Уважаемые работники Псковского областного информационно-ресурсного центра!
Ну нельзя же так работать! Нигде не могу найти E-mail, по которому можно было бы связаться с администрацией, художественными руководителями или кем-нибудь из Псковского драматического театра им. А.С. Пушкина! Создали такой не плохой сайт, а адреса ни одного! У меня есть очень важное сообщение для Валерия ФедоровичаПавлова, но не могу сообщить из-за отсутствия электронной почты. Дайте мне, пожалуйста, хоть один какой-нибудь доступный ему адрес и я перешлю свое письмо. Почтой не посылаю, потому что я в Лондоне и письмо идти будет не менее двух недель. Жду Вашего ответа и адреса для В.Ф. С уважением А. Рацевич Адрес моей почты: russianalbion@narod.ru// Cайт: russianalbion.narod.ru
25.05.05. Написано письмо в Псковский ИРЦ
УважаемыйВалерий Федорович!
Прочитал на сайте театра: "Сейчас готовится к изданию книга "Псков. Пушкина, 13. Театр в провинции: вчера, сегодня, завтра." Сборник включает факты театральной жизни Пскова, рассказы современников, критические статьи на спектакли псковского театра, очерки о людях театра"
Посмотрите воспоминания моего отца Рацевича Степана Владимировича "Глазами журналиста и актера" на сайте russianalbion.narod.ru а конкретно "Оглавление" http://russianalbion.narod.ru/romanceRatsOgl.html
Вот что он пишет в главе "Театр в Нарве": "Политические события, бурно развивавшиеся в период 1919 - 1920 годов вызвали массовый приток на Запад беженцев и высылаемых из Советской России. Часть их осела в Прибалтике, в частности в Эстонии, главным образом в городах Ревеле, Юрьеве, Нарве. Видом на жительство у таких лиц служил нансеновский паспорт, ограничивавший возможность устройства на государственную службу. С нансеновским паспортом неохотно брали на работу в городские учреждения, учебные заведения и транспортные организации. В эту пору из Пскова прибыла в полном составе труппа Псковского драматического театра во главе с антрепренером А.В. Прониковым. Часть актеров - Жукова, Арбенина, Гаррай, Захарова, Москвина, Котляровская, Рахматов, Чарский, Владимиров, Коншин, Катенев, Звонский, Верно и другие осели в столице, создав ядро Ревельского русского театра, дававшего спектакли в здании Немецкого театра. Другая группа псковичей - Трахтенберг, Кусковский, Креславский, Брянский, Христофоров, Валентинов, Люсина, Светлова, Кузнецов, Инлой, Анюк задержались в Нарве и вместе с примкнувшими к ним полупрофессионалами Бихеле, Свободиной, Тынской, Кругловым, Карташовым, Хотынским постоянно живших в Нарве, явились основателями русского театра в Нарве в послевоенный период в 20-х годах ХХ века. Позднее произошла актерская смена, - часть актеров, подвизавшихся в Ревеле, переехала в Нарву, среди них - Жукова, Глазунова, Волконская, Нелидова, Чарский, Владимиров, Юрин. Из Нарвы уехали Трахтенберг, Креславский, Инлой, Брянский."
Также даю выдержку из воспоминаний, касающуюся псковской актрисы Елены Афанасьевны Люсиной
С уважением Алексей Рацевич.
Е.А. Люсина.
На протяжении двух десятилетий с афиш русских спектаклей и благотворительных вечеров не сходило имя артистки Елены Афанасьевны Люсиной, которая появилась в Нарве в 1919 году, приехав из Псковского драматического театра им. А.С. Пушкина.
Высокая, стройная, с правильными чертами приятного русского лица, с большими выразительными глазами, обладательница подкупающего голоса, артистка на сцене и на эстраде производила исключительное впечатление. Публика её искренне любила за талант, обаяние и, не скрою, выигрышную внешность.
