Женщины в роду Анастасии славились своей статью и природной красотой. Краше их не было невест не только в деревне Большое Курапово, но и во всей округе. Женихов было много у каждой, выходили замуж по первой же любви, лет в восемнадцать, а то и раньше, но жили почему-то все, за редкими исключениями, несчастливо. Мужья либо погибали в военные годы, либо умирали не своей смертью. Анастасия отца своего знала только по фотографиям. Он пропал без вести на войне, так и не узнав, что у него родилась дочь.
Дом, в котором родилась и росла Анастасия, был самый красивый и добротный в деревне с коньком на крыше. Его построил ещё прадед на каменном фундаменте, с каменным же первым этажом. Верх был из вековых брёвен. Дед расширил дом, украсил пять окон, выходящих на улицу, резными наличниками. Пристроил террасу и построил баню. В доме было четыре комнаты. В парадной горнице бросалась в глаза голландская печь, опоясанная поливными изразцами с изображением райских птиц. На стене в рамках висели фотографии мужской половины рода с траурными ленточками. Окна завешаны белоснежным, воздушным, как облака, тюлем. В углу стояла резная этажерка с фарфоровыми фигурками - девочки с голубями, слона, и мальчика в тюбетейке с гроздью чёрного винограда.
Здесь за большим столом семья собиралась на Рождество, на Пасху и в дни особо важных семейных событий - рождение ребёнка, свадьба, похороны. В их семье мальчики не рождались, зато девочки все, как одна - были настоящие пышнотелые красавицы.
В доме безраздельно царствовали женщины - бабушка, мать Анастасии и тётки, сёстры матери - все вдовы. Они были мастерицы на все руки - шили, вязали, пряли козью шерсть, не чурались и мужской работы. Всё спорилось в их руках. Жили трудно, но не особо бедствовали.
Двоюродные сёстры Анастасии рано повыскакивали замуж и уехали из деревни.
Одна из них, самая старшая, Евдокия уехала сразу после войны в Москву, работала на строительстве метро, вышла замуж за слесаря депо. Через несколько лет они получили комнату во Втором Новокузнецком переулке. Евдокия каждый год приезжала в отпуск в деревню и с некоторой надменностью, мол, вам, деревенским, не понять, подробно рассказывала о жизни в столице, какие там невиданные удобства, и набитые продуктами и товарами прилавки многочисленных магазинов.
Анастасия слушала её рассказы с придыханием и мечтала только о том, как она, повзрослев, тоже уедет в Москву.
Характер у Анастасии был настойчивый, если что решила, то так тому и быть. Она наметила себе цель - вырваться из деревни в Москву, и устроиться в ней так, чтобы все, даже Евдокия, ей завидовали. "Ничего, - говорила Анастасия себе, - погоди, придёт время, я буду жить в Москве лучше тебя".
Так в августе 1960-го года Анастасия прибыла в Москву. В одной руке у неё был внушительный холщовый узел, в который бабушка запасливо упаковала одеяло, подушку, и тёплые вещи, а в другой - авоська с едой. Деньги и документы были зашиты в специальный пояс, надетый под платьем. Платье, из синего в белый горох сатина с широкой юбкой солнце-клёш, очень шло Анастасии.
Тонкую талию подчеркивал широкий пояс.
Правда, черные тапочки со шнурками и белые носки выглядели нелепо на её стройных ногах, но чистый профиль, алые щёки, шелковистые тёмные косы, доходившие почти до талии, так и притягивали взгляды прохожих.
Был жаркий полдень.
Анастасии ужасно хотелось пить. Она, облизывая пересохшие губы, увидела под зонтиком женщину в белом фартуке, которая продавала воду. Анастасия поспешила к столику и за одну копейку выпила целый стакан прохладной газированной воды. Отошла в сторонку, остановилась. Ей стало страшно, куда идти, как добраться до Евдокии, до этого Второго Новокузнецкого. Адрес она держала в потном кулачке. В её обычно весёлых, даже озорных глазах, читалась растерянность.
Прохожие, наконец, подсказали, как добраться. Анастасия была обижена на сестру, у которой не нашлось для неё места в коммунальной квартире. Даже чаем не угостила, зато сразу повела в заводские кадры.
- Проволоку будешь сматывать, - сказали ей.
Да хоть полы в цеху мыть, лишь бы жильё дали.
И дали койку в общежитии.
