Екатерина Андреевна дни свои проводила в кабинете мужа, стены которого закрывали солидные книжные полки, сделанные на заказ, на которых книги стояли в один ряд. За несколько десятилетий ни одна полка не прогнулась под объёмными фолиантами. После завтрака Екатерина Андреевна спешила к огромной библиотеке, снимала с полки книгу за книгой, читала названия, кем и когда издана, как издана. Екатерина Андреевна внимательно пролистывает книги в поисках пометок мужа на полях, чтобы прикоснуться к многочисленным его трудам, в которых он обрёл жизнь вечную и которые хранят его тепло, она нежно гладила корешки книг с его именем. Две полки с его монографиями располагались справа от массивного письменного стола. Она здоровалась с ним, понимая, что муж живет в своих книгах.
Окидывая взглядом стройные ряды книг, Екатерина Андреевна с улыбкой вспоминала своё детство и историю о том, как она, лет в девять, обнаружила, что одна из полок в домашнем книжном шкафу упала и лежит на следующей полке, которая согнулась от тяжести и тоже вот-вот рухнет. Торопливо выложив книги с обеих полок на пол, чтобы предотвратить падение перегруженной следующей полки, Катя увидела, что пластмассовые держатели, не выдержав тяжести книг, расположенных в два ряда, сломались. Желая сделать приятное отцу и удивить его своими умением и вниманием, она приняла решение самостоятельно отремонтировать полки, но прежде нужно было придумать, чем заменить пластмассовые держатели. Да, так был устроен книжный шкаф, в который старались втиснуть как можно больше книг, поэтому они и стояли в два ряда на очень широких полках, что было очень неудобно, поскольку скрытые первым рядом те, что стояли во втором ряду, забытые на долгие годы, мечтали о том, что, однажды, о них вспомнят, переставят в первый ряд, вновь вернув им читательский интерес, как известно, надежда умирает последней. Катя с интересом открывала каждую книгу из второго ряда, она туда прежде и не заглядывала, а там, оказывается, спрятано так много интересного.
- Ничего, вы теперь у меня будете стоять в первой ряду, и я буду вас читать, - с нежностью говорила она новым знакомым, рассматривая их.
Теперь ей предстояло найти замену сломанным пластмассовым держателям, но она никак не могла придумать, чем их заменить, и тут взгляд её упал на толстый красный карандаш, лежащий на письменном столе. Катя достала из стенного шкафа ящик с инструментами отца, достала отвертку и после нескольких попыток ей удалось освободить отверстия для новых держателей, но стержень красного карандаша оказался шире отверстия, она пыталась его сделать тоньше, но он сломался. Из последних сил пытаясь справиться с подступающим отчаянием, она подумала, что нужно взять твёрдый карандаш, потому что у него и стержень уже, и держать он должен лучше, раз - твёрдый. В результате долгих и упорных стараний ей удалось вставить часть стержня , который она ещё для надёжности укрепила пластилином. После этого довольная собой Катя, чувствуя себя победительницей, вставила полку на место и стала размещать на ней книги, но буквально через минуту работы полка упала вновь, да ещё и больно ушибла ей пальцы. Измученная и разочарованная Катя, рыдая, сидела на полу и смотрела на разлетевшиеся кусочки карандаша, а полка лежала на книгах нижней полки. Весь вечер родители утешали её и хвалили за благие намерения, советуя добавить к ним ещё и знания по нелюбимой ею физике. Но тогда ей было так горько, что она несколько дней не могла избавиться от обиды на карандаши, полку и книги, но вскоре это событие и она и родители вспоминали как очень весёлую историю.
С тех пор Екатерина Андреевна навсегда усвоила, что каждый должен заниматься тем, что умет делать. Она же посвятила себя книгам, окончила институт культуры, работала в научной библиотеке с таким увлечением и самоотдачей, что уже в тридцать лет стала заведовать библиотекой и за преданность любимому делу получила звание Заслуженного работника культуры Российской федерации.
Екатерина Андреевна привычным жестом провела по корешкам книг, на них не было ни пылинки, она тщательно следила за этим всегда, и за тем, при этом очень трепетно, чтобы всё оставалось на привычных для супруга местах.
