Река была с нею всегда. Стоило ей только закрыть глаза, как река оказывалась рядом.
У реки она часто и без всякой причины любила в задумчивости постоять, опустив глаза и неспешно выводя ногой на мокром песке своё имя: "Яна".
Река льётся-течёт через всю землю, кормит-поит людей. Яне говорили, что без воды нет и быть не может жизни. Это Яна до конца не могла уяснить, но всё же старалась понять. А вот на вопросы: "Сколько лет реке? Сколько воды утекло из реки в море?", - ответа никак найти не может. Вопросы эти не давали покоя Яне, они жили в голове постоянно. Ответы взрослых были очень многословны и расплывчаты, река же вместо ответов только тяжело вздыхала.
Яна стоит на палубе теплохода поздним вечером одна.
Река замерла.
Недвижима.
Тиха.
"Мне так нужен сейчас один маленький огонёчек, пожалуйста", - с мольбой обращается Яна к реке.
Темнота.
Яна напряжённо всматривается в сгущающуюся тьму, пытаясь разглядеть хотя бы один огонёк вдали. Она загадала, что если река покажет ей хотя бы один маленький огонёк, то её мечта обязательно сбудется. Река тяжело и протяжно вздохнула, понимая, что Яна даже представить себе не может бесчисленное количество просьб, которые обращали к реке люди на протяжении сотен или тысяч лет.
Река давно потеряла счет времени, ей казалось, что она была всегда. Мольбы и просьбы, слёзы горя и счастья река принимает в себя и уносит в море, которое давно уже стало солёным от людских слёз.
В это мгновение вдали робко замигал синий огонёк.
Яна с восхищением захлопала в ладоши и стала посылать реке по-детски наивные воздушные поцелуи в знак благодарности.
- Я знала, что ты исполнишь мою просьбу! - воскликнула она. - Ты самая лучшая река на всём белом свете!
Река молчаливо согласилась.
- Яна, почему ты стоишь на палубе в легком платье ночью одна? - раздался голос отца за её спиной.
Яна повернула своё сияющее от счастья личико к отцу и, захлёбываясь от восторга, громким шёпотом ответила:
- Папочка, я с рекой разговаривала, и она меня услышала! Видишь тот огонёк? Это я попросила реку, и она мне его показала! Я так счастлива!
Отец вгляделся туда, где дочь увидела огонёк, затем перевёл взгляд на неё.
- Ты сама светишься в темноте как огонёк, иди спать, а то простудишься, поздно уже, завтрак проспишь, - произнес отец, закуривая.
Старшая сестра Людмила сладко посапывала в каюте. Яна на ощупь пробралась к своей кровати.
Во время всего путешествия на теплоходе с отцом и сестрой, Яна практически сразу стала любимицей всей команды.
Смешливая, озорная девочка с безупречной белизной тела, с тонкими косичками, похожими на мышиные хвостики, с восторженным взглядом голубых глаз, притягивала взрослых своей искренностью и непосредственностью.
Она постоянно мелькала то на верхней палубе, то в трюме, уследить за ней было невозможно.
Отец её руководил местным речным пароходством.
Он впервые решил отправиться в отпуск с дочками на теплоходе, чтобы дать возможность жене отдохнуть.
Команда во главе с капитаном старалась обеспечить ему покой, присматривая за его дочками.
Любуясь видами, пассажиры что-то восторженно обсуждали. Но речная величественная тишина, казалось, незаметно приглушала эти голоса, превращая их в лёгкое дуновение, рассеиваемое над водами. Это неосязаемое дуновение легко касалось утомлённого отца, погруженного в воспоминания своего детства, когда он так же, как его дочь Яна, наслаждался просторами реки, которая как бы обещала такую же просторную жизнь, но жизнь вошла в берега, потекла в одном направлении, как постоянно в одном и том же направлении течёт сама река.
Отец уставал на работе, и теперь, во время отпуска, старался отвлечься от всего, частенько сидел молча, покуривая, или закрывал глаза, наслаждаясь столь же редкой, сколь и приятной расслабленностью.
Яна с Людмилой жили в одной каюте, а отец - в другой, которая располагалась напротив.
Отец вместе с дочками ходил в ресторан на завтрак, обед и ужин, а в остальном предоставил им свободу, при непременном условии, что они будут вести себя так, чтобы ему не было за них стыдно. Он либо играл в шахматы, либо читал.
Людмиле было пятнадцать лет, с ней никаких проблем не было. Она после завтрака садилась к роялю, сосредоточенно, часто прерываясь, чтобы начать сначала, разучивала один из вальсов Шопена в пустынной гостиной, когда пассажиры проводили время на палубе, а после обеда, когда на палубе стихал гул голосов, Людмила устраивалась там под зонтом с книгой.