К вечеру она уже разбирала вещи в довольно узкой комнате, в которой стояли четыре койки. И пошла наслаждаться первый раз в жизни душем в конце широкого и длинного коридора. Вдоволь намылась, потом обмотала голову полотенцем и долго смотрела в окно на голубей. Мрачноватый старый двор. Освещение приглушённое, тона серо-сталистые.
Сколько раз вспоминала Анастасия впоследствии этот первый день своей новой жизни, и он ей казался не мрачным, каким был на самом деле, а сказочным.
Москва пугала Анастасию и восхищала одновременно. Жизнь в столице ничего общего не имела с её прежним деревенским существованием.
Жадными широко открытыми глазами она вглядывалась в столичных модниц.
Она мечтала о туфлях на шпильках, невесомом итальянском плаще "болонья", умопомрачительной прическе "бабетта". Туфли же, плащ, импортные трикотажные кофты "двоечки" были ей совершенно не доступны, и стоили почти среднюю месячную зарплату.
"Ничего, - успокаивала себя Анастасия, - нужно только потерпеть. Всё у меня будет самое лучшее". Она успевала и работать, и вязать из козьей шерсти, привезённой из деревни, шарфы и модные шапочки, которые, конечно, уступали появившимся модным махеровым, но всё же пользовались спросом.
Бабушка научила её вязанью на спицах и крючком. Шитьё Анастасия освоила сама, всё у неё получалось на удивление красиво. Она выстаивала огромные очереди в ГУМе и ЦУМе за дефицитными водолазками, а потом продавала их за двойную цену нерасторопным женщинам в общежитии. Так у неё появилась серая шубка из искусственного каракуля и шапочка с шарфом из голубого махера.
Поклонников на заводе у Анастасии было достаточно, но она мечтала о надёжном спутнике жизни. Ей нравились молодые люди в военной форме.
Анастасия в узкой чёрной юбке выше колен в красной водолазке, в чёрных лодочках на шпильке, в тонких нейлоновых чулках со швом, сделала себе причёску "бабетта", и отправилась с подругой на танцы.
Успех превзошёл её ожидание. Буквально сразу к ней подошёл русоволосый офицер с белозубой улыбкой, и закружил её в опьяняющем вальсе. Между ними вспыхнула искра. Его синие погоны, синие глаза, завладели сердцем Анастасии. "Лётчик", - пронеслось у неё в голове. Три маленьких золотистых звездочки на погонах. У него был крупный, крепкий нос, с тончайшей розовой венкой на высокой горбинке. Он был вежлив и предупредителен. И не сводил с Анастасии глаз. Звали его Егором.
Танцевать весь вечер на фасонистых шпильках Анастасии было неудобно, пальцы были стиснуты в остроконечных туфлях, но она героически терпела, в голове вертелась только одна мысль - снять туфли и пошевелить пальцами. Анастасия старалась улыбаться, но Егор почувствовал её напряжение и предложил отдохнуть. Они вышли на улицу. Стоял последний день сентября. Вечер был на удивление тёплый и тихий, почти летний.
- Посидим, - предложил Егор.
- Конечно, а то у меня ноги гудят, - сказала Анастасия, присаживаясь на лавочку.
Он так внимательно слушал и ласково смотрел ей в глаза, как будто они уже давно знакомы. Анастасия даже не заметила, как они перешли на "ты". Они пошли к Москве-реке, прислушиваясь к шёпоту сухих листьев под ногами. От их фигур падали длинные мягкие тени. Вечерний приглушённый свет закатного солнца. Смягченные тона печально угасающих лучей освещают горизонт, множатся, отражаясь в бесчисленных окнах. Ещё не вечер, но уже не день. Затихли птицы. Таинственный переход из света в ночной мрак. Прекрасный вечерний свет никогда не повторяется, он поражает разностью своей. Расставаться не хотелось, но Анастасия спохватилась, что уже поздно.
Егор проводил её до общежития. Прощаясь, он взял её руку и целовал каждый пальчик так нежно, что ей хотелось прижаться к нему всем ждущим любви телом, но она сдержалась. Бабушкин наказ не бросаться мужчине на шею, чтобы не оттолкнуть своей доступностью она усвоила твёрдо.
Эта осень стала весной их любви.
Они стремились проводить вместе каждую свободную минуту.
Егор страстно поцеловал её на втором свидании, но Анастасия твёрдо отстранила его со словами: "Не надо, так можно только мужу целовать".
В начале ноября Егор сделал ей предложение и она, конечно, его приняла.
Как можно догадаться, Анастасия была девушка практичная, поэтому свадьбу решили сыграть скромную, а на Новый год поехать в Большое Курапово, к её родителям, и там отметить это событие в кругу родных.
