- Убирайтесь отсюда навсегда! - не крик, а вопль донёсся из-за двери.
Римма не просто вскочила от ужаса, но буквально взлетела к потолку из постели.
Только после этого до неё дошло, что жуткий крик был во сне.
Дрожа до кончиков пальцев, она опять легла, поворачиваясь с левого бока на правый, пыталась уснуть, но сон в эту ночь покинул её, исчез, кажется, навсегда, она, пытаясь заснуть, начала считать "до ста", а когда открыла глаза, часы пробили полдень.
В квартире был неприветливый сумрак, больше похожий на полночь.
Накинув на плечи шерстяной клетчатый плед, Римма вышла на балкон. На улице было темно и влажно, как будто не рассветало, она поёжилась и вернулась в комнату, плотно закрыв за собой балконную дверь.
"Она уже приближается плавно, вкрадчиво, любимая моя осень, - прошептала Римма, своему отражению в зеркале, - ночная прохлада, пожелтевшая зелень, грустный шелест сухих листьев напоминают о плавном переходе из одного времени года в другое. Глаза мои невольно закрываются, охватывает сладкая истома, хочется уединиться и погрузиться в видения, наплывающие одно на другое. Тихо-тихо, вкрадчиво напоминает о себе эта переменчивая, но чарующая всех своими музыкальными нарядами осень. Птицы готовят птенцов своих к суровой жизни. Уходит яркость, появляются едва заметные морщинки на ещё вчера сочных листьях, как и на моём лице, в воздухе разлито ожидание и томление, всё реже и меньше показывается солнце, всё ближе закат, - она провела руками по лицу, пытаясь разгладить его, судорожно вздохнула и прошептала, - да, закат жизни каждого из нас наступает в неведомый нам час".
Рука её сама потянулась к полке над столом за семейным альбомом. Присев на краешек стула, она включила настольную лампу и, погрузилась в воспоминания...
На одной из страниц альбома попалась фотография, где вся семья сидит на скамейке в парке с мороженными в руках, ещё жив отец, мама протягивает Римме носовой платок, Лена смеётся, отец смотрит вверх.
Римма мгновенно перенеслась в тот день: вот она в чистом, светлом ситцевом платье любуется картиной, созданной небом, солнцем, землёй и деревьями. Сочетание света и тени меняет ветерок. Он играет с облаками на лазурном небе, которые скользят по солнечному диску, меняя освещение. Солнце же, наблюдая их игры, продолжает свой путь. Римма всегда с упоением наблюдала, как сгущаются тени, поглощая свет. Отец обращает внимание детей на то, что деревья в солнечный день кажутся синим. Высокие стройные стволы отбрасывают длинные тени, от которых веет свежестью. Густая коса Риммы аккуратно расчесана, добрые карие глаза отца смотрят на них весело и мягко.
После смерти отца Лена незаметно взяла на себя руководство их осиротевшей семьёй, на любую её просьбу и мать, и Римма реагировали мгновенно, признавая за ней право лидера, все её желания вплоть до того как разумнее тратить деньги, какие подарки дарить на дни рождения и праздники, куда следует ходить, а куда нет, принимали без всяких сомнений, не замечая того, что всё это Лена не предлагала, а объявляла не терпящим возражений тоном, как и того, что она гораздо больше заботится о себе, любимой, чем о других.
Никогда и ни за что Римма не поверила бы никому, что в их семье может произойти то, что случилось в день пятнадцатилетия сына Лены, Коленьки, бесконечно любимого, единственного племянника и внука, которого бабушка и тётя холили и лелеяли, баловали и развлекали со всей пылкостью горячо любящих сердец.
Спазм сжал горло, одинокая крупная слеза медленно покатилась по щеке, Римма несколько раз судорожно вздохнула от непереносимой тяжести в груди и, наконец, спасительные слёзы водопадом хлынули из её глаз, как будто, где-то внутри неё, прорвало плотину боли и обиды на старшую сестру, ранившую мать так жестоко.
Больше всего Римму мучило то, что она никак не могла понять причину той чудовищной агрессии сестры и её супруга, которые в тот, с утра счастливый и радостный для всей семьи день, буквально ошарашили Римму и маму, когда они позвонили в дверь с цветами и подарками. Лена не только не открыла им дверь, а совершенно неожиданно истерическим голосом закричала, чтобы они убирались прочь, иначе она вызовет милицию, на что мать дрожащими губами зашептала, что с Леночкой, вероятно, случилась какая-то беда.
