максим испугался и обхватилеё, как мог крепко, руками. Землянка сначала поплыла в замедленном темпе, а затем стены словно завертелись в бешеном хороводе. Максим упал на четвереньки, затем привстал и двинулся вдоль стены. Он наметил взглядом примерный путь к живительной воде и, пошатываясь, подошел к полевой кухне. Добравшись до цели, комбат вылил на голову кастрюлю холодной воды, затем прямо из банки сделал несколько глубоких глотков прохладного огуречного рассола. Слегка отпустило, но только слегка. Радикально это опохмеляющее средство не помогло.
       Озоруев сел на пустой ящик, привалившись спиной к брустверу, крепко вцепился руками в затылок и лоб и принялся массировать свой череп.
       - Больно, Максимушка?
       Озоруев вздрогнул всем телом, столь внезапно за спиной раздался этот хриплый неприятный голос. Сверху на бруствере, присев на корточках, сидел опухший есаул и смотрел участливо на комбата.
       Максим попытался запрокинуть голову и упал.
       - Пытаюсь удержать мозги в пределах черепной коробки! Не знаю, удастся ли?
       - Рассольчик уже пил? - голос есаула стал совсем сиплым.
       - Пил - не помогает. А ты, верно, на сырой земле спал? Вишь, как голос сел! Смотри, не застудись, брат, аккуратнее, а то командовать не сможешь.
       Есаул спрыгнул с бруствера, схватил левой рукой жбан с квасом, отхлебнул половину содержимого - примерно литра полтора, не меньше.
       - Попробуй квасок, - предложил есаул, протягивая емкость с живительным напитком. - Знатный освежитель мозгов!
       Озоруев не стал отказываться от предложения и допил вторую половину.
       - Давай, брат, подлечим голову? - предложил атаман. - Я утаил чуток, в бутыли на донышке малёха осталось со вчерашнего торжества.
       Бунчук накапал по пятьдесят граммов каждому, не обидев ни себя, ни товарища по несчастью. Не чокаясь, они выпили, и казак потянулся к портсигару достать папироску. Комбата сразу же замутило даже от мыслей о запахе табачного дыма, и, с трудом сдерживая желудочные позывы, не желая уронить достоинство, Максим поспешно встал.
       - Я сейчас...
       Озоруев, спотыкаясь на каждом шагу, как мог быстро удалился за пределы полевой кухни. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем ему полегчало, и он сумел выдавить из себя вчерашний коктейль: квас, рассол, самогон...
       С трудом выпрямившись, комбат кинул взгляд на реку и остолбенел. О, боже! На противоположном берегу копошился многочисленный неприятель. Вражеская колонна, упершись во взорванный мост, рассредоточилась вдоль дороги, а часть техники стояла на шоссе. Двигатели машин и бронетранспортеров были заглушены, а сотни оккупантов, радостно посмеиваясь и перекрикиваясь, мылись в реке.
       Озоруев тихо сполз с бруствера и побежал к есаулу.
       - Атаман! Подъем войскам! - зашипел комбат на Бунчука. - Китайцы на том берегу стоят!
       Есаул подскочил как ужаленный и побежал следом за Максимом на наблюдательный пункт.
       - До чего же их много, как тараканов на солдатской кухне!
       - Думаю, примерно бригада или полк. Они уже привыкли наступать без боёв и сопротивления, вот и принимают моцион без опаски. Сейчас дружно вдарим - смешаем с говном и грязью.
       Есаул тоскливо посмотрел на противоположный берег и тихо произнес в ответ:
       - Может, не надо? Умоются и уедут назад, моста ведь нет.
       - Ты что думаешь, тебе тихо перезимовать удастся из-за того, что саперы мост взорвали? Азиаты - работящие ребята, живенько новую переправу построят! Собирай быстрее казаков на позиции, и по моей команде накроем их из всех стволов!
      
       Спустя пять минут пластуны скрытно заполнили окопы и приготовились к бою, а Озоруев продолжал вести наблюдение за противником. Китайцы продолжали купаться, а некоторые из них уже приступили к завтраку на берегу реки. Максим взял стоящий в сторонке ПК, проверил пулеметную ленту, дослал патрон, выбрал себе цель - группу командиров, которые стояли с развернутой картой возле штабной машины.
       - Огонь! - рявкнул есаул, и дружный казачий залп разорвал утреннюю тишину. Минометы выплюнули сериями по пять штук мины в сторону противника, которые со свистом полетели к песчаному пляжу. Хорошая штука этот "Василек"! Хоть и давным-давно придуманная огневая система, но предназначена она была именно как противокитайская. Сюда бы еще десяток АГСов! Фонтаны разрывов посеяли панику в рядах противника. Ровный берег - идеальное место для работы миномета: осколки косили людей, как сорную траву, десятки раненых и убитых покрыли песок и мелководье. Раненые враги, вопя и хрипя, выползали из-под обстрела, но спасения им нигде не было: не знающие жалости мины падали с неба, убивали и добивали уцелевших от пуль. Минометчики меняли кассету за кассетой и продолжали истребление застигнутых врасплох врагов. Танк первым же выстрелом разнес в щепы головную машину. Пулемётчик из БТРа поджег бензовоз. Несколькими выстрелами из гранатометов были подбиты головные автомобили.
       Огнем из автоматов и пулеметов наши бойцы расстреливали бегущих от берега к машинам полуодетых солдат и офицеров. Максим расстрелял пулемётную ленту и добился своей цели. Первым рухнул, обливаясь кровью, вражеский командир с картой в руках, следом ещё трое, четвертый упал на четвереньки и попытался отползти в сторону, но Озоруев мгновенно перенес огонь на него и двумя очередями добил врага. Убедившись, что тут дело сделано, комбат прошёлся огнём по автоколонне. Танкисты Бунчука не дали уйти ни одной машине: после того как, подбили первую, расстреляли последнюю, а потом, постепенно, одну за другой, и все остальные. В нескольких автомобилях взорвались боеприпасы, затем рванул топливозаправщик. Теперь колонна напоминала зрелище апокалипсиса: языки огня высоко вздымались в небо, а черный клубящийся дым от горящих автомобилей и бронетранспортеров постепенно затянул весь горизонт. Противник толком так и не сумел оказать сопротивления, а те немногие захватчики, которые попытались огрызаться, были быстро добиты казаками-снайперами.
      
       Озоруев осмотрел в бинокль поле боя и хищно оскалился, затем комбат отряхнулся от пыли и налипших комков земли и в наступившей тишине громко произнёс:
       - Финита ля комедия, господа казаки! Если вы пьяными так хорошо воюете, то с трезвыми вами не справятся и подавно!
       Есаул хватил фуражкой о землю и радостно пустился в пляс. Бунчук умело выхватил из ножен шашку и яростно замахал ей, бешено вращая над головой, а потом воткнул лезвием в землю и пошел вокруг нее вприсядку, выделывая залихватские коленца, словно танцор Кубанского казачьего ансамбля.
       Пластуны громко кричали "Ура!", матерились, палили из автоматов "в белый свет", подбрасывали в воздух картузы и папахи, радостно обнимались. Ещё бы не радоваться: вкус победы всегда сладок, тем более что до сей поры наши войска только отступали почти без боев, не зная успеха!
       - Эх, сейчас бы на тот берег перебраться, да трофеи собрать! - мечтательно произнёс Бунчук, закончив выплясывать забайкальского "гопака". - Что скажешь, комбат? Есть какие-нибудь идеи?
       Максим налил в кружку кваса, выпил до дна и, обтерев тыльной стороной ладони мокрый рот, сказал:
       - Идея у меня прежняя - получить у тебя оружие, боеприпасы и выдвинуться в свой район. Ты теперь крепко сидишь в окопах, сюда они долго не посмеют сунуться. А вот что там творится, в моем районе возле Гусиного озера? А? Молчишь? То-то же. Я уже говорил: если что случится, и противник форсирует реку да прорвет оборону, то меня Неумывакин обвинит в предательстве и под трибунал подведёт. Надеюсь, ты моей смерти не хочешь?
       Есаул замотал головой:
       - Конечно, нет, друже! Что ты такое говоришь!
       - Я чувствую, что наш подлец особист спит и видит, как бы нас всех шлепнуть! Расстрелы - это у них здорово получается, а в бою геройствовать они что-то не особо могут! И мой вот тоже не охоч до войны: мы стреляли, а где он был? Наверное, во втором эшелоне преграждал отступление?! Аллергия у чекистов, видимо, на участие в боевых действиях. И сейчас Неумывакина не видать, где-то запропастился. В землянке что ли отсиживается, сволочь? Подальше от передовой и поближе к кухне.
       - Может, его самого пустим в расход и спишем на боевые потери?
       Озоруев горько усмехнулся и покачал головой.
       - Свято место пусто не бывает. Шлепнем этого - взамен пришлют другого, возможно, ещё хуже прежнего. И потом, как мы объясним, что в бою нет ни раненых, ни убитых, за исключением одного контрразведчика...Не находишь?
       - Возможно, ты прав, комбат. Ладно, раз нужно идти, значит иди! Бери патроны, гранаты, бери, сколько твоей душе угодно! Но и своего Неумывакина прихватить не забудь...
       Максим обрадовался ответу есаула, он опасался, что Бунчук станет препираться, жадничать, а ссориться с союзником не хотелось.
       - Спасибо, брат! И запомни: если будет нестерпимо трудно держать оборону и совсем не станет сил отбиваться, отступай не к Слюдянке, а в мою сторону. Мой совет - не надо в тыл драпать! Китайцы тебя будут как раз по той дороге преследовать. А я тебя встречу и помогу отбиться от противника, если, конечно, к тому времени сам жив буду.
       - Договорились, - согласился Бунчук. - Давай дернем по стопарю за успешный бой и за победу?
       - Давай, - вздохнул Максим, видя, что от выпивки опять не отвертеться...
      
       Глава 9. Район обороны
      
       Было глубоко за полночь, когда Президент рассеяно слушал регулярный доклад помощника о состоянии дел в стране. В последние дни он никак не мог сосредоточиться ни на чем дельном. В голову лезли мысли о рыбалке на Байкале, о грибных лесах Карелии, об охоте в Завидово.
       Мозг как будто взбунтовался и отказывался переваривать обрушившийся на него поток негативной информации. Сплошные проблемы и никакого света в конце тоннеля.
       - Кавказские республики ведут себя по-разному, но в целом примерно везде одинаковые настроения.
       - Какие? - уточнил Матюхин.
       - Сформулирую свою мысль коротко: настроения антифедеральные. Четыре республики близки к мятежу и три в состоянии брожения. Паровой котёл, да и только.
       - Почему бунтуют?
       - Потому что мы им не высылаем оговоренные в бюджете суммы, но нам неоткуда взять эти средства. В двух так называемых анклавах начались погромы инородцев и боевые действия против местной милиции, а одна горская республика объявила войну соседнему независимому государству, члену НАТО, и требует территориальных уступок. Соседи-кавказцы запросили союзников принять меры, коалиция "западников" угрожает или прекратить оказание гуманитарной помощи России, или даже послать войска на Северный Кавказ. Отвечать за эту вакханалию придется, один хрен, нам, но усмирять Кавказ - нет никаких сил. Предложение аналитического центра - создать рубеж обороны силами казаков и ополчения в равнинной части.
       - Точно не сможем их замирить?
       - Возможно, но позже. А вообще, лучший исход - объявить о нашей доброй воле отделить их всех от государства вместе с козами и баранами. Окопать, огородить, заминировать подступы в пять рядов, к чёртовой матери...
       - Понятно. А что на Балтике?
       - Пытаемся не допустить объявления независимости и суверенитета нашим западным анклавом. Пока проводим аресты зачинщиков общества "Вольный город Кенигсберг".
       - Теперь докладывайте о делах в Поволжье, - буркнул Президент.
       Помощник порылся в бумажках, вынул из папочки лист и принялся зачитывать:
       - Вновь замечено передвижение сил противника до нескольких тысяч человек. По непроверенным данным, они перемещаются со скоростью около полусотни километров в сутки и двигаются по направлению к Омску...
       - Что?! Новый десант в Сибири? А где те, что были на Волге и на Урале?
       - Точно неизвестно. Скрылись, гады...
       - Что нам предлагают военные аналитики?
       - Военные предложили провести "ковровую" бомбардировку. Только есть трудность...
       - Какая?
       - Противник умело маскируется, его надо ещё умудриться выследить и обнаружить, очень уж шустро перемещаются. Не накрыть бы нечаянно своих...
       - До чего дожили! Каким-то паршивым десантом приходится заниматься лично Президенту! Ладно, пусть сами решают, что и как! Смести диверсантов с лица земли! Докладывай, о чем пишут на западе...
       - Европейцы согласны оказать дипломатическое давление на азиатов, но только в случае решения вопроса о северных территориях.
       - Что нам предлагают канцлер, лягушатник и макаронник?
       - Создать несколько дружественных независимых государств: Саха, Камчадал, Чукаряк...
       - Политики туманного Альбиона думают так же?
       - Это их общая европейская позиция. Помимо устроенного парада суверенитетов и создания новых государств предлагают Курильские острова передать самураям, чтобы они не попали под зависимость хунхузов. Тогда флот США войдет в Охотское море и Японское море, чтобы прекратить в нем господство агрессора. Страны золотого миллиарда незамедлительно высадят десанты на территорию новых государств и возле Магадана.
       Президент взял фломастер и принялся на карте штрихами проводить новые границы. Каждый штрих давался ему нелегко, со слезами, которые он тут же размазывал по щекам. Василий часто смахивал рукавом пот со лба, беспрестанно шмыгал носом. Наконец, работа была сделана, на карте появились потерянные в ходе войны новые государства. Подконтрольная Кремлю территория заметно сократилась
       - Эх, велика Россия! Мы даже после этого секвестра остаёмся огромной страной! А до Подмосковья нам ещё отступать и отступать! - сказал Президент, глядя на карту. - Это все условия "западников"?
       Помощник потупился и ответил:
       - Европа настаивает на мирных переговорах с агрессором. Они заявляют, что помощь оказывают из простого человеколюбия...
       - Гуманисты хреновы!
       - Так точно, хреновы! И последнее условие: мы должны остановить продвижение противника на запад самостоятельно...
       - Задачка! Как же нам это сделать? А? Ну?
       - Мой Президент! Есть некоторые соображения... Референт отдела аналитиков читал статью одного яйцеголового умника...
       - Ну-ка, ну-ка...
       - Вот текст, прошу ознакомиться...
      