Люсина принадлежала к категории актрис, о которых не скажешь словами Станиславского: "Актрисы любят не искусство, а себя в искусстве". Она, вот уж действительно, была предана сцене телом и душой, жила театром в буквальном и переносном смысле этого слова. Она была очень деликатна, не думала о деньгах и обижалась только тогда, когда её не занимали в спектаклях. Антрепренеры пользовались этим и вечно её обижали, не доплачивали за роли и долгов не возвращали. Выступая в ролях инженю и молодых героинь, постоянно нуждалась в средствах на приобретение сценических нарядов. Но её это мало огорчало. Во-первых, она ловко переделывала свои собственные туалеты. Во-вторых, имея широкий круг знакомств и, вращаясь в среде состоятельных дам, доставала от них для выступления на сцене платья, меха, головные уборы и обувь.
Люсина часто бывала у нас в доме, дружила с моей первой женой, поэтому я хорошо был осведомлен обо всех её радостях и печалях.
Трудилась она, если так можно выразиться об актрисе, в поте лица, с огромным усердием, не чураясь добрых советов, внимательно прислушиваясь к замечаниям и удивительно болезненно относилась к самым маленьким, пустяшным неудачам, случавшимся с ней на сцене. Стоило только появиться в газете рецензии, где критик, хотя бы немного подмечал какой-нибудь недостаток в её игре, как сразу же начиналось самобичевание, опустошающая самокритика, вплоть до суицида. Она подолгу анализировала причины своих ошибок, приходила в состояние подавленности, разочаровывалась в своих способностях и, как говорил Шмыга в пьесе "Без вины виноватые": - "Теряла нить жизни".
Вспоминается казус, происшедший с Люсиной летом 1924 года на сцене Усть-Нарвского летнего театра.
На гастроли из Советской Росси должен был приехать известный русский актер МХАТ-А, а позднее Театра имени Пушкина в Ленинграде (бывшего Александринского) Илларион Николаевич Певцов, выступавший только в одном спектакле "Тот, кто получает пощечину" Леонида Андреева. Вся труппа, возглавляемая антрепренером Польмом, с огромным воодушевлением принялась за работу. Спектакль предстояло подготовить в течение одной недели. Репетировали два раза в день - утром и вечером. Я суфлировал пьесу. Всем импонировало играть с Певцовым, который играл роль Тота под режиссерством самого Андреева, автора пьесы. В одном из своих писем друзьям, Андреев так вспоминает игру Певцова: "...Илларион Николаевич Певцов удовлетворил меня, как автора и восхитил своим исполнением..."
Все в театре знали, что Певцов в жизни заикается, но на сцене, благодаря исключительной собранности, практически никогда. В этом я лично убедился во время постановки спектакля. Ученик Немировича-Данченко, Певцов, унаследовал лучшие традиции Художественного театра, был на сцене подлинным художником редкого дарования, в своей игре обнаруживал глубокие знания человеческой души.
Итак, наступило 13 июля 1924 года, день, когда давался спектакль. Театр переполнен. За несколько дней были раскуплены все билеты. Партнершей Певцова, в роли Консуэллы, выступала Елена Афанасьевна Люсина. Всю неделю, пока шли репетиции, Люсина находилась словно в трансе. Для неё в это время не существовал курорт, она забыла про гулянья по пляжу и в лесу. Весь день она не расставалась с ролью и через три дня знала её назубок. Припоминала каждое указание Певцова во время репетиции и после репетиции занималась в одиночестве, ясно представляя свое поведение с Тотом на сцене, внутренне состояние всех действующих лиц на сцене, общение с другими партнерами.
По ходу пьесы Тот преподносит Консуэлле букет живых алых роз. Садясь на диван, она кладет их рядом с собой. Когда Консуэлла (Люсина) стала вставать, её черное кружевное платье зацепилось за шипы веток роз, не давая ей сделать ни шагу. Тщетны были усилия актрисы отстранить розы от своего платья. Они насмерть запутались в кружевах. Зал начал смеяться сначала мелкими смешками, затем засмеялся громче, а потом и захохотал. Под этот хохот Люсина убежала за кулисы. Последовала длинная пауза для приведения артистки в чувство. Она вернулась на сцену и кое-как, с трудом, довела свою роль до конца.
