Вереница дорогих машин остановилась у чёрных железных ворот.
Помощник покойного беззвучно открыл дверцу и подал руку женщине своего теперь уже бывшего начальника. Жданова не спеша убрала миниатюрное в форме морской раковины зеркальце в стильную сумочку, накинула чёрный прозрачный шарф на голову и, придерживая его рукой, с волнением вышла из машины.
Пели соловьи.
Их чудесные переливы с грациозной легкостью перекрывали городской шум.
Толпящиеся с цветами и венками друзья и сослуживцы покойного, все в чёрном, почтительно пропустили высокую модную красавицу Жданову вперёд. Процессия неторопливо тронулась под всем известные звуки похоронного марша, в котором преобладали медные духовые, к свежевыкопанной могиле.
Соловьи всё равно были слышнее оркестра.
Широкоплечие мужчины, стриженные очень коротко, так что посверкивали крутые затылки, двигались почти строем, сжав скорбно кулаки, на которые у некоторых спадали золотые цепочки. Длинноногая Жданова осторожно, но довольно манерно ступала след в след, как научилась у московских моделей, по влажной после недавнего дождя глине, стараясь не испачкать туфли на высоких каблуках, но каблуки предательски проваливались, и она огорчённо вздыхала, думая только о том, чтобы весь этот ужас закончился как можно скорее. В трагическую реальность происходящего она верить не хотела. "Этот кошмар скоро закончится, исчезнет и всё будет по-прежнему", - мысленно с детской непосредственностью успокаивала она себя.
Ударили латунные тарелки в оркестре. Процессия остановилась у могилы.
Жданова, склонив картинно холёную головку, продолжала придирчиво осматривать свои эксклюзивные туфли, и избегала переводить взгляд на богатый лакированный гроб, с которого в этот момент могильщики снимали крышку для ритуала последнего прощания, прежде чем навсегда закрыть её.
Коренастый и лысый распорядитель с красной траурной повязкой на рукаве пригласил родных и близких простится с покойным, но Жданова никак не могла заставить себя пошевелиться, тогда помощник покойного, взяв её за локоть, с некоторым усилием подвёл к изголовью.
Одна нога скользнула по влажной глине, и Жданова, чтобы сохранить равновесие, ухватилась тонкими длинными пальцами одной руки за край гроба, судорожно вздрогнула и другой рукой приложила пахнувший французскими духами платочек к глазам. Она так и не смогла заставить себя взглянуть на белое, почти гипсовое лицо.
Над соседней оградой нависали ветви сирени, дурманящие своим запахом, и как будто прямо из густых тяжёлых соцветий разливалась весёлая трель соловья. Для успокоения Жданова излишне сосредоточенно пыталась найти среди буйства гроздей сирени пятилистный цветок.
Флейты и трубы оркестра вернули её к печальной действительности, гроб опустили, а внутренний голос шепнул ей, что наклоняться в такой короткой юбке неприлично, и она присела, чтобы взять горсть земли. В глубину могилы Жданова даже не смотрела, поэтому бросила комок земли наудачу. Он упал на край могилы, и Жданова поспешно подтолкнула его ногой, окончательно испачкав туфли. Едва сдерживая себя от желания немедленно протереть туфли, она замерла и не отрывала от них глаз, но помощник покойника, который опекал её, сказал, что пора возвращаться.
Выглянуло солнце, сверкнув золотым куполом кладбищенского собора, но тут же набежали тучи цвета сирени, и день опять стал по-московски сереньким.
Выйдя из ворот кладбища, Жданова, прежде чем сесть в машину, достала из сумки влажную салфетку, наклонилась и тщательно протёрла туфли...
Чёрная бронированная машина с мигалкой уже мчалась по улице. После непродолжительных поминок в ресторане, на которых Жданова ощутила полное безразличие к своей персоне, водитель покойного быстро отвез её к дому из стекла и металла на набережной Москвы-реки.
Ночь мелькнула в глубоком сне.
Яркий солнечный свет разбудил Жданову.
Она с непосредственностью ребёнка открыла круглые глаза с очень длинными ресницами, и тут же зажмурилась.