- Убирайтесь отсюда навсегда! - не крик, а вопль донёсся из-за двери, и долго продолжал звенеть в ушах, и на всю жизнь врезался в память.
Мать попыталась успокоить дочь лаской и кротостью, но тут подключился зять, извергая страшные проклятия на головы ничего не понимающих тёщи и Риммы, которая от неожиданности не могла выговорить ни слова.
Они настолько растерялись от такой неожиданной и необъяснимой реакции, что какое-то время не могли даже пошевелиться, но крик за дверью всё усиливался и они, поддерживая друг друга, зашли в лифт и непонятно как опомнились только дома и до позднего вечера молча просидели каждая в своей комнате.
Причины для той бесчеловечной ссоры с сестрой Римма, сколько не пыталась, понять не могла.
С того страшного дня прошло пять лет.
Мать после этого скандального поступка старшей дочери так и не пришла в себя, в течение нескольких месяцев у неё случилось три инсульта, она лежала дома без малого три года, пытаясь как можно отчётливее выговорить изо дня в день, что хочет увидеть любимых Леночку и Коленьку, а Римму, которая ухаживала за ней, окружив мать нежностью и заботой, даже не узнавала, называла её доброй незнакомкой, и всё просила пустить к ней Леночку и Коленьку.
Римма всё это время настойчиво пыталась дозвониться сестре, попросить, чтобы та навестила несчастную мать, но, услышав её голос, на том конце бросали трубку.
- За что? Мама, я понять не могу, откуда такая нечеловеческая жестокость?.. Это же бесчеловечно! Смерть примеряет даже врагов. Я никогда ни Лене, ни её мужу не желала ничего, кроме добра, ты постоянно предупреждала меня, что моё активное участие в её жизни ни к чему хорошему не приведёт, а я тебя не хотела слушать, но ты была права. Я одного никак не пойму, почему Коля нам никогда не звонит, ведь мы никогда с ним не ссорились, что у них там происходит?
Рассматривая фотографии, Римма пыталась найти причину того, из-за чего сестра выгнала их, когда и чем они могли обидеть её семью настолько, чтобы это стало поводом затаить обиду на долгие годы, но не находила ничего, что заслуживало подобного отношения, особенно к матери. "Нужно просто не иметь сердца, чтобы не ответить на звонок, не навестить больную мать, - думала Римма, - а уж не отреагировать на сообщение о смерти матери не прийти на похороны, а молча положить трубку, нормальный человек просто не может, тут возможно только одно объяснение, что Лена вместе со своим мужем лишились рассудка, но Коля? Он же так любил бабушку, ведь ему уже 18 лет, неужели не мог позвонить?"
Смахнув слёзы, которые текли ручьём, Римма пыталась успокоиться, перелистывая альбом, но тщетно, нахлынули мрачные мысли, одна за другой, путались, противоречили друг другу, а потом сквозь пелену слёз перед глазами вдруг стали проплывать жаркие и долгие дни детства, а в ушах щекотало от верещания сверчков и жужжания огромных переливающихся изумрудной зеленью мух на фоне ослепительного света из окна, в которое смотрело солнце, с улыбкой вселяя надежду на безоблачное будущее.
Высокая, худая с широко распахнутыми рыжими глазами на бледном узком лице, Римма росла с ощущением счастья, просыпалась с улыбкой, верила в чудеса, несмотря на убегающие годы. Ласковая и приветливая, она всё ждала мужчину своей мечты, не обращая внимания на мелькающие годы к глубокому огорчению матери, которая постоянно пыталась устроить личную жизнь младшей дочери, сетуя на то, что у Риммы нет ни капельки здравого смысла, что в результате приведёт к одинокой старости.
Римма на протяжении всей жизни искренне радовалась успехам своей старшей сестры, Лены, нисколько не сомневаясь в том, что и та испытывает к ней такие же чувства. После замужества Лена часто обращалась к ней с просьбами купить и привезти продукты, помочь убраться в квартире, отнести в ремонт обувь, сдать в химчистку одежду, Римма охотно откликалась на них, хотя мать, пыталась объяснить ей, что такое активное участие в жизни семьи старшей сестры может привести к серьёзным ссорам, на что Римма беззаботно отвечала, что их отношений с сестрой ничто не может омрачить, а мать, покачивая головой, повторяла: "Ну, ну, дай-то бог, чтобы я была неправа!"
