Ручко Сергей Викторович
Нигилистический коммунизм (о книге Фра Дюпона "онтология революции: человек и его родовая сущность")

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ручко Сергей Викторович (delaluna71@mail.ru)
  • Размещен: 28/07/2024, изменен: 28/07/2024. 29k. Статистика.
  • Статья: Литкритика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Коммунизм на практике - это фактический и неукоснительный отказ от любых коммунистических тезисов: нас не интересуютНи собственно класс; Ни историческая материальность; Ниреальное движение; Ни диалектика; Ни итоги предпринятыхволюнтаристских мер; Ни детерминизм; Ни что делать;Ни полностью автоматизированный коммунизм класса люкс;Ни солидарность; Ни классовая борьба; Ни диктатура пролетариата;Ни переходные стадии; Ни одно нет вместо многих да;Ни критика стоимости; Ни автономия; Ни ускорение производственных сил;Ни коммунизирующая активность; Ни примитивизм;Ни человеческое сообщество; Ни сеть; Ни читательский клуб;Ни братство или тайный орден;В первую очередь, нам безразличен марксизм.
    •   Сергей Ручко
      
      Нигилистический коммунизм (о книге Фра Дюпона "Онтология революции: человек и его родовая сущность")
      
      Коммунизм на практике - это фактический и неукоснительный
      отказ от любых коммунистических тезисов: нас не интересуют
      Ни собственно класс; Ни историческая материальность; Ни
      реальное движение; Ни диалектика; Ни итоги предпринятых
      волюнтаристских мер; Ни детерминизм; Ни что делать;
      Ни полностью автоматизированный коммунизм класса люкс;
      Ни солидарность; Ни классовая борьба; Ни диктатура пролетариата;
      Ни переходные стадии; Ни одно нет вместо многих да;
      Ни критика стоимости; Ни автономия; Ни ускорение производственных сил;
      Ни коммунизирующая активность; Ни примитивизм;
      Ни человеческое сообщество; Ни сеть; Ни читательский клуб;
      Ни братство или тайный орден;
      В первую очередь, нам безразличен марксизм.
      Фра Дюпон [Онтология революции: человек и его родовая сущность. CHAOSSS/PRESS, 2023, 215].
      
      
      И неужели, неужели золотой век существует
      лишь на одних фарфоровых чашках?
      Ф. Достоевский.
      
      
      