Яна же металась между машинным отделением и капитанским мостиком. При этом она то и дело падала, расшибала коленки и локти, поэтому они у неё постоянно были в зелёнке.
На капитанском мостике Яна, затаив дыхание, слыша стук своего сердечка, с восторгом наблюдала за тем, как белые многопалубные теплоходы, шумные буксиры, катера и баржи приветствуют друг друга при встрече - двумя короткими и одним длинным гудками, вскоре, капитан разрешил ей самостоятельно давать их. Иной раз Яне даже давали подержаться за штурвал, после чего она сбивчиво и взволнованно рассказывала окружающим, как это нелегко быть рулевым, ведь штурвал так тяжело удержать в нужном направлении, чтобы не сесть на мель.
Вот она в полнейшем одиночестве стоит на плоту, а вокруг горит река. Со всех сторон в Яну летят сквозь огонь стрелы, она падает ничком на плот и закрывает голову руками. Леденящий ужас охватывает всё её худенькое беззащитное тельце. Протяжный звук заглушает отчаянный крик Яны.
- Это наш теплоход приветствует встречное судно, - произнесла Людмила, поглаживая Яну по голове. - Что тебя так напугало?
Сначала Яна даже не поняла вопроса, затем, встряхнув головкой, уставилась синими блюдцами глаз на сестру.
Людмила сказала:
- Ведь это ты испугалась, а не я...
- Разве я кричала? - удивлённо спросила Яна.
Сестра улыбнулась и ответила:
- Больше некому, мы с тобой вдвоём в каюте.
- Может быть, рука затекла, - сказала Яна.
Она давно перестала говорить о ночных кошмарах Людмиле, которая относилась к её рассказам со снисходительным недоверием и считала их проявлением буйной фантазии сестры.
- Пора собираться на завтрак, Яна. Я уже умылась и, практически, готова идти есть. Поторопись, тебе ещё косички заплетать.
Яна сладко потянулась, обвела взглядом уютную каюту, вспомнила про огонёк, но с сестрой не поделилась тайной. Она знала, что стоит только поделиться с кем-нибудь сокровенным, как мечта не сбудется.
- Может быть, ты меня заплетёшь? По-жа-а-а-луй-ста! - заискивающе попросила Яна.
Сестра с минуту смотрела на неё, уперев руки в боки.
- Ох, лиса! Так и быть, только умывайся быстрее, а то папа уже ждёт нас к завтраку, - сказала она.
- Я мигом!
Яна вскочила, торопливо расправила одеяло, поправила подушку, и через несколько минут уже стояла перед Людмилой в белом платье в крупный красный горох, с расческой и красными лентами.
- Заплети меня веночком, пожалуйста, - сказала она сестре.
- Как скажешь.
После завтрака в ресторане Яна понеслась в машинное отделение, где царствовал машинист Иван Никитич. Ей нравилось стоять рядом с большим Иваном Никитичем, который внимательно прислушивался к шуму машины, объясняя Яне, что это сердце теплохода, а он, как врач, отвечает за то, чтобы оно работало без сбоев. Яну же в машинное отделение притягивала возможность вместе с Иваном Никитичем исполнять команды с капитанского мостика, например, такие: "Вперёд! Самый малый!", "Прибавить ход...", - и наблюдать, как огромная машина повинуется движениям Ивана Никитича. Как только с капитанского мостика донеслась команда: "Палубной команде по местам швартовки стоять!". Яна покинула машинное отделение, чтобы наблюдать за швартовкой судна к причалу.
Яна стоит в носовой части судна, смотрит, как одна за другой набегают волны, разбивая о корпус белый кипящий от гнева гребень. У неё кружится голова от прохлады, ветра и чистейшего воздуха, наполненного водными брызгами. Водяная пыль запорошила Яне лицо, и она, чувствуя приятную свежесть, попыталась втянуть её в себя и стала облизывать губы.
На ужине в теплоходном ресторане они сидели у окна. Яна изредка против воли сильно кашляла.
- Немудрено на ветру простудиться, - сказал отец.
- Она набегается до того, что с неё пот льёт градом, а потом стоит на ветреной стороне, охлаждается...
Ломтики нарезанного лимона искрились в свете заходящего солнца. Отец взял ложечкой одно колесико и протянул Яне.
- Съешь вместе с кожурой...