Бросив взгляд на средний ряд стеллажа, она заметила ляссе (узкая лента в книге для закладок страниц), выскочившее из тома Кьеркегора, тут же положила пальчик с серым маникюром на торец книги, склонила её в свою сторону и извлекла с полки, и тут же поднесла книгу к носу. Она всегда так делала, потому что обожала запахи книг. От Кьеркегора пахло рождественской ёлкой. Екатерина Андреевна даже не поняла, откуда взялся этот приятный запах, вызвавший тут же массу ассоциаций, которые первым делом перенесли её в детство, от которого она в течение всей жизни не могла убежать. Да и каждый человек, даже самый серьёзный, хотя скрывает тщательно свою детскость, время от времени совершенно бессознательно впадает в него. Ибо се - человек!
Кьеркегор как бы сам собой открылся в её руках и на пол выпала, планируя к ногам, двойная открытка, из которой высунулся хвостик засушенной, пожелтевшей еловой веточки.
Когда же это было? Сама Екатерина Андреевна об этом не помнила.
Наверно, муж положил, когда работал с этой книгой. Да. Тогда он написал чудесную статью о "Дневнике обольстителя". И тут Екатерина Андреевна вспомнила тот чудесный миг, когда накануне Нового года будущий муж пришёл к ней взволнованный с ёлкой под мышкой весь в снегу. Снежинки поблескивали на его ондатровой шапке-пирожке и на плечах. Он торопливо повесил пальто, поставил ёлку в прихожей и восторженно произнёс: "Катюша, смотри, что я достал!", - вынимая из портфеля книгу, аккуратно завёрнутую в газету. Катя с трепетом развернула её и прочитала: "Кьеркегор!" Екатерина Андреевна сладко потянулась, воспоминания этого волшебного вечера нежности и страсти нахлынули на неё. Они вместе листали книгу, зачитывая друг другу, фразы, разделяя полное слияние с автором. Он сидел в глубоком кресле, а она на широкой ручке, опираясь на левое плечо любимого, в какой-то момент книга плавно соскользнула на толстый ковёр, и Катя оказалась в объятьях возлюбленного, его поцелуи, казалось, проникают в каждую клеточку её тела. Восторг и страстное желание слиться с ним охватили её.
Она улыбнулась, и открыла то место в книге, из которого выпала открытка. Глаза её выхватили: "Напрасно также с моей стороны оправдывать себя и тем обстоятельством, что книга лежала как раз этой стороной переплета кверху. Ведь если бы меня не соблазнило оригинальное и заманчивое заглавие тетради, я, быть может, и устоял, или, по крайней мере, постарался устоять против искушения ознакомиться с ее содержанием...". На полях рядом с этим местом рукой мужа простым карандашом было написано: "Главное, имя! При слове "Кьеркегор" я, как собачка, встаю на задние лапки!" Она так ясно представила тот момент, когда уколола мизинчик и на нём выступила капелька крови, он слизнул её, она прижалась к нему так пылко, губы их встретились, что по телу пробежала дрожь.
В тот вечер он обольстил её.
Юная Катя не сразу почувствовала потребность в постоянном общении с ним, она первое время стеснялась, а потом даже испытывала чувство некоторого страха при его появлении. Его образованность, красота речи, проникновение в самую суть предмета, восхищали, подавляли и даже несколько пугали её, и она довольно часто пыталась спрятаться, исчезнуть, но его настойчивость, внимание и нежность постепенно вызвали у неё ответные чувства. Медленно и неотвратимо его манеры, голос, интонации столь глубоко овладели ею, что она уже не представляла жизни без его улыбки, голоса, взгляда. Она полюбила его так пылко и так нежно, как могла полюбить романтическая натура, жаждущая любви.