      Каждый раз, когда мне попадается в руки книга о коммунизме, - неважно какого рода этот коммунизм, - я с невообразимым оптимизмом на грани юношеского максимализма бросаюсь в омут изучения теории, которая (как мне представляется сначала) наведет меня на мысли, обосновывающие саму возможность коммунизму быть Коммунизмом. Ведь я решительно не согласен с мнением, идущим от самого Маркса, которое утверждает, что коммунизм - это то, что когда-то в истории человечества уже было, и суть дела человеческого общества состоит в том, что бы это уже бывшее когда-то нечто повторить снова. Последователи Маркса нафантазировали тонны эмпирической макулатуры, которая почему-то обосновывала им необходимость определенных действий, которые самими собою отразят аутентичную сущность канувшего в лету коммунизма. Марксисты - это возрожденцы Атлантиды! Их подход - ментальные итерации.
      На днях в Италии марксисты основали новый революционный коммунистический интернационал. Этот новый интернационал учредил всемирную партию революционного коммунизма, которая будет бороться за право на революцию. На пятом дне учредительного конгресса Революционного Коммунистического Интернационала (РКИК) делегаты единогласно осудили правительство Пакистана за политические репрессии в Кашмире против лидеров оппозиционных движений и выразили этим самым оппозиционерам свою солидарность. Другие марксисты, типа Бадью, продолжают скользить на марксистских лыжах, натирая полозья жиром критики капитализма. Российские современные коммунисты просто образовали симбиоз с властью и перестали совершенно говорить о коммунизме.
      О коммунизме в философском смысле, что интересно, никто сегодня не распространяется, если он не борьба с империализмом. С пропагандой уничтожения старого настоящего и вовсе дело обстоит из рук вон плохо. Тема будущего счастливого общества утопистами и антиутопистами множество раз подвергалась текстовому ментальному моделированию. Но, несмотря на подобные экзерсисы классиков, коммунизм в истории остался исключительно террористическим образованием, которое подтверждено большевистским техно-практическим экспериментом уничтожения старого настоящего, на обломках которого не возникло ничего нового, никакого нового мира, никакого общественного счастья, никакой мировой революции...никакого Коммунизма.
      А ведь вопрос должен был ставиться радикально, а именно как возможен новый мир, свободный от наследия старого настоящего мира? Слово "новый" означает, что мы имеем дело с некоторым миром, которого никогда не бывало, то есть, опыта которого бытия у нас нет, но который предположительно может возникнуть на развалинах старого настоящего мира, и поэтому смерть старого настоящего мира - это судьба нового непредставимого никем и никогда будущего мира.
      На этом, в принципе, можно было бы поставить точку. О чем здесь говорить, если нет предмета для разговора. Воображать, выдумывать, фантазировать теперь уже новые старые будущие миры, идущие на смену старым настоящим мы не должны. Потому что можем погрязнуть в трясине утопических теорий о "солнечных городах", разделив с ними их незавидную участь.
      Фра Дюпона, как я понимаю из его книги, этот вопрос также мало интересует. В пространном эпиграфе к этой рецензии вполне подробно описана суть нигилистического коммунизма, в котором первым делом говорится о том, что всё онтическое и всякое его моделирование - не марксизм, а тем более - не коммунизм. Дюпон не фантазирует над тем, чем может быть коммунизм, он этого не знает. А знает лишь то, чем коммунизм не является. Но об этом сказано в конце книги. Сначала же её автор, будучи коммунистом, ищет ответы на вопрос, что по итогу не так с самим коммунизмом. Это поиск он поименует нигилистическим коммунизмом, который отрицает тотально всё, даже сам коммунизм.
      Книга Фра Дюпона - это собрание эссе, статей, писем. Это не теория, обосновывающая определенную идею, а формула приобщения уставшего путника, преодолевшего пустыню, к тотальному отрицанию, за которой нет никакой теории. Вынесенный в заглавие статьи термин лишь усугубляет понимание несбыточности коммунистической идеи в практическом исполнении, которое в дальнейшем должно быть отброшено. Сожаление о том, что делалось и сожаление о том, что сделать никогда и никому не получится - вот эмоциональный паровоз этого сборника.
      Одну из особенностей коммунизма, а именно революцию, в первых статьях книги Фра Дюпон подвергает подробному анализу, сначала определяя революцию словом "за которым ничего нет" [там же, 26]. У него психоанализ, марксизм, ленинизм, троцкизм, большевизм, постболшевистское коммунистическое движение порождают череду расколов между идеологиями "социализма в отдельно взятой стране", "перманентной революции" и фрейдовской манией "избавления цивилизации от неврозов". Все они, пишет Фра Дюпон, по итогу праксиса оказались "яркими обёртками, скрывающими под собою пустоту", и что: "Впервые в истории фетиш Борьбы подменил собою фетиш Исхода" [там же, 44,45]. Но фетиш Борьбы с его исконным требованием перманентной активности на путях к новому миру, прогрессу, благополучию, счастью, и т. д. выпал в осадок и претерпел крах.