Яна представила весь кислый ужас, но отказать отцу не могла. Как только лимон попал ей на язычок, так сразу слёзы брызнули из глаз, а лицо сморщилось от невыносимой лимонной кислоты, но Яна стала упрямо пережёвывать лимон и, когда проглотила его, то почувствовала во всём теле необычайную свежесть.
Пароходы, катера, речные трамвайчики, скоростные на подводных крыльях, баржи, буксиры речные и морские нравились Яне. Она представляла себя то матросом на барже, груженной зерном для голодающих детей Африки, то штурманом на огромном пароходе в Средиземном море, который она видела в киножурнале "Новости дня". Причина была в том, что дома она постоянно слышала разговоры о достоинствах и недостатках морских и речных судов, слова: "ватерлиния", "водоизмещение", "глубина", "проходимость"... - она впитала с молоком матери.
С апреля по октябрь большую часть свободного времени их семья, как и большинство других, проводила на даче. Добирались туда на речном трамвайчике против течения час, а обратно по течению значительно быстрее. Часто отправлялись на моторной лодке.
- А ведь реки когда-то не было... - сказал отец.
- Не было? - с удивлением открыла рот Яна.
- Так, из земли маленький ручеек потёк... Собрал по пути много ручейков и превратился в реку... А у моря река разбегается веером, как веером распускаются на ветру твои волосы... И там река похожа на девушку... И тебя когда-то не было...
Яна округлила и без того круглые синие глаза.
- Как меня не было?!
- Не было... И вдруг появилась...
- Как ручеёк?
- Да... И мы дали тебе имя - Яна. И ты - стала!
Дачный поселок представлял собой узкий остров, вытянутый вдоль берега с одной стороны, а с остальных омываемый протоками. Почва сплошь была из белого речного песка, который раскалялся на солнце до такой высокой температуры, что можно было сварить яйцо. Ходить босиком было опасно, можно было обжечь ступни, только очень отчаянные головы решались передвигаться, перепрыгивая с редкой травинки на травинку, чтобы добраться до тени от разросшихся старых шелковиц, которых на этом острове было очень много, разных видов: черная, красная, белая.
В тени можно вдоволь наслаждаться сочными, сладкими плодами этих деревьев-долгожителей, которые во все времена утоляли голод и жажду путников, спасая их от нестерпимого зноя.
Источником жизни для дачников и самым оживлённым местом встреч была колонка. Вода в ней была необыкновенно вкусная и такая холодная, что сводила зубы от холода. Воду в вёдрах носили на участки, чтобы приготовить еду. Посуду же мыли в реке.
Живительная вода и сладкие ягоды чудесным образом утоляли жажду и голод. Участки были 6-8 соток, на них разрешалось строить небольшие деревянные только одноэтажные домики. Удивительно, но на этом песке росли кусты винограда и фруктовые деревья, особенно вишнёвые, абрикосовые, персиковые. Река поила их и залечивала раны после пылевых бурь, которые случались в степной полосе. В народе бури эти называют "Суховей". Он возникал неожиданно в засушливые знойные дни.
Как-то раз Яна, прикрыв ладонью глаза от солнца, долго всматривалась вдаль, и заметила быстро перекатывающийся мутный вал, который быстро приближался к реке. Суховей! Какое несчастье - суховей надвигается!
Ей казалось, что зловещий вал несся по земле прямо на неё и вот-вот бушующий ветер принесёт его сюда через реку.
Дохнуло таким жаром, будто на спине загорелось платье.
Пыль трещала на зубах и порошила глаза. Яна побежала к дачному домику, скрылась в нем, плотно прикрыв дверь на засов. Вихри неслись, шурша песком, поднимая к небу птичий пух и щепки. Тяжелая муть заволокла все вокруг. Солнце вдруг сделалось косматым и багровым. Закачались и засвистели деревья и кусты. Суховей, пылевые бури - беда степей.
С рекой была связана вся жизнь Яны.
Она каждый раз с волнением и трепетом возвращалась в тот день, когда они с отцом шли вниз по течению реки по чистому речному песку. Накануне был ветер, и на песке, как всегда бывает после ветра, лежала волнистая рябь. Внезапно, откуда ни возьмись, нагрянула гроза. Стемнело. Над рекой полыхали молнии, а обессиленный гром едва докатывался из-за реки. Фонарь едва светил. Потом прямо над их головами небо загорелось от яркой молнии, и в ее свете они увидели, что впереди на берегу что-то лежит, это была перевернутая лодка, они спрятались под ней. Гром перекатывается, грохочет, ворчит, рокочет, встряхивает землю.
- Мне страшно, - прошептала Яна.
- Ничего не бойся, - сказал отец, погладив её по голове.