На протяжении совместной жизни Екатерина Андреевна не переставала восхищаться мужем, его образованностью, философским отношением к жизни. Она могла слушать его бесконечно, не переставая поражаться его мудрости и терпению. Он открыл для неё мир Шопенгауэра. Она прониклась размышлениями философа о счастье. И они с мужем увлечённо беседовали о том, что счастье каждого человека зависит от его внутреннего мира, а поскольку большинство людей все свои силы направляют на борьбу с нуждой, считая её причиной всех своих бед, то они настолько привыкают жаловаться на свои несчастья, что просто не умеют быть счастливыми. Вместо того, чтобы развивать себя, искать причины в себе, они стремятся к сиюминутным развлечениям, растрачивая время на общение с себе подобными жалобщиками на свои несчастья. Вместо размышлений о смысле жизни они тратят время на бесконечные пустые разговоры о том, как мало счастья им дала судьба. Погоня за развлечениями, чувственными наслаждениями приводит их к разочарованиям и пресыщениям, и они вновь начинают сетовать на несчастную судьбу свою, не замечая, что источники их несчастий есть нечто иное, как пагубные пристрастия к излишествам, расточительности того, что так щедро дарила им судьба. Бедность внутреннего содержания своего им не дано понять, они пытаются заменить его иллюзиями жизни извне, не задумываясь об их сиюминутности.
Как много и содержательно они беседовали о необходимости объяснять человеку уже с первых шагов в жизни понимание того, что для него действительно важно, а после на протяжении всего отпущенного срока следовать в правильном направлении. Она вновь и вновь вспоминала их разговоры о том, что по-настоящему счастливые люди - это те, кто проснулся от иллюзий существования. Те, кто открыли глаза и увидели, что жизнь прекрасна по своей природе. Они осознали себя в этом мире и научились слышать и видеть подсказки высших сил. Поэтому, даже попадая в ту или иную сложную ситуацию, они не жалуются на жизнь, они лишь прислушиваются и приглядываются к тому, что происходит. Увидев те или иные добрые знаки, они следуют за ними и находят выход из любой ситуации, которая, на первый взгляд, казалась безвыходной. Поэтому люди, которые проснулись от глубокого сна, перестали убегать от жизни в ту или иную иллюзию, которая порабощает ум и сознание человека. Они живут каждым мгновением, осознавая счастье в каждом своем слове, действии и поступке.
Екатерина Андреевна провела рукой по корешку хорошо знакомой книги Шопенгауэра, но руку её неведомая сила перенесла на книгу "Иконостас. Избранные труды по искусству" Павла Флоренского, издание 1993 года. Эту книгу она подарила мужу в очередную годовщину свадьбы. Она окинула комнату взглядом, чувствуя, что муж рядом, книга выскользнула из рук, но Екатерина Андреевна успела её поймать на лету.
- Я чувствую, что ты рядом, дорогой, - произнесла она, - видишь, я справляюсь, я чувствую твою поддержку во всём, каждую минуту.
Она села в кресло, открыла книгу и негромко прочитала: "Одно близкое мне лицо, тоскуя по умершим близким, видело раз во сне себя гуляющим на кладбище. Другой мир казался ему темным и мрачным..."
На полях рукой мужа мелким почерком было написано: "Обратная перспектива! Я это использовал..."
На столе стояла фотография, на которой она сидела на даче в кресле-качалке, а муж одной рукой обнимал её, а другой придерживал кресло за спинку. Екатерина Андреевна взяла фотографию, вгляделась в их счастливые лица и сказала:
- Я помню наши разговоры о жизни после ухода в иной мир. В таких случаях ты всегда вспоминал Флоренского, бесчисленное количество раз цитируя слова из "Иконостаса" о наивных представлениях малообразованных людей о том, что там всё существует наоборот, и размышления автора о мнимом и подлинном мирах, которые есть суть души человека, "ибо едино благо-сотворенное Божие творение". Твои мысли об обратной перспективе Флоренского, и то, как ты так глубоко погружался в суть его размышлений, я порой воспринимала тебя, как часть автора, которая проникла в суть духовного средоточия мира. Без тебя я не сумела бы в полной мере оценить оригинальность языка и поразительную палитру метафоричности.