       ***
      
       Озоруев уверенно вел батальон, время от времени сверяясь по карте с местностью. Теперь у него действительно была настоящая колонна: помимо БТРа новенький "Урал", груженный оружием, боеприпасами, и в замыкании - "Камаз" с тяжелым вооружением и снарядами. Казаки к "Камазу" прицепили гаубицу, и она не позволяла машине развить большую скорость.
       Грузовиками управляли братья Авось и Небось, а заполненный продуктами и вещами бронетранспортер вел Дормидонтенко. За ним внимательно следил Шмуклер. Последним ехал Неумывакин на найденном в канаве трофейном мотоцикле.
       По правому борту мелькала Селенга, а за рекой суетились оккупанты, грабившие город и прибрежные селения. То там, то тут занимались пожары, поминутно вспыхивали и затухали перестрелки между китайскими мародерами и местными жителями.
       Озоруев посмотрел в бинокль и то, что он увидел, его возмутило до глубины души. Захватчики конвоировали в сторону реки нескольких солдат и мирных жителей.
       - Расстреляют... - со знанием дела пробурчал Шмуклер. - Сволочи! Как пить дать шлепнут всех.
       - Стоп машина! - воскликнул покрасневший от ярости Максим и, схватив снайперскую винтовку, спрыгнул с брони. Комбат выбрал удобную позицию в кустах возле большого валуна, улегся и прицелился. Его целью стал увешанный золотыми цепочками, телефонными трубками и часами здоровенный азиат с автоматом в руках. Всего врагов было шестеро, а патронов к винтовке две обоймы. Значит, надо суметь десятью выстрелами поразить всех!
       Первый меткий выстрел дался легко: противник не ожидал, что на всемогущих победителей начнётся охота. Громила-китаец схлопотал пулю в горло и рухнул как подкошенный. Теперь времени на тщательное прицеливание не было: во второго китайца Максим попал сразу, но не убил, а лишь ранил в плечо. Солдат выронил карабин, запрыгал на месте, воя от боли, остальные враги застыли в оцепенении. И только повторным выстрелом под сердце Макс добил противника. Оставшийся в живых конвой был недосягаем для снайпера, потому что пленники закрывали собой обзор и мешали ведению прицельного огня.
       Не видя противника, китаёзы открыли беспорядочную стрельбу во все стороны, и несколько пленных упали, сражённые шальными пулями. Толпа мигом рассеялась: кто-то побежал, кто-то упал, кто-то пополз. Зато оккупанты теперь были как на ладони: еще два метких выстрела - и затих коротышка, укрывшийся за широкой кочкой, а затем, быстро перезарядив винтовку и вставив новую обойму, Озоруев добил двух азиатов, попытавшихся уползти с места этого побоища. Первому из них он послал пулю в выпирающий зад, а когда конвоир взвился от боли, добил его выстрелом в голову. С последним пришлось повозиться - потратить три патрона. Сначала он прострелил ему ногу, но азиат не подскочил вверх, а наоборот, вжался в землю. Однако из борозды, в которую упал конвоир, слегка виднелось его плечо - вторая пуля вонзилась в это торчащее плечо. Китаец оказался терпеливым или болевой порог у него был довольно высоким - не вскочил, не побежал, видимо, выл от боли, ел землю, но продолжал вжиматься в почву. Уцелевшие пленники дружно бросились в реку и, как могли быстро, поплыли на спасительный противоположный берег. Плавать умели не все, вскоре один из них пошел ко дну, а другие нашли спасение, схватившись за лодку. Эту старую посудину нашли в кустах два беглеца, одетые в серые робы, они-то и пришли на помощь остальным пловцам. Облепленная со всех сторон обессиленными людьми лодка медленно перемещалась к противоположному берегу. Но Озоруеву было не до них: он словно охотник ждал своего часа, "дичь" просто обязана была себя как-то проявить. Наверное, раненый китаец потерял много крови и силы покидали его. Прошло уже минут пятнадцать после первого выстрела и, видимо, он понадеялся, что русский снайпер покинул позицию. Вражеский солдат перевернулся на бок, чтобы сделать себе перевязку. Теперь его широкая спина представляла собой превосходную мишень.
       Максим хищно улыбнулся, не спеша прицелился чуть пониже шейных позвонков, плавно надавил указательным пальцем на курок. Бум! Щелкнул выстрел, и враг, дернувшись, тихо умер. Пришло время заняться спасением плывущих по реке людей...
      
       Комбат медленно шёл вдоль строя, внимательно всматриваясь в глаза каждому выжившему беглецу. Выглядели они довольно жалко: форма изодранная, без погон, без обуви, без ремней, без оружия, и вообще, в данный момент перед ним стояли не защитники страны, не солдаты и не мужественные люди, а какие-то мокрые курицы. Уже почти у самого берега баркас не выдержал, перевернулся, и беглецам пришлось добираться до мелководья вплавь. Теперь вода стекала по мокрой одежде в придорожную пыль, и под каждым из пленников образовалась небольшая лужица. Несмотря на трагизм ситуации, было что-то комическое в их облике.
       - Ну, что скажете, лишенцы! Обделались? Как же вы в плен-то попались?
       Вероятно, самый старший по званию с обидой в голосе произнёс:
       - Вам тут хорошо за рекой рассуждать, а окажись вы на той стороне, ещё неизвестно, как бы себя повели...
       - Каждый находится на том месте, на котором и должен находиться! Ишь, говорун! Вы, собственно, кто такой? Вот я подполковник Озоруев! И я полчаса назад спас вас от неминуемой гибели, от массового расстрела! Ну, докладывайте, представьтесь.
       Обидчивый вытянулся в струнку и отрапортовал:
       - Начальник штаба отдельного авиационного батальона связи и радиотехнического обеспечения майор Черкасец. А это мои подчинённые и солдаты других тыловых частей, да ещё несколько гражданских лиц. Мы взяты в плен при попытке вырваться из окружения.
       -Почему не оборонялись?
       - Как? Из оружия только у меня и был пистолет! И тот без патронов.
       Озоруев поморщился: ему уже надоел весь этот бардак и балаган. Подобное разгильдяйство он уже видел в старом кино о начале Великой Отечественной.
       - Считайте, что вам повезло! Теперь у вас будет и оружие, и боеприпасы. Эй, Дормидонтенко! Выдать новым бойцам батальона автоматы и патроны! С этой минуты вы поступаете в моё подчинение и становитесь бойцами первого батальона сто восьмого пулеметно-артиллерийского полка! Возражений нет?
       Озоруев всматривался в глаза и лица спасенных и размышлял: если хоть один подаст голос протеста, вероятнее всего, загалдят все сразу, и начнется базар. Босые бойцы нервно переминались, стоя в лужах, но никто не рискнул вставить свое слово.
       - Тогда запомните! Отныне вы бойцы первой пулеметной роты! Черкасец, назначаю вас командиром роты. Оправдаете доверие - восстановлю в должности! И намотайте себе на ус: каждого, кто посмеет не подчиниться приказу, отдам под трибунал. У меня в обозе особист: он и следователь, и судья, и исполнитель приговора! А теперь по машинам!
       Бойцы забрались на БТР и в кузова машин. В тесноте, да не в обиде.
       - Гражданские, ко мне! Вы кто?
       - Мы беглые из лагеря, политические. Зэка, практически пожизненники! Охрана лагеря смылась, а мы пошли домой. Но, не доходя трех километров до реки, нас взяли в плен: побили, обобрали, вероятно, повели топить...
       - Обобрали? Что с вас взять, миллионеры...
       - Часы, обувь, бушлаты... - начал перечислять заключенный с внешностью интеллигента в третьем поколении. А другой, седовласый, с едкой усмешкой резко одернул его:
       - Ладно тебе, Миша, о часах вспоминать, бес с ними.
       Озоруеву показалось, что он где-то их видел. Седовласый уверенно обратился к Максиму:
       - Ошибаетесь. Мы, дорогой спаситель, не миллионеры, а бывшие миллиардеры. Вы нас арестуете и вернете в лагерь?
       Озоруев присмотрелся к ним и узнал в побитых жизнью немолодых людях, стойких и упрямых политических и экономических сидельцев.
       - Как звать?
       - Михаил Борисович! - с вызовом заявил чернявый мужчина и поправил очки на переносице.
       - Не дрейфить! Я вовсе не собираюсь никого этапировать в лагерь, лучше дам каждому по автомату. Идет, штрафники?
       - Идет! - дружно ответили зэки.
       Откуда-то сбоку к комбату подскочил Неумывакин и прошипел:
       - Беглых надо бы расстрелять! Это государственные преступники! Личные враги ваших президентов!
       - А мне плевать! - ухмыльнулся Озоруев. - Тут я царь и Бог! Где Президент и где мы? Он в тылу, а мы на передовой, и тут каждый штык на счету. Вот пусть он лично приезжает разобраться со своими врагами...
       Особист сердито засопел.
       - Успокойся, Неумывакин. Ты лучше займись поисками настоящих диверсантов!
      
       Вскоре колонна достигла указанного в приказе района обороны. Вполне естественно, что войск в районе, как таковых, не было, и это был минус, но был и плюс: противник тоже отсутствовал. Комбат дал команду "стоп" и осмотрел в бинокль подготовленные позиции обороны. Передний край представлял собой пятикилометровую, наспех отрытую канаву с несколькими пупочками в виде пулеметных гнезд и четырьмя блиндажами, да еще с четырьмя полукапонирами с зачехлёнными орудиями. Ящики для снарядов валялись позади капониров, брошенные в страшном беспорядке. На первый взгляд казалось, что здесь никого нет. Но возле одного из орудий стоял сооруженный из веток небольшой шалаш. В шалаше явно кто-то был, потому что из укрытия торчали чьи-то худые, грязные ноги.
       Заслышав рёв приближающейся техники, тело в шалаше начало шевелиться, а ноги перевернулись пятками вверх. Затем тело стало энергично выползать из укрытия, высоко приподняв тощий зад. Вскоре стало понятно, что это тщедушный солдатик, узкоглазый и широколицый, видимо, из аборигенов. Солдат был ростом едва выше полутора метров. В руках он держал карабин с примкнутым штыком. Солдатик торопливо нахлобучил на голову кепку, подтянул ремень, и пока Озоруев шёл к шалашу, тот успел даже намотать портянки и обуть сапоги. Затем заспанный вояка внезапно поднял ствол карабина, направил его в грудь комбата и подал голос:
       - Стой! Назад! Обойди ф право! Или ф лево! Иначе стрелять пуду!
       Максим даже обрадовался такому служебному рвению часового. Хоть один солдат несёт службу!
       - Эй, бадмаха! Ты ошалел? Не видишь, что перед тобой стоит сам командир батальона?
       - Наверное, стой! Однако буду стрелять! Иди назад и будет тебе хорошо, забодай тебя комар!
       Черкасец подскочил к Озоруеву и потянул его за рукав назад.
       - Товарищ подполковник! Христом-богом прошу вас по-хорошему, не связывайтесь с этим сыном степей! Я их хорошо изучил. Раз говорит, что застрелит - значит застрелит...
       Максим покачал головой и хмыкнул. Перспектива околеть в бурято-монгольских степях, пав от руки недотепы-часового, его совершенно не устраивала. А как быть? Вот они - блиндажи и окопы, вот укрытия, а тут какая-то бестолочь под ногами мешается и не подпускает. Что делать?
       - Команда для всех - спешиться! Занять оборону, ложись!
       Уставшие бойцы, громко матерясь, горохом посыпали с машин на пыльную обочину и упали в придорожную канаву.
       - Шмуклер! К пулемету!
       Дождавшись, пока Изя занял место у станкового пулемёта и повернул башенку БТР, наведя ствол на военного маломерка, Озоруев возобновил переговоры.
       - Боец! Даю тебе десять секунд, чтобы сдаться. Шмуклер, а ну-ка пальни короткой по шалашу!
       Шмуклер выпустил очередь из КПВТ, и шалаш рассыпался.
       - Командыр! Скажи парол!
       - Пароль? Пошел ты на х...! Считаю! Семь, восемь, девять... А ну, руки в гору! Живо! Иначе следующая очередь твоя.
       Часовой швырнул карабин себе под ноги и зашагал строевым шагом к комбату, преданно заулыбался и отрапортовал:
       - Пароль верный, начальныка! Рядовой Бадмаев поста сдал!
       - Подполковник Озоруев пост принял! Пароль был "пошел на..."?
       - Так точно!
       - Молодец, солдат, хорошо службу справляешь! А теперь подними карабин и докладывай, что ты охраняешь?
       Солдатик повесил карабин на плечо, щёлкнул каблуками, чётко и как мог внятно доложил:
       - Пушка железыныя четыре штука, сныряды мынога, даже без счету, патрон тыма, проволока намотанная на палка оченна далеко тянетыса, траншей так называемый окоп - тоже оченна дылинный! Шалаш мой адын. - Служивый оглянулся и с грустью продолжил: - ты его чичас развалил. Ещё несколько узкий нора и кухыня! Сабак был, однако совсем голодный, теперь убежал! Доклад акончин.
       - Как твое имя, военный? Фамилия?
       - Молонжон Моканов.
       - Понятно! Молодец, Молонжон! Свободен, иди отдыхай!
       Услышав знакомое слово "отдыхай", боец вернулся к разваленному шалашу, сел на землю, положил карабин в траву, прислонился к ящикам и почти мгновенно задремал.
      