Уж очень хотелось Анастасии показать своего лётчика!
Правда, Егор ей уже объяснил, что он не летает, а служит в штабе ВВС.
Свадебное платье она сшила себе сама из тонкой белой шерсти, получилось очень эффектно. Туфли купила в салоне для новобрачных, изящные с бантиком. Причёску сделала сама и украсила белыми гвоздиками.
Егор приехал за ней с букетом белых хризантем.
Молодые расписались в пятницу, и в этот день Анастасия впервые вошла в комнату своего мужа, с высоким потолком, большим окном и всеми удобствами в коридоре. У Анастасии дух перехватило от восторга. Она ничего подобного не видела прежде. В комнате мужа стоял полированный шкаф и диван-кровать, три венских стула, письменный стол и приёмник. На иной взгляд комната выглядела как-то казённо, но Анастасии она показалась раем.
- Теперь ты здесь хозяйка, любимая, - сказал Егор, целуя её.
Первое время совместной жизни Анастасия по всем вопросам советовалась с мужем, а он с улыбкой отвечал всегда одно и то же: "Делай так, как считаешь нужным, ты теперь хозяйка".
Она бросила завод и превратилась просто в офицерскую жену.
Постепенно вошла во вкус и, получив от мужа солидную сумму на хозяйство, впервые столько денег сразу, бросила все свои силы на добывание дефицита.
Конечно, сразу был куплен в военторге по талону телевизор "Ленинград".
Анастасия всё свободное время посвящала обустройству и украшению семейного "гнёздышка", как она говорила.
Вскоре на окнах появились немецкие шторы в бежевую и жёлтую полоску. Над диваном красовался во всю стену ковёр "русская красавица", название полностью соответствовало расцветке по сочности и яркости цветов.
Миновало некоторое время, начался следующий год, и она поняла, что беременна. Пошла к врачу и узнала, что в середине октября у них с Егором будет ребёнок.
Сначала она растерялась, они с мужем собирались провести его отпуск в военном доме-отдыха, но поразмыслив, решила, что всё складывается очень удачно. Когда же она сообщила новость мужу, он был счастлив.
Егор был уверен, что родится сын, которого он назовёт Бронислав, что значит "Славная защита".
Счастья беременности Анастасия не вкусила по молодости. Она была девушка здоровая и во время беременности успешно проводила время в очередях то за посудой, то за нейлоновыми рубашками для мужа.
При виде её впечатляющего живота понимающие женщины пропускали её без очереди, так она достала нейлоновую блузку с жабо, кружевами и оборочками. Блузка ей была мала, но Анастасия надеялась, что после родов она похудеет, а если нет, то её можно выгодно продать.
Ребёнок родился на неделю раньше срока, назначенного врачом. Анастасия стояла в "Доме фарфора" за хрустальной салатницей, когда у неё начались схватки. Она даже не поняла, что рожает, просто вскрикнула и схватилась за живот, более опытные женщины рядом тут же вызвали "скорую".
Анастасия родила дочь, даже не успев испугаться, легко. Акушерка, показывая ей ребёнка, сказала: "Смотри, мамочка, какая красавица! Вся в тебя".
Егор, который был уверен, что родится сын, не смог справиться в первые минуты со своим разочарованием, услышав, что родилась девочка. Но вечером, когда увидел за окном Анастасию с маленьким сверточком в руках, даже прослезился от счастья.
В день выписки, Егор приехал с букетом роз, лицо его сияло от счастья. Когда ему медсестра протянула дочку, он бережно прижал маленький сверток к себе, потом приподнял уголок и воскликнул: "Какая крохотная, а ресницы уже такие длинные!"
Дома уже стояла деревянная кровать для ребёнка. Пелёнки, распашонки, ползунки - практичная от рождения Анастасия приготовила заранее. Всё это было голубого цвета, потому что ждали мальчика. Егор изумлённо сказал: "Настя, смотри, она шевелится!" Анастасия засмеялась и ответила: "Конечно, шевелится. Она же настоящая. Погоди, она ещё и плакать умеет!"
Дочку назвали по настоянию отца Брониславой.
Каждый год летом Анастасия с дочкой на всё лето уезжала в деревню. А когда Броне пошел третий годок, то Анастасия оставила её "бабушкам", чтобы росла на свежем воздухе. Первое время они с мужем навещали свою Броню, благо, до Большого Курапово езды на поезде было четыре с половиной часа.