Бесценный друг мой, ты подарил мне интереснейшую жизнь, наполненную смысла! Благодаря тебе я поняла, что нет ничего важнее, чем сделать однажды правильный выбор и следовать ему. Не затрачиваться на споры и пустые разговоры, а проживать свою, а не фальшивую жизнь, навязанную большинством, чтобы жить наполнено, без сожаления и разрываемых противоречий. Только так и можно увидеть всё ценное, уверовать в то, что жизнь вечная существует в письменном слове. Ты убедил меня в том, что те люди, о которых нет ни слова в интернете, не существовали. И я, включая каждый новый день компьютер, повторяю твои слова.
Какое-то время после смерти мужа Екатерина Андреевна не находила себе места. Брала в руки книгу, садилась читать, но ловила себя на том, что не видит слов. У нее появилось много времени для думания. Ничего делать ей не хотелось, хотя сил пока еще хватало, а руки без дела чувствовали себя не на месте, у неё постепенно развивалась привычка подолгу сидеть, блуждая от одной мысли к другой.
Тогда-то она стала всё свободное время проводить в его библиотеке, разыскивая его заметки на полях. Они стали её спасательным кругом. Вернули к жизни. Она не решалась даже самым близким друзьям, которые пытались поддержать её, признаться в том, что с каждым днём ещё больше влюбляется в своего мужа, всё глубже осознаёт с каким необыкновенным, гениальным человеком свела её судьба.
Умение разделить радость любимого человека, было свойственно им обоим, а желание быть вместе, вести бесконечные разговоры о прекрасном, успех любимого человека так же, как готовность быть рядом во времена испытаний, сохраняли их любовь.
Муж был для Екатерины Андреевны непререкаемым авторитетом не потому, что пытался подавлять её, напротив, его готовность уступать, извиниться даже в тех случаях, когда она была неправа, изменили её настолько, что окружающие поражались тому, насколько изменило её замужество. Она перестала спорить, возражать, потому что поняла бессмысленность споров, стала более сдержанной и выдержанной.
Счастье сделало её щедрой, она с лёгкостью прощала окружающих, шла на уступки в бытовых вопросах в коллективе, из-за которых порой возникают местные бои, в которых она не участвовала, уступала гордо и легко, чем обезоруживала оппонентов и приобретала всё больший настоящий авторитет среди коллег.
На собственном опыте Екатерина Андреевна убедилась в том, что доброта, сердечность, нежность и внимательность невероятно усиливают привязанность друг к другу, и с годами она только крепнет, что доброе отношение дает возможность почувствовать себя любимой, укрепляла уверенность в том, что тебя понимают, ценят, о тебе заботятся.
Она могла рассказывать о муже бесконечно во время редких чаепитий, когда её посещали друзья мужа или его ученики.
Однажды в квартире раздался телефонный звонок одного из аспирантов мужа, который попросил разрешения посетить её, чтобы вернуть книгу Соловьева "Чтения о богочеловечестве", Екатерина Андреевна с благодарностью согласилась его принять.
Вечером за чашкой чая они говорили о подлинном содержании безусловного Божественного, о понимании мужем репродуктивного начала в бессмертии человека, созданного по одному и тому же образцу, но каждый раз с новым диском, чистым, как сошедший с конвейера компьютер, загружающийся в единстве места, времени и действия для индивидуального развития и становления личности, проявляющейся только в Слове, то есть в Божественном начале. Несомненно, Екатерине Андреевне были интересны размышления о важности того, что если то, что для нас непосредственно существует, природное бытие или мир явлений, не есть истина, то это бытие, эта действительность может признаваться неистинной только потому, что есть другая действительность, которой принадлежит характер истины и существенности.
Она вслед за мужем понимала, что люди видят только поверхность жизни, а само существо покрыто тайной, ибо сам Бог закрыт для понимания, а если его открыть, то люди могут быть повержены в ужас от его плюса и минуса, поэтому имя его запрещено было ещё на заре иерусалимских блужданий, превратившихся в иносказательные притчи.