       Глава 10. Сражения местного значения
      
       Президент Матюхин метался по резиденции, наматывая в день по несколько десятков километров, не зная, что ему предпринять для спасения страны. Мысли путались в голове, даже лица советников, помощников, охранников он перестал узнавать. Василий давно уже не понимал, кто из них кто и какие функции выполняет. Ситуация на Востоке никак не могла стабилизироваться, наоборот, день ото дня только ухудшалась. Впору было бежать на собственном самолете в швейцарские Альпы или ещё дальше.
       В кабинет бесшумно вошел один из помощников с почасовой сводкой новостей.
       - Разрешите?
       - Ага! Читай...
       - Противник после длительных и кровопролитных боёв овладел столицей Бурятии - городом...
       - Мля! - простонал президент. - Ну, ты хоть что-нибудь хорошее скажи! Неужели ни одной хорошей новости?!
       - Противник отброшен в двух местах от берега реки Селенга. Уничтожен разведывательный батальон и большая автоколонна противника...
       Президент заметно оживился.
       - Кто командир части этих героев?
       - Некто подполковник Озоруев.
       - Молодчина этот Озоруев! Всех героев немедленно наградить! Приказываю: в течение часа подготовить документы на подпись и об исполнении доложить! Может, ему и очередное звание присвоить?
       Помощник поморщился и протянул лист бумаги.
       - Вот у меня приказ подготовлен с фамилиями, представленных к наградам за мужество и героизм.
       - А чья это фамилия в списке вписана второй после моей?
       - Моя... - скромно потупился канцелярист.
       - Ха, а тебе за что? - удивился президент, приняв свою фамилию в списке героев обороны страны как должное.
       - За то, что не покинул свой пост, не сбежал...
       - А-а-а... Ладно...
       - Какую награду просишь?
       - Орден "За заслуги перед Отечеством" второй степени.
       - Достаточно и третьей! Комбату орден Мужества, всем солдатам - по медали! Озоруева поставить на должность комбрига! Исполняй! Что ещё? Как дела на Кавказе?
       - Хуже некуда...
       - Тогда не будем об этом. Перейдём к обстановке на Урале и в Сибири. Мобильный десант уничтожен?
       - Пока нет! Ловим! Два раза из окружения и засады ускользнули.
       - Медленно ловим! Какие резервы отправлены на Алтайский фронт?
       Помощник потупился и осторожно произнёс:
       - Никаких... Генерал Квашнята из Генштаба просится на доклад.
       - Давай его сюда! А подать нам Квашню...
       - Квашняту, - поправил Президента помощник.
       - Не перебивать! Если я сказал Квашня - значит он будет Квашней! Мои слова надо отливать в граните!
       - Может, лучше отливать в бронзе?
       - Можно и в бронзе, - согласился Президент. - Подать сюда Квашню!
       Помощник ответил "Слушаюсь" и тенью выскользнул из кабинета.
       В кабинет, чеканя шаг, вошел трёхзвёздный генерал с адъютантом и каким-то штатским.
       - Докладывайте, генерал! Какие резервы мы можем перебросить на Восточный фронт?
       - Никаких, мой президент! Едва мы направим в Сибирь хоть один корпус, как тотчас откроется Прибалтийский, а возможно, Украинский и Белорусские фронта. Или, например, Финский театр военных действий! Нам это нужно?
       - Нет!
       - Вот и мнение Генштаба аналогичное. А Кавказ? Чем сдерживать горцев? У нас там всего три бригады. Поэтому сибиряки должны будут сражаться сами, покуда у них есть силы.
       Президент подскочил к генералу и угрожающе поднес сжатый кулак к его лицу.
       - Фронт рушится! Враг у Байкала! Какие есть другие предложения и мысли? Где взять резервы?
       От стены отделилось гражданское лицо и спросило:
       - Разрешите сказать?
       - Кто это? - недовольно спросил Президент. - Кто привел? Кто разрешил появляться здесь посторонним?
       - Старший научный сотрудник РАН, института изучения скрытых процессов Земной коры, геофизик Александр Грохольский.
       - Ну и? Что скажешь умного?
       - В районе озера Байкал проходит гигантский тектонический разлом, его ширина может достичь нескольких десятков километров по линии Байкал - Ангара и далее на север. Именно в этом месте, по нашим прогнозам, через несколько сотен тысячелетий или даже миллионов лет, должна произойти глобальная катастрофа - разрыв земных плит. Тектонические процессы приведут к тому, что Дальний Восток отойдет от Сибири и будет разделен широким проливом.
       - И что из этого?
       - Мы можем ускорить процесс... М-м-м, - ученый замялся, - помочь природе... отделить естественной водной преградой Европу и Сибирь от Азии.
       - Так-так...Конкретнее...
       Матюхин быстро забегал по кабинету, нервно потирая руки. Ход мысли ученого ему явно понравился.
       Профессор сыпал научными терминами и цифрами, рисовал на ватмане графики и формулы.
       - Так-так-так! Ну-ну!
       - Необходим ядерный взрыв! Подземный взрыв боеприпаса большой мощности, - пояснил ученый. - Лучше в нескольких местах и сразу нескольких зарядов. Желательно синхронизировать первый удар до секунды, одновременно! Затем повторить серию вдоль разлома с интервалом в пять секунд. Вот еще графики и таблицы...
       - Не утомляй меня подробностями. А ты молодец! Орденом награжу! Тем самым мы сможем утопить всю китайскую армию одномоментно?
       Гражданское лицо слегка побледнело.
       - Вот тут есть проблемка. Любые процессы вмешательства в природу чреваты последующими катастрофами. Мы пока не можем смоделировать ситуацию, вернее сказать, в институте вообще не занимались этими вопросами, поэтому необходимо просчитать вероятные последствия удара. Очевидно, будет большая зона затопления, землетрясения, пожары, обвалы, многочисленные техногенные катастрофы...жертвы...
       - Неважно, даю три дня на моделирование и ко мне с докладом! Всё, что нужно, генерал, этому ученому выделить! Свободны!
       Президент сел за письменный стол, удобно откинулся в кресле, крепко зажмурил глаза. Василий задумался, усталость и напряжение многих дней взяли своё. Впервые за неделю он отключился и сладко уснул.
      
       Максим проводил рекогносцировку и ставил задачи командирам рот. За неделю он сумел сколотить батальон, и теперь у него было три почти полнокровных мотострелковых роты, пулеметная рота, минометная батарея, артиллерийская батарея, танковая рота, зенитная батарея, взвод связи, эскадрон казаков, тыловые подразделения. Почти пятьсот штыков! Этих людей он собирал по округе, выставляя каждый день на дорогах заградительные посты: несколько человек прибились, переплыв через реку, несколько солдат прибыли с предписанием из военкомата - оказались добровольцами! Командирами рот теперь у него были кадровые офицеры, а взводами командовали в основном сержанты. Умница и трудяга Шмуклер так и остался начальником штаба.
       Противник попытался наладить переправу, но разрушенный мост восстановить обороняющиеся не давали. Беспокоящим огнем они каждый день разгоняли китайских сапёров, едва те появлялись на берегу. Потом китайцы начали строить ниже по течению понтонный мост, но эта их затея с треском провалилась: батальон продолжал вести беспокоящий огонь. Враги каждое утро с восходом солнца появлялись на берегу, входили в воду и упрямо пытались переправиться на различных плавсредствах через реку, как будто не верили, что защитники укрепрайона ещё не разбежались. Они удивлялись, недоумевая, почему эти русские не отступают, как другие.
       С раннего утра Максим направлял маневренные группы, конные и на машинах, барражировать по дороге и наблюдать, не попытается ли пехота противника переплыть Селенгу или наладить понтонные мосты где-нибудь ещё. Неделя перестрелок, и враг успокоился или, вернее, как предполагал Озоруев, временно затаился и начал перегруппировку сил.
       - Сотник! Сегодня ты прочесываешь берег в сторону Улан-Удэ, - приказал Максим старшему группы приблудившихся к батальону казаков-добровольцев сотнику Семёнову. Бронегруппа выдвигается до Селендума. Дальше не ходить, монголы в тылу наглеть начинают. Откуда они тут взялись? Или решили, как настоящие мародеры, поживиться всем, что плохо лежит, пока мы с китайцами воюем? Любопытно, а где же войска, расквартированные в Наушках и Кяхте? Мосты взорваны, дороги пусты, неужели армейцы ещё до нашего прихода бежали по лесным тропам в сторону Иркутска? Ничего не понимаю! Раньше тут, лет двадцать тому назад, целая армия стояла! Куда все подевались? Хоть бы какую-то связь наладить с нашими...
       - Командир, ну ты сказанул - двадцать лет назад. Я в те годы под стол пешком ходил, ты ещё царские времена припомни, - усмехнулся Семёнов, - армию сократили и кастрировали давным-давно! Остались одни рожки да ножки...
       К блиндажу подбежал запыхавшийся вестовой.
       - Командир! По связи сообщили: к нам летит вертолёт! Начальство!
       Озоруев недовольно сморщил нос и выругался.
       - Только их мне и не хватало, начальничков!
       Сотник прищурил глаз и предложил:
       - Господин подполковник! Может, сбить его к чёртовой матери?
       Максим погрозил сотнику кулаком.
       - Семёнов, брось анархию разводить! Ладно, если генерал разобьется, а пилоты чем перед нами виноваты?
       - Точно! - треснул себя нагайкой по лбу сотник. - Про летунов-то я и не подумал.
       - Вот так, приходится за вас всех думать! - с укором сказал комбат. - Седлай коней и долой с моих глаз. Из-за тебя и твоих ряженых казачков получим наверняка взбучку.
       Семёнов сорвался с места, и через минуту казачий дозор, разделившись на две группы, ускакал.
       Максим отдал еще несколько распоряжений, и мобильные подразделения исчезли из района обороны. Среди оставшихся в лагере солдат комбат быстро распределил обязанности: одни занялись хозяйственными делами, другие - инженерными работами. Главное - чтобы начальству на глаза не попадались праздношатающиеся. Начальники этого страсть как не любят! Вскоре в небе появилась черная точка, которая быстро приближалась, увеличиваясь в размерах, и послышался стрекочущий звук. Не прошло и пяти минут, как винтокрылая "стрекоза" зависла над большой поляной позади техники и тут же приземлилась. Борттехник выкинул трап и по нему вместе со свитой на землю спустился тучный генерал в полевой форме. Снизошел...
       - Командир батальона Гусиноозерного укрепрайона подполковник Озоруев.
       - Вольно, полковник...
       - Виноват, товарищ генерал, но я только недавно стал подполковником.
       - Сказано тебе: полковник! Приказом министра наступления тебе сегодня присвоено внеочередное звание, и ты назначен командовать, всей бригадой, если соберешь её под свое начало. Вот коробка с наградами особо отличившимся подчиненным! Писарь и порученец, идите в штаб, пусть начштаба продиктует, кого и чем наградить, живо садись и заполняй орденские книжки. На писанину вам пятнадцать минут!
       Озоруев кивнул головой Шмуклеру и тот почти бегом повел лейтенанта и миловидную девушку-сержанта к штабному автомобилю.
       - Я генерал-полковник Сиволап Всеволод Васильевич! Слыхал о таком? Заместитель начальника Генерального штаба и командующий Восточной Ставкой.
       - Никак нет, не слышал!
       - Понятно... - раздраженно отозвался генерал. - Не знал - так теперь знаешь. Поздравляю, полковник, со званием и наградами! Указом Президента ты награжден орденом Мужества и орденом "За заслуги перед Отечеством" третьей степени!
       - Служу Отечеству!
       - И Президенту! Понятно?
       Озоруев эту реплику пропустил мимо ушей, а генерал, заметив его показную оппозиционность, недовольно хмыкнул, но всё равно привинтил ордена к гимнастерке.
       - Наливай!
       - С радостью, да нечего, - развел руками Максим. - Нет никакого фронтового доппайка! Самому обидно!
       - Огорчаешь. Ну, тогда выпьем моё, - обиделся генерал-полковник и вынул одну металлическую фляжку из-за пазухи, а другую - из бокового кармана. Затем, словно профессиональный фокусник, извлёк непонятно из каких потаённых мест своего обмундирования плитку шоколада и лимон. - Даю в долг! Угощаю. Коньяк пьёшь?
       - Конечно, пью... - пожал плечами Максим. - "Курвуазье"?
       - Какое там к чёрту курвазьё...! Скажешь тоже...Простой армянский, даже не выдержанный, - огорчился генерал от нахлынувших воспоминаний о столичной жизни. - Как у тебя дела? Кто соседи на флангах?
       Озоруев, смакуя любимый коньяк, показавшийся после опостылевшего самогона самым изысканным напитком на свете, неторопливо выпил полстакана и занюхал шоколадкой. Затем Макс раскусил пополам лимон и стал его жевать.
       Генерал хмыкнул и последовал примеру комбата, взяв у него вторую половину лимона.
       - Полковник, пойми, вся надежда на тебя! Стоять насмерть и ни шагу назад! Ты подаешь пример всей армии. Впервые за три месяца армия не бежит! Вот и казаки-ополченцы под Улан-Удэ, воодушевленные твоими действиями, тоже держатся зубами за берег. А Родина тебя, комбат, не забудет и вознаградит по заслугам! Весь Прибайкальский фронт, можно сказать, держится на твоем патриотизме! А Северобайкальский фронт отступает вдоль БАМа и никак не может закрепиться нигде. Там нет ни одного стойкого батальона, бегут - и всё тут. А вот ты молодец, дал китаезам по сусалам-мусалам!
       - Нам бы снабжение наладить, - прервал пафосную речь генерала Озоруев. - Горючее, продовольствие, боеприпасы. Сколько можно воевать отбитым в бою оружием?
       - Наладим, будь уверен! Завтра же отправлю к тебе тыловую колонну.
       Генерал с интересом оглядывал командирский блиндаж, в котором на стенах висело оружие. Озоруев, видя некоторую нерешительность начальства в плане продолжения банкета, преодолев секундное замешательство, взял из рук генерала фляжку и разлил остатки коньяка в стаканы. Высокопоставленный гость усмехнулся нахальству новоиспеченного полковника и поднял свой стакан.
       - Ну, что, молодой комбриг, за победу!
       - Будем здоровы! - вновь уклонился от патриотического тоста Озоруев.
       Выпили, покряхтели, закусили одной на двоих шоколадкой.
       - Говори, какие ещё просьбы?
       - Просьба только одна - если вдруг, случайно мимо нас будет пролетать самолет на Австралию, пусть сделает посадку на пять минут! У меня билет с открытой датой до Новой Зеландии. Хочу, чтоб он не пропал...
       Генерал громко расхохотался и хлопнул Максима по плечу огромной, как лопата, ладонью.
       - Юмор! Понимаю! Вот это ты сказанул! Хочу! Гы-гы! В Австралию, говоришь, самолетом!!! Сейчас даже комары в воздухе не летают! Я еле-еле эту чудом уцелевшую вертушку нашел, а ты авиалайнер хочешь! Мы друг у дружки все летательные аппараты посбивали! Забудь про самолет! Воздушные объекты крупнее утки или гуся немедленно сбиваются! Мы из тебя героя лепим, а он за кордон намыливается! Ну, ты и гусь лапчатый!
       - Это я заметил: странная тишина в небе! Поначалу было удивительно, что нас не бомбят! Теперь понятно, почему.
       Генерал радостно закивал головой.
       - И не будут в ближайшее время. Им просто не на чем летать! ПВО постаралось! Узкоглазые, покупая нашу технику, не подозревали, что в наших военпредовских структурах есть светлые и предусмотрительные головы. Один молодой инженер на свой страх и риск установил на продаваемой технике свою новую разработку, и как только самолет противника пересекал границу, этот датчик включался и оповещал о местонахождении самолета, буквально кричал: "Сбей меня!". Вот мы их и пощелкали в первый день.
       - А где наши "соколы"?
       - Эх, наши "соколы"... все "соколики" сожжены на аэродромах или тоже сбиты ПВО противника. Какой-то замаскированный гад, но уже из нашего министерства промышленности продал китайцам секретную систему раннего обнаружения и вот результат: воздух чист от любой авиации...
       - А на танки и БМП, случаем, не поставили такие датчики?
       Генерал Сиволап весело погрозил комбату пальцем:
       - Ты предлагаешь разведке за тебя всю работу сделать? На танки не поставили, инженер не имел контактов с танкостроителями. Ну, да ладно, герой, ты и так справишься с этим делом! И вот что еще... Я тебе, Озоруев, оставлю чемоданчик с телефоном - это тропосферная связь, короче говоря, будем с тобой контактировать через космос. Много не болтай, аккумулятора на дежурном приеме хватит на месяц и то не факт. И если ты получишь какой-нибудь дурацкий приказ от кого-либо, то прежде чем выполнять - позвони и уточни у меня! Ясно?
       - Так точно, понял!
       Генерал запьянел, его развезло, и он начал молоть всякую чушь о реванше, о победоносном контрнаступлении, о партизанской войне. Озоруева лозунги не интересовали, его волновала конкретика и, желательно, правдивая.
       - Что за банды бродят по нашим тылам? Мародеры и дезертиры?
       Генерал тупо и пьяно уставился на комбата, затем напрягся, собрал мысли в кучу и сам ответил:
       - Да, это дезертиры шалят, но они уже не банды - это так называемая повстанческая Ордынская армия независимости. Или самостийности. Я в здешних наречиях не силён. Местные князьки надеются обрести независимость и получить иностранные кредиты в валюте, желают торговать сырьем самостоятельно и денежки в Швейцарии прятать. Конные и пешие посты ордынцев останавливают транспорт, проводят реквизиции. Практически "пятая колонна"! И так до самой Слюдянки...
       - Как я понимаю, на помощь Ставки нет никакой надежды?
       - С воздуха, сам понимаешь, нет, и доставка по реке - утопия! Утопят помощь артиллерией. - Произнеся этот каламбур, генерал заразительно заржал, и вскоре оба собутыльника громко смеялись.
       - Без подвоза я долго не продержусь, боеприпасов не густо, - начал жаловаться Озоруев. - Продовольствия максимум на три дня, топлива на один маленький бой. Только с водой пока нет проблем: та, что из реки, идет на хозяйственные нужды и мытье, а чистой пресной запасаемся из колодцев. Но без боеприпасов и жратвы не продержаться! Одним героизмом и самопожертвованием войну не выиграть.
       - Тебе сколько лет, сынок? - по-отечески спросил генерал.
       - Пятьдесят пять...
       Улыбка на лице седовласого генерала искривилась, превратилась в гримасу боли, затем в оскал, а потом и вовсе исчезла. Лицо землистого цвета, испещренное глубокими морщинами побагровело. Внезапно генерал матюгнулся и высказался с восхищением:
       - Ну, ты, брат, даешь! Выглядишь на сорок! А мне вот тоже почти пятьдесят пять! - рявкнул генерал. - Я-то думал, тебе в отцы гожусь или в старшие братья! А оно вона как оборачивается! Значит, помирать на чужбине собрался, убечь отсель? Да? В теплых краях отсидеться? Нет, придётся погодить! Надо, брат, за Родину чуток постоять, а ужо потом лети на все четыре стороны!
       - Можно и постоять, можно и полежать...в окопе - недолго, но не в могилке... - отозвался Максим. - Так что с помощью? Подвоз будет, Всеволод Васильевич?
       - Постараемся помочь! Даю слово! Прощай, комбат, и держи радиотелефон на дежурном приёме! Даст Бог - ещё свидимся! - С этими словами генерал встал, одернул китель, окликнул своих спутников и быстро-быстро вместе с симпатюлей из свиты и штабным щёголем забрался в вертушку. Сделав своё дело, наградной десант убыл восвояси...
      