Этот незначительный с виду инцидент вызвал и актрисы сильнейшую реакцию. По окончании спектакля Люсина впала в истерику. Все мы, в том числе и Певцов, как могли, успокаивали её, уверяя, что ничего страшного не произошло и что публика давно забыла про такую мелочь.
Шипы злополучных роз больно и надолго укололи сердце Люсиной, которая и много лет спустя не могла забыть, какую, якобы, неприятность причинила она Перцову.
Я же Певцова больше не видел ни в жизни, ни на сцене, но навсегда запомнил игру этого гениального актера.
С Еленой Афанасьевной на своем театральном пути я был неразлучен почти двадцать лет. Мы вместе играли в Нарвском русском театре, участвовали в благотворительных спектаклях, подвизались в маленьких скетчах, водевилях, в кабаре, выезжали на гастроли во многие города Эстонии. Когда позднее я стал театральным инструкторам в Принаровье, то по моей рекомендации просветительные общества приглашали Люсину выступать перед деревенской аудиторией, что она и делала с огромным удовольствием.
Я всегда поражался её крепкому здоровью. Не помню случая, чтобы из-за её болезни отменялся бы спектакль или бы она отсутствовала на репетиции по причине недомогания.
- Актер не в праве болеть, - шутила она, - и пока стоит на ногах, обязан играть...
Материально ей жилось нелегко. В ущерб здоровью и за счет своего отдыха, Люсина подрабатывала переписыванием ролей. Эту работу она выполняла ночью, возвратившись домой после спектакля.
Будучи в тридцатых годах инструктором и постоянно находясь в разъездах по Принаровью и Причудью, я, естественно, не мог выступать в театре и во время своих наездов в Нарву старался не пропускать теперь уже в качестве зрителя, спектакли Нарвского русского театра. Редакция газеты "Старый нарвский листок", пользуясь моим пребыванием в Нарве, каждый раз просила освещать на страницах газеты театральную жизнь, писать рецензии, что меня всегда стесняло, приводило в уныние и заставляло кривить душой.
Актеры театра были моими закадычными друзьями. Сколько раз мы выступали вместе, отлично знали друг друга и, не спорю, мне, больше, чем кому-либо, были известны все плюсы и минусы каждого участника спектакля. Каково же было мне писать, даже скрываясь под разными псевдонимами, когда все равно узнавали стиль моего письма. Хвалить, критиковать, зная, что завтра меня разнесут в пух и прах за пристрастность суждения, неправильность критических замечаний (с их точки зрения) и я во всех случаях окажусь виновным.
Однажды, после появления одной из моих рецензий, правление театра пригласило меня и редактора газеты на свое заседание и пыталось доказать, что критиковать игру актеров следует весьма осмотрительно и осторожно, чтобы никого не обидеть и с другой стороны не вызывать негативную реакцию зрителей, которые с меньшим интересом будут посещать спектакли. Один из членов правления просто заявил:
- Нарвский русский театр общественное начинание, его нужно во всех случаях поддерживать, а спектакли нуждаются в положительном внимании печати.
Вступать в пререкания мы не стали, объяснив членам правления, что с таким подходом понятие рецензии, то есть критической оценки, теряется и тогда лучше вообще отказаться от критики и ограничиться помещением в газете только хвалебных статей или заменить их предспектаклевыми анонсами. Наш разговор ни к чему не привел. Редакция осталась при своем убеждении, что вопреки мнению правления театра, газета, если найдет нужным, будет критиковать как спектакль в целом, так и актеров в отдельности.
Приходя к нам в гости, за чашкой чая, Елена Афанасьевна Люсина любила поговорить о театральных делах, высказывала трезвые соображения о том, что мешало, а что способствовало развитию Нарвского русского театра и не скрывала своего неудовольствия по поводу решения правления ограничить критические отзывы в газете.
Люсину всегда интересовали новинки литературы, она много читала, увлекалась поэзией, любила читать стихи, даже со сцены. Была в курсе политических событий и, не стесняясь, вслух высказывала свои симпатии в адрес советского строя. Ей часто в глаза бросали обвинения, что она занимается советской пропагандой. Это её нисколько не смущало, наоборот, она этим гордилась. Когда ей задавали вопрос, почему она не едет в СССР, она, не без лукавой улыбки, отвечала:
- Время придет, обязательно уеду! Мечтаю умереть на родной земле!