Страх мгновенно улетучился. И рассказ отца о дождях успокаивал. Он говорил о том, что особенно хорош спорый дождь на реке. Каждая его капля выбивает в воде круглое углубление, маленькую водяную чашу, подскакивает, снова падает и несколько мгновений, прежде чем исчезнуть, еще видна на дне этой водяной чаши. Капля блестит и похожа на жемчуг. При этом по всей реке стоит стеклянный звон. По высоте этого звона догадываешься, набирает ли дождь силу или стихает. А мелкий грибной дождь сонно сыплется из низких туч. Лужи от этого дождя всегда теплые. Он не звенит, а шепчет что-то свое, усыпительное, и чуть заметно возится в кустах, будто трогает мягкой лапкой то один лист, то другой...
Дачные чаепития в саду - одно из самых дорогих удовольствий Яны.
Вся семья сидит за большим столом, сколоченным из гладких широких досок.
Мама разливает горячий чай из самовара, заваренный на травах, восхитительный аромат витает над столом, в плетёной корзинке лежат румяные сушки с маком. Отец колет щипцами для всех сахар. Спелые вишни, величиной с небольшие сливы покачиваются над головами. Наливные яблоки падают прямо в руки, стоит только подойти к ним. Прозрачный крыжовник призывает попробовать его прозрачные, напоённые солнцем ягоды, а ветки красной и чёрной смородины душистой сами тянуться к корзинке. Чёрные бархатные шмели и полосатые осы кружатся, жужжа, вокруг малины, как преданные её поклонники. Кукушка завела своё "ку-ку...", обещая всем долгую жизнь.
По утрам Яну будила перекличка пароходов на реке. Она раздвигала занавески и выглядывала в окошко, чтобы поздороваться с рекой. Иногда река скрывалась за туманом, то сине-розовым, то молочно-белым, тогда она надевала на ходу сарафан и бежала к реке. Над рекой стоял пар, нежнейший, белый, а вода казалась мутной. Яна осторожно вошла в воду, поболтала ногами, привыкая к прохладной воде, сбросила сарафан и прыгнула в воду, поглаживая её руками. Река ласково зашептала Яне, струясь между пальцами:
- Не бойся меня, плыви вперёд!
- Нет, я боюсь плыть от берега, там глубоко, мне спокойнее плавать вдоль берега.
- Ну и чего ты боишься? Смотри, как далеко заплыла твоя сестра, и лежит, отдыхая на спине, а я её только ласково покачиваю.
- Людмила у нас отчаянная, ничего не боится, а мне спокойнее, когда я в любой момент могу коснуться дна. Да и холодно ногам там, на глубине.
- Откуда ты знаешь? Ты же там никогда не плавала.
- Знаю, меня однажды выбросил наш сосед по даче из лодки на глубине, хотел таким ужасным способом научить меня плавать. Передо мной была бездна! Без дна! Я стучала зубами от страха и испуга. Хорошо, что папа был рядом. Я почувствовала ногами холодное течение, наглоталась воды от страха и так сильно вцепилась за папину шею, что чуть не утопила нас обоих.
- Ничего! Плыви смелее! - прокричала чайка, пролетая мимо. - Ещё попробуй, плыви спокойно и всё получится.
Яна хотела ответить чайке, но та уже, поймав воздушный поток, исчезла в небесной вышине.
- Тогда плыви вдоль берега, - шептала река. - Плыви в одну сторону, плыви в другую, я поддержу тебя.
Яна поплыла, следуя совету реки, но вдруг нога её зацепилась за что-то, и она с ужасом захлебнулась, стала судорожно бить руками, потом выскочила на берег, чудом высвободив ногу.
- Успокойся, ты зацепилась за корягу, если бы ты не испугалась, то спокойно бы освободила ногу, там неглубоко, - успокаивала река Яну...
Было ещё одно чудо, связанное с рекой, - рыбалка! Хорошо ложиться спать, когда впереди тебя ждет что-нибудь интересное, радостное, как, например, рыбная ловля под черными ивами на отдаленной протоке.
Солнце ещё только показало свои первые сонные лучи из-за горизонта, а рыбаки уже тихо спускают лодку с рыболовными снастями на воду.
Яна сидит на носу лодки, зябко поёживаясь от утренней прохлады и изо всех сил сдерживая зевоту. В тишине слышен едва уловимый всплеск вёсел о воду. Природа замерла. Через несколько мгновений разноголосый гомон птиц приветствует появление солнца. Всё вокруг преображается, даже рыбы поднялись из глубины, чтобы приветствовать солнце.