      Активистам 19-20 веков пришли современные "постактивисты" (Ф. Дюпон, с. 47). Они встали на позиции систематического отрицания краха, тем самым пытаясь на волне этого обратного отрицания вновь придать смысл активности революционной борьбе. Фра Дюпон отрицает и эту склонность. Неужели, пишет он, людям необходимы умники, которые растолкуют им их угнетение или другие умники, которые будут подбивать их на восстание? Автор книги видит причины этого в следующем. По его убеждениям события определяют сознание, что осознание событий определяется конкретным временем и местом, что не во власти человека выбирать общество для жизни и что именно такие убеждения не способны "обойти ключевое препятствие в виде дочеловеческого и того, что не поддаётся рациональному осмыслению" [там же, с. 47]. Ибо в человеческом обществе имеется иррациональный излишек, который в действительности образует ядро, лежащее в основание всякого общества. Сразу отмечу своё несогласие с утверждением, что не в силах человека выбирать общество для жизни. Как показывает современная практика, человек запросто может выбрать себе (как товар на полке в магазине) общество для жизни.
      Фра Дюпон фиксирует разлад между мышлением о реальности и реальностью как таковой, из чего возникает главный тупик, в котором нет ответов ни на вопрос "о том, почему осознание революционных возможностей не пробуждается у других, ни на вопрос о роли тех, кто уже обладает таким сознанием" [там же, 48]. С другой стороны, революция так же не поддаётся рационализации в связи с тем, что те кто имеет представление о революции не в силах её совершить, в то время как тем, кто владеет материальными средствами для её претворения в жизнь, революция идейно чужда (с. 48). Такой тупик, по мысли Фра Дюпона, может быть разрешен по случаю вмешательства в него сверхъестественных сил. Ему они представляются Организацией. Она должна заняться реализацией первого этапа социальной революции, который должен быть предтечей всех остальных её этапов. Такой реализацией может быть только, правильно понимающая проблему дочеловеческого, организация, которая является не в рациональных научных законах, а в практике человеческих ритуалов. "Любая человеческая организация выстроена вокруг ритуализированных практик, простирающихся за пределы заявленных целей данной организации..." [там же, 51].
      Дочеловеческое Фра Дюпон не увязывает ни с природою, ни с примитивным бытием. Оно - продукт коллектива. Дочеловеческим обозначается процесс "накопления субъективности даже за могильной чертой" (с. 52). Потому что индивиды знают о том, что смерть попрана и подчинена им и что они конкретно уверены в том, что они передадут потомкам, ибо у них имеется "ритуализированная структура, в рамках которой могут осуществляться транзакции между мёртвыми и живыми" [там же]. Поэтому смерть - это победа рода над индивидом, а социальная организация нивелирует смерть через сохранение памяти предков.
      Восстание невозможно по трем основаниям:
      (1) Капитализм - это мир вообще. "Сейчас (хотя, наверное, так было всегда) едва ли возможно сознательно отвергать ценности, навязываемые капиталистической организацией, поскольку уже само сознание является продуктом капиталистического ценообразования: отказ принимать капитал - это в буквальном смысле отказ принимать реальность" [там же 54].
      (2) "Мир слишком разнообразен, чтобы ему можно было навязать формы управления, прокламации или институции, идея которых исходит из одного-единственного источника" (с. 54).
      (3) Невозможность Авторизации. Проблема её заключается в том, что бунтарские способности сталкиваются с (а) проблемой отсутствия преемственности, они становятся бесперспективными и (б) отсутствием легитимности их действий, откуда происходит "неспособность обеспечить связь с предками, погребенными под очагом". Когда человеческие общества погружены в прошлое, они однозначно формируют для самих себя невозможность авторизации, которая "неизбежно влечет за собою отсутствие авторитета" (с. 55).
      Преодоление этих тупиков, по Фра Дюпону, возможно тогда, когда новые коммунистические организации выйдут из капиталистической парадигмы тотальной активности, где их эволюция "будет протекать согласно логике базового дочеловеческого механизма". В этом механизме существуют человеческие существа, которые глубже всего ощущают своё отчуждение от мира. В пример он приводит коммунистическую субъектность братств, общин, самых ранних рабочих профсоюзов и рыцарских орденов. Иными словами тех организаций, в "основу которых были положены ритуалы, восходящие к принципам горизонтально ориентированной лояльности, взаимопомощи и товарищества" [там же, 56].
      Смысл и Паттерн:
      Паттерн и Смысл у Фра Дюпона взаимно исключают друг друга. Первый воспроизводится в отсутствие второго, и наоборот. "Мы воспроизводим паттерны в мире, который обнаруживаем внутри себя, дабы мы могли затем распознать эти формы и познать через них себя" [там же, 62]. Воспроизведение паттернов предполагает некоторое внешнее пространство, посредством которого мы углубляемся в сопричастность миру. Это внешнее пространство он называет территорией отсутствия смысла, потому что мы здесь только лишь меняем (реализуем) одни паттерны на другие. "Мир паттерна - это сплошные вехи в отсутствие референта" [там же, 63].