Екатерина Андреевна зачитала подчеркнутые мужем слова в четвёртом чтении Соловьёва: "Идеальный космос составляет основную истину греческой философии в ее центральной системе - системе платонизма. Чтобы уяснить истину этой системы, мы должны пройти (хотя и с величайшею поспешностью) весь мысленный путь, отделяющий её от современного научного мировоззрения. Хотя, по-видимому, между ними лежит непроходимая бездна, но, как я сейчас постараюсь доказать, непрерывная нить логического мышления должна привести всякий последовательный ум от чувственного опыта явлений к умозрительной вере в идеи". На полях мелким почерком мужа было написано: "Божество как всецелая идея, или идеальное всё!"
Она едва сдержалась, чтобы скрыть своё волнение. Она вспомнила его интонацию, услышала голос. Мысль о том, что она не вспомнила об этой книге сама, взволновала и расстроила её. Ведь "Чтения о Богочеловечестве" лежали у него на столе, потому что он постоянно возвращался к ним. Как она могла забыть об этой книге!
Она внимательно слушала рассказы аспиранта о беседах с её супругом о чтениях Соловьёва.
Мысли о том, сколько умных рассказов мужа она могла бы записать и сохранить не давали ей покоя. "Надо было не только слушать, но и дневник вести, - повторяла она, - а я жила себе в настоящем, не задумываясь о сохранении его мыслей, которые он рассыпал передо мной, как отборный жемчуг, уверенная в том, что так будет всегда! А ведь мы так много говорили о смерти, о бессмертии, о непреходящей ценности письменного слова", - подобные мысли не оставляли Екатерину Андреевну.
Наблюдая за читателями в библиотеке в течение жизни, Екатерина Андреевна постепенно пришла к выводу, что любопытство познания и оценка всевластной красоты, истинной спасительницы мира, являются признаками высокого уровня интеллекта. Открытость имеет ряд аспектов, среди которых склонность к фантазированию, осознанию своих чувств, желанию новизны приводят к увлечению творчеством, желанию самовыражения.
В кругу умных, интересных и творческих людей Екатерине Андреевне нередко доводилось присутствовать при грустном явлении, а именно при том, как исчезают блистательные размышления, высказывания, экспромты, воспоминания, потому что их никто не записал.
Буквально на её глазах один блистательный журналист рассказывал, что в отрочестве ему приснился сон, заключавший судьбоносное пророчество, но он не придал ему значения, а потом не раз сожалел об этом, а то, что он теперь вспоминает, является лишь воспоминанием о воспоминании. "Когда это было? - спросили его. - Ну, приблизительно?" - "Давно. Должно быть, между десятью и пятнадцатью годами", - ответил он.
Екатерина Андреевна шла по Солянке к метро "Китай-Город", из арки доходного дома справа вышел её муж, остановился, достал портсигар, вынул сигарету, закурил. Она рванулась навстречу, но ноги её как будто налились свинцом, она не могла ими пошевелить, только протянула руки к нему, как вдруг он увидел её, молча подошёл, произнёс одно слово: "Рано", и исчез, а она так и стояла с протянутыми руками...
Странная встреча эта невероятно взволновала её, снова и снова возвращаясь к пережитому, она поняла, что нужно жить дальше, что муж оберегает её. "Это знак, что я должна в жизни сделать что-то важное! Это - знак!"
Мысль об этом не давала ей покоя ни днём, ни ночью.
Екатерина Андреевна смирилась с тем, что уже никогда не сможет рассказать мужу о своих тревогах, что он уже не обнимет её, не погладит нежно своей большой сухой ладонью по голове, не произнесёт волшебные слова "бедная девочка", которые мгновенно успокаивали её и рассеивали печали. Она смирилась с этим и со многим, многим иным, - потому что, в сущности, жить - это и значит мириться с утратами одной радости за другой, а в её случае и не радостей даже, а лучшей её половины.
Чтобы избавиться от нескончаемых волн боли, которые периодически накатывали на неё, она приняла решение написать воспоминания о необыкновенном человеке и учёном, которым был её любимый супруг.
Однажды ночью она поняла смысл слова "Рано". Ведь значительная часть его жизни прошла за письменным столом, значит, что она должна последовать его примеру.
Каждое утро она садилась за письменный стол в его кабинете и писала, а потом вновь снимала с полок очередную книгу и читала его заметки на полях.