Лена тоже на предостережения матери не реагировала, отвечая, что Римма в детстве и юности не была идеальной сестрой, позволяла себе в юности капризы, надевала без разрешения её одежду, а она всё это терпела. Римма же устала просить прощение, а вот обвинения в том, что она кокетничала с поклонниками Лены, отрицала, потому что никто из них ей даже не нравился.
Муж сестры Римме был не симпатичен, она воспринимала его, как маменькиного сынка, и даже позволила себе сказать об этом, но мать объяснила, что своё мнение в данном случае её не касается, и она больше никогда по этому поводу не высказывалась. Как только у сестры родился сын, Римма буквально дневала и ночевала у сестры, каждый день гуляла с малышом, охотно отпускала родителей прелестного племянника по первой просьбе, чем те активно пользовались, но Римма готова была всю себя посвятить племяннику, отдавать ему всё своё время.
Появление племянника Коленьки Римма восприняла как настоящее чудо, случилось так, что именно ей пришлось срочно везти Лену в роддом, она первая узнала о том, что родился мальчик, сообщила об этом его отцу, родственникам и знакомым. Затем она лично привела в чувства растерявшегося зятя и вместе с ним занялась уборкой и подготовкой всего необходимого для встречи малыша, купила коляску, первая взяла на руки новорожденного, потому что молодого отца задержали на работе, а первую неделю жила у сестры, чтобы дать той возможность выспаться, сама качала племянника.
Сколько лет прошло с той поры. Сколько любви она испытывала к этому очаровательному малышу, временами ей казалось, что это она его родила. Теперь-то она понимает, что в этом и есть её вина и большая ошибка.
Был жаркий августовский день, яркие лучи ослепляли, глаза тонули в мягкой синеве чистого неба. Деревья точно спали в сиянии веселого, ласкового дня.
Когда дома чистенького, как снег, Коленьку развернули и в умилении все склонились над ним, умиляясь каждым крохотным пальчиком с мягким ноготком, Римма подумала о том, что никому из них неизвестно ничего о том, что ждёт этого беззащитного кроху, что они пока могут только окружить его заботой. Неслучайно детство представляется взрослым безоблачной порой любви и добра, когда весь мир кажется раем. О трагедиях и темных сторонах жизни новорожденное дитя ничего не знает. Желание жить, как счастливые дети и птицы, испытывают многие взрослые, вспоминая своё детство.
Римма погрузилась в воспоминания, картины прошлой жизни замелькали перед глазами. Она постоянно уходила в мир воспоминаний во время бессонницы, которая приходила к ней неожиданно, постепенно она подружилась с ней, но сегодня она окунулась в них, пытаясь спрятаться боли, вызванной смертью матери. Значительная часть жизни уходила у неё на познание себя самой, анализ своих поступков, откровенный разговор с собой, а для этого больше всего подходила ночная тишина, когда сами собой подступали размышляя о том, что такое её жизнь?! Как беспечно и легкомысленно она обращалась со временем!
Первая любовь, как навязчивая идея, время от времени возникала в памяти...
Был конец сентября, справа - море, слева - горы. Неспешно плыли облака, Римма вышла из поезда в маленьком приморском городке, она кожей чувствовала, что буквально в двух шагах, ждет её судьба. Солнце светило прямо в глаза, как выяснилось потом, они ехали в одном вагоне, она - в первом купе, он - в последнем, и увидели друг друга только на перроне. Она спиной почувствовала его обжигающий взгляд, оглянулась, загорелый до черноты немолодой человек буквально ел её своими чёрными, горящими глазами. Двадцать незабываемых дней они не разлучались.
Не было бы этой случайной встречи, не было бы такого невероятного счастья. Если бы знать наперёд, где оно тебя встретит? Нередко мы проносимся мимо, а через потом вспоминаем странную встречу и корим себя. Как распознать из череды событий и встреч, именно эту?! Научить нельзя. Поможет только интуиция, к которой непременно следует прислушиваться. Римма в такие моменты чувствовала необычное биение сердца, вздрагивала, оглядывалась, а дальше всё происходило само собой, возникали счастливые минуты, которые тут же сменялись упадком духа, но она уже знала, что эти минуты предвещают счастье.