      Смысл напротив возникает не сплошной слитностью, сопричастностью, а разобщенностью. Когда нам отказывают в территории воспроизведения паттернов, тогда мы начинаем воспроизводить смысл. "Смысл соотносится только с запретными территориями и недозволенными паттернами. Мы производим смысл в качестве компенсации за исключённость" [там же, 63].
      Механика смысла заключается в коммуникации паттернов со смыслами. Смыслы, по сути, это производство паттерна наоборот, не из себя в территорию мира, а из территории мира в себя. Именно поэтому смысл - это "субъективное воспроизведение исчезающей территории - идеала сознания".
      Смысл работает с утраченными объектами, а паттерн с найденными. Утраченные объекты изгоняются из территории смысла, потому что объекты и существуют для того, чтобы быть изгнанными. Паттерн же случаен, преходящ, быстротечен. Найденные объекты в пространстве паттерна не обязательно должны являться данностью, ибо они избыточны, они предполагают для себя еще кое-что.
      "Силуэт колокольни в лучах заката - это насыщенный смыслом утраченный объект, остаток, наглядно демонстрирующий неспособность совладать с фиаско. Всё это - запись. Лёгкий ветер, колышущий ячменное поле, - это паттерн, найденный объект, который уже был найден. Всё это - фальшивка. Лишь то, что было найдено, в силу своей завершенности может быть окончательно стёрто. Прежде чем мы сможем что-то найти, где-то уже должны быть найденные объекты. Где-то уже должны быть утраченные объекты, прежде чем мы сможем что-то потерять. В этом основа всякой возможности, всякой потенциальности, всякого воспроизведения" [там же, 65].
      Сущность переплетения объектов паттерна и смысла в конечном итоге призвана повторить марксистскую догму о том, что "христианство" было до появления Христианства, "капитализм" существовал до Капитализма и "коммунизм" соответственно должен предшествовать Коммунизму. Но мы продолжаем настаивать на том, что коммунизма в истории еще никогда не бывало. А что же было, когда коммунизм был? Всё ли дело только в современных организациях, партиях, союзах, которые, по сути, являются субститутами прошлых сект, колоний, общин, братств или орденов? Кажется нет. Суть дела идёт о родовой сущности - сущности коммунистической. "Итак, сущность поддаётся осмыслению только как "родовое понятие", как внутренняя, бессловесная всеобщность, естественным образом объединяющая множество людей" [Ф. Дюпон, там же, 100].
       Объединяющая, по Дюпону, не коммунистической доктриной, а капитализмом, который переориентировал всеобщность во всеобщность Стоимости. В нереальном мире существуют вещи, реальность которых заключена в стоимости. Стоимость не порождена производством/воспроизводством, а само производство порождено Стоимостью. Производство создаёт и мир, поэтому произведенный мир является миром нереальным, фикцией. В его производстве есть план, который узурпировал капитализм. Но еще производство не только то что, как полагает Фра Дюпон, "поддерживает мир и дарует ему жизнь [в] качестве своего продукта" [там же, 102], но еще и разрушение (изведение) вещей. Производство продуктов - это про то, как изводить одни вещи, для того чтобы сделать другие. Произведенная вещь включает в себя массу изведенных вещей. Производственное предприятие - это предприятие напичканное станками, которые режут, фрезеруют, гнут, сверлят, точат производственное сырьё. "Мы исходим не из идеи о человеческой доброте, а из склонности людей творить зло" [там же, 264]. Именно поэтому произведенные вещи имеют второстепенное значение, а не потому, что они производятся для придания им стоимости - ради их оценки.
      Люди в капитализме также имеют стоимость. Не ценность, а стоимость. Капиталистический мир специально соткан из двойных стандартов. Так, любой субъект оскорбится, когда ему озвучат его стоимость. Но он оскорбится не потому, что ему придали стоимости, а потому, что стоимость эта оказалась слишком низкой. Но стоимость людей, как показывает Ф. Дюпон, необходима самому капиталу, для того чтобы рационально и чисто математически распределять блага, полностью удовлетворяющие потребности человека. Стоимость потребностей и потребность стоимости в капитале (и в коммунистическом обществе тоже) взаимно компенсируют друг друга в "факторе полезности" (Ф. Дюпон).
      "Коммунистическое общество, вытесняющее человеческие потребности с периферии общества в его центр, достигается, таким образом, через замещение капиталистического распределения, через принудительную реализацию коммунистического распределения существующих технологий" [там же, 105].
      Нужно отметить, что путей преодоления капиталистического характера мира в мире настоящим средствами этого же самого мира нет. По Фра Дюпону стоимость, производство, революция, коммунистические отношения и прочее в этом мире невозможны. С таким списком неразрешимых проблем он приходит к нигилистическому коммунизму.
       Тезисы нигилистического коммунизма:
      1. Деструктивные, злые характеры людей есть то, что не поддаётся искоренению никакими теориями, учениями, общественными отношениями. Люди, обладающие родовой сущностью, оказываются индивидуально избыточными в своём зле, что не может быть преодолено традиционным коммунизмом.
      