       Глава 11. Десантная операция противника
      
       Три дня после встречи с полусумасшедшим ученым Президент пребывал, словно в горячке: он метался по коридорам ставки, машинально открывал и закрывал двери шкафов, бесцельно заглядывал в пустые кабинеты, шарил по ящикам письменных столов. Энергично перемещаясь искрометным метеором по зданию, он постоянно обдумывал сверлящую мозг мысль: как претворить в жизнь научную гипотезу о Прибайкальском георазломе, как бы разломить страну и отделить то, что еще можно спасти от нашествия восточного неприятеля, удалить от здорового тела метастазы. Правда, эти метастазы пошли уже повсюду: взрывоопасные кавказские республики, мятежные северные народы, бунтующие нефтедобывающие провинции...
       Наконец, Матюхин решился на какие-то действия и собрал совещание. На "тайную вечерю" прибыли всё те же лица.
       - Министр наступления, докладывайте оперативную обстановку! - отрывисто скомандовал "вождь" нации.
       Бледный генерал медленно попытался подняться со своего стула на дрожащие ноги, но колени подогнулись, и он шмякнулся обратно на сиденье не в силах стоять.
       - Ладно, без церемоний, можно сидя... - буркнул Василий.
       - Обстановка на фронтах сохраняется крайне сложной и напряженной. Сегодня утром пали и Новый Уренгой, и Тында, увы, Дальневосточного фронта больше нет...
       Президент вскинул бровки домиком и всплеснул руками.
       - Ты белены объелся! Где Уренгой и где фронт! Нечего сказать, хорош географ! Ты, наверное, хотел сказать Новый Ургал? Ай, да министр наступления! Просрал целый фронт, горе-полководец! Пошел вон! Снимай погоны и пиши рапорт об отставке.
       Министр встал из-за стола и, пошатываясь, побрел на выход, но президент не сдержал эмоций, выскочил из-за стола, догнал несчастного разжалованного министра, развернул его лицом к себе и - хрясь! сам сорвал с плеч погоны. Сукно лопнуло, материя треснула по швам и вместе с погонами из кителя вырвались куски ткани, а на плечах остались болтаться нитки и кусочки, как говорится, рванул вместе с мясом.
       - Теперь шагай отседова! Трус, ничтожество, пораженец! Ты предатель! Эй, служба безопасности, ко мне! За этот позорный провал кто-то должен ответить! Мы обязаны показать народу, кто виновен в военной катастрофе! Арестовать этого негодяя, а заодно с ним и начальника Генерального штаба. Быстренько обоих допросить, получить необходимое признание и сегодня же расстрелять. Два полковника подхватили под руки разжалованного и уволокли прочь.
       - Слушаюсь, мой президент! Будет исполнено! - взвизгнул начальник спецслужбы и прытко выскочил из кабинета, потирая руки от удовольствия, он искренне радовался падению недавнего фаворита.
       - Теперь ты докладывай! - впился Матюхин немигающим змеиным взглядом в лицо ученого. - Говори, умник, получится разверзнуть землю под ногами оккупантов или нет? Не молчи!
       Геофизик вытер о носовой платочек разом вспотевшие ладони, затем промокнул мокрый лоб и приступил к докладу:
       - Господин президент, вот что я хочу вам сказать: получиться-то получится, но последствия этого эксперимента могут оказаться, страшно даже предположить насколько, катастрофическими, и не только для прибрежных городов и поселков, но и для страны в целом, а, возможно, даже и в масштабе планеты. Мы пытаемся произвести компьютерное моделирование, но оно не отражает реальной и полной картины. Примерная погрешность - процентов на двадцать или даже тридцать. Плюс-минус.
       Матюхин потеребил мочку левого уха и уточнил:
       - Сколько дней вам понадобится, для того чтобы вы узнали более точные последствия?
       Профессор снял с переносицы очки, задумчиво протер их и, пожевав нервно губы, ответил осторожно:
       - Месяц, возможно, два...
       - Три дня! Слышите? Даю ещё ровно три дня! Время пошло! Мы тратим огромные деньги на науку, а они ни черта не могут сделать полезного!
       Ученый всплеснул руками, схватился за голову, издал громкий стон и в панике выбежал из кабинета...
      
       На рассвете китайцы пошли в атаку на позиции батальона или уже бригады Озоруева. Вот уж действительно, не зря в народе говорят: много, как китайцев. Людские волны пехотинцев одна за другой приближались к реке, они быстро прыгали в воду и довольно шустро и умело плыли к противоположному берегу. Вестовой ворвался в командирскую землянку с громким воплем "Тревога!" и разбудил Максима. Машинально взглянув на наручные часы, он отметил оперативное время - без пятнадцати шесть.
       В следующие пять минут район обороны ощетинился стволами автоматов, винтовок, пулемётов и миномётов. Бойцы ждали команды, а комбат внимательно всматривался в противоположную береговую линию и прикидывал, сколько примерно полков уже вошло в реку и сколько ещё войдет. Выходило - наступает не меньше дивизии. Казалось, надвигается военная катастрофа, такую силищу, если она сумеет успешно переправиться, одним неполноценным батальоном никак не сдержать.
       - Орудия к бою! - скомандовал он артиллеристам. - Осколочными, по противоположному берегу, огонь!
       Батарея пушек и батарея миномётов сделали первый залп, внеся сумятицу в ряды столпившихся и приготовившихся форсировать реку оккупантов, скашивая людей десятками и сотнями. Второй залп снарядов, разорвавшийся в самой гуще резерва, посеял панику, и толпа азиатов-ополченцев кинулась назад, прочь от берега, подальше от ураганного огня, пытаясь найти спасение в тылу. Регулярные части продержались чуть дольше, постреляли для порядка, но не выдержали и отступили. У Озоруева был резерв - танкисты-огнеметчики, и эти ребята тоже славно поработали, поджаривая спускающихся к реке интервентов огненными залпами. Полчаса интенсивной стрельбы и огня сделали своё "черное" дело. Противоположный берег был полностью очищен от маршевых колонн неприятеля, и лишь сотни раненых и убитых лежали, медленно умирая. Озоруев видел в бинокль окровавленные и изуродованные азиаты корчились на песке.
       Для обороняющихся наступила лишь короткая передышка, ведь не менее двух полков переправлялись вплавь, держа в руках над головами оружие. Солдаты начали стрелять прицельнее, враг был близок. Снайперский огонь сеял неминуемую смерть, пулеметы и автоматы защелкали одиночными меткими выстрелами. Полное уничтожение вражеского десанта спасло быстрое течение, так как полноводная река сносила солдат влево, в сторону Байкала, но и там им не было спасения, потому что песчаный плес накануне был тщательно заминирован саперами, и вот на это густое минное поле сносило роты противника. Часть пловцов повернула назад, и они нашли спасение на противоположном берегу Селенги в зарослях кустарника. Но только малая часть.
       - Танкист! Помоги товарищам китайцам освоиться на минном поле. Придаю тебе в помощь казачью полусотню...
       Сторожевая казачья застава с лихим гиканьем и молодецким посвистом спешно ускакала усмирять неприятеля, ревущие и чадящие тяжелые танки хоть и торопились, но не поспевали за всадниками.
       - Боевые слоны пущены в бой, мой повелитель! - произнес с пафосом Шмуклер. - Сейчас мы обратим в бегство оставшиеся дезорганизованные толпы неприятеля!
       - Какие у нас потери?
       - Пятеро убитых и восемнадцать раненых.
       Озоруев вытер пот со лба, а потом, вынув из внутреннего кармана фляжку с водкой, сделал глубокий глоток, крякнул и занюхал рукавом.
       - Пиррова победа, мой друг! Хорошо, что основные силы запаниковали и побежали назад. Опоздай мы чуть-чуть с подъёмом, и было бы поздно! Молодцы часовые, не проспали неприятеля! Вот что значит строгая воинская дисциплина и правильная организация караульной службы! Однако повторюсь, брат - это Пиррова победа. Сколько ещё нахлынет таких многотысячных людских волн азиатов, а сколько нас? Теряя на сотню убитых врагов одного своего солдата, мы продержимся, дай бог, неделю...
      