Такие мгновения хочется удержать, запомнить, чтобы напиться безмятежности и покоя в моменты отчаяния. Рыбачили, в основном на протоках, где всегда было затишье, а от зноя спасали ветви ив и диких маслин, которые растут по обоим берегам, создавая своеобразный зелёный коридор. Дикая маслина удивительное дерево с узкими слегка бархатистыми листьями и душистыми мелкими цветками. Плоды у неё округлые сантиметра два с серебристым налетом и сладкие на вкус. Ловились в тихих водах протоки, в основном, усатые небольшие бычки. Тот, кто пробовал жареные бычки, тот никогда не забудет их нежнейший вкус! Готовятся они так быстро, что их жарили прямо на костре на завтрак, когда солнце поднималось уже высоко.
Река с её многочисленными плавнями и озёрами на островах, с большими глубинами и многочисленными заливами с мелководьями никого не оставляет равнодушным.
Летом в плавнях невозможно оторвать взгляд как от живописных берегов, утопающих в цветах, так и от прозрачной глади реки.
На реке Яну всегда охватывало какое-то непередаваемое прекрасное чувство радости и покоя. Восход солнца на реке - зрелище восхитительное! С появлением первых лучей ветерок постепенно начинал набирать силу и нагонять волну. Рыбачить с детьми, вообще-то, взрослые не решались, но Яну брали.
Река широкая с огромными глубинами и порой с сильным течением, которое создаёт ГЭС при сбросе воды из водохранилища, к тому же река судоходная, по которой ходят огромные баржи, пассажирские суда и много моторных лодок.
Лодка на веслах легко шла по ветру, возле моста свернули в протоку.
Вдруг стрекоза села на борт лодки. Яна невольно протянула руку, пытаясь прикоснуться к её крылышкам, но стрекоза тут же взлетела и стала кружиться над девочкой. Тут Яна вспомнила песенку, которую недавно выучила, пытаясь поймать стрекозу: "Курдик, мальчик, сядь на пальчик!" Только вблизи можно разглядеть крошечные усики, губки. Воздушная, волшебная, с переливающимся изумрудным вытянутым тельцем и огромными вращающимися во все стороны глазами парит стрекоза легко и свободно на своих четырёх невесомых прозрачных крылышках.
В протоке ветер ощущается слабо, так как она с одной стороны защищена плотной стеной камыша, а с другой - сплошным труднопроходимым лесом. Леску нужно забрасывать осторожно, чтобы крючок не зацепился за многочисленные водоросли, между листьями кувшинок. Можно поймать карася, краснопёрку, линя, приготовить уху на костре и запечь рыбу.
Яна никогда не могла сосредоточиться на рыбалке, она впитывала красоту цветущих трав и слушала пение птиц. День пролетал незаметно, спохватывались только тогда, когда солнце спокойно опускалось за высоким берегом, а в воздухе начинала роится и зудеть мошкара.
Отправлялись в обратный путь. Протока петляла так сильно, что даже от вида её бесчисленных поворотов у Яны кружилась голова.
С приближением осени река вела себя непредсказуемо, направление и сила внезапно возникающего ветра меняли её до неузнаваемости.
Сумрачная река грозно ревела, вздымая гребни волн, рвущихся из берегов на волю.
В ненастные день поздней осени серое уныние придавало реке некий оттенок величия, даже торжественности, в нём было много чистых красок.
Яна любила спускаться к реке в ненастные дни, любила реку за чистоту воздуха, холод, когда горят щеки, а река покрыта оловянной рябью, и тучи передвигаются по небу тяжело, как бы против воли. Поздняя осень укрывала, словно одеялом, черную реку ворохами сухих пёстрых листьев.
С наступлением зимы река засыпала, скованная местами льдом, смиренно ожидая, когда совершенно особенный, ни с чем не сравнимый звон ледохода возвестит конец зимы.
Яна поднималась на причал, испытывая непреодолимое желание выпрыгнуть из своего тела, но не знала, как это сделать.
А так хотелось освободиться от тела и перенестись лет на пятьдесят вперёд.
Что там?
Как?
Тело удерживало её в настоящем, а мятущаяся душа стремилась в будущее. А как хотелось одновременно находиться в разных временах и местах.
Река неиссякаема, как непостижимая вечность, и Яне казалось, что она сама уменьшается, что время течёт вспять, к её появлению на свет.
Уж очень заманчивые картины рисовала себе Яна, но стоило ей представить плавное течение реки, несущей свои воды в море изо дня в день, из века в век, при любой погоде, берега, омываемые дивной рекой, как она успокаивалась.