Возвращаясь домой после встреч с ребёнком, они часто толковали о пользе деревенской жизни для Брони. Правда, бабушка мало следила за ней, и, в сущности, Броня была предоставлена сама себе, с чем Анастасия не соглашалась, но мирилась. Егор был на стороне бабушки, считая, что девочку на природе воспитывает сама же природа - простором, свежим воздухом и зеленью, Анастасия настаивала на строгости.
- Так она же гусей-то пасёт! - смеялся Егор.
- Вся в меня, - соглашалась Анастасия.
Девочка же совершенно спокойно встречала родителей.
Она росла, как травинка под солнышком, и не знала отказа ни в чём.
Анастасия же каждый раз выговаривала матери и тёткам, что они слишком балуют ребёнка, постоянно одёргивала дочь, которая тут же пряталась за бабушку.
Практически всё свободное время Анастасия проводила в магазинах. Она всё время что-то приносила в дом, заранее знала где, когда и как можно достать необходимую вещь. В комнате постоянно появлялись коробки и свёртки, которые вызывали раздражение у Егора. Анастасия же всячески пыталась улучшить материальное благополучие семьи.
Она постоянно твердила мужу, что им необходима машина, чтобы навещать дочку.
К тому же Егор продвинулся по службе, занял должность майора, с хорошим денежным довольствием, и ему присвоили очередное звание капитана, на вырост. Чтобы ускорить приобретение машины она покупала с переплатой моточки мохера, вязала на продажу шапочки и шарфы крупной вязкой.
Купили машину.
Появилась возможность вступить в кооператив. Анастасия "вывернулась наизнанку", как она любила повторять. Семья переехала в отдельную двухкомнатную квартиру в Беляево.
Вскоре купили гараж, потом построили дачу.
Знакомые не переставали изумляться ловкости и предприимчивости Анастасии, завидовали. Дом был "полной чашей", как любила повторять Анастасия, но они с мужем всё больше отдалялись друг от друга. Егор стал раздражать её.
Он упрекал её за то, что вещи ей дороже людей, а она кричала, что он не хочет понять её.
Анастасия постоянно твердила, что её дочка будет иметь всё, она обеспечит ей безбедную жизнь. Егор почти все вечера проводил в гараже с мужиками, стал выпивать. Дома всё чаще вспыхивали скандалы, в которых дочка всегда принимала сторону отца.
Учителя упрекали мать, когда её вызывали в школу, что Броня плохо учится, а Анастасия грубила в ответ, хлопала дверью и уходила. Она жаловалась мужу, но Егор принимал сторону дочери. Всё чаще между ними вспыхивали скандалы.
Анастасия никак не могла понять, почему ни муж, ни дочь не ценят того, что она для них делает. Упрекают её в чёрствости и холодности. Она же для них старается. Соседки и приятельницы, все восхищаются ею, а близкие не ценят.
Когда Броня училась в восьмом классе, выяснилось, что она пропускает занятия, проводит время не известно где и с кем. Потом, бросив школу, Броня, не сказав ни слова матери, уехала к бабушке в деревню. "Всё, хватит на вас батрачить, - заявила Анастасия мужу, - я теперь буду только для себя жить". И уехала с приятельницей в дом-отдыха.
В сентябре они встретились с дочерью, и та сообщила родителям, что ждёт ребёнка. Выяснилось, что в деревне у Брони есть возлюбленный Павлуха, деревенский балагур, который весной вернулся из армии. Срочно организовали свадьбу сначала в деревне, а потом в Москве. Анастасия денег не пожалела. "У меня одна дочь, - сказала она, - свадьбу я сделаю всем на зависть".
Гуляли несколько дней и дома и на даче.
К молодым почти каждый день приходили приятели, праздник не прекращался. Всё закончилось грандиозным скандалом, и молодые уехали в деревню.
Анастасия, понимая, что жизнь с семьёй дочери невыносима, стала лихорадочно искать выход. В это время в их доме освободилась однокомнатная квартира. Анастасия направила всю свою энергию и связи, достала нужные справки, и квартира досталась Броне.
Дочь с зятем и внучкой Верочкой стали жить отдельно. Зять устроился на работу электриком. Дочка никак не могла привыкнуть к самостоятельной жизни и постоянно просила денег. Анастасия не давала, а Егор никогда не отказывал дочери. "Я сама на ноги встала, мне никто не помогал, что ты иждивенцев растишь, балуешь!" - кричала она мужу. Он молча одевался и уходил в гараж, иногда даже ночевал там.