Свой пятнадцатилетний юбилей сценической деятельности Елена Афанасьевна Люсина отмечала на сцене Нарвского русского театра 15 февраля 1933 года в инсценировке "Камо грядеше" по роману Генриха Сенкевича.
Сохранилась рецензия - воспоминание, написанная мною в газете "Старый Нарвский листок" в N 19(1085):
"Двенадцать лет назад. Вспоминается время антрепризы А.Г. Пальма, когда в театре "Выйтлея" русский театральный сезон был в полном расцвете. Спектакли давались два-три раза в неделю, были битковые сборы, а мы, учащаяся молодежь, галерочники, не пропускали ни одного спектакля.
Многие из нас, влюбленные в Елену Афанасьевну, вздыхатели и почитатели её таланта, друг перед другом отстаивали свои права и притязания на её любовь. В нашей среде были вздыхатели разного сорта. Одни - самоуверенные в своей неотразимости и потому считавшие, что артистка, при выходе на аплодисменты, кланялась только в их сторону. Другие, более скромные и стеснительные, не кичились "правом на любовь" и потому больше молчали, но в сердцах их играла надежда и рождалось авось...
Прошла золотая юность, утихли страсти молодости. Пронеслись года, созрело новое поколение и с грустью вспоминаются времена "давно минувших дней", которые изменили лицо современной молодежи, лишили её прежнего романтизма и сделали такой расчетливой и холодной в своих чувствах, как сама жизнь.
Время внешне мало преобразило Елену Афанасьевну Люсину. Тогда еще совсем молоденькая актриса стала вдумчивой и серьезной театральной величиной на русской сцене. Внутренний огонь любви к сцене и родному искусству помог Елене Афанасьевне преодолеть трудные пути и стать той неотделимой единицей, без которой не обходится ни один серьезный спектакль в Нарве. Её участие в спектакле - залог его успеха, удовольствие зрителя и, конечно, радость сотоварищей на сцене.
Предстоящий юбилейный спектакль даровитой Елены Афанасьевны Люсиной обязывает всех, кому дорого русское искусство и кто ценит работу артистки, в течение стольких лет озарявшую светом радости и вдохновения нарвскую русскую сцену, быть поздравителями юбилярши".
Спектакль в постановке режиссера А.В. Чарского прошел на высоком художественном уровне. Слаженная игра большого актерского ансамбля, стильные декорации молодого эстонского художника В. Пейля, отлично звучавший хор под управлением И.Ф. Архангельского, балет Э.А.Кочневой - все это способствовало красочности спектакля. Чарский создал атмосферу древнего Рима с его зверским отношением римских владык к христианам. Сцены вандализма потрясали зрительский зал. Юбилярша в роли дочери царя Лиги выглядела по царственному прекрасно, играла в сдержанных лирических тонах. После спектакля были теплые речи, цветы, подарки.
В памятный день 18 октября 1939 года, когда советские войска через Нарву направлялись на базы, определенные договором между Эстонией и СССР, у дверей нашей квартиры раздался звонок. Сияющая, с горящими глазами, на пороге стояла Люсина:
- Пойдемте скорее на улицу. Наши пришли... Едут на грузовиках...
- Кто пришел? Куду едут? - недоумевая, в чем дело, спрашивал я.
Пока я одевался, Люсина взахлеб рассказывала о советских солдатах, делилась первыми впечатлениями. Её восторгам не было предела...
Война сломала культурную жизнь города. Закрылся занавес Нарвского русского театра. Раскидало по долам и весям актеров театра.
Когда встал вопрос об эвакуации мирного населения города вглубь Советского Союза, Люсина ни на минуту не задумывалась, как поступить:
- Ни в коем случае не оставаться! Служить немцам - никогда!
С эшелоном беженцев Люсина попала в Туркмению, в небольшой городок Мерв.
Одинокая, вдали от близких, друзей и, главное, от сцены, Елена Афанасьевна неожиданно заболела и вскоре навсегда закрыла свои большие, лучезарные глаза...