       Почти час казаки развлекались, выискивая и добивая выбравшихся на правый берег солдат противника, чудом уцелевших на густых минных полях. Закрепиться на этом берегу не удалось ни одной роте. Враг был рассеян, расстрелян, а кто успел уйти подальше от берега, порублен шашками. Разведдозор проскакал пять километров вниз по течению и воротился с докладом об уничтожении последнего диверсанта.
       Сотник Семёнов, соскочив с взмыленного коня, откозырял комбату и хриплым голосом доложил:
       - Приказ выполнен! Уси поганые злодии уничтожены. Урядник Никита взял одного в плен, вон он лежит, перекинутый через коня, связанный по рукам и ногам. Будете допрашивать или зараз эту заразу в расход пустить?
       - Спасибо, казаки! Конечно, ведите пленника сюда! А иначе, зачем же вы его ловили и везли?
       Молоденький казачок подвел к командирам раздетого догола узкоглазого пленника, подталкивая его в обнаженную спину прикладом карабина.
       - Дружище! А где одежда военнопленного? Что с ней стало?
       - Он таким на берег выбрался, - не моргнув глазом, соврал юнец. По всему видно, что уряднику приглянулась форма пленника. - Товарищ комбат, а может, он нудист?
       Китаец что-то быстро лопотал, но что именно, толком не разобрать.
       - Ду ю спик инглиш? - начал допрос полиглот Шмуклер с нелепого вопроса на английском языке, и, не получив ответа, продолжил:
       - Парле ву Франсе? Абла эль эспаньоль? Шпрехен зи дойч? Идиш?
       Испуганный и продрогший китаец только трясся и на вопросы начальника штаба отрицательно мотал головой.
       - Ты и по-русски, сволота, не кумекаешь? Може, от страха онемел? - рявкнул урядник и огрел пленника по спине нагайкой.
       Китаец упал лицом в песок и взвыл, корчась и потирая ушибленное место.
       - Им не вояка, нам не язык, - развел руками Изя. - Товарищ комбат, ну как с ним разговаривать? Я все ходовые международные языки опросил, а он молчит.
       - А по-китайски?
       - Китайский я осилил только в нескольких словах.
       - Так спроси, как умеешь.
       - Нихао солдат... - произнес Изя.
       Пленник, поднятый казачком за тонкую шею на ноги, радостно пискнул в ответ:
       - Нихао!
       - О! Видите: он разговорчивый и вовсе не бессловесная тварь! - улыбнулся казак. - Даже на контакт готов идти...
       - А если толмача позвать? - спросил лениво сотник.
       - Семёнов, у тебя есть переводчик? - удивился Озоруев. - И ты молчишь! Мы тут битых полчаса бьемся, понимаешь ли, время драгоценное теряем, а он ещё спрашивает! Откуда у тебя грамотей-переводчик?
       Сотник презрительно сморщился.
       - Да какое там грамотей. Так, спекулянтишка мелкий, часто ездил в Маньчжурию за товарами, вроде бы, что-то понимает.
       Прибывший для допроса переводчик потолковал с пленником пять минут, с трудом разобрал, что этот китаеза из южной провинции, и его диалект ему малопонятен, разобрал только номер частии что наступавшая на батальон дивизия ополчения входит в состав пехотного корпуса народного ополчения.
       - Вау! Да перед нами целый корпус! - воскликнул Озоруев и даже присвистнул от удивления. Узнав то, что требовалось узнать, комбат велел увести пленника и посадить в яму.
       - Вот незадача! Выходит сегодняшний бой - это утренняя забава? Лишь разминка?! - задумчиво пробормотал Шмуклер и почесал затылок.
       Максим обвел тяжелым взглядом своих помощников и спросил, не обращаясь к кому-то конкретно:
       - Теперь понятно, какая армада на нас идет? Я так думаю: завтра они попрут с новой силой! Приказываю: всему личному составу чистить оружие, треть отправить на посты, одной трети отдыхать, остальным солдатам заниматься фортификационными работами! За дело!
       Вернувшись в землянку, комбат взял чемоданчик с телефоном и вышел на связь. Трубка пискнула вызовом, и на том конце после пары гудков ответили. Коротко доложив генералу о сражении, Озоруев поинтересовался, будет ли обещанная батальону помощь.
       - Молодец, комбат, здорово воюешь! Держись! Тыловая колонна к вам давно вышла, да и тебе лично в машине персональный подарочек едет! - загадочно произнес Сиволап и завершил разговор.
       Отключив телефон, Максим вышел из землянки, устало вздыхая, лег на бруствер и, подложив кулак под голову, стал смотреть в ясное голубое небо. Что он там увидел особенного? Да ничего нового: по нему как обычно спокойно плыли небольшие белоснежные облака, яркое солнце медленно поднималось к зениту, птички весело порхали и резвились, и казалось, не было никакой войны, и все происходящее приснилось Максиму в самом дурном сне. И, правда, разве это справедливо, чтобы существовал такой покой в природе, если в это же время люди вокруг стреляют, взрывают, убивают? Почему одним божьим творениям сейчас покой и райская идиллия, а другим адский апокалипсис? Руки даже к автомату потянулись, чтоб пальнуть от злости в небо, но Озоруев сдержался. Может быть, нам за то наказание и кара, что самые разумные твари божьи сами чудят и себе вредят? Эх, в окружающем мире мнимый, видимый покой, и на самом деле в это время люди, венец творения, беспощадно убивают друг друга. Но если человек - это лучшее создание природы, тогда зачем же люди так яростно уничтожают себе подобных всеми силами и средствами? Почему? Ведь тогда выходит, что люди хуже животных, потому что животные убивают обычно для пропитания и то не своих, либо в борьбе за красивую самку, а никак не для удовольствия! Хотя, если быть к животным критичнее, то надо признать, группы хищников тоже борются и бьются насмерть с соседями за территорию: львы, тигры, волки... Н-да, неприятно осознавать себя хищником, подобным волку или шакалу...
       Вдали послышался лязг гусениц - это вернулись два танка из карательной экспедиции по уничтожению остатков десанта противника. Лейтенант танкист прибыл на командный пункт и доложил о результатах боя:
       - Собраны трофеи: около семидесяти ручных пулемётов, более трехсот автоматов и карабинов. Патроны мы засыпали в ящики, но они сырые, желательно быстрее расстрелять, чтоб не заржавели и не пропали.
       - Раздай россыпь на позиции, скажи, чтоб впредь вели огонь китайским оружием и расстреливали трофейные патроны, - согласился Озоруев. - Ну? Чего мнешься?
       - Топливо на исходе. Эти танки уже обсохли, а у второй пары танков соляры в баках на один такой рейд.
       Озоруев поморщился. Ну, где же обещанный обоз? Без крепкого тыла какая может быть война? А тут, не то, что крепкого тыла нет, вообще нет тыла никакого...
       - Ладно, ступай, не ворчи! Генерал обещал помочь, заверил, что тыловая колонна вышла, а наше дело - воевать и ждать поддержки.
       - Говорите, наше дело - воевать? - огрызнулся лейтенант. - А вот чем воевать? Я встану на прикол, а этот негодяй особист сразу дело шить начнет, под трибунал отдаст, под расстрел подведёт...
       - Забудь! Не начнет. А разве он опять кому-то угрожал? - сурово спросил Озоруев. - Я все время забываю про Неумывакина, если он не путается под ногами. Надо бы о нем распорядиться... Поставлю-ка я его, наверное, в строй, взводом командовать, нечего доносы писать днями и ночами!
      
       Глава 12. Последний обоз
      
       После напряженной, бессонной ночи Президент сильно проголодался и, едва продрав глаза, потребовал подать завтрак. Хмурый камердинер, в звании как минимум майора службы охраны, гулко протопал сапогами по кабинету.
       - Неужели нельзя тише? Почему ходишь в сапогах, а не в туфлях? - возмутился президент.
       - Вы сами нас перевели на казарменное положение и велели переобуться в полевую форму, - ответил прислужник, накрывая на стол.
       Василий поморщился, но промолчал, но каково же было его удивление, когда, откинув с подноса хрустящую накрахмаленную салфетку, он не увидел почти ничего съедобного: черствая разрезанная пополам булочка, сливочное маслице в пластиковой тридцатиграммовой упаковке, откупоренная металлическая баночка красной икры, поллитровая бутылочка с армянским коньяком... И всё... Всё?
       - Не понял! А где творог? Где диетическое яйцо сваренное всмятку? Где ветчина? Где салат и морепродукты?
       - Виноват, больше ничего! Склады резиденции пустые!
       - Что? Как так? Не понял! И почему икра в жестяной банке?
       - Во избежание обвинений в краже свежих продуктов, икра подается теперь только баночная, и той осталось не больше коробки...
       - А что на кухне ещё из еды имеется?
       - Каша гречневая и рисовая в пачках, горох рассыпной, банки маринованных огурцов и помидоров, маринованные мидии, пара ящиков водки, коньяка коробка...
       Матюхин с силой ударил кулаком по столу так, что приборы звякнули стеклом о железо, подскочив на подносе.
       - Бардак! Доложи, в чем дело! Я Президент или кто? Для чего мне было тогда становиться главным боссом? Чтобы голодать вместе с народом?
       - Не могу знать, где продукты! Что мне выдали начальник склада и шеф-повар, то и несу...
       - Живо обоих ко мне! Это что же такое творится! Голодомор решили устроить?! И кому? Мне! Президенту великой страны!
       Вскоре на зов прибыли запыхавшиеся и вспотевшие, мордатые, откормленные до размеров бочонков, пронырливые и льстивые тыловики.
       - Где еда? - спросил Василий, неласково улыбаясь своей холодной змеиной улыбкой. - Как может Президент воевать на голодный желудок?
       - Еды больше нет, - потерянным голосом ответил главный кладовщик. - Съели.
       - Кто? - коротко, с металлом в голосе спросил Матюхин.
       - Члены совета безопасности и охрана. Вы же сами велели дать банкет по поводу нашего контрнаступления на Селенге.
       - Так пополните запасы...
       - Москва пуста, и область тоже: едва началась война, как обслуга все запасы растащила. Это же Россия, а в ней как обычно - воруют. Теперь хоть продотряды в провинцию посылай!
       - Так посылайте немедленно! А почему именно продотряды?
       - Потому что за наличные, по безналу и по госзаказу не отовариться! Принимают только бартер. Ну а какой у нас сейчас бартер? Акции, векселя и облигации? Можно лишь заложить башни Кремля...
       - Ну что ж, тогда приказываю объявить продразверстку! Немедленно спустить службам безопасности планы продовольственных заготовок! Действуйте, и не либеральничайте с населением!
      
       К вечеру с тыла, со стороны автопарка, показались клубы пыли. Через полчаса появились очертания колонны автомобилей. Шмуклер взял в руки бинокль и рассмотрел, кто это к ним двигался: подскакивая на ухабах, на всех парах к ним мчались три автоцистерны и три крытых брезентом бортовых "Камаза". Вскоре грязные грузовики затормозили перед импровизированным шлагбаумом, сделанным из двух столбов из ошкуренной сосны и березовой перекладины, ярко-оранжевого цвета. Какая краска была, такой и покрасили...
       - Кто тут будет Озоруев? - спросил безусый солдат-водитель головной машины, высунув голову из кабины.
       - Ну, я буду Озоруев! А в чем дело? - ответил Макс.
       - А чем докажешь? Бумаги покажь! - потребовал молодой нахал. - Документ есть, удостоверяющий личность?
       Максим усмехнулся:
       - Смотри-ка, какой ты строгий! А если бумажек нет? Развернешься и уедешь назад?
       Водитель громко рассмеялся:
       - Я бы уехал, да вот куда на этих колымагах укатишь? Еле-еле к вам добрались. В лесах шастают банды дезертиров, по дорогам бродят повстанцы на мототачанках, в городках и сёлах анархия, местные братки прямо на улицах в открытую прохожих грабят. С трудом сюдой прорвались, но потеряли две трети колонны...
       - Чем богаты? - спросил комбат, ласково обнимая солдата за плечи.
       Водитель был крайне измучен тяжелой дорогой: красные воспаленные глаза, обветренные потрескавшиеся губы, лицо в грязных потеках.
       - Одна машина с консервами и мешками с крупами. Тушенка, каша, рыба! - доложил охрипшим голосом усталый воин. - А во второй - вещевое имущество: бушлаты, накидки, полевая форма, ботинки, сапоги. Третья набита ящиками с патронами, снарядами к БМП и гранатами.
       - А в цистернах? Случаем, не спирт? - спросил с надеждой в голосе вынырнувший невесть откуда Дормидонтенко.
       - Увы! Кабы у нас спирт был, так вы нас еще месяца два не дождались бы! - ухмыльнулся водила. - В одной дизтопливо, в двух - бензин.
       Спирт в маленькой канистре был, да сплыл...
       - Эва! Этава как так? - залепетал ошарашенный Дормидонтенко. - Просрал спирт, вояка? Проепал?
       - Машину со спиртом захватил противник. Я же говорю, шайки повстанцев на дорогах. "Повстанческое войско нового далай-ламы"! Так они теперь называют себя... Черт с ними, с машинами! А вот судьба захваченных семерых товарищей меня волнует гораздо сильнее!
       - Хвоста за собой не привел? - строго спросил Шмуклер.
       Водитель испуганно оглянулся, а встречающие рассмеялись, довольные удавшейся шутке.
       - Браток, подгоняй заправщики прямо к технике в автопарк, а грузовые ставь в укрытие, в овраг.
       - А лично к вам прибыл гость. Он сидит в моей машине, - доложил старший колонны. - Генерал Сиволап подарочек прислал! Я его всю дорогу бдительно охранял и берег!
       - Какой..., - начал переспрашивать Озоруев, но увидел, что из кабины вышла девушка, и сразу понял, какой ему приготовлен приятный сюрприз! Это же бывшая проводница Маргарита, собственной персоной! Сдержала обещание - приехала!
       - Вернее сказать - она, - запоздало поправился водитель.
       Через мгновение комбату дорогой наградой за боевые успехи был долгий сладкий поцелуй.
       - Рита, милая, иди в мою землянку. Изя тебя проводит, а я отдам указания ротам и скоро прибегу! - произнёс Максим, тяжело дыша от волнения и нетерпения, и поспешил на передовую. Так у Озоруева начался романтический "медовый месяц"...
      