      2. Нигилистический коммунизм не придерживается модели линейной причинности (с. 219). Прогресс, реформация, моральное самоочищение, эволюция невозможны по той простой причине, что никто и ничто не в состояние вырваться за пределы этого мира, который тотально погружен во зло. "Никакие индивиды, группы или классы, выражая протест окружающему миру словом или действием, не могут быть полностью уверенными в том, что при этом они не воспроизводят ценности этого же мира в ином регистре" [там же].
      
      3. Нигилистический коммунизм полагает, что подлинная революция наступит, когда в первой фазе - фазе труда, - производство как таковое "погрузится в кому", войдёт в состояние коллапса. Во второй фазе весь человеческий род осуществит "родовое восстание", которое не позволит производству восстановиться вновь в этом мире.
      
      4. Нигилистический коммунизм отрицает идентарную политику навязывания идентичности. Из чего следует отсутствие необходимости борьбы за равноправие или сражаться с сексизмом, расизмом или фашизмом. За антисексизмом или антирасизмом стоят одни и те же бенефициары тотальных капиталистических отношений. Поэтому идентифицировать себя относительно любого идентификатора (род, нация, класс, союз, партия) означает автоматическое участие в процессе капиталистического производства идентичностей. "На практике это означало бы, что любая отдельно взятая идентичность готова мириться со своей принадлежностью к универсальному классу, который включает в себя множество и иных обособленных идентичностей, продающих, однако, тот же самый абстрактный товар" [там же, 226].
      
      5. Нигилистический коммунизм как носитель ультралевой идеологии не способен противостоять чему бы то ни было. Он не ввязывается в морально-нравственные крестовые походы и даже выступает против антифашизма, полагая, что всё в этом мире, так или иначе, является и фашизмом и антифашизмом. Ф. Дюпон перечисляет антифашистские акции, которые он считает не отличимыми от фашизма. Русские Донбасса, воюющие с Украиной, это антифашисты; массовые изнасилования немецких женщин в 1945 году, ковровые бомбардировки Дрездена, атомные бомбардировки Японии - все это он считает антифашистским и задается вопросами, что в этом мире не является антифашизмом и каковы причины того, что антифашизм превращается в инструмент насаждения фашизма? Это, на мой взгляд, весьма дискуссионные утверждения, навеянные автору его неосведомленностью или простодушной ангажированностью темой антиактивизма. Русские на Донбассе сражаются в первую очередь за свою свободу, за свободу своих семей и за того парня, кто сражается рядом с ним, а уже во вторую очередь с фашизмом коллективного запада. Остальные два случая в виду их тривиальности не стоят комментариев.
      