Воздушно соскользнув с невообразимо широкой кровати, ступая босиком по мягкому ковру, она поспешила задёрнуть плотные шторы. Остановилась у зеркал роскошного трюмо и не сразу узнала отражение в нём. Чёрно-фиолетовые круги под глазами, помада на подбородке, спутанные волосы - ужас!
Жданова разочарованно присела на пуфик, и в этот момент вспомнила кладбищенские картины, как она вернулась с чугунной головой, выпила снотворное, чтобы скорее уснуть и забыть кошмар минувшего дня в надежде, что утром всё само собой наладится.
Вчерашний день? Вычеркивай его, стирай, пока он вовсе не исчезнет!
"Не думай ни о чём плохом, - сказало отражение в зеркале, - займись лучше мной".
Все лучи жизни сходятся на Ждановой. Она в центре мира. Только она видит этот мир. Она. Одна. Такая!
С чувством собственного достоинства Жданова уверенно провела рукой по краю столика. Столик этот неизменно вызывал у неё гордость своим изяществом и ценой. Это был антикварный столик, он стоил как однокомнатная квартира, но Жданова всё же уговорила покойного подарить его на годовщину их связи. Это был единственный предмет мебели, купленный лично ей. Покойный привёз Жданову в квартиру, обстановка которой была выполнена модным дизайнером, и простецки предупредил, чтобы она ничего в ней не меняла, а занималась исключительно собой.
Жданова окунулась в мир кремов, всевозможных средств по уходу за своим драгоценным телом, духов и прочих бесчисленных женских радостей, которые прежде видела только в каталогах. На её столике красовались шкатулки, роскошные флаконы, баночки кремов, наборы косметики, которых хватило бы десятку женщин. Многие из них Жданова приобрела исключительно из-за дизайна упаковки, от которой просто не могла оторвать глаз. Эта её страсть последнее время стала раздражать покойного, и однажды он предупредил, что если она не умерит свой пыл, то лишится карточки.
"Его больше нет. Теперь я - хозяйка", - сказала Жданова своему отражению в зеркале. Затем тщательно сняла остатки косметики, и направилась было на обход своих владений, но что-то острое вонзилось в её нежную пятку, она вскрикнула, испуганно одёрнула ногу, пошевелила пальцами, а потом наклонилась и увидела, что это колечко в виде бабочки с острыми усиками, усыпанными крошечными бриллиантами.
Жданова подняла колечко, вернулась к трюмо, включила над ним свет и стала внимательно рассматривать кольцо. Убедившись, что оно не повреждено, она открыла шкатулку и залюбовалась игрой камней в лучах света.
Она уверенно собрала свои длинные волосы, выкрашенные по желанию покойного в рыжий цвет, перехватила их черной бархатной лентой, затем достала серёжку с изумрудной подвеской, надела её, любуясь своей стройной шеей и нарядным ухом, в другое ухо она вдела серёжку с жемчугом. Затем тщательно исследовала шёлковую пятку ноги, убедившись в том, что след от кольца исчез, она стала раскладывать украшения на столике: колье с золотистыми топазами, подвеску с бриллиантами, серёжки и колечки переливались и сверкали. Перебрав все украшения, она надела все кольца, которые ей подарил покойный, на пальцы обеих рук и расстроилась, что на мизинец правой руки кольца не хватило:
- Ну, вот! - поджав капризно губки, произнесла она с досадой. - Только начала привыкать к богатой жизни, как всё закончилось... Или только ещё начинается... Вон их сколько мужиков крутых было на похоронах, один другого важнее, нужно постараться зацепиться. Что сидеть? Иди, красота моя, займись собой. Ты должна быть вооружена и предельно внимательна. Не упусти свой шанс.
Взглянув на россыпь украшений, Жданова обиженным голосом спросила своё отражение:
- А кто эту красоту спрячет, девочка моя?
Разложив свои сокровища по коробочкам и шкатулкам, она открыла дверь в просторную ванную. Там привычно поиграла пультом, любуясь оттенками света, чтобы насладится отражениями в многочисленных зеркалах.
Установив мягкое освещение, она сбросила ночную рубашку и стала внимательно рассматривать свою модельное тело, уход за которым отнимал значительную часть её времени ежедневно.
Каждая женщина хочет быть неотразимой, но не каждая видит в этом смысл жизни.