Однажды его нашли в гараже мёртвым, как объяснили потом врачи безутешной вдове, у него оторвался тромб.
После богатых похорон мужа, Анастасия облачилась во всё чёрное, повесила на стенку его портрет в траурной рамке, и каждому, кто приходил к ней, рассказывала со слезами на глазах о своём горе.
Беда не сблизила её с дочкой.
Броня с мужем поминали отца каждый день.
На упрёки матери о том, что они постоянно выпивают, дочь грубо обрывала её словами: "Это из-за тебя отец умер, ты его не любила, ты вообще не умеешь любить!"
Анастасия всю свою земную энергию направила на благоустройство дачи. Ей было важно, чтобы её дом и участок были самыми лучшими. В её дачном доме каждая комната была выкрашена в определённый цвет. Спальня, например, была розовая, занавески, покрывала, подушки - всё было подобрано в тон. Столовая была нежно-зелёная, не только мебель была подобрана специально, но и посуда.
Внучку, Верочку, Анастасия часто брала к себе, пытаясь уберечь её от пьянства родителей.
Она пыталась спасти дочь, обвиняя во всём зятя, который бросил работу и спаивает её дочь.
В квартире дочери постоянно собирались пьяные компании, нередко вспыхивали драки.
В один из скандалов, соседи вызвали милицию. Всю компанию забрали в отделение, заплаканная Вера прибежала к бабушке.
Анастасия пыталась оградить Верочку от родителей, но внучка тянулась к ним. Ей нравился вечный праздник родителей, с бабушкой ей было скучно.
Анастасия никак не могла понять, за что ей выпало такое несчастье. Она наживает добро, а дочь пропивает. Постепенно между Анастасией и Броней выросла глухая стена непонимания, взаимных упрёков и обид.
Однажды Вера после уроков вернулась домой и увидела, что мать лежит на полу у батареи среди пустых бутылок и шприцев без сознания, а отец с приятелями спят за столом, она вся в слезах позвонила бабушке. Выяснилось, что помимо водки, компания ещё употребляла наркотики.
Броню с трудом откачали врачи.
Анастасия устроила дочь на лечение, развела её и выгнала бывшего зятя. Отчаяние охватило её. Она постоянно задавала себе и всем знакомым вопрос: "За что?" Её стали раздражать семьи, в которых росли нормальные, здоровые дети.
После лечения Анастасия забрала дочь и внучку жить к себе, а их квартиру сдала.
Теперь скандалы и ссоры вспыхивали постоянно. Броня выносила из дома вещи, если мать не давала ей денег.
Анастасия стала запирать дверь своей комнаты на замок.
Из красивой, уверенной в себе она превратилась в несчастную женщину без возраста.
Летом Анастасия переехала жить на дачу и взяла с собой дочь и внучку, чтобы оградить их от дурного влияния. Ведь она считала, что виноват бывший зять и его приятели в том, что дочь и внучка стали такими. На даче ничего не изменилось. Дочь всегда находила лазейку, чтобы выпить, а Вера ей помогала, да и сама стала пить.
В один из знойных июльских дней у Брони случился инсульт. В результате она стала инвалидом, и была прикована к постели.
Вера бросила школу, стала наркоманкой с измождённым фиолетовым лицом.
Каждый день в их доме разгорались не скандалы, а настоящие бои, но если кто-нибудь пытался вмешаться, Анастасия решительно вставала на сторону "любимой" внучки.
Пытаясь лечить Верочку, она не жалела денег и никак понять не могла, почему такое дорогое лечение не помогает.
Накануне своего семнадцатилетия Верочка ласково попросила бабушку разрешить ей отпраздновать его с двумя подружками. Анастасия так была растрогана лаской внучки, что дала ей денег и накрыла стол. Всё началось замечательно - девочки сидели за столом и чинно пили сок. Потом Анастасия ушла к приятельнице, чтобы девочки не стеснялись, в полной уверенности, что всё будет хорошо. Вечером к своему ужасу она обнаружила на полу в своей комнате два бездыханных тела.
Врачи только руками развели, слишком сильная передозировка наркотиков.
Спасти Верочку и одну из её подруг не удалось.
Через три месяца умерла и Броня.
После смерти внучки и дочки Анастасия, вся в чёрном, повесила рядом с портретом мужа их фотографии в траурных рамках.
Каждый день она горько рыдала, целуя портреты своих таких красивых и любимых девочек, обвиняя в их гибели всех и вся.
- Для кого я старалась? Кому я всё это наживала? - шептала она, обливаясь безутешными слезами.