      6. Нигилистический коммунизм против всякого активизма по той простой причине, что активизм - это привязанность к "плохим" объектам, с которыми активист вступает в отношения. Проблема активизма, по Ф. Дюпону, состоит в том, что активизм не критикует, не отрицает "хорошие" объекты. Русский нигилизм, по мнению Ф. Дюпона, это активность против всяких привязанностей. Я бы сказал, что русский нигилизм - это пути освобождения от привязанностей к окружающему миру, - неважно причем хорошие эти привязанности или плохие. Насколько деактивизм нигилистического коммунизма соответствует, например, пацифизму я здесь рассматривать не берусь. В любом случае Фра Дюпон возвращается к дилемме русских нигилистов (как он её понимает): "что означало бы освободиться от привязанности к объектам, доступным только взгляду верующего?" [там же, 238].
      
      7. Нигилистический коммунизм отрицает ленинизм. Фра Дюпон в интерпретации ленинизма использует избыточный в данном случае психоанализ личностей ленинистов и нигде не упоминает борьбу Ленина с великорусским шовинизмом, которая и составляет сущность ленинизма. А ведь именно ленинизм уничтожил тотальное производство в России. И далее все силы бросил на то, чтоб не допустить возвращения этого самого производства. В России ленинизм сделал то, о чем проповедовал Фра Дюпон (см. 3 тезис). Но Дюпон об этом не мог знать, поскольку не представлял себе практического воплощения ленинизма в России, включая его грандиозное крушение. Отождествлять ленинизм с фашизмом, как это делает Фра Дюпон, и вовсе кажется абсурдной затеей, поскольку фашизм очищает от вещей другие (чужие) территории, для того чтобы заполнить их своими родовыми вещами-фашистами. Ленинизм в борьбе с великорусским шовинизмом шёл в противоположном направлении - он расчищал свою собственную территорию. В этом смысле ленинизм, отличаясь от фашизма, все же является "полезным идиотом" последнего, потому что доселе действует как бешеная метелка, которая очищает территорию России от производства. Также он продолжает организовывать политику не допущения возвращения этого самого производства. Поэтому Фра Дюпон верно подмечает в ленинизме буржуазную сущность, свойственную капитализму в самой его недоразвитой и убогой стадии.
      
      Ленинизм добился успехов в разрушение тотального производства, довел деструктивный характер (Беньямин) политики до апофеоза. Но на этом дело его остановилось. Нового производства не было построено. И нет в России массового производства вещей и до сих пор. В СССР вроде бы производилось всё. Однако всё это не было всем, поэтому возник дефицит. Качество массовых вещей было, мягко говоря, низким, формы отвратными, а в практическом смысле советские вещи были решительно неупотребительными. Советское производство - это немощь русского человека в производстве массовых (что еще важнее востребованных и полезных) вещей. Он и до сих пор не умеет их производить. Гений, подковавший блоху, потому гений, что никто не видит результата его работы. Это все равно, что производить двигатели для космических ракет и запускать их в космос, там и оставляя. Они нужны только этой ракете и более никому. Ленинцы в Союзе если и производили что-нибудь, то только для людей несущественное. Совок - потому что производство бесполезных вещей, вещей для мусорного совка. А само по себе производство ленинцы подменили строительством. У Ленина всё и везде строится, даже политика или мораль. Но строить это - не то же самое, что и производить.
      
      Политику коллективного западного фашизма именно следует называть фашизмом вещей. С конца 90-х годов западный фашизм вещей нанес сильнейший удар по России. Он вслед за ленинизмом уничтожил сами российские возможности производства вещей. Все чужеродные вещи в России - это фашисты, оккупанты, закабаляющие и угнетающие территории России. Отвечая на вопрос Ф. Достоевского, можно сказать, что "золотой век [и в самом деле] существует лишь на одних фарфоровых чашках", потому что войны производятся - везде и всегда, - за рынки сбыта.
      