Жданова же не жалела ни времени, ни средств, чтобы регулярно втирать все новинки косметологии: различные скрабы, косметические масла, молочко, гель для душа, и всевозможные дневные, ночные и прочие кремы для отдельных участков тела.
Какой аромат лучше всего выражает счастье, принося с собой настроение романтики и безмятежности?
Конечно, легкий сливочно-клубничный!
До открытия этой восхитительной линии Жданова любила принимать ароматические ванны с апельсиновым маслом.
Она искренне верила заманчивым обещаниям на этикетках гарантирующим повышение упругости, восстановление, смягчение, борьбу с целлюлитом и первыми признаками старения, снятие раздражения, устранение сухости.
Этот легкий и приятный способ отдохнуть и похорошеть дома она предпочитала салонам, клиентки в которых казались ей уж очень высокомерными и надменными.
Ежедневно - для поддержания тонуса, насыщения витаминами, здорового вида, свежести и восстановления естественного водного баланса - она принимала ванну с гидромассажем, уверенная в том, что таким способом сохранит навсегда молодость и красоту.
Косметикой Жданова не просто увлекалась, она откровенно дрожала, как дрожит ребёнок от новой игрушки, от всевозможных ярких тюбиков, баночек, флакончиков, при виде непонятных названий ароматных чудес, обещающих невероятное преображение внешности, глаза её загорались и она брала всё, уверенная в том, что этого достаточно для того, чтобы поражать всех.
Увидев из окна машины магазин "Концептуальная косметика" на углу Сретенского бульвара и Большой Лубянки, она даже взвизгнула от восторга и потребовала, чтобы водитель непременно выпустил её здесь, потому что ей необходимо немедленно в этот магазин. Водитель объяснил ей, что у светофора это - невозможно, после стояния в пробках Жданова попала в этот магазин, скупила много непонятных ей средств. Стала регулярно наведываться сюда, и всякий раз к месту и не к месту, закатывая глаза и надув губки, сообщала, что она пользуется только концептуальной косметикой.
О том, что помимо внешности, следует читать, развиваться, и заниматься образованием Ждановой даже в голову не приходило. Единственное, что она усвоила - не задавать покойному вопросов и не открывать рот при его компаньонах.
В это утро Жданова, проделав обязательную процедуру тщательного поглаживания и втирания средств по уходу, наконец, погрузилась в клубничное облако и старалась полностью расслабиться, но перед глазами, как наваждение, маячил край могилы и грязный носок туфли. Она всплеснула руками, пытаясь отогнать неприятное видение, но тщетно.
Ей стало страшно и неуютно.
Она включила все светильники в ванной, поднялась, закуталась в длинный махровый халат и направилась, включая везде свет, к бару.
Выбор напитков был настолько разнообразен, что Жданова даже растерялась. Покойный обычно наливал ей то же, что собирался пить сам, она же предпочитала полусладкое шампанское, но сегодня она выбрала посольскую водку. Прижав к себе бутылку, Жданова пошла через огромный холл на кухню, взяла стопку, достала из холодильника банку икры, открыла её, достала ложку, поднесла стопку к губам и только собралась выпить, как услышала звонок домофона.
- Обойдётесь! - произнесла она резко, - я сегодня не в форме.
Выпила и закусила ложкой икры. Домофон стих. Жданова сидела, обхватив голову руками. Тишина тисками сдавила голову.
- Кто же это звонил в домофон? - произнесла Жданова, поднимая голову. - Нужно было подойти... Нет, нужно затаиться... Я должна взять себя в руки и собраться!
Она подошла к окну.
С высоты её этажа открывалась великолепная панорама на огромный город, попасть в который мечтают девушки из далёких городов и посёлков, а вот её, Ждановой, мечта сбылась. Она живёт в Москве!
Всё складывалась даже лучше, чем она мечтала.
Казалось - цель достигнута!
Концептуальная москвичка!
Ох, такого невероятного поворота она никак не ожидала. Она стояла у окна, но не видела ни поблескивающей серебром зеркальной глади реки, по которой скользили речные трамвайчики, ни зелени парка с белыми беседками, а думала о том, к кому обратиться, чтобы выяснить всё о том, как ей закрепиться в этой квартире, кому можно доверится, как избежать обмана.