Римма постоянно удивлялась тому, как освещение творит чудеса, постоянно меняя картину. Вот они с любимым сидят у костра, на лицах выражение счастливой чудаковатой прострации. В огромных глазах бездонная грусть. Таинственный, театральный свет костра, словно Римма присутствует на каком-то представлении в старинном театре при свете свечей. Любое слово, сказанное почти шепотом у костра, овладевает вниманием, как будто высказана сокровенная тайна. В минуты эти человек бессознательно раскрепощается. Костёр вдохновляет его. Человек готов вывернуть душу наизнанку, поведать что-то очень личное, что в другой обстановке никогда не расскажет. И она любила сказать что-то такое, что и сама понять не могла, как будто за неё говорил кто-то другой со вздохом и сразу, например: "Я во сне моей жизни..." - и умолкнуть, дав разбежаться тишине, которую вкрадчиво нарушало лишь потрескивание сухих веток. У костра люди говорят мало, но думают много. То есть для мысли необходима определённая атмосфера. Мысли у костра отличаются от мыслей в московских переулках, или скажем, мыслей у моря. Костер локален, интимен. Потом они в полумраке собирали хворост, чтобы, подбросив его в костер, залюбоваться внезапным фейерверком искр. Огонь затихает, лица постепенно исчезают в темноте, но когда пошевелишь затухающие угли, язычки пламени вспыхивают вновь, выхватывая силуэты с красноватым карнавальным оттенком. Стоит подложить новую порцию веток, как красное пламя накрывает синее. Ясная, тихая ночь у костра. От переливающегося всеми оттенками пламени, от его плясок глаз отвести Римма не могла, прошлая жизнь виделась ей как призрачный сон, причём сон этот трансформировался вместе с ней. Менялись не сами воспоминания, а ракурс, в котором она видела их, причём каждый раз он был разным.
Когда на темнеющем небе выступали звёзды, Римме становилось тревожно на душе, казалось, что даже природе становится жутко. В такие минуты она остро чувствовала связь с природой, невольно ей приходят мысли о том, что так было много тысяч лет назад, и будет тысячи лет после неё. Сопричастность ко всему, что было есть и будет, тревожила Римму, невольно она начинала мечтать о том, что жизнь станет непременно лучше, ей казалось, что она чувствует связь времён, наблюдая яркие всполохи костра. Римма думала о связи прошлого с настоящим как о непрерывной цепи событий, вытекающих одно из другого, ей казалось, что стоит дотронуться до одного конца, как дрогнет другой.
Сколько лет понадобилось Римме, чтобы признать свои мечты утопиями, которыми она отгораживалась от обычной жизни не просто годы, а десятилетия, сколько было выслушано не просто советов, а упрёков и даже обвинений. Не могут родственники смириться с тем, что ты не признаёшь их правоту, как единственно правильную.
Елена признавала только свою правоту, сомнения её не мучили, она трактовала абсолютно всё с точки зрения выгоды для себя. Её эгоцентризм индивидуализма незаметно достиг невообразимых высот. Она была уверена в том, что главное жить в роскоши, стремиться к ней всеми силами. Её вечное недовольство всеми и всем, что её окружало, породило замкнутый круг на ожидание негатива. Ей всегда всего было мало, ни удачное замужество, ни достаток, о котором она так мечтала, не сделали её счастливой, она продолжала завидовать успехам и приобретениям знакомых и родственников, жалуясь на то, что ей всё достаётся с большим трудом, в отличие от окружающих. Она не умела быть благодарной за всё то, что имела, постоянно упрекала Римму в неблагодарности за то, что она возилась с ней в далёком детстве, потому что мама была постоянно занята на работе. Елена не помнила, как мать заботилась о её здоровье, как она укутывала её в мороз. Она считала заботу и помощь родных естественными, уверенная в том, что только она способна оценить такое отношение, что её благополучие важнее всего для родных и близких, если они, конечно, её действительно любят.
Семья, близкие люди, сотрудники постоянно ждут от нас определённых поступков, внимания. Нередко ожидания эти, если их удовлетворять, забирают целиком все силы, кажется, что ты растворяешься, теряя себя. Но никто в этом не виноват, это добровольная жертвенность. При этом внутренний голос настойчиво напоминает нам, что пора вспомнить о своих интересах и желаниях. Римма много размышляла о своём раздвоении, и пришла к выводу, что необходимо жить свою собственную жизнь, и ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в жизнь близких, даже в тех случаях, когда они просят об этом. Опыт показал, что заканчивается это плачевно.
Римма часто размышляла о том, как дорого встретить близкого по духу человека в жизни, тем более такого, который образованнее, глубже и лучше тебя, когда беседы с ним доставляют тебе истинное удовольствие. Это не значит, что должны совпадать взгляды и суждения, отнюдь, важно чтобы взгляды и оценки событий вы воспринимаете в одном направлении. Несогласия бывают, несомненно, но мнение такого человека ты уважаешь, потому что его жизненная позиция тебе близка, когда вы оба растёте и развиваетесь от подобных встреч.