      Фашиствующие вещи - это не только вещи из фашистской локации, а вообще чужеродные для территории вещи, функция которых состоит в тотальном заполнении/наполнении пространств территории. Дело не в том, что вещи чужеродны, а в том, что их масса. Эта масса затмевает собою саму необходимость и даже возможность производства "родовых" вещей. Россия сегодня оккупирована чужеродными вещами, и поэтому в ней отсутствует производство. Но это еще не самая основная проблема "мёртвого" производства.
      
      Во-первых, фашизм вещей как экспансия их в другие территории по определению есть результат вытеснения (перепроизводство в родовой территории). Это вытесненное перепроизводство несет на себе отпечаток этого самого лишения; они - экономические изгои, никому ненужные продукты никому ненужного производства. Вещи-фашисты, следовательно, должны быть куда-то насильно имплицированы.
      
      Во-вторых, фашизмом вещей не завершается сам по себе фашизм; напротив, он распространяется по территории. Его проявления перманентно выражаются в инфляции, вывозе капитала, коррупции, коммерческом подкупе, предательстве и прочем подобном. Обыкновенный ум не видит фашизма в вещах, потому что он воспринимает лишь частные вещи, а дурная голова, импортирующая чужеродные вещи-фашисты, и того хуже - видит в вещах-фашистах конкретную пользу для своего кармана. И те и другие видят в вещах лишь утилитарную сущность, абсолютно не понимая, что вещи в современном мире - это инструменты капиталистического угнетения народных масс, они [вещи] - средства эксплуатации и программирования людей на уровне регулирования возможностей удовлетворения потребностей, откуда выглядывают уши тотальной Стоимости.
      
      В-третьих, проблема заключается (в чем я солидарен с Фра Дюпоном) в необходимости преодоления ленинизма. Я бы даже сказал его искоренения, особенно в России, начиная демонтажем мавзолея и перезахоронением праха Ленина в Ульяновской губернии. Само преодоление ленинизма следует отождествлять с воскрешением (возвращением) производства массовых вещей.
      
      Но возвращению производства, на самом деле, не достаёт известного аристократического духа, который только и способен формировать подлинное субсистенциальное суждение.
      
      Современное производство в России напрочь лишено аристократического духа. Оно продолжает пагубную консервационную политику Советов по недопущению возвращения аристократического духа в производство вещей. Без этого возвращения производство вещей невозможно. Оно так и останется модульной сборкой, переклейкой этикеток или добычей полезных и бесполезных ископаемых. Только аристократический дух способен производить массовые вещи высочайшего качества. Производить, например, эксклюзивные вещи не означает их производство. Пошить эксклюзивную сумку - это означает изготовить вещь малого спроса. Шить массу эксклюзивных сумок на постоянной основе - это означает производить вещи, противостоящие фашизму вещей.
      
      8. Нигилистический коммунизм не является носителем пролетарского сознания. Фра Дюпон вводит понятие "критически значимого пролетариата", который только и способен ввергнуть в ступор производство, потому что производство держится на критически значимом рабочем меньшинстве, а не на пролетарском большинстве. Сам же современный пролетариат en masse выступает на стороне буржуазии. Он поддерживает активизмом капиталистическое воспроизводство. Такой пролетариат более значим для капитала, чем для коммунизма. Следовательно, критически значимый пролетариат остается в автономном меньшинстве, но таком меньшинстве, которое критически значимо как для производства, так и для коммунизма.
      
      Я бы не сказал, что эта книга говорит о чем-то новом. Вопрос, действительно ли активизм по природе своей является капиталистическим или онтологически принадлежит родовой сущности человека, Фра Дюпоном не раскрыт. В таком виде антиактивизм повторяет обломовские или пацифистские мотивы. Мизерные различия в подходах здесь не могу служить серьезным основанием различия. С другой стороны, в настоящее время весьма уместно нигилистическое отношение к коммунизму ленинского толка по причине невозможности такому коммунизму даже теоретически служить основанием будущего Коммунизма.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ручко Сергей Викторович (delaluna71@mail.ru)
  • Обновлено: 28/07/2024. 29k. Статистика.
  • Статья: Литкритика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.