- Да, дела размножаются и растут! Нужно пойти в кабинет, собрать всё, что необходимо, где-то же должны быть документы, а потом уже решать, что делать дальше, - проговорила сама для себя Жданова, и посмотрела на часы, - ничего себе, уже шестой час! - воскликнула она и поспешила, включая везде свет по длинному коридору через холл в кабинет, который располагался в противоположном конце квартиры.
Тяжёлая дверь поддалась ей не сразу.
Жданова остановилась в нерешительности на пороге. Приложила в размышлениях пальчик к губам.
Обстановка кабинета вызывала у неё смешанные чувства - страха и раздражения. Подобные чувства она испытала около двух лет назад, когда впервые в жизни вошла в дом своей дальней родственницы, который напоминал барскую усадьбу на картинке учебника.
Больше трёх месяцев Жданова, тогда ещё 16-летняя девчонка, разыскивала телефон этой родственницы, о богатстве и успехах которой многие годы рассказывали легенды во всех окрестных деревнях, чтобы выпросить разрешение устроиться к ней в качестве домработницы. Она звонила несколько раз и слёзно молила разрешить приехать хоть на один месяц, чтобы показать своё желание выполнять любую работу.
Наконец, удача улыбнулась ей. Она оказалась как будто в другой стране. Первое время всё спрашивала, старалась понравиться, вела себя очень скромно. Когда же хозяйка уехала на виллу за границу, Жданова докладывала ей по телефону о том, как идут дела дома.
К хозяину часто приезжали его компаньоны, солидные "дядечки" как их для себя называла Жданова. Тут уж она вертелась в набедренной повязке под названием юбка и в боевой раскраске. Как-то раз будущий покойник, ущипнув её, вскользь обронил, что любит рыжих. На следующий день она превратилась в огненно-рыжую, и к возвращению хозяйки стала чувствовала себя победительницей.
- Что это с тобой?! - спросила хозяйка.
- Нашла своего суженого!
Воспоминания вихрем пронеслись в голове Ждановой на пороге кабинета покойного, в который он строго запрещал ей входить без приглашения.
Жданова подошла к солидному письменному столу, на котором не было ни одной бумаги, посмотрела по сторонам, нигде ни листочка.
За стёклами шкафов размещалась коллекция инкрустированных сабель и клинков, одним только своим видом вызывающих у неё тягостный страх.
Жданова попыталась выдвинуть ящики стола, но они оказались запертыми на ключ.
"Чего это он от меня прятал!? - подумала она. - Видать, секреты большие. То-то он разрешал домработнице убирать только в его присутствии... Где ключи искать?"
Справившись с паническим настроением, она посмотрела под письменным прибором, потом тщательно перебрала каждую его принадлежность - пусто.
Жданова села в кресло, включила настольную лампу и увидела, что сломала ноготь на безымянном пальце правой руки. Это окончательно вывело её из себя: "Надо перекурить это дело и срочно позвонить маникюрше... Нужно ещё мой телефон найти", - подумала она и пошла в свою гардеробную, в которой прятала сигареты от покойного, который запрещал ей курить. По пути она заходила в каждую комнату и включала свет и, оставляя двери открытыми, шла дальше.
Первый раз Жданова не задержалась в гардеробной, обычно, она могла часами примерять одежду, любоваться нижним бельём, вертеться перед зеркалом. Она взяла пачку сигарет, и пошла в спальню за телефоном. Надеясь, что он там, но, сообразив, что прятаться уже не от кого, вернулась за блоком.
Телефона ни на кровати, ни на полу не оказалось.
"Что за день такой дурацкий... Чертовщина какая-то... Ничего найти не могу...", - прокрутилось в голове Ждановой, и она отправилась в холл, где обнаружила, наконец, телефон в сумке, которая спряталась за небрежно брошенными туфлями.
Телефон был отключён, а когда она его включила, выяснилось, что он разрядился.
"Ну, это ж надо! Всё против меня! - про себя вспыхнула Жданова. - Ну, я вам устрою!" - она погрозила рукой невидимым врагам и, прихватив в своей комнате зарядку, пошла на кухню.
Налила себе водки, выпила, закурила и попыталась успокоиться, но метель в голове не стихала. Обрывки мыслей набегали, как волны, одна на другую, чтобы остановить их Жданова глубоко затянулась и закашлялась.