Римма старалась выстраивать свою жизнь, отсекая всё лишнее. Её особенно настораживали люди, которые судили обо всём безапелляционно, не воспринимали других мнений. Она на своём личном опыте убедилась в склонности окружающих к поверхностным, а то и наивным суждениям и заявлениям. У каждого своя правда, а изменить своё мнение человек может только в результате собственных размышлений. Склонность к авторитарности вызывала у неё стойкое отторжение, даже в устах компетентных людей. Общественное мнение, официальное мнение, точка зрения большинства - вещь неубедительная и сомнительная.
В течение жизни Римма не раз наблюдала, как белое становилось чёрным и наоборот.
Римма закрывает глаза и видит, как раскрываются почки, выпуская листочки, такие маленькие, меньше чем с ноготок новорожденного ребёнка, нежно зелёного цвета, пропитанного солнцем, блестящие, как будто их кто-то натёр воском, которыми можно любоваться только дня два-три, потом они утратят свою первозданность, слышит шум и гомон птиц, которые несут в гнёзда кто веточку, кто соломинку, кто пёрышко - торопясь построить их для рождения новой жизни, думает о том, что из года в год, из века в век, происходит процесс вечного пробуждения, расцвета, рождения, вызывая трепет, вселяя надежды, окрыляя нас на созидательный труд. Вот оно - колесо вечности повернуло из тени к свету, медленно движется, для него это мгновение, а для неё ещё одна весна, ещё одна возможность вновь наблюдать пробуждение природы и бесконечное зарождение жизни. Робкие первые травинки, с каждым днем набираясь земных соков, покроют своим фантастическим по цветам, оттенкам и рисунку ковром землю и преобразят до неузнаваемости, прикроют шрамы и раны, нанесённые человеческой рукой.
Жить своей жизнью, не мешать другим, уважать друг друга, что может быть лучше?! Однако Римма на своём опыте не раз убеждалась в том, как же не просто поступать вопреки советам и понятиям родственников, как нелегко освободиться от их удушающих объятий! Они как будто надзиратели постоянно пытаются следить за тобой, указывая, как жить и что делать. Дружба с родственниками, практически, невозможна, ибо отношения с роднёй строятся по иерархическому принципу.
Бессонная ночь. Она обладает особенным обаянием. Ночные размышления более насыщены, чем в другое время, то, что доселе скрывалось, становится ясным. Когда ночная тьма бледнеет, чары подобных мыслей рассеиваются, оставляя в душе неизгладимый след. Краски ночи, свет её и тени, способствуют постижению тайн жизни, живопись ночи позволяет проникать в её тайну. Ночные облака мазками небесной кисти предстают в совершенно другом колорите, который невозможно увидеть днём. Морозная ночь прозрачна, как вымытое стекло. Небо холодно отстраняется от взгляда, а месяц и звёзды, словно из белого золота, отрешённо наблюдают за Риммой, её здесь нет, она там, летней звёздной ночью луна и золотые огни созерцают землю с приветливой улыбкой, а весной и осенью небо смотрит на неё фиолетовыми глазами.
Да, жизнь похожа на сон, призрачный сон. Постепенно Римма поняла, что больше всего времени прошедшей жизни было потрачено на ожидание. Не само счастье, а его ожидание, предвкушение, которое, пожалуй, вызывает самые острые ощущения. "Отчего всё так призрачно в прошлом и таинственно в будущем?" - задаёт она себе вопрос, и сама же отвечает, что происходит это возможно оттого, что прошлого, не было, что она его либо придумала, либо это был сон.
О том, что все люди сделаны по одному проекту одним и тем же конструктором она не то что не догадывается, подобные мысли ей в голову даже не приходят.
Пережив разочарования и предательство самых родных людей, Римма пришла к заключению, что родственные узы ничего не значат, они только мешают свободному самосовершенствованию, осуществлению мечты, и в это время ощущала себя избавленной от удушающей хватки родни.
- Убирайтесь отсюда навсегда! - не крик, а вопль несётся из-за двери.
Что есть жизнь?
Конечно, Римма ищет ответ на этот вечный вопрос, представляя начало своей жизни как появление из некоего мрака по зову бледного лучика света надежды, а попытка состоятся в этом мире - просто мечта, осуществление которой - конец или начало чего-то загадочного, о чём никто правды не знает.