       Двадцати тонн солярки хватило как раз на одну заправку почти всей обсохшей бронетехники, и бензин быстро разошелся по канистрам, бакам и емкостям: БТР, джипы, "уазики" и прочие моторизованные пулеметные тачанки следовало срочно покормить. Ни много ни мало, а почти сотня единиц! И консервы подоспели кстати, ополчению давно надоело питаться подножным кормом, состоящим из того, что бог пошлёт. Каждый день ротные направляли команды в окрестности на охоту, рыбалку, на промысел в деревнях и на дорогах, но редко что удавалось добыть.
       Торговли не было никакой: изредка встречающееся население деньги принимать не хотело, поэтому чаще находили продукты в заброшенных домах и в погребах. Порой приплывали браконьеры, но эти самозваные снабженцы меняли улов на патроны, которых солдатам и самим было мало. Однажды на позиции случайно забрёл заплутавший пастух, перегонявший скот в сторону Байкала. Молодой паренёк испугался, хотел было повернуть назад, но было поздно, и он сразу же лишился своих овец, правда, под расписку комбата, заверенную печатью. Но с того благословенного сытного случая прошла уже неделя, а кушать хочется каждый день!
       Озоруев отдал распоряжения по тылу, почти бегом вернулся на наблюдательный пункт, внимательно осмотрел береговую линию и ближайшие к ней подступы. Картина была мрачной. Трупы солдат из состава разгромленных китайских батальонов по-прежнему валялись на берегу незахороненными, их тела раздулись, и вокруг каждого убитого тучами роились мухи, суетились вороны, бегали крысы и прочие грызуны, а те покойники, что лежали на мелководье, тихо покачивались на воде, слегка шевеля руками и ногами, как бы приветствуя противника. Выглядело это зрелище забавно и в то же время крайне неприятно.
       Противник временно отступил и больше в бой на этом направлении пока не ввязывался. Но вот куда азиаты отошли и почему не стреляет их артиллерия? Возможно, китаёзы решили отыскать менее проблематичные места для переправы десанта? Возможно и так...
       Отбросив грустные думы, Озоруев вспомнил о генеральском "подарке" и поспешил в землянку...
      
       Ранним-ранним утром следующего дня комбрига, уставшего после бурной ночи, разбудил звонок начальства. Радиостанция внезапно ожила, и Озоруева призвали на доклад. Это звонил из бежавшей в Слюдянку ставки командир разгромленной дивизии, теперь он оттуда пытался быть в курсе дел в войсках и требовал регулярных донесений.
       - Эй, комбат! Ты военный или нет? Тебе не кажется, что слишком долго спишь? Почему своевременно не докладываешь обстановку?
       - О, мой генерал! Что-то случилась? Вы протрезвели? Неужели интересуетесь "обстакановкой" театра военных действий? А я уже комбриг!
       - Мерзавец! Это настоящее хамство с твоей стороны! А ну-ка, позови Неумывакина! Сейчас мы с тобой разберемся!
       - Не нукай, не запряг, генерал! Я разжаловал вашего особиста, он теперь простой взводный, и придется разговаривать со мной. Или... до свиданья!
       Дивизионный генерал что-то рычал, да так яростно, что создавалось впечатление, будто он зубами разгрыз телефонную трубку. Максиму стало смешно, он бросил наушники на радиостанцию, показал через аппарат невидимому собеседнику средний палец и пошел осматривать боевые порядки. Озоруев решил заняться делами, пока разомлевшая и счастливая Маргарита отдыхала.
       Хорошо укреплена первая линия окопов почти не требовала инженерных работ, вторая линия, оттянутая в глубину обороны на триста метров, была неплохо отрыта и могла скрыть стоящего стрелка, а вот третья линия и сделана вовсе халтурно: несколько отдельных ячеек, десятка два окопчиков для стрельбы лёжа. Но и так сойдет. Был подготовлен еще и четвертый рубеж, сооруженный на совесть, но он находился на значительном удалении, и его оборудовали для отражения удара противника с тыла. На этом рубеже как раз и обитали тыловые подразделения и водители.
       Максим гордился проделанной за месяц работой. Нельзя сказать, что ему нравилось инженерное оборудование района обороны, чем могут нравиться окопы? Это ведь не памятник архитектуры, а тем более не девушка! Просто был доволен качеством.
       Озоруева вообще бесила сама создавшаяся ситуация: какого чёрта он, почти состоявшийся эмигрант, должен в этой глуши биться с противником до последней капли крови? Он бы предпочёл сидеть в мирной новозеландской глуши. Генеральские морды давно бежали и окопались в тылу, в районе Слюдянки и Иркутска, а он как последний дурак вцепился в левый берег Селенги и стоит насмерть. Ради чего? Причин для такого патриотизма, конечно, много: должен же кто-то оберегать ту старушку, которая им каждый день привозит на тележке бидон молока! Сколько раз Озоруев умолял бабусю уходить за Байкал, так нет, уперлась карга и ни в какую, говорит, что здесь родные могилки, и она сама тут тоже помрёт. Чуть в стороне, на склоне сопки, виднелось стойбище многочисленной семьи чабанов. Эти гураны тоже не желали никуда уходить, как с ними ни бился комбат, всё без толку: взрослые не хотели кочевать за сотни верст с дюжиной детишек. Вот и приходилось из-за отдельных упрямцев батальону Озоруева стоять насмерть, вгрызаться в эту пядь земли...
      
       Максим направился в ремзону автопарка, посмотреть, как там обстоят дела. Давненько он сюда не наведывался, повода не было, зачем бесцельно шастать, если почти вся техника более двух недель стояла на приколе. Но теперь, когда машины заправлены и на ходу, сам Бог велел командиру проверить беспокойное хозяйство. В полевом гараже начальствовал старый ворчливый совхозный завгар. Этому седому маленькому мужичку по фамилии Гордыня, смуглое лицо которого испещряли глубокие морщины, было далеко за шестьдесят, но он бегал по территории, словно молоденький жеребчик. Неугомонный и деятельный, механик вносил постоянную суету в жизнь водителей.
       - Гордыня! Ты чего на доклад утром ко мне не явился?- накинулся на механика Озоруев. Конечно, комбат ругался не со зла, а так, для порядка.
       - Вам делать не хрен, доклады бы только слушать, а мне работать надо. Тем более в нонешнее утро... Ты, поди, и сам еле встал, после ночки с такой кралей! Ох, шикарная девушка!
       Механик ухмыльнулся, потом на секунду отвлекся и заорал глядя через плечо комбата на нерасторопного водителя:
       - Бензин льёшь, как слепой смотришь! Раззява! Запомни: высчитаю до копейки из трудодней! Почти поллитра расплескал, недотёпа.
       Озоруев покачал головой:
       - Илья Петрович! Ты словно реликт! Анахронизм ходячий! Какие еще в наше время трудодни! Тем более мы на военной службе! Объяви ему наряд на службу!
       - Петров! Объявляю тебе наряд на службу! - тотчас поправился завгар. - Сегодня заступаешь дежурным по автопарку! Марш с моих глаз долой, оболтус!
       - Бензина много осталось?
       - Много! А зачем спрашиваешь? Скажи, комбат, с какой целью интересуешься? Ведь не для продажи? Чует моё сердце, по этой обстановке мы скоро будем драпать как можно дальше в тыл?
       - Не знаю, пока приказа отступать нет.
       Старый механик хитро усмехнулся:
       - Какой на хрен приказ! Знаем мы тебя, Озоруев! Ты сам себе приказ! Скажи, что задумал?
       - Пока ничего конкретно, но думы думаю...
       Озоруев машинально осмотрелся по сторонам, а старик, заговорщически наклонившись, прошептал:
       - Признаюсь честно, глядя на твою симпотюлечку, и меня на блуд потянуло! Хочу, аж зубы скрипят! Стоит, хоть прикажи пристрелить его!
       - Старый охальник! Мне до твоих желаний дела нет, я-то теперь в полном порядке!
       - Вот-вот, завидую тебе, комбат, а мне, седояйцевому, не угнаться за молодками! Что делать, подскажи?
       - Бегай по старухам!
       - Иди к черту! Моя старуха далеко, а чужие старухи и подавно не нужны. Ладно, хватит пустое болтать про блуд, говори, какие будут дальнейшие указания? Делись задумками...
       Максим устроился на лавочке и пригласил старика сесть рядом.
       - Сейчас всё тихо, но надолго ли мы оставлены в покое китаёзами? Помощи нам, судя по всему, из Ставки никакой не будет, бежавшие войска укрепились по Байкалу. Этот обоз пришел первый и последний, больше ни одна попутная телега к нам не заглянет... Стоять на смерть и погибнуть за Президента и его свиту я не намерен. Ради чего я должен помирать в расцвете лет ни за понюшку табака? Я считаю: мы свою задачу выполнили с честью, дали возможность мирному населению эвакуироваться, а войскам перегруппироваться и наладить оборону. Теперь наш черед уходить отсюда, поэтому бензин нам нужен для отступления.
       - Тебя в Слюдянке наверняка к стенке поставят и не посмотрят на боевые заслуги. Сорвут погоны, ордена, а потом шлепнут, и скорее всего, без суда и следствия. Быстро стал полковником - еще быстрее сделаешься покойником.
       Озоруев громко и заразительно расхохотался в ответ на этот каламбур.
       - Что ржёшь, как молодой жеребец? - обиделся механик.
       - Значит, я верно думаю, раз даже в твою аполитичную голову пришла подобная мысль. Нет, старина, мы не пойдем на Слюдянку, мы направимся в сторону Нарына, а дальше видно будет, возможно двинем к Закаменску.
       - А почему сразу не пойти на Дархан?
       - Устами старика, как и младенца, глаголет истина! Верное дело говоришь, отец! И у меня есть такая крамольная мысль: укроемся в Монголии, а потом либо сдадим оружие, и пусть они нас интернируют оттуда в Европу, либо окопаемся в степи и будем ждать спасательной экспедиции!
       Озоруев одобрительно похлопал сообразительного деда по плечу и поспешил в штаб.
      
       Комбат подоспел вовремя: на командном пункте его поджидали перепуганные до смерти Шмуклер, вестовой и связист.
       - Командир! С вами желает говорить Президент! Готовность связи через пять минут! Вам подать китель и фуражку?
       - Изя, может быть, ты думаешь, что я с ним буду по стойке смирно говорить? На вытяжку? А вот и нет, дудки, наоборот, разлягусь на нарах и коньяк хлебну под разговор.
       - Коньяка нет, - поправил вестовой командира.
       - А спирт есть?
       - Спирт есть, и початая бутылка водки из прибывшего обоза тоже имеется в наличии.
       - Эй, Черкасец, накрывай на стол! Стаканы, вилки, тарелки... А ты, Шмуклер, сало нарежь, огурчики подай и наливай! Будем расслабляться и гутарить с полнейшим пренебрежением к москалям! - пошутил комбат.
       Едва вестовой разлил водку в стаканчики, и только они успели поднять первый тост, как радиостанция ожила. В наушниках послышался треск и раздался суровый казенный голос, отдающий металлом:
       - Сейчас с вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России!
       Прошла минута, но, никто не заговорил, и тот же начальственный голос вновь повторил заученную фразу:
       - Внимание! С вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России!
       - Ага, с нетерпением ждем речь любимого болтуна! Изя, наливай! - скомандовал Озоруев. - Сейчас услышим цитаты из идеологии "Чуч-хэ"...
       - Не понял! Что наливай? Какой чукча? - раздался вполне человеческий голос, только со знакомыми противными интонациями. - Кому наливай? Зачем наливать?
       - Водку разливаем, что ещё можно пить перед боем солдату...
       - А-а-а-а, понимаю, понимаю, понимаю, - зачастил человек на другом конце провода. - Ваше здоровье, господа!
       - И ваше тоже! А с кем имею честь?
       - Как с кем? Вас что, не оповестили? Я ваш Президент! Василий Васильевич Матюхин!
       - Ах, это ты... Нет, Вася, ты не мой..., - возразил Озоруев.
       - Как это не ваш! Ты не слышал про меня, про Матюхина?! - рассердился Президент.
       - Слышать слышал, но лично не знаком. Я за тебя не голосовал, и на ваши фальсифицированные и подтасованные выборы никогда не ходил. Будем знакомы. Я - Озоруев!
       - Да как ты смеешь дерзить! Товарищ полковник, ты ставишь под сомнение легитимность моего избрания? Да я тебя... в порошок сотру!
       - Президент! Здесь все свои, не кипятись и не ори! Что хотел узнать-то, Василий? А то обижусь и трубку брошу.
       - Хотел услышать от тебя правдивый доклад, как говорится из первых уст, какая обстановка на фронте, - сбавил тон Президент.
       - Спрашивай и отвечу.
       - Я и спрашиваю!
       - Докладываю: на всем фронте бардак и развал, и только у нас полный порядок! Линия обороны батальона незыблема, враг не пройдет...
       - Вот как раз этого нам, дорогой товарищ, уже и не надо! Полковник, я тебе приказываю оставить позиции и как можно быстрее отступить. Вас ждут в районе Байкальска.
       - Тамбовский волк тебе товарищ...
       - Молчать! Как разговариваешь! Срок прибытия - сутки! Явитесь и доложите в штаб группировки и уполномоченному представителю Ставки о результатах боевых действий устно и письменно.
       - Я так и думал. А не там ли базируется военный трибунал фронта и контрразведка? - ухмыльнулся Максим.
       - Честным офицерам, не запятнавшим своей чести и не совершившим преступлений, бояться нечего... Лично ты совершал что-либо противоправное? Тебе есть чего опасаться, Озоруев? Разве твоя совесть не чиста?
       Максим опять усмехнулся.
       - Моя совесть как алмаз, а вот чиста ли она у председателя трибунала и командующего? Не запачкают ли они мою совесть своими руками? Нужен ли им свидетель бездарного и постыдного бегства... Например, лично вам надобны живые свидетели позора поражения или лучше мёртвые герои?
       - Интересная мысль! - усмехнулся Президент. - Я подумаю...
       Связь прервалась, и в трубке послышались прерывистые гудки.
      