- Пожрать что ли? - спросила она себя.
- Давно пора, дурёха! Ни крошки в рот не брала, а водку хлещешь, - себе ответила она.
- Только ты меня и любишь! Только ты жалеешь.
- Никто меня так не понимает, как ты...
Поговорив с собой, ненаглядной, она стала изучать содержимое холодильника, но ничего, кроме дежурных мясных нарезок и сыра не нашла. Обычно они с покойным ужинали в ресторане или же еду готовила помощница по хозяйству, которую Жданова отпустила на два дня.
- Не скули, подруга! - приказала она себе, не обнаружив хлеба. - Наведи себе кофе и обойдёшься сыром с колбасой...
Она достала банку сублимированного кофе, уж очень ей нравилось слово "сублимированный". Какое-то особенное слово, она старательно его выучила и всегда к месту и не к месту на вопрос: "Какой вам кофе?", - отвечала важно, выпятив свои губы, по слогам: "Суб-ли-ми-ро-ван-ный". "Наведя большой бокал" кофе, Жданова сделала две затяжки, потом - два глотка и громко, произнесла с вызовом:
- Я свои права защищать буду, если надо - душу продам, но жизнь свою "роскошную", сохраню. Звонок телефона был ей ответом. Она вздрогнула, но, увидев номер помощницы по хозяйству, ответила:
Закончив разговор, позвонила в салон и записалась на вторую половину дня на маникюр и педикюр.
Но тут в замочной скважине входной двери загремели ключи, послышались голоса, и в квартиру вошли спортивного вида ребята, предложившие довольно просто, даже бесцеремонно освободить жилплощадь.
- Как?!
- Так!
Одинока, жалка, беззащитна.
Поезд мчался в родительский край...
Ранним утром сошла на полустанке.
Ни души.
Кричал лишь телёнок, привязанный к колышку за железнодорожной будкой.
Пройдя с полтора километра, да всё в гору, Жданова остановилась отдышаться на высоком холме. По лицу её текли два чёрных ручейка, которые она смахивала пальчиком вместе с тщательно наложенным макияжем.
Жданова не видела ни зелёного дыма возрождения жизни, ни васильков, похожих на лоскутки синего неба, ни ромашек, покачивающих своими ажурными головками, не чувствовала зноя. Думала она лишь о печальном завершении её счастья, которое она слишком быстро приняла как должное.
Ничего, кроме досады и горечи не вызывал у Ждановой знакомый пейзаж.
Когда-то она беспечно бегала по извивающейся тропинке через луг с соседским приятелем на станцию и обратно к своей деревеньке, вдыхая пьянящий запах трав, подставляя ласковому солнцу и игривому летнему ветерку свое лицо. Тогда она безудержно мечтала, что однажды поезд умчит её в неведомую беззаботную жизнь, в которой не нужно ни учиться, ни работать, и не думать ни о чём. Там, далеко, всё будет происходить по её велению и по её хотению.
Она же самая фигуристая!
Слёзы обиды на всех и всё вокруг душили её.
Жданова не слышала лесного шума, пения птиц, не видела погожего летнего дня. Она продолжала пальчиком с зелёным, по последнему писку моды, маникюром размазывать по лицу свою красоту.
Ожесточённая обида на покойного, который так некстати подвёл её своей ненадёжностью, не давала покоя.
Изумрудный, залитый слепящим солнцем луг, наполненный дрожащими звуками цикад и невероятным благоуханиями цветов, буквально раздражал её. "Господи! Сил моих нет видеть всё это! Да ещё трава чёртова наотмашь хлещет по ногам!"
Солнце пекло всё горячее. По синей бездне плавно плыли высокие седые облака, медленно меняя очертания... Ах, не видеть бы сроду эту проклятую красоту!
Зажужжал запутавшийся в траве под ногами Ждановой рыжий жучок. Он сердито возился, шуршал жёсткими надкрыльями, из-под которых было выпущено что-то тончайшее, почти прозрачное, и наконец-то с потрескиваниями поднялся в воздух, даже загудел с удовольствием, с чувством облегчения быстро отдаляясь и вовсе теряясь в небе.
Жданова проводила его злым взглядом, поморщилась и, пренебрежительно вздохнув, стала спускаться с холма.