       Глава 13. Байкальский разлом
      
       Президент вызвал всех участников проекта "Разлом" в Ставку.
       - Операцию назначаю на завтра! Штольни готовы? Заряды заложили?
       - Так точно! Полная боевая готовность. Можно давать отсчёт времени на первый взрыв, - доложил новый министр наступления, свежеиспечённый маршал, а в недавнем прошлом - генерал Квашнята. - Когда прикажете выполнять?
       - Ровно в полночь! - торжественно произнёс Президент.
       - Время московское? - уточнил генерал-майор, начальник Главного военно-научного управления.
       - Местное! Зачем обязательно всё обязательно делать по Москве? Надо ориентироваться на местные реалии, на местное время. Лучше поступим так: взорвем китаёз к чёртовой матери на рассвете! Вы уверены в успехе, профессор?
       - На восемьдесят процентов... - кивнул генерал.
       - Значит на двадцать процентов вы уже покойники...
       Бритый череп пожилого ученого в генеральском звании от солдафонской шутки Василия вмиг покрылся холодной испариной, а стекла очков запотели. Профессор судорожно полез в карман брюк, чем вызвал напряженный интерес охраны, и два мордоворота, словно цепные псы, напряглись и изготовились, однако профессор извлек оттуда не пистолет, не бомбу, а мятый носовой платок и лихорадочно принялся вытирать лицо, шею и затылок.
       - Население оповещаем об угрозе наводнения и землетрясений?
       - Нет! А вдруг утечка информации? - поднёс палец к губам Матюхин. - Тс-с-с! Всё делать тайно! Но после взрыва принять меры по спасению пострадавших и выживших в катастрофе.
       Генерал и гражданский ученый вышли с совещания чуть живые от пережитого ужаса...
      
       Озоруев проснулся от сильного дрожания земли, взглянул на циферблат: часы показывали четыре утра. Сначала он почувствовал спиной один сильный подземный удар, а затем планету долго била мелкая дрожь, как в лихорадке. Стены землянки, раскреплённые сосновым брусом, жутко трещали, а брёвна перекрытий скрипели от напряжения, песок и комочки земли посыпались дождём на укрывавшегося шинелью комбата.
       Максим скатился с топчана, сунул ноги в полусапожки, схватил на руки Риту и выскочил из блиндажа. Земля ходила ходуном, высоко в небо поднялась серая пыль, порывы ветра раскачивали вековые деревья, а река пенилась и бурлила. Перепуганные птицы покинули свои гнезда и с щебетом взлетели ввысь, дикие звери громко рычали и выли. На западе в полнеба стояло багровое зарево. Люди, находившиеся в окопах, кто вопил от ужаса, кто рыдал, кто молился.
       - Молчать! Смирно! По местам! - скомандовал Озоруев, желая привести бойцов в чувства. - К бою!
       Нескольких паникёров пришлось отхлестать по щекам, а двоим даже надавать пинков и затрещин, но вскоре батальон более-менее успокоился и занял позиции согласно боевому расчету.
       На китайской стороне тоже было неспокойно: машины ревели двигателями, велась беспорядочная ружейно-пулеметная стрельба, в небо пускались тысячи осветительных ракет.
       - Может, это началось наше решительное контрнаступление? - спросил с надеждой Шмуклер.
       - Какое на хрен наступление? Разуй глаза: видишь, где небо огнем пылает? За Байкалом горит, а не в Пекине! Неужели пиндец Иркутску?
       - А что говорит генерал Сиволап?
       - Молчит подлец, словно воды в рот набрал! И дивизионное начальство тоже ни гугу.
       Начштаба вынул дрожащими пальцами папироску из портсигара, нечаянно её сломал, достал другую и тоже переломил пополам.
       - Изя! Не менжуйся! Так у тебя запас курева иссякнет быстро, и ты заявишь, что без табака не можешь воевать. А обоза из метрополии больше не ожидается! Эх, что-то неладное в природе! Настоящий катаклизм! Чую абздец наступает!
       Шмуклер взял себя в руки, достал другую сигарету и сумел прикурить. Внезапно река вспенилась, движение замедлилось, вода вдруг почти встала, а против течения пронеслась большая волна.
       Хорошо, что окопы находились на крутизне, в доброй сотне метров от воды, а вот китаёзам не повезло. Видимо, именно в это время они готовили ночную атаку, потому что прибывшей большой волной мгновенно смыло десятки автомобилей в реку, водоворотами крутило и постепенно уносило на дно сотни пехотинцев и ополченцев.
       - Смотри, Изя, как нам повезло с этим потопом! - ткнул пальцем по направлению реки Максим. - Вот эта тонущая толпа должна была поутру вспороть нам животы и выпустить кишки!
       - Свят-свят! - трусовато перекрестился Дормидонтенко, пристроившийся поблизости от командования. - Собакам - собачья смерть!
       - Осветить ракетами линию обороны! - скомандовал комбат, решив оценить масштаб катастрофы для противника. - Приготовиться к бою!
       Солдаты запустили в небо десятки сигнальных и осветительных ракет, и над рекой стало светло как днём. Озоруев наблюдал в бинокль за противоположным берегом и видел, как солдаты противника, те кого не зацепила волна, мчались прочь от реки либо на машинах, либо на своих двоих.
       Внезапно ожила радиостанция, и его позвал растерянный связист.
       - Товарищ, полковник! Срочно к аппарату!
       - У меня ухо заложило, так громко генерал орёт! А в чем дело не могу понять.
       Озоруев помчался на КП.
       - У аппарата, - не отдышавшись коротко ответил Максим.
       - Ну, ты на-агле-ец! - рявкнул генерал Сиволап. - Эй, нахал, который у аппарата: докладывай обстановку!
       Озоруев прокашлялся, сделал глубокий вдох и выложил всё, что видел возле берега.
       - Это хорошо! Повезло вам! - буркнул генерал. - А теперь слушай сюда! Отдаю приказ, который мне в свою очередь отдал Президент! Бери ноги в руки и дуй оттедова! Отходи на Гусиноозёрск и через хребет в сторону Иркутска. По условиям мирного договора, землица до Байкала таперича китайская.
       - А вот хрен им! - разозлился Максим, вскочил, набычился и упёрся кулаками в стол. - У меня на этом рубеже почти сотня бойцов за это время полегла! А теперь без боя я должон отойти? Не бывать тому!
       - Это приказ!
       - Тогда в письменном виде!
       - Принимай факс.
       - Смеетесь? Факс! Где я его возьму? И приму только подлинники с "живой" подписью!
       - Но как я тебе пришлю приказ? Голубиной почтой?
       - А по мне хоть бутылочной!
       - Не борзей! Учти, с тобой никто особо чикаться не будет! - пригрозил генерал. - Мы не в бирюльки играем. Конец связи!..
      
       Генерал Сиволап отключил аппарат и громко чертыхнулся.
       - Этот Озоруев - форменный негодяй! Ох, скотина! Попадись он мне, сгною в лагерях! Расстреляю мерзавца!
       Затем генерал достал из внутреннего кармана фляжку, отхлебнул коньяку и, уже немного успокоившись, произнёс с нескрываемым восторгом:
       - Конечно, он наглец, спору нет! Но каков всё же орел!..
      
       Максим вышел быстрым шагом из блиндажа и устремился к окопам. Добравшись до передовой, он внимательно осмотрел резко приблизившуюся кромку воды: она явно прибывала и постепенно начинала подтапливать даже выносные посты. Теперь без помощи бинокля китайцев не было видно, потому что ширина русла удвоилась.
       - Слушай приказ! - громко скомандовал Максим растерявшимся солдатам. - Взять имущество из блиндажей и окопов, переместиться во второй эшелон обороны и закрепиться! Живее! Бегом!
       Бойцы затеяли весёлую суету и бузу, переругиваясь и беззлобно матерясь, словно они взбадривали себя, шуточками и прибаутками перебарывая свой страх. Постепенно солдаты выбирались из окопов, в которые начали во многих местах просачиваться ручейки, и потрусили на сухое место. Не прошло и получаса, как первая траншея полностью заполнилась водой, и река подступила ко второй линии. В необжитых окопах второй линии не удалось просидеть и часа - пришлось оставить и их, да и технику перегнать подальше в тыл.
       Озоруев наблюдал за наводнением с высокого пригорка, сидя на башне танка, замаскированного и зарытого в землю по фальшборта. Тут был теперь наблюдательный пункт. Размышления комбата прервал подоспевший Шмуклер, который доложил о том, что дикторы по радио сообщают в новостях.
       - Товарищ полковник, они говорят, мол, это тайное, мощнейшее оружие возмездия, которое настигло коварных агрессоров.
       - Пропаганда! Изя, не уподобляйся доктору Геббельсу.
       Шмуклер обиделся на Геббельса, умолк и ушёл прочь громко фыркая и чертыхаясь. Но долго обижаться не смог, и вскоре вернулся, чтобы продолжить пересказ новостей из радио эфира.
       - Говорят, что противник, по самым скромным подсчётам, потерял около трёх моторизированных дивизий, четыре дивизии пеших ополченцев, две дивизии резервистов, полк полиции, всю артиллерию фронта и подвезённое материальное обеспечение. Танковая дивизия врага завязла в грязи и, похоже, тоже уничтожена. Москва трубит о победе и подписывает перемирие!
       - Какое ещё перемирие? - не поверил своим ушам Максим. - Раз у нас такой успех, то надо разворачивать контрнаступление, а не вступать в мирные переговоры. Отбросить и добивать противника в собственном логове. Бить врага, пока не очухался!
       Изя рассудительно тут же возразил:
       - Так-то оно так, да какими силами наступать? Одним нашим батальоном? Мы и сотню-другую километров не пройдем, как нас уничтожат! Подтянут свежие силы и пиши пропало! Выгоднее тут держать активную оборону, чем атаковать...
       Озоруев сначала насупился, рассердившись на возражения начштаба, но немного поразмыслив, пришел к выводу, что действительно, так безопаснее. Письменного приказа наступать нет, как и отступать, а любая даже разумная инициатива всегда наказуема.
       - Что ж, посмотрим, что будет дальше... - буркнул комбат и отправился наслаждаться обществом и телом желанной Маргариты.
      
       Глава 14. Удар в спину
      
       "Великий" Президент ещё недавно очень великой страны нервничал. Ему следовало выступить с телеобращением к народу, сообщить о сложившейся катастрофической ситуации в государстве, вернее, соврать, мол, всё в порядке, управление под контролем, и ничего страшного не произошло. Но у Василия тряслись губы и от неосознанного животного страха живот свело: какое может быть выступление, если понос одолел? А, действительно, если раскинуть мозгами, было бы из-за чего паниковать! Подумаешь, потеряна седьмая часть территории, даже не треть, а тем более не половина! Кому в столице интересна эта Якутия, этот Сахалин и Дальний Восток вообще? Эти земли так далеко, где-то за седым Уралом и полноводной матушкой-Волгой, да и кто из москвичей там вообще хоть раз бывал? Верно, почти никто! Вот разве что доктору и писателю Антону Чехову в свое время в голову взбрело отправиться добровольно на экскурсию Сахалин! Нет уж, увольте, нормальный человек живет внутри МКАД и его совсем не тянет шляться по дальним задворкам Руси!
       Матюхин судорожно теребил мочку уха и нервно ковырял в носу, и не знал, что ему сделать, чтобы успокоить организм. Нос расковырял до крови, а ухо уже заболело. Тогда он налил полстакана водки, выпил, не закусывая, и вроде бы полегчало. Жаль, но в последнее время алкоголь плохо помогал.
       Нынче ночью опять с докладом явился нервный геофизик Грохольский и срываясь на крик известил, что операция прошла в целом успешно, хотя её побочные эффекты вышли из-под контроля.
       - Господин Президент! Взрывы создали разлом земной коры, который вызвал глобальную и непоправимую катастрофу планетарного масштаба! Многочисленные землетрясения, оползни, сели, наводнения принесли масштабные разрушения и многотысячные жертвы среди населения!
       - По какой реке прошёл разлом? По Енисею или по Лене?
       Матюхина больше волновало не количество жертв, а сколько территории удастся удержать за собой.
       - По Енисею и Ангаре, - с горечью доложил ученый.
       - Вот черт! Эх, значит, Якутия тоже отвалит от нас со своими алмазами и прочими ископаемыми...
       Грохольский с презрением и недоумением смотрел на это бездушное ничтожество. Пожилой учёный буквально лишился дара речи от ужаса, осознав, кому доверено управление страной, и ничего не мог произнести в ответ. Наконец, он нашёл в себе силы вновь повторить свой вопрос:
       - А как же жертвы? Что Вы собираетесь предпринять для спасения населения?
       Президент ничего не ответил геофизику, брезгливо скривил рот и дал рукой знак помощнику, чтобы они удалились.
       Итак, дело сделано! Жертвы - это мелочи, людишки и так каждый день мрут. Главное власть сохранить! Ну, а этот катаклизм будет списан на происки азиатов. Едва Грохольский в сопровождении охраны покинул кабинет, Матюхин сразу вызвал начальника службы безопасности и отдал приказ: слишком много знающего ученого, и тем самым чрезвычайно опасного свидетеля, немедленно расстрелять! Казнить как заговорщика и диверсанта без суда и следствия, а заодно с ним всех участников проекта. Пора было проводить операцию прикрытия и заметать следы. Теперь дело за прессой и телевидением, идеологическим бойцам не привыкать чёрное превращать в белое и наоборот...
      
       Бурная и мутная вода прибывала три дня. Казалось, что река больше вообще не двигалась в сторону Байкала, а напротив, потекла к Монголии. Постепенно образовалось широкое водохранилище. Со стороны выглядело, что Селенга встала, но на самом деле вода прибывала и прибывала. К вечеру на позиции батальона отступили два десятка оставшихся в живых казаков, тех, что держали оборону у разрушенного моста. Раненный в руку есаул Бунчук долго матерился и, пока его не напоили самогоном, всё не мог унять свою ярость. Он поведал комбату, что севернее обороны более не существует, её полностью смыло волной, сотни две китайцев попытались преследовать отступающих, но казаки успели заминировать дорогу, противник задержался, они сумели оторваться и запутать следы...
       Передышка была не долгой, на исходе дня с далекого противоположного берега показались лодки и плоты, плотно набитые вражескими солдатами, которые быстро плыли по водной глади. Часовые вовремя заметили перемещение плавсредств, забили тревогу, и командиры рот тотчас оповестили Озоруева.
       - Вывести танки и бронемашины на прямую наводку и утопить!
       Огонь-огонь! - скомандовал Максим бронегруппе, и сам, забравшись в танк, начал наводить орудие на ближайшую лодку.
       - Заряжай! - скомандовал комбат тщедушному танкисту и когда тот дослал осколочный снаряд, нажал на электроспуск орудия.
       Бум-м-м! - громко бухнуло 125-милиметровое орудие, и выпущенная тяжёлая болванка чуть-чуть не долетела до большого баркаса. Прямого попадания не вышло, однако всплеск от разрыва поднял воду фонтаном и перевернул лодку вверх кормой. Озоруев вошел в азарт. Снаряд за снарядом, пулеметная очередь за очередью летели по направлению к реке, сея неминуемую смерть.
       Бой был жестоким, но скоротечным. Последние защитники прибайкальских рубежей многострадальной России стреляли почти наверняка дольше часа, пока не утопили последнюю вражескую лодку. Азиаты гибли сотнями: убитые сразу шли на дно, а раненые и невредимые верещали и барахтались в воде, хотя тоже вскоре отправлялись на корм рыбам и ракам. Ни один плот не повернул назад, но и не доплыл до цели. Это была победа! Около полусотни ополченцев всё же выбрались на берег, но и этим не удалось закрепиться и захватить даже крошечный плацдарм, их перестреляли в упор из пулемётов, автоматов, забросали минами. Очередное наступление захлебнулось, десантная операция противника вновь полностью провалилась.
       Озоруев спрыгнул с башни и попытался вытереть ладонью липкий пот с лица, однако только размазал по нему грязь и пороховую гарь. Откуда-то со стороны подскочил Шмуклер, который трясся как в лихорадке, мычал и плакал, но ничего не мог толком произнести.
       - Что с тобой? Контузило?
       Шмуклер отрицательно замотал головой и что-то попытался сказать, но у него не вышло, и он замычал и громко зарыдал. Пощёчина, щедро отвешенная Максимом, немного привела в чувство чересчур эмоционального начальника штаба.
       - Там, там, там...
       - Что там? Говори толком, Изя, не зли меня!
       Шмуклер, всхлипывая, схватил Озоруева за руку и потянул к окопам. Они почти бегом преодолели метров сто и остановились возле большой воронки, образовавшейся в результате взрыва крупнокалиберного снаряда.
       - Тут!
       - Что тут? Ну? Кто здесь был, говори!
       Изя, наконец, прекратил всхлипы и тихо вымолвил:
       - Дормидонтенко и оба братика... Одним снарядом накрыло их пулемётный расчет. Разорвало в клочья. Всего-то десяток снарядов упал на позиции, и лишь один точно в яблочко. И именно в них! Такая нелепость...
       - Млин! Дьявол! - прорычал комбат и сорвал с головы кепи. Слезы выкатились из глаз, он крепко зажмурился, но быстро взял себя в руки. - Найдите то, что от них осталось, и похороните с почестями! Хотя нет, пожалуй, лучше воронку превратить в братскую могилу: присыпать землёй, холмик соорудить и крест поставить. Организовывай захоронение, а я пойду дальше командовать...
      
       Едва схватка стихла, только-только солдаты успели перезарядить орудия и пулеметы и приготовиться к новому бою, как на противоположном берегу, действительно, опять показались тысячи темных точек. Они быстро вошли в воду и так же быстро плыли. Новая волна пехоты форсировала реку без плавсредств, держась за доски, за брёвна, за надутые автомобильные шины. Китайцы упорно и настойчиво продвигались к району обороны.
       -Достали! - взвыл комбат и крепко матюгнулся. - Сколько же вас! Прут и прут, как муравьи!
       Теперь перед батальоном стояла задача более сложная: приходилось вести огонь по большому количеству малых целей. Снайперы, автоматчики и пулемётчики выбирали каждый себе приглянувшегося пловца и стреляли, пока тот не исчезал в пучине. Азиаты пытались оказать огневое сопротивление, но очень слабое. Редкие выстрелы из автоматов и карабинов почти не причиняли вреда обороняющимся.
       Этот бой длился дольше предыдущего, почти три часа. Но, в конце концов, десантная операция вновь захлебнулась, и немногие, оставшиеся в живых, отступили. Озоруев в принципе не питал особых иллюзий на то, что это была последняя схватка, он ожидал, что основной удар противника придётся на ночь. А если интервенты бросят в наступление дивизию или даже две, то, обороняющимся, конечно же, не хватит стволов, чтобы расстрелять тысячи и десятки тысяч ополченцев, плывущих одновременно.
       Едва бой стих, как вновь ожил спутниковый телефон и знакомый начальственный голос осведомился у Озоруева:
       - Комбат! Ты там что творишь? Белены объелся!?
       - Никак нет, мой генерал! Веду бои местного значения, отражаю атаки противника...
       На том конце связи раздался громогласный рык:
       - А кто тебе велел сражаться? Какого хрена?
       - А мне не надо велеть! Раз уж не дали эмигрировать на чужбину, а затем против воли загнали к черту на рога, то я теперь сам решаю, как мне жить и воевать...
       - Ну-ну! А знаешь ли ты, полковник, что тебя уже списали со счетов? И тебя, и твоё потешное войско. По всем раскладам в Кремле и Генштабе, ты давно покойник. Своим активным сопротивлением ты мешаешь мирному переговорному процессу. Устроил третью мировую войну, понимаешь ли. Мать твою! Через два часа по твоим позициям нанесут ракетно-ядерный удар и тактические ракеты сметут с лица земли даже воспоминания о батальоне, не говоря о ваших телах и следах. Повторяю, у тебя на спасение почти не осталось времени. Уноси ноги, комбат! Конец связи!
      
       В трубке что-то щёлкнуло и затрещало, связь прервалась. Озоруев в оцепенении простоял пару минут, а в голове пронесся рой сумбурных мыслей: что делать, куда бежать, успеем ли? Затем комбат вышел из забытья и развернул бурную деятельность.
       - Шмуклер! - рявкнул Максим. - Дорога каждая минута! Приказываю: срочно сниматься с позиций и грузиться на технику! Готовность к началу марша - через полчаса!
       - А что случилось?
       - Нас предали! Ух, сволочи! Кремлины! Нами решили пожертвовать ради поганого сепаратного мира. Через час своя же ядреная бомба шарахнет по нашему району обороны. Уходим в Монголию! Времени в обрез! Живее, живее!
      
       Первыми снялись с позиций казаки. Разъезды с гиканьем ускакали в дозор, помахивая шашками. Затем вслед за ними умчалась мотогруппа на двух десятках мотоциклов и мотороллеров. Потом случилась небольшая заминка: некоторое время ушло на формирование экипажей автомобилей. Озоруев определил, что на каждой машине должно быть не менее четырёх человек: водитель, два пулеметчика, гранатомётчик. Вскоре внедорожники один за другим начали уходить на степной проселок и помчались на юг, в сторону границы.
       И тут к комбату подошли освобождённые из китайского плена олигархи-арестанты и отпросились покинуть батальон.
       - Вы ещё живы? - искренне удивился Озоруев.
       - Как видите, усмехнулся зэка Платон.
       - Мы не хотим в Монголию, наше место в России. Отпустите нас, полковник, мы поедем в Иркутск.
       - Но вас ведь расстреляют...
       - А может быть, и нет, кто знает, - улыбнулся зэка Михаил в ответ на предостережение командира. - Не убили ведь до этого за все долгие годы череды лагерей.
       - Я тоже так думаю. Наше место здесь, в России, - поддержал товарища седовласый зэка Платон.
       - Поступайте, как совесть велит, - пожал плечами Максим. - Берите любой джип, пулемет, патроны и катитеськуда глаза глядят. Скатертью дорога и удачи вам, братцы...
       Вместе с бывшими олигархами пожелали остаться в России ещё человек двадцать. Озоруев в выборе дальнейших действий не препятствовал никому, ему было достаточно и тех трех сотен штыков в боевом строю. Пока шла суета с торопливыми сборами, незаметно исчез Неумывакин, но за него особо и не переживал. Сбежал - ну и чёрт с ним!
       Настала очередь отхода бронегруппы. Моторы взревели, и колонна из трёх танков и пяти бронемашин тронулась, за ними поехали грузовые машины. В итоге походный порядок растянулся на несколько километров. Вскоре строй распался, но это было неважно, главное было успеть умчаться как можно дальше от эпицентра взрыва ядерных боеголовок.
       Озоруев с грустью оглянулся. Командирская БМП, на которой он сидел вместе с любимой Маргаритой, как раз забралась на пригорок и начала спускаться вниз. Позади остались затопленные водой позиции батальона, импровизированное кладбище из сотен могил павших бойцов, свежее насыпанный холм, где лежали близнецы и ефрейтор, а чуть в стороне - автопарк, с брошенным в нём недвижимым авто и броне хламом.
       "Прощай, Россия, - с грустью подумал Максим. - Не ожидал, что расставание с тобой задержится на месяцы, и что я буду сожалеть о тебе, уходя навсегда..."
      
       ... Почти час гонки в бешеном темпе спас батальон от неминуемой гибели, и когда на месте укрепрайона громыхнул взрыв, а к небу взметнулся пыльный столб, похожий на гигантский гриб, они были уже далеко и вне зоны поражения.
       Озоруев крепко обнимал и прижимал к себе ненаглядную Маргариту, одетую в новенькую полевую форму и сжимающую нежными, изящными руками приклад и цевьё АКСУ. Он то и дело целовал её в висок, щёчку, носик и поглаживал шелковистые волосы. Полковник не оглядывался. А зачем оборачиваться? Выбор был сделан, только вперед! Но впереди была полная неизвестность: удастся ли прорваться через границу и как встретят степные монголы незваных гостей? Что делать потом в этой Богом забытой Монголии? Пить и подыхать от скуки и тоски? Остаться там доживать свой век, улететь в Новую Зеландию, или прорываться на неприветливую Родину через суровую Сибирь? А может быть, попытаться начать борьбу с интервентами изнутри, на их территории: взбунтовать мятежных уйгуров и дунган, а потом направиться к Тибету? Трон далай-ламы вроде бы все ещё пустует! Как говорилось в одном боевике: будущее ещё не определено...
      
       Эпилог
      
       ...Озоруев проснулся среди ночи в холодном поту, громко вскрикнул, даже подскочил с кровати, толком не проснувшись. Он несколько раз тряхнул головой, тщательно протер глаза и потом долго таращился в темноту. На сердце было тревожно. Что это такое было? Сон или реальность? Привиделось? Неужели эта столь реальная и страшная катастрофа померещилась? Встать и попытаться выяснить, где он находится в данный момент, было немного жутковато, и Максим оттягивал время уточнения реальности происходящего. Он ущипнул себя за ухо. Больно! "Значит я точно не сплю". Озоруев принялся мучительно и лихорадочно размышлять: "Так, где же я сейчас? В квартире в Москве? В бунгало в Новой Зеландии? В землянке в Забайкалье? Я лечу в космическом корабле в космосе? Стоп! А где прелестная Маргарита? Ау! А была ли она наяву?"
       Где-то недалеко послышалось какие-то звуки.
       "Значит, я не один и нахожусь на Земле! Видимо, есть во Вселенной ещё хоть одна живая душа!" - обрадовался Максим и принялся шарить руками по стене в поисках выключателя...
      
       ***
       ...Не знаю, будет ли реальная история развиваться примерно в таком ключе или именно так всё и произойдет. Автор опуса не уверен, что потеря территории на Дальнем Востоке начнется завтра, возможно, по времени эти события растянутся немного подольше. Но сдается мне, что наша внутренняя и внешняя политика подвигает ход истории к потере Россией земель до Забайкалья, а как этот процесс начнётся, то отвалятся ещё многие территории...
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       81
      
      
      
      
       81
      
      
      
      
      
      
      
      

  • Комментарии: 1, последний от 07/10/2020.
  • © Copyright Прокудин Николай Николаевич (n-s.prokudin@yandex.ru)
  • Обновлено: 23/12/2012. 454k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.